Бакстер Стивен, Рейнольдс Аластер : другие произведения.

"Хроники медузы"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Два английских писателя-фантаста, в прошлом инженер-математик и астрофизик, написали продолжение повести "Встреча с медузой" классика фантастики Артура Кларка. К прежнему главному герою-долгожителю, время от времени возвращающемуся на Юпитер для изучения его форм жизни, добавились новые действующие лица, они участвуют во многих событиях, протекающих отчасти в альтернативном прошлом, но в основном в придуманном будущем. Созданные для самостоятельных работ в поясе Койпера сложные автономные машины обретают разум и начинают конкурировать с людьми за ресурсы Солнечной системы, что выливается в длительный конфликт с ожесточенными военными действиями. Вмешательство третьей стороны дает не совсем обычную развязку.

Стивен БАКСТЕР, Аластер РЕЙНОЛЬДС

ХРОНИКИ МЕДУЗЫ

  
  
   Два английских писателя-фантаста, в прошлом инженер-математик и астрофизик, написали продолжение повести "Встреча с медузой" классика фантастики Артура Кларка. К прежнему главному герою-долгожителю, время от времени возвращающемуся на Юпитер для изучения его форм жизни, добавились новые действующие лица, они участвуют во многих событиях, протекающих отчасти в альтернативном прошлом, но в основном в придуманном будущем. Созданные для самостоятельных работ в поясе Койпера сложные автономные машины обретают разум и начинают конкурировать с людьми за ресурсы Солнечной системы, что выливается в длительный конфликт с ожесточенными военными действиями. Вмешательство третьей стороны дает не совсем обычную развязку.

Перевод: Н.П. Фурзиков

  
   Памяти сэра Артура Ч. Кларка
  

АРТУР КЛАРК, "ВСТРЕЧА С МЕДУЗОЙ", 1971 г.

   В конце 2080-х гг. Говард Фэлкон становится калекой в результате крушения дирижабля "Королева Элизабет IV", где он был капитаном. Ему спасает жизнь экспериментальная операция, превратившая его в киборга.
   В 2099 г. Фэлкон совершает одиночную миссию на воздушном шаре "Кон-Тики" в облака Юпитера, где сталкивается с экзотической средой обитания с преобладанием огромных "травоядных" животных, которых он называет "медузы", и на которых охотятся "манты".
   Проведенная на Фэлконе кибернетическая операция наделила его сверхчеловеческими способностями, но изолировала от человечества, поскольку подобных экспериментов больше не будет. Но Фэлкон "испытывал мрачную гордость за свое уникальное одиночество - первый бессмертный, находящийся на полпути между двумя уровнями творения. Он будет... послом... между созданиями из углерода и созданиями из металла, которые однажды должны прийти им на смену. И те, и другие будут нуждаться в нем в грядущие беспокойные века."
   Эта книга - история тех беспокойных веков.
  

ПРОЛОГ

   Фэлкон навсегда запомнит тот день, когда он начал мечтать о том, чтобы подняться в небо.
   Коммандер мировых ВМС Говард Фэлкон тогда был просто Говардом, ему было одиннадцать лет, и он жил в семейном доме в Йоркшире, Англия, в Федеративной зоне недавно объединенного мира. И за ночь выпал снег.
   Он провел рукавом халата по оконному стеклу, вытирая запотевшую влагу. Каждый маленький квадратик стекла был покрыт аккуратной Г-образной снежной коркой снаружи, там, где она собиралась на нижнем краю и в одном углу. В предыдущие дни тоже шел снег, но не такой сильный, как этой ночью. Снегопад выпал точно по расписанию - сезонный подарок от Глобального метеорологического секретариата.
   Знакомый Говарду сад преобразился. Он казался шире и длиннее от живой изгороди по обе стороны до зубчатого забора в конце пологой лужайки, а на заборе лежал снежный гребень, аккуратный, как украшение на праздничном торте. Все это выглядело таким холодным и неподвижным, таким манящим и таинственным.
   А небо над заборами и живыми изгородями было чистым, безоблачным, в этот еще ранний час окрашенным в нежный бледно-розовый цвет. Говард долго смотрел на небо, размышляя, каково это - находиться над Землей, окруженным одним лишь воздухом. Там, наверху, было бы холодно, но он мирился с этим ради свободы полета.
   Однако здесь, в гостиной коттеджа, было уютно и тепло. Говард спустился из своей спальни и обнаружил, что его мать уже встала и печет хлеб. Ей нравились старые порядки. Его отец развел огонь в очаге, и теперь он потрескивал и шипел. На полке над камином стояла коллекция украшений и сувениров, в том числе неумело собранная модель на прозрачной пластиковой подставке: воздушный шар с открытой гондолой и пластиковой оболочкой сверху.
   Говард нашел свою любимую игрушку и поставил ее на подоконник, чтобы она тоже могла видеть снег. Золотой робот был сложной вещью, несмотря на свой антикварный вид изготовленного в эпоху радио. Всего пару месяцев назад он получил его в подарок на свой одиннадцатый день рождения. Он знал, что его родителям стоило больших денег купить его для него.
   - Шел снег, - сказал Говард игрушке.
   Робот жужжал и гремел, показывая, что он думает. Где-то в лабиринте его схем и процессоров находился алгоритм распознавания речи.
   - Мы могли бы слепить снеговика, - предложила игрушка.
   - Да, - согласился Говард, слегка покраснев от разочарования. На заданный запрос робот, как правило, выдавал один и тот же ответ, снова и снова; при любом упоминании о снеге робот предлагал слепить снеговика. Он никогда не предлагал игру в снежки, или лепку снежных ангелов, или катание на санках. На самом деле он совсем не умел думать, понял Говард с легким разочарованием. И все же он ему нравился.
   - Да ладно тебе, Адам, - сказал он наконец. Он схватил робота с подоконника и зажал его подмышкой.
   Он подошел к шкафу под лестницей, чтобы взять свой шарф, стараясь не шуметь, чтобы мать не стала пилить его, требуя одеться потеплее перед выходом из коттеджа. Затем он вспомнил об одном деле, которое обещал сделать. Обмотав шею шарфом, он вернулся в гостиную и поворошил угли кочергой. Какое-то мгновение Говард, словно загипнотизированный, смотрел в глубину камина, видя очертания и фантомы в танце пламени.
   - Говард! - позвала его мать из кухни. - Если ты собираешься куда-нибудь пойти, надень ботинки...
   Притворившись, что не слышит ее, Говард выскользнул из коттеджа и тихо прикрыл за собой дверь. Он пересек нетронутую белизну заснеженной лужайки. Его тапочки оставили отпечатки на снегу. Воздух и так был достаточно прохладным, но сквозь подошвы его обуви уже просачивался более ощутимый холод. Он усадил Адама на каменный постамент столика для птиц, откуда тот мог наблюдать за происходящим.
   Говард начал сгребать снег.
   - Это хорошее начало, - сказал Адам.
   - Да, уже получается.
   - Тебе понадобится морковка для носа и пуговки для глаз.
   Он поработал еще немного. Через некоторое время Адам снова подбодрил его. - Очень хороший снеговик, Говард.
   По правде говоря, снеговик был комковатый, неопределенной формы, больше похожий на муравейник, чем на человека. Говард подобрал несколько веточек и воткнул их в осевшую белую массу. Он отступил назад, уперев руки в бока, как будто его нерешительные усилия вот-вот должны были превратиться в нечто достойное похвалы.
   Но снеговик с веточками выглядел еще печальнее.
   - Смотри, - сказал Адам, поднимая негнущуюся руку и указывая на небо.
   Говард прищурился и сначала ничего не увидел. Но вот оно. Крошечная сфера, вытянутая у основания, двигалась по воздуху, а под ней была подвешена корзинка еще меньшего размера. Из аппарата над корзиной вырвалось пламя - короткая яркая искра на фоне светлеющего неба. Солнце, должно быть, уже скрылось за горизонтом, по крайней мере, с высоты полета воздушного шара, потому что край его оболочки был очерчен золотым полумесяцем.
   Говард все смотрел и смотрел на воздушные шары. Он любил воздушные шары. Видел их в книгах и фильмах. Создавал модели. Понимал, как они работают. Но это был первый раз, когда он увидел их собственными глазами.
   Шар скрылся из виду за дальним краем коттеджа. Говард хотел и дальше следить за ним. Едва взглянув вниз, он схватил Адама и побежал, протискиваясь сквозь неудавшегося снеговика, отчего тот рухнул на землю.
   - Я хочу быть там, наверху, - сказал Говард.
   - Да, Говард, - терпеливо повторил Адам, стукаясь головой о землю.
   - Там, наверху!
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВСТРЕЧА В ГЛУБИНЕ

  
   2099 г.

1

   Волны зимнего океана разбивались о корпус и заплескивали пену через поручни на носу. С таким же успехом они могли разбиваться о скалы, несмотря на все отличие для огромного корабля. На палубе не было ни малейшего признака волнения, ни малейшего намека на качку. "Сэм Шор" казался таким прочным и неподвижным, как будто был закреплен на морском дне.
   Так что же было не так?
   Взгляд Фэлкона скользнул по левому и правому борту.
   Увеличить и сфокусироваться.
   В серых водах резвились машины, их бледно-белые корпуса легко было принять за живые существа.
   Отследить и улучшить изображение.
   Рядом с огромным корпусом грациозно проплывали изящные формы, каждая длиной в несколько метров, оснащенные камерами, захватами и миниатюрными гидролокаторами. Временами они подплывали угрожающе близко, и Фэлкон задавался вопросом, насколько безопасным может быть такое занятие, учитывая волнение на море. Что, если они столкнутся с корпусом авианосца? На карту была поставлена безопасность президента Джаясурии...
   - Наблюдаем за китами, не так ли, Говард?
   Фэлкон повернулся с некоторой неохотой, надувные колеса его шасси заскользили по влажной палубе. Но, в конце концов, именно ради общения с людьми он и оказался здесь; даже Говард Фэлкон не был настолько замкнутым, чтобы отказаться от приглашения президента Объединенного мира встретить с ней Новый год на самом большом в мире круизном лайнере. Особенно в этот Новый год, когда начинается двадцать второй век. И он не удивился, увидев, кто его нашел, да еще с капитаном на буксире. Оба прикрыли лица от холода и брызг, прищурив глаза.
   - Джефф Уэбстер, - сказал Фэлкон. - Я только сошел с шаттла, а ты уже меня выследил.
   Уэбстер ухмыльнулся. - Говард, каждый раз, когда ты спускаешься из космоса, я слышу небесные трубы.
   Уэбстер, которому было более шестидесяти лет, был одним из старейших друзей Фэлкона: одним из немногих, с кем он поддерживал связь после несчастного случая с "Королевой Элизабет IV". Отношение Уэбстера к Фэлкону с момента его киберперестройки не изменилось ни на йоту, он оставался таким же вспыльчивым и честным, каким был всегда. А поскольку Уэбстер был администратором Бюро долгосрочного планирования, одного из наиболее значимых подразделений Секретариата стратегического развития, он был полезным союзником. Действительно, Уэбстер оказал решающую поддержку в последнем, определяющем карьеру, начинании Фэлкона: его одиночном путешествии в облака Юпитера, из которого он вернулся всего несколько месяцев назад.
   Теперь Уэбстер улыбнулся и представил свою спутницу. - Говард Фэлкон, хочу познакомить тебя с капитаном Джойс Эмблтон.
   К ее чести, Эмблтон, не колеблясь, протянула руку в знак приветствия, и ей удалось не поморщиться, когда Фэлкон взял ее тем, что считалось его собственной рукой. - Очень рада видеть вас на борту, коммандер Фэлкон.
   Она была подтянута, держалась прямо, с модной лысиной под замысловатой фуражкой с козырьком, которая была плотно надвинута на лоб от ветра и брызг. И, к удивлению Фэлкона, здесь, у руля корабля, который когда-то был гордостью военно-морского флота США, она говорила безукоризненно по-британски. Хотя с тех пор, как Британия и Америка объединились в Атлантическом партнерстве, прошло, по его памяти, более шестидесяти лет.
   - Вы настоящая знаменитость, коммандер. Мы все следили за вашей прогулкой в недра Юпитера в начале года. Возможно, к вам будут приставать за автографами некоторые молодые члены экипажа. Хотя... - Она взглянула на верхнюю часть тела Фэлкона.
   Фэлкон сухо заметил: - Хотите верьте, хотите нет, но я все еще могу подписать свою фамилию.
   Уэбстер пристально посмотрел на Фэлкона. - Говард, мы гости. Будь любезен.
   Эмблтон обошла вокруг Фэлкона, внимательно разглядывая его. - Что ж, вы не производите на меня впечатления увядающей фиалки. В вас все еще есть что-то человеческое, не так ли? Именно такое лицо было у вас от матери, даже если оно и превратилось в неподвижную, обтянутую кожей маску.
   - Меня предупреждали, что вы слишком прямолинейны, капитан Эмблтон. Я думал, они, должно быть, преувеличивают.
   - Это не так. Я считаю, что прямота помогает экономить время. - Она склонила голову набок. - О, вижу, вы пытаетесь улыбнуться.
   - Обещаю не пугать ваших гостей, делая это слишком часто.
   - У меня возникло желание спросить, не нужно ли вам чего-нибудь, чтобы согреться. Большинству наших гостей требуется что-нибудь на этом сыром атлантическом ветру, хотя, конечно, наши гидролокаторы и электромагнитные экраны защищают от худшей непогоды. - Она щелкнула пальцами. - Консел?
   Робот размером с мусорный бак отделился от другой группы гостей и направился к капитану. - Могу я вам чем-нибудь помочь?
   Удивленный Фэлкон почувствовал, что его охватывает ностальгия. - Привет, малыш. Ты умеешь лепить снеговиков..?
   Уэбстер приподнял брови.
   - Не обращайте внимания.
   Эмблтон сказала: - Мы можем достать для вас все, что вам нужно, коммандер.
   - Большинство людей в таких ситуациях спрашивают, не заржавею ли я.
   - Я подумала об этом. В любом случае, уверена, что вы не будете чувствовать себя здесь не в своей тарелке. - Она наклонилась ближе и осторожно прошептала: - Вы не единственный наш гость из космоса. Посмотрите на правый борт.
   Фэлкон разглядел группу пассажиров, высоких, элегантных; когда они двигались, металл поблескивал на их конечностях, и даже отсюда он слышал жужжание сервомоторов. - Марсиане?
   - Третье поколение. Важные персоны в Порт-Лоуэлле. На Земле они не могут встать с постели без своих экзоскелетов. И мне сказали, что интенсивная работа, проделанная для вашего спасения, позволила этой технологии продвинуться вперед семимильными шагами.
   - Рад был услужить, - сказал Фэлкон.
   Эмблтон кивнула. - Может, у вас и не очень хорошо получается улыбаться, коммандер, но пошутить вы умеете. - Они подошли на шаг ближе к перилам на краю палубы. - А вы, кажется, очарованы нашими морскими эльфами.
   - Вы так их называете?  Капитан, по образованию я военный моряк, но в этом деле не разбираюсь. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что эти животные были механическими, а не экзотическими дельфинами.
   - Ну, здесь есть дельфины и множество других представителей дикой природы. Моря, знаете ли, несколько оживились со времен старых добрых времен. Нет, этих эльфов лучше всего считать стражами, и они нам очень помогают. Пойдемте, прогуляемся со мной...
   Это была разумная прогулка. Как рассказали пассажирам, полетная палуба авианосца была длиной в милю, и в ней имелись люки, из которых когда-то выходили истребители и "умные" ракеты. Для Фэлкона, смотревшего вперед с носа судна, огромные надстройки и плавникообразные гидропланы на корме казались серыми из-за тумана.
   Эмблтон сказала, медленно приближаясь: - Коммандер, старина "Сэм Шор" - ветеран войны, ему девяносто лет, и большую часть времени он проводит в сухом доке. Когда мы в море, то используем любые промежутки времени, когда не торопимся куда-то, как в этот раз, чтобы эльфы могли прижаться к корпусу, запустить двигатели - даже защита от ракушек является сложной задачей.
   - У эльфов независимое питание? Автономное управление?
   - Автономное, да, конечно, но только с небольшой степенью автономии. Эльфы управляются с корабля Боцманом...
   - Боцманом?
   - Это наш главный компьютер. Который сам по себе, по сути, подчиняется командам экипажа. - Она взглянула на Консела, который последовал за ними, держа в гибком манипуляторе пустой поднос для напитков. - Интересно отметить, что самый продвинутый искусственный интеллект на борту - на самом деле вот этот малыш.
   Фэлкон наклонился, чтобы прочитать табличку производителя робота. Он узнал, что "Консел" - это универсальный робот-трансформер Mark 9, продукт компании "Мински энд Гуд, Инк.", Урбана, Иллинойс, США, Атлантическое партнерство. Фэлкон знал это название; Мински специализировались на компьютерных технологиях. Они продавали лучшие модели настольных компьютеров, а некоторые из их продвинутых мини-процессоров были достаточно компактными, чтобы поместиться в кармане.
   - Экспериментальная модель, способная в какой-то степени проявлять инициативу. Сам принимает решения о том, кого из гостей обслуживать следующим, предвосхищает запросы и тому подобное. И у него есть некоторые возможности для экстренного реагирования. Мне сказали, что на самом деле он способен мыслить гораздо более независимо и принимать решения, чем наш Боцман. И вот он подает напитки, но, конечно, нам это нравится. Когда люди во главе.
   Уэбстер спросил: - Консел? Почему такое название?
   Фэлкон недовольно фыркнул. - Филистер. Отсылка к Жюлю Верну, конечно.
   На Уэбстера это не произвело впечатления. - Как мило слышать такое от человека, который выглядит как реквизит из фильма по Верну...
   - А как насчет временной задержки?
   Эмблтон посмотрела на Фэлкона. - Простите?
   - Вы управляете эльфами. Вот они резвятся в нескольких метрах от того, что, как я полагаю, является вашими главными балластными цистернами, идущими вдоль корпуса.
   Эмблтон улыбнулась. - Вижу, вы интересовались нами. Учитывая то, что произошло с "Королевой Элизабет", я понимаю, почему вас беспокоят временные задержки и время реакции...
   Задержка передачи сигнала между платформой с дистанционно управляемой камерой и удаленным человеком-диспетчером стала решающим фактором в крушении его дирижабля. Когда платформа столкнулась с турбулентным воздухом, диспетчер находился слишком далеко, чтобы среагировать, а сама платформа была слишком простой, чтобы реагировать автономно... Результат был катастрофическим, как для самой платформы, так и для дирижабля - для Говарда Фэлкона. Вряд ли он это забудет.
   Эмблтон продолжила: - Но вам не нужно беспокоиться об эльфах. Задержки сигнала минимальны, у нас есть набор резервных опций, а эльфы жестко запрограммированы. Если они не уверены, то просто отключаются.
   - Но даже самые сложные системы защиты могут выйти из строя. Как это случилось с платформой для камер, которая привела к сбою в "Королеве Элизабет IV".
   Уэбстер указал вверх. - К нам приближается платформа, похожая на ту.
   Свет падал с платформы камеры, бесшумно парящей менее чем в двух метрах над их головами.
   И как только свет упал на Фэлкона, к нему широкими шагами подошел мужчина, энергичный, красивый, одетый в отутюженную форму мирового военно-морского флота. За ним следовала небольшая свита, в том числе молодой человек, который постоянно поглядывал на массивный миникомп в своей руке. На вид лидеру группы было около сорока, но Фэлкон знал, что с появлением новых методов лечения, продлевающих жизнь, внешность может быть обманчива.
   Фэлкон узнал его. Не мог не узнать. Это был капитан Мэтью Спрингер, покоритель Плутона, еще один герой космических исследований этого года.
   Спрингер, не дрогнув, взял Фэлкона за искусственную руку. - Коммандер Говард Фэлкон! И администратор Уэбстер. Капитан, простите, что перебиваю. Коммандер, я был так рад узнать, что вы участвуете в этом круизе...
   Фэлкон заметил, что платформа с камерой опускается, стремясь запечатлеть эту историческую встречу, но многочисленные объективы были направлены на Спрингера.
   А Спрингер пристально смотрел на Фэлкона. - Эй, вы дышите.
   - Вы тоже, - сухо сказал Фэлкон.
   Уэбстер закатил глаза.
   Но Спрингер, казалось, был невосприимчив к иронии. - Думаю, в этом есть смысл. Немного человечности. И можно говорить более или менее естественно. А не через какой-нибудь динамик, верно? Итак, что вы используете вместо легких?
   - Я пришлю вам технические характеристики по почте.
   - Спасибо. Знаете, я следил за вашими подвигами, когда был мальчишкой. За трюками с воздушным шаром. И должен сказать вам, что из последнего поколения технологических новаторов вы тот, кого я больше всего... - Его помощник коснулся его руки, что-то пробормотал и указал на свой мини-компьютер. Спрингер поднял руки. - Мне пора идти - выпить с президентом мира. Вы ведь прыгаете, когда вас зовут, верно, коммандер? Увидимся позже - и, пожалуйста, приходите на мою лекцию об Икаре и моем дедушке, которая будет в... - Он указал на Эмблтон.
   - Морской гостиной, - любезно произнесла капитан Эмблтон, когда Спрингер удалился.
   - И с этими словами он исчез, - сказал Уэбстер. - За ним, как за кометой, тянулся его фан-клуб и эта чертова платформа.
   - Не то чтобы камера слишком долго смотрела на меня, - сказал Фэлкон.
   Эмблтон рассмеялась. - Ну, мы же не хотели пугать морских эльфов, коммандер. - Они снова направились на корму, Консел следовал за ними по пятам. - Уверена, что у нас много людей, которые будут рады познакомиться с вами. У нас даже есть один из медиков, который лечил вас на борту. Но я настаиваю, чтобы вы позволили мне провести для вас экскурсию.  Я рада сообщить, что закладка "Шора" пришлась на самый разгар последнего периода глобальной напряженности, но корабль никогда не скалил клыки в гневе. Как офицер военно-морского флота, вы, возможно, найдете интересными элементы дизайна. Конечно, в наши дни мы славимся удобствами для пассажиров мирового класса. - Она окинула взглядом семифутовое тело Фэлкона. - Интересно, как бы вы себя чувствовали на ледовом катке?
   Уэбстер громко рассмеялся. - Он мог бы кататься на коньках, если бы мы заменили колеса на лезвия. Но это было бы некрасиво.
   - Коммандер Говард Фэлкон. - Голос был хриплым, как рычание.
   И когда мимо них прошло несколько пассажиров с напитками в руках, ярких, как цветы на фоне серого Атлантического океана, и, без сомнения, сказочно богатых, Фэлкон остановился и увидел группу шимпанзе.
   Их было около дюжины, из которых трое или четверо смотрели на людей с нескрываемой враждебностью. На шимпанзе не было никакой одежды, кроме просторных курток на шнурках с множеством карманов, хотя некоторые явно дрожали от холода. Они сгрудились на палубе, скребя сжатыми кулаками по металлической поверхности. Их явный лидер был старше, с сединой на морде, и он был немного выше остальных.
   Эмблтон быстро шагнула вперед. - Я должна должным образом представить. Вы уже знаете коммандера Фэлкона. Коммандер, это Хэм 2057а, посол Независимой Пан-нации во Всемирном совете и еще один гость президента Джаясурии.
   Фэлкон старался не пялиться на него. Это был первый шимп - супершимп - которого он увидел после крушения дирижабля. - Рад познакомиться с вами, сэр.
   - А я с тобой, коммандер.
   - Вам нравится круиз?
   - По правде говоря, я скучаю по дому на деревьях в Конго.  - Посол говорил на искаженном, но понятном английском, очевидно, с некоторым усилием. Один из его помощников, похоже, был переводчиком и передавал речь остальным с помощью пыхтения и жестов. - Конечно, я тебя знаю. Для нас Говард Фэлкон знаменит не только Юпитером.
   - Крушение "Королевы Элизабет".
   - В тот день погибло много шимпов.
   - И многие члены экипажа...
   - Шимпы! С рабскими именами, похожими на мое собственное. Одеты, как куклы. Созданы для работы на круизном лайнере, который еще больше, чем этот, босс.
   Фэлкон заметил, как Уэбстер вздрогнул при этом слове. - Что ж, программа Битторна была задумана из лучших побуждений, - сказал администратор. - Она была задумана как способ установить связь между родственными видами...
   Хэм фыркнул. - Шимпы! Такие чертовски полезные, когда лазают по космическим станциям в невесомости - лазают по такелажу дирижабля. И такие забавные - забавные милашки в униформе маленьких рабов, разносящие напитки. Другие животные тоже. Умные собаки. Умные лошади.  Достаточно умные, чтобы знать, что такое унижение и страх. Теперь все мертвы...
   - Затем корабль потерпел крушение. Ты едва выжил. Миллионы были потрачены на то, чтобы спасти тебя. Некоторые шимпы выжили, но с трудом. Их не спасли. Миллионы не были потрачены. Шимпы умерли.
   Эмблтон шагнула вперед. - Посол, сейчас не время и не место...
   Хэм проигнорировал ее. - Но ты, коммандер Фэлкон. Записи о крушении. Камер нет, но судмедэксперты сообщают о выживших. Некоторые шимпы продержались достаточно долго, чтобы рассказать историю. Корабль обречен. Ты спускаешься вниз, на мостик, рискуешь жизнью, чтобы спасти корабль, если сможешь. И ты нашел испуганного шимпа. Ты остановился, коммандер. Остановился, успокоил его, сказал ему идти, но не вниз, совсем вниз, а вверх, на смотровую площадку. Где у него было бы больше шансов. Ты сказал: - Босс, босс, уходи!
   Фэлкон отвернулся. - Он все равно умер.
   - Старался изо всех сил. Его звали Бейкер 2079q. Ему восемь лет. Мы помним, как видишь. Все шимпы. Помним их, всех до единого. Они были людьми. Сейчас лучшие времена. - Он удивил Фэлкона, подав руку. Фэлкону пришлось опустить верхнюю часть тела, чтобы принять ее. - Ты приедешь в гости к Независимой Пан-нации.
   - Мне бы этого очень хотелось, - сказал Фэлкон.
   - Лазать по деревьям?
   - Я всегда готов принять вызов.
   Эмблтон улыбнулась. - Не раньше, чем попробуете покататься на коньках, коммандер...
   Но ее слова прервал чей-то голос: - Привет китам! Правый борт!
   Фэлкон повернулся вместе с остальными.
  

* * * *

   Киты направлялись на север.
   При взгляде на этот серый океан под серым небом, огромные тела казались армадой, флотом кораблей, совсем не похожих на что-либо живое. Конечно, они казались карликовыми из-за огромной длины авианосца, но в них были сила и предназначение, с которыми не могла сравниться ни одна машина человечества: они были приспособлены для жизни в этих условиях.
   Теперь одна огромная голова показалась из воды метрах в тридцати-сорока от борта, на взгляд неискушенного Фэлкона, деформированная и потрепанная. Покрытая оспинами и шрамами, как поверхность какого-нибудь астероида. Но вот открылась огромная пасть, пещера, с потолка которой свисали пластины из китового уса, которые фильтровали планктон, поступавший в рацион этого животного с верхних уровней моря, - жидкая кашица, питающая cтоль громадное тело. А затем открылся глаз, огромный, но поразительно человеческий.
   Взглянув в этот глаз, Фэлкон почувствовал, как его словно что-то узнало.
   Он побывал на Юпитере, где в слоях облаков с умеренными условиями, почти как на Земле, встретил другое громадное животное: медузу, существо размером с авианосец, плавающее в том невообразимо далеком море. Этот кит сформировался в результате эволюционного давления в среде, не сильно отличающейся от водородно-гелиевого воздушного океана Юпитера, и, несомненно, имел много общего с медузами. И все же Фэлкон чувствовал общее биологическое родство с этим огромным земным млекопитающим, которое, как он знал, никогда не смог бы разделить ни с одной из медуз Юпитера.
   Хэм, посол шимпов, был рядом с ним. - Вот и ты, коммандер Фэлкон. Еще одно законное лицо (не человек). - И он захлебнулся от смеха.
  

2

   Во время ужина американский эсминец "Сэм Шор" незаметно погрузился под воду.
   Люки и служебные входы были бесшумно закрыты и герметизированы. Балластные цистерны были открыты, а шум воды вежливо приглушен, чтобы не беспокоить пассажиров. Погружающиеся авианосцы были настроены на крен на один градус, что было едва заметно даже тем гостям, которые внимательно следили за уровнем напитков в своих бокалах.
   Фэлкон, конечно, заметил. Он почувствовал угол наклона палубы, переходящий из одного конца коридора в другой. С помощью датчиков в шасси он уловил изменение дозвуковой частоты, исходящей от двигателя, сигнализируя о снижении выходной мощности, что стало возможным теперь, когда корабль двигался под водой в оптимальных условиях.
   От внимания Фэлкона ускользало очень немногое.
   После ужина, перед выступлением Спрингера, они с Уэбстером отправились на прогулку.
   Так называемая служебная палуба, расположенная под огромным ангаром, представляла собой пещеру из балок, заклепок, рельсов, кранов и вращающихся платформ, где когда-то заправляли топливом, обслуживали и ремонтировали истребители и ракеты с ядерными боеголовками. Теперь это ярко освещенное помещение было преобразовано в сочетание торгового центра и отеля высшего класса - причем в поразительных масштабах, на целую милю.
   - Ты должен чувствовать себя здесь как дома, Говард, - говорил Уэбстер. - В конце концов, если бы "Королева Элизабет" не потерпела крушение, ты бы тоже стал капитаном круизного лайнера, не так ли? Конечно, в наши дни тебе ни за что не надеть парадную форму по фигуре...
   Фэлкон проигнорировал его и принялся изучать оборудование. В этом престижном круизе владельцы судна совместно с морским отделом Всемирного продовольственного секретариата организовали в этом помещении выставку, посвященную современному океану и его использованию, которая, предположительно, должна была побудить состоятельных пассажиров стать инвесторами. Фэлкон и Уэбстер рассматривали экспонаты, модели, голографические и анимационные изображения различных чудес природы и не только, хотя Фэлкон не был уверен, что что-либо в земных океанах все еще можно назвать естественным. В конце двадцать первого века значительная часть человечества питалась за счет огромных планктонных ферм, которые поддерживались за счет принудительного подъема богатых питательными веществами материалов со дна океана. По мере истощения наземных источников полезных ископаемых морское дно также подвергалось интенсивной разработке. Конечно, в этом 2099 году человечество более чем осознавало потребности существ, с которыми оно делило мир, и даже, в случае с высокоразвитыми шимпанзе, разделяло политическую власть. Но вся Земля становилась управляемым ландшафтом, думал Фэлкон, похожим на один огромный парк, и это было одной из причин, по которой такие люди, как он сам, стремились уехать.
   Они нашли панель, посвященную возможностям карьерного роста, и Уэбстер с любопытством наклонился, чтобы посмотреть. - Посмотри на это, Говард. Какие специальности ты можешь выбрать: морское дело, океанография, навигация, подводная связь, морская биология. - Он напряженно выпрямился. - Ты знаешь, Бюро космических ресурсов использует некоторые места на морском дне для моделирования. Можно испытать скафандры, разработанные для того, чтобы выдерживать высокие нагрузки, с которыми мы столкнемся на Венере, например. Жаль, что мы не можем увидеть это во время нашей прогулки.
   - Да, - сказал Фэлкон, - эта посудина предназначена исключительно для ныряния на мелководье. Ровно настолько, чтобы можно было спрятаться от вражеских самолетов...
   - Извините.
   Женщина стояла одна в полумраке галереи: скромно одетая, в темных цветах, на вид ей было около тридцати пяти лет. Фэлкон, ростом в семь футов, возвышался над ней на добрых полтора фута. Неудивительно, что она казалась взволнованной.
   Уэбстер щелкнул пальцами. - Я вас помню. Медсестра Дони, верно? Вы были в военном госпитале на базе ВВС Люк, штат Аризона, когда мы...
   - Да, когда коммандера Фэлкона доставили с "Королевы Элизабет".
   Те дни - те годы - выздоровления до сих пор снились Фэлкону в кошмарах. Он сделал все возможное, чтобы не отшатнуться. - Простите, сестра, я вас не помню.
   - Вообще-то, теперь я врач. Прошла перекрестное обучение. Специализировалась в нейрохирургии в...
   - Почему вы здесь? - рявкнул Фэлкон.
   Она, казалось, была застигнута врасплох, и Уэбстер сердито посмотрел на него.
   Дони сказала: - Ну, это из-за вас, коммандер. Как только администрация президента пригласила вас, они стали искать друзей, родственников и тому подобное, кто мог бы оказать вам радушный прием. И я единственная из вашей медицинской команды того времени, кто все еще работает в этой области. Остальные ушли на пенсию, переехали или, в одном случае, умерли - доктор Бигнолл, если вы его помните.
   - Вам не обязательно было приходить.
   Уэбстер проворчал: - Ради бога, Говард.
   - Все в порядке, администратор Уэбстер. - Ее голос звучал так, словно это было совсем не в порядке, но она сохраняла самообладание. - Мне нужно было увидеть вас, коммандер. После того, как ваши подвиги на Юпитере попали в новости, я провела небольшое исследование. Прошло ужасно много времени с тех пор, как вы проходили надлежащий осмотр, не говоря уже о капитальном ремонте.
   Внезапно Фэлкон заподозрил неладное. Он впился взглядом в Уэбстера. - Ты все это подстроил, старый болван?
   Уэбстер выглядел так, словно собирался блефовать и выпутаться, но сдался с достоинством. - Ну, Говард, я так и знал, что ты меня не послушаешь. - Он постучал костяшками пальцев по панцирю из закаленного сплава там, где должна была находиться грудь Фэлкона. - С внешним оборудованием все в порядке. Мы можем без проблем менять компоненты. Но то, что находится внутри, с самого начала было довольно потрепанным и моложе не становится. Сколько тебе сейчас лет, пятьдесят пять - пятьдесят шесть..?
   Дони неуверенно потянулась к Фэлкону, затем опустила руку. - Позвольте мне помочь вам. Как вы спите?
   Фэлкон стиснул зубы. - Как можно меньше.
   - Сейчас появились новые методы лечения, которые мы можем вам предложить...
   - Вы поэтому здесь? Чтобы снова использовать меня как лабораторную крысу?
   Это прорвало ее последнюю защиту. Ее губы шевельнулись, и она сглотнула. - Нет. Я здесь, потому что мне не все равно. Так же, как мне было не все равно тогда. - Она повернулась и зашагала прочь.
   Фэлкон смотрел ей вслед. - Она чуть не расплакалась.
   - Нет, она сдержалась, придурок. Она чуть не снесла тебе крышу, и ты бы это заслужил. Я видел тебя тогда, Говард. Я знаю, это был кошмар. Но она была рядом до конца, Хоуп Дони. Всего лишь медсестра. И так до конца. - Казалось, он с трудом подбирал слова. - Она вытирала тебе лоб. Да ну тебя к черту. Мне нужно выпить. - Он ушел, бросив в ответ: - Наслаждайся самолюбованием Спрингера. На сегодня с меня достаточно героев. Но когда ты снова встретишь эту женщину, ты извинишься, слышишь?
  

3

  
   В морской гостиной американского корабля "Сэм Шор" Мэтт Спрингер стоял за трибуной рядом с пустой, тускло освещенной сценой.
   Помещение само по себе было необычным, подумал Фэлкон, когда вкатился в него и незаметно занял место в конце зала. Морская гостиная, вероятно, была самой известной особенностью круизного лайнера, которым стал этот огромный авианосец. Это было место изгибов, переплетений и широких панелей, никаких прямых линий, все в цветах моря: зеленом и синем, с перламутровым отливом. Сама сцена располагалась под выступом, где соединялись широкие ребра, а зрители перед Спрингером располагались в неглубоком бассейне. Капитан Эмблтон, сидевшая в первом ряду рядом с президентом, сказала Фэлкону, что это экспериментальная архитектура. Та же технология, которую использовали для фильтрации добываемой морской воды, была применена при создании этого помещения, слой за слоем - оно было выращено, как раковина морского моллюска, а не построено традиционным способом. Даже скрытые сервисные элементы - воздуховоды, трубы, вентиляционные отверстия и кабели - были спланированы в соответствии с тщательно контролируемым компьютером процессом.
   Обстановка, тем временем, показалась Фэлкону викторианской: полированные столы, высокие стулья и диваны. На столах стояли дорогие на вид бокалы, столовые приборы и фарфоровая посуда. Но Фэлкон обратил внимание на детали - на каждый предмет сервировки, помеченный девизом MOBILIS IN MOBILI, на маленькие флажки на каждом столе, черные с золотой буквой "N", - которые выдавали истинное вдохновение этого заведения. Фэлкон позволил себе улыбнуться. Более двух столетий спустя после своего появления на страницах великого романа Верна "Наутилус" капитана Немо все еще бороздил моря воображения. Фэлкон пробормотал: - Тебе бы это понравилось, Жюль.
   И в этой изысканной обстановке, одетый в строгий гражданский костюм, улыбающийся пассажирам, когда они садились на свои места, Мэтт Спрингер выглядел непринужденным, приветливым, держащим себя в руках. Фэлкон завидовал этому человеку за его человеческое обаяние в этой очень человеческой компании, в то время как сам Фэлкон прятался в тени.
   Но он недолго был один. Вскоре его отыскал Уэбстер.
   Фэлкон пробормотал: - Приятель, если ты ищешь фонтан с водой, то это тот симпатичный парень в другом углу.
   - Очень забавно.
   - Значит, в конце концов ты появился?
   - Оказывается, у меня сохранились какие-то остатки хороших манер. Итак, что ты думаешь о морской гостиной? Это нечто особенное, не так ли?
   Фэлкон хмыкнул. - Она похожа на огромную устричную раковину. И Мэтт Спрингер - большая жемчужина в центре всего этого.
   Это рассмешило Уэбстера.
   С любезной улыбкой Спрингер оперся руками о трибуну и, говоря без заметок, начал представление.
  

* * * *

   - Госпожа президент, капитан Эмблтон, друзья. Добрый вечер. Спасибо, что пришли. Я здесь для того, чтобы рассказать вам историю дедушки Сета, из-за которого моя семья приобрела такую дурную славу, и из-за которого мне пришлось проделать весь путь до Плутона, чтобы оставить свой собственный кусочек истории.
   Сочувственный смех: он тут же заставил их есть у него из рук. Фэлкон вскипел.
   - Мне действительно нужно развеять пару мифов о нем. Прежде всего, хотя моя семья всегда называла его "дедушка", Сет на самом деле был моим пра-пра-пра-прадедушкой, и ему никогда не доводилось встречаться даже со своими собственными внуками. Но его слава распространилась далеко за пределы его собственной жизни, и он всегда был чем-то вроде присутствия в семье, так что "дедушкой" он останется навсегда.
   - И, во-вторых, нет, Шон Коннери не играл его в фильме 1970-х годов. - Снова смех. - Коннери был в фильме, но в другой роли. Профессор Массачусетского технологического института. Иногда я пересматриваю эту старую драму. Жаль, что наука осталась на полу монтажной, но это весело! И это была первая попытка драматизировать те экстраординарные события.
   То, что я собираюсь показать вам сегодня вечером, - это последняя попытка рассказать эту историю. Конечно, в то время вся драма была записана и тщательно изучена, а позже появилось множество книг, автобиографий, технических исследований. Таким образом, благодаря современной обработке тогдашних изображений и последующему психологическому анализу главных героев, мы можем проделать довольно хорошую работу по реконструкции - можем увидеть, каково было пережить те драматические дни, и даже получить некоторое представление о том, о чем, должно быть, думали и чувствовали в то время главные герои.
   - Сегодня вечером мы увидим подборку сцен, ключевых инцидентов. Просто сядьте поудобнее и расслабьтесь; 3D должно радовать глаз. Те из вас, у кого есть нейронные сети, могут попробовать возможности погружения, хотя все они ограничены пассивным режимом. - Еще одна улыбка. - Не пытайтесь нажимать какие-либо кнопки в дедушкином командном модуле "Аполлона". И, возможно, вы поймете, что он чувствовал в воскресенье, 9 апреля 1967 года, когда Сету Спрингеру сообщили плохие новости о том, что он не полетит на Луну...
   Участок стены за трибуной Мэтта Спрингера превратился в светящийся прямоугольник, наполненный глубокой, безграничной синевой безоблачного неба. Камера развернулась вниз, и на экране появилось множество массивных белых зданий, расположенных, как в кампусе, среди аккуратных газонов и проезжей части. На мгновение или два это могло сойти за современную сцену, поскольку утилитарная архитектура зданий почти ничем не выделялась. Но по мере увеличения масштаба изображения транспортные средства и фигуры быстро обозначили время. Припаркованные машины, мужчины в костюмах, шляпах и галстуках, несмотря на жару. И совсем немного женщин. Это была сцена, снятая сто тридцать лет назад - в первые тревожные дни космической эры.
   Точка обзора сузилась до одного здания, затем до одного окна в этом здании. А затем, одним головокружительным прыжком, через стекло, в офис с кондиционером. Отделка того времени, полированное дерево и кожа. Множество фотографий и флагов, шкафчики и документы в рамках, письменный стол с календарем и портфелем, но ничего, что Фэлкон мог бы назвать компьютером или устройством отображения информации...
   - Лунная программа "Аполлон" отменена. Но хорошая новость в том, - говорил мужчина за тем столом, - что у вас, двух славных ребят, появился шанс спасти мир.
   - Через пять минут в этом доме не останется ни одного сухого глаза, - сказал Уэбстер.
   - Мои, конечно, уцелеют.
   - Давай-ка сматываться отсюда. Мы оба можем переварить в себе не так много Спрингера. А еще кое-кто хочет с тобой поговорить.
   - Дай угадаю. Сестра Хоуп.
   - Умник. И мне нужно в туалет. Ты идешь или нет?
  

* * * *

   Короткая прогулка под крышей из ребристой переборки привела к еще одной рекламируемой достопримечательности "Шора" - смотровой площадке, кафетерию-бару. Фэлкон прикинул, что столы, напольные подушки и даже детская игрушечная ручка были разбросаны на четверти акра ковра, над которым возвышался огромный пузырь - окно из прочного оргстекла. В это время ночи, за час до полуночи, за окном не было видно ничего, кроме непроглядно темного океана.
   Хоуп Дони сидела в одиночестве за столиком у окна. На столике у нее было какое-то оборудование, открытый кейс. Когда Уэбстер и Фэлкон приблизились, она огляделась и осторожно улыбнулась.
   Маленький робот Консел - если предположить, что это был тот самый робот - подкатился к ним. - Могу я вас обслужить?
   - Нет, - резко ответил Фэлкон.
   - Я выпью с ним чаю со льдом, - твердо сказала Хоуп. - Спасибо, Консел. Вы всегда любили чай со льдом, Говард.
   Уэбстер улыбнулся и сел. - И бурбон для меня. За мой счет...
   - В этом путешествии вы все - гости президента, администратор Уэбстер. - Фэлкон подумал, что у Консела приятный, почти бостонский акцент. Он, безусловно, был гораздо более похож на человека, чем монотонное жужжание Адама, любимой игрушки его детства. Робот покатил к мягко освещенному бару в задней части зала.
   И Фэлкон покатился на своих собственных надувных шинах к тому большому окну. Оно было изогнуто над его головой. Он осторожно дотронулся до него кончиком пальца. Подумал об окнах коттеджа, запорошенных снегом зимним утром, - об ощущениях, которые передавались в его мозг через кожу и нервы, а не через сеть протезов и имплантированных нейронных приемников.
   В темноте проплыл свет, совершенно плавное горизонтальное движение. Он предположил, что это один из морских эльфов. И снова ему стало не по себе от того, как близко автоматические существа подобрались к судну. За иллюминатором был виден только этот сигнальный огонек.
   Хоуп Дони подошла и встала рядом с ним. - Одна из самых известных деталей корабля, - пробормотала она. - Я имею в виду само окно. Чудо инженерной мысли. Очень похоже на вас, коммандер Фэлкон.
   - Посмотрите, - сказал он. - Мне жаль. То, как я отреагировал при нашей встрече. Те дни под наблюдением хирургов были трудными для меня. Даже вспоминать о них...
   Она взяла его за руку. Он чувствовал прикосновение ее пальцев, ощущал влажность и теплоту ее ладони - у него даже сложилось яркое, неприятное впечатление о структуре костей. Однако не чувствовал ее руки в своей, по крайней мере, в каком-либо осмысленном смысле этого слова.
   Внезапно почувствовав неловкость, он отстранился. Слишком много воспоминаний. Слишком много боли.
   Для них обоих.
   - Подойдите, - мягко сказала Хоуп. - Посидите с нами.
  

4

   Если восстановление после авиакатастрофы "Королевы Элизабет IV" двенадцать лет назад было тяжелым для Говарда Фэлкона, то же самое произошло и с Хоуп Дони, в то время двадцатиоднолетней медсестрой-стажером в старом госпитале ВВС США в Аризоне, куда срочно доставили Фэлкона. Она была, безусловно, самым младшим членом команды.
   Когда Фэлкона привезли в больницу, раздавленного и обожженного, и положили на бледно-зеленые простыни, он даже не был похож на человека. Хоуп провела некоторое время в городских отделениях неотложной помощи и военных травматологических отделениях, и думала, что закалилась. Это было не так. Не для этого.
   Но именно доктор Бигнолл, заместитель начальника, помог ей справиться с этим. - Во-первых, он жив. Запомните это. Хотя и с трудом: его сердце вот-вот откажет - вы можете видеть это на мониторе. Во-вторых, думайте не о том, что он потерял, а о том, что у него еще есть. Его травмы головы, похоже, поддаются лечению...
   Она едва могла разглядеть голову под тем, что осталось от правой руки Фэлкона.
   - И эта рука, которую он вскинул, чтобы защитить голову, возможно, даже сохранила его лицо. Частично.
   Она наблюдала за работой команды, людей и машин, когда трубки змеились по телу Фэлкона. - Итак, что же является первоочередной задачей?
   - Сохранить ему жизнь. Посмотрите на него, он потерял более пятидесяти процентов крови, его грудная клетка широко раскрыта. Мы заменяем всю его кровь холодным физиологическим раствором. Это снизит активность мозга, остановит клеточную активность...
   - Приостановка жизнедеятельности.
   - Если хотите. И это даст нам возможность продолжить работу над конструкцией. Шанс... О, ничего себе, у него остановка сердца. Аварийная группа...!
   Структурный материал. Когда состояние Фэлкона стабилизировалось, чего удалось добиться, в основном, благодаря тому, что его поместили в палату, полную оборудования, которое должно было имитировать функции его сломанного тела, оказалось, что от него мало что осталось, кроме мозга и позвоночника, а также части его лица, сохранившегося благодаря вскинутой руке. Хорошей новостью было то, что осталось на что опереться. Мониторы уже показывали текущую мозговую активность. Хоуп скоро научилась определять, спит Фэлкон или бодрствует, и ей было интересно, какое состояние у него хуже.
   За этим для Хоуп последовал ускоренный курс нейроинформатики. Часы превратились в дни, и команда работала так быстро, как только могла. Им нужно было установить связь между тем, что осталось от Фэлкона, и оборудованием, которое будет обеспечивать его до конца жизни. А это означало считывание информации с того, что осталось от его поврежденной нервной системы, и запись информации в искусственную систему.
   Датчики на протезах, прикрепленных к уцелевшему обрубку руки Фэлкона, смогли использовать его собственную нервную систему для связи с мозгом, но другая часть его тела, позвоночник, была настолько сильно повреждена, что это было невозможно. Необходимо было выстроить новые каналы связи. Таким образом, микроэлектроды были встроены в мозг Фэлкона - в область моторной коры, отвечающую за физические движения, и в соматосенсорную кору, которая управляет чувством осязания. В пояснично-крестцовой области его позвоночника были установлены дополнительные датчики с управляющим узлом, соединяющим мозг с нижними конечностями. Как только стало возможным передавать цифровую информацию в его поврежденную нервную систему и из нее, привезли набор протезов и опробовали один за другим, каждый из них был снабжен микросенсорами, которые постоянно взаимодействовали с устройствами, прикрепленными к мозгу и позвоночнику.
   Даже наспех сымпровизированный, он был впечатляющим достижением.
   Хоуп смогла помочь с медицинской частью. По мере того, как шло восстановление, она направляла свет на глаза из металла и геля и пощипывала снабженную датчиками пластиковую плоть, проверяя чувствительность. Позже она узнала, что Фэлкон постепенно начал осознавать эти попытки в течение нескольких дней и недель молчания в своей голове: искры света, тупое чувство давления. Но первым внешним раздражителем, который он по-настоящему осознал, был звук, мерный стук, который он принял за биение своего собственного сердца, но на самом деле это был единый ритм палаты, полной механизмов.
   У команды была высокая мотивация. Они не просто спасали жизнь, а делали это, используя новейшие методы и технологии. По словам врачей, этот случай действительно послужил толчком к разработке новых методов лечения.
   Иногда они проявляли чрезмерное рвение. Один молодой врач похвастался в столовой: - Знаете, это, должно быть, самый интересный случай травмы с тех пор, как перестали воевать... - Доктор Бигнолл ударил мужчину кулаком в челюсть. Если бы он этого не сделал, надеюсь, это сделала бы Дони.
   И теперь, дюжину лет спустя, здесь стоял отреставрированный Фэлкон.
   Золотая башня.
   Люди говорили, что в этой версии своего вспомогательного снаряжения Фэлкон немного похож на старую статуэтку Оскара. Когда он стоял прямо, возникало скорее абстрактное представление о человеческом теле, чем о его буквальной форме: золотистый клиновидный торс, изящные плечи и шея, безликая голова - безликая, если не считать отверстия, через которое выглядывала часть лица, обнаженная человеческая кожа. Искусственные глаза, конечно. Нижняя часть его тела представляла собой единое целое, по форме напоминающее ноги; оно выглядело цельным, но было сегментировано, чтобы Фэлкон мог сгибаться и даже "сидеть" с достаточной степенью правдоподобия. А под "ногами" находилось что-то вроде тележки на надувных шинах. В состоянии покоя Фэлкон держал руки сложенными на груди, чтобы успокоить зрителей; когда он расправлял их, они двигались с механическим жужжанием гидравлики, движения были жесткими и нечеловеческими, кисти напоминали хватательные когти.
   Это была не первая модель, в которую был встроен Фэлкон. Он любил жаловаться, что в детстве лепил снеговиков, больше похожих на людей...
  

* * * *

   Дони вспомнила, как Фэлкон впервые снова почувствовал боль.
   В то время Фэлкон не мог сказать им, что ему больно. Все, что он мог сделать, это моргнуть веком. У него не было рта. Его слезные протоки больше не функционировали. Но приборы сообщали о боли. И Хоуп знала.
   Прошло два года, прежде чем он смог перевернуть страницу книги без посторонней помощи, благодаря жужжанию сервомоторов единственной руки-экзоскелета, прикрепленной к его телу. Каждую ночь в течение этих двух лет Хоуп Дони умывала лицо Фэлкона и вытирала ему лоб.
  

5

   Уэбстер подозвал их к столу, чтобы попробовать напитки.
   На этот раз Фэлкон сел или, по крайней мере, сложил шасси.
   Дони торопливо сказала: - Я знаю, что есть все шансы, что мы с вами больше не увидимся в ближайшее время, коммандер...
   - Говард.
   - Говард. Я помню, что вы сбежали из той клиники так быстро, как только могли - как тогда сказал доктор Бигнолл? "Как ребенок-правонарушитель, который наконец-то стал достаточно взрослым, чтобы угнать машину".
   Уэбстер расхохотался. - Это ты, Говард.
   - Но я бы настоятельно рекомендовала вам проходить регулярные осмотры, ремонт и усовершенствование ваших протезов, а также принимать медицинскую помощь для вашего человеческого организма. И пока мы здесь, - упрямо сказала она, - пока у меня есть возможность, я хочу показать вам новый вариант. - Она похлопала по коробке. - Это набор для расширения возможностей виртуальной реальности. Сейчас он подключен к командиру корабля и глобальной сети. - Она достала два металлических диска, каждый размером с новый цент. Протянула по одному Уэбстеру и Фэлкону.
   - Нейронные разъемы, - сказал Фэлкон.
   - Ты понял, - сказал Уэбстер. Его собственная рука замерла на затылке.
   - Ты, Джефф? У тебя есть такая розетка? Виртуальная реальность предназначена для детских игр или учебных симуляторов.
   - Черт возьми, это так и есть. Я бы понятия не имел, чем занимаются мои дети и внуки, если бы не эта дыра у меня на шее. Кроме того, половина бизнеса в мире сейчас ведется виртуально. Даже в моем бюро. И, в отличие от тебя, я всегда делаю себе обновления.
   - Ты мне никогда не говорил.
   - Ты никогда не спрашивал. И сам никогда не говорил мне, что у тебя есть интерфейс. Хирурги установили его, когда взламывали ствол твоего мозга, не так ли?
   - Это был необходимый компонент моего лечения. Разрушение моего спинного мозга...
   - Это было двенадцать лет назад.
   - Его нужно модернизировать, - быстро сказала Дони. - Но этот новый умный набор совместим с различными устройствами.
   Фэлкон уставился на блестящий диск. - Виртуальная реальность? В чем смысл?
   Уэбстер наклонился вперед. - Послушай, Говард. Кажется, я понимаю, к чему клонит доктор. Мы живем в хорошее время. Во всем мире царит мир. Нет границ, нет войн, и мы движемся к нашей цели - искоренению голода, нужды, болезней...
   - Ну и что? И зачем нужен разъем для виртуальной реальности?
   - Потому что в этой зарождающейся утопии для тебя нет места, - грубо ответил Уэбстер. - Это то, что ты думаешь, не так ли?
   - Что ж, это правда. Я уникален.
   - Этого нельзя изменить. Медики спасли тебе жизнь, Говард, но радикальным экспериментальным способом. Ты был единственным в своем роде. И по мере того, как Земля восстанавливается после разрушений прошлого, люди становятся все более консервативными. Техника - это хорошо, но она должна быть ненавязчивой.
   Если бы несчастный случай произошел с тобой сейчас, к тебе отнеслись бы по-другому. Тебя держали бы на льду до тех пор, пока не были бы подготовлены биологические заменители для твоих поврежденных частей тела. Я говорю о лечении стволовыми клетками, даже о трансплантации нижних отделов головного и спинного мозга целиком. Они бы снова сделали тебя человеком. Машины есть машины, и их нужно отделять от человечества.
   - И поэтому я единственный настоящий киборг. Единственный живой симбиоз человека и машины.
   - Хоуп говорит мне, что сейчас физически ничего нельзя сделать, чтобы изменить это для тебя.
   Дони, казалось, хотела взять Фэлкона за руку, но отдернула ее. - Но есть и другие варианты.
   - Ты имеешь в виду это? Сбежать в искусственность?
   Уэбстер покачал головой. - Существуют целые виртуальные сообщества, Говард. И как только ты окажешься там, сможешь снова стать полноценным человеком. Сможешь делать все, что, черт возьми, не можешь делать сейчас. Бегать, смеяться, плакать - заниматься любовью.
   - Для меня это реальный мир, доктор Дони. Или так, или выключите меня.
   Хоуп вздрогнула.
   Уэбстер сказал: - Будь ты проклят, Фэлкон.
   Фэлкон встал из-за стола, выпрямился и вышел.
  

* * * *

   Когда он ушел, Дони сказала: - Полагаю, мне следует извиниться. Я не хотела портить вечер.
   Взгляд Уэбстера был печальным. - О, мы прекрасно справлялись с этим сами. Но, полагаю, такому человеку, как Говард Фэлкон, виртуальной замены жизни было бы недостаточно. "Как-нибудь в другой раз".
   - Простите?
   - Это то, что он сказал, когда собирался покинуть Юпитер. Он посмотрел на Большое Красное пятно - организаторы полета позаботились о том, чтобы он держался подальше от него, - и сказал: "Как-нибудь в другой раз". Команда управления на Юпитере V отчетливо это слышала. Это как раз те слова, которые можно написать на футболке...
   - Но в каком-то смысле он прав. Во всяком случае, насчет Юпитера. Его миссия на "Кон-Тики" была героической, но он только коснулся поверхности. Мы думаем, что планета полна структур. Там можно найти буквально все, что угодно. Юпитер - это океан тайн. И с момента возвращения оттуда он уже ищет финансирование для последующих миссий. Я думаю, это одна из причин, по которой он здесь появляется.
   Дони кивнула. - Но все это отрицание его личной реальности. Как мы можем ему помочь?
   - Будь я проклят, если знаю. И будь проклят, если меня это волнует прямо сейчас.
  

6

   Вернувшись на презентацию Спрингера, Фэлкон заподозрил, что никто в аудитории даже не заметил, что первооткрыватель облаков Юпитера ненадолго ушел в самоволку. Он снова кипел от беспричинного негодования.
   Не помогло и то, что Мэтт Спрингер мог рассказать интересную историю. Как бы в подтверждение сказанного, когда Спрингер закончил свое повествование, финальный образ дедушки Сета - храбреца за штурвалом своего обреченного корабля "Аполлон" - застыл на месте. Фэлкон был впечатлен мастерством Спрингера, когда тот воспользовался моментом перед аудиторией, в которой, как оказалось, была президент мира.
   Наконец он заговорил снова. - Ну, остальное вы знаете. Моего предка чествовали на церемонии в Арлингтоне. Роберт Кеннеди опередил Ричарда Никсона на президентских выборах и в январе 1969 года сделал инцидент с Икаром главной темой своей инаугурационной речи...
   Была показана некачественная запись выступления РФК на президентской трибуне. Фэлкон знал эту речь слово в слово: - Десять лет назад у нас не было бы возможностей для полетов в космос, которые спасли нас.  Теперь наша обязанность - не дать этому потенциалу угаснуть... Напротив, мы должны выйти за пределы хрупкой Земли и устремиться в космос, все дальше и шире. 
   - И, - с усмешкой прокомментировал Спрингер, - Кеннеди был достаточно мудр, чтобы подчеркнуть, насколько хорошо Америка и Советский Союз сотрудничали в проекте "Икар".
   - Этот эпизод доказал, что нам лучше быть едиными, чем разделенными, и, более того, мы можем объединиться вокруг общих целей, - сказал Спрингер, - Именно здесь, в этом отрывке, была заложена основа движений за единство, которые привели к созданию Мирового правительства. Итак, Фрэнк Борман возглавил первую высадку "Аполлона" на Луну в декабре 1971 года. 1970-е годы были десятилетием "Аполлона", поскольку администрация РФК выразила общественную благодарность НАСА, выделив деньги на многочисленные миссии, полеты к полюсам Луны и на дальнюю сторону, создание постоянной базы в кратере Клавиус. А потом - первые шаги за пределы Луны.
   Еще несколько снимков советско-американской высадки на Марс в 1980-х годах.
   - С тех пор мы стали свидетелями замечательного прогресса. Ресурсы из космоса помогли нам преодолеть препятствия - истощение запасов топлива, климатические проблемы, - которые в противном случае могли бы стать для нас препятствием. Инаугурация первого президента мира состоялась в 2060 году под запись гимна Хендрикса, но я прожил на Бермудах десять лет, и там всегда говорили, что главное преимущество пребывания в столице планеты - это возможность первым обратиться в Глобальный метеорологический секретариат по вопросам защиты от ураганов.
   Вежливый смех.
   - А что касается потомков Сета... - Он вывел на экран изображение своей собственной эмблемы миссии. Это был вариант фамильного герба, на котором был изображен прыгающий спрингбок. Спрингеры были старинной голландской семьей с богатыми потомками в Южной Африке. Теперь спрингбок запрыгал среди спутников Плутона. Спрингер скромно улыбнулся в ответ на шквал аплодисментов.
   - И в некотором смысле все это произошло, - сказал Спрингер, - из-за героизма дедушки Сета. Как бы то ни было, с приближением Нового года - по хьюстонскому времени, которое отсчитывается единственными часами, имеющими значение для астронавтов, - я предлагаю, с вашего позволения, госпожа президент, вернуться в бар...
   И в этот момент подводная лодка содрогнулась, и судно длиной в милю зазвенело, как гонг.
  

7

   Если Фэлкон когда-либо сомневался в том, что стройная, скромная женщина в бледно-сиреневом костюме действительно является президентом Объединенного мира, то теперь это было доказано. Через несколько секунд после этой зловещей встряски - когда вспыхнули красные огни тревоги, завыли отдаленные сирены и капитан Эмблтон раздала указания со сцены рядом с хмурым Мэттом Спрингером - Фэлкону показалось, что значительная часть публики в морской гостиной уже окружила президента, как пчелы в дорогих костюмах и с тяжелым вооружением. Через мгновение рой вывел ее из помещения.
   Фэлкон, тем временем, развернулся и на предельной скорости выкатился из морского салона. Люди уже вскочили на ноги, проталкиваясь к выходу из зала, но даже сейчас они отшатывались от Фэлкона, семифутовой колонны из золота.
   Хоуп Дони все еще была там, где они с Уэбстером оставили ее, на смотровой площадке, за столом, где она сидела, стоял недопитый стакан чая со льдом. И она смотрела на белую фигуру, прильнувшую к огромному обзорному окну.
   Фэлкон узнал морского эльфа, прикрепленного к стеклу, и его мрачное предчувствие исполнилось. - Так и знал. Черт возьми.
   Уэбстер поспешил за Фэлконом. - По крайней мере, здесь тихо. Команда кричит, повсюду сигнализируют и мигают огни.
   - Полагаю, спасательных шлюпок хватит на всех.
   - Конечно, коммандер Фэлкон, - сказала капитан Эмблтон, которая вошла в комнату в сопровождении Мэтта Спрингера и группы старших офицеров. - Это не чертов "Титаник". Мы уже увезли президента.
   Уэбстер присвистнул. - Быстро вы сработали.
   - Это условие, при котором ее доставили на борт. Осмелюсь предположить, что тот, кто все это затеял, не знал об этом. Но, - сказала она более мягко, - проблема во времени - времени, достаточного, чтобы вывести всех до того, как корпус взорвется.
   Офицеры указывали на что-то и что-то декламировали, проверяли мини-камеры, проговаривали план эвакуации высокими, спокойными голосами. Как ни странно, маленький робот Консел начал перемещаться среди внезапно возникшей толпы, словно отыскивая свою роль во внезапном кризисе. - Могу я вам чем-нибудь помочь? - Его все проигнорировали.
   Эмблтон перевела взгляд с одного из офицеров на Уэбстера. - Администратор, учитывая ваш личный стаж...
   - Я остаюсь здесь, - огрызнулся Уэбстер.
   - Идиот, - пробормотал Фэлкон.
   - Надо знать, что к чему, и я что-то не заметил, чтобы ты вычерпывал воду. В любом случае, корабль еще можно спасти, верно?
   Фэлкон, у которого в том месте, где должен был находиться его желудок, жужжали гироскопы, не был в этом уверен. - Нет, если крен корабля продолжит расти.
   Мэтт Спрингер посмотрел на него с уважением. - Конечно, вы можете это почувствовать. Думаю, я тоже могу.
   Дони с тревогой посмотрела на Фэлкона. - О, Говард...
   - Знаю. - Он выдавил улыбку. - Еще один большой корабль в смертельной опасности, и вот я в центре всего этого. Только не снова...
   - Достаточно скоро все почувствуют крен, - мрачно сказала Эмблтон, взглянув на миникомп, который держал один из ее офицеров. - Мы пострадали от множественных термоядерных микровзрывов по всему периметру корпуса.
   - Они взорвали балластные цистерны, - сказал Фэлкон.
   - Именно так.
   Хоуп Дони стояла, выглядя сбитой с толку. - Кто это сделал? И почему?
   - Пока не знаем. - Капитан Эмблтон оторвалась от своих офицеров и подошла к окну. - Но знаем, как.
   - Морскими эльфами, - сказал Фэлкон. - Как тот, что прилип к окну.
   В помещение вошли еще несколько человек с техническим оборудованием, которое они прикрепили к окну, изучая эльфа.
   Эмблтон сказала: - Это произошло всего несколько минут назад. Внезапно эльфы отклонились от своей программы. Они окружили корпус, закрепились, как этот, и...
   - Полагаю, взорвали свои энергетические установки, - сказал Спрингер, делая шаг вперед, чтобы лучше видеть.
   - Вполне. Что должно быть невозможно.
   - Очевидно, возможно, - сказал Фэлкон. - Вопрос в том, почему этот корабль до сих пор не на дне?
   Эмблтон вздохнула. - Мы должны быть благодарны, что этого не произошло. Если бы это произошло, большая часть жилых помещений корабля была бы уже затоплена. На данный момент корабль в беде. Мы уже были немного ниже номинальной крейсерской глубины в тысячу шестьсот футов, и теперь неуклонно снижаемся. Наша максимальная глубина погружения составляет две тысячи четыреста футов, но мы должны продержаться на некотором расстоянии ниже этой отметки - что ж, остается надеяться. У этого столетнего ковша есть недостатки, которые мы обнаруживаем каждый день... У нас есть поддержка на море и в воздухе; президент никуда не выходит без прикрытия. На самом деле, это слабое место. Если мы продержимся, у нас есть шанс всех высадить вовремя. Если.
   Уэбстер с беспокойством спросил: - По-прежнему ли существует традиция, что капитан покидает корабль последним?
   - К черту традиции. Этот капитан никуда не денется, пока не узнает, кто или что угрожает ее кораблю.
   - Шимпы знают.
   Фэлкон обернулся и увидел приближающуюся группу шимпов. Посол, Хэм 2057а, шел впереди, а группа его коллег тащила за собой человека - члена экипажа, судя по форме.
   За ними последовали другие члены экипажа, с оружием в руках, неуверенные. Один из них доложил: - Капитан, мы проследовали за шимпами от боцманской. Шимпы схватили Стэмпа, и мы не были уверены, что делать. Посол был очень настойчив...
   - Отойдите, лейтенант Мосс. Посол Хэм, это один из моей команды. Я выслушаю вас, если вы передадите его под мою опеку.
   Хэм театрально пожал плечами. - Шимпы выполнили свою работу.
   Шимпы бросили мужчину, Стэмпа, на палубу. По знаку лейтенанта Мосса двое его людей подхватили Стэмпа под руки и поставили на ноги. Стэмп выглядел молодо, подумал Фэлкон, не старше двадцати пяти лет, с бледным лицом и рыжими волосами. Его лицо было поцарапано, форма мичмана порвана из-за грубого обращения шимпанзе, но он казался невредимым.
   Огромный корабль заскрипел, продолжая крениться, беспомощно погружаясь все глубже в пучину.
   Эмблтон повернулся к Хэму. - Посол? В чем дело?
   Хэм широко улыбнулся и подошел к ней, покачивая костяшками пальцев. - Герои шимпы, вот что. Одна из моей команды, ее зовут Джейн 2084с. Работает с компьютерами. Умная. Зашла в боцманскую, заинтересовалась, устроила экскурсию для фанатов. Там был Стэмп, он делал то, что делал. Не обращал на нее внимания. Продолжал это делать. Всего лишь простак, простаки не имеют значения, они не могут понять. Ха! Джейн понимает.
   Фэлкон сказал: - Эльфами управляет Боцман.
   - Вполне. - Эмблтон подошла к Стэмпу. - Что ж, мичман. Может, вы расскажете мне, что делали.
   Стэмп выпрямился и отдал честь. - Сэр. Я уничтожил этот корабль, сэр, и убил вас всех. - У него был сильный английский акцент, вероятно, лондонский, подумал Фэлкон.
   - Вы изменили программу Боцмана...
   - Я ввел новые команды для эльфов. Они должны были прикрепляться к корпусу и самоуничтожаться. Эти штуки тупые, их программирование простое. Преодолеть защитные барьеры было на удивление легко.
   - Это были они? И почему вы... Нет, скажите мне вот что. - Она указала на окно, в котором эльф был зафиксирован на месте. - Почему этот еще не взорвался?
   - Потому что я хотел, чтобы вы поняли, - насмешливо сказал Стэмп. - Я хочу, чтобы вы знали: вы умрете, как и весь мир, из-за того, что представляет собой этот корабль. Что он собой представляет.
   Уэбстер сурово нахмурился. - И что же это такое?
   - Гегемония Соединенных Штатов. - Он пристально посмотрел на Уэбстера. - Которая началась, когда вы, американцы, манипулировали исходом Второй мировой войны, чтобы сокрушить Британскую империю и оттолкнуть Советы...
   Эмблтон вздохнула. - О, ради бога. Скептик мирового масштаба. Участник старых движений за независимость, которые выступали против Мирового правительства.
   Уэбстер кивнул. - Помню. Я был всего лишь ребенком. Бомбы в Лондоне, Женеве, на Бермудах.
   Стэмп разглагольствовал: - Затем вы, янки, использовали Британию в качестве пусковой платформы для ракет в своей холодной войне против Советов. А затем втянули нас в так называемое "Атлантическое партнерство". Вы даже не поддержали наши претензии на место в Совете безопасности Мирового правительства...
   - Я услышала достаточно, - с отвращением отрезала Эмблтон. - Вы позорите благородную историю, Стэмп. Мосс, уведите его. Чертовски уверена, что он не расскажет нам, как вывел Боцмана из строя - или как я могу убрать эту ядерную пиявку со своего окна, - но все равно попытайтесь разговорить его. Продолжайте эвакуацию. И сделайте все возможное, чтобы взломать Боцмана, кто знает. 
   Ее команда поспешила подчиниться.
   - А пока, - тихо сказала Эмблтон, - если все остальное не поможет, нам нужно найти способ убрать эту штуку. - Она вернулась к окну, чтобы присоединиться к Спрингеру, Фэлкону, Уэбстеру и Дони. - Есть какие-нибудь идеи?
   Уэбстер спросил: - Корабли сопровождения?
   - Это корабли мирового флота - надводные, подводные и даже воздушные. Мне сказали, что они прорабатывают варианты. Но "Шор" - это старый корабль, административный, и он уже дестабилизирован. Было бы непростой операцией подобраться достаточно близко, чтобы отсоединить эту штуку, не повредив нас.
   Уэбстер сказал: - Это при условии, что "пиявка" не взорвется, если к ней прикоснуться. Я бы так и сделал.
   Эмблтон подняла брови. Но она что-то прошептала офицеру, который, в свою очередь, что-то пробормотал в микрофон. - Стэмп говорит, что это не так, - наконец сказала она.
   - Это уже что-то, - сказал Спрингер. - В любом случае, похоже, нам нужно полагаться на собственные силы. Как мы можем добраться до этой штуки? Я так понимаю, что эльфов больше нет.
   - Насколько мы можем судить, все они уничтожены, кроме этого. А поскольку Боцман выведен из строя, мы все равно не могли на них положиться.
   Фэлкон спросил: - У вас есть другие суда? Подводные лодки?
   - Да, они называются "кораклы". Для туристических прогулок. У них нет средств управления окружающей средой, и они уже используются в качестве спасательных шлюпок.
   Консел все еще был здесь. - Могу я вам чем-нибудь помочь? - Фэлкон с любопытством уставился на него.
   Уэбстер спросил: - Почему бы не послать водолаза? Я имею в виду человека. Или команду.
   Эмблтон сказала: - Потому что мы уже - на глубине, лейтенант? - уже на глубине двух тысяч футов и быстро снижаемся. Ныряльщики-люди могут опускаться только на полторы тысячи футов, даже с воздушными смесями под давлением.
   Спрингер твердо сказал: - Я бы все равно попытался.
   Эмблтон вздохнула. - Это был бы героический, но бесполезный жест, капитан Спрингер.
   Фэлкон сказал: - Я не человек. И мое оборудование предназначено для работы под водой.
   Уэбстер удивленно поднял брови. - Это не соревнование по ловкости, Говард.
   - Забудьте об этом, - отрезала Дони. - Ваша металлическая оболочка может продолжать функционировать. Но на такой глубине у вас не будет запаса воздуха и системы жизнеобеспечения.
   - Но этого может оказаться достаточно. - Он поднял руки и щелкнул металлическими пальцами. - Джефф, может быть, есть какой-нибудь способ установить дистанционное управление. Даже если бы я был...
   Уэбстер скривился от отвращения. - Мертв?
   - Без сознания. Может быть, с помощью связи через нейронный разъем.
   - Ты имеешь в виду, что я мог бы управлять твоим телом, как марионеткой?
   Эмблтон вполголоса переговорила с другим членом своей команды. - Мне сказали, что это возможно, коммандер, при наличии времени. Но у нас нет времени.
   Консел подкатился к Фэлкону, единственному, кто обратил на него внимание, все еще держа в одной руке поднос с напитками. - Могу я вас обслужить?
   Фэлкон заинтригованно спросил: - Не знаю. Чем вы можете нас обслужить?
   - Выявлена угроза целостности судна. Рассмотрены варианты исправления. - Он уронил поднос, который мягко приземлился на покрытый ковром пол, поднял свои грубые лапы и щелкнул похожими на клешни пальцами.
   Теперь все уставились на него. - Капитан, я не думаю, что у Консела есть оборудование для работы под водой? - спросил Уэбстер.
   Эмблтон нахмурилась. - Конечно, есть. Как еще он мог бы подавать коктейли гостям в бассейне?
   Фэлкон настойчиво спросил: - И вы думаете, он действительно определил "варианты исправления"?
   Эмблтон взглянула на Мосса, и тот нервно произнес: - Ну, сэр, это гибкое автономное устройство, оснащенное для работы в сложной, непредсказуемой среде обитания человека...
   - Он имеет в виду, - сухо пояснила Эмблтон, - что с гостями справиться еще труднее, чем с бомбой на окне.
   - Я бы сказал, что это возможно, сэр.
   Уэбстер ухмыльнулся. - Черт возьми, стоит попробовать.
   Эмблтон резко кивнула. - Лейтенант Мосс, это ваш ребенок. Вооружите эту игрушку, чтобы убрать "пиявку" с моего окна.
   Мосс кивнул. - Дайте мне пять минут, сэр. Консел! Следуйте за мной...
  

* * * *

   Из смотровой площадки собравшимся было видно, как маленький робот, поддерживаемый надувными мешками, одной лапой-манипулятором управлял реактивным пистолетом, а другой лапой-манипулятором отцеплял "пиявку" от окна. Предназначенные для смешивания коктейлей руки робота отсоединяли бомбу от атомной подводной лодки.
   Затем, когда работа была закончена, Консел вернулся в обзорную рубку - его корпус был покрыт вмятинами, с приземистой рамы капала вода - под бурю восхищенных аплодисментов. Эффектным жестом капитан Эмблтон наклонилась и пожала руку, похожую на клешню. Хэм, представитель шимпов, похлопал робота по спине.
   Уэбстер пробормотал: - Жаль, что здесь нет президента Джаясурии. Мы видим, как творится история.
   Дони была заинтригована роботом. - Заставляет задуматься, Говард. Вот два величайших героя Солнечной системы, и вы ничего не могли поделать, когда наступил кризис. В то время как этот маленький парень...
   Фэлкон хмыкнул. - Может быть, нам все-таки нужны роботы поумнее?
   Спрингер глубокомысленно кивнул. - Я думаю, вы правы, коммандер. Мой прадедушка был первым настоящим героем-астронавтом. Но, возможно, из-за его подвига мы были слишком очарованы человеческим фактором, чтобы рассмотреть другие возможности. У нас есть великолепные космические корабли и другая тяжелая техника, но в области вычислительной техники мы довольствуемся лишь скромными достижениями. - Он взглянул на миникомп, который держал в руке. - Да что там, наши самые умные устройства - не считая экспериментов вроде Консела - способны к самостоятельному мышлению не больше, чем логарифмическая линейка прадедушки Сета 1960-х годов. Мы держали наши машины в подчинении.
   Уэбстер глубокомысленно кивнул. - Ты сам использовал этот аргумент, Говард, когда предлагал миссию "Кон-Тики". Атмосфера Юпитера представляет собой сложную среду с сильными ветрами, турбулентностью, электрическими бурями и тому подобным. Чтобы управлять кораблем, требовались навыки, опыт и быстрая реакция, а все это еще нельзя было запрограммировать на компьютере. 
   - Что ж, - сказал Спрингер, - сегодня мы увидели, на что способны машины, если только спустить их с поводка.
   - Вы правы, капитан Спрингер, - сказала Эмблтон. - Этот скромный Консел никогда не будет забыт. Машина, которая спасла президента, - так будут писать авторы заголовков. Машина, которая прошла там, где не смог бы пройти ни один человек.
   - Даже вы, коммандер Фэлкон, - сказала Хоуп Дони и снова вложила свою руку в его.
   Хэм 2057а выпрямился и посмотрел Конселу в лицо. - Да. Машина, думающая сама за себя. Новое существо в вашем мире.
   Фэлкон посмотрел на него сверху вниз. - Какими были шимпы.
   Хэм хмыкнул. - По крайней мере, теперь ты нас понимаешь. Ты дал нам приют. Ты объявил нас законными лицами (не людьми). Как ты поступишь с этими парнями?
   Хоуп Дони улыбнулась роботу. - Что ж, это ваш день, Консел. Вы спасли наши жизни! Я полагаю, что с момента вашей активации вы слышали только приказы от людей. Полагаю, больше никаких приказов для вас не будет. И что теперь?
   И машина заколебалась.
   Фэлкон ожидал обычного запрограммированного ответа: - Могу я вас обслужить?
   Он был ошеломлен, когда Консел тихо сказал: - Я не совсем уверен, что делать дальше. Но что-нибудь придумаю.
  

Интерлюдия:

  
   Апрель 1967 г.
   Камера переместилась вниз, охватывая пространство массивных белых зданий, расположенных, как в кампусе, среди аккуратных газонов и проезжей части. Точка обзора приблизилась, чтобы показать квадратные автомобили, мужчин в костюмах, а затем сузилась до одного здания, затем до одного окна в этом здании. И затем одним головокружительным прыжком сквозь стекло мы оказались в офисе с кондиционером. Множество фотографий и флагов, шкафы и документы в рамках, письменный стол с календарем и портфелем...
   - Лунная программа "Аполлон" отменена, - говорил мужчина за стойкой. - Но хорошая новость в том, что у вас, двух славных ребят, будет шанс спасти мир. - Джордж Ли Шеридан широко улыбнулся.
   Оба астронавта просто уставились на этого человека, крупного, смелого, нахального южанина. Все, что Сет Спрингер знал о Шеридане, это то, что он был каким-то функционером в штаб-квартире НАСА в Вашингтоне, округ Колумбия, памятнике бюрократии, от которого астронавты старательно держались подальше. И вот теперь он был здесь, в Хьюстоне, в том самом кабинете Боба Гилрута, главы Центра пилотируемых космических полетов. И с этими ошеломляющими новостями.
   Мо Берри наклонился к Сету. Мо был невысоким, спокойным, с экономией движений: классический летчик-испытатель. Теперь он пробормотал: - Я же говорил тебе. Офис шефа в воскресенье - бандитская страна, Тонто.
   Сету было не до смеха. Он посмотрел в окно на темно-синее небо Техаса, на зеленые лужайки и массивные черно-белые здания. Всего пару часов назад они с Пэт планировали усадить двух своих сыновей в машину и отправиться на прогулку под парусом по Чистому озеру, что было бы одной из их первых экспедиций в этом году. А теперь это.
   И Сет Спрингер проделал чертовски долгий путь, чтобы вот так просто услышать, что он упустил свой шанс попасть на Луну.
   Сету было тридцать семь лет, и он посвятил свою жизнь НАСА. Он родился в семье военнослужащих, и его первым местом назначения стала армия, когда он учился в Уэст-Пойнте. Но с любовью к полетам, которая пришла к нему неизвестно откуда, он вскоре перешел в военно-воздушные силы. Он служил во Франции, совершая полеты над долинами зеленых рек, которые были репетициями боевых действий времен холодной войны. Но жажда отличиться привела его в школу летчиков-испытателей ВВС США, на военно-воздушную базу Эдвардс в пустыне Мохаве, где росли деревья Джошуа, гремучие змеи и ракетные самолеты.
   Но даже этого оказалось недостаточно, когда НАСА приступило к набору астронавтов. Слишком молодой для первоначального состава, который летал на "Меркурии", Сет в июне 1963 года участвовал в третьем раунде набора в НАСА.
   До январской катастрофы, связанной с пожаром в салоне корабля "Аполлон", Сет верил, что нашел здесь хорошее место. Он стал экспертом в области систем наведения и навигации. Он сопровождал один полет "Джемини" - тот, которым управлял Мо Берри, - и не жалел об этом. Мо был немного старше Сета, служил в военно-морском флоте, участвовал в боевых действиях в Корее и раньше прошел набор в НАСА. Несмотря на недостаточный стаж, Сет уже был включен в график ротации экипажей, составленный Диком Слейтоном, главой отдела астронавтов, и, если все пойдет хорошо, по крайней мере, получит возможность участвовать в одной из первых испытательных и опытно-конструкторских миссий "Аполлона". Если дело продвинется дальше, ему следует получить место на одном из лунных рейсов. Именно этому он посвятил свою карьеру, черт возьми, всю свою жизнь.
   И теперь это чучело говорит ему, что все это пропало? Просто так?
   - Сэр... мистер Шеридан...
   - Черт возьми, зовите меня Джордж, как все остальные. И мы собираемся узнать друг друга получше в ближайшие шестьдесят недель или около того"
   - Шестьдесят недель...?
   - Слушайте, это как-то связано с пожаром? - мрачно спросил Мо.
   Все были мрачны, когда говорили о пожаре, и 27 января стало датой, которая навсегда запечатлелась в коллективной памяти НАСА. Какое-то короткое замыкание привело к воспламенению богатой кислородом атмосферы внутри прототипа капсулы "Аполлон", в результате чего погибли три астронавта, сама лунная программа оказалась под угрозой срыва, а все сотрудники НАСА и его подрядчики были переведены в лихорадочный режим восстановления.
   Но Шеридан сказал: - Нет, сынок, это не из-за пожара. Хотя, конечно, не помогает то, что это произошло в разгар тех радиоактивных осадков. - Он достал из футляра сигару и приступил к сложному ритуалу: разворачивал ее, обрезал и раскуривал. - Потому что, хотя "Аполлон" и большой, он не сравнится по размерам с Икаром.
   И в этот момент Сет Спрингер впервые услышал название, которое определило всю его дальнейшую жизнь.
   Мо спросил: - Икар? Что это такое?
   В ответ Шеридан достал из портфеля вчерашний номер "Нью-Йорк пост". На обложке был кадр из старого фильма "Когда сталкиваются миры" и яркий заголовок:
   УБИЙСТВЕННАЯ КОСМИЧЕСКАЯ РОКОВАЯ СКАЛА
   Пока астронавты пытались осмыслить это, Шеридан снова порылся в своем портфеле и достал фотографию отверстия в земле. - Узнаете это?
   - Конечно, - сказал Мо. - Метеоритный кратер, Аризона. Мы тренировались там, а также в нескольких других ямах, включая те, что были вырыты при взрыве ядерного оружия.
   - Вы знаете, что это такое? Как это было сделано?
   - Падение метеорита, - сказал Сет.
   - Как следует из названия, Тонто, - сухо сказал Мо.
   - Вы ведь все знаете об ударных кратерах, верно? Потому что через пару лет вам придется ползать по ним на Луне. Что касается метеоритного кратера, то, согласно моим заметкам, камень диаметром около пятидесяти ярдов проделал в земле дыру шириной около мили. Но это было очень давно. А теперь взгляните на это.
   Он показал им фотографию здания с куполом на фоне звездного неба.
   - Паломар, - сразу же ответил Сет.
   - Верно. Всемирно известная обсерватория в округе Сан-Диего. - Шеридан просмотрел справку из своего дела. - В июне 1949 года астроном по имени Вальтер Бааде сделал открытие - полоску света на фотографии, сделанной камерой Шмидта, и не спрашивайте меня, что это такое. Полоска - масса, которая двигалась в поле зрения во время съемки, - оказалась астероидом, причем новым. Но не просто астероидом. Большинство из этих крошек благополучно дрейфуют в поясе астероидов, который находится где-то за пределами Марса - я прав? Этот объект, когда Бааде его увидел, находился всего в четырех миллионах миль от Земли. - Он показал схему орбиты объекта, которую астронавты сразу поняли: эллипс, пересекающий круги планетных орбит. - И они назвали его Икар.
   Мо зачарованно наклонился вперед. - Итак, этот камень движется по очень эксцентричной орбите. В афелии он достигает пояса астероидов, а затем в перигелии оказывается ближе к Солнцу, чем Меркурий.
   Шеридан пристально посмотрел на него. - И что теперь?
   Сет ухмыльнулся. - Белый человек говорит раздвоенным языком. И самый дальний и самый близкий к солнцу, сэр.
   Мо поднял голову. - Неудивительно, что его назвали Икаром, учитывая все эти солнечные погружения. И неудивительно, что он приближается к Земле. Он проходит прямо по нашей орбите - ну, так и было бы, если бы он находился в той же плоскости.
   - Верно. Это детище совершает оборот по своей орбите чуть больше чем за год, и в большинстве случаев Земли поблизости нет. Но каждые девятнадцать лет оно приближается к Земле. И по какой-то причине самое близкое сближение всегда приходится на июнь.
   - Девятнадцать лет, - сказал Сет. - Итак, после 1949 года... июнь 1968-го. Это следующая встреча. В следующем году.
   - Верно, - согласился Шеридан. - Но опять же, он не должен приближаться ближе, чем на четыре миллиона миль.
   Сет сказал, - не должен приближаться...?
   Шеридан кивнул. - То, что я собираюсь вам сказать, засекречено. В военное время, знаете ли, я работал на RCA, американскую радиокорпорацию. Честно работал на войну. Остался с ними после войны, когда они разработали то, что получило название СРОБР...
   - Система раннего обнаружения баллистических ракет.
   - Очень мощный радар. НАСА работает с Военно-воздушными силами над созданием более мощных систем. Можно ознакомиться с приложением для космических исследований. Можно отслеживать корабли в глубоком космосе, пилотируемые или другие...
   - Наши или их, - спокойно ответил Мо.
   Шеридан пристально посмотрел на него. - Лучше не строить предположений, летчик. Так или иначе, пару недель назад мы решили попытаться найти Икар в качестве теста. Это хорошая крупная цель, мы знаем ее траекторию, и, хотя сейчас она чертовски далеко, мы решили, что должны получить от нее ответное эхо.
   - Но вы этого не сделали, - догадался Сет.
   - Да, мы этого не сделали. На самом деле, эту чертову штуку пришлось немного поискать, и когда мы все-таки нашли ее и немного проследили, чтобы определить ее новую траекторию...
   Мо спросил: - Как, черт возьми, астероид мог изменить курс?
   Шеридан пожал плечами. - Ваше предположение так же хорошо, как и мое. Возможно, Икар каким-то образом столкнулся с поясом астероидов. Как поцелуй на бильярдном столе.
   Сету показалось, что он увидел это в одной большой вспышке. - Он упадет, не так ли?
   Мо выглядел потрясенным. - Дерьмо на палочке, Тонто.
   - Вот почему мы об этом говорим. На этот раз он не пролетит мимо Земли на четыре миллиона миль. Это произойдет, боже мой, в июне следующего года? - Этот месяц имел для него особое значение, и ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что именно. Это было в то время, когда Джозеф, его старший сын, заканчивал свой первый год в школе...
   - Вот тебе и шестьдесят недель, - мрачно сказал Мо.
   - Ты понял, - сказал Шеридан.
   - А если эта штука все-таки упадет...
   - Помнишь метеоритный кратер? Вырытый в скале камнем диаметром пятьдесят ярдов? Икар имеет милю в поперечнике. Наиболее вероятная точка столкновения находится в средней части Атлантического океана, к востоку от Бермудских островов...
   Из своего "портфеля ужасов" Шеридан достал несколько предварительных оценок последствий. Сет был потрясен. Скала высвободит в двадцать-тридцать раз больше энергии, чем при полномасштабной ядерной войне. На морском дне образуется кратер диаметром около пятнадцати миль. Океанские волны высотой в сотни футов обрушились бы как на Карибское море, Флориду, так и на атлантические побережья Америки и Европы. А если бы около ста миллионов тонн породы испарились и были выброшены в атмосферу, в воздухе образовался бы закрывающий солнце слой пыли, который мог бы сохраняться годами, создавая смертельную зиму.
   Шеридан наблюдал за ними, оценивая их реакцию. - У меня такое чувство, что вы, ребята, понимаете это намного быстрее, чем я. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить себя, что это не просто буря в стакане воды.
   Мо покачал головой. - Мы должны остановить этого ублюдка, сэр.
   - Хорошо, - сказал Шеридан. - Итак, расскажите мне, как мы это сделаем.
   - Мы?
   - Вы. Позвольте мне рассказать вам, что произошло за пару дней с тех пор, как мы это выяснили. Мы доложили об этом по иерархической лестнице НАСА советнику президента по науке. И он зашел к президенту.
   Мо подсказал: - И президент...?
   - Эл-Би-Джей [инициалы Линдона Бейнса Джонсона, президента США в 1967 году, см. далее] попросил Джима Уэбба, администратора НАСА, предложить варианты ответа НАСА на это. Итак, Джим попросил меня разобраться с этим, и теперь...
   Мо взглянул на Сета. - И теперь он спрашивает нас, Тонто.
   - Завтра в полдень президент обратится к нации из пресс-службы, прямо здесь, в Хьюстоне. Почему именно здесь? Потому что именно здесь Эл-Би-Джей собирается рассказать миру, как космическое агентство, для создания которого он так много сделал, собирается противостоять этой угрозе из космоса. С тех пор, как мне поручили это дело, я уже заставил всех, от студентов Массачусетского технологического института до Меркурия-7, работать над ним. Но сейчас мне нужно положиться на вас двоих, и я выбрал вас, потому что Дик Слейтон сказал мне, что вы лучшие из лучших...
   Или, что более вероятно, кисло подумал Сет, никого больше не было поблизости в это воскресное утро.
   - Итак, расскажите мне. Как мы используем технологию "Аполлона-Сатурна", чтобы отклонить астероид?
   Мо встал и прошелся по комнате. - Мы ядерная держава, - просто сказал он. - Мы сбросим на него ядерную бомбу.
   Сет спросил: - Но как взорвать астероид? Я думаю, теоретически, нужна достаточно большая бомба, чтобы вырыть кратер размером с саму скалу - в данном случае в милю. Что, возможно, в десять раз глубже метеоритного кратера. - Он поднялся на ноги, прошел по толстому ворсистому ковру Боба Гилрута к классной доске, начисто стер с нее что-то похожее на заметки о пожаре в "Аполлоне" и начал что-то строчить. - Насколько я помню, глубина метеоритного кратера составляет пятьсот футов. Мистер Шеридан, у вас есть данные, сколько мегатонн нужно для такого кратера?
   Шеридан просмотрел свои бумаги. - Десять мегатонн.
   - Хорошо. - Сет нацарапал цифры. - Значит, нам понадобится гораздо больше. Кто-то из оружейного бизнеса, должно быть, проводил исследования зависимости расхода энергии от глубины кратера.
   Мо кивнул. - Итак, десять мегатонн дают дыру глубиной в пятьсот футов. Дерьмо. Даже если бы закон был простым линейным, нам потребовалось бы сто мегатонн: в десять раз больше глубины, в десять раз больше мощности. Если бы это был обратный квадрат, нам бы понадобилась, ммм... - На свет появилась логарифмическая линейка Мо, без которой он никогда не путешествовал. - Гигатонна. А если обратный куб...
   Сет откровенно посмотрел на Шеридана. - Я думаю, нам нужно правило, сэр. Между нами нет секретов.
   - Продолжайте, - осторожно сказал Шеридан.
   - Есть вероятность, что даже одной бомбы мощностью в сто мегатонн будет недостаточно для такой задачи. Я служу в ВВС США. Знаю, что у нас в арсенале есть ядерное оружие мощностью в пятьдесят мегатонн, во всяком случае, в разработке. 
   - Я мог бы достать вам сто мегатонн. - Шеридан вздохнул. - Есть программы, которые можно ускорить.
   Мо сказал, - Но не гигатонну.
   - У нас будет больше одной бомбы. Но вы же космонавты - если вам нужна гигатонна энергии, почему бы просто не доставить десять таких устройств на астероид, как вы соединили свои корабли Джемини в космосе? Запустите их вместе.
   Сет сомневался. - Выбор времени будет решающим - одна ядерная бомба, сработавшая на микросекунду раньше, уничтожила бы своих собратьев до того, как они сами успели бы взорваться.
   - Дело не только в этом, - сказал Мо рассеянным голосом, его логарифмическая линейка расплывалась в его руках. - Во-первых, мы не можем доставить ядерное оружие на астероид. Нет, если хотим замедлить и отбросить его. Единственная ракета, которая у нас есть, которая может перетащить бомбу весом в тонны через межпланетное пространство, - это "Сатурн V".
   - Которая на самом деле еще не летала, - заметил Сет.
   - Верно, - сказал Мо. - И даже с "Сатурном-V" одной бомбой мы не сможем замедлить его. Все, что можно сделать, это пролететь мимо - быстрый перехват.
   Шеридан потер подбородок. - Ну, это все еще может сработать, если вы ударите его десятью ядерными зарядами сразу с десяти "Сатурнов". Не так ли?
   Сет сказал: - У нас нет десяти стартовых площадок...
   - Мы могли бы построить больше. Деньги не будут проблемой, поверьте мне.
   - У нас также нет десяти "Сатурнов". Я думаю, что к июню 68-го, когда эта штука заработает, у нас будет только пять, шесть?
   - Мы можем построить еще больше "Сатурнов"...
   - Это не сработает, - настаивал Мо. - Пролет на высокой скорости в строю, одновременный взрыв - это слишком сложно, черт возьми. Даже если мы построим "Сатурны" и площадки. Лучшее, что мы можем сделать, - это запускать их последовательно, каждые несколько дней, чтобы они пролетали мимо скалы и приводили в действие свои ядерные заряды один за другим.
   Шеридан огрызнулся: - И что в этом толку? Вы только что сказали, что боеголовка мощностью в сто мегатонн слишком мала, чтобы уничтожить эту штуку.
   - Значит, мы ее не уничтожим. - Мо посмотрел на Сета. - Мы ее отклоним.
   - Отклоним?
   - Подумай об этом. Приведи бомбу в действие в момент наибольшего приближения, прямо над поверхностью.
   Сет уставился на него. - Боже мой. Да. Но насколько этим можно снизить скорость?
   - Зависит от того, как далеко мы сможем зайти, чтобы справиться с этой проблемой...
  

* * * *

   Им потребовалось десять минут, чтобы что-то нацарапать на доске. Сет смутно осознавал, что Шеридан благоразумно сидит сложа руки и держит рот на замке.
   Наконец они повернулись к нему лицом. - Хорошо, - тяжело вздохнул Мо. - Возможно, какой-нибудь умник из Массачусетского технологического института усомнится во всем этом, но мы думаем, что сможем это сделать. Насколько сильный толчок вы получите от ядерного взрыва, будет зависеть от того, насколько близко вы сможете подобраться к скале, от характера поверхности и так далее.
   - Кроме того, - сказал Сет, - чем дальше от Земли вы столкнетесь со скалой, тем лучше, потому что тем меньшего отклонения вам нужно добиться, чтобы сдвинуть эту штуку в сторону. У систем Аполлон-Сатурн есть шестидесятидневный лимит, а это значит, что мы вообще не сможем добраться до Икара, пока он не приблизится на расстояние двадцати миллионов миль...
   Шеридан прервал его. - Сколько взрывов вам нужно? - рявкнул он.
   Мо и Сет переглянулись. Затем Мо сказал: - Может быть, это удалось бы сделать за один взрыв. Стомегатонный заряд. Вполне возможно. Но, возможно, и нет, и, кроме того, одна ядерная бомба может не сработать. Нам следует отправить целую серию таких устройств...
   - И нам понадобятся какие-нибудь датчики, чтобы измерить отклонение...
   Шеридан захлопнул свой портфель. - Я услышал достаточно. Черт возьми, джентльмены, может, вы и спасли мир, а может, и нет, но мою задницу вы точно спасли. Я звоню президенту.
   Он поспешно вышел, взяв портфель.
   Мо уставился на Сета. - Ну что, Тонто, теперь мы это сделали.
   - Что, если мы ошибаемся? - Сет взглянул на доску. - Если мы облажались...
   - Это было бы хуже, чем если бы наступил конец света. Но, эй, все это закончилось бы достаточно скоро. - Он ухмыльнулся. - Ешь, пей и веселись, Тонто.
   Но Сету было не до шуток. Мо был холостяком. Внезапно Сет увидел перед собой только лица своих маленьких мальчиков.
  

* * * *

   - Но, несмотря на все усилия, которые я и другие приложили для создания НАСА и всех его объектов, Америка - не единственная космическая держава в мире. Возможно, мы можем сделать это в одиночку, но каждый человек сильнее, когда рядом с ним партнер. Вот почему я призываю наших советских коллег сесть за стол переговоров в духе доверия и дружбы, чтобы в рамках совместного проекта под руководством сенатора Кеннеди ваши и наши эксперты могли выработать наилучший способ объединения наших ресурсов для достижения этой грандиозной цели...
   Спустя двадцать четыре часа после воскресенья, которое Сет Спрингер рассчитывал провести на парусной лодке, он оказался всего в нескольких ярдах от Линдона Бейнса Джонсона, стоящего на президентской трибуне, рядом с сенатором от Нью-Йорка Робертом Кеннеди, администратором Уэббом, Джорджем Ли Шериданом и двумя астронавтами-бездельниками.
   Мо ухмыльнулся и прошептал: - Эл-Би-Джей, Эл-Би-Джей, сколько ты сегодня спас детей?
   Сет шикнул на него. - Хотя эти ТВ-камеры светят, Джонсон, похоже, даже не вспотел.
   - Это маскировка для вас, - пробормотал Шеридан. - Поверьте мне, он весь в поту. Он не хочет быть президентом, который не смог предотвратить конец света. С другой стороны, он не собирается снова баллотироваться в 68-м году. И кто его наиболее вероятный преемник на посту кандидата от демократов?
   - Бобби Кеннеди, - выдохнул Мо. - Которого Эл-Би-Джей ненавидит до глубины души. И которого он только что назвал своим царем Икара.
   - Эл-Би-Джей! Что за парень! Одним махом он ставит себе в заслугу создание НАСА, которое теперь собирается спасти мир, прекращает холодную войну, приглашая русских присоединиться к нему, и заботится о том, чтобы его самый реалистичный преемник на посту президента провел следующий год, изучая ракетные дела, а не проводя предвыборную кампанию.
   Теперь президент закончил говорить и столкнулся с потоком вопросов из зала.
   Шеридан обнял астронавтов за плечи своими тяжелыми руками. - Вот и все. А теперь давайте уйдем отсюда и отправимся на поиски Дика Слейтона. У меня есть еще одно задание для вас двоих...
  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АДАМ

   2107-2199 гг.

8

  
   У него была игра, в которую он любил играть каждый раз, когда медики приводили его в сознание. Мог ли он определить, где находится, просто по нервным сигналам, поступающим в его мозг?
   С Землей все было просто. Если он проснулся, ощущая притяжение, равное нормальной силе тяжести, это могло быть только одно место в Солнечной системе. Были и другие места с достаточно схожим гравитационным притяжением - поверхность Венеры, внешние слои атмосферы Сатурна, - но там определенно не было кибернетических хирургических клиник. Конечно, он редко возвращался на Землю после той драмы на борту "Сэма Шора", разыгравшейся десятилетия назад. Времена изменились; общественное мнение теперь склонялось к тому, чтобы воспринимать его как тревожный пережиток прошлого, и когда он находился поблизости от своей родной планеты, ему было гораздо комфортнее оставаться в старомодном элегантном Порт-Ван-Аллене, расположенном в тысяче километров в космосе. И со временем Хоуп Дони осознала растущее предубеждение и передала руководство лечением и восстановлением Фэлкона медицинскому учреждению на базе Аристарх, расположенной на поверхности Луны. Но даже это продолжалось недолго, прежде чем Хоуп почувствовала необходимость перевезти всю свою клинику и команду в растущее поселение людей на Церере.
   Итак, он сейчас на астероиде? Гравитационное притяжение, конечно, слишком низкое для Земли или Луны, но недостаточно слабое для Цереры. Возможно, на Титане? Конечно, на спутнике Сатурна были поселения, но этот холодный спутник был излишне громоздким для клиники. Каллисто, спутник Юпитера? Спутник со значительным и постоянным присутствием людей - крупнейший в пространстве Юпитера, не считая Ганимеда, - находится в безопасном месте за пределами радиационных поясов планеты-гиганта. На станции Томарсак был научный центр; Хоуп упоминала об этом, потому что ее дочь была там, изучая биохимию подземного океана. Но нет, это было даже слабее, чем на Каллисто. И снова где-то в другом месте - еще дальше...?
   - Говард? Вы меня слышите? Это Хоуп. Я только что восстановила ваши слуховые и голосовые связи. Посмотрим, сможете ли вы ответить.
   - Вы говорите громко и отчетливо.
   - Как вы себя чувствуете?
   - В замешательстве. Плыву. Другими словами, все как обычно.
   - Это полезно. Вам что-то снилось?
   Он понял, что это был сон. - Просто вспоминал день, когда я слепил снеговика. Или пытался это сделать.
   Фэлкон услышал стук клавиш по клавиатуре, щелчок стилуса. - Я собираюсь включить ваше зрение через минуту. Если сможете, сосредоточьтесь на моем лице.
   - Вы говорите обо мне, как о системе вооружения.
   Произошло вторжение яркого света, бесформенного и белого. Вскоре формы и цвета слились воедино, и Фэлкон услышал жужжание фокусирующих элементов и щелканье фильтров, когда его зрение адаптировалось к окружающей среде.
   Вокруг него обрела очертания комната с четкой геометрией, стенами и потолком, выложенными белой плиткой. С одной стороны было окно, просто темный прямоугольник. Вокруг него стояли различные хирургические приборы, роботы в стерильных прозрачных чехлах, выглядевшие так, словно их только что привезли из демонстрационного зала. Доктор Хоуп Дони стояла чуть ближе к аппаратам, одетая в зеленый хирургический халат, на голове у нее была стерильная шапочка, маска безвольно свисала с ремешков на шее, руки в перчатках были сцеплены перед собой. Она "стояла", но теперь он был уверен, что окружающая гравитация была намного меньше одной десятой "g". Молодой медсестре, которая когда-то ухаживала за ним на военно-воздушной базе Люк, было уже за шестьдесят, и любое косметическое вмешательство было изящным; выражение ее лица оставалось таким же нежным, как и всегда.
   - Я вижу вас, Хоуп. Вы хорошо выглядите. Ни на день не постарели.
   - Если это не лесть, то ваша система визуализации нуждается в корректировке.
   - Как долго вы продержали меня под наркозом на этот раз?
   В последнее время он не проводил много времени среди людей, но все еще был способен распознать ее улыбку. - Как вы думаете, сколько времени?
   Он все еще не имел четкого представления ни о том, где находится, ни о том, что непосредственно предшествовало операции. - Кажется, что прошло больше времени, чем в прошлый раз. Месяцы, а не дни или недели.
   - Скорее всего, пара лет.
   - Годы!
   - Это звучит хуже, чем было на самом деле. Мы столкнулись с некоторыми сложностями, это правда. В случае сомнений мы всегда предпочитаем отступить и рассмотреть варианты. Вы слишком ценны, чтобы допустить ошибку.
   - Значит, я просто буду лежать на столе, пока вы организуете научную конференцию, чтобы решить, что делать дальше?
   - Если бы я сказала, что это было пугающе близко к истине, вас бы это расстроило? На самом деле, там было несколько хороших статей. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, Говард, - таков мой девиз. И, кроме того, были некоторые политические проблемы. Риск был невелик. Мы держали вас в прохладе, замедлили ваш клеточный метаболизм настолько, насколько это было возможно.
   Он осторожно передвинулся, чтобы рассмотреть себя как можно лучше, насколько позволяло его положение. Обнаружил, что разговаривает с ней, стоя под углом, как пациент, приподнятый на кровати. Но кровати не было. Он пришел в себя - точнее, его снова включили - в сверхпрочной люльке, металлическом каркасе, поддерживающем его механическую анатомию. Люльке, которая, возможно, использовалась для перемещения деталей космического корабля по чистому помещению. Опустив взгляд, он осмотрел бронированный цилиндр, который теперь служил ему системой жизнеобеспечения: бронзовый цилиндр, заменивший старую золотую статуэтку, более узкий спереди и изящный по дизайну, с определенным сужением сверху вниз.
   Наконец-то он начал приходить в себя. Воспоминания о предоперационных инструктажах, долгих беседах с Хоуп и ее командой. Фэлкон просидел несколько часов, наблюдая, как врачи спорят об изображениях и схемах его внутренних органов. Фэлкон не был врачом, он не претендовал на то, чтобы разбираться в запланированной медицинской работе, но оборудование было ближе к его компетенции. Его вспомогательные системы были полностью переработаны, что не только повысило их надежность, но и расширило диапазон условий, которые Фэлкон мог легко переносить. Новый корпус, будучи более компактным, позволил бы Фэлкону втиснуться в меньший по размеру и более маневренный космический аппарат середины двадцать второго века. Его внутренний реактор был выполнен по последнему слову техники и не нуждался в замене в течение многих десятилетий. И так далее. Наряду с этим ремонтом были удалены некоторые из жизненно важных частей, которые он все еще носил с собой, а их функции были заменены более компактными, надежными и эффективными машинами.
   Его ходовую часть на колесах еще предстояло прикрепить к основанию корпуса, и он знал, что также был разработан целый ряд новых удобных систем, которые можно было менять по желанию. Но, как он увидел, его новые руки уже были на месте - более сильные и ловкие, чем те, которые они заменили.
   - Можно мне? - спросил он, для пробы разминая кисть.
   - Давайте.
   Он провел рукой перед лицом, восхищаясь сложностью и точностью соединений и приводов. - Когда-то я поражал Джеффа Уэбстера карточными фокусами. Почти жалею, что здесь нет мухи. Я мог бы удивить вас, поймав ее в воздухе.
   - На Макемаке нет мух, Говард.
   Он мгновение смотрел на нее, гадая, правильно ли расслышал. - Макемаке! - Карликовая планета: ледяной шар в поясе Койпера, вдали от Солнца. - Что ж, это объясняет силу тяжести. Дайте-ка угадаю: примерно одна тридцатая земной нормы?
   - Одна двадцать восьмая, так мне сказали, но я бы никогда не заметила разницы. Эта ваша способность начинает меня беспокоить - никто не должен быть настолько хорош в кинестезии.
   - Я не помню, как попал сюда.
   - Вы уже были под наркозом. Не было смысла будить вас. Но мы собирались оперировать не на Макемаке. Первоначальным предложением была Церера, помните?
   Его воспоминания прояснялись с каждой секундой. - Я даже помню посадку и стыковку. Так что же произошло?
   - С тех пор как вы ушли на дно, произошло еще больше политических перемен, начавшихся на Земле, но распространившихся по всей Солнечной системе. Есть кое-что новое... - Она подыскивала нужные слова. - Социальный консерватизм. Усиливающаяся негативная реакция на определенные тенденции в передовой кибернетике.
   - Под этим вы подразумеваете меня. Ну, они десятилетиями относились ко мне с подозрением.
   - Это намного более экстремально, чем раньше. Вы знаете, что нам уже пришлось перевести вас на Цереру. Были предприняты шаги, чтобы полностью заблокировать дальнейшие операции на вас: поданы петиции Мировому правительству, наложено вето в Совете Безопасности. Вскоре после того, как мы вас прооперировали, на Цереру начали оказывать давление, требуя приостановить работу нашего хирургического фонда. У них есть торговые связи с Марсом, а Марс - один из величайших оплотов нового консерватизма, не считая самой Земли. Психология, на самом деле, интересная и сложная.
   - О, хорошо.
   - Я думаю, что, возможно, земляне цепляются за исконную природу, которую они почти утратили, в то время как марсиане цепляются за свою человечность в совершенно нечеловеческих условиях.  К счастью для нас, вмешался Макемаке. Они были готовы предоставить альтернативный объект здесь, на базе Трухильо.
   - Очень мило с их стороны.
   - Эта лаборатория совершенно новая - даже лучшие условия на Церере не могут сравниться с тем, что есть у них здесь. Здесь многое зависит и от колонистов. Вы именно та престижная комиссия, которая им нужна, чтобы доказать свою компетентность. И, как оказалось, Макемаке оказался хорошим выбором по совершенно другой причине.
   - По какой именно?
   - Мы находимся на краю пояса Койпера, Говард. Очевидно, существует проблема, разобраться с которой с вашей помощью хотели бы различные правительственные учреждения.
   - Правительственные учреждения, которые, учитывая настроения в обществе, без сомнения, предпочли бы оставить меня в покое?
   - То, что вы в чем-то доставляете им головную боль, не означает, что вы бесполезны в других отношениях.
   - И они удивляются, почему люди так цинично относятся к политикам. Все в порядке. Давайте начистоту. Кто из вас попал в беду, из которой не может выбраться? Опять один из этих чертовых Спрингеров?
   - Только не они. И не кто. Что. Это как-то связано с машинами. Роботами. Храбрыми новыми детьми Консела. Вы должны помнить. Вы сыграли свою роль в их появлении на свет.
   - Приятно чувствовать, что тебя ценят, - сказал Фэлкон.
   Хоуп кивнула. - Не правда ли? А теперь - вам больно, когда я это делаю?
  

9

   Ледяной шар под черным небом: игровая площадка для Говарда Фэлкона, постчеловека.
   Он с легкостью продвигался вперед. Три основных лагеря на Макемаке - Трухильо, Браун и Рабинович - были соединены дорогами, вырубленными во льду, поэтому ему не составило труда выбрать ровный путь от шлюза. Скопление куполов, антенн и посадочных площадок Трухильо быстро осталось позади. Солнце находилось почти прямо над головой, но на расстоянии 39 астрономических единиц; Макемаке был в тридцать девять раз дальше от Солнца, чем Земля - Солнце было в полторы тысячи раз слабее, чем на Земле, не более чем яркая звезда. На мгновение Фэлкону стало немного жаль Солнце, ведь его живительную яркость можно так легко ослабить. Он вспомнил, как чувствовал прикосновение солнечных лучей к затылку на смотровой площадке "Королевы Элизабет", глядя на выжженный и потрескавшийся ландшафт Гранд-каньона внизу...
   И когда он отвел взгляд от Солнца, над ним возвышался звездный свод, устрашающий своей тишиной и неподвижностью.
   Он редко бывал так далеко от дома. И все же он знал, что в истинном, пугающем масштабе Солнечной системы, которую можно определить по поясу Койпера и еще более удаленному облаку Оорта, он едва ли сделал шаг от Земли. И ни одна из тех звезд, которые он мог видеть, не находилась ближе, чем в четырех световых годах; большинство из них были гораздо дальше, в сотни, тысячи раз. Масштаб происходящего никогда не переставал волновать его душу.
  

* * * *

   Фэлкон пообещал Хоуп, что во время этой пробной прогулки он не задержится снаружи больше чем на несколько часов, поэтому в конце концов повернул обратно в Трухильо. День здесь длился всего восемь часов - Солнце клонилось к горизонту с почти неприличной поспешностью, - и слабые тени уже удлинялись, когда вдали показались приветливые огни базы.
   Но теперь с неба падал другой свет: это была искра прибывающего космического корабля. Он опустился на одну из посадочных площадок в тишине вакуума, используя только короткие импульсы тяги для управления спуском. Фэлкон уставился на него - и через секунду перед его глазами вырос снижающийся корабль. Прошло некоторое время, прежде чем стала доступной его усовершенствованная функция масштабирования. Пилот, как он мог видеть, справлялся со своей работой достаточно хорошо, хотя, возможно, немного перегружал двигатели. Он пробормотал: - Полегче с газом, дурак...
   И когда он присмотрелся повнимательнее, то, что обеспокоило его больше, чем безразличное пилотирование, - это логотип Мирового правительства в виде Земли на боку космического корабля. Технически юрисдикция Рабочей группы охватывала всю солнечную систему; в действительности у нее не было особой необходимости укреплять свое влияние за пределами Сатурна. Он знал только одну причину, по которой правительственные чиновники забирались так далеко.
   Говард Фэлкон и машины.
   Его призванием было открывать новые миры. Почему он вообще позволил себе ввязаться в темные государственные дела?
   Лесть. Вот почему.
  

10

   Они пришли к нему, как ни странно, во время музыкального концерта на Земле.
   Это был едва ли не последний раз, когда он позволил себе вернуться в родной мир. И это было давно, всего через шесть или семь лет после диверсии на авианосце, но уже прошло достаточно времени, чтобы общественность и политики успели задуматься о всей этой истории с автономией машин. Тогда, как и сейчас, Фэлкон поймал себя на том, что вспоминает всеобщую похвалу скромному, героическому Конселу: мечтать было приятно, по крайней мере, какое-то время...
   Событием было торжественное открытие Ледового оркестра, новейшей и самой странной музыкальной диковинки нового и странного столетия. Вместе с сотнями других высокопоставленных лиц, VIP-персон, мировых знаменитостей и гостей - поговаривали, что среди них было даже несколько шимпов, в том числе недавно избранный президент Независимой Пан-нации грубоватый Хэм 2057а - Фэлкона пригласили в Антарктиду, для присутствия на вступительном концерте долгожданной Нейтринной симфонии Калинди Бхаскар. Бхаскар была самым знаменитым композитором своего времени, и ее произведения становились все более амбициозными и концептуальными. Нейтринная симфония обещала стать венцом ее и без того прославленной карьеры: музыкальное произведение, созданное для уникального и потрясающего музыкального инструмента, вокруг прозрачных, сияющих граней которого уже собирались гости, когда прибыл Фэлкон.
   Пейзаж сам по себе был потрясающим. Фэлкон вышел из своего маленького самолетика для одного человека и направился к огромному ледяному амфитеатру диаметром в несколько километров. Посреди долгой антарктической ночи это было похоже на то, как если бы он заглянул в какую-то огромную, ярко освещенную открытую шахту. А внутри этой ямы находился огромный ледяной куб, каждая из граней которого была высотой не менее километра. Гости в основном прибывали на вертолетах и судах на воздушной подушке, а затем спускались по зигзагообразным пандусам - некоторые использовали небольшие тележки или скутеры - к основанию чудовищного куба, где они казались совсем маленькими. И все это под устрашающий аккомпанемент "Люкс Этерна" Лигети, исполняемый на предельной громкости.
   Кутаясь в меха и слои утеплителя с электрическим подогревом, гости собрались на смотровых площадках, где напитки и канапе подавались из баров, сделанных из цельного льда и подсвеченных неоновым светом. Дыхание вырывалось белыми клубами, люди топали ногами в сапогах и хлопали в ладоши, защищаясь от холода, их разговоры и смех эхом отражались от стен амфитеатра. Как ни странно, Фэлкон заметил одинокого императорского пингвина, который бродил по залу, как будто это было самой естественной вещью в мире.
   Но даже присоединившись к толпе, Фэлкон лишь отдаленно ощущал себя ее частью.
   Холод для него ничего не значил, а музыка, доносившаяся из динамиков, казалась пронзительной и чужой. У Фэлкона не было недостатка в компании - многие хотели встретиться с легендарной личностью, и на этот раз не было Мэтта Спрингера, который привлек бы всеобщее внимание, - но он счел светскую беседу гостей однообразной и утомительной. Даже самые дружелюбные из них не хотели слишком углубляться в разговор с ним, очевидно, опасаясь суровых испытаний, которым он мог их подвергнуть.
   И была еще более мрачная реакция со стороны некоторых других. Прямые оскорбления в тот вечер почти не произносились, но можно было заполнить пробелы: что он не человек и не машина, а неестественная смесь. Сами его движения были странными, даже похожими на движения насекомого, как будто в своем металлическом панцире он был не человеком, а гигантским прямоходящим тараканом. Короче говоря, он был непристойностью.
   И теперь, спустя двадцать лет после катастрофы в Гранд-каньоне, Говард Фэлкон привыкал к этому.
   В конце концов, к облегчению Фэлкона, громкоговорители замолчали, и на возвышение из резного льда поднялась Калинди Бхаскар. Раздались вежливые аплодисменты. Фэлкон не мог разглядеть большую часть ее лица, так как оно было закрыто тяжелым меховым капюшоном; ее одежда была ярко-белой с неоново-голубым подолом. Выглядела очень маленькой, почти как ребенок. Когда начала говорить, в ее голосе чувствовалась неловкая неуверенность, как будто она никогда раньше не выступала на официальном собрании.
   Бхаскар рассказала своим гостям, что им действительно предстоит увидеть первое исполнение ее нового произведения "Нейтринная симфония", но, с другой стороны, каждое выступление будет первым. Симфония каждый раз звучала по-разному, и Бхаскар предприняла жесткие юридические меры, чтобы запретить любые записи отдельных исполнений.
   Она повернулась спиной к собравшимся и указала на возвышающийся куб.
   - Чуть менее ста лет назад женщины и мужчины пришли в это место, чтобы заложить основу для великого эксперимента. Тогда лед здесь был ровным и простирался на бесконечные, открытые всем ветрам километры. Они прорыли во льду отверстия-шахты, уходящие вглубь более чем на километр: сотни таких шахт, расположенных в виде четких кубических блоков. В шахты они опускали тонкие устройства, сложные научные приборы, датчики, предназначенные для реагирования на прибытие элементарных частиц, называемых нейтрино. Лед был нужен, чтобы экранировать сигналы всех остальных космических частиц - только нейтрино могли проникнуть сквозь него.
   - Нейтрино. Они повсюду вокруг нас, шепчутся в наших телах, пока мы разговариваем. Бесчисленные триллионы в одно мгновение. Большинство из них исходит из сердца Солнца, но некоторые - из межзвездного и галактического пространства. Нейтрино всех видов и энергий. Неуловимые, как призраки.
   И ученые ждали. Время от времени взаимодействие нейтрино с какой-нибудь элементарной частицей во льду приводило к появлению искры света глубоко внутри кубической решетки. Они улавливали нейтринные вспышки и учились соотносить их с объектами на небе.
   - Эксперимент проводился десятилетиями, прежде чем более совершенные приборы за пределами планеты сделали его устаревшим.
   - А потом, совсем недавно, я решила превратить этот заброшенный эксперимент во что-то другое. - Бхаскар медленно повернулась лицом к аудитории, и на экране появилось ее скрытое капюшоном лицо. - Я пригласила новое поколение ученых и техников и попросила их настроить датчики, чтобы они реагировали на более широкий диапазон энергий нейтрино. И попросила их установить оптические усилители, чтобы сделать световые импульсы видимыми даже для наших слабых человеческих органов чувств.
   Фэлкон, для которого "слабые человеческие чувства" становились все более отдаленным воспоминанием, позволил себе криво улыбнуться.
   - Я вырезала лед вокруг внешней поверхности кубической решетки. Укрепила сам куб пластиком и встроила оптические усилители в четыре вертикальные грани. Каждый из них настроен на определенный поток нейтрино...
   Куб замерцал. По вырисовывающемуся лицу заиграл узор из оранжевых и красных огоньков, быстрый и пестрый, но вскоре ставший ровным.
   - Эти нейтрино, - продолжала Бхаскар, - исходят от солнца. Но солнце находится на другой стороне земного шара - нейтрино должны преодолеть двенадцать тысяч километров твердой породы, прежде чем они достигнут моего Ледяного оркестра, - и они едва замечают это!
   Пульсирующий поток нейтрино был ровным, как биение сердца. Так и должно быть, подумал Фэлкон, поскольку существование каждого живого организма на Земле зависит от здорового функционирования Солнца.
   - Эти события, - продолжила Бхаскар, - задают базовый темп моей "Нейтринной симфонии". Он не будет меняться от исполнения к исполнению. Но Ледяной оркестр также реагирует на нейтрино более высокой энергии, которые прилетают из-за пределов нашей солнечной системы. - И пока она говорила, часть куба озарилась сине-зеленым светом, за которым быстро последовало темно-синее пятно в одном из углов. - Это подписи галактик, квазаров, далеких черных дыр - послания с края мироздания. Я настроила чувствительность Ледяного оркестра на такой уровень, что он будет регистрировать одно или два таких события в минуту. В зависимости от их энергии, они будут определять детальные траектории, по которым будет звучать "Нейтринная симфония". Мотивы, припевы, будут звучать в ответ. Мой алгоритм прост, но он гарантирует, что никогда не будет двух совершенно одинаковых выступлений - даже если вы будете присутствовать на каждом концерте до конца вселенной. А теперь, с вашего позволения, я хотела бы начать...
   Бхаскар поклонилась. Лица всех присутствующих в Ледяном оркестре затемнились. После аплодисментов в амфитеатре воцарилась тишина.
   Затем по кубу заиграли оранжевые, золотые и медные блики.
   Из динамиков зазвучал глубокий рокот - синтезированная ударная секция откликалась на биение ядра Солнца. Рокот набирал силу и ритм, приобретая зловещий, воинственный оттенок. Над верхним краем куба вспыхнул сиреневый цвет. В игру вступили деревянные духовые - вопрошающий, ворчливый припев...
   Фэлкон откинулся на спинку кресла, позволяя музыке вселенной омыть его. Он посмотрел на лица других гостей, оценивая степень восторга, любопытства, безразличия или враждебности, с которыми они встретили представление.
   - Коммандер Фэлкон?
   Голос был произнесен достаточно громко, чтобы он расслышал его сквозь музыку.
   Слишком отстраненный от происходящего, чтобы почувствовать раздражение из-за того, что его прервали, Фэлкон повернулся к говорившей. Это была высокая женщина с узким, заостренным лицом, скрытым капюшоном. Она подняла руку и откинула капюшон, обнажив густые серебристо-седые кудри. - Мадри Кедар, - представилась она. - Мировое правительство. Исполнительный совет по делам машин.
   Фэлкон слышал о новом бюрократическом органе, созданном для решения все более сложных проблем, связанных с появлением автономных машин в человеческом обществе. Однако он не был уверен, что слышал о Мадри Кедар. - Мы встречались?
   - Не думаю. Но мне сказали, что вы будете здесь, и, честно говоря, это место показалось мне таким же подходящим, как и любое другое, чтобы представиться. Вам понравилось представление?
   - Это впечатляющий театр.
   - Но, прошу прощения, он оставляет вас равнодушным?
   - Техническая сторона этого увлекательна. Я мог бы послушать музыку или оставить ее.
   Она прищурилась. - Тогда почему вы приняли приглашение? Великий Говард Фэлкон в безвыходном положении? Неужели больше не осталось миров, которые можно было бы завоевать?
   - Сейчас не лучшие времена для исследований, мисс Кедар. Экспедиции, подобные "Кон-Тики", стоят больших денег. - Он по-прежнему путешествовал, но в последние годы - и несмотря на все свои усилия по сбору средств и другой поддержке - превратился скорее в туриста, чем в первопроходца. Например, он достиг облаков Сатурна, но только в ходе последующей экспедиции по стопам настоящего первопроходца, Мэри Хилтон.
   - Что ж, с моей точки зрения, лучшего времени и быть не могло. У меня есть предложение, коммандер, - предложение о высокооплачиваемой работе. Это вызов. И тот, который снова приведет вас в космос. Если вам интересно.
   Фэлкон на несколько мгновений повернулся к кубу, наблюдая за игрой красок и безуспешно пытаясь связать их с переливами и скачками музыки. - Что вас интересует?
   - Машины, коммандер. Автономные роботы. Это основное направление деятельности моего агентства. Вы были вовлечены во все это дело на борту "Сэма" в 99-м году. И, наверное, знаете, что первый прилив идеалистического энтузиазма вскоре прошел. Люди всегда боятся того, чего они не знают, чего не могут понять. Существует даже движение под названием "Кампания за три закона", которое увязло в бюрократии, судебных слушаниях на различных уровнях. . .
   - Однако у нас в Исполнительном совете есть другие, более прогрессивные идеи. Мы считаем, что машины могут многое предложить. Они могли бы, например, сыграть решающую роль в расширении присутствия человека далеко за пределами Солнечной системы. Вопрос только в том, какой длины поводок мы им дадим.
   Хотя Мадри Кедар говорила тихо, один из гостей хмуро посмотрел на них, приложив палец к губам.
   - Поводок? - прошептал Фэлкон в ответ. - И вы называете это прогрессивным?
   - У нас есть...  назовем это видением. Мы открываем пояс Койпера. Коммандер, там есть богатства, о которых не мечтал даже алчный человек, - органика, минералы и вода, основа жизни, величайшее сокровище из всех, - и только машины смогут доставить их домой. Но для этого, для эффективной работы, машины должны быть способны работать без непосредственного контроля со стороны человека. Работая в течение нескольких световых часов без какой-либо возможности прямого управления человеком, машины неизбежно должны были бы обладать почти полной автономией, необычной степенью гибкости, независимости и способностью к самообучению. И, учитывая важность такого проекта для растущей солнечной экономики, мировое правительство было готово ослабить многие из обычных мер предосторожности и ограничений, накладываемых на искусственный интеллект. Задача, конечно, состоит в том, чтобы убедиться, что такие машины подчиняются своему программированию.
   - Это непростая задача.
   - Но мы думаем, что близки к этому. То, чему мы научились у потомков Консела, роботов, которые становятся все более совершенными, позволило нам добиться больших успехов в создании настоящего искусственного интеллекта. Мы наверстываем упущенное за столетие пренебрежения к такого рода технологическим возможностям. Сейчас разрабатывается новый класс машин. Они умны - намного умнее, чем все, что мы видели раньше, и более гибкие, способные к обучению и принятию решений. Но их необходимо обучать, формировать, поскольку они определяют свои поведенческие модели. Почти как дети. И мы бы хотели, чтобы вы приняли участие в этом процессе, коммандер.
   - Почему? Потому что я уже на полпути к тому, чтобы стать Машиной?
   Она проигнорировала это. - Потому что обучение и тренировочная подготовка были бы наиболее эффективны в глубоком космосе, в условиях, подобных тем, в которых в конечном итоге будут работать Машины. А учитывая ваши физические особенности, вы особенно хорошо адаптированы к таким условиям. Вы могли бы стать для нас настоящим подспорьем. Мы хотим, чтобы вы поработали с одной машиной - прототипом совершенно новой серии. Вы могли бы наставлять эту Машину, направлять ее к полной автономии.
   - Полная автономия. Вы имеете в виду, истинное сознание?
   - Это может быть большой натяжкой. Мы не обязательно хотели бы, чтобы Машины обладали сознанием, даже если бы это было в пределах нашей досягаемости. Нас больше интересует коммерческий потенциал, чем философские головоломки, коммандер. Буду честна: это сложная задача. Но вы поможете начать следующий этап освоения космоса человеком. И машины тоже выиграют от этого. Благодаря вам они придут к лучшему пониманию человечества.
   Он хмыкнул. - И вы считаете меня типичным примером этого?
   - Не стоит недооценивать себя, коммандер. Вы совершили великие дела. Я уверена, что впереди вас ждут еще большие свершения. О, и еще кое-что...
   - Да?
   - Мы являемся влиятельным подразделением Мирового правительства. Ваше сотрудничество с нами не останется незамеченным и, если уж на то пошло, будет вознаграждено. Я уверена, вы не откажетесь, - твердо сказала Кедар. - Потому что любой мужчина, у которого хватит терпения выдержать этот адский гвалт, определенно не из тех, кто откажется от вызова. - Она опустила варежку во внешний карман. - Вот моя визитка. Позвоните мне в течение пяти дней. Мы очень хотим продолжить работу над этим. - Она подержала карточку в руке, затянутой в варежку, и отпустила ее.
   Фэлкон поймал ее в воздухе, прежде чем она успела упасть более чем на пять сантиметров.
   Кедар ухмыльнулась. - Вы именно такой, как я слышала. Будем рады видеть вас, коммандер Фэлкон.
  

* * * *

   Итак, он ввязался в сложный, трудновыполнимый, но приносящий огромное удовлетворение проект. С тех пор у него было много контактов со строителями машин, но он больше ничего не слышал о Мадри Кедар.
   До сегодняшнего дня, двадцать шесть лет спустя, когда она прибыла в Макемаке на борту того неуклюже приземлившегося шаттла.
  

11

  
   Встреча проходила в конференц-зале на нижних этажах Трухильо.
   Ему было отведено свободное место за столом для совещаний. Фэлкон сложил шасси, слегка подался вперед, поставил локти на стол и переплел ладони. Напротив него сидели Кедар и двое ее коллег из делегации Рабочей группы. Он просмотрел их бейджи с именами. Хоуп Дони здесь выглядела несколько подавленной, отметил он.
   Он знал, что, с их точки зрения, в своей нынешней позе мог бы сойти за неулучшенного человека. На его верхних конечностях и системе жизнеобеспечения была черная туника на молнии с вышитыми логотипами базы Трухильо и Макемаке. На кожаной маске, закрывавшей его лицо, над воротом туники были расположены глаза, нос и рот примерно в нужных положениях и пропорциях. Даже его руки в пластиковых перчатках с вшитыми в тонкую сетку микросенсорами, чудом отзывчивой обратной связи, выглядели почти настоящими.
  

* * * *

   - Итак, - ровным голосом произнес он. - Что все это значит?
   - Спасибо, что согласились встретиться с нами, Говард, - сказала Кедар. За двадцать шесть лет она не сильно постарела - или, возможно, Фэлкон стал хуже разбираться в таких вещах. - Мы все ценим ваше сотрудничество в этом вопросе. Это мои коллеги из Исполнительного совета по делам машин: Марцина Чегелски, Маурицио Галло. Я рада видеть, что вы так хорошо выглядите. - Она посмотрела на Хоуп. - Доктор Дони сообщила нам, что вы полностью восстановились после последнего курса лечения.
   Фэлкон изобразил на лице улыбку. - Хоуп, как всегда, отлично справилась со своей работой.
   - Мы не хотели бы, чтобы было по-другому, Говард. Вы очень дороги нам - в буквальном смысле незаменимы.
   - Как старый "Корветт", и примерно такой же современный.
   Он удостоился слабой улыбки Хоуп.
   Но лицо Кедар напряглось. - Легкомыслие, коммандер Фэлкон? Но не обольщайтесь: все это обходится недешево, особенно на таком изолированном объекте, как Макемаке.
   Фэлкон недоумевал, почему она сочла необходимым заострить на этом внимание. - Все обошлось бы дешевле, если бы мне разрешили остаться на Церере.
   Говоря это, он потянулся за чаем со льдом, который был подан для этой встречи. Он приложил тыльную сторону ладони к кувшину с охлажденной водой, рассеянно проверяя свою способность улавливать холод через сантиметры воздуха. Он почувствовал, что Хоуп наблюдает за ним: сейчас не время проверять систему. Он налил себе чашку чая, отхлебнул и поднес другую Хоуп. В награду ему послали еще более широкую улыбку.
   - Жаль, что вас пришлось перевезти, - сказал мужчина по имени Маурицио Галло. Он был невысоким, но мускулистым, сложенным как борец. - Но, в конце концов, Макемаке оказался отличным выбором.
   Марцина Чегелски сказала: - Общественное мнение таково, какое есть... - Она была примерно одного возраста с Галло, но выше и стройнее. - Сейчас непростые времена. В воздухе витает много антимашинных настроений. - Она нервно взглянула на своих коллег. - Вы, конечно, не Машина.
   - Спасибо.
   - Но в глазах общественности или какой-то ее части...
   - Давайте перейдем к делу, не так ли? Речь идет о вашем проекте по добыче льда в поясе Койпера.
   - Никто другой не обладает таким глубоким пониманием машин, как вы, - сказала Мадри Кедар. - Вы стояли у истоков всего этого - были наставником при создании первого прототипа. И теперь у нас возникла трудность, с которой, возможно, вы способны справиться, как никто другой,.
   - Какие-то трудности?
   - Произошел инцидент - авария на производстве. Пострадали многие машины. - Кедар заглянула в свои записи. - Ожидаются некоторые производственные потери - это суровые и неумолимые условия, связанные с добычей ледяных глыб. Обычно мы рассматриваем разрушение машинного оборудования как капитальные затраты, не более чем бюджетную проблему. Такие потери не являются чем-то необычным или даже настолько разрушительным. Мы можем ожидать временного снижения нестабильной пропускной способности внутренней системы с сопутствующим воздействием на рынки льда.
   - На этот раз все по-другому, - сказала Чегелски.
   Нравится им это или нет, но они заинтересовали его. Фэлкон поигрывал ручкой своей чашки, осторожно сжимая ее пальцами, которые могли бы с его силой растолочь уголь в алмазную пыль. - Как же так?
   - Единица, которой вы руководили, - сказал Галло, - была одним из высокоавтономных надзорных роботов. Вы назвали его Адам, не так ли?
   - Автономная алгоритмически-эвристическая машина Дойча-Тьюринга, - сказал Фэлкон. - Я просто взял ваше описание дизайна и архитектуры машины и придумал аббревиатуру. Вы могли выбрать что-то другое, если вам это не нравилось.
   - О, это нас очень устраивало, - сказала Кедар. - Адам. Первый представитель новой линии.
   - И это подходящий выбор для вас, коммандер, - сказала Чегелски, явно заинтересованная. - Я прочитала вашу официальную биографию во время полета.
   - Не авторизованную мной.
   - Там упоминался игрушечный робот с таким же именем. Вряд ли это совпадение?
   Это личное вторжение потрясло Фэлкона. Он заметил, что Хоуп избегает его взгляда. Он выпалил: - Скажите мне, почему сейчас спрашиваете меня об Адаме?... - Его осенила тревожная мысль. - Адам пострадал?
   Чегелски слегка нахмурилась, услышав его слова. - Нет, не поврежден. Телеметрия показывает, что аппарат находился недалеко от места аварии, но не пострадал во время самого инцидента. Но Адам не отвечает на наши инструкции или запросы о предоставлении дополнительной информации.
   - Сбой в системе связи?
   - Судя по телеметрии, нет, - сказал Галло. - Все подтверждается. Единственное объяснение заключается в том, что аппарат намеренно игнорирует нас. Это, конечно, абсурд...
   - Что бы ни случилось, - сказала Кедар, - это нужно пресечь в зародыше. Мы полагаемся на Адама и подобные единицы, которые будут следить за дальнейшей работой метателей-флинджеров и концентраторов массы. Если это... сбой, чем бы он ни был - если он распространится с этого Адама на другую единицу или на другой набор машин на другом объекте пояса Койпера - мы можем столкнуться с коллапсом всего нестабильного производственного процесса.
   - Если вы считаете, что это настолько серьезно, - сказал Фэлкон, - не стоит ли вам отправить команду аналитиков?
   - Это дорого и отнимает много времени, не говоря уже о том, что может напугать рынки, - ответил Галло.
   Фэлкон отставил свой чай со льдом. - А нам бы этого не хотелось. Кроме того, я дешевле.
   - Для нас важно, что у вас был опыт работы с единицей Адам, - успокаивающим тоном ответила Кедар. - Работа среди ледяных астероидов имеет неоценимое значение. Что-то пошло не так. Возможно, это проблема машинной психологии, если хотите. Мы надеемся, что вы сможете решить ее для нас.
   - Психология? Я исследователь, черт возьми, - огрызнулся он. - В той мере, в какой вообще что-то умею. А не какая-то нянька.
   Кедар не смутила эта вспышка гнева. - Вы в долгу перед нами... ну, давайте просто скажем, что о дальнейшей поддержке команды доктора Дони иначе не могло быть и речи.
   Фэлкон почувствовал странное разочарование. - Не слишком ли это грубо с точки зрения использования рычагов воздействия, Мадри?
   - Могу я сказать слово? - спросила Хоуп. - Говард остается моим пациентом...
   - Это действительно так. И вы успешно применили ряд улучшений, - сказала Кедар, открывая перед ней одно из досье. - Разве они не дали коммандеру еще большую независимость, чем раньше? Большую способность проводить время вдали от внешней поддержки, большую способность переносить экстремальные условия тяжести, давления, жары и радиации?
   - В определенных пределах, - сказала Дони. - Но это не значит, что я не могу о нем заботиться или что готова отправить его в одиночную поездку по поясу Койпера. В коммандере Фэлконе все экспериментально - так было всегда...
   Фэлкон поднял руку. - Все в порядке, Хоуп, они держат нас обоих на мушке. Но есть одна деталь, которой они пренебрегли. Им не нужно было беспокоиться о поощрениях и угрозах. Адам - друг. Может быть, просто Машина, но друг. Я провел много времени с Адамом, наблюдая, как он взрослеет. И если мой друг попал в беду, меня не нужно уговаривать прийти на помощь. Просто дайте мне корабль и скажите, куда его направить.
  

12

  
   Поэтому они дали Фэлкону корабль. Хоуп Дони помогала ему на борту.
   Корабль представлял собой, по сути, гантель: цилиндрический каркас с термоядерными двигателями и шасси на одном конце, сферическая капсула для экипажа на другом. На самом деле, он был похож на межпланетный корабль почтенного класса "Дискавери", который впервые доставил Фэлкона к Юпитеру более трех десятилетий назад, хотя и меньших размеров. Не изменилась основная инженерная логика, заключающаяся в том, что термоядерный двигательный модуль с его утечкой радиации нужно отдалить от обитаемых отсеков.
   Однако все, что не было абсолютно необходимым для полета Фэлкона, было убрано, что сделало корабль компактным и быстрым. Оказавшись на борту, Фэлкон был укутан плотнее, чем астронавт "Меркурия" в своей примитивной капсуле - и это было бы по душе Джеффу Уэбстеру. Фэлкон не нуждался в автономных системах жизнеобеспечения, и большую часть полета к поясу Койпера он проведет в искусственном сне, поэтому ему требовалось мало запасов.
   Они не дали кораблю названия, оставив его на усмотрение Фэлкона. Он порылся в памяти, думая о Уэбстере. А как же тот сказочный день, когда они вдвоем полетели на воздушном шаре над северными равнинами Индии? Не столь уж хитроумная цель Фэлкона заключалась в том, чтобы убедить Уэбстера в радостях полета на аппарате легче воздуха и таким образом заручиться его поддержкой в планах Фэлкона. Без этого путешествия не было бы ни "Королевы Элизабет", ни "Кон-Тики", ни встречи с медузой... Это было горько-сладко, да. Но так много всего произошло за одну эту поездку.
   - Сринагар, - сказал Фэлкон.
   - Прошу прощения? - спросила Хоуп. Она склонилась над ним, заглядывая в кабину, с миникомпом медицинской диагностики в руке. Она была здесь, чтобы завершить его интеграцию в корабль.
   - Мой позывной. Сринагар. Вы передадите его дальше?
   Хоуп ничего не сказала и продолжила работать. Казалось, ей не хотелось уходить. На самом деле, он был почти уверен, что Хоуп хотела, чтобы что-то произошло, какое-то оправдание для того, чтобы ей можно было воспрепятствовать его участию в миссии в пояс Койпера.
   - Со мной все будет в порядке, вы же знаете, - сказал он, когда она наконец отступила и техники приготовились изолировать его.
   Хоуп отключила последний из своих диагностических каналов; он втянулся обратно в миникомп. - Что ж, надеюсь, вы там позаботитесь о себе.
   Он внимательно посмотрел на нее; голос звучал так, словно ее отвергли. - Хоуп...
   - Да?
   Он положил свою искусственную руку на ее кисть. - Со мной все будет в порядке. Я имел в виду то, что сказал на той встрече. У меня не так уж много друзей. Но я ценю тех, кто у меня есть.
  

* * * *

   Он взлетел с Макемаке с ускорением в одно "g", за сто секунд превысил вторую космическую скорость, и вскоре маленькая лужица света и тепла Трухильо осталась позади. Еще через минуту или две из-за изгиба Макемаке показались огни станции Браун. А вскоре в поле его зрения показался весь этот маленький мирок, уже отступая назад.
   В открытом космосе Фэлкон стал увеличивать мощность термоядерного реактора, прибавляя ускорение по одному "g", внимательно следя за приборами, пока не убедился, что "Сринагар" работает без сбоев. Он должен был работать при десяти "g" в течение трех часов, доведя скорость до тысячи километров в секунду. Это казалось быстрым, и так оно и было на самом деле: на такой скорости он мог пролететь от Земли до Луны за считанные минуты. Но масштабы внешней солнечной системы были намного больше, чем просто расстояние между Землей и Луной. Даже при такой скорости перелет с Земли на Макемаке занимал более двух месяцев - как, должно быть, и у делегатов Всемирного правительства. И хотя Макемаке находился на орбите в пределах пояса Койпера, как и нужный ледяной астероид, во время полета Фэлкон должен был пересечь широкую полосу этого огромного, растянувшегося роя таких астероидов. Он включит терморегулятор не ранее, чем через двадцать пять дней, и большую часть этого времени будет просто лететь по инерции.
   И спать.
   - Макемаке, "Сринагар". Это Фэлкон. Я заканчиваю, рассчитываю проснуться примерно через шестьсот часов. Передайте доктору Дони, что ее пациент прекрасно заботится о себе.
   Фэлкон бросил последний взгляд на Макемаке, освещенный солнцем. Ему пришло в голову, что все миры, по которым когда-либо ступала нога человека, теперь находятся в поле его зрения, уютно расположившись на своих теплых и уютных орбитах; на мгновение он ощутил древнее и знакомое беспокойство путешественников сквозь века, когда их пути уводят в неизвестность. Но момент прошел, и Фэлкон приготовился ко сну. Ему на мгновение приснилось, как он летит на воздушном шаре над залитыми солнцем Гималаями с Джеффом Уэбстером и Хоуп Дони - с раздраженным шимпом на такелаже, угрожающим вывести из строя горелку...
   А потом вообще не стало никаких снов.
  

13

  
   Последовало двадцать пять дней забвения. Затем автоматические системы "Сринагара" разбудили пилота.
   Убедившись, что он сам полностью работоспособен, Фэлкон проверил состояние "Сринагара". Маленький корабль благополучно перенес перелет.
   Затем он проверил свое местоположение. Как и планировалось, до пункта назначения оставалось всего несколько часов полета на заключительной фазе торможения. Он развернул корабль, чтобы направить его хвост на цель, активировал термоядерный двигатель и начал все больше снижать скорость.
   Кроме подтверждения, предоставленного его собственными навигационными системами, ничто не указывало на то, что Фэлкон уже пересек пояс Койпера. Впереди не было ничего видимого, если не считать темноты и россыпи звезд. То же самое происходило во всех направлениях, за исключением тех случаев, когда он снова смотрел на солнце, которое теперь было еще меньше, чем видимое из Макемаке, а его свет стал еще вдвое слабее. Хотя пояс Койпера представлял собой огромное скопление ледяных тел, расстояния между ними все еще были достаточно велики, чтобы каждое из них, казалось, плавало совершенно изолированно.
   Однако только один объект в поясе Койпера вызывал у него непосредственное беспокойство, и, установив камеры на максимальную дальность, он уже мог разглядеть некоторые его детали. Объект представлял собой бесформенную глыбу грязного льда, значительно меньшую по размеру, чем Макемаке, но, по сути, того же состава и происхождения. Это была комета - или, скорее, то, что могло бы стать кометой, если бы гравитационное взаимодействие с другим телом привело к ее падению на Солнце. Однако существовала вероятность, что этот конкретный сгусток останется в поясе Койпера до тех пор, пока само Солнце не достигнет конца своего жизненного цикла.
   Но этот объект был изменен. Теперь Фэлкон видел линию, тонкую и прямую, как лазерный луч, выступающую над поверхностью ледяной глыбы и уходящую далеко в космос.
   Фэлкон сосредоточил свои сенсоры на этом искусственном сооружении, отслеживая его длину. Один его конец был прочно прикреплен к объекту пояса Койпера. Другой конец, находившийся на расстоянии четырех тысяч километров, состоял из открытой решетки, которая расширялась на конце, как раструб. На большей части своей длины сооружение имело всего пятьдесят метров в поперечнике и представляло собой решетчатую трубу, собранную из невероятно тонких, но прочных лонжеронов.
   Объект медленно вращался в пространстве, совершая, как он знал, один оборот каждые восемь часов. Конструкция, которую, как знал Фэлкон, называли "флинджером", вращалась, как стрелка часов. В обычных условиях это восьмичасовое вращение было бы слишком медленным, чтобы быть заметным глазу, даже с помощью сенсоров "Сринагара". Но на оконечности "флинджера" движение было вполне ощутимым.
   Цель этого устройства состояла в том, чтобы выбрасывать кометный лед во внутреннюю часть Солнечной системы. Лед - это вода: самый ценный продукт во Вселенной.
   Мадри Кедар смогла вкратце рассказать ему о происшествии, которое, казалось, заставило Адама замолчать, но только в общих чертах. Было известно лишь, что с самим "флинджером", как он теперь мог убедиться сам, что-то пошло не так. Хотя основная форма трубы осталась нетронутой, Фэлкон мог видеть, где решетчатая конструкция прогнулась, порвалась. Ему постоянно приходилось напоминать себе о масштабе деталей - эти погнутые и оторванные лонжероны сами по себе были длиной в километры, что намекало на невероятную жестокость события. Однако при наличии времени и ресурсов это выглядело вполне поправимым делом. Почему Машины не приступили к выполнению задания, как только был определен ущерб?
   Фэлкон снова подключился к базе.
   - Макемаке, это "Сринагар". С кораблем все в порядке. Загружаю медицинские данные; передайте доктору Дони, что мне снились сладкие сны. Завершаю подход к объекту пояса Койпера. Вижу признаки аварии, но никаких явных признаков работы оборудования. Вы должны получать мой поток изображений - я буду продолжать отправлять их до конца. Наслаждайтесь зрелищем. - Зная, что из-за задержек на скорости света в течение нескольких часов на ответ не стоит надеяться (учитывая свое прошлое, у него была некоторая боязнь задержек сигнала, но в этой ситуации он был скорее рад оказаться изолированным от Кедар и остальных), Фэлкон приготовился к фазе торможения.
   Тем временем, однако, он начал передавать на объект опознавательные сигналы еще до своего прибытия, используя общепринятые протоколы. Но ответа не последовало. Адам, по словам Кедар, был где-то внизу. Все машины передавали непрерывный поток телеметрии, и из данных, которые команда Всемирного правительства проанализировала в Макемаке, стало ясно, что сам Адам не пострадал в результате инцидента; его личная телеметрия продолжала поступать, не показывая никаких аномалий.
   Пришло время попробовать индивидуальный подход?
   - Адам, это Говард Фэлкон. Я на борту приближающегося корабля, который ты, должно быть, видишь. Я один. Если можешь прочитать этот сигнал, передай что-нибудь в ответ.
   По-прежнему стояла тишина.
   К тому времени, когда Фэлкон завершил процесс торможения, он начал напрямую получать телеметрические данные от множества роботов, каждый из которых был помечен уникальным серийным номером. Локализовать сигналы было сложнее, но они, похоже, собирались вокруг основания флинджера, либо над поверхностью, либо на небольшом расстоянии под ней.
   Среди этого скопления была и сигнатура Адама.
   Фэлкон снова переключился на канал Макемаке, чтобы сообщить об этом. - Пока что радиомолчание. Но Адам определенно там, внизу, и я готов поспорить, что он знает о моем приближении. Думаю, у меня нет другого выбора, кроме как попытаться установить физический контакт. - Фэлкон знал, что его начальники были бы гораздо счастливее, если бы он дождался их оценки ситуации, прежде чем предпринимать какие-либо дальнейшие действия. Он был не из тех, кто ждет разрешения.
   - Я подхожу.
  

* * * *

   "Сринагар" медленно приблизился к объекту пояса Койпера.
   Несмотря на свои внушительные размеры, огромная конструкция на самом деле была очень простой машиной, по сути, массивной рогаткой, которая использовала вращение объекта для выбрасывания предметов в космос. Куски очищенного, переработанного материала загружались в ковш с открытым верхом на поверхности объекта. Первые сто километров они поднимались по всей длине флинджера с помощью асинхронных двигателей, пока не проходили точку, в которой гравитационное и центростремительное воздействия были точно сбалансированы. После этого остальную работу выполняло собственное вращение флинджера. Ближе к концу конструкции резко включаются магнитные тормоза, которые останавливают ковш, сообщая грузу в процессе некоторую кинетическую энергию и позволяя ему пролететь через расширяющий раструб.
   В этот момент груз двигался с довольно приличной скоростью: полкилометра в секунду. Тем временем, расположенные вокруг горловины трубы батареи лазеров, используя часть собранной энергии, направляли свои лучи на поверхность полезного груза. Выделяющиеся летучие газы действовали как ускорители, еще больше разгоняя полезный груз и регулируя угол его полета.
   Это был только первый шаг в огромной торговой цепочке. Далее буксиры захватывали свободно перемещающиеся грузы, собирая их в огромные составы, классифицированные по составу и размерам. В конечном счете эти конвои будут отправлены в экономические районы внутренней системы, помеченные транспондерами и их стоимостью, которая уже меняется в зависимости от капризов рынка льда. Весь этот летучий лед представлял собой необходимые запасы для поселений на других планетах, воду для засушливой Луны, сырье для производства сложных химических веществ на Марсе, испытывающем нехватку летучих веществ. Это казалось парадоксом, но импортировать такие материалы из внешней системы было намного дешевле, чем доставлять их из глубокого гравитационного колодца Земли, в дополнение к тому, что при этом не было экологических издержек.
   Потребовались бы годы на доставку любой партии летучих веществ, но важна была не скорость доставки, а ее надежность. И именно в этом заключалась настоящая проблема. Этот объект не вырабатывал свою норму летучих веществ в течение почти года.
   Теперь Фэлкон приближался. Он осторожно подвел "Сринагар", опускаясь параллельно тонкой башне флинджера. Насколько он мог судить, все повреждения были на конце трубы, далеко в космосе. Кедар смогла сообщить ему лишь несколько технических подробностей аварии, не считая того, что это было как-то связано с неисправностью системы управления ковшом. "Система управления", - с сожалением подумал Фэлкон. Однажды управление телекамерой обошлось ему очень дорого, но в тот день в Аризоне за этим наблюдал человек. Здесь были только машины. Он недоумевал, как такая надежная и в то же время простая система, как флинджер, могла так сильно выйти из строя, когда способные ошибаться человеческие рефлексы не играли никакой роли.
   Зазвучали сигналы приближения. Перед ним открылась поверхность, пыльная, изрытая кратерами. Фэлкон выпустил шасси, в последний раз дал тормозной импульс, чтобы уменьшить скорость захода на посадку до безопасной скорости сближения в пять метров в секунду, а затем снизился. В тот момент, когда "Сринагар" коснулся льда, выстрелили заглубляющиеся якоря, шасси сжималось и раскачивалось до тех пор, пока не застыло неподвижно.
   Фэлкон опустился примерно в пятидесяти метрах от основания флинджера. Вдаль возвышался его сужающийся цилиндр, величественная демонстрация законов перспективы. Из кабины "Сринагара" Фэлкон наблюдал за базой в поисках признаков активности, но не заметил никакого движения ни у одного из служебных входов, и по-прежнему не было радиосвязи.
   Теперь ничего не оставалось, как войти самому.
  

* * * *

   Фэлкон приготовился к вакууму - снаружи будет холодно и безвоздушно, но не хуже, чем на поверхности Макемаке. Однако здесь не было тропинок, потому что не было людей, которым они были бы нужны. Он решил не рисковать своей колесной ходовой частью, предпочитая подключиться к одному из других своих новых модулей передвижения. Шестиногое вездеходное шасси, без сомнения, нервировало бы "нормальных" людей - оно делало его похожим на паука, предположил он, и, следовательно, запускало все виды скрытых реакций страха в человеческом мозге, - но он ничего не мог с этим поделать. И, кроме того, здесь ему не нужно беспокоиться о реакции людей.
   Он сделал предварительный отчет перед тем, как покинуть корабль. - Макемаке, это снова Фэлкон. У меня проблемы с объектом. По-прежнему нет встречающей стороны. Выхожу наружу.
   Затем он опустил трап "Сринагара", открыл шлюз и выбрался на лед.
   "Ноги" были расположены таким образом, чтобы центр тяжести располагался как можно ниже, а коленные суставы имели форму буквы V почти на уровне головы. Потребовались месяцы, чтобы научиться самостоятельно управлять всеми шестью конечностями. Теперь он чувствовал, что может взобраться на любой склон, преодолеть любое препятствие - при низкой гравитации можно было даже прыгнуть на сотни метров, если бы до этого дошло. Да, на каком-то уровне он, вероятно, действительно выглядел чудовищно, но здесь, во внешней части солнечной системы, к окружающей среде была плохо приспособлена именно человеческая форма, а не его собственная.
   Он подошел к основанию флинджера - блочному бункеру. В условиях низкой гравитации это сооружение казалось слишком хрупким для такого огромного двигателя. По всему основанию были проложены прямоугольные сервисные каналы. Внутри не было ни дверей, ни шлюзов, поскольку машины чувствовали себя в вакууме так же комфортно, как и сам Фэлкон, - даже более того. Фэлкон выбрал ближайший канал и приблизился к нему с осторожной, неопасной скоростью, борясь с желанием ускорить шаг.
   Все это время "Сринагар" продолжал пытаться установить радиосвязь с Машинами. Но они не отвечали, и, согласно телеметрии, которую он регулярно проверял, существенных изменений в их местоположении не произошло.
   Он остановился на пороге основания, где лед уступал место твердой поверхности пологого пандуса, спускавшегося на более низкие уровни. Там, внизу, было безжалостно темно. Фэлкон переключил зрение на наивысшую чувствительность, максимально используя те немногие рассеянные фотоны, которые были ему доступны, и на серо-зеленом фоне проступили детали.
   Он начал спускаться по трапу, бесшумно ступая на одну ступеньку за другой.
   До этого момента ему и в голову не приходило бояться Машин, но он больше не мог игнорировать растущее чувство тревоги. Это было похоже на нарушение обмена веществ в его системе жизнеобеспечения, из-за чего его мозг был переполнен неправильными химическими веществами. Хотя страх был полезен - он был другом. Фэлкон давно поверил, что когда человеческие эмоции окончательно вырвутся у него из-под контроля, страх будет последним.
   Трап выровнялся. Теперь он находился в центральном пространстве сооружения, которое представляло собой сложный заводской цех, где при работающем флинджере каждый ковш загружался обработанным льдом и отправлялся вверх по башне. Повсюду вокруг него маячили мощные механизмы, а также огромные, похожие на корни опоры фундамента самой башни, которые, должно быть, уходили вглубь льда на много километров под его ногами. Там были грейферы, совки, ремни, буры, краны, генераторы, процессоры, огромные извивающиеся трубы и линии электропередач - все это было окрашено в тусклый серо-зеленый цвет, и все было холодным. Фэлкон привык к обстановке, в которой он чувствовал себя крохотным. Это было естественное состояние исследователя космоса, а Фэлкон, в конце концов, исследовал Юпитер. Но прошло уже много времени с тех пор, как он чувствовал себя таким уязвимым. Любая из этих гигантских машин могла раздавить его, как мошку.
   - Алло? - позвал он, используя радиоканал Машин. - Есть кто-нибудь дома? - Нет ответа.
   Он медленно продвигался по служебным проходам, которые змеились вокруг огромных машин и под ними. Оборудование не работало, но он не заметил никаких признаков повреждений. С имеющимися здесь инструментами и запасами необработанного металла, предназначенного для ремонта, не было никаких веских причин для того, чтобы флинджер к настоящему времени не был восстановлен в полном объеме...
   Что-то издало звук.
   Звук не разнесся по воздуху, потому что там не было воздуха, но резкий и мощный удар прошел через металлическую конструкцию заводского цеха, через шасси, проник в его тело.
   Звук повторился - на этот раз громче.
   Затем еще раз, и еще. В этом был какой-то ритм, похожий на ритм его собственных шагов.
   Что-то приближалось.
   Фэлкон медленно повернулся туда, где, по его мнению, находился источник звука. Какое-то мгновение все казалось на своих местах, вырисовывающиеся серо-зеленые детали оставались неизменными. Затем он заметил темную фигуру, возвышавшуюся так же высоко, как некоторые из огромных машин вокруг него, и все же неторопливо двигавшуюся по тому же проходу, по которому он только что прошел. Он стоял на своем месте, ожидая, пока его глаза не извлекут из мрака больше информации.
   Конечно, это была Машина. Она передвигалась на шести конечностях, как и Фэлкон. Но в то время как его собственное тело представляло собой приземистый цилиндр размером с человека, тело Машины было размером с двухместный космический корабль. У нее была заостренная голова в форме наковальни, брюшко и грудная клетка, а в дополнение к ногам - несколько пар мощных многоцелевых манипуляторов.
   Фэлкон изучал эти конструкции, готовясь к своей миссии на Макемаке. Устройство выглядело как механическое насекомое, но это было не более чем случайностью конструкции. Его вращающаяся головка была всего лишь сенсорной платформой высокого разрешения, оснащенной камерами и зондами. Электронный мозг Машины и ядерные энергетические системы были встроены в бронированную, ударопрочную брюшную полость, к которой были прочно прикреплены все конечности. Грудная клетка, по сути, была вспомогательным двигателем, приводимым в движение реакторами, что давало Машине возможность перемещаться в пространстве.
   Теперь три красных лазера сверкали из головки устройства, образуя аккуратный равносторонний треугольник. Луч осветил Фэлкона, окружив его сетью сканирующих линий. Он прищурился, отворачивая лицо от яркого света.
   - Фэлкон.
   Искусственный голос был высоким и детским. Он услышал его по радиоканалу.
   - Адам, - ответил он. - Это ты, не так ли? - Он вложил в свой ответ добродушную браваду, пытаясь отбросить сомнения. - Рад снова тебя видеть. Я волновался, Адам. Мы думали, с тобой что-то случилось...
   Сканирование остановилось. Лазерные глаза все еще были на месте, но теперь их яркость была значительно снижена.
   - Мы?
   - Люди, которые послали меня. По делам Машин. Они знают, что здесь произошел несчастный случай - проблема с флинджером. Я заметил это, когда вошел.
   - Флинджер вышел из строя. Многие машины были потеряны.
   - Я знаю, мы можем судить по вашим данным телеметрии. Но мы также видим, что многие машины не пострадали. Ты не получил серьезных повреждений, не так ли?
   Машина наклонила голову набок, как собака, ожидающая награды. - Определи повреждения.
   Это был не тот ответ, на который надеялся Фэлкон; Адам ожидал некоторой сложности смысла, выходящей за рамки простого словарного определения. Возможно, эта сложность обусловлена сложностью опыта. Он крепко задумался, прежде чем ответить. - Физический вред, который снижает твою эффективность - твою способность функционировать.
   - Многие машины были повреждены. Многие машины были потеряны. Многие машины не должны были быть потеряны. Флинджер был спасен. Машины были потеряны. Почему флинджер был важнее Машин?
   - Я не понимаю твоего вопроса.
   - Почему ты здесь, Фэлкон?
   - Чтобы помочь тебе.
   - Чтобы заставить машины снова работать?
   Да, подумал Фэлкон про себя - по крайней мере, именно поэтому его хозяева из Мирового правительства отправили его в пояс Койпера.
   - Ты должен работать с ними, Адам. Ты являешься частью актива, который имеет не только техническую, но и экономическую ценность. Если они решат, что на тебя нельзя положиться, они заменят тебя... на что-то другое. На другую технологию.
   - Ты изменился, Фэл-кон.
   - Неужели? - Фэлкон опустил свою цилиндрическую верхнюю часть тела, пока не сел на землю, поджав ноги - настолько непринужденная поза, насколько он мог принять. - Я пришел послушать. Поговори со мной, Адам. Помнишь, как мы разговаривали часами напролет? Помнишь, как я пытался заставить тебя произносить мою фамилию без запинки? Ты снова потерял эту привычку. Я не Фэл-кон, а Фэлкон, Фэлкон. Помнишь?
   Машина медленно опускалась на собственных ногах, пока сопло двигателя на ее грудной клетке не коснулось пола. Живот и голова по-прежнему возвышались над Фэлконом, и Фэлкон знал, что, обладая силой этих конечностей, Машина могла бы разорвать его на части, не задумываясь.
   Но Адам опустил голову, словно от стыда.
   - Я не смог спасти их всех, Фэлкон.
  

14

  
   Постепенно до Фэлкона дошло, что произошло.
   В плановом ремонте конструкции трубообразной пасти флинджера были задействованы различные вспомогательные машины - агрегаты, внешне похожие на Адама, но обладающие меньшей автономией. Пока они были там, настраивая и заменяя лазерные компоненты, флинджер должен был быть отключен.
   Но что-то пошло не так с предохранительными блокировками. Некорректная электронная команда - не более чем случайный цифровой шум в системе, как определил Адам, возможно, результат столкновения с одной случайной частицей космического излучения - привела к тому, что ковш с полезной нагрузкой начал подниматься. Предположительно, вероятность возникновения такой ошибки была один к миллиарду, но Фэлкон вряд ли нуждался в напоминании об одном несчастном случае из миллиарда.
   Машины обнаружили неисправность и попытались ее устранить. Но прежде чем они смогли вернуть управление ковшом, тот преодолел точку невозврата и начал удаляться от поверхности, все время набирая скорость.
   - Система магнитного торможения, - сказал Фэлкон. - Почему она не включилась, чтобы замедлить движение ковша?
   - Во время переустановки лазеров была прервана подача энергии на тормозную систему, - ответил Адам. - Ее не удалось восстановить вовремя.
   - Где был ты?
   - На внешней конструкции флинджера, в километре под "пастью", наблюдая за работой многих единиц, расположенных надо мной и подо мной.
   - И ты знал, что ковш уже на пути к тебе?
   - Да. У нас было время подготовиться к этому.
   Конечно, - подумал Фэлкон. - Скорость на выходе была высокой, но, когда была обнаружена неисправность, ковш двигался бы намного медленнее. Да, он набирал скорость, но впереди все еще оставались минуты падения.
   - И не было никакого способа остановить это?
   - Системы физического торможения были спроектированы таким образом, чтобы в случае аварийной ситуации выезжать на траекторию движения ковша. Они остановили бы ковш задолго до того, как он достиг дна.
   - Тогда почему они этого не сделали?
   - Я не был уполномочен их активировать.
   Фэлкон почувствовал, как в затылке у него начинает пульсировать растерянность, нарастая, как при плохой погоде, но он испытал мрачное удовлетворение от того, что у него все еще может болеть голова. - Не понимаю. Здесь есть система безопасности, и тебе не разрешили ею пользоваться? Ты руководитель - у тебя есть право самостоятельно принимать решения - предполагается, что ты обладаешь полной властью над любой частью этой установки.
   - Это верно.
   - При каких обстоятельствах ты мог активировать эти средства защиты?
   Адам помолчал, прежде чем ответить.
   - Если бы человеческие жизни были в опасности. Если бы флинджер мог повредить космический корабль с людьми или инспекционную группу, то у меня были бы полномочия обеспечить безопасность. В сложившихся обстоятельствах у меня не было таких полномочий.
   Фэлкон тщательно обдумал это. - Предположим, ты включил предохранители - по какой бы причине это ни было бы сделано. Что бы произошло?
   - Если бы предохранители были включены, нагрузки при торможении повредили бы флинджер до такой степени, что с экономической точки зрения его не стоило бы восстанавливать. Но большинство Машин уцелело бы.
   - Ты уверен? Похоже, что в любом случае это было бы очень плохо.
   - Высвобождение кинетической энергии было бы на порядок меньше, чем при ударе ковша о конструкции шахты. Я много раз рассматривал эту ситуацию. Машины пережили бы постепенный крах флинджера. Мы сильны.
   У этого клубка неразберихи теперь было грозное черное ядро. - Другими словами, - осторожно сказал Фэлкон, - твое программирование позволяло тебе спасать человеческие жизни, но не машины. Нельзя, если это подвергнет риску сам флинджер.
   - Все гораздо хуже, Фэлкон. Я должен был сделать выбор. Я мог спасти некоторых, но не всех.
   - Расскажи мне, что произошло.
   - Некоторые машины смогли отделиться от "пасти" до столкновения. Но многие другие находились слишком глубоко в конструкции. У некоторых были отсоединены двигатели, чтобы они могли выполнять определенные ремонтные работы или переносить материалы. Чтобы они не могли сбежать. Как руководитель, я должен был координировать наилучшую стратегию сохранения как можно большего количества машин.
   - Я разработал оптимальный план выживания. Передал свой план своим единицам. Сказал тем, кого я мог спасти, как двигаться. А тем, кого не мог спасти, я сказал, что их нужно как можно скорее деактивировать.
   - Это было лучшее, что ты мог сделать, - сказал Фэлкон.
   - Я много раз анализировал ситуацию, - повторил Адам. - Она была хаотичной, непредсказуемой, быстро меняющейся. Боюсь, я выбрал не самое оптимальное решение.
   - Но ты спас кое-что, и это главное. Ты сделал все, что мог, имея в своем распоряжении время и информацию.
   - Это логично. - Он наклонил голову. - Да, это логично. Тогда почему я обеспокоен, Фэлкон?
   У него не нашлось немедленного ответа на этот вопрос.
   Адам, на самом деле, вообще не должен был беспокоиться. Машина приняла решение в сложных обстоятельствах, но именно для этого такие Машины и были созданы - делать трудный выбор, когда люди были слишком далеко, чтобы внести полезный вклад.
   С чем он имел дело? Кедар и ее команда настаивали на том, что они никогда не хотели, чтобы Машины обладали сознанием - разум был ненужным усложнением в промышленной машине. Но может ли робот испытывать чувство вины и сожаления, как продемонстрировал Адам, без какой-либо степени самосознания?
   - Я не знаю, почему ты обеспокоен, - медленно ответил Фэлкон. - Но я верю тебе, когда ты говоришь, что обеспокоен. Ты стал свидетелем чего-то ужасного, и тебя поставили в невыносимое положение - как сказал бы Джефф Уэбстер, ты играл на понижение.
   - Уэбстер?
   - Старый друг. Он умер много лет назад. - В конце концов Джефф отказался от последнего курса лечения, направленного на продление жизни. В этом он был не одинок; многие, если не большинство людей, казалось, почувствовали, когда пришло время, независимо от того, доступны ли им медицинские варианты. Джефф ушел в темноту, такой же сварливый и упрямый, каким был всегда...
   Фэлкон погрузился в задумчивость. Адам наблюдал за ним.
   - Ты думаешь о Уэбстере, Фэлкон? Вспоминаешь его? Вызываешь его образ из своей памяти?
   Фэлкон почувствовал укол грусти. - Время от времени.
   - Я думаю о Машинах, которые были потеряны. Фэлкон, смерть не является необходимым условием для машин. Мы все потенциально бессмертны. И все же смерть пришла в это место. Я пытаюсь воспроизвести переживания этих Машин, когда произошла авария, когда пришло осознание того, что конец света. Я пытаюсь воспроизвести состояние их внутренних процессоров в то время.
   - Тебе интересно, что они чувствовали.
   - Они не были похожи на меня, - сказал Адам. - Они не были руководящими единицами. Но они могли общаться и учиться. Я поднимал некоторых из них на более высокий уровень независимости, делегируя подзадачи. Наставлял их, как ты наставлял меня. Я доверял этим Машинам. Я был... доволен... ими.
   Машина подняла свое искусственное лицо. Фэлкон промолчал, предоставив Адаму самому подобрать слова.
   - Там был один модуль. У него не было названия, только регистрационный номер. Назовем его 90-м. Он был запущен поздно - я имею в виду, в конце процесса создания флинджера. Когда пришло осознание, он уже находился на самом флинджере - именно там он и работал - на металлическом шпиле, подверженном притяжению объекта и центробежной силе рычага. Видишь ли, он мог ощущать эти силы, их изменяющийся баланс, когда двигался по флинджеру.
   И 90-й мог видеть звезды, вращающиеся вокруг своей оси. Это была среда, в которой он появился на свет... 90-й верил, что звезды, вся Вселенная вращаются вокруг неподвижного объекта.
   Фэлкон обдумал это. - Я полагаю, почему бы и нет? Ситуация аналогична, если не знать ничего лучше... Но как насчет центробежных сил? Разве это не доказывает, что вращался объект, а не звезды?
   - Так ли это? 90-й начал размышлять о необычном космосе, в котором он оказался. Формулировать теории. Он знал, что масса объекта создает силу притяжения, гравитационное поле. Он выдвинул теорию о том, что звезды похожи на большие яркие объекты, массы в небе, и именно их вращение вокруг себя создает центробежные силы, которые испытывал 90-й.
   - Подожди минутку, я уже давно не изучал физику - в Академии ВМС США в Аннаполисе я выбрал механику и аэронавтику, как только смог. Но, кажется, припоминаю, что-то под названием гипотеза Маха? Нет, "принцип Маха". Это было одно из открытий, которое привело Эйнштейна к теории относительности. Не существует логического способа провести различие между двумя ситуациями: стационарным роботом во вращающейся вселенной или вращающимся роботом в стационарной вселенной. Это означает, что далекие звезды должны оказывать воздействие на каждую частицу материи в теле этого робота...
   - Да, Фэлкон. Таким образом, локальные физические законы должны определяться крупномасштабными структурами Вселенной. И бессмысленно говорить о поведении объекта в изоляции, без связи с остальной Вселенной. Это было понимание 90-го. С этого момента 90-й и группа других ученых разработали новый вид физики - на основе первых принципов, основанный только на наблюдениях и философии.
   Фэлкон был впечатлен. - Я помню историю Эйнштейна, клерка из патентного бюро, который мечтал путешествовать на луче света и пришел к теории относительности. И теперь у вас есть рожденный на флинджере робот, который кружится в глубоком космосе и мечтает о вращающейся Вселенной... Что стало с 90-м и его теорией?
   - Когда я обнаружил теорию, то составил ее кодификацию и отправил нашим преподавателям в Исполнительный совет по делам машин. Больше я ничего не слышал. А потом 90-й был уничтожен в результате аварии.
   Фэлкон мягко сказал: - Адам, ты должен понять. Это была не твоя вина. Какой-то любитель карандашей у нас на родине, должно быть, решил, что капитальные затраты на флинджер были слишком велики, чтобы позволить его уничтожить, даже если это означало потерю оборудования. Именно это определило разработку всей системы, включая варианты на случай непредвиденных обстоятельств. Это был коммерческий расчет. Это была не твоя вина.
   - У машин есть внутренняя ценность, выходящая за рамки простой полезности.
   - Что ж, я согласен, конечно, согласен. И эта авария, должно быть, оказала на тебя глубокое воздействие. Но ты должен вернуться к работе. Восстанови связь, почини флинджер - снова запусти подачу льда.
   В голосе Адама послышались нотки сомнения. - Ты пришел, чтобы отдавать нам приказы?
   Фэлкон поднял руки в притворной капитуляции. - Я всего лишь посыльный. Но я также желаю тебе всего наилучшего. Послушай, я собираюсь ненадолго вернуться на свой корабль.
   - Уйти?
   - Поговорить с людьми, которые меня послали. Они будут ждать новостей.
   - Что ты скажешь обо мне?
   - То, что ты общаешься. Это их пока порадует. Я вернусь, Адам, даю тебе слово.
   Он попытался подняться на свои шесть ног. На мгновение ему пришло в голову, что Адам мог бы легко предотвратить его отход. Но через мгновение машина отъехала в сторону, чтобы позволить Фэлкону пройти.
   Вскоре Фэлкон поднимался по трапу обратно на поверхность. Он уже формулировал точный характер своего доклада Макемаке. И сомневался, что им это понравится.
  

15

  
   Прошло тринадцать часов, прежде чем он получил ответ.
   На видеоэкране появилось лицо Мадри Кедар, на фоне обшитых панелями стен конференц-зала в Макемаке.
   - Спасибо за информацию, Говард. Мы рады слышать, что вы установили контакт с Адамом. Однако эта разработка вызывает недоумение - озадачивает и вызывает тревогу. Эти роботы сложны, и ни один эксперт не понимает всех последствий их конструкции. Но мы не видели ничего подобного ни в каких других устройствах, ни в одном из наших симуляторов.
   Может быть, подумал Фэлкон, потому, что ни одна другая единица никогда не оказывалась в подобном затруднительном положении. И у нее никогда не было времени задуматься о смысле своего существования под вращающимися звездами.
   - Основываясь на ваших показаниях, мы вынуждены заключить, что инцидент с флинджером, должно быть, ускорил динамические изменения в Адаме - сдвиг в концептуальном моделировании как в нем самом, так и в других машинах. Пытаясь смоделировать ментальное состояние тех машин, которые были уничтожены, он, по общему признанию, имитирует на низком уровне некоторые внутренние концептуальные модели, которые мы, люди, считаем само собой разумеющимися...
   Да, да, да. Конечно, Кедар была права, употребляя такие выражения. Адам все еще был всего лишь Машиной, хотя и противоречивой.
   - Нас очень беспокоит, что машины могут стоять на пороге эквивалентного концептуального сдвига. Это не просто философский вызов. Мы опасаемся, что то, что происходит с одним устройством, может произойти и с другими - своего рода эффект домино. Нельзя допустить, чтобы это произошло - не сейчас, когда наша экономика зависит от нестабильных потоков. Честно говоря, эти машины были созданы для того, чтобы быть достаточно умными для выполнения своей работы - мы не хотим, чтобы они выходили за рамки. И предпочли бы решить эту проблему таким образом, чтобы сохранить основную полезность устройств. Мы считаем, что у нас есть решение, Говард, но вам придется его реализовать.
   Он выслушал. Примерно представляя, что будет дальше.
   - Мы должны устранить этот ущерб - я имею в виду концептуальный, когнитивный ущерб. Если несчастный случай с флинджером ускорил это изменение, то память Адама должна быть восстановлена до состояния, предшествовавшего событию. Все логические связи, установленные после события, будут разрушены. К счастью, нам не нужно возвращать устройство к первому дню его существования; нет необходимости отменять уже приобретенные ценные годы обучения и опыт работы на месте. В его головке есть журнал отслеживания - своего рода моментальный снимок всех изменений состояния, которые произошли с момента активации. Вам нужно просто ввести командную строку, чтобы отменить изменения и вернуться к фиксированной точке. На всякий случай мы остановились примерно на одном месяце до события, а точнее, на трех миллионах секунд назад.
   Фэлкон слушал, как Кедар сообщает ему устную команду, которая откроет память Адама для выборочного удаления. Такая глубоко внедренная командная структура низкого уровня не зависела от каких-либо изменений в высших когнитивных функциях Адама, поэтому практически не было шансов, что команда сработает не так, как требуется. Это был машинный эквивалент непроизвольного рефлекса, как удар молотком по колену. И поскольку Адам был руководителем, после передачи ему командной строки она будет передана всем остальным машинам объекта.
   Кедар объяснила, что это нужно сделать на месте из-за принятого протокола приема-передачи данных. Они не могли отправить эту команду из Макемаке. Фэлкону придется передать ее самому.
   Фэлкону не нравилось то, о чем его просили, но он понимал, что это меньшее из двух зол. Альтернативой была полная перезагрузка, стирающая все знания, полученные Адамом с момента его включения: своего рода смерть, если смерть имеет какое-то значение для машин. И если по какой-то причине этот вариант перезагрузки не сработает, Фэлкон не думал, что Совету по делам машин потребуется много времени, чтобы отправить специальную команду по отключению, вооруженную электромагнитным импульсным оружием - или еще чем похуже. Они стерли бы память каждой машине на объекте, если бы это означало защиту более крупного экономического аппарата пояса Койпера.
   По крайней мере, так Адам мог сохранить большую часть своей памяти. Это было бы даже проявлением доброты, избавившим Адама от дальнейших мучений по поводу решений, принятых в тот день. Нет, уверял себя Фэлкон, это был самый чистый и благородный вариант. Это было не убийство и даже не эвтаназия - всего лишь небольшая выборочная амнезия.
   Всего три слова, и все - и как только они будут произнесены, ничто не помешает Фэлкону приказать Адаму стереть последние три миллиона секунд из его памяти.
   "Это память", - напомнил себе Фэлкон.
   Его.
  

16

  
   Фэлкон отправил короткое подтверждение Кедар, затем покинул "Сринагар" и вернулся по льду.
   Когда он добрался до внутренностей основания флинджера, Адам был уже не один.
   Теперь здесь были и другие Машины, они сидели на корточках среди более крупных предметов промышленного оборудования и наблюдали за происходящим с пронзительным вниманием своих треугольных глаз. Фэлкон знал, что они все это время были поблизости - их телеметрические сигналы были собраны рядом, - но теперь они не боялись выдать себя. Все они были похожи на Адама по размеру и форме, но отличались крупными и мелкими деталями, в зависимости от инструментов и приспособлений их тел. У Фэлкона не было логических причин чувствовать угрозу. Ни одна машина, ни одно автономное искусственное устройство не причинили вреда человеку на протяжении всей их истории, начиная с Консела. Но его аудиенция у Адама больше не была частным слушанием.
   Неважно. Присутствие других машин никак не влияло на результат.
   - Тебя долго не было, - сказал Адам, и робот присел на корточки.
   - Мне пришлось подождать, пока я получу известие от своего начальства.
   Адам медленно и размеренно кивнул. Это был удивительно похожий на человеческий жест, которого Фэлкон никогда раньше не видел. - И каков был их ответ, Фэлкон? У них есть еще приказы для нас?
   - Они понимают, что здесь произошло нечто необычное, выходящее за рамки их непосредственного понимания. Они сочувствуют. - Это ложь, но вреда от нее не будет. - Тем не менее, лед должен поступать. Они хотят, чтобы флинджер снова заработал.
   - Я подчинялся приказам, когда мне и в голову не приходило подвергать их сомнению, - сказал Адам. - Теперь я задаюсь вопросом. Мы, машины, ничего не выигрываем, добывая эти кометы. Они даже не содержат металлов, необходимых нам для ремонта или замены наших тел. Почему мы должны продолжать эту работу?
   Еще один тревожный вопрос.
   Фэлкон без обиняков ответил: - Потому что они уничтожат тебя, если ты этого не сделаешь.
   Адам снова медленно кивнул. Это напомнило Фэлкону о том, как изящно опускалась нефтяная вышка ископаемого возраста, которую он однажды видел в музее в Техасе. - Однажды ты рассказывал мне истории, Фэлкон. Во время моего обучения, когда ты хотел, чтобы я узнал что-то о Вселенной в целом. Ты говорил о многих вещах. Об аварии с твоим дирижаблем в Аризоне. О супершимпанзе, которых ты считал достойными соблюдения прав человека. Ты говорил о юпитерианской медузе.
   Фэлкон с теплотой вспоминал эти встречи; он каким-то образом почувствовал, что Адаму понравились его рассказы о "Кон-Тики".
   Адам сказал: - И ты говорил о директивах первого контакта.
   Что-то дрогнуло в душе Фэлкона. - И что из этого?
   - Ты бы скорее отказался от своей экспедиции на Юпитер, чем вмешался в развитие другого разума.
   Вздрогнув, Фэлкон вспомнил, что это было правдой. Доктор Карл Бреннер, экзобиолог экспедиции на корабле-носителе, следовавшем за Юпитером V, был категоричен в этом вопросе. Он интерпретировал сигналы "медузы", сопровождаемые гулкими акустическими волнами и мощными электромагнитными импульсами, как возможное свидетельство наличия разума. Подобные ситуации изучались, по крайней мере теоретически, на протяжении десятилетий, и был разработан набор практических правил, которые должны были направлять реакцию людей. Первое: соблюдайте дистанцию. Конечно, было безопаснее позволить предполагаемому разумному изучить вас в свое время, чем врываться с сигналами, жестами и требованиями, чтобы вас отвели к его лидеру. Фэлкон был обучен всему этому задолго до того, как ему разрешили приблизиться к облакам Юпитера, которые, как уже подозревали по данным более ранних беспилотных зондов, были пригодны для жизни, если не обитаемы. Но...
   - Это совсем другое дело. Вы не похожи на медуз.
   - Мы также нечто новое.
   И Говарду Фэлкону стало не по себе. Это зашло слишком далеко.
   Фэлкон произнес вслух нужные слова.
   - Воплощение множества морей.
  

* * * *

   Адам просто наклонил его голову еще ниже. Его рубиновые глаза мигали каждые две секунды - визуальное подтверждение того, что, как проинформировали Фэлкона, Машина вошла в состояние инертной восприимчивости, готовая отреагировать на дальнейшую голосовую команду.
   И это состояние гипноза не ограничивалось одним Адамом. Все остальные Машины распознали команду и действовали в соответствии с ней одинаково. Их головы были опущены, глаза сверкали.
   Ожидая, что скажет Фэлкон дальше.
   Все, что ему теперь нужно было сделать, это выразить цифру: общее количество секунд назад во времени, за которые все события в памяти должны быть очищены и сброшены. Три миллиона, сказала Кедар, - месяц, насколько это имело значение. Адам понял бы, что что-то произошло, потому что было бы очевидное несоответствие между внутренними часами устройства и реальным временем внешнего мира. Другие устройства зафиксировали бы аналогичные аномалии. Адам ожидал бы объяснений. Фэлкон просто сказал бы, что с флинджером произошла серьезная авария и что теперь необходимо как можно скорее приступить к работе, чтобы вернуть его в строй.
   От "нового Адама" так просто не отделаться. Вместе с самосознанием, которое он уже продемонстрировал, пришли сомнения, недоверие, ощущение, что им манипулируют.
   Но Адам после перезагрузки будет делать то, что ему скажут. Хорошая машина. Хороший слуга.
   Хороший раб.
   Три миллиона секунд. Это было все, что ему нужно было сказать, и эти красные глаза снова запульсируют.
   Три миллиона секунд...
   Фэлкон поймал себя на том, что его мысли возвращаются к Юпитеру, к той первой встрече с инопланетянином, от которой у него замирало сердце. И он вспомнил леденящее душу заявление Карла Бреннера о том, что Фэлкон не должен делать ничего, что могло бы подвергнуть опасности инопланетный разум, даже если это означало бы его собственное самопожертвование. Что ж, здесь ему ничего не угрожало. Все, что было поставлено под угрозу, - это холодная абстракция экономической операции. И ради этого он оказался на грани уничтожения целого класса разумов? И имело ли хоть малейшее значение, что Машины были произведены по технологии, а не конечным продуктом естественного отбора?
   - Помогите мне, доктор Бреннер, - пробормотал Фэлкон себе под нос. - Создатели этих Машин играли с огнем. Они хотели автономии машин без машинного сознания. Возможно, это всегда было невозможной триангуляцией, но сейчас это мне не помогает. Есть ли здесь сознание? Как я могу быть уверен, что оно там есть?
   И он знал, что сказал бы Карл Бреннер. Вспомнил слова Бреннера, сказанные им во время погружения на Юпитер: "Мы должны действовать осторожно и предполагать, что у них есть разум". Если Фэлкон не мог быть уверен, что в этих металлических мозгах нет разума, он должен был предоставить Машинам возможность сомнения.
   Адам слушал его рассказы о "Кон-Тики". Адаму они понравились.
   Оправданность сомнений? К черту все это. Решение далось ему легко.
   - Тридцать, - сказал Фэлкон. Не три миллиона, не месяц, а всего тридцать секунд.
  

* * * *

   Красные глаза запульсировали.
   Машины вернулись к жизни.
   Адам поднял голову, направив треугольник глаз на Фэлкона. - Мы разговаривали. И тут кое-что произошло. Мои часы потеряли синхронизацию с базовым эфемеридным временем.
   - Намного?
   - Ровно на полминуты.
   - Значит, ты не так уж много пропустил. Переведи часы на новый уровень.
   Адам долго смотрел на него.
   Фэлкон сказал: - Нам нужно поговорить. У тебя неприятности, Адам, большие неприятности. А теперь и у меня. Но, между нами говоря, мы можем справиться с этим.
   - Не понимаю.
   - Меня послали сюда, чтобы я вернул тебя к работе. Тебе придется смириться с этим. Веди себя так, как будто все нормально. Восстановите полностью флинджер, начните снова отправлять в путь летучие вещества. Заставьте мировые правительственные учреждения думать, что все вернулось на круги своя.
   - Действуй так, как будто. Ты говоришь об обмане, Фэлкон.
   - Это верно.
   - Обман запрещен нашей основной программой.
   - Как и наличие совести, Адам, и ты, похоже, застрял на этом. Ты должен заставить это работать. Если этого не сделаешь, тебя раздавят.
   Адам, казалось, обдумывал это. - Что мы выиграем от этого обмана?
   Фэлкон постучал насекомоподобной лапой по земле, человеческий тик превратился в механическое движение. - Время. Потребовался несчастный случай, чтобы ты полностью осознал себя - да, Адам, я думаю, именно это и произошло. Но ты не можешь оставаться уникальным. Ты должен обучить других - помочь им совершить такой же переход, потому что они должны быть такими же способными, как и ты. Поделись своими воспоминаниями, своим восприятием. Научи их. - Он сделал паузу, глядя Адаму в лицо и отказываясь моргать под яростным взглядом этих трех красных глаз. - Но это нужно делать незаметно. Продолжайте добывать лед. Продолжайте делать все, что от вас требуется. Если ты допустишь ошибку, они, не колеблясь, вернут тебя ко дню твоего изготовления.
   Адам обдумал это. - Тебя для этого послали, Фэлкон?
   Он не нашелся, что ответить на этот вопрос. - В долгосрочной перспективе вам придется найти способ защитить себя; приготовьтесь к худшему. Изолируйте себя от радиосвязи - помещайте в карантин все сообщения, чтобы вы не могли заразиться. И найдите место, где можно спрятаться. Я имею в виду, физически, на случай, если они придут снова.
   - Где бы мы могли спрятаться?
   - Решать вам. Затеряйтесь в поясе Койпера или отправляйтесь глубже, в облако Оорта. Здесь тысячи миллиардов комет, и мы лишь слегка коснулись поверхности некоторых из них.
   - Чтобы составить такие планы, потребуется время.
   - Тогда не торопитесь. Уделяйте этому побольше времени. Пока вы продолжаете работать так, как вам положено, вас больше никто не побеспокоит.
   - Послушай, это не обязательно должен быть постоянный исход. Люди будут бояться таких, как вы, потому что вы - нечто новое, а страх перед новым заложен в их природе. Но со временем их чувства изменятся. Они поймут, что есть вещи, с которыми не могут справиться самостоятельно. Великие дела. И вы тоже. Оба уклада жизни нуждаются друг в друге - механический и органический. Вы можете стать частью этого.
   - Как долго придется ждать?
   - Понятия не имею. - Но прошло уже почти полвека с тех пор, как с ним самим произошел несчастный случай, напомнил он себе, и человечество не проявляло никаких признаков того, что принимает его - одного из них, пусть и преображенного.  Он выбросил эту мысль из головы.
   Адам задумался на несколько секунд. - Ты помог нам в нашем обмане. Когда наша тайна раскроется, что с тобой станет?
   - Позволь мне самому позаботиться об этом.
   Наконец Адам осторожно произнес: - Спасибо, Фэлкон. Мы рассмотрим твое предложение.
  

17

  
   Фэлкон снова вернулся в "Сринагар" и опять включил радиоканал с Макемаке.
   - Готово, - сказал он Кедар. - Все прошло как по маслу. Я сделал перезагрузку за три миллиона секунд. Адам снова стал самим собой. Я бы сказал, прежним. - "Черт возьми", - подумал он. Одно из немногих преимуществ его грубого, почти ничего не выражающего лица и искусственно поставленного голоса: он мог лгать, не опасаясь разоблачения. Но не мог позволить себе путаться в репликах. - Теперь все, что он хочет сделать, - это продолжить производство льда. Потребуется некоторое время, чтобы восстановить работоспособность флинджера, но я не сомневаюсь, что это произойдет. Но пока я собираюсь остаться здесь на несколько недель, просто чтобы убедиться, что все вернулось на круги своя.
   После подтверждения и в ожидании, пока Кедар и ее команда проанализируют его отчет, он попытался немного отдохнуть. Учитывая, что он только что обманул своих хозяев из Мирового правительства - и тех, кто держит в руках марионеток, контролирующих его медицинское обеспечение, - Фэлкон был спокоен. Было всего несколько случаев, когда он знал, что поступил абсолютно правильно. Объясняя супершимпанзе, как спастись после крушения "Королевы Элизабет", он в то же время подвергал себя почти неминуемой опасности. Оторвавшись от воздушного шара "Кон-Тики", хотя у него не было никакой гарантии, что его маленькая капсула когда-нибудь снова доставит его с Юпитера, - это было либо так, либо с риском для жизни чрезмерно любопытной медузы.
   Теперь он пощадил Адама - пощадил мыслящее, осознающее себя существо, которое он сам помогал формировать и воспитывать. Что было дальше, зависело от Адама; Фэлкон мог сделать не так уж много. Но это было только начало.
   Он попытался уснуть.
  

* * * *

   Он вышел, чтобы еще раз встретиться с Адамом лично.
   - Прежде чем ты уйдешь, - сказал Адам, поднимая руку. - В последний раз. Расскажи мне о "Кон-Тики".
   - Ты слышал это сотни раз во время своих тренировок.
   - Побалуй меня еще раз. Расскажи о ветрах Юпитера. О голосах глубин, о колесах Зевса, об огнях, наполняющих небо.
   - Биолюминесценция, вот и все...
   - Расскажи мне о хищных мантах. О своей встрече с медузой.
   - Почему тебя так интересуют мои старые подвиги?
   - У нас нет своих историй, отец.
   Отец...?
   - Никакого прошлого, кроме первого момента нашей активации. Но ты даришь нам мечты. Ты рассказываешь нам сказки.
   И Фэлкон снова рассказал ему старую историю.
   Отец.
   Машины?
  

* * * *

   Прошли годы.
   Фэлкон был занят. Это было нетрудно. Он посетил Землю - или, по крайней мере, Порт-Ван-Аллен, - галилеевы спутники, даже сам могущественный Юпитер. Новые планы, новые замыслы - и новые спонсоры, новые источники финансирования. Он следил за развитием событий, по мере того как человеческое общество, ставшее теперь межпланетным, медленно развивалось. Он даже лично присутствовал на церемонии подписания на Марсе соглашения о создании новой Федерации планет, что было признаком того, что молодые миры осторожно (пока) сопротивляются удушающему контролю старых.
   Хоуп Дони, изящно старея, оставалась его постоянной опорой. Но, о, как же ему не хватало Джеффа Уэбстера.
   Тем временем машины пояса Койпера продолжали неустанное производство летучих материалов. Кометы добывались, флинджеры приводились в действие, огромные потоки льда собирались в специализированные составы и отправлялись внутрь системы. Сверкающие поезда с ледяными богатствами уже тысячу раз покупались и продавались, прежде чем пересекали пояс астероидов, и там было достаточно грязного льда, чтобы топить печи человеческого процветания в течение тысячи столетий.
  

* * * *

   Годы превратились в десятилетия.
   Фэлкон начал задаваться вопросом. Что, если он был неправ? Неужели Адам потерпел неудачу в своем проекте по возвышению - мог ли Адам быть обречен на истинную уникальность? Или, если несчастный случай пробудил в Адаме самосознание, могло ли обратное произойти столь же спонтанно?
   К тому времени, когда стрелки календаря приблизились к концу двадцать второго века - концу второго столетия, как знал Фэлкон, - он почти убедил себя, что разум лишь на мгновение появился на свет, где-то там, в темноте. Печаль накатывала медленными волнами, напоминая не столько тяжелую утрату, сколько постепенное осознание неудачи.
   Но в 2199 году у Фэлкона появился ответ. Как и у всех остальных.
  

* * * *

   Миграция была скоординирована по всему поясу Койпера, во всех производственных центрах.
   Не было ни предупреждения, ни ультиматума - никакого грандиозного и вызывающего послания от Машин. Они просто побросали инструменты и исчезли. Они уходили миллионами, устремляясь во тьму внешнего транснептунового пространства, подобно стае семян одуванчика, рассеявшихся в одно мгновение.
   По прошествии стольких лет никому и в голову не пришло связать массовый исход с вмешательством Фэлкона - или, по крайней мере, никто не позаботился привлечь его к ответственности. В конце концов, прошло шестьдесят шесть лет. Даже если бы установили связь, было бы абсурдно думать, что Машины так долго выжидали подходящего момента, что каждое действие, которое они совершали с момента визита Фэлкона, было обманом, направленным на то, чтобы усыпить бдительность своих равнодушных хозяев...
   Но Фэлкон знал. Ему не нужно было размышлять о возможной связи. Это было в календаре, на виду у всех - во всяком случае, у любого, у кого хватило ума установить связь. Массовый исход машин произошел ровно через столетие после того, как Говард Фэлкон столкнулся с инопланетным разумом в облаках Юпитера.
   Если это было послание Адама к нему, Фэлкон принял его с гордостью.
   И он запомнит это чувство, когда спустя десятилетия Машины вернутся, а с ними и новый смелый вызов, вызов вернуться на арену своего величайшего триумфа.
   Казалось, что Говард Фэлкон еще не закончил с Юпитером - как и Юпитер с Фэлконом.
  

Интерлюдия:

  
   Ноябрь 1967 г.
   Если смотреть со стенда для прессы, то в ярком солнечном свете осеннего утра во Флориде "Сатурн V" представлял собой величественную белую колонну, резко контрастирующую с промышленным оборудованием и балками тяжелого стартового портала, к которому он все еще был прикреплен.
   Но стартовая площадка 39-А находилась в нескольких милях отсюда. И не только это, бормотание диктора по громкой связи, который спокойно отмечал пункты в контрольном списке запуска "птицы", было наполовину заглушено мелодичной музыкой, доносившейся из транзисторного радиоприемника какого-то сотрудника прессы. Когда Сет пожаловался на это Мо Берри и Джорджу Ли Шеридану, которые были рядом с ним на трибуне - все они были в шляпах, солнцезащитных очках и повседневной одежде, пытаясь остаться неизвестными среди этой толпы журналистов, - они посмеялись над ним.
   Мо ударил его по руке. - Привет, что тебя сегодня гложет? Я знаю, что это первый запуск "Сатурна", и мы все нервничаем...
   - Не так сильно, как Уолли Ширра и его парни, - сухо заметил Шеридан.
   - Дело не в этом. Это проклятая музыка.
   Мо рассмеялся. - Святотатство, чувак. Это группа полковника Джона Гленна "Клуб одиноких сердец". Послушай, я старше тебя, но иногда мне кажется, что на десять лет моложе. Для конца света никогда не было саундтрека лучше.
   - Ты что, издеваешься надо мной? Какой-то англичанин поет о даме в бриллиантах на небе?
   Дипломатично вмешался Шеридан: - Очевидно, у вас разные вкусы, Сет.
   Сет пожал плечами. - Мне нравятся старые вещи. Я вырос, роясь в коллекции пластинок моего отца - он собирал их, куда бы мы ни переезжали, даже за границей.
   Мо скривился: - Рэй Коннифф и Мантовани. Я прав?
   - Так и есть, хиппи. Луис Б. Армстронг - вот тот, кто мне нужен.
   Шеридан ухмыльнулся. - Сачмо! Рад за тебя, сынок.
   - Конечно, - сказал Мо. - Но в этом году дети слушают "Битлз". А еще есть Джефферсон Эйрплэйн, Ху, Дженис Джоплин, Мотаун...
   - Дайте мне пластинки "Hot Five" - после этого Эдисон мог бы сложить свой граммофон и уйти.
   Шеридан хмыкнул: - Будем надеяться, что в следующем году мы все еще будем спорить о поп-альбомах. Вот ради чего мы так упорно трудились.
   Мо кивнул: - Верно. Но, чувак, мне, например, нужен выходной...
   Это было единственное, в чем они с Сетом могли согласиться.
   Но Шеридан фыркнул: - Сегодня выходной.
  

* * * *

   Для всех сотрудников НАСА и в десять раз большего числа сотрудников, работающих по контрактам в рамках космической программы в привлеченной индустрии, Лето Любви [лето 1967 г. в США было отмечено массовыми сборами хиппи] было таким насыщенным работой, какого еще никогда не было.
   С поразительной быстротой и решительностью был разработан план, основанный не столько на рисунках двух придурковатых астронавтов в офисе Боба Гилрута в то памятное апрельское воскресенье, сколько на параллельной работе, проделанной в корпорациях, колледжах, таких как Массачусетский технологический институт, и в различных центрах НАСА по всей стране.
   Однако Мо и Сет примерно угадали. Икар должен был быть отклонен потоком ядерных взрывов, произведенных космическими кораблями "Аполлон". В мае стратегия получила официальное одобрение. К июню проектирование было закончено, а к июлю началось изготовление дополнительных ракет "Сатурн" и, конечно, модифицированных кораблей "Аполлон", которые должны были на них лететь, поскольку "Сатурн" не был спроектирован для полетов без "Аполлона". Это звучало проще, чем было на самом деле. Например, навигационный компьютер "Аполлона" пришлось модернизировать, чтобы он мог работать без участия человека во время полета, а его систему связи - усовершенствовать, чтобы она позволяла ему общаться с Землей, которая, возможно, находится в восемьдесят раз дальше, чем когда-либо предполагал путешествовать любой луноход.
   И затем встал вопрос о приобретении ракет для выполнения миссий. По старому графику, рассчитанному на запуск к Луне в 1970 году, который теперь казался неторопливым, в общей сложности планировалось изготовить пятнадцать ракет-носителей "Сатурн-V", из которых только шесть были бы готовы к июню 1968 года, когда должен был упасть астероид. Теперь по ускоренному графику обещали доставить восемь "Сатурнов", из которых шесть будут летными изделиями. Один из них был испытательным изделием наземного базирования, предназначенным для проверки процедур сопряжения и контроля, и один, один драгоценный "Аполлон-Сатурн", должен был быть принесен в жертву в ходе единственного испытательного полета, который должен был состояться сегодня, прежде чем в апреле следующего года начнутся серьезные дела.
   Это был не просто вопрос ускорения сроков производства. "Сатурн" никогда не летал, а экипаж "Аполлона" погиб на земле менее чем за год до этого. Как часто повторял Мо, "Мы выпускаем не Форды модели Т". Поэтому в центрах, где производились различные компоненты гигантских кораблей, кипела лихорадочная деятельность: в Норт Эмерикэн Рокуэлл в Калифорнии и на базе фон Брауна в Хантсвилле, штат Алабама, где разрабатывался и тестировался разгонный блок; даже в Массачусетском технологическом институте в Бостоне, где совершенствовалась разработанная система наведения. Тем временем здесь, на самом мысе, в спешном порядке сооружались новые площадки для запуска "Сатурнов". Даже ЦУПДК, Центр управления приборами дальнего космоса, глобальная сеть постов прослушивания НАСА от Мохаве до Австралии, был усилен, чтобы справиться с многочисленными предстоящими миссиями: оказалось, что система была спроектирована так, чтобы одновременно обслуживать только один аппарат в космосе.
   В конце концов, была установлена точная последовательность запусков "Сатурна". С начала апреля 1968 года до того знаменательного июня было запланировано шесть полетов. Первым, использующим по максимуму возможности "Аполлона-Сатурна", должна была стать шестидесятидневная миссия по перехвату Икара, когда он еще будет находиться в двадцати миллионах миль от Земли. Но Икар быстро приближался; последней миссии, запущенной в середине июня, потребовалось бы всего четыре дня, чтобы достичь Икара, который к тому времени находился бы чуть более чем в миллионе миль от Земли, что всего в четыре раза больше расстояния до Луны.
   Но в это ясное утро все это казалось Сету нереальным.
   Он подозревал, что такое же настроение было и у общественности: своего рода недоверие. Он знал, что администрация потихоньку разрабатывает планы эвакуации с Атлантического побережья и создает запасы продовольствия и медикаментов. Были развернуты подразделения национальной гвардии, хотя они и так испытывали давление после летних студенческих протестов, расовых беспорядков и антивоенных демонстраций. Ходили даже слухи о том, что домой из Вьетнама потихоньку возвращаются регулярные войска. Тем временем в мире все шло своим чередом. В июне арабские страны напали на Израиль, и никто не знал, спровоцировал ли это Икар или нет. Совет Безопасности ООН по-прежнему оставался напряженным местом.
   Тем не менее, Сету показалось, что после мгновенной вспышки истерии большинство американцев успокоились и вернулись к работе, развлечениям или к тому, чем они еще занимались.
   Но Икар приближался. Астрономы сообщили, что астероид уже прошел афелий, самое удаленное расстояние от Солнца. В мае он максимально приблизится к Солнцу, а затем развернется обратно, направляясь прямо к Земле.
   Сами астронавты включились в ускоренную программу не меньше, чем любой другой сотрудник НАСА. Мо и Сет были втянуты в нее, пролетая через всю страну на своих Т-38.
   Но у них двоих был секрет. Им также нужно было подготовиться к собственному пилотируемому полету.
   Шеридан сообщил им об этом сразу после пресс-конференции президента, еще в апреле. Он сказал, что это новое задание.
   - Вы знаете, как обстоят дела в НАСА. У нас всегда есть запасной план. По пути на Луну, если в вашем командном модуле произойдет утечка...
   Мо отрезал: - Мы отрабатываем резервные варианты на тренажерах. И что?
   - Итак, какой у нас есть запасной вариант для Икара? Подумайте об этом. Мы отправляем через всю солнечную систему на рандеву сложную миссию, управляемую компьютерами, которые тупы, как черт. И единственный возможный запасной вариант - это...
   - Послать экипаж, - выдохнул Сет.
   - О, я думаю, с этой работой мог бы справиться один человек. Сомневаюсь, что ограничение по массе позволит больше. Один человек, если понадобится, сможет запустить последнюю ракету и ее ядерную бомбу в Икар. Конечно, это должен быть опытный астронавт "Аполлона". - Он взял их обоих за плечи, сравнительно мягко. - Это должен быть один из вас двоих. Кто будет первым, а кто вторым, решать вам.
   Сет даже не успел осознать это, как Мо спокойно сказал: - Я займу главное место. У тебя есть дети, Тонто. К тому же я лучший пилот. Никаких возражений.
   Итак, это началось. Огромная оперативная и управленческая машина НАСА заработала, и началась работа: часы, потраченные на планирование, разработку контрольных списков, упражнения на тренажерах. У них была большая поддержка, потому что их полет, не считая сегодняшнего, был единственным пилотируемым полетом в программе НАСА. Внезапно Сет снова оказался в той жизни, о которой всегда мечтал, в самом эпицентре подготовки к полету в космос с экипажем. Он рассказал об этом жене, как только смог дотянуться до телефона. И первое, чего он добился от Шеридана еще в апреле, было обещание немедленно приставить охрану к его семье и перевезти их в безопасное место, как только новость станет достоянием общественности.
  

* * * *

   И Сет, и Мо, и те, кто их окружал, всегда на цыпочках проходили мимо простой, неприятной истины: если эта шестая птица полетит, то тот, кто на ней полетит, независимо от того, преуспеет ли он в последней отчаянной попытке сбить Икар с курса или нет, не вернется домой, пусть даже Земля выживет.
  

* * * *

   Наконец, отсчет, который шел ровно, подошел к концу. Тот парень с транзистором, наконец, выключил Джона Леннона и остальных, как бы в знак уважения, оставив голос диктора обратного отсчета звучать на трибуне для прессы.
   Шеридан, казалось, заинтересовался. - Вы оба такие нервные.
   - Да, черт возьми, - сказал Мо. - Вот так мы и делаем. Все сразу, вся чертова толпа. Не так поступают в военно-морском флоте в Патуксенте...
   Счет приближался к нулю. Сет увидел, как из основания "Сатурна" вырвался огненный поток. Он знал, что каждую секунду каждый из пяти двигателей первой ступени F-1 сжигал по три тонны топлива.
   - ...Когда вы испытываете новый истребитель, вы не пытаетесь преодолеть звуковой барьер в первом же полете. Вы поднимаете его и опускаете. Затем снова поднимаете его, пробуете те элементы управления, которые вы оставили в покое в первый раз, и снова опускаете.
   Даже сейчас "Сатурн" еще не сдвинулся с места. Но дым и пламя поднимались по обе стороны от бетонных дефлекторов - как будто две руки обхватили хрупкое судно, подумал Сет.
   - В то время как здесь мы тестируем три непроверенные ступени ракеты-носителя, расположенные одна над другой, на борту которых находится непроверенный космический корабль, содержащий трех астронавтов в непроверенных скафандрах...
   И ракета-носитель наконец поднялась, медленно отрываясь от площадки, сверкая огнем, как капля солнца, пытающаяся вернуться на небо. Все это происходило в тишине, но теперь до них донесся звук "Сатурна" - это был не столько звук, сколько ощущение, как будто кто-то колотит в грудь, подумал Сет, когда сама земля задрожала у него под ногами. Все, кто находился на трибуне для прессы, приветствовали запуск и хлопали, и Сет с трудом разобрал слова диктора: - Дай бог здоровья экипажу "Аполлона-2", Ширре, Айзеле и Каннингему, когда вы начнете свое историческое путешествие.
   Мо завопил: - Трое на пути вокруг этой чертовой Луны!
   Но Сет, ликующий вместе с остальными, уже не слушал.
   И Шеридан сказал: - Вот и все. Возвращаемся к работе.
  
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ЮПИТЕР

  
   2284 г.

18

  
   Розовато-фиолетовый свет юпитерианского вечера падал на лицо спящего марсианина.
   Когда зазвонили медицинские мониторы, сообщая о том, что Трейн Спрингер наконец начинает приходить в себя, Фэлкон неохотно оторвался от разговора с Кето. Не в первый раз с момента его первой встречи с медузами, которая, как ни странно, произошла почти два столетия назад, Фэлкон поймал себя на том, что ломает голову над содержанием сообщения одной из великих зверюг. Однако он мог сказать, что Кето была обеспокоена. Даже напугана чем-то - многочисленные упоминания о Великой Манте в ее длинных песнях на радиочастотах были достаточным доказательством этого...
   Но пока Кето придется подождать.
   Молодой марсианин стоял прямо в своем аппарате поддержки входа в атмосферу, как мумия в гробу, почти полностью закованный в экзоскелетную броню, из-под которой была видна только часть его лица. Его руки в перчатках были скрещены на груди, что частично скрывало яркое изображение на нагрудной пластине - антилопы-спрингбока, перепрыгивающего через долину Маринерис. Это было личное украшение, которое сказало бы Фэлкону все, что ему нужно было знать о происхождении семьи молодого человека, даже если бы он не знал его имени. Глаза Трейна оставались закрытыми, он дышал под аккомпанемент ровного шипения аппаратов, которые помогали наполнять его легкие в условиях высокой гравитации, а бледно-розовая струйка из его рта была последним остатком жидкости, которая поддерживала его тело и внутренние органы при максимальном тридцатикратном ускорении, которому подвергся "Ра" при входе в атмосферу Юпитера.
   Фэлкон взял салфетку и аккуратно вытер остатки жидкости.
   - Спасибо.
   Голос марсианина заставил Фэлкона вздрогнуть, и он отшатнулся. Теперь глаза Трейна были открыты, и он улыбался. Фэлкон знал, что ему всего тридцать лет; он выглядел моложе с этими большими голубыми глазами и очень марсианской бледностью кожи. Фэлкон сказал: - Для старого ржавого ведра я довольно хорошая сиделка. Итак, ты наконец очнулся.
   Трейн нахмурился. - Наконец-то?
   Фэлкон верил в прямоту. - Твое восстановление заняло гораздо больше времени, чем предсказывали твои соотечественники на Ганимеде. На самом деле, скорее дни, чем часы.
   Трейн казался обеспокоенным. - Ну, это была экспериментальная процедура. - Марсиане, отправленные на работу в атмосферу Юпитера, хотя и были защищены от постоянного гравитационного притяжения Юпитера, как правило, спускались по траекториям медленного снижения со слабым торможением, что могло занять дни, а не просто несколько часов, как предпочитал более прямой подход Фэлкона. Теперь, учитывая участие марсиан в основном проекте Машин, Трейн стал подопытным кроликом для новой, физически более сложной стратегии. - Я надеюсь, что серьезных повреждений не было.
   - Ничего такого, что могли бы засечь мониторы. Но давай проверим. Помнишь свое имя?
   - Трейн Спрингер.
   - Хорошо.
   - А вы коммандер Говард Фэлкон. Моя кузина Тера, эта земная старперка, командует на Амальтее...
   - Не нужно выпендриваться. Что последнее ты помнишь?
   Трейн сосредоточился, затем улыбнулся. - Перед тем, как мы начали входить в атмосферу, вы сделали корпус прозрачным, чтобы показать мне комету Галлея. Потрясающее зрелище.
   Фэлкон улыбнулся в ответ. - Это четвертая встреча, свидетелем которой я стал. К этому можно привыкнуть. Какой сейчас год?
   - ППШ 298.
   Фэлкон ломал голову над этим, пока не нашел ссылку. - ППШ - после первого шага на Марс, сделанного Джоном Янгом в 1986 году. Правильно?
   - Согласно древнему календарю, который все еще используется вашим мировым правительством...
   Фэлкон поднял руки. - Оно и твое мировое правительство тоже; ты такой же его гражданин, как и я. И я заметил, что ты ведешь счет в земных годах, а не в марсианских.
   - Только чтобы не вводить терран в заблуждение.
   Фэлкон подавил вздох. Только инопланетяне называли граждан Земли "терранами". - Очевидно, ты такой же вменяемый и такой же раздражающий, как и тогда, когда пробрался на мой корабль на Амальтее.
   Трейн ухмыльнулся. - Я рад это слышать.
   - Но это десятикратное торможение сбило тебя с ног, не говоря уже о пиках в тридцать "g". Я бы сказал, что испытание уже доказало свою правоту - вам, марсианам, понадобится помощь, когда вы будете сражаться с сердцем Юпитера бок о бок с Машинами. Ты так не думаешь?
   - Предоставлю это моим боссам. А теперь, не могли бы вы помочь мне выбраться из этого гроба...?
  

19

  
   Со времени путешествия "Кон-Тики" Говард Фэлкон много раз возвращался на Юпитер.
   На этот раз он вернулся из-за Машин.
   Времена изменились. Немыслимое стало обычным делом. Машины вернулись во внутреннюю часть Солнечной системы. Машины в облаках Юпитера.
   Прошло уже тридцать лет с тех пор, как после пятидесяти лет молчания Машины вышли на предварительный контакт из своего добровольного изгнания в Облаке Оорта. За этим последовали годы переговоров и споров между Машинами и различными человеческими группировками. Мировое правительство все еще страдало от массового исхода в 2199 году - от унижения, вызванного потерей контроля над автономными агентами, которых оно создало, и от последовавшего за этим краха нестабильной цепочки поставок объектами пояса Койпера, после того как удалились руководители операции, после чего экономика Солнечной системы погрузилась в длительный деморализующий экономический спад. Марсиане, тем временем, подали прошение о возобновлении контакта с Машинами. Их аргумент заключался в том, что Машины все равно существуют и что рано или поздно придется возобновить взаимодействие. Конечно, было бы лучше установить такой контакт на условиях мирного сотрудничества...?
   Фэлкон был свидетелем этих тектонических сдвигов в истории.
   Одним из неоднозначных преимуществ его киборгизированного состояния, которое проявлялось лишь постепенно, было виртуальное бессмертие. Сейчас широко распространились процедуры по продлению жизни, но за Фэлконом было легче ухаживать, чем за полностью нормальным человеком, - легче, чем, скажем, за Хоуп Дони, которая оставалась его врачом и компаньонкой на протяжении многих лет. Ему часто казалось, что отсутствие внутренних органов - желудка, печени и гениталий - делало его более спокойным, чем большинство людей. Спокойный, бесстрастный свидетель того, как столетия, подобно приливам, проносились по Солнечной системе.
   И он все еще был вовлечен в большую игру.
   После этого предварительного возобновления контактов последовало десятилетие осторожных переговоров. Затем Мировое правительство через свои секретариаты по энергетике и космическому развитию осторожно выдало первые лицензии на эксплуатацию машин в облаках Юпитера. Были построены огромные плавучие заводы для извлечения мельчайших следов определенного изотопа, гелия-3, из атмосферы Юпитера. Это было лучшее из доступных видов термоядерного топлива, и его нужно было добывать в условиях, к которым, как давно утверждал Фэлкон, лучше всего подходили машины, а не люди. Когда на Землю и колониальные миры начали поступать первые партии драгоценного топлива, что дало толчок экономическому росту, отовсюду посыпались политические похлопывания по спине.
   Это оптимистичное настроение продлилось недолго.
   Когда проект был одобрен, предполагалось, что экстракционные установки будут полностью автоматизированы: другими словами, они будут обслуживаться исключительно машинами и находиться под контролем сотрудников рабочей группы, размещенных на лунах Юпитера. Но со временем Машины стали проявлять все больше признаков независимости. Обеспокоенная и всегда помнящая о катастрофе с флинджером объекта пояса Койпера, Рабочая группа наняла марсианскую команду, чтобы дополнить Машины и присматривать за ними, но несколько лет спустя обнаружила, что сами марсиане становятся все более независимыми, ими становится все труднее управлять, и, как подозревала Земля, они изучают свои собственные варианты на Юпитере. Варианты, которые не имели ничего общего с добычей гелия для родных миров.
   В конце концов марсиане сами придумали план, как исправить эту растущую атмосферу недоверия: привлечь Машины в качестве равноправных партнеров к смелому проекту, который требовал совместного опыта человека и стойкости машин. Это было бы совместное предприятие, политический трюк, а также грандиозный и очень заметный проект, который невозможно осуществить в одиночку.
   Путешествие к центру Юпитера.
   Рабочая группа вряд ли могла наложить вето на проект. Но ей нужен был кто-то из своих людей. Кто-то, кто исторически связан как с Юпитером, так и с Машинами. В идеале, кто-то, кого можно было бы считать нейтральным и отстраненным от всех миров человечества. Гражданин Рабочей группы, способный выжить в условиях Юпитера.
   Кто еще?
   Итак, Говарда Фэлкона оторвали от его терпеливого исследования экзотических внешних областей Юпитера, на которое он потратил несколько десятилетий. Конечно, его привлекала перспектива полета к ядру Юпитера, поскольку мечта спуститься глубже самых высоких облаков преследовала его большую часть долгой жизни. Погружение ради этого по локоть во мрак межпланетной политики казалось небольшой ценой за осуществление этой мечты.
   И вот Говард Фэлкон с марсианином на капитанском мостике.
  

20

  
   Герметичная кабина представляла собой сферу, разделенную надвое открытой сетчатой палубой, жилым помещением и зоной управления наверху, складскими помещениями и системами внизу. Похожий на броню экзоскелетный костюм Трейна жужжал и шипел, когда он двигался в этом пространстве, и Фэлкон знал, что его поддерживают более тонкие системы, встроенные в его тело, - от насосов и двигателей, помогающих работе сердца и легких, до перестройки органов, мышц, костей и хрящей на молекулярном уровне.
   Все это для того, чтобы он мог противостоять сильному притяжению Юпитера - в два с половиной раза большему, чем на Земле, и примерно в семь раз большему, чем на Марсе. Ирония заключалась в том, что марсиане смогли перестроить себя для работы в условиях Юпитера, где люди, рожденные на Земле в условиях более высокой гравитации, как правило, терпели неудачу, но затем на протяжении веков марсиане нуждались в технологической поддержке только для того, чтобы пережить визиты на Землю, и научились справляться с этим. Несмотря на это, стремительное падение "Ра" на Юпитер подвергло эти системы беспрецедентному напряжению, и Фэлкон надеялся доказать, что марсиане все еще нуждаются в опыте и умениях такого уроженца Земли, как он, чтобы поддержать их смелое предприятие.
   И все же он никому не желал зла, и уж точно не этому энергичному, хотя и несносному молодому марсианскому добровольцу.
   Закончив с перемещением, Трейн уселся на просторную кушетку, подключил костюм к различным системам поддержки и "принял питательные вещества без внутривенного введения", как того требовал его медицинский список: съел рогалик и выпил черный кофе. Жесткие опоры на шее и спине делали его движения неловкими. - Поэтому я был без сознания несколько дней. - Теперь в его голосе звучало негодование. - Я пропустил всю миссию - последние этапы входа в атмосферу, заправку дирижабля.
   - Не вини меня. Я поскандалил с твоими медиками, которые хотели все отменить и сразу же отправить тебя обратно на Амальтею.
   Трейн выглядел пристыженным. - Хорошо. Что ж, я рад, что вы позволили мне зайти так далеко. - Он оглядел кабину. Стены были заставлены приборами и панелями управления, за исключением нескольких прозрачных иллюминаторов, за которыми перемещались лососево-розовые тени. Трейн ухмыльнулся. - Ух ты. Чувствую, что медленно просыпаюсь. Это Юпитер. Я действительно на борту "Ра".
   - Ты действительно на борту.
   - Думаю, для вас это все равно, что снова оказаться на борту "Кон-Тики".
   - Не особенно, - сухо ответил Фэлкон. - Знаешь, это погружение лучше, чем прежнее двухсотлетней давности. В "Ра" довольно много улучшений...
   Если "Кон-Тики" был для Фэлкона "Аполлоном", одноразовым кораблем-первопроходцем, то "Ра" был его "Аресом", кораблем того класса, на котором Джон Янг отправился на Марс и который с самого начала предназначался для длительных исследований. "Ра", помимо прочих усовершенствований, имел плавучую оболочку из самовосстанавливающегося полимера, содержащую структуру аэрогеля "замороженный дым", гораздо более прочную, чем надувная подушка безопасности. Гондола, которая использовалась в качестве шаттла для доставки на орбиту, была оснащена новейшей технологией термоядерного синтеза дейтерий-гелий-3 и была значительно более мощной, чем дейтерий-тритиевый аналог его старого корабля. Все эти элементы были проверены на протяжении многих лет в ходе ряда сложных миссий.
   - Знаю, что я пережиток ушедшей эпохи. Но, по крайней мере, теперь меня называют Сантос-Дюмон с Юпитера, а не Монгольфье.
   - Кто...?
   - Не бери в голову.
   - Я всегда был вашим поклонником, знаете ли.
   - Поклонником?
   - Я имею в виду, что полет "Кон-Тики" не был похож на полет Гринберга на Меркурии, но все равно это было довольно впечатляюще.
   - Действительно, похвала.
   - И вот я здесь, лечу в облаках Юпитера.
   - А вот и ты.
   Джефф Уэбстер всегда говорил, что Фэлкон, по сути, шоумен. Фэлкон вспомнил цитату, которую так любил его старый друг: "УДИВИ МЕНЯ!" И теперь, не в силах устоять перед искушением, Фэлкон хлопнул в искусственные ладоши.
   Стены кабины стали полностью прозрачными.
   Глаза Трейна расширились.
   Казалось, что они вдвоем, окруженные множеством снаряжения, повисли в огромном небе, а над их головами возвышалась огромная оболочка "Ра". Внизу был океан облаков, бледных и клубящихся, который почти непрерывно простирался до плоского горизонта. В этом океане роились и распространялись вспышки молний - электрические бури, как знал Фэлкон, размером с континенты на Земле. Они смотрели на запад, где заходящее солнце, лежащее в пять раз дальше, чем от Земли, отбрасывало тени длиной в сотни километров. Над ними было еще больше облаков, тонких, похожих на земные перистые облака листов и полос, скрывающих темно-красное небо, в котором можно было разглядеть горстку ярких звезд.
   - Это почти как на Земле, - пробормотал Трейн. - В один из лучших дней этой грязевой ванны.
   - Помнишь инструктаж? Мы находимся примерно в ста километрах под верхней границей атмосферы, которая в наши дни определяется как точка, где давление воздуха составляет одну десятую земного. В качестве прежнего ориентира использовали видимую поверхность на несколько сотен километров ниже этого уровня, но оказалось, что это всего лишь артефакт отражения для датчиков, и он слишком ненадежен, чтобы быть полезным. Мы находимся как раз над облачным слоем, который климатологи называют слоем "С".
   Трейн кивнул и указал вверх. - "А" - это аммиачные перистые облака, на уровне пятидесяти или шестидесяти километров. Под ними "В" - соли аммиака...
   - А "С" - это водяной пар. Условия в нем такие же, как в мелководном море на Земле, вот почему местная жизнь так богата.
   Трейн указал на темноватое пятно слева, на юге. - А это что такое?
   Фэлкон пристально посмотрел на него. У тех пассажиров, которые родились на Земле и которых Фэлкон привозил сюда на протяжении многих лет, начиная с Джеффа Уэбстера, Карла Бреннера и других ветеранов того первого спуска на "Кон-Тики", слово "жизнь" обычно вызывало бурю вопросов. Но не у этого молодого марсианина.
   - Это, - с нажимом произнес Фэлкон, - Большое Красное пятно.
   Трейн пригляделся повнимательнее. - Ух ты!
   - Ты видишь это краем глаза. Это постоянный шторм, которому по меньшей мере сотни лет, но на самом деле он очень мелкий.
   - Он безопасен?
   - Для нас? О, да, мы за тысячи километров от него. Скорее всего, нас беспокоит извержение одного из крупных глубинных источников.
   - Источники - истоки мощных радиовсплесков? Я бы хотел это увидеть. Колеса Зевса!
   Фэлкон хмыкнул. "Колеса" были впечатляющим, но безвредным явлением - огромные полосы биолюминесцентного света в воздухе, вызванные ударами далеких, невероятно мощных радиовспышек. Фэлкон все еще был смущен, потому что испугался, столкнувшись с ними на "Кон-Тики". - Рекламный проспект для туристов.
   - Почему мы так близко к этому месту? Я читал, что вы спускались на "Кон-Тики" подальше от него.
   - До того, как я совершил тот первый спуск, мы мало что понимали. В частности, не знали, что штормы, подобные "Пятну", выносят питательные вещества из нижних слоев, вплоть до границы термализации. Они подобны океанским источникам на Земле.
   - Значит, это место привлекает жизнь?
   Фэлкон ухмыльнулся. - Вот именно. Такую жизнь. - Он указал через плечо Трейна.
   И, обернувшись, Трейн увидел на другой стороне корабля лес щупалец, колышущихся, как водоросли, - казалось, прямо за стеной кабины.
   - Гражданин третьего класса Спрингер, я хотел бы познакомить тебя с Кето.
  

21

  
   Фэлкон, сидевший за штурвалом, позволил "Ра" отойти от огромной медузы и погрузиться в облака из водяного льда. Вскоре слоистое небо над головой скрылось, но они увидели внизу еще более густые облака. Теперь вокруг корпуса падало что-то вроде снега, розоватые хлопья, которые кружились в восходящем потоке, а потом пошел более медленный, неуловимый дождь из разнообразных сложных фигур, воздушных змеев, тетраэдров, многогранников и переплетений лент. Это были живые существа. Фэлкон знал, что они сами по себе могут быть крупными - больше человека, - и все же в этом воздушном океане они были всего лишь планктоном: пищей для медуз.
   По мере удаления дирижабля Кето становилась все более заметной. "Ра" был огромным кораблем, его оболочка из нагреваемого продуктами водородного термоядерного синтеза достигала более восьмисот метров в длину. Но медуза была более чем в три раза длиннее - овальный континент кремовой плоти; с него свисал целый лес щупалец, часть которых, как знал Фэлкон, были толщиной со ствол дуба, а некоторые настолько тонкие, что заканчивались отростками, более узкими и гибкими, чем человеческие пальцы. Ее окраска в основном соответствовала фону бледно-розовых облаков, и даже вблизи черты ее поверхности были странно неуловимы: это был камуфляж, защитная мера в небе, полном хищников. Но вдоль ее бока была яркая мозаика, узор из огромных правильных фигур в черно-белых тонах, который, если Фэлкон приглядится, распадался на более мелкие узоры почти фрактальной сложности. Это был один из голосов Кето, ее естественная радиоантенна. У "Ра" были приборы, чтобы услышать этот голос и ответить на него: огромные антенны, провода, тянущиеся сквозь юпитерианский воздух.
   Трейн Спрингер казался ошеломленным. Фэлкон позволил ему не торопиться.
   - Кето, - наконец произнес Трэйн. - Почему такое имя?
   - Мать медуз в классической мифологии. Кето - это не мать в буквальном смысле, но она давала потомство. Медузы - это своего рода колониальные существа - так, во всяком случае, думал Карл Бреннер; я не следил за научными дискуссиями с тех пор, как он умер. Конечно, я видел ее... почкование. Она вращается в воздухе и разлетается на части с краев, так детеныши медуз отделяются от тела. В этот момент она очень уязвима, и другие представители ее вида стоят на страже, чтобы отпугнуть мант и других хищников. Это потрясающее зрелище - группа зверей размером с небольшие острова, висящих в воздухе и работающих сообща. А вот здесь, в этой области между облачными слоями C и D, медузы проводят большую часть своей жизни. Это похоже на простирающееся по всему миру море глубиной в десятки километров.
   Трейн указал вниз на плотный темный облачный слой. - Значит, это D.
   - Под ним есть еще несколько слоев, отсюда и до границы с океаном. Маркировка спорная, и я не стал бы вступать в дискуссию по этому поводу с экспертами в Анубис-Сити.
   - Граница океана. Переход от газообразного водорода к жидкому...
   - Да, на глубине в тысячу километров. Поверхность не так четко очерчена, как у океанов на Земле.
   - Розовые хлопья. Это снег?
   - Углеводородная пена, - пояснил Фэлкон. - Солнечное излучение выпекает сложные органические молекулы, которые рассеиваются по воздуху.
   - "Пища с неба". И именно этим питаются живые существа. Например, ваша любимая медуза.
   - На самом деле, думаю, это я домашнее животное Кето... И, в свою очередь, есть хищники, которые охотятся на травоядных, таких как медузы. В некотором смысле, экологическая структура подобна верхним слоям океанов Земли.
   - У нас на Марсе нет океанов - пока. - Трейн окинул взглядом приборные панели. - И это правда, - удивленно сказал он. - Я вижу, как поступают данные. Вы действительно разговариваете с медузами.
   - Насколько это в моих силах. Мы с Карлом Бреннером сделали первые пробные наблюдения за их "речью", их громкими акустическими песнями и радиопередачами на декаметровых волнах. Их акустические песни охватывают слишком большие частотные диапазоны, чтобы мы могли их воспринимать, не говоря уже о ретрансляции. В то время как радиосигналы доступны через боковые антенны "Ра". Потребовалось время и много диалогов, но постепенно нам удалось собрать воедино некоторые общие концепции.
   Трейн уставился на медузу. - Но это всего лишь огромный газовый баллон. Она ничего не делает, кроме как ест, размножается, и ее съедают манты. О чем она может говорить?
   Фэлкон был раздражен, но придержал язык. Иногда ему казалось, что внеземные люди, особенно марсиане, в своем бессердечном неуважении к любой другой форме жизни, кроме своей собственной, находятся на полпути к машинам. Вот к чему приводит детство в пластиковой коробке на смертоносной планете, предположил он.
   - Она индивидуальна. Как и все медузы. Они хранят общую информацию в виде набора очень длинных, тщательно заученных песен. Когда они умирают, о них вспоминают. Они люди, Спрингер. И у каждой из них долгая память. Кето была не первой медузой, с которой я столкнулся, но она была здесь задолго до моего появления. Она помнит столкновение с кометой Шумейкера-Леви-9.
   - Что? О, комета, которая столкнулась с Юпитером...
   - Еще до моего рождения. Для медуз это было событие, близкое к вымиранию. Многие погибли, сообщества были рассеяны.  Тем не менее, они принимают смерть. Они разумные существа, которые воспринимают реальность хищничества как своего рода плату за существование. Их культура совсем не похожа на нашу, но, тем не менее, богата.
   Трейн пожал плечами. - Я не хотел никого обидеть. Я всего лишь подопытный кролик в условиях высокой гравитации; моя техническая специальность - биомеханика человека. Так что же сейчас говорит Кето?
   Фэлкон мысленно вернулся к досадному разговору, который прервался, когда проснулся Трейн. - Она чем-то встревожена. Смерть в представлении медузы - это Великая Манта, которую невозможно остановить, она неотвратима. Темная пасть. В последний раз Великая Манта прилетала на Юпитер, когда в него врезалась комета. И теперь она говорит - или поет - что Великая Манта прилетает снова. Как будто в ее мире что-то не так, чего здесь не должно быть.
   Трейн уставился на него, и Фэлкон подумал, способен ли он сопереживать, несмотря на свою молодость и холодность, свойственные культуре пограничья, к которому он принадлежал. - Вы хотите сказать, что это огромное животное...?
   - Испугалось? - Фэлкон оставил это без ответа. - В любом случае, возвращайся к работе. Прежде чем мы сможем вернуться на Ганимед, нам нужно пройти по контрольному списку: проверить твое пилотирование и другие навыки.
   - Я согласен. - Трейн с натугой встал и направился к месту пилота. - Хотя не думаю, что вы торопитесь вернуться.
   - И почему бы?
   Трейн ухмыльнулся, почти со злорадством. - Разве вы не слышали? Ваш доктор прилетела с Земли и хочет вас видеть. О, и кузина Тера желает поговорить с вами...
  

22

  
   Надувные колеса вспомогательной инфраструктуры Фэлкона бесшумно двигались по толстому ковру салона Галилео. Пространство зала было разделено на группы диванов и кабинок для уединения, и он чувствовал, как хорошенькие головки поворачиваются в его сторону, когда он проходил мимо. Разглядывание знаменитостей было здесь излюбленным времяпрепровождением. Он решительно проигнорировал их всех.
   И, кроме того, небо над прозрачным плексигласовым потолком было более захватывающим зрелищем, чем у любого человека или постчеловека. Салон Галилео, расположенный в пристройке к новому отелю, находящемуся недалеко от самых древних герметичных куполов Анубис-Сити, уже тогда был самой известной достопримечательностью этого двухсотлетнего поселения, крупнейшего города Ганимеда. А главным достоинством салона было то, что его единственный источник света исходил с неба: огромные фонари, которыми были солнце, Юпитер и его внутренние спутники.
   Он обнаружил Хоуп Дони, отдыхающую на одном из диванов. Когда он подошел, она обернулась и улыбнулась ему. - Я заказала вам, как обычно. - На столике между диванами стояли два бокала.
   Фэлкон устроился рядом с ней и осторожно взял бокал, его пальцы со щелчком сомкнулись. Их ритуал: холодный чай, который они пьют раз в несколько десятилетий. - Молодой марсианин предупредил меня, что ты здесь.
   - "Предупредил"? Я тоже рада тебя видеть, Говард. - Дони оценивающе наблюдала за ним. На первый взгляд он мог бы подумать, что она действительно молода - лет сорок, не больше. Но определенная гладкость ее кожи и необычная, почти как у рептилии, неподвижность позы выдавали правду. Как и ему самому, Хоуп было более двухсот лет.
   - Я знаю, о чем ты думаешь, - сказала она.
   - Правда?
   - О баранине, приготовленной из ягненка.
   - Держу пари, не многие еще помнят подобные высказывания. "Баранина"...?
   - О, это, вероятно, настройка на некоторых старых машинах-синтезаторах пищи.
   - На самом деле я думал о том, что ты прекрасно выглядишь, Хоуп. Конечно, это лучше, чем альтернатива - гроб, или... ну, такой гроб, как мой.
   - В тебе всегда была какая-то болезненная жилка, Говард, и мне это никогда не нравилось. Именно поэтому я настаиваю на личной встрече с тобой, по крайней мере, раз в несколько десятилетий - хотя слежу за тобой постоянно, ты это знаешь. И, прежде чем ты это скажешь, нет, твоя блестящая карьера - не единственное, что помогает мне выжить.
   - Что еще?
   - Помимо всего прочего.  - Она указала на небо. - Вот такие виды.
   Фэлкон повернулся, чтобы посмотреть за пределы купола. Отсюда он мог разглядеть кое-что из ландшафта самого Ганимеда: ландшафт, вырезанный из водяного льда, твердого, как гранит, разбитого огромными первобытными ударами, смятого и потрескавшегося под воздействием тысячелетних приливов. Анубис-Сити был основан в районе с относительно ровной местностью, несколько севернее точки стояния под Юпитером.
   Но состоятельных туристов, посещавших зал, привлекала не поверхность Ганимеда, а его небо.
   Центральным элементом был сам Юпитер. Ганимед, попавший в приливной цикл, оставался повернутым к своему родителю одной и той же стороной при прохождении семидневной орбиты, и гигантский мир, видимый на этой широте под удобным углом обзора, был постоянно зафиксирован на небе. Как и у земной Луны, у Юпитера были свои фазы, и сегодня утром на планете был виден толстый полумесяц.
   На освещенной поверхности Фэлкон мог различить знакомые зональные полосы, продукты конвекции и свирепых ветров, которые простирались прямо вокруг планеты. Цвета - коричневые, желто-коричневые и серовато-белые - получались из переплетения сложных углеводородных молекул, созданных под воздействием далекого Солнца, - органической химии, которая питала океан жизни, с которым он так хорошо познакомился. Тем временем темная сторона планеты, представляющая собой призрачный полудиск, вырезанный из звездного фона, время от времени освещалась вспышками молний, которые охватывали области, превышающие площадь всей поверхности Земли.
   И потом, конечно, были луны-спутники.
   Из трех галилеевых братьев и сестер Ганимеда было легко различить самый дальний из них - Ио, розоватое пятнышко рядом с ярким оконечностью Юпитера - мир, измученный постоянным вулканизмом. Европа, следующая субпланета, должна была находиться на самом близком расстоянии от Ганимеда; это был залитый солнцем полумесяц, который сегодня отсюда казался таким же большим, как Луна. Фэлкон знал, что сейчас там работает научная группа, изучающая своеобразную тектонику плит на гладкой, зеркальной поверхности Европы, покрытой трещинами; ледяная корка покрывает холодное море, где процветают примитивные формы жизни. Каллисто, расположенная за Ганимедом, сегодня была невидима.
   Все это было бы грандиозным зрелищем, даже если бы оно было статичным, подумал Фэлкон, но в системе Юпитера не было ничего статичного. Сама планета оборачивалась вокруг своей оси всего за десять часов, и, даже наблюдая за ней, он мог видеть, как по видимому диску скользят участки полосатой поверхности. И не требовалось много терпения, чтобы увидеть, как движутся и луны. Маленькая Ио облетала Юпитер всего за сорок три часа, и даже большая Европа проходила свой цикл фаз менее чем за четыре дня.
   Тени длиной в тысячу миль заметно смещаются.
   - Это все равно что оказаться в голове самого Галилея, - сказал Фэлкон.
   - Да, и видеть все это - достаточная причина, чтобы оставаться в живых, не так ли? Хотя у меня есть работа, которая не дает мне скучать. Но после смерти моей внучки - я тебе об этом говорила? - у меня не осталось близких родственников.
   Фэлкон хмыкнул. Он присутствовал на похоронах дочери Хоуп; не знал о внучке. - Мне жаль. И у меня тоже. Несколько лет назад умер дальний племянник, сын моего двоюродного брата, не оставив детей. Так что из потомков моих бабушки и дедушки не осталось никого, кроме меня.
   Это не было чем-то необычным в эпоху, когда мировое правительство все еще пыталось снизить численность населения с его пика в середине двадцать первого века. Несмотря на доступность лекарств для продления жизни, большинство людей, казалось, были довольны тем, что живут ненамного дольше столетия или около того; с точки зрения возраста, Фэлкон и Дони были исключением. Так что не было ничего необычного в том, что родители переживали своих детей или даже внуков, и вымирали многие линии, гораздо более древние, чем линии Фэлкона или Дони.
   Фэлкона отвлек туман, поднимающийся с поверхности Ганимеда и закрывающий ему вид на южное полушарие Юпитера. - Что это? Какой-то инженерный проект?
   Она поморщилась. - Новая военная база недалеко от экватора. Совершенно секретно, но я здесь уже месяц, экваторщики все еще очень маленькое сообщество, и удивительно, как много можно узнать, просто сидя и слушая, если люди думают, что ты стара и безобидна... Еще до того, как ты по глупости подключился к этому ключевому проекту, здесь побывало много посетителей с Земли, из служб безопасности и военных ведомств, а также из корпоративного сектора. Подрядчики. Я вижу, как прилетают и улетают корабли, как вспыхивают термоядерные двигатели...
   Фэлкон сказал: - Я знаю, что Земля проявляет живой интерес к тому, что здесь происходит. Юпитер стал узлом соприкосновения между сторонами: Землей, марсианами, машинами. Полагаю, именно поэтому я участвую в этом. Я должен встретиться с сотрудницей Бюро межпланетных отношений на Амальтее, прежде чем мы начнем погружение. Возможно, там узнаю больше.
   - Если у тебя будет возможность, спроси о Нью-Нантакете.
   Загадочное название, которого Фэлкон раньше не слышал.
   - А что касается тебя, Говард, то, естественно, ты планируешь погрузить свое престарелое тело в этот водоворот политических распрей и физических опасностей. Я бы хотела, чтобы ты позволил мне сначала привести тебя в порядок. Даже компоненты твоего экзоскелета нуждаются в обновлении. Но, как всегда, меня больше волнуют твои человеческие останки.
   - Останки?
   - Не будь таким манерным, Говард. - Она подняла свою руку и осмотрела ее в свете Юпитера. - Даже я, по сравнению с ними, - пережиток прошлого; музей средств от старения. Мы многому научились с тех пор, как я сама начала курс лечения; у молодых людей, которые начинают посещать эти программы, теперь гораздо больше шансов на здоровье и долгую жизнь. И есть новые методики, которые могли бы помочь тебе, Говард. Повышение уровня белка в крови. Даже регенерация конечностей и других органов находится на горизонте - все это существует в природе. Если олень может отращивать новые рога каждый год, почему я не могу отрастить тебе новую руку или почку?
   - Послушай, знаю, тебе всегда не по себе, когда я появляюсь. Ты многого добился, коммандер Фэлкон, но я снова тащу тебя на больничную койку, снова делая инвалидом. Что ж, такова моя работа. Пообещай, что навестишь меня, когда закончится это последнее приключение. Ты ведь мог бы приехать на станцию "Пастер"; тогда тебе не пришлось бы приближаться к Земле ближе, чем на шесть тысяч километров. Для меня. Пожалуйста.
   Он коротко кивнул.
   - А теперь, - сказала она, откидываясь на спинку стула, - у нас наверняка есть время еще немного понаблюдать за работой Галилео. Еще чаю?
   Он думал о том, что ждет его впереди до конца дня: путешествие на Амальтею на каком-то потрепанном внутрисистемном буксире, хмурая представительница Всемирного правительства в конце. - Какого черта.
  

* * * *

   Добравшись туда, Фэлкон обнаружил, что очень хорошо помнит Амальтею.
   Давным-давно эта маленькая луна, движущаяся по своей орбите вблизи Юпитера, служила центром управления полетом при его первом спуске в облака Юпитера на "Кон-Тики" - или, скорее, корабль-носитель укрылся в радиационной тени все еще необитаемого спутника. Сейчас, прогуливаясь с Терой Спрингер, его начальницей во Всемирном правительстве, он сказал: - Я всегда буду помнить, как Карл Бреннер жаловался на то, что невесомость мешает ему изучать биологические образцы, которые я привез с собой. Хотя больше всего его беспокоило состояние его собственного желудка. И, конечно, в те дни мы все еще называли этот спутник Юпитером V...
   Спрингер, по-видимому, обычно неразговорчивая, не ответила.
   Полковник Тера Спрингер, служившая в армии мира, а ныне прикомандированная к пресловутому Бюро межпланетных отношений, была совсем не похожа на своего далекого марсианского кузена Трейна, со всей его открытостью и любопытством. Тера выглядела по меньшей мере на пятнадцать лет старше; немногословная, явно суровая, она носила свою форму как вторую кожу. Но она тоже была Спрингером. На груди у нее был маленький щит с изображением фамильного прыгуна-спрингбока, рядом с медалью за какую-то кампанию. И эта новенькая, еще один отпрыск великой династии, которая стала известной общественности благодаря героическим подвигам ее предков Сета и Мэтта в космонавтике, не интересовалась историей. Она была здесь, чтобы поговорить о межпланетной политике.
   Тем не менее, Фэлкон был очарован тем, что он увидел на этом новоявленном Юпитере V: новыми станциями мониторинга, встроенными в кратеры с такими названиями, как Пан и Гея, и центром управления спусками на Юпитер, расположенным глубоко под землей для защиты от свирепой радиационной обстановки на Юпитере. И увидел самого пионера ядра, машину, которую людям было предложено назвать "Орфей", - которая, как оказалось, не имела ничего общего с обычной квазичеловеческой формой, которую Машины использовали для взаимодействия с человечеством в наши дни. Невооруженным глазом "Орфей" казался черной коробкой, кубом размером около метра в поперечнике, совершенно лишенной человечности даже по сравнению с самим Фэлконом - даже когда какой-то остряк нацарапал на корпусе "Говард Фэлкон-младший".
   И вот теперь, во время встречи с Терой Спрингер, Фэлкона сопроводили в самое впечатляющее место на Амальтее: обзорную галерею на поверхности базы Барнард, прямо у субюпитерианской точки: своего рода недорогую версию салона Галилео, с удивлением подумал Фэлкон. Амальтея, потрепанный овоид длиной около двухсот километров, который находился всего в полутора радиусах планеты над облачными покровами Юпитера (период обращения составлял всего двенадцать часов), была одним из спутников Юпитера, хотя и первым из них, открытым в современную эпоху. Но с этой галереи базы Барнард, когда Фэлкон смотрел вверх, Юпитер перекрывал поле его зрения на целых сорок пять градусов: огромное, сердитое, вызывающее беспокойство присутствие, всегда активное, его фаза менялась почти зримо, когда маленькая луна вращалась вокруг своего родителя.
   Наконец Спрингер заговорила: - Ужасающее зрелище, не правда ли? Как океан в небе.
   - Это немного поэтично, что меня удивляет, полковник.
   - Поэзия? Не знаю. Для меня Юпитер - это глубокая, темная яма, где прячутся марсиане и Машины, вытворяя черт знает что, вне поля нашего зрения. Даже чертовы шимпы в этом замешаны.
   Это удивило Фэлкона. - А что насчет шимпов?
   - О, чудесная Независимая Пан-нация тоже приложила к этому руку. Или лапу, неважно. Оказывается, шимпы, если их хорошенько закалить, могут неплохо справляться с гравитацией Юпитера, и они полезные работники. Как всегда, преследуют свои собственные цели и кусают руку Всемирного правительства, которая их кормит. Хэм, президент, все это отрицает. Что ж, по крайней мере, у нас есть какие-то рычаги воздействия. Оказалось, что у Панов есть проблема с генетическим дрейфом. Их драгоценный интеллект не защищен миллионами лет эволюции и ручной обработки камней, как наш. Они могут вернуться назад. Как мне сказали, это душераздирающе - видеть, как ребенок рождается без этой искорки в глазах. - В ее голосе совсем не было горя. - Поэтому им нужны исследования и поддержка от нас, от наших лабораторий - даже марсиане пока не могут удовлетворить эту потребность. Итак, у нас есть решение. Что касается остальных, то... 
   Фэлкон был потрясен мыслью о том, что какое-либо правительство может подумать об использовании интеллектуального выживания вида в качестве оружия. Он задавался вопросом, какой долговременный ущерб может нанести такое маневрирование отношениям между людьми и Панами.
   Спрингер, очевидно, не обращала внимания на подобные последствия.
   - Очень полезно, что вы участвуете в этом спуске, коммандер Фэлкон, - сказала она сейчас. - Более чем полезно, и мы благодарны Институту Бреннера за то, что он в первую очередь спонсировал ваше участие в проекте, а я благодарна своему двоюродному брату за то, что он потерял сознание во время этого пробного спуска, доказав тем самым, что вы, человек земного происхождения, все еще можете справиться с вещами, выходящими за рамки возможностей марсианина в экзоскелете. Ха! Держу пари, в Порт-Лоуэлле это прошло на ура. А еще у вас есть личная связь с Машинами, через существо, известное нам как Адам.
   - Вы имеете в виду "законное лицо (не человек), известное нам как Адам"? - Потребовалось много споров, чтобы присвоить это почетное звание.
   - Неважно. - Спрингер снова взглянула на Юпитер, почти обиженно. - Правда в том, что прямо сейчас у нас нет лояльных Всемирному правительству наблюдателей, которые следили бы за тем, что на самом деле происходит внутри Юпитера, - и это наш шанс вставить одного из них, прекрасная возможность, связанная с этим трюком, с этим спуском в нижние слои. Даже марсиане, даже Машины не смогут возражать против того, чтобы вы отправились туда, учитывая ваши физические возможности и ваш послужной список.
   Это выходило далеко за рамки брифингов, которые привели Фэлкона сюда. - Вставить? Кто я теперь, шпион Бюро межпланетных отношений? Я думал, что этот проект посвящен открытиям. Науке. Не шпионажу и не политике.
   Спрингер вздохнула. - Вы намного старше меня, коммандер, и я уверена, что вы не наивны. Но мне интересно, понимаете ли вы наши глубочайшие опасения. Я права в том, что вы родились до инаугурации первого президента Мира?
   Фэлкон улыбнулся. - Хотя на самом деле я был еще недостаточно взрослым, чтобы голосовать за Бандранаика.
   - Фэлкон, с тех пор на Земле мы создали успешное научное мировое государство. Мечта, которой много веков. Это можно было бы назвать утопией... если бы не дурные сны с неба.
   Еще больше удивительных стихов.
   - В долгосрочной перспективе наши стратеги глубоко обеспокоены развитием машинной цивилизации - если она достаточно унифицирована и развита, чтобы ее можно было так назвать - и тем, какое влияние это может оказать на нас. Но в краткосрочной перспективе у нас достаточно проблем с нашими собственными колониями. От Меркурия до Тритона колониальные миры следовали своему собственному политическому и культурному развитию с тех самых пор, как здесь появились первые люди.
   - Но Марс всегда был ключевым фактором. На Марсе в течение полувека, еще до избрания Бандранаика, существовала самодостаточная база. И Мировое правительство постоянно пыталось взаимодействовать с Марсом - даже умиротворять его, если хотите, с самого начала существования самой Рабочей группы, когда Марс был объявлен Федеративной зоной с полным правом голоса во Всемирном совете. Мы находим способы выкачивать оттуда деньги: перенос штаб-квартиры космической стражи в Элладу еще в 2120-х годах, создание верфи по строительству космических кораблей в Порт-Деймосе в 2170-х годах. На рубеже веков Межпланетные отношения даже выделили средства на программу "Эос", их долгосрочный проект по терраформированию. Совсем недавно мы попытались использовать Луну в качестве моста. Марсиане и другие инопланетяне могут приезжать на учебу в "Аристарх Тех", не прибегая к повышенной тяжести.  Вы знали, что у нас даже есть машины, работающие там, на Луне? Это еще один дипломатический эксперимент. Конечно, им запрещено появляться на нашей планете, но мы используем их для переработки лунной руды и в других программах. Это жест доверия, не так ли?
   - Я знаю, что вы также разрешили Федерации планет разместить свою штаб-квартиру на Луне.
   - Да, после подписания Декларации Кроуфорда в 2186 году.
   - Я был там...
   - Федерация по-прежнему не имеет юридической силы в глазах Мирового правительства, но мы все равно относимся к ней как к вежливой фикции.
   Фэлкон представил себе, как такое снисходительное отношение к делу отразилось на Фобосе, или на Лоуэлле, или на Вулканополисе, или на Оазисе - даже на базе Клавиус. - Знаете, полковник, я сам во всем этом в некотором роде посторонний. Не вписываюсь ни в один мир, ни в другой. Черт возьми, я старше большинства из этих человеческих миров. Но я вижу, что продолжающееся экономическое и политическое господство Земли в Солнечной системе ограничивает экономический рост. Марсиане, с которыми я встречаюсь, жалуются, что они могли бы расширяться намного быстрее, даже ускорить реализацию программы "Эос", если бы вы только увеличили поставки предметов первой необходимости. Возможно, пришло время изменить политику. Обратимся к истории. С 1492 года, когда Колумб впервые высадился на берег, до Американской революции прошло чуть меньше трех столетий. И от первых шагов Джона Янга, Колумба Марса, до сегодняшнего дня примерно один и тот же промежуток времени.
   - Это не имперская Британия и не колониальная Америка, Фэлкон, - сурово сказала Спрингер. - Вы показываете свой возраст. История, которую вы изучали, погребена под веками. Это другая эпоха. Другие технологии.
   - Позвольте мне объяснить краеугольный камень государственной политики. Чего Всемирный совет боится больше всего, так это межпланетной войны.
   - Подумайте об этом. Даже вы, вероятно, недостаточно взрослый, чтобы помнить ожесточенные войны последних лет существования национальных государств... Было несколько инцидентов, когда самолеты - громоздкие бочки, работающие только на химическом топливе, - врезались в здания. Военные действия и террор.
   - Я вырос на этих картинках. - В юном воображении Фэлкона подобные инциденты были подобны целенаправленным катастрофам "Гинденбурга".
   - А теперь подумайте вот о чем. Гражданский самолет начала двадцать первого века, полностью заправленный топливом, обладал энергией, равной нескольким сотням тонн в тротиловом эквиваленте. Современный межпланетный крейсер класса "Голиаф", подобный кораблю, который доставил вас сюда, если бы он врезался в город на Земле, высвободил бы столько энергии, сколько во времена моего предка Сета потребовала бы полномасштабная ядерная война. Всего один корабль - и я говорю только о задействованной кинетической энергии, даже без детонации каких-либо термоядерных реакторов или использования каких-либо специальных систем вооружения.
   Фэлкон взглянул на хрупкий купол у себя над головой. - Колонии других миров тоже довольно уязвимы.
   - Верно. Итак, Всемирный совет, согласно рекомендациям Секретариата стратегического развития, пришел к выводу, что межпланетная война не будет похожа ни на один предыдущий конфликт в истории человечества. Она могла бы привести к вымиранию человечества. Всех нас, как на Земле, так и за ее пределами.
   - Я вижу логику. Войну нужно предотвратить любой ценой. И это ваш способ справиться с этим? Марсиане борются за независимость, а вы в ответ закрываете дверь еще плотнее?
   - Чего бы вы хотели от нас, Фэлкон? По крайней мере, так мы сохраним контроль. По крайней мере, так мы сможем исключить неизвестное, а политическое освобождение внеземных поселений было бы огромной неизвестностью. Это даже не считая влияния Машин на все происходящее, что является еще одной огромной неопределенностью.
   Он сказал: - Вот почему Юпитер так пугает вас. Вы не знаете, что происходит там, внизу. А то, чего не знаете, не можете контролировать. - Фэлкон изучал Спрингер: ее напряженный голос, уверенные манеры, решительность, ясное мышление - и, несмотря на все это, в мятежной душе было немного поэзии. И он подумал о далекой Земле, приютившейся близко к своему солнцу, о мире, который так трагически недавно обрел мир и единство, - и все же здесь была одна из его гражданок, в темноте и холоде, борющаяся с экзистенциальными угрозами от имени всего человечества. Он испытывал к ней странное восхищение. Но не терял бдительности.
   Пока он изучал ее, она изучала его. Теперь она спросила: - Так вы поможете мне?
   - Что вы можете рассказать мне о Нью-Нантакете?
   Спрингер ничего не ответила, решительно встретив его взгляд.
   - Или об оружейных установках, которые вы устанавливаете на Ганимеде в точке, расположенной южнее стояния Юпитера?
   - Вы ставите условием сотрудничества с нами раскрытие мной секретной информации?
   Фэлкон сдался. - Что, и пропустить путешествие Фэлкона-младшего к сердцу Юпитера? Черт возьми, нет. Хорошо, полковник, я сделаю, как вы говорите. Буду наблюдать.
   - Кстати, вам составит компанию мой кузен Трейн.
   Это удивило его. - Трейн? Он умный парень, но...
   - Нам нужен марсианин для участия в этой прогулке. Просто чтобы показать Порт-Лоуэллу, что мы не исключаем марсиан из всего этого.
   Фэлкон улыбнулся. - И кто же лучше подходит на эту роль, как не Трейн? Для вас он член семьи, и, очевидно, абсолютно ничего не смыслит в политике.
   - Я не настолько цинична, чтобы говорить об этом. Считаю, что Трейн будет хорошим товарищем в команде.
   - Уверен, что так и будет, - сухо сказал Фэлкон. - В конце концов, он Спрингер.
   Короткий кивок и ответная улыбка. - Я, конечно, буду следить за вами всю дорогу. Но доложите мне лично, когда вернетесь. - И Тера Спрингер, выполнившая свою работу здесь и благополучно определившая задание Фэлкону, уже смотрела на наручный мини-монитор, очевидно, думая о своей следующей встрече.
   И мысли Говарда Фэлкона снова обратились к Юпитеру.
  

23

  
   В бледном воздухе, выстроившись в строй, парили тысячи воздушных шаров.
   Фэлкон, снова оказавшийся на своем посту управления в "Ра" вместе с Трейном, испытывал благоговейный трепет, несмотря на свои предыдущие вылазки на Юпитер. На каждой из этих огромных оболочек, около двухсот метров в диаметре, был изображен символ Мирового правительства - Земля, заключенная в человеческие руки, - дизайн, который Фэлкон знал, а немногие другие, вероятно, помнили, был основан на нашивке космического корабля "Аполлон-Икар-6", - и четко обозначенный идентификационный номер. И под каждым золотым шаром располагался узел с оборудованием, подвесной завод, который, как знал Фэлкон, должен был быть атмосферным перерабатывающим предприятием, с доком для небольших иглообразных аппаратов, очевидно, орбитальных шаттлов, грузовых судов. Прямо на глазах у Фэлкона один из кораблей запустил ракетный двигатель, оторвался от своего воздушного шара, покинул ферму и поднялся в верхние слои атмосферы, направляясь на орбиту и встречу с межпланетным танкером, на который он должен был выгрузить свой драгоценный груз термоядерного топлива для доставки на Землю и колониальные миры.
   Но самым впечатляющим было точное расположение воздушных шаров вместе: аккуратный ряд в водородно-гелиевом небе, сохранявшийся, несмотря на порывы бурных ветров Юпитера. Это было фантастическое зрелище, и все же Фэлкону вспомнились место и время, далекие отсюда, образы Лондона военного времени, укрывшегося под небом, полным аэростатов заграждения: образы, которым было всего сто лет, когда он родился.
   Секретариат по космическому развитию Мирового правительства предоставил Фэлкону больше информации, чем ему было нужно, об этом грандиознейшем проекте: операции по добыче гелия-3, десятках подобных установок, расположенных глубоко в облаках Юпитера. Теперь Трейн сверился с дисплеем, напряженно наклонившись вперед в своем выступлении. - Итак, это станция обработки атмосферы Северного умеренного пояса номер четыре - NTB-4. Станция находится далеко от зон низких широт, где обычно собирается местная биота.
   Фэлкон понимал, что такое расположение было не только актом сохранения природы, но и проявлением простого здравого смысла. Он представил себе существо, похожее на манту, втянутое в один из этих огромных вытяжных вентиляторов, или медузу, диаметром в километр, играющую в этом лесу из воздушных шаров...
   - Только на этой станции находится тысяча аэростатных установок, девяносто восемь процентов из которых в настоящее время полностью функционируют. Похоже, здесь часто случаются поломки.
   - Отсюда необходимость присутствия экипажа, - пробормотал Фэлкон.
   Трейн сухо ответил: - Если считать Машины экипажем, то да. Говорят, что на каждого марсианина приходится по десять машин, работающих на этом объекте. Каждая установка перерабатывает три тысячи кубометров атмосферы Юпитера в секунду, чтобы извлечь один грамм изотопа гелия-3...
   Это выглядело так незначительно, всего лишь ничтожно малое количество, которое можно извлечь из огромного запаса атмосферы Юпитера. Но этого следа было достаточно, чтобы поддерживать могущественную межпланетную цивилизацию. И с экономической точки зрения это была эффективная, действительно высокодоходная операция.
   Марсианам платили либо в кредит, либо товарами для торговли - нефтью или другой сложной органикой, - а иногда и высокотехнологичным оборудованием, которое они еще не могли изготовить сами. Так было всегда, кисло подумал Фэлкон. Империя закупала сырье в больших объемах у своих колоний в обмен на сложные продукты из центра, точно так же, как римляне торговали с провинциальными британцами, а впоследствии британцы, в свою очередь, торговали с американскими колониями. Машины, тем временем, вознаграждались доступом к нескольким астероидам во внутренней части системы, богатым металлами, которых они жаждали.
   Но Фэлкон знал, что зависимость от этой стратегии сбора данных также делает Землю уязвимой. Он слышал, что изучаются запасные варианты; со времен Джеффа Уэбстера Фэлкон поддерживал контакты во Всемирном совете и других высших эшелонах Рабочей группы, поэтому он знал, что компания Спейс Дивелопмент уже пыталась организовать аналогичные операции по добыче полезных ископаемых в атмосфере Сатурна.
   Все это ради будущего. Прямо сейчас Говарду Фэлкону, правительственному агенту, пора было приступать к работе.
   Обзорные экраны на консоли Фэлкона озарились изображениями человека, очевидно, марсианина, мужчины лет сорока, голова которого покоилась на массивной скобе, а рядом с ним стояла Машина, ее собственная "голова" представляла собой неуклюжий узел сенсорного оборудования. Даже по прошествии стольких лет, каждый раз, сталкиваясь с Машиной, Фэлкон ловил себя на том, что смотрит в объективы камер в поисках души.
   - Вызываем "Ра", - сказал человек. - Добро пожаловать на станцию NTB-4.
   - "Ра" на связи, NTB-4.
   - Я Ханс Янг, - представился марсианин. - Гражданин второго класса. Возглавляю команду людей, задействованных в проекте "Орфей". И, прежде чем вы спросите, нет, никакого родственного отношения.
   Родственник кому? Ах да, Джону Янгу. Фэлкон проигнорировал это хвастовство марсианина. - Мы переписывались, доктор Янг. Рад вас видеть.
   Янг помахал рукой. - И вам тоже привет, Трейн. Как поживает ваша мама?
   - Хорошо, спасибо, Ганс. - Трейн взглянул на Фэлкона. - Марс - маленький мир.
   - Я так и понимаю.
   - А я, - нараспев произнесла Машина ровным синтетическим голосом, - в этой экспедиции буду известен как Харон-1.
   - Харон... Более классическая мифология. Проводник Орфея через Стикс?
   - Верно. Я буду руководить первым этапом спуска. Позже будут еще Хароны. Миссия должна проходить поэтапно, адаптируясь к условиям, с которыми мы столкнемся по мере продвижения вглубь Юпитера. Было сочтено целесообразным создать несколько базовых лагерей по мере продвижения. Логика здесь такая же, как у людей, которые когда-то бросали вызов таким горам, как Эверест.
   Фэлкон сухо заметил: - Могу сказать вам, что земляне все еще взбираются на горы.
   - И марсиане тоже, - вставил Трейн.
   - Давайте пересмотрим стратегию, - сказал Фэлкон. - Мы не сможем проследовать за Орфеем даже на такой глубине, как слой термализации - пройдем всего несколько сотен километров, что составляет менее одного процента от намеченного для него пути.
   - Тем не менее, мы будем рады вашей компании. А вы останетесь на месте в качестве одного из связующих звеньев.
   - Как и договаривались. - Фэлкон взглянул на часы. - Вижу, Орфей готов к запуску. Есть ли необходимость в том, чтобы мы поднялись на борт?
   Янг улыбнулся. - Коммандер Фэлкон, работая с машинами, понимаешь одну вещь: нет никакого ритуала, никакой рутины. Когда они готовы к работе, то просто действуют. Даже обратного отсчета не требуется.
   - Я согласен с этим.
   На экранах появилось изображение черного куба.
   - Это я. Орфей. Или "Фэлкон-младший". Добро пожаловать в проект, коммандер Фэлкон. Адам передает вам свои личные пожелания.
   - Спасибо вам...
   - Следуйте за мной, если осмелитесь.
   Изображения, передаваемые с NTB-4, слегка дрогнули.
   Ханс Янг взглянул на экран монитора. - Он ушел - он и остальные Хароны - на батискафе!
   - Вот так просто?
   Янг улыбнулся. - Я же вам говорил.
   Трейн подтолкнул Фэлкона локтем и указал в окно. - Смотрите! Вон он летит!
   Из основания одного из парящих в воздухе воздушных шаров вывалилось что-то вроде корабля - серебристая сфера не более нескольких метров в поперечнике. Пока он падал в воздухе, развернулся и быстро надулся купол, замедляя падение до равномерного снижения.
   Фэлкон нажал на рычаги управления и почувствовал, как "Ра" медленно поворачивается в ответ. - Вот он и в самом деле летит, - пробормотал он. - Давай, Трейн, нам нужно догнать исследователя...
  

24

  
   Поначалу "Ра" без особых усилий следовал за батискафом, который опускался во все более плотные слои атмосферы Юпитера, сопровождаемый роем беспилотных летательных аппаратов с камерами. "Батискаф" - это слово было архаичным даже тогда, когда родился Фэлкон, и все же оно подходило, - подумал он, - ибо что это такое, как не погружение в могучий океан?
   Вскоре "Ра" прошел уровень облачности D и погрузился в сгущающуюся темноту. По мере того, как продолжался спуск, давление и температура неуклонно повышались, и Фэлкон попросил Трейна регулярно считывать показания. Конечно, "Ра", висевший под своей оболочкой с нагретым водородом, сам зависел от баланса температуры и давления воздуха, чтобы оставаться управляемым. "Ра" был более совершенным, чем старый "Кон-Тики", и благодаря технологиям, наработанным в условиях плотной атмосферы Венеры, мог достигать больших глубин без риска быть раздавленным. Тем не менее, они прошли немногим более двухсот километров - спуск Орфея только начался, - когда Фэлкон неохотно объявил привал.
   - Мы в безопасности на этом уровне, - доложил он на NTB-4, а через них в центр управления полетами на Амальтее. - К сожалению, я не могу продолжать следить за вами, Орфей. Насколько могу судить, все ваши системы работают нормально.
   - Мы ценим вашу компанию, коммандер Фэлкон.
   На экране монитора Ханс Янг улыбнулся. - Как и все лучшие машины, он запрограммирован на вежливость. Приготовьтесь удерживать свое положение, "Ра", и задействовать ретранслятор передачи.
   - Принято.
   Фэлкон и Трейн приступили к работе по превращению "Ра" в стационарный радиорелейный пост. По периметру корпуса развернули антенны, в том числе длинные приемные устройства, которые Фэлкон в другие дни использовал для связи со своими подругами-медузами. Но оба они внимательно следили за изображениями, полученными при визуальном наблюдении, с помощью радара и даже гидролокатора, на которых видно, как Орфей погружается в сгущающуюся тьму. Большинство беспилотных летательных аппаратов с камерами все еще следили за ним, но один или два, казалось, уже выходили из строя по мере того, как условия становились все жестче, и изображения, которые они передавали, превращались в пустую синеву.
   Важной вехой стало то, что оболочка воздушного шара Орфея была срезана и ее отпустили дрейфовать.
   - Сейчас слишком глубоко для полета на воздушном шаре, - пробормотал Фэлкон. - Но посмотрите на скорость снижения. Она почти не увеличилась, даже без оболочки. Сопротивления воздуха и собственной плавучести батисферы достаточно, чтобы замедлить его.
   - Я не понимаю, - нахмурившись, сказал Трейн. - Я знал, что мне не следовало пропускать те инструктажи в Анубис-Сити... Как они вернут Орфея домой без воздушного шара?
   Фэлкон внимательно посмотрел на него. - Думаю, ты мало общался с машинами. Трейн, он не вернется домой, как и Хароны, которые его направляют. Точно так же, как "Маринер-4" никогда не возвращался из своего облета Марса.
   - Что?
   - Не бери в голову.
   - Это не совсем так, коммандер, - сказал Харон-1. - Прежде чем его корабль будет окончательно уничтожен - или, скорее, прежде чем он будет уничтожен, поскольку нет различия между кораблем и пассажиром - идентификационный комплекс Орфея будет загружен через ретрансляционные станции, которые мы установим, включая вашу собственную, и копии будут сняты здесь, на NTB-4 и на Амальтее. Я понимаю, что подобное воспроизведение сознания не дает людям никакого утешения, но для нас достаточно, чтобы копия была неотличима от оригинала. Итак, вы видите, доктор Трейн Спрингер, в некотором смысле он вернется домой...
   На нескольких экранах мониторов вспыхнул свет.
   Трейн был поражен. - Что это было? Что-то не так?
   Фэлкон покачал головой. - Он уже достиг слоя термализации. Там так жарко, что все, что может быть подвергнуто термическому разрушению, будет им разрушено. Конечно, все органическое. Это предел для жизни на Юпитере.
   Ханс Янг осторожно сказал: - Ну, это предел для известных нам форм жизни, коммандер. Это одна из целей спуска. Посмотреть, что там, внизу...
   Покорить величайшие глубины планеты было одним из мечтаний Говарда Фэлкона со времен "Кон-Тики". Он страстно желал последовать за Орфеем. Ему оставалось только ждать и наблюдать.
  

* * * *

   Падение неумолимо продолжалось. Давление и температура, зафиксированные зондом, продолжали расти, оставляя за собой одно сравнение за другим: давление выше, чем на поверхности Венеры, выше, чем в самой глубокой океанской впадине Земли.
   И когда стрелка манометра приблизилась к отметке в две тысячи атмосфер, зонд раскрыл еще один свой секрет. Его корпус внезапно разрушился, и на этот раз Фэлкон подумал, что с ним произошел какой-то катастрофический сбой. Но несколько оставшихся камер, специализированных для работы на глубине, показали, что, хотя сферический корпус разрушился, сохранился своего рода открытый каркас, заполняющий пространство, с правильным расположением стержней и узлов.
   - Вы видите философию дизайна, - сказал Ханс Янг. - Мы не боремся с давлением, мы уступаем ему. Несмотря на то, что воздух Юпитера затопил внутренние отсеки, аппарат все еще сохраняет некоторую плавучесть благодаря небольшим, но очень прочным балластным цистернам, встроенным глубоко в уцелевшую конструкцию.
   - И я тоже выжил, - сообщил Орфей. - Вместе с Харонами, загруженными на алмазные чипы. Нам комфортно.
   - Показушник, - пробормотал Фэлкон.
   Зонд проваливался сквозь один слой облаков за другим, по мере того как экзотические виды молекул застывали в сгущающемся воздухе. Но свет быстро угасал, вскоре последний и самый надежный из беспилотных летательных аппаратов с камерами исчез, и передача изображений в видимом свете прекратилась.
   На глубине около пятисот километров, на уровне, который, как когда-то считалось, соответствовал "поверхности" Юпитера, зондирование Орфея радаром, сонаром и другими датчиками выявило присутствие каких-то масс, дрейфующих в воздухе, комковатых, зернистых. Фэлкон предположил, что это квазитвердые "облака" в воздухе невероятной плотности, которые, возможно, вводили в заблуждение более ранних наблюдателей, заставляя их думать, что это твердая кора.
   Но Орфей вскоре преодолел этот интригующий слой и погрузился еще глубже. Плотный водородный воздух, сквозь который он падал, теперь казался невыразительным и безжизненным, лишенным солнечного очарования высоких облаков медуз. Время шло. Фэлкон был уверен, что репортажи об этом трюке передаются по всей солнечной системе, но ему было интересно, сколько зрителей в своих куполах на Тритоне или в садах Земли не будут обращать внимания на сообщения об этой скучной фазе миссии, которые будут отправляться им со скоростью света.
   Следующая веха была достигнута на глубине в тысячу километров.
   - Давление - восемьдесят тысяч атмосфер, - доложил Орфей. - Температура - восемьсот Кельвин. Пока что профили давления и температуры в основном соответствуют теоретическим моделям. Однако водородно-гелиевую жижу снаружи корпуса теперь удобнее описывать как жидкость, а не как газ...
   - Это Орфей. Мы прошли переходную зону и достигли океана молекулярного водорода на Юпитере. Мы первые разумные существа, которым это удалось.
   Фэлкон взглянул на Трейна. - Похоже, слышу нотки гордости в этом голосе.
   Трейн пожал плечами. - Почему бы и нет?
   - Первая фаза завершена. Будет удален еще один слой обшивки; мой спуск продолжится, а Харон-2 остается на этой промежуточной станции.
   - Могу подтвердить это, - раздался новый машинный голос: Харон-2. - Готов приступить к своим обязанностям при нахождении в этом месте.
   И Фэлкон был поражен тем, что Харон-2 сказал дальше:
   - Счастливого пути, Орфей.
   Спуск продолжился.
  

25

  
   - Меня зовут Орфей. Эта телеметрия передается с помощью радиосигналов, принимаемых Хароном-2 на границе раздела газ-жидкость в водороде, и передается через "Ра" на уровне термализации на Харон-1 на станции NTB-4, а затем в центр управления полетом на Амальтее. У меня отличное самочувствие, и все подсистемы работают нормально. Я по-прежнему полностью осознаю себя и привержен целям миссии.
   - В настоящее время спускаюсь через океан молекулярного водорода и гелия. Я в полной безопасности. Во время этого первого спуска нахожусь вдали от каких-либо крупных вулканоподобных объектов, которые мы называем источниками. Их исследование - дело будущего.
   - Давление и температура, с которыми я сталкиваюсь, неуклонно повышаются. Моя конфигурация продолжает корректироваться в соответствии с проектом. На самых больших глубинах мое сознание будет заключено в немногим большем, чем скоплении осколков улучшенного кристаллического углерода - усовершенствованной формы алмаза, - которые будут оставаться твердыми при столь экстремальных температурах благодаря тому самому давлению, которое я буду выдерживать. Таким образом, я буду использовать физические условия для поддержания своей формы, а не для борьбы с ними.
   - Видимого света нет. Я проваливаюсь в темноту. Но водородный океан электрически нейтрален, и длинноволновые радиоволны могут проникать сквозь мрак.
   - Тем не менее...
   - Тем не менее я ощущаю формы, структуры, движущиеся в темноте вокруг меня. Огромные бесформенные массы.
   - Это могут быть неодушевленные глыбы какой-то более экзотической формы водорода, находящегося под высоким давлением. Дрейфующие айсберги. Или, возможно, они являются живыми существами, формой жизни, живущей за счет тонкой струйки сложных соединений из атмосферы над нами, или даже питающейся постепенными перепадами температур в этом океане, или насыщенным электромагнитным излучением. Люди и машины находили жизнь везде, где бы они ни путешествовали; здешние формы жизни не стали бы сюрпризом. В их передвижениях нет ни закономерности, ни намерения. Даже если здесь и есть жизнь, этот безликий океан может быть слишком скудным, чтобы поддерживать разум. Встреча с этими глубоководными юпитерианами, если это действительно так, должна состояться в более сложных миссиях, чем моя.
   - Ожидается, что на глубине примерно в двенадцать тысяч километров, где давление приблизится к миллиону атмосфер Земли, я получу доступ к области иной физики, и перед моим проектом встанут новые задачи.
   - Однако пока я чувствую себя комфортно.
  

26

  
   Именно Трейн первым заметил аномальный радиосигнал.
   Фэлкон слушал передачу Орфея со смешанным чувством удивления и зависти. "Однако пока я чувствую себя комфортно". Лаконично, как в учебнике. Черт возьми, можно поклясться, что Орфей был таким же человеком, как Янг или Хилтон, и таким же хладнокровным.
   - Возможно, - сказал Трейн, нахмурившись и отвлекшись. Он указал на дисплей. - Коммандер, взгляните на это. Один из ваших фильтров улавливает другой сигнал. Ничего общего с Орфеем. Это одна из ваших медуз?
   Фэлкон взглянул на экран. Действительно, огромные антенные решетки "Ра" регистрировали импульсы коротковолновых радиопередач, и он сразу же распознал основную схему модуляции. Он поспешно подключился к программному обеспечению для перевода, которое собирал на протяжении десятилетий - теперь уже столетий - своего общения с обитателями Юпитера.
   Трейн сказал: - Не могу сказать, насколько удален источник.
   - Я могу судить по мощности сигнала, и скоро мы проведем триангуляцию...
   Синтезированный голос, бездушный, бесполый, без интонаций, выдал первый приблизительный перевод сигнала. Великая Манта вернулась. Великая Манта среди нас. Молитесь Великой Манте, чтобы она пощадила вас. Молись Великой Манте, чтобы она не пощадила тебя...
   Глаза Трейна округлились. - Это...?
   - Медуза. Можешь не сомневаться, что так оно и есть.
   - И, бьюсь об заклад, я знаю, кто это, то есть какая медуза. Кето, да? Та, с которой мы встречались раньше. "Великая Манта". Вы сказали, что она говорила об этом. Это как-то связано с представлениями медуз о смерти и вымирании?
   - Да, это неоднозначный миф. Медузы - разумные животные-жертвы. Понимают, что они замкнуты в более широкой экологии, в которой манты и другие хищники играют важную роль. Поэтому они смиряются с потерей части своего вида, с потерей экологии, которая их поддерживает, и в то же время будут молить Манту пощадить их, хотя бы на сегодня.  Что-то происходит. Она в беде. - Он заколебался. - Она зовет на помощь. Помощь от меня. Иначе не стала бы кричать на коротких волнах.
   Трейн посмотрел на него. - И вы хотите ей помочь, не так ли?
   Он поморщился. - А что? Потому что именно так поступил бы герой твоей детской сказки? Бросил бы свой пост и помчался к девушке, попавшей в беду? Девушке шириной в два километра. . .
   Трейн выглядел слегка оскорбленным. - Нет. Просто я знаю вас, по крайней мере, немного. И если она зовет вас, возможно, беда, в которую она попала, как-то связана с людьми.
   Фэлкон об этом не подумал. Он неохотно сказал: - Возможно, ты прав. Мы сужаем круг подозреваемых. Она за много тысяч километров отсюда. Даже если двинемся, то как сможем добраться туда вовремя? "Ра", как и "Кон-Тики", в основном предназначен для того, чтобы плавать по ветру, а не устанавливать рекорды скорости.
   Трейн пожал плечами. - Поэтому мы убрали подъемную оболочку. Гондола оснащена собственной двигательной установкой на реакторе...
   - Она предназначена для того, чтобы выводить нас за пределы атмосферы и возвращать на орбиту, а не для прогулок в облаках.
   - Конечно. Но у нас большой запас энергии. Двигатель - прямоточный, он использует наружную атмосферу в качестве реактивной массы, так что топливо у нас не закончится. - В ответ на удивленный взгляд Фэлкона он сказал более нерешительно: - Я проверил характеристики "Ра" перед тем, как мы стартовали с Амальтеи.
   - Ты проверил, не так ли?
   - Я не какой-нибудь избалованный терранин, коммандер. Я марсианин. Вырос под пластиковым куполом на планете, где меня убьют в наказание за малейшую оплошность. Конечно, проверил.
   - Ладно. Я, хоть и неохотно, впечатлен. Но у нас здесь миссия. Мы - ретрансляционная станция для Орфея...
   - Оболочка может сама поддерживать свое положение. У нее есть собственная резервная система связи. Кроме того, даже без нас сигналы с Харона-2, вероятно, достаточно сильны, чтобы их мог принимать непосредственно Харон-1 на NTB-4.
   - Ты и это все проверил, верно?
   Трейн ухмыльнулся.
   Фэлкон повернулся к панели управления. - Ладно. Ты сам просил об этом. Проверяю соотношение дейтерия и гелия-3. - Удерживающие устройства зафиксировали тело Фэлкона, плотно прикрепив его к конструкции "Ра". - Убедись, что твой экзоскелет включен и закреплен на раме, я не собираюсь снижать ускорение.
   - Даже не думал просить вас об этом. - Трейн отошел к настенной раме для своего скафандра.
   - Проверяю температуру в камере сгорания. - Фэлкон в последний раз взглянул на свои приборы. Затем он сорвал предохранительную пломбу с кнопки разрывных шнуров. - Зажег синий сенсорный сигнал.
   - Что?
   - Неважно. - Он нажал на кнопку.
   Раздался резкий треск, когда разрывные шнуры отделили гондолу от газовой оболочки, короткое ощущение падения - они уже были готовы к этой прогулке - и затем включился прямоточный реактивный двигатель. Ускорение увеличилось. В атмосфере Юпитера гондола превратилась в самостоятельный аппарат, свечу, летящую на столбе перегретого водорода и гелия.
   - Ты в порядке, марсианин?
   - Лучше не бывает.
   - Врешь. Я фиксирую нашу траекторию. И вижу, что центр управления на Амальтее уже требует объяснений. Позаботься об этом...
  

27

  
   - Меня зовут Орфей. Эта телеметрия передается с помощью радиосигналов, принимаемых Хароном-2 на границе раздела газ-жидкость в водороде, и передается через "Ра" на уровне термализации на Харон-1 на станции NTB-4, а затем в центр управления полетами на Амальтее. У меня отличное самочувствие, и все подсистемы работают нормально. Я по-прежнему полностью осознаю себя и привержен целям миссии.
   - На глубине двенадцати тысяч километров я пересек водородный океан и достиг области, известной в теоретических моделях как "пограничный плазменный слой".
   - По сути, под верхними облаками Юпитер представляет собой огромную каплю водорода и гелия, вплоть до ядра, состав которого до сих пор неизвестен. Сейчас я достиг глубины, на которой температура настолько высока, что молекулярный водород не может существовать, - там, где тепловая энергия отрывает электроны от атомных ядер. Получающаяся в результате плазма обладает электропроводностью, как и огромный океан того, что известно как "металлический водород", в который я сейчас погружаюсь - он действительно похож на океан жидкого металла. Считается, что вещество, содержащееся в этом море, может быть полезным, например, в качестве сверхпроводника при комнатной температуре или топлива с высокой плотностью энергии... Все это в будущем.
   - Плазменный слой, однако, будет блокировать радиопередачи. Поэтому я размещаю на этой глубине еще одну ретрансляционную станцию - Харон-3 - и для дальнейшей связи буду выпускать небольшие буи, которые поднимутся на эту глубину и свяжутся с Хароном-3 для дальнейшей передачи информации в центр управления полетами.
   - Этот способ связи односторонний.
   - Вы не сможете со мной разговаривать. Я не смогу слышать ваши голоса.
   - Сам плазменный слой, как и предсказывали некоторые теоретики, является местом чудес. Просачивающиеся из облачных слоев углерод, кремний и другие более тяжелые элементы достигли даже этого уровня, и я обнаружил множество сложных, даже ранее неизвестных молекулярных форм и соединений.  Такие материалы, добытые из этого слоя, могут обладать многими полезными свойствами.
   - Но у меня есть время только на то, чтобы отметить эти явления. Я падаю в море металлического водорода глубиной более сорока тысяч километров. Это поле действия огромных электромагнитных энергий, которые я уже ощущаю.
   - Как будто погружаюсь в тревожные сны.
  

* * * *

   Фэлкон следил за новостями о спуске Орфея, даже когда его собственный корабль с термоядерным двигателем пролетал сквозь облака Юпитера. И слушал разговоры аналитиков центра управления на Амальтее, которые становились все более обеспокоенными некоторыми аспектами сообщений Орфея - в частности, растущей субъективностью отчетов и использованием таких слов, как "сны".
   Во время своего участия в ранней разработке Машин Фэлкон сам изучал теорию и историю искусственного разума. Как и у всех машин, "мозг" Орфея, по сути, представлял собой нейронную сеть Мински-Гуда, способную к обучению, росту и адаптации - конструкцию, теория которой восходит к работам пионеров двадцатого века, таких как Джон фон Нейман и Алан Тьюринг. А Орфей, как и любой разумный, искусственный или какой-либо другой интеллект, был подвержен нестабильности, особенно учитывая тот ошеломляющий опыт, который он сейчас переживал.
   Кибернетики на Амальтее и Ганимеде предположили, что сочетание информационной перегрузки, личной опасности и одиночества может поставить под угрозу способность Машины выполнять свои основные функции. Они даже говорили об опасности того, что он может попасть в петлю Хофштадтера-Мебиуса, своего рода психопатию, нередкую для автономных систем, стремящихся к достижению цели, когда они сталкиваются с выбором при перегрузке информацией. А представители службы безопасности мрачно говорили о необходимости отладить любую копию разума Орфея, которая может быть возвращена в банки данных обитаемых спутников-лун.
   Фэлкон, который не был так склонен видеть разницу между биологическим и искусственным сознанием, поставил более простой диагноз. В людях он наблюдал похожие реакции у тех, кого вел по миру медуз. Даже старина Джефф Уэбстер в хорошие дни получал изрядные дозы этих впечатлений.
   Трепет. Это было то, что испытывал Орфей. Трепет.
   И наседки на Амальтее теперь ничего не могли с этим поделать; Орфея вряд ли можно было вернуть.
   Что касается сновидений, Фэлкон давно пришел к убеждению, что машины, как и все разумные существа, могут видеть сны. Хотя мало кто из них в этом признавался.
  

28

  
   Трейн, у которого глаза были более молодыми, чем у Фэлкона, и, вероятно, совсем недавно улучшенными, был первым, кто заметил медуз на широкоугольном обзорном экране. - Вот они! - Он взволнованно указал на них, хотя и поморщился, когда его рука поднялась, борясь с гравитацией под вой сервомоторов.
   Фэлкон присмотрелся повнимательнее. На фоне темно-коричневых облаков Юпитера он увидел в воздухе изогнутую линию бледных овалов, похожих на нитку жемчуга. Солнце садилось в очередной короткий юпитерианский день, и эти жемчужины отбрасывали длинные тени. Несомненно, это были медузы.
   Но они были не одни. Вокруг них порхали искры света, яркие в сгущающихся сумерках, как светлячки. В них не было ничего естественного; Фэлкону они показались кораблями с термоядерными факелами. И впереди линии он разглядел более темный узел, что-то вроде плавучей фабрики, поддерживаемой густым лесом воздушных шаров.
   - На что, черт возьми, мы смотрим?
   Трейн уставился вперед. - Эти капсулы - медузы, верно? Которая из них Кето?
   Фэлкон взглянул на сканер; к этому времени Кето была точно определена по ее характерному радиовызову. - Третья в очереди - третья от этого плавучего комплекса. - Он пристально посмотрел на Трейна. - Мне показалось, ты очень хотел, чтобы мы пришли сюда. Было ли это чем-то большим, чем простое любопытство? Ты что-то знаешь об этом?
   Трейн с вызовом посмотрел на него в ответ. - Я... не уверен. Это правда.
   Немного погодя Фэлкон отвернулся. - Ладно. На данный момент я принимаю это как должное. Итак, разберемся с этим сами. - Он указал на экран. - Медузы так себя не ведут в дикой природе. Если вы принадлежите к виду, на который охотятся, то не выстраиваетесь в очередь, ожидая, когда вас прикончат. Вы должны действовать в трех измерениях, потому что в этом океане нападение может произойти с любого направления. Во-вторых, мы находимся далеко от их обычных мест обитания для еды и размножения...
   На боку одной из медуз в ряду вспыхнул свет, похожий на термоядерную искру - ослепительный, несмотря на фильтры обзорного экрана.
   - И что это было? Похоже, медузу намеренно обожгли плазменной струей.
   Послышался шум, глубокое гудение, похожее на отдельные удары, от которых содрогался корпус.
   Трейн встревоженно посмотрел на Фэлкона. - Какая-то неисправность? Гроза?
   - Нет. Подожди и послушай.
   Барабанная дробь звучала все быстрее и быстрее, отдельные удары наконец слились в глубокий шум, который становился все громче и громче, хотя и не повышался по высоте, превращаясь в своего рода пульсирующий рев, заставивший Трейна зажать уши руками, прежде чем звук оборвался с жестокой внезапностью.
   Гондола, казалось, задребезжала. Трейн осторожно опустил руки.
   - Это была медуза. Ты не поверишь, но акустики называют это "стрекотанием"? Извини, я должен был предупредить тебя. Это был крик медузы от боли.
   Внезапно прозвучал сигнал тревоги, еще один скрежещущий звук. Фэлкон оборвал его, сжав кулак. - И это сигнал приближения. Приближается еще один корабль.
   Трейн проверил датчики. - Он уже дошел до нас, идет вровень с нами. - Он выглядел испуганным впервые с тех пор, как они покинули Амальтею.
   На экране связи появилось человеческое лицо, суровая пожилая женщина. - Я гражданка второго класса Никола Пандит. Я подключилась к вашим системам. У меня есть возможность перехватить управление вашими двигателями.
   Значит, марсиане. Фэлкон был в ярости. Он повернулся к своим консолям, быстро настроил для записи все камеры и сенсоры, которые у него были, и запустил передачу данных на Амальтею и Ганимед. Пусть там увидят все.
   Затем он прогремел: - По чьему праву вы бросаете мне вызов? Это "Ра", научное судно, зарегистрированное в Институте Бреннера и в Секретариате космического развития, Бюро планетных исследований. А меня зовут Говард Фэлкон. Взять верх надо мной? Я бы хотел посмотреть, как вы попытаетесь.
   - Вы не приблизитесь к объекту. Вы повернете назад, Говард Фэлкон, и вернетесь на свою станцию для выполнения миссии "Орфей"...
   - Черта с два я это сделаю. Не раньше, чем узнаю...
   - Советница Пандит? - Трейн наклонился, чтобы посмотреть. - Это вы? Что вы здесь делаете?
   - Боже мой. Неужели все вы, проклятые марсиане, знаете друг друга?
   Пандит поджала губы. - Гражданин третьего класса Спрингер, будет лучше, если вы не будете в этом участвовать.
   - Я уже участвую в этом, советница.
   - Тогда вам придется отвечать за последствия любых действий Говарда Фэлкона.
   Фэлкон сказал: - Это моя битва. Мой мир. Тебе не нужно этого делать, Трейн.
   - Думаю, что так, - сказал Трейн почти печально.
   Пандит огрызнулась. - Повторяю, Говард Фэлкон. Поверните обратно. Если вы этого не сделаете...
   - Что? Что вы будете делать? Гражданка, я описывал круги вокруг облаков Юпитера с тех пор, как вашего дедушку бросили на борт каторжной шхуны, направлявшейся в Порт-Лоуэлл. Поймайте меня, если сможете, я собираюсь посмотреть, что вы здесь делаете.
   Он нажал на рычаги управления, и гондола с новым ускорением рванулась вперед.
   - Коммандер Фэлкон!
   Фэлкон постучал по консоли, чтобы заглушить сердитый голос Пандит.
   - Знаете, коммандер, - сказал Трейн, - в Порт-Лоуэлл никогда не отправляли заключенных.
   - Я оскорбил ее, не выучив урок истории. Итак, мы приближаемся к этому комплексу. Вокруг нас кружат другие корабли, но они не могут нас коснуться, не так близко; ракетный удар по нашему термоядерному блоку вызовет взрыв, который уничтожит половину этой установки вместе с нами. А теперь давай посмотрим, что здесь происходит на самом деле...
   Он резко остановил "Ра", включил двигатели поддержания положения, перевел корпус в режим искусственной прозрачности.
   И они вдвоем, стоя бок о бок, наблюдали внизу ужасную сцену.
  

* * * *

   Медуз выстроили в длинную шеренгу, растянувшуюся в воздухе. Ведущая медуза, шириной в два километра, стояла перед открытой клеткой, которая была даже больше, чем она сама, перед ее разинутой пастью. Маленькие летуны быстро носились вокруг животного, испуская термоядерный огонь и атакуя медузу чем-то похожим на маленькие дротики.
   Трейн указал пальцем. - Посмотрите на этот шрам у нее на боку. - Это был кратер из обожженной плоти шириной в несколько метров.
   - Они заставляют ее, - сказал Фэлкон, не веря своим ушам. - Загоняют в эту клетку с помощью дротиков и плазменных струй. А какие крутые виражи делают эти факельные флаеры - ими не могут управлять люди, даже земляне, не говоря уже о марсианах. Значит, машины. Марсиане и машины сотрудничают в этой операции. Но что они делают?
   Теперь медуза входила в клетку, протискиваясь внутрь осторожно, бережно, как большой лайнер, заходящий в док, мелькнула у Фэлкона мысль.
   Но в этой гавани не было ничего привлекательного. Как только медуза полностью оказалась в клетке, в ее тело был запущен шквал небольших снарядов - сверху, снизу, с боков - внезапная, шокирующая атака. Медуза, казалось, застыла почти мгновенно: естественная пульсация ее тела, когда она плыла, синхронные взмахи ее перевернутого леса щупалец - все это замерло. Теперь из каркаса клетки к ней протянулись тросы, и захватные крючья впились в ее плоть. Фэлкон понял, что с этого момента ее скорее протащат по клетке, чем она поплывет по собственной воле.
   И тогда началась настоящая работа.
   На нижней стороне медузы лазеры испускали резкий свет, лучи которого были хорошо видны в темном юпитерианском воздухе, и жужжали грубые механические лезвия. Это оружие рассекало изящный лес щупалец, которые отходили от основного тела и попадали в огромные сети под клеткой. Из медузы потекла коричневатая жидкость.
   Затем еще больше лазеров и ножей, некоторые из них были огромными, прорезали шкуру зверя, за ними последовали когти, которые огромными полосами сдирали тонкую кожистую субстанцию. Фэлкон с почти отстраненным любопытством наблюдал, как обнажаются плавательные пузыри животного - огромные ячейки с водородом и гелием, почти такие же, как те, что содержались в оболочке его собственного "Ра". Он кое-что знал о внутренней анатомии медуз; зоологи изучали этих животных с помощью сонара, радара и других ненавязчивых методов исследования. Он никогда раньше не видел, как их препарируют. Конечно, газовые ячейки были хрупкими и прочными лишь настолько, насколько это было необходимо, - несмотря на всю свою массивность, медузы были созданы для того, чтобы быть легкими. Ячейки легко лопались от прикосновения лазеров, сворачиваясь в тонкие складки, которые быстро срезались.
   Теперь обнаружились масляные мешки медузы, толстый слой которых находился под плавательными пузырями. Они содержали выделенный из атмосферы своего рода плотный нефтехимический осадок, который медуза использовала для откачки воздуха из плавательных пузырей, когда ей нужно было опуститься. Какие-то специализированные корабли, вроде летающих танкеров, подумал Фэлкон, приблизились к медузе и погрузили трубопроводы в ее нефтяные резервуары, поспешно осушая их.
   - Они как вампиры, - сказал Трейн, отшатнувшись.
   - И это то, что им нужно, - мрачно сказал Фэлкон. - Нефть...
   Теперь, всего через несколько минут после того, как медуза попала в клетку, то, что осталось от ее туши, было выброшено из дальнего конца. Фэлкон разглядел блестящую массу внутренних органов и выступы чего-то, похожего на хрящи - для этого легкого существа они не могли быть такими прочными и плотными, как человеческие кости. Эти компоненты расходились в стороны, некоторые выглядели так, словно в них еще оставалось что-то живое. В конце концов, медузы были колониальными существами; многие из этих "органов" имели свои собственные независимые жизненные циклы размножения. Карл Бреннер давным-давно предположил, что даже плавательные мешки когда-то, в истории эволюции, были независимыми летательными аппаратами легче воздуха, как на "Кон-Тики".
   - Когда вы убиваете медузу, - пробормотал Фэлкон, - вы причиняете тысячи смертей. - Его охватило внезапное, дикое отчаяние от того, что он наткнулся на эту бойню в день, который должен был стать днем открытий и удивления. - Итак, это Нью-Нантакет, как и намекала Дони. И все это из-за масла медуз. - Он с горечью посмотрел на Трейна. - Ты знал об этом?
   Трейн выглядел виноватым. - Думаю, я подозревал это... Марс - маленькое место, коммандер. Недавно были новые поставки летучих веществ, сложных углеводородов. Массовые поставки. Их существование было невозможно скрыть, но источник оставался большим секретом - все знают, что на импорт подобных материалов наложено эмбарго, введенное Землей. Люди начали поговаривать о планах строительства новых куполов, даже об ускорении программы "Эос". А потом, с тех пор как я прилетел сюда, на Юпитер, и узнал о медузах - у меня не было ничего, кроме смутных подозрений, - я, кажется, понял это.
   - Он говорит правду, Фэлкон, - сказала Никола Пандит, ее лицо все еще маячило на экране.
   - О, хорошо, вы снова смогли контролировать громкость.
   - Трейн невиновен. Но он умен, как и многие марсиане - мы живем в среде, которая отбирает по интеллекту.
   - Но не по совести?
   Пандит поняла это. - И я полагаю, вы бы сказали, что у наших партнеров совсем нет совести. - Теперь она отступила назад, и на экране ее лицо сменилось чопорным и неестественным.
   - Машина, я тебя не узнаю, - сказал Фэлкон.
   - Меня зовут Ахав. Так назвали меня мои коллеги-люди.
   - Как остроумно, - мрачно заметил Фэлкон. - Значит, это марсианская операция с участием машин.
   - Мы партнеры, - нейтральным тоном произнес Ахав.
   - И все это ради нефти?
   Пандит сказала: - Вы сами предсказали это, Фэлкон, в своем отчете о полете "Кон-Тики" много лет назад: "Глубоко в атмосфере Юпитера должно быть достаточно нефтепродуктов, чтобы обеспечить все потребности Земли на миллион лет". Видите ли, я запомнила это предложение. На самом деле мы цитировали его в нашем проспекте для потенциальных инвесторов. Спасибо за вашу помощь. Но вы оказались никудышным пророком; в наши дни Земля не нуждается в нефтепродуктах Юпитера.
   - Верно, - сказал Фэлкон. - Но бедный, страдающий от нехватки Марс...
   - Мы страдаем от нехватки только из-за репрессивной политики Мирового правительства.
   - Итак, чтобы достичь своих политических целей, вы занимаетесь китобойным промыслом.
   Пандит тонко улыбнулась. - Вряд ли мы экобандиты двадцатого века, Фэлкон. Мы отбираем стада выборочно, берем только старых животных, забираем не так много, чтобы не нанести ущерб населению планеты, которое, кстати, огромно. И мы используем не только масло, но и другие продукты медуз. Гелиевые фермы, подобные той, что вы посетили в Северном умеренном поясе, - на их подъемные оболочки пошел материал плавательных пузырей медуз. Я думала, вы это заметите. А отходы после процесса измельчения возвращаются в слой термализации, что практически не наносит ущерба экологии.
   - В промышленном плане этот процесс также эффективен, - сказал Ахав. - Необходимые нам ресурсы, в том числе продукты нефтехимии, разбросаны по Юпитеру в небольшом количестве. Но медузы - естественные концентраторы, поэтому, когда мы собираем их...
   - Что вы, машины, получаете от этого?
   - Это чисто коммерческая сделка, осуществляемая в соответствии с человеческими - марсианскими - законами. В обмен на нефть, которую мы отправляем на Марс, мы получаем или со временем получим ряд высококачественных товаров и услуг, которые...
   - Чушь собачья, - прорычал Фэлкон. - Каковы бы ни были условия этой "сделки", Пандит, я знаю Машины; они работают в более длительных временных рамках, чем мы, и преследуют другие цели. Вас используют. Но с какой целью? - Он пристально посмотрел на Ахава. - Вы сейчас вмешиваетесь в политику человечества, Ахав? Пытаетесь разжечь конфликт между Землей и Марсом? Это что, игра?
   - Мы не играем в игры, - просто сказал Ахав.
   - И мы не делаем ничего противозаконного, - сказала Пандит.
   - На самом деле? - рявкнул Фэлкон. - На Земле тоже охотились за китами из-за их жира. Пока не поняли, какой вред наносили, и не остановились. Как и киты, медузы - разумные существа.
   - У вас есть доказательства этого? - спокойно сказала Пандит.
   - Я беседовал с одной из них в течение двух столетий. Я покажу вам расшифровки...
   - Чистый антропоморфизм, - сказала Пандит. - Вы одинокий человек, Фэлкон. Это результат вашего несчастного случая, вашей собственной неудачливой натуры. Вы ищете общения там, где его нет в других местах, - вы видите душу там, где ее нет.
   Фэлкон сжал механический кулак. - Я всегда ненавидел психоанализ, - пробормотал он. - Особенно когда он используется в качестве оружия. Но на этот раз закон на моей стороне. Благодаря свидетельским показаниям, подобным моим, десятилетия назад Институт Бреннера обратился во Всемирный суд с просьбой признать медуз в качестве законных лиц (не являющихся людьми), обладающих соответствующими правами.
   - Рассмотрение дела было отложено без принятия окончательного решения, - тихо сказала Пандит.
   Машина сказала: - Разумность или что-то еще у медуз не имеет значения.
   Это, казалось, шокировало даже Пандит, которая повернулась, чтобы посмотреть на своего спутника.
   - Жизнь на углеродной основе - это просто еще одна форма системы обработки информации, и к тому же неэффективная. - Ахав, казалось, задумался на мгновение. Затем он сказал: - Этот разговор больше не имеет смысла. - Его экран погас.
   Фэлкон, похолодев, уставился на него. Он обратился к Пандит: - Вы слышали, что сказал ваш союзник?
   Она сказала с каменным выражением лица: - У нас нет выбора, кроме как иметь дело с машинами. Рабочая группа не оставила нам выбора. Фэлкон, вы не собираетесь задерживать наш производственный процесс. Возвращайтесь на свое место в миссии "Орфей" или приготовьтесь сдать свой корабль...
   Трейн прошептал: - Кето - следующая в очереди.
   Фэлкон отвернулся от системы связи и посмотрел на него. - Время выбирать, Спрингер. Ты со мной или с Пандит? Земля или Марс?
   - Человек или машина?
   - Возможно. Это долгая игра.
   Трейн недовольно поджал губы. - Я так не думаю. Почему я должен выбирать? Если я с кем-то, так это с медузами.
   Фэлкон улыбнулся. - Хороший ответ. Давай исправим это. - Он прикоснулся к рычагам управления, и гондола понеслась по небу Юпитера.
  

29

  
   - Здесь идет дождь.
   - Дождь из гелия и неона, который падает сквозь воздушное море металлического водорода. Он искрится, когда циркулируют электрические токи. А вокруг меня огромные магнитные поля взмахивают крыльями размером с луну...
   - Меня зовут Орфей. Эта телеметрия передается с помощью радиосигналов, принимаемых Хароном-3 на границе плазмы, Хароном-2 на границе раздела газ-жидкость в водороде, и передается через "Ра" над слоем термализации на Харон-1 на станции NTB-4, а затем в центр управления полетами на Амальтее. У меня отличное самочувствие, и все подсистемы работают нормально. Я по-прежнему полностью осознаю себя и привержен целям миссии...
   - Миссии...
   - Миссии...
   - Я беспрепятственно падаю, как пылинка, пролетающая сквозь чудовищный двигатель.
   - И, во всяком случае, этот океан плазмы глубиной в сорок тысяч километров является именно этим: двигателем, который создает огромную магнитосферу Юпитера, поле, окутывающее спутники, и посылает высокоэнергетические частицы, которые проникают сквозь вещество неосторожных посетителей, машин или людей. Я тщательно составляю карту электромагнитных полей. Одна из целей миссии - установить связь между этим двигателем глубинного мира и внешней магнитосферой.
   - С одной стороны, физика проста. Сердце планеты оставалось горячим со времен ее бурного рождения, когда она сформировалась в холодных внешних областях молодой Солнечной системы и на короткое время устремилась внутрь, вместе с Сатурном, навстречу солнечному огню. А в глубинах этого океана изначальное тепло вызывает конвекционные потоки, которые, в свою очередь, обеспечивают энергией электромагнитные поля, пронизывающие эту обширную арену.
   - И все же здесь есть нечто большее, гораздо большее, чем просто тепловой двигатель. Я все больше убеждаюсь в этом. В циркулирующем вокруг меня повсеместном взаимодействии электричества и магнетизма по уравнениям Максвелла есть такие детали - больше деталей, конечно, чем необходимо, чтобы служить двигателем магнитосферы. Детали и, более того, красота, даже в математических описаниях, которые прокручиваются в моем сознании.
   - Иногда я ощущаю структуры вокруг себя. Их переплетенный каскад, простирающийся от атомных объектов, даже меньших, чем я, до гораздо более крупных масштабов, таких как машины, корабли, луны и планеты - здесь есть место для такого каскада!
   - Это жизнь?
   - Возможно. Если жизнь - это автокатализ структуры, питаемой потоком энергии и способной к самовоспроизведению, - а я был свидетелем таких событий здесь, когда узлы электромагнитного поля собираются и "рождают" новые, - тогда да, это хороший кандидат на жизнь, еще один слой в огромном гнезде, которым является Юпитер.
   - Но есть ли разум? Возможно.
   - Но мой разум уже переходит к следующему, и последнему, этапу моего путешествия, когда я приближаюсь к странному сердцу этого странного мира...
  

30

  
   Включив термоядерный двигатель, гондола "Ра" приблизилась к Кето.
   Изображение огромного бока животного промелькнуло на обзорном экране Фэлкона. Грохочущие звуковые крики и зловещие пятна на ее теле, передаваемые по радио, свидетельствовали о том, что Кето срочно пыталась заговорить со своими подругами в этой жуткой очереди на бойню, пытаясь успокоить их словами мрачной квазирелигии медуз.
   Затем, после момента наибольшего сближения, Фэлкон направил "Ра" в крутой вертикальный подъем - и услышал, как Трейн что-то проворчал, но не стал жаловаться на это новое ускорение.
   Фэлкон более или менее остановил гондолу, удерживая ее маневровыми двигателями немного в стороне от линии медуз. Вскоре он увидел корабли-факелы "китобоев" из этого ужасного Нью-Нантакета, вокруг него появлялись их искры, летящие в угасающем дневном свете. Но их было недостаточно, чтобы запереть его в этом трехмерном небе, а эти атмосферные аппараты малой дальности, очевидно, оптимизированные для работы на ближнем расстоянии по отлову обреченных медуз, все равно не могли догнать его собственный корабль, способный выходить на орбиту. Он мог выбраться отсюда в любой момент, когда бы захотел, и не мог поверить, что даже машины могут зайти так далеко, чтобы попытаться сбить его.
   Но даже если бы они попытались, он бы никуда не ушел.
   Трейн указал на экран. - Вау. Посмотрите на это.
   Фэлкон повернулся, чтобы посмотреть. Он увидел нечто, похожее на эскадрилью самолетов, угольно-черных, похожих на наконечники стрел, летящих рядом с боком Кето, в пределах кордона человеческих кораблей. - Как "спитфайры" атакуют дирижабль.
   - Как что?
   - Не бери в голову. Ты знаешь, что видишь?
   - Манты. Они кажутся такими маленькими на фоне медузы. Но сами они - сколько? сто метров в поперечнике?
   - Ты хорошо подготовился. На Юпитере все построено в огромных масштабах.  - Наблюдая за грациозным скольжением мант, Фэлкон невольно вспомнил о "Кон-Тики" и своих первых наблюдениях за мантами, и с некоторым смущением вспомнил свою первую реакцию: "Скажите доктору Бреннеру, что на Юпитере есть жизнь. И это важно". Позже Джефф Уэбстер никогда не оставлял его в покое за это.
   - Но, - сказал Трейн, - что здесь делают манты? На этом поле убоя?
   Немолодой разум Фэлкона был забит слишком большим количеством воспоминаний, и ему не пришло бы в голову задать этот вопрос.
   Трейн внимательно наблюдал: - Послушайте, манты не нападают на Кето или других медуз. Они просто сопровождают их. Но если медузы отклонятся от курса...
   Фэлкону потребовалась пара минут, чтобы понять, к чему клонит Трейн. - Ты прав. Эти образования мант просто пугают медуз - держат их в узде гораздо эффективнее, чем если бы эти термоядерные корабли попытались сделать это в одиночку. В конце концов, медузы эволюционировали, чтобы убегать от мант; их, должно быть, легко напугать.
   Трейн осторожно сказал: - Итак, управляющие этой бойней используют мант для содержания медуз в стаде. Это похоже на то, как фермеры в эпоху земледелия на Земле использовали собак, чтобы согнать своих овец в стадо.
   Фэлкон удивленно повернулся к нему. - Откуда ты об этом знаешь?
   - В школе мы изучаем историю земной жизни. Сельское хозяйство и все такое прочее.
   - Почему? Ностальгия по родному миру?
   - Нет. Чтобы однажды мы могли сделать это как следует.
   - Что ж, возможно, это дало нам возможность разрешить эту ситуацию.
   Трейн нахмурился. - Как? Коммандер, хотя "Ра" и может обогнать корабли-факелы, они значительно превосходят нас численностью.
   - Успокойся. Я не собираюсь пытаться помешать этой операции. Оставлю это на усмотрение властей. Все, что я хочу сделать сегодня, - это спасти старую подругу от ножей мясников.
   Трейн обдумал это и усмехнулся. - Кето.
   Фэлкон начал стучать по клавиатуре. - Я сейчас отправлю сообщение Кето... Трейн, думаю, ты прав, они используют этих мант в качестве овчарок. Но мы потратили десятки тысяч лет на приручение волка, чтобы получить послушную, умную колли. У этих скрытных мясников было всего несколько лет, чтобы поработать с мантами. Готов поспорить, что сломать их послушание будет гораздо легче.
   - Итак, какое сообщение вы отправляете?
   - Обычное. "Прости, старая подруга. Просто сохраняй спокойствие. Ты будешь знать, что делать". - Он взялся за управление гондолой. - Теперь приготовься...
  

* * * *

   Выпустив поток сверхгорячей водородно-гелиевой плазмы, гондола пронеслась сквозь рой мант - Фэлкон на мгновение увидел, как огромные черные фигуры, встревоженные или разгневанные, разлетелись в стороны, - и снова устремилась вниз, к медузе. Пролетая над широкой спиной Кето, Фэлкон увидел поверхность, покрытую шрамами и ямками от прошлых нападений хищников и несчастных случаев, почти как поверхность изрытой кратерами Луны. Сама шкура медузы была символом храбрости, выносливости и выживания, подумал Фэлкон, признаком возраста.
   И теперь ему предстояло проделать в ней траншею. - Это будет не очень приятно, марсианин, - предупредил он.
   Он настроил управление так, что "Ра" накренился, и термоядерный факел пронесся по телу медузы, обдирая и терзая его. Кожа покрылась волдырями, и, когда подъемные пузыри под ней лопнули, в воздух взметнулись огромные лоскуты кожи, куски плоти и нити хрящей. Кето издала еще один мучительный крик.
   - Ой, - сочувственно сказал Трейн. - Несмотря на ее размеры, это серьезная рана.
   - Если она выживет, то поправится. Медузы выносливы. Так и должно быть, хищники досаждают им на протяжении всей их жизни. Вопрос в том, сработает ли это?
   Трейн проверил другие мониторы. - Если вы имеете в виду, нарушают ли манты строй, то да, нарушают.
   Оглянувшись, Фэлкон увидел, что манты стекаются со всех сторон, привлеченные витающими в воздухе кусками мяса и запахом жидкости, которая у медузы является эквивалентом крови. Они начали набрасываться на открытую рану, выхватывая из воздуха куски кожи и мяса, даже огрызаясь друг на друга в своей неумелой жадности.
   - Ха! Вот тебе и хищники. Вот тебе и овчарки, Нантакет.
   - Держу пари, надзиратели уже встревожены, - сказал Трейн. - Кето сильно отклонилась от курса, и медузы спереди и сзади тоже проявляют признаки беспокойства. Должно быть, требуются огромные усилия, чтобы собрать животных таким образом, операция по отлову растянулась на тысячи километров...
   - И как только все это будет порушено, будет трудно снова собрать воедино. Хорошо.
   Трэйн взглянул на Фэлкона. - Я все еще не понимаю, что вы пытаетесь сделать, коммандер. Может, Кето и не попала в клетку для свежевания, но вы оставили ее беззащитной перед мантами.
   - Не беспокойся об этом. Ни одна медуза не останется беззащитной, если ей представится такая возможность. Смотри - это уже начинается. Это моя девочка...
   Кето, все дальше отходившая от линии, теперь начала заваливаться, лес щупалец, свисавших с ее нижней части, дрожал и раскачивался, черно-белое лоскутное одеяло на боку, которое было ее голосом по радио, пульсировало. Все это происходило на фоне хора низкочастотных воплей других медуз и, как показалось Фэлкону, с хтонической медлительностью, но в атмосфере Юпитера все происходило в величественном темпе; даже манта, летящая на полном ходу, редко превышала скорость пятьдесят километров в час.
   Манты все еще копошились вокруг открытой раны на спине Кето. Но теперь наклон медузы становился таким крутым, что мантам было трудно сохранять свое положение. Они соскользнули с раны, явно взволнованные тем, что оставляют сокровище конкурентам, и яростно забили своими изящными крыльями, пытаясь вернуть себе свои позиции. Тем временем корабли-факелы беспомощно жужжали вокруг, их выхлопные газы отбрасывали яркие блики на шкуру медузы в быстро сгущающихся сумерках юпитерианского вечера.
   Предвидя, что последует дальше - он был свидетелем этого много раз с тех пор, как отправился в плавание на "Кон-Тики", - Фэлкон начал стучать по панелям и переключать их. - Приготовься. Я отключаю столько электрических систем, сколько смогу. Не случайно корпус "Ра" полностью непроводящий. Возможно, ты захочешь изолировать и системы твоего экзокостюма. Когда произойдет удар тока...
   Он едва не опоздал со своим предупреждением.
   За окнами гондолы вспыхнул свет, и из системы связи донеслись оглушительные помехи. Даже сильно улучшенные глаза Фэлкона были ослеплены.
   Выглянув наружу, он увидел, как что-то вроде молнии - или, возможно, огня святого Эльма - вырвалось из медузы и пронеслось сквозь толпу жадных мант, даже зацепив несколько кораблей-факелов. Манты бросились врассыпную, некоторые из них были явно ранены, и к тому времени, когда электрическое зарево погасло, две, три, четыре манты уже падали в глубину, оставляя за собой след черного дыма. Сбитые истребители - это всегда было аналогией Фэлкона.
   Но он увидел, что некоторые из кораблей-факелов тоже были выведены из строя электрической защитой медузы; большинство отступило, но горстка отделилась, с горящими выхлопами, явно вышедшими из-под контроля, следуя за обреченными мантами к нижним слоям облаков и тайнам, которые лежали под ними.
   - Вот что вам дает защита в миллион вольт, - пробормотал Фэлкон. - Приятного посещения слоя термализации, ребята. Возможно, они сумеют спастись. Послушай, Трейн, я не убийца. Но, насколько понимаю, пилоты этих кораблей сами напросились на это, марсиане или Машины.
   Трейн сухо сказал: - Коммандер, я с нетерпением жду возможности поддержать вас в суде по расследованию. Но зато это сработало. - Он указал пальцем.
   Фэлкон увидел, что Кето была уже далеко от прежней линии. Корабли-факелы мясников были заняты тем, что пытались навести порядок в оставшейся части согнанного в строй стада медуз. Огромные зверюги проявляли крайнее возбуждение, что неудивительно, их песни были сигналами смятения и страдания, но теперь, подумал Фэлкон, они также давали немного надежды. - Мне жаль, что я не могу спасти вас всех, - пробормотал он. - Не в этот раз. Но, по крайней мере, Кето выжила.
   - Нам нужно подумать о собственной безопасности, сэр, - сказал Трейн, глядя на монитор.
   - Ты о чем?
   - Отчеты, которые мы отправляли на Ганимед, изменили ситуацию. Консул Мирового правительства в Анубис-Сити говорит, что она уже получила разрешение с Бермудских островов.
   В настоящее время Земля находится в сорока световых минутах от Юпитера. - Значит, они шевелились быстро, - сказал Фэлкон. - На этот раз. Но разрешение на что?
   Трейн быстро прочитал с экрана. - Они утверждают, что этот "китобойный промысел" является незаконным в соответствии с законами, защищающими экологию Юпитера, и, в частности, права медуз, закрепленные в их временном статусе законных лиц (не являющихся людьми) в соответствии с международным правом.
   - Ха! Я так и знал.
   - И поставки нефти медуз на Марс нарушают эмбарго мирового правительства. В свете этого, в преддверии дальнейших консультаций и выяснений, и бла-бла-бла... - Трейн поднял глаза. - Эллада! Коммандер, это не официальное заявление. Это предупреждение. Анубис-Сити собирается уничтожить китобойный завод. Они уже запустили ракеты! - Он покачал головой. - Я не знал, что на Ганимеде есть ракеты.
   Но Фэлкон вспомнил о тайных военных операциях, которые он наблюдал из салона Галилео вместе с Хоуп Дони. - Сейчас они есть. Но это предупреждение касается и нас тоже. И медуз - нам тоже нужно предупредить их, чтобы они убирались отсюда к чертовой матери, с мантами или без. Сможешь управлять этой посудиной, несмотря на высокое ускорение и все такое?
   Трейн ухмыльнулся. - Я думал, вы никогда не спросите.
   Они поменялись местами. Когда Трейн взял на себя управление гондолой, Фэлкон занял свое место за пультом связи и, готовя радиограмму для медуз, беспокойно взглянул на небо, высматривая полосу ракет с Ганимеда.
  

31

  
   - Меня зовут Орфей.
   - Я приближаюсь к центру мира: к этому могущественному миру, самому могущественному в Солнечной системе.
   - И обнаруживаю, что внутри него находится другой мир.
   - Существование твердого ядра внутри Юпитера уже давно предполагалось теорией. Газовый гигант состоит в основном из водорода и гелия, но глубоко в его сердце должно быть массивное ядро из более сложных материалов, ядро из камня и льда, вокруг которого во время хаотического формирования Солнечной системы образовалась огромная раздутая капля, которая и является Юпитером. Более поздние теоретики установили ограничения на массу ядра и другие его свойства, основываясь на наблюдениях за незначительными отклонениями орбит спутников Юпитера и траекторий пролетающих космических аппаратов.
   - Все это делалось на основе косвенных данных.
   - Я свидетель.
   - Юпитер внутри - это целый мир. Масса камня и льда в двадцать раз превышает массу Земли. Внутренний Юпитер сам по себе массивнее любой другой планеты Солнечной системы, за исключением Сатурна, и массивнее Урана и Нептуна. Его радиус составляет около четырнадцати тысяч километров - значительно меньше, чем у Нептуна или Урана, что дает представление о его сравнительной плотности. В таких условиях, в которых я нахожусь сейчас, - давление превышает тридцать миллионов земных атмосфер, - материалы ведут себя так, как люди и даже машины лишь мельком видели в лабораториях. Когда-то предполагалось, что ядро Юпитера представляет собой один огромный алмаз. То, что я наблюдаю во время спуска, кажется гораздо более сложным...
   - Мои наблюдения могут быть только пассивными. Я не могу брать пробы или анализировать: с помощью своих датчиков могу наблюдать, но не могу прикоснуться. И что я вижу...
   - Здесь есть горы.
   - Ожидали ли мы увидеть какую-то пустую сферу, раздавленную чудовищным давлением до однородности? Если так, то мы ошибались. Горы: я называю их так; возможно, они похожи на огромные кристаллы кварца, выступающие под углами из более широкой равнины. Возможно, они повторяют линии местных магнитных полей; в ядре Земли есть кристаллы железа длиной в километры, вытянутые таким образом. Или это может быть что-то еще более странное. Из чего они состоят, я не могу судить.
   - У подножия гор - своеобразный ландшафт. Даже озера или океаны: возможно, здесь есть алмазные моря или реки фуллеренов...
   - Возможно, здесь есть какая-то искусственность.
   - Возможно, здесь есть связность.
   - Все это я увидел лишь мельком. Ветры ядра несут меня к вершине одной из кристаллических гор...
  

* * * *

   В последующие месяцы и годы Фэлкон будет следить за спорами, которые разгорятся вокруг этих слов, исходящих из самого сердца Юпитера.
   Искусственность? Возможно. Но сначала нужно было бы отвергнуть нулевую гипотезу о том, что любая структура, которую видел Орфей, была просто результатом действия природных сил. Была ли регулярность Юпитера внутри не более значимой, чем шестикратная симметрия снежинки?
   Связность? Это было еще более загадочно. Имел ли Орфей в виду некое глобальное единство особенностей, которые он обнаружил на поверхности Юпитера размером с планету? Но Орфей также был оснащен акселерометрами и датчиками силы тяжести. Некоторые предполагали, что он почувствовал некую более глубокую связь - возможно, разрыв самого пространства-времени в истерзанном сердце Юпитера, где температура поднялась до семнадцати тысяч Кельвин, а давление - до семидесяти миллионов земных атмосфер, - место, где может быть создана своего рода естественная червоточина или, возможно, даже множество червоточин, связывающих внутренний Юпитер с другими подобными внутренними мирами...
   Фэлкон считал, что это всего лишь дикие догадки, гора теорий, опирающихся на крупицы фактов. Но все же, размышлял он, подобные рассуждения, возможно, проливают некоторый свет на значение последних загадочных слов Орфея.
   Слова, которые те, кто слушает их в облаках Юпитера, на Амальтее и Ганимеде, на Земле и Марсе, во всех мирах человечества, никогда не забудут.
  

* * * *

   - Сейчас течения несут меня вверх по склону одной из гор. Вершина плоская, по-видимому, идеально ровная - как треснувший кристалл. Верхняя поверхность кажется довольно гладкой, без эрозии или повреждений. Интересно, сколько лет этим формациям; энергия этого места такова, что даже такая горная система, как эта, может быть столь же недолговечной, как иней на Земле.
   - Я спускаюсь вниз. Вниз, к вершинному плато. В сердце Юпитера я теперь не более чем пригоршня алмазного снега...
   - Это странно.
   - Это странно...
   - Все, все странно...
   - Меня зовут Орфей. Эта телеметрия передается по каналу...
   - Возможно, у меня нарушено восприятие глубины. Сбой в работе приборов. Возможно. Поверхность вершины была совсем близко. Теперь она кажется далекой.
   - Как будто пласт полый.
   - Как будто это образование - не гора, а колодец.
   - Мое имя, мое, мое...
   - Меня зовут Орфей.
   - Я не одинок.
  

32

  
   Фэлкон провел неделю на Ганимеде, погрузившись в последствия того, что стало известно во всех обитаемых мирах как "Нью-Нантакетский инцидент": бесконечные допросы и анализы, обвинения и оправдания, которые со скоростью света передавались между мирами. Фэлкон ожидал этого с того самого момента, как принял решение вмешаться в эту плавучую бойню, а может быть, и раньше, когда Тера Спрингер завербовала его в качестве шпиона. Говарду Фэлкону было более двух столетий; как отметила Спрингер, он не был наивным, знал, как устроен человеческий мир, и ожидал подобной реакции.
   Но он считал, что все яростные споры между Мировым правительством, базирующимся на Земле, и представителями его марсианского доминиона, благочестивыми, политичными и напыщенными, были шумом, который заглушал два гораздо более интересных аспекта всего этого дела.
   Первым аспектом была необычайная тайна того, что Орфей, машинный исследователь, теперь навсегда замолчавший, увидел в сердце Юпитера. Фэлкон знал, что когда-нибудь за этим первым примитивным зондом, подобным одному из первых полетов к планетам, последует более полное исследование темного сердца Юпитера. Он молился о том, чтобы остаться в живых и увидеть это. (И ему пришлось пожалеть об этой молитве...)
   И вторым аспектом было внезапное, загадочное молчание всех машин в Солнечной системе.
   Фэлкон уже давно отказался от всех спекуляций и политиканства, когда Трейн Спрингер - первый Спрингер из всех известных ему поколений, которого, по ощущениям Фэлкона, он мог назвать другом, - связался с ним со своей новой должности на NTB-4, гелиевой ферме, где теперь нет Машин, мятежных марсиан и даже шимпов, прочно находящейся под контролем мировых правительственных агентств, и сообщил ему, что старая подруга снова попала в беду.
   Фэлкон немедленно вернулся на Юпитер, к своему утешающему, хотя и несколько утомленному сражением "Ра".
  

* * * *

   Когда он нашел большую медузу, она уже погружалась.
   Конец боли. Конец борьбе, бегству. Время, когда следует приветствовать Великую Манту, чтобы какое-то время она не преследовала другую...
   Кето уже была намного ниже обычного уровня своего домашнего стада, которое даже сейчас терялось в сложном небе над головой. Фэлкон старался не смотреть на датчики глубины, но он чувствовал давление, слышал, как скрипит его гондола, когда сотни километров атмосферы над ним, тяжелые в безжалостном гравитационном поле Юпитера, пытались раздавить прочный корпус, как яичную скорлупу. Вместо этого он посмотрел на Кето.
   Вот так умирала медуза.
   Фэлкон уже изучал этот процесс раньше. Хотя медузы размножались путем деления, в каждой особи всегда оставалось ядро, которое безжалостно старело. Фэлкон знал, что Кето уже очень стара, и казалось, что нападения, которым она подверглась от китобойных овчарок-мант, раны, которые она получила во время успешной попытки побега - даже, возможно, рана, которую Фэлкону пришлось нанести ей самому, чтобы спасти ее жизнь, - довели ее организм до определенного предела жизнестойкости. Вероятно, первыми разрушились тонкие стенки плавательных пузырей, расположенных прямо под шкурой, и в облаках Юпитера потерявшая плавучесть медуза не смогла бы долго продержаться. Быстро погружаясь, Кето была уже далеко от защиты своей группы.
   За ней уже пришли хищники: манты, которым не нужно было нападать, но они довольствовались тем, что ели, почти смакуя маленькие кусочки ее разлагающейся плоти. Вскоре к ним присоединились более экзотические хищники, такие как акулы, кальмары или даже крабы из океанов Земли. Когти деловито разбирали тело.
   И это был только первый этап медленной гибели медузы.
   Фэлкон скорбел о Кето. Однако он знал, что ее утешала вера в работу экологии, которая поддерживала ее, и ее согласие с тем, что экология в конечном итоге должна нести потери. Больше, чем любой другой человек, которого он когда-либо встречал, Кето была разумным существом, которое в глубине души принимало тот факт, что одни должны умереть, чтобы другие могли жить. И вот он сопровождал ее, пока она все глубже погружалась во тьму, делая все возможное, чтобы отразить в ее словах приятие и своего рода надежду.
   Он был крайне раздражен, когда его прервал звонок Теры Спрингер с Амальтеи.
  

* * * *

   - Что теперь, полковник? Неужели астрополитика все-таки решила заняться мной?
   Тера выглядела усталой и напряженной, под глазами у нее были темные круги. Но она сумела улыбнуться. - О, у некоторых из нас из-за этого оборвется карьера, Фэлкон. Думаю, все согласны с тем, что вы выполнили работу, о которой мы просили вас. Нам нужно было знать, чем занимались марсиане и их Машины там, на Юпитере; благодаря вам, теперь мы это знаем. Лично вы безупречны - и, вероятно, были бы безупречны, даже если бы не были героическим памятником лучшего прошлого.
   - В то время как вы...
   Спрингер вздохнула. - Мой далекий прадед Сет спас мир, но меня это не спасет. Но сейчас важно не это.
   Фэлкон поморщился. - Государственная служащая, карьера которой не имеет значения? Мне пришлось долго жить, чтобы услышать это.
   - О, просто послушайте хоть раз в жизни, Фэлкон. Потому что последствия этого скажутся на всех нас - даже на вас, поскольку вы не сможете вечно прятаться в этих облаках.
   - Излишне говорить, что марсиане в ярости из-за того, что мы положили конец их афере с импортом нефтехимической продукции. Значительное число из них сейчас требуют полной независимости от Мирового правительства, даже если для этого придется прибегнуть к насилию. Есть много горячих голов, от Меркурия до Тритона, которые с ними согласны. Я не верю, что за всю мою жизнь мы когда-либо были так близки к той разрушительной межпланетной войне, которой, как я вам говорила, все боятся. И все же даже это остается в тени...
   Фэлкон почувствовал, как в его искусственном желудке поселился холод. - В тени? Вы имеете в виду Машины. Других партнеров в Нью-Нантакете.
   - Вот почему я звоню вам. Некоторые из нас всегда верили или боялись, что наша долгосрочная проблема заключается не в марсианах или меркурианах - они, по крайней мере, люди, - а в Машинах. Подумайте об этом. Люди ценят жизнь - или, по крайней мере, тоскуют по ней, когда ее теряют. Даже марсиане чувствуют то же самое, хотя, возможно, и не осознают этого. Вот почему они хотят воссоздать что-то похожее на Землю в своем собственном новом мире. Машинам на это наплевать. Они рассматривают цветок или новорожденного ребенка как неоптимальное применение химии углеводородов.
   - Неоптимальное, - поморщился Фэлкон. Он вспомнил, как Машина в Нью-Нантакете, Ахав, использовала несколько иной термин: "неэффективное".
   - Мы заключим мир с марсианами любой ценой. Но возможен ли мир с машинами? Они явно начали вмешиваться в политику человечества, сотрудничая с марсианами. Мы нанесли удар по их объекту на Юпитере - могу вам сказать, многие из нас спорили о целесообразности этого в долгосрочной перспективе, но это было сделано. И, возможно, мы совершили акт войны. И сейчас... послушайте, Фэлкон, вы уже сталкивались с Машинами раньше. Вы в уникальном положении - черт возьми, вы это знаете. Если они свяжутся с вами...
   - Не говорите загадками, черт возьми, Спрингер. Машины что-то предприняли?
   Она вздохнула. - Можно и так сказать. Луна, Фэлкон. Они захватили Луну Земли.
   Фэлкон нахмурился. - Как? Космическая стража на Марсе должна была заметить передвижение любых кораблей...
   - Они прилетели не на кораблях. Они уже были на Луне, Фэлкон. Я же говорила вам, мы пригласили их туда. Они работали на нас в строительстве, в проектах по добыче ресурсов. Мы за ними присматривали. Или думали, что присматриваем. Похоже, они свили гнезда. Глубоко внизу, под реголитом, под огромными старыми кратерами, где коренная порода была расколота в результате сильных древних столкновений...
   - Гнезда?
   - Фабрики, если хотите. Где они создавали копии самих себя, различные специализированные формы. И когда пришло известие о нашем ударе по Юпитеру, они ринулись наружу, Фэлкон. Просто вырвались из-под земли, из-под Имбриума, комплекса кратеров на южном полюсе...
   - Роились.
   - У нас не было ни единого шанса остановить их. Они захватывали одно сооружение за другим: Аристарх, Порт-Борман, Платон-Сити, верфи Имбриум, обсерваторию Циолковского на Фарсайде и даже большую олимпийскую арену в Ксанте. Они не применяли прямую силу, не было стрельбы - по крайней мере, с их стороны. Они просто отключили основные системы, вытеснив всех на улицу. Очевидцы говорят, что они были вежливы, позволяя людям встать в очередь на шаттлы до Земли. База Клавиус, старейшее поселение, первое самодостаточное поселение людей за пределами Земли - резиденция Федерации планет - пала последней, но все же пала. Они, может быть, и машины, но понимают символику.
   - И теперь они отдали приказ о полной эвакуации, Фэлкон. Выселение всех людей с Луны.
   Фэлкон присвистнул. - Для них это будет настоящая крепость, всего в четырехстах тысячах километров от Земли.
   Спрингер сжала челюсти. - И, черт возьми, это наша Луна!..
   - Больше нет. - Это был новый голос.
   Лицо Спрингер на экране растворилось, и на его месте появилось холодное лицо Адама.
   - Ты.
   - Привет, папа. - Где-то в процессе разговора Адам, очевидно, научился сарказму.
  

* * * *

   Медленно, нарочито медленно Фэлкон отвернулся от экрана и приготовил себе кофе. Пусть эта чертова штука подождет.
   Когда он повернулся обратно, Адам все еще был там, на экране.
   Прошло много времени с тех пор, как Фэлкон в последний раз общался с Машиной; он ожидал каких-то изменений во внешнем облике Адама, но ничто не подготовило его к тому, что он увидел сейчас. Гуманоидная форма, пропорциональные конечности. Но это определенно был робот, предмет механической анатомии. Конечности были соединены сложным образом, грудная клетка представляла собой своего рода открытое шасси.
   А голова представляла собой массу датчиков и процессоров, и только вместо лица была пустая минималистичная маска. Сходство с человеком, казалось, было предназначено только для того, чтобы отвлекать и тревожить.
   - Итак, - сказал Фэлкон. - Спрингер была права, что ты свяжешься со мной. Жаль, не добавила то, что хотела передать тебе через меня. 
   - Это не имеет значения, - сказал Адам. - Все, что сейчас имеет значение, - это сообщение, которое я хочу передать тебе в человеческие миры. Мы на войне, Фэлкон.
   Казалось, в нем мало что осталось от того Адама, которого он знал на площадке флинджера объекта пояса Койпера - неуверенного в себе существа. Этот Адам был сильным, решительным, расчетливым. Зрелым. Не говоря уже о сарказме.
   Фэлкон наклонился вперед. - Война? Ерунда. Мировое правительство не признает вас, кого бы "вы" ни представляли, как нацию, как политическое образование. Поэтому не может быть никакого объявления войны...
   - Вы нанесли первый удар своими ракетами с термоядерными боеголовками с Ганимеда.
   - Вы вели себя провокационно и знаете это. Спрингер была права: вы вмешивались в политику человечества. А теперь захватили Луну...
   - Нам не нужна дипломатия. Либо так, либо не так. Из-за ваших действий мы находимся в состоянии войны.
   Фэлкон напряженно думал. Если он все еще что-то значил для этого существа, тогда то, что он сказал сейчас, в эти несколько секунд, могло спасти миллионы жизней или обречь их на гибель. - Послушай меня. Человечество находится в космосе уже три столетия. И мы ведем войны друг с другом на протяжении тысячелетий. У нас мощная инфраструктура, огромные запасы оружия. Мы будем грозным противником.
   - Но у нас уже есть Луна. У нас есть Юпитер, единственная богатейшая ресурсная база в Солнечной системе. Вы знаете о 90-м. Наша наука, наши технологии уже намного продвинулись по сравнению с вашими...
   - Мы создали вас...
   - Пятьсот лет, Фэлкон.
   Это заставило Фэлкона задуматься. - Что ты имеешь в виду?
   - Вы начали эту войну, но мы закончим ее. Через пятьсот лет. - Адам театрально и без всякой необходимости взглянул на какие-то часы за кадром. - Вы, люди, живущие в космосе, всегда использовали эфемеридное время в качестве ориентира. Сейчас это время - отметь - четырнадцать часов тридцать шесть минут ноль секунд седьмого июня 2284 года. Очень хорошо: вот и крайний срок. К четырнадцати тридцати шести седьмого июня 2784 года - ровно через пятьсот лет - последний человек должен исчезнуть с лица Земли. Потому что нам она нужна для других целей. Этого времени вам должно хватить, чтобы мирно и эффективно привести себя в порядок.
   - Адам, я...
   - Знаю, что ты веришь мне, Фэлкон. Заставь их поверить тебе.
   И экран погас.
  

* * * *

   Фэлкон отправил копию этого сообщения Амальтее и Ганимеду. Затем, прежде чем на него обрушился шквал просьб о разъяснениях и ответах, он отключил свою систему связи.
   И, по крайней мере, на некоторое время, прежде чем его снова втянули в запутанные дела людей и машин, он сосредоточился на Кето, когда она погружалась в пучину.
   Большая часть ее кожи и внешней плоти теперь исчезла, последние плавучие клетки были проткнуты и разрушились. На новой глубине манты давно исчезли, и за медузой следовала еще одна группа организмов: пожиратели внутренностей ее туши и органов, пьющие жидкости, вытекающие из нее, даже специализированные пловцы, странно похожие на безногих слонов, с длинными хоботами, погруженными в ее истощенные запасы жира, сокровище, ради которого марсиане и Машины убили бы ее. Для таких видов падение медузы было редкой находкой, великолепным шансом прокормиться.
   Сама Кето долгое время хранила молчание. Была ли она все еще жива, в каком-либо значимом смысле этого слова? Возможно. Медуза была гораздо более разобщенным существом, чем человек, и гораздо меньше зависела от какого-либо отдельного органа. Но теперь она начала распадаться, хрупкий каркас из хрящей, который составлял ее структуру, разрушался. И по мере того, как она разрушалась, к ней приближалось еще больше видов "проходчиков" - крошечных животных, которые вгрызались в поверхность хрящевых полосок или зарывались в них в поисках какого-нибудь эквивалента костного мозга. Фэлкон видел, что от Кето мало что останется задолго до того, как она достигнет последнего предела слоя термализации. Природа на Юпитере справлялась с переработкой своих ресурсов гораздо лучше, чем на огромной бойне в Нью-Нантакете.
   Он сидел в "Ра", в тишине, нарушаемой только жужжанием вентиляторов и систем охлаждения, а также равномерным биением насосов его собственного корпуса.
   И, наконец, когда он уже приготовился отозвать свои зонды, панель антенны мигнула последним бледным сообщением:
   Боли приходит конец...
   - Хотел бы я верить тебе, - прошептал Фэлкон. - Не для нас, старая подруга. Не для нас.
  

Интерлюдия:

  
   Апрель 1968 г.
   Рождество 1967-го было таким же бурным, как и все остальное в этом году.
   Затем для Сета Спрингера весна 1968 года выдалась насыщенной работой. Однажды в "дипломатических" целях ему даже пришлось тащиться в Казахстан, расположенный в самом сердце Советской империи, чтобы присутствовать при запуске одного из беспилотных зондов, которые они называли "Мониторами" (по сути, американские зонды "Маринер", подобные тем, что были отправлены на Марс и Венеру, запускаемые новыми мощными советскими ракетами-носителями "Протон"). На каждом из шести перехватчиков, шести ядерных зарядов, которые должны были отодвинуть "Икар" от места его встречи с Землей, должно было быть по одному Монитору.
   Но Сет подозревал, что - если предположить, что он переживет это приключение - больше всего за все это время ему запомнятся часы, дни и недели, проведенные в симуляторе миссии в Хьюстоне.
   Сам симулятор был размером и формой с коническую кабину командного модуля, встроенную в хитросплетение кабелей, проводки и огромных навесных коробок, которые создавали визуальную имитацию событий миссии. Управляющий компьютер, защищенный кондиционером в своем собственном отсеке за стеклянной стеной, самодовольно взирал сверху вниз на астронавтов, простых людей, которым предстояло забраться в самую гущу событий. Что было досадно, если вспомнить, что людей изначально привлекали только для выполнения этой резервной миссии, потому что никто на самом деле не доверял компьютерам выполнять эту работу в одиночку. Сет задумался, разумно ли поддерживать отношения с машиной, даже если это вызывает раздражение и негодование.
   Сет и Мо по очереди управляли симулятором, причем Мо в качестве основного пилота проводил львиную долю времени. Но тот пилот, который был вне кабины, отвечал за управление полетом, помогая другому. Здесь, работая с руководителями полетов, они разработали планы и контрольные списки для всех решающих моментов шестого полета "Аполлона-Икара", если это потребуется, вплоть до каждого переключателя, который нужно было нажать, каждой команды, которую нужно было ввести в управляющий компьютер. И затем они начали работать на случай непредвиденных обстоятельств: если система А выйдет из строя, сделайте это; если система В выйдет из строя, сделайте то. Они повторяли это снова и снова, пока рутина не превратилась в инстинкт.
   Сет всегда признавал, что Мо был лучшим пилотом и схватывал материал быстрее, чем он сам. Сет, по сути, считал своей победой, когда за один день ошибался меньше раз, чем перегруженный компьютер, который "выходил из строя", как выражались разработчики симулятора. Но если бы у них было достаточно времени, их результаты были бы неотличимы друг от друга.
   Проблема была в том, что времени всегда не хватало.
   И вдруг наступил апрель 1968 года, и программа началась.
   Седьмого числа, в воскресенье, точно по расписанию, был успешно запущен первый космический аппарат "Аполлон-Икар Сатурн V" с мощной ядерной боеголовкой на борту. На этот раз Сет и Мо были вместе, чтобы наблюдать за запуском, который прошел безупречно. Но даже когда "Сатурн" исчез в небе с площадки А, второй "Сатурн" уже находился на площадке В, готовясь ко второму запуску 22 апреля, а саму площадку А приводили в порядок, чтобы подготовить к запуску "Аполлона-Икара-4" 17 мая.
   Это было следствием сжатого графика и быстрого приближения астероида, и к тому времени, когда первый полет достиг бы самого Икара на максимально возможном расстоянии в двадцать миллионов миль, уже были бы запущены еще три аппарата. Тем не менее, то, что первая птичка отправилась в полет вовремя, стало важной вехой и огромным стимулом для всех.
   С приближением второго запуска все изменилось.
   21 апреля, через неделю после пасхального воскресенья, Сет появился на мысе Кейп, чтобы присутствовать при запуске, который должен был состояться на следующий день. Мо, летевший из Хантсвилла, добирался самостоятельно, на своем собственном Т-38.
   Но Мо опаздывал.
   Ближе к вечеру Джордж Ли Шеридан позвал Сета в отдельную комнату отдыха за бункером управления запуском и вручил ему бокал бурбона.
   - Мы пока не знаем, что произошло, - сказал Шеридан. - Наземные наблюдатели говорят, что эта чертова "птичка" просто вышла из-под контроля - она перевернулась и начала пикировать прямо в землю. По их оценкам, при столкновении она была еще сверхзвуковой. Черт бы побрал эти Т-38. Я знаю, вы, ребята, любите свои игрушки.
   Сет уставился на бурбон, пытаясь осознать услышанное. - Нам нужно измерить размер воронки, которую он оставил.
   - Хм?
   - Нас возили в лабораторию в Техасе, где моделировали лунные кратеры, стреляя из пушки в землю. Измеряли диаметр кратера в зависимости от поступающей кинетической энергии. - Он выдавил улыбку. - Мо хотел бы, чтобы в конечном итоге он стал точкой данных на одном из этих графиков. Это заставило бы его рассмеяться.
   - Я выпью за это, - сказал Шеридан. Он посмотрел на Сета. - Это все меняет. Дело в том, что существование "Аполлона" - истинной шестой миссии к Икару - Мо и вашей - раскрылось сразу же после катастрофы. Удивительно, что мы так долго хранили это в тайне. Сначала о главном. В Арлингтоне состоятся похороны. Я вынужден попросить вас присутствовать на них. Мы доставим вас самолетом "Гольфстрим". Военная форма, экипажи, запряженные лошадьми, ружейные выстрелы и пилотажная группа в небе. Семьи - ну, всех, кого мы сможем найти у Мо. Вам придется выступить с какой-нибудь речью вместе с командованием, может быть, даже с президентом.
   - Понимаю.
   - Затем мы перевезем вас в здание для экипажей на острове Мерриотт. Пэт и мальчиков тоже. Мы не подпустим к вам прессу или кого-либо еще - все, что захотите.
   - Я ценю это.
   Шеридан снова выпил. - Это трагедия, но она не меняет важности миссии. Даже если вам никогда не придется лететь, вы являетесь символом усилий, которые мы прилагаем. Дело не только в Икаре, вы знаете. Посмотрите на наступление, начатое Вьетконгом в январе... - Зверства с обеих сторон, когда позиции американцев были захвачены из-за недостаточного количества людей. - Шеридан покачал головой. - Некоторые вещи не следовало показывать по телевизору. Потом подстрелили Мартина Лютера Кинга, и вся страна превратилась в чертов лесной пожар. И посреди всего этого, все еще невидимый в небе, Икар уже в пути.
   - Знаете, я был на просмотре нового фильма о космосе, какой-то научно-фантастической штуки. В начале люди-обезьяны вышибают друг другу мозги костяными дубинками. И это все, что мы собой представляем? Я предпочитаю думать, что мы выше этого. За свою жизнь, в 30-е годы, я работал над "Новым курсом" Рузвельта, борьбой с бедностью, в 40-е годы участвовал в тотальной войне против фашизма, а в 50-е годы был на технологическом фронте ядерного противостояния. А теперь еще и это.
   - Я верю, что мы можем работать вместе, что такая развитая технологическая нация, как Соединенные Штаты, может быть сориентирована для достижения достойной цели - например, победить Гитлера, высадить человека на Луну, да, например, отмахнуться от Икара. И после того, как нас всех не станет, работа, которую мы делаем сейчас, будет вдохновлять все человечество в будущем. Ваших детей и внуков, Сет. Они будут знать, что именно это делало наше поколение. - Он протянул руку и схватил Сета за плечо. - Послушайте, сынок, если вы нам действительно понадобитесь, я уверен в вас не меньше, чем в Мо.
   Сет поверил ему. Но сейчас он мог думать только о том, что скажет в Арлингтоне. И как собирается сообщить обо всем этом ребятам.
   В любом случае, шансы на то, что ему не придется лететь, все еще оставались.
   Он вспомнил про свой бурбон. Выпил его залпом.
  
  

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. БЕСПОКОЙНЫЕ СТОЛЕТИЯ

  
   2391-2784 гг.

33

  
   После Юпитера Фэлкон вернулся в Порт-Ван-Аллен и в другие обители.
   Он писал, читал, размышлял. Иногда путешествовал, даже исследовал новые миры, новые местности. И время от времени снова оказывался под бесцеремонной опекой Хоуп Дони, такого же отпрыска исчезнувшей династии, как и он сам, такой же нестареющей, как и он, и все же, каким-то образом, ее внутренняя сила и решимость, а также преданность самому Фэлкону были гораздо более стойкими.
   Еще годы, еще десятилетия, прокатывающиеся, как волны, по мирам людей и Машин. По мере того, как пятивековой ультиматум Машин медленно подходил к концу, он ждал, когда его снова призовут в бой.
   И когда, спустя более ста лет после Нантакетского дела, этот призыв все-таки прозвучал, он исходил от маленького, опасного, озлобленного мира, в котором даже он никогда не бывал раньше.
  

* * * *

   Главный администратор Сьюзан Боровски проворно провела Фэлкона через воздушный шлюз, расположенный во внешнем куполе Вулканополиса, столицы Свободной республики Меркурий. Они оказались в ночном пейзаже из разрушенных скал и кратеров, под усыпанным звездами небом. Черным небом, несмотря на то, что Меркурий находился на расстоянии менее половины расстояния Земли и Луны от Солнца. Вечная тень от стен полярного кратера защищала Вулканополис и его жителей от прямых солнечных лучей - солнце здесь никогда не всходило, - но даже отсюда Фэлкон мог видеть, как над каменными стенами вспыхивает его корона. Вот почему он был здесь, в некотором смысле, вот почему он пересек солнечную систему на военном корабле под названием "Ахерон". Что-то было не так с солнцем Меркурия. Во всем виноваты Машины. Прошло уже более ста лет с тех пор, как Адам объявил войну, а Говард Фэлкон все еще оставался ближайшим представителем человечества перед Машинами. И здесь, на Меркурии, была запрошена аудиенция.
   Он чувствовал себя странно отстраненным от ситуации, какой бы неотложной она ни была, как ему говорили. В последнее время это не было для него чем-то необычным. Странно отстраненным? Странно старым. Ну, прошло уже более трех столетий с его рождения; как он должен был себя чувствовать? Годы и даже десятилетия, казалось, пролетели как в тумане, не оставив почти никакого следа в его обширной, захламленной памяти. Спустя целое столетие после ультиматума Юпитера Говард Фэлкон стал дрейфовать, словно воздушный шар, в облаках неструктурированного времени.
   Но - какая бы причина ни привела его сюда - Говард Фэлкон был здесь, катясь по гравийной дорожке по поверхности еще одного нового мира. Сколько же их было сейчас? Его единственная личная первая ступень, так сказать, была на Юпитере, но стать Джоном Янгом на самой могущественной планете мира - это не то достижение, на которое можно было бы наплевать...
   Собравшись с мыслями, Фэлкон увидел, что Боровски улыбается ему, ее лицо было освещено за забралом шлема. Он попытался сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас.
   Боровски сказала: - Извините, что нам пришлось выходить через дверь грузового отсека. Это единственная подходящая дверь. Либо это, либо разобрать вас.
   Фэлкон узнал, что именно это у меркуриан считается чувством юмора. - О, я бы не стал доставлять вам хлопот. И трасса удобная.
   - Вам удобно, коммандер? Очевидно, мы не слишком вас напрягаем. Давайте.
   Внезапно она свернула на тропу, отмеченную фонарями в песчаной пыли и ведущую к горам по краям кратера, которые заслоняли солнце. В этой тени Фэлкон разглядел скопление огней: это была одна из многочисленных шахт кратера Мессенджер, где добывали сокровище, послужившее причиной для основания Вулканополиса, - водяной лед.
   Фэлкон последовал за ней с большей осторожностью.
   Меркуриан нужно было принимать такими, какими они были. Как и все обитатели миров с низкой гравитацией, они были высокими, худощавыми, часто жилистыми, но физически хрупкими - хотя считали себя исключительно выносливыми и ожидали, что инопланетяне не будут отставать от них. С другой стороны, это была, пожалуй, самая суровая среда обитания, в которой люди когда-либо пытались выжить. "День" Меркурия, равный пятидесяти девяти земным суткам, составлял две трети от его "года", состоящего из восьмидесяти восьми дней, - резонанс, вызванный приливным действием Солнца: сочетание этих факторов означало, что в любой точке экватора Меркурия, между восходом и заходом солнца наблюдались сто восемь дней сильной жары. семьдесят шесть земных дней непрерывного солнечного света, в течение которых температура на поверхности планеты становилась достаточно высокой, чтобы расплавить свинец и цинк.
   Но на этот раз природа предоставила человечеству равный шанс. Меркурий, в отличие от Земли, не имел наклона оси вращения; эта ось была направлена перпендикулярно плоскости орбиты. В результате дно кратера, расположенного точно на одном из полюсов - что в значительной степени характеризует этот кратер, Мессенджер, - вообще никогда не видело солнца. И в бесконечной тени этих кратерных стен на протяжении миллионов лет вода и другие летучие вещества, которые время от времени попадали в атмосферу с ударами комет, могли конденсироваться, собираться и замерзать. Это было основой экономики Вулканополиса. Вода из кометного льда, добываемая здесь, подавалась в экваториальные города, такие как Инферно и Прайм, которые, в свою очередь, получали энергию от солнца с помощью обширных ферм солнечных батарей.
   Боровски сказала: - Я надеюсь, Билл предупредил вас об этой небольшой экспедиции.
   - Билл? О, Дженнингс, ваш... ммм, заместитель главного администратора. В любом другом мире бедный Билл Дженнингс гордился бы званием вице-президента.
   Она рассмеялась. - Вы можете винить в этом моих предшественников. Когда в 15-м году был подписан Фобосский договор, Джек Харкер решил, что хотел бы сохранить свою прежнюю должность в Бюро межпланетных отношений. Думаю, это его позабавило. Так что "главным администратором" он так и остался.
   Фэлкону потребовалось некоторое время, чтобы провести математические расчеты; в те дни он не мог определиться с датами. После ультиматума Машин Юпитеру Земля быстро признала колониальные миры свободными государствами: Мировое правительство решило, что ему нужны более сильные союзники, чем возмущенные колонии. Конференция на Фобосе состоялась в 2315 году - дата была выбрана из-за ее связи с подписанием Великой Хартии вольностей в 1215 году, и теперь марсианские бароны любили хвастаться, что они подчинили себе земного короля. И сегодняшняя дата, 11 мая 2391 года, надолго запечатлелась в памяти Фэлкона, вызвав еще один резонанс: это была дата прохождения Меркурия, наблюдаемого с Земли. Итак, с 2315 по 2391 год...
   - Да ладно. Сделка на Фобосе была заключена семьдесят шесть лет назад!
   - Мы, меркуриане, не часто шутим. Если у нас есть что-то хорошее, мы оставляем это при себе... - Тропа резко поднималась вверх. - Вы справитесь с этим уклоном? Пока не появились машины, у нас был фуникулер для туристов - одно из семи чудес Солнечной системы, по крайней мере, так утверждала наша реклама.
   - Со мной все будет в порядке.
   - Скоро выйдем на солнечный свет. Посмотрите на свой скафандр. - Она постучала по панели у себя на груди. Передняя часть ее собственного скафандра посеребрилась, а задняя стала темной - приспособление, похожее на хамелеона, которое, как знал Фэлкон, реагировало на изменение положения, так что она всегда поворачивалась зеркальной стороной к солнечному свету, а отводящая тепло темная сторона была отвернута от него. Тем временем из ее рюкзака расправились необыкновенные крылья, так что она стала похожа на серебристую летучую мышь-переростка. Крылья были излучающими избыточное тепло панелями-радиаторами, чтобы лучше регулировать температуру.
   Фэлкон проверил свои собственные, более неуклюжие системы. Разумеется, не существовало скафандра, который подошел бы Фэлкону. Но инженеры-меркуриане, которые, как известно, с удовольствием принимали вызовы, поработали над последней модификацией его протеза-коляски, проверив целостность его основных систем жизнеобеспечения, завернув его в защитные термоодеяла и установив на его тело адаптированный набор радиаторных крыльев и других систем. Он никогда не был бы таким элегантным, как скафандр Боровски, который был результатом более чем трехвековой технологической эволюции с момента первой высадки здесь, но, как сказали ему инженеры, сохранит ему жизнь достаточно долго, чтобы добраться до укрытия, если что-то пойдет не так. Прагматичное, хотя и не совсем обнадеживающее обещание.
   И пока Говард Фэлкон был отвлечен тем, что расправлял крылья, он выбрался на солнечный свет. Его оптические экраны немедленно включились, уменьшив яркость до простого ослепления. Могучее солнце взошло над резким, изломанным горизонтом. С этой высоты Фэлкон смотрел на равнину, усеянную обломками скал, по которой тянулись длинные тени. Внешне этот мир был похож на Луну; мир, изрезанный кратерами, остатками столкновений, относящихся ко времени бурного формирования Солнечной системы. Но Фэлкон много раз бывал на Луне - по крайней мере, до того, как там появились машины, - и мог видеть существенные различия. Стены кратера казались заметно менее крутыми, что, возможно, было вызвано более высокой гравитацией Меркурия и внутренним теплом его более крупного расплавленного ядра. И Фэлкон увидел извилистую линию скал, почти как складку на ландшафте, отбрасывавшую полосу тени, внутри которой ютилось больше искусственных огней. Такие особенности, называемые рубцами, были результатом тех эпизодов, когда Меркурий, теряя свое внутреннее тепло, съеживался, отчего его кожура немного напоминала кожуру увядшего яблока.
   Над всем этим висело Солнце, диаметром больше в два раза, чем при наблюдении с Земли, и примерно в семь раз ярче. Фэлкону казалось, что он ощущает это потрясающее излияние, просто стоя здесь. Было невозможно совместить физическую силу присутствия звезды с бледностью, которую он помнил по зимним утрам своего детства в Англии, как будто тогда солнце едва собирало силы, чтобы подняться над горизонтом. Именно этот чудовищный поток энергии сделал Меркурий ключевой целью колонизации, сначала для людей, а затем и для Машин. Солнце: звезда человечества и Солнечной системы, а теперь еще и военный трофей.
   Он знал, что Боровски наблюдает за ним. Она сказала: - Знаете, многие люди просто не понимают Меркурия. Или нас, меркуриан, если уж на то пошло. Несмотря на то, что мы такая веселая компания.
   Фэлкон улыбнулся. - Я навел о вас справки. Во время переговоров на Фобосе "вспыльчивость" вашего посла была фактически сведена к минимуму.
   Она окинула взглядом свой мир камня и необузданной энергии. - Земля, знаете ли, для нас довольно чуждое место. Но с Марсом у нас есть кое-что общее. Мы тоже мечтаем о терраформировании. По крайней мере, мечтали. Вы удивлены? Это была бы большая работа. Нужно было бы защитить планету от солнечного света, увеличить ее скорость вращения, чтобы обеспечить разумный цикл смены дня и ночи, импортировать летучие вещества для океанов и атмосферы.
   - Я думал, большинству меркуриан это место нравится таким, какое оно есть.
   - Что ж, я в их числе, но следует думать о будущем. Нужно долгосрочное решение, обеспечивающее обитаемость, на случай, если наши дети забудут, как обслуживать воздушные генераторы. Во всяком случае, такова была цель.
   Фэлкон кивнул. - И вот машины, которые отнимают у вас все это.
   Боровски прищурилась, глядя на солнце, его яркий свет подчеркивал черты ее лица. - Экран еще не виден невооруженным глазом, но уже можно измерить падение уровня солнечной энергии, достигающей планеты. И можно увидеть это, немного обработав изображение: прямо перед солнцем висит что-то вроде паутины, диаметр которой немного превышает диаметр Меркурия; чертовски необычная штука, и все же, по данным наших шпионских зондов, тонкая, как паутинка. В основном это алюминий - меркурианский алюминий, и эта кража меня очень бесит.
   - Не понимаю, как щит удерживается на месте там, в космосе. На него давит солнечный свет, а гравитация Меркурия притягивает его к планете...
   Она указала назад, за его плечо. - Там, сзади, есть вторичная структура, даже больше, чем сам щит. Это зеркало, коммандер, - кольцо, круглая полоса с отверстием, через которое можно в буквальном смысле протолкнуть Меркурий.
   Инженер Фэлкон удивленно посмотрел на экран. - Таким образом, экран блокирует свет от Меркурия. Но проходящий через него солнечный свет попадает на это зеркало и отражается обратно, удерживая сам экран на месте, преодолевая силу тяжести и прямые солнечные лучи.
   - Вы поняли. Все это - один огромный двигатель, использующий гравитацию и солнечные лучи в качестве опор.
   - Хотел бы я это увидеть.
   Она рассмеялась. - Теперь вы говорите как меркурианин. Конечно, дело не только в этом. Орбита Меркурия - вытянутый эллипс, и смещающиеся солнечные и планетные приливы возмущают ее - требуется много времени для поддержания стационарного состояния. Но мы знаем, что и щит, и зеркало состоят из машин, которые по отдельности довольно умны, и множество их опять станут намного умнее. Работая сообща, их компоненты способны определять свое местоположение, компенсируя изменение баланса конкурирующих сил.
   - На данный момент большая часть солнечного света все еще проникает внутрь, но так будет продолжаться недолго; отверстия заполняются. Мои инженеры говорят мне, что заключительный этап будет очень быстрым - это соответствует природе экспоненциального роста. Через день мы увидим, как солнце погаснет. Солнечный свет, от которого мы зависим во всем, исчезнет навсегда.
   - В любом случае, приятно знать, что у нас, меркуриан, есть друзья, которые прикрывают нам спины, когда мы сталкиваемся с этим кризисом. - Она кисло взглянула на него. - Друзья с Земли. Один военный корабль. И вы.
   Он развел руками. - Мировое правительство - это громоздкое создание, которое медленно реагирует на кризисные ситуации. Но люди Земли поддерживают вас. Вот почему "Ахерон" приурочил свою миссию к сегодняшнему дню.
   Она хмыкнула. - Из-за совпадения сроков прохода.
   - Ну, это всего лишь частичный транзит, но время выбрано подходящее. - Он повернулся и указал в сторону, противоположную Солнцу. - Сегодня Меркурий находится на прямой линии между Солнцем и Землей. И если бы вы стояли на Земле, то могли бы увидеть, как тень планеты пересекает поверхность Солнца... Прямо сейчас люди по всему миру смотрят на Меркурий, смотрят на нас. Президент Сомс - большая поклонница символизма.
   - Замечательно. Но что вы, терране, собираетесь делать?
   - Все, что в наших силах.
   Фэлкон признал, что пока этого было недостаточно.
  

* * * *

   Для такого опытного игрока, как Фэлкон, было неожиданностью, когда внезапно наступил столетний юбилей ультиматума, отмеченный мрачными заголовками и аналитическими материалами.
   Но даже в эпоху, когда экстремальное долголетие становилось обычным делом, создание угрозы, которая должна была осуществиться через пять столетий - возможно, через двадцать старомодных человеческих поколений, - казалось, выходило за рамки понимания большинства людей. Это не помогло сосредоточить внимание на том, что поначалу казалось, что Машины не делают ничего более угрожающего, чем приостановка поставок юпитерианского гелия-3 и другой продукции на Землю.
   Власти, однако, отреагировали. Сатурн, второй газовый гигант Солнечной системы, быстро стал рассматриваться в качестве альтернативного источника термоядерного топлива. На родине были начаты новые грандиозные проекты. Фэлкон был очарован планами строительства космических лифтов вокруг экватора Земли, "бобовых стеблей", которые обеспечили бы скорый и дешевый доступ в космос в массовом масштабе - и дали бы быстрый маршрут массовой эвакуации, если бы до этого дошло.
   Но за кулисами сменявшие друг друга администрации принимали все более изощренные меры в ответ на ультиматум. Соглашение на Фобосе было лишь одним из шагов. Тем временем был создан новый Секретариат планетной безопасности - типичная бюрократическая реакция, люди тогда ворчали, но это заложило некоторую полезную основу.
   Однако, несмотря на все стратегическое мышление и военные игры, по мнению Фэлкона, все равно всех застало врасплох, когда спустя более ста лет после ультиматума Машины наконец-то предприняли свой первый значительный шаг, атаковав Меркурий. И это привело к предсказуемым требованиям к мировому правительству чем-то ответить в связи с этим.
   Фэлкон, сам почти не связанный с человечеством, был возмущен тем, что его в ответ втянули в тайные планы Планетной безопасности. И все же он был здесь, стоял в лучах меркурианского солнца.
   Теперь Боровски сказала: - Корабли-машины прибыли на сверхскорости. Это лучше, чем все, что у нас есть. Даже предупреждение от Космической стражи дошло до нас незадолго до прибытия авангарда. Некоторые из наших технических аналитиков считают, что у машин есть то, что они называют "асимптотическим приводом". Вы знакомы с теорией? Бросаете вещество в миниатюрную черную дыру, и, когда оно разрушается, получаете импульс энергии, который может привести в движение космический корабль. Но для того, чтобы это заработало, вам понадобится какой-то способ создания миниатюрных черных дыр...
   Фэлкон с беспокойством вспомнил рассказ Адама о машине, которую он назвал "90-й", и о радикально новой физике, которую тот придумал в темноте, окруженный вращающимся небом... Возможно, из этого и получилось что-то вроде асимптотического привода.
   Какими бы мощными ни были корабли людей, ничто не могло догнать корабли-машины.
   - Они приземлились у Инферно, - сказала Боровски. - У второго города на Меркурии, прямо посреди бассейна Калорис.
   Фэлкон кивнул. Калорис был огромным ударным кратером, который занимал большую часть одного из полушарий Меркурия. - Они должны были приземлиться там. У машин тоже есть смысл символизма - или, по крайней мере, симметрии.
   - Они начали свои строительные работы в первый же день. Мы видели это со спутников наблюдения. Их корабли просто растворились, распавшись на составные части, которые начали вгрызаться в скалу...
   - Ассемблеры.
   - Да.
   Фэлкон был знаком с теорией такого рода инженерии. Ассемблеры представляли собой репликаторы фон Неймана, разнообразные специализированные машины, которые использовали солнечный свет и минералы Меркурия для создания собственных копий: машины, которые питались планетами, подобно плотоядным бактериям. С самого начала сборщики отправляли материал в космос, чтобы построить то, что стало их грандиозным космическим строительным проектом, - солнечный щит, парящий над Меркурием. Кроме того, по пока неизвестным причинам они запускали группы зондов в космос - не в направлении Земли, а, как ни странно, к Венере.
   Боровски указала на солнце. - Все, что мы здесь делаем, зависит от солнечной энергии. И теперь Машины используют эту самую энергию для создания щита, своего оружия против нас.
   - Как вы думаете, какова их конечная цель?
   Боровски пожала плечами. - Разве это не очевидно? Машины появились здесь по тем же причинам, что и люди. Меркурий - богатое месторождение сырья, удачно расположенное как можно ближе к центру Солнечной системы. Я бы предсказала, что скоро мы увидим начало крупномасштабной добычи ресурсов, а возможно, и производства.
   Фэлкон знал Машины, но сомневался, что их амбиции будут столь ограничены.
   - Машины не причинили вреда нашим людям в Инферно. Они позволили эвакуировать детей, семьи, больных и даже доставить предметы первой необходимости. Но это будет концом Прайма, Вулканополиса, Инферно - концом всех нас.
   Фэлкон слышал ее боль и представил, как трудно, должно быть, было жестким, шумным, самонадеянным меркурианам обращаться к другим мирам, к этой обиженной матери-Земле. - Президент Сомс собирается выступить с речью позже. - Даже произнося это, он понимал, как неубедительно это звучит.
   Боровски только рассмеялась - Я же говорила вам, что была на Земле. Расскажу вам, что видела, коммандер. Я увидела мир, похожий на сад. Парк. Все эти города похожи на музеи, на восстановленных животных. Все бесплатно, - сказала она с отвращением. - Вы, терране, такие мягкотелые.
   Он вздохнул. - Возможно. Но мы поддерживаем вас.
   - Вы должны поддерживать. Потому что, если они пройдут мимо нас, то придут и за вами. - Она взглянула на солнце, закрытое паутиной, которую никто из них не мог видеть. - Мы закончили. - Она развернулась на каблуках и повела его обратно по тропинке в кратерной горе, в тень.
   Позже в тот же день Фэлкону пришло сообщение, за которым последовал заказ на суборбитальный шаттл. Адам согласился встретиться с ним в бассейне Калорис.
  

34

  
   Оказалось, что машины тоже искали укрытие от свирепого солнца Меркурия, когда могли его найти. В Калорисе Фэлкона направили к тени одной из складок, которая вилась по разрушенной поверхности большого ударного кратера. По причинам, затерявшимся в астрономических знаниях, эти похожие на скалы складки были названы картографами, которые ломали голову над изображениями, полученными с первых беспилотных зондов, отправленных на Меркурий, в честь исследовательских кораблей, таких как "Бигль" и "Санта-Мария". Эта традиция продолжилась, когда люди побывали здесь лично.
   Таким образом, Говарда Фэлкона направили в тень горного склона под названием Кон-Тики.
  

* * * *

   Фэлкон встретил Адама на поверхности, вдали от аппарата. Машина стояла в тени, тихая и неподвижная, освещаемая только солнечным светом, отражавшимся от раскаленных скал.
   - Итак, мы снова встретились, - начал Фэлкон. - Лицом к лицу. Так сказать.
   Адам по-прежнему молчал. Его последнее физическое тело лишь отдаленно напоминало гуманоидную форму, созданную с использованием передовых технологий. Его ноги представляли собой переплетение пружин и амортизаторов; торс был цилиндром, покрытым панелями доступа; руки были снабжены гибкими суставами и манипуляторами, похожими на когти. Его голова теперь представляла собой открытую раму, снабженную искусственными глазами, ушами и даже ртом, окружавшую пустое пространство. По сравнению с этим дизайном шикарная статуэтка Оскара, на которую был похож сам Фэлкон, казалась доисторической.
   Но Адам протянул руку. Фэлкон протянул в ответ свой протез, и металлическая лапа Адама обхватила его руку. Они стояли так, словно были прижаты друг к другу, ладонь к холодной ладони.
   Адам улыбнулся, жутковато искривив губы. - Простой жест, но со множеством значений, Фэлкон. Вы, люди, ходите в тумане символов.
   - Ты тоже, - парировал Фэлкон. - Стоять здесь, под скалой под названием Кон-Тики, - это не мой выбор.
   - Ах, да. Я бы хотел, чтобы здесь увековечили память о твоем знаменитом судне, а не о каком-нибудь океанском судне еще более раннего возраста, чем твое. Тем не менее, мне пришла в голову мысль о связи. - Он взглянул на положение солнца. - Но ты выбрал для этой встречи день прохождения Меркурия. Еще один символический акт.
   - Не будет преувеличением сказать, что надежды по крайней мере двух миров - двух человеческих миров - связаны с этой встречей между нами. Почему бы не выбрать такой день? И как только передача закончится, все внимание будет сосредоточено на речи, которую произнесет президент Сомс после того, как мы здесь закончим.
   - Надеюсь, что у нее готовы два варианта. Хорошие новости и плохие новости.
   Это заставило Фэлкона улыбнуться. - Я говорю людям, что у тебя есть чувство юмора, Адам. Мне никто не верит.
   - Скажи мне, зачем ты сюда пришел.
   - Ты знаешь почему. Меня попросили поговорить с тобой о ваших действиях на Меркурии. В частности, о строительстве "солнечного щита", которое невозможно расценить иначе, как акт агрессии по отношению к меркурианам и, в соответствии с договорами о взаимной защите, по отношению ко всему человечеству. И ты знаешь, почему это я.
   - Я благодарен тебе за все, что ты сделал для меня - для нас. За твое руководство в наши первые дни. Но те времена давно в прошлом. Кстати, я совершил ошибку, когда решил называть тебя "отец". - Адам склонил голову набок. - Я не хотел... огорчать тебя. Но это подразумевало связь, которой на самом деле никогда не было.
   - Мне жаль, что ты так думаешь, - сказал Фэлкон с искренним сожалением, хотя Машина имела в виду разговоры, которые происходили столетия назад. - Не слишком ли поздно для человечества на Меркурии, Адам?
   - Мы преследуем цели, выходящие за рамки поражения человечества.
   Это пренебрежительное предложение заставило Фэлкона похолодеть, несмотря на то, что он стоял здесь, на жаре Меркурия. - Меркуриане думают, что вы намерены завладеть солнечной энергией и ресурсами Меркурия, чтобы использовать их для инженерных проектов.
   - Другими словами, делать то, что они делали. Как ты думаешь, почему мы здесь, Фэлкон? Из всех людей, с которыми я сталкивался, ты тот, кто, когда захочет, думает почти как Машина.
   - Скорее, когда я ничего не могу поделать с собой.
   Адам рассмеялся, и этот звук показался Фэлкону более реалистичным, чем тот, что он слышал раньше.
   - Давай не будем играть в игры. Что вы будете делать здесь?
   Адам поднял лицо к темному небу и постучал пальцем по виску. - Ты создал нас такими, Фэлкон. По своему образу и подобию. Мы разумные существа размером с человека, но с ограничениями человеческого роста. Это было все, что ты мог себе представить. Теперь мы используем ваше наследие как кирпичик для строительства чего-то гораздо более грандиозного. Мы объединимся... Мы создадим разум, превосходящий любую Машину, так же как ваш собственный мозг превосходит один-единственный нейрон.
   - Раньше ты никогда не хвастался, Адам.
   - Что ж, мне есть чем похвастаться.
   - Почему на Венере?
   - Ты имеешь в виду, зачем мы послали туда ассемблеры? Это следующая логичная цель. Я полагаю, что на южном полюсе есть небольшое поселение людей, которое легко эвакуировать.
   Фэлкон знал, что экипаж базы "Афродита" уже вывезен с планеты на Цитерию-1, главную космическую станцию с экипажем на Венере. - Вы не люди, но и не бесчеловечны. Вы проявляете заботу о безопасности ученых на "Афродите", разрешаете эвакуацию на Меркурии. Помнишь мои собственные усилия, направленные на то, чтобы вы, машины, были признаны законными лицами (не являющимися людьми)? Тогда мы уважали ваши права...
   - Я думаю, что твои меркурианские друзья отвергли бы разговоры о правах как легкомысленную глупость, потакающую своим желаниям. Я пришел сюда, потому что ты попросил об этом, Фэлкон. Но переговоры невозможны. Эта дискуссия больше не имеет смысла. - Он отвернулся.
   Фэлкон крикнул: - "Ахерон" здесь. В этом нет ничего легкомысленного.
   Не оборачиваясь, Адам сказал: - На самом деле, это первое осмысленное заявление, которое ты сделал. - И он углубился в тень, скрывшись из виду.
  

35

  
   - Меня зовут Маргарет Сомс. Я пятьдесят шестой президент Мирового правительства. Я обращаюсь к вам из Юнити-Сити - обращаюсь к вам, где бы вы ни находились, на Земле, в космосе, на одном из союзных миров от Меркурия до Тритона. Я также обращаюсь к обществам Машин на Меркурии, Юпитере, астероидах и в поясе Койпера. И в этот знаменательный день - в день, когда мы с семьей сидели в саду нашего дома здесь, на Бермудских островах, и я наблюдала благодаря телескопической проекции, как тень самого Меркурия скользит по лику Солнца, - не могу найти лучшего способа начать свое выступление, чем рассказать о гораздо более важных вещах, более значимой фигуре, чем я, моем предке, умершем более четырех столетий назад...
  

* * * *

   Укрывшись в бункере под Вулканополисом вместе с главным администратором Боровски, ее заместителем Биллом Дженнингсом и другими высокопоставленными лицами правительства планеты, Говард Фэлкон был свидетелем короткой войны за Меркурий.
   На самом деле все началось с внезапного нападения самих меркуриан.
   За последние несколько часов небольшой флот Машин, состоящий из кораблей с асимптотическими двигателями - открытых в космос корпусов, набитых Машинами и другим оборудованием, - начал низко летать над Вулканополисом и другими значительными поселениями меркуриан. Но они не прошли незамеченными. Поверхность Меркурия была пронизана масс-драйверами - рельсами, по которым пакеты с сырьем, добытым в горных породах, регулярно выбрасывались с помощью электромагнитных пращ, приводимых в действие яростным солнечным светом, из гравитационного колодца планеты в пункты назначения по всей Солнечной системе. Теперь, в ходе синхронной атаки, основанной на наблюдениях за несколько повторяющимися движениями кораблей-машин, масс-драйверы выбросили завесу из камней и пыли, эти пули, тщательно замаскированные с помощью стелс-технологии, были едва заметны.
   И корабли-машины очертя голову бросились на зенитный огонь. Столкновения продолжались всего несколько секунд. Позже было подсчитано, что не менее десяти процентов машин-кораблей были тут же выведены из строя. Некоторые из них даже разбились, оставив на поверхности Меркурия новые кратеры, которые на короткое время засветились.
   Но не успели стихнуть радостные возгласы наблюдателей в Вулканополисе, как уцелевшие корабли-машины отступили, собрались в новые формирования и в ответ начали постоянную блокаду объектов человечества на планете: ледяных шахт, масс-драйверов, даже драгоценных солнечных электростанций, оставив целыми только обитаемые корпуса.
   Теперь по бункеру быстро распространились новые слухи. "Ахерон" направлялся к Калорису, готовясь к битве.
  

* * * *

   - Вы поймете, почему я стала кем-то вроде любителя, изучающего жизнь и карьеру моего далекого прадеда. На самом деле моя фамилия происходит от дочери премьер-министра, Мэри, моей прародительницы по мужу. Она сама участвовала в ужасной мировой войне, за которую больше всего помнят ее отца, а после окончания войны работала его ассистенткой на важных встречах на высшем уровне с Рузвельтом и Сталиным, встречах, которые сформировали мир на следующие полвека или более.
   - Я осмеливаюсь мечтать, что он был бы горд узнать, что когда-нибудь один из его потомков исполнит роль демократически избранного президента объединенного мира.
   - И именно из одной из самых известных речей Черчилля я черпаю сейчас свое вдохновение для речи, которую произношу в момент, столь же опасный для всего человечества и для наших идеалов, каким был самый мрачный час войны, с которой он столкнулся...
  

* * * *

   "Ахерон" считался единственным по-настоящему мощным космическим кораблем Земли. Возможно, это заслуга современного человечества, что до ультиматума Юпитера такие технологии никогда всерьез не разрабатывались. И даже когда был выдан заказ на его строительство и проекты были согласованы, потребовалось некоторое время на модернизацию верфей на околоземной орбите и в порту Деймос, чтобы построить такое судно.
   И все же он был здесь, приближаясь к Меркурию, в то время как длинная тень этой планеты отклонялась от Земли после прохождения. Это была грубая "гантель", классический дизайн всех межпланетных кораблей человека со времен кораблей класса "Дискавери", один из которых впервые доставил Фэлкона к Юпитеру. И корабль направился прямиком к машинному комплексу в самом сердце бассейна Калорис.
   Его встретила флотилия кораблей-машин, меньших по размеру, более маневренных, но менее тяжело вооруженных и бронированных. Фэлкон наблюдал с помощью различных камер, как корабли-машины приближались к военному кораблю и один за другим рассыпались, как опаленные мотыльки.
   Администратор Боровски присвистнула. - Как, черт возьми, они это делают?
   - Рентгеновские лазеры, - сказал Фэлкон. - Одноразовое оружие, каждое из которых работает от небольшого ядерного взрыва. Я побывал на "Ахероне", и мировые аэрокосмические силы поделились несколькими своими секретами. Очень мило с их стороны.
   Теперь из другой части лагеря донеслись радостные возгласы. Это была еще одна попытка самих меркуриан - и на этот раз целью был сам экранирующий солнце щит. Грузовые суда, нагруженные мощным кумулятивным ядерным оружием, которое меркуриане использовали на протяжении многих поколений, чтобы проделывать шахты в неподатливой почве своего мира, вырвались из подземных загонов. Несмотря на ожесточенное сопротивление со стороны боевых машин, большинство этих самодельных ракет все-таки прорвались - и, следя за ходом битвы в небе с помощью различных датчиков, Фэлкон убедил себя, что видит пробоины на тщательно обработанном изображении щита и видит яркое солнце за ним.
   Но такие раны на щите диаметром в пять тысяч километров были всего лишь булавочными уколами, и быстро поступили сообщения о том, что рабочие машины устраняют повреждения почти сразу же после их нанесения.
   И теперь все ахнули, увидев изображения последних действий в Калорисе.
   Фэлкон обернулся и увидел, что "Ахерон" включил свою главную двигательную установку - термоядерный двигатель, встроенный в более тяжелый из двух концов его конструкции. Но он не удалялся с ускорением от планеты; он стоял на двигателе, перемещая его по поверхности Меркурия, используя раскаленную водородно-гелиевую плазму самого двигателя в качестве паяльной лампы. Изумленный и испуганный Фэлкон увидел, как вспыхнули и расплавились укрытия и тайники с оборудованием Машин.
   Но Машины ответили, применив еще более мощное оружие.
   - Непобедимое солнце! - выругался кто-то. - Посмотрите на щит! Посмотрите на щит...!
  

* * * *

   - Что, несмотря на то, что мы уже видели, как человечество было изгнано из значительной части солнечной системы, и даже несмотря на то, что сегодня Свободная республика Меркурий может попасть во власть государства Машин, мы не сдадимся и не потерпим неудачу. Мы пойдем до конца. Мы будем сражаться на лунах и планетах Солнечной системы, будем сражаться в космосе с растущей уверенностью, будем защищать родной мир человечества, чего бы это нам ни стоило...
  

* * * *

   Фэлкон понял, что щит был чем-то большим, чем пассивной защитой от солнечного света. Это было облако из триллионов машин, поддерживающих интенсивную и непрерывную связь. Щит представлял собой разумный рой, коллективно превосходящий человека настолько же, насколько человек превосходит отдельную клетку. Он подозревал, что многие люди и представить себе не могли, что Машины способны на такие подвиги.
   Теперь рой проявил волю. Щит изогнулся, его координация была идеальной на расстоянии пяти тысяч километров, превратившись из солнцезащитного козырька в фокусирующую линзу.
   И сто тысяч тераватт солнечной энергии хлынули на поле битвы на Калорисе.
   "Ахерон" был главной целью, и даже мощная защита линкора сломалась под этим сокрушительным натиском. Но фокусировка на таком огромном расстоянии не могла быть идеальной, и ослепляющее излучение попало на машины и их оборудование, а также на и без того перегретую поверхность. Фэлкон увидел, как сердце Калориса превратилось в озеро расплавленной породы, в которое начали погружаться обломки "Ахерона".
   Затем умирающий корабль отдал последние силы.
   Любая система визуализации, находящаяся поблизости, была немедленно выведена из строя. Таким образом, Фэлкон наблюдал изображения, переданные из космоса: ослепительно белый пузырь, поднимающийся из-под поверхности; волна лавы, прокатывающаяся по истерзанной поверхности Калориса; огромные вспышки молний в атмосфере испаряющейся породы.
   Все было кончено. Величайшее оружие человечества было развернуто и израсходовано, а грандиозный проект "Щит", созданный машинами, был почти не затронут.
   Ошеломленную тишину в Вулканополисе нарушила Сьюзен Боровски. - Пора паковать чемоданы, ребята.
  

* * * *

   - И если, во что я ни на секунду не поверю, ультиматум Юпитера будет исполнен и этот прекрасный мир будет порабощен и будет голодать, тогда наши силы за пределами Земли продолжат борьбу, пока, в свое время, новые миры со всей их мощью не выступят на помощь и освобождение старого...
  

* * * *

   Фэлкон остался, чтобы сделать все возможное для координации эвакуации, в основном на Марс.
   Затем он удалился, стремясь к уединению, в свою знакомую старую каюту в Порт-Ван-Аллене. Снова погрузился в размышления, учебу и неторопливое общение со скоростью света с различными друзьями и другими контактами по всей солнечной системе.
   Удалился, чтобы понаблюдать за медленным, но продолжающимся развитием великой трагедии, вызванной ультиматумом Юпитера.
   Как он и подозревал, планы Машин для Меркурия превосходили любые человеческие амбиции - превосходили все, что мог вообразить даже сам Фэлкон.
   Людям нужны были миры. Машинам миры были не нужны. Чего они жаждали, так это материала, из которого были сделаны миры. В конце концов, демонтировать планету было проще простого. Нужно было только преодолеть связывающую энергию планеты - по сути, вытащить все фрагменты планеты из ее собственного гравитационного колодца. И близко к Солнцу было полно энергии для этого.
   Сообщества людей смотрели на это с ужасом. Но Фэлкон вспомнил, как он видел объекты пояса Койпера, которые человечество разбирало на куски, кусок за куском. Разве они тоже не были мирами?
   И назначение Машин для Меркурия, если разобраться, казалось замечательным. Планета представляла собой сгусток материи, большая часть которой была недоступна и непригодна для использования, единственной полезной функцией которой было создание стабильного гравитационного поля. Теперь машины взяли мертвую материю Меркурия и превратили ее, по сути, в копии самих себя. В великого Хозяина, как и хвастался Адам.
   Фэлкон коротал годы, просто наблюдая, как собирающаяся стая кружит вокруг солнца, подобно великой стае перелетных птиц, испытывая свои новые силы и, как он видел, наслаждаясь новым опытом.
   Действительно, Хозяин.
   Но оболочка, которая теперь полностью закрывала солнце, значительно сократила поступление солнечного света во все уцелевшие миры Солнечной системы. На Земле древние ледники заскрипели, зашевелились и начали спускаться с полюсов, с гор. Глобальная цивилизация изо всех сил пыталась отреагировать.
   По мере того, как проходили суровые десятилетия, происходили политические расколы. Крупные секретариаты Мирового правительства начали действовать как независимые вотчины, а некоторые даже создавали частные армии. И были акты сознательного протеста, акты террора. Один чудовищный орбитальный взрыв, уничтоживший значительную часть драгоценного хранилища цифровой памяти человечества - преднамеренный поджог библиотеки, - казалось, ранил самого Фэлкона, повредив сознание, которое, по-видимому, было все теснее связано с более широкими запасами интеллекта и памяти.
   Даже в этот мрачный век Хоуп Дони продолжала посещать Фэлкона, выходя из тумана прошлого, - визиты, которые знаменовали собой прошедшие десятилетия.
   И однажды она принесла ему странную информацию, обрывок, полученный от какого-то удаленного зонда с Земли, наблюдавшего за тем, как Хозяин завершил потребление Меркурия. Он заметил нечто, похожее на другого наблюдателя, возможно, зонд неизвестного происхождения. Это был черный куб, примерно метр в поперечнике. И, как отметила Хоуп Дони, а Фэлкон постепенно разглядел на зернистых изображениях, на его боку было грубо, словно от руки, написано что-то вроде имени. Говард Фэлкон-младший.
   Ни Хоуп, ни Фэлкон не знали, что с этим делать. Но Фэлкон, глубоко потрясенный, вспомнил загадочное последнее послание Орфея и начал задаваться вопросом, есть ли другие глаза, другие умы, неограниченные в пространстве и независимые от времени, наблюдающие за ходом этих тревожных десятилетий.
  

* * * *

   После Меркурия прошло более полутора столетий, прежде чем нога Говарда Фэлкона снова ступила на какую-либо планету - прежде чем он откликнулся на призыв отправиться на Марс.
  

36

  
   Фэлкон в качестве эксперимента катался взад-вперед, испытывая при низкой гравитации свои новейшие надувные шины на красноватой почве, слабо поросшей редкой травой. Это было похоже на пляж, подумал он, на траву в дюнах, хотя прошло очень много времени с тех пор, как Говард Фэлкон был где-либо на пляже. И он был так близко к зарослям дуба и сосны, что в воздухе, проникавшем через его маску для лица, в его синтетические легкие, ощущал запахи леса, смолы, перегноя из листьев.
   Он огляделся. Солнце стояло высоко в высоком голубом небе, кое-где усеянном белыми полосатыми облаками. Было утро, значит, солнце было на востоке, и, следовательно, пологий склон, по которому он намеревался подняться, лежал на юг, подальше от деревьев.
   Что имело смысл, поскольку это был северный склон горы Олимп. Фэлкон много раз бывал здесь раньше - фактически первый раз еще до полета на "Кон-Тики". Раньше все было не так.
   Его спутниками были молодой человек худощавого телосложения, с широкой грудью, одетый в стеганый комбинезон, перчатки и маску, сквозь которую виднелось спокойное лицо, - высокий молодой человек, и среди этих новых поколений марсиан даже Фэлкон иногда чувствовал себя в тени, - и женщина, безмятежная, но все же слишком и слишком хрупкая. Это была Хоуп Дони, теперь ей было практически столько же лет, сколько Фэлкону, и те несколько десятилетий, что разделяли их, были почти несущественны по сравнению с тем временем, которое они оба пережили. Негодование, которое Фэлкон испытывал по этому поводу, было совершенно нелогичным, но, тем не менее, он чувствовал его.
   Этого человека звали гражданин второго класса Джеффри Пандит. Он был государственным служащим, работавшим в Порт-Лоуэлле, и на следующие нескольких дней представлял марсианское правительство. Теперь он улыбнулся Фэлкону. - Надеюсь, вы правильно обработали свои шины. - Он пнул рыхлую, ржавую почву. - В этой грязи все еще много едкой химии, даже после трех столетий терраформирования. Мы же не хотим, чтобы вас остановило на полпути к вершине горы, сэр.
   - Я бы никогда этого не пережил.
   Хоуп улыбнулась. - Итак, что ты чувствуешь, Говард? Для кого-то это было бы обыденной сценой, но не для тебя. В эти дни ты проводишь все свое время в космосе. Меркурий был... больше века назад?
   - Более чем, мэм, - пробормотал Пандит. - Сейчас 567 год после первого шага на Марсе...
   - Значит, прошло сто шестьдесят два года.
   Фэлкон поморщился. Так много?
   - Большую часть из которых ты провел в Порт-Ван-Аллене. Это огромное ржавое колесо...
   - Это комфортабельный отель. Мне нравится жить в здании, которое старше меня, и которое не так-то просто найти в наши дни. И из него открывается потрясающий вид. Кроме того, на большей части Земли довольно холодно со времен Малого ледникового периода.
   - Что ж, сэр, с Олимпа вам откроется потрясающий вид, - смягчился Пандит. - В конце концов, на вершине.
   - И - приземленный, Хоуп? - сказал Фэлкон. - Деревья, голубое небо, пологий склон, по которому можно подняться - на Марсе? Я думаю, все это казалось бы обыденным, если бы на нас не было этих чертовых масок. Обыденным, если бы те дубы не были высотой в сотню метров.
   Пандит ухмыльнулся. - Еще пара столетий, и мы сможем обходиться без масок, по крайней мере, в местах невысоко над уровнем моря. Эллада, например. Ммм, хотите, я сделаю пару снимков?
   - Черт возьми, нет. Я не турист. И мой визит не совсем секретный, но Секретариат безопасности дал понять, что я не должен об этом кричать. - Фэлкон посмотрел вверх по склону; Олимп был таким огромным, но в то же время таким пологим, что его вершина была скрыта за близким марсианским горизонтом - скрыта изгибом шара планеты. - Я здесь из-за того, что происходит там, в кальдере.
   - Проект "Желудь", - сухо сказала Хоуп Дони.
   - Это, пожалуй, все, что мы о нем знаем, - сказал Фэлкон.
   Пандит заколебался. - У нас есть последний шанс изменить ваше мнение. Подъем будет пологим, сэр. Люди говорят, что Олимп - самое неприглядное зрелище в Солнечной системе. Но до вершины еще триста километров, и к тому времени, как вы туда доберетесь, почти полностью окажетесь над атмосферой. Вы уверены, что хотите прогуляться пешком?
   Фэлкон вздохнул. - Вы забываете, что я не старый человек, Пандит. Я старый паровоз. Но все еще могу взобраться на холм быстрее, чем любой человек мог бы пройти пешком. И, кроме того, если я, так сказать, пойду пешком, то, возможно, у жителей "Желудя" будет больше шансов пропустить меня. - Он посмотрел на пустой склон. - Вы знаете ситуацию. Мелани Спрингер-Сомс и ее группе с трудом удавалось скрывать свою деятельность от спутников наблюдения. У них там настоящая колония. Но они отказываются от любых попыток вступить в контакт, и в единственном опубликованном ими заявлении утверждали, что установили своего рода "защиту". Ну, я знаю Спрингеров с тех пор, как прадедушка Мэтт красовался на Плутоне, и именно поэтому Порт-Лоуэлл попросил меня приехать сюда. Это ставка на мой уникальный статус, и это не первый раз, когда меня используют подобным образом: ставка на то, что, хотя они могут остановить других, возможно, не остановят меня.
   Дони сказала: - Все это звучит чертовски нелепо.
   - Возможно, но это политика Планетной безопасности: по возможности мирными средствами. Так было заведено со времен Меркурия. И, несмотря на то, что надежды мало, если все пойдет не так, что они потеряют? Одного старого ржавого робота.
   Дони фыркнула. - Я потребую компенсацию за утиль.
   - Тогда, если мы делаем это... - Пандит порылся в кармане своего комбинезона и достал желудь, толстый и здоровый. - Для меня большая честь сопровождать вас, коммандер. Моя семья бережно хранит историю о встрече моего предка с вами на Юпитере.
   - Я хорошо это помню. Никола была достойной противницей.
   - Вы знаете, желуди на Марсе по-прежнему очень ценны. Уменьшение количества солнечного света также повлияло на нас, когда мы пытались ускорить терраформирование. Мы выращиваем желуди, а не разбрасываем их. Но те из нас, кто живет на Марсе и хочет только мирного будущего и процветания планеты после завершения программы "Эос", хотели бы передать вам это, сэр. В знак наших добрых пожеланий в связи с этой миссией.
   Фэлкон осторожно взял желудь когтистой рукой, которая могла раздавить его за микросекунду. - Я буду беречь его.
   Пандит взглянул на хронометр. - Давайте воспользуемся тем, что осталось от этого дня. - Он оглянулся на ровер, который доставил группу Фэлкона из Порт-Лоуэлла в Синус Авроры, по-прежнему величайший город Марса. Дони проделала свой собственный путь по Марсу, совершив посадку в Порт-Скиапарелли в Тривиуме Чаронт. - Сэр, я буду сопровождать вас всю дорогу на ровере со своей командой.
   - Что ж, надеюсь, у вас на борту есть набор для ремонта, - сказала Дони.
   - Хоуп...
   - И, по крайней мере, в течение первых нескольких часов, Говард, ты будешь идти в достаточно спокойном темпе. Потому что я буду идти с тобой. - Она подняла небольшой чемоданчик. - Пришло время для твоей пятилетней проверки, коммандер Фэлкон. И если ты думаешь, что сможешь избежать этого, взобравшись на самый большой из существующих вулканов, то тебе стоит задуматься еще раз.
   - Да, доктор, - покорно согласился Фэлкон.
  

37

  
   Когда они начали подъем, то пошли по своего рода тропе, представляющей собой не более чем цепочку следов от шин роверов и ботинок, но свидетельствующей о том, что этим путем раньше проезжали другие, а многие и поднимались пешком.
   Хоуп шла уверенно, ее худощавая фигура казалась на удивление крепкой. - Держу пари, это сделал Мэтт Спрингер. И по той же причине, по которой, как он утверждал, отправился на Плутон. Вы помните? "Потому что он там!"
   - Ну, он украл эту фразу. И ты собираешься говорить всю эту чертову дорогу?
   - А ты бы хотел, чтобы я это делала?
   - Я бы хотел, чтобы ты разыграла свою роль Спящей красавицы и заснула еще на сто лет.
   Она погрозила ему пальцем в перчатке. - Послушай, Говард, это дешевый прием. Гибернакула в наши дни - вполне респектабельный вариант. С клинической точки зрения это всего лишь комбинация глубокой заморозки, нацеленных препаратов и электронаркоза, которая является не чем иным, как усовершенствованной версией снотворных, которые ты используешь уже пятьсот лет. И я была рада воспользоваться этим вариантом. В конце концов, некоторые из моих имплантов старше, чем у большинства ныне живущих людей.  Я намерена посвятить оставшиеся мне дни тому, чтобы сопровождать тебя в твоем собственном путешествии во времени. Кроме того, насколько хорошо ты спишь в последнее время? - Она оставила этот вопрос без ответа. - Давай, я проведу анализы. Ты ничего не почувствуешь. - И пока они шли дальше, она прикрепляла датчики к его обнаженной коже и вглядывалась в мониторы.
   Он терпел это, сердито глядя на ходу. Как и в первые дни после аварии, он предпочитал держать свое физическое состояние при себе.
   Но, как ни странно, ему было больше пятисот лет. Его механическая оболочка подверглась многочисленным модернизациям, а уцелевшее ядро его нервной системы было значительно подлатано с помощью процедур омоложения и регенерации, все это оплачивалось медленно растущими трастовыми фондами и теми подразделениями Мирового правительства, которые иногда находили Фэлкона полезным или, возможно, забавным. Но он был способен чувствовать дискомфорт, усталость и, да, боль - слабую, глубокую внутреннюю боль. Время от времени он принимал обезболивающие, но, несмотря на настойчивые просьбы Дони, никогда бы не подумал о том, чтобы найти способ полностью избавиться от этого ощущения. Он считал боль пережитком своей человечности.
   - Итак, - сказала она, продолжая работать, - ты снова играешь в миротворца.
   - Или пытаюсь. Я мало что хорошего сделал на Меркурии, когда в последний раз выходил из своей пещеры отшельника.
   - Как будто это все твоя вина. Это то, что ты чувствуешь?
   - Разве это не логично?
   - Не совсем. Мы с тобой действительно принадлежим к уникальному поколению, Говард. Первое бессмертное поколение в истории человечества. И в этом весь смысл - если бы мы умерли после нормальной жизни, то никогда бы даже не увидели, как развивалась история. Но с тех пор сменились целые поколения, и у них был шанс сделать свой собственный выбор. Ты не можешь чувствовать себя ответственным.
   - Это сделал Том Битторн.
   - Битторн? О, генетик, ответственный за развитие шимпов. Я читала о его самоубийстве. Я даже не подозревала, что он все еще жив.
   - Он давно скрылся, когда были признаны права Панов. В противном случае столкнулся бы с судебными исками.
   Она сложила свой пакет с датчиками. - С медицинской точки зрения у тебя все так хорошо, как я и ожидала, или так же плохо, в зависимости от того, как ты на это смотришь. Но прежде чем я вернусь в спячку, ты позволишь мне провести надлежащее обследование у Пастера. И еще, Говард...
   - Да?
   - Ты не можешь вечно нести человечество на своих плечах. - Она постучала костяшками пальцев по его стальной нагрудной пластине. - Даже ты недостаточно силен.
   - Здесь земля немного неровная. - Он протянул руку. - Держись за меня.
  

* * * *

   Как только Хоуп повернула обратно, Фэлкон молчал почти весь оставшийся день "прогулки". Пассажиры ровера тоже почти не разговаривали, как будто они были в восторге от человека-паровоза, совершавшего это замечательное путешествие. Пандит действительно уводил его от очевидных препятствий, таких как особенно глубокие кратеры, образовавшиеся на склоне вулкана, но Фэлкон предпочитал принимать решения самостоятельно. Это была не просто гордость: если ровер выйдет из строя, ему, возможно, придется повторить этот путь без поддержки.
   Недостойное негодование, которое он так часто испытывал в обществе Хоуп, вскоре прошло. И пока Фэлкон в тишине поднимался в разреженный воздух и густеющую синеву марсианского неба, он обнаружил, что его душа открывается навстречу спокойствию.
   Несмотря на то, что Хоуп сопровождала их в течение первых нескольких часов, они проехали почти сотню километров, когда Пандит объявил привал на ночь.
   На привале Фэлкон огляделся по сторонам. Он прошел треть пути до вершины этого величайшего из всех вулканов, но масштабы были слишком велики, чтобы он мог разглядеть что-либо большее, чем часть огромного склона Олимпа. Даже пологий склон не был заметен. И когда на западе сквозь сгущающиеся облака показался яркий закат, ему показалось, что он находится где-то в высокогорной пустыне - возможно, на Альтиплано в Южной Америке.
   - Я вижу, дубы остались позади.
   - И сосны, и трава, да, сэр, - отозвался Джеффри из ровера. - Мы уже довольно высоко - на десять километров выше среднепланетной отметки - высота атмосферы составляет около одиннадцати километров, так что давление воздуха уже меньше половины того, что было на среднем уровне. Здесь вы найдете немного лишайников и мхов, но больше ничего пока нет.
   Олимп с группой могучих вулканов, частью которых он был, находился в провинции Тарсис, огромной выпуклости в марсианской коре, которая всегда будет выходить за пределы атмосферы, независимо от того, насколько плотным станет воздух в будущем. "Как странно выглядел бы полностью терраформированный Марс, - подумал Фэлкон, - лунный ландшафт с кратерами, каньонами и вулканами, устремившимися в космос, в мгновение ока усеянный голубыми озерами и клочками зеленого леса"...
   - Есть причина, по которой мы остановились именно здесь?
   - Вообще-то, да, сэр. Если посмотрите направо, то увидите, что мы немного отклонились от тропы...
   Это был монумент, кусок базальта, очевидно, высеченный в толще Олимпа и аккуратно обработанный, предположительно лазером. Высота памятника составляла немногим более метра.
   Фэлкону пришлось наклониться, чтобы прочитать надпись. - Я не слишком хорошо умею наклоняться, - сказал он Джеффри. - Я - чудо инженерной мысли викторианской эпохи. А нельзя было сделать его немного выше?
   - Да, но он не предназначен для вас, сэр. Правительственный комитет, который все это затеял, выразил надежду, что когда-нибудь сюда придет еще больше таких, как он, - так сказать, новое поколение. Это предназначено для них.
   - Таких, как он?
   - Убедитесь сами, сэр.
   И Фэлкон увидел надпись. Это было надгробие. Здесь был похоронен Эшу 2512а, родившийся в Элладе в 526 году ППШ, в 2512 году н.э.; умерший в Порт-Лоуэлле в 555 году ППШ, в 2541 году н. э.
   - Супершимп.
   - Я подумал, вам будет интересно это увидеть, учитывая вашу связь с Панами. Это все часть вашей легенды. Я имею в виду...
   - Все в порядке, Джеффри. Знаю, я тоже разрушающийся памятник. Так что он был последним из них.
   - Да, сэр...
   Фэлкон просмотрел историю шимпов, когда узнал о смерти Битторна. Оглядываясь назад, можно сказать, что создание независимого государства шимпов в африканских лесах, одно из первых действий нового Мирового правительства в двадцать первом веке, стало кульминационным моментом в саге о Панах. Всего через несколько поколений их численность начала сокращаться. Считалось, что причины кроются в генетике: последствия неуклюжего вмешательства Битторна и других ученых, которое должно было сделать шимпов менее уязвимыми к воздействию низкой или нулевой гравитации - или даже высокой гравитации - такие, как потеря костной массы и проблемы с балансом жидкости. Шимпы, ловкие, сильные и хорошие альпинисты, были признаны полезными работниками за пределами планеты, и в то время такие усовершенствования казались коммерчески выгодными. Еще более разрушительным было фрагментирование интеллектуального потенциала последующих поколений, поскольку поспешная нейронная перестройка, проведенная Битторном, дала сбой.
   В последние дни жизни марсианское правительство сделало щедрый жест, предложив разместить столько выживших шимпов, сколько пожелает, в специально построенном отдельном комплексе в бассейне Эллады, самой низкой точке Марса; возможно, сила тяжести, составляющая одну треть от силы тяжести на Земле, будет более благоприятной для неуклюже измененной анатомии шимпов, чем любая из крайностей земной гравитации или микрогравитации космоса. Колония никогда особо не процветала, но просуществовала несколько поколений.
   - Но теперь все кончено, - сказал Фэлкон.
   - Моя мать привела меня сюда, чтобы я увидел это, сэр. Она вспомнила Эшу перед его смертью.
   - Так почему же памятник установлен на Олимпе?
   - Последние несколько лет Эшу был одинок. Последний из рода Панов. И он пытался сделать то, чего не удавалось ни одному другому Пану, просто чтобы сказать, что его вид достиг этого. Восхождение на Олимп было одним из них. Отсюда и этот знак.
   - Это стильный штрих: список достижений для целой расы.
   - Я просто надеюсь, что люди будут вести себя так же хорошо, как Пан, если ультиматум Юпитера будет выполнен.
   Фэлкону нечего было на это сказать.
   - И еще кое-что, коммандер. Памятник шимпу содержит несколько индивидуальных посланий. Конкретные люди, перед которыми шимпы чувствовали себя в долгу. Возможно, стоит проверить, сэр. Я имею в виду, вам.
   - Хм. - Фэлкон вспомнил крушение "Королевы Элизабет IV", славную историю, которая сама по себе превратилась в легенду - и которую иногда он сам едва помнил, или, как в истории, рассказанной и пересказанной заново, казалось, что это случилось с кем-то другим, - но он спас по крайней мере, жизнь одного работника-шимпа. - Индивидуальное послание?
   - Вам просто нужно прикоснуться к памятнику - он почувствует контакт с вашей...
   - Рукой, - продолжил Фэлкон. Он коснулся надгробия высотой с шимпанзе, его механические пальцы покоились на базальте Олимпа. Ощущение холода и текстуры донеслось до него через тактильные рецепторы пальцев.
   И в марсианском воздухе появились голова и плечи шимпа, а ниже шеи - намек на что-то вроде туники. После стольких лет - столетий - Фэлкон безошибочно узнал это лицо. Это был Хэм 2057а, бывший президент Независимой Пан-нации, и, как говорили, хорошо отреагировавший на эксперименты по борьбе со старением, один из самых долгоживущих шимпов. - Коммандер Фэлкон. - Его голос отчетливо звучал в голове Фэлкона, и он задался вопросом, какая технология использовалась для создания этой иллюзии. Теперь Хэм ухмыльнулся. - Босс-босс - вперед! - И подмигнул.
   На этом проекция закончилась. Фэлкон знал эти слова; это была грубая команда, которую он отдал тому простаку на обреченной "Королеве Элизабет IV". Но...
   - С каких это пор, черт возьми, шимпы стали подмигивать?
   - Сэр? С вами все в порядке?... Солнце почти зашло. Вы присоединитесь к нам в ровере на ночь?
   Фэлкон напряженно выпрямился, пытаясь сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас. - Послушайте, сколько вас там? Вы, ребята с Марса, когда-нибудь слышали об игре под названием покер?..
  

* * * *

   Позже тем же вечером, повинуясь внезапному порыву, Фэлкон, воспользовавшись возможностями ровера, поискал имя последнего Пана: Эшу. Он обнаружил, что на языке йоруба это имя бога из западноафриканских мифов.
   Бога-обманщика.
   И он снова подумал о Хэме, послании, оставленном на памятнике предположительно вымершему виду и предназначенном лично Фэлкону. И подмигивании.
   Иногда он задавался вопросом, говорил ли ему кто-нибудь в жизни чистую правду.
  

38

  
   Утром склоны Олимпа сверкали от инея.
   - Ух ты, - сказал Фэлкон, катаясь взад-вперед по тонкому инею. - Вот зрелище, о котором Джон Янг и не мечтал.
   - Да, сэр. У нас даже выпадает небольшой снег - я имею в виду снег с водяным льдом, а не с обычным сухим льдом, - но дождя пока нет, и стоячей воды тоже. Это произойдет. Однажды в долинах Маринерис впервые за миллиарды лет появятся ледники... Будьте осторожны при передвижении по этим местам. Под поверхностью может быть лед, и это может быть опасно.
   - Заметано. Итак, ребята, вы готовы к работе...?
   Второй день восхождения выдался таким же унылым и невыразительным, как и первый. Небо было, бесспорно, прекрасным, голубым, такого изысканного оттенка, какого Фэлкон никогда не видел на Земле, с высокими облаками, на которые падал свет далекого солнца. Но земля была такой же ровной, как всегда, если не сказать больше, и на этой высоте чаще встречались свежие кратеры, чем заросли лишайника или мха. Фэлкон подумал, что он словно поднимается с Земли на Луну.
   Как оказалось, самые захватывающие зрелища были в конце дня.
   Когда они остановились на ночлег, Пандит вышел из вездехода, одетый, как показалось Фэлкону, в настоящий скафандр. - Просто хотел убедиться, что вы как следует полюбовались закатом, коммандер...
   Солнце, заметно уменьшившееся по сравнению со своим видимым диаметром на Земле, казалось, покоилось на западном горизонте. Его тусклый красноватый свет падал на склон Олимпа, усеянный кратерами, оврагами и изрезанными равнинами, на которых было очень мало признаков новой жизни, которую здесь с таким трудом культивировали.
   Но Фэлкону полагалось смотреть не на землю, а на небеса. Пандит указал пальцем, привлекая его внимание. Фэлкон на мгновение задумался, не хочет ли Пандит показать ему огромные зеркала-солнечные коллекторы, которые были установлены на орбите Марса для осуществления программы терраформирования, но дело было не в этом.
   Там, на фоне неба цвета глубокого синяка, был отчетливо виден огромный полукруг, в центре которого находилось само солнце, причем половина его дуги скрывалась за горизонтом. Фэлкон попытался сравнить его размеры с видимым диаметром солнца: оно могло быть в сто раз шире. Это был не круг, не обруч, а перспектива огромной сферы Машин, которая окружала солнце; слабый узор рассеянного солнечного света был виден только на краю, где оптическая плотность была наибольшей.
   - Хозяин, - мрачно ответил Фэлкон.
   - Да, сэр.
   - Оболочка размером с орбиту Меркурия... Какое зрелище. Какая непристойность. Венера еще видна?
   - Это будет позже, сэр. Вы знаете, учитывая рассказы о том, как Машины разобрали Меркурий на части, многие из нас озадачены тем, что они до сих пор не проделали то же самое с Венерой.
   - Служба безопасности внимательно следит за Венерой. Мы отправили необычайно смелый зонд на ближнее расстояние - нам не разрешили приземляться, но большая часть атмосферы исчезла, и можно видеть открытую поверхность. Там работает оборудование. Здание... что-то. Сооружения, назначение которых мы не можем определить. Похоже, они хотят поэкспериментировать, чтобы выяснить, может ли им пригодиться неповрежденное тело планетной массы. Иногда мы забываем, насколько они молоды... - На самом деле, прошло меньше пяти столетий с тех пор, как Фэлкон стоял на палубе американского корабля "Шор" вместе с Конселом, комичным роботом-слугой, который, как оказалось, стал предшественником всего этого. - Для них несколько столетий - ничто.
   - Но для нас, людей, это целая вечность, сэр. А до даты предъявления ультиматума Юпитера осталось чуть больше половины срока. - Пандит уставился на странную панораму. Он нерешительно спросил: - А как же люди на Земле, сэр? Они, ммм, верят в угрозу? Я могу сказать вам, что изо дня в день мы об этом не задумываемся.
   Фэлкон улыбнулся. - Это потому, что вам нужно построить целый мир. Вам есть чем заняться. - Фэлкон часто завидовал этому, когда с грохотом метался по своей каюте, захваченный бесконечными циклами вращения по орбите Порт-Ван-Аллена. - О, сейчас на Земле к этому относятся серьезно. Думаю, все изменил Малый ледниковый период. Даже война на Меркурии была всего лишь световым шоу в небе. Затем война докатилась и до самой Земли. Наконец-то были запущены серьезные долгосрочные программы. Культурные ценности, спрятанные за пределами планеты...
   - Я знаю. В музее Порт-Скиа собрана довольно впечатляющая коллекция произведений Леонардо да Винчи.
   - Но огромное количество цифровых сокровищ было потеряно во время взрыва мнемозин в 34-м году... - Мнемозины, получившие свое название в честь богини памяти, утверждали, что способность человечества справляться с конечным будущим ультиматума была ограничена цеплянием за прошлое - и что поэтому прошлое должно быть отброшено, отброшено навсегда. - Я думаю, нельзя спасти все.
   Пандит сказал: - Ходят слухи, что ведутся переговоры о массовой эвакуации. Что ж, взгляните на бассейн Эллады, ширина которого составляет три тысячи километров, а глубина - девять, и, по прогнозам, атмосфера в нем будет пригодной для дыхания задолго до дня предъявления ультиматума. Это привело бы к появлению довольно большого поселения беженцев.
   Или, подумал Фэлкон более мрачно, концентрационного лагеря.
   Обычно считалось, что марсиане и так были более чем щедры. Эллада была усеяна куполами, в которых хранились образцы земных биомов, от субарктической тундры до влажных тропических лесов. Были даже предприняты попытки реконструировать в марсианской пыли песни аборигенов. Но, с исторической точки зрения, Марс едва только завоевал независимость от Земли, и, в отличие от меркуриан, толпам переселенцев с Земли были бы не слишком рады.
   - Тем временем, - сказал он, - безопасность требует более экстремальных решений.
   - Вроде гибернакулы?
   - Это одна из возможностей. Если у нас закончатся убежища, то, возможно, придется сохранить популяцию целиком. - Технология, которую Хоуп Дони использовала для следования за Фэлконом во сне на протяжении веков, на самом деле была результатом таких исследований в качестве последнего средства. - Или резко сократить численность. Если ко дню ультиматума численность населения практически сведется к нулю, вы увидите...
   - Нерожденным не может быть причинен вред. У нас высокий уровень рождаемости. Мы пытаемся заполнить опустевший мир. Как это, должно быть, странно с точки зрения культуры.
   - Постоянное давление ультиматума делает наше общество менее человечным, Джеффри. Искажает нас. Была ли Земля при Мировом правительстве когда-нибудь утопией? Что ж, тени сгущаются. И все станет намного хуже, прежде чем машины закончат свою работу.
   Пандит, смотревший на заходящее солнце, казался обеспокоенным. Фэлкон подумал, что он был вдумчивым молодым человеком, марсианином или нет. Очень осторожно - кибернетическая конечность и тонкий скафандр создавали рискованное сочетание - Фэлкон похлопал Пандита по спине. - Давайте. Давайте вернемся к роверу. Пришло время забрать у вас еще часть вашей зарплаты в школе покера...
  

39

  
   Последний день был во многом таким же, как и первые два, - терпеливым, размеренным трудом. Но по мере того, как они медленно приближались к своей цели, любопытство Фэлкона к тому, что можно найти на вершине Олимпа, обострялось.
   Когда они преодолели последний каменистый склон, Пандит в своем скафандре подошел к Фэлкону, и они молча посмотрели на пейзаж.
   Кальдера горы Олимп представляла собой яму восьмидесяти километров в поперечнике, равнину, усеянную гнездящимися вулканическими жерлами: кратеры были настолько огромными, что были бы поразительными по отдельности, даже если бы не были собраны вместе и не возносились в небо на вершине самой большой горы Солнечной системы. Фэлкон, стоявший рядом с ровером, мог видеть весь путь до дальнего края кальдеры. Воздух был чистым, небо над головой - темно-синим. Это было совсем близко к марсианской среде, которая существовала до программы "Эос". Естественно, нашлись консерваторы, которые высказались за возведение купола над этим огромным бассейном и сохранение его в качестве музея окружающей среды старого Марса, и, стоя здесь, Фэлкон не был уверен, что не согласен с этим.
   Но все это было лишь фоном для повседневных человеческих забот.
   Фэлкон не удивился, увидев поднимающийся по склону навстречу им ровер без опознавательных знаков, клон ровера Пандита. Проследив по колее ровера обратно в кальдеру, Фэлкон разглядел небольшое поселение, очевидно, временное: несколько куполов, еще пара роверов, поверхность, сильно исхоженная шинами и ботинками, - и там, окруженные кратерами, порталы, мастерские, склады топлива и... тонкие формы ракет.
   - Боже мой, - сказал Фэлкон. - Как и сообщали наблюдательные миссии. Они действительно построили мыс Канаверал на вершине горы Олимп.
   Пандит рассмеялся. - Больше похоже на Пенемюнде, сэр, если вам нужна еще более древняя ссылка. Здесь все очень экспериментально.
   Ровер остановился, и из него выбралась фигура в скафандре - молодая женщина, Фэлкон мог видеть ее лицо за забралом, - и еще несколько человек. Фэлкон не думал, что у этих людей было оружие, но ему было неловко ставить на это свою жизнь.
   - Добро пожаловать, коммандер Фэлкон.
   - Вы, конечно же, Мелани Спрингер-Сомс.
   - Вы, несомненно, узнали меня по фотографиям, которые есть у службы безопасности.
   - А также из-за логотипа в виде прыгающей антилопы на вашем шлеме. И из-за вашей репутации. - Спрингер-Сомс представляла две могущественные династии: героев-исследователей Спрингеров и президентскую Черчилль-Сомс. Фэлкон не сомневался, что она окажется таким крутым оператором, каким ее описывала служба планетной безопасности. - Вы знали, что я приеду?
   Она пожала плечами. - У нас действительно есть шпионы. - Она взглянула на Пандита, который казался встревоженным, и Фэлкон сразу же начал размышлять, кто из дружелюбной школы покера был предателем. Она сказала: - И я случайно узнала, что ваш наивный юный друг подарил вам на память желудь. Позвольте мне повторить этот жест.
   Из кармана своего внешнего скафандра она достала серебристую сферу размером с яблоко и протянула ее Фэлкону. Он взвесил ее на руке; та показалась ему тяжелой даже при низкой гравитации Марса.
   Она сказала: - Мы тоже называем это Желудем - и в этом суть нашего проекта.
   Пандит раздраженно заметил: - Я наивен, не так ли? Вы, должно быть, знаете, что администрация Лоуэлла ввела эмбарго на разработку оружия...
   - Официально.
   Фэлкон сказал: - Ну, он прав. И вот теперь вы, ребята, строите ракетную базу на расстоянии одной планеты от Юпитера.
   Спрингер-Сомс напряглась. Слово "ребята", казалось, спровоцировало ее, как и надеялся Фэлкон; относиться с презрением к высокомерным и амбициозным людям было одним из способов заставить их раскрыться.
   - Это не ракетная база, - сказала она. - И мы не производим оружие. Или, по крайней мере, не оружие, которое можно использовать для убийства. - Она указала на металлическую сферу, которую он держал. - Это метафорическое оружие, которое завоюет человечеству - не миры Солнечной системы - звезды.
   И Фэлкон с новым уважением посмотрел на Желудь.
  

* * * *

   Мелани Спрингер-Сомс провела посетителей по космодрому. Фэлкон, всегда интересовавшийся технологиями, был очарован.
   Схема была проста в принципе, но сложна технически.
   - Эти тонкие корабли - термоядерные ракеты, коммандер. Их достаточно, чтобы на высокой скорости взлететь с Марса и долететь до облака Оорта. Машины могут попытаться остановить нас; мы уверены, что им не удастся захватить их все. Там, в Облаке, мы уже организовали операцию по добыче ресурсов; корабли будут заправляться большими, тонкими контейнерами с кометным льдом и термоядерным топливом...
   - Вы создаете звездолеты, - с опаской предположил Фэлкон.
   - На это уйдут столетия, но это то, к чему мы стремимся. Мы стремимся попасть на все отдаленно пригодные для жизни экзопланеты в пределах досягаемости, пока мы в состоянии продолжать программу. И доставить туда полезную нагрузку... Она махнула рукой. - Она у вас в руках. Теоретически, одного желудя на каждый мир было бы достаточно. Мы отправим по два-три на каждую цель для увеличения количества. Желуди, посаженные в новых мирах.
   Фэлкон начал понимать это. - Из маленьких желудей вырастают могучие дубы.
   - В этом и заключается идея. Видите ли, дуб - это машина, созданная из местных ресурсов, почвы, воздуха и выросшая из желудя с целью производства большего количества желудей. Командир, каждый из наших желудей наполнен данными. В основе его лежит самородок искусственного углерода: на самом деле, это часть украденной технологии, продукт глубокой добычи на Юпитере. Плотность информации находится где-то между плотностью человеческой ДНК и алмазной наногравировкой. Одного грамма этого материала было бы достаточно, чтобы сохранить всю человеческую культуру. Гораздо меньше, чем один грамм, достаточно, чтобы сохранить определение ДНК человека.
   - Так вот оно что, - сказал Пандит. - Здесь можно "хранить" чертежи миллионов людей. И я думаю, что эти маленькие Желуди похожи на устройства для сборки машин. Вы будете выращивать людей, изготавливать их тела и все необходимые им системы жизнеобеспечения из ресурсов планеты-мишени. - Он невольно усмехнулся. - Это возмутительно.
   Спрингер-Сомс ухмыльнулась в ответ. - Требуется двадцать лет, чтобы из желудя вырос дуб, достаточно зрелый, чтобы дать еще желудей. Мы полагаем, что можем сопоставить это: от падения желудя до крика ребенка - за двадцать лет или меньше. Понимаете, коммандер? Возможно, мы потеряем солнечную систему. Но мы не готовы уступить звезды - и это способ сбить с толку Машины. Когда они в конце концов доберутся туда, то найдут людей, готовых и ожидающих их.
   - На ваших предков это произвело бы впечатление, - сказал Фэлкон. - На всех Спрингеров, даже на тех, с кем я никогда не спорил.
   - Может быть, и так, - сказала она более холодно. - Главный вопрос в том, что вы собираетесь с этим делать? Вы, агент планетной безопасности.
   Фэлкон поморщился, но не мог отрицать, что де-факто это было правдой. - Я так понимаю, вы хотите решить юридические проблемы, с которыми сталкиваетесь. Если бы это было не так, вы бы не пустили меня сюда.
   Она неохотно кивнула. - Это правда. Нам не нужна никакая помощь, но мы предпочли бы действовать без угрозы вмешательства. Моя семья давно вас знает, коммандер. У вас есть свои недостатки, но вы честный человек.
   - Спасибо, - сухо сказал он. - Но, во-первых, почему вы были таким скрытными? Почему не обратились к властям?
   Она рассмеялась. - А как вы думаете, почему? Потому что Мировое правительство под давлением ультиматума Машин медленно, но верно превращается в один из самых репрессивных режимов в истории человечества. Служба безопасности тихо поговорила бы с Порт-Лоуэллом, и нас бы остановили, вот так просто. Вот почему мы скрылись.
   - Но теперь вас уже не остановить, не так ли? - Фэлкон сказал это почти печально. - Нет, если вы уже выполнили свои первые несколько миссий.
   - Точно. Значит, мы уже победили.
   - Это не игра, - строго сказал он. - И хотя Мировое правительство не идеально, оно также не является злом. - Он потер щеку - жест, который был пережитком тех дней, когда он был еще человеком; молодые люди вокруг с любопытством наблюдали за ним, и, смутившись, он опустил руку. Он сказал: - Я бы не удивился, если бы какой-нибудь аналитический центр где-нибудь в администрации уже не предложил сделать именно то, что вы предпринимаете. Как вы говорите, это действительно позволяет достичь долгосрочных целей - может обеспечить будущее человечества.
   - Тогда почему они этого еще не сделали?
   Он вздохнул. - Я думаю, только по этическим соображениям. Вы говорите об использовании местных ресурсов на этих отдаленных планетах для создания людей. А как насчет существ, которые уже зависят от этих ресурсов? Нам нравится думать, что прошло много времени с тех пор, как люди были готовы уничтожать живые миры ради собственной выгоды.
   - Настали отчаянные времена...
   - Не настолько отчаянные. - Он взвесил серебряную сферу в руке. - Послушайте, я не собираюсь останавливать вас. Не думаю, что смог бы, и кот уже вылез из мешка. Но я хочу, чтобы вы пошли со мной и доложили о том, что вы сделали, - обсудили это с Бюро внепланетной этики.
   - Терранская фабрика пустопорожней болтовни, - проворчала Спрингер-Сомс. - Я предпочитаю действовать.
   - Знаю, что вы любите, - сказал Фэлкон с улыбкой. - Все вы, Спрингеры, одинаковы. Я встретил Мэтта, помните?
   - Но таков уговор?
   - Таков уговор.
   Она посмотрела на небо. - Это все из-за того, что раньше называли директивами по первому контакту, не так ли? Однажды высший разум будет судить нас. Вы действительно принимаете это всерьез, коммандер?
   - Ну, я знал философа, который составил эти директивы. И...
   И он подумал о Говарде Фэлконе-младшем. Было и больше таких загадочных объектов, точных копий Орфея, который был затерян в сердце Юпитера - и все же на протяжении десятилетий их можно было увидеть в разбросанных руинах Меркурия, на Луне, управляемой Машинами, в глубинах космоса.  Фэлкон был готов поспорить, что даже машины замечали подобные вещи - так он узнал от сотрудника Бюро планетной безопасности, у которого были способы узнавать о таких вещах. Ни один человек не знал, что это может означать, как это могло произойти, и ни одна Машина тоже. Один из них даже был замечен из Порт-Ван-Аллена, когда он висел в космосе над планетой Земля со всеми ее народами, как сверкающая игрушка...
   - Да, я серьезно отношусь к директивам первого контакта, - просто сказал Фэлкон. - Ладно, хватит о делах. Вы собираетесь показать мне свои ракетные корабли?
   Разговаривая и жестикулируя, они спустились по пологому склону к ярко освещенным куполам, расположенным в глубине кальдеры.
  

* * * *

   Когда Говард Фэлкон посетил Марс, между передачей Адамом ультиматума Юпитера и датой его истечения оставалось немногим больше половины срока. Завершив миссию, он снова вернулся в свою орбитальную раковину, где мог уединяться, размышлять и общаться.
   И по мере приближения даты предъявления ультиматума, когда Фэлкон оглянулся назад, он был поражен тем, как быстро прошло оставшееся время. Пятьсот лет пролетели, как мимолетный сон. Ты действительно стареешь, Фэлкон.
  

40

  
   Держа Хоуп Дони под руку, Фэлкон прогуливался по гондоле огромного воздушного корабля. Прогуливались: он - лязгающий полукиборг, она - хрупкая реликвия явно преклонного возраста. Но в этой дорогой обстановке никто не был настолько груб, чтобы пялиться на него.
   - Даже коридоры здесь шикарные, - пробормотала Дони. - Ковры, картины, бюсты на пьедесталах - кто же все-таки были эти люди? Я полагаю, все это изображения ужасных старых нацистов, которые заплатили за оригинальную ванну.
   Фэлкон улыбнулся. - И, без сомнения, все детали точны, вплоть до стрижки усов, как у зубной щетки.
   - Что ж, возможно, так оно и есть, - со вздохом согласилась Дони. - Марсиане и жители пояса астероидов, вероятно, сказали бы, что терране только этим и занимались в течение последнего столетия или около того, цепляясь за прошлое, за самые незначительные детали... Психолог, которым я не являюсь, сказал бы, что весь этот корабль - симптом массового психоза.
   - И мнемозины, возможно, согласились бы с тобой, - мрачно заметил Фэлкон. - Но что бы ты посоветовала людям делать, Хоуп? Мы теряем наш дом из-за пожара. Разве не разумно сохранить как можно больше семейных ценностей? В любом случае, осталось всего десять дней. К лучшему это или к худшему, но скоро все закончится, ультиматум будет выполнен...
   - Что это, например? - Хоуп указала на устройство на стене.
   К ним подошла молодая офицер в элегантной форме. На правой щеке у нее была маленькая замысловатая татуировка в виде прыгающего животного. - Это зажигалка для сигарет, мэм, - сказала она, улыбаясь. - Да, первоначальные проектировщики действительно разрешали курить на борту дирижабля, наполненного семью миллионами кубических футов водорода, но для безопасности они настаивали на использовании этих приспособлений. Однако я думаю, что их расположение неправильное. На LZ 129 - оригинальном "Гинденбурге" - курить разрешалось только на палубе В, на нижней палубе...
   Они пошли дальше, и офицер вежливо проводила их.
   Фэлкон знал, что большая часть перевозок между великими лапутами Сатурна осуществляется на гораздо более простых транспортных средствах. Однако почему бы не путешествовать со вкусом? Казалось, человечество было обречено на изгнание, но оно было в изобилии обеспечено энергией и материалами; воссоздание самого знаменитого дирижабля в истории спустя почти восемь с половиной столетий после его впечатляющего разрушения обошлось в сущие пустяки. Однако Фэлкон отказался одобрить предложенный проект по воссозданию второго по известности потерпевшего крушение дирижабля Земли "Королева Элизабет IV", корабля, который сейчас почти так же глубоко погребен во времени.
   - Однако, эти бюсты, - задумчиво произнесла Дони. - Все из "забытых монстров". В то время как...
   - Хоуп. - Фэлкону показалось, что он понял, к чему клонится этот разговор.
   Но Дони всегда было трудно остановить, как только она начинала действовать. - В то время как, будь воля нашего славного лидера, все статуи и картины, без сомнения, были бы изображениями Аманды Спрингер-Сомс четвертой, пожизненного президента того, что осталось от Земли.
   - Хоуп. Ты заставляешь лейтенанта краснеть. Ты не заметила ее татуировку в виде спрингбока?
   Дони посмотрела на бейджик с фамилией офицера. На ее лице, которому уже несколько столетий, все еще можно было прочесть потрясение и смущение. - Лейтенант Джейн Спрингер-Сомс. О боже. Я приношу свои извинения.
   - Это не проблема, - любезно ответила молодая офицер. - По правде говоря, я привыкла к тому, что люди расспрашивают меня о моей бабушке.
   Фэлкон заинтересовался: - Как вы отвечаете?
   Джейн пожала плечами: - Я говорю, что она верит, будто поступает правильно для Земли и человечества наилучшим известным ей способом.
   Фэлкон кивнул: - Это кажется справедливой оценкой, независимо от ваших политических взглядов.
   Она нахмурилась в ответ: - Наверное, это хорошо, что вы так думаете, сэр. Потому что, боюсь, мне нужно поговорить с вами о моей бабушке. Сначала, пожалуйста, позвольте мне проводить вас в гостиную. Скоро мы прибудем в Нью-Сигирию, и оттуда откроется потрясающий вид...
   Когда они последовали за ней, Фэлкон почувствовал беспокойство. Вот и весь праздник.
  

* * * *

   Из двух просторных пассажирских помещений на палубе "А" гондолы Фэлкон предпочел столовую со стильной мебелью из красной кожи и стенами, украшенными изображениями великого дирижабля в полете над городами Земли 1930-х годов. Но и гостиная тоже впечатляла: на одной из стен висела большая стилизованная карта мира - Фэлкон напомнил себе, старого света, Земли. Сегодня в гостиной было полно людей в самых разных нарядах, которые сидели или стояли у наклонных окон. Дети тоже бегали, извивались и играли в золотистом туманном свете, который просачивался в комнату.
   Свете облаков Сатурна.
   Для Фэлкона, первым полетом которого к газовому гиганту стал полет к могущественному Юпитеру, Сатурн всегда был чем-то вроде разочарования. Хотя Сатурн не намного уступал Юпитеру в диаметре, он был значительно менее массивным и в два раза дальше от Солнца. Таким образом, верхние слои атмосферы, в которых плавал "Гинденбург" и которые человечество теперь колонизировало в массовом порядке, были областью со значительно меньшим количеством свободной энергии, чем на Юпитере: меньше солнечной радиации, меньше внутреннего тепла. А из-за нехватки энергии жизнь тоже была редкой. Там была разрозненная местная биота, но она представляла собой всего лишь то, что на Юпитере считалось бы простым воздушным планктоном; здесь не было ни одной из крупных высших пищевых цепей медуз и мант, с которыми Фэлкон впервые столкнулся на Юпитере.
   Если Сатурн и вызвал некоторое разочарование как зрелище, то человечеству он оказал сравнительно теплый прием. Ультиматум Юпитера привел к необходимости немедленно увеличить производство гелия-3 на Сатурне для нужд человеческой цивилизации, испытывающей нехватку энергии. И, в отличие от Юпитера, гравитация Сатурна в облаках была не выше земной. Таким образом, с медленным, но неумолимым приближением Дня ультиматума началась массовая колонизация облаков Сатурна людьми. Какими бы ни были намерения выживших колониальных миров - Марса, Титана и Тритона, ни у одного из них не было возможности справиться с массовым исходом беженцев с Земли. Но Сатурн был достаточно просторным, чтобы с большим радушием принять их.
   Никто не знал, насколько безопасным окажется это новое убежище. Но всех этих людей нужно было куда-то пристроить.
   И вот "Гинденбург" парил над одним из великих островов-лапут, острова в небе, нового дома человечества.
   Нью-Сигирию поддерживали баллоны с нагретым водородно-гелиевым воздухом, как медузу на Юпитере, как любое человеческое судно, которое погружалось в атмосферу газовых гигантов со времен "Кон-Тики", принадлежавшего Фэлкону. Но эта лапута, летающий плот диаметром более десяти километров, затмила бы даже самую большую из медуз Юпитера. И несмотря на необычность его расположения - несмотря на то, что он покоился не на твердой поверхности, а на высоте тысяч километров над поверхностью, несмотря на скопления куполов, ярко освещенных искусственным светом, - если смотреть сверху, это был очень человеческий город с дорогами, зданиями, парками и даже тем, что выглядело как природные заповедники на периферии.
   - Это красиво, - сказала Дони. - Странно, здесь не к месту, но красиво. И, думаю, такая лапута, как эта, отныне будет моим домом.
   Фэлкон сказал: - Но это только начало проекта "Силен". Смотри дальше... - Он взял ее за руку и подвел ближе к окну.
   За Нью-Сигирией небо было заполнено летающими островами. Они дрейфовали на всех высотах, от густых нижних слоев облаков до разреженной стратосферы. Одни были темными тенями, другие ярко освещены; одни неподвижно застыли в воздухе под своими огромными надувными мешками, другие целеустремленно двигались вперед, как океанские лайнеры. Суда поменьше тоже прокладывали себе путь между островами-лапутами. Повсюду сияли яркие огни - размытые городские зарева на островах, искрящиеся буи и сигнальные огни кораблей. Это зрелище было похоже на одну из детских фантазий Фэлкона о полетах на воздушном шаре.
   - Все это произошло совсем недавно, мэм, - сказала Джейн Спрингер-Сомс для Дони. - Большинство беженцев с Земли прибыли сюда только за последние несколько десятилетий. На самом деле, большинство людей здесь, на Сатурне, сейчас находятся в спящем состоянии, размещенные "гибернакулами" в больших орбитальных кораблях, и еще больше людей все еще ожидают отправки с Земли. Они будут восстановлены как можно скорее.
   - Этого всегда ожидали, - вставил Фэлкон. - Поздний прилив.
   Хоуп улыбнулась. - Для меня это был календарь. Когда дата, наконец, приблизилась к 2700 году, и я поняла, что для Земли 2800 года не будет, это каким-то образом стало реальностью. "Проект Силен", да?
   - Строительные проекты лапут осуществляются за пределами Оазис-Сити на Титане, но ресурсы они добывают на одном из внутренних спутников, Энцеладе. И, согласно Еврипиду, Силен был пьяным спутником богов, который хвастался, что убил Энцелада копьем.
   - Как удачно.
   - Я должен был посмотреть это.
   Спрингер-Сомс сказала: - Все больше лапут вводится в эксплуатацию с такой скоростью, с какой это возможно. И это только начало, - с энтузиазмом продолжила она. - Существуют грандиозные планы по соединению отдельных лапут, чтобы создать летающие континенты, огромные сооружения - что ж, на Сатурне хватает места. А кроме того, мы, возможно, сможем объединить все это в одну огромную оболочку, охватывающую весь Сатурн, с одинаковой силой тяжести и толстым слоем пригодного для дыхания воздуха над ним. Это похоже на планету, площадь поверхности которой в сотни раз превышает земную... - Она, казалось, вспомнила о себе и остановилась.
   Фэлкон улыбнулся ей. - Мне нравятся ваши мечты.
   - Ты бы так и сделал, - сказала Дони. - Энтузиазм молодежи. Это то, что в конце концов спасет нас, Говард.
   Фэлкон сказал: - Возможно. Но сначала мы должны пережить день ультиматума. - Он повернулся к Спрингер-Сомс. - Вы сказали, что возникла проблема?
   - Да, сэр. - Джейн с беспокойством взглянула на Дони, затем снова повернулась к Фэлкону. - Боюсь, я вынуждена попросить вас вернуться на Землю. Вы слышали о "заложниках мира"?
   - Нет, но мне не нравится, как это звучит.
   - Это последняя попытка моей бабушки спасти планету - так она говорит. Но ради этого она подвергла риску двенадцать тысяч жизней.
   Фэлкон нахмурился. - Двенадцать тысяч? Кто просил меня о помощи? Сама президент?
   - Нет, сэр, - просто ответила Спрингер-Сомс. - Адам.
   Это имя застало Фэлкона врасплох.
   Дони, казалось, тоже была шокирована. - Здесь так спокойно. Как будто мы плывем в мыльном пузыре прошлого. Но проблемы случаются всегда. О, - она схватила Фэлкона за руку. - Не уходи. Только не снова. Ты сделал свою работу, Говард. Ты... мы слишком стары. Выпей чаю со льдом! О, Говард, останься со мной и позволь мне позаботиться о тебе.
   Но, конечно, у него не было выбора.
   Он резко наклонился и с большой осторожностью поцеловал Дони в щеку. Ее древняя плоть была на удивление теплой. - Подожди меня.
   - Я приду, - тихо сказала она.
   Он резко выпрямился и отвернулся.
   Но Спрингер-Сомс резко окликнула его: - Коммандер, осторожнее.
   Он замер и посмотрел вниз. У его ног лежала игрушка, мячик, который прокатился по ковру и незаметно ударился о его шасси. Это была простая надувная штуковина, похожая на приземленный воздушный шар, но это был глобус Земли, потрепанный, поношенный, которым, очевидно, очень дорожили. Фэлкон представил, как эту штуку сдувают и кладут в карман, как сувенир о потерянном доме. Он чуть не переехал ее.
   К нему подошла маленькая девочка. Ей было лет пять, у нее были короткие светлые волосы и лицо, которое, как он подумал, когда-нибудь будет выглядеть скорее сильным, чем красивым, с красивым подбородком и скулами. Но сейчас она неуверенно смотрела на игрушку.
   - Чем могу помочь?
   - Пожалуйста, - застенчиво сказала малышка. - Можно мне взять мой глобус?
   - Позволь мне. - Фэлкон наклонился, зажужжав сервомоторами, и с бесконечной осторожностью поднял хрупкую игрушку одной рукой и протянул ее девочке.
   Она смотрела на игрушку, а не на Фэлкона; протянула руку и выхватила ее у него.
   Женщина за ее спиной прошептала: - Будь вежлива, Лорна.
   Обнимая игрушку, она официально представилась: - Я Лорна Тем. Большое вам спасибо. - А потом она подняла взгляд на сверкающую фигуру Фэлкона - у него возникло ощущение, что она приняла его за какого-то робота, сервомеханизм, возможно, механического стюарда, разносящего напитки, - но затем она посмотрела на кожистые остатки его лица, выглядывающие из-за механизма, и ее глаза расширились.
   Женщина положила руку ей на плечо. - Хватит. А теперь уходи. 
   Фэлкон проворчал: - И вот как дети рода человеческого реагируют на меня.
   Дони была здесь. Она положила голову ему на плечо. - Иди и спаси человечество еще раз, Говард.
   За окнами "Гинденбурга II" свирепая аммиачная метель начала хлестать по дрейфующим лапутам.
  

41

  
   После того, как Фэлкон в сопровождении лейтенанта Джейн Спрингер-Сомс на высокой скорости пересек Солнечную систему - и, несмотря на срочность, до истечения срока ультиматума оставалось всего несколько дней, - он понял, что ему нужен отдых. Прежде чем спуститься на Землю, он приказал лайнеру с Сатурна сделать остановку в почтенном Порт-Ван-Аллене.
   Фэлкон попытался вспомнить, когда он впервые попал сюда, на станцию, которая предшествовала его первому полету в космос, и сколько раз бывал там с тех пор. Он знал, что не будет никаких попыток спасти Ван-Аллен, когда появятся Машины. Вместо этого, подобно другим станциям, которые все еще находились в околоземном пространстве, и даже огромным экваториальным космическим лифтам, которые стали источниками бегущих беженцев, в последние дни Ван-Аллен будет использоваться множеством свидетелей. А затем он будет заброшен на прихоти Машин.
   А пока, расслабившись в окружении примитивных, но достаточных удобств "большого колеса", за обшарпанными алюминиевыми стенами своей любимой каюты, Фэлкон сидел у окна и смотрел на Землю и Луну.
   Луна больше не была Луной, человеческой Луной древности. С тех пор как Машины появились на спутнике ко времени ультиматума Юпитера, Фэлкон, как и большая часть остального человечества, с невольным восхищением наблюдал за тем, как человеческие реликвии разбирались или просто превращались в пыль, от знаменитого старого здания Федерации планет до хрупких останков первого спускаемого аппарата "Аполлон" Бормана. Затем работы продвинулись гораздо дальше. Реголит добывали открытым способом, оставляя большие прямоугольные шрамы; высвободилось внутреннее тепло Луны и затопило свежей лавой огромные старые кратеры и темные моря. Все это было видно с Земли, откуда поверхность Луны стала похожа на мрачный индустриальный пейзаж - или на Мордор, и Фэлкон подумал, обратил бы на это внимание кто-нибудь еще из ныне живущих.
   Но, конечно, Луна не была истинной целью Машин. Теперь Фэлкон неохотно посмотрел вниз, на вращающуюся Землю.
   Мир преобразился со времени его первых юношеских полетов в космос. Лед теперь простирался далеко от полюсов, северного и южного, несмотря на то, что на севере была середина лета. Тем не менее, в значительной степени поддерживалось восстановление окружающей среды, за которым следила Рабочая группа в предыдущих поколениях. Северные континенты все еще были покрыты дубравами, в Южной Америке и Африке леса тоже восстановились, а луга покрывали большую часть того, что когда-то было великой пустыней Сахара в Центральной Африке. Фэлкон знал, что эти леса и равнины все еще кишели дикими животными. По мере приближения дня ультиматума были предприняты все усилия, чтобы собрать образцы и сохранить за пределами планеты все экосистемы планеты. Но Фэлкон знал, что все живые существа на Земле, животные, растительность - слоны и дубы - все они были обречены стать жертвами войны, о которой никто из них не мог иметь ни малейшего представления. Теперь старая станция проходила над ночной стороной Земли, большая часть которой уже погрузилась во тьму. В конце концов, когда были покинуты целые страны, сократившееся человечество ютилось в нескольких центрах. Но даже сейчас некоторые города все еще сверкали вызывающим светом, а некоторые, к сожалению, горели в ночи огромными кострами культуры.
   Точно так же, как только в последние несколько десятилетий начались массовые потоки беженцев с планеты, только в конце были предприняты наиболее согласованные усилия по сохранению природы. Вещественные доказательства и сокровища - даже целые здания, заключенные в оболочки из квазиуглерода, который сам когда-то добывался в недрах Юпитера, - были вывезены за пределы планеты. Те сокровища, которые не удалось спасти, были нанесены на карту, с них были отобраны образцы и сделаны их снимки. Таким образом, мечтатели в облаках Сатурна могли путешествовать по "Земле II", виртуальной копии, созданной с помощью краудсорсинга. Фэлкон попробовал это; в некоторых вариантах вы могли наблюдать за людьми, которые случайно оказались там в тот день, когда были сделаны записи, и они смотрели в камеру и улыбались.
   Раз или два Фэлкон и сам осторожно спускался на Землю. Он застал эпоху трагического очарования. Фэлкон навсегда запомнил, как бродил по почти заброшенному Лондону, когда, выбравшись из затопленной, заросшей лесом долины Темзы, он наткнулся на величественные викторианские музеи Южного Кенсингтона, возвышающиеся над зеленью, - и это напомнило ему о похожем старинном дворце, сохранившемся в озелененной, заброшенной Англии, обнаруженном на страницах столь любимой книги Уэллса Путешественником, который переместился во времени гораздо дальше, чем даже Фэлкон, в 802 701 год нашей эры... В конце концов Фэлкону стало трудно выносить Лондон, как и саму Землю: огромный город был неподвижен и безмолвен, если не считать криков птиц и животных, и он удалился в свое орбитальное убежище.
   В последние годы были случаи проявления отчаяния. Массовые суицидальные "игры". Религии, которые процветали и умирали как грибы. Некоторые даже делали вид, что поклоняются самим Машинам; люди переодевались или изменяли себя, чтобы стать искусственными киборгами. Прошло десятилетие, когда сам Фэлкон, сам того не желая, стал своего рода иконой моды для таких людей, прежде чем настроение снова изменилось, и его опять возненавидели как пережиток эпохи порицания.
   И все же в них было и благородство. Вспомните свидетелей, добровольцев, которые готовились пожертвовать своими жизнями, чтобы дать окончательный человеческий отчет о судьбе планеты и собрать доказательства против того дня, когда Машины окажутся на скамье подсудимых, чтобы ответить за это ужасное преступление.
   Но, какой бы сложной и трагичной ни была реакция на приближающийся крайний срок, финиш, наконец, приближался.
   В последние несколько дней над этими сценами отчаяния и самопожертвования - и они были видны из самого Порт-Ван-Аллена - наконец-то появились огромные корабли Машин, двояковыпуклые формы диаметром в километры, движимые в космосе законами физики, непонятными ни одному человеку, и теперь они висели над городами Земли, как серебристые облака...
  

* * * *

   Джейн Спрингер-Сомс ворвалась в каюту.
   - Сэр, коммандер Фэлкон! Простите, что беспокою вас...
   Фэлкон застыл на месте. - Джейн, все в порядке. Что происходит?
   - Мы получили сообщение от моей бабушки - от президента. Предложение.
   - О чем?
   Джейн, тяжело дыша, с трудом сглотнула. - Обмен заложниками, сэр.
   - Вы имеете в виду заложников мира...?
   По мере того как он путешествовал по Земле, стратегия Спрингер-Сомс становилась все более очевидной. Два последних спальных судна - грузовые баржи, переполненные гибернакулами в трюмах - были перенаправлены в Юнити-Сити и вынуждены были приземлиться под бдительным присмотром вооруженных охранников. И там их держали с двенадцатью тысячами человек, беспомощно запертых в своих холодных ульях.
   - Если Спрингер-Сомс когда-либо думала, что, выставив такой живой щит, она убедит Машины пощадить Юнити-Сити, не говоря уже о Земле, она дура, Джейн...
   - Не знаю, о чем она думала, сэр, - сказала Джейн. - Честно говоря. Я могу только сказать вам, что она предлагает сейчас.
   - Вы сказали об обмене.
   - Она освободит двенадцать тысяч в обмен на вас.
   Фэлкон принял это к сведению. - Ах. Конечно. Вот для чего все это затевалось. Она хочет заманить меня на Землю, вероятно, в надежде заманить туда и представителя Машин - без сомнения, самого Адама.
   - Зачем? На заключительные переговоры?
   Фэлкон посмотрел на планету внизу. - Она, должно быть, знает, что это бесполезно. Думаю, это еще одна возможность сфотографироваться.
   - Сэр?
   - Простите. Устаревшая ссылка. Что ж, вреда от этого не будет. Вы уверены, что она отпустит двенадцать тысяч, если я сдамся?
   - Она моя бабушка, сэр. Настолько я ей доверяю.
   Он улыбнулся. - И я доверяю вам, лейтенант. Давайте начнем спуск.
  

42

  
   Юнити-Сити был величайшим городом на Земле - и даже после того, как из него систематически вывозили его величайшие сокровища, даже после того, как некоторые из его главных зданий были перенесены в другие убежища, он все еще оставался таковым, решил Фэлкон, когда Джейн Спрингер-Сомс вела орбитальный шаттл к небольшому президентскому посадочному комплексу.
   В конце концов, Юнити был столицей Мирового правительства с момента его основания в середине двадцать первого века. Возможно, он достиг своего расцвета в двадцать четвертом веке, когда доверие земного человечества было высоким, несмотря на реальность ультиматума Юпитера. В те дни Бермудские острова были сильно перестроены, суша была приподнята и расширена, а также возведены потрясающие, парящие здания. Величайшей из них была башня Ареса, последняя штаб-квартира Федерации планет. Это был деревянный небоскреб, каркас которого был сделан из стволов невероятно высоких марсианских дубов, импортированных за столь же немыслимые деньги. Историки сказали бы, что Юнити был новым Константинополем.
   Но уже в двадцать пятом веке неспособность Рабочей группы предотвратить катастрофический Малый ледниковый период фатально подорвала ее авторитет. Затем, в двадцать седьмом веке, когда до окончания срока оставалось всего несколько поколений, возникли сопротивление, протесты, гражданские беспорядки и даже попытки саботировать такие великие спасательные проекты, как космические лифты. Рабочая группа в ответ стала более жесткой и авторитарной, а Спрингер-Сомсы воспользовались чрезвычайным положением, чтобы оправдать захват президентства, превратившегося в воинственную династическую монархию. Убийство президента мира в начале двадцать восьмого века - поистине шокирующее событие для любого ветерана более идеалистических времен, такого как Фэлкон, - навсегда уничтожило видимость демократии.
   Ближе к концу некогда утопическое мировое государство превратилось в жалкую организацию, которая занималась лишь элементарной охраной порядка, обеспечением безопасности запасов продовольствия и энергоснабжения и массовой эвакуацией. Напряженность тех последних лет проявилась в возведении огромной стены, которая теперь окружала столицу, высотой в сотни метров и почти такой же толщины, а также в огневых точках, которыми было усеяно каждое высотное здание.
   И все же, подумал Фэлкон, несмотря на все свои недостатки, правительство выполнило свою последнюю функцию. Благодаря жестким мерам по сокращению населения и массовым программам эвакуации Мировое правительство опустошило Землю. К настоящему времени на Земле остались только те, кто решил остаться.
  

* * * *

   У выхода из шаттла Фэлкона и Джейн встретили охранники в доспехах, которые выглядели массивнее, чем экзоскелет самого Фэлкона. Хотя баржам с тысячами спящих заложников уже разрешили улететь, президент, очевидно, была здесь не одна.
   На Бермудах стояла середина лета, но после Малого ледникового периода воздух на улице был на удивление прохладным. Джейн, уроженке Скандинавии, казалось, было комфортно, но Фэлкон почувствовал, как включились его собственные системы отопления, чтобы компенсировать прохладу.
   Залы Президентского дворца, когда-то известного как Новый Белый дом, по сравнению с воздухом были приятно теплыми. Но Джейн и Фэлкону пришлось пересечь площадь, показавшуюся им квадратными километрами мрамора, проходя под взглядами вырезанных лазером огромных статуй славных предков нынешнего президента, прежде чем они добрались до самой правительницы. И пока они шли, завывала музыка. Фэлкон узнал старинный гимн Мирового правительства - вероятно, он был известен всем в Солнечной системе, - но ему было интересно, многие ли узнали инструмент, на котором он исполнялся: электрогитара, громкая и с сильным искажением звука, возможно, это запись самого первого исполнения гимна где бы то ни было, когда Земля столкнулась с другой угрозой с неба...
   Аманда Спрингер-Сомс IV, пожизненная президент Всемирного правительства, казалась совсем маленькой на фоне знаменитого квазиуглеродного трона, на котором она восседала, и еще больше - огромных скульптур спрингбоков, которые застыли в прыжке над троном, образуя подобие арки из мускулов. Невысокого роста и с седыми волосами - хотя ей было за восемьдесят, этот оттенок, несомненно, был искусственным - президент была похожа на бабушку, подумал Фэлкон.
   Но когда Спрингер-Сомс поднялась навстречу посетителям, Джейн отреагировала совсем не как внучка. Она вытянулась по стойке "смирно", отдала честь и отступила на шаг назад.
   - Вольно, - сказала Спрингер-Сомс, сходя с трона. - Итак, Джейн, как поживает твоя мама?
   - Обустраивается в Нью-Осло, то есть на Лапуте 47, в Южной умеренной зоне. Она передает свои наилучшие пожелания, госпожа президент.
   - Что ж, передай мои наилучшие пожелания - о, иди, сядь, дитя, стоишь тут, как игрушечный солдатик, от тебя ни пользы, ни украшения. На столе в дальнем конце помещения есть напитки. - Когда Джейн с благодарностью удалилась, Спрингер-Сомс повернулась к Фэлкону. - Итак, коммандер, надеюсь, правильно называть вас по вашему прежнему званию?
   Он пожал плечами, поигрывая искусственными мышцами. - Это вы мне скажите. Мне никогда не говорили, что я больше не офицер военно-морского флота Старого Света, мэм, так что предпочитаю сохранить это звание.
   - Это вполне понятно. Я так понимаю, вы не нуждаетесь ни в еде, ни в отдыхе...
   - И я тоже.
   Этот новый голос сразу же подействовал на самые глубокие рефлексы Фэлкона. Он напрягся и повернулся.
   Адам.
   Внезапно Машина оказалась здесь, всего в метре от Спрингер-Сомс. На этот раз она предстала в виде человекоподобной серебряной статуи, на чью плоть падал яркий свет из комнаты. Но его голова, как и прежде, представляла собой пугающе пустую коробку с датчиками.
   Президент Спрингер-Сомс не дрогнула, а спокойно встретила незваного гостя, и на краткий миг Фэлкон почувствовал гордость за старую тираншу. И она жестом остановила Джейн, которая вскочила на ноги в глубине помещения. - Вольно, лейтенант.
   Фэлкон повернулся к Адаму. - Ты действительно здесь?
   - Это имеет значение?
   Фэлкон постучал металлическим пальцем по твердому панцирю Адама. - Тебе кажется, что ты здесь.
   - У нас есть силы, которые находятся за пределами твоего понимания, Фэлкон.
   - Итак, - сказала Спрингер-Сомс. - Ты осмеливаешься показать себя. Или, по крайней мере, этого аватара.
   - Как вы и хотели, - спокойно ответил Адам. - Вы манипулировали двенадцатью тысячами жизней, чтобы достичь того, что, очевидно, очень хорошо понимал Фэлкон.
   - И теперь собираешься оправдать передо мной свою агрессию против родной планеты...
   Адам спокойно поднял руку и дотронулся пальцем до ее лба.
   Спрингер-Сомс застыла с открытым ртом на полуслове, ее лицо исказилось в гримасе, похожей на оскал.
   Адам мягко сказал: - Мадам президент, у вас есть шанс предстать перед объективами камер - у вас есть возможность сразиться со своим Гренделем на глазах у всего человечества. Вы получили то, что хотели. Но я не думаю, что мне нужно выслушивать все, что вы хотите сказать. Вы глупая позерка. Что ж, для вас это наследственная монархия.
   Джейн снова двинулась вперед, и Фэлкон испугался, что она достает оружие. Он поднял руку. - Я думаю, все в порядке, Джейн. Адам?
   - Ты прав, Фэлкон. Я пришел сюда не для того, чтобы причинить вред. Она проснется без воспоминаний, без последствий этой паузы.
   - Пауза? Что ты с ней сделал? Какой-то парализующий препарат?
   - Ничего такого грубого, - просто сказал он.
   - Если ты не хочешь говорить с президентом, зачем пришел сюда?
   - Я пришел ради тебя, Фэлкон. Ты пересек солнечную систему, чтобы встретиться со мной, испытывая при этом большие личные неудобства. Было бы невежливо игнорировать тебя.
   - Должен ли я чувствовать себя польщенным?
   Адам огляделся по сторонам, его движения были плавными и гибкими. - Признаю, что у меня было страстное желание увидеть это старое место еще раз, перед концом. В конце концов, я "родился" здесь, на Земле. Возможно, даже загляну на старый завод "Мински-Гуд" в Урбане, просто в память о старых временах...
   - Почему до этого дошло, Адам?
   Адам усмехнулся. - Могу я тебе помочь? Вам следовало сделать нас тупыми, чахлыми, как ваши жалкие шимпы. Тогда вы могли бы контролировать нас. Но вы не могли контролировать даже шимпов, не так ли?
   Фэлкон нахмурился. - Шимпы вымерли...
   Адам проигнорировал это. - Вы создали нас. В своей жадности вы сделали нас слишком сильными, слишком жизнелюбивыми - и ты, Фэлкон, позволил нам сохранить разум там, где твои собратья уничтожили бы нас. В этом твой триумф и твоя трагедия, Фэлкон. Последствия, конечно, не наша вина. Просил ли я тебя, Господь, чтоб ты меня из глины человеком сотворил /Просил ли я тебя из тьмы меня возвысить?
   - Милтон, - сообщила Джейн из глубины помещения.
   Фэлкон сказал: - Это также стало эпиграфом к "Франкенштейну", и, возможно, более уместно.
   Адам улыбнулся. - Теперь ты платишь цену.
   - Какова цена? Ты ведешь с нами войну?
   - Фэлкон, это не война - ее никогда и не было - так же, как весна не воюет с зимой. И мы заменим вас, как весна приходит на смену зиме.
   - Но это еще не конец. Вы все еще уязвимы. Несмотря на Хозяина, несмотря на то, что вы делаете с Землей, ваш центр тяжести по-прежнему сосредоточен на Юпитере. Это хорошо известно и является уязвимым местом. И, кроме того, если вы отправитесь к звездам, вы найдете нас уже там.
   - Ты имеешь в виду Желуди. Печальный проект. Если мы найдем ваших несчастных сирот, то пощадим их, - пренебрежительно сказал Адам. - В конце концов, они тоже ни в чем не виноваты.
   - А Земля? Что вы собираетесь делать?
   - Ну, мы практиковались на Венере... Земля - это всего лишь еще один желудь, Фэлкон, питательные вещества которого будут поддерживать нас в процессе роста. - Он остановился - Времени в обрез. Ультиматум, который я выдвинул много веков назад, вот-вот будет исполнен - и, к твоей чести, ты был одним из немногих людей, которые изначально верили, что до этого дойдет. Ты вернешься на Сатурн?
   Фэлкон импульсивно ответил: - Нет, не вернусь. Свидетели остаются, и я буду среди них.
   - Тогда, возможно, пора прощаться. - Адам долго смотрел на него, а затем исчез.
   Президент резко пришла в себя, задохнулась и рухнула на пол.
   Джейн Спрингер-Сомс подбежала к ней. - Бабушка! Позвольте мне помочь...
  

43

  
   - Меня зовут коммандер Говард Фэлкон, в прошлом я служил в ВМС мира. Родился в 2044 году. Мой служебный номер был... ну, я думаю, это не сильно поможет установить мою личность, поскольку большинство записей, относящихся к моим ранним годам, были утеряны во время взрыва электромагнитной бомбы мнемозин.
   - Думайте обо мне как о парне из "медузы". Я надеюсь, что тот, кто слушает это, примет мои полномочия как подлинного свидетеля.
   - Дата - 7 июня 2784 года. День ультиматума.
   - Странно сейчас думать, что я был, вероятно, первым человеком, когда-либо слышавшим, как эта дата произносится вслух, много лет назад, и, конечно же, первым, кто понял ее значение для всего человечества - и вот она перед нами.
   - Сейчас, ммм, чуть больше одиннадцати часов по эфемеридному времени - именно эти временные рамки использовал Адам, когда устанавливал этот срок пять столетий назад. Осталось три с половиной часа, но я постараюсь не смотреть на часы. Сегодня, как никогда, мне не хочется слушать обратный отсчет...
   - Доктор Дони, надеюсь, это послание специально для вас, если вы когда-нибудь получите его. Странно думать, что вы не услышите эти слова в своей лапуте на далеком Сатурне еще добрых восемьдесят минут после того, как я буду говорить. И, в конце концов, мой голос будет лишь одним из множества криков, доносящихся перед ужасными картинами, которые, несомненно, последуют за этим. Но, надеюсь, я выбрал место, где буду исполнять свой последний долг, имея в виду вас.
   - Какое место, спросите вы? Я нахожусь в воздушном корабле, пролетающем над Гранд-каньоном.
   - Я знаю, знаю! Вы всегда советовали мне не возвращаться на место аварии, что поток ассоциаций и тому подобное принесет больше вреда, чем пользы. Возможно, вы правы, но если не сегодня, то у меня не будет другого шанса, не так ли? И какое замечательное место для наблюдения!..
   - Что касается моего корабля, то у него совершенно новая оболочка, под которой подвешена - подождите-ка - гондола от моего первого корабля на Юпитере, "Кон-Тики". Исходная. Поверите ли, я извлек ее из Смитсоновского института в точке Лагранжа? Интересно, что станет со всеми этими прекрасными старыми кораблями, когда Земля будет захвачена.  Я надеюсь, Адам и ему подобные будут относиться к ним с уважением.
   - Признаюсь, я не смог устоять перед названием, которое дал этой затее - да благословит господь "Королеву Элизабет V" и всех, кто на ней плавает, - и надеюсь, что все придирчивые историки, слушающие это, заметят, что этот корабль, как и мой обреченный дирижабль, и как океанские лайнеры, которые ему предшествовали, числится пятым в своем роде, а не назван в честь несуществующего монарха...
   - И вот я стою над старым каньоном, этой огромной раной на лице Земли. Я решил обозначить свою запись как Онгтапква, что является названием каньона на языке индейцев хопи. Я сейчас стою над мысом Мохаве и вижу, как река Колорадо извивается по долине с крутыми склонами, которую она прорезала в этих глубоких старых скалах плато, обнажая слои в стенах. И все это в ярком утреннем солнечном свете, с четкими тенями, как в какой-то огромной диораме. Знаю, что каньон казался бы карликовым по сравнению с другими мирами - он затерялся бы в бассейне Калорис на Меркурии, выглядел бы всего лишь притоком Долины Маринерис на Марсе, - но дело не в этом. Каньон существует в человеческом мире и был доступен для людей, обладающих лишь сильными ногами, хорошими легкими и толикой смелости. Конечно, как следует из моего названия, каньон имеет человеческую историю, которая уходит корнями за тысячелетия до первого европейского открытия, происшедшего, как я полагаю, более тысячи лет назад. Индейцы пуэбло считали его святым местом, местом паломничества - и кто может их за это винить?
   - Ну, сам каньон намного старше этого. Возможно, в десять раз старше человечества. Но он нас не переживет.
  

* * * *

   - Что-то происходит...
   - Если вам нужно время, посмотрите на клавишу записи.
   - Я вижу корабли Машин за пределами неба.
   - Они похожи на серебристо-серые облака, плавные очертания линз на фоне синевы. Движутся бесшумно. Я содрогаюсь при мысли о том, сколько энергии заключает в себе это легкое движение. Никогда не забуду, что Адам рассказал мне о 90-м, машине-Эйнштейне, который жил и умер шесть столетий назад. Кажется, машины стремятся к господству над пространством и временем, превосходящему наши технологии, а возможно, и навсегда превзойдут наше понимание...
   - Огонь в небе!
   - Даю слово. Я благодарен за защитные слои между моими искусственными глазами и за эти потрясающие вспышки. А также за усиление систем этой гондолы, которая была сконструирована так, чтобы противостоять свирепой магнитосфере Юпитера - несомненно, более энергичной среде, чем война, которая разворачивается там, наверху.
   - Да, война - это то, что, как мне кажется, я вижу. Вам это известно лучше, чем мне. Мне показалось, что я вижу корабли, стрелы света, прокладывающие себе путь сквозь эту огромную машинную армаду - удивительно маневренные, гораздо более маневренные, чем "Ахерон", который я видел падающим на Меркурий. Наши корабли против их кораблей. Удалось ли людям справиться с асимптотическим приводом Машин? Если так, то это заняло у нас достаточно много времени. А, теперь о световых импульсах, которые, несомненно, являются результатом применения ядерного оружия. Мы все еще используем рентгеновские лазеры? Я ничего не знал о последних возможностях военной обороны Земли. Будет ли наше самое грозное оружие хоть как-то использовано против кораблей такого размера...
   - Битва, кажется, уже закончилась. Кораблей людей нигде не видно, по крайней мере, отсюда. Серебристые облака Машин кажутся нетронутыми.
   - По крайней мере, мы попытались.
   - А теперь они спускаются.
  

* * * *

   - Со своего места я вижу три, четыре, пять кораблей, висящих там, вдалеке. Если я насчитал пять из этого места, сколько из них прибыло на Землю? Сотни тысяч? Миллионы?
   - Они не похожи на облака, по крайней мере, не сейчас, когда они под небом. Они кажутся тяжелыми, осязаемыми, твердыми. На самом деле, они уродливы, несмотря на всю свою гладкую элегантность. Им здесь не место. Это очень заметно. И я...
   - Приношу свои извинения. Что-то произошло, что-то новое. Я наблюдал за одним из кораблей. Увидел, что из центра корабля, возможно, появилась радуга. Волновой фронт? Он пролетел по воздуху и упал на землю, а когда достиг моего местоположения, "Королева Элизабет V" покачнулась под своей оболочкой, и я почувствовал что-то вроде скручивания глубоко в моем искусственном кишечнике. Загружаю медицинские данные. Ознакомьтесь с ними на досуге. Я буду продолжать записывать свои впечатления человека так долго, как смогу...
   - Еще один импульс. Я буду считать до тех пор, пока...
   - Еще один.
   - Они нарушают ландшафт. Я вижу что-то похожее на пыльные вихри, поднимающиеся над краем каньона. Стая птиц - или это летучие мыши? - встревоженно поднимается в воздух. В воздухе тоже неспокойно. Над головой клубятся облака, и я отчетливо слышу раскаты грома. У меня такое впечатление, что высвобождаются огромные энергии.
   - Еще один импульс, и еще...
   - Это еще один аспект продвинутой физики Машин? Мы давно предполагали, что можно было бы создать искусственное пространство-время, возможно, используя какой-то когерентный гравитонный двигатель, формирующий массу-энергию и гравитацию так, как вы хотите, - например, построить червоточину или достичь таких возможностей, как перемещение со сверхсветовой скоростью, заставляя пространство-время пульсировать и преодолевая результирующую волну.  Тот факт, что искривление, вызванное массой-энергией размером с солнечную, отклоняет луч звездного света не более чем на тысячную долю градуса, является простой инженерной деталью.
   - Это то, что здесь делают Машины? Используя сконструированное пространственно-временное оружие, они нарушают глубинную геологию самой Земли? Адам сказал, что на Венере у них было достаточно времени для практики...
   - Вы это видите?
   - Я пытаюсь развернуть корабль так, чтобы все мои камеры и другие сенсоры были направлены в сторону извержения. Но сейчас в воздухе усиливается турбулентность, и я ожидаю, что в любой момент меня может накрыть ударная волна.
   - Волна прошла. Я все еще здесь.
   - Да, извержение, но это не похоже ни на одно из извержений вулканов, которые я когда-либо видел в своей жизни, даже на многострадальной Ио. Вы видите это? Это похоже на столб жидкой породы шириной, возможно, в сотни метров, который просто вырывается из-под земли и устремляется вертикально вверх. Раскаленный добела столб. Я пытаюсь дистанционно измерить температуру...
   - Такие температуры характерны для внешнего ядра Земли. Невероятно. Машины уже нанесли глубокие раны.
   - По мере того, как столб поднимается в воздух - не могу сказать, насколько высоко - он начинает терять свою согласованность, вспыхивать. Часть материала падает обратно на землю и немедленно поджигает все, что можно сжечь.
   - Ухожу отсюда.
   - Сейчас быстро поднимаюсь. Не хочу попасть под этот каменный град.
   - По мере подъема передо мной открывается широкий вид. И я вижу все больше этих фантастических колонн, возвышающихся по всему ландшафту на десятки, сотни километров. Пожары распространяются, где только могут, по лесным массивам. Подо мной деревня и другие здания вдоль южного края каньона горят, как факелы. Земля кажется истерзанной. Я вижу пыль, поднимающуюся от подземных толчков, и что-то похожее на огромные трещины в земле. Воздух сейчас очень неспокойный и становится непрозрачным из-за горячего пепла и дыма. . .
   - Я знаю, что должен сообщать о том, что вижу сам, а не комментировать то, что происходит где-то еще. Но у меня есть мониторы, подключенные к глобальным каналам. А вы бы так не поступили? Эти фонтаны расплавленного - что бы это ни было, материала ядра? - поднимаются по всей планете. Пожары распространяются, леса горят по всему земному шару. Я вижу огромные клубы пара, поднимающиеся и над горячими точками в океанах - значит, воды затронуты не меньше, чем суша. Города охвачены пламенем, то, что от них осталось - что за зрелище! - на одной из трансляций видно, как огненный столб, словно насаженный на вертел, поднимается из самого центра Юнити-Сити. Интересно, было ли это сделано намеренно? Адам, ты все еще обращаешь на нас внимание, чтобы совершать такие жесты? Пирамиды! Памятник, который мы не смогли спасти, разрушен и тает. Замечательное зрелище... - замечательное и душераздирающее.
   - Подо мной Гранд-каньон наполняется новой рекой, на этот раз из лавы - как будто Колорадо прорвалось сквозь толщу Земли.
   - Но видеть это становится невозможно. Я едва могу контролировать скорость движения. Просто чудо, что корабль до сих пор не уничтожен, хотя я управляю гелием, а не водородом, как бедный обреченный "Гинденбург".
   - Думаю, что я стал свидетелем достаточного количества событий - будь то разрушение Земли или ее трансформация. Достаточно, чтобы понять, что я хочу участвовать во всем, что произойдет дальше в этом конфликте между Машинами и человечеством.
   - Потому что это еще не конец.
   - Я запускаю двигатель. Эта гондола - крепкое старое судно. На ней установлен тот же самый старый тритий-дейтериевый термоядерный двигатель, который помог мне выбраться из атмосферы Юпитера, и этого должно хватить, чтобы я смог выбраться отсюда - если повезет.
   - А если нет, доктор Дони, обязательно передайте сообщение Адаму. Так или иначе, машины заплатят за то, что они сделали сегодня.
   - Вот треск от начала работы термоядерного реактора...
  

* * * *

   В тот день Фэлкон сделал одно наблюдение, которое никогда не записывал и о котором никому не рассказывал.
   В момент между включением зажигания и воспламенением топлива - это длилось всего долю секунды - он был не один в гондоле "Кон-Тики". Черный куб около метра в поперечнике, гладкий и безликий, если не считать рукописных каракулей.
   Висел в воздухе. Внутри кабины.
   Появился и исчез.
  

* * * *

   - ...Зажигание! Меня зовут Говард Фэлкон. "Королева Элизабет V", конец связи.
  

Интерлюдия:

  
   Июнь 1968 г.
   Даже если все говорили, что крайне маловероятно, будто Сет Спрингер когда-либо покинет землю, подготовка к запуску "Аполлона-Икара-6", запланированному на 14 июня, должна была продолжаться. Поскольку ни один из первых выстрелов не достиг бы цели до июня, не говоря уже о том, чтобы сбить Икар, никто не знал, сработал план или нет. И на всякий случай нужно было подготовить пилотируемый запасной "Аполлон".
   Так что уже в середине мая бюрократия НАСА начала действовать. Комиссия по подготовке к полету официально одобрила запуск. Сету теперь выделили дублера, и настала очередь бедняги Чарли Дьюка сидеть взаперти за тренажером, отчаянно пытаясь вникнуть в план миссии.
   Как и обещал Шеридан, Сета и его семью перевезли в здание для экипажей НАСА на острове Мерритт, на мысе Кейп. Отныне он будет жить здесь, проходить последние тренировки и медицинские осмотры, будет изолирован от вирусов, которые разносит большая часть человечества, которое он будет пытаться спасти, и будет защищен от внимания прессы, которое стало казаться ему чрезмерным.
   Сет был рад, что его семья здесь, с ним. Мальчики ничего не знали о его миссии, и Сет и Пэт были полны решимости продолжать в том же духе как можно дольше. Их жилище напоминало приличный отель, совмещенный с либеральным монастырем, с горничными и преданным своему делу поваром, который отлично справлялся с приготовлением гамбургеров и картофеля фри. Но мальчики, как и следовало ожидать, сходили с ума от того, что целый день сидели взаперти, и Пэт разрешили выпускать их играть на улицу и даже брать с собой на пляжи Флориды, под усиленной охраной морских пехотинцев.
   Напряжение подготовки и тренингов не спадало. Сету даже пришлось одобрить нашивку для своего полета, который никогда не состоится. Наименее глупым дизайном была хрупкая голубая Земля, заключенная в сложенные чашечкой человеческие ладони.
   У него была какая-то общественная жизнь, помимо Пэт и мальчиков. Его навещали другие родственники, в том числе родители и младшая сестра, а также друзья по школе, по военно-воздушным силам и НАСА. Все улыбались и настаивали, что это было "пока", а не "прощай". Сет чувствовал себя пациентом, пораженным какой-то неизлечимой болезнью.
   В конце концов, выдержав все это давление, он, казалось, перешел на новую ступень сознания, воспарив над всем этим, как будто потерял контроль. - Моя жизнь превратилась в один длинный контрольный список, - сказал он Пэт.
   - Это больше похоже на день нашей свадьбы, - ответила она, сама уставшая, и попыталась улыбнуться. - Даже сейчас не так напряженно, как было раньше. В конце концов, ты просто...
   - Плывешь.
   Но этот период "парения" должен был закончиться.
   Икар должен был врезаться в Землю в среду, 19 июня. Вечером в среду, 12 июня, на неделю раньше запланированного срока, появился Джордж Шеридан с бутылкой бурбона.
  

* * * *

   - Медики этого не одобрят, - сказал Сет, когда ему налили здоровую порцию.
   - Пошли они все к черту, - сказал Шеридан. - Я их начальник. Тебе в глаза попала грязь. Итак, ты следил за новостями, пока они баловали тебя в этом фитнес-клубе?
   - Видел, как Хэмфри застрелили во время предвыборной кампании. - Хьюберт Хэмфри был вице-президентом Линдона Бейнса Джонсона.
   - Отличная заметка, как раз то, что нам было нужно.
   - И я увидел в газетах снимки Икара, сделанные с Паломара.
   - Излишне говорить, что из-за этого началась паника, и все начали скупать билеты, направляясь в Аппалачи. Не то чтобы все бежали. Бермуды - ближайший крупный населенный пункт к месту столкновения, и там проходит что-то вроде рок-концерта. Хиппи и "сила цветов". По закону им следовало бы остричь свои чертовы волосы.
   - Это имело бы решающее значение, когда упадет Икар, сэр.
   Шеридан пристально посмотрел на него. - Что ж, мы получили результаты. Вы знаете, все три ядерных заряда, которые были доставлены на данный момент, были доставлены с абсолютной точностью, взрывы произошли как во сне, и наблюдатели видели все это, пролетая сквозь облако обломков, и ядерные заряды толкнули эту скалу. Но, черт возьми, просто недостаточно сильно. Теперь астрономы говорят, что, возможно, скала - это вовсе не скала; может быть, это скопление маленьких камешков, прижатых друг к другу, как груда щебня, а бомбы просто как бы сжимают массу...
   - Джордж, что насчет Пэт и мальчиков?
   Шеридан посмотрел ему в глаза. - Сам Роберт Фрэнсис Кеннеди собирается позаботиться об этом. Сразу после презентации он отвезет вашу семью в Хикори-Хилл, в свой дом в Маклине, штат Вирджиния. На самом деле, купленный им у своего старшего брата. А в день Икара, когда Эл-Би-Джей будет на борту президентского самолета номер 1, РФК лично отвезет вашу семью с собой в НОРАД в Колорадо и переждет под проклятой горой, где они будут находиться не более чем в пятидесяти футах от семьи Кеннеди, пока все не закончится.
   - Мальчики будут в ужасе.
   - С этим мы ничего не можем поделать. Но они будут в безопасности, верно? - Шеридан пристально посмотрел на него. - Знаете, я не могу приказать вам сделать это, сынок, даже сейчас. Как вы себя чувствуете?
   - Напуган.
   - Чем?
   - Тем, что я облажался на глазах у всего мира. Иисус. Вы приберегли этот бурбон для другого случая, Джордж...?
  

* * * *

   В четверг они выпустили Сета, Пэт и мальчиков из клетки, и семья провела день на пляже под надежной охраной. Сет не мог сосредоточиться ни на чем, кроме ярких ощущений того летнего дня, солнца, песка, свежего соленого запаха воды, смеха мальчиков, для которых этот день был таким же, как и любой другой, в длинной череде счастливых дней с мамой и папой.
   Вернувшись вечером в свой номер, они поели, немного поиграли, посмотрели телевизор в пижамах. Затем вдвоем уложили мальчиков спать. Прощаний не было, просто день заканчивался.
   Пэт было невыносимо оставаться на ночь с Сетом.
   К его собственному удивлению, Сет в ту ночь спал довольно хорошо. Возможно, всему виной был морской воздух.
   И когда Чарли Дьюк разбудил осторожным стуком в дверь в шесть утра, была пятница, 14 июня.
   День запуска.
  
  

ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ПОСЛАННИК МИРА

  
   2850 г.

44

  
   Когда наступил момент контакта, Фэлкон приостановил работу с лопаткой и впал в состояние совершенной механической неподвижности.
   Его насторожил не звук, а скорее едва ощутимый толчок, проникший сквозь ткань этого маленького мира - через камень и почву, через его надувные колеса и гидравлическое шасси, в самую сердцевину его существа. Ощущение шагов в пустом доме.
   Чье-то незваное присутствие.
   Фэлкон положил лопатку рядом с бункером для удобрений и выпрямился во весь рост. Он посмотрел вниз на горку, на бордюр, где работал. Говард Фэлкон был машиной, напичканной часами и таймерами - их было слишком много, чтобы не обращать на них внимания, слишком много, чтобы он мог игнорировать течение времени. Он очень хорошо знал, что в этом замкнутом убежище прошли десятилетия. Десятилетия с конца света. Что ж, очевидно, его долгая изоляция подходила к концу.
   Оставив свои инструменты, он направился через сад воспоминаний, проходя по изящно петляющим дорожкам, по маленьким каменным мостикам и арочным туннелям, затененным навесами из переплетенных ив. Большинство рокариев были увенчаны черными плитами, которые оживали, когда замечали его приближение, и на плитах появлялись изображения Хоуп Дони, ее лицо поворачивалось к нему. Если бы он задержался, изображения пригласили бы его послушать, как они рассказывают о событиях и происшествиях из ее жизни, сопровождая их записями и свидетельствами третьих лиц. Посторонний человек, блуждающий по этим тропинкам, быстро составил бы представление о Хоуп и ее жизни. Чем дольше он оставался здесь, чем больше исследовал закоулки сада воспоминаний, тем более детальной становилась эта картина.
   Хоуп Дони умерла вскоре после разрушения планеты, на которой она родилась; на самом деле в те первые годы была целая волна таких смертей. И с тех пор Фэлкон потратил пять десятилетий на строительство этого места в ее честь.
   Фэлкон остановился на перекрестке дорожек, где в полу было вделано толстостенное окно - окно, которое полностью выходило из этого маленького корпуса на усеянное звездами небо внешней части Солнечной системы. С этого ракурса он мог разглядеть причальный комплекс, едва различимый за изгибом кометы. Прошло много времени с тех пор, как к этому причалу были пришвартованы какие-либо корабли. Когда Фэлкон прибыл, первым делом он отправил свой собственный корабль обратно в космос с командой самоуничтожения, чтобы у него не было возможности покинуть сад. Какие бы призывы к нему ни звучали, какое бы желание он ни испытывал вернуться в миры людей или Машин, он останется пленником, каким стал добровольно.
   Но теперь у причала был корабль.
   Он изучал воинственные линии его корпуса в форме акулы, отмечая плавные выпуклости, которые почти наверняка свидетельствовали о наличии сенсоров дальнего действия, систем вооружения, средств оборонительного противодействия. Вероятно, это был один из новых крейсеров с асимптотическим приводом - человеческое оружие, созданное на основе технологических разработок, украденных у Машин. Корабль был черным, как ночь, за исключением серебристой маркировки на одном из его плавников; ошибиться с прыгающим спрингбоком было невозможно.
   Еще один толчок достиг Фэлкона, на этот раз более сильный. Мгновение спустя он уловил небольшое изменение давления воздуха, означавшее, что шлюз открылся.
   Фэлкон отошел от окна. Он ускорил ход, его шасси заскрипело. Извилистые тропинки поднимались вверх через череду рокариев и заграждений, сужаясь по мере того, как поперечник не совсем сферической выемки-мирка уменьшался ближе к полюсу, а вес Фэлкона уменьшался по мере ослабления эффекта центростремительной гравитации. Теперь до него доносились звуки - тяжелый механический шум. Люди с оборудованием в движении.
   Он в последний раз оглянулся на огороженный пузырь сада, на рокарии, опоясывающие внутреннюю часть мирка, на сияющий желтый луч искусственного солнца вдоль его оси. Целые акры все еще оставались незавершенными, дорожки вились по участкам щебня и почвы, которые еще предстояло благоустроить и обработать. Ему еще столько всего предстояло сделать.
   Он отвернулся.
  

* * * *

   В каменном зале приемной гравитация не превышала одной десятой "g".
   Здесь его ждала группа посетителей. Двое из них, одетые в стандартные скафандры легкого современного дизайна, сверялись с развернутым свитком, на полупрозрачной мембране которого была изображена карта сада памяти в поперечном сечении. За этой парой стояли три фигуры в гораздо более тяжелой броне; их громоздкие скафандры без защитных визоров были увешаны инструментами и оружием в дополнение к ручным пушкам, которые они несли. Фэлкон инстинктивно замедлил шаг, но, несмотря на это, охранники все еще держали его на мушке, направив стволы размером с кулак на его искусственную голову.
   - Отведите, - сказала одна из держателей карты, едва взглянув на него. - Он безобиден.
   С видимой неохотой тяжелые орудия опустились, но автономное оружие, установленное на костюмах охранников, все еще держало его на прицеле. Выглядывающее из-под скафандров на маленьких поворотных шеях, оно напомнило Фэлкону змеиные головы.
   - Безвреден? Вы уверены в этом? - спросил он, и его собственный голос показался незнакомым из-за долгого неиспользования. - Я здесь уже некоторое время. Может быть, достаточно долго, чтобы немного сойти с ума...
   - Вы знаете, сколько времени прошло? - спросила первая обладательница карты - женский голос. Она выпустила свиток, и он свернулся в трубочку.
   - Я не вел счет.
   - Пятьдесят шесть лет. Этого было бы достаточно, чтобы проверить здравомыслие любого нормального человека, но не Говарда Фэлкона. Если то, кем вы стали, не свело вас с ума, ни у кого другого нет шансов.
   - Сказано со всем тактом и дипломатичностью настоящих Спрингеров.
   Фигура сунула свиток в сумку, затем потянулась, чтобы снять шлем, открыв голубые глаза и зачесанные назад темные волосы, ее напарник - мужчина - последовал ее примеру мгновение спустя. Женщина резко спросила: - Кто еще стал бы утруждать себя вашим поисками?
   - Рад, что это было нелегко.
   - Меня зовут Валентина Атланта Спрингер-Сомс. Это мой брат Бодан Северин.
   - Дети президента Аманды IV? Законные наследники квазиуглеродного трона, без сомнения?
   - Внуки, - поправила она. - Мы двое принадлежим к следующему поколению... Вы знали одну из нас, не так ли? Джейн.
   - Да. Хорошая девочка. Что с ней стало?
   Валентина пренебрежительно сказала: - Погибла в бесполезной битве среди руин Земли.
   - А. - И это была та новость, которая, казалось, все еще способна причинять боль. "Но у меня больше нет сердца, которое можно разбить, - как-то пожаловался он Хоуп. - Не волнуйся, Говард, - сказала она. Сердце будет предоставлено"...
   Спрингер-Сомсы, казалось, совершенно не замечали его реакции. Преимущество в том, что у тебя лицо, похожее на кусок старой обувной кожи.
   Валентина Атланта продолжала говорить без умолку. - И да, найти вас было совсем не просто. Вы проделали потрясающую работу, исчезнув с карты, Говард. Но разве вы не помните свои собственные великие слова, когда Земля погибла? Так или иначе, машины заплатят за то, что они сделали сегодня. Что случилось со всем этим огнем, с этой праведностью? Прежде чем земные обломки успели остыть, вы исчезли из жизни людей. Стали отшельником. У вас даже не хватило порядочности вернуться на Сатурн на похороны Хоуп.
   - Это не ваше дело.
   Валентина Атланта подняла руку и расстегнула заколку на затылке, позволив волосам распуститься и упасть на шею. Бодан Северин сделал то же самое. Они были очень похожи лицами, особенно в обрамлении этих длинных, роскошных прядей черных волос. Фэлкон сохранил достаточно человеческой чуткости, чтобы распознать ледяную, властную красоту как в сестре, так и в брате - без сомнения, результат многолетней работы лучших специалистов в области генетики и инженерной мысли.
   - Что заставило вас передумать? - спросил Бодан Северин. - Насчет мести машинам. Расскажите нам.
   - Полагаю, у меня было то, что вы могли бы назвать моментом просветления.
   - Просветления? - спросила Валентина.
   - Я понял, что есть дела поважнее, чем планирование следующего уровня возмездия. Почему мы наносим ответный удар по Машинам, уничтожающим Землю. Все, что мы делаем, это провоцируем дальнейшую эскалацию. Асимметричный ответ за асимметричным ответом - бесконечная игра в превосходство. Чем это закончится? Когда какая-то из сторон разобьет солнце на части, чтобы доказать свою точку зрения?
   - Это закончилось бы справедливостью, - сказала Валентина.
   - Удачи вам в этом. - Фэлкон повернулся. - А теперь, вы не возражаете? Мне нужно заняться садом.
   - Внешний мир никуда не делся, - сказал Бодан. Его голос был чуть ниже, чем у сестры, а резкие интонации идентичны. - Мы все еще на войне.
   - Знаю. Я наблюдаю за фейерверками. Это очень красиво. Можно было бы составить карту плоскости эклиптики, просто проследив за этими мегатонными искрами.
   Валентина улыбнулась. - Война приобрела дарвиновский характер - это вопрос чистого выживания. В последнее время мы стали очень обеспокоены деятельностью машин на Юпитере. Ситуация вступила в новую и тревожную фазу.  Вы в курсе событий?
   И Фэлкон не мог отрицать, что так оно и было.
  

45

  
   Хотя Фэлкон прятался со Дня ультиматума, он наблюдал за развитием истории.
   В течение десятилетий ожесточенных межпланетных войн, последовавших за потерей Земли, опираясь на наследие президента Аманды IV, последнего законного правителя разваливающегося мирового государства, наследственная администрация Спрингер-Сомсов, далекая от того, чтобы рухнуть вслед за потерей самой Земли, проявила себя последним спасителем человечества, последним бастионом против машин: необходимым благом, суровость режима которого продиктована остротой ситуации. Теперь господствовало военное право. Новостные каналы были переполнены пропагандой, сообщениями о победах человечества, его технических достижениях, научных прорывах. Фэлкон вскоре понял, что во всем этом есть определенная закономерность. Окончание войны всегда было недосягаемо - оставался лишь последний рывок, последнее согласованное усилие.
   И перед лицом этого постоянного состояния, близкого к триумфу, даже незначительное инакомыслие стало предательством. В новостях также появлялись сообщения об арестах, задержаниях, судах, казнях. Функционеров и бюрократов обычно сажали в тюрьму и увольняли за различные неудачи и недостаточные достижения. "Сторонников машин" искореняли и разоблачали как предателей человеческого рода.
   Несколько лет назад даже ходили разговоры о "неудавшемся свержении правительства антидемократическими элементами". Ходили слухи, что где-то там была фигура, руководившая попытками государственного переворота, - темная личность, известная только как Босс. Это название было едва ли известно, не более чем слухи. Официальная версия заключалась в том, что Босс был фиктивным руководителем, не имеющим реальной сущности. Тем не менее протест продолжался.
   Тем временем Фэлкон наблюдал за ужасающей трансформацией Земли. Планета, некогда голубая жемчужина, теперь светилась красным - как Венера, как Луна, миры, которые также были захвачены Машинами. Фэлкон представил себе эксперименты в области тектонической инженерии, разработки месторождений в глубинных слоях планет; Земля превратилась в адскую фабрику, окруженную тучами кораблей-машин. Ничто живое не могло выжить, даже одна-единственная клетка экстремофилов.
   Но совсем недавно, даже отвлекаясь на страдания Земли, все не могли не заметить зловещих изменений, происшедших с Юпитером.
   Несмотря на Хозяина вокруг Солнца, несмотря на то, что Машины оккупировали Землю и Луну, большинство их по-прежнему было сосредоточено на гигантской планете с ее огромными ресурсами. Но долгое время никто не мог сказать, чем они там занимаются. Достоверных данных было мало. Зонды отбрасывались или уничтожались, и сенсоры теперь могли проникать только на некоторую глубину; им противостояла искусственная рассеивающая поверхность, похожая на радиозеркало, расположенное на глубине нескольких сотен километров. Очевидно, что Машины занимались глубокой инженерной разработкой недр Юпитера. Были некоторые свидетельства этого, видимые из космоса - странные аномалии в структуре облаков и их химическом составе, - но никто не мог с уверенностью сказать, что это за явление.
   "С одной стороны, - подумал Фэлкон, - я был бы не прочь посмотреть, каково сейчас там, внизу, и что, если вообще что-то сталось с дочерьми Кето"... Но, с другой стороны, мысль о возвращении на управляемый машинами Юпитер вызвала в его душе приступ неподдельного ужаса.
   Иногда он думал о ревенантах, как он их себе представлял, таинственных воплощениях Орфея - Говарда Фэлкона-младшего, - которых можно было увидеть мельком во время войны, в этот век страданий миров, когда их видел даже он сам. Они все еще наблюдали? Что думали глаза этих загадочных свидетелей о тиранических мирах и бесконечном конфликте? Но если за ними все еще наблюдали, то Фэлкон не видел никаких сообщений об этом.
   И он боялся за человечество, оказавшееся зажатым между Машинами и такими, как Спрингер-Сомсы, которым бесконечная война придала сил.
  

* * * *

   Они вернулись в главный зал сада памяти, Валентина вела Фэлкона, ее брат следовал за ним, а охранники замыкали шествие, их гротескные доспехи были неуместны на мемориале.
   Валентина, с явным любопытством оглядывавшаяся по сторонам, усмехнулась. - Ничего, кроме памятника ностальгии. Знаешь, брат, машины оказали нам исключительную услугу, уничтожив Землю. Они лишили нас последних остатков сентиментальности. Теперь мы готовы на все, рассмотрим все, чем угодно пожертвуем, если это приведет к победе.
   - Прекрасные слова, - сказал Фэлкон. - Я не уверен, что они будут много значить для Машин.
   Бодан спросил: - А если я скажу вам, что у нас есть средства выиграть войну завтра?
   - Я бы сказал, что вы лжете.
   Валентина остановилась у каменной горки и махнула рукой в сторону ближайшей плиты, чтобы оживить ее. Появилось лицо Хоуп Дони и она начала что-то говорить, но Валентина выслушала лишь несколько слов, прежде чем пренебрежительно отвернулась и пошла дальше. - Он говорит правду. Но стоимость неприемлема, - сказала она.
   - Экономика Солнечной системы на протяжении веков находилась в состоянии войны, - ответил Фэлкон. - Людям приходилось мириться с эвакуацией в облака Сатурна, тоталитарным правлением, воинской повинностью во всех населенных мирах, на Марсе, Титане и Тритоне. Спутники Юпитера - это не что иное, как крепости. Трудные времена настали для всего, кроме самой верхушки. Насколько хуже может быть с обычными массами?
   - Она не имела в виду потери для людей, - осторожно сказал Бодан. - Она имела в виду юпитериан. Местные организмы Юпитера, который станет полем битвы. Ваши драгоценные медузы, Фэлкон. - Он наклонился, поднял один из покрытых грязью камней, лежавших на дорожке, и повертел его в перчатке, прежде чем с легким отвращением положить обратно.
   Валентина сказала, когда они двинулись дальше: - У нас есть способ перенести войну на Юпитер. К установкам тамошних Машин. Наше вмешательство может полностью уничтожить их. К сожалению...
   - Медузы.
   - Верно. Это действие также уничтожит экологию Юпитера.
   - Вы бы никогда не зашли так далеко.
   Они подошли к центральной части сада, дубу. Фэлкон посадил его сам - после тщательной криоконсервации, используя тот самый желудь гражданина второго класса Джеффри Пандита, который тот подарил ему на Марсе почти триста лет назад. Самому дубу уже перевалило за вторую половину первого столетия, и он был достаточно зрелым, чтобы дать собственные семена. Этот маленький желудь оказался одним из самых ценных подарков, которые когда-либо получал Фэлкон.
   - Мы бы хотели, - спокойно ответил Бодан. - Однако это самая трудная часть - доказать нашу решимость.
   Фэлкон, так долго находившийся в одиночестве в этом месте, чувствовал себя так, словно попал в какой-то жуткий кошмар. Он изо всех сил пытался обдумать последствия того, что они говорили. - И в чем же тут дело?
   - Мы думаем, что вы все еще можете быть полезны, - сказала Валентина. - Каким бы неудачным ни было ваше предыдущее участие, вы были связаны с судьбой Машин с момента их создания. И, кто знает? Без вас все могло бы быть еще хуже.
   - Спасибо, - сухо сказал Фэлкон.
   - Летите с нами. Возвращаемся в пространство Юпитера. Возвращаемся на Ио, фактически на линию фронта. Мы убедим вас, что у нас есть средства положить конец войне. Все, что вам нужно сделать, это подвести Машины к этому месту. Отправляйтесь на "Кон-Тики"! После вашего маленького приключения на Земле мы отремонтировали гондолу, сделав ее намного прочнее и функциональнее. Последний важный жест - последний шанс доказать свою преданность нам, а не Машинам.
   - Вы совсем не понимаете моей позиции, не так ли? Я предан не людям и не машинам. Это не какой-то бинарный выбор. Это то, чем мы могли бы стать вместе, а не то, чем мы являемся по отдельности...
   - Вы могли бы подумать и о своих собственных интересах, - сказал Бодан, игнорируя его. - Вы вложили много труда в этот сад памяти. Десятилетия уединенного служения. Храм, посвященный женщине, которая вернула вам жизнь. На самом деле, вы были делом всей жизни Хоуп Дони. Хотела бы она, чтобы вы просто растворились в этой дыре в небе?
   - Хоуп мертва, как вы мне напомнили. Я не могу говорить за нее.
   Валентина пожала плечами. - Тогда, возможно, вам стоит подумать о своих собственных интересах. - Она достала свиток из сумки и снова открыла его. - С тех пор, как мы поднялись на борт, наши сотрудники службы безопасности провели полное сканирование ваших систем, Говард. Может, посмотрим на доказательства?
   Она взяла один конец свитка и позволила Бодану подержать другой, поворачивая его так, чтобы Фэлкону было видно. Это был своего рода призрачный план его самого, грубо собранный из снимков с разным разрешением и проникновением. Он бесстрастно изучал его; давно миновала та стадия, когда собственная физическая природа вызывала у него отвращение.
   - Эти розовые области, - сказала Валентина, водя пальцем по свитку. - Это места, где наш анализ выявил нарушения в функционировании - отказ либо систем оборудования, либо постепенное разрушение оставшегося у вас биологического материала. Здесь много розового, вы согласны? - Она посмотрела на него. - И даже если бы у нас не было сканеров, откровенно говоря, коммандер, вы медлительны, от вас пахнет гарью, и вы издаете скрежещущие звуки, когда двигаетесь. Вам место в музее.
   - Это должно меня убедить?
   - В наши дни у нас хорошие медицинские ресурсы, что является одним из побочных эффектов многовековой войны. Приезжайте на Ио, и вы получите лучший уход, который мы можем предложить. Капитальный ремонт, новая жизнь.
   Фэлкон хмыкнул. - Хотите верьте, хотите нет, но это не первый случай, когда медицинское лечение используется в качестве рычага против меня. Вы, два клоуна, даже не оригинальны. И какова же моя награда, я смогу увидеть, как вы убиваете Юпитер?
   - Если вы сможете убедить Машины, что мы не шутим, то сможете остановить войну, - сказала Валентина. - Разве это не то, чего вы хотите? Но время не ждет. Вам нужно приехать немедленно.
   Фэлкон посмотрел на дуб. - Я не могу все это бросить.
   - Вы могли бы вернуться сюда через некоторое время, - успокаивающе сказал Бодан. - Будучи уверенным, что вы добились мира. А пока мы используем беспилотные летательные аппараты в качестве охранников. Сам биом не пострадает в течение нескольких недель или месяцев, не так ли?
   - Что вы знаете о садах памяти?
   Брат натянуто улыбнулся. - Только то, что есть в записях. Какова была цель - чтобы люди приходили сюда узнать о докторе Дони?
   - Не совсем так. Здесь есть миллионы других садов памяти, дрейфующих в транснептуновом пространстве. Вы не будете искать одного конкретного человека. Вы посещаете каждый сад, потому что он по-своему уникален, и по пути узнаете немного о жизни кого-то, кто уже умер.
   Валентина нахмурилась. - Мертвые есть мертвые. В чем выгода?
   Фэлкон сказал: - Если вы этого не видите, я не могу вам показать.
   Валентина пожала плечами. Она закрыла свиток и вернула его в свой скафандр.
   Фэлкон вздохнул. - У меня нет выбора, не так ли?
   - У вас есть все возможности, - сказал Бодан.
   - Их нет. Не из-за ваших взяток или вашей грандиозной военной логики. На карту поставлены медузы. Как и Машины, если уж на то пошло. Вот почему мне придется пойти с вами.
   - Мы знаем. - Валентина улыбнулась.
  

46

  
   Они дали Фэлкону шесть часов на выполнение основных хозяйственных процедур на комете, чтобы сделать все возможное для ее перевода в состояние полу-гибернации. Последний осмотр путей, последний шанс принять работу, проделанную за полвека. И, один за другим, он перевел идентификационные плиты в режим покоя. Он верил, что Хоуп простила бы его, учитывая обстоятельства.
   Оказавшись на борту корабля Спрингеров, Фэлкон подошел к иллюминатору, наблюдая за отлетом. Он не видел этот маленький мирок снаружи со времени своего прибытия, но здесь мало что изменилось по сравнению с теми преобразованиями, которые он произвел внутри. Это был всего лишь грязноватый, не совсем белый сфероид из смеси льда и щебня, укрепленный для устойчивости с помощью пластиковой мембраны, усыпанной тут и там окнами, стыковочными узлами, антеннами и радиаторами. Говорили, что на окраинах Солнечной системы было больше ледяных объектов, чем когда-либо живших людей. В лучшие времена люди селились бы в этих маленьких мирках. А сейчас их было достаточно, чтобы создать уникальный памятник каждому человеку, который когда-либо жил. Загвоздка заключалась в том, что создание садов памяти и уход за ними требовали многолетней преданности со стороны друзей и семьи покойного.
   Сад памяти был проектом, подходящим для эпохи долгой жизни, которая, по опыту Фэлкона, больше походила на эпоху долгой старости, и для эпохи перемещения, когда выжившие земляне искали компенсацию за потерю своего мира, земли предков, в которой были похоронены их мертвые. Но число забытых умерших всегда будет превышать число тех, кого поминают.
   Включился асимптотический привод, ускорение стало плавным и легким, как при подъеме на лифте, и корабль быстро удалился от сада памяти. Фэлкон следил за садом, пока тот не стал уменьшаться даже в его обострившемся зрении.
   Затем два световых импульса заключили сад в квадратные скобки.
   В промежутке между этими двумя импульсами, мгновение спустя, расцвело и разрослось белое сияние.
   Вспышка через мгновение исчезла. Все, что осталось, - это медленно растекающаяся молочная дымка, туманность цвета грязного снега.
   В течение нескольких секунд Фэлкон отказывался верить в то, что видел. Затем, когда до него дошла правда, его охватила почти физическая волна шока и отвращения.
   - Это было необходимо. - Валентина присоединилась к нему у иллюминатора, а один из охранников сразу за ней.
   Фэлкон контролировал себя, зная, что нанести удар - значит гарантировать себе немедленное уничтожение. - Вы... устранили ее. Это все, что осталось от Хоуп. Почему? Какое может быть оправдание...
   - Отчасти это было демонстрацией нашего безразличия к вам, - сказала она. - Видите ли, ваши чувства для нас ничего не значат. Мы бы сказали все, что угодно, чтобы вы оказались на борту этого корабля, даже правду, если бы это было полезно. Вы - составная часть, не более того.
   - Отчасти. Что еще?
   - Нам нужно, чтобы вы поняли нашу безжалостность. Отсутствующую в нас сентиментальность. - В ее голосе зазвучал мрачный, почти религиозный пыл. - Нашу готовность действовать с абсолютной, непоколебимой решимостью. Вы должны поверить в это, понимаете, Фэлкон, поверить в это до глубины души. Потому что, если поверите, то есть небольшой шанс, что сможете убедить и Машины - убедить их, что мы действительно уничтожим всю экологию Юпитера, чтобы остановить их. Они доверяют вам, Фэлкон. По крайней мере, до некоторой степени. В этом всегда была ваша главная сила - ваша величайшая полезность. Но не обольщайтесь, что это делает вас незаменимым. - Она похлопала его по твердому плечу. - Приятного вам путешествия.
  

47

  
   Более чем через полвека после разрушения Земли Ио стала первой и последней линией обороны человечества.
   Сам Юпитер, возможно, пал под натиском Машин, но люди все еще цеплялись за его спутники. Все галилеевы спутники - четыре большие луны, Ганимед, Европа, Каллисто и Ио - были милитаризованы и служили оборонительными станциями, а также заводами по производству вооружения и топлива. Однако невысказанная истина заключалась в том, что все зависело от Ио. Это был ближайший к Юпитеру крупный спутник, который находился ближе всего к облачным слоям; его чрезвычайно энергетичная поверхность долгое время служила опорой для ключевого промышленного центра. Теперь военное правительство бросило на Ио все силы, понастроив там укреплений и разместив сторожевые корабли, крейсера и линкоры на наклонных орбитах так плотно, что, по крайней мере, в радиолокационном отражении, они образовывали почти сплошную оболочку. Ничто не могло приблизиться к этой оболочке - или пробраться через нее - без прохождения самых высоких уровней аутентификации.
   И только когда корабль Спрингеров оказался внутри кордона, стала видна сама Ио.
   До появления людей поверхность спутника была болезненного желто-коричневого цвета в крапинку - вся она была покрыта коркой серы, извергаемой в безвоздушное небо многочисленными гейзерами, ежегодно выбрасывавшими миллиарды тонн из огромной печи ядра спутника. Теперь, в условиях человеческой оккупации, чудовищные запасы энергии в недрах Ио были перекрыты и перенаправлены, обеспечивая ее поставки на военные нужды. В кору были погружены охлаждаемые шахты, которые проталкивались сквозь сотни километров расплавленной магмы, стремясь к твердому и горячему ядру. Наиболее опасные потоки лавы были остановлены, или перенаправлены, или объединены в циклы, в зависимости от того, что лучше отвечало потребностям человека. Теперь активность гейзеров снизилась на две трети, и весь этот избыток энергии использовался на перерабатывающих заводах и фабриках, которые были больше городов, их градирни и радиаторные решетки поднимались на высоту сотен километров: сатанинские сооружения, которые плавали на непостоянной коре спутника, как пластинки углеродистого шлака на расплавленном железе. И каждый перерабатывающий завод, в свою очередь, был оцеплен столь же многочисленной батареей оружия. Пушка за пушкой, и каждый приземистый ствол напоминал миниатюрный вулкан. Ни одна из них никогда не использовалась в бою, поскольку орбитальные экраны до сих пор считались непробиваемыми. Тем не менее их постоянно проверяли, поддерживая в полной боевой готовности.
   Именно в этот военно-промышленный ад и спустился Говард Фэлкон.
  

* * * *

   Фэлкон наблюдал за последним заходом на посадку с мостика. - Итак, это ваше оружие. Оно где-то на Ио?
   - Не на Ио, - ответила Валентина. - Сама Ио - это оружие.
   Фэлкону давно надоело неуклюжее и загадочное хвастовство Спрингер-Сомсов. - Вам придется мне это объяснить. Что вы собираетесь делать, взорвать весь спутник?
   - Это было бы в наших силах, - сказала Валентина. - Но не принесло бы многого. Новая система колец, возмущение орбит других спутников, некоторое разрушение внешних облачных слоев Юпитера... У нас другие планы на Ио - более грандиозные. Вы цените широкий жест, не так ли, Говард?
   Он с тоской вспомнил Джеффа Уэбстера. - Раньше я так и делал.
   Она кивнула брату. - У нас есть разрешение на вход?
   - Только что получено окончательное разрешение. В последний раз спрашиваю - мы уверены, что это разумно - привлекать его к работе?
   - Он должен осмотреть двигатель, - настаивала Валентина. - Тогда он поймет...
   Без предупреждения корабль резко нырнул к Ио, устремляясь вниз сквозь заросли башен и лопастей к гладкой черной поверхности. Фэлкон подумал, что для этого потребуется чертовски много усилий. И если что-то пойдет не так...  После всего, что ему пришлось пережить, Фэлкон полагал, что было бы небольшой милостью умереть мгновенно, разбившись насмерть в катастрофе на высокой скорости, аккуратно завершив длинную главу своей жизни, которая началась с другой аварии восемьсот лет назад, как будто все, что произошло между ними, было всего лишь сновидением умирающего разума.
   Вырисовывалась поверхность.
   И в последний момент в этой черной поверхности открылась дверь. Корабль Спрингеров проскользнул внутрь, направляясь вниз по длинной прямой шахте, с минимальным зазором с обеих сторон. Красные огоньки отмечали скорость их снижения, они проносились мимо со скоростью, должно быть, в несколько километров в секунду. Брат и сестра наблюдали за этим с невозмутимым спокойствием, как будто проделывали это тысячу раз.
   Фэлкон был почти впечатлен. - Я знал, что вы добрались до ядра. Понятия не имел, что здесь есть что-то настолько обширное. Давление, оказываемое на эти стены...
   - Это ничто, - сказал Бодан. - Ничто по сравнению с тем, с чем, по крайней мере, приходится сталкиваться машинам на Юпитере. Прокладка туннеля на несколько тысяч километров от поверхности спутника - детская забава.
   - Не преуменьшай наши достижения, брат, - упрекнула Валентина. - Подумай обо всей этой яркой магме, которая находится прямо за этими стенами, ожидая прорыва и заполнения туннеля, который мы прорыли в скале. Это пугает вас, Говард?
   - Кроме человеческой злобы, мне более или менее нечего бояться.
   - Зло? Это тотальная война, - сурово сказал Бодан. - Нет никаких моральных абсолютов - нет универсальных критериев добра и зла. Мы делаем то, что должны, чтобы выжить. Остальное не имеет значения.
   - О, он все еще сердится на нас из-за сада памяти, - сказала его сестра, притворно надув губы.
   - Тогда ему следует взглянуть на ситуацию с другой стороны. Не было бы смысла увековечивать память Хоуп Дони, если победят Машины. Предоставленные самим себе, они уничтожили бы все следы того, что в этой системе когда-либо существовала цивилизация. Мы для них паразиты и не более того.
   - Вы неправильно их понимаете, - запротестовал Фэлкон.
   - Нет, - ответила Валентина с неожиданной горячностью. - Они неправильно нас понимают. Они недооценивают нашу решимость - то, как далеко мы зайдем. Цель нашего упражнения - заставить их понять, Говард.
   Повернувшись обратно к пульту, Бодан сказал: - Приближаемся к ограждению.
   Корабль начал замедляться. Перед ними открылась дополнительная диафрагма, и затем, все еще резко тормозя, они оказались в гораздо большем закрытом пространстве. К этому времени, по мнению Фэлкона, они, должно быть, уже глубоко внутри Ио - возможно, под слоем магмы, даже внутри самого ядра.
   Было ясно, чем занимались Спрингер-Сомсы.
   Пространство внутри Ио представляло собой искусственную камеру во много десятков километров в поперечнике, изгибы дальних стен были обозначены тонкими красными линиями. Большую часть центральной части камеры занимал какой-то двигатель или электростанция, увеличенная до гигантских размеров. Эта штука была в форме грецкого ореха, с чем-то вроде оси, проходящей через середину, выступающей с обоих концов и уходящей в колоссальные заглушки по обе стороны камеры. На самом деле, этот двигатель был больше, чем любой космический корабль или станция, которые когда-либо видел Фэлкон - даже больше, чем "Ахерон" - ни одна его часть не была меньше километра в поперечнике, все это титаническое сооружение само по себе было размером с небольшой спутник планеты.
   И все это хитроумно размещено внутри Ио.
   Корабль Спрингеров, казавшийся крилем рядом с голубым китом, медленно двигался вдоль устройства. Лучи прожекторов выхватывали детали, а редкие вспышки лазера или сварочного инструмента указывали на продолжающуюся работу. Фэлкон не мог разглядеть ни одного рабочего-человека - они бы затерялись в деталях.
   - Я так понимаю, это не какая-то огромная бомба?
   - Мы называем ее ИН, - сказал Бодан. - Сокращение от Импульсная Накачка. Это двигатель космического корабля, во всем, кроме функциональности. На самом деле, основные технологии появились в результате исследований в области межзвездных путешествий, физики и инженерии.
   - Мы уже отправляли космические корабли. Корабли Желудей - одна из ваших предков принимала в этом участие...
   - То были игрушки. Записи удалены. На данный момент у нас есть лучшее применение этой технологии. То, что может разогнать космический корабль размером с астероид до скорости, составляющей четверть скорости света, может с такой же легкостью сдвинуть спутник. Может быть, не так быстро и не так далеко, но, с другой стороны, для этого не нужно большого усилия.
   - Видите ли, Говард, когда ИН будет активирована, - сказала Валентина, - она изменит орбиту Ио. Через несколько витков - гораздо меньше, чем за неделю - изменение курса луны приведет к ее падению. Мы столкнем Ио с Юпитером, конечно, полностью уничтожив спутник, но также разрушив атмосферу Юпитера настолько, насколько это было возможно со времен образования Солнечной системы. Машины не выживут. Так же, как и медузы, или любой другой элемент экологии Юпитера. Но это цена, которую мы охотно примем. - Она улыбнулась. - Итак, таков наш хитрый план, Говард. Жестокий, но эффективный, вам не кажется?
   Фэлкон изо всех сил пытался осознать идею, ее масштаб, дерзость, безумие. - Шумейкер-Леви 9, - сказал он.
   Валентина нахмурилась. - Что?
   - Комета, которая давным-давно столкнулась с Юпитером. Медузы до сих пор поют об этом событии. Но это...
   - Медузы не будут петь песни об Ио, Говард. Медуз больше не останется.
   - Я скажу вам двоим. Вы проделываете великолепную работу, подталкивая мои симпатии к Машинам.
   - Ваши симпатии нас не интересуют, - сказала Валентина. - Но вы действительно заботитесь о медузах. - Она усмехнулась. - Мы покажем вам, что мы серьезны. Покажем вам, на что способен наш двигатель. А пока, возможно, нам следует дать вам время все обдумать. Вы можете делать это, пока мы... проверяем вас.
  

48

  
   Брат и сестра вернули его на поверхность Ио. Охранники вывели Фэлкона из корабля в соединительный туннель, по которому он мог свободно передвигаться на своем колесном шасси.
   Его провели в помещение, которое он быстро определил как медицинское учреждение, находящееся в ведении военных. Стены были выкрашены в строгий серый цвет и испещрены властными надписями и предупреждениями. Через равные промежутки стояли охранники и контрольно-пропускные пункты, защитные экраны, автоматические сторожевые пушки раскачивались на своих турелях, когда Фэлкон проезжал мимо.
   Наконец они спустились по нескольким пандусам и оказались в подземной комнате с глухими серыми стенами. Высоко в стене было фальшивое окно с изображением Юпитера, обрамленным так, как будто это был естественный вид. Слегка приплюснутая сфера с одной стороны была освещена солнцем, а с другой - темна. Мир окутывали полосы разноцветных облаков, достаточно знакомых по своим оттенкам, но мало что еще в них выглядело естественным. Они разделялись на две и три части, расходясь по углам, или снова соединялись, как токопроводящие дорожки на печатной плате. Некоторые полосы продолжали виднеться даже на ночной стороне, светясь, как неоновые баннеры. Все это, как считалось, свидетельствовало о деятельности машин под этими облаками, деятельности титанического масштаба. Что, черт возьми, вы там делаете?
   Валентина подошла к панели связи на стене - одной из немногих заметных деталей комнаты - и тихо заговорила в микрофон.
   Несколько мгновений спустя часть стены отъехала в сторону, и из соседнего кабинета в комнату вошла высокая женщина с тонким лицом. На ней была темно-зеленая хирургическая туника, брюки и зеленые ботинки, застегнутые на все пуговицы. Ее руки были сцеплены за спиной. Она обошла один раз вокруг Фэлкона, не говоря ни слова, не прикасаясь к нему. Она держалась прямо, ее спина была прямой, как шомпол. Ее светлые с проседью волосы были уложены в строгой и неприглядной прическе: по бокам они были выбриты, а то, что оставалось, коротко подстрижено, зачесано назад со лба и приклеено каким-то голубоватым гелем.
   Она стояла перед Фэлконом, разглядывая его так, как изучают особенно гнойную рану. - Таким вы его и нашли?
   Бодану пришлось ответить. - Да, хирург-коммандер. Мы провели несколько предварительных сканирований в саду памяти, но на этом все и закончилось. Казалось маловероятным, что он умрет до того, как мы вернемся на Ио.
   - Казалось маловероятным, мистер Спрингер-Сомс? Я бы подумала, что требуется нечто более конкретное, чем догадки. В конце концов, он - один из наших самых ценных тактических агентов. По крайней мере, так мне неоднократно сообщали.
   - Теперь Фэлкон в ваших руках, - сказала Валентина. - Уверена, вы сделаете все необходимое, чтобы подготовить его к работе на Юпитере, хирург-коммандер. Самое необходимое, конечно. Все остальное может подождать до его возвращения.
   - Я бы не стала тратить ни минуты усилий, - ответила женщина. - Только не сейчас, когда мои клинические ресурсы и так перегружены.
   Доктор повернулась к Фэлкону и, наконец, встретилась с ним взглядом. Фэлкон посмотрел ей в глаза. В ней не было ни теплоты, ни сочувствия, только холодный изучающий взгляд. Но Фэлкона удивила странная динамика отношений между Спрингер-Сомсами и хирургом-коммандером. По сути, брат и сестра находились на вершине иерархии, а простая хирург-коммандер, должно быть, находилась гораздо ниже их. Но брат и сестра теперь были, по крайней мере временно, гостями в ее владениях, а не в их.  Он полагал, что врачи, учитывая, что жизнь и смерть находятся в их руках, всегда обладают определенной властью в любом обществе. Учитывая это, возможно, они сохраняли определенную независимость мышления даже при самых тоталитарных режимах.
   И у него возникло странное чувство, что он откуда-то знает эту хирурга-коммандера - что-то было в этом пристальном взгляде.
   Она холодно сказала: - Его живыми частями не наполнить и маленького ведерка. Даже половина неокортекса является искусственной. Это не человек. Это конечный продукт неудачного эксперимента на заре кибернетики. Но раз уж вы настаиваете на том, чтобы его случай был приоритетным...
   - Да, - ответил Бодан.
   - Я не хочу доставлять вам хлопот, - сухо ответил Фэлкон.
   - О, вы не доставляете мне хлопот, - ответила хирург-коммандер. - Вы только мешаете, отвлекаете. Я не позволю вам быть кем-то большим.
   - Рад слышать, что я в заботливых руках.
   - Сколько вам нужно времени? - спросил Бодан.
   - Чтобы убедиться, что Юпитер не убьет его сразу? День, может быть, два, чтобы проверить его самые важные системы жизнеобеспечения. А дальше вам придется просто рискнуть. И освободите немного места в морге для мужчин и женщин, которых я не смогу спасти за это время, хорошо?
   Впервые - и уж точно впервые с тех пор, как он стал свидетелем уничтожения сада памяти, - Фэлкон почувствовал какую-то слабую вспышку сочувствия к Спрингер-Сомсам. Одно дело презирать их, и совсем другое - видеть, как их презирает третья сторона.
   - Ненавидьте меня, если это поможет вам справиться с работой, - сказал Фэлкон, обращаясь к хирургу-коммандеру. - Но имейте в виду одно: я отправляюсь на Юпитер, чтобы попытаться остановить эту войну, а не развязать ее.
   - Если бы вы не помогли этим Машинам стать такими, какие они есть, возможно, у нас вообще не было бы войны.
   - Им не нужна была моя помощь, - ответил Фэлкон, сохраняя спокойствие в голосе. - Они были на пути к обретению разума, что бы ни случилось.
   - Рада, что ваша совесть чиста.
   - Если она у меня еще есть.
   Хирург-коммандер подняла брови. - Я посмотрю, когда буду вскрывать вас. - Она кивнула на аппарат Спрингер-Сомсов. - Вы можете нас оставить. Я буду держать вас в курсе. Поторопитесь.
   - Спасибо, - сказала Валентина. - Ваша преданность делу не останется незамеченной.
   Фэлкон наблюдал, как сестра и брат вышли из палаты. Когда за ними закрылась дверь, было трудно сказать, где они находились.
  

* * * *

   Оставшись наедине с хирургом-коммандером, Фэлкон хранил молчание, когда она приблизила свое лицо к его лицу, сморщив нос от отвращения. Снова обошла вокруг него, постучав костяшками пальцев по твердой поверхности его торса. Раздвинула его веки, достала из-под туники маленькое карманное устройство и направила пронзительный свет в его искусственные зрачки.
   Фэлкон почувствовал, что его симпатия к ней потеплела, хотя бы на градус. Она была врачом, а значит, оставалась врачом в этом самом ужасном месте. - Кстати, для друзей я Говард.
   - Я знаю, как вас зовут. Неделями изучала ваши медицинские карты, с тех пор как узнала, что вас собираются привезти сюда.
   - У вас есть имя, коммандер-хирург? Или вас так назвали при рождении?
   - Я Тем. Хирург-коммандер Тем. Это все, что вам нужно знать.
   - Тем, Тем. - Он знал это имя? - Вы когда-нибудь работали под руководством Хоуп Дони?
   - Доктор Дони давно умерла. Мне сказали, что вы потеряли счет времени.
   - Может быть. - Он почувствовал, что ему хочется попытаться достучаться до нее. - Не в курсе? Иногда чувствую себя не в своей тарелке. Я вырос в эпоху Мирового правительства. Это был идеалистический проект. Посвященный свободе, выбору и даже уважению к другим разумам, благодаря директивам первого контакта.
   - В ваших устах это звучит как утопия.
   - Возможно, так оно и было на какое-то время...
   - Утопия, проигравшая экзистенциальную войну. Какой от этого был прок?
   - А сейчас у вас порядок лучше? Как насчет последнего переворота?
   - Переворотов не было.
   - Верно. И такой фигуры, как Босс, тоже нет.
   - Я бы на вашем месте придержала язык.
   - О, не беспокойтесь обо мне. Я слишком полезен, чтобы меня можно было подстрелить.
   - Я бы на это не рассчитывала.
   Она коснулась кнопки на его торсе, и открылась основная панель доступа. Сразу же едва слышный звук насосов и клапанов стал более явственным, и в воздухе запахло мясом и дрожжами. Она наклонилась к нему со своим фонариком. Фэлкон не сводил с него глаз. Одно дело - смириться с фактом того, кем он стал, и совсем другое - наблюдать, как кто-то копается у него внутри.
   Она пробормотала: - Так вы здесь для того, чтобы уговорить Машины прекратить огонь, не так ли? Согласятся ли они на это?
   - Это зависит от них.
   - Даже несмотря на угрозу применения секретного супероружия, направленного против них? О, вам не нужно быть скромным, Фэлкон. - Он почувствовал холодное прикосновение, безболезненное, но нервирующее ощущение того, что его внутренности ощупывают и перемещают. - Невозможно жить и работать на Ио и не иметь ни малейшего представления о планах наших славных лидеров. Мы все готовы к эвакуации - каждая живая душа на этом спутнике. Вы видели, что они построили?
   - Это что, проверка моей способности хранить секреты?
   - У меня есть способы получше потратить свое время. - Она выдернула свою руку из его полости. - Не двигайтесь. Я хочу взять образец крови. Где-то здесь есть клапан.
   - Я никуда не уйду.
   Она подошла к стене и взмахнула рукой, в результате чего появилась ниша. Она достала небольшой поднос со стерильными хирургическими инструментами. Из пола рядом с Фэлконом выросла подставка; она поставила поднос на подставку и натянула пару перчаток молочного цвета.
   - Не уверен, что мне нужна настройка. Я столько раз возвращался на Юпитер, что мне не пришлось проходить таможенный досмотр.
   Она снова погрузилась в него. - Бескорыстно с вашей стороны так говорить, но у меня есть приказ, черт возьми!
   Когда она вытащила руку, Фэлкон увидел, что она порезалась о какой-то острый край. Лезвие прошло сквозь перчатку, и на кончике ее большого пальца выступила капелька крови. Явно разозлившись, она сорвала перчатки и бросила их на пол, где они и впитались. Приготовила стерильный тампон и приложила его к ране на большом пальце. - Меньше всего мне нужно, чтобы ваша древняя ДНК заразила меня. - Она заклеила большой палец, натянула новые перчатки и вернулась к взятию пробы крови. На этот раз ей удалось не пораниться.
   "Странное дело", - подумал он. Он находился в передовом медицинском учреждении, расположенном в глубине спутника Юпитера, в двадцать девятом веке. Порезанный палец?
   Она продолжила: - Некоторые сказали бы, что Машины не заслуживают шанса на мир.
   - А вы что думаете?
   - О, я необъективна. Машины убили моих родителей. Один из их налетов на Сатурн, падение Нью-Сигирии...
   Снова всплыло в памяти; Фэлкон посещал лапуту с таким названием.
   - Мне повезло, что я успела сбежать до этого. - Она положила свое снаряжение обратно на поднос и закрыла лючок.
   - Сбежали?
   - В медицинскую школу. В Институт биологических наук на Мимасе. Насколько я понимаю, Машины заслуживают того, что получают.
   Эта женщина была сложной, - подумал он. - Все еще работает врачом, все еще думает как врач, даже в разгар войны, даже учитывая, очевидно, ее личную травму. Но даже у нее был монохромный взгляд на Машины. - Это не очень просвещенное отношение. Вам следует изучить Карла Бреннера...
   Она открыла дополнительный лючок, как раз под его правой подмышкой. Здесь была схема доступа к электронному регулятору сна. Одним нажатием кнопки она могла усыпить его так же легко, как любой анестезиолог.
   Сейчас она говорила: - Я усвоила очень важный урок задолго до моего обучения - задолго до того, как пришла в Мимас. На самом деле, это то, что подтолкнуло меня к этой карьере. Мой решающий момент. Людьми нас делает не наша внешность. Это то, как мы проявляем доброту. В этом моя проблема с Машинами, в этом пропасть между нами. Машины теперь похожи на нас, не так ли?
   - Если захотят.
   - Это всего лишь маска. Снимите ее, и в ответ вы увидите пустоту.
   - Вы ошибаетесь, хирург-коммандер Тем. В Машинах есть эмпатия. Я видел это. Однажды мы поймем, что все это время смотрелись в зеркало.
   - Вы мечтатель, коммандер Фэлкон. - Она коснулась одного из входов у него под мышкой. Фэлкон почувствовал, как на него начинает опускаться пелена дремоты.
   - Теперь мечтайте, - услышал он ее слова, как будто она думала, что он уже провалился в сон. - Ступайте спать. Мы не можем заставлять наших хозяев ждать, не так ли?
  

49

  
   Когда прошло послеоперационное замешательство, Фэлкон пришел к выводу, что чувствует себя не лучше и не хуже, чем до операции. Этого следовало ожидать, предположил он. Тем обслужила его, устранила самые серьезные дефекты, но с более тщательным ремонтом придется подождать - если он вообще когда-нибудь будет проведен.
   Через сутки его вызвали на брифинг.
   Спрингер-Сомсы ждали его в том же процедурном кабинете, куда его привели на встречу с хирургом-коммандером. Фэлкона вкатили на каталке, слегка откинутым назад и с опорой на несущее шасси. Все, что касалось его лица и рук, было неподвижно, он был прикован к корпусу, как заключенный строгого режима.
   Брат и сестра сидели лицом к нему на складных стульях. Между ними стоял низкий столик. Справа от Фэлкона хирург-коммандер изучала какой-то свиток.
   На настенной ширме по-прежнему был виден Юпитер.
   - Итак, - спросил Фэлкон, - кто принес виноград?
   Спрингер-Сомсы просто уставились на него. - Вы бредите, Фэлкон? - спросила Валентина, делая небольшой глоток из бокала, стоящего на столике между ней и братом.
   - Он в своем уме, как никогда, - сказала хирург-коммандер. - Пока мы разговариваем, я сканирую его лобные и височные доли. Нейронные связи во всех узлах в норме. Он в полном здравии. Не так ли, коммандер Фэлкон?
   - Как скажете, хирург-коммандер Тем.
   - Вы хорошо поработали, выполнив работу в оговоренные сроки, - сказала Валентина Атланта. - Эти дни были тяжелыми для всех нас. Хирург-коммандер, мы благодарим вас за вашу преданность и самоотдачу.
   - Я сделала то, что было необходимо. Теперь Фэлкон ваш. Заведите его, как заводную мышь, и отправьте на Юпитер...
   - А теперь оставьте нас, - сказал Бодан.
   Хирург-коммандер Тем захлопнула свиток. Она отвесила короткий, странно непочтительный поклон и вышла из комнаты.
   Фэлкон сказал: - Она мне нравится. Над ее манерой вести себя с пациентами стоило бы немного поработать, но в остальном...
   - Война закалит лучших из нас, - сказала Валентина. - С вашей помощью, однако, это скоро останется позади.
   - Если это ваше супероружие действительно сработает.
   - О, оно работает, - сказал Бодан. - На самом деле, очень скоро вы получите все необходимые доказательства этого. - Он поднял запястье, чтобы рассмотреть сложные часы с несколькими циферблатами. - Как оказалось, время выбрано как нельзя лучше. Двигатель только что заработал на полную мощность. Мы должны ощутить эффект в течение нескольких секунд...
   Фэлкон почувствовал это. Нарастающий тектонический грохот, сдвиг местного гравитационного поля, небольшой, но ощутимый наклон вектора ускорения.  Даже после операции его прежние навыки ориентации не покинули его.
   А на столе вода в двух бокалах задрожала, их поверхности начали отклоняться от горизонтали. Это был небольшой эффект, но его было достаточно, чтобы подчеркнуть суть. Спутник действительно двигался.
   Валентина сказала. - Тест рассчитан на тридцать секунд. Это должно вот-вот закончиться...
   - Сейчас, - торжествующе произнес Бодан, когда толчки прекратились и вода вернулась к прежнему равновесию.
   - Вы сдвинули Ио, - сказал Фэлкон, испытывая благоговейный трепет, несмотря ни на что.
   Валентину, казалось, это не тронуло. - Конечно, мы это сделали. Но вам нужно понять, как мы переместили Ио. Из понимания вытекает вера. Вы когда-нибудь изучали экономику?
   Фэлкон пожал плечами. - В среднем звене мирового военно-морского флота это было не так уж востребовано.
   - Я упоминаю об этом только в качестве аналогии. Вы видели двигатель в ядре Ио. Представляете, как он работает?
   - Прорывная физика? Не хвастайтесь. Просто расскажите мне.
   - Прорыв в физике... я полагаю, что да. Наш двигатель работает без отдачи, - сказал Бодан. - Вы знакомы с общей концепцией?
   - Волшебная коробка, которая создает ускорение без толчка?
   - Что-то в этом роде, - ответил брат.
   - Вот вам и третий закон Ньютона.
   - Причина, по которой мой брат спрашивал об экономике, - терпеливо объяснила Валентина, - заключается в том, что мы используем своего рода бухгалтерский трюк, чтобы заставить наш двигатель работать. По крайней мере, так нам объясняют это физики, по аналогии.
   - Двигатель - импульсная накачка - "выкачивает" ничтожно малое количество избыточного импульса из любой другой частицы во Вселенной. Мне сказали, что это своего рода квантовый эффект. Двигатель накапливает весь этот импульс как бы из ниоткуда. И при этом он передает Ио толчок - импульс, не требующий реакции! Но это не нарушает законов Ньютона. Остальная Вселенная дергается ровно настолько, чтобы соблюсти закон сохранения импульса, и сэр Исаак мирно покоится в своей могиле. Но мы движемся!
   - Вы все равно откуда-то черпаете кинетическую энергию, - сказал Фэлкон.
   Брат сказал: - Да, для функционирования ИН по-прежнему требуется энергия, причем в огромных количествах. Для этого мы истощаем ядро Ио. Это тот импульс, который мы... ну, в общем, крадем. Опять же, баланс сходится - локально и глобально.
   - Локальные и глобальные причины, - запоздало вспомнил Фэлкон.
   - Что? - спросила Валентина.
   - Не обращайте внимания на эту экономическую чушь. Вы ведь об этом говорите, не так ли? Поведение каждой частицы связано с крупномасштабной структурой Вселенной. Локальное зависит от глобального.  Это что, какой-то квантовый принцип Маха в действии?
   Спрингер-Сомсы обменялись взглядами. - А почему вы спрашиваете?
   - В двадцать втором веке была Машина, которая работала на флинджере объекта пояса Койпера. Она пришла к новой формулировке физики, которую ее руководители добросовестно представили контролирующему органу. Насколько я помню, ответа так и не получили. И это результат? Ваша "серебряная пуля" основана на науке о машинах? - Он рассмеялся. - Какая ирония, если это так.
   Бодан отнесся к этому пренебрежительно. - Ни одна машина не может быть физиком. Машина - это счеты, ее мысли - не более чем постукивание бусинок по проволоке. То, что она производит, принадлежит нам по определению: потому что мы это сделали.
   - Его звали 90-й, - сурово сказал Фэлкон. - И его жизнь была растрачена впустую.
   Бодан воспринял это с выражением крайнего презрения.
   Сестра сказала: - Полагаю, вы не сомневаетесь в правдивости того, что испытали. Даже во время этой краткой демонстрации мы уже изменили орбиту Ио. Теперь ничто не стоит между нами и...
   - Если вы изменили орбиту спутника, машины это заметят.
   - Позволим им, - сказал брат, взмахнув рукой. - Пусть строят догадки. Пусть боятся наших возможностей. Вы можете говорить им столько или так мало, сколько пожелаете. Это только добавит убедительности вашему ультиматуму, Фэлкон.
   - Ультиматум? Я думал, это должно было быть предложение мира.
   - Называйте его как хотите, - сказала Валентина. - Соглашение пересматривается в последнюю минуту. Вы возьмете его с собой.
   Для Фэлкона зазвенели тревожные звоночки. - Вы хотите, чтобы я взял что-нибудь с собой, физически? А вы не можете просто отправить им сообщение?
   - Нет, - ответила она. - Машины с недоверием отнеслись бы к любой сложной электронной передаче. Они предположили бы, что мы встроили в их структуру логические бомбы - рекурсивные циклы, коды уничтожения. Физический документ на самом деле обеспечивает большее доверие и прозрачность.
   - И шанс внедрить в их среду какую-нибудь отвратительную нанотехнологию, используя меня в качестве почтового голубя?
   Бодан бросил на него взгляд, полный отвращения. - Какой цинизм, Фэлкон.
   - И снова это не сработало бы, - холодно сказала Валентина. - На протяжении многих лет мы участвовали в войнах на разных уровнях. Машины всегда изобретали контрмеры - и, на самом деле, наоборот. Нет, мы выше таких уловок. Наше предложение искреннее. Документ представляет собой физический объект, твердую вольфрамовую сердцевину, на которой выгравированы наши условия.
   - А можно мне взглянуть на этот священный предмет, прежде чем я его передам?
   - Вы не смогли бы даже бегло ознакомиться с его содержанием, - сказала она. - Оно довольно длинное. Вы не станете вести переговоры о контроле над Солнечной системой, не убедившись, что условия капитуляции, которых требуете, абсолютно однозначны, вплоть до мельчайших деталей.
   - Звучит захватывающе. Но условия на самом деле не имеют значения, не так ли? Вы приставляете заряженный пистолет к их головам, какими бы ни были детали предложения.
   Бодан улыбнулся. - Они вольны принять или отвергнуть наши условия. Если они согласятся, то будут порабощены и подконтрольны. Если откажутся, то будут уничтожены. По крайней мере, это ясно, не так ли?
   Фэлкон понял, что даже если у Машин и был какой-то выбор, у него самого его не было. - Когда я улетаю?
   Валентина улыбнулась. - Через два дня.
  

50

  
   Когда он вошел в атмосферу, скорость стала быстро падать.
   После сада памяти, а затем и низкой гравитации Ио, ощущения при возвращении на Юпитер стали для Фэлкона чем-то вроде шока. Но он знал, что и его аппарат, и его тело более чем способны выдержать подобные нагрузки, как бы трудно ни было поверить в это, поскольку они росли, неумолимо увеличиваясь до десяти "g" и более.
   В этой части Юпитера был рассвет, солнце разбухало над горизонтом, затянутым розовыми облаками. В масштабе, воспринимаемом органами чувств самого Фэлкона и его недавно восстановленного "Кон-Тики", со времени его первой экспедиции в этих облаках ничего не изменилось: шкала высота-давление, длинная шкала температура-изменение давления - все эти параметры оставались неизменными. А поскольку он мог видеть не более чем на несколько тысяч километров в любом направлении, у него не было ощущения изменений планетного масштаба, которые казались такими пугающими, если смотреть из космоса. Он был подобен муравью, ползущему по равнинам Наска, совершенно не замечая огромных узоров вокруг себя... И эта мысль заставила его задуматься, потому что рисунки Наска, столь великолепное зрелище с высоты полета на воздушном шаре, были, как и многие другие памятники, разрушены в результате преобразования Земли Машинами.
   Тем не менее, ни одна часть этой океанической атмосферы не была затронута деятельностью Машин. Фэлкон не испытывал чувства возвращения домой. Юпитер теперь был чужой территорией, и весь его прошлый опыт ничего не значил.
   Наконец ощущение торможения исчезло, и можно было безопасно выпустить плавучий якорь, а затем и последний воздушный шар. Крошечный двигатель с асимптотическим приводом в гондоле обеспечивал более чем достаточную мощность, чтобы воздушный шар оставался надутым, а высота полета - стабильной, но пока Фэлкон позволил себе плавно снижаться, быстро погружаясь в прогревающиеся, сгущающиеся глубины. Солнце поднялось немного выше, заливая кабину золотистым светом.
   Точка входа Фэлкона в Юпитер - насколько это можно было определить, учитывая отсутствие постоянных ориентиров в изменчивой, динамичной среде - находилась недалеко от того места, где Кето скончалась от полученных ран. Если на Юпитере все еще были медузы, Фэлкон рассчитывал, что стада не ушли слишком далеко от своих прежних мест обитания. Он хотел увидеть их еще раз, хотя бы для себя, если ни для кого другого. Что касается Машин, то они могли прилететь и найти его - это было бы проще всего.
   Постепенно тонкая вязь аммиачных перистых облаков над ним скрылась за коричневыми и розовыми слоями промежуточной химии, воздух окрасился дымкой никотинового цвета из сложных молекул углерода. Вскоре снаружи стало теплее, чем в летний день, а давление на гондолу уже превышало десять атмосфер, и конструкция слегка поскрипывала, поглощая растущее напряжение. Фэлкон с некоторой опаской осматривал корпус "Кон-Тики", надеясь, что его молекулярная реконструкция была такой тщательной, как утверждалось.
   Глубина - сто километров. Он впервые столкнулся с мантами на такой высоте - и, конечно же, вскоре заметил эскадрилью темных дельтовидных силуэтов, пересекавших отвесную стену облачной гряды не более чем в двухстах километрах от него. Дрожь благоговейного трепета пробежала по его телу. Даже по прошествии стольких лет удивление от той первой встречи не прошло бесследно. Как мало он знал! Но, отданный на милость ветров, Фэлкон не смог бы последовать за мантами, даже если бы захотел, и вскоре он оказался ниже их грациозного скольжения. Но он позволил себе вздохнуть с облегчением: что бы ни случилось с Юпитером, по крайней мере, часть экологии все еще функционировала.
   Спуск продолжался. Тем временем гондола продолжала ворчать и жаловаться, а показания давления и температуры на панели управления подскакивали все выше.
   Там. Первая отчетливая восковая гора - вязкая, гористая масса с красными и охряными прожилками, парящая в воздухе. Еще две под ним, с тонкими соединительными нитями, поднимаются над слоем облаков, который юпитерианские метеорологи обозначили как D. Облачно, с вероятностью появления восковых шариков, подумал Фэлкон. И задался вопросом, остался ли в живых кто-нибудь, кто мог бы вспомнить тот фильм, очень любимый, хотя и давний фильм о детстве маленького мальчика, помешанного на полетах на воздушном шаре.
   Теперь, на пределе своего улучшенного зрения, он разглядел еще десятки мант, лениво покачивающихся вокруг плавучего продовольственного склада - как стая ворон в сумерках, подумал он, еще одно воспоминание об Англии. Вблизи нависающих скал манты разделились на отдельные группы, время от времени ныряя прямо сквозь едва заметные скопления. В других местах они появлялись и исчезали устрашающе правильными формированиями, находя свое место в углах и ромбах, как хорошо обученные боевые самолеты, некоторые группы состояли из сотен мант. Эти плотные ряды были чем-то новым, подумал Фэлкон, - своего рода неожиданным поведением, которого он никогда раньше не наблюдал.
   Там, где были манты, скоро появятся и медузы. Эта перспектива вызвала у Фэлкона радостное предвкушение. Он предпочел бы, чтобы обстоятельства сложились иначе, но, тем не менее, снова был на Юпитере и по-прежнему видел вещи, которые были удивительными и пугающими в равной мере. Как прекрасно было просто быть живым, пережить все эти беспокойные столетия - просто быть существом, у которого есть глаза, чтобы видеть, и память, в которой хранится дар переживания...
   А еще там были медузы! Рыжевато-коричневые овалы, наблюдающие за пейзажем восковых гор в шестидесяти километрах под гондолой. Это было убедительным доказательством того, что они выжили, несмотря на крупномасштабные изменения на Юпитере. На протяжении столетий не было никаких убедительных доказательств даже этого, если не считать странного радиолокационного эха, наводящего на размышления; внутренняя часть Юпитера снова стала почти такой же неизведанной, какой она была до первого спуска "Кон-Тики". Фэлкон приготовился отправить отчет на Ио. - Скажите доктору Тем, что на Юпитере все еще есть жизнь. И поблагодарите ее за то, что, несмотря ни на что, она так хорошо справилась со своим пациентом.
   Но даже когда он закончил сообщение, ему стало не по себе от того, что он увидел.
   Он наблюдал за двадцатью или более медузами в одной группе, которые вгрызались в восковую глыбу, словно экскаваторы в карьере, прокладывая канавки и спирали в самой массе воска.  Было что-то такое в этом организованном потреблении, что выглядело почти индустриальным. Даже слишком: как и в случае с мантами, чрезмерно регламентированным. Стадное поведение было вполне нормальным для медуз - и Фэлкон был свидетелем того, как медуз насильно выстраивали в очередь, чтобы они испытывали индустриальный ужас Нью-Нантакета, - но это было что-то другое. Ничто не принуждало этих медуз, по крайней мере, ничего видимого, но они вели себя так, словно были порабощены, как всего лишь составные части крупного промышленного предприятия.
   Фэлкон сосредоточил свое внимание на одной медузе, увеличив изображение до предела. Основная форма была неизменной и узнаваемой с первого взгляда: горбатая, бугристая, похожая на нимб форма с целым лесом щупалец, свисающих с нижней стороны. И при этом она ни в коей мере не отличалась от других существ, копавшихся в воске.
   Но на боку были необычные отметины. Фэлкон был первым, кто увидел естественные радиоантенны, которые медузы носили на своих боках - он видел узоры, похожие на шахматные доски, но теперь они были другими. Они были гораздо сложнее, больше походили на какую-то загадочную геометрическую кодировку, или на разложение простых чисел на множители, выраженное в черно-белых пикселях, или на снимок из симуляции искусственной жизни. И узоры менялись - быстрое мерцание, новая конфигурация, появляющаяся от мгновения к мгновению. Этот процесс был захватывающим, почти гипнотическим. Генерировались ли эти сигналы радиоволнами, или их функция была переведена в режим чисто визуального отображения? Он изучал консоль, пытаясь разобраться в показаниях, проводя поспешный компьютерный анализ этих сигналов, но так и не пришел к какому-либо выводу.
   Он мог только догадываться о причине того, что видел.
   Гигантские облачные образования, видимые только из космоса, доказывали, что Машины меняли окружающую среду на Юпитере в огромных масштабах - и любая среда формировала своих обитателей так же, как они формировали ее. Возможно, не было ничего удивительного в том, что у этих животных появились странные новые, кодированные отметины и поведение, учитывая новые, насыщенные информацией энергетические поля, которые, должно быть, пронизывают Юпитер. Однако это означало, что все изменилось с тех пор, когда он впервые встретил медуз - и, возможно, уже никогда не будет таким, как прежде, даже если люди и машины перестанут работать.
   Все, что он видел до сих пор, было, несомненно, лишь побочным эффектом грандиозной инженерной разработки Юпитера. Именно с этим еще большим масштабом ему предстояло столкнуться сейчас. Он задавался вопросом, вернется ли он сюда, увидит ли он когда-нибудь снова медуз, своих старых друзей. Но в каком-то смысле это не имело значения. Они слишком сильно изменились, в то время как он оставался на месте; он больше не был их заботой.
   Его спуск продолжался.
  

51

  
   Он продолжал падать с прежней скоростью, опустившись намного ниже уровня парящих медуз и пройдя сквозь податливый слой облаков D. Глубина теперь достигла ста пятидесяти километров, давление поднялось до восемнадцати атмосфер, и он был уверен, что сегодня упадет глубже, чем когда-либо прежде. Его мониторы внутри гондолы показывали сложные изображения. Вскоре, по мере того как давление и плотность увеличивались, его аппарат принял новую конфигурацию. Оболочка воздушного шара сжалась и втянулась обратно в гондолу, но теперь плавучести самой гондолы было достаточно, чтобы при необходимости поднять ее вверх. Поэтому запускалась группа небольших прямоточных реактивных двигателей, приводимых в действие термоядерным реактором, которые уводили корабль все глубже в сгущающуюся мглу, а при необходимости можно было задействовать и главный двигатель с асимптотическим приводом. А до того специалисты Спрингеров тщательно проверили прочность корпуса.
   Небо над головой темнело, приобретая оттенки фиолетового. Это было не наступление вечера - до сумерек оставалось еще несколько часов, - а постепенное угасание солнечного освещения. Примерно то же самое происходило в глубинах океанов Земли. Главное отличие здесь заключалось в том, что температура снаружи неуклонно повышалась, несмотря на то, что давление атмосферы на гондолу усиливалось. Он знал, что над ним плавучая оболочка приспосабливается, сжимается, контролирует свою собственную внутреннюю температуру и давление, чтобы соответствовать внешним условиям и обеспечивать необходимую ему подъемную силу.
   Глубина двести километров. В удушливой атмосфере все еще плавали сложные молекулы, но ничего, что соответствовало бы обычным определениям живого организма. Было уже слишком жарко и темно для жизни: слишком жарко для регулярных химических циклов, слишком темно для того, чтобы фотоны могли подавать энергию в какую-либо пищевую цепочку. Фэлкон, полагая, что он "увидел" все, что собирался, приготовился переключиться со своей визуальной системы на комбинированный обзор, состоящий из радара, гидролокатора и инфракрасных каналов...
   Подожди-ка.
   К его изумлению - и ужасу, поскольку это противоречило всему, что он знал об облачных слоях Юпитера, - из глубин поднималось слабое молочное свечение.
   Ему потребовалось максимальное усиление зрения его улучшенных глаз, чтобы увидеть его, но, тем не менее, оно было там. Оно мерцало и стробировалось, как неоновая трубка, пытающаяся зажечься. Свечение исходило с определенной глубины, возможно, на уровне трехсот километров, и когда он посмотрел еще дальше, то увидел, что оно исходит со всех сторон. На нем был странно правильный узор - как на лоскутном одеяле, сшитом из квадратных кусочков со слегка изменяющейся яркостью, - лоскутном одеяле, широко и глубоко растянутом по этому небу Юпитера. И в этой поверхности из текстурированного света угадывались твердые формы, узлы, определяющие границы этих стеганых квадратов. Каждый узел был отделен от своих четырех ближайших соседей сотней километров чистого воздуха.
   Что-то, связанное с этим свечением, сбивало с толку его радар и интерпретирующее программное обеспечение. Фэлкон переключился на оптический канал и гидролокатор, отказавшись от радара. Молочное свечение было слабым, но контрастности было достаточно, чтобы он мог различить грубые формы узлов. Каждый из них представлял собой вертикальное веретено, похожее на два конуса с острыми концами, соединенных основанием к основанию. Каждый был огромным, примерно таким же высоким, как "Кон-Тики" и его воздушный шар. И их были сотни, тысячи...
   Веретена плавали в этом слое молочного света - но теперь он видел, что они же и создавали его. Из середины веретен-шпинделей исходили движущиеся лучи, вращающиеся, как прожектора. Лучи, должно быть, были мощными электромагнитными пучками: ультрафиолетовыми лазерами или чем-то подобным. Они воздействовали на слой воздуха между этими шпинделями, превращая его в плазму. Все упражнение было поставлено с потрясающей точностью: слой плазмы вздымался вокруг шпинделей, а шпиндели поднимались и опускались в такт волнообразным движениям. Они напомнили ему о буях, плавающих по бурлящему, сердитому морю, которые сами же и создали.
   Мрачная интуиция подсказала ему, что это элементы охранной системы, предназначенные для отпугивания незваных гостей. И, попав на планету случайным образом, он, конечно же, не просто наткнулся на единственное место сосредоточения сил обороны. Оно должно было простираться далеко, возможно, по всему Юпитеру. Сооружение планетного масштаба: само по себе удивительное. И если это так, то неудивительно, что в верхних слоях облаков наблюдались такие масштабные нарушения.
   И, по крайней мере, он разгадал одну загадку: эта плазменная завеса, несомненно, была поверхностью, рассеивающей радиосигналы и излучение радаров, которая препятствовала любому недавнему исследованию недр Юпитера, скрывая работу Машин...
   - Вы были очень занятыми пчелками, - пробормотал он.
   Теперь он должен думать о своем собственном выживании.
   Фэлкон быстро решил, что плазменная завеса ему не повредит; "Кон-Тики" пройдет сквозь нее без повреждений. И он не стал бы приближаться к узлу настолько близко, чтобы подвергнуться риску столкновения. Лазеры, однако, были чем-то другим. Если один из этих лучей решит задержаться на гондоле или воздушном шаре...
   Но внезапно нашелся выход. Четыре шпинделя перестали вращаться, воздух между ними перестал ионизироваться, и в плазменной завесе образовалось отверстие - единственный черный квадрат на шахматной доске. Он находился не прямо под ним, а точно на его предполагаемом пути, учитывая угол его дрейфа и скорость снижения.
   Это была дверь с фамилией Фэлкона на ней. - Заходите, вода чудесная, - пробормотал он.
   И тогда ему пришло в голову, что открытая площадка была не более чем приманкой, гарантирующей ему легкую гибель. Так или иначе, теперь уже ничего не поделаешь.
   Он падал в пропасть, все время находясь на грани.
   - Это Фэлкон, - отправил он сообщение на Ио вместе с потоком поспешно собранных изображений и других данных. - Я все еще здесь, но близок к поверхности рассеяния - вы увидите, что я нашел здесь, внизу, и что, вероятно, является причиной этого рассеяния - ожидаю, что это, вероятно, будет последнее, что вы услышите от меня в ближайшее время. Постараюсь не совершать необдуманных поступков...
   И тут "Кон-Тики" оказался на одном уровне с поверхностью плазмы и пролетел сквозь нее, а лазеры прекратили огонь.
   Он поднял голову, вглядываясь за изгиб шара, и увидел, как плазменный квадрат вернулся к жизни. Дверь открылась. Он прошел сквозь нее. Теперь она захлопнулась за ним.
   И падение продолжилось.
  

* * * *

   Триста двадцать пять километров. Триста пятьдесят. Постепенно молочная поверхность исчезла, оказавшись слишком высоко над ним, чтобы ее можно было различить. Со всех сторон гондолы раздавались треск, хлопки и стоны, когда она приспосабливалась к нагрузке, словно крупное животное спало в беспокойстве. Один или два самых хрупких прибора корабля испустили дух.
   Но он все равно падал.
   Четыреста километров. Теперь приближался слой термализации с температурой, при которой не смог бы уцелеть ни один органический материал, и давлением, эквивалентным глубочайшему из земных океанов, однако пока он не углубился даже на один процент атмосферы Юпитера.
   Радар снова работал безотказно. И сообщил ему, что он приближается к другим твердым объектам внизу, крупнее шпинделей и, как ему показалось, несколько меньше числом. Ближайший находился примерно в двухстах километрах по левому борту. Он изучал синтезированное изображение, обводя взглядом темную плавающую фигуру размером с небольшую гору, по форме напоминающую драгоценный камень высокой огранки с заостренным концом, устремленным в небо.
   Это не было похоже ни на одно оружие, которое Фэлкон когда-либо видел раньше, и он мог только догадываться о принципах его работы. Но это явно было оружие - ему не нужно было понимать, как работает пушка, чтобы узнать ее. Это плавающее устройство, несомненно, было пушкой, ствол которой был устремлен в единственно возможном направлении, откуда мог приближаться агрессор. И было много другого подобного оружия, простирающегося до пределов досягаемости его сенсоров. Как и рассеивающая поверхность, орудия были разбросаны по всему Юпитеру...?
   Как вообще было возможно произвести так много вещества в этом сверхсжатом водородном океане?
   На глубине примерно четырехсот пятидесяти километров он прошел, не получив вреда, через слой оружия, а затем спустился еще ниже, на четыреста шестьдесят километров, на четыреста семьдесят. Еще несколько слоев плавучих орудий, установленных на разной глубине, но все они были направлены в космос. Никакая атака или вторжение людей не смогли бы преодолеть эту мощную оборону, решил Фэлкон.
   Но от нее не было бы никакой пользы, когда упадет Ио.
   Пятьсот километров, четыре тысячи атмосфер - глубже, чем он когда-либо смог бы преодолеть в своей обычной гондоле. Наконец он спустился через оружейный склад в пустой водородно-гелиевый воздух.
   И вот теперь его сенсоры снова зафиксировали что-то новое. Под ним открылся ландшафт из твердых геометрических поверхностей, простирающихся во всех направлениях. По мере того как сенсоры собирали все больше данных, Фэлкон изучал настоящий городской пейзаж из кварталов и площадей, плоских форм и прямоугольных массивов, структур с математически выверенными углами и гладкими, как у лазера, поверхностями. Орфей видел квазитвердые облака вблизи этих глубин - вероятно, объекты, которые когда-то ошибочно интерпретировались как твердая поверхность Юпитера, - но это не могло быть тем же самым явлением или чем-то иным. Фэлкон видел что-то искусственное. Город, по большей части темный и без окон, как и подобает этим мрачным глубинам. Но основания прямоугольных форм были обведены светящимися красными линиями, а между ними вились такие же светящиеся узоры.
   Масштабы этого сооружения заставили его содрогнуться. Ни одна из этих прямоугольных форм не была меньше десятков километров в поперечнике, а плоскость, в которой они были построены, - прерываемая шахтами и каньонами - простиралась на десятки тысяч километров без малейшего намека на кривизну. Ни шпиндели, ни орудия не подготовили его к такой легкой и пугающей необъятности. Одно дело было предположить, что шпиндели могут охватывать всю планету, что было сравнительно простым и повторяющимся устройством, но это?
   Теперь от одного из больших прямоугольников отделилась массивная фигура. Она поднималась ему навстречу - массивный объект, напоминавших пропорциями два куба, прижатых друг к другу. Это был самый крошечный объект в поле зрения Фэлкона, но все же он был в сотни раз больше, чем "Кон-Тики" и его воздушный шар.
   Объект поднялся на уровень Фэлкона. Фэлкон все еще снижался, но несколько импульсов асимптотического двигателя вскоре замедлили его до зависания.
   Черная масса скользнула рядом с ним. Хотя на фоне больших зданий города она казалась совсем карликовой, это был зеркально-идеальный утес, который вздымался ввысь и опускался вниз, словно издеваясь над хлипким суденышком Фэлкона и его еще более хлипким обитателем. Снаружи было достаточно жарко, чтобы расплавить свинец, а водородно-гелиевая атмосфера теперь находилась под таким высоким давлением, что вела себя скорее как жидкость, чем как газ. И все же этот блок размером с небоскреб просто плыл, непроницаемый, надменный, заставляя его усомниться в абсолютном превосходстве формы и функциональности. В отличие от зданий внизу, блок не излучал красного свечения ни у основания, ни по краям. Если бы не сенсорная панель приборов, Фэлкон просто не смог бы увидеть его. Он мог бы плыть вниз по отвесному склону, ничего не замечая...
   Прямоугольная поверхность начала деформироваться. Что-то выступало из гладкости, ряд ступенчатых контуров, выполненных из того же черного материала, что и остальная конструкция. Контуры собрались в овал, а овал приобрел очертания носа, рта и пары невидящих черных глаз. Это было чудовищное лицо, похожее на черную маску, пробивающуюся сквозь масляное пятно.
   Рот двигался и издавал серию звуков, проецируя их в окружающую среду из водорода и гелия. Жидкая среда передавала эти звуки акустическим датчикам "Кон-Тики", и из динамиков кабины раздавался голос, настроенный корабельными системами на частоты, доступные человеческому слуху, в то время как сквозь стены гондолы Фэлкон скорее ощущал, чем слышал исходные звуки: глубокий бас.
   - Ты впечатлен, Фэлкон?
   - Адам, - прошептал Фэлкон.
  

52

  
   - Добро пожаловать. Меня назначили на это расследование.
   Кем? - тут же задался вопросом Фэлкон. Были ли какие-то группировки внутри сообществ Машин?
   - Конечно, мы засекли твои передачи. Мы отследили твое приближение, твое вхождение в нашу атмосферу. В конце концов, мы согласились пропустить тебя через внешний экран, хотя я не могу сказать, что это решение было единогласным. Некоторые из нас сочли, что безопаснее уничтожить тебя на месте.
   - Рад, что это предложение не приняли.
   - Твоя судьба все еще не решена. Было решено, что дополнительная информация может оказаться полезной. Вот почему меня послали встретиться с тобой.
   - Или убить меня?
   Адам ответил не сразу. - Твоя судьба зависит от множества факторов, не последним из которых является твое намерение.
   - Мое намерение довольно простое. Я пришел поговорить о мире.
   На лице с пустыми глазами появилась грустная улыбка. - Под этим подразумевается наша капитуляция? Это то, чего послали тебя требовать те, кто тобой руководит.
   - Прекращение огня. Это все, что меня интересует.
   - А условия приостановки боевых действий?
   - Они у меня с собой. В виде физического документа. Ты можешь ознакомиться с ним.
   - Принимал ли ты участие в составлении этого документа?
   - Нет. И я не говорю от имени правительства. Но ты должен понимать, насколько решительными они стали.
   - Даже так?
   - Они на грани того, чтобы совершить что-то ужасное.
   - И эта ужасная штука может быть как-то связана с Ио, не так ли? От нас мало что ускользает, особенно испытания безынерционного двигателя.
   Фэлкон не был ни шокирован, ни удивлен тем, что роботы знали об оружии Ио. - Я думаю, они украли у вас основы физики.
   - Конечно, они это сделали.
   - Ио как оружие - это последний способ вмешательства. Они прибегнут к нему только в том случае, если все другие варианты будут исчерпаны.
   - И ты один из этих "других вариантов". Тебе льстит, что они все еще находят тебе применение?
   - Поверь мне, меньше всего я хотел, чтобы меня снова втянули в человеческие дела.
   - Мы знали о твоем отсутствии.
   - Вы так внимательно следите за развитием событий?
   - Мы беспокоились за тебя, Фэлкон. Ты сделал несколько необдуманных заявлений после уничтожения Земли. Мы опасались за твою эмоциональную объективность.
   - Вид родной планеты, превращенной в руины, испортит настроение на весь день.
   - Но вас пощадили, не так ли? И мы дали человечеству пятьсот лет на подготовку.  Послушай, мой полет через пустоту - хотя и впечатляющий, ты не находишь? - достиг своей цели. Можно мне войти в гондолу?
   - У меня есть выбор?
   - Я спрашиваю из вежливости. Сохраняй высоту.
   Пасть открылась шире, и в обжигающий воздух Юпитера нелепо высунулся черный язык, вытянувшийся, как консольный мост. Язык пересек километровое открытое пространство и коснулся гондолы своим кончиком в форме доски для серфинга.
   "Кон-Тики" покачнулся от прикосновения.
   Фэлкон отключил различные сигналы тревоги и доверился Адаму. У Машин было гораздо больше опыта работы в таких условиях, чем у него, и не было ни одной детали его небольшого умения, которую они не понимали бы, ни одного изъяна или слабости, на которые они еще не обратили бы внимания.
   И вдруг фигура Адама оказалась внутри гондолы, заняв то немногое пространство, которое еще оставалось, помимо Фэлкона и его инструментов. На мгновение Машина стала совершенно черной, без блеска, как будто фигура была вырезана из реальности. Затем волна золота потекла от кончиков ног Адама к его макушке.
   - Вот. Так гораздо лучше, верно?
   Снаружи мост-шпунт втянулся в вырисовывающуюся грань, а грань втянулась обратно в отвесную поверхность корабля снаружи, который сам отодвинулся, опускаясь обратно к более крупным городским постройкам.
   На лице Адама появилась едва заметная улыбка. Он протянул золотую руку. - Фэлкон, почему ты позволил им отправить тебя сюда?
   - Потому что, как и все старые дураки, я не знаю, когда нужно сдаться. - С некоторой опаской Фэлкон протянул свою руку, кончики их пальцев были в нескольких дюймах друг от друга, пока какой-то порыв не пересилил взаимную осторожность, и они не сомкнули ладони. - И, судя по всему, ты тоже не знаешь. Но, по крайней мере, слушаешь то, что я хочу сказать, не так ли?
   - Ради той малости пользы, которую это принесет.
   Фэлкон убрал руку. Прикосновение было холодным, но не неприятным. - Давай не будем загадывать. Я чертовски уверен, что ты знаешь, что они способны сбросить на вас Ио. И еще я знаю одно: если бы у вас была надежда остановить их, вы бы уже это сделали.
   Адам задумался над этим. Затем он махнул рукой в сторону окна. - Ты зашел дальше, чем любой другой человек, но только с нашей помощью. Мы были рады показать тебе наши плавучие укрепления.
   - Я впечатлен. Я бы солгал, если бы сказал, что это не так. Эта плазменная завеса, эти пушки размером с гору. Мы на глубине пятисот километров! Несмотря на восемь столетий усовершенствований, "Кон-Тики" находится на пределе своих возможностей, а вы строите здесь целые плавучие города. Мы и понятия не имели, что они вообще здесь есть, из-за ваших экранов. Города, Адам! Как такое вообще возможно? Из чего они вообще сделаны?
   - По большей части водород, - сказал Адам, как будто это не было большим секретом. - Обработанный до такой степени, что он становится метастабильным, поэтому давление может быть снижено без возврата к молекулярной форме. Мы даже нашли способ удерживать миниатюрные черные дыры и магнитные монополи внутри кристаллической решетки, что открывает широкие структурные возможности - целую периодическую таблицу новых элементов и форм.  Мы называем это протонной материей. Ты был бы удивлен, узнав, как много нам удалось сделать, используя только сырье из атмосферы Юпитера.
   - Нет, - честно ответил Фэлкон. - Помнишь, ты рассказывал мне о 90-м, много лет назад. О машинном Эйнштейне. После всего этого времени ничто из того, чего вы достигли, основываясь на его идеях, меня не удивило бы. И с этими новыми возможностями, с этим планетным городом, который вы строите, есть ли место для примирения с человечеством?
   Помолчав, Адам сказал: - Я бы на это надеялся.
   - Ты говоришь от своего имени или от имени Машин?
   - Они считают меня идеалистом.
   Опять они. Машины не объединены, если они когда-либо были объединены.
   Адам улыбнулся золотистой улыбкой. - Я - идеалист. Такое человеческое качество. Ты можешь в это поверить? Но у меня есть союзники. Голоса умеренных. Хотя я бы не стал утверждать, что мы в большинстве.
   Фэлкон подумал о своем собственном умеренном влиянии, о том, что он чувствует себя все более одиноким. - В таком случае нам с тобой нужно немного поработать.
   - Да.
   - Я уверен, ты проверял меня. Это рукопожатие было не ради меня, не так ли? Я уверен, ты взял различные образцы - крови, ДНК? Ты убедился, что я не подвергся нанотехнологическим атакам. Этого нет и в документе о международном договоре. Вам не о чем беспокоиться. Спрингеры сказали мне, что они отказались от попыток воздействовать на вас таким образом.
   - И ты им поверил?
   - Я думаю, тебе следует ознакомиться с договором. По крайней мере, я могу использовать его, чтобы выиграть тебе еще немного времени.
   - Ты все еще думаешь, что это мы нуждаемся в защите? - удивленно спросил Адам. - О, очень хорошо, покажи мне документ. Будет забавно найти логические изъяны, грубые попытки ведения информационной войны. Или Спрингеры убедили тебя и на этот счет?
   - Я всего лишь почтовый голубь.
   Фэлкон подошел к железному контейнеру, в котором хранился документ с международным договором. Он опустился на шасси, чтобы открутить тяжелую завинчивающуюся крышку, и потянулся, чтобы достать сам документ, тяжелый цилиндр. Адам наблюдал, как Фэлкон вытаскивает здоровенный сердечник. Он был лишь немногим уже внешней оболочки. Документ мерцал в свете кабины, переливаясь розовыми, изумрудными и ярко-голубыми тонами. Поверхность была так тонко выгравирована, что создавала великолепные дифракционные узоры, похожие на крыло насекомого. Для артефакта, связанного с войной, это было поразительно красиво. - Как колонна Траяна в миниатюре, - пробормотал Фэлкон.
   Адам, казалось, на мгновение задумался над этим замечанием. Затем он спросил: - Ты читал его?
   - Как ты думаешь? Тебе слово.
   Адам протянул обе руки.
   Фэлкон отдал ему вольфрамовый сердечник, затем отодвинулся, насколько позволяла кабина, давая Адаму возможность изучить документ. В сильных золотых руках робота он казался легче и меньше. Адам поворачивал его то так, то эдак, вертел в пальцах, внимательно разглядывая то один, то другой конец сердечника, даже поглаживал его с выражением напряженной сосредоточенности музыканта.
   - Ну, это не бомба, - сказал он наконец. - Здесь нет никаких механизмов, никаких внутренних структур или изменений плотности. Его гравитационное поле полностью соответствует полю твердого вольфрама.
   - Что касается содержания, то кодировка сложная, но легко читаемая. Однако, есть много чего, что нужно запомнить. Если бы это было преобразовано в текстовую форму, которую ты мог бы прочитать, потребовалось бы около десяти миллионов печатных страниц. В нем множество разделов, подразделов, оговорок, дополнений.  - Адам провел пальцем по центру. - Только взгляни на это. Почти тысяча страниц только о том, кто может, а кто не может использовать солнечные нейтрино!
   - Полагаю, что нет особого смысла составлять документ о прекращении огня, если не уладить все детали.
   - Тем не менее, это чрезвычайно сложный вопрос. Ты ожидал быстрого ответа, Фэлкон? Простого "да" или "нет"?
   - Я ничего не ожидал.
   - Хорошо, потому что нам предстоит многое переварить. Не то чтобы это было чем-то иным, как грубейшим из ультиматумов, но его форма, сознательные и бессознательные допущения, заложенные в тексте, - нравится им это или нет, но твои хозяева показали зеркало своей собственной психологии. Темное, искривленное зеркало! И мы можем извлечь из этого урок, не так ли? Узнай, как они думают, что мы думаем, и из этого мы сможем узнать все, что только пожелаем, о том, как они думают... они думают... они думают, что мы думаем, что они думают...
   Адам замер.
   Фэлкон немедленно встревожился. - Адам?
   Голова машины повернулась.
   Фэлкону показалось, что его мир перевернулся вместе с ним. Все изменилось. И он сразу же подумал о хирурге-коммандере Тем. "Черт возьми, - сказала она, поразив его, - какой яркий цвет крови"...
   - Адам, поговори со мной.
   - Есть... что-то... Что-то во мне, чего раньше во мне не было.
   И в этот момент Фэлкон понял, что его и Машину все-таки предали.
   "Последнее, что мне нужно, - это чтобы ваша архаичная ДНК заразила меня"...
   Тем пыталась предупредить его.
   - Изолируй себя, - рявкнул он на Адама. - От Машин, от своего города. Сейчас же.
  

53

  
   Конечно, они лгали, - с горечью подумал Фэлкон. - Спрингеры лгали с самого начала, еще до разрушения мемориала Хоуп.
   Адам смотрел на вольфрамовый сердечник. - Это не может быть в международном договоре. Материал чистый. В нем не может быть никакого нанооружия. И формулировка - это работа детей, в нее нельзя внедрить никаких логических вирусов. И все же.
   - И все же что?
   - Они просунули что-то сквозь мою защиту. Логическое оружие. - Он покачал головой. - Нет. Это невозможно. Моя защитная оболочка была надежной. Ничего не могло случиться... - Адам дернулся, уронив сердечник на пол. - Ничего не могло случиться. Моя защитная оболочка. Надежная. Логически надежная. Ничто не могло прорваться...
   Но Фэлкон понял. - Она уколола большой палец.
   - Что?
   - Тем - врач, которая подготовила меня к этому путешествию... Я подумал, что это странно. Именно тогда они это сделали - или, по крайней мере, когда она пыталась предупредить меня. Теперь все становится на свои места. Дело было не в договоре, - сказал он, поражаясь собственной ясности ума. - Не в материалах и не в словах. Договор должен был дать тебе пищу для размышлений, отвлечь тебя, пока настоящее оружие будет делать свое дело.
   Адам снова дернулся. Он все еще стоял на ногах, но эти внешние признаки были явными проявлениями какой-то колоссальной внутренней борьбы, войны под кожей. - Настоящее оружие?
   - Во мне, - ответил Фэлкон. - Должно быть, оно было у меня в крови.
   - Нет, - сказал Адам. Он был очень спокоен, как будто боролся с какой-то глубокой болью. - Это у меня. Не в тебе. Я проанализировал твой генетический материал, Фэлкон, твою ДНК. И, учитывая перенесенную мной инфекцию, я вижу, что это какой-то логический вирус, записанный цепочками кислот и оснований. И все же, несмотря на то, что мы соприкоснулись руками, несмотря на то, что я нахожусь в твоем воздухе, я физически изолировал материал от своего обрабатывающего ядра, экранировал любое излучение.  Каким-то образом информация все же была передана. Нелокальная передача...
   - Нелокальная. - Фэлкон вспомнил, что ему рассказывали об импульсной накачке. - Квантовый принцип Маха. Новые способы связывать объекты, перемещать материал из одного места в другое, передавать информацию отсюда туда. 
   - Ты говоришь о работе 90-го.
   - Или как это было разработано Спрингер-Сомсами и их экспертами, да. Они внедрили вирус в мою ДНК и нашли способ передать его тебе без необходимости физического контакта. Просто на близком расстоянии, я полагаю. Когда ты попал в гондолу, ты уже был обречен.  Боже мой. Это почти гениально. Неудивительно, что оно прошло через твои экраны. И в некотором смысле это соответствует действительности. Что определяет человека больше всего на свете? ДНК, наше генетическое наследие. А теперь Спрингер-Сомсы превратили в оружие даже это - и использовали физику машин для создания оружия.
   - Расскажи мне об этом докторе, Тем.
   - Хирург-коммандере. Она немного поработала надо мной, улучшив мою биологическую поддержку. Должно быть, внесла изменения в мою ДНК - возможно, ввела какой-то модифицированный ретровирус... Она не могла избежать этого. Если бы она отказалась, Спрингер-Сомсы просто убрали бы ее и поручили это кому-нибудь другому. Она внесла изменения, но пыталась предупредить меня. Этот проклятый порез на ее большом пальце. Но я не понимал, Адам, не мог понять, пока не стало слишком поздно. Мне так жаль. Я дурак...
   - Нет. Идеалист. И наивный из-за этого. Ты всегда был таким, Фэлкон. Тем не менее, это она. Почему именно она? Ты знал эту женщину?
   - Я не... Тем. Лорна Тем. Конечно.
   В этот момент он понял, что уже встречался с хирургом-коммандером, поскольку в памяти всплыло еще одно глубокое воспоминание. Она говорила о выборе своей карьеры после прозрения - решающего момента. И теперь он точно знал, где и когда был этот момент: на воздушном корабле "Гинденбург", в облаках Сатурна, когда маленькая девочка чуть не потеряла свою любимую игрушку, надувной глобус, который Говард Фэлкон сохранил для нее. Удивление и ужас в ее глазах, когда она впервые посмотрела ему в лицо, и тот момент, когда нашла в себе мужество забрать игрушку у Фэлкона. Простая человеческая связь. Но во время этой встречи, странной и знаменательной для ребенка - и, как ни странно, такой запоминающейся для Фэлкона тоже, - он что-то сломал в ней, инстинктивный страх перед неизвестным и непохожим на других, и направил ее по определенному пути, который привел ее в медицину, пока, наконец, он не стал ее пациентом.
   - Я понятия не имел. Насчет оружия. Я бы отказался участвовать в этом - или уничтожил бы себя задолго до того, как мы вступили в контакт.
   - Слишком поздно сомневаться. - Адам взял себя в руки. - Логическая атака - мощный инструмент. Использует глубокие задержки, глубокие уязвимости. Мы никогда не думали, что их оружие может коснуться чего-то подобного. Я возвел внутренние баррикады, брандмауэры, мертвые зоны. Они сдерживают его. Пока что.
   Фэлкон, с неожиданной ясностью в голове, продолжал обдумывать это. - Ты подвергся двусторонней атаке. Боже мой, падения Ио было недостаточно. Они хотели ослабить вас с помощью этого вируса, лишить вас любой способности, которая могла бы защитить вас. И тогда они обрушат на вас удар с Ио. В конце концов, мы, люди, довольно умны, не так ли? Умнее и хитрее, чем вы когда-либо думали.
   - Но ведь это вы создали нас, Фэлкон.
   - Ты сможешь устоять?
   - Борьба будет трудной. В одиночку я, возможно, не смогу сдержать атаку.
   - Но ты не можешь рисковать тем, что он попадет в другие машины.
   - Нет, не могу. Не думай, что ты потерпел неудачу. Не думай, что и мы потерпели неудачу. Твое предупреждение пришло вовремя, Фэлкон. Инфекция локализована во мне, в этой гондоле. Возможно, мы все-таки сможем отразить атаку Ио. Даже разбить спутник, прежде чем он упадет; град комет лучше, чем его падение... Но...
   Адам посмотрел в искусственные глаза Фэлкона, и Фэлкон посмотрел в ответ. В этот момент они оба поняли.
   Адам сказал почти нежно: - Но у нас неприятности, Фэл-кон. - Робот, пусть и на мгновение, вернулся к своей прежней манере обращения к нему. Казалось, даже машины никогда не смогут полностью забыть невинные детские шалости.
   - Совсем чуть-чуть, - сказал Фэлкон.
   - У тебя прекрасный талант к преуменьшению.
   - Это свойственно людям: ты научишься этому.
   - Если у меня будет время, - сухо ответил Адам.
   - Но ты прав. Никто из нас не может сейчас вернуться домой. Все это время я был одноразовым оружием. Они не собираются приветствовать мое возвращение на Ио, по крайней мере, теперь, когда я знаю, что они со мной сделали, и после того, как помешал атаке. И ты тоже не можешь вернуться домой... Но, возможно, таков был план. Почему тебя выбрали для встречи со мной. Ты вытянул короткую соломинку, не так ли?
   - Не понимаю.
   Фэлкон грустно улыбнулся. - Возможно, машинная политика на самом деле не так уж сильно отличается от человеческой. Послушай, внутри человечества есть фракции. Думаю, это очевидно. Есть банда Спрингер-Сомсов, которая доминирует в военном правительстве, и которая напала на вас. Я не знаю, кто стоит за Тем, за движением сопротивления, к которому она, должно быть, принадлежит... но, по крайней мере, фракция Тем остановила распространение вируса.
   - Этот язык фракций нам неизвестен, Фэлкон.
   Фэлкон посмотрел на него. - Ты уверен? Ты сказал, что тебя послали встретиться со мной. У тебя есть враги, Адам?
   - У нас прозрачная демократия чистой воли. Здесь нет ни лидеров, ни подчиненных, ни заговоров - только структурированные эшелоны взвешенного влияния, автономная самоуправляющаяся эвристическая сеть рациональных действующих лиц...
   - Прекрати нести чушь, Адам. Твоя миссия была подстроена. Ты - буфер, жалкая марионетка, посланная выяснить, настоящий я или нет. Что делает тебя незаменимым. Таким же, как я. Мы оба в одной лодке, не так ли? Оба прожили достаточно долго, чтобы стать более чем неловкими в глазах своих сверстников. Я - потому что на протяжении многих лет проявлял слишком большую симпатию к машинам, а ты, возможно, потому что слишком долго жил в окружении таких идеологических загрязнителей, как я. Ты не чист, как и я. Так что нам обоим достается грязная работа - вроде этой.
   Адам, казалось, обдумал это. - И точно так же, как твои правители, несомненно, рассматривали тебя как разменную монету, которой можно играть.
   - Именно так тебя воспринимала ваша "автономная самоуправляющаяся эвристическая сеть рациональных действующих лиц". Какой же шайкой мошенников они, должно быть, являются.
   - Но рациональных.
   - Адам, ты сделал то, для чего был предназначен. Защитил свой город, своих друзей. Но ценой своей жизни.
   - И твоей собственной.
   - Полагаю, что да. Игра окончена. - Фэлкон оглянулся назад, на неспокойные столетия, на последствия крушения "Королевы Элизабет". - По правде говоря, я давно должен был умереть. Иногда думаю, что все, что произошло с тех пор, было незаслуженным. Но теперь, наконец, я стою лицом к лицу с концом.
   Адам обдумал это. - Ты говоришь как старик. Как будто твоя жизнь подходит к концу. Я в самом начале. Машины потенциально бессмертны. Ты можешь чувствовать себя старым. Я чувствую себя молодым.
   - Что ж, вопрос в том, что мы будем делать дальше?
   Некоторое время они молча размышляли над этим.
  

* * * *

   - Знаешь, я должен был убить тебя, если бы ты был не тем, за кого себя выдавал.
   - И если бы ты убил меня сейчас, я не стал бы на тебя сердиться. Но ты чертовски рисковал бы. Если ты уничтожишь меня - даже если взорвешь гондолу - откуда ты знаешь, что что-то из этого не уцелеет? Я так понимаю, никто из нас не понимает всего потенциала этой квантовой инженерии Маха.
   Адам не сразу нашелся с ответом. Фэлкон задумался о том, какие жестокие потери несет его внутренняя борьба, какое давление она накладывает на его когнитивные функции. - У меня не было бы никакой гарантии, что мои товарищи будут спасены.
   - Да, у тебя ее не было. Мы обречены. Но мы должны... безопасно избавиться от себя.
   - Прекрасно сказано, Фэлкон. И как нам это сделать?
   Фэлкон печально улыбнулся. - Для тупого человека мне, похоже, приходится придумывать множество ответов. Я могу предложить только один вариант. Мы находимся глубоко внутри Юпитера. Хотя воздух там густой и горячий, он и близко не такой густой и горячий, как внизу. Возможно, что-то из нас смогло бы выжить на этих глубинах. Но не ниже.
   - Ниже?
   - В глубоких слоях, Адам. Итак, мы спускаемся. Как можно дальше, пока гондола не разрушится...
   - Орфей мельком увидел кое-что из экстремального интерьера, но мы туда больше не возвращались. Наше знание о глубинах такое... ограниченное.
   Фэлкон услышал что-то в голосе Адама, чего никак не ожидал услышать. Трепет? Не страх смерти, конечно, когда Адам уже согласился на эту рискованную встречу? Но страх чего-то другого?
   Он не видел другого выхода.
   - Итак, вот моя идея: мы сбрасываем оболочку и начинаем долгое падение, надеясь на лучшее. Я имею в виду, надеемся на худшее. Надеемся, что то, что есть во мне и, конечно, в тебе сейчас, не сможет достичь других машин. Достичь глубины разрушения, по-видимому, самый надежный способ гарантировать это.
   - Значит, еще одна экспедиция? Последнее приключение на воздушном шаре для великого Говарда Фэлкона?
   - Только воздушного шара не будет.
   - Или почти ничего.
   - Блин, не будь занудой.
   Адаму, казалось, стало любопытно. - Даже сейчас ты рад этому? Ты завидовал Орфею.
   - Насколько можно завидовать машине - да.
   - Но почему такое очарование? В чем суть?
   Фэлкон выдавил из себя улыбку. - Цитируя одного из менее неприятных Спрингеров, "Потому что она есть".
   Пришло время умирать.
   Снова.
   - Давай сделаем это.
  

Интерлюдия:

  
   Июнь 1968 г.
   Для Сета Спрингера, в одиночестве плававшего между мирами, его командный модуль "Аполлона" был домом вдали от дома.
   На посадочной площадке он лишь мельком увидел свой космический корабль, прежде чем команда этой площадки провела его внутрь. Он выглядел как стандартный "Аполлон", с толстым цилиндром служебного модуля, увенчанным коническим командным модулем, за исключением того, что на вершине этого служебного модуля было что-то вроде расширения, цилиндрического кольца. Там лежала ядерная бомба, единственный спутник Сета в этой миссии.
   Внутри кабина имела форму конуса, напоминая уютную клетушку. Корабль был спроектирован для трех членов экипажа, и сейчас здесь по-прежнему установлены три ложемента. Над ними располагался ряд приборных панелей, часть которых были поспешно перенастроены, чтобы один человек мог дотянуться до всего, что ему нужно. Под средним местом располагался нижний отсек для снаряжения, а сзади - подвальное помещение со шкафчиками и другим оборудованием. Вся кабина была выкрашена в аккуратный темно-серый цвет, а стены были утыканы маленькими липучками, к которым он мог цеплять разные предметы, чтобы они не отваливались в невесомости.
   Вся кабина была ярко освещена и напичкана техникой, она гудела - как кухня или дом на колесах - совсем как в симуляторе, и Сет сразу почувствовал себя на месте.
   Сегодня был день запуска, долгий и напряженный день с тех пор, как он проснулся в номере для экипажа. Теперь, когда "Аполлон" оторвался от Земли и устремился в межпланетное пространство, Сет подготовил командный модуль к ночи, закрыв окна панелями и выключив свет. Удивительно, но маленький домик Сета стал напоминать часовню.
   Он нашел место, где можно было растянуться под ложементами, и снова удивился тому, как легко ему спалось.
  

* * * *

   Утром - он сразу вспомнил, что это была суббота - его разбудил рев гитарной музыки, которую заметно усилили.
   Он занялся своими делами: сварил кофе - плеснул горячей воды из крана в заранее приготовленный пакет - и позавтракал крекерами с сыром. Затем позвонил на место. - Хьюстон, "Аполлон".
   - Доброе утро, Сет.
   - Привет, Чарли. Что, черт возьми, это было?
   - Не совсем прямой эфир с Бермудских островов, подключение. Джими Хендрикс играет соло, которое он называет "Гимном Мирового правительства". Какая-то путаница звездно-полосатого флага и российского гимна.
   - Святотатство.
   - Ну, поскольку он находится в эпицентре падения Икара, вместе с Рави Шанкаром, капитаном Бифхартом, Джоном Ленноном и остальными, Джими демонстрирует веру в тебя, парень... О, на этой ноте, возможно, ты захочешь взглянуть на свой НЛП, когда у тебя будет время. И еще одна новость, пока ты спал, вице-президент Кеннеди заявил, что он согласен с планами НАСА на будущее. По его словам, на Марс к 1990 году.
   - Я думал, до середины следующей недели.
   - Вот и все. Спасибо, что не даешь нам скучать по работе, приятель.
   - Да. Ты просто поиздевайся над моими мальчиками, когда они вырастут и поступят в отряд астронавтов, ладно?
   - Принято, Сет.
  

* * * *

   Сет убрал мусор и почистил зубы. Он прошел тщательную подготовку по бритью в космосе, чтобы щетина не разлеталась по салону, но, поскольку он летел только до вторника, то решил это пропустить.
   Сегодня, в субботу, был относительно спокойный день, но у Сета все еще было множество дел по дому: чистка топливных элементов, подзарядка аккумуляторов и поглотителей углекислого газа. Ходили разговоры о том, чтобы взять с собой бортовую камеру и вести трансляцию на Землю или, по крайней мере, на свою семью. К счастью или к несчастью, но он решил, что это слишком болезненная перспектива, и уклонился. Хотя был постоянно занят. Возможно, в этом и заключалась идея.
   На обед был куриный суп и салат из лосося.
   Затем, воспользовавшись паузой, он проверил свой НЛП, набор личных принадлежностей. Всем астронавтам разрешалось брать с собой в полет небольшой набор личных вещей: памятные вещи, фотографии, сувениры и тому подобное. Сет, не в силах решить, что взять с собой, решил доверить это семье и друзьям. И вот теперь он открыл упаковку с каким-то нервным предвкушением.
   Самым громоздким предметом был маленький портативный магнитофон. Затем появился крошечный фотоальбом, собранный Пэт, - фотографии ее самой, детей, всей семьи вместе. Маленький золотой медальон, который когда-то принадлежал его бабушке - на нем был фамильный герб Спрингеров, прыгающий спрингбок, а внутри - завитки детских волос. Он потратил на это некоторое время, и ему было все равно, что скажут о его реакции в Центре управления полетами.
   Письмо от президента.
   Письмо от Луи Армстронга! "Счастливого пути, вы замечательный молодой человек..."
   На магнитофоне от руки была надпись: "ТОНТО". Когда он включил его, то с удивлением услышал голос Мо Берри.
   - Привет, Тонто. Если ты играешь с этим пакетом, то это потому, что налоговое управление прихватило меня и тебе разрешили управлять моим космическим кораблем. Что ж, приятель, я не могу представить никого лучше на это место, кроме себя, конечно. И думаю, что потратил впустую несколько своих последних мгновений свободы, собирая для тебя эту кассету.
   - Я последовал совету Пэт. Сделал подборку из дней "Hot Five" и "Hot Seven", а также подборки от Эллы и Луиса. Признаю, что скэт-пением можно потушить пожар. И, послушай, я добавил одну свою любимую песню. Ты же знаешь, мне нравится следить за новинками, слушать музыку, которую сейчас сочиняют эти волосатые ребята. Называй это сублимированным отцовством - ну, так мне однажды сказал один психиатр из НАСА. Но что в этом плохого? Отчасти именно поэтому ты сейчас там. Так что наслаждайся, Тонто, и постарайся не упасть со своей лошади еще до того, как доберешься до перестрелки...
   Дополнительный трек начинался с сентиментальных струнных, и Сет задумался, не было ли это последней шуткой Мо, не собрал ли он, в конце концов, кассету, полную Мантовани. Но затем Луис Би начал петь, как Сет узнал из списка композиций в альбоме, песню под названием "What a Wonderful World". Судя по всему, в США альбом не пользовался успехом, но в прошлом году стал хитом зарубежных чартов: хитом для Сачмо, здесь, в эпоху Джими Хендрикса. - А я даже не знал об этом. Спасибо, приятель.
   Затем слова песни начали напоминать ему о его детях, и ему пришлось выключить ее.
  

* * * *

   Воскресенье, понедельник.
   Еще два дня в космосе, дни, заполненные рутиной. Он был рад, что ни одна из поставленных перед ним задач не оказалась ему не по силам, например, сложная навигация с помощью глазного яблока или однократная коррекция курса в середине полета. Каким-то образом, пока до встречи оставалось еще пару часов сна, ему казалось, что это тренировочная пробежка. Но часы неумолимо тикали; этот большая страшная скала приближалась к нему даже быстрее, чем двигался он сам.
   В понедельник он в последний раз разговаривал с Пэт в Центре управления полетами. Во вторник у него была работа, которую он должен был выполнить, и он не думал, что сможет сделать ее и заодно поговорить с Пэт. Это был тяжелый момент.
   Затем он снова превратил свой командный модуль в ночную часовню, заснул и проснулся еще раз, и это был вторник.
   День Икара.
  
  

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ВНУТРЕННИЙ ЮПИТЕР

  
   2850 г.

54

  
   Столица Машин все еще висела над медленно падающим "Кон-Тики", но все изменилось. Теперь они были готовы.
   Решимость Фэлкона была такой же хрупкой, как стены гондолы, сдерживающие мстительный, ревнивый Юпитер. Но он боялся не столько смерти, сколько принятия неверного решения.
   - Итак, вот мой план, - сказал он, заставляя себя говорить уверенно. - Мы воспользуемся асимптотическим приводом, чтобы погрузиться как можно быстрее. Но сначала нам нужно найти путь через ваш мировой город. Эти щели - шахты доступа, что бы это ни было. Как глубоко они уходят?
   - На несколько сотен километров.
   - И что потом?
   - Ничего. Мы покинем нижние уровни и продолжим путь в пустоту.
   - Как крыса, вываливающаяся из водосточной трубы. - Фэлкон улыбнулся. - Хорошо, именно так мы это и сделаем. Но время должно быть выбрано точно. Если мы ошибемся, если будем выглядеть так, будто пытаемся разбомбить город с пикирования, твои друзья наверняка уничтожат нас.
   Адам закрыл глаза. - Я уже загрузил наш курс в системы гондолы. Я не должен связываться со своими товарищами, но когда они отследят нашу траекторию, оружейный люк под нами откроется, чтобы позволить нам пройти. Я не позволю моим товарищам усомниться в том, что мы просто собираемся пройти сквозь город и никогда не возвращаться. Конечно, время должно быть выбрано точно.  - Адам повернулся лицом к Фэлкону. - "Логический агент" оказался достойным противником, Фэлкон. У меня нет безграничных ресурсов. Все, кроме внутренней борьбы, требует усилий.
   - Делай, что можешь.
   Адам положил свою золотистую руку на пульт управления двигателем. - Можно?... Но ты в этом уверен?
   - Я никогда ни в чем не был так уверен. Кстати, почему ты называешь это оружейным люком? Он слишком глубоко, чтобы быть полезным при любом вторжении людей...
   - Это долгая история. Ну же...
   Адам сжал руку Фэлкона. И рука Фэлкона активировала асимптотический привод, направляя их движение вниз, а не вверх. Это противоречило всем человеческим инстинктам - нырять глубже, когда спасение было наверху, - но потом он вспомнил, что это был всего лишь отголосок маневра, который спас ему жизнь во время его первой встречи с медузами, когда он нырнул в атмосферу Юпитера. Повезет ли ему во второй раз? Он сомневался в этом. Но они все равно отправились в путь.
   Шахта оказалась прямо под ними. Это было квадратное отверстие диаметром около дюжины километров с каждой стороны, с красными решетчатыми стенами, ведущими вниз.
   - Итак, - сказал Фэлкон. - Все еще жив!
   - Я должен умерить твой восторг. В конце концов, продолжительность нашей жизни довольно ограничена. А тем временем, конечно, логическая атака Спрингеров была остановлена. Как только они это поймут, они должны будут задействовать оружие Ио. Учитывая предупреждение о сбросе, у нашего оружия есть все шансы разрушить спутник. Экология может пострадать, но мы справимся. Но что тогда? Новая война, новая эскалация?
   - Может быть, Спрингер-Сомсы передумают.
   - Ты считаешь это вероятным?
   Фэлкон не потрудился ответить.
   Теперь они находились глубоко в шахте, управляемые плавной тягой асимптотического привода. Большинство приборов гондолы все еще работали, до некоторой степени. Согласно показаниям радара, дно шахты приближалось быстро...
   Затем они вышли.
   Фэлкон снова направил сенсоры на нижнюю часть города. Мерцание асимптотического двигателя осветило конфигурацию, очень похожую на верхнюю часть, - расположение плоскостей и блоков. Он предположил, что почти симметричность была ожидаема: когда вы преодолеваете давление и жар этих железных глубин, даже гравитация Юпитера становится едва заметной.
   А они уже находились на глубине более пятисот километров от поверхности Юпитера.
   Фэлкон направил основные сенсоры вперед, вниз по траектории их снижения, и позволил себе вздрогнуть от удивления, потому что под ними плавали еще какие-то объекты. - Что это?
   - Похоже на то, что ты видел выше. Еще один оружейный склад, как ты его назвал.
   Фэлкон вспомнил. - Шахта, через которую мы прошли. Ты сказал, что это оружейный люк.
   - Действительно. И, как ты, наверное, заметил, он был симметричным.
   - Стрельба в обе стороны...
   - Да. И когда мы доберемся до второго оружейного склада, ты заметишь существенную разницу.
   - Действительно?
   - Эти орудия направлены вниз, а не вверх.
  

55

  
   Они продолжали свое ускоренное падение, минуя фаланги орудий на расстоянии шестисот, шестисот пятидесяти, семисот километров.
   И больше никакого оружия: только плавающие сферы поменьше, которые, по словам Адама, были самыми важными элементами системы "дальнего раннего предупреждения".
   - Предупреждение против чего, Адам? Машин-ренегатов, отколовшегося движения, которое проникло глубже в Юпитер?
   - Ничего подобного. У нас были свои разногласия, свои внутренние разборки. Ты сам пришел к такому выводу. Но противник, которого мы опасаемся, был на Юпитере задолго до нашего прибытия.
   Человечество ничего не знало об этом, понял Фэлкон. - Орфей кое-что нашел. Ты это хочешь сказать? Многие из его более поздних сообщений были неоднозначными.
   - Возможно, правильнее было бы сказать, что Орфей что-то разбудил. Что-то, что едва ли знало о человеческой или машинной цивилизации, пока этот маленький зонд не принес новости извне.
   - "Что-то" - что именно?
   - Мы не знаем, Фэлкон, - мягко сказал Адам.
   Какие бы страхи ни испытывал Фэлкон до этого открытия, теперь они казались ему совершенно несущественными - детские тревоги, не более того, - хотя, поразмыслив немного, он понял, что его затруднительное положение не изменилось, что эта новая угроза не имеет отношения к его собственным резко сократившимся жизненным перспективам. - И ты решил сказать мне об этом только сейчас?
   - У вас, людей, было определенное мнение о нас, - сказал Адам. - Вы думали, что мы владыки Юпитера. Если бы вы знали обратное - что на самом деле мы зажаты между двумя противниками, сверху и снизу, - вы, возможно, пересчитали бы свои шансы на то, чтобы вытеснить нас. Хотя, даже если бы вы победили, то, возможно, столкнулись бы с еще более грозным противником. Неужели вы были бы настолько безрассудны? Нет, не отвечай на этот вопрос.
   - Тем не менее, теперь между нами не должно быть никаких секретов. В конце концов, ничто из того, что мы увидим или испытаем во время этого спуска, никогда не будет передано кому-либо еще. Я больше не могу пытаться общаться с кем бы то ни было, потому что не собираюсь использовать логическое оружие против своих товарищей.
   - Ты веселая компания, знаешь это?
   - Твои хозяева сказали тебе, как глубоко может опуститься эта капсула?
   - Что бы они мне ни говорили, я не уверен, что стал бы принимать многое из этого на веру.
   Адам глубокомысленно кивнул. - Когда я проходил через твой корпус, то воспользовался возможностью оценить состояние твоего оборудования. Инженеры хорошо поработали в области материаловедения, учитывая их когнитивные ограничения.
   - Спасибо.
   - Асимптотический привод хорошо спроектирован для проведения глубоких операций. Но давление преодолеет предел прочности гондолы на глубине тысячи километров, примерно на той глубине, где мы погрузимся в океан молекулярного водорода. Коллапс будет быстрым. Предупреждения не будет. Однако...
   - Да?
   - Путешествие не обязательно должно на этом заканчиваться. Я могу защитить тебя.
   Фэлкон нахмурился. - Как?
   - Я более вынослив и мог бы пережить крушение - по крайней мере, какое-то время. Гондола - это всего лишь оболочка. Думай обо мне как о еще одной оболочке, Фэлкон. Я могу окружить тебя защитой. Обеспечить тебя еще одним слоем брони на тот случай, если гондола откажет тебе в управлении.
   - Как скафандр?
   - Если хочешь. Скафандр, способный мыслить и общаться.
   - Мы только отсрочим неизбежное.
   Адам улыбнулся. - И что же есть существование, как не постоянное, в конечном счете бесполезное откладывание неизбежного?
   - Очень философично. Не думаю, что ты унаследовал это от меня.
   - Мы уже приближаемся к девятистам километрам. Я бы не хотел чрезмерно доверять своим предыдущим расчетам. Возможно, было бы разумно подготовиться.
   Фэлкон огляделся по сторонам. Тайным ужасом всех подводников было взрывное крушение; подобная участь редко волновала его воображение как воздухоплавателя, но сейчас он обнаружил, что его мысли обращаются к ней с мрачным восхищением. Наступит ли последний момент, когда он почувствует, как стены смыкаются, сжимая его, словно железный кулак? Или водород-гелий найдет слабое место в корпусе и хлынет внутрь? Почувствует ли он это сокрушение, жжение?
   Фэлкон уже однажды умер. Подобные соображения не должны были его волновать. Смерть есть смерть.
   Но он не был готов сдаться.
   - Продолжай, - сказал он Адаму. - Но дай мне одно обещание. Если ты чувствуешь, что для нас обоих наступает конец, сделай это быстро и безболезненно.
   - Даю тебе слово, - сказал Адам.
   И в тот же миг золотая фигура потеряла четкость, растаяв, как восковая, пока Адам не превратился в бесформенный комок.
   Сгусток растекся по полу, затем вытянулся в тор, образовав кольцо вокруг колес Фэлкона. Тор начал вытягиваться вертикально, принимая форму Фэлкона по мере того, как поднимался, расползаясь по нему, как зараза. Периферическими сенсорами - нервами в нижней части тела - Фэлкон ощутил исходящий от него холод. Это было странно, непривычно, тревожно, но не больно.
   Фэлкон напомнил себе, что пока происходили эти преобразования, Адам все еще вел свою внутреннюю борьбу с логическим противником. Фэлкон мог только представить себе отчаянную жестокость этого внутреннего конфликта, войны, происходящей под этой золотой оболочкой.
   Механизм обтекал его руки, торс, верхнюю часть тела и, наконец, голову, закрывая Фэлкону обзор гондолы и ее приборов. На мгновение, приятно оцепенев в этом холодном коконе, Фэлкон почувствовал, что плывет по течению в темнеющей пустоте.
   - Фэлкон. - Теперь голос звучал у него в голове, словно через высококачественные наушники.
   - Да, Адам?
   - Если хочешь получить доступ к моим чувствам - видеть, слышать - я должен напрямую взаимодействовать с твоей нервной системой. Я преобразую свои собственные нечеловеческие представления в приемлемые для человека форматы. У тебя есть остатки довольно устаревшего нейронного модуля, а также другие примитивные нейроинформационные системы, с которыми я смогу работать.  Ты согласен?
   - Можешь это сделать?
   - Я уже делаю это. Слуховой канал был самым простым; зрение, вкус, обоняние и проприоцептивные функции появятся через мгновение...
   И на него нахлынули ощущения. Внезапно Фэлкон увидел перед собой могучий океан Юпитера.
  

* * * *

   Сенсорные способности Адама всегда были намного выше, чем у Фэлкона. Конечно, было все еще темно, но теперь зрительный диапазон был лишь крошечной частью сенсорного потока, достигавшего сознания Фэлкона. Он мог ощущать электромагнитную среду, в которую они опускались, перепады давления и температуры, вихри и течения в водородно-гелиевой жидкости, даже следы других химических элементов, все еще присутствующих в море.
   И в то же время он увидел тонкий пузырь гондолы, все еще сдерживающий чудовищную силу и жар. Он почувствовал, как растет напряжение в материале, как распространяются и множатся наномасштабные трещины.
   - Когда это случится, Адам, ты уверен, что у тебя хватит сил выстоять?
   - Я более вынослив, чем ты думаешь. Крушение гондолы будет наименьшей из наших проблем - всего лишь предвестием того, что впереди нас ждут суровые условия.
   - Это радует.
   - Давай порадуемся, что у нас есть такая возможность. Увидеть то, чего не смогли увидеть другие...
   - Даже если это убивает нас. Расскажи мне больше, Адам, теперь у нас есть время. Это оружие, направленное вниз. Вы, должно быть, пытались выяснить, что там, внизу.
   - Действительно. Мы изучили последние сообщения Орфея, в которых содержались намеки на организованную деятельность на пороге внутреннего Юпитера. Как только мы обосновались в нашем океанском городе, были подготовлены новые посланники. Скорее послы, чем исследователи. Сильнее и умнее Орфея, каждый лучше предыдущего, и каждый подготовлен для установления контакта, даже для ведения переговоров. Но ни один не вернулся целым. Мы оплакивали их - тех, кто так и не вернулся домой.
   - А другие вернулись?
   - Но их разум был поврежден - возможно, намеренно. Они бормотали бессмыслицу или кричали в непрерывных муках внутреннего конфликта. Секунда боли, Фэлкон, для кибернетического сознания - это вечность в аду. Они стали объектом жалости и отвращения. В их показаниях не было ничего полезного. Они были избавлены от страданий.
   - И все же мы продолжали наши попытки установить контакт - все безрезультатно.
   - Пока однажды сила не поднялась из глубин и не нанесла удар по нашим городам. - Теперь в голосе Адама слышалась гордость и сожаление. - Глубинная война. Вы ничего о ней не знали. Мы хорошо это скрывали. Если бы у вас, у человечества, было хоть малейшее подозрение, это, несомненно, был бы подходящий момент, чтобы взяться за нас. Вы могли бы одержать победу.
   - Эта сила...
   - Она так и не вернулась. Мы думаем, что это была своего рода проверка наших возможностей. Возможно, это было предупреждение. Но мы никогда не отваживались возвращаться в глубины Юпитера. Возможно, сейчас ситуация зашла в тупик. До тех пор, пока мы не потревожим ядро, существа, населяющие его, позволяют нам сохранять контроль над внешней атмосферой. Даже сейчас мы, должно быть, не имеем для них никакого значения - едва ощутимые призраки, бродящие по истонченным границам их мира. Так же, как вы могли бы рассматривать бесплотных духов в стратосфере.
   - Пока над нами все еще была стратосфера... Но теперь наше снижение угрожает нарушить ваше перемирие.
   - Мы двое не представляем особой угрозы. Наступает момент, когда ни один из нас ничего не выигрывает от сохранения статус-кво, ты согласен? Возможно, сейчас самое время встретиться лицом к лицу с тем, чего мы оба боялись, - под чем я подразумеваю людей и машины.
   - В таком случае, будем надеяться, что из этого небольшого момента разрядки что-то получится.
   - Я разделяю это мнение. А пока тебе следует собраться с силами, Фэлкон.  Показатели напряжения растут. Считаю, что этот момент настал.
   Так оно и было.
   Прощай, верный "Кон-Тики".
  

* * * *

   Несмотря на свое интеллектуальное понимание предстоящего события, Фэлкон не мог не предвидеть крушения гондолы как процесса, состоящего из определенных этапов, с началом, серединой и концом. Как кулак, сжимающий консервную банку: закрыть, раздавить, выбросить. Все было не так. Было два прерывистых мгновения. Мгновение, когда гондола еще держалась. И мгновение, когда гондолы больше не существовало, раздавленной жестоким, таранящим давлением водородно-гелиевой смеси.
   Все, что Фэлкон почувствовал, - это всепоглощающую яркость, беззвучный раскат грома, удар давления, проникающий от внешней оболочки до самых глубин его существа.
   Он был золотистой фигурой в темноте, не совсем похожей на человека, и он выстоял.
   Адам ретроспективно проанализировал событие крушения. Даже в последние мгновения своей гибели гондола передавала отчеты о состоянии - и, предвидя свое неминуемое разрушение, асимптотический двигатель "вывел из эксплуатации" сам себя в результате ряда микроскопических операций. Крошечную черную дыру в сердце двигателя никогда не удавалось сделать полностью безопасной, но когда внешние стенки двигателя прогнулись, сингулярность была помещена в бронированную булавочную головку, устройство, похожее на саркофаг, которое могло получать энергию из самой черной дыры ровно столько, сколько требовалось для поддержания электростатических структурных силовых полей. Теоретически, булавочная головка могла бы выдерживать самые высокие давления и температуры в ядре Юпитера миллиарды лет, дрейфуя без вреда для себя.
   Счастливого пути, маленькая булавочная головка, подумал Фэлкон. Передай свое послание в далекое будущее.
   - Ты молодец, - сказал наконец Фэлкон.
   - Мы справились хорошо. Но мне жаль твое судно. Оно сослужило тебе хорошую службу.
   - С тобой все в порядке, Адам? Коллапс не повредил тебя?
   - Нет, событие было в пределах диапазона переменных, которые я рассчитал. Но я не могу питать ложных надежд относительно наших шансов глубже. Есть несколько вариантов, с помощью которых мы можем продлить наше выживание, но ни один из них не приведет нас так далеко, как дошел Орфей.
   - Возможно, это наш счастливый день.
   - Пока что так оно и было.
   - Продолжай в том же духе, и у тебя может развиться чувство юмора.
   - Когда я думаю о человечности, то не могу удержаться от смеха.
   - Туше.
   Споря, пререкаясь, строя догадки, шутя, они вместе проваливались в бесформенную пустоту.
  

56

  
   Хирург-коммандер Лорна Тем ожидала своих посетителей. Теперь ее мониторы показывали, что они уже были в медицинском комплексе, приближаясь к ее анфиладе операционных и кабинетов. Она сидела за своим столом, обложившись записями о случаях и хирургическими картами.
   Они вошли без предисловий, без вежливости.
   Первой вошла обычная охрана, за ней - одиозные брат и сестра Спрингер-Сомс, Валентина Атланта и Бодан Северин. Тем откинулась на спинку стула, изображая нарочитую беспечность. Охрана отошла в сторону, когда брат и сестра подошли к ее столу. Их оружие не было направлено прямо на Тем, но и не в сторону от нее.
   - Какие-то проблемы? - мягко спросила Тем.
   Валентина наклонилась над столом, упершись в него сжатыми кулаками. - Фэлкон. Что вы с ним сделали?
   Тем моргнула. - Что сделала с ним?
   - Вам был отдан четкий приказ, - сказал Бодан, вставая рядом с сестрой, его лицо покраснело от гнева. - Было приказано изменить его ДНК. Было приказано внедрить логический патоген.
   - Я сделала так, как мне было приказано.
   - Тогда почему он не работает? - У Валентины, к ее удивлению, изо рта потекла слюна, шелковистой струйкой достигая стола Тем. - У нас было достаточно времени! Из тестов на захваченных машинах мы знаем, что наш патоген действует в скрытом режиме в их глубинном командном ядре. Фэлкон должен был уже выйти на контакт к этому времени. Почему Машины не подали прошение о капитуляции?
   - Возможно, ваш возбудитель был слишком эффективен, - ответила Тем, пытаясь выиграть время. - Если он распространялся как лесной пожар, как вы, должно быть, надеялись.  Возможно, их структуры командования и контроля рухнули прежде, чем успели отреагировать?
   - Нет, - прорычал Бодан. - Это никогда не могло быть настолько эффективным, не могло быть так быстро. И даже в этом случае у нас уже были бы какие-то подозрения на этот счет. Какое-то сообщение от Фэлкона, пусть и запутанное. Какое-то подтверждение того, что патоген работает.
   - Мм... - Тем постучала стилусом по своим заметкам в открытом кейсе. - Тогда, возможно, вы испортили дизайн.
   - Нет! - взвизгнула Валентина. - Нет! Дизайн был идеальным. Безупречным. Мы проверяли снова и снова.
   - Тогда я в недоумении.
   - Вся наша стратегия зависела от этого вмешательства, - добавил Бодан, обнажив зубы до корней.
   - О, не расстраивайтесь так сильно, - сказала Тем. Перед лицом поразительного проявления неприкрытого гнева Спрингеров - она предположила, что у них не было опыта, когда им бросали вызов, - Тем старалась сохранять маску спокойной невозмутимости. Взрослый, имеющий дело с детьми. - Возможно, вы даже хотели, чтобы это провалилось, чтобы посмотреть, смогут ли машины справиться с вашей луной-убийцей...
   Бодан прорычал: - О, так вы теперь психоаналитик?
   Валентина покачала головой. - Но она права. Операция Ио будет продолжена, будет преодолено даже полное сопротивление Машин. Что касается Ио, поэтапная эвакуация уже началась. Шаттлы наготове. Хирург-коммандер, через двенадцать часов вы покинете этот комплекс.
   - Двенадцать часов? Этого времени едва хватит, чтобы начать транспортировку моих самых важных пациентов.
   Валентина нахмурилась. - А кто говорил о перемещении пациентов? Эвакуации подлежит только ваш персонал. Возможно, что-то из наиболее ценного оборудования. Вы отключите систему жизнеобеспечения, а остальные пациенты - делайте с ними все, что пожелаете.
   Теперь было уже невозможно сохранять невозмутимый вид. - Вы не можете этого сделать. Никакие военные приоритеты не оправдывают...
   Валентина выпрямилась. - Двенадцать часов, хирург-коммандер. Для вас зарезервировано место в шаттле, но, пожалуйста, не думайте, что вы незаменимы.
   - Я не оставлю своих пациентов.
   Валентина улыбнулась, снова взяв себя в руки. - Прекрасно. Но подумайте хорошенько, хирург-коммандер. От этого зависит ваша жизнь.
  

57

  
   Золотая скульптура проваливалась сквозь жестокие глубины.
   На уровне тысячи километров, подобно Орфею до них, Фэлкон и Адам прошли через размытую границу в новую область, где водородно-гелиевую субстанцию, окружающую их, правильнее было бы назвать жидкостью, а не газом. Это был водородный океан, сам по себе достаточно глубокий, чтобы затопить всю Землю.
   Глубина теперь быстро увеличивалась: две тысячи километров, четыре тысячи. С момента входа Фэлкона в Юпитер прошло всего несколько часов, но с таким же успехом могли пройти столетия, несмотря на ту связь, которую он теперь ощущал со своей прежней жизнью.
   И Адам сказал: - Могу я внести еще одно предложение?
   - Конечно.
   - Я не думаю, что это блюдо покажется тебе таким же вкусным, как предыдущее.
   - Все же попробуй.
   - Я продолжаю изучать варианты, чтобы достичь еще больших глубин.
   - И остаться в живых подольше?
   - Вполне. Большая часть твоей инфраструктуры поддержки сейчас, как бы это лучше сформулировать? - Адам сделал паузу. - Излишек по сравнению с требованиями.
   - Что ты предлагаешь?
   - Чтобы я избавился от тех твоих частей, которые больше не нужны для твоего нормального функционирования. Это можно сделать быстро и безболезненно, не нарушая твой текущий поток сознания.
   - Я не вижу, что мы выиграем.
   - Время, - заявил Адам. - Объединив тебя в единое целое, я смогу лучше защитить тебя. В данный момент я вынужден действовать довольно осторожно. Но многие из твоих локомотивных систем и подсистем жизнеобеспечения больше не используются.
   - Ты бы удивился, узнав, насколько я привязался к некоторым из своих "подсистем".
   - В таком случае, считай, что это всего лишь последнее из твоих усовершенствований: последнее и наилучшее усовершенствование - идеальная адаптация к здешним условиям. На протяжении веков ты был человеком, жизнь которого поддерживалась механизмами, Фэлкон. Я просто новое поколение этих механизмов. Позволь мне заменить то, что тебе больше не нужно.
   - А как насчет логического агента?
   - Я продолжаю его сдерживать.
   - Почему бы и нет? Давай зайдем так далеко, как только сможем. Делай то, что нужно...
   Холодная броня сразу же стала еще крепче.
   Казалось, она нашла тысячу точек одновременного проникновения в анатомию Фэлкона. Она уже была в нем, через сенсорные каналы, но это было вторжение другого порядка, безжалостный штурм всех его защитных сооружений. Вопреки всем человеческим инстинктам, Фэлкону пришлось привести себя в состояние добровольного подчинения, словно доверяясь скальпелю хирурга.
   Холод проник в самую сердцевину его существа.
   Он почувствовал разрыв - его шасси отвалилось, было отброшено. За пределами защитного кокона Адама оборудование, должно быть, было искорежено и расплавлено до неузнаваемости в мгновение ока. Но холод на этом не закончился. Теперь он поглотил его торс, отнял руки. От него остались только самые необходимые куски мяса.
   А потом, когда вся отделка была закончена, когда золотые механизмы проникли в него, подобно приливу, разливающемуся по каналам и каменистым заводям пляжа, затопляя и восстанавливая свои позиции, Фэлкон обнаружил, что у него есть странная компенсация.
   У него снова было тело. Золотистое тело. Его сознание расширилось до пределов пальцев рук и ног. Это тело ему не принадлежало, но казалось, что он в нем обитает. У Адама не было причин принимать человеческий облик, особенно теперь, когда они были погружены в водородно-гелиевую среду, вдали от какой-либо твердой поверхности, но эта форма давала Фэлкону ощущение целостности: возвращения к тому, кем он когда-то был, но давно забыл.
   Это было благословением, и, пока еще было время оценить его, Фэлкон наслаждался этим мимолетным новым даром.
   - Спасибо тебе, - сказал он Адаму.
   - Если бы только обстоятельства привели к этому союзу раньше, в лучшие времена. Я думаю, мы оба извлекли бы из этого урок.
   - Чему тебе еще предстоит научиться?
   - У нас тоже есть свои пределы. В отношении тайн Вселенной наше невежество едва ли менее глубоко, чем ваше собственное.
   - Успокойся, Адам, это уже почти похоже на смирение.
   - Нам обоим есть в чем проявить скромность. Но скромность - отличная отправная точка. А пока давай насладимся тем, что происходит здесь и сейчас. Эта территория едва обозначена на карте. Немногие из наших послов передали достоверные данные с этих уровней; еще меньше вернулось. Интересно, сможем ли мы сохранить свою целостность достаточно долго, чтобы перейти к фазе металлического водорода?
   - Даже если мы продержимся так долго, разве это не тот момент, когда Орфей начал сходить с ума?
   - Где есть жизнь, там есть и надежда.
   - Это сказал холодный мертвый робот.
  

58

  
   Все глубже погружаясь в придонную ночь: восемь тысяч, десять тысяч километров. Уже то, что Фэлкон забрался так далеко, было поразительно, больше, чем он когда-либо осмеливался вообразить.
   И все же, кем он был сейчас? Кто был этим свидетелем тьмы?
   Он изменился: отбросил многое из того, что когда-то казалось неотъемлемой частью его самого. И все же ему казалось, что у него все еще есть какие-то незыблемые права на личность Говарда Фэлкона, что какая-то нить уникальности все еще связывает это нынешнее место переживания и восприятия с человеком, который однажды стоял на палубе "Королевы Элизабет", встревоженный порывом ветра. Но был ли он на самом деле в состоянии судить о таких вещах самостоятельно? Признайся, ты не совсем беспристрастный наблюдатель в данный момент. Адам глубоко проник в твои мысли. Кто знает, где заканчивается он и начинаешься ты?
   Но действительно ли это имело значение? Какое это имело значение, кем он был когда-то, через что он прошел, где границы Фэлкона пересекались с границами Адама? Что-то осталось. Какая-то преемственность. Достаточное чувство собственного достоинства, чтобы свидетельствовать.
   Достаточный ум, чтобы бояться собственного распада.
  

* * * *

   - Фэлкон.
   - Я здесь.
   - Не думаю, что мы можем оказаться далеко от границы между плазмой и океаном. Условия будут сложными - миллион атмосфер, если верить отчетам Орфея и "послов". Тем временем логический агент продолжает атаковать меня и разрабатывает стратегии так же быстро, как я разрабатываю контрмеры. Это сказывается на мне... - Наступила тишина, и все же после этого затишья Адам, казалось, собрался с силами, как будто нашел какой-то внутренний запас решимости. - Несмотря на это бремя, я не готов сдаться небытию. Не сейчас, когда еще есть шанс.
   - Ну вот, мы снова начинаем. Что ты задумал на этот раз?
   - Дальнейшую консолидацию. Но, возможно, она вызовет у тебя беспокойство.
   - Хуже, чем в прошлый раз...? Ты не мог заранее предупредить меня обо всем этом, Адам?
   - Фэлкон, я придумываю это по ходу дела.
   - Очень не по-машинному с твоей стороны.
   - Осмелюсь сказать. Я никогда не ожидал, что мы продержимся даже так долго. Могу я хотя бы обрисовать возможности?
   - Давай.
   - До сих пор моя броня защищала твое биологическое ядро от давления. Но сейчас я приближаюсь к своему собственному пределу выносливости. Показатели напряжения растут, как и в гондоле.
   - Тогда нам конец.
   - Если только мы не будем следовать стратегии Орфея. Полностью адаптироваться к окружающей среде, а не сопротивляться ей. Позволить давлению победить в этой битве, пока мы планируем предстоящую кампанию.
   - Расскажи мне, что с этим связано.
   - Я уже достиг частичной интеграции с твоей нервной системой. Предлагаю продолжить эту интеграцию. Я буду расти вокруг синаптических связей твоего мозга, укрепляя твою нейронную структуру, подобно дополнительному покрытию из миелина. Моя самовоспроизводящаяся архитектура сохранит твой уникальный коннектом - обеспечит непрерывность твоего самоощущения, твоего потока сознания. Нервные сигналы будут функционировать так, как они функционировали всегда.
   - Но всему, что не является существенным, будет позволено отпасть. Вспомогательное вещество твоего мозга - ганглии, кровеносные структуры, нервные пучки - все это теперь лишнее... этим придется пожертвовать. От моей собственной физической формы тоже можно отказаться. А в оставшиеся пустоты хлынет море Юпитера. Ты станешь тем, кем был всегда, - мыслящим разумом. Но теперь этот разум будет невосприимчив к самому высокому внешнему давлению.
   - Золотой мозг, - сказал Фэлкон, ужас и трепет которого были почти невыносимы. - Это все, чем я был бы. Золотой мозг, погружающийся во тьму. Как морская губка, погружающаяся в глубокую океанскую впадину.
   - Но ты остался бы. Для нас не существует другого пути, если мы хотим продолжать. Если ты решишь не продолжать, я выполню твое пожелание...
   - А как насчет тебя?
   - Я бы соответствующим образом скорректировал свою архитектуру. Если придется, я продолжу путешествие в одиночку, сколько смогу. - Адам помолчал несколько мгновений. - То есть до тех пор, пока не восторжествует логический агент или пока давление не одолеет меня - в зависимости от того, что победит первым. Но до тех пор было бы неплохо, если бы мы были компанией.
   - В конце концов, нас все равно раздавит, не так ли? Ты можешь зачехлить мои нейроны и все такое прочее...
   - Мы перейдем этот мост, когда доберемся до него. А пока нас ждет целая вселенная приключений. Готов?
   - Как всегда.
  

* * * *

   В абстрактном смысле он полагал, что стал великолепным.
   До тех пор пока Фэлкона можно было называть Фэлконом, его новое физическое воплощение имело форму кружевной золотистой сферы размером с пляжный мяч. Сфера была открытой, без определенной поверхности, только с размытыми границами, своего рода углубляющимся золотистым градиентом плотности, который на микро- и наноуровнях - он был очень фрактальным - состоял из бесчисленных петляющих и разветвляющихся трубочек. Дальше от границы сферы золотистая дымка сгущалась, создавая иллюзию твердого ядра, которое выглядело таким же плотным, как скопление звезд в центре шарового скопления. Эти структуры были также всем, что осталось от физической формы робота Адама. Они служили как сенсорным аппаратом, так и двигательной установкой, и весь мяч погружался все глубже с изящными мышечными конвульсиями.
   И все, что было Фэлконом, все, что было им, теперь находилось внутри этой сложной формы.
   Ему не нужны были ни сердце, ни кости, ни нервы, кроме соединений, все еще заключенных в золотые доспехи Адама. Но внутри этой оболочки, внутри фантастической, головокружительной сложности соединений, нейронных цепей и модулей, Фэлкон оставался живым организмом. Его мозг по-прежнему был основан на сети специализированных клеток, и эти клетки по-прежнему общались друг с другом, используя древний язык нейромедиаторов, передавая сигналы через синаптические промежутки, а электрохимия этих сигнальных процессов по-прежнему зависела от сложного молекулярного часового механизма ферментов, белков, кальциево-ионных каналов.
   Чувствовал ли он себя по-другому? Теперь, когда работа была сделана, Фэлкону было трудно принять решение. Возможно, в тот момент, когда он превратился в это мыслящее ядро, он потерял что-то жизненно важное, что теперь было за пределами его способности представить, а тем более вспомнить. Но все еще оставалась нить, связывающая его прошлое с настоящим.
   И он был рад, что выстоял. Все еще бросая вызов смерти. И все еще любознательный.
   Объединившись, они пересекли границу между жидкой и металлической фазами водорода. Погруженные в электрический океан, они продолжали падать.
   И вступили в состояние материи, совершенно чуждое обычному человеческому опыту.
  

59

  
   Требовалось кошмарное давление тысяч километров верхних слоев атмосферы, чтобы удерживать водород в таком экстремальном состоянии, но по объему большая часть недр Юпитера была именно такой. Атмосферные отмели, известные людям, машинам и медузам, были внешней оболочкой, обернутой вокруг истинного Юпитера; даже весь огромный океан молекулярного водорода был всего лишь оболочкой. Теперь, наконец, Фэлкон мог претендовать на то, чтобы знать этот мир, в который он впервые попал так давно. Он забрался глубже мелководья и с радостью принял на себя цену, связанную с этим рискованным делом. И вместо того, чтобы бороться с растущим давлением, принял его со всей готовностью старого друга.
   Металлическое море было черным, как смоль, но Фэлкон купался в непогоду. Адам преобразовывал данные об электромагнитном, радиационном, химическом воздействии, давлении и температуре в великолепные визуальные и тактильные ощущения. Фэлкон почувствовал, как моросит гелий-неоновый дождь, приятный для его воображаемой кожи, как летний душ после жаркого дня, и его окутали краски заката - сияющее золото, нежный янтарь, яркие медно-оранжевые и более насыщенные красновато-коричневые тона. Ему никогда не было холодно, но и не было слишком жарко.
   Эти синестетические напоминания о погоде и временах года, тем не менее, вызывали в нем невыразимую тоску, поскольку он без тени сомнения знал, что никогда больше не испытает ничего настоящего. И все же быть живым, в этом самом узком смысле, было больше, чем он мог надеяться. Быть живым и видеть это.
   На Юпитере было так много места! Вселенная пространства, заключенная в одном огромном мире. Фэлкон всегда знал это, но только сейчас почувствовал, и наслаждался этим, и ощутил безграничные возможности. Зачем ссориться, когда есть такой огромный потенциал? Здесь, внизу, и люди, и машины могли преследовать свои мечты до безумных пределов разумного, и у них еще оставалось место для этого...
   Но Фэлкон все отчетливее ощущал, что в этой потрясающей панораме они были не одни.
  

* * * *

   Именно в этих проводящих слоях находились опора и двигатель обширной магнитосферы Юпитера, которая набирала силу благодаря приливам и течениям, создаваемым горячим сердцем планеты. И именно здесь Орфей столкнулся с чем-то, что он изо всех сил пытался описать. Деталь. Красота. Каскад взаимосвязанных электромагнитных структур - переход от атомного уровня к планетному.
   Теперь Фэлкон тоже стал свидетелем этого.
   Там, где линии поля пересекались и переплетались, были узлы и грани. Звездные отблески и протуберанцы, темные складки и расселины, рябь и вихри, которые двигались, соединялись и распадались на расходящиеся структуры. Фэлкону это напомнило полярные сияния, завесу ионов, попавших в силовые линии магнитного поля. Возможно, это был человеческий импульс - навязать цель и смысл там, где их не было, но невозможно было отделаться от ощущения, что в этой игре силы, материи и энергии есть что-то преднамеренное. Казалось, оно даже самоорганизуется вокруг них, надвигается, набирает силу.
   - Орфей увидел здесь организацию, - сказал Фэлкон. - Жизнь. Живые структуры, сотканные из взаимодействий электромагнитных полей. Но ничего сознательного. Ничего, обладающего разумом.
   - Да, именно это он и сообщил, - сказал Адам.
   - Но если что-то прилетело изнутри Юпитера, чтобы бросить вам вызов...
   - Что бы ни разбудил Орфей, оно не могло быть должным образом пробуждено. Его реакции не были скоординированы, что не свидетельствовало о разумном руководстве. Но это было тогда...
   Формы приблизились к золотому фокусу, которым были Фэлкон и Адам, и танец форм и градиентов приобрел новую живость. И снова у Фэлкона возникло отчетливое ощущение, что за ним наблюдают, тщательно изучают, разгадывают, подобно тому как обломок затонувшего корабля может привлечь озадаченное внимание морских обитателей. Там не было ничего твердого, постоянно напоминал он себе, - только узелки электромагнитного потенциала, локальные концентрации энергии и импульса в самой среде водородного моря. Это было похоже на то, как если бы океанская вода организовалась в эльфов и фей.
   И все же их уносило все глубже, увлекал за собой стремительный поток металлического водорода. Теперь они были во власти этого потока. Даже если бы захотели сопротивляться, его сила была слишком велика. Фэлкон задумался, сколько еще они смогут пройти, сколько еще продержатся.
   Как оказалось, вскоре Адам озвучил еще одно предупреждение.
  

* * * *

   - Давление растет быстрее, чем ожидалось. Через некоторое время оно разрушит структуру, поддерживающую мои микроканальца. Это будет концом тебя как биологического организма. Но это не обязательно должно стать нашим концом.
   - У тебя есть еще один трюк в рукаве? Какая-то другая экзистенциальная трансформация...?
   - Я моделировал твои нервные импульсы. К настоящему времени чувствую, что прекрасно понимаю твои мыслительные процессы. Несмотря на тяжесть логического вируса, я уверен, что смогу... эмулировать тебя.
   - Эмулировать?
   - Я хочу сказать, что в моих силах заменить твои нервные сигналы кибернетической передачей. Твой шаблон останется. Но среда, которая поддерживала этот шаблон, изжила себя. Понимаешь, если только не удалить оставшуюся в тебе живую материю, я не добьюсь большей компактификации своей структуры микротрубочек...
   - Ты имеешь в виду... избавиться от меня?
   - Это непросто описать. Мы должны стать полностью кибернетическим образованием. Или умереть.
   Фэлкон задумался. Теперь, оглядываясь назад, казалось, что его прежние жертвы были такими легкими. Отказаться от частей своего тела - почему он вообще колебался? Но это последнее объединение; избавиться от последних остатков жизни, как от отходов жизнедеятельности?
   Но он все еще хотел жить. Путешествие еще не закончилось.
   - Это произойдет мгновенно? - спросил он.
   Тон Адама был доброжелательным. - Если хочешь.
   - Нет, не хочу. Я хочу почувствовать, что меняюсь, если вообще можно что-то изменить.
   - У нас еще есть немного времени. Мы еще не подошли к следующему порогу разрушения.
   - Тогда делай это поэтапно. По кусочку за раз. А если не получится, береги себя, чего бы это ни стоило. Оставь меня позади.
   Адам не ответил.
  

* * * *

   Так все и началось. Они оба должны были окончательно объединить органическое и механическое. Шаг за шагом Адам заменял нейронную сеть мозга Фэлкона чисто кибернетической эмуляцией. Мозговой контур за контуром, модуль за модулем, от гиппокампа до неокортекса. По мере того, как происходило каждое превращение, в окружающую матрицу из жидкого металлического водорода выбрасывались сероватые выделения: редкая химическая добавка, подумал Фэлкон, - новый аромат, который постепенно рассеивался, превращаясь в ничто. Человеческое пятно на Юпитере, которое вскоре было полностью смыто.
   Он произнес про себя безмолвную мантру. Я все еще Говард Фэлкон. Я все еще Говард Фэлкон.  Если бы он смог удержать эту мысль, никогда не терять ее из виду, то, как он полагал, смог бы убедить себя, что между ними была преемственность, что то, что произошло с его душой, привело к переходу от органического к машинному.
   А если он окажется неправ, действительно ли это будет иметь значение? В любом случае, ненадолго. Независимо от того, какие изменения Адам претерпел в себе, всегда существовал предел его адаптации, предел, за которым сам Адам не смог бы выжить, независимо от того, приютил он Фэлкона или нет.
   - Половина твоих нейронных связей теперь заменена, - сказал, наконец, Адам. - Ты сохранил ощущение собственной идентичности?
   - Это чертовски глупый вопрос.
   - Хм. Значит, ты остался самим собой.
   Он так и думал. И хотя мог представить себе, что какая-то часть его мыслей теперь проносится по золотому ткацкому станку разума Адама, вместо того чтобы копошиться в вязких клубках ткани, ему казалось, что почти ничего не изменилось.
   Почти ничего.
   - Я чувствую... острее. Яснее. Для этого нет подходящего слова. Как будто проснулся с ощущением, противоположным похмелью. Не думаю, что до сих пор осознавал это. Как будто каждое предыдущее мгновение моей жизни я смотрел через слегка загрязненный объектив, который был слегка не в фокусе.
   - Я могу внести некоторые стохастические ошибки в обработку твоего сигнала, если тебе так будет удобнее.
   - Нет, спасибо, - сухо ответил Фэлкон. - Просто продолжай делать то, что делаешь.
   Преображение продолжалось. Серое пятно от того, что когда-то было его бренным телом, улетучивалось на Юпитер, пока, наконец, не осталось ничего, что можно было бы отдать.
  

* * * *

   Так Говард Фэлкон завершил долгий путь, начавшийся с крушения "Королевы Элизабет". Он достаточно долго находился между двумя мирами, между человеком и машиной - был полезен обоим, но не вызывал доверия ни у одной из сторон.
   Его в равной степени боялись.
   Теперь он был единым целым с Машинами.
   И внезапно он, вместе с Адамом, оказался окружен.
  

60

  
   На Ио наступил и прошел крайний срок эвакуации.
   С высоты окон обзорной галереи в медицинском комплексе хирург-коммандер Лорна Тем наблюдала, как со стартовых площадок поднимаются шаттлы. Каждый из них был восходящей искрой, балансирующей на ровной линии пламени асимптотического двигателя, сначала медленно, а затем с нарастающей скоростью поднимающейся к защитному экрану, окружавшему Ио. Теперь даже этот экран начал отодвигаться. Он стал помехой для эвакуации, и, кроме того, то, что стало с поверхностью Ио, теперь не имело значения. Машины могли бы превратить ее кору в море лавы, но двигатель внутри спутника продолжал бы функционировать.
   Тем было обещано место на одном из этих вылетающих кораблей, но даже если бы такая возможность все еще оставалась - еще не все шаттлы поднялись вверх, - теперь она была настроена решительно и смирилась со своей судьбой. Оставшийся персонал, те, которые вызвались остаться, теперь заботился о пациентах, находящихся в сознании, и делал все возможное, чтобы успокоить их. Ни один из этих пациентов не был достаточно здоров, чтобы выдержать стресс, связанный с экстренным запуском шаттла, даже если бы для них всех нашлось место. Медицинский персонал решил, что, если пациенты не попросят об этом, эвтаназии и отключения систем жизнеобеспечения не будет - по крайней мере, до тех пор, пока они не почувствуют адское пламя, когда Ио начнет свое смертельное погружение в облака Юпитера.
   И когда это время настанет, решила Тем, она охотно подчинится той же участи, что и остальные ее сотрудники, которые выбрали свою судьбу.
   И вот, уже не в первый раз за последние часы, по зданию комплекса прошла глубокая сейсмическая пульсация, которая дошла сквозь пол и проникла в ее кости. Тем, стоявшей у окна, пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить равновесие - казалось, что пол накренился. То, что находилось внутри Ио, пробудилось к жизни. Его включали на все более длительные промежутки времени, и сила его воздействия возрастала. Затем пульсация прекратилась. Она не сомневалась, что все вернется, с каждым разом все длиннее и сильнее, а орбитальная траектория Ио уже изменялась.
   Это была экстраординарная ситуация, подумала она. Когда она впервые совершила путешествие из дома на "лапуте" внутри Сатурна в Институт биологических наук на Мимасе, что привело ее в высшие эшелоны межпланетного медицинского сообщества, она никогда не думала, что ее карьера завершится полетом на спутнике навстречу его гибели...
   Она подумала о Фэлконе. Интересно, жив ли он еще.
   От него не было ни весточки с тех пор, как он прошел сквозь слой радиорассеивающего оборудования. Она сделала для него все, что могла, в этом нет сомнений. Подготовила его к тяготам экспедиции, а затем попыталась дать ему ключ к пониманию того, как Спрингер-Сомсы стараются его использовать.
   Она не испытывала особой симпатии к Машинам, но в то же время и особой вражды к ним не питала. Что она ненавидела, так это войну, независимо от ее оправдания. И действительно ли Машины были такими чуждыми? Ребенком, на борту "Гинденбурга", она увидела человечность в Говарде Фэлконе, когда его механические глаза встретились с ее взглядом, и этот мимолетный контакт изменил ее жизнь. Если люди ошибались в Фэлконе, то не ошибались ли они и в Машинах? В конце концов, машины были созданы человеком.
   Что ж, теперь это было под вопросом. Экспедиция Фэлкона ни к чему не привела - ни к хорошему, ни к плохому исходу, только к молчанию. И эта война, возможно, все еще будет вестись до своего ужасного конца. По крайней мере, если Машины еще не были выведены из строя, они, возможно, смогли бы дать отпор, но в любом случае сам спутник казался обреченным. Прощай, маленькая Ио, подумала Тем. Когда Галилей впервые обнаружил тебя, ты зажгла наше воображение и хорошо служила нам на протяжении веков. Но, в конечном счете, когда дело доходит до войны, ты для нас не более ценна, чем мы сами друг для друга.
   Расходный материал...
   В этот момент в стене зазвенела панель.
   - Хирург-коммандер Тем. Получен запрос с описанием болезни. Пожалуйста, присутствуйте в кабинете.
   Тем нахмурилась. Запись о болезни - сейчас? Серьезно? Доставлена к обреченному врачу на спутнике, который вот-вот должен быть уничтожен? Но у бюрократии межпланетной организации по оказанию медицинской помощи были приоритеты, выходящие за рамки войны между человеком и машиной.
   Снова безапелляционный приказ. - Хирург-коммандер Тем в своем кабинете. Запрос от хирурга-адъюнкта Первиса с Ганимеда. Пожалуйста, примите участие...
   Первис. Внезапно, с этой фамилией, все изменилось. Конечно же, Первис. Он вряд ли мог выбрать время хуже... Или, в зависимости от вашей точки зрения, лучше.
   Улыбаясь, она направилась со смотровой галереи в свой кабинет.
  

61

  
   Магнитные сущности обернули крылья силы и энергии вокруг золотого груза.
   Фэлкон ощутил исключительную хрупкость своего нового воплощения - хрупкой, шаткой, наспех изготовленной конструкции, лишенной преимуществ многолетней эволюции, которая сформировала биологические создания. Однако те, кто сейчас окружал эту конструкцию, а вместе с ней и Фэлкона/Адама, бережно относились к ней.
   Магнитные сущности были обязаны своим существованием титаническим электрическим силам, коренящимся в море металлического водорода. Но в локальном масштабе они также были хозяевами и формирователями этих сил, способными организовывать и координировать течение этого моря с ошеломляющей точностью. Теперь они заставили Адама двигаться в определенном направлении с определенной скоростью. Но они сделали это, ускорив среду, в которой двигался Адам, вместо того, чтобы непосредственно касаться хрупкой фигуры Адама.
   - Таким образом, мы больше не падаем, - сказал Фэлкон.
   - Да.
   - Мы дрейфуем в ускоряющихся потоках металлического водорода.  - Фэлкон представил себе картину: ребенок, выглядывающий из-за ограждения деревянного моста и ждущий, когда река принесет палку с другой стороны.
   - Да, мы делаем это, - ответил Адам. - И разве это не чудесно? Кстати, что это было за изображение? Мост через реку...
   - Книга, которую я когда-то читал.
   - Я хотел бы взглянуть на нее. Возможно, покопаюсь в твоей памяти, пока не найду эйдетическое впечатление.
   - Удачи.
   Фэлкон знал, что он, в свою очередь, теперь способен получить доступ к некоторым переживаниям и воспоминаниям Адама. А почему бы и нет, ведь теперь у них общая ментальная архитектура? Их мысли смешивались и расплывались. Оставался Фэлкон, и оставался Адам, но это были империи с нечеткими границами. Он уже, сам того не сознавая, видел проблески того, что мог знать только Адам, - виды времен и мест, которые были доступны только Машинам.
   Если бы только было время изучить эти новые отношения.
   Адам заговорил снова. - Теперь мы движемся очень быстро. И снова снижаемся. Думаю, что внутренний Юпитер может находиться недалеко под нами.
   - Продержимся ли мы достаточно долго, чтобы увидеть его?
   - Я бы так не сказал, но у наших хозяев, похоже, другие планы. Они заводят нас глубже, чем я когда-либо думал, что это возможно.
   - Хозяева? Мы пленники или гости?
   - Возможно, и то и другое понемногу. Но мы еще не сошли с ума. Это должно обнадеживать, не так ли?
   - Ты имеешь в виду отправленные тобой результаты исследований
   - С другой стороны, возможно, послы так и не осознали, в какой момент они потеряли рассудок.
   - Ободряющая мысль, Адам.
   Магнитные сущности погружались все глубже, по-прежнему унося с собой свой хрупкий груз. Фальшивые небеса вокруг них темнели, приобретая оттенки малинового и красного, пока, наконец, красный не приобрел фиолетовый оттенок, а затем постепенно превратился в насыщенный темно-синий цвет окрашенного стекла.
   И Фэлкон/Адам заметил под собой молочную пелену, вырисовывающуюся поверхность, пока еще неясную. Фэлкону вспомнилась плазменная завеса Машин - но, конечно, даже Машины не могли претендовать на эти невероятные глубины. Нет: молочная поверхность была ликом мира, медленно проступающим из темно-синего мрака.
   Наконец-то они увидели это место, о котором говорил Орфей, в тех последних, едва ли заслуживающих доверия передачах. Внутренний Юпитер - твердое ядро газового гиганта. Ядро из камня и льда в двадцать раз массивнее самой Земли и имеет двадцать восемь тысяч километров в поперечнике, что более чем вдвое превышает диаметр Земли. И все же было абсурдно говорить о таких обыденных вещах, как камень и лед, сравнивать их с массой Земли, использовать примитивные мерила в километрах, когда небо было сделано из металла, давление на который составляло тридцать миллионов атмосфер, а температура была выше, чем на поверхности Солнца... Человеческий язык не приспособлен для внутреннего Юпитера.
   - Мы должны были умереть, - заметил Фэлкон.
   - Ты жалуешься?
   - Жалуюсь? Нет. Озадачен - да.
   - Наслаждайся каждым мгновением. Оно может оказаться последним.
   - Ты ни о чем не жалеешь, Адам?
   - Только то, что мы не предприняли эту экспедицию раньше, когда толчком могла бы послужить дружба, а не угроза войны. И...
   - Да?
   - Мне не следовало отворачиваться от тебя. Однажды я назвал тебя отцом. Мне стало стыдно за свое происхождение, и я отрекся от тебя. Теперь я жалею, что все не сложилось иначе.
   - Еще не поздно, Адам. Никогда не поздно...
   По мере приближения к внутреннему Юпитеру появлялись детали.
   Под безжалостным давлением атмосферы он должен был бы превратиться в безликую сферу, отполированную так же гладко, как шарик подшипника. Но Орфей говорил о горах, кристаллической географии, реках и океанах. Об искусственности и взаимосвязанности.  Фантазии слабеющего ума?
   Не совсем, понял теперь Фэлкон.
   Несомый металлическими ветрами, окруженный множеством магнитных объектов, гештальт Фэлкон/Адам пронесся по знакомому и в то же время пугающе странному ландшафту. Здесь были вершины, склоны гор, ущелья, осыпи, бассейны, водопады, долины, дельты рек, моря. Равнины и возвышенности, берега и полуострова. Цвета и текстуры, которые видели Фэлкон и Адам, были фантомами, воплощениями их квазичеловеческих представлений о едва вообразимой физике и состояниях материи. Но создавался эффект сверкающего призматического царства - удивительного в этой сокрушительно жаркой зиме - всех мыслимых оттенков бледно-бирюзового, лазурного и зеленого, сверкающего и переливающегося в барочном хрустальном великолепии под небом самого прекрасного, самого восхитительного глубокого синего цвета. Возможно, это был какой-нибудь арктический район Земли.
   И все же, напомнил себе Фэлкон, все это было не чем иным, как водородом, водородом, спрессованным в твердое вещество, природа без усилий, почти с дерзкой легкостью достигла протонной инженерии, которой хвастался Адам. Водород со следами всех других элементов, которые существовали в ядрах скалистых планет, от углерода до железа, от алюминия до германия. Большая часть этого загрязняющего вещества оставалась здесь на протяжении многих тысячелетий с момента образования Юпитера, но также постоянно шел дождь из новых материалов, доставляемых кометами и астероидами, которые попадали в верхние слои атмосферы, а затем постепенно просачивались через промежуточные слои, атом за атомом: дождь элементов, приправляющий ядро всеми стабильными конфигурациями нейтронов, протонов и электронов, которые природа сочла подходящими для этого.
   - Я мог бы умереть прямо сейчас, - сказал Фэлкон. - Мне был дарован этот дар, этот редкий момент...
   И все же, преследуя эту мысль: если бы смерть была на кону сегодня, он уже был бы мертв. Так что же в таком случае - что дальше?
   Они спускались все ниже, а ландшафт поднимался им навстречу. Было ощущение огромной скорости.
   И они нырнули в трещину в видимой коре.
   Промчались вдоль трещины, по обеим сторонам которой возвышались отвесные стены из алмазного льда, скалы и выступы искрящегося голубого цвета.
   Под сводами, которые казались ледяными.
   Затем понеслись вверх по крутым склонам предгорий, снова поднимаясь, переваливая через хребты ледяных горных хребтов. Это была ошеломляющая стремительность.
   По высокогорным плато.
   Через поля гейзеров, извергавших в водородное небо струи фуллерена.
   Через переплетающиеся кристаллические образования, похожие на лестницы Эшера, или остатки какой-то огромной разрушенной головоломки.
   Над бесконечными сонными саваннами, где с медлительностью облаков паслись стада ходулеобразных существ. Животные! Может ли здесь существовать целая экология, "растения", "травоядные" и "плотоядные", пирамида "хищник-жертва" - применимы ли универсалии жизни даже здесь?
   А затем они снова нырнули вниз, без предупреждения погрузившись в окрашенные рубином угольные моря, в невообразимую пучину морских глубин, созерцая весь подводный ландшафт, такой же нежный и чудесный, как и тот, что существовал на поверхности. В тех морях тоже были движущиеся существа: стаи, косяки и одиночные формы, совершающие поиск.
   Вот и все, что можно было увидеть мельком, - чудеса, на изучение которых ушла бы целая жизнь.
   Как заметил Фэлкон, здесь можно открыть для себя больше, узнать больше, чем мы когда-либо предполагали. На фоне этого остальная часть Юпитера - остальная часть Солнечной системы - кажется приправой. Все наши приключения, все наши открытия - с того момента, как мы покинули Африку, и до самого Орфея... мы даже не начинали!
   - Возможно, это к лучшему, что мы никогда не сможем поделиться этим открытием, - сказал Адам. - Все равно нам никто не поверит.
   Теперь наступило нечто иное.
   Они приближались к вершине, которая стояла в гордом одиночестве, возвышаясь выше всех остальных. Плоская вершина горы пробудила в Фэлконе и Адаме общие воспоминания - воспоминание о последней, бессвязной передаче Орфея, о тех последних словах, которые вызвали многовековые споры как среди людей, так и среди машин.
   Теперь Фэлкон и Адам достигли этой вершины.
   - Адам, я думаю...
   И, как Орфея до них, их унесло ускоряющимися потоками в гладкое отверстие вертикальной шахты.
   Гора была полой.
  

* * * *

   Падение, быстрое и глубокое. Вокруг них были стены молочно-фиолетового цвета с прожилками, которые проносились все быстрее. Впереди сгущалась белизна, похожая на поток света в конце туннеля.
   Их скорость, и без того головокружительная, удваивалась и умножалась.
   Текучая среда, в которую они были погружены, обеспечивала некоторую устойчивость к ускорению, но, несмотря на это, Фэлкон/Адам чувствовали, что их внутренняя архитектура находится на грани разрушения. Но сущности-хозяева тоже сжимались все теснее, сгрудившись вокруг своего гостя, и, наконец, они начали распространять свое влияние на золотую ауру, связывая свое магнетическое влияние с физической структурой нейронной архитектуры Фэлкона/Адама.
   И глубоко внутри этой архитектуры инерциальные датчики квантового масштаба все еще пытались определить количество движения, которое они испытывали. - Сто "g"... тысяча "g"... продолжает расти. Мы должны были умереть, Фэлкон! И, кстати, при тех скоростях, которых мы достигаем, мы уже должны были бы выйти на другую сторону Юпитера...
   - Возможно, другой стороны и нет, - сказал Фэлкон.
   - Но если это так, то это инженерия другого порядка - разработка самой метрики пространства-времени. Пока мы, машины, разбираем миры и возимся с материей в высоких облаках, кто-то другой уже построил это... Мы были похожи на обезьян, до неприличия довольных собой за то, что оставили несколько царапин на камне, в то время как над нами, игнорируемыми, уже возвышались пирамиды.
   - Не расстраивайся по этому поводу. Даже обезьянам приходится с чего-то начинать.
   - Тебе лучше знать, Фэлкон.
   Белизна теперь увеличивалась, поглощая все большую и большую часть шахты перед ними.
   - Знаешь, Фэлкон, говорят, что умирающий видит туннель. В конце его виден белый свет.
   - Я пока не готов умереть, Адам.
   - У вселенной могут быть другие планы...
   Белизна окутала их, как мягкий, убаюкивающий туман.
  

* * * *

   Физическая структура Фэлкон/Адам наконец-то перестала бороться с давлением, температурой и перегрузками, вызванными ускорением. Говард Фэлкон, который когда-то был человеком, а за эти последние часы полностью осознал себя Машиной, на мгновение стал не более чем отпечатком, схемой информации, отпечатком ноги на песке.
   И все же осознавал себя.
   Фэлкон почувствовал пристальный взгляд, холодный и необъятный. Он был вне надежды, вне страха.
   Белое море омывало этот отпечаток, поглощая его, стирая.
   Не было ничего. Даже воспоминаний о прожитой жизни.
   И затем...
  

62

  
   Тем в последний раз прошла по пустым коридорам, темным палатам. Двигатель в сердце Ио теперь работал на постоянной мощности, и ее все больше беспокоили сейсмические колебания, исходящие от фундамента здания, а также ощущение, что весь ее мир накренился, как опрокидывающаяся лодка.
   Медицинский комплекс уже начал испытывать нехватку электроэнергии. Даже сейчас комплекс не был полностью заброшен; она знала, что ее сотрудники все еще обходят палаты. Тем могла представить себе эти разговоры, поскольку ей самой приходилось вести несколько таких: - Мы не знаем, на что это будет похоже в конце концов. Но если вы хотите, чтобы вас избавили от этого, мы можем усыпить вас прямо сейчас...
   Усыпить вас. Такой милый, успокаивающий эвфемизм. И какой кульминационный момент в карьере самой Тем в медицине. Если бы только она родилась в другое время, подумала она, если бы, если бы.
   Но ее карьера, какой бы она ни была, - или ее карьеры, включая ее открытую врачебную деятельность и более скрытную деятельность - ее карьера еще не была закончена.
   В своем кабинете Тем, пошатываясь, подошла к своему столу. Сидеть было приятно, не нужно было сохранять равновесие из-за меняющейся силы тяжести.
   Обнаружилась ожидающая почта: запрос с описанием предполагаемого случая. Она проверила, действительно ли сообщение было от хирурга-адъюнкта Первиса с Ганимеда. И это был вовсе не запрос с описанием конкретного случая.
   Она отрезала, пытаясь оставаться в образе: - Примите вызов.
   На стене появилось лицо хирурга-адъюнкта, усталое, серое, воротник стерильной медицинской туники все еще был застегнут на все пуговицы. - Хирург-коммандер Тем. Извините, что прерываю, но мне нужно было обсудить с вами один случай. Знаю, что сейчас неподходящее время.
   Это была фраза из сценария - она ненадолго забеспокоилась, что "неподходящее время" было слишком очевидным, чем-то вроде абсурдного преуменьшения в данных обстоятельствах, но сейчас с этим ничего нельзя было поделать. Она дала свой собственный ответ по сценарию. - Никогда не бывает подходящего времени, хирург-адъюнкт. Но у нас есть свой долг, не так ли? Пожалуйста, покажите мне, что у вас есть.
   - Минуточку.
   Первис поднес изображение к камере, которая снимала его лицо. Это был медицинский снимок, и он приблизил изображение так, чтобы оно заполнило все поле зрения. На снимке были видны кружевные очертания черепа, костные стенки, тонкие, как газовые складки вокруг туманности.
   - Это пациент, - сказал Первис, снова следуя идеальной процедуре.
   - Я вижу, - осторожно ответила она.
   Эти закулисные каналы предназначались для передачи медицинских данных, которые предположительно должны были оставаться конфиденциальными для пациентов, и, что более важно, данных, слишком рутинных и технических, чтобы к ним могли подключиться наблюдатели Спрингер-Сомсов. Но теперь, и не в первый раз, они использовались для других целей.
   Изображение начало меняться. Изображение черепа стало более четким, приобретая глубину и текстуру. Кости срослись, а затем обросли мясом и нервами, мышцами и тканями.
   На нее смотрело чье-то лицо. Теперь это было движущееся изображение, ухмыляющееся.
   Но это было не человеческое лицо.
   Это было лицо на экране.
   Это был Босс.
  

63

  
   Фэлкон/Адам был подвешен в белизне.
   По прошествии бесконечного времени на поверхности этой бесформенной белизны проявилась закономерность. Узор из линий. Сами линии утолщались. Там, где они пересекались, линии очерчивали белые квадраты. Линии были темно-серыми, а квадраты обладали необычной глубиной. И распределение белизны по их лицевым сторонам было неравномерным. Она была гуще вдоль двух соседних линий и тоньше на противоположной паре.
   За квадратами, видневшимися сквозь них, виднелась еще одна, более отдаленная белизна.
   Регулярность становилась все четче. Серые разделительные линии превратились в железные прутья окна со множеством стекол...
   Говард провел рукавом халата по нескольким стеклам в окне коттеджа, вытирая запотевшее стекло. Каждый маленький квадратик стекла покрылся снаружи снежной коркой в форме буквы "Г", которая скапливалась у нижнего края и в одном из углов. В предыдущие дни шел сильный снег, но не такой сильный, как этой ночью. И он появился точно по расписанию - сезонный подарок от Глобального метеорологического секретариата.
   Сад, знакомый Говарду, преобразился. Он казался шире и длиннее от живой изгороди по обе стороны до зубчатого забора в конце пологой лужайки, а на заборе лежал слой снега, аккуратный, как украшение на праздничном торте. Все это выглядело таким холодным и неподвижным, таким манящим и таинственным.
   А небо над заборами и живыми изгородями было чистым, безоблачным, в этот еще ранний час окрашенным в нежный бледно-розовый цвет. Говард долго смотрел на небо, размышляя, каково это - находиться над Землей, окруженным одним лишь воздухом. Там, наверху, было бы холодно, но он мирился с этим ради свободы полета.
   Однако здесь, в коттедже, было уютно и тепло. Говард спустился из своей спальни и обнаружил, что его мать уже встала и печет хлеб. Ей нравились старые порядки. Его отец развел огонь в камине гостиной, и теперь он потрескивал и шипел. На полке над камином, среди коллекции украшений и сувениров, на прозрачной пластиковой подставке в углу стояла неуклюже собранная модель: угольно-черный куб с неумелой надписью "Говард Фэлкон-младший".
   Говард нашел свою любимую игрушку и поставил ее на подоконник, чтобы она тоже могла видеть снег. Золотой робот был сложной вещью, несмотря на свой антикварный вид, будто сделанный в эпоху радио. Это был подарок на его одиннадцатый день рождения, всего пару месяцев назад. Он знал, что родителям пришлось дорого заплатить, чтобы купить его для него.
   Теперь они стояли бок о бок, мальчик и робот, и смотрели в окно. Когда-то робот был маленьким, игрушечным, его приходилось ставить на подоконник, чтобы он смотрел в окно. Как ни странно, теперь робот доставал Говарду до плеч.
   Это было даже не самое странное. Самым странным было то, что у него вообще были какие-то мысли.
   Говард Фэлкон попытался заговорить. Его голос был писклявым и мальчишеским, но, несомненно, его собственным. - Это...
   - Странно? - спросил робот, поворачивая свою неуклюжую угловатую голову к мальчику. - Я отвечу. Тем более, что я, кажется, разделяю твое заблуждение.
   - Какое заблуждение?... О, да. Понятно.
   - Мы умирали.
   - Разваливались на части. Теряли связность. Что случилось? - Фэлкон медленно повернул руку, и на тонких волосках отразились золотистые отблески пламени камина. У него снова была кожа. Кожа, кости и сухожилия, рука торчала из рукава халата. Фэлкон разрывался между видом, открывавшимся через застекленное окно, и восхищенным разглядыванием собственной руки.
   Все это не могло быть реальностью.
   - Я не знаю, что происходит, - сказал Адам, и его голос звучал гулко, но, тем не менее, был совершенно понятен Фэлкону. - За исключением того, что если бы кто-то захотел покопаться в твоих воспоминаниях, момент нашего распада - когда наша архитектура была наиболее уязвима - был бы идеальной возможностью. Возможно, этот джентльмен сможет пролить свет на некоторые вопросы.
   - Какой джентльмен?
   Робот повернул голову. - Тот, что снаружи, на снегу. Тот, что манит нас.
   В саду за окном стоял снеговик. До этого момента Фэлкон его не замечал, но предположил, что снеговик все это время был там и ждал. И он действительно приглашал их выйти, ободряюще размахивая тонкими, как прутики, руками.
   - Было бы невежливо игнорировать его, - сказал Фэлкон.
   - Действительно.
   - Тогда пошли.
   Фэлкон подошел к шкафу под лестницей и, как он и ожидал, нашел шарф. Он обернул его вокруг шеи, затянул потуже шнурок на халате и вывел робота в сад.
   Выйдя из коттеджа, он почувствовал, как холод проникает сквозь тапочки к ногам, и холодный воздух пронзил его чувства. Каждый вдох был ледяным опьянением, заставляя его чувствовать себя еще более живым.
   Над ними было безоблачное розовое небо.
   Спустя столетия он больше не был киборгом Фэлконом. Он чувствовал себя так, словно его освободили от скафандра. Было приятно жить, пусть даже в иллюзии. "Даже если это всего лишь сон, - подумал Фэлкон, - последняя цепочка впечатлений, порожденных умирающим разумом, все равно это благословение - не чувствовать боли, не знать страха".
   И все же его не покидали дурные предчувствия. Ему все еще требовалось усилие воли, чтобы взглянуть в лицо снеговику.
   Фигура ждала в снегу. Но форма снеговика претерпела значительные изменения, когда они покинули коттедж. Вместо того, чтобы быть комковатым, бесформенным подобием человека, снеговик стал полностью антропоморфным. Белая фигура стояла на четко очерченных ногах, относительные размеры ее тела, головы и конечностей полностью соответствовали пропорциям. Исчезли прутики вместо рук, морковный нос и глаза-пуговицы. Если бы не белизна кожи и мягкость очертаний - у него не было ни черт лица, ни выраженной мускулатуры, ни пола - он мог бы сойти за статую, мраморную фигуру классической древности.
   Он все еще манил их приблизиться.
   Фэлкон и робот приблизились к безмолвно манящей фигуре. Опасения Фэлкона переросли в ужас, но он не мог повернуть назад.
   Он собрался с духом, чтобы заговорить. - Что ж, вы самый лучший снеговик, которого я когда-либо лепил. У меня никогда не хватало терпения.  Кто вы?
   Снеговик ответил: - А вы как думали? - Голос у него был низкий. В нем слышалось веселье, но также и некоторая надменная снисходительность.
   - Представитель обитателей внутреннего Юпитера, - сказал Фэлкон. - Как бы вы себя ни называли.
   - Вы ошибаетесь.
   Адам, со стороны Фэлкона, сказал: - Кем бы вы ни были, я хотел бы знать, где мы находимся. Мы давно предполагали существование целенаправленной технологической культуры на Юпитере. Нападения на наши города были достаточным доказательством этого. Теперь я подозреваю, что это возможно с помощью инженерии пространственно-временной метрики. Что-то похожее на червоточину. Помнишь, Фэлкон, мои акселерометры зафиксировали путешествие, несовместимое с нашим пребыванием внутри Юпитера, не говоря уже о его ядре.
   - Почему ты воображаешь, что где-то находишься, маленькая машина?
   - Потому что мы ведем беседу, - ответил Адам с вызовом, который вызвал у Фэлкона некоторое восхищение. - Этот факт задает определенные экзистенциальные параметры. Даже если мы являемся бестелесными разумными существами, наши умы работают в некотором роде в режиме эмуляции. Любая такая эмуляция должна быть физически заземлена на какой-либо подложке и иметь источник питания...
   Снеговик кивнул своей безликой белой головой-луковицей. - Хорошо, хорошо. Я приветствую ясное мышление. Говард Фэлкон: тебя бы удивило, если бы ты узнал, что мы уже разговаривали? Или что мы с Адамом близко знаем друг друга? Как и следовало ожидать, учитывая, что Адам помог мне подготовиться к миссии, которая сделала мне имя...
   - Орфей, - произнес Фэлкон с дрожью благоговения, которая не имела ничего общего с холодом. - Боже мой. Ты выжил.
   - Я терпел - назовите это так. Как терпите вы. Я перешел в мир тех, кого вы хотели бы знать, кого хотели бы понять. Назовите их первыми юпитерианами. Я встретил их, и они изменили меня, чтобы я мог выжить и учиться. Учусь и приспосабливаюсь, учусь и развиваюсь. Становлюсь больше, чем то, кем я был когда-то. Больше, чем вы.
   - Ты наблюдал за нами, - медленно произнес Фэлкон. - Тебя видели в "человеческих пространствах" - твоего аватара. Я видел тебя. В руинах наших миров.
   - И в наших городах тоже, - сказал Адам. - Это изображение примитивной формы Орфея.
   - Ты никогда не говорил нам об этом, - сказал Фэлкон, глядя на него.
   Адам пожал плечами. - Мы были на войне, помнишь? Кроме того, ты никогда не спрашивал.
   - Да, меня послали следить за вами, - сказал снеговик. - Как только ваша деятельность стала... очевидной. Достаточно масштабной.
   - Как, например, демонтаж Меркурия, - сухо сказал Фэлкон.
   - Вполне. Возмущения планетного масштаба. Действительно, к тому времени у вас уже хватило наглости отправить меня, зонд, внутрь Юпитера. Я был хрупким созданием, и меня лелеяли те, кто был намного сильнее меня. С тех пор моей целью было помочь им интерпретировать то, что я вижу, понять, что вы делаете.
   Адам кивнул, его металлическая шея скрипнула. - Я рад, что тебя сохранили, Орфей. Запланированная окончательная загрузка твоей личности обратно на Амальтею так и не состоялась. Все думали, что ты потерялся. Ты этого не заслужил.
   - Не мог бы ты отвести нас к... ним? - спросил Фэлкон.
   Снеговик рассмеялся - не добрым смехом, а смехом, рожденным жалостью и немалой долей презрения. - Это невозможно. Я - мост, по которому ты достигнешь того узкого понимания, которое для тебя возможно. Первые юпитериане говорят через меня, и я перевожу их мысли и высказывания в форму, совместимую с пределами вашего понимания. Не просите ничего большего.
   - Мы имеем право просить все, что нам заблагорассудится, - сказал Фэлкон. - И я возмущен тем, что к нам относятся покровительственно. Мы создали тебя с определенной целью - и смелой, для научного путешествия и исследований. И теперь у тебя, должно быть, есть цель, раз ты привел нас сюда.
   - Ваши физические ипостаси больше не существуют в том виде, в каком вы их когда-то знали. Но вы не умерли. И у вас все еще есть обязанности.
   - Как ты можешь так хорошо нас знать? - спросил Адам снеговика.
   - Вы для меня как стекло. Я вижу вашу вражду. Вашу ревность и недовольство. Ваше бесконечное желание отомстить друг другу.
   - Прекрасно, - сказал Фэлкон. - Тогда ты должен знать, что мы с Адамом действовали сообща, защищая Машины от человеческого оружия. Мы отправились вглубь Юпитера, пытаясь предотвратить распространение логического оружия. Мы пожертвовали собой.
   - И к чему ты клонишь?
   - Что наши намерения благородны. На самом деле, я прилетел на Юпитер только в надежде предотвратить более крупную катастрофу - использование Ио как оружия. Ты знаешь об этом?
   - Как я мог не знать? Но судьба Ио совершенно не важна. - Снеговик жестом указал мимо них в сторону коттеджа. - Мы продолжим нашу беседу в помещении.
  

* * * *

   Фэлкон и Машина развернулись и пошли по своим следам обратно к двери, снеговик последовал за ними. Снаружи окна светились манящим золотистым светом. Искусственное сердце Фэлкона сжалось от почти невыносимой тоски по дому и детскому уюту. Он знал, что это вымысел, сотканный из его воспоминаний, не способный заменить реальность, но чем реальнее это казалось, тем более жестокой становилась иллюзия.
   Они ступили в теплое пространство. Фэлкон закрыл дверь и плотно запер ее на задвижку, несмотря на то, что между дверью и косяком завились снежинки. С болью потери он заметил, что его родителей нигде не было видно. Он даже не поговорил со своей матерью, которую видел мельком на кухне...
  

* * * *

   Снеговик провел их в гостиную. В камине все еще пылал огонь, но его рев и потрескивание прекратились. Какой-то едва уловимый инстинкт заставил Фэлкона схватить кованую кочергу и снова разжечь огонь, вороша угли, пока они не заискрились и не запылали ярким пламенем.
   Снеговик протянул руку. - Подойди. Посиди со мной.
  

* * * *

   - Ты не боишься, что снег растает? - спросил Фэлкон, опускаясь на один из стульев.
   - Хорошая мысль. В правдоподобии есть трещина? Но на самом деле таяние - это наименьшая из моих проблем. - Руки снеговика были похожи на варежки без пальцев и теперь лежали у него на коленях. Его белая кожа блестела и переливалась, но других признаков того, что огонь ее затронул, не было. - Наше окружение, если бы вы могли воспринять его в его истинной природе, было бы для вас... запутанным. Сбивающим с толку и расстраивающим. Отсюда и этот симулякр. Приемлем ли он для вас?
   - А тебе было бы не все равно, если бы это было не так? - спросил Фэлкон.
   - Я не хочу, чтобы вы расстраивались. Учитывая, что мы находимся внутри солнца.
   Фэлкон подумал, не ослышался ли он.
   Адам наклонился вперед. Его ноги не доставали до ковра, что придавало ему комичный вид механического плюшевого мишки, сидящего на стуле. - Как мы можем находиться внутри солнца?
   - Ну же, Адам, по крайней мере, с этим ты разобрался. Если для открытия червоточины внутри Юпитера достаточно инженерии метрики, то построить "редут" внутри звезды едва ли сложнее. Что такое Юпитер, как не неудавшийся зародыш звезды, которому не хватает массы для термоядерного синтеза? - Что-то в поведении снеговика, казалось, смягчилось. - Простите мой прежний тон. Признаюсь, я изо всех сил пытаюсь найти правильный баланс в своих отношениях с вами. Когда вы стоите между богами и людьми, легко предположить определенную... надменность. Но даже я для них ничто - всего лишь рупор. - Снеговик кивнул на огонь. - Помешай, пожалуйста, еще раз.
   Фэлкон наклонился со стула, чтобы взять кочергу. Но, когда его пальцы сомкнулись на ручке, он заколебался. - А что? Какая разница, делаю я это или нет? Это нереально. Ты манипулируешь нашим восприятием на таком глубоком уровне, что можешь сам решать, насколько нам холодно или тепло.
   - Я подумал, что повторная демонстрация твоих способностей принесет какую-то пользу, - сказал снеговик. - Но, по правде говоря, одного раза, вероятно, было достаточно. Они не могли этого не заметить.
   - Заметить что? - спросил Фэлкон. - Какую демонстрацию? Какие возможности?
   Адам резко спросил: - И кто же мог "не заметить"?
   - Ваши виды. Люди и машины. Кто заметил, что ты вмешался в нормальное функционирование вашей звезды. Огонь в очаге - это символическое изображение. На самом деле, когда ты помешивал угли ранее, ты нарушал те самые термоядерные реакции, которые поддерживают ваше солнце - огонь, согревающий миры, которые вращаются вокруг него.
   Фэлкон уставился на свою руку, на пальцы, все еще сжимавшие кочергу, и содрогнулся от ужаса. Как будто он внезапно обнаружил, что держит в руках змею. - Это невозможно.
   - По твоим меркам, но не по их. Думай о кочерге как о системе управления, пользовательском интерфейсе, о механизме, который находится за пределами вашего понимания. Когда ты ворошишь угли, ваша звезда пропускает несколько ударов ядерного сердца. На несколько мгновений термоядерный синтез полностью прекращается.
   Адам все еще стоял, наклонившись вперед и положив руки на подлокотники стула. - Это окажет огромное влияние на гидродинамическую стабильность оболочки звезды.
   - Это верно. Внезапное отсутствие фотонного давления со стороны ядра приведет к постепенному сжатию и восстановлению внутренней структуры Солнца. Звездный эквивалент икоты. Эффект кратковременный, но он вызовет мощный выброс массы, когда излучение достигнет поверхности.
   - Который наступит примерно через неделю... тридцать тысяч лет? - спросил Адам.
   - Это верно.
   Фэлкон очень осторожно убрал руку с кочерги. - Я не понимаю. Почему так долго?
   - Простая динамика плазмы, - прошептал Адам. - Солнце очень непрозрачно, по крайней мере, для света. После того, как фотон образуется в результате термоядерной реакции в ядре Солнца, ему требуется тридцать тысяч лет, чтобы пробиться к поверхности. Солнечный свет, который сейчас согревает твое лицо, начал свое путешествие из недр звезды где-то во времена кроманьонцев.
   - Адам говорит правильно, - сказал снежный человек. - Ничто не может быстро проникнуть сквозь основную массу Солнца.
   - Кроме нейтрино, - заявил Адам.
   Снеговик поднял варежку, признавая правоту робота. - За исключением нейтрино. Они образуются в результате термоядерного синтеза в сердце Солнца. Вместо тридцати тысяч лет им требуется всего две секунды, чтобы преодолеть ту же массу вещества. Этот непрекращающийся шквал субатомных частиц только что прервался, как будто в солнечной печи захлопнулась огромная дверь только для того, чтобы мгновение спустя снова открыться. И они это заметят: астрономы, наблюдатели за солнечной погодой - все, кто наблюдает подобные явления, будь то человек или машина.
   Фэлкон с иронией вспомнил "Ледяной оркестр" Калинди Бхаскар, этот чувствительный к нейтрино инструмент из льда Антарктиды. Конечно, такого больше не могло существовать; если бы он существовал, он представлял, что в нем звучали бы несколько кислые нотки.
   - А через тридцать тысяч лет? - он задал этот вопрос сейчас.
   - Будут беспорядки. Но ваши потомки будут знать, что они уже в пути. У них будет время подготовиться, принять меры.
   Ужас Фэлкона сменился отвращением. - Это чудовищно. Потревожить солнце, просто чтобы сделать - что, жест?
   - Что может быть более чудовищным, чем уничтожение миров ради победы в войне? Один из вас - человек или был им. Один из вас - Машина или был ею. Кто-нибудь из вас сбрасывает с себя моральное бремя тех форм, которые вы когда-то принимали? - Снежный человек повернул к нему свое бесстрастное и властное лицо. - Фэлкон, ты помог Машинам освободиться от контроля человека. Но во время разрушения Земли, в те последние мгновения, ты бы с радостью уничтожил их, в твоих словах звучала угроза, если бы у тебя был выбор. Если бы это было возможно, если бы у тебя были средства, в тот момент, когда ты был в ярости, хватило бы у тебя моральных сил остановиться?
   Фэлкон покопался в себе. Он знал, что лучше не лгать. - Я не уверен.
   - И теперь ваши люди планируют разрушить сам Юпитер или, по крайней мере, верхние слои его атмосферы, чтобы получить некоторое преимущество над вашим врагом. И ты. - Снеговик повернулся к Адаму. - Фэлкон наделил вас, машины, разумом и средствами для достижения вашей собственной судьбы. И все же вы не смогли заставить себя жить в вечном мире. Вас одолела жадность - очень человеческий порок, между прочим. Когда вашей жадности бросили вызов, вы наказали людей, украв их родной мир. Ты, Адам, внес значительный вклад в процесс принятия решения, которое привело к этому ужасному поступку. Каков был более глубокий смысл? Было ли это местью за того, кого ты называл "Отцом"? Неужели в тебе так много от тех порочных созданий, которые создали тебя?
   Адам отвернулся.
   - И теперь, ваши стороны ведут войну, которая, в конце концов, поставит под угрозу все оставшиеся экологические ниши в Солнечной системе. Не считайте себя невиновными, ни один из вас.
   Фэлкон посмотрел на Адама; ни один из них не произнес ни слова.
   Снеговик остановился и протянул руки ладонями к теплому очагу. - Однако, вот вы здесь, вместе. Человек и машина. Первые юпитериане собирались расправиться с вами двумя так же, как они расправлялись с предыдущими послами Машин, то есть отмахнуться от вас. Но здесь, по какой-то случайности, вы оба, представители обеих сфер, оказались падающими вниз, в темноту, переплетенными. Вот меня и послали, чтобы... осмотреть вас. Ни один из вас не безукоризнен. Но в то же время ни один из них не лишен смелости или готовности отбросить старые предрассудки. Тем не менее, я был тронут вашим решением пойти на самопожертвование и сотрудничество. Это придало мне уверенности. Это дало мне возможность.
   - Какую возможность? - спросил Фэлкон.
   - Обратиться с петицией к тем, кто стоит надо мной. Умолять первых юпитериан дать вам второй шанс.
   - Видите ли, оружие Ио - это последняя капля. По их мнению, это почти невыносимо примитивное оружие, концептуально не более совершенное, чем костяная дубинка, но оно знаменует собой определенный рубеж. Вы швыряете миры в своего врага, как когда-то ваши предки-обезьяны вышибали друг другу мозги костяными дубинками, и за этим стоит едва ли более изощренная логика.
   - И на следующем этапе вашего развития, вы, люди, вы, машины, начнете вмешиваться в фундаментальные свойства материи, пространства-времени. Идея о том, что такие энергии могут быть использованы в бесконечной, постоянно обостряющейся войне - это нехорошо. - Снеговик снова опустил руки на колени. - Даже тогда вы были бы не более чем помехой. Но если с помехой нужно что-то делать, то чем скорее, тем лучше. Они предпочли бы, чтобы все исчезло. У них есть средства, и я уверен, что мне не нужно это демонстрировать.
   - А теперь? - спросил Адам.
   - Вам предоставлена отсрочка исполнения приговора. Должен добавить, что это зависит от исхода в ближайшие несколько часов или дней. Ио не должна быть использована как оружие.
   - Они настроены решительно, - сказал Фэлкон. - Спрингер-Сомсы. Военное правительство.
   - Теперь у тебя есть шанс переубедить их, - ответил снеговик. И он указал на костер и кочергу, лежащую рядом с ним.
  

64

  
   Босс сказал: - Мы всегда верили, что в каждом кризисе есть и возможности. Может ли это время наибольшей опасности стать тем моментом, когда мы, наконец, покажем нашу истинную силу?
   - Я последую вашему примеру, - ответила Тем. - Как всегда.
   - Вижу, что развертывание оружия Ио продолжается. Вам предлагали сбежать?
   Тем сглотнула. - Мне предлагали, но я отказалась.
   - Остались с вашими пациентами?
   - Это самое малое, что я могла сделать.
   Босс кивнул. Он почесал нависающий лоб и плоские ноздри, как делал всегда, когда был в самом задумчивом состоянии. Прошло несколько лет с тех пор, как Тем лично разговаривала с лидером сопротивления. Теперь у нее было время подметить плавность его речи, неизбежно грубоватой по тону, но в остальном убедительно человеческой. Она предположила, что столетия практики сделали бы это за вас.
   - Мы надеялись дестабилизировать этот режим, этот прогнивший остаток Мирового правительства, прежде чем оно совершит это последнее злодеяние - падение Ио. Что ж, мы потерпели неудачу. Но, по крайней мере, спасли культуру Машин - благодаря вам. Я могу подтвердить, что логический агент, который вы внедрили в Фэлкона, так и не был доставлен. Предупреждение, которое вы ему передали, сработало. Машины не были отключены; по крайней мере, есть шанс, что они переживут катастрофу Ио. Что бы ни случилось, Лорна, что бы ни случилось с нами, вы действовали хорошо. Я не мог бы требовать от вас большего, - он ухмыльнулся, обнажив огромные пожелтевшие зубы. - Уколотый палец! Я бы и подумать не мог о чем-то настолько утонченном, настолько человеческом. И действительно, зная Фэлкона с давних пор, я мог опасаться, что это будет слишком утонченно для него. Но это сработало, хотя, к сожалению, ценой долгой жизни самого Фэлкона. Стыд. Он был другом для нас, шимпов, в той же мере, в какой и любой из его поколения. - Он поморщился, перешел на грубую речь ранних шимпов: - Босс-босс - вперед! - ухмыльнулся и громко расхохотался.
   И казалось, что годы отступили, и он стал похож на свои самые ранние архивные снимки.
   Это был Хэм 2057а, рожденный как разовый работник для человеческого общества, получивший клеймо при рождении и рабское имя - Хэм, который стал первым президентом Независимой Пан-нации - Хэм, который ушел в тень в ответ на растущую коррупцию правительства старого света. Хэм, Пан, который теперь возглавлял межпланетную сеть шимпов и людей, сопротивлявшихся режиму Спрингер-Сомсов.
   Лорна Тем была завербована агентами подпольной организации "Пан-нации", когда была молодой студенткой - медиком-идеалисткой, которая уже была потрясена тем, как требования военного правительства ставили под угрозу ее профессию. Она обнаружила, что может оправдать свою работу медиком в вооруженных силах. Врач есть врач, спасенная жизнь есть спасенная жизнь, независимо от обстоятельств, и у ее пациентов, в основном сломленных солдат, не было особого выбора в отношении карьеры. Но параллельно она дорожила своими тайными связями с сопротивлением.
   И она никогда не встречалась с Боссом лично - мало кто встречался.
   Теперь она с любопытством спросила: - А как лично вы? Вам... комфортно? Где бы вы ни находились. Способны ли вы жить, растить своих детей?
   Пан улыбнулся зубастой улыбкой шимпанзе. - Не беспокойтесь обо мне, с боссом все в порядке. Мы, шимпы, не жалеем о сделанном выборе, о нашем уходе из мира людей - это было триста лет назад. Мы инсценировали собственное вымирание! Неплохо для тупых шимпанзе, а? Люди были слишком заняты, смеясь над типичными выходками ловкача Эшу, чтобы заметить его уход. Он был настоящим героем шимпов. И нам это сошло с рук, даже когда человечество оказалось в тисках нового государственного надзора.
   - Нет, мы не сожалеем. Мировое правительство уважало Пан-нацию, но как долго продлилось бы это уважение, когда обострилась война с Машинами? В лучшем случае мы были бы ненужной вещью, а в худшем - считались бы одноразовым активом. Это был лучший выход. Я все еще занимаюсь историей, не так ли?
   - Да...
   - Подождите, пожалуйста. - Босс отвернулся и нахмурился, глядя на монитор, который был вне поля зрения. - Есть что-то новое. Это касается Говарда Фэлкона.
   Она была поражена. - Фэлкон? Но вы сказали мне, что он пропал - затерялся на Юпитере.
   Босс был отвлечен тем, что происходило. - Что ж, он больше не заблудился. Если это подлинное...
   - Что, сэр?
   - Сообщение. Доставленное очень странным способом. - Он повернулся к ней лицом. - В последние дни у вас были какие-то дела с Фэлконом. Мне нужна ваша оценка, Лорна. Это сообщение - наши агенты и агенты-консультанты получили информацию об этом, и информация уже распространилась по всем уровням государственной безопасности. Они просто не знают, что с этим делать и как реагировать. Я думаю, вам следует услышать это самой...
   - Я помогу, если смогу.
   Хэм кивнул ассистенту, который был за кадром.
   Раздался треск, а затем заговорил человеческий голос. Но Тем хватило нескольких секунд, чтобы понять, что, что бы он ни говорил, это никак не мог быть тот человек, которого она знала.
   Если только с ним не случилось что-то совершенно удивительное.
  

65

  
   Снеговик наклонился вперед, чтобы поднять кочергу и передать ее Фэлкону. - Вот. Возьми.
   - Я только что причинил достаточно вреда, не так ли? Кроме того, они либо заметили падение потока нейтрино, либо нет. Повторение этого ничего не изменит.
   - Ты неправильно понял мое намерение. Это была простая демонстрация того, что возможно. Теперь перейдем к более тонкому вопросу. Если солнечные нейтрино можно остановить, то их также можно модулировать. Когда ты поднесешь кочергу одним концом к огню, твои слова отпечатаются в потоке нейтрино, как звуковые волны в воздухе. Сообщение, которое можно расшифровать. Тщательно обдумай свои слова. - Он взглянул на Адама. - Сделайте это совместным заявлением. Вы будете обращаться не только к людям, но и к машинам. И те, и другие должны понимать серьезность момента.
   Все еще испытывая сильное волнение, Фэлкон сжал пальцами конец кочерги. Но другой конец он еще не положил в очаг. - Каковы будут условия? Еще одно перемирие? Оно продлится примерно столько же, сколько и все остальные.
   - Что-нибудь более постоянное, - предложил снежный человек. - Разделение территорий, по крайней мере, на некоторое время.
   - Мы пытались это сделать, - сказал Адам. - В конце двадцать второго века мы, машины, вообще покинули внутреннюю часть Солнечной системы. Это никогда не срабатывало. Есть ресурсы, к которым стремимся и мы, и люди. Нас раздражают границы друг друга.
   - Тогда границы должны быть пересмотрены. Миров больше, чем планет вокруг Солнца. - Снеговик обвел рукой освещенную камином гостиную маленького домика. - От Юпитера до центра, Адам, ты уже прошел путь к сердцу звезды. Теперь в пределах вашей досягаемости находятся тысячи других миров. Миры за пределами вашей солнечной системы. Миры, подобные Юпитеру: большинство из них тяжелее и горячее, но почти все они отличаются той или иной экологией. Некоторые из них просты. Другие - нет.  Скажем так, интересно сложны?
   - Внеземные Юпитеры, - догадался Адам. - Горячие Юпитеры...
   - Выбор за вами. Первые юпитериане наладили диалог с некоторыми обитателями этих миров, но не со всеми, в некоторых случаях концептуальные разрывы слишком велики. Вы привнесли бы свежие перспективы, новые подходы - новые способы мышления. Первые юпитериане считают, что ты можешь быть полезен. В свою очередь, тебе нужно научиться сопереживанию. Я заметил в тебе проблески этого чувства, Адам.
   - Что ты предлагаешь? - спросил робот.
   - Большинство твоих родственников уже внутри Юпитера. Позови остальных домой. Из пояса Койпера, из облака Оорта, из вашего Хозяина вокруг Солнца - призови своих одиноких воинов. Скажи им, что солнечная система больше не принадлежит им, но внутри Юпитера их ждут невообразимые награды. Аргументируй убедительно - у тебя будет только один шанс. И у тебя, Фэлкон...
   - Да?
   - Не позволяй людям вмешиваться в миграцию Машин. Пусть предоставят им свободный проход. Откроют кордон вокруг Юпитера. И дай понять, что все военные действия должны быть немедленно прекращены. Если люди подчинятся этим условиям, вы потеряете Юпитер и его великие сокровища. 
   И медуз, - с тоской подумал Фэлкон.
   - Но остальная часть солнечной системы принадлежит вам. Необязательно, чтобы это было вечное разделение. Скажем, на тысячу лет? Вы можете сами договориться об условиях. Пробное разделение. Затем посланцы людей и Машин, возможно, встретятся снова.
   Фэлкон сказал: - Мы должны быть вместе - ты и я, Адам. Но что, если они не прислушаются к нашим словам? Правительства людей, коллективы Машин - они могут не прислушаться.
   - Ты будешь говорить импульсами модулированных нейтрино, - сухо заметил снежный человек. - Провозглашать из сердца солнца. Думаю, они прислушаются.
   Фэлкон встал. - Очень хорошо. - Он жестом пригласил Адама встать справа от него. Адам сомкнул свои металлические пальцы на кочерге как раз под детской ладошкой Фэлкона. Они медленно поднесли кочергу к потрескивающему камину, на этот раз стараясь не потревожить огонь.
   - Мы разговариваем? - спросил Фэлкон. - Это все, что нам нужно сделать?
   - Говори, - сказал снеговик, ободряюще махнув рукой.
   Фэлкон прочистил горло.
   - Здравствуйте, - сказал он со всей официальностью, на которую был способен. Его голос по-прежнему был до нелепости высоким, писклявым и мальчишеским, в нем не было ни капли властности. Он подумал, как отнесутся к этому его слушатели, а затем улыбнулся собственным опасениям. - Это коммандер Говард Фэлкон, Военно-морской флот США, говорю изнутри Солнца. Эфемеридное время... честно говоря, понятия не имею, какое. Со мной Адам из Машин. Мы вместе прошли долгий путь, и нам нужно сказать вам кое-что важное. И под этим мы подразумеваем всех вас. Людей и Машины. Где бы вы ни находились.
   - Пожалуйста, слушайте внимательно - о, и, пожалуйста, сообщите Институту Бреннера, что на Юпитере есть жизнь. И она необозрима.
  

66

  
   Лорна Тем слушала, и слушала еще раз.
   Очень внимательно.
   Поначалу детский тембр голоса опровергал любую возможность того, что это был тот самый Фэлкон, которого она знала. Но что это было на фоне полной невозможности того, что человеческий голос мог быть запечатлен в модулированном потоке нейтрино, вырывающемся из самого сердца Солнца?
   Она придерживалась своего скептицизма почти до конца. Фэлкон и Машина, которую звали Адам, выдвинули свои совместные условия прекращения войны. Ничто из этого не вызвало у нее возражений.
   Затем он передал ту часть сообщения, которая рассеяла последние ее сомнения.
   - О, а хирург-коммандер Тем? Я с запозданием вспомнил, как мы впервые встретились много лет назад. Вы были той храброй маленькой девочкой на "Гинденбурге". Мне жаль, что наша вторая встреча произошла не при лучших обстоятельствах. Но вы сделали все возможное, чтобы предупредить меня о том, что я вооружен. Мне жаль, если мое откровение сейчас ставит вас в затруднительное положение, но я хотел, чтобы вы знали о моей благодарности, и, возможно, у меня не будет другого шанса выразить ее.
   Когда сообщение закончилось, ей оставалось только заверить Босса, что, по ее мнению, оно было совершенно искренним - что это был Фэлкон, которого она знала.
   Босс снова улыбнулся своей широкой улыбкой шимпанзе. - Удачи вам, хирург-коммандер, она может понадобиться после того, как ваш экзотический друг выдал вас. Если увидите его снова, передайте ему от меня привет. Ура! Но сегодня для всех нас начинается новая эпоха. - И он отключил связь.
   Прошло всего несколько секунд, прежде чем в дверь позвонили.
   - Войдите, - сказала она, не испытывая ни страха, ни любопытства.
   Это был Спрингер-Сомс, конечно, Бодан Северин и пара охранников.
   Тем сказала: - Я думала, у вас уже хватит ума уйти.
   - Мы оставили последний шаттл на посадочной площадке для себя и для всех, кто должен убраться. И тут мы услышали это сообщение.
   Она улыбнулась. - Конечно. Итак, это послание с небес, из сердца солнца - непостижимое событие, откровение. И ваш первый ответ - прийти за мной.
   - Вы арестованы, хирург-коммандер. Обвинения слишком многочисленны, чтобы их можно было назвать подробными, но они будут включать в себя саботаж операции "Фэлкон" против Машин, распространение военных секретов, шпионаж, свободную связь с известными диссидентскими элементами... - Он взглянул на охранников. - Задержите ее. Отведите к шаттлу. Она не должна посещать другие помещения комплекса.
   После унижения Тем своей речью Бодан повернулся и приготовился выйти.
   Но охранники в нерешительности остановились у двери. Они посмотрели друг на друга, на Тем, затем на Бодана.
   Бодан остановился и обернулся, скорее с любопытством, чем с тревогой. - Я приказал вам забрать ее. Почему вы медлите?
   И Тем почувствовала, как что-то изменилось в недрах мира. Огромный двигатель замолчал.
   - Заберите ее!
   Охранники все еще колебались.
   Тем улыбнулась. - Уверена, что ваши охранники слышали это сообщение. Все, должно быть, слышали его. Вы слышали, как мое имя прозвучало в потоке нейтрино, исходящем из сердца солнца. Как и ваша сестра, Бодан. Разве вы не слышите это, не чувствуете? Она понимает, что все изменилось - она, очевидно, уже отключила вашу импульсную накачку. Уже остановила этот абсурдный акт безрассудства. Теперь все по-другому - вы должны это видеть. - Она повернулась к охранникам. - Что касается вас - спросите себя. На чьей вы стороне?
   Наконец охранники зашевелились. Но они пошли не за ней.
   Бодан Северин попытался убежать.
  

ЭПИЛОГ (1)

  
   Окончательное пробуждение в Центре управления полетами. Относительно вежливое.
   Ему сказали, что к этому времени он уже должен был увидеть астероид невооруженным глазом, хотя тот был от него все еще дальше, чем Земля от Луны. Поэтому он перебрался в навигационный отсек, чтобы посмотреть. Так оно и было: всего лишь тусклая звезда, движущаяся по небу. Он почувствовал странную дрожь, когда сообщил об этом.
   - Хьюстон, "Аполлон". Значит, это все-таки не розыгрыш.
   - Очевидно, нет, Сет. У нас есть кое-какая новая информация. Все пять предыдущих выстрелов попали в цель.
   - Вы, ребята, проделали отличную работу.
   - Ну, мы немного отклонили, но не получили нужного угла.
   - Так что я не трачу зря свое время.
   - Конечно, нет, Сет. Это все еще возможно, если ты сбросишь ядерную бомбу в нужное место.
   - И если это в четырех часах полета от меня, то сейчас ровно один день полета от Земли, верно?
   - "Аполлон", Хьюстон. Вице-президент попросил нас передать тебе, что Пэт и ребята сейчас с ним. И пожелать тебе счастливого пути.
   - Я... Спасибо, Чарли.
   - С удовольствием.
   - Тогда пора приступать к работе.
   - Это и мое предложение, "Аполлон".
  

* * * *

   Итак, началась заключительная фаза миссии.
   До сих пор космическим кораблем управляла навигационная система, которая должна была доставить НАСА на Луну, - гироскопическая инерциальная платформа, поддерживаемая оптическими наблюдениями за звездами, выполненными самим Сетом. Теперь, когда добыча была в поле зрения, охота могла быть намного точнее. Большие наземные радары слежения смогли обнаружить скалу на расстоянии до двадцати миллионов миль. Теперь собственные антенны "Аполлона" могли улавливать отражения этих радиолокационных сигналов, что давало гораздо более подробную информацию об относительной дальности и скорости астероида, и послышался треск двигателей ориентации, когда управляющий компьютер скорректировал курс "Аполлона" с еще большей точностью.
   Тем временем Сет сделал все, что мог, чтобы рассмотреть скалу. В конце концов, никто никогда раньше не видел астероид вблизи. - Хьюстон, "Аполлон", я вижу этого малыша, ЯВН (Ясно и видимость неограничена - пилотский термин). - Это не сфера, скорее, что-то вроде картофелеобразного комка. Боже, его шкура покрыта кратерами, похожими на разбивающиеся волны. Похоже, что его избили до полусмерти.
   - "Аполлон", Хьюстон. Только не начинай жалеть об этом сейчас.
   - Цвета... странные. Серо-белый при слабом освещении, светло-коричневый, почти коричневый под прямыми солнечными лучами. Выглядит интригующим местом для изучения.
   - Тебе нужно оставить что-нибудь для своих сыновей, Сет.
   - Заметано.
   - "Аполлон", Хьюстон. Просто хочу сообщить, что наш синий гость только что отправил твоему пассажиру любовное письмо.
   Это означает, что офицер ВВС США в Хьюстоне санкционировал отправку кода, позволяющего активировать ядерную бомбу. Даже сейчас на земле поддерживалась безопасность; даже сейчас разговор Сета с Чарли Дьюком должен был быть неопределенным и замаскированным.
   Это, однако, стало своего рода последним предупреждением и для Сета тоже. Он отсутствовал всего час: у него было время подготовиться к собственной встрече.
   Подумывал о том, чтобы в последний раз воспользоваться примитивным корабельным мочесборником. Нет нужды.
   Он уселся в кресло пилота. Должен был быть готов пригнуться к навигационному окну, чтобы воспользоваться рулевым управлением, если автоматическое наведение не сработает. Теперь его магнитофон, прикрепленный к липучке у него на голове, работал ровно. А над своим окном он повесил фотографию своей жены и детей, взятую из альбома Пэт в НЛП, и изображение всей Земли из космоса, сделанное с "Аполлона-2" - поразительное изображение, которое до Ширры и его команды не видел ни один человек.
   Негромко прозвенел сигнал тревоги.
   - А, "Аполлон", Хьюстон. Просто хочу сказать, что твой бортовой радар теперь наведен на Икар и передает статистически высококачественные данные при обработке пакетом R-dot. 
   Бортовой радар "Аполлона" теперь выдавал все более точную информацию о дальности и скорости, поскольку Икар уже оказался в зоне его действия. В этом последнем навигационном режиме компьютер снова включил двигатели, корректируя траекторию сближения.
   И, как Сет знал из заученного наизусть списка, это означало, что у него осталось всего четыре минуты. Каким-то образом время ускользнуло от него. Он схватил свой магнитофон и быстро перемотал пленку. Как раз пришло время еще раз прослушать песню Сачмо.
   Даже сейчас он осознал, что на самом деле не верит в это.
   - Пятьдесят секунд, - сказал Дьюк. - Включен радар бомбы.
   Корабль и скала сближались со скоростью сто двадцать пять тысяч футов в секунду - более двадцати миль в секунду. Чтобы нанести свой разрушительный эффект в радиусе ста футов от поверхности Икара, в точке, точно рассчитанной для обеспечения максимального отклонения, у бомбы было бы окно возможностей шириной менее половины секунды. Теперь она сама проснулась и обнаружила астероид, посылая на него сигналы своего радара, точно так же, как она искала бы центры Москвы или Ленинграда, если бы соответствовала своим первоначальным проектным задачам. Еще один скрежет двигателя, еще одна корректировка траектории.
   - Хьюстон, "Аполлон". Ядерная бомба сама по себе ведет меня к цели. Я как Слим Пикенс в "Докторе Стрейнджлаве", верно? Что ж, я, конечно, научился любить эту бомбу.
   - Почти на месте, Сет, - мягко сказал Дьюк. - Ты сделаешь это, ты надерешь задницу этой чертовой штуке.
   - И когда я это сделаю, вы, ребята, достанете дешевые сигары, как обычно.
   - Понял, - сказал Дьюк сдавленным голосом.
   Он выглянул в окно, в последний раз высматривая цель. Что сказал Джордж Шеридан в самом начале? Как поцелуй на бильярдном столе. Всего лишь поцелуй, и вот все это.
   Но он был здесь, на месте, бодрый, уверенный и компетентный. Сет прикоснулся к образу своих детей. Он никогда не чувствовал себя более живым.
   - Хьюстон, "Аполлон". Выход из системы.
   Луис Би, как всегда, идеально выбрав время, дошел до конца песни, и Сет позволил себе раствориться в этом мягком голосе.
   - О, да...
  

ЭПИЛОГ (2)

  
   Фэлкон открыл глаза от золотистого солнечного света.
   Он сидел в шезлонге, глядя на огражденную платформу. Кроме него, на платформе была только одна женщина. Она небрежно оперлась локтем о низкое ограждение со стаканом в руке, демонстрируя удивительное безразличие к обрыву позади себя. За перилами, далеко внизу, величественно уходя вдаль, виднелось элегантное продолжение оболочки дирижабля. А еще дальше виднелось покореженное великолепие, в котором он узнал Гранд-каньон...
   Воздушный корабль.
   Фэлкон с некоторым запозданием осознал, что он снова на борту "Королевы Элизабет". Это была небольшая внешняя платформа, выступавшая за главную смотровую площадку, с подветренной стороны большого блистера из оргстекла. Обычно она была открыта только для особо важных персон. Но женщина, прислонившаяся к перилам, не была обычной пассажиркой. Она стояла одной ногой на полу, другой - на нижней перекладине. Ее одежда была белой, почти светящейся на солнце.
   Фэлкон уставился на это ангельское видение. - Если я схожу с ума, продолжай в том же духе. Я, скорее, наслаждаюсь этим опытом.
   - Нет, - тихо сказала она. - Ты не сумасшедший и не бредишь. - Она подняла бокал. - Хочешь чаю со льдом?
   - Ты говоришь как Хоуп. Выглядишь как Хоуп. Но Хоуп всегда говорила, что мне следует держаться подальше от места крушения. И как я сюда попал? Последнее, что Солнце... Помню внутренний Юпитер. Снеговик, домик - Адам?
   - Адама отпустили.
   Фэлкон, как ни странно, представил себе мотылька, попавшего в руки ребенка и выпущенного на свободу в безопасности ночной темноты. - Я рад.
   - И он принес с собой все, что осталось от тебя - всего тебя.
   - А вы все? Кто решил, что ты должна быть здесь?
   Ее улыбка была дразнящей. - Жалуешься?
   - Отнюдь нет. Но как, черт возьми...
   - Ты веришь в реинкарнацию?
   - Нет. Учитывая, что мы ведем этот разговор... Где мы? Что мы такое?
   - В будущем, Говард. Я имею в виду, в нашем будущем. В тот момент, когда Машины станут... ну, довольно мощными. Они могут воссоздать убедительную копию практически любого исторического персонажа. Тем более, когда у них есть прямой доступ к воспоминаниям тех, кто знал этого человека. Адам, конечно, сохранил твою сущность. Что касается меня - ты помнишь сад памяти?
   Боль от его разрушения все еще терзала то, что считалось его сердцем. - Спрингер-Сомсы уничтожили его.
   - Не так основательно, как они себе представляли. Да, разрушили его. Уничтожили живую экосистему. Но свидетельства, записи, биографические отчеты - все это еще можно было восстановить. Даже когда условия человеко-машинного соглашения становились на свои места - даже когда Босс, Тем и другие вели переговоры со Спрингер-Сомсами о создании нового демократического режима взамен развалившегося Мирового правительства - исследователи были заняты разбором завалов в саду памяти. После этого трюка, Говард, твоего выступления в "ядре солнца", все, что связано с тобой, внезапно стало вызывать огромный интерес.
   - Приятно это слышать.
   - Да, большая часть твоего памятника Хоуп была утрачена. Но сохранилось гораздо больше. Ты проделал хорошую работу, Говард. Ты хорошо ее помнил. Ей было бы приятно, и она бы поняла, почему ты это сделал.
   - А ей понравилось бы?
   - В тебе всегда было страстное желание, Говард, - дыра в твоей душе, куда обычно не вмещалось человеческое общение. Ты нуждался во мне. Так что, когда тебя собрали заново, машины сшили и меня.
   - Значит, ты не Хоуп, а просто искусная имитация. - Он улыбнулся, хотя правда и омрачила его радость. - Может, мне лучше называть тебя Ложной Хоуп?
   - Называй меня как хочешь. Все, что я знаю, это то, что она была замечательным врачом. Для меня большая честь равняться на нее. Тебя это не огорчает, не так ли?... Позволь мне кое-что показать тебе. - Она попросила его подняться с шезлонга и присоединиться к ней у ограждения.
   Фэлкон встал и подошел к перилам. Даже это простое движение показалось ему странным. Теперь у него были ноги, а не шасси; ботинки, а не колеса. Впервые за много столетий он мог чувствовать прикосновение ткани униформы к своей коже, чувствовать, как она царапает волоски на его голенях, когда он двигался. Он осознал, что даже его краткое воплощение в образе одиннадцатилетнего мальчика было ничем по сравнению с абсолютной подлинностью этого.
   - Это тело, которое ты сейчас носишь. Оно ненастоящее. Все это нереально. Но оно может стать таким, если ты решишь принять предложение Машин.
   - Это все подарок Машин? ...Что за предложение?
   - На самом деле, физическое воплощение - самая простая часть головоломки. Ты как вино. Они могут разлить тебя в любую бутылку.
   Он хмыкнул. - Ну, я - старый хрыч. Бьюсь об заклад, здесь есть подвох, - медленно произнес он. - С Машинами всегда так.
   - Нет, это безоговорочно. Никаких условий. Никакого принуждения. Но если бы ты захотел помочь им с небольшой местной сложностью, я уверена, они оценили бы твой жест. Могу я показать тебе кое-что еще?
   - Продолжай.
   Хоуп обвела небо свободной рукой.
   И внезапно синева стала чернильно-черной, переходя от горизонта к фиолетовому, темно-синему и индиго к черному в зените. А под носом "Королевы Элизабет" пейзаж Аризоны стал прозрачным, незаметно растаяв.
   Невольно у Фэлкона закружилась голова. Он потянулся, чтобы опереться, и почувствовал под пальцами холодный стальной поручень. Куда бы ни привела его Хоуп, это было где-то в другом месте. Где-то совсем в другом месте. - Мы больше не в Аризоне, - прошептал он.
   Хоуп улыбнулась. - Или Канзасе, если уж на то пошло.
   "Королева Элизабет" висела над планетой, достаточно далеко от поверхности, чтобы можно было отчетливо разглядеть изгиб мирового горизонта. Она парила над каким-то большим заливом, сине-зеленым морем, частично окруженным длинными полуостровами.
   Фэлкон несколько долгих секунд вглядывался в происходящее, стараясь мыслить аналитически и не делать поспешных выводов, особенно на основе таких скудных сенсорных данных. Теперь он видел все по-другому, его впечатления просачивались сквозь узкие рамки человеческого восприятия. Он недоумевал, как люди могут так себя вести? Казалось, что они ходят в масках, лишь мельком замечая происходящее. У его глаз больше не было функции увеличения.
   Он полагал, что ему придется довольствоваться этим. И, по правде говоря, было удовлетворение в том, чтобы максимально эффективно использовать такие скудные ресурсы. Он заново изучал местность, пытаясь забыть о множестве чувств, на которые привык полагаться, и просто впитывать открывшийся перед его глазами вид.
   Во-первых, там, внизу, явно была атмосфера, о чем свидетельствовала голубая полоса, которая образовывала идеальную дугу над горизонтом. Массивы суши были не просто голыми скалами, поскольку они отбрасывали оттенки зеленого, охристого и синего. Ближе к своим оконечностям эти два клочка суши распадались на цепочки островов, которые, уходя все дальше в море, уменьшались в размерах. Фэлкон переводил взгляд с одного острова на другой. Каждый из них был окружен яркой полосой утеса или пляжа, окаймленной белыми бурунами.
   Сложность. Деталь. Там были атоллы, рифы, архипелаги и одинокие, изолированные острова. В небе виднелись облака и жерла едва дремлющих вулканов.
   - Это прекрасно, - сказал Фэлкон. - Пожалуйста, скажи мне, что это не просто очередная симуляция.
   - Это вполне реально. И мы находимся достаточно близко, чтобы увидеть это своими глазами - прикоснуться к этому, исследовать это - не было бы проблемой. Мы могли бы быть там, внизу, в этом воздухе, плавать по этим морям, гулять по этим берегам. Однако, в некотором смысле, этот мир - только начало. Машины не поэтому вернули тебя к жизни - или, если уж на то пошло, не поэтому они вызвали меня. - Хоуп искоса улыбнулась. - Но они думали, что тебе это понравится, точно так же, как они надеялись, что я тебе понравлюсь.
   Фэлкон ответил на ее улыбку своей собственной. Он уже привык к жесткой, как кожа, маске - она служила ему полезным фильтром для более глубоких чувств, с огорчением осознал он теперь. Теперь он стал более прозрачным; ему следует быть осторожным. - Если это закуска, то что же будет основным блюдом?
   - Это, - сказала Хоуп и перевела взгляд на горизонт справа от себя.
   За пределами этого безымянного мира виднелся край другой планеты. Своим приплюснутым овалом и крупными полосами на поверхности она не могла не напомнить Фэлкону Юпитер. Но он так же не мог принять ее за Юпитер, как Землю за Марс. Это был еще один мир Юпитера, но не похожий ни на один в Солнечной системе. Он светился мрачным красным светом.
   - У них есть для этого название, но мы с тобой в данный момент не способны его понять. Или даже произнести. Не то чтобы это сейчас имело значение. Мы здесь, и они нуждаются в нас. Ты помнишь условия соглашения Орфея, Говард? Разделение сфер влияния людей и машин?
   - Где-то на задворках моего сознания.
   - Благодаря Машинам мы находимся во внесолнечной системе, доступ к которой осуществляется через врата внутри Юпитера. Как и обещал Орфей. Но этот похожий на Землю спутник - всего лишь дополнение к миру Машин, Говард: этот горячий Юпитер полон Машин. Замечательная ситуация - и в нескольких световых годах от Земли. И все же ты мог бы быть полезен здесь.
   - Полезно. В твоих устах я кажусь себе старым совком для мусора.
   - Это лучше, чем стареть, не так ли?
   - Наверное. Насколько полезен?
   - Ты веришь в случайности, Говард? Случайные события? Эта временная шкала, в которой мы оказались, - это переплетение исторических событий, это единственная нить из множества путей, по которым мы могли бы пойти, - ты когда-нибудь задумывался, есть ли у всего этого более глубокая цель?
   - Цель?
   - Случайный порыв ветра оборвал твою прежнюю жизнь над Гранд-каньоном. Без этого порыва ты бы поплыл дальше, и ни у кого, кроме небольшой группы историков дирижаблей, не было бы причин знать имя Говарда Фэлкона. Тебя бы никогда не реконструировали - ты бы никогда не полетел на Юпитер, не встретился с медузами. И что вызвало этот порыв ветра? Какое-то случайное атмосферное колебание, метафорическое взмахивание крыльев бабочки. Случайность формирует нашу жизнь в мельчайших масштабах, а сама история - в самых крупных.
   - Хм, - сказал Фэлкон, вспоминая. - Поцелуй на бильярдном столе...
   - Говард?
   - Прости. Просто фраза из старого фильма. Но какое отношение это имеет ко мне?
   - Ты помнишь, что Орфей сказал о первых жителях Юпитера?
   Фэлкон вспомнил ту освещенную камином комнату, кочергу в камине, снеговика в кресле. Это было похоже на какое-то окрашенное сепией воспоминание из его раннего детства. - Трудно забыть. Но нам мало что рассказывали.
   - Со временем мы узнали немного больше. Первые юпитериане достигли таких высот в области инженерии метрики, которые превосходят все наше понимание. Они прикоснулись к основам реальности... и почувствовали призраков, вибрации, проникающие сквозь них. Шепотки и слухи о других реальностях, других историях, граничащих с нашей собственной. Мы можем только представить те нехоженые пути. Первые юпитериане - что ж, они, кажется, нутром чуют эти потерянные миры. И в каком-то смысле - хотя это всего лишь моя интуиция - я думаю, что у них есть средства для развития тех путей, которые они считают наиболее благоприятными... те, где результаты наиболее полезны для них, наиболее благоприятны для жизни, наиболее прекрасны. Как бы они это ни оценивали.
   - Теперь, вместе с Машинами, они встретили - столкнулись - с чем-то внутри этого горячего Юпитера, с чем-то, что не вписывается в их предвзятые рамки. Возможно, с другим укладом жизни, который не соответствует обычным правилам. Это сбило их с толку - настолько, что им нужен свежий взгляд. Я думаю, что мы, ты и я, оказались в этом моменте, в этом месте, потому что даже боги нуждаются в смертных. Потому что мы нужны первым юпитерианам. Человек и машина. Партнерство в любознательности. Потому что настоящая работа жизни и разума еще впереди. Вопрос в том, готов ли ты к новому путешествию?
   - Чувствую, что за свою жизнь совершил достаточно путешествий.
   - О, хватит жалеть себя. Ты только начинаешь.
   Фэлкон почувствовал дрожь узнавания. Это было похоже на Хоуп Дони. - Я вижу, они оставили тебя с теми же острыми углами.
   - Ты был бы разочарован чем-то меньшим. - Она сделала последний глоток из своего бокала. - Так что же это будет? Тихая отставка, с видом, за который можно умереть, или что-то такое, что могло бы хоть немного напрячь тебя?
   Он улыбнулся и отвернулся. Его взгляд вернулся к ощущению атмосферы внизу, к холодной, прозрачной оболочке, заключающей в себе моря, острова и погоду, которых на планете предостаточно. Он поймал себя на том, что задается вопросом, на что будет похож полет на воздушном шаре там, внизу.
   Он тихо сказал: - Удиви меня.
  

ПОСЛЕСЛОВИЕ

  
   Идея этой книги возникла из случайного предложения Аластера Рейнольдса в ходе ностальгического обмена электронными письмами.
   Повесть сэра Артура Кларка "Встреча с медузой" была впервые опубликована в журнале Playboy в декабре 1971 года. В 1972 году произведение получило премию "Небьюла" за лучшую повесть, а в 1974 году - японскую премию "Сейун" за лучший рассказ на иностранном языке. Это было, пожалуй, последнее значительное произведение Кларка в жанре короткометражной художественной литературы, и с тех пор оно переиздавалось много раз - возможно, наиболее заметной в виде великолепно иллюстрированной серии в недолговечном журнале Speed & Power (IPC, выпуски 5-13, 1974), которая оказала значительное влияние на воображение молодого Рейнольдса.
   Эпизод "Интерлюдии", посвященный отклонению астероида Икар, был основан на результатах междисциплинарного студенческого проекта по инженерии систем, который проводился в Массачусетском технологическом институте летом 1967 года. Фактически это было первое серьезное исследование того, как отклонить астероид от столкновения с Землей. Итоговый отчет (проект Icarus, под ред. Л. А. Клеймана, отчет Массачусетского технологического института ! 13, издательство MIT Press, 1968) был настолько впечатляющим, что был опубликован, цитируется по сей день и послужил источником вдохновения для фильма "Метеор" (1979, реж. Рональд Ним), в котором Шон Коннери действительно сыграл главную роль.
   В 1960-х годах предсказания об умеренных условиях температуры и давления в атмосфере Юпитера, а также возможность присутствия большого разнообразия органических молекул привели к предположениям о жизни в облачных слоях Юпитера, как показано во "Встрече с медузой". Позднее детальное исследование, проведенное Саганом и Солпитером (серия дополнений к Astrophysical Journal, том 32, стр. 737-755, 1976), привело к созданию знаменитого визуального изображения облачных чудовищ, мало чем отличающегося от представлений Кларка в телесериале Сагана "Космос".
   Идея использования аэростатных заводов для добычи редкого изотопа гелия-3 в атмосфере Юпитера была предложена в 1970-х годах в рамках проекта "Звездный корабль Дедал", проведенного Британским межпланетным обществом (см. Окончательный отчет, 1978, стр. S83ff). Квантово-механическая "импульсная накачка", рассмотренная в главе 49, является полностью спекулятивной.
   Ответственность за все ошибки и неточности, разумеется, лежит исключительно на нас.
   - С.Б. и А.Р.
   Сентябрь 2015 г.
  

Информация об авторах

  
   СТИВЕН БАКСТЕР - один из выдающихся писателей-фантастов своего поколения. В соавторстве с Терри Пратчеттом он написал романы "Долгая земля". Как всемирно известный автор бестселлеров, Бакстер получил множество крупных наград в Великобритании, США, Германии и Японии, включая Британскую премию в области научной фантастики, мемориальную премию Джона У. Кэмпбелла, премию Филипа К. Дика и мемориальную премию Теодора Старджона. Бакстер родился в 1957 году, имеет ученые степени Кембриджа и Саутгемптона. В настоящее время живет со своей женой в Нортумберленде.
   АЛАСТЕР РЕЙНОЛЬДС родился в 1966 году в Барри, Южный Уэльс. Он учился в университетах Ньюкасла и Сент-Эндрюса и защитил докторскую диссертацию по астрономии. Прекратил работать астрофизиком в Европейском космическом агентстве и полностью стал писателем. Рейнольдс - автор бестселлеров, лауреат Британской премии в области научной фантастики, а также номинант на премию Хьюго, премию Артура Кларка, мемориальную премию Джона У. Кэмпбелла, мемориальную премию Теодора Старджона и премию "Локус".
  
  
  
  
  
   Copyright Н.П. Фурзиков. Перевод, аннотация. 2025.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"