Аннотация: Авторство мира: Малабар и Верона, 2009 г. Авторство персонажа и текста: Габриэль Вега, 2009 г.
Иной раз чувствовать себя трутнем было мучительно обидно. Трутни созданы Господом для того, чтобы продолжать пчелиный род. Облаченный в священнические одежды не мог и этого. Добровольно принятое самоистязание, отказ от природы, от радостей земных. Однако, все по тем же законам матушки природы, оплодотворенные самки убивают трутней к зиме... Такая незатейливая мудрость. Быть может, глядя на пчел, люди придумали эти странные обычаи? Или, подражать пчелам их надоумил сам Господь?
Размышления о пчелах, как и усиливающаяся тоска, не оставляли господина Сиена всю дорогу от резиденции Праматери до замка Корнелия. Поздний ужин прошел в молчании. Обычно мягкий в обращении с личным слугой, теперь Лоренцо был недоволен сущими мелочами. Молчал, анатомически тщательно разделывая антрекот на мелкие кусочки, сверлил взглядом. Немой воспринимал раздражение хозяина со смиренным снисхождением, прятал глаза.
Задетый локтем, разбился хрустальный бокал, расплескав по мрамору воду. Слуга по-детски присел на корточки, собрал руками осколки. Беспрестанно кланяясь и пятясь, вынес их. Вернулся с новым бокалом, наполнив его.
Не окончив ужина, Великий инквизитор отодвинул тарелку. Жалобно звякнули серебряные с позолотой и гербами вилка и нож. Лоренцо встал, рывком отодвинув массивный стул темного дерева, и почти что бегом направился в сад. Время вечерней молитвы было упущено. Он опоздал на полтора часа.
Розы белые - символ чистоты. Розы красные, как кровь Христова. Алые, как одежды Праматери. Яркие, как любовь. Любовь небесная и любовь земная, - недоступная, запретная, проклятая.
Вначале дорожки, ведущей к капелле, Лоренцо остановился. Сжал кулаки, стиснул зубы. Гнев, негодование, досада, обида, невыразимая горечь. Кровь из разверстой раны. Безмолвный крик. Он сам не заметил, как против велений разума, рукоять кнута оказалась в ладони. Здесь было место крови, но не было места любви.
- Anima Christi, sanctifica me, - в ночной тишине сада, нарушаемой лишь пением сверчков, послышался низкий, хриплый мужской смех, свист.
Кнут с металлическим сердечником расчертил ночную мглу, резанул рассеянный свет парковых фонарей. Доселе метавшийся в клетке зверь, царапавший когтями прутья ребер, вырвался наружу, двигаясь быстро, расчетливо, гибко.
- Corpus Christi, salve me.
Sanguis Christi, inebria me, - один за другим удары карающие посыпались на беззащитные, ни в чем неповинные, покрытые ночной росой цветы, ломая стебли, рассекая соцветия, стряхивая на землю темные, тургорные листья и нежные лепестки.
- Aqua lateris Christi, lava me.
Passio Christi. conforta me.
О bone lesu, exaudi me, - Проходя по аллее, ведущей к капелле святого Корнелия, Великий инквизитор Аммона сквозь стиснутые зубы цедил слова молитвы, нещадно избивая кнутом розы.
Пышное цветение уничтожалось планомерно, с яростью, всей силой и безжалостностью, на которую был способен этот человек. Розы безмолвно терпели, как терпел побои Господь, только склоняли головы, плакали, истекая росой.
- Infra tua vulnera absconde me.
Ne permittas me separari a te,
Ab hoste maligno defende me.
In hora mortis meae voca me, - стебли трещали, переломленные в основании розовые кусты, ложились на землю пестрым, цветочным мусором.
- Et iube me venire ad te,
ut cum Sanctis tuis laudem te
in saecula saeculorum, - он шел по алее стремительно, раскалывая стальными каблуками гравий, раздавая смерть направо и налево, алым, доверчиво раскрывшим розетки цветам. И когда за его спиной остались лишь изрубленные в крошево, перемешанные стебли, листья, красные цветочные "капли"; тяжело дыша, в ритм бешено колотящегося под жестким красным сукном и нежным шелком сердца, Сиена выдохнул последнее слово:
- Amen, - сплюнул, словно яд или проклятие, и открыл тяжелую, бронзовую дверь капеллы.