Аннотация: Небольшая статья-размышление о личности Филиппа I, Герцога Орлеанского.
Так уж вышло, что с недавних пор мои мысли занимает весьма неоднозначный исторический персонаж - Герцог Орлеанский, Месье, Единственный Брат Его Величества Людовика XIV. Те немногие сведения, которыми я обладал на начальный момент времени, были разрознены и противоречивы. Помимо этого, я никогда не был поклонником эпохи Короля Солнца и более интересовался временным отрезком на пятьдесят, сто лет позднее. К тому же, господин Ги Бретон, чьи "исторические" очерки когда-то довелось читать, отзывался о Герцоге Орлеанском, как о женоподобном, изнеженном извращенце, в жизни которого не было ничего, кроме постельных утех, шумных попоек, баснословных карточных долгов, скандалов с супругой и пререканий с королем по поводу и без.
Однако, немного поразмыслив, я решил все же собрать информацию об этом противоречивом человеке. Насколько представлялось возможным, не без помощи друзей увлекающихся, были перелопачены все русскоязычные источники, повествующие о личности Месье, затем началось странствие по англоязычным ресурсам. Дело оказалось увлекательным, отнимающим много времени, но, как ни странно, плодотворным. И здесь обнаружился тот самый феномен, когда из картинки в несколько сотен пикселей, взятой из очередной галереи, из имени, поначалу представляющего собой всего лишь ярлык, сформировался весьма четкий образ, который затем ожил, стал человеком из плоти и крови.
Что же я знаю о нем теперь, если попытаться откинуть многочисленные обвинения в распутстве? Далее - ни коим разом не претендующая на историческую достоверность попытка анализировать и систематизировать некоторые любопытные факты биографии Герцога Орлеанского.
Для начала, пожалуй, стоит обратиться к материалу визуальному. Судя по портретам, на которых изображен молодой Филипп, Герцог Орлеанский, это был человек ростом около 178 - 180 сантиметров, вовсе не низкорослый по тем временам (наблюдательный зритель может легко вычислить это по законам пропорций, взглянув на величину ладоней Месье), обладавший несколько худощавым, скорее изящным телосложением и отличавшийся природной гибкостью. Скорее всего, его жесты были плавными и мягкими, что неизменно принималось за жеманство, однако я склонен полагать, что таким образом проявлялся его мягкий нрав, о котором свидетельствуют хронисты (хором они повествуют о том, что Месье нежно любил брата и если меж ними случались ссоры, отходил быстро, несмотря на некоторую вспыльчивость). Жесты рук, а именно манера держать предметы явственно говорит о том, что, несмотря на изящество, этот человек имел что называется "крепкую хватку" и при необходимости его движения были уверенными и четкими.
Если отбросить рамки канона и взглянуть на это лицо не взглядом придворного портретиста, который был обязан изображать облик царственных особ в стылой манере "остановись мгновенье", то можно живо представить себе мимику этого человека. Первое, что понимаешь, просматривая портреты, начиная от детских и заканчивая изображениями, сделанными в более зрелом возрасте - у Филиппа мягкий и грустный взгляд, именно эта деталь из раза в раз остается неизменной. Вряд ли спесивый самодур, которого живописует месье Дюма мог обладать таким взглядом.
В свое время мое внимание привлек "семейный" портрет, где на лице Месье едва заметна лукавая полу улыбка. Примерно так же, но более явственно, улыбался Иоанн Креститель кисти Леонардо (которого, кстати сказать, многие считают одним из ярчайших гомоэротических символов). Было ли это сознательное сравнение или явилось обычным совпадением - на этот вопрос ответят разве что специалисты. Подобное выражение лица может свидетельствовать о том, что человек, изображенный на картине, вовсе не глуп, возможно, в некотором роде скрытен и склонен к утаиванию.
Хронисты утверждают, что Герцог Орлеанский был изнежен и женоподобен, рядился в женские платья, белил лицо и украшал себя бриллиантами да мушками, однако на портретах, изображающих Филиппа в доспехах, нет и доли женственности, напротив мы можем видеть безупречную осанку и прекрасно демонстрируемое чувство собственного достоинства. В отличие от портретов Людовика XIV, изображающих подчас явные непримиримость и спесь. Впрочем, на то он и Король Солнце, чтобы сиять всеми душевными достоинствами и недостатками. Как утверждает Майкл Сибалис мужественность короля была нарочито преувеличенной, тогда как достоинства Месье намеренно занижались, аргументация таких действий проста - отсекание возможности конфликта доминирования. Памятуя об отношении Людовика XIII и его брата по одним свидетельствам с подачи кардинала Мазарини и его племянника Филиппа Манчини, а по другим - самого Людовика, устранялась любая возможность для проявления характера и лидерских способностей Месье.
О том, что таковые качества имелись в наличие, свидетельствуют две успешных военных кампании (в 1667 году и 1672- 1677 годах), в которых Филипп Орлеанский проявил себя как талантливый полководец. Есть так же свидетельства о том, что однажды, не получив возможности командовать войсками, этот человек самолично спускался в окопы и воодушевлял солдат. Последнее свидетельствует так же не только о наличие пресловутой харизмы, но и об ораторских способностях Месье. Любопытен так же тот факт, что интересовавшемуся внешней и внутренней политикой Филиппу, Людовик намеренно не позволял присутствовать на различного рода советах, говоря тому: "А теперь пойдите прочь, мы будем говорить о делах", все это объяснялось якобы излишней, почти женской болтливостью принца, однако у меня есть все основания полагать, что причина была прямо противоположной - войдя в политику, получив должную поддержку, выступив на международной сцене, этот человек мог бы составить весьма сильную конкуренцию брату. Людовику XIV гораздо выгоднее было использовать в политических целях отлично управляемую Генриетту-Анну Стюарт, супругу Филиппа.
Если обратиться к упоминаниям о детстве принца, здесь наблюдается не менее интересная картина, а именно - Филипп, хоть и был младшим отпрыском королевской фамилии, вовсе не был малодушным и открыто проявлял твердость характера. Так, например, упоминается случай, когда малолетний Людовик по какой-то причине плюнул в постель брата, за что тот ответил подобными действиями и, получив отпор, попросту помочился в кровать Его Величества. В случае данного действия сила противодействия была не только равна, но и превышала оную в несколько раз. Тот же вывод можно сделать и на основании другого случая, когда Флипп нарочно во время поста потребовал подать к столу кашу и, получив в ответ резкое неодобрение брата, огрел того тарелкой по лицу. Эти, казалось бы, небольшие и на первый взгляд смешные штрихи, свидетельствует о том, что Месье был человеком способным прямо и, если такое понятие применимо к данным случаям, оригинально ответить на обиду, причем более обидным образом, чем тот, с помощью которого был нанесено оскорбление. Подобное так же свидетельствует и о немалой гордости, ибо именно она была задета в такие моменты.
Именно Месье открыл для французского двора талант Люлли и всячески поддерживал Мольера, коллекционировал произведения искусства и драгоценности (вряд ли последнее было проявлением глупого и пустого стяжательства). Такое отношение к музыкальному и театральному искусству свидетельствует о том, что это был человек неординарного ума, обладающий хорошим вкусом и чувством прекрасного. Отсюда логичным и естественным выглядит то обстоятельство, что Месье истово следил за своей внешностью и, как опять же, свидетельствуют те же источники, был законодателем придворной моды.
Филипп, испытывавший интерес к театральным постановкам, явно любил едкую сатиру. О сатире, пожалуй, следует сказать отдельно, ибо она имела место быть не только на театральных подмостках, в пьесах популярного драматурга, но и в жизни самого принца. Ги Бретон пишет:
"Однажды, пируя с шевалье де Лорреном и прочими сотоварищами по разврату, герцог Орлеанский придумал следующее развлечение. В компании находился некий полковник, который был феноменально толст. Звали его Баллон. "Принцу, - рассказывает Дюлор, - пришла в голову мысль, что было бы чрезвычайно интересно попробовать съесть яичницу, положенную на жирное брюхо этого полковника". Все пришли в восторг, и Валлон, сняв рубашку, разлегся на земле. Повар шмякнул пылающую яичницу на голое брюхо, и сотрапезники приступили к делу, не обращая внимания на ужимки полковника, который боялся щекотки..
После этого ужина Месье и шевалье де Лоррен решили отправиться с друзьями в Париж, чтобы завершить ночь у знаменитой куртизанки по имени Ла Неве. Эта веселая особа держала дом, предназначенный для подобных развлечений. Они оставались там до рассвета и успели совершить множество безумств, которые не вполне удобно описывать.
"Внезапно, - рассказывает Дюлор, - принц предложил устроить одну маленькую шутку. Он послал за комиссаром полиции якобы от имени соседей, обеспокоенных шумом. Комиссар прибыл в сопровождении солдат и обнаружил Ла Неве, лежавшую в постели между принцем и Баллоном; вся остальная компания спряталась в соседней комнате.
Комиссар, понятия не имевший, кто эти мужчины, приказал им немедленно сойти с кровати; а когда те стали насмехаться над его распоряжением, велел своим людям вытащить их силой. В этот момент из соседней комнаты появились друзья принца: обнажив голову, они приветствовали его самым почтительным образом, а затем стали наперебой предлагать свои услуги, чтобы помочь ему одеться.
Комиссар, поначалу изумленный всеми этими почестями, онемел от ужаса, узнав принца по знакам его достоинства. Упав к ногам Его высочества, он стал умолять о пощаде, на что принц ответил: "Успокойтесь, я не буду вас строго наказывать". Затем он приказал построить всех девок таким манером, чтобы они показывали голый зад честной компании. Комиссар со свитой все еще не могли понять, что их ждет. Им было ведено раздеться до рубашек, а затем все они поочередно со свечой в руках принесли публичное покаяние филейной части этих девиц. Исполнено сие было с соблюдением полагающегося церемониала".
Вот каковы были развлечения Месье".
Подобное поведение, характеризуемое автором как проявление вызывающего безрассудства, на самом деле могло быть попыткой показательной насмешки, как бы это парадоксально не звучало, над нравами того времени в целом (некоторые из представителей высшего света отличались немалым ханжеством), над структурой органов охраны порядка в частности. Кроме прочего, здесь затрагивается и личностный аспект, а именно отношение к некоторым слоям общества, услугами коих было принято пользоваться, но существование которых неизменно отрицалось, осуждалось или старательно не замечалось в кругу так называемых приличных людей.
Примерно та же тяга к едкой сатире наблюдается и в другом случае, когда "отлученный" от военных действий Месье, однажды принялся расставлять в своих покоях стулья и "воевать" с ними, отчего окружавшие его люди, в том числе и супруга, сочли, что принц находится в состоянии временного помутнения рассудка. Такие действия можно было бы счесть проявлениями неуравновешенного характера, если бы они не несли исчерпывающую смысловую нагрузку - использование людей, сродни тому, как используется мебель. И в этом случае разницы и скидок не делалось ни для кого, в том числе для Единственного Брата короля, тем более, для него. Так что в данном случае, есть весьма веские основания для смелого заявления о сатире, направленной против абсолютизма, высказанной между тем истинным и ярчайшим порождением этой эпохи - Единственным Братом Людовика XIV, Месье.
Немалый интерес так же представляет личная жизнь Герцога Орлеанского, со всех (обычно самых неприглядных) сторон освещенная в псевдоисторической литературе и любовных романах на тему. Авторы, все как один, старательно живописуют образ развратника, пассивного педераста, проводящего время в утехах с молодыми людьми и показательно презирающего супругу, однако реальные исторические факты свидетельствует о том, что герцогская чета активно "плодилась и размножалась" несмотря на "странные предпочтения" одного из супругов. Было ли это только лишь следствием неукоснительного соблюдения династической обязанности? Навряд ли. Здесь сразу следует отметить весьма активный подход Филиппа Орлеанского к данному вопросу и отменное здоровье брата короля, ибо как показывает медицинская практика, мужчина бессильный или слабый здоровьем не может дать такое богатое потомство, как бы ни была здорова его супруга - неоспоримый физиологический факт. Кроме прочего, будь Месье действительно столь жестко гомосексуально ориентирован, подобный инстинкт вряд ли проявился бы в нем с результатами такой удивительной плодовитости. К тому же, если, как утверждает Майкл Сибалис, Герцогиня Орлеанская была, что называется "почти все время беременна", это означает, что и супруга была явно не против принять в своей спальне Месье. Без распрей, впрочем, не обходилось, но их причиной могли быть обычные человеческие чувства и разногласия, возникающие по тому или иному поводу.
В книге Виктории Холт "Принц Странник" образ Месье нарочно искажен для того, чтобы в наиболее выгодном свете показать героиню романа - Генриетту, лейтмотивом повествования является ее чистая и непорочная духовно-любовная связь с Людовиком. В каждой главе читатель обязательно увидит фразу о Филиппе, родившемся на два года позднее короля и страдающем завистью. Был ли повод? Опять же у хронистов мы находим упоминание о тяжелой болезни короля, когда у Герцога Орлеанского была реальная возможность взойти на престол после брата, однако, по свидетельствам историков такой обязанности он страшился. Можно понять, ибо тогда на плечи принца, воспитанного совершенно иначе, взвалили бы непосильную ношу - принятие решений и управление государством. Несмотря на проявившиеся позднее полководческие способности, Филипп был далек от мыслей о престоле и вовсе не в силу якобы изнеженности, дело, скорее всего, было в отсутствии необходимых политических амбиций. Этот человек довольно прочно обосновался в отведенной ему социальной нише, границы которой, между тем, не представлялось возможным расширить.
Вернемся к жизни личной. В числе наиболее часто упоминаемых фаворитов Месье присутствуют имена графа де Гиша, маркиза д'Эффиа и шевалье де Лоррена. Личность последнего заслуживает пристального внимания не только по причине особой красоты этого молодого человека. По свидетельствам, шевалье был очень красив, отличался веселым нравом, в следствии чего даже самые отчаянные и дерзкие выходки неизменно сходили ему с рук. Полагаю, что дело было не только в приятном нраве шевалье. Если проследить хронологию отношений Месье и де Лоррена, мы обнаружим, что эти двое состояли в любовной связи 43 года и, несмотря на сторонние интрижки, были верны друг другу в чувствах. На отношения не влияла даже разлука, которую оба весьма тяжело переживали. О том, что эти отношения имели под собой более основательную почву, нежели обычное влечение, свидетельствует письмо Филиппа Орлеанского шевалье де Лоррену:
Письмо принца Филиппа Орлеанского, младшего брата Людовика XIV, адресованное шевалье де Лоррену, Мальтийскому рыцарю и любовнику принца:
"Я безумно тоскую по тебе, мой рыцарь. И, наверное, я никогда не смогу простить брату твоего изгнания...Я думаю, сам Александр Великий не тосковал так по прекрасному Гефестиону . Благодарю за его жизнеописание - чудесная книга - ты всегда знаешь, что может меня утешить. И все же в книге сей более всего меня тронули отношения Великого Александра и его друга. И как же они похожи на мои чувства к тебе, и как же ты, дорогой мой, схож с Гефестионом . (Примечание переводчика: де Лоррен был очень красив, но редкостный циник). Та же доблесть, тот же военный гений - подобно ему ты прикрыл меня при Маастрихте, и так же был ранен. И подобно ему, тебе нет равных в верховой езде, фехтовании и безрассудной смелости.
И подумай - что может быть лучше такой дружбы и выше такой любви, какая связывала Александра и Гефестиона, и какая связывает нас. Живи мы в другое время, мы тоже вместе брали бы города, сейчас же я только могу умереть от тоски, как Александр, когда Гефестион строил города для его империи, и они были в разлуке. Но я не допущу, что бы ты долго был на Мальте..."
Из книги "История Мальтийского рыцарства в документах и письмах", Париж, 2002
Интересен тот факт, что после смерти Филиппа вся его переписка, включая письма к де Лоррену, была уничтожена Его Величеством Людовиком XIV. Кроме прочего, после долгих поисков в сети не было найдено ни одного портрета шевалье. Возможно, мы просто не имеем об этом информации, хотя, что-то должно было отразиться в книжных публикациях и на html страницах сети интернет.
Чего опасался Людовик XIV, уничтожая письма Месье - огласки, раскрытия каких-либо фактов, проявление которых могло в корне изменить отношение к личности Филиппа? На этот вопрос нет однозначного ответа, и, к сожалению, в данном случае можно лишь строить множество предположений (от действий по соображениям политическим до влияния последней фаворитки короля - мадам де Ментенон, отличавшейся особой набожностью), или с таким же успехом гадать на кофейной гуще. Как бы там ни было, шевалье слыл весьма опасной фигурой при королевском дворе, ему приписывалась склонность к различного рода интригам, к нему испытывала явную неприязнь супруга Герцога Орлеанского - Генриетта. Его долго обвиняли в отравлении последней, до тех пор, пока современная наука не доказала, что Мадам умерла от острого перитонита.
Как острословили в то время, у Месье было две жены: де Лоррен и Генриетта, Филипп фактически жил меж двух спален. Впрочем, это не мешало ему поддерживать другие, кратковременные любовные связи, однако интерес принца к шевалье не угасал. Подобные крепкие отношения возможны лишь в том случае, если партнеры полностью разделяют интересы друг друга и если между ними наличествует полное взаимопонимание. Наличие именно таких отношений подтверждается словами Ги Бретона (хоть и приведены они для иллюстрации распутства) о том, что шевалье был неизменным спутником принца. И хоть речь идет о сомнительных увеселениях, есть основания полагать, что де Лоррен был не только приятелем по куражу и попойкам, а действительно полностью разделял интересы, чувства, мысли Месье. Этот тезис подтверждает так же и строка из приведенного выше письма Герцога Орлеанского:
"И подумай - что может быть лучше такой дружбы и выше такой любви, какая связывала Александра и Гефестиона , и какая связывает нас".
На фоне популярного тогда увлечения античностью подобное сравнение звучит на первый взгляд поверхностно, с другой стороны при более глубокой оценке этого сравнения, можно сделать вывод о том, что эти двое имели представление об античной системе отношений между мужчинами, когда любовная связь подобного рода была не только нормальной, но и имела некий, приближенный к сакральному смысл, тем более среди представителей воинского сословия. Нечто подобное можно наблюдать в древних традициях самураев.
И напоследок, я полагаю, стоит привести один любопытный факт, ни коим образом не являющийся аргументом в пользу прочной и возвышенной духовной связи, однако прекрасно и гармонично вплетающийся в канву повествования об отношениях. Герцог Орлеанский скончался 9 июня 1701 года в результате апоплексического удара, через полтора года (без двух дней), 7 декабря 1702 года в результате того же недуга умирает шевалье де Лоррен.
На этом я, пожалуй, намеренно окончу свое повествование. Данную тему еще предстоит раскрывать и вовсе не мне, интересующемуся дилетанту, внезапно увлекшемуся эпохой и сутью чужих отношений. В этом тексте, который является лишь попыткой систематизировать некоторые любопытные для меня факты я нарочно опустил подробности развлечений Месье и его фаворитов, замечания о садистских наклонностях Месье и де Лоррена, невероятную историю о мальчике, продавце вафель, который якобы приглянулся принцу и был убит за отказ, не стал я так же акцентировать внимание и на том, что Герцог Орлеанский, по сведениям из некоторых источников, уважавший свою супругу, тщательно подбирал для нее украшения и платья, ибо все эти факты были бы лишь новыми кусочками пазла под названием Его Высочество Единственный Брат короля Франции.
Почему-то думается мне, что так преданно любивший авантюры и розыгрыши Месье, уходя оставил напоследок самую важную и неразрешимую тайну о том, кем, а главное каким на самом деле был человек, носивший титул Флилиппа Первого, Герцога Орлеанского, и сколь отличалась выверенная в соответствие с придворной манерой и требованиями его положения маска... от настоящего человека, во всем искавшего красоту и устроившего свой, одному ему принадлежащий, миниатюрный Версаль в Сен-Клу.