-Правда, что Сигурд Олень убил в том бою двенадцать воинов Хаки, а ему самому отрубил руку?
Стояла морозная безлунная ночь, что так характерны для середины северной зимы. Два десятка человек, кутаясь в одежду, сидели кружком в ложбинке между скалами вокруг умело разведенного, почти не дымящего костра. Большинству из них было от двадцати до тридцати лет, и все имели под рукой оружие. По обилию мечей и особой манере движений было ясно, что это отнюдь не заночевавшие в горах по дороге на ярмарку бонды.
-Не знаю, Убе. Меня там не было, в том лесу. Про Сигурда еще рассказывают, что, когда ему было двенадцать, он победил в единоборстве берсерка Хильдибранда с его одиннадцатью товарищами. Я вот думаю, не слишком ли много числа двенадцать для одного человека? - отвечавший был вожаком ватаги. Старший из всех, ему было около сорока, он с рождения носил имя Харек, а по заслуженному праву прозвище Волк. За глаза его часто называли Снэульфом - "снежным волком", ибо волосы на его голове были совершенно седыми.
-Двенадцать священное число, - не унимался все тот же молодой и наглый с виду черноволосый воин.
-Вот и я о том же. А Хаки я видел в деле. У озера Эйи, он вошел в наш строй, как острый нож входит в свежее мясо.
-Он, правда, берсерк? - этот вопрос задал воин, которого звали Рольвом. Он был одним из самых младших воинов в отряде, но был известен тем, что никогда не терял присутствия духа, и уже успел заслужить уважение остальных хирдманнов.
-Я почем знаю. Так себя называют многие. Но те, кто был рядом, рассказывали, что он отбросил щит, схватил меч обоими руками и раздавал такие удары, что кровь разлеталась во все стороны. - Ударился в воспоминания Харек. - Еще они говорили, что его не брало оружие. Я же уверен, что они просто по нему не попадали,
-Но сыновей Гандальва там разбили, несмотря на всю его удаль.
-Разбили. Там погибли братья Хаки, Хюсинг и Хельсинг, но сам Хаки смог прорвать наши ряды и бежал, чтобы объявиться здесь. Одни говорят, что еще в молодости он посвятил себя Одину. Другие, что Хаки его потомок. В любом случае я бы предпочел с ним не связываться.
-Разве мы не идем убивать его?
-Нет. Нас интересует Рангхильд, дочь Сигурда Оленя. Мальчишка, ее брат, менее важен. Когда бонды не знают, в какую сторону кинуться, брак с ней может решить дело в пользу Хальвдана. А встречи с Хаки лучше избежать Я думаю, что он сознательно преувеличил слухи о своих ранах, чтобы Хальвдан не принимал его в расчет.
-А его меч? Ногогрыз? Говорят, что его выковали цверги.
-Я смотрю, что-то ты слишком много знаешь, Убе. И откуда только знания берутся? - в голосе Харека прозвучало недовольство. - Ногогрыз. Насчет цвергов опять же не знаю, но слышал, что это лучший меч севера. Его удара не держат никакие доспехи, а щиты он попросту разваливает надвое. Он достался Хаки от предков, а им еще от кого-то. В общем, древний меч. Да Убе, ты опять прав: его очень хочет наш конунг. Едва ли не больше, чем девчонку. Да Убе, ты снова прав: того, кто принесет меч, щедро вознаградят. И хватит перебивать меня. И вообще ложитесь-ка вы спать. На рассвете предстоит много работы.
На свет Хальвдана конунга породило насилие, видимо, поэтому его немалая удача всегда имела горьковатый привкус.
Когда отец Хальвдана, Гудрёд Великолепный, получил отказ в сватовстве к Асе, дочери правителя Агдира, он нагрянул туда с хирдом, убил отца и брата Асы, а ее саму силой принудил браку. Вскоре у них родился сын, которого Гудред назвал в честь деда Хальвданом, а за цвет волос прозвал Черным.
Когда Хальвдану еще не исполнилось года, Аса подстроила убийство Гудреда, подослав к нему вооруженного раба. Так она отомстила за смерти отца и брата и за насильный постылый брак. Но запоздалая месть не принесла счастья ни ей, ни ее сыну. Знать отказалась признать сына женщины, убившей мужа. Владения Гудреда перешли его сыну от первого брака Олаву, а Аса была вынуждена бежать вместе сыном в родной Агдир. Там ее встретили не то, чтобы ласково, но женщина, сумевшая умертвить одного из самых могущественных конунгов Норвегии, смогла настоять на своем, и в итоге право Хальвдана на Агдир все же признали. Правда с уточнением: "когда-нибудь", до власти его никто допускать не собирался. На Хальвдана у родни его деда были свои далеко идущие планы.
С детства Хальвдан завидовал сродному брату, который был могуществен, очень красив с виду и высок ростом. Олав постоянно воевал, но крайне неудачно: конунг Альвгейр отбил у него часть земель и поставил там конунгом Гандальва, своего сына. Еще больший урон нанесли владениям Олава конунги Упленда. К совершеннолетию Хальвдана у его брата из всего обширного отцовского наследства остался один только Вестфольд, да и его потеря казалась делом решенным. Тогда родня Хальвдана решила сделать давно подготавливаемый ход: под давлением знати Агдира Олав был вынужден уступить Хальвдану часть владений их общего отца. А вскоре у Олава воспалилась старая рана, и он умер, сделав Хальвдана полноправным владыкой Вестфольда.
Хальвдан показал, что он достойный сын своего отца. У конунга был жесткий характер, закаленный годами унижений. Он сумел стравить не признающую его вестфольдскую знать с зарвавшейся агдирской родней и в итоге подмять под себя и тех и других.
Укрепив свое положение, Хальвдан взялся за восстановление утраченного. Он разительно отличался от рубаки Олава, лично водившего дружину в бой. У Хальвдана был другой дар: он чуял, когда и на кого лучше напасть; знал, как лучше ударить по вражеским полкам, чтобы свои потери были минимальны, и никогда не рисковал без повода. Он умел биться, но предпочитал управлять ходом боя, нежели рубиться в первых рядах, тем более, что людей для этого у него хватало. А еще хлебнувший в детстве горя Хальвдан был упорен и умел настоять на своем.
Через несколько лет немирья Гандальв был вынужден отдать ему половину Вингульмерка. Дольше пришлось возиться с уплендцами: спорные районы стали ареной непрестанных боев и несколько раз переходили из рук в руки, но в итоге Хальвдан смог вернуть все потерянные Олавом владения. Через женитьбу Хальвдану достался Согн, первое за очень долгое время приобретение династии конунгов Вестфольда.
Несмотря на это, народ с тоской вспоминал Олава, которого любили, то ли за храбрость, то ли за веселый нрав, то ли за похожесть на отца, то ли просто потому, что раньше небо было синее, а жизнь лучше. Хальвдан же, несмотря на всю свою удачливость и успехи, так и не стал своим. Бонды не смогли простить Хальвдану поступка матери, знать за его спиной шепталась, что он никто без своих агдирских головорезов, сами же агдирцы считали, что достойны гораздо большего, чем роль послушных псов удачливого конунга.
Потом начались беды. От болезни почти одновременно скончались жена и сын Хальвдана. Когда Хальвдан топил горе в хмеле среди самых преданных своих людей, сыновья Гандальва внезапно напали не него. Хальвдан выжил чудом и бежал, потеряв в том бою много друзей и близких. Позже он встретился с Гандальвсонами у озера Эйи и отомстил. Радость омрачило то, что один из братьев, Хаки Берсерк, сумел бежать. Но Хальвдану было не до него. Уплендские конунги успели подзабыть жестокий урок, что Черноволосый преподал им, и, пользуясь беспорядками, вновь грызли границы его владений. Хальвдан бросился на восток.
Когда Хаки Берсерк подстерег в лесу и убил Сигурда Оленя, Хальвдан не оплакивал могущественного конунга Хрингарики. Сигурд был сильным противником, а аппетиты Хальвдана росли с каждым захваченным районом страны. Но, когда Хаки захватил и привез в свое поместье дочь и сына Сигурда и объявил о скорой свадьбе, Черный забеспокоился. Бонды уважали Хаки, и до Хальвдана давно доходили слухи, что он встречается с знатью и собирает силы для нового удара. А тут еще в его руках оказалась наследница конунгов Хрингарики (отец Хальвдана когда-то сходным образом прибрал к рукам Агдир), когда и так с таким трудом собранное полотнище земель трещит по всем швам. Обнадеживало одно: полученные раны вынудили Хаки отложить свадьбу до весны.
Был канун йоля, когда Хальвдан отправил в поместье Хаки сотню людей во главе с одним из своих лучших воинов Хареком Волком. Харек был вместе с конунгом еще с Агдира - сын мелкого бонда, один из немногих детских друзей Хальвдана. Именно его конунг назначил главой своих телохранителей. Волк набирал бойцов из жадного до славы молодняка и лично тренировал их, вгоняя в кровь суровый воинский канон.
Поразмыслив, большую часть воинов Харек оставил в одном из селений на середине дороги, отправившись к поместью Хаки с тремя десятками бойцов. Волк рассудил верно: когда они прибыли, в поместье было полно народу. К Хаки прибыло столько знатных бондов, что ста человек здесь бы явно не хватило, а долго медлить большой отряд не мог: не хватило бы провизии, да и слишком заметны, а тридцать человек могли затаиться и ждать. И они ждали. К концу подходила неделя в горах, когда разведчики донесли, что большинство бондов наконец-то разъехалась, вместе с ними отправились и почти все хирдманны Хаки.
Тости возник словно из ниоткуда. Эта его способность всегда донельзя раздражала и нервировала Рольва.
-Часовые мертвы. Дом по правую руку пуст. В левом женщины и молодняк: Хаки убрал их от гостей во избежание ссор. Сам Хаки в главном доме, с ним еще человек тридцать-сорок: хирдманны и местные бонды вперемежку. Они пили почти всю ночь. Девчонка в женском доме.
-Дома? - спросил Рольв.
-Как везде. Длинный зал с пристроями по бокам. Центральный дом самый большой. Вход в него в самом углу, так что в самый раз.
-За девчонкой и ее братом пойдут Убе и еще пятеро, - от Рольва не ускользнуло, что Харек выбрал самых проверенных и зрелых воинов. - Действуйте по возможности тихо. Заберите девчонку и подоприте снаружи дверь. Девок не трогать, у нас и так слишком много проблем из-за них: тут все друг другу родня.
-Да, после того как мы вырежем их наиболее знатных и влиятельных бондов, это нам очень поможет.
-Убе, заткнись, пока я не пожалел, что поручил это тебе. С бондами другое дело. Тут выхода нет. Их больше чем нас, да и указания конунга достаточно четкие. В общем, тихо входим, тихо режем, забираем меч и уходим. Если что-то идет не так, выманиваем во двор. Тости, бери своих стрелков, лезьте на крыши и если что засыпайте их стрелами. Остальные идут со мной.
Был тот самый предрассветный час, в который обычно так хочется спать, когда отряд змеей втек в пространство между домами. Люди Убе застыли у дверей левого дома, а остальные, ощетинившись копьями, приготовились штурмовать главный дом.
Стояла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием нервничающих людей.
Дверь, ведущая в главный дом, внезапно открылась. На свет нетвердой походкой вышел шатающийся, богато, но крайне неопрятно одетый мужчина. Незнакомец почти врезался в Харека, с трудом оторвал взгляд от земли и плывущим взором уставился на толпу вооруженных людей. Волк взмахнул мечом, и человек беззвучно повалился на землю. Харек кивнул головой, и стальной поток хлынул внутрь.
Обычно в подобных случаях, а это был не первый ночной набег в жизни Рольва, дома сначала поджигались, а уж затем уничтожались бегущие в панике люди. Но сейчас жечь было нельзя. Что же, случалось и такое. В таких ситуациях Харек, в отличие от других вождей, предпочитал действовать спокойно и методично. Он не стремился создать в помещении хаос, справедливо считая, что при этом наряду с врагами страдают и свои.
Отряд прошел сени, выстроился, перекрывая здание поперек, и, ощетинившись копьями, мерным шагом пошел вперед. Ни воинственных криков, ни обычной в таких случаях ругани. Они молча шли, накалывая на копья лежащих вповалку людей, разрубая топорами спальные мешки вместе с их содержимым, пронзая мечами шкуры, в которые забрались в поисках тепла пьяные гости. Люди умирали во сне, даже не успев понять, что их убивают. Это была работа - жестокая и не терпящая лишней суеты. Рольв не любил такие моменты, но понимал их необходимость и смирялся с ней. Сейчас им было не до честного боя и неотделимых от него потерь. В таком количестве, в чужих землях - это их единственный шанс. И Рольв шел вместе с остальными, обтекая столбы и столы, ни на секунду не теряя из виду плеча товарища. В такие моменты Рольв, чтобы отвлечься от происходящего, представлял себя частью стального прибоя, после которого остается лишь красный от крови песок.
Никто из гостей так и не проснулся.
Они остановились только на противоположном конце зала, у покоев хозяина этой усадьбы. Мощные двери украшенные резным орнаментом из переплетенных зверей, чьи морды напоминали одновременно драконьи и волчьи. Перед дверями стояло возвышение, на нем огромное кресло, на котором был разложен богато украшенный полный доспех. На стене рядом с дверями висел меч. Кетиль шагнул к нему, бережно снял и медленно вытянул клинок из ножен.
Меч был длиннее своих собратьев примерно на треть. Даже на вид он был очень массивным, но при этом обводы его создавали ощущение легкости и текучести. Рольв неплохо разбирался в лезвиях и готов был поспорить, что меч этот с одинаковой легкостью будет кромсать и брони и кости под ними. Рукоять была простой без драгоценных камней и позолоты, что так густо покрывали ножны, увенчивал ее стилизованный кулак.
-Так вот ты какой, Ногогрыз. - Кетиль, завороженно, разглядывал лезвие. Притихли и остальные. Меч притягивал, манил взор к себе, и они поддались этому мрачному очарованию холодной стали. Даже Харек, который всю дальнейшую жизнь казнил себе за эти мгновения слабости.
Дверь, ведущая в покои Хаки, отлетела, сорванная с петель, и глазам Рольва предстала еще одна легенда. Эта картина запечатлелась в его памяти в мельчайших подробностях, чтобы потом возвращаться к нему в кошмарах.
Хаки Берсерк был не просто велик, он был поистине огромен. На полголовы выше любого из них. Спутанные светлые волосы. Хаки был обнажен до пояса и под кожей буграми змеились, перекатываясь, мышцы. Весь его облик дышал первобытной дикостью и силой. Но главное глаза, что горели безумием. Сигурд Олень здорово помял его: левая кисть отсутствовала, на ноге была тугая повязка в пятнах запекшейся крови. Но скорости и силы он не растерял.
Хаки рванулся к оцепеневшему Кетилю, здоровой рукой притянул его к себе и резко ударил головой в незащищенный шлемом подбородок. Тело Кетиля обмякло, а глаза закатились.
Обрубком фиксируя шею, Берсерк прижал Кетиля к стене, а правой рукой выхватил из его рук меч. Арни, брат Кетиля, с ревом рванулся к ним, но Хаки, не глядя, отмахнул мечом в сторону, и Арни повалился на пол, истекая кровью из разорванного самым кончиком клинка горла.
Хаки высоко вознес меч и резко опустил его на правую ногу Кетиля чуть ниже колена, а затем почти без паузы проделал тоже с левой ногой. Закатившиеся глаза внезапно открылись, Рольву показалось, что зрачки сейчас выскочат из орбит, и Кетиль заорал. Обе его ноги были обрублены, срезы были необыкновенно ровными, и из них толчками выплескивалась кровь.
Крик привел воинов в чувство. Харек не зря муштровал их все эти годы: минутная слабость прошла, сменившись жаждой крови и мести.
-Сбивайте ряды! Копья вперед, держите его на расстоянии! Лучники! Лучники!
Дальнейшее происходило почти одновременно: три стрелка скользнули меж раздавшихся щитов вперед, занимая удобную позицию. Хаки отпустил обрубок и, захлебываясь криком, существо, некогда бывшее человеком, повалилось, беспомощно суча конечностями, на пол.
Стрелы легли на тетивы, луки хищно изогнулись. Хаки воткнул меч в пол и схватил здоровой рукой ножку стоящей рядом короткой скамейки.
Стрелы сорвались с тетив. Скамейка полетела по направлению к лучникам.
Хаки успел дернуться в сторону и сумел уйти от двух стрел. Третья вонзилась ему в правое плечо. Скамейка наискось зацепила всю троицу стрелков.
Правый лучник умер сразу: конец скамейки промял ему кожаный шлем вместе с черепом. Другой конец скамейки сломал ногу левому. Меньше всех повезло тому, что был в середине. Он оказался быстрее других и успел повернуться спиной. Но быстрее, не всегда означает удачливей: скамейка перебила ему хребет. Некоторое время лучник был еще жив. Рольву он напомнил виденную однажды картину: бродячего пса, которого на ярмарке переехала телега. Пес так же цеплялся за жизнь, пытался куда-то ползти, скулил, взглядом молил о помощи, но был обречен и понимал это. Рольв, который никогда не считал себя милосердным человеком, тогда сжалился и зарубил пса мечом. Для лучника это сделал Харек.
Хаки с недоумением рассматривал торчащую из плеча стрелу. Кажется, она больше удивила его, нежели причинила какой-либо вред. Резким движением Берсерк обломил стрелу, вырвал из пола меч и направился в их сторону. В его глазах была смерть.
Великан остановился в двух шагах от копий. Он медленно повел плечами, разминая мышцы, а затем без всякой паузы едва заметным длинным шагом скользнул вперед.
Они не успели. Копья пронзили пустоту. В шеренгу что-то с чудовищной силой ударило. Рольв полетел назад и опрокинулся на спину. На долю секунды он потерял сознание. В себя его привел дикий вопль Харека: "Наружу! Все наружу! Уходим отсюда!"
Рольв повернулся и пополз, ориентируясь на звук. Вокруг него кричали, звенела сталь и билась посуда. Кто-то пробежал по нему. Наконец Рольву удалось, уцепившись за стол подняться, и двинуться к выходу. В голове шумело, за спиной звучал несмолкаемый треск и гам.
Рольв вывалился наружу и полной грудью вдохнул морозный зимний воздух. В двух десятках шагов от входа Харек пытался восстановить порядок:
-Держите строй! Не подпускайте его близко и держите строй! Тости, как только он выйдет, стреляйте, а потом сразу к нам! И отступаем, не подпуская его! Он берсерк, но он выдохнется, он обязательно выдохнется!
Из дверей вываливались люди. У них были дикие глаза, многие забрызганы кровью.
Рольв подошел к Убе:
-Где девчонка? - Тот лишь молча кивнул головой в сторону Торира, державшего на плече худенькую девушку с соломенными волосами. Руки ее безвольно свисали, а голова откинулась назад.- Она кусалась, и мы оглушили ее, - ответил на невысказанный вопрос Убе, и Рольв занял место в строю рядом с ним. Неподалеку ошивался растерянный парнишка лет двенадцати, видимо Гутхурм, брат Рангхильд.
Внезапно шум внутри дома стих. В дверном проеме показалась затянутая в железо обвисшая фигура. Это был один из них: лица было не рассмотреть, так как двигался он спиной вперед. За ним на снег вышел их Грендель и легко стряхнул с меча безвольный труп. В глазах Хаки бушевало пламя не менее яростное, чем в доме за его спиной.
Люди Тости знали свое дело. Пять стрел мелькнули молниями. Но молнии опоздали: Берсерк перекатился через плечо, схватил валяющийся на земле брошенный кем-то во время бегства щит и метнул его в застывшего на крыше центрального дома лучника, скинув того с крыши головой вперед.
-Вниз, Тости! Вниз!
Три фигурки покатились по наклонным крышам, спускающимся почти до самой земли, и припустили к строю. Тости остался. Он подошел к краю, наложил на тетиву новую стрелу и плавно скользнул вниз. Рольва всегда удивляла его кошачья ловкость, вот и сейчас Тости в последний момент оттолкнулся от ската и приземлился на ноги в нескольких шагах от Берсерка.
Тости никогда никого не боялся. Харек подобрал его на пепелище во время набега на финнов и воспитал как сына. Тости всегда брался за самые опасные задания и заслужил среди них прозвище "снежный призрак". За спиной Тости шептались, что он колдун: финны ведь все колдуны, но Тости не было до этого дела. Он был лучшим лучником среди людей Хальвдана. А еще Тости любил убивать.
Они застыли друг напротив друга: гордый лучник с устремленным вперед взглядом и великан, опустивший голову. Мощным рывком Тости вскинул лук и спустил тетиву у груди. Хаки резко отмахнул стрелу мечом, поднял голову и посмотрел финну в глаза.
Тости бросил лук и побежал. В один прыжок Хаки догнал его и рубанул поперек спины. Тости по инерции пробежал еще несколько шагов, и лишь потом мертвое полуразрубленное тело финна повалилось в снег.
Рольв слышал, как судорожно вздохнул Харек. И вновь:
-Отходим! Выматываем его! Ждем, когда он устанет!
Рольву было суждено вновь и вновь переживать ту сцену в кошмарах, что почти до конца жизни преследовали его. В кошмарах все было в той же странной розоватой дымке, но ужас был, пожалуй, еще сильнее. В жизни его несколько ослабляла запредельная усталость.
Они отходили уже несколько часов. Пятясь, выставив копья, прижавшись друг к другу боками, а великан шел за ними по пятам. Иногда Хаки останавливался, втыкал меч в землю, подбирал камень покрупнее и метал в строй. По большей части им удавалось прикрыться щитами, но один из таких камней угодил в голову Хельги. Череп раскололся как яйцо, тогда как полукруглый шлем остался цел. Другой камень перебил ногу Кетилю. Но они радовались камням, от которых трещали щиты и плечи под ними, ибо камни хоть самую чуточку, но задерживали великана, который, казалось, не ведал, что такое усталость, и постепенно нагонял их. Здоровяк Торир нес на плече Рангхильд, другие помогали раненным, что также замедляло их. Ладно хоть сын Сигурда Оленя ковылял самостоятельно.
Поначалу, пережившие побоище лучники, которых осталось всего четверо, пытались метать стрелы, но великан был слишком быстр. Хаки играючи отбивал стрелы мечом, либо, если такого желания не было, просто уклонялся в сторону. Рольв в такие моменты мог лишь сожалеть о гибели Тости.
Они выматывались все сильнее. Харек не переставая ворчал: "Когда же его предел? У всех берсерков есть предел. Когда же, наконец, иссякнут его силы?".
Рольв же мог стенать лишь про себя, на большее сил у него просто не оставалось: "Хрен он сын Одина. Скорее кого-то из турсов. Тролль проклятый".
Апофеоз кошмара наступил на льду озера. Харек понял, что отступать дальше нельзя: еще немного - люди повалятся с ног от усталости, и повел воинов в атаку. Они шли на Хаки как на медведя: полукругом, выставив копья, прикрываясь щитами, по бокам тенями скользили стрелки.
Хаки лишь улыбнулся и поудобнее перехватил меч. Воины ударили по команде Харека - все разом, всеми полутора десятками копий. Но Берсерк не стал ждать. Вихрем он метнулся вперед.
Хаки почти успел проскочить между копьями, но подвела раненая нога, скользнувшая по льду. Берсерку не хватило какого-то мгновения.
Три копья вонзились в обнаженную грудь Хаки, но он лишь засмеялся и начал давить, нанизываясь на острия. Сбоку в него ткнулась стрела, но Берсерк продолжал давить на копья и улыбаться. В грудь уперлось еще два копья, Рольву показалось, будь-то его копье завязло в дереве. А Хаки все давил и копья гнулись под его весом.
А потом Харек взревел: "Бросайте копья!"
Докричать он не успел. Хаки швырнул свое тело вперед, и копья треснули. Успел Харек, успел Рольв, успело еще семеро копейщиков. Остальных Хаки подмял под себя.
Отскочив, они застыли и в каком-то тупом оцепенении смотрели, как полуголый великан с торчащими из тела обломками копий беснуется в окольчуженой толпе. Хаки успел вскочить на ноги раньше хирдманнов и сейчас метался между ними, отсекая конечности пытающимся подняться. От Ногогрыза не спасали ни щиты, ни доспехи. Над побоищем стоял глухой бесконечный стон, во все стороны брызгала кровь.
Даже когда все наконец стихло, Хаки продолжал некоторое время рубить уже неподвижные тела.
Они стояли шагах в тридцати от него: несколько копейщиков, выживших в этой нелепой сшибке, и лучники, бывшие слишком далеко, чтобы Берсерк смог дотянуться до них. От пережитого и увиденного руки их опустились, они уже не надеялись выжить и хотели лишь надышаться напоследок этим морозным воздухом.
Хаки повернулся к ним, запрокинул голову и рассмеялся. Внезапно смех превратился в кашель, ноги его подогнулись, и Берсерк упал на колени. Хаки осматривал свое тело с удивлением, будь-то, только сейчас заметив торчащие из него посторонние предметы. Снег под ним начал стремительно алеть.
Хаки с видимым усилием поднялся на ноги и вновь рассмеялся. Он смеялся через силу, но не мене торжествующе. Хаки воткнул меч в лед острием вверх, запрокинул голову вверх и начал громко петь
Первым в чем дело понял как всегда Харек: "Он читает нид, остановите его!"
Лучники заскользили в сторону Хаки, выпуская стрелу за стрелой. Тело Берсерка подергивалось, но голос лишь креп. А затем он со всего маху бросился грудью на меч.
Лед треснул громко, зло и даже как-то торжествующе. Трещины густой сетью пошли от ушедшей в лед рукояти меча. Здоровенный кусок льда перевернулся, и тело Хаки камнем пошло на дно. Следом на дно пошли лучники, что были ближе всех к берсерку и его мечу.
Рольв рванул прочь. Рядом бежал Торир, неся на плече барахтающуюся девчонку. Они неслись быстрее ветра, и лед трещал под их ногами. У самого берега они уже прыгали с льдины на льдину.
Рольв выскочил на берег первым и обессилено повалился на снег.
Рольв пришел в себя оттого, что его что есть силы лупили по щекам: "Рольв, не спи - замерзнешь".
Рольв с трудом открыл глаза. Рядом сидел Убе. Невдалеке, прислонившись к дереву и прикрыв глаза, полулежал Харек, там же спал Торир. Поодаль от них сидела Рангхильд: она вся сжалась, в глазах ее была пустота. Прижавшись к ней, загнанно глядел на воинов ее брат.
-Это все кому удалось выбраться, - тихо сказал Харек, отвечая на так и не прозвучавший вопрос. Рольву показалось, что на глазах Волка что-то блеснуло.
-А Ногогрыз?
-Меч вместе с хозяином.
-Что мы скажем конунгу?
-Мы скажем конунгу, что если ему так нужен этот проклятый меч, пусть ныряет в это ... озеро, к этому ... троллю и отберет его. Это будет подвигом. - Убе встал и направился в сторону девушки.
-Рольв, Харек, посмотрите, и из-за этой дурнушки погибло столько людей. - Двумя пальцами Убе повернул лицо Рангхильд к себе. - Деревенские девки и то красивее, чем она.
-Убери руки, голос девушки был совершенно спокоен, - или я откушу твои корявые пальцы.
Убе на секунду опешил, а потом занес руку, чтобы залепить пощечину, но Харек остановил его. - Успокойся. Помни: она дочь Сигурда Оленя, а возможно и невеста нашего конунга. Так что умерь пыл.
-Из-за нее погибли все наши.
-Наши погибли из-за моей глупости. Надо было хватать девчонку, подпалить дома и уходить, а не искать мечи и сокровища. А сейчас мы пойдем к конунгу и расскажем ему, как все было. Пусть он решает: кто и в чем виноват. Но сначала разведем костер и просушим одежду. А еще поедим. Убе, если ты так зол, можешь съесть девчонку: я вижу, как ты на нее смотришь. Я ничего не скажу конунгу. Но тогда мы вернемся домой совершенно ни с чем.
Рольв ехал рядом с санями конунга, и настроение его было под стать погоде. Лучше уж мороз, чем эта необычная для самого начала весны слякоть. Он почти не спал этой ночью. Все тот же проклятый кошмар. Он приходил к нему часто. В последнее время все чаще. Впрочем, его явление этой ночью было вполне закономерно. Сегодня, через почти восемнадцать лет, Рольву предстояло вновь очутиться в местах тех событий.
Конунг объезжал свои владения. Обычная зимняя вейцла. Хальвдан решил справить йоль в Хадаланде, но видимо Хадаланд место неудачное: мало того, что конунг вдрызг разругался со своим сыном из-за какого-то паршивого финна, так теперь ему еще пришло в голову посмотреть на развалины жилья Хаки. Это решение конунга не доставило Рольву ни малейшей радости. Края эти были давно замирены, и он не хотел вспоминать какой ценой. Прошлое и так каждый раз вставало перед ним, когда он глядел в лицо матери опального наследника. А еще эти кошмары.
Чтобы отвлечься, Рольв проехал вдоль строя, высматривая все ли добросовестно выполняют свои обязанности. После смерти Харека он стал верховодить охраной конунга.
Харек Волк, он вспоминал его этим утром. Из всех участвовавших в той истории время сохранило лишь самого Рольва, да еще, пожалуй, ту из-за которой все началось.
Торир умер сразу после их возвращения от какого-то полученного тогда нелепого пореза, на который поначалу даже не обратил внимания. Когда здоровяк, на котором всегда все заживало как на собаке, обеспокоился тянущими болями и постоянной слабостью, было уже поздно. Лекарь сказал, что ничего сделать нельзя, и внутренний жар в несколько дней пожрал ту гору мяса, которой когда-то являлся Торир.
Убе погиб в одном из последних мятежей: девчонка, ставшая женой конунга, не забыла его слов и затравила его - Убе ушел к восставшим. Рольв видел его тело на поле последовавшей затем битвы. Там же погиб Харек. Рольв как-то слышал, что если находиться рядом с колдуном в момент его смерти, то духи и способности колдуна перейдут к тебе. Видимо, то же самое происходило с одержимостью берсеркеров. После смерти Хаки всегда рассудительный Харек приобрел нелепую привычку смеяться во время боя. Он смеялся и тогда, на том поле. Смеялся, глядя на приближающуюся рать бондов. Смеялся так сильно, что опустил щит. Опустил ненамного, совсем на чуть-чуть, но этого хватило, чтобы какой-то меткий лучник вогнал стрелу в незащищенное горло.
Усадьба Хаки представляла собой пепелище. Место было удобным, но Хрольв слышал, что люди боятся селиться здесь, да и вообще в окрестностях. Еще он слышал, что той весной к берегу прибило раздувшийся труп, и, хотя опознать его было невозможно, местные поспешили объявить, что это тело Хаки, и с почестями похоронили его в кургане. Так велик был их страх.
Большинство построек сгорело и лишь уцелевшие каменные остовы кузницы и бани сиротливо торчали среди пепелища. Хальвдан бесцельно кружил среди пепла, попирая ногами прах, а потом сказал Рольву:
-Я хочу видеть место, где умер Хаки.
-Я бы не советовал делать этого, конунг.
-Я уже решил.
И сейчас они ехали по замерзшему озеру. Несмотря на яркое солнце, ледяной ветер пронизывал до костей. Рольв заново переживал кошмар, что вновь стремился стать реальностью. - Убейте его, он не должен договорить!
-Хаки умер здесь, - Обманывать конунга было бессмысленно. Хальвдан столько раз слышал эту историю, что, наверное, смог бы и сам указать место гибели Хаки. Те события стали его навязчивой идеей. Конунг постоянно вспоминал о них, и Рольв мог лишь догадываться о причинах. То ли Хальвдан жалел, что его тогда не было с ними: бонды, да и близкие конунгу люди так и не смогли забыть, что убивать Хаки конунг отправил Харека с сотней человек. То ли конунг до сих пор бредил Ногогрызом и жалел, что так и не получил легендарный меч в свои руки. А может причиной была его жена: кто знает, что было между ней и Хаки в ту зиму; наследник у конунга появился очень быстро. Рольв который уж год терялся в загадках.
-Он успел дочитать свой нид?
Рольв задумался настолько, что не заметил, как конунг спрыгнул с изукрашенных резьбой саней и ступил на лед.
-Мы не знаем, был ли это нид
-Ты прекрасно знаешь, что это был именно нид, - Конунг был необыкновенно возбужден. - Многие сомневаются в моей удаче. Вспоминают, как я бежал от сыновей Гандальва, как погиб Хаки. Говорят, что я ничего не добился бы без Харека, а теперь от меня отказался собственный сын. Я бешусь, когда думаю обо всем этом. Я прошел большой путь, под моей рукой земель больше, чем у любого из ныне живущих конунгов, и будет еще больше. Моя удача велика и лучшее доказательство тому, что самый страшный мой враг - человек, убивший Сигурда Оленя - проклял меня, а я до сих пор жив. Жив и продолжаю свое дело, а он лежит в кургане на берегу этого озера. Я, Хальвдан конунг, пришел выразить ему свое презрение и ответить на его нид. Будь ты проклят, Хаки Берсерк. Слова твои не имеют силы.
С этими словами Хальвдан подпрыгнул и, что было силы, ударил ступнями о лед.
Рольв молча смотрел на него. Он хотел остановить Хальвдана, крикнуть "нет". Он весь внутренне сжался в ожидании неминуемой беды.
Но ничего не произошло. Хальвдан усмехнулся и легко запрыгнул в сани. Глаза его горели торжеством.
А потом раздался треск лопающегося льда. Громадная глыба перевернулась, погребая под собой сани, коней, воинов и злополучного конунга, что пришел насмехаться над мертвым.
Рольв даже не пытался бежать. Для него это было естественным продолжением кошмара, давно ожидаемым окончанием мести Хаки Берсерка.
Увлекаемый на дно озера весом собственных доспехов и какой-то непонятной противоестественной силой, в окружении барахтающихся людей и коней, Рольв задумался, а не было ли его тогдашнее чудесное спасение частью этой самой мести.
А еще он вспомнил, что когда они подошли, то увидели, что мертвый берсерк улыбается. И улыбка эта не предвещала ни им, ни Хальвдану конунгу ничего хорошего.