Чувствуешь твою кукожу раскалывают колокольные языки, ты натура, ландшафт, место, ты низменность, по тебе бьют языками звонари, чувствуешь, звучно как калеки капают на металл, чувствуешь, службу дрожат, чувствуешь, скукожены краешки, заломаны руки, лица загнуты на грудь, сбиты глаза как носки сапог. колокола устало откинулись на спины, колокола ходили по земле ходили, по лесам и полям, по городам и селам, устали и легли, покрылись морщинами колокола, и улеглись в траву, руины это теперь, разрушили их языки. колокол федор зарыт, колокол гриша зарыт, чувствуешь? отзвонили. откукожились. отнеслись ко всему всерьез и треснули. боооомм, боооомм, боооомм. об землю зазвучать больно, вынашивать языки больно, подай калике кусок кожи на рожу улыбнуться чтобы надо больше, дай больше, чтобы её покрасить и показывать, чтобы хорошо тянулась, оторви своей кожи калике перехожей. калике делающей массу дел. калике все успевающей, все умеющей, все понимающей, зарабатывающей неплохо, с переработками, конечно. зарабатывающей хорошо. хорошо хорошо, кормись в моём лице ласточка, мы оба без памяти, оба безумные брошены друг об друга голосить. бооооооомм. об меня личико твое ласточка бооооооомм, грудка твоя птичка плот плыть в бровь, в глаз, в новь, я лично собираю твои вещи с обрыва и несу по песку как можно дальше, сколько смогу, тогда мы станем перебежчики друг в друга, хочешь? по песку совсем без воды всухую от жажды станем мучениками, ласточка, хочешь перебраться ко мне в кисти, я бы издал твой свист, повторил слово в слово, давай? боооооомм! теперь чувствуй звон. колись кукожа колись.
Ровный воздух этой расы вдыхают глубокие лесные звери. смертные стирают стандартные слезы с лиц, с сумок, со своих стен, скотин, со своих лошадей как лошади думают стирая слезы со своих вещей, со своих бровей, щек, скул, плащей, брюк, с ношеных людьми людей стирают слезы рукавами, как у лошадей, свои домашние животные, скорей, сотри с моей поклажи, с моих вещей, щек скул бровей такие же стандартные беспомощные слезы, скорей, не медли, кто бы не посмел, что бы то ни было, сбей, снеси, утри скорей с моего лица лошадей большие слезы людей.
Думающий кожаный дым клубится на обводном в очереди тянется в кассы метро, костлявый крот в сырой земле один обжора роется, лежит и ворочается, порой его рвёт, он выпивает стакан воды и снова ложится, надо выспаться и завтра с новыми силами рыться ещё. чем ты дышишь, спрашивается? лыком, особью, животным, состоянием стен, поворотами грота, песком сквозь пальцы, позой молящегося, иди и смотри, я дышу с острого конца где ангелов пляс, где ангелов тряска и плиты подробного города ленинград трескаются, трещат под цыпочками плиты. пригнувшись семенишь, а бетон разбужен, чувствуешь, под тебя грубят, под ноги бьют языком как бы, куда ты? наспех? наугад? напрасно? не ходи туда. крот ли ты? дым ли? дыми дыми дым думай, крот, лучше закричи. сейчас выпью воды, подожди, и лягу заново.
Чувствуешь, этого воздуха раса пахнет, этого места небо вынуждено, небо вытравлено из молодого свинца, одинаково сваляно из старого мертвеца настраиваемся на все самое лучшее, ложечки с мёдом лижем - это наши личности, лучше не думай ни о чем и не спрашивай, в массе твоего тела такая давка, в массе моего тела пойди найди глеба, масло в каше. так что, идти или ну его? всё испортишь. тут тщательно помешали. худой мальчуган собирает пустые бутылки после пустого озера после лежащих людей после примятой травы отгоревшего солнца после красных спин лех ирин маш мучимых сваркой мужчин и женщин живущих вниз после улицы ольги форш у ветра возле скапливается его тело в целое в мыс в сумерках со своим именем своим взглядом на каждый порез света, чем ты дышишь, дрозд? ты такой же сквозной как и я щель вдоль вразрез видишь, ты свистишь, видишь, я выращен в воздухе этой расы, воспитанник этой планеты как и ты, трус, свисти летай дыши сквозь ноздри со мной врозь. замри. ровесник, никуда не денься, поборемся в одном весе, обнимемся как ночью, когда нет ни зги, как дважды трижды четырежды черноты, ты чти меня по-звериному почти чепуха почти человек дыра дрозд высвисти самого себя глеб точно так же. здесь бросается задом мне на перед по-женски мне нужно загнать тени в норы, нужно вон по тому коридору, нужно себя высвистать как животное и... так было бы удобно, знать команды. потом поищем по имени, потом походим пощупаем, кто тут давится, кто тут толпится вытолкай мне ты. Хан вызвонил почемучку и призвал в орду на серьёзный разговор.- Кайф не продашь на пустырях, почемучка, ты больной?- Я там играю, хан, я там родился, хан, я там-та-та-тата-рарам... милицию боюсь, и сижу в ямочке неглубокой под солнышком, получаю витамин а.- А ты гнида, почемучка, у тебя так жизни не будет, у тебя так никаких перспектив. песья конура да цепь. сбывай товар вовремя. иначе на хер мне такой дилер, иначе на хер все.- Всё будет хорошо, начальник, всё будет хорошо, хан. почему должно быть плохо? нипочему! ни потому что жарко, ни потому что тесно, ни потому что пыльно, ни потому что долго, ни потому что страшно, ни потому что папа, ни потому что мама, ни потому что я! ни потому что люди ни потому что птицы ни потому что звери ни потому что я! ни потому что ты! ни потому что я! ни потому что да! ни потому что нет! я тычу массе твоего тела хан, ты не худ. ты толстый, толстенный, ты туча! не стану толпиться, не стану давиться, по толпам толкать товар, толкать твое ты, искать его там и вытаскивать. спасайся сам, нужник. Хан не спешил, за ним была орда, дым, дурь, кони, много разных вещей, монет, штор, духовных материальных семейных ценностей, громкой военной музыки, радиохитов, и он сидел спокойно в своей столице, не ссал.- В мой жир лезь сын стань нипочему. я хан.- медля молвил он.- Тогда это не ко мне, начальник. кисками командуй, коммунистами, демократами командуй, онанистами, собаководами, советниками, срочниками, конечно, жирафами, фасовщицами командуй, кладовщиками, упаковщиками, окунем управляй, велосипедом, веником, всадниками орды, но не моим почему!- Хан говорит да. или хан говорит нет. хан говорит да. хан говорит нет.- Но это не ответ! это ведь не ответ!- Хан молчит.- Короче, для начала бери с собой умничку, лапу, красного молодца, любименького человечка, свет в конце тоннеля, вторую половинку и дуй в москову на стрелку со сталиным. опять с ним проблемы, опять по подъездам клей нюхают, курят, плюются, обжимаются за мусоропроводом, мат-перемат, школу прогуливают, безусые, потом пту, армия, склад, фуры, пандусы паллеты пивко телевизор футболец суп гороховый, где же здесь кайф. в итоге денег мне должен. твое дело разобраться с ними почемучка. будут борзеть, мочи всю общагу! моё последнее слово. Хан зажмурился и замолчал. почемучка тогда одел сапоги сафьяновые, одежды цветные кушаком шелковым повязал, шапку гречецкую на голову нарядил, взял лук тугой да стрелы каленые, палицу двадцати пудов да копьё долгомерное, собрал дружину хоробрую, сел на добраго коня и в путь-дорогу отправился. день ехали другой и третий. неделю ехали другую и третью. наконец впереди за синими лесами зелеными лугами на горе показался град москов. раскинула дружина белые шатры, стала совет держать, как сталина из города выманить. умничка предложила накраситься и перед стенами в мини-юбках гулять со всеми заигрывать, вторая половинка предложила родить от них по двойне и зажить душа в душу, лапа на лугу прыгала прыгала устала и не придумала ничего да сморил её сон, любименький человечек какал в кустах и знать ничего не хотел, свет в конце тоннеля потух, а красный молодец гонцом вызвался сталину стрелку забить, на встречу вызвать. так и порешили. вскочил красный молодец да на добраго коня, стегнул его плеточкой по крутым бокам и был таков. подъезжает к воротам, соскакивает на землю, стучит кулаком, открывает ему соска с остановки, спрашивает, кто таков и зачем пожаловал. я, отвечает, красный молодец, пришел от хана к сталину вопросы порешать, на разборку его вызвать, предъявы обсудить да долг забрать. соска ему и говорит: сталин зассыт, со мной будете все решать, во сыром бору завтра в два. и закрыла ворота. красный молодец назад поскакал. приезжает, докладывает, так мол и так, с соской с остановки будем речь держать и бригадой ейною. почемучка тут пригорюнился, повесил вниз буйную головушку, ох обманет она нас, говорит, ох обманет... яички мои возьмет вот так в ладошку помнет погладит, а потом как сожмет! тут-то и разговорам конец. нипочем нам с ней не сговориться.- Мы, девочки, всегда найдем общий язык,- сказала умничка,- про платьица, про помаду, наверняка найдем общие темы, про парней посплетничаем.- А я от неё рожу,- сказала вторая половинка.- А я её на руках носить буду!- сказал любименький человечек.- А я а я а я,- сказала лапа. свет в конце тоннеля едва светил. и тут красный молодец молвил.- Я ей сам все обосную, я из неё драни надеру, она у меня попляшет! Приободрился почемучка, повеселел, приосанился, полез красного молодца обнимать.- спасибо, братец, спасибо, родной! век тебя помнить буду! День прошел и ночь. собрала дружинушка шатры белые, одела кольчуги булатные, села на добрых коней да во сырой бор к двум часам направилась. подъезжает и видит: вся группировка сталинистская там стоит, камню упасть негде, а впереди всех на броневичке с пулеметом соска с остановки сидит, курит одну за одной и вниз сплевывает. кепка у неё и куртка кожаные, сабля вострая и наган на ремне, на ногах сапожки яловые и колготки в сеточку. курит красными губами, затягивается полную грудь, глаз с них не сводит, ресницы шикарные не шелохнутся. рядом правильный пацанчик стоит, зубной врач, заткнись и берия. по кустам лучники сидят, засранцы и шкуры продажные караулят. гражданин начальничек с папкой спит на пеньке, пипка-командир на сосне сидит по сторонам смотрит. трудящиеся с параличами трубопровод кладут, надрываются, благоустраивают район под новые жилые дома, школы, детсады, поликлиники, магазины, пищевое производство, желтым желто от строителей, оранжевые каски на солнце блестят, в руках ведра, гвозди, молотки, кирпичи да плиты бетонные. вот тут будет булошная, тут забор, здесь зима, здесь сортир, тут море синее, светофор, столовая, здесь лето, пляж, завод, горы, загс, заживем. стало ясно, что кровопролитие неизбежно и битве быть. гражданин начальничек исподлобья рассматривал чертежи, правильный пацанчик мерил кроссовки, зубной врач ждал больных, берия щипнул заткнись и тот заорал: Руки вверх! почемучка поднял, умничка подняла, лапа подняло, любименький человечек поднял, вторая половинка под рогожкой лежит у седла не шевелится, красный же молодец слез с добра коня, достал меч муржамецкий, направо махнул - трудящихся положил, налево махнул - параличей поразбил, ещё махнул - все мы хорошие люди порушил, все мы люди добил... замуравили во сыром бору наши косточки, чувствуешь? свои косточки в земле? тогда слезла соска с остановки с броневика, поправила колготки, да как засвищет за сталина! как закричит резинка есть?! что лесушки все попригнулисе, что цветочки все пообсыпались, а что оставалось от людей, всё мертвы лежат.- Мой яйца, почемучка! буду тебя трогать и глядеть в твои очи, буду тобой двигать, буду твой источник, буду тобой спрашивать, буду тобой отвечать, не сопротивляйся, сними трусы, усни в моих руках. Это было сильнее его, на глаза навернулись слезы, и почемучка начал раздеваться.- Не делай этого, малыш! - закричала из-под рогожки половинка.- не позволяй ей, почемучка! - Но я почему-то хочу. почему хочу чтобы мне сжали яйца, чтобы меня отшлепали, отругали, в угол поставили! сказано - сделано! хан сам меня так приучил, так воспитывал! ай-ай-ай, говорил, ай-ай-ай! снимал трусы и шлепал шлепал шлепал... кайф. попе больно, а мне хорошо. попе больно, а мне хорошо! - У тебя организма ров, у тебя организма рай, так живи, так полдничай, толкайся, плещись плес нипочему. рожай!- вдруг вырвалось из второй половинки. - Как идешь так иди. хочешь меня - бери сейчас, на броне на пулемете с патронами пихай меня мальчик, под кожу пустись под мышцы лезь, толкай толкай толкай, ты это знаешь, я буду кричать, двоиться, давить, ты начнешься и кончишься снизу вверх, ты стоишь, но ты треснешь накренишься и рухнешь, так иди, толкай меня оттуда. - Соска сними с себя все. отстанем вместе от земли на броне на патронах на тазобедренных костях, на все твое оружие ляжем вдвоем и отстонем отвоюем отобьемся от смертельного врага, будем брыкаться сосать друг друга как воду, как ручей жеребцы в жару жадят, сухие что ли сучья, ан нет, аж жутко что в тебе кости есть, что наткнуться страшно в тебе на кости, порадуй меня лицом снаружи я разделся я готов ужаться там в начале твоих ног уметь, пытаться замолчать. Заткнись толкнул голого почемучку к броневику и собрал его одежду. соска стояла на четвереньках локтями на пулеметной башне, выгнув вниз донельзя спину, задом за борт, вся струясь по рубленому корпусу машины, вся наружу. почемучка медленно подошел и, опершись на траки, стал карабкаться по стали наверх. лапа рвала ромашку на части и тихонько меняла пол, мужской на женский, женский на мужской, быстро украдкой лапа меняла свой пол и улыбалась. вдали любименький человечек выл, взрослел, стирал трусы носки и каркал, старел, забивал в стену гвоздь и гиб. правильный пацанчик тискал умничку в подъезде, допивал пиво и задирал ей юбку. берия смотрел на них и мелко подрагивал, берия рылся в карманах и весь дрожал за углом, поэтому зубной врач накинул на него свой халат, приобнял и встал рядом. вторая половинка под рогожкой понарошку рожала. а красный молодец пошел в кусты, одел на себя шкуру продажную, выпил водки с лучниками, гражданину начальнику подмигнул и, между прочим, так ему говорит, - Ты наверно сталина хорошо знаешь, давно на него работаешь, чертишь ему, чудишь, чуждаешься с ним, смеешься, сапогами щелкаешь? ты наверно и усы его сосал? и на стульях с ним сидел, и на скамейке, в песок с ним играл, и в людей? скажи мне честно, когда он умрет.- Так ведь он мертв давно. его сердце рухнуло, его намазали клеем, накрасили, разговаривали с ним, в креслице его посадили, кормили супом грибным. ам, говорили, за папу, ам, говорили, за маму, ам, как вкусно, ам, какой послушный мальчик. ручки-ножки его складывали и раскладывали, раз-два-три-четыре зарядку зверя делали, головушкой его качали, мол, да, да, все верно, раз-два, раз-два, щупали его толкали да только ты так и не вытолкали. он плохо запах,- гражданин начальник поправил заусенцы на пальцах и посмотрел на небо, увидел свет в конце тоннеля, вздохнул и произнес,- а этого вы зачем притащили? здесь он только тушуется, здесь он лишь ломоть, снетки вяленые.- Мы смертники, мы смертны. нам не выжить, мы все умрем. ооооо, как плохо. как скучно. как бедно. так вот нам он на потом.- Понятно... это разумно, нам бы он тоже пригодился. скрыть проблемные места и загорать, и дальше довольно жмуриться. свет в конце тоннеля болтался бы у нас на бедрах, а мы ходили босиком, болтался бы у нас на боли, а мы складывали свою темную кожу на камни и конечно органы, конечно орган в крови, мы довольны воздухом, да, мы любим жить. свет в конце тоннеля висел бы на заднике этого представления, в конце концов на тупике - весь этот срам прикрывал. и родились бы наши дети и подарили бы нам цветы... кайф. я хочу увеличить население модели нипочему проекта "цветы жизни" в рамках программы "тварь земная", для чего мне и нужны все вы, для чего вы и здесь. ни один из вас не случаен. вы избранные. смотри, небо сужается и свистит, смотри мне на небо, накажу. слушай мне слова, накажу. сочувствуй мне, нужны такие же, теплокровные бы тащили и дальше мое это качество жить и умереть. такие же. у тебя на карачках значит - суша после смерти, мы значит - вода, смотри, мы - водопад, да? мы мокрые бы проводили электричество, смотрели бы и слушали мне, и тебе, всем нам. такие же как я, как ты, как все мы. сочувствовали бы, вот как ты, да?- Угомонись. пропади пропадом, комок. я слышал, вы из воды и глины. вас слепили, комки. мягкая грязь вон.- красный молодец взял начальника в горсти, смял в колобок и, бросив перед собой в песок, приказал,- приведи меня к самому главному! Почемучка портил зрение стараясь попасть в соску, заглядывал под нее и трогал траки, жался к ней и ковырял мотор.- Это все военная техника, для военных, а я не военный,- причитал он,- ты, соска, бронетехника для боев, а я не механик, не наводчик, не стрелок, не командир. дайте очки! сейчас же дайте очки! я ничего не вижу, ничего не чувствую! столько брони, столько оружия! столько силы применяется, столько времени тратится, столько аргументов, ультиматумов, капитуляций объявлено! мне страшно! я не смогу!- Берия достал свои большие и толстые очки, одел и бодро заскочил на броневик.- Я помогу... я помогу...- взахлеб бормотал он, близоруко нащупывая соединения,- тут ничего сложного, тут просто одно присоединяешь к другому и вот так вот водишь потихоньку, ага, постепенно так, ага, не спеша, главное аккуратно, хм-хм, вот-вот, хаха, да, отлично! все работает! все в порядке! машина на ходу!- восклицал он, копаясь в проводах и клеймах, в паху и половых губах, облизывая коричневые соски и туже затягивая винты, прикручивая и втирая органы в пустоты,- ещё послужит! повоюет, ага!- берия вылез из-под них весь в смазке и стонах, с подранными руками, засосом на шее, испачканный в признаниях, страсти и пыле влюбленных, не смотря ни на что нашедших друг друга. счастливый, с обнаженными от радости зубами, он вылез из-под броневика как заново рожденный и закричал.- заткнись закрась их хорошенько в тон, шпаклевочкой пройдись где надо. смотри как ладно получилось заткнись! как родные встали. та же плоть и кровь. конструкцию укрепили, кое-какие новшества, и вот - загляденье да и только!- берия радостно сорвал пучок заткнись и вытерся. огляделся вокруг, правильный пацанчик списывал с умнички контрольную и хотел поступать в пту на автослесаря, а умничка уже хотела дождаться его из армии и никуда-никуда не ходить с подругами. зубной врач отщипнул часть второй половинки, смешал с рогожкой, подогнал по форме и вернул ей в качестве первой. вероятно, была весна, и вокруг лезли друг на друга щепки, щебетали почти птицы, прочные почки перли вперед врагами, равнясь смирно вольно мир построился ввысь. Мы тут на параде долговязые связаны присягой, хотим делать четкие шаги,- спьяну шептал лучник и шел, спотыкался, падал, вставал и снова шел кругами. Берия задрал голову к верхушкам деревьев и подумал, что осенью пожелтеют и будут падать с неба командиры, а с ними сложноподчиненные дожди, долгие дуги из ветра из неба в лицо в меня, и будут стоять голыми деревья, и я прикажу их расстрелять. он увидел свет в конце тоннеля и спросил,- Ты чего здесь торчишь? без дела. скоро ночь, а я темноты боюсь, а я спать боюсь, я смерти боюсь, я боюсь что меня больше не будет, моих ляшечек пальчиков коленочек глазок и ушек не будет. ни покушать ни попить ни пописать не будет, ни расстрелять никого, ни осудить на 20 лет лагерей никого, на часы не посмотреть, ни сесть ни встать, ни курочку пожарить, ничего не потрогать даже. а сейчас свети поярче, я овечек посчитаю, я в магазин схожу, собаку выгуляю, ребенка из детсада заберу, квартплату в кассу заплачу, полы протру, парник поставлю, траву подстригу, с семьей поеду на дачу жарить шашлыки, отдыхать и веселиться в пятницу после работы! короче, как мужчины посажу дерево, построю дом, выращу сына. короче, как мужчины делают буду делать, буду берия мужчина. разбуди меня пораньше свет. не забудь, обязательно разбуди, понял? я хочу все повторить. я буду есть и пить, я высплюсь с новыми силами повторять повторять повторять, точно точно точно так же, день за днем, год за годом так же. времени нет, а я есть. я хочу. гор нет, а я есть. я хочу. рек нет, я есть. хочу чужую жену. хочу чудо с хлебами. спокойной ночи. бог выглядел воды неравенство, бог лилось, бог текло, не ровно воды бог был течь, бог пробоина сквозь человека брешь не кончается, брешь завывает брешь свистит брешь проязычилась. человек количество спит и хлопок и лен лежат, я чувствую час это шерсть, звери выражают время, звери растут и выделяют время. звери лохматы, звери люты, звери сыты, звери временны. из туловища в воздухе темно, мои разные руки равнина вниз, мои разные ноги равнина вниз моя темная чаща человек лютые звери растут разнятся, звери идут, звери проходят звери часы. я место, в котором тесно, ты толкается в толпе, в моем месте стало темно. чтоб ему пусто было - пожелание смерти. я чувствую женский голос родится раз только гордый. родись еще. родись снова. хочу туловище, хочу член, хочу ноги, хочу чужую жену, хочу чудо с хлебами. я чувствую чаще чаще звери идут, звери частят, звери растут, звери жуют друг друга, звери текут, звери не ровно ложатся, отвесно падают в гладкий глубокий горизонт, я был осуществлен сильным броском с обрыва, бог давил собой? ты чувствуешь? бог было быком. да нас выдавили. древнее давление извне наружу нужен человек глеб в буре брода нет падай глубже в глушь дыши дыши дольше зверь дальше иди до дна нет ни души. нет души. послеродовая тоска обносков воды. берия ты спишь, я толкаю тебя, спишь? ты умер, ты не проснешься. свет в конце тоннеля ты встретил вытолканный из толпы. фу, мертвец. фу, пусто. немедленно приведите сюда червей! уходим. черви молча жуют. как умнички. как малыши. ладно ладно, черви, вы борцы, черви атлеты, черви купцы. я глажу червей и щекочу их под мышками. черви улыбаются, они радуются каждой мелочи, которыми так полна наша жизнь. ну хорошо, уходим уходим. куда ты?! куда деваются молодцы, куда они кидаются и катятся красные кувырком. кыш отсюда. на корточках. от колобка оставался кал, корки, кости, улицы, мосты, площади, плацы, администрации, дворцы, двойни, тройни, сиамские близнецы, отделы полиции, люки, ларцы, сцены охоты и сцены борьбы в жире внутри венеры без головы больницы, морги, склады, скверы, столовые, суды, гу-гу, он уже говорит, гу-гу, гу-гу, смотри! со-с-ку, с-ка-ль-пы, се-р-пы. ты слышишь?! это чудо! сальный след колобка внушал отвращение на уровне лодыжек на уровне плеч по рот в рот рвались рты по горло говорили глотали краденые кадыки это твои сломанные зубы я лучше тщательнее жую мне нужен твой кальций, твое смотри, твои лучистые глазки в одну линию с твоими запястьями пальцами на моей груди, было трудно дышать. ну дави! можно было только дышать. отталкивайся и дави, отталкивайся и дави! тяжкое скольжение внешностью внутри вязкой выдры лыжня на раз-два взяли приземляешься в венеру без головы в позе человека взрослеешь ты внутренности ты всегда внутри где-то ты воешь язычишься лижешь сосешь кусаешься тварей по паре тебя полное брюхо тебя трясет ты тянешь, сеешь и жнешь, жалуешься, рожаешь в проходы из проходов дальше вдоль изделия из пвх металла бронзы камня изделие из плоти крови рыдает дальше клянется вдаль водой воде. рыдаешь и смеешься из кожаных проходов в проходы из дерева стекла бетона еда в еде, носи носи, дольше стерпи меня в себе, выноси, прости, или не прости. как проще. можно только дышать, я тебе по горло по уши, кышь отсюда. кышь. на корточках. начинались схватки? колобок обернулся и крикнул.- Тебе так трудно идти за мной молодец! ты тяжелое бремя, толкаешься, тянешь, сначала родись! слышал когда-нибудь: родился раз, родись еще. сам тужься твоим ты. Красный молодец устало лег на обочину и запрокинул лицо. похоже, он выносил весь срок и просто смотрел на небо, ты выйдет само, да, пускай отойдут воды, пускай появится мой малыш, мой песок, моя суша. Постепенно красный молодец весь просыпался вокруг, вроде отдаленного места на планете, где когда-то давно прекратилась жизнь. снаружи. теперь идти? нет, теперь все без толку.