Простите, Эдисон (или Тесла) - я приглушаю электросвет.
Моё гнездовье - пустое кресло. По сути дела, меня здесь нет. 
Деревьев мёрзлых худые рёбра черны под вечер, как гуталин.
Оскалясь, смотрит в глаза недобро трехглавый Цербер, январский сплин.

Из этой паузы сок не выжать. Не близок, Гамлет, мне твой вопрос.
А одиночество - способ выжить без лишней драмы и криков: "SOS!"
Чернила чая с заваркой "Lipton" - обман, как опий и мескалин...
А мысли коротки, как постскриптум; но с ними вместе не страшен сплин,

ведь он - всего лишь фигура речи, необходимый в пути пит-стоп:
проверить двигатель, тормоз, свечи и натяженье гитарных строп.
Кому-то снится веревка с мылом и крюк, приделанный к потолку;
а мне покуда ещё по силам сказать Фортуне: "Мerci beaucoup!"

за то, что жизнь - как и прежде, чудо, хоть был галоп, а теперь - трусца;
за то, что взятая свыше ссуда почти оплачена до конца,
за то, что, грубо судьбу малюя - а в рисованье совсем не дюж -
совпал я с теми, кого люблю я. До нереального сходства душ.

Ещё не время итогов веских, еще не близок последний вдох.
Танцуют тени на занавесках изящный танец иных эпох.
Да будут те, кто со мною - в связке. Да сгинет недругов злая рать.

Трехглавый Цербер, мой сплин январский, 
лизнет мне руку и ляжет спать.