Аннотация: Авторство мира: Малабар и Верона, 2009 г. Авторство персонажа и текста: Габриэль Вега, 2009 г.
"Элке Фрисо, 17 лет. Истерия. Пол: женский. Не замужем. Детей нет. Задержана по обвинению в проституции. Дата задержания: -- . -- . -- . Белая. Рост 168 см, вес 52 кг. Цвет глаз: карие. Цвет волос: каштан. Особые приметы: отсутствуют" - он откладывает пластиковую папку на стол, долго, внимательно смотрит на сидящего перед ним господина Вайбе.
- Ее сдал сосед. Девка буйная, - говорит тот. - Кусается, как бешенная сука, дерется. А как очухается от паралича, может и кулаком садануть. В предъявленном обвинении не сознается. Утверждает, что оговор и ничего не знает, но до любви охочая.
"Интересно, господин Вайбе, Вы проверяли это сами или с упоением слушали рассказы моих коллег?" - Сиена позволяет себе легкую, едва заметную улыбку. Кивает. Светлые глаза в прорезях черной полумаски внимательно рассматривают человека, сидящего за большим стеклянным столом.
- Ты поосторожнее с ней, Ренцо, черт ее знает, что выкинет.
Его раздражает эта холопская привычка сокращать имена, его раздражает этот по-отечески покровительственный тон. Ренцо - как кличка пса или лошади. Отрывистое, резкое имя. Но он молчит. Просто слушает указания.
- Ты - желторотик, доверчивый и набожный как монашка, - Вайбе вздыхает, кряхтя поднимается из кресла. - На вот, - протягивает пластиковую карту, - если что санитаров зови.
Сиена качает головой. На лице его появляется странная, блуждающая улыбка. Наконец, впервые за все время разговора он произносит:
- Я надеюсь, что не понадобится, - отмеряет поклон и спешно направляется к выходу из кабинета.
- Ну смотри, - Вайбе отмахивается. - Постой.
Стоящий на пороге молодой человек оборачивается.
- Не вздумай там.
Он говорит это всем и каждому, кто допрашивал Фрисо. Но то ли слова его пропускают мимо ушей, то ли слишком хороша оказывается Элке.
Мигает и потрескивает лампа дневного освещения. Белые стены, белый пол и белый потолок. Монотонно капает вода в кране. На откидной лежанке, сидит женщина. Голова ее опущена так, словно бы Элке внезапно сморил сон. В одиночке жарко, похоже, что снова отказала система кондиционирования. Серая одежда прилипла к телу, сквозь ткань видны твердые, острые маленькие соски. Ногти поломаны, пальцы ободраны, руки скованы наручниками.
Скрип белой, обшитой металлом двери заставляет ее поднять голову, чутко по-собачьи потянуть воздух и сумасшедшее улыбнуться. Низкий, глухой, гортанный звук. Она смеется, глядя на молодого человека в черной сутане. Лицо ее, красивое, правильное, на мгновение искривляет издевательская гримаса. Продолжая все так же смеяться, она подвигается немного вперед, насколько это позволяют цепи, тянущиеся от наручников к стенам, и поднимает подол тюремной рубахи, демонстрируя "прибежище греха":
- Я Вавилонская блудница!
- Нет, ты просто бесстыдница, - Сиена отводит взгляд, стараясь не смотреть на то, что для любого мужчины, испытывающего естественное влечение, желанно.
Ему неловко, стыдно и отвратительно тошно от себя самого. Рукоять кнута удобно ложится в ладонь.
- Господин инквизитор будет меня пытать? - женщина закусывает губу и подвигается еще ближе, так, что натягиваются цепи. Оголенные, круглые ягодицы ерзают по поверхности скамьи. Большие, влажные глаза Элке распахнуты, торопливо она облизывает потрескавшиеся, искусанные губы.
- Господь с тобой, женщина. Скажи, зачем ты делаешь это? - он стоит не приближаясь и не отстраняясь.
- Хочу поглядеть, чего стоит твоя святость, - она снова смеется. - Черт, как же хочется курить, - сплевывает в сторону, сцеживая слюну словно яд. - У тебя есть?
Он качает головой:
- Нет. Тебя обвиняют в проституции. Ты можешь сказать что-либо в свое оправдание?
- Я была невинна.
Сиена кивает.
- Пусть так. Ты понимаешь, каковы будут последствия?
- Меня будут скармливать вашим псам каждый день: утром, днем и вечером, а когда я умру - выбросят в печь.
- Почему же ты ничего не делаешь, чтобы защитить себя?
- Я не хочу, - говорит она и снова смеется, - ее тело, еще молодое и крепкое, белое в лучах лампы, кажется похожим на свежеиспеченный хлеб. Он начинает шептать молитву и вдруг оказывается очень близко, поднимает ее подбородок, давя жесткой рукоятью кнута - крепкая, как тюремная решетка преграда. Наклоняется и целует в щеку, неожиданно, одним лишь прикосновением губ. Ему кажется, что ее волосы пахнут миндалем. Сладковато-горький запах. Элке слышит его горячий шепот у самого уха, и вопреки этому чувствует тычок:
- Я не хочу тебя обижать и не причиню вреда, - он говорит это спокойно и нежно, как если бы она была его возлюбленной или сестрой. Свободная ладонь скользит по волосам, пальцы перебирают пряди.
Отчего-то ей становится страшно. То ли от крепости его рук, то ли от этого мягкого, как мед сладкого шепота. То ли от того, что он говорит:
- Хочешь жить, сделаешь, как я велю.
Она судорожно кивает.
- Завтра утром покаешься и сознаешься во всех грехах. Попросишь охранников проводить тебя на богомолье. Каждый день будешь просить их провожать тебя в часовню к заутрене, обедне и вечерне. Поняла? - он едва заметно сжимает вьющиеся, каштановые пряди.
- Поняла, - говорит Элке.
Сиена отстраняется, чтобы взглянуть на нее и, кажется, она затихает. Поджимает ноги под себя, обхватывает плечи руками, будто бы пытаясь согреться, трет.
- Будь умницей, Элке. Тебя будут кропить святой водой и отчитывать молитвами. Терпи. Потом отправят в монастырь. Там будешь в безопасности, - сказав это, он отходит. Элке вцепляется мертвой хваткой в его ладонь, трется лбом, слепо целует.
Вопреки желанию, он отдергивает руку: "Нареку тебя именем новым. Магдалена".
- Черт бы тебя побрал, Сиена! - Вайбе кипит от негодования и почти что подпрыгивает на кресле. Его круглое лицо краснеет от напряжения. - Что ты ей сказал?!
- То же, что и всем, - двадцатидвухлетний инквизитор Лоренцо Сиена в кои-то веки позволяет себе широкую, добродушную улыбку. Два ряда белых зубов под черной полумаской. - Я проповедовал, господин Вайбе.
- И что теперь прикажешь делать с этой дурой?
- Она не дура, господин Вайбе. Она заблудшая и раскаявшаяся. Разве не состраданию и пониманию учит нас Церковь?
Пряное тепло, маленькие, твердые соски. Запах миндаля, непослушные каштановые пряди и жесткая преграда кнута. Несколько мгновений близости. Под черной сутаной гулко ухает сердце.
- Знаем мы их раскаяние. С утра до ночи молится. Что ты сказал ей, Ренцо?
Опустив взгляд, он наблюдает за тем, как бесится его начальник. Так же будут беситься остальные псы, у которых отняли сахарную кость. Сегодня вечером ожидается визит аббатисы.
- Всего лишь то, что раскаявшихся ждет Царствие Небесное... - Сиена пожимает плечами, улыбку сменяет серьезное выражение лица. - Я вспомнил историю Марии Магдалены, ведь...
- Хватит! - от удара по стеклянному столу, подпрыгивают письменный прибор и кружка. - Хватит, Ренцо, Бога ради... - Вайбе тяжело вздыхает, словно кипящий котел выпускает пар. - Ступай. Ступай прочь, чтобы глаза мои тебя не видели. Царствие Небесное, ох...
В капелле Корнелия тихо и светло. Солнечный свет или свет Небес падает на плечи мраморной женщины, чья склоненная голова покрыта белым. Она стоит, держа в маленьких ладонях хрупкий сосуд. На устах теплится едва заметная улыбка, скрывающая страшную тайну. Семнадцать лет не изменили ее, как не изменят сто, двести, триста. Мария Магдалена, что отирала своими волосами стопы Христа. Вечно юная Элке Фрисо - бывшая возлюбленная псов святой инквизиции, монахиня обители святой Екатерины.