|
|
||
Ма-Ра-Ак!
Дневальный Лохман рукояткой штык-ножа почесал меня по лопатке (рыже-буроволосый и ширококобчиковый карачаевец из Черкесска, - паря любил жесткие жесты), а потом с гонором "вау" негромко заявил:
"Восставай, Олли, менты за тобой прикатили!"
Раскатав веки, я выкатил яблоки из мрака. Поскорей добыл огонёк с помощью выпирающего из котлов маленького бугорка, вдавив в них бугорок, как индийская доярка, обожравшись орехов бетеля, вжимает в брюхо коровы чучук, что на её языке значит сосок. Часы выдали:
"Полночь!"
"Это мужской пол или мужской пол - день?" - тут же отрефлектировал мой ум, без устали намагничивающий ассоциации.
Ма-Ра-Ак - за полные последние сутки я проспал неполные полчаса - двадцать восемь звёздных минут!
Трое сержантов ночного патруля в красно-перо-голубко-серых фуражках смотрели на меня довольно строго. Да и не только на меня, во многих они, как доги, метали злобные взгляды. Может ли кто-то быть строже вооруженных стражей порядка, имеющих власть сажать преступников в острог и сжирать их там психологически? Покручивая подошвами, как отвёртками, затаптывать их сапогами зоологически? Вероятно, громовержец Индра, держащий в одной из своих конечностей, полных потенции шуйц или десниц, раскалённый, зигзаговидный топор, зажигающий леса и режущий горы.
Тем не менее, на вещественное доказательство преступления милиция не могла смотреть строго. Оно лежало на полу живой игрушкой, что дышала безопасно бескостной и оживляюще нежной, притягательно объёмистой и идеально полукруглой, непреодолимо магнетизирующей и неторопливо пружинящей, двугрудной клеткой. Шаросочлененной, как буленции в сайке.
Обследовать вещдок без врача-оперативникаё чтобы установить, имело ли место незаконное вторжение в частную собственность, никто не смел.
Сороколетний старший сержант с очами, почти как у копчика, смотрел на него с состраданием. Казалось аж, что в паре его, как курица, белых, овальных глазниц что-то нарастало, набухало и готовилось вытечь. Словно АШ два О из парочки плодородных линз Индры, тоном похожих на крашеные в Балтийское море, пасхальные сопровождения. Они, как Арес, громыхают на весь Петроград, постукивая одно о другое, будто в праздничном экстазе один ангел кричит другому: "Воистину воскрес!"
Мне стало страшно за старшего сержанта, за его достоинство бывалого красного служаря и пахаря улиц, дворов и вокзалов, чесальщика алчных шинкарок и злачных ночных заведений. Но сейчас он был просто отцом и сочувствующим гомосапиенсом без пенса похоти в кармане кальсон.
Пара же тридцатилетних младших сержантов в сизо-синей униформе зыркала на заметно вздыхающее и подрагивающее доказательство с нескрываемым воздыханием. Оно, а дальше мы точно выфигурим пол, как женский, лежало в бывшем цветастом платьице. Сегодня ситцевое отжило свой век и было не в состоянии скрывать образовавшимися из него лохмотьями увлекательную, лучистую фигуру. Её ноги были симметрично экспозированы в конфигурации созвездия Кассиопеи.
Потея, старый батальонный пестун, старлей Стерлинг, тоже вонзал и вонзал в неё свой не младенческий взор, время от времени отводя его в сторону, чтобы продемонстрировать этим стыдливость. Ему, как и другим, был виден белый кожаный куполок с левой стороны с тёмно-лиловой чакрочкой наверху. Правый же был накрыт новорожденным лоскутом, надёжно пряча чучук. А что таилось под лохмотком, имевшим форму ивового листка и притаившимся в межляжье, старлей не знал.
Тем не менее, в самую эту минуту не стерпевший лингам Стерлинга, один из четырёх человеческих змеев, видоизменяющий, как изменник и бороздящий, как плуг, целинную равнину гладкой поверхности алюминиево-трясиновых офицерских галифе, флюгером указывал на то, что старлей безошибочно предполагал, что могло зашкериваться под этим тонким и узким лоскуточком.
А доподлинно точно это было известно Кебабу из Гуляба, таджику из нашей роты, пользующемуся у женщин успехом из-за своего длинного комплиментарного языка и не менее длинного опыта общения с ними. Сегодня он дежурил на контрольно-пропускном пункте, где проявлялась описываемая сцена, переводимая прямо сейчас с киноплёнки тонкого мира на экран выпуклых и разноцветных химических форм, звуков, запахов, вкусов и касаний в пространстве событий. Из неведомой скважины Кебаб выбурил меловый клонофит, который растворял в нефтяном чифире. Потом полученным зельем он с друганами угощал вахтуюших в части, бодрых офицеров и прапорщиков. Когда те засыпали, женщина, изображавшая сегодня на КПП букву М, чьё основание было в муладхара чакре, одна или с подругой входила ночью в батальон, и солдаты прятали её в оркестровой комнате или сварочной мастерской. Иногда - в холодильном цехе, под крюками с четвероногими жмурами, на тушах, бросив поверх бушлаты. А не так давно Кебаб рассказал о том,что они врубили красный торч на складе боеприпасов. Они решились запить "Радедорм" разбавленным "Шипром", и через полчаса гостьи стали кричать:
"Мы бомбы со змейками-зарядиками в невероятно тонких талиях! Это всё ваши психохоботы и парфюмерия. Летели, парили и пикировали взорвать ваш батальон!"
Кебаб с гагаузом Валентином из Кишинёва, болгарином Василием из Одессы, русским Шоломом из Биробиджана во главе с сержантом Наумовым из Чайковского уморились от смеха. А потом развили юмор в пространстве, заданном острошутками:
"Бомбам следует находиться на оружейном складе!"
Далее гостий повели туда угощать. Вторая человеческая змея, бескостная, как весь их вид, хитро затарившая себя в наше костистое тело и прячущаяся в личине людей, захватывала хищной губасто-зубастой пастью хлеб, консервы, масло, чай, шоколад и вафли. А вот колбасы и яиц, как писанул бы с завитушкой каждый второй попсовый автор, точно не было. На них в то время был закрученный дефицит. Во время перестройки дефициты, образоменяясь и конкурируя, кем-то наворачиваясь, разворачиваясь и наспираливаясь в математических прогрессиях, являлись и проваливали, как добыча для длинной пищеводной анаконды *, захватываемая оральным О и выталкиваемая после сильной трансформации анальным О.
Показав на меня, старший сержант милиции обратился к Стерлингу:
"Фунт Алтынович! Мы его хотим забрать. Прямо на-у!"
Толи в британском значении "прямо сейчас", поскольку фамилия дежбата была Стерлинг (о чём старсерж знал, как мне прямолинейно и верно подсказывала распространённая Дойлем дедукция, развитая его читателями), толи в полуаббревиатурном смысле "прямо на убежавшего".
Старлей с пасмурными, дымчато-голубыми, туманно-альбионными глазами хлопнул:
"Ухсё! Ухватит тут рыть экскаваторами! Не нагхлазелись яшо? Шо, бразды, не видели, у кого в руках зажаты?"
Казалось, старый пестун всем сейчас вставит пистон!
"Не гхлядь же! - почти проревел он мне. - Быстро готовься, и с ними, Ушаков! Хиба тебе не пора собраться и пойти по следу этой чёрной бороды?"
"Синего Бороды, если Вы имеете ввиду герцога".
"Да хоть гхолубого, его мать уж каким вылепила!"
Хорошо, что разболтавшийся под чифирем с овсяным печеньем Стерлинг, маленький синий платочек не назвал черным и кучерявым, выдав великую отечественную, военную тайну.
Я взял спущенный флаг, представавший бело-алой палкой в углу КПП и, раскрутив багрец, накрыл им женщину. Склонившись над пушистым, экскьюз, пышным телом, я ощутил запашок газков. Толи пивных, толи винных, - каких-то спиртов. Во время склонения мои загребущие серо-бульдозерные ковши не заметили на её теле ни ссадин, ни юшки. Молодая, с прилившейся кровью, полная здоровья и вызывающая желание, если на нее пристально смотреть, кожа.
Стерлинг моё самовольство со знаменем стерпел, хотя готов был скоропалительно, стремительно, экстремально взорваться. Стереотипно решил, что он не бомба, но офицер, а флагом защитников родины можно и женщину от алчных и нестерильных взглядов прикрыть. Коралловую марсовою звезду можно использовать для защиты. А глупее брать для защиты крест с серпом и молотом. То бишь, если в лупу, то залучится четырёхлучье и получится косая крестовина: полумесяц, прикреплённый ручкой к земле и перекрещённый с прямым крестом, на котором кастрирован верхний крёстный конец, символизирующий путь наверх. Место конца в цивилизации, похоже, пытается занять крёстный отец. Эти символы из древних традиций были ДЕМОНтажированы рабоче-крестьянским, модернистским и постмодернистским символизмом. Демонтаж в культуре - это саботаж, который игнорирует, саботирует первоначальный смысл древних традиций, видя их не в целости, а только в разобранном виде, как на складских полках, усматривая, по большей части, их нижние части - материалистические детапи. Как мёртводушный Плюшкин, он оставляет их для использования на складе, не выбрасывая на помойку.
А ещё рабоче-крестьянская косо-крестовина символизирует союз казацкой сабли с рыцарским мечом, а также соединение женского и мужского начала - чаши со столбиком. Широкий, давно обозначенный для всех смысл, - объединение и главенство серпа и молота, то есть, каст рабочих и крестьян. На касту военных указывает алый цвет бога войны Ареса, а брахманских книг или других символов там нет, поскольку большевики, унижая интеллигенцию, пытались сделать из неё, прослойку между классами, искоренив, похоронив её как касту.
Через десять минут я вернулся на КПП с парой верных корешей: Калашом и Минором. И первым, что втекло в озёра моих ушей от ожидавшей меня группы, было не лишённое страсти повеление группы зрителей:
"Дай же ему!"
Собравшиеся показывали на предмет металлического цвета. И что они предлагали моему младшему другу Минору! Из присутствующих он был талантливей всех в деле решения проблемы, а они так его оскорбляли!
Помяни меня, Минор, пусть ты умер, минимум, пару десятков лет назад. Помни, что я тогда не пошёл у них на поводу и не позволил им так низко тебя оскорбить! Но, нечего спорить, попытка была. Против приказа не попрёшь, и я был вынужден оскорбить твой чуткий нос. В этом векторе движения я пошёл у них на поводу, однако, твоё чувство касания, более эротическое, чем обоняние, я всё же спас..
Но ведь и ты ходил у меня, Олега Ушакова, на поводу и не всегда хотел по моему приказу оскорблять, матерясь лаем и рвать горла. Но ты подчинялся! Я служил Ю, Ю служил Орде, Орда служит Щас, и так далее. Но в тот раз я врезал тебе по носу и спас от полного оскорбления. Вспомни обо мне в не выпуклом, загробном мире или там, где ты сегодня воплощён: в теле дегустатора какао "коломбо" или огромного слона с длинным, вместительным транком. Не забудь, Минор, что тогда я не дал тебе стать извращенцем! Попроси за меня тамошних тузов или предков и асов, приглядывающих за нравственностью, могущих опускать за её минутную потерю на землю из рая даже таких богинь, как Ганга и её кавалера - тоже бога. Куда же спускают за это людей с земли? Долговечно знаменитый Данте Алигьери что-то об этом сообщил в самой комической из существующих комедий.
Уж, не знаю, как называлась "тиражировавшая" эту совковскую эксклюзию фирма (сейчас на эти буржуазные детали люди зачем-то стали вовсю безрассудно транжирить внимание), но в начале восьмидесятых годов в основном все мужики в ЭсЭсе - Советском Союзе, носили под брюками другой ЭсЭс - семейный свинец. Обратившаяся за защитой на КПП женщина во время нервной схватки в стланике сунула этот мягкий предмет не французского туалета в чертополох или козлячий ползун, чтобы он с пользой послужил ей в будущем. Она принесла "металл для аккумулятора" с собой, словно улитку, в раковине которой спрятано доказательство вины, когда пришла на КПП, в ста метрах от которого на пустыре осуществилась совокупность женского и мужского начал. Она откровенно сказала, что он изнасиловал не только первую её змею - малиновую нагайну, обитающую в талии, но и вторую - багровую анаконду, извивающуюся от рта до заднего междууножья...
Этот вещдок, пахнущий сутью скрывшегося мужчины, был единственным внешним, что осталось у неё от этого Кубаря. Свинец был влажным, липким и омерзительным на вид, аксиологически вызывающим чувство низменного, но, к счастью, не было никакой необходимости касаться его руками. Но Минор! Он стоял ниже меня по служебному положению и ниже размещался в табели живых существ даже по неправильному Дарвину. Он должен был воткнуть свой эксклюзивный орган в этот свинец и задать программу своему шлему. И когда он наклонился к этим использованным семейникам, нюхнул и собрался уже закутать в них свой нос, я врезал ему по морде заглаженным кирзачом! Он взвизгнул и больше от психической боли, чем от физической (хозяин бьёт!), а потом сердито рыканул.
Стерлинг, три патрульных, Кебаб и даже женщина недовольно посмотрели на меня, как взирают овчарки, если у них прямо из-под пасти вытащить из миски кирпичную сосиску. Тут я, пожалуй, перегнул бамбучинку. Большие и злые собаки в таком случае кусают за руки и, бывает даже так, что в качестве компенсации, чтобы удержать баланс хорошего настроения и погасить свой гнев, взамен отобранных сарделек жуют пальцы хозяина. А эти люди стерпели и не стали бить меня по рукам и ноге, которой я пнул чёрновласую морду, почти как входящий в Совке в моду героический образ, плодящий Ли Брюса и первых советских каратеков. Я полагаю сейчас, чуточку поумнев, когда перевалило за пятьдесят и съдено столько купленного времени, - жутковато им было тогда пойти на меня, когда рядом два друга: укороченный калаш кинолога и гневный, зубастый, когтистый, верный только мне, Минор. А у них только наганы. Вот я и смог лишить их грязного удовольствия. Так они и не увидели, как лезет мордой в недостойный предмет солдат Минор, тонко разбирающийся в запахах, как Моцарт Амадей - в звуках. Воин-нюхач, не какой-нибудь солдатский корм типа свиньи со свинарника по соседству с нашим питомником, где, к слову косвенной темы рассказа, управлял Лука - растоман из Ставрополя, срезавший в Невинномысском районе пласты гашиша с остановивших работу, вертящихся комбайновых ножей.
"Ты почему не сделал?" - стращая, зарычал Стерлинг поужасней Минора. Вот же, стервец!
"Этого хватит, ты-варишь старший лети-в-нант! Умный бёс и так поймёт!"
Его руки подались вперёд и, осуществляя шлагбаумные операции, принялись стирать моё решение:
"Возьми их и су-унь яму-у в но-ос!"
Ух, стервятник, падальщик чувств, питающих духов разложения! Аира, аира ему побольше, как в консервы, чтобы чувства не загнивали, - всыпать в него силой полную пачку!
"Этого хватит!"
"Фунт Алтыныч! Инструктор свою работу знает, мы с ним уже имели дело", - сказал старший сержант милиции, имя которого, если верить моей старой подруге-битнице (иногда изменчивой и лгущей, но не из корыстных мотивов), было Старшинов Серж. Может он был с одного родового дерева с хоккеистами Старшиновыми из первой российской ледовой дружины?
Минор тем временем начал концентрировать обоняние, и вот появилось знакомое ощущение, что он улавливает след.
В первое время службы на питомнике близ Ишима я не верил, что моя собака способна брать след и разыскивать нарушителя. Или же полагал, мол, она способна на это, но с другим кинологом. Однако время выявило, что фома ошибался. Она могла, и с другим, и со мной, и практика решила эту задачу. Я научился почти всегда верно подглядывать эту интимную чувственную сцепку проникновенного носа с тонкой, как струнка, струйкой запаха, парящего от трусов, зубов, потерянных в драке, или других вещдоков.
"Фу!" - крикнул Фунт Минору, пофыркивающему пастным О и пофукивающему хвостовым О, и схватил правой рукой грязные "семенники". Заорав: "След!", я дёрнул смелого, чёрношёрстного арийского пса к двери, и он с ними так и не соприкоснулся. За выходом я сменил короткий поводок на длинный, и, смотав, положил его в сумку кинолога. Мы рванули на сопку.
Овчарка потянула меня и пару младших сержантов милиции от батальона внутренних войск в гору. Мы вбегали в кварталы частных домов Петропавлоска, растянутые между ландышевым, оживляющим горожан драмтеатром и сиреневым, неядовитым питоном Ишима, за которым раскидывался самый блатной в городе район - посёлок Заречный с нашей третьей ротой, третьей колонией (усилком) и СИЗО. Наполовину взобравшись на возвышенность по неширокой бетонке, петляющей меж частных домов вдоль столбов с проводами, я услышал крик: "Инструктор, стой!"
Увидев через несколько минут отстававших, запыхавшихся сержантов, я стал ждать, пока они отдышатся, а охотник на человека со вздыбленным от рыцарского экстаза мехом, с задорным, хриплым, смелым, мушкетёрским собачьим смехом, рвался вперёд.
Возбуждение Минора я мог удерживать только поводком. Чёрный бес крутился на месте, натягивая его, как струну, и качнувшаяся ветром ветка, вдруг выпрыгнула из палисадника на дорогу, как змея стрелка или самка пантеры весной и зацепила натянувшийся и довольно длинный повод. От их контакта родился удивительного тембра звук, жаль, что не было усилителя, чтобы его мог услышать весь квартал. Пёс повторно подбегал ко мне и опять натягивал струну, отскакивая на максимальную дистанцию. И снова невидимый шалун, качавший костлявую пантеру, извлекал из поводка редкий тембр.Опять Минор разгружал его нитежжение, возвращаясь ко мне.
Сержанты отскочили от меня на безопасную дистанцию. Нет, от Минора. Наверное, однако же, от Минора, играющего в паре с ритмичной, ветреной и веткостной пантерой, выскакивающей из цветочного садика, как беззаботная розка из щелочки между двух заборин.
"Не рви так быстро!" - попросил меня один милиционер, когда его дыхание восстановилось, и лёгкие, сформировав в уме идею, надули слова, как насосом - сдутые колёса "Феррари". Затем вывели языковую конструкцию в стереообъеме на звуковые дорожки. Мои лёгкие тоже, вылепив фразу, словно стеклодув - вазу, выставили на верхний (голосовой) уровень дыхания идею, чья скорость превосходила "Феррари".
"Бегите вы быстрей! Пёс ещё след потеряет, а насила успеет свалить!"
"Песище, песище! Просто втроём проводить задержание надёжнее!" - аргументировал один из членов пикета.
"Да, риска меньше!" - внёс в топику свою информативную толику другой.
"Да вы чо, мужики! Минор-то какой злой, цепкий! А калаш с боевыми? Рыпнется, короткую запулю вверх, и он у меня поползёт уж...ом!"
"Ну, хорошо. Но не вали! Задержи. А мы ему потом ввалим в КПЗ по полной, чтоб джульет на спинку не валил!" - отпустили они меня.
"Знали бы вы эту жюстину, как с её первой нагайной -был знаком первый питончик полроты солдат!" - нахмурил я ум, устремившись за возбуждённым кобелём. Мы с ним принадлежали к другой половине первой роты, убеждённой, что детородные органы даны нам природно родителями, а не барахолкой многополярной сексуальной культуры второй половины двадцатого века! Двоежёнца Минора вполне устраивали суки Дельта и Лавра, приносившие породистых щенят, которых мой начальник, прапорщик Погреб, чаще всего отдавал на большие питомники в третью роту или село Володарское Кокчетавской области, в которой близ колонии-строгача дислоцировался другой батальон нашей части, где мы периодически проводили учения собаководов.
Жемчужно-золотистый козёл улыбался в окружении сапфировых подруг, хотя справедливость в том, что его рога всё же больше похожи на бычьи. Или это ухохатывалась жемчужно-золотая корова? Всё таки, различны ли полом солнце и месяц, и существуют ли между ними брачные отношения? Или у них только казённые, как у злого и доброго городовых? Или последние на работе, а передние - в спальне?
Минут через двадцать заведённый Минор, на которого нажало педаль чувство запаха, остановился под звёздами, на излучине шоссе. Затих талантливый воин с мистическими для человека способностями. Он мог чувствовать приближение людей и зверей прежде хозяина и предупреждать его об этом. Глубоко понимать запахи и идти по следу. Разить природным холодным оружием, владению которому не нужно учиться, поскольку острые клыки, зубы, когти, - часть собачьего тела, и, учась двигаться, пёс уже их применяет. Ему не надо медитировать на то, что, нож, шпага, меч срастаются с телом, как это делает фехтовальщик, и талантливый фехтовальщик достигает время от времени ощущения, когда осознаёт сращивание оружия с телом. Ещё собака отличается высоко уровневыми злостью, смелостью и решимостью сражаться до конца, очень редко достижимыми для двуногого бойца, которого чувства рационализма и благоразумия могут делать несобранным, слабым, трусливым. А главное качество собаки - её верность хозяину -
замечательно описано в книгах Джека Лондона, раскрыта в характере пса из российского фильма "Белый Бим, Чёрное Ухо". Люди же нередко не могут соблюсти свою верность, поскольку её подрывают чувства благоразумия, рационализма, эгоизма страха и слабости. И предают из выгоды. Интересно, отчего так верна собака, лишённая патриотического и религиозного воспитания, как Карбышев и Мень? Просто из любви к хозяину, обладающему добротой, красотой? Из уважения к его уму, богатству, силе, пред которыми собака преклоняется, как перед недоступными ей, прекрасными, божественными, волшебными?
Минор затих, как звуковые волны вокруг воина перед внезапной вражеской атакой, что есть предупредительное раздувание капюшона кобры Ареса. И прервал знаковую паузу лаем в сторону обочины дороги. За нею был лог, на косогоре которого виднелись силуэты нескольких деревьев и другой растительности. Светанув туда фонарём, я увидел упыря на кортах в светлой короткорукавной сорочке и джинсах-дудочках. Он пытался быть неведимкой в молоденьких кустах полыни и беспонтовой северо-казахстанской конопли, возможно, опасаясь выплаты алиментов женщине. В руках у пари был кубик рубик, и теперь-то всему миру понятно, почему этой случившейся с ним драмочке дано такое имя. Я даже не пытался в ней намекнуть на "бронзовые стрелы в небе голубом" (цитата из Александра Розенбаума), как могло бы вначале показаться какому-нибудь проникновенному, возбужденному, упёртому на своём шлему, знающему, что кубарь - это голубь.
И, как плёнка в слайдоскопе, в которой сочленены десятки кадров, содержащая череду образов, а также, как комета, даже более яро,пронеслись по моему уму воспоминания...
Алма-ата, куда я переехал летом восемьдесят первого года из Талгара. Соклассники в школе номер пять (число Ареса) в девятом микрорайоне (число девяти планет в ведической астрологии), в шестнадцатой квартире двадцать четвёртого дома которого я пять лет жил, пока Арес не призвал меня под свои знамёна в июне восемьдесят шестого. Превосходящий всех ростом, возрастом и знанием жизни Зурик, черноволосый, рослый иранец, пришедший новичком в наш девятый класс, от которого исходил лёгкий запах курева. Его выходы с группами ребят на покурки в сторону ближайших от школы дворов. Постоянно торчащая в заднике джинов Зураба газета, о которой в десятом классе я узнал нечто лихое, таинственное, хипповое, когда он развернул её на моей первой покурке. Там, оказывается, скрывалась зелёная трава, которую курят.Чуйская конопля, выстраивающая в восприятии удачливых, могущих побороть её негативное влияние (как сделал гоголевский кузнец Вакула, перевернувший чёрта и устроившийся к нему на шею, хотя вначале чёрт желал сесть на Вакулу, подмять его, свалить и подчинить), - создающая своего рода прозрачную увеличительную стену между человеком и миром, линзу, но не из грубого вещества, а из невидимого. Она подобна прозрачной тафте, даримой королевой цветов, за которой в написанной Э.Т.Амадеем Гофманом новелле "Повелитель блох" гонялось несколько мистиков. С каким растением описывается симбиоз человека, с одним из двух аленьких цветочков?* Я не уверен, что немецкий сказочник имеет в виду южно-казахстанский эксклюзив , физически выставляющий глаза немного вперёд (что ощутимо тактильно), и, может, именно в этом часть секрета чуйки, то есть, эффект изменения восприятия. Как напоминает моя подруга-битница, глазные капилляры меняют цвет под анашой на яшмовою красноту, ясную и пылающую, а индийская в основном не даёт этих двух эффектов.
Зураб, имевший для нас авторитет, проводя профилактику, страшил нас реакциями изнасилования:
"Десять минут удовольствия - десять лет в зоне на дне раком жить (как подсказывает дедукция, он подразумевал - ползать, как этот жирный морской таракан, похожий на человеческий отход). Там за изнасилование сразу опустят в касту собако-фобов. Пацаны, не берите девчонок силой, только по согласию!"
У индийцев в наше время встречается подобная мораль. В Пури один столяр Йудананд, соблазняючи, говорил, пытаясь сосватать мне, пятидесятилетнему с полупроцентным гаком (может, правда, только на ночок с целью дальнейшего шантажа и кайфа от контроля белого) двадцатилетнюю племянницу, в жизни которой уже не было цели, а ум питался одной идеей: зацепиться за мужчину, который не будет её бить и морить голодом:
"Если женщина согласна, то совокупление с ней изнасилованием не считается. И суд здесь не осудит даже за связь с чужой женой. Это как бы сфера любви трёх личностей, и общество в своей судящей инстанции не берёт ответственность за прелюбодеяние, к которому могли склонить ревность и другие любовные мотивы. А если жертва домогательств не согласна, но воинствующие охотница или насильник настаивают и применяют к объекту сексуальной охоты силу, то суд приговорит их к заключению, ибо то уже не сфера любви (в которой есть свобода), а только зона сколько-то-процентной свободы без любви, где случилось насильное вторжение в чужую частную собственность. Но, несомненно, к насильницам относятся менее строго, особенно когда их бросил муж, если только они не тантрические ведьмы, проводящие кровавые жертвоприношения мужских украшений, любящие козырять на шабашах одна перед другой гирляндами из заспиртованных".
В первом случае за преступление, выраженное в непреданности, судьёй становится либо супруг, либо, если он не наказывает, бог впоследствие. Если забудет, будет занят и не покарает, посчитав не нужным, или самовластно помилует, то - никто. Он ведь может подумать: "Поболело и прошло". Охота ли ему каждый раз брать на себя роль каралы, кораллового бога войны?
Кубарь замер, в меня перетёк его страх, который, вынужденно пропустив через чувства и быстро перемолов в порошок, я, как мусор, выбросил из ауры. Сгруппировавшись, Минор приготовился к прыжку, и нужно было только скомандовать. Чёрное О было направлено на Кубаря. Правая рука, как палач лежала на курке, а левая, как палаш, держала саблезубый поводок.
МОГУЩЕСТВО!
Так соблазнительно было забузуканить очередь в нёбо! То есть, в небо, поправил бы корректор. А не вычленилось бы это кем-нибудь, как некорректность? Ведь этот правильник мог не знать замысла автора выстрела!
Но Зураб! Эти южно-казахстанские, скорее, среднеазиатские понятия, с преданностью принятые в подростковом возрасте! Они в тамошней культуре воспитывают народ, видимо, со времён Согдианы, если не Заратуштры. Да и что было раньше? И какая разница? Дело в этих программах, например, запрещающих ругаться из-за еды или из-за девушки (но не жены), когда она сердцем выбирает другого, или требующих защищать слабых, уважать стариков и драться один на один. Диктующих не совершать инцест, педофилию, гомосексию среди мужчин. Не насиловать женщин, не спать с подругой друга и никого не предавать. Таким образом, город Алма-Ата, называвшийся раньше Верным, воспитывал в людях верность, что заметно, к слову, по "Хранителю древностей" и "Факультету ненужных вещей" Юрия Домбровского. Там это настроение отражено, поскольку автор (репрессированный и высланный из Москвы в Верный и работавший там хранителем музея в парке "двадцати восьми звёзд"*- героев-панфиловцев, - сумел в какой-то мере отобразить соответствующие ценности.
И вот в судьбе наступает время борьбы - битва. Арджуна воюет на Курукшетре, Алиса сражается в стране чудес, а Александр - на льду со шведской дружиной (и до сих пор, хотя теперь из-за смекалки земных пацифиистов они дерутся не мечами, а клюшками). Сбивка одних убеждений с другими. Жизненных - истинных или нет, но впитанных им со всей верностью, как правильных и впутанных, как красные нити, в страницы понятий подростка - с законами уголовного кодекса. Конценциуса тут быть не могло - убеждения были противоречивыми.
"Казнить нельзя помиловать".
Где поставить запятую? Превратить её в улыбку или саблю? В какое из двух незаполненных мест вставить разделяющий клин? Ох, уж эта власть над живым существом, которого судьба поместила перед тобой в зависимость!
Говорил мне поздней в стране слонов один вегетарианец с десятилетним стажем, Баларам из Сочи, бывший когда-то на судне фишером, что власть над рыбой - жертвой - делала его сумасшедшим и привязывала к морской охоте.
Охоты не было лет на десять заключать этого Кубаря в тюрьму, поскольку не верилось, что он изнасиловал шлюху. Не было на её теле синяков или кровоподтёков. Скорее всего, была пьяная разборка между старыми знакомыми или он ей не заплатил, а даже солдаты, провожая из части, давали ей пару банок сгущёнки за услуги... Хотя первая версия - спорная. Имени его она не назвала, сказала, что когда-то встречала его у драмтеатра и в кабаке "Ишим". Милиционер её спросил:
"В какой он был одежде?"
"В белой рубашке и тёмных джинсах".
"Какаим носом, цветом глаз и ростом обладал?"
"Довольно толстым, мясистым, похожим на плуг. Глаза в темноте не разобрала. Ростом, как ты, командир. Около семидесяти".
"Семидесяти? - обиженно скульнул Старшинов. - Я похож на ка-ар-лу?"
"Метр семьдесят, командир, я запарилась", - ответила лежавшая на полу черноволосая, курчавая МаДаМ, чьё протяжение в длину было метр восемьдесят пять и в ширину прилично. Её лицо напоминало Бриджит Бордо, написавшую книгу "Меня любили только собаки". Не читал и не думаю, что Бриджит имеет в виду нижнюю часть темы, но в правдивой, говорят, истории, рассказанной одним бриджабаси, я слышал, как одна женщина заткнула рот хвалящейся сто восемью любовниками суке, похваставшись тем, что у нее было сто восемнадцать четырёхлапых кобелей.
На изгибе дороги, над логом, мы с Минором вместе истерически заорали:
"Вста-ать!"
Я - скрипящим палладиевым фальцетом - типа, как вокалист "AC/DC". А он, как их гитара, когда гитарист нажал на педаль приставки "ДистОРшн", в унисон с бас-гитарой, когда басист наступает на педаль придавки "Супер Овер Лай". Кубарь вскочил, как молодой побег черёмухи, который был прижат к земле кленом и перпендикулировался наконец, когда от упругой "черной мухи" оторвали этого голодного, неопавшего и необледенелого, поскольку долго жил в лесу холостяком, пока не появилась эта тёмно-красновато-чёрная, как опиум для народа, ягодка. Тогда, в конце концов, клен поставил за спину свой холостяцкий плен.
Ростом парень был с метр семьдесят, как Старшинов, которого в Индии взяли бы с таким ростом (необходимым минимумом) в платную армию, а в полицию там берут от метра шестидесяти пяти. Не знаю, кто заставил меня продекламировать дальнейшие фразы после этого довольно странного "встать", ведь в таких обстоятельствах меня учили кричать "лежать" и "аппорт". Я орал, одновременно себе крайне удивляясь:
"Какого хрена ты тут шляешься по ночам и крутишь своим долбаным рубилом, кубарь? Какой-то козлина тут женщину изнасиловал, и ща менты прибегут! Кругом! В овраг прыгом!"
Так неожиданно проявилась моя власть. Он развернулся и сиганул в овраг, рискуя сломать свои ноги и поцарапать толстый носовой орган, издающий трубные, сонарные звуки парой сопел. Фонарик, провожающий его, засветил, как парень упал и кубарем покатился вниз. Потом высветил под полынью и коноплёй куб, отрубленный острой спешкой от памяти парня. Разумеется, я его подобрал.
Минуты через три подбежали сержанты.
Мой красный информатор, расположенный, как и у всех змеюганов у верхнего О, сообщил им:
"Минор здесь остановился, Здесь было это".
Я вручил им модную игрушку, которую уже повертел и выложил два верхних этажика рубиковского ребусика. И добавил:
"Он, скорее всего, тута в тачку сел".
Минор смотрел на меня, как на изменника. Он не задержал преступника! Русский язык он только понимал, но говорить на нём не мог и не мог похвалиться своей доблестью и сноровкой, выдав меня из геройского тщеславия. Данное тщеславие, подавленное мной в себе сочувствием к парню, который мог и не быть насильником, спасло его от зоны с большими сроками для раков.
Поздней, я понял, что это, скорее всего, была милость нашего ротного старшины, Гессе, отражённая мною, как пример его поведения. Однажды он мою двоюродную сестру-ровесницу из Исилькуля Марту Николаеву и родного младшего брата Дэна, приехавшего из Алма-Аты, застигнутых им на питомнике, вывел из части, никому не сдав и меня не ругая. Они туда попали через секретный лаз в колючке забора, для чего надо было чуть отвинтить, а потом задрать монтировкой проволоку. Моя ровесница, она была девственницей, "сорви-голова" девчонкой, могла отдуть и парня. Но мы никогда не играли с ней в докторшу и мэдбрата, и старшина первой роты - немец Гессе - поверил, что она сестра, пришедшая не для секса. Нашу чистоту он видел, все-таки наши с ней мамки - немки, а он был неплохой психолог.
Другой раз подобное качество проявил преподователь геолого-разведочного факультета алма-атинского КазПТИ, который в Тургайской области (на зернозаготовительных работах) неожиданно устроил собрание в кухне общежития, где мы варили кокнар.Запах кукиша стал самую малость кружить голову собравшимся студентам. Мы не успели выключить чайник и к тому же считали, что все собравшиеся - недогоны. Преподаватель же заглянул в чайник и увидел маковые головки. Он посмотрел только на нашу компанию, артистично изобразил на лице закайфованного макушника, закрыл чайник и продолжил беседу. Всё.
На следующий день он (сороколетний) крепко выручал нас в КПЗ, куда мы вшестером попали за драку с местными парнями. Туда нас завезли по дороге на вокзал перед отъездом в Алма-Ату. Закрыли в камеру меня и друга Куата Акбасова с ником Кот, жителя города Чу, по утверждению некоторых ботаников, родины конопли на земле. Он учился в моей группе, неоднократно привозил из столицы Святых Гор в институт план. Влиятельный отец раз десять вытаскивал его из СИЗО или КПЗ, чтобы сына не садили за анашу. Кот особо не делал на ней деньги, а здесь, в Тургае, он артистично бил по решетке камеры, где мы были вдвоем и кричал:
"Дайте мне последнее слово!"
Я смеялся:
"А прикольно, Кот! Давай полежим на шконках, отдохнём после драки!"
Он засмеялся и лёг на одну из нар. Мы неподдельно радовались и шутили, поскольку испытывали счастье от победы над местными, которых было втрое больше и верили, что нас скоро выпустят. Никакие трудности нас не страшили, а преподаватель уговаривал злого капитана-казаха не заводить на нас дело. Тот кипел и всё цитировал слоганы наших бравад о победе над тургайскими парнями и описания, которыми мы два часа услаждали и терроризировали весь студенческий автобус, где капитан тоже ехал. В итоге он нас выпустил, и в бобике отделения нас увезли на вокзал.
Где-то через неделю - в День Победы - мне вручили крест второй степени - маленькую солдатскую медаль, ценимую в наше мирное время, поскольку боевые медали тогда можно было получить только в Афгане. Там у солдат нередко начинал доминировать третий человеческий змей - змеиный мозг, ползущий прямой лентой по позвоночнику, генерирующий в числе прочих концепции охоты и хладнокровного убийства.
За мой крест ходатайствовали милиционеры, вызывавшие меня на поимку преступника. Но не Кубаря.
В начале апреля был другой вызов - мелкая бытовая кража с попыткой передела личности. Дельта сразу взяла след, пробежала метров триста со мной и милицией и на соседней параллельной улице отыскала дом с краденым. Рядом еле ворочали языками пьяные в умат забульдожники. Близ них лежали украденные телевизор, хрустальный сервиз и маг "Романтик", воспроизводящий песню немецкой команды "Бони Эм" про Григория Распутина, мелодия которой частично навеяна "Катюшей", в которой, казалось, чувствовалась грусть поэта по поводу того, что Россией до сих пор владеют русские. Или эта была песня "Чингисхан" немецкой группы "Чингисхан" с подобными же сожалениями? Эти аудиоякори вызывают в памяти тогдашние события.
И ещё были маленькие кабанчик и девочка, которую отец забрал у якобы кобры, недостойной матери, закабалившей её (по его словам). По её мнению, это он закобелился и предал семью, пожелавши сделать из девочки средство для обогащения. Не успел.
Однако, то, что Минор остался недоволен тем событием, что крестом наградили меня и Дельту, а не меня в тендеме с ним, - в этом я уверен на сто аргументов. Надеюсь, он не проклял меня за это. Ведь когда мы вернулись в тот день в часть, милиционеры дали ему пакет с пятью красными беляшами. А в день вручения награды они сообщили, что женщина, пришедшая в тот день на КПП, подтвердила, что видела у насильника кубик-рубик. Но на нём, к их сожалению, были только мои отпечатки пальцев.
Кебаб её больше в часть не затаскивал. Толи затискали и уже не заказывали. Толи клоназепам кончился, толи энтузиазм. Но больше клоны, попавшие в её плен, перед земным подобием Кассиопеи в очередь не выстраивались, и он выбрал отношениям тлен.
ПОСТ-УМ
В "Махабхарате" Кришна рассказывает царю Юдхиштхире о брахмане, который выдал налогосборщикам людей, прятавшихся в лесу. Им нечем было платить дань, а раджа, пославший мытарей, был разбойник, иными словами, хотел нарушить верхний предел податей, отведённый ему законом страны. Так как жадность раджи была беспредельной, и люди, убегавшие от беспредельшика не были виновными, боги столкнули брахмана в Тартар или Нарак, миры бога смерти.
Там же можно найти информацию о четвертой змее в человеческом теле - Кундалини. Она может стать объемной, непластиковой фигурой из плотного воздуха, личностью, живой, остроумной, с которой возможна непосредственная любовь такой силы, что биопартнер для любви не нужен. Богиня непосредственно и очень интенсивно ощущается осязанием, слабее - другими чувствами. Но это - высшее достижение всех видов йоги и магии, об этом - как нибудь потом, а кое-что было сказано раньше. Не только философским языком в религиозных, мифологических книгах, но и по-детски просто, - как в сказке Царевна Лягушка. Но человек не может её изнасиловать. Она открывает себя сама достойному дураку.
Примечания:
Бриджабаси - житель Вриндавана, святой земли Кришны.
Джульета - героиня пьесы "Ромео и Джульета" Вилли Шекспира.
Жюстина - героиня романа Маркиза де Сада "Жюстина".
Лингам (санскр.) - божество Шивы. В узком смысле - мужской детородный орган.
Мэдбрат - (мэд (англ). сумасшедший) сумасшедший брат - слово, употребляемое автором для инцестчиков.
Нагайна - змея, героиня сказки Реярда Киплинга. В смысле нашей метафоры - первая человеческая змея у женщин, в противовес лингаму (ли-наг--аму). Наг - змей на хинди
Муладхара-чакра (мула - корень, дхара - держащий, чакра - центр, нервное сплетение) - расположенный в районе кобчика энергетический центр, нервный узел, откуда растут ноги и змеи (видимо, все четыре), где живёт сексуальная энергия человека, олицетворенная, как змея Кундалини деви - богиня наслаждения, знания и мистических сил.
Нау (англ.) - сейчас.
Торч (англ.) - фонарь.
Транк - (англ.) хобот, (слэнг) транквилизатор, к ряду которых относится "Радедорм", упомянутый в книге.
Хиба (укр.) - разве.
Чакрочка (чакра) (санскр.) - диск Вишну, колесо, которое в архитектуре нередко украшает купола храмов.
Чучук (хинди) - сосок.
Экскьюз (англ.) - извините.
Пищеводной анаконды - анаконда взята для сравнения, поскольку анна на санскрите, хинди значит пища, а конда - типа слова гондон, имеющий змееобразную форму и лукавую психологию древнего эдемского змия.
Один из двух аленьких цветочков - мак и аконит.
Парке двадцати восьми звёзд - согласно ведической астрологии, двадцать восемь созвездий - это жёны Месяца - Чандры, по которым он ведёт свой путь, как солнце - по ЗКАДу - зодиакальной астрологической кольцевой дороге. А парк двадцати восьми героев-панфиловцев - гордость Алма-Аты, куда к вечному огню, согласно древнему арийскому обычаю кшатриев (касты воинов), ездят молодожёны воздать память и славу героям, погибшим на поле брани с фашизмом.
Столицы Святых Гор - города Чу, в степно-горном районе которого - заросли дикой наркотической конопли, один регион которого с самой крепкой, называется Святыми Горами, и этот эпитет порой используется для всей Чуйской долины. А с какими святыми это связано? Зороастрийскими? Исламскими? Другими?
Вриндаван, апрель-июнь, 2020.