Фурсин Олег Павлович : другие произведения.

Ирод и Мариамна. Глава 3. Цикл "Венценосная любовь"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Трудно быть цельным человеком, когда сама судьба привнесла в твою жизнь раздвоенность. Трудно? Пожалуй, нет, это просто невозможно. Во всяком случае, Ироду, сыну идумейского князя Антипатра, стать цельным, быть одним человеком, а не двумя разными, не удавалось на протяжении всей его жизни. И это стало причиной его личной трагедии, а также принесло немало горя окружающим царя Ирода, да и всему Израилю.

  Глава 3.
  
  Ирод не мог бы стать первосвященником в Иерусалиме. Они, иудеи, полагали - потому, что таково его происхождение, он-де не еврей, и таковым стать не может. Будь в нём побольше желания, он бы показал им, чего не может. У Синедриона он вырвал власть, и превратил его в религиозный суд, не приближающийся к законам и делам государственным. Отнимет власть и у Храма. Но встать самому к жертвеннику... Его ждали другие, весьма неотложные дела. При его-то презрительном отношении ко всему этому миру молитв, псалмов, лицемерия и дыма, он не собирался коптить своё тело у жертвенника, нет, совершенно. < []>
  Хашмонеев привлекать к священству столь высокого порядка он тоже больше не собирался. Безвольный Гиркан, может, и годился для этого со своей точки зрения, но если он, Ирод, был для них недостоин первосвященства, то куда, спрашивается, пристроишь старого осла, у которого и ушей-то нет, чтоб прислушиваться? Нет, наследственное первосвященство закончилось, хватит! Антигон казнён, Гиркан чрезмерно ушаст, мальчишка, брат Мариамны, слишком молод. Надо найти кого-то достойного, кто будет и с ушами, и с глазами, и к тому же достаточно сообразителен, чтобы понимать, чем обязан царю.
  Он остановил свой выбор на Ханане, священнике из Египта, наследнике вавилонских иудеев, прямом потомке некоего Цадока. Так утверждал сам Ханан, и был готов привести в подтверждение свитки, привезенные из Вавилона... Собственно говоря, Ироду было всё равно. Он уже и сам имел писцов, описывавших его деяния. Если бы всё, что они заносили в свитки, было правдой?! Оставим это. Согласно свиткам, предок Ханана был священником во времена Соломона, вот пусть и священствует теперь Ханан, оглядываясь на нынешнего царя, как Цадок оглядывался на Соломона. Безупречное происхождение у Ханана, и хорошее, очень хорошее, просто Соломоново решение - у Ирода.
  Царь собрался приступить к строительству, о котором мечтал. И все остальные вопросы мало его волновали, он уже всё решил.
  Однако Хашмонеи ещё ничего решённым не считали. Тёща его, зловредная Александра, выпустила когти. Она отправила гневное письмо Клеопатре[1].
  И здесь Хашмонеи снова умудрились задеть Ирода за самое больное. Антоний окончательно попал под действие обаяния и ума египетской царицы. Он был влюблён безумно, страстно, и его пример раздражал Ирода. С чем-то подобным в своей жизни Ирод уже столкнулся, и это лишнее напоминание о собственной слабости не способствовало хорошему настроению. Друг Антоний, правда, выполнял не все безумные желания женщины. Пусть Клеопатра и мечтала восстановить царство своего отца, некогда включавшее в себя и Иудею. Так обидеть друга Антоний не мог бы ни при каких обстоятельствах. Но принадлежавший Ироду Иерихон, с его сказочными урожаями фиников, римлянин всё же отдал жене. Ирод принял это решение с достоинством. Он ещё помнил, как хотел подарить своей жене Иерусалим. А египтянка оскорбила его, предложив взять Иерихон обратно - уже в аренду.
  Свойственники Ирода обратились именно к царице Клеопатре. Антоний обратился к другу. Пришлось задуматься о смене первосвященника.
  А ещё к нему в покои пришла Мариамна. Пришла с рассказом о том, как он ей дорог. Припав к его ногам, просила простить прошлые ошибки. Больше того, опустив голову, пряча глаза, стала шептать царю нескромные слова. Она говорила о том, что он разбудил в ней женщину. О том, что она мечтает о его ласках. И пусть он возьмёт её, как тогда, после падения города, ей только в радость его пыл и страсть...
  С новой силой обрушилась на Ирода его неистовая любовь. Он безумствовал, проводя ночи с нею. Ломал её хрупкое тело в кольце объятий, любовался совершенством линий на немыслимом порой изломе - она была так гибка, а он - так изобретателен в любви! Слушал её страстные выкрики, наблюдал за лицом, на котором отражались все оттенки испытываемых ею чувств. Ей было хорошо с ним, он не мог ошибаться. Он открывал в ней всё большую страстность, её женственность запечатлевалась в его крови, отравляя её навеки. Мог ли он знать, что это - яд? Он был невероятно счастлив. Он изнурял себя, доводил до изнеможения её. Об этих криках и возне в его комнате стали рассказывать легенды, о них шептались по углам...
  Оказалось, что родня не дремлет. И не только её родня. У него тоже была родня. Сестра, Саломея. Мать, Кипра. Любовь царя к своей жене казалась им чрезмерной. Эта любовь отодвинула собственных его родных за пределы власти. Саломея, не имевшая детей, страшно завидовала Мариамне. Ибо на исходе полутора лет брака страстная любовь царственной пары увенчалась рождением первенца Мариамны. Царь назвал его Александром. И боготворил свою жену ещё более, деля свое время между ней и строительством дворца, в котором хотел поселить жену и ребенка. Обширное здание в северо-западной части верхнего города. Высокие стены, богато украшенные бани и парки с искусственными прудами, галереи и колоннады для прогулок. Колонны из серпентина и порфира, стены из мрамора. Два боковых флигеля. Он сам был архитектором своей мечты, и мечта должна была соответствовать той, что поселится во дворце.
  Как должна была отнестись к подобному Саломея? Она шипела, как змея, на ухо брату. Иногда он прислушивался, но чаще недовольно молчал, терпеливо снося её присутствие. Все же она была его сестрой, а он совсем забывал об этом, целуя и лаская Мариамну. Он осознавал, что прекрасно обошелся бы без Саломеи, и даже без Кипры, когда Мариамна рядом, и его это смущало.
  Когда Саломея нашептала ему, что Мариамна послала свой портрет Марку Антонию, он поначалу чуть с ума не сошел. Он был ревнив, и в приступе гнева соображал плохо. Женщины - что эта, что та, Клеопатра, - ведь они попирали святое! Их дружба с Антонием была выше многих вещей, но жёны... Он не собирался делиться с другом женой, а с какой же ещё целью Мариамна могла проделать такое? Как она только посмела, как могла?!
  Но, поразмыслив недолго, кое-что разбив и поломав в своих покоях, приведя в состояние ужаса и трепета домашних, царь опомнился, и был рад этому потом. Ничего глупее подобного обвинения придумать было нельзя. Да, тёща, кажется, ведёт переписку, и довольно оживленную, с Клеопатрой. Но его Мариамна, иудейка по зову души, всегда скромная на людях, всегда с опущенными глазами... Заказать свой портрет? Как бы она это осуществила, даже пожелав, а она и пожелать-то не могла, ей не позволила бы её вера. Послать портрет римлянину, язычнику? Антонию, забывшему разум в объятиях Клеопатры? Он горько смеялся над собой, признав, что весьма глупеет от любви и ревности.
  Саломея же и предупредила его о письме тёщи к Клеопатре по поводу первосвященника. Это уже походило на правду. Он установил наблюдение за тёщей. Он подкупил её окружение, и теперь знал о каждом её шаге. Мальчик действительно готовили к роли первосвященника. Тот не отказывался, был даже доволен и горд. Но по отношению к Ироду настроен был весьма спокойно. Тот был мужем его сестры. Царь до безумия любил эту сестру и не отказывал ей ни в чем. Честолюбие мальчика на трон как будто не распространялось.
  Итак, просьба Антония, и ласковая, просительная улыбка Мариамны. Этого с излишком хватило, чтобы уступить. Ханан был отстранен, Ионатан, её брат, объявлен первосвященником.
  Ионатан впервые предстал перед народом на празднике Кущей. Алабарх[2] был красивым юношей. Прежние Маккавеи, начиная от Иуды Маккавея, не устыдились бы потомка, видя его стройность, чистые черты лица, и даже во взгляде мальчика читаемые ум и достоинство. Ирод, правда, находил излишней именно эту природную, отточенную временем и властью, сосредоточенной в их руках, гордость. Так держалась Мариамна - всегда ровная, холодноватая на вид, прямая, как ствол пальмы. Мариамне, он, правда, прощал всё, и даже любил в ней это. Уж он-то знал, как тают вечные снега её врождённой гордости, когда, кусая губы, она мечется на его ложе, изнывая от желания. Это была его особая радость - видеть исчезновение даже следов достоинства в ней, когда она терзалась страстью. С мальчиком же всё было сложнее. Лучше бы он попадался на глаза Ироду пореже, тогда он помнил бы лишь то, что Ионатан - её брат. И забывал другое - он мужчина рода Маккавеев! Антигона казнили, но месть Ирода еще не насытилась. Фасаел, брат, вставал перед глазами, как вечный упрек. Он уже давно лежал в могиле, старший брат Ирода. В то время, когда Гиркан уступил свои уши Антигону, Фасаел, зная тирана, предпочёл самоубийство. Он выбрал добровольный уход, оберегая свою честь, когда Гиркан трясся от страха во дворце. И они ещё смели говорить о гордости Маккавеев!
  Именно они виновны в крови Фасаела. Маккавеи первыми пролили кровь идумейских князей, не Ирод начал эту борьбу. И зря они, Хашмонеи, об этом забывают. Держали бы мальчика подальше от него, было бы лучше для всех...
  Но Ионатан предстал перед народом на празднике Кущей, и выбрал свою судьбу. И свершилось то, что было неизбежно.
  Природное изящество алабарха только усиливалось одеянием первосвященника. Наверно, волнение в умах и сердцах иудеев было небезосновательным. Он был слишком красив, потомок священнического и царского рода!
  Пурпурно-голубой, отливающий фиолетовым м"иль[3], сотканный по всей длине целиком, не имеющий рукавов, подчёркивал врождённое изящество фигуры. Подшитые к подолу м"иля золотые колокольчики и кисти, похожие по виду и цвету на гранаты, звенели при ходьбе. Риза, называемая эподом[4], похожая на греческий наплечник, затянута поясом, каждый конец которого был украшен кистями из цельных золотых трубочек. Эпод удерживался на плечах двумя ониксами, которые были оправлены в золотые ободы, устроенные в форме замыкающихся браслетов. На этих камнях были вырезаны имена сыновей Израиля, по шести на каждом из камней. Поверх эпода - ещё нагрудник - хошен[5], украшенный золотыми узорами. Хошен - вместилище для урим и туммим - советов, с помощью которых алабарх гадал о будущем народа. На поверхности хошена помещались двенадцать удивительной величины и красоты драгоценных камней в золотой оправе. Первый ряд камней состоял из изумруда, топаза и рубина. Второй - из алмаза, сапфира и карбункула; третий - из аметиста, агата и опала. В четвертом, наконец, первое место занимала яшма, затем шёл оникс, а замыкался ряд хризолитом. На каждом камне вырезано по одному имени сыновей Израиля. По краям хошена были вделаны четыре золотых кольца. Через верхние кольца были пропущены кованые золотые цепочки, которые шли к золотым же филигранной работы брошкам на предплечьях. Через нижние кольца проходили голубые шерстяные шнуры, привязанные к кольцам на эподе. Головной убор - мигба[6], скрученный из тканой льняной материи, обычный убор священников в Храме, дополнялся мицнэпет - сделанным из узорчатой фиолетовой ткани тюрбаном, вокруг которого шёл золотой кованый венок, называющийся эфиелем и напоминающий своей формой цветок. Золотая бляха - циц, на которой вырезано "святыня Яхве"...
  И не в красоте наряда дело, не в количестве золота и драгоценных камней, вовсе нет! Перед иудеями во дворе Храма на празднике Кущей предстал не Ирод, чужак, пусть с его благими мечтами о будущем страны и о том царственном одеянии, в которое он готов облечь эту страну. Пред ними во весь рост встало прошлое: победы Хашмонеев, что были своими по крови. Их величие, их блеск, и их собственное, иудеев, объяснимое преклонение перед ними. Они зароптали. Они впервые осмелились, видя Ионатана, вспомнить о том, что Ирод - узурпатор... Кто виноват в том, что случается по воле Господа? Кто из человеков, ужасаясь происходящему, не взывал к Всевышнему, прося о невозможном?
  Так пытался воззвать к нему Ирод. А Саломея, извиваясь перед ним ужом... Как никогда Мариамна, поскольку та теряла лицо только в мгновения страсти, забывая о том, что - иудейка, помня о том, что - женщина, и что же важнее перед Богом и людьми? Саломея на сей раз говорила правду. Могла бы и не стараться, он это понимал...
  И вот, увидев Ионатана на празднике Кущей, народ возроптал. И вспомнил о том, что Ирод - узурпатор. Саломея говорила о подкупленных тёщей, Александрой, возмутителях в толпе. О долгой, исполненной страха, даже ужаса, перед ним, Иродом, борьбе Александры за согласие Ионатана претендовать на престол. Что из этого было правдой? Ирод не желал разбираться. Фасаел, брат, стоял перед глазами, и перстом указывал на ту, что была его душой...
  Он тогда как раз вернулся из Масады. Весь в пыли и грязи, мечтая о минуте покоя с Мариамной наедине. Масада - это всего лишь скала, с плоской, слегка покатой от севера к югу вершиной. Сухой, прозрачный воздух на вершине, свирепое солнце. Невероятная картина Иудейской пустыни к западу, Мёртвого моря к востоку... Восемь прямоугольников, огражденных невысокими земляными валами - это военные лагеря, построенные по всем правилам римской науки. Он постигал её из первых рук... Его, Ирода, дворец, с жилыми комнатами, баней, двориком, с колоннами - на краю бездны. Всё это было лишь мечтой, которую он воплощал, как мог. Но давалась она трудно. Неважно! Он всё ещё помнил, как в Масаде выжили его родственники, осажденные в ней с момента его изгнания волей Антигона на Восток, до самого его возвращения. Страдавшие из-за недостатка воды, они были спасены только ливнем, наполнившим все ёмкости. Он, Ирод, устранил и этот недостаток. Теперь запасы воды в цистернах в глубине скалы почти неистощимы, и будут пополняться зимними дождями. Продовольствия на складах должно хватить на годы.
  Он был счастлив, зная, что сделал больше, чем мог.
  А тут - Ионатан, и весь ужас того, что предстояло теперь ещё сделать. И Фасаел, брат, по ночам, с его обвиняющим взором. Мариамну Ирод к себе не пустил, отговорился невыносимой усталостью...
  Он напоил Ионатана. В Иерихоне, куда царская семья отправилась после окончания праздника, в зимнем дворце Александры. Это так нетрудно сделать с молодыми, опьяняемыми самой жизнью. День был жарким, и он повёл мальчика дорогой мимо дворцовых бассейнов. Там, в ожидании, резвились другие молодые, которым он, Ирод, дал денег, и ещё больше - раздал обещаний. Они поверили, почему бы и нет... Это Ирод не верил сам себе, обещая...
  Они звали Ионатана, а Ирод обрадовался, кивнул разрешающе. Ионатан присоединился к купающимся. Ирод не стал ждать того, что будет дальше. Он царь, и это его страна. Есть сын Александр, и Мариамна тяжела, на сносях. Будут ещё дети, и поскольку это её дети, ей придется забыть брата. Фасаел наконец успокоится в могиле, и оставит Ирода в покое.
  Ионатана окунули в воду, и держали до тех пор, пока он не был утоплен. Первосвященник Ионатан оставался первосвященником лишь одну неделю, потом захлебнулся...
  
  [1] Клеопатра VII Филопатор (69 - 30 гг. до н.э.) - последняя царица эллинистического Египта из македонской династии Птолемеев (Лагидов). Клеопатра правила Египтом 22 года последовательно в соправительстве со своими братьями (они же по традиции формальные мужья) Птолемеем XIII и Птолемеем XIV, затем в фактическом браке с римским полководцем Марком Антонием. Являлась последним независимым правителем Египта до римского завоевания и нередко, хотя не совсем правильно, считается последним фараоном Древнего Египта. Широкую известность приобрела благодаря любовной связи с Юлием Цезарем и Марком Антонием. От Цезаря имела сына, от Антония двух сыновей и дочь.
  [2] Алабарх - первосвященник.
  [3] М"иль - верхняя риза, которая по всей своей длине была соткана одним куском.
  [4] Эпод - третья риза, надеваемая алабархом поверх м"иля, с виду похожая на греческий наплечник. На ониксах палеоеврейскими буквами были вырезаны имена сыновей Израиля, всего двенадцать.
  [5]Хошен - нагрудник, одеваемый поверх эпода. Хошен представлял собой четырехугольную сумку размером в одну квадратную зэрет, т.е. 20х20 см. В этой сумке находились загадочные урим (советы) и туммим (совершенства), с помощью которых алабарх гадал о будущем народа. На поверхности хошена помещались двенадцать драгоценных камней, каждый из которых был вделан в золотую оправу.
  [6] Мигба - головной убор священника, в форме усеченного конуса. Похож на венок, потому что был скручен из тканой льняной материи и состоял из частых стеганых и затем сшитых складок. Сверху к мигбе прикреплялась вуаль, которая обматывалась вокруг убора и спускались до уровня глаз, скрывая швы складок.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"