Фрейдзон Овсей Леонидович : другие произведения.

Теперь с тобою вместе я(с)...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.71*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Увлекательный остросюжетный роман, состоящий из трёх частей, познакомит вас с современной жизнью Израиля, где главными героями являются молодые люди приехавшие в страну из бывшего Советского союза...
   Теперь с тобою вместе я(с) ЧАСТЬ 1
  
  
   Глава 1
  
  
   Туман начал рассеиваться в голове у Веры только тогда, когда она очутилась в салоне самолёта на своём пассажирском месте, находящемся возле окна. Боль тупыми молоточками била в виски, во рту было сухо, в глаза словно песка насыпали.
   Вера судорожными движениями распустила на всю длину молнию, лежащей на коленях, видавшей виды, вместительной дамской сумочки и попыталась отыскать в ней таблетки от головной боли. Под руки и на глаза попадало всё что хочешь, но только не анальгин. Она нервно перебирала содержимое, переполненной всякой ерундой, ёмкости и приходила к неутешительному выводу, что нужных ей сейчас, как воздух, таблеток в ней просто-напросто нет.
  
   По проходу самолёта плотной вереницей двигались другие пассажиры, постепенно занимая все свободные места. Вот и возле ряда, где сидела Вера, остановились среднего возраста мужчина с женщиной и две девочки, примерно шестнадцати и десяти лет. После недолгих переговоров между собой, крепкого сложения мужчина втиснулся рядом с Верой. Крайнее кресло заняла его, по всей видимости, жена, а дети устроились на двух свободных сиденьях в соседнем ряду.
   От соседа ужасно пахло похмельным перегаром. Веру передёрнуло от жуткого запаха, но она узнала в нём, к своей радости, недавнего пьяного гитариста, исполнявшего со слезами на глазах, скорей всего, песни собственного сочинения, вызывая у многочисленных слушателей, собравшихся вокруг него, бурю эмоций, выплёскиваемых порой в рыданиях вместо оваций.
   Вера тоже находилась среди этих слушателей и тоже плакала в голос. И как тут было не плакать, когда душу разрывали пронзительные слова песен, близкие по содержанию всем отъезжающим на постоянное жительство в другую страну и ожидающим рейс Минск - Тель-Авив.
   Мужчина поинтересовался у жены, где устроили его гитару, и до Веры вдруг дошло, что бард был незрячим.
  
   В салоне самолёта, по мере того, как он заполнялся пассажирами, становилось жарко, и тяжёлый запах пота поплыл в воздухе, что вызывало у Веры дополнительные страдания из-за нарастающей с каждой секундой дикой мигрени.
   Преодолев свою природную стеснительность, Вера обратилась к женщине, сидевшей от неё через сиденье:
   - Прошу прощения, у Вас случайно не найдётся анальгина?
   - Ох, девочка моя, у самой башка раскалывается, таблетки у меня есть, но чем мы их с тобой запьём?
   - Вы знаете, я уже готова их жевать, потому что ещё пару минуточек, и я просто сойду с ума от ломоты в висках.
  
   Послушав их разговор, вмешался мужчина:
   - У меня есть жвачки, с ними ваши таблеточки легче проскочат, а скоро взлетим и, надеюсь, стюардессы не дадут нам умереть от жажды, пожалеют бедных несчастных евреев.
   Жена шутливо хлопнула его по руке:
   - Ну давай свои резинки, авось помогут, а то мы с девочкой сейчас умом тронемся от невыносимой головной боли и от вони в самолёте. Кстати, Олежка, положи и ты себе на зубы эту мятную штучку. Правда, не обижайся, из твоего рта несёт, как от мусорного ведра.
  
   Вера раскусила и проглотила сразу две таблетки тройчатки и, прикрыв глаза, откинулась головой на спинку сиденья. К этому времени все пассажиры рассредоточились по своим местам, пристегнули ремни и стали в нетерпеливом ожидании общаться между собой. По салону самолёта поплыл гул голосов, среди которых Вера расслышала говор на незнакомом языке. Это был не английский, вероятней всего, иврит.
   Где-то через три ряда сзади две женщины, не обращая внимания на других пассажиров, громко переговаривались, несмотря на то, что находились в непосредственной близости друг от друга. Они что-то выкрикивали и после этого гортанно смеялись, подавляя своим необузданным смехом все остальные голоса в салоне самолёта.
  
   Жена барда на это с раздражением громко заметила:
   - Дикарки какие-то, нет у них понятия, через что недавно прошли люди, сидящие вокруг.
   Мужчина засмеялся:
   - Можно подумать, они тебя понимают или обратят особое внимание на недовольство окружающих.
   И вдруг они услышали, как одна из этих шумных женщин что-то ответила обратившейся к ней старушке на вполне сносном русском языке, на что старшая из дочек, сидевшей рядом с Верой пары, мечтательно заметила:
   - Слышишь, Алка, через полгода я тоже буду разговаривать с таким красивым акцентом.
  
   Вдруг взревели моторы самолёта, стюардесса на английском языке что-то быстро объявляла, другие девочки в бело-голубой форме побежали по рядам, показывая пассажирам, что надо всем пристегнуться и вернуть в сидячее положение кресла.
   Мужчина, сидевший рядом с Верой, улыбаясь, спросил жену:
   - Люд, а девочки-израильтяночки ничего, спинным мозгом чую, хорошенькие...
   - Нет, Олежка, на этот раз твой спиной мозг подводит, девочки так себе, наши белорусские стюардессы намного лучше будут - повыше, статней и на мордочку красивей.
  
   Тем временем самолёт разогнался и взмыл в воздух. Превозмогая давление на уши и утихающую головную боль, Вера сидела с закрытыми глазами и вспоминала недавнее прошлое.
   Год назад она успешно окончила среднюю школу, но поступать в вуз не стала. В стране царил такой хаос, что в пору было не в институт поступать, а на край света бежать, что она в принципе сейчас и делала.
   Ещё с середины девяностого года, как только начался бурный отъезд евреев в Израиль, Америку и Германию, её папа начал увещевать маму, что и им пора двигать на юг из этого бардака.
   Мама не то что была сильно против, но она не могла себе позволить двинуться с места, имея на своих руках больную свекровь. У бабушки Веры было старческое слабоумие в тяжёлой форме, она и поныне являлась тормозом для их отъезда.
  
   Семья её старшей сестры Любы уже полтора года назад уехала в Израиль, а они всё сидели на месте, постепенно начиная жутко бедствовать. Папа был хорошим инженером на заводе, который успешно к этому времени почти закрылся, а мама раньше работала воспитателем в детском саду и получала низкую зарплату, нехватка средств особенно ощущалось в нынешним бедламе, наступившем в бывшем Советском Союзе.
   Вера год после окончания школы проработала продавцом в продовольственном магазине, летом ей исполнилось восемнадцать лет, и она с позволения родителей подала документы на выезд на постоянное место жительства в Израиле, имея при этом чудесную еврейскую фамилию Петрова.
   Смешно сказать, её папа был по всем статьям русский человек, но почему-то именно он больше всех из их семьи рвался в Израиль, не желая слушать про какую-то Америку, а тем более Германию.
   Отношение самой Веры к переезду в Израиль было неоднозначным. Конечно, романтика делала своё дело, её тянуло в новую страну, в новый климат, да что там перечислять, - во всё новое. И всё же ей тяжело было срываться с насиженного места, не чувствуя особой душевной связи с еврейским народом. Не хотелось оставлять хороших подруг и служившего в армии парня, с которым, кто его знает, возможно, могла бы зародиться и большая любовь. Вспомнила Петьку и мысленно улыбнулась - сердечная привязанность друг к другу у них точно была. Хотя папа даже слушать не хотел про этого парня, суля любимой доченьке бравого офицера из рядов армии Израиля.
  
   Несмотря на то, что во рту у Веры было невыносимо горько от незапитых таблеток, головная боль постепенно проходила, и Вера погрузилась в приятную дремоту, из которой её вывел голос и лёгонькое прикосновение женщины, накануне давшей ей таблетки:
   - Девочка, носят питьё, тебе что взять? Кока-колу, фанту или вино?
   Вера тряхнула головой, отгоняя остатки дремоты:
   - Если можно, фанту и сразу два стакана.
   - Думаю, можно, я сама, кажется, готова влить в себя бочку этого шипучего питья...
  
   В разговор вмешался сидевший рядом с девушкой мужчина:
   - Людочка, а водки не дают, я бы с удовольствием похмелился, башка трещит, а во рту словно кошки набедокурили.
   К радости мужчины, на колясках у стюардесс оказались маленькие рюмочки с виски. Сосед Веры лихо заглотил сразу две порции, запив их стаканчиком колы, и удовлетворённо выдохнул:
   - Вот это уже кое-что, начинается жизнь цивилизованного западного человека...
   На что жена ему заметила:
   - Ну, если в этом и состоит вся цивилизованная западная жизнь, так ты и в Беларуси имел не худшую. Отсутствием спиртного точно не страдал. - И они оба рассмеялись.
  
   Самолёт вылетел из Минска приблизительно в семь вечера, а около девяти по салону поплыл запах еды, начали разносить ужин.
   На Вере была надета тёплая кожаная куртка, а под ней два свитерка - всё боялись, что в её бауле будет перевес, и поэтому под джинсами у неё были надеты ещё штаны от финского спортивного костюма.
   Примерно такая же картина была у всех пассажиров, находящихся сейчас в самолёте. Многие зашевелились, срывая с себя тёплые одежды. С неудобствами, потревожив рядом сидевшего мужчину, это позволила себе сделать и Вера, на что доброжелательная жена соседа заметила:
   - Девочка, а я думала, что ты толстушка, а у тебя вон, кроме симпатичной мордашки, какая ладненькая фигурка, мужики в том Израиле за тебя в кровь передерутся.
   Вера смущённо опустила глаза.
   - Доченька, а к кому ты едешь, неужто тебя одну родители отпустили в чужую страну, я бы своих детей одних отправить не рискнула.
   - У меня в Ашдоде сестра родная живёт с мужем и пятилетним сыном.
   - А-а-а, тогда другое дело, хотя всё равно опасно, ты такая красивая, а мужичьё во всех странах сволочное, на красоту падкое.
   Девонька, а чего ты так слёзки проливала, когда мой Олежка в аэропорту свои страдальческие песни пел?
   - Не знаю, просто так стало тоскливо бросать всё привычное в жизни и уезжать в неизвестность, а эти песни отражали всю душевную боль, накопившуюся перед отъездом.
  
   В разговор встрял порозовевший после виски мужчина:
   - Ну видишь, не только ты одна плачешь от моих песен, даже молоденькие девушки находят в них созвучность себе.
   И тут Вера, почувствовав дружеское тепло к приятной семейной паре, осмелела и обратилась к мужчине:
   - Скажите, пожалуйста, а Вы могли бы продиктовать мне слова ваших песен, которые пели в аэропорту?
   - С превеликой радостью. Жаль, что у меня нет поблизости здесь кассеты с моими песнями, я бы тебе её с удовольствием подарил. Но слова после ужина могу надиктовать, смотришь, и время быстрей пройдёт до посадки нашего самолёта.
  
   После того, как они отужинали курицей с рисом и каким-то салатом, запили это дело остывшим кофе и посетили по очереди туалет, Вера достала свою новую записную книжку и приготовилась записывать тексты песен, которые так разбередили ей душу.
   - Простите, я уже приготовилась записывать, если Вы не передумали...
   Мужчина повернулся в её сторону и почти зряче поглядел, будто всматриваясь в лицо собеседницы:
   - Девушка, как тебя зовут, а то моя жена всё обращается к тебе 'девонька', 'девочка'...
   - Меня зовут Вера Петрова...
   - О, очень даже еврейские имя и фамилия.
   - У меня мама еврейка...
   - Верочка, ты чего передо мной оправдываешься, я же пошутил, а выйдешь замуж и станешь, как моя жена, какой-нибудь Фрейдман, а то ещё и местную израильскую фамилию какую-нибудь приобретёшь, - и он от души засмеялся, откинув на спинку сиденья свою с высокими залысинами голову. - Ладно, приступим, начнём, пожалуй, с этой...
  
   Еврейские проводы
  
   Пароход с названием "Разлука"
   Отплывает в дальние края.
   Разделяют близких друг от друга
   Годы, судьбы, земли и моря.
   Расставаясь, вместе соберёмся,
   Кое-кто уже в последний раз.
   Пьём, поём, галдим, грустим, смеёмся -
   Бог простит за это грешных нас.
   Пр.
   Проводы, проводы,
   Еврейские проводы
   По всей необъятной Руси.
   Брошены под ноги
   Судьбы и головы -
   Изгнанники снова в пути.
  
   Наплывают волны слёз горючих.
   Невозможно этот шторм унять.
   Вам желают жизни много лучшей
   На прощанье брат, сестра и мать.
   Расставаясь, вместе соберёмся,
   Кое-кто уже в последний раз.
   Пьём, поём, галдим, грустим, смеёмся -
   Бог простит за это грешных нас.
   Пр.
   Проводы, проводы,
   Еврейские проводы
   По всей необъятной Руси.
   Брошены под ноги
   Судьбы и головы -
   Изгнанники снова в пути.
  
  
   Глава 2
  
  
   Вера перелистнула страничку блокнота, приготовившись записывать текст следующей песни, но в этот момент жена барда задала ей неожиданный вопрос:
   - Скажи, Вера, а чем ты собираешься заниматься в Израиле, у тебя есть какая-нибудь подходящая профессия?
   - Нет, какая там профессия, не считать же за неё год после школы, отработанный продавцом в гастрономе.
   Мне бы хотелось пойти в израильскую армию, интересно всё же, но мне уже исполнилось восемнадцать, а надо выучить язык и определяться в жизни. Наверное, пойду на подготовительный курс, а затем поступлю в колледж, а если получится, то прямо в университет. Сестра моя узнавала, это вполне реально, и для вновь прибывших есть льготы.
   - Ну, дай бог тебе удачи. Вон, у нас у самих Ленке шестнадцать лет, девятый класс окончила, что с ней будем делать дальше, ума не можем приложить. Ты, по всей видимости, училась хорошо, а наша Леночка звёзд с неба не хватает.
   Встрял муж:
   - Людочка, не горюй, выйдет удачно замуж, это иногда похлеще института улучшает жизненные условия, придёт на всё готовенькое - шикарная вилла, крутая тачка, прикиды, круизы...
   - Какой ты, Олег... - женщина не могла подобрать подходящее слово.
   Сам мужчина и ответил:
   - Ты хочешь сказать - меркантильный и циник?
   - Я таким словам не обучена, но на деньги всю жизнь не мерю.
   И уже к Вере:
   - А ты как думаешь, девонька, кто из нас прав?
   - Не знаю, мой папа, а особенно мама, тоже высказываются примерно так, как Ваш муж, а мне хочется верить в настоящую любовь, где материальные блага будут только украшать любовные отношения, а достигаться двумя сторонами.
   Мужчина шуточно зааплодировал:
   - Браво, Веруня, браво, дай тебе бог того, о чём ты сейчас так умненько высказалась.
  
   Вера набралась смелости и в свою очередь решилась задать свои вопросы симпатичной паре новых знакомых, отнёсшихся к ней столь доброжелательно:
   - А вы едете в Израиль на готовое место, есть у кого остановиться и определённые планы на будущее?
   Женщина вздохнула, а мужчина, посерьёзнев, чуть помедлив, ответил:
   - Нет у нас, Верочка, ничего - ни планов, ни перспектив, как и надёжной поддержки нет, но надеемся на моих близких родственников, хотя бы на первое время, но , если судить по их письмам, то можно окончательно запутаться. Представляешь, написали в письме, чтобы мы обязательно взяли с собой клизму, грелку, банки, кухонный комбайн и музыкальный центр!
   Мы решили с Людочкой, что мы в Израиле будем страдать от запоров и друг другу ставить клизмы под группу 'Любэ' - 'Атас, эй, веселей, рабочий класс!'.
   От шутки мужчины никто не засмеялся.
   - Ах, давай не будем заранее оплакивать судьбу, моя юная почитательница авторской песни, давай я лучше тебе начитаю по памяти ещё один текст, актуальный для нашего положения беженцев от хорошего к лучшему.
   - О, я с превеликой радостью, в первом же своём письме эти стихи пошлю маме с папой.
   - Ну ты хочешь сделать из меня мировую знаменитость, благодарю, - мужчина засмеялся, но в его голосе слышалась неприкрытая грусть. - Пиши, девочка:
  
   Пройдя таможенный досмотр...
  
   Пройдя таможенный досмотр,
   И здесь не свой, и там чужой.
   Оставил как-то, да не что-то,
   Но я не смог вас взять с собой.
  
   Перегородка разорвала
   Объятий наших тесный круг.
   Прощайте, милые, родные,
   Прощай и ты, мой верный друг.
  
   Прощайте, люди, не корите.
   Поспорить я решил с судьбой.
   Прошу почаще вести шлите.
   А дальше будет бог судьёй.
  
   Дописав последнее слово текста песни, которая в зале ожидания в аэропорту буквально разорвала душу ей и провожающим её родителям, она несмело спросила:
   - В Ваших песнях столько боли от расставания с Родиной, что невольно напрашивается вопрос - неужели вы так плохо жили в Беларуси, что вынуждены покинуть столь милые сердцу места и дорогих людей?
   Рядом сидящий с ней мужчина, которому в принципе и адресовался этот вопрос, прежде чем ответить, взял в руки ладонь жены и нежно поцеловал, а затем уже повернулся к Вере:
   - Это самый сложный вопрос, какой только можно было нам задать. Ещё четыре года назад мы бы легко, не задумываясь, однозначно ответили 'да', потому что жили в очень тесных жилищных условиях. Представляешь, впятером в однокомнатной квартире с тремя подрастающими детьми. Ты правильно недоумеваешь, видя рядом с нами только двух девочек. Третья, самая старшая, вышла два года назад замуж, родила нам любимую внучку и в последний момент передумала ехать вместе с нами в Израиль, о чём она скоро, вероятно, пожалеет, и от чего нам теперь придётся, по всей видимости, страдать всю жизнь.
   Но суть твоего вопроса заключалась не совсем в этом. Так вот, у нас уже была отличная обустроенная квартира и в ней было всё, что требуется, и даже больше того. Мы работали и получали нормальную зарплату, да плюс мне платили пенсию. В суматошной этой жизни не растерялись, приспособились и, совершая лёгкий шахер-махер, имели немалые побочные доходы.
   Я недавно стал лауреатом бардовской песни, и меня иногда стали приглашать выступать в заводских клубах, на туристических слётах и на более крупных сценах, не считая того, что часто ещё пел под водочку в кругу друзей и знакомых.
   Ай, что я сейчас буду тебе перечислять всё хорошее, что нас окружало, а вот сорвались с места, а почему, и сам толком тебе не отвечу. Может быть, романтика и то, что я с детства хотел уехать на свою историческую Родину. Может быть, это тоска по моим близким, раньше покинувшим нашу страну. А может быть (по крайней мере, мы так успокаиваем свои сердца), наш отъезд связан с тем, что в стране исхода мы не видим перспектив для будущего дочерей, а также для своей достойной старости.
   Что из этого возобладает, покажет будущее, а пока я тебе лучше надиктую ещё один текст песни:
  
   Я вернусь...
  
   Я хочу возвратиться обратно, ещё не уехав,
   На колени на землю упасть и в слезах целовать,
   По которой ходил я пешком и в транспорте ездил... -
   Почему уезжаю, и сам я не в силах понять, -
   От людей, с кем сроднился я сложной, но общей судьбою,
   С кем язык материнский с рожденья с любовью впитал... -
   Вы, друзья, не судите, себе сам я буду судьёю,
   Пожелайте мне счастья, его вам всегда я желал.
  
   Не предам я забвенью совместно прожитые годы,
   Не последней пусть будет прощальная песня моя,
   Нынче проводы наши, а ждут встреч счастливые слёзы,
   А пока от грядущей разлуки на сердце тоска.
   Я вернусь, вы попарите в баньке берёзой хмельною,
   Я спою-расскажу, что ещё не успел, не сказал... -
   Вы, друзья, не судите, себе сам я буду судьёю,
   Пожелайте мне счастья, его вам всегда я желал...
  
   Вера уже давно записала в блокнот последнее слово тронувшей до глубины души песни и почему-то не смела нарушить неожиданно возникшую тишину. Она достала из кармана куртки носовой платочек и промокнула им обильно выступившие на глазах слёзы. При этом обратила внимание на то, что жена барда уткнулась в воротник своего свитера и тоже беззвучно плачет.
   Взглянув на свои ручные часики, Вера отметила, что уже шёл одиннадцатый час вечера. Скоро, очень скоро их лайнер совершит посадку на аэродроме в Израиле. В салоне самолёта стояла относительная тишина. Уставшие расстроенные люди или пребывали в состоянии дремоты, или, прикрыв глаза, анализировали всё произошедшее с ними за последнее время. Кое-где тихо переговаривались, кто-то громко с присвистом храпел, казалось бы, обычный рейс самолёта с обычными пассажирами, а не массовый исход людей в другую страну по национальному принципу.
  
   Вдруг раздались характерные звуки включаемого микрофона, а через несколько секунд раздался чуть хрипловатый голос стюардессы, сообщавшей что-то на английском языке, для большинства пассажиров совершенно незнакомом или мало понятном.
   Вокруг сразу же началось движение и шумная суматоха. Жена барда взглянула на Веру:
   - Может, ты хоть что-нибудь поняла из этой белиберды, что она наплела здесь?
   - У меня с английским тоже не очень хорошо, в рамках нашей школьной программы не очень овладеешь, но я последний год по наставлению отца немного сама для себя занималась.
   - Так чего она наговорила?
   - Как я поняла, через полчаса мы прибудем на место, нам надо привести кресла в первоначальное положение и пристегнуть ремни.
   Ах да, она объявила, что в Израиле сейчас двадцать шесть градусов выше нуля...
   - Сколько-сколько?.. Одуреть, и это пятнадцатого октября!
   Мужчина счастливо улыбался:
   - Девчонки, слышали, какая нас ждёт в Израиле теплынь, я же вам обещал, что ещё в этом году покупаемся в море.
   Проснувшиеся девочки весело обсуждали новость и радовались, что тяжёлый полёт скоро завершится, и они попадут в рай, о котором младшей из сестёр в воскресной еврейской школе преподаватели прожужжали все уши. Да и гости из земли обетованной, посещавшие их занятия, рисовали страну предков в розовом свете.
  
   Прошло ещё несколько минут, и самолёт приступил к снижению. Об этом было не трудно догадаться, потому что опять начало закладывать уши, и организм раз за разом стал проваливаться будто бы в пропасть, да ещё душа заныла тоской в страхе от близкой пугающей неизвестности.
   Вера прильнула к иллюминатору, и вдруг её глазам предстало буквально пылающее море ярких огней. Всюду вокруг раздавались радостные возгласы, особенно выражали восторг дети и подростки.
   От этой открывшейся глазу иллюминации у Веры поднялось настроение, и она уже не воспринимала так болезненно перегрузки давления при посадке самолёта и страх перед неизвестностью.
  
   Ещё несколько мгновений и шасси самолёта мелко запрыгало по бетону посадочной полосы, и внутри салона пронёсся шумный удовлетворительный выдох измученных пассажиров необычного рейса.
   Самолёт скоро остановился, постепенно стал смолкать шум моторов и крутящихся пропеллеров, но команды на выход долго не было, и люди потихоньку начали роптать. Затем услышали, как подкатил трап, и в салон самолёта вошли молодые парни с серьёзными лицами. Они быстро прошлись между рядами сидений, внимательно приглядываясь к пассажирам и ручной клади, лежащей на полках под потолком.
   Наконец люди услышали долгожданную команду и потянулись к выходу. Дальнейшее для Веры происходило опять как в тумане.
   Она спустилась с трапа и задохнулась от жаркого дыхания ветерка, ведь в Минске перед посадкой в самолёт температура была на уровне нулевой отметки, а тут воздух дышал теплом - таким, какой бывает только в самые душные июльские ночи в Беларуси.
  
   Вместе с другими пассажирами девушка загрузилась в автобус, доставивший их в зал ожидания аэропорта, где, к великой их радости, веяло прохладой и приятными запахами моющих средств, кофе и чего-то совершенно незнакомого. Вера машинально стала отыскивать взглядом попутчиков, сразу же понравившуюся ей семью, рядом с этими симпатичными людьми она чувствовала себя намного спокойней и уверенней.
   Среди вновь прибывших пассажиров, располагающихся на сиденьях в зале ожидания, она их не находила. Тем более тут присутствовали люди с ранее прибывших рейсов, да ещё чуть позже объявили о посадке следующего самолёта с репатриантами из Алма-Аты. И скоро в зал ожидания потянулись новые толпы растерянных и шумных людей.
   Вера захотела в туалет и быстро отыскала характерные двери, только зайдя внутрь, не почувствовала характерного запаха, а с точностью наоборот, воздух буквально благоухал, её взгляду предстала невообразимая чистота, электросушители для рук и рядом с раковинами бутылочки с вкусно пахнущим жидким мылом.
  
   Выйдя обратно в зал ожидания, она натолкнулась на сестричек, дочерей её соседей по самолёту, которые с восторженными криками схватили её за руки и потянули в другой конец огромного помещения, где стояли столы с различными напитками и лёгкими закусками.
   После того, как Вера вволю напилась и вкусно перекусила, Лена и Алла, так звали сестёр, повели её к тому месту, где расположились их родители.
   Люда и Олег обрадовались, встретив опять свою новою знакомую, и, потеснившись на лавке, дали Вере место, куда бы она могла присесть.
   - Верочка, мы с Олегом уже волновались, куда ты подевалась, дали нашим девчонкам задание обязательно отыскать тебя в этом гармидере.
   - Простите, я как-то растерялась от всего этого шума и огромного количества людей. Вы случайно не знаете, что нас дальше ожидает?
   Голос подал мужчина:
   - Верунь, тут на хорошем русском языке довели до нашего сведения, что нас пофамильно будут вызывать в какой-то кабинет, где проверят нас на лояльность, оформят документы и вместе с ними выдадут пачку подъёмных денег.
   - Ой, огромное спасибо, а я как-то прозевала эти объявления, наверное, долго наслаждалась чистотой и приятным запахом туалета.
   - Не страшно, ничего ты пока не прозевала. Поверь, не так быстро нас перелопатят. Думаю, ещё двадцать раз объявят по новой, ты только посмотри, какая прорва людей прибыла примерно в наше же время из Страны Советов. Евреи побежали оттуда, как крысы с тонущего корабля.
   Люда, жена барда, рассмеялась:
   - А я кто, если вместе с вами побежала?
   - А ты... - и примкнувшие к ним лица.
   Все сидящие вокруг, кто услышал последние слова мужчины, непроизвольно рассмеялись.
  
   Шустрая Лена вдруг спросила:
   - Верочка, а как мы с тобой потом встретимся, ты ведь сейчас едешь в Ашдод, а мы в Шдерот, - правильно я назвала город, папа?
   Отец с грустной улыбкой заметил:
   - Наверное, правильно, для меня пока все эти названия и заковыристые слова - тёмный лес, а ко всему прочему, я жутко устал.
   - Даже ума не приложу, как нам в будущем дать друг другу о себе знать, может, будут какие-нибудь службы, которые занимаются этими вопросами, как поиск людей по необъятной стране Израиль.
  
   К этому времени уже начали вызывать по фамилиям людей для оформления документов, и все вокруг непроизвольно напряглись. Олег машинально перебирал ремень от чехла гитары и вдруг спросил:
   - Верочка, а хочешь, я тебе на прощанье продиктую текст ещё одной своей песни?
   - Конечно, хочу, я так надеюсь, что в будущем ещё услышу много ваших песен, как старых, так и новых, и, верится, - не только печальных.
   - Вера, ты стала первым почитателем моего скромного таланта в Израиле, поэтому клятвенно обещаю при свидетелях - когда мы с тобой встретимся, а это случится обязательно, буду петь, пока тебе не надоест, а сейчас записывай:
  
   Назад
  
   Быть можно зрячим, но слепым,
   И с верного сойти пути,
   А можно в хаосе толпы
   Покой и счастье обрести...
  
   Припев.
   Назад...
   Назад дороги часто нет.
   Назад...
   Когда пройдёт немало лет,
   Виски покроет седина,
   Забудут люди и страна,
   Травой могилы зарастут,
   Поймём, где лучше, там иль тут...
  
   Ведь ошибиться не грешно -
   Чужих ошибок не понять,
   Но будет грустно и смешно,
   всё обретя, вдруг потерять.
  
   Припев.
   Назад...
   Назад дороги часто нет.
   Назад...
   Когда пройдёт немало лет,
   Виски покроет седина,
   Забудут люди и страна,
   Травой могилы зарастут,
   Поймём, где лучше, там иль тут?
  
  
   Глава 3
  
  
   После того, как Вера побывала у доброжелательных чиновников и получила подъёмные деньги и документ, удостоверяющий, что она "оля хадаша", означающее на иврите "вновь прибывшая" или "поднявшаяся в страну предков", она вышла в зал, где уже в кучу были свалены баулы трёх ближайших рейсов самолётов с репатриантами.
   Оказывается, так здесь называют эмигрантов, то есть евреи считаются вернувшимися, а не переехавшими в другую страну.
   Новые термины, понятия и восприятие себя частичкой еврейского народа, собирающегося под своды одной своей страны, доводили девушку до прострации - она запуталась в себе и в своём отношении ко всему происходящему вокруг неё.
   С усмешкой вспомнила, как только что тепло улыбающиеся чиновники предлагали ей сменить своё имя на похожее израильское Вэред, что означает Роза, но она всё-таки настояла, чтобы записали в документы её полным настоящим именем - Вероника.
   Пока она крутила головой, отыскивая свой баул, к ней подбежала Лена:
   - Верка, а ты знаешь, что каждому вновь прибывшему положен один бесплатный телефонный звонок, мы уже сообщили родным, что находимся в аэропорту. Сейчас погрузимся на такси и поедем в этот Шдерот, где у нас живут бабушка, дяди и другая многочисленная родня.
   - Ленусь, хватит трещать, лучше покажи мне тот телефон, ведь мне надо до сестры дозвониться.
  
   Звонить ей не пришлось, потому что в этот момент она увидела Любу, явно выискивающую её взглядом среди многочисленных снующих между баулами растерянных людей. Вера резко прервала разговор с Леной и, подбежав к Любе, бросилась к ней на шею.
   Счастливые от встречи сёстры радостно визжали, не переставая тискать друг друга в объятиях. Наконец, Люба отодвинула от себя Веру и внимательно оглядела её с ног до головы:
   - Хорошо выглядишь, подросла за эти полтора года, повзрослела, фигурка ладная и мордочкой бог не обидел...
   - Любка, что ты меня оглядываешь, как цыган лошадь оценивает на базаре? Сама тоже выглядишь - класс, такая загоревшая и лишние кило скинула, от которых никак не могла избавиться после рождения Руслана. Кстати, как он?
   - Всё, Верочка, остальные разговоры и вопросы оставим на потом, а пока отыщи свой баул и поедем. Лёва ждёт нас в машине, за Русланчиком соседка приглядывает, а нам ещё сегодня надо на работу, глянь на часы - третий час ночи.
  
   Вера быстро отыскала свой баул, погрузила его с помощью сестры на коляску и стала искать взглядом своих полюбившихся попутчиков, чтобы сердечно с ними распрощаться.
   - Верка, чего ты крутишь головой, давай быстрей, я же тебе сказала, что Лёвка ждёт в машине, и нам надо сегодня ещё идти на работу.
   - Любочка, миленькая, дай мне одну минуточку попрощаться с моими добрыми попутчиками, это такие люди...
   - Верка, тебя ждёт ещё столько знакомств, что запутаешься в именах...
   Вера, не дослушав сестру, бросила её с коляской, а сама побежала и прижалась телом сначала к женщине, а потом к мужчине:
   - Я вас никогда не забуду, вы мне стали как родные. Подождите секундочку, я возьму у сестры её номер телефона.
   Она подбежала опять к своей коляске:
   - Любочка, быстренько запиши на листочек свой номер телефона, мне надо его отдать моим новым друзьям.
   Молодая женщина смерила презрительным взглядом стоящую невдалеке семью и раздражённо написала на каком-то клочке бумаги цифры:
   - На, бестолковая, вся в нашего сердобольного папочку.
   Вера не стала слушать и пререкаться со своей ворчливой сестрой, а, подбежав опять к своим попутчикам, вручила женщине бумажку:
   - Обязательно позвоните мне, мы не должны потеряться, - и, обцеловав всех четверых, убежала к нервничавшей сестре.
  
   Недалеко от здания аэропорта они разыскали на стоянке новенькую Subaru, где на своём водительском кресле подрёмывал Лёва - муж Любы. Молодой, но уже с солидным брюшком мужчина медленно выбрался из машины и по-родственному облапил девушку:
   - Ну, с приездом, будем теперь вместе покорять необъятные просторы Израиля.
   - Ой, Лёвочка, ты был не худеньким, а теперь вовсе на колобка похож.
   Люба зло остановила смеющуюся сестру:
   - Посмотрим, кого ещё ты отхватишь, а моего Лёву не цепляй, у него тяжёлая работа - то ночные дежурства, то дневные, поэтому питается как придётся, отсюда и животик.
  
   Вера не стала обострять тему, её старшая сестра и раньше не отличалась покладистым характером, а теперь, похоже, и вовсе стала мегерой.
   Погрузив баул в багажник, машина тронулась на юг в сторону неизвестного пока Вере города. Не прошло и полчаса, как они отъехали от аэропорта, а уже подъезжали к новой многоподъездной девятиэтажке, в которой Лёва с Любой приобрели четырёхкомнатную квартиру почти через год пребывания в Израиле.
   Поднялись на лифте на шестой этаж, и Вера прямо от дверей вступила в большой зал, обставленный старой облупленной и вытертой мебелью.
   - Ого, какие апартаменты, сюда бы ещё мебель соответствующую...
   - Ты сильно умная, мы и так с Лёвушкой за эти полтора года, проведённые в Израиле, купили квартиру и новую машину, ведь надо было спешить - льгота на покупку автомобиля действует только три года. А мебель эта ещё вполне годная, несколько лет нам послужит, тут перед праздниками Рош а-Шана и Пейсах местные богатые люди меняют обстановку и выкидывают на помойку столько хороших вещей. Мой Лёвочка уже притаранил и починил два вентилятора, пылесос и даже микроволновую печь.
   - Люб, так у вас ещё была уйма времени, куда вы спешили с покупками?
   - Верунечка, ты ещё не успела пыль белорусскую стряхнуть с ушей, а уже собираешься учить старших, которые уже сполна нанюхались этой хвалёной израиловки.
  
   Вера поняла, что в будущем лучше она лишний раз смолчит, чем будет постоянно нарываться на отповеди ворчливой сестры.
   - Люб, а можно я ванну приму, я так вся перепотела за этот длинный день, ведь с самого утра не снимала с себя верхнюю одежду.
   - Конечно, дуй в душевую, но учти, что за воду мы платим по мере того, сколько выливаем, так будь добра, обойдись душем и понапрасну не держи краны включёнными.
  
   Посвежевшая после купания, Вера в махровом халате, выданном ей сестрой, сидела за кухонным столом и отвечала на её расспросы о родителях, бабушке, об общих родственниках и знакомых. Девушка не спеша удовлетворяла любопытство Любы с Лёвой, попивая растворимый кофе из большой кружки вприкуску с вафлями в шоколаде:
   - А что, вкусные...
   - И замечу тебе, моя миленькая сестричка, что не дорогие, я эти вафельки купила по мивце, то есть по скидке, - за две килограммовые коробки заплатила, как за одну. Учись с первого дня, как тут в Израиле нужно жить, это тебе не совдепия.
  
   Вера, как и собиралась, плотно прикусила язык, не реагируя на все выпады сестры.
   - Лёвка, посмотри на часы, уже седьмой час, вечером продолжим нашу сессию из вопросов и ответов, а пока я должна быстренько ввести сестру в ход нашей жизни.
   Так вот, в семь мы с Лёвкой смоемся из дому, а перед этим придёт соседка и приведёт нашего Русланчика. Она покажет тебе, где находится его садик, чтобы ты могла впредь отводить и забирать мальчика.
   - Люб, но я ведь не буду целыми днями дома сидеть, мне надо оформить быстро документы, получить паспорт и поступать на подготовительные курсы в университет...
   - Что ты перебиваешь, нет у меня столько времени, чтобы выслушивать твою глупость. Нет никакой надобности поступать тебе в этом году на какие-то курсы, а тем более в университет. Послезавтра у меня выходной, сходим с тобой в отделение Министерства внутренних дел и получим тебе таудат-зеут, то есть израильский паспорт. Затем встанем с тобой на учёт в отделение Министерства алии и абсорбции, то есть вновь прибывших, а также откроем тебе счёт в банке и зарегистрируемся в купат холим, ах да, - в больничной кассе.
   Думаю, что на днях тебе надо записаться в ульпан для изучения иврита, вот пока и всё на ближайшее время.
   Ах да, чуть не забыла, у тебя будет отдельная комната и тебе придётся из своей корзины, которую будешь получать полгода, платить нам третью часть нашей машканты, - чтобы тебе было понятно, - нашей квартплаты. Хешбоны, то есть счета за услуги, будем делить на четыре части, я считаю, что это справедливо. Как ты думаешь?
  
   Поток информации, вылитый ей на голову сестрой, буквально потряс девушку, она захлебнулась от новых слов, понятий и неопределённости в будущем.
   - Любочка, не дави ты на меня так, дай хотя бы недельку во всём разобраться. Меня папа предупреждал, что ты навалишься, словно коршун, и чтобы я несколько дней огляделась, а только потом принимала определённые решения.
   - А мама что тебе говорила?
   - Увещевала, чтобы я во всём полагалась на тебя, что ты у нас умная, ловкая и предприимчивая.
   - Так вот и слушай мамочку, а не этого напыщенного индюка, который сидит там в Беларуси, а корчит из себя всезнающего оракула.
   - Нет, Люба, я пока не дам тебе никакого ответа на счёт моих будущих действий, хочу приглядеться.
   Корзина, о которой ты говорила, действует всего лишь полгода, а что потом?.. Нет, я не буду только сидеть в хате, готовить обеды, смотреть за вашим сыном и мечтать о светлом будущем.
   - Ну и чёрт с тобой, не хочешь слушать опытных людей, поступай как знаешь. Я, как и говорила, послезавтра всё сделаю, что от меня зависит, я всё же обещала маме за тобой приглядеть, а дальше ты сама поймёшь, что другого пути у тебя просто нет.
   Что, ты одна снимешь жильё? Что, ты одна разберёшься в израильской действительности, в этом укладе жизни, совершенно не похожем на советский? Чтоб ты знала, у этих израильтонов совсем другой менталитет.
   Ах, что я тебя уговариваю, сама скоро с радостью согласишься с моими условиями - тут тебе и дом, и стол, и близкие рядом люди.
  
   Племяшка, естественно, забыл свою тётю Веру, но, получив в подарок полицейскую машину, тут же влез к ней на колени. Вера поинтересовалась у мальчика, нравится ли ему игрушка, и тот заверил, что в Израиле такой машины нет.
   Вера невесело усмехнулась, в родной Беларуси на сегодняшний день в магазинах вовсе было шаром покати. Эта игрушка была привезена специально для этого случая из Польши.
   Руслан без проблем принял девушку и охотно пошёл с ней и их соседкой в детский садик, находящийся совсем недалеко от дома. Вернувшись обратно в подъезд дома, где ей теперь предстояло жить неизвестно какое время, и открыв дверь ключом, выданным ей Любой, Вера остановилась и замерла посередине огромной и неуютной квартиры. Она глубоко задумалась, в её душе нарастала паника. Вся мебель была тут с помойки, включая и диван в выделенной ей комнате. Кроме потёртого лежака здесь находился какой-то одинокий колченогий стул и несуразный комод с выдвижными полками, открывающимися со страшным скрипом.
  
   Разложив свои вещи из баула, Вера прошлась по другим комнатам, вышла на балкон, где постояла с полчасика, изучила кухню и большой новый холодильник с его содержимым - обилием тут не пахло, полки были полупустыми, со скудным набором продуктов.
   Обед на сегодня был, о чём её предупредила сестра, а впредь в её обязанности входит готовка еды, хотя сами Люба с Лёвой дома не кушали, их кормили на работе, чем они сходу похвастались, какая это экономия для семейного бюджета.
   Вера машинально села в салоне на диван и включила японский телевизор Тошиба. На самодельной этажерке под теликом находился видик той же фирмы.
   Она подумала, не так у её сестры всё безнадёжно, за такой короткий срок и столько ценных приобретений. Пощёлкала пультом, на русском языке обнаружила только два канала, с остальных лилась какая только хочешь речь, но девушка остановилась на иврите и попыталась вслушаться, но напрасно, ни одного маломальского слова, похожего на русский или английский язык, она не услышала.
  
   На обшарпанном журнальном столике лежали стопкой газеты на русском языке, и Вера с интересом углубилась в чтение. Кроме многочисленной рекламы, здесь были статьи с политической и финансовой тематикой, прочитав которые Вера ещё больше запуталась в своих понятиях об Израиле.
   Какой-то великий экономист, пылая непонятной яростью, отговаривал русских репатриантов от покупки жилья. Он угрожал бедолагам всеми карами небесными, тюрьмой для них и для тех, кто станет им гарантами в этой страшной глупости, и называл ипотеку преступлением государства перед неосведомлёнными в реальной ситуации людьми.
   Наконец она натолкнулась на рассказ эротического свойства и, читая его, покраснела до корней волос, такой срамоты ей ещё никогда в литературе не встречалось, хотя было интересно и волнительно.
  
   Девушке очень хотелось выйти из дому и пройтись по городу, но она очень опасалась, что заблудится, да и скоро уже надо было идти за племянником в садик.
   Её страшно удивило, городские сады здесь работали только до часу дня, как быть родителям, которые на работе, трудно было даже представить.
   Забрав Руслана из садика, Вера, по его просьбе, пошла с ним на горку, то есть на детскую площадку, где мальчик с другими детьми съезжал, крутился и качался на различных для этого приспособлениях.
   С большим трудом ей удалось вытащить оттуда капризного племянника. По ней - пусть бы он игрался и дальше, но сестра строго-настрого велела ей покормить и уложить спать Русланчика, а иначе к вечеру он сделает всем вырванные годы.
  
   К тому времени, как Люба и Лёва вернулись с работы, Вера окончательно пришла к выводу, что она совершила самую страшную в её жизни ошибку. Она под воздействием папы предприняла эту авантюру, бросившись в пучину неизвестности, словно с крутого обрыва вниз головой. Может быть, если бы она репатриировалась вместе с родителями, была бы другая ситуация, а так всё выглядело в самом мрачном свете.
   Она не подошла к телефону, когда Люба скороговоркой сообщила близким, что Верочка уже на месте, благополучно долетела и наслаждается покоем перед тем, как начать покорять жизнь в Израиле:
   - Всё, мамочка, я ведь тебе говорила, что одна минутка разговора с вами, стоит почти моего часа работы. Пока, пока.
   И, повернувшись к Вере:
   - Что ты сидишь, надутая, как клоп, сейчас поужинаем и я свожу тебя в супермаркет, посмотришь хоть на витрины, полные всяких вкусностей. Мы пока мало что можем себе позволить, но пройдёт несколько лет, и нам станет всё доступно. Правда, Лёвочка?
   В ответ муж буркнул что-то неразборчивое, уставившись в телевизор, где шла передача последних новостей первого канала, транслируемого из Москвы.
  
   В огромном магазине Вера несколько воспряла духом, она ходила между прилавками, любовалась различными яркими пакетиками, баночками, коробочками, бутылочками и невообразимым разнообразием фруктов и овощей, многие из которых она видела первый раз в жизни.
   Вера несколько раз порывалась что-то снять с прилавка и погрузить в коляску, которую они с сестрой везли перед собой, но та категорически противилась этим действиям:
   - Верка, охлонись, это пока не про нашу честь. Вот смотри, две коробки печенья за одну цену, клади в коляску, будет, с чем чай пить.
   Глянь, на подсолнечное масло скидка и хорошая, берём пять бутылок.
   - Любка, так ведь этого масла хватит теперь на год жизни!
   - Это тебе так кажется, потому что в союзе мы всё на всяких комбижирах и маргаринах готовили.
   Ладно, а что мы вечерком выпьем за твой приезд? Идём, посмотрим опиум для народа. Ты не поверишь, водку пьют только наши русские, местные - больше вино, пиво или ликёр.
   А давай и мы ликёрчика жахнем. Какой ты любишь? Здесь есть вишнёвый, клубничный, лимонный, да какого тут только нет...
   - Люб, а давай шоколадный?
   - Давай, он, правда, дороговатый, но ты у нас сегодня гостья.
   - Люб, а фрукты мы какие-нибудь купим?
   - А какие ты хочешь? Они здесь дорогие, это тебе не шук, как-нибудь свожу тебя и туда. Из-за этой работы нет времени смотаться на базар, но когда получается, я предпочитаю бывать там поздно вечером в четверг или рано утром в пятницу, тогда можно купить овощи и какие-то фрукты почти задарма.
   - Люба, но хоть одно манго и киви можно? Папа говорил, что здесь этого добра навалом.
   - Навалом, навалом, а денежки где на всё брать? Ладно, пошли купим тебе манго и киви, заодно и арбуз прихватим, он здесь и правда копейки стоит.
  
   Вера держала в руках плод манго и внюхивалась в его аромат, неужели действительно придётся годы ждать, перед тем, как она сможет наесться этим чудо-фруктом до отвала.
  
  
   Глава 4
  
  
   Прошло две недели с тех пор, как Вера благополучно прибыла в Израиль. Нельзя сказать, что она уже во всём разобралась и сделала для себя определённые выводы насчёт всех аспектов сложной жизни в новой, не похожей на родную Беларусь, стране, но потихоньку вкатывалась.
   Обязанности по дому, наложенные на неё сестрой, её мало обременяли. По дороге в ульпан, она заводила племяшку в детский садик, затем два часа с увлечением занималась ивритом вместе с другими репатриантами всех мастей, вновь прибывшими со всего необъятного бывшего Советского Союза.
  
   Вере повезло, только что закончились осенние еврейские праздники, и поэтому она попала сразу в ульпан, ей не пришлось долго ожидать начала нового курса. Вокруг неё за учебными столами сидели люди разных возрастов, профессий и семейного положения, но в основном здесь были ученики значительно старше Веры.
   Благодаря общению с соседями по партам, она уже скоро стала вникать во всё происходящее вокруг, ведь сестра только нагнетала обстановку всевозможными ужасами, призывая её на всём экономить, начиная с транспорта и до элементарной бутылочки воды или сока, купленной в лавке.
   Вера сжала зубы и больше не противилась натиску Любы, внесла свою долю за проживание в счёт оплаты на месяц пресловутой машканты - ипотечной ссуды, а также деньги на питание и замкнулась в себе.
   Вечерами Люба хотела вызвать младшую сестру на откровенные разговоры, но Вера, ссылаясь на уроки, корпела над ивритом, сидя в своей комнате, и со слезами читала тексты песен барда Олега Фрейдмана, надиктованные им для неё в самолёте и в аэропорту.
  
   Боже мой, встретит ли она ещё когда-нибудь в жизни этих замечательных людей, которые почему-то тёплым лучиком света проникли в её душу... До сих пор они так и не позвонили, кто его знает, какая у них получилась эта гадкая абсорбция:
  
   Ведь ошибиться не грешно,
   Чужих ошибок не понять,
   Но будет грустно и смешно,
   Всё обретя, вдруг потерять...
  
   Назад...
   Назад дороги часто нет...
  
   Как точно, как справедливо и как больно, а ведь эти слова Олег Фрейдман написал ещё до приезда в Израиль.
  
   Несмотря на то, что уже наступил ноябрь, в Израиле по-прежнему была комфортная погода. В очередной выходной Люба решила несколько поднять настроение загрустившей сестре, и они всей семьёй отправились на машине к морю.
   Девушке не верилось - в ноябре месяце она скинула с себя верхнюю одежду и подставила своё тело с белоснежной кожей под лучи ласкового солнышка. В этом году она ещё не принимала загара.
   - Любка, я сейчас умру от счастья, боже мой, как хорошо!
   - Ты только не лезь особо в воду. Видишь, как кипит море, оно здесь коварное, часто затягивает, и уже было немало случаев, когда не успевали спасти человека.
   - Люб, я только зайду по грудь. Наверное, водичка холодная.
   Нет, море встретило Веру хлёсткой, но тёплой волной, которая сразу же окатила её с ног до головы, и она вспомнила, что в их Беларуси такая температура воды в озере бывает крайне редко, только в самые жаркие дни в конце июля.
  
   Выйдя на песчаный берег и греясь под приветливыми лучами солнца, Вера непроизвольно стала ловить на себе похотливые взгляды мужчин разного возраста, которые буквально глазами сдирали с неё полоски купальника. Фигурка у Веры, как говорится, была хороша, всё у неё было на месте - среднего роста, где-то 164 сантиметра, ни капельки жира, стройные длинные ножки и очень аппетитная высокая грудь третьего размера. А если к этому присовокупить вьющиеся крупными локонами светло-пепельные волосы, спускающиеся ниже лопаток, и широко распахнутые серые с голубым отливом глаза, то картина для многочисленных сластолюбцев, находящихся на пляже, была умопомрачительной.
   - Похоже, сестра, мне уже надо тебя уводить, эти кобели скоро зрачки себе сломают о твои сиськи... Ты что, не могла прикупить себе более закрытый купальник? Выголилась, а здесь ведь мужской народ южного темперамента, посмотри на того волосатого, как горилла, мужика с лысиной, он сейчас от хотимчиков слюной захлебнётся.
   - Люб, а что? Бывает, пристают?
   - О случаях насилия я немного слышала, но то, что не стесняясь предлагают за определённые услуги деньги, так это точно. И знаешь, многие наши русские бабы на это зарятся, поэтому эти кобели думают, что для них все русские смазливые курочки доступны.
   - Люба, я сейчас ещё один разочек искупаюсь, чуть обсохнем и пойдём домой, если ты на этом настаиваешь.
   - Дуй, а я пока Лёвку с Русланом отыщу. Муж мой любит подремать на солнышке, а сынок поиграть с лопаткой и ведёрком в песочке, а бывает - сдёрнет от папочки и тогда ищи-свищи его среди этой толпы народа.
  
   Вера вошла в кипящее море и с наслаждением стала вместе с другими отчаянными купальщиками прыгать на волны, смеясь от счастья. Неожиданно рядом возник тот мужчина, похожий на гориллу, и схватил её за руку, когда она очередной раз была опрокинута на спину шальной волной:
   - Дэвушка тэазари, буд осторожной, я тэба буду лешмор. Как это по-русски?.. - охранат.
   Вера вырвала руку и стала выбираться на берег. Услужливый помощник попёрся следом, всячески стараясь до неё дотронуться и без конца что-то наговаривая на смеси русских и ивритских слов.
   - Послушай, отвали от меня, будешь приставать, сейчас врежу в рожу.
   - Слюшяй, что ты крычыш, ми сэчас одэнэмся и пойдом в бейткафэ. Я тэбэ куплу вкусный охоль, много вкусный еда, а потом куплу тэбэ кофточку... - и, выбравшись на берег, гориллоподобный мужик снова попытался взять её за руку.
   Вера вырвалась и побежала в сторону подходящей к берегу сестре, её мужу и ребёнку.
  
   Люба, увидевшая всю эту неприглядную картину с приставанием к Вере отвратительного мужчины, встала напротив него руки в боки и открыла такой рот, что младшая сестра от этих грубых слов невольно зажмурилась.
   Оказывается, её старшая сестра уже хорошо выучила иврит. По крайней мере, ругалась она весьма гладко, не подбирая слов и выражений, потому что среди них присутствовали и весьма популярные русские выражения, от которых прибывшие из бывшего Советского Союза отдыхающие на пляже, разразились хохотом.
   Люба, продвигаясь к душу на выходе с пляжа, долго не могла успокоиться и продолжала бурчать:
   - Грузинская скотина, мразь приставучая, увидел беленькую девочку и слез с катушек.
   А ты чего Лёва стоял, как телёнок, не мог ему сказать парочку ласковых?
   - Любочка, так твоих хватило за глаза, весь пляж довела до хохота.
  
   Люба повернулась к сестре:
   - Верка, тебе срочно надо завести парня, а то эти подонки не дадут тебе прохода, будут в открытую бабки предлагать и звать в ресторан или проехаться с ними на машине в Тель-Авив. Я уже встречала таких среди наших, которые на это повелись.
   - Люб ты же не думаешь...
   - А я думать не хочу, а просто тебя предостерегаю.
   Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать куда это ведёт, вникнуть в эту обстановку и в нравы местного мужичья.
   - Люба, а почему ты его называла грузином?
   - А кто он, если не грузин, попробуй их отличи от настоящих. Представляешь, они называют себя евреями, выходцами из Грузии.
   Инцидент на пляже был только прелюдией к будущим приставаниям к ней местных мужчин, потому что Вера всё чаще выходила из дому, самостоятельно посещая магазины, встречаясь с новыми знакомыми по ульпану, да и просто иногда сбегала, куда глаза глядят, чтобы не слушать вечные ворчания и поучения сестры.
   Через два месяца девушка поняла, что денег от пособия, получаемых ею в рамках корзины абсорбции, начинает катастрофически не хватать, потому что она прикупила себе немного приглянувшихся вещичек - две пары джинсов, несколько кофточек, симпатичное платье и осенние туфельки, и в кошельке образовалась дыра.
   Надо же, в один из ближайших вечеров Люба зашла к ней в комнату с какими-то бумажками и объявила, что пришли хешбоны (счета) за воду, газ и электричество и с Веры причитается сумма в размере двести пятьдесят шекелей.
   - Любочка, а у меня осталось только чуть больше сотни, подожди недельку, пока я получу корзину.
   Старшая сестра буквально задохнулась от злости:
   - Ты, моя красавица, что думаешь, мы шекелёчки куём или нам с Лёвочкой они легко достаются?!
   Я уже скоро, как два года буду в Израиле, а не купила себе ни одной такой шмотки, как позволила себе ты.
   Бог с тобой, мы переживём и без этих твоих денежек, но на будущее закрепи в своих непутёвых мозгах, что за всё в этой жизни надо платить и невелика барышня, могла бы по вечерам где-нибудь и подработать.
   - Люба, а где?
   Я бы с удовольствием, а то болтаюсь большую часть дня, как неприкаянная.
   - Ага, ты думаешь, что здесь работа под ногами валяется. Что не видишь, сколько нашего люда наехало и все хотят подзаработать, а где на всех взять этой подработки?!
   - Люб, может быть, куда-нибудь в магазин устроиться, я ведь была в Минске продавцом?
   - Не смеши, тут на одно такое место десять просится, а у тебя ещё и языка толком нет.
   Вот что, моя миленькая, если найдёшь никаён (уборка) или мыть посуду в ресторане, в каком-нибудь кафе, то это будет твоё счастье.
   - Люба, я ведь могу убирать, ты ведь знаешь, что я не белоручка, только где найти такое место, где воспользуются моими услугами?
   Помоги, если можешь...
   - Я тебе плохой в этом деле помощник, но спрошу у наших баб, может, кто-нибудь наведёт на никаён, ведь без протекции и на такую чёрную пахоту здесь не устроишься.
   Действительно, через парочку дней вернувшаяся с работы Люба сообщила сестре радостную новость, что её бухгалтеру нужна никаёнщица (уборщица), правда, та волнуется, а вдруг молодая девушка не справится с работой на большой вилле, всё же два этажа, шесть комнат и куча подсобок.
   - Верка, не подведи меня, чёрт его знает, что она ещё придумает на твои руки.
   - Любочка, но ведь этой работы мне хватит на целый день.
   - А ты что хотела, конечно, пропустишь когда-нибудь ульпан, в общении с ивритоговорящими быстрей наблатыкаешься в языке, чем за партой.
   Мой Лёвочка даже двух недель не посещал ульпан, а вон говорит, и неважно, что с ошибками и многое не понимает, но главное - его понимают, и тебя поймут, когда им будет надо.
   - Хорошо, я согласна.
   - Ещё бы не согласиться, я чуть уговорила нашу Ронитку, ты не представляешь, как она крутила носом, узнав, что тебе всего восемнадцать лет.
   В назначенный день за Верой заехала на своей машине работодательница - бухгалтер Любы и отвезла к себе на виллу.
   Девушка, глянув на дом, впала в панику - это же сколько надо времени, чтобы убрать такую домищу...
   Ронит, так звали хозяйку, провела её по комнатам, подсказала, где брать моющие средства, показала откуда начинать уборку и где заканчивать и уехала на работу, заявив, что в середине дня она покажется, чтобы проконтролировать работу.
   Хозяйка уехала, а Веру охватила уже настоящая паника.
   Несколько минут девушка смотрела ошалевшими глазами на огромное помещение, на лестницу на второй этаж, мебель, кухню... и ужас накатывал на сердце, заставляя вспотеть, не приступая ещё к работе, но она взяла себя в руки, отогнав все посторонние мысли, и начала уборку со второго этажа, где располагались спальни четырёх детей.
   Зайдя в первую, ужаснулась - на разобранной кровати и полу валялись кучей одежда вперемешку с обувью.
   На письменном столе и на книжных полках были разбросаны магнитофонные кассеты, бумажки от жвачек и конфет и прочий мусор, а может быть, и нужные вещи.
   Вера решила для себя не задумываться ни о чём, а приступить к работе, а там будет видно.
   Переодевшись в спортивные штаны и майку, она собрала с кровати и пола одежду и сложила в стопку, застелила кровать, навела порядок на письменном столе и полках, сложила всю разбросанную мелочь, выкинула мусор, вытерла пыль и посмотрела на часы... провозилась больше часа, никуда такое не годится, никто её не будет держать такую медлительную и платить семь шекелей в час. О сумме почасовой оплаты ей сообщила хозяйка перед тем, как уехать.
   В следующих спальнях Вера уже не разглядывала бедлам, а сразу же бралась его искоренять и дело пошло гораздо быстрей.
   Когда она уже мыла полы в убранных четырёх спальнях, появилась хозяйка.
   Женщина пробежалась по комнатам, придирчиво всё осмотрела и было видно, что осталась довольной, но пожурила девушку за то, что она убирает очень медленно, думала застать её уже на нижнем этаже.
   Вера домыла полы и лестницу и пошла сменить в ведре воду, но её остановила неожиданным вопросом Ронит:
   - Ты что-нибудь кушала, пила?
   Вера отрицательно замотала головой.
   - Нет, так не годится, мой руки и садись к столу, отдыхай, а я пока тебе сварю макароны и разогрею в микрогале (микроволновке) шницеля.
   Девушка попыталась возражать на своём корявом иврите, и от этого, страшно смущаясь, но хозяйка и слышать не хотела, совершенно не обращая внимания на её произношение и постановку слов на иврите.
   - Если ты не покушаешь и не отдохнёшь, то скоро упадёшь, а мне надо, чтобы ты закончила уборку, развесила постиранное бельё и немого поутюжила, там собралось несколько рубашек мужа.
   От этой перспективы у Веры разболелась голова, уже сейчас от тяжёлой физической работы ломило с непривычки всё тело, а здесь заданий хватит до четырёх часов, если не больше.
   Вера покушала макароны в томатном соусе с куриными шницелями, попила вместе с хозяйкой кофе и ей страшно захотелось упасть на диван и не шевелиться, но не тут-то было.
   Ронит уехала, а Вера, превозмогая усталость, сонливость и ломоту в костях, схватилась за швабру и тряпку, не представляя, как она сможет со всей оставшейся работой справиться.
   Хозяйская спальня, находящаяся на первом этаже, не доставила ей много хлопот, всё же Ронит и её муж не были такими 'засранцами', как их дети.
   Вера поразилась количеству бутылочек и баночек, стоящих на тумбочке и комоде.
   Она даже позволила себе понюхать большинство из них и опьянела от приятного запаха французских духов и кремов.
   К трём часам дня Вера, наконец, дошла до кухни, до этого тщательно вымыв ванную, душевую и три туалета.
   Спина разваливалась на части, ноги дрожали, а руки выкручивала такая боль, что в пору было бежать в поликлинику, но она, сжав зубы, продолжала уборку.
   Вскоре, один за другим стали возвращаться со школы дети - старшему мальчику было уже лет шестнадцать, а младшей девочке около десяти.
   Ребята с интересом разглядывали Веру, не стесняясь, задавали ей вопросы и нисколько не потешались над её корявым ивритом, помогая в разговоре подбирать нужные слова.
   Каждый из детей сам себе набирал кушанья по своему выбору и садился за стол, во время еды без конца болтая, махая руками и смеясь.
   Вера поняла, что уборки на кухне сейчас никакой уже не получится и взялась развешивать, выстиранное к этому времени в машинке, бельё, а затем, разложив гладильную доску, начала утюжить рубашки, которых оказалось не меньше полтора десятка.
   Девушка уже не обращала внимания на усталость, на боль в пояснице, ногах и руках, а машинально гладила и гладила.
   К своему ужасу вдруг вспомнила, что её ещё ждёт наполовину убранная кухня и ей от этой мысли стало плохо.
   Сложив рубахи в шкаф, попила соку и приступила к самой тяжёлой работе на исходе своих последних сил.
   Время для неё потеряло счёт, когда появилась на кухне хозяйка, она только взялась за посуду:
   - Ты что, ненормальная, а посудомоечная машина для чего, что у вас в Русии (России) нет таких?
   Вера, как могла объяснила, что, может быть, и есть, но она никогда ими не пользовалась.
   Ронит быстро переоделась и начала помогать Вере убираться на кухне, без конца болтая, шутя и задавая бесконечные вопросы.
   В половине шестого Ронит выдала Вере семьдесят шекелей, поблагодарила за хорошую работу и отвезла её домой, заявив, что сообщит сестре, когда ей в следующий раз прийти на никаён.
   Увидев вошедшую в дом девушку, Люба от её ужасного вида чуть не обомлела:
   - Верка, что с тобой сделали, ты сама на себя не похожа, разве можно так вкалывать, лучше лишнюю тряпку не купить, но не пахать так, чтобы доводить себя до такого состояния.
   Вера через силу улыбнулась:
   - Любочка, я просто непривычная к такой тяжёлой работе, ничего, втянусь.
  
  
   Глава 5
  
  
   Медленно, но неуклонно приближался девяносто третий год.
   В декабре стало значительно прохладней, особенно это ощущалось в вечерние и ночные часы.
   Часто шли дожди, сопровождаемые раскатистыми грозами, правда, не успевали ещё откапать последние капли, как днём выходило из-за туч солнышко и становилось по-летнему тепло.
   Именно в Израиле Вера окончательно поняла, что такое настоящий холод.
   Квартиры здесь не отапливались, от каменных полов тянуло такой стужей, что в комнатах буквально пар валил изо рта при дыхании.
   Днём люди выходили на улицу, чтобы погреться на солнышке, в большинстве квартир новых репатриантов не было кондиционеров и достаточного количества обогревателей.
   Да, и экономили почти все изрядно, боясь лишний раз прогреть электроприборами жильё.
   У Любы был один масляный обогреватель, но он стоял в их семейной спальне, куда они на зиму перевели Руслана и перед сном грели для малыша комнату.
   Вера же ложилась спать на такие стылые простыни, что порой до самого утра не могла согреться, несмотря на то, что у неё было пуховое одеяло.
   В конце концов, она начала спать в шерстяных носках, утюжа их перед тем, как надеть на ноги.
   Девушка по-прежнему продолжала делать никаён (уборку) на вилле у Ронит, но только по обоюдному согласию разделили длинный рабочий день на два, и теперь Вера работала только до двух часов, до того времени, как домой возвращались из школы дети.
   Конечно, было обидно пропускать уроки в ульпане, но очень хотелось подзаработать хоть немного денег, ведь искушений вокруг было выше крыши.
   Новый год отмечали в узком семейном кругу.
   В десять часов сели за стол, выпили по рюмочке за уходящий год под салат оливье и холодец, а в одиннадцать с бокалами шампанского и с кремлёвскими курантами встретили наступление Нового года по московскому и минскому времени.
   После этого Люба с Лёвой ушли спать, завтра с утра им надо было выходить на работу. Такого праздника, как Новый Год, который был и есть в бывшем Союзе, здесь не существовало.
   Вера сидела с ногами в кресле, натянув на себя пуховое одеяло, и смотрела подряд все передачи по первому и второму каналу русского телевидения.
   Ей было так тоскливо, что невольные слёзы текли и текли по щекам, вспоминались всегда весёлые застолья у них дома в Белоруссии, когда приходили в гости ближайшие соседи и друзья родителей.
   В двенадцать раздался телефонный звонок - это был подвыпивший папа, который хотел поздравить дочерей с Новым годом.
   Отец сразу же обратил своё внимание на тусклый голос любимой Верунечки, но та без раздумий, чтобы не огорчать родителя, заверила, что просто не может громко разговаривать, потому что остальные уже улеглись спать.
   Вера, с трудом напустив на себя повеселевший вид, убеждала любимого папочку, что у неё всё нормально, ещё немного - и она начнёт жить устроенной и благополучной жизнью.
   Выпивший папа, как поняла по его голосу девушка, не очень поверил, а повздыхал и посетовал, что никак пока не может приехать к своим девочкам, чтобы оказать им всевозможную материальную и моральную помощь.
   Положив трубку, Вера отчаянно мысленно посокрушалась - папочка, папочка, ничего ты не знаешь, ничего ты не понимаешь из происходящего здесь в Израиле. С твоей инженерной профессией тебе в твои годы прямая дорога - рабочим на завод или того хуже, идти поднимать стройки или мести улицы.
   К концу января по подсказке учителя ульпана она, как оля хадаша (новая репатриантка), бесплатно прошла психометрию на русском языке и набрала подходящие баллы, 690 единиц, этого вполне хватало для поступления в очень продвинутые университеты на популярные и престижные факультеты, исключая только медицинский, юридический и психологию.
   В феврале Вера успешно завершила ульпан алеф, то есть первую ступень и не мешкая начала обучаться ивриту в ульпане бэт.
   Она сразу почувствовала, что это уже был совсем другой уровень и рядом с ней занимались совсем другие ученики.
   Вместе с Верой поднимали свои познания в иврите в основном люди с высшим образованием, желающие подтвердить дипломы и добиться получения работы в Израиле по специальности.
   Одна молоденькая учительница во время перерыва за чашечкой кофе посоветовала Вере вливаться в ивритскую среду, а не прозябать вечерами у телевизора с русскими программами:
   - Голубушка, пойми меня правильно, язык, изучаемый только в классе и по учебникам, как мертворождённое дитя, в нём нет дыхания.
   Общаясь с людьми на улице, работе, с приятелями, а особенно, если заведёшь себе дружка, ты впитываешь все нюансы не только чужого языка, но и нравы носителей его, афоризмы, расхожие фразы и сленг, в конце концов.
   - Но как я могу влиться в эту среду, о которой вы мне говорите, если весь мой иврит ограничен общением с моей хозяйкой, где я делаю никаён (уборку).
   - Кинь ты этот проклятый никаён, а лучше попробуй устроиться в вечерние часы в кафе официанткой.
   Девушка ты весьма симпатичная, расторопная, а большого языка на этой работе не надо. Поверь, там ты не переработаешься, а за счёт чаевых можешь заработать гораздо больше, чем на этом выматывающем силы и душу никаёне.
   Что, ты думаешь мне легко, я тоже пашу на виллах, а вечером ещё мою посуду в одной забегаловке.
   - А почему Вы не идёте в официантки?
   - Глупышка, посмотри на себя, а теперь на меня - я маленькая ростом, толстушка, как говорится, ни кожи, ни рожи. Кто меня такую "красавицу" возьмёт обслуживать капризного израильтянина, а тем более, мужского пола?
   - Но мне... не знаю даже, как это сказать...
   Короче, мне противно, когда ко мне пристают эти обезьяны, а на работе официанткой это может быть сплошь и рядом.
   - Девочка моя, никто тебя насиловать в зале кафе не будет, даже не рассчитывай.
   Но это я шучу, найди, девонька, для себя определённую линию поведения, научись сохранять дистанцию и при этом - улыбаться, отшучиваться и даже подыгрывать этим приставалам, от слов ведь не беременеют.
   Убеждения доброжелательницы подвергали стойкость девушки испытаниям и подталкивали к размышлениям, а от них Веру бросало то в жар, то в холод. Но однажды в марте, в дни праздника Пурим, гуляя по набережной Ашдода, она всё же осмелилась и, зайдя в приглянувшееся кафе, предложила свои услуги в качестве официантки.
   И на этот раз ей повезло, хозяином кафе оказался выходец из Грузии, при виде которого у Веры стало кисло во рту, и она тут же захотела покинуть кухню, куда её привела одна из работниц, к которой она обратилась насчёт работы.
   Средних лет мужчина солидной комплекции, с чёрной густой шевелюрой и седыми висками смерил Веру взглядом с ног до головы и поцокал языком:
   - Давно в стране? Знаешь иврит? Работала когда-нибудь официанткой?
   Он буквально выстрелил вопросами на хорошем русском языке с совершенно небольшим акцентом.
   Вера потупила глаза:
   - Скоро полгода, учусь в ульпане бэт, официанткой никогда не работала.
   - Ну и хорошо, приходи к шести вечера сюда в кафе, будь одета в джинсы, кроссовки или туфли без каблуков и в светлую футболку или кофточку с длинным рукавом, но без рисунка.
   Три дня работаешь бесплатно, все чаевые будешь сдавать в кассу.
   Это твой испытательный срок, если согласна, то приходи.
   И он сразу потерял к Вере всякий интерес, отвернулся к рядом стоящей женщине, заговорив с ней на грузинском языке.
   Радостная девушка вбежала в квартиру с криком:
   - Любочка, я иду работать официанткой в кафе... и уже сегодня вечером!
   Сестра тут же сбила её восторженный порыв:
   - А меня ты спросила? Для тебя, похоже, семья не имеет никакого значения, разве не нужно соизмерять свои желания и поступки с истинным положением дел? И кто будет с Русланчиком, когда я буду оставаться на сверхурочные часы? Ты знаешь, что от тебя потребует хозяин?.. Может, ему нужна постельных дел мастерица. Ты что, уже согласна и в потаскухи податься?
   - Но, Любочка, не буду же я годами гнуть спину и ломать руки на никаёне?
   Мне одна наша ученица в ульпане сказала, что лучше всего выучить, как следует язык, общаясь с людьми разного уровня, а то я прихожу домой, включаю русское телевидение и весь иврит становится до лампочки.
   Любу буквально взорвало от злости, она швырнула в раковину тарелку, которую до этого держала в руках и со звоном разбитого стекла обрушилась на Веру:
   - Дурища, ты бы кого угодно слушала, только не сестру родную!
   Я же тебе говорила - перекантуйся годик, я уже готова была с тебя снять оплату за квартиру и хешбоны (счета), лишь бы ты присматривала за Русланом, а осенью начала бы учиться на подготовительных курсах для поступления в университет и продолжала бы подрабатывать у Ронит, она ведь уже по десять шекелей в час стала тебе платить.
   Так нет, ей какая-то баба что-то сказала, и она побежала в официантки жопой крутить и сиськами трясти перед мужиками всех мастей.
   Ты, наверное, забываешь, что я несу за тебя ответственность перед родителями...
   - Люб, ну Люб, успокойся, меня только взяли на три дня на испытательный срок, может быть, я ещё не подойду, а ты уже впала в истерику.
   - Истерику, говоришь, нет, моя милая, я просто констатирую факты, а будешь дальше так себя вести, то подумай о съёмном жилье, а я проститутку у себя дома держать не намеренна, намотай себе это на не существующий у тебя ус, я всё сказала, точка.
   Люба оставила последнее слово за собой, как она делала всегда, начиная с Вериного раннего детства, но та на сей раз не собиралась сдаваться и к шести вечера отправилась на новое место работы.
   Без четверти шесть она уже заходила в двери кафе и сразу же натолкнулась на хозяина:
   - А-а-а, пришла, ну хорошо, не буду вызывать другую девочку, посмотрим, что ты собой представляешь на работе. Выглядишь отлично.
   - Простите, но я ведь не манекенщицей устраиваюсь?
   - Вай, тоже мне сказала, манекенщицей... Тут, моя дорогая, крутиться надо больше, чем на той сцене, если хочешь, чтобы тебе оставили побольше чаевых.
   Ладно, некогда мне с тобой лясы точить, скоро надо открываться.
   И крикнул вглубь подсобки:
   - Наташа, где ты, Наташа, иди сюда и введи новенькую в курс работы!
   Из дверей вышла с кружечкой кофе в руках симпатичная высокая девушка и смерила Веру пристальным взглядом.
   - Привет! Ты уже слышала, что меня зовут Наташа, а тебя?
   - Вера.
   - Так вот, Вера, ума тут много не надо, подаёшь посетителю меню, желательно с улыбкой, а через несколько минут справляешься у них, сделали ли они выбор.
   Если да, то записываешь заказ и отдаёшь его на кухню, а пока сама расставляешь на столе перед клиентами приборы и корчишь лыбу, отвечая на всякие глупости, типа, когда такая красавица бывает свободная, не хочет ли она встретиться в другом месте и не желает ли девушка прокатиться в столицу нашей Родины, прогуляться по набережной и так далее.
   - И что мне отвечать?
   - Ты чего, наивная или только что с берёзы слезла?! Что хочешь, то и отвечай, только не груби, если желаешь, чтобы сделали заказ покруче и типов отвалили побольше.
   - Типы... это чаевые?
   - Ей богу, только с дуба сползла. Вот скажу девкам - животы от смеха порвут, пришла работать официанткой и не знает, что такое типы.
   Блокнот, ручка есть?
   - Нет, я ведь не знала...
   - Всё, деревня, ты меня достала, но нет времени у меня учить тебя дальше уму-разуму.
   Держи мою старую, тут ещё есть несколько листочков, вот тебе ручка и иди принимай заказ у той пары, что села сейчас в углу, не забудь захватить меню.
   Это же надо, такую бестолковую и на мою голову, куда Зураб смотрит?!
   Под ворчание Наташи Вера схватила два меню и побежала к столику принимать заказ.
   Самое удивительное и приятное для Веры, что первыми её клиентами оказались выходцы из Советского Союза, которые с удовольствием общались с симпатичной девушкой на родном языке и её обкатка прошла благополучно.
   Дебют был удачным: доброжелательные посетители оставили девушке приличные типим (чаевые) и Вера, как ей было велено, сдала их в кассу вместе с деньгами за заказ.
   Ничего особенного или вызывающего отвращения в этот вечер не произошло.
   Никто не делал явные попытки к знакомству и нагло не цеплялся, а на лёгкие шутки Вера с удовольствием отвечала, чувствуя, как от клиента к клиенту растёт её уверенность в общении на иврите.
   Безусловно, эта работа не шла ни в какое сравнение с никаёном, но к концу смены ноги гудели от постоянного хождения, а руки ныли от тяжёлых подносов, но Вере работа понравилась.
   За последним клиентом закрылась дверь - девушки официантки подсчитали чаевые и смотрели выжидающе на хозяина.
   - Так, мои хорошие, день сегодня был удачным, наверное, наша новенькая принесла нам хорошую парнасу (доход).
   Надо, на мой взгляд, её поощрить. С вашего позволения, я ей от вашей доли выдам полтинник.
   Вера видела, что девушки не остались довольными действиями хозяина, эти деньги были изъяты из их зарплаты, но противоречить ему никто не осмелился.
   Наташа вызвалась подвезти новую подругу по работе до дому в своей старенькой машине.
   Вера уселась на продавленное сиденье и сладко потянулась.
   - Что, устала?
   - Есть немного, но это ерунда по сравнению с никаёном.
   - Знаю, проходила.
   А ты понравилась нашему Зурабу, похоже, он тебя оставит, с завтрашнего дня будешь получать наравне с нами. Первый раз такое на моём веку, а я уже скоро как год работаю в этом кафе.
   - Год? А чего ты никуда не поступаешь или другую более престижную работу не поищешь?
   - Умная, да?
   Я когда приехала в страну, мне было почти семнадцать и пошла в двенадцатый класс.
   Для чего я туда пошла - ума не приложу. А всё дорогие родственнички, надо багрут (аттестат), надо багрут...
   Тьфу на них, сих багрутом.
   - Багрут это диплом об окончании школы?
   - Браво, экзамен сдала, иврит у тебя уже на высочайшем уровне.
   - Почему ты всё время надо мной смеёшься? Что, сама не была оля хадаша (новая репатриантка)?
   - Была, была... И не смеюсь я, так подтруниваю слегка, не обижайся, это у меня такой характер.
   Тебе восемнадцать?
   Мне тоже, только ты вновь прибывшая и в армию тебе не обязательно идти, а меня летом загребут, а пока буду работать у Зураба.
   - Наташка, а не боишься?
   -Ты об армии что ли?
   Глупышка, не боюсь, а стремлюсь туда, я всеми своими помыслами уже в форме и с автоматом.
   Если у меня получится, то во время службы выправлю багрут и поступлю на офицерские курсы, а не выйдет, то останусь на сверхсрочку.
   - Ой, Натаха, я скоро уже полгода в стране, а ничего толком здесь не знаю, живу словно улитка в раковине.
   - Правильно, откуда ты будешь что-то знать, если из дому не выходишь. Заведи себе хавера (бойфренда), тусуйся среди молодёжи, в шабат гоняй на танцы-шванцы и жизнь покажется не такой уж и мрачной.
   Вера вышла из машины возле своего дома и понуро побрела в свою неуютную комнату, в квартире, где над ней довлела своим авторитетом и несносным властным характером старшая сестра.
   Проснулась она от резкого удара двери о стену - это к ней бесцеремонно влетела Люба:
   - Ты что, дрыхнуть будешь теперь до обеда, великая работница?!
   Фу, вся провоняла табачищем.
   Вставай, мы с Лёвой уже уходим, а с тебя пока не сняты определённые обязанности, буди Рустлана и собирай его в детсад.
   Вере совсем не хотелось скандалить с сестрой, и она порывисто села на своём диване.
   - Люб, а я вчера пятьдесят шекелей заработала, хозяин оценил мою работу и с сегодняшнего дня я начинаю смену на общих условиях, как другие девочки.
   - Хозяин работу твою оценил или другие качества, небось уже и за сиськи хватал и переспать предлагал, если не уже...
   - Любка, закрой рот, какая ты несносная, злая, грубая и пошлая...
   - Всё сказала? А теперь поднимайся и заткни пасть. Я остаюсь при своём мнении и, возможно, скоро сделаю определённые выводы.
   Вера молчала, мысленно споря и порицая сестру. Как её тяготило это совместное проживание. Когда она уже вырвется из этого ада постоянных нравоучений и приказов?
   - Кстати, вчера вечером звонили твои знакомые по самолёту.
   Вся злость, обида и горечь от ранее высказанных слов сестры мигом улетучились.
   - Любочка, что они говорили, где они обосновались, может быть, оставили мне свой номер телефона?
   - Что ты застрекотала вопросами, как пулемётом - я сказала им, а точнее, тому мужику, что теперь ты по вечерам работаешь, днём каждый день в ульпане и тебе совершенно некогда общаться со случайными знакомыми.
   Вера резко вскочила с дивана и, шлёпая домашними тапочками, не глядя на сестру, проследовала в ванную.
   Та вслед крикнула:
   - Экая ты стала пава, с гонором и чересчур обидчивая, кстати, как я поняла, они живут в Ашкелоне.
  
  
   Глава 6
  
  
   Вера поняла, что обижаться на сестру бесполезно, нет никакого смысла, она такая и другой уже не будет.
   Несколько дней из её головы не выходило, что где-то рядом в соседнем городе живут люди, к встрече с которыми она стремилась всей душой, потому что ей не с кем было поделиться своей печалью, неустроенностью и отсутствием близких по духу друзей.
   Вера была занята в кафе не каждый день, потому что хозяин давал возможность подработать и другим девочкам.
   В основном официантками нанимались студентки, солдатки и даже ученики старших классов.
   Конечно, Веру могли бы вызывать на работу и каждый день, но в первую смену, когда большинство девушек находятся в аудиториях вузов, на военных базах или в школах.
   Вера иногда допускала себе первые смены, но редко, потому что она всё-таки хотела завершить обучения иврита в ульпане бэт, а это должно было произойти после Пейсэха (Пасхи), то есть, в конце апреля.
   Из всех девушек, работающих в кафе у Зураба, Вера незаметно сошлась с Наташей, именно с той грубой официанткой, которая в первый день её выхода на работу в кафе наставляла новенькую и учила её уму-разуму.
   Вера как-то в разговоре поделилась переживаниями с Наташей о своих знакомых в Ашкелоне:
   - Знаешь, подруга, они у меня не выходят из головы, мне бы только на часик к ним заехать узнать ма нишма (что слышно), послушать несколько новых песен Олега, и я бы успокоилась.
   - Верка, нет проблем съездить в Ашкелон, даже моя тарантайка легко одолеет этих двадцать километров. Но как мы с тобой их отыщем, это же не деревня. Там и сотни тысяч жителей не наберётся.
   - Наташенька, мы бы с тобой поездили по улицам, поспрашивали у людей, ведь этот Олег - такая заметная фигура, он же такой великолепный бард...
   Наташа разразилась таким смехом, что Вера подумала, не случилось ли с ней чего-нибудь нехорошего.
   - Я сейчас в трусики напущу от тебя. Он что, Розенбаум или Окуджава?
   - Нет, но он очень хороший поэт. Ты только послушай, какие он пишет тексты песен.
   Девушка достала свой заветный блокнот и прочитала новой подруге, записанные в самолёте тексты песен.
   - Верка, я не спорю, слова в этих песнях волнующие, но они больше подходят пенсионерам, пусть и слушают, вздыхают и даже плачут, а нам надо думать о будущем и стараться это делать больше на иврите.
   Ты собираешься поступать в университет, а мне через три месяца в армию.
   Тут мне подсказали, что во время службы я могу пройти гиюр...
   - Что? Не поняла, куда пройти?
   - Гиюр - переход в иудаизм, бестолковая. Тебе хорошо, твоя мама еврейка, а у меня наоборот, папа удосужился быть нужным в Израиле человеком.
   - Кому нужным? А мой папа что, здесь будет лишний?
   - Верка, что ты включила дурочку, можно подумать - не знаешь, что национальность тут определяется по матери.
   - Наташка, я ничего не понимаю, в чём заключается проблема, у меня ещё никто ни разу не спросил по маме я или по папе, кому какое дело?
   - Вот, когда будешь замуж выходить, тогда и спросят.
   - Наташка, только ты не злись, но я, правда, от этой темы плыву, как на экзамене, когда вытащила билет с не выученным материалом.
   - Ну ладно, займусь твоим просвещением - хорошо если за русского пойдёшь, которому твоё еврейство до фонаря, а если местный подцепит?
   - А на кой мне местный, они все такие приставучие, наглые и у них только одно на уме.
   - Да откуда ты это всё знаешь? Что, уже с кем-то встречалась и уже перепихнулась?
   - Наташка, зачем ты так грубо, ни с кем я ещё не встречалась, ни с местным, ни с русским, просто мне так кажется.
   - Крестись, если тебя твой русский папа научил.
   Наши ребята практически все - голь перекатная. Выйдешь замуж и будешь сопли на кулак мотать, по съёмным хатам валяться и копейки до зарплаты подсчитывать.
   А местные ребята чаще всего сами при бабках, при богатеньких мишпохах, семьях, чтобы тебе было хорошо понятно, а если пофартит, то сразу же после свадьбы можно попасть жить на виллу.
   Наташа буквально закатила глаза от предвосхищения будущего богатства и шикарной жизни.
   - Наташа, а любовь? Что, вообще не в счёт?
   И вновь подруга залилась смехом.
   - Подружка, ты своей наивностью сегодня меня доведёшь до коликов в животе.
   Скажи, куда ты с этой любовью поедешь... в путешествие по Америке, мотаться на съёмной машине по всей Европе или шнырять по морям на круизном лайнере?
   Нет, будешь сидеть на продавленном диване и подсчитывать гроши до зарплаты, мечтая до безумия выиграть в паршивое лото. В конце концов, начнёте проклинать горькую судьбу, несчастную любовь, опостылевшую жизнь, а потом и друг друга.
   Размышления вслух подруги вызывали у Веры противоречивые чувства, где-то она понимала её правоту, но в основном отторгала открытую меркантильность и была уверена, что существует золотая середина.
   С наступлением апреля в Израиль пришло лето.
   Вера наслаждалась теплом, видом моря и работой в кафе у Зураба.
   Ульпан был уже позади и у неё появилась возможность работать днём и вечером, о чём она со страхом, но всё же сообщила сестре.
   Какое было удивление Веры! Та на этот раз не метала грома и молнии, а презрительно посмотрела на непокорную младшую сестру и, шипя, выдавила из себя:
   - А дальше что, будешь до пенсии официанткой работать?
   И не ожидая ответа:
   - Я на тебя впредь не надеюсь, с июля сады на два месяца уходят в отпуск, и мама Лёвы заберёт Руслана к себе в Афулу на всё лето.
   Далеко, правда, но ничего, на выходные мы его будем забирать, в твоих услугах мы больше не нуждаемся.
   - Люба, а почему ты мне это сообщаешь таким тоном, будто я нарушила какую-то конвенцию или когда-нибудь брала на себя какие-то обязательства?
   Люба, наконец, взорвалась:
   - Нет, не брала и считаешь, что ты мне ничего не должна, хотя уже полгода живёшь на всём готовеньком ни о чём не думая и не заботясь, но не в этом дело...
   Люба сжала зубы.
   - Я тебе тоже ничего не должна, поняла?
   Последнее слово она произнесла по слогам.
   Вера поднялась на ноги и сложила руки на груди.
   - Поняла и сделаю выводы в ближайшее время.
   И не стала больше пикироваться, а закрыла за собой дверь в комнату.
   Надо было срочно на что-то решаться, находиться дальше в квартире у Любы становится невозможным, своими злобными выпадами та скоро её доконает, но главное, ведь не ждать, в самом деле, когда её выгонят из дому.
   Родителей в ближайшее время она вряд ли дождётся - грешно, конечно, так думать, но выжившая из ума бабушка, при этом, прикованная к постели, является для её папы и мамы таким тормозом, что круче не бывает, они в редких телефонных разговорах даже об этом не упоминают, если только вскользь, чтобы друг друга не поранить.
   Надо надеяться только на себя, но что делать?.. Что?..
   Хорошо было бы с кем-то посоветоваться, но только не с сестрой, это точно бесполезно, Наташка - девчонка хорошая, но из неё советчик, как из дерьма пуля.
   Подруга сама для себя наметила маршрут и сходить с него не собирается.
   Наташке осталось полтора месяца до призыва, и она уже мысленно вся там, редко выходит на работу в кафе и на днях собирается полететь на две недели в Париж на скопленные за год работы в кафе денежки.
   Подсказку ей дала случайная встреча. Однажды, отработав утреннюю смену, она неспешно шла по набережной Ашдода, вдыхая морской бриз, и вдруг увидела ту молоденькую учительницу, с которой посещала ульпан и которая дала ей совет бросить никаён и идти работать в кафе официанткой.
   Женщина вела со стороны пляжа за руки двух деток, примерно пяти и трёх лет.
   Встретившись, две ученицы ульпана, обрадовались друг другу, расцеловались, как добрые подружки и решили посидеть в открытом кафе - попить кофе и скушать мороженное, дети приняли их решение на ура.
   Галя (так звали учительницу) поделилась с Верой, что сегодня у неё выдался случайно выходной день от никаёна, и она решила посвятить его детям, не отдала их в садик, а отвела с ними душу на пляже.
   - Представляешь, живём возле моря, а я сегодня только первый раз искупалась.
   - Галя, Вы не поверите, а я с октября, как приехала в Израиль, не была на море, только по прибытии один раз и была.
   - Так, девочка, не годится, молодость и жизнь скоротечны, не стоит пренебрегать такими малыми радостями, ведь бывают у тебя свободные дни или хотя бы часы, когда ты можешь свободно позволить себе пойти на пляж.
   - Конечно, бывают, но меня так напугали приставучие мужики в первый раз, что я боюсь одна туда соваться.
   Галя рассмеялась.
   - Глупышка, не так страшен израильтянин, как мы себе навыдумывали.
   Многое зависит от нашего ответного поведения, отшей наглецов в зародыше, и они тут же отвалят, а лучше всего приходить на море компаниями, тогда ни один самец не клюнет.
   - Я не знаю почему, но у меня как-то пока не получается обзавестись компанией, есть одна подружка по работе в кафе, но она никуда не ходит, копит деньги, хочет перед службой в армии слетать в Париж.
   - Это её право и не самая плохая идея, но никогда не стоит зацикливаться на одной подруге, пора тебе уже обзаводиться разнообразными знакомыми и выходить куда-то в свет. Посмотри на объявления в бесплатных русских газетках, есть полно концертов, спектаклей, лекций и прочих интересных мероприятий, в том числе, и на русском языке.
   Что могла ответить Вера доброжелательной приятельнице?!
   Стыдно было признаться в том, что старшая сестра буквально сковала её по рукам и ногам своим ребёнком, с которым Вера сидит все свои свободные вечера и даже выходные.
   Конечно, Люба ей ничего не должна, но на Веру навесили обязанности воспитателя, её замордованная жизнью сестра с мужем должна хоть раз в неделю отдохнуть от всего на свете, включая ребёнка, и они уезжают в субботу на целый день на своей машине, нисколько не заботясь о досуге сестры.
   Из мрачных мыслей Веру отвлёк вопрос Гали.
   - Верочка, а что у тебя слышно с получением образования? Ты, мне помнится, собиралась поступать в университет, так?
   - Собиралась, но не представляю, как это сделать, я ведь одна...
   - Ну что ты напустила на себя вид несчастной бедной овечки, можно подумать ты такая здесь единственная в Израиле?
   У меня, ты видишь, какие гири на ногах.
   Она показала на детей, уплетающих мороженное.
   - И то я не сдаюсь, бросаю благодатный Ашдод вместе с морем и родственниками и переезжаем с мужем в Беер-Шеву.
   - Куда?
   Вера, конечно, слышала про такой город где-то на юге в пустыне, но представить себе такое, кинуть Ашдод и поехать к чёрту на рога.
   - А что ты удивляешься, мне подсказали и посоветовали поехать в Беер-Шеву, что там намного легче получить место работы математика в школе, я и поеду.
   Что, ты мне предлагаешь и дальше туалеты драить?
   - Галочка, простите, а не страшно?
   - Вот глупышка, а что тут страшного, между прочим, от Ашдода доехать туда всего каких-то сто километров, а может быть, и меньше.
   - А ведь там есть университет?
   - Конечно, есть, ведь это столица Негева (юга Израиля).
   Хочешь, послезавтра поедем туда вместе, мне надо собеседование в школе пройти, а ты заедешь в университет и на месте со всеми обстоятельствами и условиями познакомишься?
   - Хочу.
   Решение пришло к Вере мгновенно, если всё удачно выйдет, то она оторвётся от сестры, поступит, как и собиралась, в университет и заживёт своей самостоятельной и интересной жизнью.
   Вера не стала сообщать сестре о своём спонтанном решении, а предупредив взбешённую Любу, что не сможет сегодня забрать Руслана из детского сада, без дальнейших объяснений, по заведённой в последнее время привычке, скрылась в своей комнате, чтобы не слышать надоевшие вопли и стенания.
   Дорога от Ашдода до Беер-Шевы заняла меньше двух часов и уже вначале десятого утра Вера со своей приятной собеседницей въезжали в достаточно большой город по израильским масштабам.
   Из окна автобуса Беер-Шева мало разнилась от того, что видела Вера раньше, когда в редких случаях её брали с собой прокатиться в центр страны сестра или Наташа - те же виллы, коттеджи, старые здания в три-четыре этажа и, конечно, огромное количество новостроек.
   Да, город сильно не отличался, отличались люди, потому что девушка заметила большое количество арабов в свойственных для них одеждах и головных уборах.
   Когда она обратила на этот факт внимание Гали, та только фыркнула:
   - Это не те арабы, что подрывают автобусы, здесь в основном бедуины, чтобы ты знала, они служат в армии Израиля и являются отличными следопытами, мне об этом муж рассказывал, он уже успел две недели побыть в мелуиме...
   - Где?
   Вера уже сносно понимала и разговаривала на иврите, но раз за разом наталкивалась на новые слова.
   - Ах, ты не знаешь, что это такое?
   Не беда, женщин это не касается, просто здесь в Израиле существует практика, мужчин до определённого возраста регулярно вызывают на сборы в армию.
   Такое и в Союзе иногда бывало.
   На автобусной станции приятельницы расстались, договорившись, что возвращаться будут сами по себе, потому что неизвестно, сколько времени у каждой займёт её предстоящее дело.
   На автобусной остановке Вера спросила, как добраться до университета и ей на перегонки несколько людей назвали номера линий, следующих в ту сторону.
   Девушка вышла в нужном месте и с волнением посмотрела на величественное здание главного корпуса, за которым вдали виднелись другие постройки и аллеи с деревьями и постриженным кустарником.
   У Веры создалось такое впечатление, что сегодня все звёзды сошлись так, чтобы ей светила удача.
   Мимо пробегавшая невысокая смуглая девушка, вдруг остановилась и поинтересовалась на хорошем русском языке:
   - Русская, что ли? Что крутишь головой, приехала поступать?
   Два коротких вопроса и всё встало на свои места. Вера быстро изложила любопытной девушке суть и та, схватив её за руку, потащила к дверям главного корпуса.
   - Идём, идём, у меня нет особо времени, спешу, поэтому не задавай много вопросов, а ответь на мои.
   У тебя все документы с собой, психометрию прошла, в жилье нуждаешься?
   Вера только успевала в знак согласия кивать головой, а девушка уже привела её к дверям секретариата.
   - Всё, тут я тебя бросаю, захочешь в будущем меня найти, спроси Хану Кукалиеву с первого курса экономического факультета.
   Не успела Вера даже поблагодарить неожиданную помощницу, а та уже скрылась за углом коридора, шурша подошвами кроссовок.
   Дрожа от волнения, постучала в двери нажав на ручку и очутилась в большой комнате с несколькими столами, за двумя из них сидели женщины.
   Одна была достаточно пожилая, а другая совершенно молоденькая, может быть, на два-три года старше самой Веры.
   Тихо поздоровавшись, Вера обратилась к старшей.
   Та только начав слушать, тут же кивнула в сторону молодой, которая указала девушке на стул напротив своего стола, весело закидав посетительницу ворохом ничего не значащих вопросов.
   Вера, старательно выговаривая слова, сообщила секретарше суть своего визита.
   Та протянула руку:
   - Документы, пожалуйста.
   Заглянула в таудат зэут (паспорт), задержалась взглядом на советском аттестате об окончании среднего образования, где у Веры были почти все пятёрки, за исключением трёх предметов, затем девушка ознакомилась с результатом психометрии и с дипломом об окончании ульпана бэт.
   И неожиданно заговорила на английском языке, отчего у Веры краска прилила к лицу, и она, запинаясь, стала что-то отвечать, часто переспрашивая, не понимая сути вопроса и темы разговора.
   Девушка вновь перешла на иврит.
   - Чему и как вас в Русии учили в школе, ни одна толком не знает английского языка.
   Как ты собираешься учиться в университете без английского, не скажешь?
   Смутившаяся Вера залепетала:
   - Простите, но до начала учебного года ещё несколько месяцев, я постараюсь подтянуть английский, как и иврит.
   Девушка засмеялась.
   - Глупости, это только одни разговоры.
   Ты здешняя?
   - Нет, я из Ашдода.
   Въедливая секретарша театрально закатила глаза и Вере показалось, что все её надежды на университет вмиг лопнули, но девушка вдруг перешла на русский язык со смешным и сильным акцентом.
   - Ну что ты пугалься, мой родител двадцат пьят лет назад, тожье так пугальса.
   И вновь перейдя на иврит, сообщила Вере, что с июня месяца при университете, в связи с большим наплывом олим хадашим (новых репатриантов), открываются дополнительные подготовительные курсы для многочисленных желающих поступить в их учебное заведение. На этих курсах молодые люди смогут подтянуть наиболее слабые у них предметы.
   Информация сыпалась на Веру ливневым дождём, приятная секретарша сообщила, что за символическую плату для одиночек, приехавших в Израиль без родителей, будет предоставлено общежитие, где она будет жить с другими такими же четырьмя девочками.
   - Ты не будешь целый день учиться на курсах, поэтому сможешь в свободное время работать, но тут ты должна сама проявить сноровку, университет работы не предоставляет.
   Дополнительные курсы и первый год обучения для вас бесплатные, а дальше видно будет, государство ещё последнее слово не сказало.
   Взволнованная девушка слушала секретаршу, которая назвалась Сигалит, и не верила, что всё произносимое ею, касается Вериной судьбы е что через каких-то две недели она уже переедет в Беер-Шеву и начнёт учиться, что перед ней откроется совершенно новая жизнь, новые перспективы, новые знакомые, всё новое...
   - Вероника, ты меня не слышишь? Ты подаёшь документы в наш университет или нет?
   - Да, я согласна на все условия.
  
  
   Глава 7
  
  
   Вера даже в самых смелых помыслах не могла такое себе вообразить - уже к часу дня она оформилась на дополнительный курс при университете, подала документы на поступление в ВУЗ и устроилась с первого июня в общежитие.
   С кропотливой аккуратностью записала себе в блокнот, что ей потребуется на ближайшее время, какие учебники, вспомогательные материалы, канцелярские принадлежности и расписание занятий и наполненная радужными надеждами в отличном настроении поехала в сторону автобусной станции.
   Спешить ей было некуда. Сегодня она себе позволила то, что давно уже не допускала - походила по маленьким лавочкам, присматриваясь к товару и ценам, съела прямо на улице питу с фалафелем, запила с бутылочки прохладной колой и только после этого двинулась в сторону остановки на Ашдод.
   На всякий случай оглянулась, но Гали не было, заняла своё место в автобусе у окна и стала любоваться мелькающими пустынными пейзажами, на которые в другое время и в другом настроении даже бы не посмотрела.
   Вдруг до её слуха долетел знакомый голос и, более того, Вера услышала полюбившуюся песню.
   Девушка резко отвернулась от окна и увидела сидящего рядом с собой пожилого мужчину, державшего возле уха маленький магнитофончик, из которого слышался гитарный перебор и песня:
  
   Я вернусь, вы попарите в баньке берёзой хмельною,
   я спою, расскажу, что ещё не успел, не сказал...
   Вы друзья не судите, себе сам я буду судьёю,
   пожелайте мне счастья, его вам всегда я желал...
  
   Вера умоляюще сложила руки на груди.
   - Я Вас очень прошу, продайте мне эту кассету, сколько скажете - столько и заплачу.
   Мужчина выключил магнитофон и посмотрел внимательно на девушку.
   - Что, понравились песни Олега?
   Так я тебе, девочка, подарю эту кассету, а встречусь с ним - он с удовольствием мне выдаст другую такую.
   - Ой, простите, Вы что с ним знакомы?
   - Да, и очень хорошо, живём в одном городе Ашкелоне, мы познакомились с ним ещё в январе, вместе посещаем литературный салон на квартире у прекрасной женщины из Ленинграда.
   Собираемся раз в неделю и пьём чаёк со всякими вкусностями, многие из которых готовят сами наши завсегдатаи.
   Потом читаем наши произведения, обсуждаем их, а на закуску нам поёт Олег и мы, затаив дыхание, слушаем полюбившиеся песни и оцениваем новые.
   Наши очаровательные девочки литературного салона с сединами и морщинами слушают его и плачут, они обожают своего мальчика, так они все называют Олега Фрейдмана.
   - Боже мой, вы себе даже представить не можете, я познакомилась с этим замечательным бардом в самолёте, в котором мы вместе совершали олию (репатриацию в Израиль).
   Я слушала его песни ещё перед тем, как объявили посадку.
   Он пел в зале ожидания аэропорта в Минске, и я внимала со всеми, находящимися там, и мы все плакали.
   - Девушка, так это ты записывала тексты его песен в самолёте и в аэропорту Тель-Авива?
   Какой мир тесный, мне про тебя рассказывала очаровательная жена Олега Фрейдмана - Людмила.
   - Да, да, это они, у них есть две дочери Лена и Алла.
   - Всё совпадает, держи, девочка, кассету, мне в Шдероте выходить надо, а мы уже подъезжаем, к родственникам заехать обещал, а привет Олегу я обязательно передам.
   - А их номера телефона у вас случайно нет?
   - Случайно нет, дома в телефонной книжке записан, а на память не помню, что поделаешь, уже старые дырявые мозги.
   Вера с благоговением опустила в сумочку кассету, дома у неё есть плеер, с которым она занималась ивритом, только бы добраться и послушать.
   Пока она так размышляла, её автобус притормозил на перекрёстке, девушка прочитала - Ашкелон.
   На остановке находился только один пассажир, и она увидела, как по ступенькам пружинистой походкой поднялся молодой человек, показал какое-то удостоверение водителю и внимательно оглядел салон.
   В автобусе к этому времени было полно пустых мест, одно из них - рядом с Верой.
   Глаза молодых людей встретились, и парень прямиком направился в сторону Веры и спросил на иврите, свободно ли рядом с ней.
   Девушка утвердительно кивнула, и её будто бы окатило жаром печи от севшего возле неё молодого человека.
   Парень искоса несколько раз посмотрел на девушку и вдруг развернулся всем телом в её сторону:
   - Меня зовут Галь, а тебя?
   - А моё имя Вероника.
   Девушка даже не поняла, как это она, не задумываясь, назвала своё имя совершенно незнакомому.
   Парень рассмеялся.
   - А можно называть тебя короче? Это для меня тяжело.
   И он попробовал повторить имя девушки и запутался в буквах.
   Слушая, как он мучается, Вера тоже рассмеялась.
   - Зови Вера, так легче?
   Парень, картавя букву р, несколько раз повторил и сказал с улыбкой:
   - Думаю, что скоро выучу хорошо твоё имя, потому что намерен сегодня с тобой встретиться.
   Вера, у тебя есть хавер (бойфренд)?
   Сказать, что Вера растерялась, так это ничего не сказать, она была в шоке.
   Такого в жизни ещё никогда не было, чтобы с ней так легко знакомился парень, а ей совершенно не хотелось его отшить, а более того, она не могла отвести своего взгляда от этих чёрных блестящих глаз, прямого, чётко вырисованного носа и пухлых, улыбающихся ей, губ.
   - Нет у меня хавера, я оля хадаша, только полгода в стране.
   Молодой человек продолжал улыбаться.
   - Я слышу, что ты оля хадаша, но говоришь уже вполне хорошо на иврите.
   Куда и откуда ты едешь?
   Вера не понимала, что с ней происходит, не на секунду не задумываясь, она выпалила:
   - Еду из Беер- Шевы, где подавала документы в университет, а живу пока в Ашдоде.
   - О, на эту тему и другие поговорим позже, тебе скоро выходить, давай быстрей свой адрес и номер телефона, мне ведь дальше ехать.
   - Нет, не надо ко мне заезжать, лучше позвони.
   Парень выхватил из кармана сигареты и записал на пачке номер телефона, продиктованный девушкой.
   - Позвоню после восьми, спать не будешь?
   И они оба рассмеялись.
   Щёки у Веры пылали, ноги предательски дрожали, когда она выходила из автобуса, ловя на себе пристальный взгляд Галя.
   Вера чувствовала во всём теле необыкновенную лёгкость, её буквально несло в сторону дома и при каждом шаге она повторяла - Галь, Галь, Галь...
   Войдя в квартиру, Вера каким-то непонятным чувством или подсознанием ощутила зловещую напряжённость.
   Русланчик смотрел мультики по телевизору, а Люба с каменным лицом застыла, сидя на диване с журналом в руках, не отвечая на приветствие сестры.
   Вера, несмотря на надутый вид Любы, уселась рядом и попыталась разрядить обстановку.
   - Любаша, я купила к чаю заварные пирожные, хочешь?
   - Ничего я от тебя уже не хочу.
   - Ну, Любонька, не злись, у меня такие хорошие новости, только послушай...
   - Меня они не касаются, ни твоё настоящее, ни твоё будущее.
   - Любушка, я поступила в университет в Беер-Шеве, через две недели уезжаю туда учиться на подготовительные курсы, чтобы поднять иврит, английский и хоть немного ознакомиться с историей Израиля.
   - Спасибо, сестричка, что ознакомила меня с этим хотя бы постфактум, можно подумать - я знала, куда и зачем ты едешь.
   Я ведь для тебя враг номер один, я же желаю тебе только зла, я только хочу, чтобы ты смотрела моего сына и не выбиралась из дому... теперь ты всё можешь так истолковать.
   Тебе же плевать на наши желания, наши надежды и планы.
   Тебе главное - это ты пуп земли, вокруг тебя все и всё должно крутиться...
   Люба захлебнулась от своих обвинительных слов и зарыдала.
   Такую сестру Вера ещё не видела.
   Она тихо поднялась с дивана и уединилась в своей комнате, отлично осознавая, что у Любы самая настоящая истерика от того, что всё вышло не по её, а тем более, совсем не так плохо, как она предрекала.
   Вера, не переодеваясь, достала из сумочки кассету и вставила в свой магнитофончик и тут же услышала конец знакомой песни и через несколько секунд началась другая, по всей видимости, написанная уже в Израиле:
  
   Всё хорошее быстро кончается...
   Серых будней заложники мы...
   Но а в памяти вновь возвращаемся
   В запах леса и в стужу зимы...
   В радость встреч после долгой разлуки,
   Где с улыбкой смешалась слеза...
   И в минуты тоски или скуки
   Возвращаемся в мыслях туда...
   Где детства, юности года
   Неслись, как с горных круч вода,
   Где мы росли, мужали и влюблялись...
   Узлы семейные плели,
   Теряли, что-то обрели...
   И где могилы дорогих людей остались...
   Разложу свои годы по полкам...
   На весы жизнь прикину свою...
   Бесполезно я жил или с толком...
   По теченью иль против плыву...
   Не сложить и нельзя перемножить,
   Что осталось в туманной дали...
   Но а память... а память тревожит,
   Манит свежестью юной зари...
   Где детства, юности года
   Неслись, как с горных круч вода,
   Где мы росли, мужали и влюблялись...
   Узлы семейные плели,
   Теряли, что-то обрели...
   И где могилы дорогих людей остались...
  
   Вера отмотала назад кассету и вновь вслушалась в слова песни - наверное, многие люди пожилого и среднего возраста страдают от разлуки с Родиной... А что она?!... Нет, несмотря на то, что в эти полгода далеко не всё складывалось благополучно, что часто её обуревала тоска и скука, она не жалела об утраченном, потому что ничего, собственно говоря, не потеряла, хотя пока и не приобрела.
   А так ли это?
   Наверное, до сегодняшнего дня о приобретениях можно было бы даже не заикаться, кроме дикого напряжения нервов и мозгов всё остальное было облачено в серые тона. Ах, надо послушать ещё одну песню, а то столько размышлений - и не с кем поделиться и обсудить.
   Вера вновь нажала кнопку 'play'.
   Плачь, плачь, плачь, моя гитара,
   Сердце тонет в море грусти.
   Омут пьяного угара
   Не излечит, не отпустит.
   Плачь, гитара, плачь, родная,
   Детство, юность вспоминая.
   Жизнь - дороженька кривая,
   Приютила в новом крае.
   Плачь, гитара, плачь, подруга
   По земле далёкой ныне,
   Где зимой мороз и вьюга,
   Летом грозовые ливни.
   Плачьте струны под руками
   По хорошим, добрым людям,
   Что делили вместе с нами
   Праздники и серость будней.
   Плачь, плачь, моя гитара,
   Сердце тонет в море грусти.
   Я скучаю - это кара,
   Что зовётся Беларусью.
  
   Вера задумалась, слушая печальный голос барда - нет, далеко не всё благополучно и у Олега, и у его семьи, сколько неприкрытой тоски в этих песнях.
   Ладно, послушаю ещё одну песню и пойду приму душ. Может, и правда позвонит Галь, а вдруг ещё и приедет к ней в Ашдод.
   От этих мыслей щёки полыхнули пожаром, тепло распространилось по всему телу, и она поймала себя на том, что глупо улыбается неизвестно чему, а точнее, кому.
   Мотнула головой и вслушалась в слова следующей песни:
  
   Цветы, деревья, лунный свет,
   Пустыня, море, горы, ветер... -
   Всё вроде наше здесь, и нет.
   А сколько надо трудных лет,
   Чтоб стали наши краски эти?
   Мы можем скрыть печаль свою,
   Тайком излить тоску в подушку.
   Что делать мне, ведь вам пою
   О том, что помню и люблю.
   Как петь об этом равнодушно?
   А будут слушать, буду петь.
   Печалью, радостью делиться.
   В пожаре судеб мне гореть,
   А в песне жить и умереть
   И с новой - вновь на свет родиться.
  
   До сегодняшнего дня и Вера бы думала - а сколько надо долгих лет, чтоб стали наши краски эти...
   Но после поездки в Беер-Шеву, встречи с пожилым человеком в автобусе, знакомым Олега Фрейдмана, а особенно, после знакомства с Галем, ей уже казалось, что всё вокруг родное или становится родным, ведь как легко она разговаривала на иврите с парнем, откуда только к ней нужные слова приходили.
   Вдруг до её слуха дошёл телефонный звонок из аппарата, стоящего в салоне, она вздрогнула и посмотрела на часы, было восемь.
   Открыв дверь своей спальни, услышала, как её сестра разговаривает по телефону с кем-то на иврите.
   Особой сообразительности ей тут не надо было, Люба любезно общалась с Галем.
   Сестра, повернувшись на скрип двери, махнула рукой Вере, подзывая к себе и вручая трубку телефона, шепнула:
   - Приятный молодой человек, вежливый.
   Вера приложила телефонную трубку к уху и выдохнула:
   - Да!
   И смутилась, переходя на иврит:
   - Кен...
   И она услышала уже знакомый смех Галя.
   - Вера, я правильно произношу твоё имя?
   - Правильно.
   - Всё это время после того, как мы расстались, я учился произносить твоё имя.
   Ты сможешь меня учить русскому языку, когда мы встретимся?
   Конечно, смогу... и с преогромной радостью.
   Вера услышала, как он снова рассмеялся. - Тогда собирайся побыстрее, я жду...
   - Прости, мне надо хотя бы полчаса, чтобы собраться.
   - Порядок, именно столько мне ехать от Ришона до Ашдода.
   Диктуй адрес, я буду тебя ждать напротив подъезда.
   Положив трубку на аппарат, Вера встретилась глазами с сестрой и взгляда не отвела.
   - Люба, мне сейчас некогда разговаривать, надо быстренько принять душ, одеться, слегка подкраситься... и это всё за полчаса.
   - А разве я тебя держу, ты уже у нас девочка самостоятельная, сегодня же позвоню родителям и сообщу про твои подвиги.
   - Вот-вот, позвони, а то мне сейчас некогда и сообщи им про моё поступление в университет, что подготовительный и первый курс у меня бесплатные, и мне предоставили общежитие...
   - ...И что ты завела себе местного парня.
   - А почему и нет, можешь и про это рассказать, мне скрывать нечего, через два месяца мне уже девятнадцать.
  
  
   Глава 8
  
  
   Принимая душ, одеваясь, накладывая макияж, Вера всё время разглядывала своё лицо тело... то так, то в зеркале.
   В отражении она ловила в своих глазах, играющих оттенками от серого до голубого, огоньки радости от предстоящей встречи.
   В прихожей, оглядывая себя в последний раз перед выходом, Вера неотвязно думала об очень симпатичном, и на первый взгляд, внимательном парне, о будущей линии своего поведения с ним, а главное, её волновало, каким он будет с ней - учтивым ли, вежливым или нахальным?
   Кровь то приливала, то отливала от лица - как быть? Может, сразу же, как сяду в автомобиль, тут же полезет целоваться и щупать её, воспользовавшись теснотой, что тогда делать и как вырваться от него?
   Нет, не похоже, он не выглядит, как пошлый приставака, хотя девчонки-официантки рассказывали и про таких парней, которые в первый же вечер норовили затащить в постель и, хуже того, овладеть девушкой прямо в машине или где-нибудь в уединённом месте на природе.
   Голова шла кругом. Она в свои почти девятнадцать лет даже ни разу толком не целовалась.
   Не считать же за настоящий тот робкий поцелуй Петьки, которым он её наградил перед уходом в армию.
   Спускаясь в лифте, вспомнила события полуторагодичной давности, когда после застолья по поводу проводов Петьки в армию, в кругу его семьи и немногочисленных друзей она тоже присутствовала там вместе со своей подружкой Светкой.
   Начали расходиться, он вызвался проводить девушек до дому.
   Первой по пути жила Света, и они, распрощавшись с ней, пошли дальше к дому Веры, хотя раньше Петька никогда не проявлял к ней особых знаков внимания.
   В подъезде парень вдруг осмелел и позволил себе прижаться к девушке и втиснуть в её сжатые уста свои пахнущие алкоголем мокрые от вожделения губы.
   Они так постояли несколько секунд, Вера даже не успела решить для себя, как на это реагировать, потому что из квартиры вышел папа и позвал её - он их увидел из окна, когда они подходили к дому.
   Вот в общем-то и весь её любовный опыт, не считая нескольких писем Петьки из армии, где он клялся ей в вечной любви.
   Нет, Вера не была настолько наивной девушкой, чтобы не понимать ту химию, происходящую между мужчиной и женщиной, и более того, её тело уже давно отзывалось на вожделенные мысли и взгляды парней, но она никогда не давала себе развить в этом направлении фантазию, подавляя её силой воли в самом зародыше.
   Взглянула на часы и ахнула:
   - Любочка, я побежала, уже опаздываю, ключ у меня есть.
   - Что это вдруг ты стала отчитываться передо мной, скоро всё равно исчезнешь из моего поля зрения.
   Дуй, только не наделай глупостей, без презерватива не подпускай.
   Последние слова сестры больно ранили чувствительное сердце девушки.
   За все эти месяцы совместного проживания Вера ни разу не дала повода Любе усомниться в своей порядочности и в цельности натуры, поэтому напутствие сестры острой иголкой застряло в голове.
   Возвышенное настроение от всего сегодняшнего необычного и радостного дня было в одночасье испорчено.
   Галь стоял, облокотившись на открытую дверцу машины, и артистично курил.
   Увидев выходящую из подъезда девушку, отбросил в сторону сигарету и пошёл к ней навстречу.
   Заглянул внимательно в её грустные глаза, мягко большим пальцем стёр слезинки с ресничек и поцеловал в щёку:
   - Добрый вечер, красавица моя, не надо грустить, как говорил наш царь Шломо: "Всё пройдёт, пройдёт и это".
   Рука парня естественным движением легла на плечи Веры, и он повёл её в сторону своей машины.
   Открыл пассажирскую дверцу и помог усесться, самостоятельно накинул и вдел ремень безопасности.
   Затем, захлопнув дверь со стороны пассажира, уселся на водительское место, ловким движением пристегнулся и, повернув ключ зажигания, тут же нажал кнопку магнитофона - откуда полилась знакомая музыка, голос и слова - пел Киркоров "Ты, ты, ты..."
   Вера непроизвольно улыбнулась, парень явно готовился к встрече. Плохое настроение от прощальных слов сестры тут же куда-то испарилось.
   Галь поинтересовался, куда бы она хотела съездить, что посмотреть, где посидеть, но у Веры не было на этот счёт никакого представления, о чём она тут же и высказалась.
   Галь улыбнулся и прищёлкнул пальцами:
   - Ну если так, то я беру всю полноту власти на себя и на свой вкус - сейчас мы поедем в сторону Тель-Авива, заедем в Яффо, погуляем по набережной, зайдём в паб или в кафе, если ты захочешь перекусить, а потом, когда ты устанешь, отвезу тебя домой.
   А пока договоримся, что всю дорогу будем разговаривать и знакомиться друг с другом.
   Вера почувствовала себя раскованно, ей так захотелось побольше узнать о парне, начиная с его возраста, но она всё же не решалась начать задавать ему вопросы, чем тот и воспользовался, обрушив их на девушку декабрьским ливнем в Израиле.
   За четверть часа он знал о ней буквально всё, что его интересовало - возраст, образование, состав семьи и с каких мест она приехала в страну, планы на будущее и нынешний род занятий.
   Вера, несмотря на скудный запас ивритских слов, с помощью Галя сносно отвечала на все поставленные им вопросы.
   Секретов на сей счёт она не имела, скрывать ей было нечего, не считая её взаимоотношений с сестрой, но парень сразу понял, что это запретная и взрывоопасная зона и тут же отступил.
   Набережная старинного города Яффо, в котором в основном проживает арабское население, была ярко освещена многочисленными фонарями.
   Несмотря на поздний час, вдоль пешеходной дорожки были открыты разнообразные торговые и гастрономические заведения - кафе, магазинчики и лавочки, продававшие всякую мелочь, начиная от сувениров до восточной еды, дурманящей ароматами, выпечки.
   Галь предложил девушке пройтись под аркой счастья, загадав перед этим своё сокровенное желание, что она с улыбкой и сделала.
   Никогда и никому она не расскажет про это своё пожелание, потому что очень боялась и верила - если озвучит, то тогда оно уже не исполнится.
   Выйдя из-под арки, Вера счастливыми глазами посмотрела на парня, а тот прижал её к груди и нежно поцеловал в губы.
   Девушка от неожиданности не представляла, как себя сейчас дальше вести, она была растеряна от сложившейся ситуации, но Галь не дал ей опомниться, а схватив за руку побежал к торговым лавочкам и купил у старого араба большое атласное пурпурного цвета сердце и вручил Вере:
   - Держи, это моё любящее тебя сердце, можешь теперь делать с ним, что захочешь.
   И парень рассмеялся, в то же время следя за выражением её лица.
   Вера прижала к груди подарок, а затем неожиданно для самой себя притянула атлас к губам и легко поцеловала, а затем, застеснявшись своего сумасбродного порыва, отвернулась и пошла не оглядываясь в сторону моря.
   Она стояла, облокотившись руками о парапет, подставив разгорячённое лицо порывам свежего майского морского ветра, чувствуя рядом с собой Галя, но он не нарушал тишину и не прикасался к ней, до неё долетал только дым от его сигареты.
   Вера, наконец, повернулась в сторону парня. Тот сидел на каменных плитах и внимательно смотрел на неё, не улыбаясь, а с невероятным обожанием в чёрных, горящих любовью, глазах.
   Вера сделала к нему навстречу шаг и положила на его широкие плечи ладони и тут же он, вскочив на ноги, обвил тело девушки крепкими руками и впился в губы долгим требовательным поцелуем.
   Галь не повёл девушку в паб выпить какой-нибудь коктейль, догадавшись, что она голодна.
   Так оно, собственно говоря, и было, ведь сегодняшний день, был весьма насыщенным и суматошным, и до сих пор она только и съела питу с фалафелем на автобусной станции в Беер-Шеве.
   Они зашли в кафе, где звучала тихая восточная музыка, царил полумрак и сильно пахло какими-то незнакомыми, но приятными пряностями.
   Галь не стал вводить девушку в смущение, понимая, что она имеет очень слабое представление об арабской кухне, поэтому он самостоятельно сделал заказ, только поинтересовался, что она будет пить: пиво или сок, а если последнее, то какой.
   Вера с аппетитом ела кебабы в прикуску со свежевыпеченным тонким хлебом, отламывая от него куски и макая в острую и ароматную приправу.
   Она легко приноровилась к новому кушанью, глядя, как это делает сидящий напротив неё парень.
   Работая официанткой в кафе, она иногда позволяла себе вместе с другими девушками во время обеда выпить стакан пива.
   Поэтому и сейчас она попросила заказать ей маленький бокальчик после того, как себе взял пиво Галь.
   Они вышли из кафе и направились к припаркованной недалеко машине. Забравшись в неё, парень с девушкой всё время телами искали друг друга и жадно целовались, чему Вера не противилась, а сама вся шла навстречу жарким и пьянящим губам хавера.
   Казалось бы, несколько часов знакомства... а мысленно она только так уже называла полюбившегося парня.
   Далеко уже за полночь они доехали до дома Веры, где сидя в машине, продолжали жадно целоваться, не в силах расстаться.
   Галь осмелел, но девушка уверенным движением сняла его руку со своей груди и, припав в последний раз за эту ночь к губам парня, выскочила из машины и побежала к подъезду.
   Поднимаясь в лифте на свой шестой этаж, Вера отметила, что Галь не позволил себе никакой пошлости, не давал особой вольности своим рукам, не считая поглаживаний по шее и лёгкое прикосновение к груди, не старался пробраться под майку, не говоря о более настойчивых притязаниях.
   Губы у неё горели от поцелуев, она их ощущала на шее, плечах и даже в глубоком вырезе топика.
   Вера задала себе вопрос и тут же ответила - если бы парень проявил настойчивость, дал волю своим рукам и попробовал бы овладеть ею... нет, она бы не допустила, и он видимо об этом догадался.
   Разгорячённая девушка, стараясь не шуметь, открыла ключом дверь и проскользнула в квартиру.
   Сняв в прихожей обувь, на цыпочках прошла в свою комнату.
   Открыв дверь в спальню и включив свет, натолкнулась на глаза Любы, сидевшей на диване и буквально буравившей её своим пристальным не то злым, не то обиженным взглядом.
   - Ну что, расскажешь сестре про первое в твоей жизни свидание?
   Как вёл себя при первой вашей встрече парень и как вела себя ты?
   - Любочка, а почему ты не спрашиваешь, где мы были, что я видела, что я, в конце концов, кушала в кафе?
   Люба поднялась с дивана и неожиданно разлохматила и без того пушистые волосы девушки, пришедшей со свидания.
   - Прости, Веруня, я, наверное, совсем сошла с ума, о чём мне по телефону сегодня вечером сказал наш папа.
   - Люб, а что он ещё сказал?
   В голосе девушки почувствовалось волнение, папа для неё был авторитетом неукоснительным.
   - Папа сказал, чтобы я перестала тебя третировать, не мешала продвигаться по жизни, а более того, при возможности оказывала всякую помощь и поддержку.
   Можно подумать, я и так этого не делала?!
   Что он очень рад, что ты вырываешься из-под моей опеки и уезжаешь учиться в другой город.
   Он верит в тебя, в твоё благоразумие и твоё будущее.
   - Люба, ты ему сказала, что я пошла на свидание с местным парнем?
   - Конечно, сказала.
   - А он что?
   - Ты что не знаешь нашего папу... обрадовался, заявив, что мы все евреи и неважно, кто и откуда приехал, а тем более, если этот парень родился в Израиле.
   Я бы с удовольствием посмотрела на него, и как бы этот еврей заговорил, узнав, что ты пошла на свидание с эфиопом?
   Тут сёстры, не сговариваясь, разразились смехом, буквально упав на диван.
   Отсмеявшись, Вера вдруг обняла старшую сестру за шею и зашептала ей на ухо:
   - Любочка, он такой хороший, добрый, внимательный и ласковый.
   Поверь мне, кроме поцелуев Галь не позволил себе ничего такого, чтобы ты могла себе вообразить.
   Он свозил меня в старинный город Яффо, мы гуляли по набережной, я прошла под аркой счастья и загадала желание, мы поужинали в уютном кафе, а потом он подарил мне атласное сердце, и мы целовались, целовались, целовались...
   Люба хлопнула ладонью сестру по попе.
   - Глупышка, но какая счастливая, я уже забыла, как это бывает: целоваться до пьяна и так восхищённо говорить о предмете своего обожания, а ведь мне всего лишь двадцать шесть лет.
   Верочка, не растеряй как можно дольше эти свои приятные и возвышенные ощущения.
   Ещё раз прости меня за мой несносный характер, но другой я уже быть не могу, но я тебя люблю, честное слово, я тебя очень люблю.
   После таких проникновенных слов Люба стремительно вышла из комнаты, а Вера вытерла неожиданно выступившие слёзы.
   Девушка, находясь под впечатлением от свидания и примирения с сестрой, тут же простила Любе все колкости и несправедливые слова в свой адрес, ведь она не сейчас стала такой.
   Люба с детства помыкала мелкой, порой получая за это серьёзный нагоняй от родителей, но сегодня они уже обе взрослые женщины и дальше должны идти по жизни на правах полного паритета.
   Стрелки часов давно уже сдвинулись за два часа ночи, а Вера так и не могла заснуть, проигрывая раз за разом все происшествия сегодняшнего невероятно длинного и интересного дня.
   Вдруг она вспомнила про кассету и потянулась к магнитофону, стоящему на тумбочке.
   Нажала 'play', но кнопка тут же отщёлкнулась, закончилась сторона.
   Вера перевернула кассету на другую сторону и загадала, что сейчас с новой песней она найдёт какие-то ответы или откроет для себя какие-то невероятные истины.
   До её слуха вновь дошёл незатейливый перебор гитары, а следом приятный тенор Олега Фрейдмана:
  
   Сумасшедшая страна-
   Теперь с тобою вместе я.
   К святыням голову склонил,
   Твои красоты полюбил.
   И пусть порой несладко мне,
   Пока чужой в своей стране.
   Преодолею, всё стерплю -
   Тебя, Израиль, я люблю.
   Сумасшедшая страна -
   Пою тебе сегодня я.
   Среди песков, гор и морей,
   Среди евреев - я еврей.
   И пусть порой несладко мне,
   Пока чужой в своей стране.
   Преодолею, всё стерплю -
   Тебя, Израиль, я люблю.
   Сумасшедшая страна -
   То вой сирен, то тишина.
   Сегодня враг, а завтра друг,
   Как непонятен этот круг.
   И пусть порой грущу о том,
   Привычном, с детства дорогом.
   Преодолею, всё стерплю -
   Тебя, Израиль, я люблю.
  
   Вера засыпала, повторяя и повторяя полюбившиеся строки песни - тебя, Израиль, я люблю... тебя, Израиль, я люблю... тебя, Израиль, я люблю...
  
  
   Глава 9
  
  
   На следующий день после каскада ошеломляющих событий на работу Вера вышла явно не выспавшаяся, но до безумия счастливая, и это непременно сразу же бросалось в глаза всем, кто встречался на её пути.
   Состояние приподнятого настроения девушки тут же заметили все работники кафе, а Наташа бесцеремонно заявила:
   - Всё, подруга, колись, не вооружённым глазом видно, что влюбилась, а может быть, уже и сладкого секса откушала?
   Бледное от недосыпа лицо Веры моментально вспыхнуло, и она отвернулась.
   - Наташка, какая ты несносная, если бы даже и да, разве можно об этом так спрашивать и что я тебе должна на твои прямолинейные вопросы отвечать?
   - Верка, ух ты, я, похоже, угадала, как я за тебя рада, а то живёшь серой мышкой, а сама на приз королевы красоты можешь претендовать.
   - Тоже мне скажешь, королева красоты, и вообще, всё что ты говоришь про любовь, полная ерунда, главное, я поступила в универ в Беер-Шеве и через две недели уже уезжаю из Ашдода, начинаю заниматься на подготовительных курсах, мне и общежитие выделили.
   - Вот это да, какая молодчина! Сидела, сидела - и рванула!
   Так и надо, что мы приехали в эту страну только говно убирать и жрачку подавать местному населению? Увидишь - через десять лет, кто послабей из них, нас будут обслуживать. Я, по крайней мере, всё для этого сделаю, и ты совершила в этом направлении первый и отличный шаг.
   Вокруг собрались с чашечками кофе в руках все работники кафе, кто вышел сегодня на утреннюю смену, среди них был и хозяин.
   Зураб покачал головой, поцокал и изрёк:
   - Я уже привык, что у меня часто девочки меняются и по разным причинам, но ты как-то сразу пришлась ко двору и мне будет жалко с тобой расставаться.
   За день до твоего отъезда мы вечером после работы соберёмся и устроим в честь тебя рамат косит - поднимем бокалы с вином за счёт заведения.
   Вера так и не призналась Наташе, что у неё появился парень, при этом, как та советовала ей и сама к тому стремилась - местный.
   Вера могла смело заявить, что она к этому как раз не стремилась, всё получилось спонтанно.
   В первом часу дня Вера обслуживала последних посетителей перед закрытием кафе, когда её окликнула Наташа:
   - Верчик, тут тебя какой-то красавчик спрашивает, явно не русского происхождения.
   Я ему объясняю, что мы уже закрылись, а он: подай ему бэвэкаша Веру и всё, хоть кол на голове чеши.
   Девушка прижала обе руки к груди.
   - Наташенька, миленькая, рассчитай ту пару, а я побежала, вот их заказ.
   - Ну что я тебе утром говорила, даже не сомневалась, что ты влюбилась, у меня на это дело глаз-алмаз.
   Вера, уже не слушая подругу, выскочила на улицу и сразу же попала в объятия Галя - через окна кафе за ними наблюдали все любопытные работники, но пуще всех завистливых или восторженных глаз не сводила Наташа.
   Молодые люди, не обращая внимания ни на кого вокруг, сладко целовались, никак не желая отстраняться друг от друга.
   - Веруш, как я по тебе соскучился, до вечера не было никаких сил дожидаться новой встречи, тем более, у меня сегодня выходной.
   Вера даже не замечала, что называет своего хавера на русский манер ласкательным именем.
   - Галичек, милый мой, как я рада, ни на одну секундочку я не забывала сегодня о тебе, ты услышал мой зов и примчался.
   Подожди минуточку, я получу дневной расчёт, и мы можем отсюда уезжать.
   В кафе её перехватила Наташа.
   - А ты, подруга, не такая уж простая, не зря говорят: в тихом омуте черти водятся.
   - Ну, Наташ, я бы потом обязательно тебе рассказала, просто боялась сегодня утром спугнуть своё счастье.
   - Ладно, счастливая, беги за расчётом, тебя вон какой красавчик ждёт и, похоже, он тоже к тебе не равнодушен.
   В словах подруги Вера почувствовала не только одобрение, но и неприкрытую зависть.
   Галь подвёз Веру к её дому.
   Она забрала из садика Руслана, и они вместе с парнем поднялись в квартиру Любы.
   Сидеть возле телевизора и дожидаться, пока появится сестра, девушка не хотела, поэтому, приняв душ и переодевшись, она завела мальчика к соседке, а они с Галем уселись в его машину и поехали в Иерусалим, именно туда наметил парень сегодняшний маршрут для ознакомления Веры с Израилем.
   Девушка отметила для себя и поделилась с Галем, какая всё же миниатюрная страна Израиль, в которой им посчастливилось жить и встретиться.
   Вера поняла, что её парень всей душой любит Израиль и она, как могла, перевела ему песню Олега Фрейдмана, которую слушала вчера перед сном и тот прищёлкнул языком.
   - Не люблю людей, которые живут в стране, пользуются её благами и в то же время поносят всякими словами, не понимая, в каких трудных условиях Израилю приходится отстаивать свою безопасность, целостность и престиж.
   Твой знакомый певец, видимо, не такой злопыхатель, потому что, не прожив и года в стране, не вкусив ещё всех радостей жизни в ней, а, скорей всего, столкнувшись с определёнными трудностями, всей душой полюбил Израиль, о чём и поёт.
   Не доезжая Иерусалима, Галь свернул с дороги и подъехал к кафе, в котором вся атрибутика была связана со знаменитым певцом в стиле рок-н-рола Элвисом Пресли.
   Они обедали под музыку этого до сих пор популярного музыканта, обсуждая его творчество и других мировых знаменитостей современных и выступавших раньше, но оставивших свой след на земле.
   В конце обеда молодые люди по сложившейся здесь традиции получили от хозяина заведения в подарок по кружке с портретом Элвиса, чему Вера очень обрадовалась.
   Время на ознакомление со святым городом у них было не много, и Галь устроил Вере обширную обзорную экскурсию.
   Они проехали возле великолепного современного здания Кнессета - парламента Израиля. Перед её глазами мелькали старинные и современные здания, центры искусств и религии, больница, музеи, мечети, собор, базар, синагога и вновь синагога:
   - Галь, а почему тут так много центров религии и самих верующих?
   - Ты что не знаешь, что Иерусалим считается центром трёх религий?
   А ты как относишься к религии, моя красавица?
   Вера рассмеялась.
   - Можешь меня порицать, но никак. Наша семья была далека от этого, как, впрочем, и вся моя бывшая страна за исключением только некоторых, и те, в основном, скрывали свои религиозные убеждения.
   Папа у меня русский, но он не верующий...
   И вдруг подхватилась:
   - Ты не думай - мама у меня еврейка.
   Галь от её последних слов чуть руль не выпустил из рук.
   - А зачем ты мне это говоришь, я ведь у тебя ничего об этом не спрашивал?
   Вера часто испытывала смущение, но такое, наверное, первый раз в жизни. У неё покраснели не только щёки, но ей показалось, что и кончики пальцев на ногах.
   Она закрыла лицо руками и склонилась почти до колен, не смея больше взглянуть в глаза парня.
   Автомобиль затормозил, и она почувствовала на своих волосах руку Галя. Он ласково перебирал шелковистые локоны девушки.
   - Прости, что смутил тебя, просто твоё заявление очень удивило меня.
   Вера, по-прежнему не поднимая головы, быстро заговорила:
   - Прости, прости меня Галь, я последняя дура.
   Все вокруг девчонки только и говорят об этом, что для местных парней очень важно еврейка ты или нет, я и выпалила эту глупость, сама не понимаю, как это у меня произошло.
   Галь мягко, но настойчиво поднял от колен лицо девушки, посмотрел долгим внимательным взглядом в её красивые виноватые глаза и нежно и легко прижался к губам.
   - Красавица моя, я бы целовал тебя и целовал, но мы находимся в Иерусалиме, если нас целующихся увидят глубоко верующие евреи, то перевернут мою машину, а нас закидают камнями.
   Поехали быстрей отсюда, ты теперь израильтянка и часто будешь бывать в этом городе, а короткого знакомства с ним на сегодня тебе хватит.
   Скоро они спустились по горному серпантину из Иерусалима и покатили по равнинной дороге.
   Вера диву давалась - при подъёме в этот город и спуске у неё закладывало уши, как в самолёте, и она от этого ощущения смеялась под снисходительной улыбкой Галя.
   Брызги вечернего солнца хлестнули Веру по глазам, и она поплотней надвинула тёмные очки.
   Галь оглянулся на её жест и поправил на носу свои.
   - Куда бы ты хотела, моя красавица, проехаться? У нас до вечера ещё очень много времени.
   - А можно в Ашкелон, хочу посмотреть город, в котором обосновались мои знакомые, я имею в виду того певца.
   - Понял, понял... поехали. Я и сам хочу там зайти с тобой в каньон, пройтись по магазинчикам, посидеть в кафе и всё это время любоваться твоей пьянящей красотой и наслаждаться твоим нежным голосом.
   Они ехали по весьма неприметному городу с обилием старых неказистых зданий, с узкими невзрачными улицами.
   Безусловно, Ашкелон во многом проигрывал Ашдоду, хотя и здесь было очень много новостроек.
   Вера напрасно вглядывалась в лица прохожих в расчёте на нечаянную встречу со своими полюбившимися случайными попутчиками.
   Галь припарковался недалеко от центральной автобусной станции, и они зашли в громоздкое здание торгового центра.
   Их окружила приятная атмосфера: играла лёгкая популярная музыка, одурманивающе пахло духами и кофе, вокруг сновало полно всякого люда различных возрастов и оттенков цвета кожи.
   У Веры сложилось впечатление, что Галь привёл её сюда преднамеренно.
   Молодой человек шёл вперёд, словно к намеченной цели, и скоро они зашли в отдел оптики, и он попросил продавца подобрать девушке солнцезащитные очки хорошей фирмы.
   Перед Верой тут же выросли ряды шикарных пар очков в тонких оправах различной конфигурации и оттенков стёкол.
   - Галь, миленький, не надо, у меня нет столько денег, ведь мне скоро ехать в другой город на учёбу, а найду я там работу в ближайшее время или нет - не знаю...
   - Ну что ты так всполошилась?
   Я хочу сделать тебе подарок, ты же теперь моя девушка - хавера, а подругам положено дарить подарки.
   Вера поняла, что спорить бесполезно, она слышала от девочек в кафе, что именно так и обстоит дело: местные парни действительно щедро одаривают подруг, но она ведь...
   От этих крамольных мыслей её лицо заалело, и она задумалась - боже мой, что это в последнее время я стала так часто краснеть.
   Галь вместе с продавцом стали подавать ей очки для примерки, и прихлынувшая краска к её щекам не могла остаться не замеченной, но парень не стал заострять на этом внимание.
   Очки от 'ChristianDior' были подобраны в считанные минуты.
   Вера с ужасом услышала, какую сумму назвал продавец, а Галь не задумываясь, подал свою кредитную карточку.
   Затем он завёл девушку в ювелирный отдел, где от вида великолепных золотых украшений у неё закружилась голова.
   Галь осмотрел её с ног до головы:
   - Что бы ты хотела примерить на себя?
   - Галь, не надо, я сейчас с ума сойду от смущения, пойдём отсюда.
   - Ладно, ладно, не будем долго здесь задерживаться, давай примерим вот этот браслет на твою изящную руку.
   Через десять минут они уже выходили из ювелирного магазина - на запястье у Веры играл искрами золотой браслет с мелкими камешками, как она позже выяснила, что это маленькие бриллиантики.
   Девушка наотрез отказалась заходить в другие отделы, и Галь, смеясь, завёл её в кафе.
   - А в такой малости, как поужинать со мной, ты мне тоже откажешь?
   - Нет. Я голодная, как собака, даже не знаю почему, ведь мы с тобой хорошо пообедали.
   И тут же добавила:
   - Наверное, от волнения. Ты, Галь, сумасшедший.
   Парень привлёк руку Веры к своим губам и нежно поцеловал в каждый пальчик.
   - Веруш, ты совершенно права, я от тебя сошёл с ума!
   Вера потупила глаза.
   - Галь, не надо так говорить, ведь это не правда.
   - Правда, правда... ещё какая правда!
   Они съели по толстому блину, облитому шоколадом и, когда уже пили кофе, Вера вдруг спросила:
   - Галь, прости меня за любопытство, а кем ты работаешь?
   - Ну наконец, любимая девушка задала мне первый вопрос.
   И он рассмеялся.
   - Веруш, это большой секрет, но тебе я выдам государственную тайну, я полицейский.
   - Полицейский?
   У Веры в голосе было столько удивления, что парень невольно опять рассмеялся.
   - А что, не похож или не нравится?
   - Наверное, не похож.
   И Вера опять поймала себя на том, что к лицу прихлынула краска.
   - Ну чего ты всё время краснеешь? Ничего страшного в твоём вопросе и удивлении нет.
   Это хорошо, что не похож, я ведь не простой полицейский, а работаю в отделе по борьбе с наркотиками и часто приходится внедряться в их ряды, чтобы выявить структуру поставок и сбыта этого пагубного зелья для людей, а особенно для молодёжи.
   После такого задания я и возвращался домой, когда мы с тобой встретились.
   - Ух, ты!
   Вера невольно это сказала на русском языке.
   - Галь, так ты ведь секретный агент, разве можно об этом говорить и рассказывать всем подряд?
   - Я же не всем подряд, а только тебе, а ты теперь у меня доверенное лицо.
   Вера видела, что парень над ней легко подтрунивает, но не обиделась, в её глазах он был неотразим.
   - Галь, а ведь эта работа опасная!
   - Конечно, опасная, но не опасней многих других в нашей стране. А работаем мы, в основном, не по месту жительства, а в других городах, вся эта дрянь провозится в Израиль или с севера, или с юга. Поставщиками в основном являются бедуины.
   Веруш, и что у тебя больше нет ко мне вопросов или другое тебя не интересует?
   - Есть и очень много - сколько тебе лет, как ты жил до меня, была ли у тебя другая девушка, а может быть, и сейчас есть, кто твои родители и сколько вас детей в семье, ты верующий или нет, откуда в Израиль приехали твои предки?..
   - Хватит, хватит.
   Галь шутливо замахал руками.
   - Ты чего застрочила, как 'УЗИ', у нас что сегодня последний совместный вечер?
   Подожди, я тебе всё расскажу о себе, только давай не всё сразу.
   Девушка опять смутилась от своей смелости на грани наглости, но Галь не дал ей опять покраснеть.
   - Мне двадцать пять лет, окончил школу и отслужил в боевых частях в армии Израиля.
   Потом были высшие офицерские курсы полиции и сейчас у меня младший чин офицера.
   Моя бабушка приехала в Израиль из Польши, а дедушка из Марокко, это по отцовской линии, а родители мамы погибли во время войны в Освенциме, они были из Румынии, мама приехала в Израиль с приёмными, но они уже умерли.
   Папа мой тоже служил в полиции, он уже на пенсии, а мама работает медсестрой в больнице.
   Нас у родителей пятеро детей, я младший и последний, неженатый.
   Всё, на сегодня достаточно информации.
   Теперь скажи, куда бы ты хотела поехать или где погулять?
   - Галь, а мы можем просто походить вдоль берега моря, посмотреть на закат и полюбоваться звёздами, мне уже надоели дома, улицы, а особенно магазины.
   Парень рассмеялся, поняв намёк девушки.
   - Конечно, с удовольствием, если хочешь, мы можем это сделать прямо здесь в Ашкелоне.
   Они заехали в парк на берегу моря, припарковали машину возле, спрятавшегося в тени деревьев, кафе и, взявшись за руки, по ступенечкам спустились прямо на пляж и подошли к кромке воды.
   Лёгкая волна с шипением набегала на берег, норовя обрызгать ноги и зазывая в свои обворожительные глубины.
   - Галь, я бы искупалась, жаль, но не надела купальник.
   Парень внимательно посмотрел в обе стороны.
   - Веруш, видишь вон ту лодку, пойдём за ней спрячемся, ты разденешься и войдёшь в воду, а я тебя постерегу.
   До Веры сразу не дошло, как это будет выглядеть, но, когда они подошли к намеченному месту, всё придуманное Галем, прояснилось.
   - Нет, я не могу, не могу и всё, не буду я при тебе раздеваться догола... да и другие люди могут подойти.
   - Ерунда, я отвернусь, сложи на лодку одежду и беги в море, я никого чужого близко не подпущу.
   Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю, слово офицера и потому что очень тебя люблю.
   Галь демонстративно отвернулся, а Вера лихорадочно разделась и побежала голышом в море, отдавшись на волю благодатным волнам.
   Позже, вспоминая своё ночное купание, не могла сама себе поверить, как могла на такое решиться, чтобы в присутствии почти незнакомого парня полностью оголиться.
   А пока она от наслаждения восторженно кричала, остужая разгорячённое тело в морской прохладной воде в середине мая.
   Девушка услышала голос Галя:
   - Веруш, возвращайся, море опасное, может затянуть.
   Она тут же отрезвела, понимая всю справедливость его слов, подобных случаев уже в этом году было немало.
   В несколько сильных гребков подплыла поближе к берегу и, почувствовав под ногами дно, быстро, как только позволяла волна, побрела по мели к месту, где находилась перевёрнутая лодка с её одеждой.
   Её вдруг стала бить нервная дрожь, настолько она стеснялась перед парнем своей наготы.
   Догадавшись, что девушка вышла на песчаный берег, Галь демонстративно отвернулся, проронив хрипловатым голосом:
   - Одевайся, моя красавица, я не смотрю на тебя и никому другому не позволю этого сделать.
   Вера стряхнула с себя воду и судорожными движениями стала одеваться.
   Трусики, как назло, липли к мокрым ногам и не хотели натягиваться на бёдра, бюстгальтер не точно обтянул её пышную грудь, и ей пришлось несколько раз поправлять в чашечках затвердевшие от холода и вожделения полушария.
   Когда она уже натягивала на себя джинсы, к своему стыду, подумала - а ведь она была не против, если бы ей не надо было сейчас всё это надевать, ей хотелось приникнуть голым телом к этому отвернувшемуся парню и застыть в его крепких объятиях.
  
  
   Глава 10
  
  
   Застегнув джинсы, Вера посмотрела на напряжённую спину парня:
   - Галь, ты можешь мне помочь обуться?
   Подержи меня, пока я ногу обмою и натяну кроссовок.
   Парень резво повернулся в её сторону, и она тут же оказалась в его объятиях. Вера, откинув сдерживающую её раньше стеснительность, крепко обвила руками шею молодого человека, приоткрыв губы для поцелуя.
   Парень тут же прильнул к устам девушки, руки жадно начали ласкать её грудь, проникая под майку, а затем и под бюстгальтер.
   Девушка каким-то подсознанием мысленно противилась натиску парня, но всё это было от природной стеснительности и полной неопытности, тело же благодарно принимало ласки, которые предавали бешено скачущему сердцу новые, никогда не испытанные чувства и ощущения.
   Галь мягко опустил девушку на песок, снимая через её шею майку, а затем освобождая грудь от бюстгальтера.
   Вера вся сжалась от страха неведомого, крепко держась руками за плечи парня, но не противилась смелым притязаниям, ей было безумно приятно ощущать его крепкую ладонь, которая мяла и гладила бархат кожи, а когда губы Галя поползли поцелуями от шеи к соскам, попеременно целуя, посасывая и покусывая их, у неё вырвался на высокой ноте тоненький стон, она умирала и рождалась от нежных ласк любимого.
   Галь сорвал с себя тенниску, и Вера почувствовала кроме пляски губ и рук на своём животе и груди мускулистый волосатый торс парня. От соприкосновения её тело обдало жаром, горячая волна от низа живота хлынула в промежность, увлажняя трусики.
   Девушка мелко задрожала и, чтобы сдержать крик восторга, непроизвольно впилась зубами в плечо парня.
   - Галь, миленький, хороший мой, я умираю в твоих руках... мне безумно, безумно хорошо с тобой, я тебя люблю...
   Его губы остановили поток её признательных слов.
   Он жадно целовал, а рука начала быстро распускать молнию на её джинсах.
   Неожиданно дикий страх сковал девушку, мысль заработала в обратном направлении.
   - Галь, миленький, не надо, не здесь, это у меня будет первый раз в жизни, я тебя очень люблю и доверяю, но умоляю, не надо сейчас, пожалуйста.
   Слова девушки дошли до парня только тогда, когда его рука расстегнула молнию джинсов, проникла под тонкую материю трусиков и начала нежно гладить мягкий шёлк волос.
   До него вдруг дошли её умоляющие слова. Он сел, резко оторвавшись от неё, и отвернулся.
   Вера тоже присела, подняла валяющуюся на песке мятую майку и прижала её к своей груди.
   Их обнажённые по пояс тела бледными тенями мерцали в свете звёзд.
   Наступила неловкая тишина, нарушаемая плеском волн и их тяжёлым дыханием.
   Галь вдруг пружинисто поднялся на ноги, небрежно одним движением надел мятую тенниску и сев на лодку, закурил, глядя в сторону моря.
   Вера, сидя на песке, не поднимая глаз на парня, одела вновь бюстгальтер и маечку, застегнула джинсы и, взяв в руки кроссовки, пошла к берегу, чтобы постараться как-то обмыть от песка ноги.
   Она ополоснула одну ногу и стала балансировать на другой, стараясь надеть кроссовок и почувствовала, как рука Галя обвила её за талию, не давая потерять равновесие и упасть:
   - Я думала, что ты на меня смертельно обиделся?
   - Глупости, ты же меня просила помочь тебе обуться, вот я и помогаю.
   Они возвращались к машине, по дороге стряхивая с себя налипший песок.
   Вера усердно перебирала руками свои локоны, стараясь хоть немного вытрясти из волос набившиеся туда мелкие песчинки.
   - Напрасно, возвратишься домой и примешь душ, через пару минут сядешь в машину и тебя никто не увидит.
   Вера согласно кивнула.
   Она чувствовала себя виноватой, понимала, что не оправдала надежд парня и возможно смертельно его обидела, но нисколько не жалела, что до последней черты они всё же не дошли... если лишаться девственности, то не в таких же условиях.
   Галь будто подслушал её мысли.
   - Прости меня, моя красавица, за то, что я сошёл с ума.
   Обещаю, что в следующий раз я посмею овладеть тобой только по твоему согласию и, конечно, совсем в других условиях.
   Вера вздохнула.
   - Галь, ты хороший, я тебя очень люблю, и я тебе полностью доверяю, но мы сейчас могли совершить такие глупости, после которых неизвестно какими были бы последствия.
   Парень усмехнулся.
   - Ты только что призналась, что у тебя этого никогда не было и вдруг проявляешь такую осведомлённость?
   - Ты смешной, я ведь не в диком лесу живу, девчонки просвещают, а сестра стращает.
   Они сели в машину, пристегнулись и тронулись в сторону Ашдода.
   - Веруш, завтра меня отправляют на север и неизвестно на какой срок, но я постараюсь к тридцатому мая вернуться и отвезти тебя в Беер-Шеву.
   После этих слов Вера поняла, её не бросают, а просто на время они расстаются и может быть, это и к лучшему, потому что в следующий раз она не уверена, что сможет противостоять натиску любимого парня, тем более, сама она этого очень и очень желает, но вначале надо съехать от сестры.
   Прощаясь возле подъезда, они вновь сладко целовались и прежде, чем убежать, Вера шепнула парню:
   - Ты и только ты будешь моим первым, но, пожалуйста, не торопи меня, я тебя очень люблю.
   Открывая дверь квартиры, девушка всем своим существом желала, чтобы её сестра уже спала - и бог услышал молитву.
   После душа она лежала на простыни, откинув одеяло, тело буквально горело от сладких воспоминаний. У неё было такое впечатление, что она до сих пор ощущает на своих губах, шее, груди тепло и нежность поцелуев Галя, и ей казалось, что крепкие руки парня продолжают ласкать её грудь, проникают в трусики... ах, её окатила новая волна умопомрачительного сладострастия, подобная той на пляже.
   Нет, надо успокоиться, так можно довести себя до сумасшествия.
   Вспомнила про кассету Олега, ведь она прослушала на второй стороне только одну песню, которую проиграла несколько раз, а что дальше?..
   Вера нажала кнопку 'проигрывать' и услышала:
  
   Друзей не выбирают, не находят
   И с улицы не кличут на порог.
   Судьба определяет, случай сводит,
   А этот случай посылает Бог.
   Друг - не второе "Я", не отраженье
   И против шерсти гладит иногда.
   Но в трудный час свершений и лишений
   Не надо звать - он сам придёт всегда.
   Горячий спор - не повод для обиды,
   Корысть и зависть не найдут приют.
   Из добрых дел не строят пирамиды -
   С друзьями делятся, не подают.
  
   Слезинки закипели в уголках глаз и, медленно оторвавшись от ресничек, покатились по разгорячённым щекам - кем для неё стал Галь: другом или полюбившимся парнем, который хочет снять сладострастные побеги с созревшего урожая её пылкой юности?
   Вера прислушалась к себе и вздохнула - а кто она ему стала: другом или, потерявшей от любви голову, девушкой, желающей впервые в жизни купаться в благодатной неге, наслаждаясь вниманием блестящего парня, утопая в его ласках и нежности?
   Трудно было ей однозначно сейчас ответить на эти вопросы, заданные самой себе, ведь только два дня прошло, как они познакомились.
   Всего два дня!
   Боже мой, а кажется, что они уже знакомы целую вечность. Она уже ни с кем не спутает его голос, смех, жесты, лицо, глаза... ах, эти губы и руки...
   Вера почувствовала, как жар новой мощной волной, закипая внизу живота, обрушился на её, истекающее соками, лоно.
   Кусая от бессилия наволочку подушки, девушка невольно даже всхлипнула - боже мой, какое безумие, ведь жила почти до девятнадцати лет и ничего подобного даже близко не ощущала.
   Галь, миленький, любимый мой Галь, что ты со мной наделал... тихонько плача и вздыхая, незаметно погрузилась в глубокий сон.
   Дни до отъезда в Беер-Шеву сбежали словно песчинки сквозь пальцы - Вера старалась работать по две смены в день, не просила у Зураба выходных, она хотела напоследок как можно больше заработать, ведь ей предстояла самостоятельная жизнь в чужом городе без всякой поддержки со стороны.
   Как-то ей позвонила доброжелательная подруга по ульпану Галя, чтобы узнать, чем завершилось Верино посещение университета и, узнав о результате, от души порадовалась за девушку и вновь дала хороший совет.
   Вера незамедлительно им воспользовалась, посетив местное отделение абсорбции и оформив олимовскую ссуду, которую следует отдавать только через семь лет.
   К этому времени девушка была уверена, что закончит обучение, поступит на хорошую работу и с лёгкостью вернёт, такие сейчас необходимые, деньги.
   Вера стала экономить каждый шекель, и благо, ей это удавалось легко, ведь она большую часть своего времени работала, не посещала любимые магазинчики и не позволяла себе даже присесть в кафе скушать мороженное или попить колы.
   Проживая в одной квартире с Любой, встречались крайне редко, и перебрасывались только несколькими фразами накоротке.
   За два дня до отъезда Вера оставила работу.
   Ей только предстояло за час перед началом вечерней смены прийти в кафе и попрощаться с коллективом, как говорил и раньше хозяин, они все вместе поднимут бокалы с вином за успешное будущее Веры.
   Готовясь к этому мероприятию, девушка решила испечь любимый свой медовый торт, который часто делала дома для мамы с папой, обожавших её выпечку.
   Была суббота, и все домашние присутствовали в квартире.
   Вера уже вовсю хозяйничала на кухне, когда туда явилась сонная Люба:
   - О, сестра, это ты для нас решила испечь отходной торт?
   Похвально, а то за этот срок, что ты живёшь у меня, можно родить, а ты ни разу нас не побаловала своим искусством кондитера.
   Вера закусила губу - придётся печь не один, а два торта.
   - Верунька, а куда подевался твой красавец-удалец, неужто получил желаемое и сбежал?
   Волна гнева и возмущения буквально разрывали сердце девушки, но она сдержалась.
   - Он уехал на срочную работу на север, обещал вернуться к моему отъезду и помочь переехать.
   - Что это за работа интересно, что за две недели нельзя даже ни разу позвонить, какой-то агент Моссада?
   Вера молчала, но сестра не унималась.
   - Прости, что полазила в твоих вещах, я же должна знать, чем ты занимаешься и чем дышишь...
   Девушка резко повернулась от кухонного стола.
   - Какое ты имеешь право?..
   - Имею, имею, пока имею.
   И Люба сурово свела брови.
   - Так вот, очёчки и браслетик смело потянут на полторы штуки шекелёчков, мне за такие денежки надо месяц упираться.
   Если ты за эти подарочки раздвинула свои стройные ножки - полбеды, но если ты при этом не предохранялась, то грош тебе цена в базарный день.
   - А представляешь, сестричка, я получила эти подарки, не раздвигая ножки, как ты мило высказалась, а потому что меня любят.
   И ещё - если я захочу и позволю, то мои ноги раздвинутся для этого парня и без подарков.
   И она отвернулась обратно к столу.
   Люба опешила от дерзких слов сестры, подобного от неё она никогда не слышала.
   - Ну-ну, языком тебя бог не обидел, посмотрим, как будет с мозгами.
   И не дав Вере ответить, вышла из кухни.
   Вера, как и собиралась, сообразила два торта.
   После обеда, к которому она почти не прикоснулась, выставила на стол своё произведение искусства и пододвинула в сторону сестры пачечку денег.
   - Люба, это моя плата за последний месяц проживания у вас - за жильё, стол и услуги.
   Большое спасибо, что дали мне возможность в хороших условиях скоротать почти восемь месяцев в Израиле, как-никак я имела отдельную комнату и все другие условия для нормальной жизни.
   Люба продолжала молчать.
   - Любочка, ты не думай, что я неблагодарная и не понимаю, что вы для меня с Лёвой сделали и прости, что иногда была несдержанной и дерзила тебе...
   - Хватит тут изгаляться и манерничать, мы ведь хорошо знаем друг друга.
   Она взяла в руки деньги и пересчитала.
   - Что, Люба, не правильно?
   - Не знаю, что правильно, а что нет.
   Она тыльной стороной ладони вытерла выступившие слёзы.
   - Я знаю точно, что будет неправильно взять у тебя эти деньги - и мы их не возьмём.
   Увидев, что Вера хочет возразить, резко подняла руку.
   - Помолчи ты уже, мы с Лёвой посовещались и решили дать тебе на первое время три тысячи шекелей.
   Не возражай, мы здесь у тебя самые близкие люди и понимаем, что начинать первые шаги в чужом городе, когда необходимо навалиться на учёбу, без работы и других доходов очень и очень сложно.
   Ты девушка рассудительная и знаешь цену шекелю, зарабатывала его потом и кровью...
   Вера не дала договорить сестре, бросилась к ней на грудь, и они вместе расплакались.
   - Верочка, не таи на меня обиды, я если и говорила тебе неприятные вещи, то не со злости, а желая всего самого лучшего в жизни.
   Может, некоторые мои слова и не справедливы, и злы, но я ведь хочу тебе добра, желая предостеречь от ложных соблазнов и неисправимой глупости.
   Приезжай к нам на каникулы и в выходные, хоть иногда приезжай.
   И Люба, крепко обняв сестру, в голос заплакала.
   В кафе Вера появилась в районе пяти вечера, все уже были в сборе, стол накрыт, и её провели во главу, где напротив усевшейся девушки в вазе стоял огромный букет алых роз.
   К ней вальяжной походкой приблизился Зураб и по-дружески обнял за плечи.
   - Верочка, эти цветы от меня, чтобы у тебя будущая жизнь была такой яркой, как эти розы!
   А это тебе мой скромный вклад в твоё образование, и он положил на стол конверт.
   Рядом с этим конвертом одна из девушек положила другой.
   - Верунь, а это от нашего дружного коллектива, будь счастлива.
   Девушку растрогало внимание и доброта людей, ведь с ними она проработала всего лишь не полных три месяца, но удивила Наташа, которая молча не сводила глаз с её руки, с подарка Галя.
   Время на застолье практически не было - быстро подняли бокалы с вином и провозгласили ле-хаим в честь отъезжающей на учёбу подруги, оценили её кулинарное мастерство и за пять минут убрали стол, не оставив и следа от только что состоявшегося пиршества.
   Наташа отпросилась у Зураба на часик, чтобы довести подругу до дому с огромным букетом цветов, и они уселись в машину.
   Наташа посмотрела на солнечные очки, которые надела Вера, выйдя из кафе, ещё несколько раз на браслет и не выдержала:
   - Верка, ты получила такие подарки за два дня знакомства! Что ты такое для него сделала особенного? Я вроде в этом деле уже далеко не новичок, но ещё ни один парень больше, чем на сотню на подарки мне не растратился.
   - Наташка, ты всегда задаёшь мне такие вопросы, что я не знаю, как на них отвечать, но признаюсь тебе - я с ним ещё не переспала, хотя мы были близки к этому.
   Тебя удовлетворяет мой ответ?
   - Вполне, по крайней мере, перестала из себя корчить целку.
   Через две недели я тоже прекращаю работать у Зураба. Потом, как и собиралась, сгоняю в Париж, а в июле мне уже в армию.
   После Парижа обязательно заеду к тебе в Бер-Шеву и проведу с тобой парочку денёчков, тут мы и оторвёмся в разговорах, а сейчас мне надо спешить на работу.
   Держи, это от меня лично.
   И она перед тем, как Вера вышла из машины, сунула ей конверт.
   Дома она никого не застала и очень обрадовалась этому факту - поместила в вазу свой шикарный букет и, зайдя в свою комнату, открыла конверты.
   Зураб ей подарил пятьсот шекелей, девочки, наверное, собрали по пятьдесят шекелей, и она приплюсовала ещё четыреста, в конверте Наташи лежала тысяча... сумасшедшая подруга, саму ждут такие расходы в ближайшее время, а она отвалила такую огромную для неё сумму.
   Отмотала плёнку и вновь прислушалась к словам песни Олега:
  
   Друзей не выбирают, не находят
   И с улицы не кличут на порог.
   Судьба определяет, случай сводит,
   А этот случай посылает Бог.
   Друг - не второе "Я", не отраженье
   И против шерсти гладит иногда.
   Но в трудный час свершений и лишений
   Не надо звать, он сам придёт всегда.
   Горячий спор - не повод для обиды,
   Корысть и зависть не найдут приют.
   Из добрых дел не строят пирамиды,
   С друзьями делятся, не подают.
  
  
   Глава 11
  
  
   Как объять необъятное?
   Как отдать невозвратное?
   Как прожить, гнев не выкликав?
   Как любить, слёз не выплакав?
   Как познать, не раскаявшись,
   Цель достичь, не намаявшись,
   Быть судьбою не проклятым,
   Быть любимым и понятым?..
  
   Вечером накануне отъезда в Беер-Шеву Вера сидела, закрывшись в своей комнате и в
   грустном расположении духа, слушала уже основательно заезженную кассету Олега
   Фрейдмана.
   На данный момент слова этой песни стали лейтмотивом её нынешнему настроению - Галь,
   так и не позвонил.
   Возле стены стоял собранный в дорогу баул, тот с которым она приехала в Израиль.
   За эти месяцы, что она прожила в Ашдоде, у неё неожиданно собралось столько ещё
   дополнительных вещей, что при всём желании уместить их туда, было невозможно.
   Она хотела попросить у Любы какую-нибудь большую сумку или чемодан, но та
   отговорила её от этой затеи, убедив не брать с собой пока зимние вещи, на что девушка без возражений согласилась.
  
   На диво, сестра чутко отнеслась к настроению Веры и не донимала её вопросами о парне,
   обещавшем помочь перебраться на новое место жительства:
   - Верка, да не расстраивайся ты так, мало ли что бывает на работе, тем более, ты сказала,
   что он полицейский и на каком-то важном задании.
   А если даже смылся - тоже не горюй, будут на твоём веку ещё ладные парни, вон ты у нас
   какая симпатяга, с тобой же по улице нельзя спокойно пройтись, все мужики шеи
   сворачивают, без массажиста потом им, наверное, не обойтись.
   Вера грустно улыбалась, понимая, что Люба хочет её успокоить и, надо сказать, ей это в
   какой-то мере удавалось.
   - Утречком Лёва подкинет тебя к автобусу, а там возьмёшь такси и без проблем
   доберёшься до своего университета.
   Вера не боялась трудностей с поездкой, тем более, вариант сестры был просто
   идеальным, она волновалась и переживала за Галя, совершенно не веря в то, что он
   вероломно покинул её, склоняясь к версии Любы, что причина молчания - работа.
   Часы уже перевалили за десять вечера, когда раздался звонок телефона, Вера находящаяся
   в своей комнате, затаила дыхание, прислушиваясь к разговору сестры, а когда та её
   позвала, сорвалась с места и бегом бросилась в салон.
   Она даже не обратила внимания на удивлённое лицо Любы, а, схватив трубку,
   взволнованно заговорила:
   - Галь, хороший мой, я так вся переволновалась, я знала, знала, что ты позвонишь, я уже
   приготовилась полностью к отъезду, но если ты не можешь приехать, то не страшно...
   И вдруг она услышала в трубке совершенно чужой голос:
   - Простите, я сожалею, но это не Галь.
   Меня зовут Офер, мы вместе с ним работаем и являемся хорошими приятелями.
   Твой друг не может завтра с утра приехать и помочь тебе перебраться в Беер-Шеву, но
   вместо него это сделаю я.
   Скажи только в какое время мне прибыть с утра и дай свой адрес.
   - А Галь?
   - Девушка, я ведь уже сказал, что он не может отлучиться сейчас с работы...
   - Но, он ведь мог хотя бы мне позвонить?
   - Не мог.
   В голосе парня на другом конце провода появились суровые нотки, и Вера не стала больше
   домогаться правды, решив переложить это на завтра, когда они будут в дороге.
   - В шесть утра я выйду из подъезда, хорошо?
   - Порядок, буду ждать, до свидания.
   Стоявшая рядом и слушавшая весь разговор Люба, поинтересовалась:
   - Верунечка, а ты случайно не стала переходным вымпелом у этих парней?
   Поймав взгляд сестры, Люба подняла руки, словно сдаваясь:
   - Ладно, это я так неудачно пошутила, но на всякий случай утром выйду вместе с тобой к машине
  
  
   Завтра по идее начинается новый, очень важный этап её жизни, но почему так
   тяжело на сердце?..
   Вроде объяснения друга Галя вполне обоснованные и всё же, почему он хотя бы разочек
   не позвонил?
   Как всегда, в последнее время ответы и успокоение попыталась найти в кассете любимого
   барда:
  
   Мелькают дни, как полустанки,
   А годы, как вокзал, перрон: -
   В пути, привыкшие к болтанке,
   Уселись каждый в свой вагон.
   Согласно купленным билетам -
   Кому плацкарт, кому купе: -
   С рожденья колесим по свету
   По воле и вразрез судьбе.
   Не все, конечно, пассажиры,
   Есть машинистов экипаж -
   Довлеют звания, ранжиры,
   Закон, устои, арбитраж:
   Твердим: судьба, но всё же ропщем,
   Не тот вагон, перрон, вокзал: -
   А вот к финалу катим, в общем,
   Неважно кто, что заказал.
  
   Нет, Вере не хотелось думать, что это уже финал, она перед тем, как заснуть, заказала себе
   счастье...
  
   Когда они утром вместе с Любой вытащили на улицу из подъезда баул, какая-то машина
   уже стояла напротив.
   Из неё выскочил здоровенный парень почти двухметрового роста и весом никак не
   меньше полутораста килограмм.
   Когда он поздоровался и назвался, до Веры сразу дошло насколько голос не
   соответствовал фактуре.
   Подавая ему руку для приветствия, широко и доверительно улыбнулась, мысленно
   назвав его Партосом.
   Вера видела, что Люба внимательно смотрит на номер машины, явно стараясь его
   запомнить, сестра сохраняла бдительность.
   Офер, как пёрышко, закинул в багажник баул, который в четыре руки вытаскивали
   на улицу молодые женщины, и открыл перед Верой дверь для пассажира.
   Сёстры обнялись, и старшая прошептала:
   - Верунечка, мне кажется - парень не плохой, но всё же держи ухо востро, вечером
   обязательно позвони.
   Офер ловко и быстро вывел машину на трассу, и они помчались на юг к новой и
   интересной жизни Веры.
   Парень сосредоточенно молчал, и девушка окончательно поняла, что с Галем не всё в
   порядке.
   - Офер, ты хороший друг Галю?
   - Да, думаю, что да.
   - Тебя волнует, если с ним происходит что-то нехорошее?
   - Конечно, мы же друзья.
   - Так вот, я ему тоже друг и тоже за него волнуюсь и чувствую, что с ним сейчас не всё в
   порядке.
   Парень продолжал молчать, неотрывно глядя на дорогу, которая в столь ранний час была
   почти пустой.
   - Вот, ты сейчас отмолчишься, довезёшь меня до цели и убежишь, как последний
   трус, чтобы скрыть от человека волнующую его правду и думаешь, что ты герой...
   - Девушка, что ты меня мучаешь, это не моя тайна, я дал Галю слово, что не проболтаюсь
   тебе, а ты меня рвёшь на куски.
   - И буду рвать, а когда приедем на место, вцеплюсь ногтями в твоё лицо и буду ещё
   кусаться, пока ты не выложишь мне всю правду.
   Парень с высоты своего роста глянул с улыбкой на Веру.
   - Грозная, я уже весь трясусь от страха.
   Чтобы ты знала, я прошёл Ливан в восемьдесят втором и в полиции сижу не в кабинете.
   Но это я тебе говорю не для того, чтобы объяснить, что я не трус, а для того, чтобы ты
   поняла, если я не захочу что-нибудь рассказать, то уже не расскажу.
   - И не расскажешь?
   В голосе у Веры было столько мольбы, что мог растаять даже вечный лёд Арктики.
   Парень вздохнул.
   - Галь говорил, что ты очень хорошая девушка, он не ошибся, хотя
   утверждал, что вы знакомы были всего два дня.
   Вера боялась спугнуть своего Партоса и молчала, только кивая головой.
   - Я не буду брать с тебя клятву, но ты не смей меня подвести и в будущем ни в коем
   случае не должна обмолвиться Галю, что всё знаешь.
   Девушка во все глаза смотрела на парня, с ужасом ожидая его рассказ.
   - Он тебе говорил, что отправляется на важное задание на север нашей страны, на границу
   с Ливаном, через которую курьеры регулярно доставляют в нашу страну наркотики? -
   не то спрашивая, не то утверждая, спросил Офер и, не ожидая ответа, продолжил:
   - Так вот, он и его напарник засекли машину с этой отравой и заставили четырёх бандитов
   выйти наружу из автомобиля и лечь на землю, пока они будут обыскивать.
   Что тебе сказать, напарник Галя допустил какую-то оплошность, и один из этих бандитов
   вскочил за руль и наехал на Галя и на своих сподвижников...
   Вера закрыла глаза и горестно застонала:
   - Что с ним сейчас?
   Офер пожевал губами.
   - Машина переехала ему ногу, порвав какие-то мышцы и при падении он сильно
   ударился головой о камень - у него глубокое на затылке рассечение и сотрясение мозга.
   И быстро добавил:
   - Ты не волнуйся, тот бандит не ушёл, хоть и задавил двух своих подельников на смерть, а
   Галь, находясь на земле с тяжёлыми ранами, успел вслед выстрелить и пробить задние
   колёса, машину занесло, и она рухнула в пропасть.
   Героический рассказ Офера не произвёл на девушку большого впечатления, потому что
   душа разрывалась от волнения за любимого парня.
   - Скажи, пожалуйста, как он в данный момент себя чувствует, мне нельзя быть рядом с
   ним?
   - Послушай, мы уже приехали.
   Сейчас найдём твоё общежитие, определим тебя в комнату, а после поедем в город,
   попьём кофе, и я закончу рассказ, договорились?
   Вера поняла, что спорить с обстоятельным парнем не стоит, и она согласилась.
   Документ полицейского творил волшебные дела, уже через час она была оформлена, ей
   была определена комната, кровать, тумбочка и место в шкафу.
   Оставив баул Веры на её постели, они поехали завтракать, девушке не терпелось
   узнать о состоянии здоровья любимого.
   Сидя в кафе, Офер слишком звонким для его комплекции голосом, в неспешной своей манере
   поведал:
   - Рану на затылке зашили, скоро заживёт, сотрясение мозга было довольно тяжёлым, но ему
   уже разрешили садиться на кровати и ходить в туалет.
   На ноге сделали несколько операций, сшивали какие-то мышцы, связки, сухожилья... я в
   этом плохо понимаю, но сказали, что всё срастётся, заживёт и будет в полном
   порядке...
   - А когда он выйдет из больницы?
   - Как только выпишится, тут же приедет к тебе, в этом можешь не сомневаться.
   И Вера не стала сомневаться, она поверила каждому слову Офера.
   После завтрака парень отвёз её обратно в общежитие и, сославшись на срочные дела, уехал,
   а Вера стала разбирать свой баул, раскладывая вещи по местам.
   В комнате было четыре кровати, но ни одна ещё не была занята.
   Вера выбрала себе кровать возле окна, на тумбочку поставила свой заветный
   магнитофончик и нажала кнопку, скучно без музыки и песен наводить порядок в шкафу и
   в тумбочке:
  
   Ты пленница моих причуд -
   Души полёт мой невесом.
   К ресницам тенью прикасаюсь,
   Не потревожу сладкий сон.
   К утру, звездою угасая,
   К тебе я снова прилечу,
   Прими, как дар, весны смятенье -
   Ты пленница моих причуд
   И, безусловно, - вдохновенье.
   Незримый образ мой храни
   В воспоминаниях случайных.
   Войду восторгом в твои дни,
   Тепло весеннее вручая.
   К тебе я снова прилечу,
   Прими, как дар весны, смятенье.
   Ты пленница моих причуд,
   И, безусловно, - вдохновенье.
  
   Вера поймала себя на том, что подпевает, мысленно от себя адресуя строки Галю - <Ты
   пленник стал моих причуд и частых дум и настроения>...
   Нет, находиться одной в комнате ей сегодня абсолютно не хотелось.
   Надо быстрей раскидать шмотки по местам и попробовать найти девушку, подсказавшую, куда ей обратиться, которую она
   встретила на входе в кампус.
   Точно помнила, что зовут её Хана, а фамилия какая-то смешная, не то Куклаева, не то
   Кукалиева... ладно, спрошу и так, и эдак, а пока послушаю ещё одну песню и завершу эту
   нудную работу:
  
   В три аккорда лёгкий перебор...
   Заглянул я в осень без испуга,
   В золотой, пурпурный листопад.
   Что подскажешь в этот раз подруга,
   На какой меня настроишь лад?..
   Увядаем, от забот устали...
   Расстаёмся не на век, а - год...
   Ну подпой мне нежными устами,
   У любви нет в жизни непогод.
   Заглянул я в осень без печали...
   Дождь и ветер напоют мотив...
   Разве мы когда-нибудь скучали,
   Звуки жизни в песню воплотив?..
   Ах, подруга, разбегись по струнам,
   Заведём привычный разговор,
   И пусть вторит нашим грустным думам
   В три аккорда лёгкий перебор...
  
   Вера несколько раз повторила две последние строки песни и вспомнила слова Офера, что
   Галь, как только поправится, обязательно приедет к ней, и она почему-то ни на
   секундочку в этом не усомнилась, лишь бы быстрей и чтобы раны оказались без пагубных
   последствий.
  
  
   Глава 12
  
  
   К радости обеих девушек, Вере удалось разыскать в университетских корпусах Хану
   Кукалиеву.
   Удивление случайной знакомой было невообразимым, когда она увидела Веру, с которой при первой их встрече едва обмолвилась несколькими словами.
   Хана очень обрадовалась и воспользовалась возможностью сбежать с последней пары, чтобы всласть наболтаться с землячкой и неважно, что одна из них была из Беларуси, а другая из Дагестана.
  
   Девушки сидели на Вериной кровати и увлечённо болтали о всяких пустяках, вспоминая
   школу на бывшей Родине, сопоставляя климат, ландшафт и растительность горного
   Северного Кавказа и синеокой озёрной Беларуси.
   Они увлечённо обменивались впечатлениями об Израиле и, наконец, дошли до
   сокровенной темы о парнях.
   Хана безапелляционно заметила:
   - Мне эти местные надутые индюки совершенно не нравятся, они мне близко не нужны,
   да и я такая им не нужна, им подавай блондиночек вроде тебя, с голубыми глазками и с ногами от ушей.
  
   А у меня, ты видишь, росток чуть выше метр пятьдесят, чёрные глаза и волосы, а задница,
   словно корма на корабле или круп у породистой лошади.
   Вера от души смеялась над аттестацией себя, на самом деле очень миловидной кавказской девочки.
   Хана, действительно, была не высокая, но фигурка у неё была отличная, она выглядела,
   словно выточенная умелым мастером изящная статуэтка.
   - Какая ты, Ханка, смешная. Разве так важно откуда твой парень: здесь родился, из Москвы
   приехал или из какого-то другого края, главное, чтобы была любовь.
   - Ага, любовь... У нас, у кавказских, часто уже с детства помолвлены мальчик с девочкой и в
   шестнадцать лет могут несчастную уже в жёны определить.
   - И у тебя есть такой суженый?
   - А то! Я с ним за всю жизнь два раза виделась и двадцатью словами перемолвилась, а
   меня хотели, как только приедем в Израиль, тут же и замуж отдать, чтобы в армию не
   пошла, только я сбежала из родительского дома и от этого жениха. Папа меня проклял, а
   мама, от страха перед ним, тоже от меня отвернулась.
   Я ей как-то позвонила, так она чуть в штаны не наделала от испуга.
   Ну и ладно, обойдусь без них, возьму и выйду замуж за араба.
   - Ханка, ты серьёзно?! А как на это посмотрят окружающие?
   - А как ты посмотришь?
   - Не знаю, я в этом пока мало разбираюсь, но ведь арабы наши враги?
   - Ага, прямо и все... посмотри, сколько их по нашему городу свободно гуляет. И что все
   враги?
   Вера привлекла к себе сердитую девушку и поцеловала в щёку.
   - Ханочка, я тебе сейчас
   песню поставлю, мне в ней так одни слова запали в душу, всё время про них вспоминаю.
   И Вера быстро отыскала на любимой кассете нужную песню:
  
   Сумасшедшая страна:
   То вой сирен, то тишина.
   Сегодня враг, а завтра друг,
   Как непонятен этот круг.
   И пусть порой грущу о том,
   Привычном, с детства дорогом.
   Преодолею, всё стерплю -
   Тебя, Израиль, я люблю.
  
   Затихла с последним словом и аккордом песня.
   Вера нажала 'стоп', и Хана тут же нарушила тишину:
   - Верка, я ещё ничего для себя не решила, просто так болтаю от злости на своих близких,
   потому что мой отец порой по отношению к жене и детям хуже любого араба.
   Девушка мотнула головой, будто отгоняя мрачные мысли.
   - У самой-то у тебя парень есть?
   - Есть, только не смейся, он местный.
   - А чего я буду смеяться, ты в их вкусе, кроме волос, глаз и ног у тебя ещё сиськи
   большие и красивые.
   Веру забавляла эта девушка с открытой душой и взрывным характером, подвижная,
   улыбчивая и бойкая на слово.
   До вечера комната, где поселилась Вера, полностью заполнилась соседками по
   общежитию, ведь завтра начинались занятия на подготовительном курсе.
   Прощаясь, Хана заметила: - Это же надо такое придумать, чтобы из трёх соседок по
   комнате у тебя не было ни одной из нашего бывшего Союза.
   Действительно, с ней рядом поселились две девочки из Эфиопии и одна из Франции.
   Не проходило ни одного дня, чтобы Вера не вспоминала о своём Гале, только иногда
   закрадывалась предательская мысль: а её ли он до сих пор?
   Обучение на курсах было интересным, проходило только на иврите, не считая уроков
   английского языка, общение в комнате между девушками поневоле получалось только на
   языке, объединившем представителей разных стран исхода, и поэтому Вера быстро
   почувствовала, что уже непринуждённо говорит и почти всё понимает даже вслушиваясь в
   вещание по телевизору, где дикторы говорили на таком высоком иврите, что от красоты
   языка у девушки дух захватывало.
  
   В конце июня, как и обещала, к ней заехала Наташа, и они целый день посвятили друг
   другу, катаясь по городу на машине, посетив бедуинский базар и пообедав в кафе.
   Наташа увлечённо рассказывала о Париже.
   Елисеевские поля, Лувр, Эйфелева башня,
   Монмартр и другие названия легко слетали с её губ, но вдруг она остановила свой поток и
   спросила у Веры:
   - Подруга, а что это ты ничего не рассказываешь про своего красавчика, опять
   тихушничаешь?
   - Нет, Натаха, не тихушничаю, нечего рассказывать.
   Вера закусила губу, чтобы не расплакаться, а Наташа взяла её за подбородок и развернула
   к себе, вглядываясь в глаза.
   - Не поняла...
   Девушка внимательно несколько секунд смотрела на подругу.
   - И правда, глазки не горят.
   Что случилось? Неужели козёл получил сладенькое и сбежал?
   - Не надо так, Наташа, о нём говорить, с ним произошло несчастье...
   И она, опуская основные подробности, о которых нельзя было распространяться,
   рассказала о сути произошедшего с её парнем.
   - Верка, ты что сдурела, уже месяц прошёл, если не больше, что с ним, почему ты не
   позвонишь, не съездишь, чего ждёшь?
   - Наташечка, я ведь не знаю его фамилию, ни больницу, где он находился и даже не знаю,
   хочет ли он ещё меня видеть, ведь прошло уже полтора месяца с нашей последней
   встречи?
   - Чушь собачья, поехали!
   Вера побежала за подругой, которая стремительно приблизилась к своему
   старенькому авто и решительно открыла скрипучую дверь.
   Вслед за ней Вера втиснулась на сиденье, и машина сорвалась с места.
   - Наташка, ты сумасшедшая, куда и зачем мы едем, уже третий час, разве я успею
   вернуться до вечера обратно сюда?
   - Об этом не думай, видно будет, вначале надо разузнать всё о твоём красавчике, а потом
   начнём решать другие проблемы. Если что - переночуешь у сестры или у меня, а может
   быть, нам повезёт, разыщем его, и заночуешь в объятиях у своего парня.
   - Наташечка, ты имеешь представление, где и как мы его будем разыскивать?
   - Пока нет, но на месте разберёмся.
   Ты сказала, что он живёт в Ришоне, оттуда и начнём разыскивать.
   Первым делом обратимся в полицию и попробуем очаровать местных громил.
   Ах да! Идея: будем спрашивать не Галя, а его друга Офера, ты говорила, что он весьма
   колоритная личность.
   - О да! Ростом под два метра и, наверное, полтора центнера весом.
   Наташа закатила глаза:
   - Моя мечта, я ведь сама метр восемьдесят, хочу Офера.
   Девушки рассмеялись.
   Машина тем временем покрывала километр за километром - по трассе расстояние между
   двумя городами было порядка ста двадцати километров. Меньше, чем через полтора часа,
   они уже въехали в Ришон-ле-цион.
   У прохожих узнали, где находится главное отделение полиции и их направили в сторону
   автобусной станции в районе каньона (торговый центр 'Ротшильд').
   Вера буквально бежала вслед за подругой, которая решительно открыла дверь сурового
   заведения и прямиком устремилась к окошку, за которым сидела девушка в полицейской
   форме.
   - Простите, мне срочно необходимо увидеть Офера.
   Девушка вскинула брови.
   - Ты по какому вопросу и какой тебе нужен Офер?
   - По личному, а Офер мне нужен большой и толстый.
   - А-а-а, Крумер, так он ведь в Хулоне.
   А по какому ты к нему вопросу, может быть я смогу помочь?
   Наташа рассмеялась.
   - Я же сказала - по личному и очень личному, может, телефончик его дашь?
   Брови у девушки полицейской вновь поползли вверх:
   - К Оферу Крумеру и по личному? Не верю, а телефона его у меня нет, я к нему по
   личному никогда не обращалась.
   Наташа махнула девушке на прощанье рукой и стремительно пошла к выходу, Вера
   семенила следом.
   Сели в машину, и Наташа, откинувшись на своём сиденье, прикрыла глаза, о чём-то
   соображая.
   Через мгновение она повернулась к Вере.
   - В миштару (полицейский участок) ехать поздно, уже пять часов, только дежурные на участке остались и нет
   никакой гарантии, что нас на него наведут.
   Это тут повезло, что получилось взять эту девушку на арапа, потому что этот Офер весьма
   заметная фигура.
   Ага, у тебя есть асимоны или картис, чтобы позвонить по автомату?
   - Есть, я ведь звоню сестре.
   - Отлично!
   И Наташа, выскочив из машины, уже бежала к телефону, а Вера неслась за ней, удивляясь
   темпераменту и сообразительности подруги.
   - Здравствуйте, мне необходимо срочно поговорить с вашим сотрудником Офером
   Крумером.
   Вера не слышала, что отвечали Наташе.
   - Вопрос очень важного содержания, о котором я не могу никому другому рассказать по
   телефону, а связанно это с его непосредственной деятельностью.
   Да, да, но если он в данный момент не находится на участке, была бы очень признательна
   за вашу услугу, буду рада получить его домашний номер телефона.
   Я могу назвать вам своё имя, но ему оно ничего не скажет, потому что я звоню по просьбе
   его осведомителя.
   Хорошо, меня зовут Натали Шехтер, но повторяю, ему моё имя ни о чём не скажет.
   Большое спасибо, записываю.
   Быстро записав на ладони продиктованный номер, Наташа повернулась к Вере.
   - Подруга, мы на верном пути, ещё немного и будем в дамках.
   И она опять повернулась к телефонному аппарату, но тут их ждало разочарование: трубку
   на том конце не поднимали.
   До восьми вечера они шныряли по каньону, обошли кажется все отделы, отведали в кафе
   мороженное с кофе и каждых полчаса названивали Оферу, но телефон молчал.
   Пыл Наташи стал угасать, про состояние духа Веры вовсе не стоило говорить.
   - Наташечка, что дальше будем делать?
   - Дальше, дальше... а дальше, я тебя сейчас посажу на автобус и дуй в свой университет,
   учись там спокойно и доверься мне.
   Не вижу смысла мне сейчас отмерять дорогу туда-сюда-обратно, а ты через два часа
   будешь на месте, согласна доехать на автобусе?
   - Конечно, согласна, я и так переживаю, что ты за меня мотаешься целый день и, при этом,
   тратишь кучу нервов.
   - Ха-ха, время и нервы, какая ерунда!
   Ты думаешь, что я успокоилась? Ошибаешься, подруга, мне только пятого июля в армию, а за
   эти дни я горы сверну, всю землю вокруг перелопачу, но Оферчика этого обязательно
   отыщу и, поверь мне, справлюсь без тебя.
   Так, слушай дальше, сиди там спокойно и не рыпайся, если будут какие-нибудь сведения -
   я позвоню в ваш секретариат и чего-нибудь им напридумываю, за меня точно не
   беспокойся.
   Вера грустно рассмеялась.
   - После сегодняшних приключений я в тебе уже нисколечки не сомневаюсь, ты будешь
   хорошим офицером в армии, приказы отдаёшь чёткие, я целый день перед тобой по
   струночке бегала.
   Всю дорогу в автобусе до Беер-Шевы Вера вспоминала перипетии сегодняшнего,
   насыщенного авантюрными действиями, дня то вздыхая, то улыбаясь.
   Душа стремилась и противилась предпринятым Наташей розыскам парня, который
   оставил в её мыслях неизгладимый след, но она очень боялась показаться навязчивой.
   Ей почему-то до сих пор верилось, что Галь, как только оправится, сам её разыщет, не
   может быть такого, чтобы их яркая звезда так внезапно закатилась.
   Несмотря на то, что в общежитие она прибыла уже к одиннадцати часам вечера, спать не
   хотелось, а больше всего не тянуло ни с кем разговаривать, и она, надев наушники,
   включила магнитофон:
  
   Не вернуть, не вернуть светлой юности дни,
   Но вернёмся к восторгу желаний.
   Ты в ладони мои кисти рук урони
   И пройдёмся по радужной грани.
   Алых губ распусти спелый нежный бутон,
   Напои снова пылкой истомой.
   Всё, что есть за душой, мы поставим на кон,
   Зазвучим в песне старой по новой.
   Все зароки сниму, ни к чему тот зарок,
   Ведь от них лишь беднеют свиданья,
   Я вернусь и шагну на знакомый порог,
   И вернутся восторги желаний...
  
   Вера горестно вздохнула - никуда из её мыслей не уходили восторги желаний. То
   безумное ощущение всепоглощающей страсти, которое она ощутила на берегу моря,
   находясь почти голой в объятиях, страстно желающего совокупления с ней, парня.
   Может быть, она была не права, что в последний момент испугалась подсознательно последствий и не позволила Галю вкусить того, чего она сама тогда очень хотела и сейчас безумно хочет - горячая волна
   обрушилась на неё, сжигая изнутри, буквально затопила лоно, и она тихонько застонала,
   сдерживая более громкий крик.
   Девушка закусила край подушки и вздохнула.
   - Боже мой, неужели и у других девчонок от любовных фантазий происходит подобное?!
   Через четыре дня, во время занятий, её срочно вызвали в секретариат.
   Вера, конечно, догадывалась, кто позволил себе такую наглость, но она не знала с какими
   вестями пробивается к ней Наташа.
   Не успела Вера зайти в кабинет, как одна из находящихся там женщин быстро заговорила:
   - Вера Петрова?
   Девушка кивнула.
   - Срочно звони по этому номеру телефона. Сказали, что вопрос чрезвычайной важности,
   касающийся государственных секретов.
   Звонили из Министерства Внутренних Дел.
   Вера, волнуясь, набрала продиктованный ей номер и услышала голос Наташи:
   - Верка, коси под важную и только на иврите, а то проколешься, а тебе там учиться,
   никаких эмоций.
   Нашла я твоего красавчика, только сегодня нашла.
   Он тебя помнит, любит и ждёт встречи...
   Вера перебила:
   - Наташечка, а где он, что с ним?
   - Чёрт побери, я же тебе сказала, без эмоций и на иврите.
   - Хорошо, я поняла, что мне предпринимать. Когда состоится встреча?
   - Вот это другое дело.
   Он ещё на реабилитации, прошёл кучу операций на ноге.
   Я его видела - чуть хромает, но по-прежнему красавчик и, главное, он тебя любит.
   Вера не выдержала и взвизгнула от радости:
   - Наташка!
   - Дурища, умерь пыл, лучше придумай для сидящих там баб отмазку.
   Так, буду прощаться, жди своего красавчика в ближайшее время в гости, а я поехала с
   Офером на задание.
   И, смеясь, добавила на русском:
   Верка, а я этого моржа обязательно охомутаю. Представляешь, ему уже тридцать лет и не
   женатый...Это же настоящий клад!
   И на иврите:
   - Бай, веди себя хорошо, а мне завтра уже на призывной пункт, до встречи.
   Вера положила трубку и тут же натолкнулась на несколько вопросительных взглядов.
   - Звонили из сохнута, это связанно с прибытием в Израиль моих родителей.
   И удивительно, эта невинная ложь легко была принята за правду, хотя девушка
   чувствовала себя из-за этого крайне неловко.
  
  
   Глава 13
  
  
   Двенадцатого июля у Веры был день рождения.
   Она проснулась в это утро в подавленном настроении - некому её поздравить, никто даже
   цветочка не подарит, а ей ведь сегодня исполнилось девятнадцать лет.
   Все предыдущие годы, что она помнила, папа с самого утра подхватывал её с кровати на
   руки и подкидывал к потолку, ловя и целуя, а затем дарил подарок и обязательно то, о чём
   его любимая доченька мечтала.
   Папа далеко... сестра, неизвестно даже, вспомнит ли... Наташка в армии, а Галь...
   И девушка, понурившись, ушла в душевую.
   Когда она вышла, ей на голову посыпались разноцветные воздушные шарики
   и подружки из её комнаты наперебой закричали:
   -Мазл тов, мазл тов, мазл тов! (счастья)
   Вера стояла посреди дождя из шариков, и счастливые слёзы текли по её щекам.
   После поздравления соседок по комнате на душе стало празднично, и находясь в
   хорошем настроении, она сбежала со ступенек крыльца общежития и тут же попала в объятия Ханы.
  
   - Верочка, ад меа вэ эсрим - до ста двадцати лет тебе жить и радоваться жизни!
   Держи духи. Надеюсь, они тебе подойдут, это последний крик моды.
   И вновь слёзы брызнули из глаз Веры.
   - Ханочка, тода раба, большое спасибо! Откуда ты узнала про мой день рождения?
   - А ты разве не знаешь, что в библиотеке всё время вывешивают списки новорожденных
   на ближайшие дни.
   - Не знала, теперь тоже буду интересоваться, чтобы твой не прозевать.
   - Не прозеваешь, мне первого января исполнится двадцать!
   Сюрпризы и поздравления на этом не закончились - не успела она досидеть вторую пару,
   как её позвали на выход.
   Каково было её удивление - возле парадного входа стояла Наташа в ладно сидящей
   на её высокой фигуре солдатской форме.
   - На-та-шка!
   Вера сорвалась с места и кинулась на шею к подруге, и они закружились на месте.
   - Ну-ну, задавишь, и страна потеряет верного защитника Родины.
   - Наташка, а как ты вырвалась? Ты же говорила, что у тебя тиранут (курс молодого бойца) три недели?
   - Говорила, но не знала, что одни девочки закрывают первый шабат, а другие - второй.
   Мне повезло, я буду оставаться во вторую субботу, а эти выходные - свободные, и я могу побыть с тобой.
  
   - Ах, как жаль, у меня ведь завтра две пары с утра.
   - Нет у тебя завтра никаких пар, я тебя уже отмазала при помощи своей формы, здесь
   перед военными все пасуют, уважают нашего брата, то есть, сестру.
   И девушки засмеялись.
   - Всё, Веруня, нет времени, пошли в твою комнату, собирай необходимые для отдыха
   вещички, купальник не забудь, мы уезжаем в Эйлат на три дня и две ночи, я путёвочки
   прибомбила.
   Вера уже привыкла, что спорить с подругой бесполезно. Если та вцепилась, то
   мёртвой хваткой, а если что задумала, то обязательно осуществит.
   - Присядь Наташка пока на кровать, я быстро соберусь. Что там: парочку шорт, джинсы,
   кучку маек, нижнее бельишко, сланцы - и вся затея.
   - Нетушки, бери с собой выходное платье, лёгкие брюки и несколько приличных
   кофточек, выходные туфельки тоже прихвати...
   - Натаха, для чего это, мы же к морю едем?
   - Глупенькая, Эйлат - не только море, но и рестораны, аттракционы, музеи... И не забывай, у тебя
   сегодня день рождения, мы идём с тобой в шикарный ресторан праздновать.
   - Наташечка, но ведь это стоит кучу денег...
   - Тебя волнует? Меня - нет.
   - Ладно, пока я собираюсь, послушай песню, мне кажется, что
   она очень подходит к моему нынешнему настроению:
  
   Отдам частицу от себя,
   Вложу в доверчивые руки.
   В ответ мне ангелы трубят,
   Плывут серебряные звуки.
   Ложатся на мотив слова -
   Густая вязь ритмичных строчек.
   Спадут печали покрова
   С озябших мыслей одиночек.
   Возьму у каждого из них
   Любви взаимной по крупице.
   Тревожный мир вокруг притих,
   В улыбках засветились лица.
   И отзовутся в унисон
   Уставшие в забвенье души.
   Полёт их будет невесом -
   Трубят нам ангелы, послушай...
  
   - Ты - мой настоящий ангел, Наташка! С утра проснулась и чуть не разрыдалась, так мне стало
   жалко себя. Подумала, что никому я не нужна в этот мой день Ангела... А потом как
   посыпалось...
   - Готова? Хорош трындеть, нам ещё где-то три часа пилить до Эйлата.
   - Ой, Наташка, а на чём мы поедем, не на твоём же драндулете по серпантину покатим?
   - Пошли, я же сказала не трындеть.
   Когда они подошли к стоянке, и Наташа пультом открыла дверцы автомобиля, Вера
   остолбенела... это была машина Офера, на которой он вёз её в Беер-Шеву.
   - Не поняла, это что такое?
   - А что случилось, транспорт не устраивает?
   - Наташка, что ты под дурочку косишь, это ведь машина Офера.
   - А я что возражаю, конечно, его.
   - А с какой стати, ты чего?...
   - Вот именно, чего... а ничего, я же тебе сказала, что захомутаю этого медведя.
   - Ты говорила моржа, а теперь медведя?
   - Садись ты уже в машину, это и другое мы сможем выяснить по дороге, пока будем ехать,
   времени у нас будет предостаточно, чтобы попарить друг другу мозги.
   Наташа лихо вела машину по прекрасно асфальтированной трассе и мурлыкала какую-то
   песню.
   Специально для Веры она выбрала маршрут, чтобы проехаться мимо Мёртвого моря.
   Такого серпантина Наташе преодолевать ещё не приходилось. Она закусила губу и
   медленно катила вниз, петляя по крутой горной дороге.
   Вера смеялась:
   - Ого, ты говорила, что поболтаем по дороге, а тут дух захватывает так, что визжать
   от страха хочется.
   Наташка, ты когда-нибудь ездила по этому маршруту?
   - Первый раз, я ведь до сих пор тоже не была на Мёртвом море и в Эйлате не была.
   Мне Офер рассказал, куда и как ехать, но тут...
   После того, как они спустились вниз, и дорога побежала вдоль гостиниц, находящихся
   на берегу водоёма знаменитого на весь мир своей целебной водой, солью и грязью,
   напряжение спало.
   - Мы, подруга, ещё и сюда с тобой скатаем...
   Но Вера перебила:
   Скатаем... скатаем. Похоже, скоро будешь катать только со своим Офером.
   Расскажи, наконец, толком, как ты с ним встретилась, как начала хомутать? И хотя бы
   несколько слов про Галя, пожалуйста. Я уверена, что ты хоть немного, но
   информирована от Офера о его состоянии здоровья, ну, и может быть, о том, как он ко
   мне относится или уже не относится...
   Вера запуталась от волнения в словах и отвернулась к окну.
   - Ну я же тебе по телефону рассказала, что после того, как выловила Офера -
   встретилась с ним и довела до его сведения, что мне необходим его друг, потому что
   его девушка не находит себе места...
   - Ну, Наташка...
   - Молчать, когда армия говорит!
   Короче, я его уболтала, и он повёз меня на встречу с твоим красавчиком в
   реабилитационный центр.
   Как я тебе по телефону сказала, выглядит он прекрасно, но немного хромает.
   Я ему и выдала про тебя, что девушка чахнет от любви и готова за милым на край
   света бежать...
   - Ну, Наташка, я уже вся употела и покрылась краской.
   - Вот и покрывайся, есть от чего, а точней, от кого. Красавчик, тебе доложу,
   писаный, весь такой из себя: брови дугой, глазки горят, зубки белёсенькие, губки
   пухленькие, плечики широкенькие:
   - Наташка, ты решила надо мной издеваться, да?!
   Если и дальше будешь болтать абы чего, я перестану с тобой разговаривать на эту тему.
   - Ай-я-яй, вот напугала, а сама уши даже вытащила из-под волос, чтобы не прозевать
   хоть одно словечко.
   - Ну, Наташечка, не мучай меня!
   - Короче, он мне сказал, что сам ждёт, не дождётся момента, когда прижмёт к своей
   пылкой широкой груди любимую девушку и только боится, что она уже принадлежит другому.
   - Ой, Наташка...
   - Не волнуйся, я дело знаю туго.
   Говорю: - О каких других парнях может идти речь, когда она сохнет только по тебе.
   - Всё, Наташка, хватит изгаляться, я поняла, что он меня не забыл и скоро ко мне явится.
   Огромное тебе, подруженька, спасибо, ты настоящий друг!
   - Пожалуйста, на здоровье, кушайте с маслицем...
   - И всё же, что у тебя с Офером?
   - Полный порядок. Перед тем, как пойти на службу, я напросилась к нему в гости и сама
   понимаешь, чуть поломавшись, отдалась, потеряв со слезами свою бесценную
   невинность... всё, я уже его хавера, и он без меня жить не может, вся эта мужская мощь и
   человеческая доброта теперь мои.
   Краска смущения залила лицо Веры.
   Чтобы скрыть своё состояние от подруги, она вставила заветную кассету в магнитофон
   в машине и закрыла глаза:
  
   Свод небесный такой голубой,
   В роднике голубая водица.
   Мы прильнули друг к другу с тобой,
   И не можем, не можем напиться...
   Сладка боль зацелованных губ,
   Руки палят огнём вожделенья.
   И по клеточкам кожи бегут
   Сложной химии счастья мгновенья...
   Солнце щедро льёт жизни лучи,
   Летний день тёплый свет принимает...
   Свою волю желанью вручив,
   Наслаждаемся свежестью мая...
   Балдахин из сирени прикрыл
   Шелкотравное ложе влюблённых...
   И достаточно малой искры
   для пожара двух тел обнажённых.
  
   Вера несколько раз судорожно сглотнула слюну, чтобы смочить горло.
   Заметив это, Наташа поинтересовалась:
   - А в туалет ты ходишь без этой кассеты?
   Проигнорировав иронию подруги, Вера удивлённо спросила:
   - Наташка, а что это за люди на верблюдах?
   И шатры какие-то, я такое по телику видела в Африке.
   - Мне говорили, что здесь в пустыне живут бедуины.
   Они ещё такие дикие. Между прочим, по четыре жены им можно иметь. Может, пойдём с
   тобой к какому-нибудь такому удальцу вместе в супруги, вот наболтаемся...
   - Наташка, ты умеешь серьёзно разговаривать? У тебя всё хаханьки да хиханьки.
   - Конечно, умею, вот сто первый километр и здесь у нас с тобой техническая остановка,
   потому что, если не сбегаю в тулик, то усикаюсь.
   До Эйлата оставалось сто километров, и девушки, как и многие другие, направляющиеся
   на отдых, посетили туалет, попили кофейку и чуть размяли ноги перед последним рывком
   через пустыню Арава в город-сказку.
   Мощная машина Офера быстро преодолевала километр за километром, и уже к пяти
   вечера они въехали в курортный город, расположившийся в живописном месте на берегу
   Красного моря.
   Наташа подкатила к гостинице, на которой огромными буквами было написано 'Хилтон',
   и они с Верой, подхватив из багажника свои спортивные сумки с вещами, двинулись к
   парадному входу.
   - Наташечка, ты меня ведёшь во дворец?.. Я же там видела по дороге более скромные
   гостиницы.
   - Подруга, не куксись, всё под контролем, всё оплачено спонсорами...
   - Кем? Что-то я ничего не понимаю.
   - Да шучу я.
   Имеем мы с тобой право раз в жизни оторваться и пожить, как принцессы?!
   Пошли быстрей оформляться, получим ключики от номера и надо собираться, навести
   марафет, ведь на восемь вечера у нас ещё столик в ресторане заказан, ты не забыла,
   что у тебя день рождения?
   Описывать холл, лифт, коридоры и, в конце концов, номер, нет никакого смысла.
   Девушек поразила красота, богатство и некоторая вычурность шикарной пятизвёздочной
   гостиницы.
   - Наташка, что это за ванна с дырками, а это для чего?
   - Деревня и есть деревня, это джакузи... а это... чёрт его знает...
   - Натаха, я знаю, в книжках читала, это биде.
   - Что это?
   - Ну, как это тебе объяснить... ну, чтобы женщинам было комфортно подмываться перед сном.
   - Вот здорово, так и после секса хорошо, вот это удобства!
   От восторженных слов не сдержанной на язык Наташи, Вера стала пунцовой.
   Время у подруг оставалось немного: надо было помыться, отутюжить вещи, высушить и
   расчесать длинные волосы (а ими обеих девушек бог не обидел), друг другу сделать
   макияж и полюбоваться собой в зеркале...
   - Верка, атас, уже опаздываем на пятнадцать минут!
  
   - А что за беда, нас разве кто-нибудь ждёт?
   Вера увидела, что Наташа как-то стушевалась, но не придала этому особого значения,
   тем более, та победно вскинула руку вверх.
   - К восьми часам нас ожидают свечи, шампанское и литавры!
   Девушки вошли в огромный зал ресторана - на них будто бы надвинулись сверху и со всех
   сторон колонны, лепка на потолке и стенах, в золотых рамах картины и сверкающие до
   боли в глазах люстры.
   К ним тут же приблизилась женщина-администратор и вежливо поинтересовалась, на
   каком языке к ним обращаться и есть ли у них предварительный заказ.
   Выяснив имена, она повела их вглубь зала.
   Вера шла, оглядываясь и любуясь невиданной до сих пор красотой и богатством убранства
   зала ресторана - и вдруг они остановились.
   В её глаза сразу же бросилась мощная фигура Офера, а рядом с ним, рядом с ним... стоял и
   улыбался ей... Галь.
   Вера побледнела, она уже привыкла к сюрпризам подруги, но этот превзошёл все самые
   смелые фантазии.
   Тем временем Наташа повисла на могучей шее Офера, а к Вере, чуть прихрамывая,
   приблизился Галь. Он мягко взял её за руку и подвёл к месту во главе стола,
   предназначенному для именинницы, где по обеим сторонам кресла стояли на полу две корзины с великолепными цветами.
   Наташа и Офер в четыре руки подожгли стоящий на столе в вазе букет из бенгальских
   огней, и когда они, треща, заискрились, друзья громко запели:
   - А ём, ём оледэт, а ём, ём оледэт:(сегодня день рождения)
  
   Нет смысла описывать праздничный вечер, посвящённый дню рождения Веры. Для неё он
   прошёл, как в тумане - изысканные закуски, лёгкое вино, спокойная музыка...и рядом
   Галь, не спускавший с неё глаз, целующий при всяком удобном случае девушку то в
   тонкую шейку, то в открытом платье оголённое плечо, то прижимая ко рту ладошку,
   то прикладывая к губам каждый пальчик.
   После ресторана, перед тем, как подняться в лифте на свой этаж, Наташа отвела подругу в
   сторону.
   - Держи ключ от нашей комнаты, я уже забрала оттуда свои вещи, а шмотки твоего
   красавчика Офер перенёс к тебе.
   - Наташка, что ты выдумала?
   - Выдумала, тоже мне скажешь, ничего я особенного не выдумала, в монашки не
   записывалась, я через два дня уезжаю на базу, где, как минимум,проторчу две недели,
   и что?.. потерять две ночи без Офера? Нет, на такое я даже ради подруги не пойду.
   На, держи, спрячь от посторонних глаз.
   - Что это такое?
   - Глупенькая, противозачаточные таблетки. Смотри только, чтобы после приёма полчаса
   прошло до того, как утонешь в бурном сексе.
  
  
   Глава 14
  
  
   Наташа, всунув в руки растерянной Веры коробочку с таблетками, отбежала к Оферу и,
   ухватив его под руку, потащила в сторону подошедшего лифта.
   Вера оглянулась - по смущению Галя она догадалась, что Офер только сейчас, с посыла Наташи, поставил
   друга в известность об изменении его места жительства.
   Девушка отлично понимала, что парень, подобно ей, не шокирован действиями друзей.
   Он просто волновался, опасаясь реакции, не зная, как к этому отнесётся Вера.
   Идея, безусловно, принадлежала Наташе, которая была великим мастером на авантюры,
   сюрпризы и бесшабашные действия.
   Вера положила руку на локоть парня.
   - Галь, давай выйдем хотя бы на минуточку на улицу, меня ведь подруга в таком темпе
   везла и устраивала в гостиницу, что я даже не успела одним глазочком глянуть на этот
   город, о котором все говорят, что он в ночные часы особенно великолепен.
   Галь улыбнулся, обнял девушку за плечи, и они поспешили на улицу.
   Выйдя из гостиницы, Вера задохнулась - на неё сразу же навалилась одуряющая
   жара.
   - Ух ты! Словно вбираю в себя воздух из горячей духовки.
   - А что ты хочешь, Эйлат в июле жаркий, сюда лучше ездить в весенние и осенние
   месяцы, а летом тут пекло, хотя туристам, похоже, всё ни по чём, смотри сколько
   гуляющих.
   Они вышли на центральную улицу и попали в водоворот праздно шатающегося люда,
   говорящего на разных языках. Громко играла музыка, далеко был слышен смех и крики,
   доносящиеся с аттракционов.
   Вера чувствовала, что Галю не очень легко даются шаги, он заметно прихрамывал.
   - Больно? - кивнула она на его ногу.
  
   - Нет, уже не больно. Просто, пока неловко ходить, как-то тянет, но врачи говорят,
   что со временем и следа не останется от хромоты.
   - Давай вернёмся в гостиницу:
   Галь со смехом перебил девушку:
   - Веруш, не надо такого жалостливого голоса, со мной уже всё в порядке, мне, наоборот
   сказали врачи, чтобы я побольше ходил, разрабатывал, сократившиеся от долгого
   бездействия, мышцы.
   Вера, чтобы скрыть смущение от своего жалостливого вида, обняла парня за шею и
   поцеловала в щёку, но он не дал ей высвободиться и, в свою очередь, привлёк к своей груди
   за худенькие плечи и, легко отыскав её жаждущие поцелуя губы, жадно впился в них,
   вбирая в себя весь жар двухмесячного воздержания.
   Земля поплыла из-под ног Веры - этого она ждала с момента их расставания, после
   посещения Ашкелона в середине мая.
   Порывисто дыша, она отстранилась от парня, вызвав у него недоумение.
   - Галь, давай вернёмся в гостиницу, я хочу тебя любить, но не на глазах у этой
   кипящей толпы людей.
   Парень лёгким движением слегка взъерошил волосы девушки.
   - Сейчас, моя хорошая, моя красавица, вот только куплю тебе в подарок твою копию.
   Они находились недалеко от рядов торговцев, разложивших свой товар на стульях и
   прямо на тротуаре.
   Парень приблизился к продавцу, который демонстрировал заводные игрушки, играющие
   на различных музыкальных инструментах, танцующие и поющие смешными голосами.
   - Смотри, как похожа на тебя.
   И Галь вложил в руки девушки обезьянку с гитарой, распевающую знаменитую песню 'Битлз' .
   Вера от души рассмеялась, прижимая подарок к губам.
   - Я теперь буду её заводить и слушать перед сном, если девочки в комнате не станут
   возражать. Кстати, это не моя, а твоя копия, ведь это ты мне поёшь про любимую
   девушку.
   Галь засмеялся.
   - Хорошо, согласен, но я ещё отыщу и твою копию и куплю на этот раз для себя.
   Вера хотела что-то ответить парню, но вдруг услышала настоящую, а не игрушечную
   гитару и навострила уши - где-то рядом играл и пел музыкант на русском языке.
   Она ухватила Галя за локоть и устремилась в ту сторону, откуда слышались нежные
   аккорды её любимого инструмента.
   На маленькой табуреточке с гитарой в руках сидел пожилой незрячий мужчина и пел
   печальную песню, от которой у Веры зашлось сердце:
  
   Есть поручни, перила...
   А нервы, как пружина.
   Как опытный разведчик,
   Слепой идёт во тьме.
   Всё тело настороже,
   Не доведи вас Боже
   Судьбой с ним поменяться
   Ни в жизни, ни во сне.
   Обходят, обгоняют,
   Нередко и толкают,
   Бывает обругают,
   Мол, развелось калек -
   Слепой всё понимает,
   Обида быстро тает -
   Свинье гусь не товарищ,
   Волк волку - человек.
   Давайте не забудем:
   С изъяном тоже люди,
   У них душа и чувства
   Такие, как у всех.
   Остановись, прохожий,
   Давай слепым поможем,
   Ведь ходим все под Богом,
   Так снимем этот грех...
  
   Перед певцом на асфальте лежал развёрнутый чехол от гитары, куда прохожие в знак
   благодарности или из жалости кидали монеты.
   Вера прислушалась, зазвучала следующая песня:
  
   Чернокудрая ночь, трудный день позади.
   Чернокудрая ночь, в тайну тьмы уведи.
   Дай побыть нам с тобою в желанном плену,
   Резкий звук не буди, не вспугни тишину.
   Чернокудрая ночь - ароматный коктейль!
   Чернокудрая ночь кружит звёзд карусель.
   Мы сидим на звезде, улыбаясь луне,
   В сердце лютня поёт под мерцанье огней.
   Чернокудрая ночь, чернокудрая ночь -
   Приближенье зари нам нельзя превозмочь.
   Лёгкой дымкой рассвет устремляется ввысь...
   Чернокудрая ночь, в светлой песне вернись...
  
   Вера оглянулась на парня.
   - Галь, ты можешь мне одолжить двадцать шекелей? я хочу отблагодарить за песню
   музыканта и певца.
   - Какие могут быть проблемы! Только не одолжу, а сам отблагодарю. А ты ему об этом
   скажи на русском языке.
   Галь не стал кидать в чехол купюру, а вставил пятьдесят шекелей в руку незрячего
   человека, а Вера зачастила скороговоркой:
   - Огромное вам спасибо, я так люблю гитару и песни под неё, у меня есть здесь в Израиле
   знакомый бард Олег
   Фрейдман, может, слышали о нём...
   Мужчина поднял на Веру лицо с незрячими глазами.
   - Девушка, я не только о нём слышал, но и лично с ним знаком, мы недавно выступали с
   Олегом вместе на радио <Река>, есть такая радиостанция на русском языке в Израиле.
   - Правда? А я даже и не знала!
   - Куда вам молодым! И правильно! Лучше быстрей внедряйтесь в жизнь
   новой страны, а наше дело стариковское: вариться в собственном котле.
   Подожди девочка, я тебе сейчас подарю свою кассету с песнями, среди них есть и Олега
   Фрейдмана, он милостиво согласился на моё исполнение.
   - О, как я буду рада, если Вам выпадет с ним встретиться, передайте ему привет от Веры,
   мы летели вместе с ним в самолёте в Израиль.
   - Обязательно, обязательно ему и мне приятно, что среди молодёжи всё же есть
   приверженцы нашего жанра.
   Вера определила только что полученную кассету в свою маленькую сумочку, которую
   специально взяла в ресторан, чтобы положить туда губную помаду, салфетки и всякую
   другую девичью мелочь, и ... где лежали таблетки, выданные Наташей.
   Открыв её и натолкнувшись взглядом на блестящую яркую упаковку, девушка
   густо покраснела, она забыла про подарок подруги, а сейчас при взгляде на эти таблетки
   её бросило в жар и от волнения задрожали руки.
   - Что с тобой случилось, моя красавица, почему ты так смутилась?
   Вера не дала Галю договорить, быстро распрощалась с музыкантом и взяв парня под
   руку, быстро повела его в сторону гостиницы.
   Они молча одолели расстояние до их отеля. В холле, не смотря на поздний час,
   было полно народа - звучала музыка в стиле рок и какие-то знаменитости бурно
   приветствовали публику, исполняя знакомые многим шлягеры.
   Галь взглянул на девушку, но она сосредоточенно шла к лифту, не обращая внимания на
   царящую вокруг суету.
   Уже возле номера парень, достав карточку, служащую ключом, вопросительно посмотрел
   на Веру, но она вместо ответа нежно поцеловала его в губы.
   Очутившись внутри номера, они продолжали целоваться, но Галь будто бы боялся
   нарушить хрупкое равновесие в отношениях между ними, был до странности не
   решительным.
   Вера шёпотом скомандовала:
   - Галь, миленький, сдвинь вместе две кровати, а я пока в душ.
   Она оторвалась от опешившего парня, схватила из шкафа пижаму, а заодно
   прихватила с собой театральную сумочку и скрылась в ванной.
   Первым делом, нисколько не задумываясь о последствиях, проглотила
   противозачаточную таблетку, ведь Наташа предупредила, что это надо сделать за
   полчаса до контакта, и только потом медленно сняла с себя выходное платье, колготки,
   бюстгальтер и трусики и внимательно вгляделась в себя в зеркале:
   чуть взлохмаченные от их частых объятий волосы крупными локонами спадали на плечи,
   бурно вздымающаяся от волнения грудь, буквально ходила ходуном. Она дышала так,
   будто бы пробежала пешком на пятый этаж, на котором она жила когда-то в Беларуси.
   Села на унитаз, чтобы справить нужду и прижала ладони к горящим от волнения и
   смущения щекам - боже мой, неужели это скоро произойдёт, быстрей бы, а тут ещё надо
   выжидать пол часа.
   Ах, время-то идёт, пока она сама обдастся, а затем и Галь... и не сразу же всё
   произойдёт... и Вера решительно закрыла за собой двери кабинки душа.
   В кокетливой пижамке, сочетающей коротенькие шортики и майку без рукавов, из которой
   зазывно выглядывали пышные груди почти до самых сосков, с полотенцем на мокрых
   волосах, Вера выскользнула из душевой и оглядела комнату - она была пустой, кровати,
   правда, были сдвинуты, верхний свет выключен, а в изголовье горело два бра.
   На одной из подушек лежала маленькая бархатистая коробочка и Вера догадалась, что это
   для неё подарок от Галя, но где же он сам...
   В ту же секунду, как она взяла в руки коробочку, открылась дверь на балкон и оттуда
   появился парень, который, похоже, вышел покурить в ожидании любимой.
   - Веруш, открой, скажи честно, нравится?
   Её глазам предстала изящная тоненькая цепочка с кулончиком в виде кисти руки.
   - Давай я тебе примерю. Это хамса - рука... на счастье.
   Вера присела на кровать, а Галь аккуратно нацепил на её тонкую лебединую шею
   цепочку, предварительно откинув мокрые пряди волос.
   Затем парень стал нежно обцеловывать её, начиная от освобождённого от волос
   затылка, по выпирающим худеньким лопаткам, двигаясь губами дальше по плечам, ключицам,
   приближаясь к вздымающейся от волнения груди девушки.
   Поцеловав впадинку меж пышных окружностей, где уютно устроился кулон, он впился в
   распахнутые губы Веры, опрокидывая её на кровать...
   И в этот момент раздался звонок телефона из аппарата, стоящего на прикроватной
   тумбочке.
   Парень и девушка резко присели и, глянув друг на друга, рассмеялись.
   - Это Наташка, я даже не сомневаюсь, только она может позвонить, когда этого меньше
   всего ждёшь.
   Галь показал Вере взглядом на телефон, а сам побежал в душевую.
   Вера не ошиблась. Действительно, подруга решила узнать, когда они
   утром пойдут на море.
   - Наташка, ты никогда не дашь мне потерять девственность, звони утром в любое время, я
   на всё согласна, а пока умоляю: больше не тревожь.
   Под смех подруги Вера положила трубку и, сняв с себя пижамные шортики и майку,
   голышом забралась под одеяло.
   Через несколько минут появился Галь в обёрнутом вокруг пояса полотенце и, глянув на
   девушку, притаившуюся под одеялом, прошёл на свою сторону и до Веры дошёл звук
   хрустящей обёртки.
   - Галь, милый, не надо, я предприняла другие шаги для предотвращения последствий.
   Вере даже не верилось, что это она произносит эти слова, но она так хотела, чтобы тело
   парня, как можно быстрей приблизилось к ней, она страстно стремилась к досель не изведанному
   ощущению: в животе и ниже у неё буквально фонтанировали импульсы природного
   желания к близости с любимым.
   Галь проник под одеяло и прислонился к телу девушки.
   - О, мой бог, ты голая!
   Рука его пробежала по животу, нежно прошлась по груди, вторая проникла под голову и
   повернула её к себе, и парень, отыскав приоткрытые губы, впился в них поцелуем, от
   которого у Веры поплыл в мозгах туман, тем более, на бедре она почувствовала твёрдую
   плоть Галя, и к своему стыду, ей до спазм в горле, захотелось взять этот предмет, дарящий
   вожделение, в дрожащую от желания ладонь.
   Парень вновь опрокинул Веру на спину и навис над ней, продолжая целовать, стараясь
   коленом раздвинуть её непроизвольно плотно сжатые ноги.
   До Веры вдруг дошёл смысл его действий, и она сама, может даже, слишком поспешно,
   раскрыла проход к своему святилищу наслаждений.
   Девушка услышала, как Галь облегчённо выдохнул и побежал быстрыми поцелуями от её
   губ к взбухшим соскам, от невообразимого желания близости, она буквально истекала
   соками от предстоящего соития.
   Произошедшее оказалось гораздо прозаичней самого ожидания.
   Пальцы парня мягко обозначили впадинку, тем более, это было сделать совершенно не
   сложно, потому что влага буквально пробивалась наружу... и вдруг Вера почувствовала
   проникновение в себя и вся сжалась от резкого толчка плоти парня, она
   почувствовала резкую боль и непроизвольно застонала.
   - Прости, моя хорошая, я причинил тебе боль?
   - Неважно, мой любимый, я ведь этого ожидала.
   Парень вдруг вышел из неё, и девушка почувствовала такую в своём теле пустоту, что
   непроизвольно выгнулась, подняв высоко таз, ища предмет, утоляющий сексуальную
   жажду... и тут же его получила... и два тела быстро задвигались навстречу друг другу,
   сбиваясь и находя общий ритм.
   Руки девушки крыльями порхающей птицы ласкали спину парня, губы которого шептали
   милую чушь на ухо Вере, вбирающей в себя нежность слов и все непередаваемые
   ощущения, какие можно получить от соития с самым любимым на свете человеком.
   Волна наслаждения достигла своего пика и тело девушки будто бы вначале сжалось в
   комок, а потом раскрылось в свободном полёте, орошая вожделенной влагой благодарную
   почву, потому что парень натянулся, как тетива лука, и со стоном излился в сладостные
   глубины своей 'горячей лавой действующего вулкана'.
   Токи сладострастия, пробежавшие по телам влюблённых, постепенно теряли свою силу,
   но парень с девушкой не хотели разжимать плотные объятия, продолжая вбирать
   друг друга.
   Вера ловила себя на том, что знакомится с новыми в своём теле ощущениями, запахом
   любимого мужчины, с которым только что потеряла свою невинность и мыслями летела к
   небесам от предвкушения будущих новых сладких соитий.
   А дальше... а дальше был совместный душ. Потом со смехом и смущением они старались
   замыть на простыне след потери Вериной девственности и... а потом... а потом они
   опять страстно предавались любви, потому что они, действительно, любили друг друга.
  
  
   глава 15
  
  
   Пронзительный звонок телефона разорвал тишину и заставил открыть глаза, сладко спящих в крепких объятиях друг друга, Галя и Веру.
   - Ммм...простонала девушка.
  
   - Это, конечно, Наташка. Когда она угомонится? Нет на неё ни сна, ни покоя.
   И Вера, чмокнув парня в лоб, побежала в душ.
   - Милый, подними трубку.
   Через четверть часа вся дружная четвёрка молодых людей уже вышла из гостиницы и направилась к берегу моря, благо, пляж находился в непосредственной близости от их отеля.
   Несмотря на ранний час, солнце уже вовсю согревало землю, море и ранних любителей купания, играя искрами в окнах многочисленных отелей и делая ещё более ярко-красными горы, нависшие со всех сторон над Эйлатом.
   Наташа, на ходу скинув халат, едва дав Вере успеть снять с себя шорты и топик, потянула подругу в сторону чуть колышущегося моря.
   Забежав сходу по пояс, Вера от неожиданности завизжала, вода оказалась настолько холодной, что у неё по телу побежали от озноба мурашки.
   - Не стой, не стой, ныряй, лови кайф! Это только вначале холодрыга, а потом тело привыкнет, и ты поймёшь, что такое Красное море.
   Мы вчера ночью с Офером купались, чтобы остудить себя после секса, а он у нас был, я тебе доложу, по высшей категории.
   А как у тебя? Всё невинную недотрогу разыгрывала из себя?
  
   Вера резво погрузилась с головой в глубину и проплыв несколько метров, вынырнула около подруги и ухватившись за её плечи, неожиданно погрузила Наташу под воду.
   Та, отфыркиваясь и отплёвываясь, погрозила кулаком.
   - Ты у меня ещё схлопочешь. Это так ты оплатила мне за всю мою доброту?
   А ну, быстренько колись, было у тебя что-нибудь или нет?
   - Было, Наташка... ещё, как было!..
   И счастливо засмеявшись, Вера быстро поплыла кролем по спокойной ласковой поверхности удивительного и прекрасного моря.
   Действительно, тело быстро привыкло к прохладе Красного моря, поражавшего своей невероятной чистотой.
   Вера восхищённо наблюдала, как вокруг неё плавают разноцветные рыбки, и она представляла себя настоящей сказочной морской феей.
  
   Ощущения праздника и волшебства, начавшиеся с приездом в Эйлат, не покидали Веру в течение всего дня - они погружались в аквалангах в таинственные глубины, где кроме больших диковинных рыб, морских ежей и мелких разноцветных коралловых рыбок, она вблизи увидела огромного осьминога. Посетили дельфинарий и спустились в батискафе на дно моря, где наблюдали, как вокруг них плавали акулы всех мастей.
   После обеда решили немножко отдохнуть.
   Как выразилась Наташа - пора сделать секс-перерыв, чтобы поднабраться сил для вечерних гуляний.
   Наташа оказалась недалеко от истины. Галь с Верой, отведённые ею на отдых два часа, не могли оторваться друг от друга, навёрстывая потери прошлого и восполняя на будущее их неуёмную страсть, ведь оба хорошо понимали, что их ожидают крайне редкие встречи. Это было связанно с учёбой Веры и ответственной работой Галя, к которой он приступал уже в воскресенье.
   Кроме многочисленных мелких и крупных шрамов на ноге после недавних перенесённых Галем операций, которые девушка нежно все обцеловала, она увидела рваный шрам на руке возле плеча.
   - Гальчик, а это что такое, откуда такой страшный шов у тебя?
   - А это...
   Галь опрокинул девушку на спину, ухватив в ладони груди, стал попеременно целовать в набухшие соски.
   - Это что-то невероятно вкусное!
   Девушка задохнулась от пьянящего ощущения, но, прикусив губу, всё же спросила:
   - Галюш, ну скажи, откуда у тебя этот шрам, почему ты такой вечно секретный!
   - Веруш, это уже давнишняя история: ещё во время службы в армии получил пулю от "Калашникова".
   - От кого?
   Девушка, отстранив парня, привстала на локте, уставившись в лицо Галя.
   - Веруш, ну что ты смотришь на меня, как на тяжелобольного? Это уже было давно, ещё шесть лет назад. Мы попали в засаду на территориях - и я схлопотал эту пулю от арабского террориста.
   - Ты у меня настоящий герой, а я вот обычная трусиха. Наверное, если бы только услышала автоматную очередь, умерла бы от страха.
   И девушка нежно поцеловала жуткий шрам на руке парня.
   Перед вечерним выходом в город Галь убежал в душевую приводить себя в порядок, чтобы смыть следы любовных утех и тщательно выбриться под весёлыми струями душа.
   Вера тем временем достала из тумбочки свой портативный магнитофончик и вставила, полученную накануне ночью в подарок от незрячего гитариста, кассету, на которой должны были прозвучать новые для неё песни, в том числе и Олега Фрейдмана и, неважно, что в другом исполнении.
  
   Под весёлые капли дождя
   подставляем счастливые лица,
   и пускай облака бороздят
   в сером небе, весна к нам стучится...
  
   С каждым днём солнце греет теплей,
   с каждым днём озорней птичий щебет,
   каждый день, что живём на земле,
   нас с тобою любовью объемлет.
  
   Одурманит черёмухи дух,
   молодеем душою и телом...
   С тополей ветер вытрясет пух
   и укроет от серости белым.
  
   Каждый день благодати глоток,
   каждый день - щедрый дар к нашей жизни,
   каждый день, отдаляя итог,
   пусть не будет ни чёрным, ни лишним...
  
   Девушка, как заклинание, повторяла последние четыре строчки весьма оптимистической песни. Как только в её жизни вновь появился Галь - каждая минуточка, каждая секундочка, каждое малюсенькое мгновение стали не чёрными и не лишними, а более того, окрашенными в самые яркие тона и во всевозможные светлые оттенки.
   Вдруг до её слуха дошёл ритмичный бой по звонким струнам гитары и сразу же привлекли внимание слова новой, зазвучавшей в магнитофоне песни:
  
   Чарующая ночь,
   Волшебный огнепад
   И мириады звёзд -
   Сверкающий Эйлат.
   Чуть слышен моря плеск
   О берег золотой.
   Явление небес
   С пьянящей красотой.
  
   Здесь праздника задор,
   Обилия парад.
   Нагое - не позор,
   Беснуется Эйлат.
   Аттракционный шум,
   Гром музыки в ушах,
   Многоголосый гул
   На разных языках.
  
   Веселье и покой,
   И чувств застывших взлёт.
   Разбитого жарой
   Уютный отдых ждёт:
   Корабль-казино,
   Гостиниц яркий сад.
   Чарующая ночь,
   Сверкающий Эйлат.
  
   Вера с улыбкой подумала, насколько в этой песне всё соответствует её приятным впечатлениям от этого праздничного и жутко жаркого города.
   Выйдя из отеля в раскалённую пасть Эйлатского вечера, молодые люди приступили к обсуждению ближайших планов.
   Офер был совсем не против вкусно подзаправиться любимым мясом в аргентинском ресторане.
   Галь предлагал перекусить в каком-нибудь кафе и сходить в кинотеатр с первым в Израиле панорамным изображением.
   Наташа хотела плясок и настаивала посетить танцевальный фестиваль южноамериканского танца и прямо на многолюдной улице изобразила вертлявую ламбаду.
   Взгляды друзей обратились на Веру, как будто бы она могла решить за всех судьбу нынешнего вечера.
   - Я никогда не была в казино, только в книжках читала, а так интересно посмотреть и проверить себя на удачу.
   Удивлённые глаза друзей по-прежнему были сфокусированы на Вере.
   - Подруга, о чём ты говоришь, что-то не пойму, какое казино и, тем более, в Израиле?
   Галь и Офер отвели взгляды от девушки и растерянно смотрели друг на друга.
   Трудно было понять, чем бы закончился их молчаливый диалог. Любимый парень повернулся к Вере:
   - Веруш, я не буду у тебя спрашивать, откуда ты услышала про казино в Эйлате, но учти, что мы оба с Офером - представители структуры, следящей за исполнением законов, а он таков, что в Израиле, Наташа совершенно права, казино запрещено.
   Желающих поиграть в азартные игры в Эйлате на корабле перевозят в нейтральные воды, где законы нашей страны уже не действуют, и люди отводят душу в казино прямо в открытом море на том же корабле.
   - Галь, если это нельзя, а особенно вам с Офером, так о чём может идти разговор...
   - Моя красавица, только о том, что ты очень хочешь туда попасть... и мы попадём, мы же сейчас не при исполнении, а это такой секрет, о котором все знают, даже ты, не пробывшая ещё в стране и года и первый раз посетившая Эйлат.
   Вера смутилась.
   - Ты ведь хотел в этот новомодный кинотеатр, Офер - в аргентинский ресторан, а Наташа - потанцевать...
   - Кроме казино на том корабле есть и ресторан, и танцевальный зал, а интересней фильма, чем быть с тобой рядом, я представить не могу.
   Корабль с многочисленными желающими вкусить запрещённых в стране развлечений, среди которых были наши друзья, вышел в море под громкую весёлую музыку на открытой палубе.
   Офер не дал долго любоваться удаляющимся берегом, а сразу же повёл их в ресторан и не напрасно, потому что желающих подзаправиться, пока они выйдут в нейтральные воды, было предостаточно.
   В ресторане играл живой оркестр и уже через полчаса Наташа, выпив два бокала вина, вытащила упирающуюся подругу в круг танцующих и лихо завиляла всеми частями своего высокого и стройного тела.
   Вера поддалась настроению подруги да и других, раскованно танцующих вокруг них людей, постепенно тоже вошла во вкус и, в конце концов, они вытащили на танцплощадку своих заскучавших за столом парней.
   У всех присутствующих в ресторане сложилось впечатление, что медведь зашёл в посудную лавку, потому что скоро вокруг Офера образовалось выкошенное поле: все стремились убраться от него подальше, пока не были раздавлены ноги, не отбиты плечи и не свёрнуты шеи.
   По тому, как быстро опустел зал, стало понятно, что казино открыло для любителей проверить свою удачу грешные врата азарта.
   Удивительней всего, что наименьший интерес к игре в казино проявила Наташа.
   Она прошлась неспешно по залу - на минутку задержалась возле столов с рулеткой.
   Покер и блэк-джек задержали её несколько надольше, но, быстро разобравшись в сути простой игры, тут же отошла от карт.
   Взяв у Офера несколько жетонов, попробовала удачу в автоматах, и поняв для себя, что это не её, ушла на палубу наслаждаться сверкающими звёздами в ночном небе, свежим морским воздухом и концертом виртуоза саксофониста.
   Трудно было понять, насколько азартен Галь, он просто не отходил от Веры, буквально дыша ей в затылок, когда она погружала в автомат один за другим жетоны.
   Девушка отвергла денежные вливания ухажёра, а обменяла свои скромные сто шекелей на жетоны и стала ходить между рядов с автоматами, присматриваясь к ним и прислушиваясь к доносившимся из этих весёлых ящиков звукам, иногда проверяя свою удачу.
   Галь понял, что сопровождать Веру не стоит, она хотела самостоятельно вобрать в себя всю происходящую вокруг неё кутерьму, растворяясь в атмосфере дикого азарта.
   Парень быстро проиграл в одном из автоматов двести шекелей и хотел обменять на жетоны ещё деньги, но Вера его остановила.
   - Галичек, ты ведь уже проверил свою удачу, зачем тебе зря проигрывать кучу денег?
   Офер совсем с ума сошёл: так вцепился в рулетку, что скоро без штанов останется. Убери его оттуда, если можешь, и покажи мне то место, где ты проиграл свои денежки.
   Пока парень бросился спасать друга от разорения, Вера уселась за автоматом и кинула первый жетон, нажала кнопку... и ничего.
   Так она продолжала бросать жетоны и нажимать кнопку до тех пор, пока у неё не осталось в стаканчике всего лишь семь монеток.
   Оглянулась - к ней подходили обескураженный Офер и сердитый Галь.
   Девушка повернулась к автомату, который ни разу не дал затрепетать её сердцу и кинула очередной жетон.
   - Ну что?
   Парень с грустной улыбкой посмотрел на несколько монет в её стаканчике.
   Вера машинально нажала и вдруг...
   В аппарате раздались странные звуки - аплодисменты, громкий механический голос выкрикивал: Бонус! Бонус!
   Гремели литавры, и снова аппарат вопил: Бонус, Бонус!
   Вокруг них собралась целая толпа, привлечённая шумом из ошалевшего аппарата, отсчитывающего какие-то числа и продолжавшего орать: Бонус! Бонус!
   В неожиданно наступившей тишине раздался звук сыплющихся монет, и на экранчике быстро стали сменяться цифры.
   Вера, не отводя глаз от их мелькания, плотно сжала руку в руке, так что побелели пальцы, а звон монет чарующей музыкой звучал и звучал в ушах, а цифры бежали и бежали по экрану... и вдруг наступила полная тишина.
   Чей-то голос за спиной произнёс восторженно:
   - Ничего себе! Десять тысяч!
   Офер спросил:
   - Чего десять тысяч?
   - Чего, чего... будто не знаете, что в казино всё идёт в перерасчёте на доллары!
  
   Дальше всё у Веры плыло, как в тумане: в конторке её, без выражения большой радости, поздравили и выдали пачку зелёных денег, и они пошли на палубу за Наташей, чтобы вместе с ней отпраздновать шампанским в баре удачу.
   Подняв бокал с напитком, Наташа подпортила настроение счастливой девушке:
   - Верка, ты на всякий случай учти, удача не стреляет очередями, а только иногда бьёт одиночными.
   Я рада за тебя, но смотри, не пугай удачу, дай ей отлежаться в тишине.
   - А я не собираюсь больше сегодня играть...
   - Дурочка, я ведь не про казино, а про всю твою жизнь.
   и повернувшись к Оферу:
   - Ну, мой милый, сколько ты израсходовал из нашего будущего семейного бюджета?
   Эта шутка сразила всех наповал. Молодые люди так смеялись, что, привыкшие к шуму израильтяне, и те стали делать им замечания.
   Корабль-казино причалил к берегу, когда уже светало, и друзья решили под занавес ночи спать не ложиться, а в шесть утра встретиться в лобби и пойти в последний раз на море, ведь на двенадцать был назначен час отъезда - сказка заканчивалась.
   Наташа заявила, что на обратном пути они поедут тем же составом, что ехали в Эйлат.
   Предвосхищая возражения, свела брови:
   - Я сама завезу подругу в Беер-Шеву, вам должно быть понятно, что нам надо в дороге о многом переговорить, а тебе Галь необходимо как следует выспаться перед возобновлением трудовой деятельности.
   И уже к Оферу:
   - Дорогой мой, за машину не волнуйся, доставлю в целости и сохранности. Учти, утром на базу поеду от тебя, отдохни немножко, пока меня не будет, у нас ещё много есть о чём помолчать в постели.
   Вера иногда восхищалась подругой, а порой ей было за неё ужасно стыдно, но Наташка такая и другой быть не может, и надо принимать её такой, какая она есть, если хочешь дружить, а Вера очень хотела этого.
   Распрощавшись с парнями, которые первыми отправились в дорогу, девушки ещё пробежались по фирменным магазинам, и Вера прикупила себе ряд стильных вещей из одежды и обуви, как-никак она разбогатела и могла сейчас многое себе позволить.
   Девушка видела, каким жадным взглядом Наташа смотрит на шикарное вечернее платье стоимостью больше двух тысяч шекелей, но предложить купить ей - в открытую не решилась, но, когда рассчитывалась на кассе за свои вещи, попросила девушку-продавца, незаметно для подруги, сунуть это платье в её пакеты.
   Машина тронулась в обратный путь, и Наташа засмеялась:
   - Ну, ставь уже свою кассету, что трёшь её в руках, там ведь у тебя ответы на все случаи жизни:
  
   Жить начнём с утра,
   К чёрту всё вчерашнее.
   Если жизнь - игра,
   Есть в ней проигравшие.
   Ставим на любовь,
   Даже если нечего.
   И не прекословь,
   Счастье переменчиво.
  
   Не кричи 'ура'
   И не лей горючие.
   Если жизнь игра,
   Счастье - дело случая.
   Хочешь крепко спать,
   Так играй по правилам.
   Правит жизнью страсть -
   По местам расставила.
  
   Хочешь жить игрой,
   Логики не следуя,
   Ставь и на зеро,
   Только не последнее.
   Жить начнём с утра,
   К чёрту всё вчерашнее.
   Если жизнь игра -
   Есть в ней проигравшие.
  
  
   Глава 16
  
  
   Несмотря на бессонную ночь, девушки были в приподнятом настроении. Преодолевая сложную дорогу через пустыню и по горному серпантину, весело обсуждали насыщенные событиями два незабываемых дня, проведённых в Эйлате.
   Наташа, следя внимательно за дорогой, как бы между прочим, поинтересовалась:
   - Верка, а таблеточки, что я тебе выдала, пригодились?
   - Наташа, могла бы и не спрашивать, я тебе так благодарна, так благодарна, только всё равно волнуюсь, чтобы они только не подкачали, ведь мы, ну сама понимаешь, много раз занимались любовью.
   - Глупости, тоже мне услуга, я ведь тебя гораздо опытней в этом деле.
   Надеюсь, ты не сразу кидалась в секс со своим истосковавшимся по любви парнем, делала хоть полчасовую паузу после приёма таблетки, а то с голодухи твой красавчик мог излиться в тебя и через минутку, не хватало ещё тебе подзалететь.
   -Наташка, я тебя умоляю, давай сменим пластинку, не люблю и не могу я обсуждать эту щекотливую тему, касающуюся только двоих - парня и девушки.
   Подруга рассмеялась.
   - Верка, ты, ей богу, такая наивная и добродетельная, что куда там нам, погрязшим в греховной страсти.
   - А ты, Наташка, такая пошлая и откровенная в этих вопросах, что у меня от твоих слов порой зубы сводит.
   Выпалив это, две девушки замолчали, каждая по-своему переживая первую в их дружбе размолвку.
   Молчание нарушила Вера:
   - Наташа, ну прости меня, дуру колхозную, но я, правда, не могу обсуждать с кем-то наши интимные отношения с Галем, и даже с тобой, не злись на меня, я погорячилась.
   Лучше скажи, насколько у вас с Офером серьёзно?
   - У него серьёзно, а я ещё не решила, буду или нет связывать свою жизнь с этим замечательным медведем. Не хочу пока замуж, ведь для себя наметила совсем другие горизонты, а ему уже тридцать, семью хочет, детишек, и папа с мамой его подгоняют к женитьбе.
   - Но ты ведь хотела захомутать местного парня, а Офер тебе подходит, как нельзя лучше, сама не отрицаешь этого.
   Наташа молчала и с не свойственным для неё серьёзным лицом, смотря на дорогу, обдумывала ответ.
   - Наташок, но он ведь на самом деле очень хороший
   парень, не разбалованный, надёжный и, похоже, семьянином будет отличным и тебе прямо в рот смотрит.
   - Верка, я же тебе сказала, ему уже тридцатник, не успеешь с ним под хупу угодить, как детишек запросит.
   Кстати, я ведь ещё не могу пойти под хупу, надо гиюр пройти, заявку уже подала, не хочу, чтобы моим детям были неудобства в жизни, как у меня.
   - Но какие тут неудобства? Захотят, как и ты, сами пройдут этот гиюр или оформят отношения за рубежом.
   Наташа упрямо тряхнула головой.
   - Петрова, тебе хорошо рассуждать, когда об этом думать не надо, а фамилию свою еврейскую скоро сменишь на более подходящую для этой страны.
   - Ничего не понимаю, ещё никто не прицепился к моей фамилии. У нас на курсе есть и Прокопенко, и Смит... Кому какое дело до них с их фамилиями?
   Наташа замолчала, явно не желая продолжать разговор на эту тему, но с подругой она явно не согласилась, об этом говорил весь её дышащий негодованием вид.
   Вера перегнала на магнитофоне несколько песен вперёд и, наконец, нашла искомую.
   - Послушай, Наташа, это про нас, наверное, поёт Алла, младшая дочь Олега:
  
   Присядь, поговорим, подружка дорогая.
   Поведаем друг другу обо всём.
   Доверим, что другим не доверяем,
   Что в тайниках души своей несём.
  
   Присядь, поговорим, подружка дорогая.
   Пусть краска иногда зальёт лицо.
   В согласии, и что-то отвергая,-
   В беседах у друзей бывает всё.
  
   Присядь, поговорим, подружка дорогая.
   Не мыслится жизнь будущая врозь.
   Куда б не занесла судьба шальная,
   Ты для меня всегда желанный гость.
  
   Наташа примирительно улыбалась.
   - А есть у тебя на этой кассете ещё песни в исполнении этой девочки?
   - Да, но они такие наивные, хотя сердечные.
   - А тебе что, высокую философию подавай, мне, лично, такие ближе.
   Вера снова нажала кнопку на магнитофоне:
  
   Ах, мой милый, наше счастье
   Протекло слезой сквозь пальцы,
   Но тебя забыть так сложно.
   Боль кричит: вернись, не поздно.
   Успокойся, боль, не надо.
   Веет издали прохладой.
   Трону душу осторожно,
   Боль кричит: ещё не поздно.
   Больно днём и вечер пытка.
   Вдруг проснусь с утра с улыбкой.
   Было больно, было слёзно.
   Всё прошло, мой милый... Поздно.
  
   - Вер, твой Олег пишет такие милые тексты песен для своей дочери, как будто сам проживает и переживает события первых неудач её в любви.
   Моим родителям уже давно наплевать на меня, на мои успехи и неудачи, в том числе и в любви.
   Ну крутани ещё одну, а то скоро к Беер-Шеве подъезжаем.
  
   Как в раннем детстве глажу мягкий волос,
   К груди головку дочки притянув.
   Волненье выдаёт дрожащий голос
   И жжёт в груди, и будто раскололись
   Земля и небо, и весь мир вокруг.
   Успокойся, дорогая, успокойся.
   Выше голову, а ну-ка встрепенись,
   А любовь к тебе придёт, не беспокойся.
   Впереди ещё большая очень жизнь.
  
   От слёз промокла на груди сорочка.
   Беспомощен отец в беде твоей.
   Разрушен хрупкий замок из песочка.
   Так незаметно повзрослела дочка.
   Нашла любовь и заблудилась в ней.
   Успокойся, дорогая, успокойся.
   Выше голову, а ну-ка встрепенись,
   А любовь к тебе придёт, не беспокойся.
   Впереди ещё большая очень жизнь.
  
   Не плачь, прошу. А нужно и поплакать.
   Забудь его, а знаю - не забыть.
   Сниму с лица рукой шершавой слякоть,
   От глаз людских стараясь горе спрятать,
   Но от себя её мне не укрыть.
   Успокойся, дорогая, успокойся.
   Выше голову, а ну-ка встрепенись,
   А любовь к тебе придёт, не беспокойся.
   Впереди ещё большая очень жизнь.
  
   Наташа вздохнула.
   - Хорошо девочкам, есть у кого на плече поплакать. А мой папаша живёт, как будто меня на свете не существует, а у мамы я - курва, лярва, сука, а теперь ещё и подстилка израильская.
   Мы приехали в Израиль, когда мне не было ещё семнадцати лет, и я им сразу стала обузой. Они, не задумываясь, сдали меня в пнимию - заведение типа интерната, я там год проучилась, а с двенадцатого класса сделала оттуда ноги.
   С одной девчонкой сняли хибару, пристроенную к вилле, вначале, как и ты пахала на никаёне, а потом подрядилась к Зурабу в кафе, там мы с тобой и познакомились.
   - Наташенька, как мне больно за тебя.
   В голосе у Веры была такая неприкрытая жалость, что подруга рассмеялась.
   - Ну что ты смотришь на меня, как на жертву аборта?
   Как видишь, не пропала, не загнулась, а то, что рано к сексу приобщилась, так это мне только на пользу, это же не к наркотикам, смотри какая вымахала ладная и следов от прежних связей никаких нет. Оферчик по своей наивности думает, что я невинной ему досталась, а может, просто делает такой вид, а мне всё равно, не будет он - будет другой.
   - Наташенька, ты хорошая девчонка, а то, что немного грубая, так это тебя жизнь такой, наверное, сделала, а по-другому ты, может быть, и не выжила бы.
   - Грубая, говоришь... а ты спроси у Офера, какая я могу быть...
   И она от души рассмеялась.
  
   Тяжёлая дорога подходила к концу. За разговорами по душам они не заметили трудностей поездки по серпантину и порядочного расстояния от Эйлата до Беер-Шевы.
   Машина въезжала на территорию университета, и Вера решила задать подруге давно мучавший её вопрос.
   - Наташка, давай по-честному, скажи, сколько я тебе должна за всё это безумно дорогое наше мероприятие?
   Ты ведь знаешь, что я неожиданно страшно разбогатела, поэтому могу легко себе позволить оплатить все наши немалые расходы...
   - Остановись ты размахивать своим богатством. Тебе на первую ступень ещё четыре года учиться предстоит.
   Глупенькая, я не заплатила ни одной огоры, все расходы на себя взяли парни, как, впрочем, и должно было быть. Ты не считаешь, может, что я опять пошлая и наглая?
   Вера поняла: подружка всё же затаила обиду.
   Она нежно обняла Наташу за талию.
   - Прости, я действительно бываю глупой и наивной, не обижайся на меня за ту несдержанность, которую я себе позволила по отношению к тебе, честное слово, я сожалею.
   - Я не обижаюсь на тебя, ты не глупая, Верка, ты хорошая, и просто - не испорченная.
   Поверь, я честно не обижаюсь, а больше злюсь на себя, потому что во многом ты права, но другой я быть уже не смогу.
   - Знаю, Наташа, а ты мне другой и не нужна. Ты же меня приняла такой, какая я есть и не пытаешься изменить, а только немножко испортить.
   Девушки одновременно прыснули от смеха.
   - Нет, Верка, тебя не испортишь, ты по натуре порядочная, мне даже тебе иногда хочется честь отдавать.
   Девушки вовсю хохотали, находясь возле машины, понимая, что пора уже им расставаться, но не могли.
   - Слышишь, Наташка, нам надо до конца между собой уяснить, если мы хотим дальше дружить, что честность в наших отношениях должна стоять на первом месте, а остальное всё ерунда, мы такие, какие уже есть.
   Наташа не стала отвечать на последние слова подруги, а поцеловала Веру в щёку и взглянула на часы.
   - Натаха, ты, я вижу, уже хочешь уехать?
   - А как ты думаешь? Посмотри на меня: глаза красные, как у бешеной собаки, ведь за трое суток, хорошо, если три часа поспала - дороги, развлечения и секс, секс, секс...
   И с плутоватой улыбкой:
   - Можно подумать, что ты больше моего спала, твой орёльчик, похоже, ещё тот в кровати ковбой, наверное, все немыслимые рекорды с тобой побил.
   Вера с улыбкой накрыла ладонью рот подруги.
   - Наташка, в своих вещах обнаружишь чужой пакет - не удивляйся, это мой тебе подарок. И прошу - прими его без возражений и будущих комментариев.
   - Ага, усекла, это компенсация за мои таблеточки.
   Принимаю презент, чтобы там не было, я его заслужила, а иначе ты бы, в лучшем случае, сахар через стекло сосала.
   И шутливо оттолкнула Веру от машины.
   - С твоего красавчика тоже причитается, но ладно, сегодня я добрая, наслаждайтесь, а таблеточек прикупи, чует моё сердце, они вам в будущем, ещё как пригодятся и не в малых количествах.
  
   В последнем Наташа точно не ошибалась. Уже в следующую пятницу Галь к вечеру прикатил к ней и снял в городе гостиницу.
   Беер-Шева - это вам не Тель-Авив. Деваться тут в шабат было некуда, и они выбирались из кровати только для того, чтобы покушать в каком-то кафе за городом, работающем в субботу.
   Парень, несколько смущаясь, как-то подкатил к Вере с предложением:
   - Послушай меня, моя красавица, только прореагируй адекватно, сразу же не отрицай - у меня уже давно есть купленная квартира в Ришоне, но я её сдавал, а сам жил у родителей на вилле, там ведь площади вполне хватает для моего проживания, да и дома я бываю крайне редко.
   - А теперь, Веруш, всё изменилось, через пару дней на моей жилплощади закончат ремонт. Вот тебе ключи. Хочу, чтобы ты в следующую пятницу меня встречала в ней после того, как я вернусь с работы.
   - Галь, ты сумасшедший или как? Ты только вдумайся, как это я просто так зайду в чужой дом, ты представляешь, как это будет выглядеть?
   Девушка буквально задохнулась от нахлынувшего на неё негодования.
   - Веруш, чего ты испугалась, у тебя же будут ключи.
   Поднимешься на второй этаж, увидишь дверь с номером "6" и зайдёшь обыкновенной хозяйкой в дом.
   - А-а-а...
   - А там разберёшься, где кухня, туалет, душевая, салон и три спальни.
   Заверяю, одна уже будет полностью приготовлена для нас.
   И Вера приняла ключи.
   В следующую пятницу, отсидев две пары на курсах, девушка с волнением сразу же после окончания занятий отправилась на автобусную станцию, а оттуда в новую для себя жизнь в новом качестве - она по израильским меркам стала настоящей хаверой.
   Действительно, ничего не было страшного, она легко отыскала улицу, дом старой постройки и квартиру, в которую легко проникла при помощи, выданного Галем, ключа.
   Здание, куда она вошла и поднялась на второй этаж, было ещё шестидесятых годов, выглядело достаточно старым, но внутри в квартире у Галя был сделан идеальный ремонт.
   В ней было всё необходимое для нормальной жизни, включая кондиционер и другие электротовары.
   Вера высоко оценила поступок парня, тактично давшему ей возможность, как следует, самой ознакомиться с квартирой и её удобствами.
   В их спальне с широкой двуспальной кроватью, она сразу же заметила, висевший на дверце шкафа, приготовленный для неё лёгкий домашний халатик, а под ним - тапочки.
   Распахнув шкаф, увидела несколько пустых полок, а точнее, почти пустых, потому что, на одной лежали две пары новеньких трусиков, на другой шорты и майка с этикетками, а на нижней - несколько коробочек с противозачаточными таблетками и записка:
   "Веруш, красавица моя, это твои полки и твои вещи. Прости, что мало, но я не хочу лишать тебя удовольствия самой делать покупки, что мы обязательно наверстаем в ближайшие дни."
   Вера смущённо улыбалась, а по щекам катились счастливые слёзы.
   Она не отвергала тот факт, что ей очень нравится щедрость парня, но особенно, она таяла от его чуткости и внимания.
   Даже противозачаточные таблетки не вызвали у неё отрицательных чувств, понимая и принимая их шутливый намёк.
   Через полчаса, приняв душ, разобрав свою дорожную сумку, определив вещи в шкафу на выделенные ей полки, она уже шуровала на кухне, знакомясь с содержимым холодильника и шкафчиков.
   Когда она выяснила свои возможности для приготовления обеда и стала выкладывать на стол нужные ей продукты, зазвонил телефон, от звука которого Вера буквально подпрыгнула.
   Поднимать или не поднимать? Кто это может быть? А вдруг его родители, а может, и того хуже, бывшая его подруга?!
   Фу ты, какая глупость, я же теперь хавера Галя и в этой квартире почти хозяйка, и она подбежала к аппарату.
   Звонил, как и следовало ожидать, Галь.
   - Девочка моя, ты уже более-менее устроилась?
   Я скоро уже буду дома, выезжаю с работы.
   - Галь, миленький, я ещё даже не успела начать готовить обед.
   - Какой обед, я уже не могу дождаться секунды, кода обниму твоё волшебное тело, ощущу на своих губах твои нежные сладкие губы и... Веруш, я безумно хочу тебя...
   - Я тоже умираю, как хочу тебя, там ведь в шкафу обнаружилось столько таблеток, что нам их, видно, хватит на всю жизнь, но тебе ведь надо покушать?
   - Девочка моя, в семь вечера мы вместе с Офером и Наташей отправляемся в русский ресторан, так решила твоя подруга, а если она решила, то сама понимаешь, мой друг не может быть против, а нам я тоже не вижу смысла противиться.
  
   Раскладывая обратно продукты в холодильник по местам, где они были до того, Вера сама себе улыбалась: если Наташа решила, то тут, как говорит её папа, "хавайся у бульбу".
   Хорошо ещё, что она прихватила выходные платье и туфли, рассчитывая на интимный вечер с Галем по случаю их первого совместного дня проживания на собственной территории, а не в гостиничных номерах неуютных для любви, хотя многие с ней на эту тему поспорят, та же Наташа, но она была всё же домашней девочкой.
   Услышав проворачивающийся ключ в двери, Вера бросилась навстречу к любимому, и как только он показался на пороге, тут же повисла у него на шее.
   А потом... а потом, истосковавшиеся друг по другу тела и души, восполняли утраченное в разлуке время.
   Они чуть успели к назначенному часу выйти разодетыми из подъезда, где их поджидали на своей машине Офер с Наташей.
   Вера, к своей радости, увидела на подруге платье, купленное в подарок для неё в Эйлате.
   Она скользнула на заднее сиденье к Наташе, и они крепко обнялись, но при этом, тщательно оберегая макияж друг друга.
   - Верка, только не доводи меня до слёз своими сантиментами. Знаю, что ты умеешь это делать. Не хочу, чтобы поплыла с морды моя красота, ведь первый раз в жизни иду в солидный русский ресторан в Израиле. Вот мы с тобой оторвёмся сегодня!..
   Эти супчики не очень хотели туда соваться - там же свининку подают. Но я сказала, что не обязательно им хазир употреблять, а если попробуют - тоже не беда, не отравятся.
   Наташа от души расхохоталась.
   - Офирчик, как насчёт хазира?
   Крупное лицо парня разукрасила улыбка.
   - После худенькой свинки я и толстую скушаю.
   Наташа вновь перешла на русский язык:
   - Верка, ты сумасшедшая, с этим платьем такое вытворила! Но я обещала тебе, что не буду роптать - так не буду, но, как только его увидела, тут же разревелась, долго не могла уняться. Плакала, как малое дитя, так ты меня растрогала своим щедрым подарком.
  
   Русский ресторан не произвёл особого впечатления своим убранством, хотя еды было много, а водки - хоть залейся. Но за их столом никто не пил, музыка была заводной, но места для танцев явно маловато, особенно после того, как народ подзаправился и кинулся вытрясать энергию на танцплощадке.
   Больше всего смеха было, когда под быструю мелодию вышел танцевать Офер.
   Они под влиянием шустрой Наташи такое выделывали, что весь зал 'встал на уши'.
   Одна женщина, стоящая рядом с Верой, воскликнула:
   - Это сколько же надо выпить водки, чтобы так безумствовать!
   Вера перевела её слова Галю, и они вместе от души посмеялись, зная, что Офер в этот вечер пил только пиво и то в малых количествах.
   Перед тем, как расстаться, Галь с Верой пригласили на завтра друзей на обед отпраздновать начало их совместного проживания, и те с радостью приняли приглашение.
   Зайдя в квартиру, Вера первым делом открыла холодильник и сосредоточенно стала рассматривать содержимое:
   - Веруш, что ты так посерьёзнела, какие проблемы?
   - Ещё какие! Надо ведь завтра накормить друзей, один Офер только чего стоит...
   - Глупости, закажем еду в китайском ресторане - и все дела.
   - Нет, мой милый, у нас так не делается. Будем готовить, и ты мне в этом поможешь...
   - Помогу, помогу, а пока проглоти моя красавица быстрей таблеточку и будем решать более важные и приятные проблемы.
  
  
   Глава 17
  
  
   Вере нравилось ощущать себя настоящей хозяйкой в квартире у Галя, и с самого утра она уже металась по кухне, готовя к обеду заранее задуманные блюда.
   Утренние притязания парня на её тело она была вынуждена ограничить до минимума, несмотря на взаимное желание возвратиться в постель.
   После коротких любовных утех Вера сбежала на кухню вопреки протестам парня:
   - Веруш, ты не права, оставь ты в покое эту кухню, идём лучше ко мне в объятия, а еду закажем, и нам принесут из ресторана.
   - Тоже выдумал - из ресторана. Тебе что не хватило вчерашней общепитовской дряни?
   Всё, вопрос закрыт, я начинаю готовить, ведь твой друг знает толк в хорошей еде.
   - Знает, знает, а я знаю только то, что завтра рано утром ты от меня уедешь.
   Девушка послала парню воздушный поцелуй и захлопнула дверь спальни, но, к сожалению, для страждущего любовника, с другой от него стороны.
   Галь сидел за кухонным столом с чашечкой кофе и с улыбкой следил за ловкими движениями в действиях девушки.
   Каждый раз, когда она протискивалась вплотную возле него, он старался как бы ненароком руками ловко поймать её за попку, а то и прихватить пышную грудь без бюстгальтера и, обнажая, нежно целовать соски... В конце концов, он сгрёб в охапку Веру, перебросил через плечо и со смехом затащил в спальню, уложил на кровать и дал волю своему разыгравшемуся сексуальному аппетиту, которому беспрекословно потворствовала, разгорячённая ласками, девушка.
   Но, отдышавшись после бурного оргазма, Вера безапелеционно заявила:
   - Знаешь, мой хороший, ты нарушил наш график, поэтому сейчас пойдёшь со мной на кухню и будешь резать для салата овощи.
   Надеюсь, и впредь - это будет твоей мужской обязанностью. Мой папа всегда помогает маме на кухне, особенно, когда дело касается лука.
   - Пошли, пошли... тоже напугала: лук - это же не фруктовые деревья в пардесе (саду) пилить.
   - А ты уже это делал?
   - Что? Пилил ли деревья в пардесе?
   - Нет, мой хороший, лук резал?
   - Нет, не приходилось. У нас ведь вокруг виллы огромный сад и иногда приходилось спиливать засохшие или переставшие плодоносить деревья. Я тебе скажу - ещё та тяжёлая работёнка. А мама, когда она бывала дома, нас на кухню не подпускала. Ну а мы сами, когда это было необходимо, обычно яичницу жарили или макароны варили.
   - Ну, герой, пошли... покажешь своё мастерство. Говоришь, лук резать - не деревья пилить?..
   На второй луковице Галь уже залился слезами и стенаниями, умоляя Веру пощадить его и освободить от этого наказания, но та была неуклонна.
   - Привыкай, это будет твоя постоянная мужская обязанность, а то ты думал, что твоя мужская роль сводится только к тому, как отвлекать меня от кухни на всякие глупости в постели.
  
   Галь мужественно дорезал, приготовленные Верой, показавшиеся ему очень большими луковицы, обмыл в кухонной раковине руки себе и девушке заодно, смыв со своего лица обильные слёзы и плотно прижал к своему телу расторопную хозяйку, задрав ей до подмышек халатик.
   Несмотря на угасающие, по мере его активности, протесты, спустился одной рукой к низу живота и стал поглаживать пальцами шёлковый выступ, проскальзывая глубже и глубже в увлажняющуюся впадинку, дразня и возбуждая буквально наэлектризованный от прикосновений бугорочек, при этом, сковав ей губы, проникающим в глубины рта, языком, чтобы она не могла возмущаться его действиями.
   Девушка вначале мычала и пыталась вырваться, но вскоре сдалась на милость победителя, размякнув в его умелых шаловливых руках.
   Парень неожиданно развернул её к себе спиной, мягко надавил ладонью на поясницу, задрал до лопаток халатик, и, когда она невольно выгнулась под натиском крепкой руки, то почувствовала, как возбуждённая твёрдая плоть Галя стала медленно погружаться в воронку пылающего лавой кратера.
   Вера ощущала, как никогда, глубокое проникновение, и это будто бы задело какие-то дополнительные возбуждающие импульсы - девушка непроизвольно быстро задвигалась навстречу, дарящему вожделение крепкому органу любимого парня.
   Она крепко вцепилась руками за край столешницы кухонного стола, выгнув спину с грацией кошки.
   Двигаясь в сумасшедшем ритме девушки, руки парня продолжали ласкать и доводить тело партнёрши до умопомрачительной истомы.
   Держа её за обе пляшущие груди, гладя и лаская упругие окружности, сжимая и пощипывая пальцами окрепшие от страстного возбуждения соски, парень умело доводил сладостный процесс до кульминации.
   Вера взорвалась в оргазме, земля поплыла из-под ног, голову заволокло туманом, а внизу живота закипела такая мощная волна, которую удержать было просто невозможно, и она хлынула, обильно орошая плоть парня и даже выплёскиваясь наружу, на внутреннюю часть её бёдер.
   Галь с трудом удержал девушку на ногах, потому что она, выплеснув в нескольких подряд, повторяющихся одни за другим, оргазмах, мощный эмоциональный заряд, едва не потеряла сознание.
   - Галь, миленький, что ты со мной делаешь, мне ужасно стыдно, я такая не сдержанная от твоих ласк и напора, буквально, сгораю, как свеча.
   Парень, продолжая держать выпрямившуюся Веру за обе груди, нежно целовал её в затылок и за ушком.
   Он, как и девушка, прерывисто дышал.
   - Веруш, кто бы мог подумать, что ещё полтора месяца назад ты была девственница, а теперь в тебе проснулся такой вулкан страсти, что меня буквально засасывает в эту пылающую воронку.
   - Галюш, мой хороший, мой любимый, я хоть и была до тебя девственницей, но совершенно не была фригидной, особенно я это почувствовала, когда повстречала тебя.
   Ты даже представить не можешь, как я, после того, как мы побывали на берегу моря в Ашкелоне, фантазировала нашу любовь с тобой.
   - Веруш, я не оправдал твои фантазии?
   - Ты их намного превзошёл: такое, что ты сейчас вытворил со мной, я бы никогда не смогла придумать, потому что даже не представляла, что так можно и что это может быть так приятно.
   Но хватит болтать и выпусти, пожалуйста, меня из своих нежных объятий, а иначе я скоро запрошу ещё, и твой друг останется голодным.
   Для него это будет катастрофа, а для меня - позор хозяйке, не оправдавшей чаянья гостей.
  
   Через неделю, в последний день августа, Вера успешно завершила обучение на подготовительных курсах и была принята в университет имени Бен-Гуриона в Беер-Шеве на специализацию инженер-электронщик.
   Занятия начинались только в конце октября, и она приняла неожиданное даже для себя решение: съездить на две-три недели в Беларусь проведать родителей, да и просто немного проветриться после напряжения последних месяцев, в которых тяжёлая учёба переплелась с бурными любовными отношениями с Галем.
   Вера боялась себе признаться, но подсознательно она хотела проверить свои чувства к парню, а заодно и его к себе, потому что последние их встречи свелись к банальному сексу, а ей ужасно хотелось выходить на люди, посещать культурные заведения, поездить по стране и познакомиться с памятниками старины, истории и заповедными местами.
   Смущал девушку и тот факт, что Галь не знакомил её со своими родными, а это наводило на всякие мрачные мысли и подозрения.
   Подсознательно она понимала, что прошло очень мало времени со дня их знакомства и развития любовных отношений, но мнимая гордость заставляла совершить то, о чём она, возможно, в будущем ещё не раз пожалеет.
   Любимый принял её идею поехать на Родину не просто холодно - он был крайне удивлён, обескуражен и раздосадован.
   - Веруш, что тебе там делать? Ведь ты мне говорила, что твои родители вот-вот должны сами приехать в нашу страну на постоянное жительство.
   - Галь, всё правильно, очень надеюсь, что так оно и будет, но я там им на месте смогу дать полную картину жизни в Израиле и массу полезных практических советов.
   Ты даже не представляешь, как я соскучилась по папе и с подругами хочется встретиться.
   В конце концов, что такое три недели?..
   - Но, Веруш, ведь ты хочешь уехать накануне праздников, а я уверен, что в какие-нибудь дни: на Рош ха-Шана (еврейский Новый Год) или Суккот вырвался бы в отпуск, и мы могли бы поехать опять в Эйлат или на север пожить парочку дней в цимере (гостевой домик).
   Представляешь, сколько было бы у нас там с тобой любви!..
   Голос Веры вдруг зазвенел натянутой струной:
   - Галь, у нас с тобой любовь вся свелась к сексуальным утехам.
   - А чтобы ты хотела другого? Разве это плохо? Что-то я тебя не пойму... разве ты против этого?
   - Гальчик, я сама себя не могу толком понять, но ведь любовь и дружеские отношения не сводятся только к тому, чтобы сидеть целыми днями в доме и ждать тебя, а дождавшись - тут же прыгать с тобой в постель.
   - Веруш, я не могу понять твоей злости. Мне всегда казалось, что мы оба этого хотим.
   Но если ты чем-то недовольна и хочешь других отношений и развлечений, то скажи, а не решай самостоятельно, как распорядиться своим свободным временем, ведь мы должны быть с тобой одним целым.
   Расстроенная девушка нервно заходила по квартире, поднимая и ставя на место предметы, непроизвольно откидывая чёлку со лба и вытирая выступающие слёзы бессилия.
   - Хотим, хотим, но я хочу ещё чего-нибудь другого, что мы с тобой растеряли за последнее время.
   - Веруш, но я ведь покупаю тебе подарки, мы иногда выходим поужинать в кафе, а на другое у меня сейчас просто нет времени. Подожди, вот наступят праздники, и как я тебе говорил, мы несколько дней побудем вместе...
   Вера вдруг отвернулась, закрыла лицо руками и расплакалась уже в голос.
  
   Это была первая их размолвка, которую ссорой никак нельзя было назвать, но трещина пролегла основательная.
   Вера ощущала потребность с кем-то отвести душу в разговоре, но единственный человек, с кем бы она могла это сделать - её подруга Наташа, которая в эти выходные закрывала шабат, то есть, оставалась дежурной на военной базе.
  
   В эту ночь они впервые, с того момента, как Вера стала приезжать на выходные в Ришон-ле-Цион к Галю, не занимались сексом и даже не пытались приласкать друг друга, каждый считал себя правым и обиженным на другую сторону.
   Утром парень, не сказав Вере ни слова, быстро собрался и ушёл на работу, а девушка, покидав в свою походную сумку вещи, укатила в Ашдод.
   Люба очень обрадовалась приезду Веры, ведь она впервые появилась у старшей сестры после отъезда на учёбу, а прошло с тех пор уже три месяца.
   Вера навезла всем хороших подарков, особенно засыпала ими Русланчика, который буквально не отходил от своей щедрой тёти.
   За эти месяцы они не часто беседовали по телефону, но из этих редких разговоров между сёстрами, Люба всё же была несколько в курсе жизни Веры, но без особых подробностей.
  
   Как ни странно, успехи сестры на этот раз произвели на Любу благоприятное впечатление.
   Она даже не пыталась скрывать, что для неё это было весьма престижно.
   - Верка, я тобой горжусь, всем бабам на работе расскажу, что моя сестра уже через год пребывания в стране поступила в университет на крутой факультет и будет по окончании инженером-электронщиком.
   - Люба, пока у меня ещё нет ничего выдающегося, вот когда начну сдавать сессии, тогда и посмотрим, на что я годная.
   Люба отмахнулась, принимая слова сестры за кокетство.
   - Вер, ты приехала пожить у меня до начала учёбы?
   Ты, наверное, хочешь пока поработать официанткой в том кафе, где работала до отъезда?
   Хотя, чего я спрашиваю и так понятно, чего сидеть без дела: деньги никогда не бывают лишними. В принципе, я не против.
   - Люба, ничего тебе не ясно. Я завтра покупаю билеты на самолёт до Минска и лечу погостить к родителям на три недели.
   - Верка, откуда у тебя такие деньги, чтобы, когда вздумается, лететь в задрипаную Беларусь? Неужели твой кавалер так щедро платит за твои постельные услуги?
   Хотя и спрашивать не надо, на твоей мордашке и по-твоему прикиду всё написано. Любому и так станет понятно, что за такой товар местные богачи должны щедро платить.
   - Да ничего тебе не понятно, ты вечно судишь по мере своего воспалённого воображения, а оно у тебя всегда было гипертрофическим.
   Люба не стала реагировать на выпад сестры, а продолжала гнуть свою линию.
   - Так откуда у тебя бабки? Ты ведь не работала всё это время. Не святым же духом питалась и по всей стране разъезжала. Смотри на неё - в крутой гостинице в Элате отдыхала, золотом вся обвешалась и шмотки сплошь фирменные.
   Ты как мне про свой отдых на Красном море рассказала - сразу подумала, что ты стала мягкой подстилкой тому прохвосту, который тебя совратил. Думаешь, я не заметила, какая ты однажды приехала ночью, просто уже не стала выговаривать, потому что было поздно. Всё понятно: сестричка моя пошла в разнос!
   - Люба, а какая тебе разница? Неужели тебя так волнует мой моральный облик?
   Молчишь?.. А если я тебе скажу, что выиграла крупную сумму в казино, поверишь?
   - Нет, не поверю, потому что уверена, что бабло тебе дал твой ненаглядный любовничек.
   Думаешь, я наивная дурочка? Такую лапшу можешь кому хочешь на уши вешать, а особенно нашему папочке, меня такими сказками не проймёшь. Наши бабы часто рассказывают истории о том, что местные парни берут себе на содержание наших симпатичных простушек, за их постельные услуги, щедро оплачивая им некоторые прихоти.
   - Любочка, оставайся при своём мнении, мне не в чем перед тобой оправдываться и, как ты хорошо знаешь, я уже год, как совершеннолетняя.
  
   К большой радости Веры ближайший рейс до Минска был во вторник, то есть послезавтра, и к счастью в кассе аэропорта оказался ещё один не проданный билет.
   В понедельник с самого утра съездила в Тель-Авив, в посольстве республики Беларусь оформила въездную визу и начала основательно готовиться к завтрашнему полёту.
   Вечером, накануне отъезда, она посетила супермаркет - надо было привезти родителям всяких вкусностей, ведь, по их словам, сейчас в Беларуси было 'шаром покати', только на базаре можно было купить втридорога, завезённую из Польши, всякую дрянь.
   Кроме экзотичных продуктов - манго, киви и авокадо, Вера наполнила коляску двумя килограммами гречки, пятилитровой канистрой растительного масла, купила и оливкового литр для папиного больного желудка, а ещё консервы с тунцом, банки с растворимым кофе и шоко (какао), шоколадные вафли, коробки с печеньем, 'нутеллу', хумус и даже упаковку ванилина для маминой выпечки.
   Грустно оглядела содержимое коляски - интересно, вложится она или нет в разрешённый вес, но махнула рукой и прикупила ещё сухофрукты и разных видов орехи.
  
   Люба даже не удосужилась помочь донести до такси разбухшую походную сумку и другую с ручной кладью, которая мало уступала по весу основной, только сунула Вере конверт с письмом для мамы и ехидно заметила:
   - Может быть, там и останешься? Похоже, твой милёночек тебя уже прокинул, даже не позвонил, чтобы попрощаться...
   - До свидания, Люба, счастливо оставаться. Мне с тобой всегда приятно общаться, и на этот раз ты меня не разочаровала, своим бабам на работе передавай горячий привет от твоей сестры шлюхи.
   - Можешь не выпендриваться передо мной, я на твои колкости не куплюсь, сама знаю, кому и что сказать.
   Папочке своему любимому расскажи, что его тут ожидает, пусть готовится метлу в руки взять, я ему составлю протекцию, а маме я сама написала всё, что их тут ожидает, пусть сидят в Беларуси и не рыпаются.
  
   Уже находясь в салоне самолёта, Вера, наконец, расслабилась, но вместо того, чтобы думать о предстоящей встрече с Родиной, родителями и друзьями, она с печалью погрузилась в недавнее прошлое.
   Да, Галь так и не позвонил, а она ведь ожидала, что он осознает свою неправоту или хотя бы попытается понять то, что она так и не смогла до него довести.
   В памяти с трепетом воскресила все встречи из трёх с половиной месяцев, с того дня, как они познакомились.
   Боже мой, как было всё поначалу романтично и красиво, а затем всё свелось к одному - к сумасшедшему сексу.
   Нет, она не будет зря наговаривать, Галь по-прежнему был внимателен, ласков и нежен, и она сама от близости получала высшее наслаждение, потому что любимый парень умел разбудить в ней все потаённые струнки в её, благосклонном к его ласкам, теле.
   Её Галюш был внимательным и нежным ухажёром, но почему-то романтика, с которой начиналось ухаживание, вдруг сошла на нет, превратившись в банальное одаривание хаверы подарками.
   У неё в тумбочке уже находилась целая выставка дорогих золотых украшений, но ей почему-то были дороги только первые подарки: браслет и цепочка с хамсой - кулоном в виде руки, только их она забрала с собой из квартиры хавера.
   Эти дорогие, как память о любимом человеке, украшения и сейчас находились на ней.
   Нет, она до конца не была уверена в своей правоте и даже подумывала, что большая часть претензий к парню были напрасными.
   Жаль, что нет сейчас рядом с ней Наташки. Она бы, в свойственной для неё открытой форме, расставила всё по местам. А так - сомнения, сомнения, сомнения...
   Хотя малая частица в ней вопила: ты правильно сделала, что высказала в лицо парню наболевшее, не стала таиться и изводить себя недосказанностью и от этого донимать Галя своим плохим настроением.
   Кто знает, как будут дальше развиваться у них отношения, но может случиться такое, что парень насытится ею, остынет его сексуальный голод... и что потом?..
   Неужто ей ждать, что будет потом?!
   Нет, замуж она пока не хотела, не потому, что не стремилась к семье - просто ещё очень рано об этом думать, тем более, надо получить образование, определиться с местом работы, а уже потом создавать семейный очаг.
   И вдруг улыбнулась своим мыслям - может ещё и сделать блестящую карьеру...
   Нет, и опять нет: она себе честно признавалась, что уже в свои девятнадцать лет хотела семью, детей... и Галя.
   Вот вернётся в Израиль, встретится со своим любимым и постарается до него донести то, что не сумела сделать три дня назад.
  
   Вера очнулась от своих запутанных мыслей - по самолёту стюардессы разносили обед.
   Вдруг Вера почувствовала, что ей стало жарко и чего тут странного - на ней была та же кожаная куртка, свитерок, джинсы и кроссовки, в которых она почти год назад летела в Израиль, в них девушка переоделась уже в аэропорту.
   Нет, она не прибеднялась, просто других тёплых вещей у неё не было, она ведь в Израиле пережила только одну зиму, длившуюся где-то два с половиной месяца.
   С улыбкой подумала, что едет в Беларусь в разгар осени, а выезжает из лета и вернётся опять в лето.
   Поковырявшись в обеде, предоставленном авиакомпанией, вновь погрузилась в свои нелёгкие размышления. Любка наговорила ей кучу гадостей, но в кое-чём она всё же права: со стороны она, действительно, выглядит самой натуральной содержанкой.
   За три месяца проживания в общежитии, Вера особенно не растратилась - ей вполне хватило денег, заработанных ею до отъезда в Беер-Шеву, выданных ей сестрой, Наташей и собранных работниками кафе.
   Они с девочками из общежития очень скромно питались, в основном кашами, макаронами, сосисками и купленными по мивце, то есть со скидкой, полуфабрикатами.
   Все выходные она проводила у Галя, а там расходы были сведены к нулю.
   Пусть так, но девушка не чувствовала себя содержанкой, иногда даже пыталась что-то покупать в дом, но любимый слёту это пресёк, со смехом возвращая ею потраченное.
  
   Ладно, сколько можно копаться в себе, никому ничего плохого она не сделала, старалась быть покладистой и справедливой, никого не обманула, никому не подложила свинью, а вот с Галем вышло всё не очень хорошо, надо было всё же закончить их разговор и расставить всё по своим местам - кто он для неё и кто она ему, а потом уже делать выводы - резать по живому или смириться, а так, ни то, ни сё и улетает из Израиля в Беларусь не с радостью, а с тяжёлым сердцем.
   Стюардессы скомандовали пристегнуть ремни, идём на посадку, и Вера вспомнила ещё одну песню своего любимого барда Олега Фрейдмана:
  
   Душой и песней я с тобой сольюсь,
   Край, издавна воспетый синеоким.
   Издалека прими поклон и строки:
   Привет, моя родная Беларусь...
  
   Плыву к тебе на север в облаках,
   Снежинкой упаду на лапку ели.
   Закружат в танце вьюги и метели,
   Весной капель на звонких каблуках...
  
   Из родника с журчанием прольюсь,
   И ручейком сбегу к озёрной глади.
   В ней солнце отраженье неба гладит -
   Воспета синеокой Беларусь...
  
  
   Глава 18
  
  
   Самолёт приземлился в назначенное время, и Вера вместе с другими пассажирами, по длинной, соединяющей со зданием аэропорта трубе, вышла в знакомое помещение.
   Всё здесь по-прежнему было серым: стены, потолок, полы, кабинки чиновников и их хмурые лица.
   С первых минут пребывания на Родине начались не предвиденные трудности.
   Вначале потребовали какую-то декларацию, с заполнением оной с помощью доброжелательного пассажира девушка всё же справилась.
   Затем понадобилось оплатить медицинскую страховку.
   Вера не стала ничего доказывать, как это делали другие, убеждая местных чиновников, что подобную они уже оплатили в Израиле, а спокойно выдала за эту бумажку шесть долларов.
   На паспортном контроле молодой человек, с неподобающем для его возраста серьёзным лицом, тщательно изучал её даркон - международный паспорт, который она заранее себе выправила по настоянию Наташи, утверждающей, что они в ближайшее время обязаны вместе посетить загнивающую Европу.
   С непонятной брезгливостью на лице, пограничник предупредил Веру, что она должна в течение первых трёх дней временно приписаться в ближайшем от места её жительства отделении милиции.
   Казалось бы, все препоны уже позади, получи обратно документы, ухвати в руку тяжелейшую ручную кладь и двигай в багажное отделение за дорожной сумкой, но не тут-то было.
   - Гражданка Петрова, приношу свои извинения, но хочу поинтересоваться, что это такое?
   Молодой человек с изумлением на лице перебирал в руках, лежащие сверху в ручной клади, плоды манго.
   - Вы что не осведомлены, что ввозить в нашу страну продукты без сертификата ни в коем случае нельзя.
   Мне придётся составить акт и изъять, незаконно доставленные в Беларусь, продукты.
   У Веры заныло сердце - вслед за манго изымут и киви, и авокадо и мало ли к чему ещё прицепится этот, верный своей Родине, служака.
   Девушка мило улыбнулась.
   - А ты угощайся - это очень вкусно. Вот, держи этот плод с красненьким бочком, он уже поспел, его хоть сейчас употребляй.
   Вера всё это говорила скороговоркой, а сама, как её учила соседка по самолёту, затолкала в ладонь парню двадцатидолларовую купюру.
   Зелёная бумажка, как и крупный плод манго мгновенно исчезли от посторонних глаз.
   - Гражданка Петрова, всё в порядке, закрывайте плотно свою сумку и проходите, мы с вами создаём очередь.
   Успокоившись, мысленно похвалив себя за смекалку, за пройденный пограничный досмотр, оказавшись в неуютном большом помещении, стала машинально искать глазами коляску, чтобы взгромоздить на неё неподъёмную ручную кладь и поехать забирать из багажного отделения свою походную сумку.
   Никаких колясок в поле зрения не попало, и она следом за другими пассажирами двинулась, волоча сумку, то и дело, меняя руку и останавливаясь передохнуть.
  
   Ну, наконец, и багажное отделение.
   Боже мой, что там творилось!
   В узкую решётчатую дверь протискивались люди и вступали в бой с другими пассажирами, которые растерянно лазили по огромной куче сумок и чемоданов, сваленных, как попало.
   Вера оглянулась - недалеко от неё стояла растерянная пожилая женщина и хваталась то за сердце, то за голову.
   Девушка подошла к ней.
   - Простите, давайте поможем друг другу - вы покараулите мою сумку, а я добуду для нас коляски и постараюсь проникнуть в этот бедлам и отыскать наш багаж.
   - Девочка, разве я могу быть против? Мне сам бог тебя послал! Иди, иди, моя миленькая, я покараулю твою сумочку и дождусь тебя. Куда мне деться?..
   Я одинокая старая женщина, меня должна встречать Бася, моя старшая сестра, мы с ней не виделись уже два года...
   - Простите, вы мне потом дорасскажете Вашу интересную историю, а то если я не подсуечусь - нам придётся здесь торчать до ночи. С Вашего позволения, я побегу за колясками, только скажите Вашу фамилию и как выглядит ваш багаж.
  
   К большому удивлению девушки, ей пришлось заплатить по доллару за каждую коляску.
   Не велики деньги, но если её будут так и дальше доить, то той тысячи долларов, что она взяла с собой, явно не хватит на всё время пребывания в Минске.
   Полазив вместе с другими чертыхающимися и матерящимися пассажирами по горе разнокалиберного багажа, Вера тоже вспомнила фольклор, бормоча под нос ругательства, и, в конце концов, отыскала чемодан Блюмы Розенталь и сумку Веры Петровой.
  
   Выйдя из аэропорта в холодный сентябрьский вечер, вдохнула полной грудью чистый и родной воздух - вот она и дома.
   Огляделась... возле остановки маршрутного такси собиралась толпа.
   Подошла и поинтересовалась ценой, перевела белорусские рубли на доллары, удивилась - всего пять баксов.
   Продвинулась к веренице такси - тут ломили, не задумываясь, пятьдесят.
   Застряла посередине, не зная на что решиться, если бы не тяжёлый багаж, не задумываясь поехала бы на маршрутке, а так...
   - Девушка, за двадцать поедешь?
   Над ней склонился мужчина среднего возраста, впрочем, у него было всё среднее: рост, комплекция и невыразительное лицо.
   - Частник?
   - Да. А чем не устраиваю?
   - Говорят опасно одной девушке ездить на частном извозе, мало ли, кто попадётся, хотя я могу за себя постоять.
   Мужчина рассмеялся.
   - Идём, давай поднесу твои сумки. У вас все в Израиле становятся такими героями?
   Вера улыбнулась.
   - Все, нам по-другому нельзя.
   - Ты чего в свои сумки наложила? Приехала, что ли, подкармливать голодную белорусскую родню?
   - А что, голодно?
   Мужчина, определяя сумки в багажник старенького жигуля, прокряхтел:
   - Нет, не голодно, но очень бедненько.
   С голоду, конечно, не пухнем, разносолами себя не балуем, но сносно покушать ещё можем.
   Донашиваем одежду, приобретённую в годы Советской власти, как и пользуемся вещами того же периода.
   Мало кому доступны, появившиеся на базарах, импортные товары и деликатесы.
   Живём в основном с огорода и левых приработков, но ведь не у всех есть то и другое.
   Машина легко покрывала сорокакилометровое расстояние между аэропортом и городом, Вера с интересом слушала словоохотливого и приятного собеседника.
   - Вот, посмотри в окно, какая красотища! У нас ведь наступило бабье лето. Днём иногда до двадцати двух градусов тепла доходит.
   Вера, действительно, видела мелькающие за окном автомобиля "... В багрец и в золото одетые леса... ".
   - Да, красиво, я, правда, не люблю осень в Беларуси, но этот период не может не радовать взгляд и душу.
   - А вот нам теперь не до этой красоты. Ходим в леса по грибы не в радость, а будто бы на работу, обеспечивая себя на зиму, которую ждём со страхом.
   Те, кто ещё работает, получает кое-какую зарплату, но часто закаточными крышками, банками с кофе, тарелками, кружками... Говорят, что на одном предприятии выдали зарплату кирзовыми сапогами и галошами.
   Может быть, придумали. Но представь себе: несёшь домой вместо хрустящих зверьков мешки с этой никому не нужной сегодня обувью.
   Вера сдержала улыбку, понимая, что людям в этой стране сейчас не до смеха, а ведь тут живут её родители, подруги, да и другие, которым она совершенно не желала никакого зла, а более того, очень даже их уважала, а сейчас, слушая симпатичного водителя, до боли в душе сожалела.
   - К кому, красавица, прибыла? В гости или обратно решила приехать?
   - Нет, я уже не вернусь, приехала навестить родителей, пока не начался учебный год в университете.
   Вера и сама не поняла, почему ей захотелось похвастаться перед этим человеком своим поступлением в высшее учебное заведение в Израиле.
   - Молодчина! Знай наших! А родителей как можно быстрей забирай отсюда, если есть такая возможность.
   - К сожалению, возможность не скоро представится:моя бабушка является для них тормозом.
  
   Она очень болеет и её никуда нельзя перевозить, даже не знаю, застану её живой или нет.
   Но поймите правильно, ещё не понятно до конца, стоит ли им срываться с места - жизнь в Израиле для людей возраста моих папы с мамой очень непростая...
   - Что? Надо пахать?
   - В том то и дело, что работы по специальности нет, а только неквалифицированная - на стройке, убирать улицы, мыть подъезды и дома у богатых людей. Ну, если повезёт, то можно ещё устроиться на конвейер перебирать овощи и фрукты, а в лучшем случае, вот это скорее подходит для мамы, присматривать за стариками.
   - Девушка, вам там на месте понятней, что к чему, но мы тоже не с луны упали, уже информированы и про вашу жизнь в Израиле и в Германии, и со Штатов знакомые получают письма.
   Везде нашему брату поначалу нелегко. Но со временем все как-то устраиваются, приживаются и вполне достойно живут среди тех людей, которые для нас годами были врагами, по крайней мере, нам это понятие навязывали прежние коммунистические власти.
   Что ты думаешь, славная девушка, я левачу с юности?!
   Довожу до твоего сведения: твой покорный слуга является деканом института народного хозяйства, преподаю экономику... ну скажи - не гримаса судьбы?
   Так, вот и приехали, твоя остановка: улица Притыцкого.
   Сейчас выгружу твои тяжёлые сумки и даже помогу допереть их до подъезда.
   Если бы ко мне на факультет поступила такая чудесная студентка, был бы очень рад!
   Несмотря на все трудности с адаптацией в чужой стране, не кидай родителей здесь, порядок у нас не скоро наступит.
   Видишь, какая темень вокруг... и так почти на каждой улице, а во внутренних дворах вообще катастрофа: ни фонарей, ни асфальта.
   Девушка чувствовала к новому знакомому невероятную симпатию и вместо двадцати долларов, вручила три десятки.
   - Нет, так не пойдёт - договор дороже денег. Возьми десятку обратно, а вот, если сподобишься и позвонишь мне, чтобы доставил тебя в аэропорт на обратном пути, буду премного благодарен.
   Вера всунула в карман, врученную мужчиной, бумажку с его телефоном и неожиданно прижалась к нему и поцеловала в щёку.
   - Спасибо Вам за всё. Вы на многое мне раскрыли глаза. Обязательно воспользуюсь вашими советами. Главное я уяснила твёрдо: родителей надо отсюда увозить. До свидания!
  
   Откуда только взялись силы? Вера с двумя тяжелейшими сумками чуть ли не взлетела на свой пятый этаж и, не отдышавшись, нажала кнопку звонка.
   До её слуха дошли шаркающие шаги папиных, вечно растоптанных, тапочек, а за ними раздался до слёз родной и любимый голос отца:
   - Кто к нам на ночь глядя? И глазочек не закрывайте, иначе не отворю.
   - Папочка, это я...
   И в ту же секунду дверь распахнулась, и Вера повисла на шее отца, крепко прижавшего её к своей груди и без конца повторяющего:
   - Доченька моя, доченька моя, доченька моя...
   - Коля, закрой дверь, сквозит, ты же знаешь, как я остро реагирую на сквозняки.
   Вера оторвалась от отца, перешагнула свои сумки и вбежала в зал, где в кресле напротив телевизора сидела её мать, укутанная в толстый махровый халат и с шарфом, закрывающим плечи и затылок.
   - Мама, это я приехала...
  
   Женщина оторвала взгляд от экрана телевизора и, сняв очки, уставилась на дочь.
   - Вера, с какого перепуга ты вдруг пожаловала, неужто решила вернуться в Беларусь? Так сразу скажу: очень зря...
   Девушка нагнулась над матерью и поцеловала её в подставленную одутловатую щёку.
   - Нет, мама, я приехала к вам в гости, очень соскучилась, у меня до начала занятий в университете ещё есть полтора месяца, и я решила навестить вас, какую-то часть из этого времени побыть в Минске.
   - Правильно мне пишет Любочка, что ты 'без царя в голове', что вздумаешь, то и делаешь, никогда не прислушиваешься к советам старших и опытных людей, не умеешь экономить копеечку, живёшь будто бы завтра потоп...
   Ворчливую жену прервал папа:
   - Верунечка правильно сделала, что приехала в это время, у нас сейчас днём на улице тёпленько, съездим с тобой по грибочки, мой запорожец пока на ходу, отведём с тобой души в разговорах на сердцещипательные темы.
   Тебе тоже надо, как следует, отдохнуть.
   Ведь этот год для моей дочурки был совсем не простым: переезд на новое место жительства, существование под опекой со стороны моей всезнающей старшей дочери, тяжёлые физические работы, изучение чужого языка и, наконец, блестящее поступление в университет.
   Вера снова приникла к отцу.
   - Папочка, какое там блестящее поступление, просто так распорядилась судьба: я в добрый час оказалась рядом с нужным человеком, давшим мне толковый совет.
   К моей заслуге можно только отнести то, что прислушалась и совершила нужные действия.
   - Я и не сомневаюсь, что это была моя Любочка, только она знает, что и как делать в этой жизни?
   За такое короткое время моя умница сумела обзавестись шикарной квартирой, обустроить её, купила машину и живёт полноценной жизнью обеспеченного человека...
   Вера перебила:
   - Нет, мама, по советам Любочки я бы до сегодняшнего дня убирала виллу одной местной богатейки, приглядывала бы за её Русланчиком и оплакивала бы свою горькую судьбу.
   - Да, Люба была определённо права: ты стала несносной. Тебе - слово, ты - десять.
   - Мама, посмотри, сколько я вам всего вкусненького навезла.
   Вера, зная ворчливый характер матери и её преклонение перед авторитетом Любы, решила спустить на тормозах, потому что видела, как начавшуюся перепалку между дочерью и матерью переживает отец.
   Девушка распахнула свою походную сумку и стала на свет вытаскивать привезённые продукты.
   - Мама, вот твоя любимая гречка, этого растительного масла, надеюсь, тебе хватит надолго, здесь пять литров.
   Папочка, твой любимый кофе и куча сладостей, я уверена - они тебе понравятся.
   Отец принимал в руки в ярких упаковках сладости и без конца повторял
   - Доченька, моя ты доченька, моя ты доченька...
   При появлении невиданных до сих пор, привезённых дочерью, продуктов и угощений, мать мгновенно растаяла.
   Она неожиданно для мужа и младшей дочери заворковала, раскудахталась, водворяя по местам коробки и баночки.
   -Ах, какая красота, какие упаковки! Ах, как это всё кстати, как это всё пригодится зимой! Верунь, а что нам из этого передала моя Любаша?
   - Мама, она передала тебе письмо, сейчас отдам.
   - Такого просто не может быть! Не может быть, чтобы моя Любочка и забыла свою маму...
   - Нет, она не забыла, я же сказала, что она передала тебе письмо.
   Ладно, вы тут раскидывайте всё по местам: твёрдые фрукты не кладите в холодильник, им ещё надо дойти, а мягкие срочно кушайте, они после холодильника уже не такие вкусные, а я пойду поцелую бабулю...
   Наступила тишина, даже стало слышно, как на кухне капает вода из крана.
   - Веруня, бабушка умерла уже почти месяц назад, мы ведь сообщали Любе.
   Разве она тебе не передала эту печальную новость?
  
   Вера присела на диван и закрыла лицо руками - уже месяц назад умерла её бабушка, которая, можно смело сказать, вырастила её с пелёнок.
   В памяти всплыло, как та водила любимую внучечку в детский садик и забирала оттуда.
   Как они гуляли бабьим летом по городским скверикам, собирая осенние листочки в гербарий.
   Когда Вера подросла, они ходили с ней в кино, на детские спектакли и концерты.
   Бабушка прививала девочке любовь к искусству и спорту.
   Вера по инициативе бабули посещала различные спортивные кружки, поэтому она хорошо каталась на лыжах, коньках, играла в баскетбол и гандбол и даже какое-то время занималась акробатикой и на батуте.
   Учиться играть на пианино девочке не понравилось, и бабушка, наперекор маме, забрала её из музыкальной школы и определила на танцы.
   До подросткового возраста Веры, пока бабушка была в своём уме, она была для девочки верным другом и добрым ангелом.
   - Папа, мы завтра съездим с тобой на кладбище, я хоть цветочки положу на могилку.
   Бабуля перед смертью не приходила в себя? Может, меня вспоминала?
   - Нет, моя доченька, за три месяца до смерти, она вовсе впала в кому, так из неё и не вышла.
   Маме твоей хватило, сама понимаешь, надо было ухаживать за лежачим человеком, я, конечно, помогал. Короче - хватило нам обоим.
   - Папа, так вы уже собираетесь в Израиль?
   Отец кинул испуганный взгляд на жену, а та возилась в холодильнике и не собиралась, похоже, поворачиваться и отвечать на прямой вопрос дочери.
   - Что же вы молчите, как будто я задала не самый простой вопрос, какой только может быть?
   - Вера, ты говорила, что привезла письмо от Любочки. Будь добра, подай мне его, прочитаю. Может, тогда появятся ответы на твои вопросы, а пока переоденься, комната бабушки в полном твоём распоряжении.
  
  
   Глава 19
  
  
   Вера решила не рисковать - и на следующий день прямо с утра пошла в ближайшее отделение милиции прописаться на время пребывания в Минске, как было приписано законом и о чём предупредили её в аэропорту.
   Возле нужного ей кабинета была огромная очередь, и девушка поняла, что если она высидит её полностью, то первый день пребывания в Беларуси пойдёт насмарку.
   Через полчаса она поняла, что, может, и не один день, потому что из разговоров, мающихся в очереди, людей, выяснила, что некоторые из них приходят сюда уже не первый раз.
   Через час бесплодного ожидания, настроение сошло на нет, и Вера вышла на улицу подышать свежим воздухом.
   В дверях неожиданно столкнулась с молодым милиционером, в котором без труда узнала своего давнего воздыхателя Петьку.
   - Привет, Петрунь! Вот так встреча! Ты что уже демобилизовался?
   - Верка, вот так да! И, правда, какая встреча!
   Ещё два месяца назад. Вот поступил на работу в милицию, сразу младшего сержанта получил. Я ведь в армии тоже отбывал службу в охранных частях.
   А ты, я слышал от девчонок со двора, в 'Жидовию' смылась... а смотри - вот она...
   -Я, действительно, уже год прожила в Израиле, а вчера прилетела на парочку неделек проведать маму с папой.
   - Петрова, а с какого боку ты попала в Израиль? Никогда не мог подумать, что ты еврейка.
   - У меня мама еврейка, и я этого никогда не скрывала.
   Петь, а чего у тебя к евреям такое, я бы сказала, не самое лучшее отношение, что ты так въелся на евреев?
   Парень ковырнул асфальт новеньким сапогом.
   - Не то, что плохое, просто они мне всегда были как-то противны.
   Вера рассмеялась.
   - Петька, а ты помнишь, как перед уходом в армию, ты пытался даже меня поцеловать? Сейчас, наверное, тебе гадко об этом вспоминать... ну колись...
   - Верка, я, наверное, не правильно выразился. Эти евреи не то что мне противны, просто рядом с ними я всегда себя чувствовал человеком второго сорта.
   Они все со скрипочками, чистенькие такие, сплошные шахматисты-пианисты.
   Начни с ними говорить - так общего языка вечно не найти: всё знают, всё понимают. Начинаешь чувствовать себя каким-то ущербным.
   - Петька, ты просто мне глаза открываешь на жизнь и людей.
   Ну встречала я таких противных, и не только евреев, но ведь редко, а в Израиле ещё ни одного такого не видела.
   - Не заливай. Там что одни Моше Даяны?
   Хотя, чего я спрашиваю, разве шахматисты и пианисты могли бы победить арабов во всех войнах.
   - Ну, Петька, ты показываешь чудеса осведомлённости во всех областях знаний.
   - А ты, Верка, не ехидничай, политграмоту в армии проходил и перед поступлением в милицию месяц на курсах повышения политической грамотности отсидел.
   Веру вдруг осенило.
   - Петенька, не в службу, а в дружбу - помоги прописаться без очереди, а то жалко дней отпуска.
   - Петрова, ты думаешь - это легко?
   Так я тебе доложу, совсем нет. Да и не по моей это части.
   Пойми, сегодня за просто так ни к кому не подъедешь...
   - Петь, не мямли, сколько?
   - Двадцать баксов. Но учти - это не мне. Я бы с тебя и копеечки не взял.
   - Держи, Петя. Я и не сомневаюсь, мы ведь с тобой были друзья.
   - Хорош, Верка, трындеть. Давай свои документы и не суйся в отделение, посиди в том скверике с полчасика - не замёрзнешь, вон как солнышко пригрело.
  
   Вера отошла от отделения милиции буквально на двести метров и попала в осеннюю сказку: лёгкие порывы ветра срывали с деревьев листочки, которые, плавно кружась, падали к ней под ноги, кокетливо сверкая на солнце пока ещё глянцевым покрытием.
   По обе стороны асфальтовой дорожки пожухлую траву накрывали ярким пледом, падающие с деревьев, всех оттенков желтизны и багрянца, кленовые, ясеневые, липовые и тополиные листья.
   Вера была счастлива очутиться в этом нарядном по сезону сквере.
   Она присела на ближайшую лавочку и подставила лицо ласковому солнцу.
   Накануне, уезжая из Израиля, она даже представить не могла, что так будет наслаждаться этим необыкновенным даром природы, таким волшебным теплом, ведь перед отъездом за бортом было тридцать пять градусов сумасшедшего пекла.
   Девушка смотрела восхищённо на медленно кружащиеся падающие листья, и в голове назойливо завертелась строка не то стихотворения, не то песни: палые листья, палые листья...
   Она вдруг достала из сумочки заветный блокнот с текстами песен Олега Фрейдмана, отыскала чистую страницу и написала свою навязчивую строку:
   Палые листья, палые листья...
   А дальше... а дальше она полностью ушла в музыку слов и рифм.
   Когда-то Вера уже пыталась сочинять стихи, но из этого мало что получилось, и она скоро забросила это увлечение, а сейчас строчила и зачёркивала, и вновь писала...
   Затем выписала начисто много раз правленые строки и вчиталась:
  
   Палые листья
  
   Кружит стихами
   Взгрустнувшая осень.
   Не просыхают
   Художников кисти.
   С веток срываясь,
   Продрогшие листья,
   Палые листья
   Тропинки заносят.
  
   Вечер осенний -
   Для грусти причина.
   Дождь струи сеет
   И ветру не спится.
   Ищут спасенья
   Бездомные листья,
   Палые листья
   В стихах и в картинах.
  
   Песню вплетаем
   В осенние кудри,
   Плачет гитара,
   Звеня перебором.
   Иней рассветный
   Деревья припудрил.
   Палые листья
   Зима скроет скоро.
  
   Вера шёпотом повторила: палые листья зима скроет скоро.
   - Петрова, ты что молишься?
   Ну не стоит оно того. Держи свои документы, всё в порядке.
   Вера поднялась с лавочки, посмотрела внимательно на самодовольное лицо парня с белёсыми бровями и ресницами, с таким же пушком небритой щетины на щеках, с плутоватыми светло-голубыми глазами. Из форменной милицейской фуражки выглядывали коротко стриженные светлые волосы, в глаза также бросилась его лопоухость, не скрываемая даже головным убором - смешно вспоминать, когда-то этому парню она, ни о чём не задумываясь, подставила свои губы для поцелуя.
   - Петенька, ты - золото. Спас меня от такой противной рутины: часами околачиваться в беспросветной очереди. Я твоя должница...
   - А чего там, должок можешь сразу же и отдать, вон какая пышная девка в некоторых местах. У вас там на Западе с этим делом говорят просто.
   - Конечно, Петя, просто, но надо быть или проституткой, или хотя бы любить человека, а я ни то, ни другое. Так что извини.
   Парень усмехнулся.
   - Языкатая ты, но не злая. Надо будет что-нибудь от меня - заходи, всегда с радостью поможем друзьям.
   Вера шутливо ударила парня кулаком в грудь.
   А знаешь, Петюня, у меня в Израиле уже есть любимый парень, и представляешь, он мент!
  
   Девушка развернулась на каблуках и, махнув на прощание рукой, заспешила к дому.
   К ожидающим её родителям Вера вернулась уже под обед.
   Папа не находил себе места от волнения за дочь.
   - Верушка, где ты столько времени пропадала? Мы с мамой уже не знали, что и думать...
   - Это папочка твой не знал, а я ещё как догадывалась. Наверное, хахаля какого-то встретила или подцепила.
   - Мам, представляешь, а ты, правда, угадала - встретила Петьку из соседнего двора, может, помните? Я к нему на проводы в армию ходила?
   Так вот, его я и встретила. Он сейчас служит в милиции и помог мне прописаться, а иначе могла бы и за три дня не управиться.
   Мама выглянула из кухни.
   - Мойте руки и давайте к столу, у меня уже всё готово.
   Вера, я твои любимые зразы стушила. Наверное, там тебе никто этого блюда ни разу не приготовил.
   - Конечно, нет! В последние месяцы, пока училась на курсах и жила в общежитии, так вообще почти на одних макаронах и кашах сидела.
   - А Люба пишет, что ты у своего хахаля жила в квартире. А там не могла нормальную еду ему и себе готовить? Что зря я учила своих дочерей кулинарить?
   - Там я готовила нормальную еду, но это было только в субботу и только один последний перед приездом сюда месяц, а чаще всего, меня Галь водил обедать в ресторан.
   Мамочка, тебе не обязательно собирать сплетни у моей сестрички - она мало, что знает. Я с ней ничем не делюсь, а если хочешь знать правду о своей младшей дочери, то спроси, ведь тебе хорошо известно, что я никогда не обманываю... скажи, папа.
   Отец нежно привлёк к себе любимую дочь.
   - Верунечка, а у тебя с этим парнем достаточно всё серьёзно? А то Люба такого понаписала...
   - Папочка, честное слово, она ничего не знает, а только строит догадки...и Вера расплакалась.
  
   - Пап, ну почему она такая? Неужели ей плохо, когда кому-нибудь хорошо? А если у кого-то не ладится, то вовсе желчью исходит...
   - Верка, прекрати на сестру напраслину наводить. Она, между прочим, почти год тебя содержала и не голую на учёбу отправила, а ты её здесь поносишь. Можно подумать - я тебе и поверила.
   С мамой было спорить бесполезно. Она за свою любимицу могла любого в грязь втоптать.
   - Ой, мама, какие вкусные зразы, только мне мяса попалось маловато.
   Родители переглянулись, и Вера поняла, что сморозила несусветную глупость.
   Она резко поменяла тему:
   -Кстати, а когда вас ждать в Израиль? Надеюсь, к весне приедете? Зимой не советую - очень уж у нас в это время года неуютно.
   И вновь родители встретились друг с другом о чём-то говорящими глазами.
   - Понимаешь, доченька, Люба пишет, что нам лучше пока не дёргаться, а сидеть на месте.
   Всё же у нас есть своя обставленная квартира, мой завод ещё окончательно не закрылся, кой-какую зарплату домой приношу.
   У мамы сейчас после смерти твоей бабушки развязались руки. Может, скоро подыщет себе что-нибудь подходящее из работы.
   А что там? Ни кола, ни двора, ни работы, ни языка...
   - Папочка, очень много людей приехало из бывшего Союза, и все как-то устраиваются, и фонари у нас горят, и асфальт хороший, и заводы работают, а строек столько, что рабочих завозят из Румынии, Турции и даже Китая....
   - Доченька, ты предлагаешь мне, в моём возрасте и с моей специальностью, идти на стройку, а маме убирать квартиры богатым израильтянам?
   - А почему и нет? По крайней мере, в зразы будете класть мяса, сколько душе угодно и покупать себе из продуктов, что только захочется: хоть икру красную, хоть сёмгу... Да что я перечисляю - всякую еду, какую вы только слышали...
   - А Люба пишет, что люди даже на транспорте экономят, ходят пешком по пять километров в обе стороны.
   - Мамочка, люди и на воде экономят, сцаки по целым дням не смывают - всякие есть. Почему Любка вам только о плохом и о плохих пишет?
   - Вера, откуда и что ты можешь знать, приехав на всё готовое? Ты же не задумывалась, чем семью накормить, что на задницу натянуть и чем оплатить коммунальные услуги?
   Что ты, как Любочка, начиная с нуля, купила квартиру, машину и прочее? Замечу - всё это за два года! А ты тут нам пытаешься свою концепцию навязать, не понюхав, как следует, той жизни, живя на всём готовом, вначале у Любочки, а потом на содержании у израильского хахаля.
   Вера проглотила горькую пилюлю, подкинутою мамой, глядя на расстроенное лицо папы.
   - Мам, а вам кто мешает приехать и купить за два года квартиру, машину и прочее?
   Замечу тебе, моя дорогая, вам осуществить это ещё легче, у вас ребёнка на руках не будет.
   Мама была полностью обескуражена чёткими аргументами младшей дочери, а папа широко улыбался, исподтишка подмигивая Вере.
   - Доченька, мы ещё подумаем, не торопи нас, до весны есть время, а зимой ты не советуешь нам приезжать.
   Отец с дочерью рассмеялись. Улыбалась шутке мужа и мама.
   До самого вечера они обсуждали вопрос репатриации. Во многом Вера их убедила, но главный вопрос остался открытым - если приехать, то куда и к кому?
  
   Вера в этот вечер рано забралась в постель. На неё, вместе с переживаниями и хлопотами последних дней, навалилась жуткая усталость, и она, укрывшись тёплым ватным одеялом, вскорости согревшись, без помех мыслями встретилась с Галем.
   - Где ты, мой любимый, чем занимаешься в это время, о чём думаешь, вспоминаешь ли обо мне?... Я о тебе ни на минуточку не забываю...
   От горячих мыслей о любимом, о том, как он, начиная с губ, по всему телу бежит поцелуями, как его шаловливые пальцы проникают в самые потаённые местечки, и они достигают пик в наслаждениях в бурном соитии - кипящая волна забурлила внизу живота и хлынула в святилище любовных утех.
   Вера непроизвольно заёрзала, перебирая ногами, закусив нижнюю губу - вот дурочка, бешеная кошка, от одних только воспоминаний на небеса взлетаю, а если бы он сейчас оказался в этой постели, снял с неё тёплую мамину ночную сорочку, тесно привлёк к своей мускулистой, покрытой мохеровой растительностью, груди, пробежал по её разгорячённому телу своими нежными и умелыми губами и руками, а затем... - девушка невольно застонала, сотрясаясь в приступе нового, ещё более бурного оргазма.
   Наконец, она отпустила край подушки, который ухватила зубами, чтобы своим стоном не привлечь к себе родителей, и слёзы быстрыми ручейками побежали по щекам.
   Всё, пора взять себя в руки. Если каждый вечер, который она должна провести здесь, будет так доводить себя любовными фантазиями, то просто свихнётся.
   Нет его сейчас рядом и не надо его звать, а когда она вернётся... тогда и будет думать и что-то решать, а может быть, за неё распорядится жизнь, время и Галь.
   Девушка вылезла из-под тёплого одеяла, достала свой блокнотик с ручкой и застрочила, исправляя и чёркая, а рифмы текли и текли сладкой патокой по страницам блокнота:
  
   На песню ласки - чуткий отзвук тела,
   Податливого, гладкого, как шёлк.
   Бутон наполнен влагой до предела -
   И вот раскрылся каждый лепесток.
  
   А наслажденье - вкус багряной вишни.
   Чуть терпкий, как вино, запретный плод.
   Благослови любовь мою, Всевышний,
   Избавь от грустных мыслей и забот.
  
   Бутон, дразнящий влагой наслажденья,
   Раскрылся, отзываясь на призыв,
   И подчиняясь двух сердец влеченью
   Тела искали ритм и мотив.
   Звенела песня на высокой ноте.
   Адажио сменял безумный свинг.
   О, небеса, как дивно вы поёте...
   Взлетают души и восторга крик...
  
   Вера перечитывала и перечитывала...неужели это она написала?!
   Вот, чёрт, никому ведь и не покажешь - Галь не понимает, Любка засмеёт, родителям стыдно, если только Наташке... да, Наташке можно, она такую эротическую лирику оценит, а вот палые листья, вряд ли.
  
  
   Глава 20
  
  
   На завтра у них с отцом был намечен выезд в лес по грибы, но мероприятие из-за плохой погоды расстроилось. За окном моросил мелкий дождик, и папа сказал, что это уже надолго.
   Вера послонялась по комнатам, посидела у окна и вдруг ужаснулась - а что она будет здесь делать целых три недели.
   Зашла на кухню и понаблюдала за мамой, готовящей еду, и краска стыда залила лицо - у неё в кошельке около девятисот долларов, а здесь такая экономия, что впору задавиться.
   Мама варила на обед ленивые щи и ставила в духовку картофельную бабку, вместо мяса зажарив в неё сало с луком.
   - Мам, а это, наверное, будет очень вкусно, у меня уже слюнки текут...
   - Вкусно, вкусно... с мясом было бы ещё вкусней.
  
   Вера не могла понять, как такое случилось, когда наступил раскол в их отношениях, но с мамой у неё уже давно не было общего языка.
   Девушка, наблюдая за вознёй матери на кухне, задумалась, отлистала назад несколько лет, оглянулась на свой подростковый возраст.
   Наверное, они пришли к таким отношениям с того момента, как младшая дочь вошла в пору девичества, а это случилось у Веры довольно рано - уже в четырнадцать лет она сформировалась во взрослую девушку, с заметной грудью, чётко очерченной талией, красиво выраженными бёдрами и длинными стройными ногами.
   Безусловно, причина была не в её раннем развитии, просто мама как-то стала недоверчиво относиться к ней, цеплялась по разным пустякам, а Вера платила той же монетой - огрызалась, дерзила и выказывала своё недовольство вечными придирками матери.
  
   Старшая дочь Люба, достигшая в это время совершеннолетия, стала для мамы настоящей подругой.
   Она делилась с матерью своим самым сокровенным.
   Они с увлечением обсуждали всякие житейские проблемы и с удовольствием перемывали косточки близким и знакомым людям.
   Люба умела ладить с мамой: когда надо - она могла смолчать или вставить нужное словечко и уже вместе буквально третировали Веру, а может быть, ей так только казалось, но пропасть в отношениях младшей дочери с матерью всё время увеличивалась.
  
   - Мама, а наш гастроном работает? И где я могу обменять свои доллары на ваши белочки, зайчики и прочий зоопарк?
   - Магазин работает, куда он денется, только теперь считается супермаркетом.
   Слышала, как звучит... а как воняло в нём тухлой селёдкой - так и воняет.
   Обменник, я знаю, есть на вокзале и в ЦУМе, ну и в каждом банке можно обменять валюту на наших дохлых зверей.
   Чтоб ты знала, у нас сейчас этих банков добавилось богато, все к себе заманивают, только вкладывать у людей нечего, все за ссудами к ним бредут, а там и рады радёшеньки несчастных поглубже на долгие годы в кабалу засунуть.
   Верка, не дури голову, не трать зря валюту, с голоду не опухнем, прибереги свои доллары для жизни в Израиле. Что у тебя там нет места, куда их потратить?
   Вот Любочка пишет, что идёт учиться, чтобы получить водительские права, не хочет она всё время зависеть от своего Лёвочки, желает сама, когда ей понадобится, прокатиться по магазинам, проехаться на базар и по всяким учреждениям. Она их называет, но забывает, что я пока не знаю иврита.
   - Мам, а это стоящее дело, вот и получила от тебя ценную информацию - возвращаюсь в Израиль и иду тоже учиться на шофёра. Обещаю - к вашему приезду у меня будут водительские права и своя машина.
   - Что тебе хахаль её купит?
   - Послушай, мамочка, я тебя очень уважаю, но моё терпение может лопнуть.
   Прекрати разговаривать со мной в таком тоне, я тебе не дурочка с переулочка, а взрослая самостоятельная девушка, замечу, совершенно от вас финансово не зависящая.
   Не спорю, Люба на первых порах оказала мне некоторую помощь, но такую я бы могла оказать совершенно чужим людям.
   Да, она предоставила мне хорошее место для проживания, но я его оплачивала, как и отдавала ей деньги за все коммунальные услуги, а в довесок, ещё возилась с её сыном, отводя и забирая его из детского садика.
   Надо сказать, к чести Любы, она вручила мне перед отъездом на учёбу три тысячи шекелей подъёмных для проживания одной в чужом городе, за это ей огромное спасибо, но замечу тебе, мне совершенно малознакомые люди тоже оказали подобную помощь.
   Нет уж, не перебивай меня, пожалуйста, дай выговориться, я и так долго молчала.
   Как ты уже знаешь из письма Любы, у меня есть, а может и, к сожалению, был, хороший, даже очень хороший местный парень, он офицер полиции.
   Тебе не надо собирать сплетни, мне нечего стесняться и поэтому могу рассказать спокойно о нём и о наших отношениях.
   У него есть в центре страны большая четырёхкомнатная квартира, естественно, и шикарная машина.
   Он дарит мне очень дорогие подарки, оплачивает наше проживание в гостиницах на отдыхе, как и все совместные развлечения.
   Кстати, вот этот браслет и цепочка - подарки, сделанных мне Галем за время нашего знакомства.
   Мой Галь не хотел, чтобы я ехала к вам в гости, что и стало причиной нашей ссоры, и, похоже, правильно не хотел, судя по твоему отношению ко мне.
  
   Спокойный голос Веры к этому моменту уже перешёл в крик.
  
   - Да, мы спим в одной кровати и не только спим, надеюсь, подробности здесь тебя не интересуют.
   Я не знаю, что тебе ещё рассказать и что тебя волнует в моей личной жизни, но можешь задавать вопросы, и я постараюсь на все по мере возможности ответить, только постельных наших отношений с Галем прошу не касаться...
  
   Ошеломлённая мать, наконец, обрела дар речи и свойственную ей надменность.
   - Верка, прикрой свой рот и смири свой необузданный нрав! Ты разговариваешь с матерью, а не с подругой, укроти язычок - им тебя бог явно не обидел.
   Ты могла всё это рассказать мне в доверительном разговоре, а не в таком вызывающем тоне, от которого мне хочется смазать тебе по морде.
   Мать облокотилась спиной о мойку и вытерла руки после мытья посуды.
   - Ладно, не буду заниматься больше воспитанием оперившейся дочери, тем более, это бесполезно, потому что у тебя на все случаи жизни уже есть готовые ответы.
   Кому я больше верю, тебе или Любе, теперь не могу сразу ответить, потому что и её и твои аргументы весьма убедительны.
   Мы с твоим папой ночью очень долго разговаривали и пришли к выводу, что всё же поедем в Израиль, и не потому, что у нас мало мяса, чтобы положить в зразы, а потому, что у нас там живут две дочери. И с какой стати мы здесь останемся одни? Ведь хочется на старости лет с внуками понянёхаться.
   Послушай всё же свою маму, тебе только девятнадцать лет. Будет у тебя этот парень или другой - ещё неизвестно.
   То, что ты рассказываешь об этом молодом человеке, производит хорошее впечатление и о нём, и о его отношении к тебе, а главное, что очень похвально, ты не продалась этому парню за кучку золота, чего я больше всего опасалась и о чём мне написала Люба.
   Как ты нам советуешь, так мы и поступим, потому что твой папочка не может надышаться на тебя, как католик на деву Марию - мы постараемся приехать весной, а там будь что будет.
   Женщина отвернулась к раковине и стала ополаскивать ранее вымытую кастрюлю.
   - Мамочка, прости, я погорячилась...
   - Не нужны мне твои извинения, мы уже давно с тобой потеряли общий язык и взаимопонимание, может быть, даст бог, когда ещё больше повзрослеешь, то уразумеешь свою мать.
  
   Вера услышала в её голосе плаксивые нотки, но развернулась и вышла из кухни.
   Разговор с матерью оставил в душе неприятный осадок, она в нём была явно не на высоте.
   Отлично понимала, что не рассказывала о своей жизни, а бравировала самостоятельностью и удачливостью, а ведь, как не открещивайся, а Люба приняла её к себе и помогла сделать первые шаги в Израиле.
   Кто она сама по себе - ноль без палочки. Затем были Галя, Наташа и даже Хана, которые провели её по тропинкам жизни, не требуя наград и особой благодарности.
   Встречу с Галем нельзя назвать удачей - это был перст судьбы, но вероятно не только для неё, возможно, и для него, но этот вопрос пока остаётся открытым.
   Боже мой, как хорошо, что при их бурных объяснениях с мамой не присутствовал папа, ушедший в гараж повозиться со своим, видавшим виды, Запорожцем.
   Отец бы очень расстроился. Не надо его ставить меж двух огней и пользоваться тем, что он благоволит к дочери.
   Вера отлично знает, что её папа очень любит свою жену, а это куда важней - им вместе жить до старости и придётся преодолеть ещё много трудностей - один только переезд в Израиль во что им ещё станет... об этом даже думать не хотелось.
  
   Вера тепло оделась и зашла на кухню.
   - Мам, я возьму твой зонтик, на улице дождик накрапывает.
   Похоже, надо и своим обзавестись, он мне зимой пригодится в Израиле.
   - Бери, бери, там спица одна заедает, ты её поправь, когда будешь раскрывать, а себе купи не наш отечественный, дерьмо полное, надо будет тебе на толкучку заглянуть, там можно, говорят, найти стоящее.
   Я поняла, что ты собралась в магазин, возьми, пожалуйста, заодно хлеба, булок не надо, я напеку к ужину пирожки с картошкой, а купишь подходящей говядины - то и с мясом.
   - Хорошо, мама, только не бранись, если куплю что-нибудь не очень на твой взгляд подходящее.
   Женщина рассмеялась.
   - Всё равно буду ругаться... тебе не привыкать.
  
   И Вера с улучшившимся настроением вышла из дому.
   В ближайшем банке она получила такую огромную сумму белорусских рублей за сотню долларов, что была потрясена: она сразу же стала миллионером.
   На ступеньках банка попыталась вглядеться в разного достоинства купюры, на которых были изображены симпатичные звери - волки, рыси, медведи, лоси, зубры... но от приятного созерцания зверушек и наименований денег отвлёк молодой ворчливый голос.
   Вера подняла глаза.
   - Девушка, ты дразнишь вора и грабителя, это же не фантики от конфет, а натуральные деньги, за которые приобретают материальные блага.
   В нашей стране сейчас мало людей, которые могут себе позволить обменять валюту и получить такую солидную пачку денег. Повторяю - быстренько спрячь и не дразни гусей.
   Вера во все глаза смотрела на элегантно одетого парня, сменившего ворчливый голос на приветливую улыбку.
   - Меня зовут Виктор Александрович Лукашевич, впрочем, для вас можно просто Виктор, а позже и Витя.
   - Я не знаю, что Вы подразумеваете под словом, позже, но из вежливости тоже представлюсь, но без всяких заморочек - Вера.
   И она протянула руку, освобождённую от денег, которые успела засунуть во внутренний карман своей кожаной куртки.
   - Вера, на - ты или на - Вы?
   - Можно на - ты, но и я воспользуюсь этим правом.
   - Отлично! Между прочеим, я за тобой наблюдал ещё в банке, когда ты меняла свою зелёную сотку на наши деревянные.
   - Интересно, и чем это я вызвала такой повышенный интерес к своей особе?
   - Ну, в первую очередь, своей особенной привлекательностью и каким-то не здешним поведением.
   Девушка рассмеялась.
   - Неужели за год такое перевоплощение? Может, у меня и акцент появился?
   - За акцент пока нечего сказать по первым словам, не особо заметил, а вот поведение очень кидается в глаза, но я, собственно говоря, не об этом хотел поговорить, а точней, хотел предложить встретиться в более цивилизованных условиях и провести вместе время и познакомиться поближе, а может быть, и поосновательней.
   - Витя, я не знаю, что ты вкладываешь в свои понятия, а особенно в слово, 'поосновательней', но сразу хочу заметить, что прибыла в Беларусь на короткий срок, а там, откуда я приехала, у меня есть любимый парень.
   - Вера, а дружеские или деловые отношения между мужчиной и женщиной отвергаешь?
   - В первое не верю, а второе - не по моей части.
   Они уже давно сошли со ступенек, ведущих в банк, и медленно шли по тротуару, обходя многочисленные рытвины и выбоины, заполненные дождевой водой.
   - Год прошёл, как я не была в Минске и такой упадок, улицы просто не узнать, особенно жутко выглядят в вечерние часы.
   - Поверь мне, Вера, пройдёт совсем немного времени, и страна выправится, появится и красота, и изобилие, и улыбающиеся люди...
   - Ой, Витя, в последнее очень слабо верится. Такой вывод я сделала, глядя на своих, проживающих в нужде, родителей.
   - Я своему отцу тоже говорю, что поколение наших людей до шестидесятых годов рождения мы безвозвратно потеряем, а он уверяет, что для всех возрастов и слоёв населения есть и будут равные возможности для покорения бизнеса, продвижения по службе и для карьерного роста.
   Я ему втолковываю: скажи на милость, откуда появится эта активность, когда молодёжь от отсутствия нормальной работы и заработка бежит во все стороны, деловая активность людей на нуле, да и нет у них начального капитала - поэтому наверх и полезли бандиты и проходимцы разных мастей.
   - Витя, я, пожалуй, встречусь с тобой вечером, если предложение ещё остаётся в силе, а сейчас мне надо срочно в магазин за продуктами, а то мама и папа будут волноваться.
   Вить, только хочу предупредить тебя серьёзно, давай без глупостей.
   - Вера, на этот раз, я не знаю, что ты под этим подразумеваешь, но всё равно обещаю быть корректным.
   Они договорились встретиться в семь вечера возле кафе 'Орбита', находящегося недалеко от дома девушки.
  
   Переходя из отдела в отдел большого и несуразного магазина, Вера удивлялась скудности ассортимента, блеклости упаковок и малому количеству покупателей.
   Трудно передать её удивление, когда она, сгрузив на кассе все приглянувшиеся ей продукты, вдруг обнаружила отсутствие элементарных пакетов и даже за деньги.
   Кассирша смерила девушку презрительным взглядом:
   - Откуда ты такая красивая и бестолковая?
   - Из Израиля, - машинально ответила Вера женщине,
   испытывая полную растерянность от отсутствия пакетов, не представляя, как это всё она допрёт до дома.
   - Я тоже хочу в Израиль, чтобы покупать, не задумываясь, такую прорву продуктов, не глядя на цены и, при этом, не имея при себе собственных пакетов.
   Девушка, вот тебе мои личные, тут только два, но постарайся как-нибудь всё распихать.
   - Ой, даже не знаю, как Вас благодарить... может, возьмёте деньги за пакеты, мне, право, неловко.
   - Брось, девонька, мы ещё не совсем здесь совесть потеряли. Думаешь - у нас перевелись порядочные люди?!
   Они были, есть и будут.
   Послушай, моя хорошая, если вдруг встретишь в Израиле Цилю Израилевну Липкину, передай ей большой привет от Таньки из гастронома на Притыцкого, она обязательно меня вспомнит.
  
   Вера тащила на пятый этаж тяжёлые пакеты и продолжала улыбаться, вспоминая, добрейшей души, Таньку из гастронома, которую она точно никогда не забудет.
   Выслушав ворчание мамы о нецелесообразности большинства своих покупок, ушла в спальню переодеваться и задумалась - ну зачем, скажите, зачем она согласилась встретиться с этим симпатичным молодым человеком? Для чего дурить ему голову, ведь она не собиралась начинать с ним никаких любовных отношений и не допустит в свою сторону никаких вольностей...просто он очень интересный собеседник.
   Надо ещё подумать, под каким соусом подать родителям 'блюдо', что вечером отправится на свидание, уверяя, что в Израиле у неё есть любимый парень, так, пожалуй, мама укрепится в своих подозрениях, что её дочь весьма лёгкого поведения.
   Может, не стоит ходить на эту встречу... для чего она ей?! Продинамит парнишку, как это делают другие девчонки, и вся беда, но поговорить с этим интересным парнем - Виктором Лукашевичем было любопытно и познавательно.
   Села на подоконник, всмотрелась в мрачную погоду за окном, прислушалась к барабанящему по стеклу дождю и схватила в руки, купленную в супермаркете общую тетрадь.
   Строки побежали по белому листу, заполняя столбцами пустоты.
   Зачёркивала, исправляла, начинала по новой и только на четвёртом листе появился чистовой вариант:
  
   За окном дождь безвольно заплакал,
   капли громко стучат по карнизу.
   понесла свою душу на плаху,
   подчиняя природы капризу.
  
   Поздно нынче стоять на коленях,
   коль себе стала вдруг злобным катом,
   Утопив свои чувства в сомненьях,
   я по жизни бреду виноватой.
  
   Как сумела бездарно разрушить
   наше счастье нелепою фразой...
   я рыдала, зажав плотно уши,
   струны звонкие лопнули сразу.
  
   Моя глупость сродни преступленью,
   Что ж, несу свою душу на плаху.
   Ты - мой первый, молю: стань последним -
   за окном дождь безвольно заплакал...
  
   За обедом Вера сообщила родителям, что вечером встречается с одноклассницей, и они посидят в кафе.
   Удивительно, но с запинками выдавленная из себя ложь легко была принята за правду.
   - Конечно, сходи, прогуляйся. Чего тебе сидеть все вечера с нами? Ещё скоро насидишься над учебниками... Правда, Белла?
   - Правда, Коля. Я пирожки печь сегодня не буду, если Верка уходит. К чему мне зря хлопотать на кухне.
  
   Наряжаясь в своей комнате, Вера корила себя за ложь, за это глупое свидание, за эту поездку в Беларусь, а главное, за то, что не смогла толком объяснить Галю, в чём её претензии к нему.
   Разыграла из себя обиженную малым вниманием кокотку и разрушила хрупкий хрустальный замок, не успев ещё, как следует, в нём поселиться.
   Брюки красиво облегали её стройные ноги, нежно розовая кофточка подчёркивала пышность груди, накинутый сверху кардиган придавал осанке некую величественность.
   Вот и новые ботиночки пригодились, только старая кожаная куртка не украшала её наряд, но делать было нечего - на улице холодно и по-прежнему накрапывает дождь.
   К назначенному месту подходила практически вовремя, две минуты не в счёт.
   Она сразу же заметила, припаркованную напротив кафе, иномарку и рядом стоящего под зонтом Виктора и поняла, никуда она с ним не поедет, в лучшем случае, посидит в этом знакомом с детства кафе 'Орбита'.
   При виде девушки, парень распахнул переднюю пассажирскую дверцу, достал большой красивый букет и с лёгким поклоном протянул Вере:
   - Эти скромные цветы в знак нашего знакомства, прошу садиться.
   - Нет, Виктор, никуда я с тобой не поеду, ведь мы едва знакомы, а ты предлагаешь мне сесть в машину и поехать наедине с чужим человеком на ночь глядя.
   - Вера, ты меня удивляешь: встретил девушку с замашками западной барышни и вдруг забитость на уровне нашей белорусской колхозницы.
   - А ты представь себя на моём месте. Как бы ты поступил, если бы не был девушкой лёгкого поведения?
   Виктор от души рассмеялся.
   - Твоя взяла! Думал с тобой закатить в шикарный ресторан, но готов снизойти и до этого невзрачного кафе, зазывно манящего укрыться нам в уютном тепле.
  
   Вера взяла парня под руку, и они зашли в кафе, знакомое ей ещё с ранней юности, когда они заглядывали сюда с девчонками из класса попить кофе и съесть мороженое.
   Прежнее заведение стало не узнать, оно было полностью переоборудовано: мягкие угловые диванчики вокруг изящных столиков на четыре, шесть и восемь персон, в зале царил полумрак, оттеняя фиолетовый фон драпировки, играла лёгкая музыка.
   Вера обратила внимание, что подбежавший к ним администратор, узнал её попутчика и подобострастно забегал вокруг него.
   Их усадили в уютном уголке, подали меню в кожаном обрамлении и предложили за счёт заведения аперитив.
   - Знаешь, Виктор, у нас в Израиле таких кафе и такого обслуживания я ещё не встречала, наверное, где-нибудь в центре и есть, но не про нашу честь.
   - А я думал, что ты из Германии...
   - Что расстроился, разочаровала?
   - Да, пожалуй, нет, просто удивлён.
   Каким образом ты оказалась в той стране? В твоём лице еврейского что-то совершенно не угадываю.
   - У меня мама еврейка, а я похожа на папу, а больше на его маму, на свою покойную бабушку.
   А чем тебе Израиль не угодил и почему евреи не нравятся?
   Тут мне один мой знакомый милиционер сказал, что не любит он этих шахматистов-пианистов, а ты?
   - Верочка, не спеши вешать ярлыки, я хорошо отношусь к Израилю и евреям, а сказал всего лишь то, что ты не похожа на еврейку, а это не говорит о моей любви или нелюбви к той стране и к тому народу.
   Нам подали аперитив - предлагаю выпить за знакомство, чтобы мы настолько узнали друг друга, чтобы не чувствовать недоверия и не спешить с выводами. Принимается?
   - Принимается. Только скажи, почему работники кафе и другие посетители не сводят с нас глаз?
   - Верочка, не заостряй на этом внимания, я уже привык не обращать... твоё здоровье...
   Вера чувствовала себя почему-то скованно, хотя парень до сих пор не проявлял по отношению к ней никаких хамских выходок и откровенных приставаний.
   - Витя, я тебя очень прошу не усердствовать в выборе и обилии закусок для меня, потому что это будут напрасно выкинутые на ветер деньги.
   - Сударыня, за кого ты меня принимаешь? Стоит ли мелочиться? Подумаешь - останутся закуски, это же лучше, чем их не хватает.
   - Витя, давай не будем рассыпаться в комплиментах и сыпать банальными фразами, а лучше побольше поговорим по душам о происходящем на моей бывшей Родине, о её перспективах и просто о жизни.
   В глазах у парня при этих её словах, как показалось Вере, мелькнул недобрый огонёк.
  
  
   Глава 21
  
  
   Под сводами кафе по-прежнему плыла лёгкая музыка, позвякивали вилки и ножи о тарелки, мелодично звенели при соприкосновении бокалы - люди красиво и культурно проводили время.
   За свои девятнадцать лет у Веры хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз она бывала в заведениях подобного уровня.
   Память услужливо подставила знаменательную дату, тот замечательный вечер, когда в Эйлате праздновали её день рождения, с момента, когда по-настоящему начались их любовные, а точней, интимные отношения с Галем.
   - Витя, не сочти меня за придиру, но почему, не успела я ещё сойти с трапа самолёта, как услышала от людей жалобы на нынешнюю жизнь, на жуткую нехватку средств к существованию, на безработицу, мизерную оплату труда?
   - Верочка, так это и так видно невооружённым глазом.
   - Витя не перебивай меня, пожалуйста, я ещё не спросила, что хотела у тебя выяснить.
   Так вот, многое мне самой открылось в первый же день и для этого не надо было куда-то ходить - я увидела, как нынче живут мои родители.
   За эти три дня, что я нахожусь в Беларуси, мне удалось кое-что рассмотреть и даже кое с кем поговорить, включая тебя.
   Вот мои первые выводы, как ты говоришь, всё видно невооружённым глазом: запустение и неухоженность города, страшная коррупция, жертвой которой я уже сама была дважды.
   Про бедность большинства населения мы уже говорили, про безработицу тоже, касались скудности ассортимента товаров и продуктов в магазинах... а теперь суть моего вопроса: кто находится здесь в этом кафе, а ведь ты хотел отвезти меня в шикарный ресторан?
   Парень ухмыльнулся и, как бы невзначай, попытался взять за руку девушку, но Вера вырвала ладонь.
   - Витя, давай без фамильярности, а иначе... мне здесь до дому недалеко.
   - Верочка, ты меня неправильно поняла, просто в моём жесте был шаг к доверительности.
   Предлагаю выпить ещё по капельке вина и продолжить разговор на эту и другие животрепещущие темы.
   - А ты разве не за рулём, что так разошёлся с выпивкой?
   - За рулём, за рулём, но что мне будет от этого винчика, а тем более, ты сама уже убедилась насколько коррумпирована наша страна.
   Вера лишь пригубила из своего бокала вино, она была насторожена, парень уже не казался воплощением добродетели - его, похоже, обуревали те же страсти, что и других мужчин при виде симпатичной девушки.
   - Верочка, ты по-прежнему ждёшь от меня ответа, и я попытаюсь кое-что разъяснить - ещё днём я тебе заметил, что выпали из обоймы люди старшего поколения, а хваткая молодёжь быстро адаптировалась к новой жизни...
   Вера перебила:
   - Начала воровать, брать взятки и доить последнее из бедных родителей?
   - И такое есть, но, главное, начали торговать, играть с валютой и открывать свой бизнес.
   Появились маклеры, брокеры, дилеры... молодёжь мотается в соседние нынче суверенные страны, где скупают ходовой товар и туда ездят не пустыми.
   Короче, девочка моя, играют на разнице в ценах, зарождаются новые капиталистические отношения.
   - Витя, весь этот капитализм похож на большой базар, где правит беззаконие.
   Парень шутовски зааплодировал.
   - Браво, лучшей характеристики происходящему не дашь, но без этого на данном этапе не обойтись, вспомни Польшу конца восьмидесятых...
   - Как я могу её помнить, а точнее, воспринимать тот период, ведь была ещё тогда несмышлёным подростком, да и ты ведь ненамного старше меня...
   - Верочка, совершенно правильно заметила, но вспомни, лапочка, мы ведь уже мечтали об американских джинсах, фирменных футболках, нам снились спортивные костюмы от 'Adidas' или 'Puma', под стать им кроссовки... что я буду тебе всё перечислять, вспомни хотя бы упаковочки со жвачками, пластиковые бутылки с импортным питьём - да вы же, девчонки, помирали даже по дешёвой польской косметике и по их примитивным духам "Быть может"...
   - Витя, я никак не пойму, что ты хочешь мне втолковать?
   - Самое элементарное, что нынешний период в нашей стране - переходной, а затем наступит совершенно другая жизнь: люди начнут зарабатывать приличные деньги, получат возможность приобретать те вещи, о которых я тебе только что говорил и многое другое - от шикарных шмоток до крутых автомобилей...
   - Витя, я успела заметить, что крутой автомобиль ты уже имеешь, одет тоже соответственно, а в массовое благополучие что-то мне слабо верится. С чего оно возьмётся, когда воры, коррупционеры и ловкачи всё подгребут под себя, а наёмным работникам, как платили гроши, так и будут.
  
   Девушка читала во взгляде парня удивление, восхищение и ещё какие-то эмоции, от которых ей становилось неуютно.
   Его глаза давно блуждали, опускаясь от лица и до пышной груди, надолго задерживаясь похотливым взглядом на ней, как бы стараясь проникнуть под блузку, при этом он облизывал пересыхающие губы, смачивая их языком и обильно запивая вином.
   Кавалер заказал уже третью бутылку, а Вера цедила ещё первый бокал.
   - Лапочка, откуда ты такая умная взялась?!
   - Я же говорила, что из Израиля, а туда таких молодцов, вроде, описанных тобой, новых белорусов, порядком понаехало и где они?
   - Ну и где?
   - Я не очень владею этим вопросом, но многое почерпнула от своей сестры, которая уже скоро три года, как приехала в ту страну.
   Так вот, она говорит: в лучшем случае, на что они сподобились, так это открыть маленькие деликатесные магазинчики и рестораны с русским и не кашерным товаром и кушаньями, типа холодца и селёдки под шубой, пользуясь всеобщей гипертрофирующей ностальгией.
   Не кашерные продукты, чтобы тебе было понятно, - это свинина.
   - Лапуня, вот удивила, всегда надо с чего-то начинать и уметь пользоваться человеческими слабостями.
   Ты лучше сама ответь на свои вопросы. А в Америке или в Германии как будто не так? Там что, полное распределение средств по нуждам граждан?
   Что там нет социального расслоения, нет миллиардеров и нищих?
   Может, скажешь, что в Израиле иначе, или что у вас по улицам ходят богатые люди и раздают нуждающимся направо и налево деньги, продукты и путёвочки в санатории?
   Лапунечка, я уже побывал в Польше, в Германии, а про наших соседей прибалтов, живущих ныне по законам развитого капитализма, и говорить не стоит, там я бываю регулярно.
   Так вот, лапуся...
   Виктор опять хотел взять Веру за руку, но она убрала её под стол.
   Парень осклабился и сделал большой глоток вина.
   - Везде, лапуся, хорошо, где нас нет, а ещё лучше там, где у тебя бабки в кармане и есть что предложить компаньону, когда ты можешь продать и купить подходящий товар и желаемую женщину...
   - Виктор Александрович, я правильно вас назвала?
   Девушка поднялась на ноги.
   - Я вам никакая не лапочка и производные от этого слова.
   За Ваши бабки Вы, конечно, многое можете купить и, возможно, многих, пользуясь всеобщей бедностью, царящей в Беларуси, но я не продамся и не стану вашим компаньоном по интимным приключениям.
   Надеюсь, этих двадцати долларов хватит за мой ужин?
   Вера небрежно кинула на стол перед ним банкноту.
   - Будьте здоровы и прощайте.
   И, не давая парню очухаться, устремилась к гардеробу и выходной двери, но Виктор проявил прыть и в четыре шага нагнал её и схватил больно за руку, даже стащив с плеча кардиган.
   - Ты что возомнила из себя, дешёвая шлюха?
   Продинамить Витю Лукашевича ещё никому не удавалось.
   Что? Поумничала со мной, потрясла перед моими глазами своими шикарными сиськами и в кусты?
   Нет, моя лапочка, лапусенька, может быть, для носатых черножопых израильтян ты -королева красоты и кладезь ума, а для меня ты обыкновенная Верка, которую, если не купишь за двадцать баксов, то сто будет за глаза...
   - Отпусти руку, козёл, а иначе...
   - А что будет иначе?
   Парень шипел в лицо Вере, брызгая слюной.
   - Ты, наверное, не поняла, кто я такой?
   - А мне плевать, хоть сын министра, а если не отпустишь, вцеплюсь ногтями в морду и выцарапаю твои бесстыжие глаза.
   - Ты больно смелая, а на самом деле, обыкновенная подстилка для какого-нибудь богатенького израильтянина, купившего тебе билетик на самолёт погостить на Родине, которая для тебя показалась уродиной...
   - Я тебе сказала, отпусти руку! Родина, как Родина, а вот ты точно полная уродина.
  
   Вера попыталась вырвать руку и почувствовала, как затрещала ткань на кофточке под кардиганом, парень держал её плотно, тогда она закричала.
   - Если сейчас мне не окажут помощь и не освободят от приставаний этого субъекта, обещаю вам международный скандал!
   Незамедлительно к ним подбежал с угодливой улыбкой моложавый мужчина в элегантном костюме при галстуке.
   - Виктор Александрович, давайте не будем устраивать здесь публичных сцен, Вам разве нужна огласка?
   Вы можете выйти с девушкой наружу и выяснить Ваши отношения.
   За отплату столика я не волнуюсь, зная Вашу порядочность.
   Пока, по всей видимости, хозяин кафе, втолковывал елейным голоском парню прописные истины о культуре поведения в общественном месте, Вера, воспользовавшись ослабшей хваткой, вырвала рукав кофты из руки Виктора и поспешила в гардероб.
   Она уже была на улице, когда услышала за спиной звук громко хлопнувшей двери и звон разбитого стекла и её опять догнал, раннее, бывший таким вежливым, ухажёр.
   - Нет, сучка, так легко не сбежишь!
   И он двумя руками ухватил её за плечи и развернул лицом в свою сторону.
   - Или ты сейчас садишься в мою машину добровольно, или я это сделаю насильно и тогда за твою физиономию, другие части тела и шмоточки не отвечаю, волоком затащу, сука, поняла?
   Вокруг не было ни одной души, мимо по дороге пролетали автомобили и никому не было дела до разыгрывающейся здесь драмы.
   Вера презрительно смерила взглядом парня, страх отпустил, появилось сумасшедшее желание бить, рвать, кусать, царапать это мерзкое для неё сейчас создание из плоти и крови.
   - Даю тебе пять секунд на обдумывание, если не отпустишь, сама пострадаю, но тебя искалечу на всю жизнь, я твои причиндалы в любом случае, раньше или позже, превращу
   в жалкое подобие бывшего действующего оружия.
   Ты слышишь меня хорошо, мерзавец, счёт пошёл.
  
   В глазах у парня бешенство сменялось растерянностью, и неизвестно, как бы он выкручивался из создавшегося положения, но они услышали, как на находящейся рядом с ними дороге затормозила машина и хлопнула открываемая и быстро закрываемая дверца.
   Виктор, не выпуская плеч девушки, оглянулся.
   Вера, в свою очередь, кинула взгляд в ту сторону и во все глаза уставилась на подходящего к ним милиционера.
   - Граждане, что здесь происходит?
   Ух ты, знакомые всё лица - Виктор Александрович, какие у Вас могли возникнуть проблемы с хорошо знакомой мне с детства девушкой?
   В эту же секунду, как заговорил Петя, а это был именно он, Вера почувствовала свои плечи свободными.
   Девушка подумала: какое счастье, что её знакомый, проезжавший мимо на дежурной по городу милицейской машине, заметил возникшую на улице скандальную сцену.
   Инцидент ещё не был до конца исчерпан, руки разъярённого Виктора отчаянно зажестикулировали, объясняя стражу порядка происходящее.
   - Товарищ сержант, всё в порядке, можете следовать дальше по своему маршруту, просто мы с Верой на высоких тонах выясняли, куда нам следует дальше двинуть.
   Она хочет поехать в другой ресторан, а я бы остался ещё в этом кафе, а ей видишь ли потанцевать захотелось, Вера ведь гостья в нашей стране, давно уже не отрывалась на танцплощадке.
   Петя оглянулся на девушку, но Виктор не унимался.
   - Чтобы не привлекать больше ничьё внимание, я, пожалуй, соглашусь с ней и поеду, куда она хочет, желает танцевать - так будем танцевать.
   Милиционер выслушал спокойно объяснения нервничающего молодого человека, глядя на расстроенную Веру.
   - Петенька, будь добр, век не забуду, проводи меня, пожалуйста, до дому.
   И умоляющим взглядом подтвердила свою просьбу.
   - Товарищ милиционер, не слушайте её, девушка слегка выпила и поддалась какому-то импульсу, мы сейчас посидим с ней в машине, поболтаем под музычку и разберёмся, в каком направлении будет развиваться дальше наш вечер...
   - Петя, не слушай его, я с ним никуда не пойду, а тем более не сяду в его машину...
   Упрашивающие слова чуть не застряли в Верином горле. Она увидела, как рука Виктора засунула в карман милицейской тужурки какие-то банкноты.
   - Виктор Александрович, я всегда к Вашим услугам - младший сержант постовой службы, дежурный по городу Пётр Иванович Варивончик.
   Прошу прощения, но по просьбе гражданки Петровой, всё же препровожу её до дому, не столько в службу, сколько в дружбу.
   Злые глаза Виктора буквально расстреляли Петю, а следом и Веру.
   - Не смею больше настаивать. Дружба - великое дело, хотя, должен вам заметить, служба должна быть на первом месте.
   До свидания, Вера. Захочешь - всегда сможешь меня разыскать, Виктора Александровича Лукашевича хорошо знают в городе и даже в стране.
   Девушка, даже не повернувшись в сторону опротивевшего ей парня, пошла вслед за Петей к милицейской машине.
   Когда она уселась на заднее сиденье, обнаружила в машине ещё двух человек - один сидел за рулём, рядом с ним разместился Петя, а второй оказался рядом с ней, он был с офицерскими погонами и тут же, как закрылась за ней дверь, произнёс:
   - Петя, а ты удалец, у самого Лукашевича младшего увёл кралю... и какую!
   Ребята, неужто мы сегодня славно развлечёмся, едем в отделение или есть вариант с хатой?
  
   Вера почувствовала на этот раз настоящий страх и рванула к дверце, стараясь отыскать на ней ручку.
   - Не трудись, красавица, дверь блокирована, лучше не сопротивляйся, тогда не нарушим твою красоту, велика беда: потешатся по парочке разиков симпатичные молодые люди, не будешь рыпаться - никаких синяков не поставим, а на твоей сладкой штучке зарубок не остаётся.
   Обещаю, через два часика доставим домой в целости и сохранности.
   - Товарищ старший лейтенант, это моя подружка ещё с детства...
   - Ну и что? У неё что-нибудь расположено иначе?
  
   По спине Веры бежали путики холодного пота - она понимала, что из одной скверной истории попала ещё в худшую и суматошно искала в голове вариант, как выпутаться с этого жуткого положения.
   В любом случае, живой она им не дастся.
   Но ведь могут изуродовать или избить до потери сознания, а уже потом изнасиловать...
   Дура, дурища, зачем пошла на это дурацкое свидание? к чему мне разбираться в проблемах бывшей Родины? Мне что их мало в нынешней жизни в Израиле?!
   Разве я хотела изменить Галю... ни в коем случае.
   Вот влипла, так влипла! И Петенька хорош!.. Куда её втравил!.. Ничего, она со всеми поквитается....
   Ах, какая глупость, надо думать лучше, как тут выпутаться, так не хочется быть обесчещенной и поруганной. Как после этого жить?..
   - Товарищ старший лейтенант, она иностранка, гражданка Израиля, у нас могут быть осложнения и даже неприятности. Помните, как мы задержали того Наума?..
   - Девушка, я пошутил, захотелось посмеяться. Я только открыл рот, чтобы развеять твои опасения, но младший сержант меня опередил.
   Пётр, направляй машину к её дому и проводи до подъезда.
   Они находились совсем недалеко и через две минуты Вера с облегчением выдохнула страх, выскочив из милицейского автомобиля и устремившись к своему подъезду, возле которого её нагнал Петя.
   - Верка, да подожди бежать, задержись на минуточку.
   Послушай, что я тебе скажу - ты при нашей встрече корчила из себя невесть какую умницу, а на самом деле, ты последняя дура!
   Не зная нашей сегодняшней жизни в Беларуси, лезешь к чёрту в пасть.
   Начнём с того, какого хрена связалась с младшим Лукашевичем?
   - А кто он такой?
   - Нет, определённо дура... ты что не знаешь, кто такой Александр Григорьевич Лукашевич?
   Вера чуть не села на ступеньки, ведущие к подъезду.
   - Петенька, я взаправду дура!
   - А если дура, то сиди в своей жидовии и не рыпайся, приедешь в гости, когда у нас наведут настоящий порядок.
   - Петя, а будет ли он когда-нибудь?
   - Наступит, наступит, обязательно наступит...
   И понизив голос:
   - Вера, ты не думай, не все вокруг такие мерзавцы, как этот Виктор или мой старший лейтенант.
   Я бы никогда, слышишь, никогда, не стал бы тебя насиловать, как и другую девушку, пусть бы потерял погоны, но и при себе другим этого бы не дозволил.
   Я ведь только первую неделю, как выехал на дежурной машине, попрошусь к другому командиру, с этим гадом точно не сработаюсь.
   Вера порывисто обняла парня и поцеловала в щёку.
   - Спасибо, Петенька, я тебе верю. И хорошо, что есть такие ребята, а иначе бы до конца жизни возненавидела Беларусь.
   Парень ничего не успел ответить... за Верой захлопнулась дверь подъезда.
  
  
   Глава 22
  
  
   Поднимаясь по лестнице на свой пятый этаж, Вера только сейчас до конца осознала, в какие две подряд нелепые и страшные истории угодила и, слава ещё тебе, Господи, что вышла из них без физических травм, не считая морального ущерба.
   Нет, надо, определённо, отсюда делать ноги или не выбираться на улицу, по крайней мере, одной в вечерние часы.
   Лампочки в подъезде горели не на каждом этаже, и Вера вся съёжилась от страха, особенно, когда услышала, как в чьей-то квартире хлопнула входная дверь.
   Девушка инстинктивно вся напряглась, нашарила в кармане шариковую ручку и на всякий случай стиснула её в ладони.
   - Вера?
   Это был родной голос папы, и девушка облегчённо с шумом выдохнула воздух.
   - Папочка, да, это я, уже поднимаюсь.
   Вера буквально взлетела по выщербленным ступенькам на пятый этаж.
   На лестничной площадке в своих растоптанных тапочках и в синем спортивном костюме, с белой надписью на груди 'Динамо', стоял отец и внимательно смотрел на явно испуганную дочь.
   - Верунечка, что-нибудь случилось? На тебе лица нет и вином пахнет...
   - Папочка, я зашла в подъезд и так напугалась, на втором и третьем этаже вообще лампочки не горят...
   - Верунь, не надо тебе больше вечерами никуда ходить, не спокойно у нас, много всякого лихого люда появилось, молодёжь пьёт без меры и к наркотикам начинает приобщаться...
   Девушка подумала: папа, папочка, со мной беда чуть не случилась, и угроза исходила не от пьяниц и наркоманов, а от очень даже на вид приличных людей, находящихся при власти или приближённые к ней.
   - Верунь, я уже с девяти вечера тебя караулю, мама всю плешь мне проела - иди в то кафе да иди.
   А кто меня туда пустит?! Я подошёл, покрутился и отправился домой восвояси, там же крутая молодёжь тусуется.
   Так вроде бы сейчас выражаются?
   - Папуля, а почему ты меня держишь на площадке, может, в дом зайдём?
   - Зайдём, зайдём, но хочу тебя предупредить, что мама рвёт и мечет, будь, пожалуйста, с ней сдержана.
   - Хорошо, папа, мне кажется, что я начинаю к ней приноравливаться.
  
   Разуваясь в прихожей, Вера почувствовала какой-то дискомфорт и заглянула под кардиган - её кофточка, любимая нежно-розовая кофточка, купленная за двести пятьдесят шекелей, была разорвана от плеча до груди настолько, что виден был бюстгальтер.
   Вот, скотина! Как можно по внешнему виду человека так ошибиться!.. А какой оказался дрянью! Тогда в пылу не заметила, а сейчас чувствовала на руке около плеча боль, наверное, и синяк там остался нехилый.
  
   Мама восседала в кресле с маской агрессии на лице.
   - Верка, ты наглая врунья, я знала, что от тебя только жди неприятностей и не ошиблась.
   Ни с какой подругой ты не ходила в кафе, а была там с каким-то важным пижоном.
   Кстати, где твои шикарные цветы, которые он тебе вручил возле своей крутой иномарки?
   Что хлопаешь ресницами?
   Вас видела наша соседка Никитична, помнишь такую?
   - Помню, помню... она всегда всё видит и всё обо всех знает.
   Мама, можно я переоденусь, а после всё тебе честно расскажу.
   Мне кажется, что я поменяю билет и уеду раньше от вас.
   - Ладно, не будем принимать решения сгоряча, переоденься, я жду тебя, нам надо серьёзно поговорить.
   Похоже, заявление дочери остудило гнев матери.
  
   В своей комнате Вера посмотрелась в зеркало - ну и пугало!.. Лицо бледное, белки глаз покрасневшие - не то от выпитого вина, не то от пережитого страха, а может быть, от того и другого...Волосы растрёпанные, губы побелели и дрожат...
  
   Так, нужно срочно взять себя в руки, если до сих пор родители ещё не догадались о произошедшем с ней, то смогут это сделать через несколько минут.
   Повесила кардиган в шкаф и сорвала с себя рваную кофточку, скомкав, бросила на стул, надо выбросить, ремонту не подлежит. На руке пестрел огромный синяк в виде двух пальцев... и опять злость закипела в груди - каков всё же подонок! А как красиво говорит! И не дурак, нет, далеко не дурак, хоть и сыночек этого косноязычного дядьки, рвущегося к власти или уже при ней. Надо проверить, хотя, какая ей разница.
   Ладно, хватит тут себя разглядывать, надо идти на ковёр к маме и во всём перед ней повиниться... может, тогда и самой на душе станет легче и не потребуется что-либо скрывать, а то буду жить рядом с близкими людьми и таиться, как девятиклассница, а она, как не хочешь, а уже студентка первого курса университета имени Бен-Гуриона.
  
   Вера в своём, из прежних времён, байковом тёплом домашнем костюме, уселась в кресло напротив матери и постаралась без особых эмоций описать весь, дикий по накалу и произошедшим событиям, вечер.
   Мама то снимала, то обратно надевала очки, открывала рот, но сдерживала себя и ничего не говорила, вся подавшись в своём кресле навстречу дочери.
   Папа вовсе не находил себе места, непрестанно шагая взад и вперёд по комнате, заложив руки за спину, опустив голову вниз, будто стараясь отыскать на полу соринки.
   Завершив свой тяжёлый рассказ, Вера почувствовала себя намного лучше оттого, что поделилась этим с родителями и вновь обрела душевное равновесие.
   Только сейчас, когда она открыла близким свои пережитые страхи, Вера осознала в полной мере, насколько ей повезло, что гадкая история закончилось без особых последствий, не считая сильного стресса.
   Вдруг Вера увидела, как лицо матери налилось нездоровой краской, и она сжала руками виски.
   - Боже мой, Боже мой, чем это всё могло закончиться!
   - Беллочка, милая, не надо так брать всё к сердцу, у тебя же давление, ведь ничего страшного не произошло, правда... катастрофы не случилось... может, для нашей девочки это послужит наукой. Успокойся, Беллочка, я тебе сейчас таблеточку дам и водички. Может, сердечных капелек накапать?..
   - Коля, что ты кудахчешь надо мной, как наседка, неси свою таблетку и воду.
   Ладно, накапай и капли, не переборщи только, сорок хватит.
  
   Мама принимала лекарства и было видно, что она обдумывает во время этого свою речь для дочери.
   - Вера, я не буду тебе ничего выговаривать, потому что ты сама всё поняла и только что пережила такое, что просто мне в голове не укладывается.
   Ты должна как можно быстрей забыть эти страшные события, лучше думай о своём израильском парне и о будущей учёбе.
   Мне трудно теперь однозначно ответить, где моим дочерям лучше жить, там, где автобусы с мирными людьми подрывают или здесь, где подонки в форме или папенькины сынки чуть ли не в центре города готовы совершить насилие над молоденькой девушкой.
   - Мама, о каких автобусах ты говоришь?
   - Звонила Любочка, у вас в Тель-Авиве произошёл страшный теракт, в центре города.
   Террорист-смертник подорвал себя в автобусе, есть убитые и много раненных.
   - Мне говорил Галь, что существует большая угроза подобного и вот... случилось.
   Вера выпрямилась в кресле.
   - Мама, и всё равно там лучше, там спокойней, там есть будущее у молодых и настоящее у стариков и детей...
   - Как ты там назвала имя своего воздыхателя? Галь, кажется? Так вот, Люба сказала, что он ей звонил и просил передать, чтобы ты на него не злилась и не обижалась, что он многое осознал и ждёт, не дождётся вашей встречи.
   Он велел передать тебе, что его сейчас куда-то отправляют на долгий срок, чтобы ты не волновалась - обычное задание.
   Напоследок заявил Любе, чтобы обязательно довела до твоего сведения, что его квартира всегда в твоём распоряжении и надеется, что ты его встретишь в ней, когда он появится дома.
   Радостная улыбка осветила лицо девушки.
   - Мама! Я дура, я влюблённая дура!
   Мама, я дура-а-а!
   Вера выпрыгнула из кресла и закружилась по залу.
   - Боже мой, какая я дура!
   Поцеловав на ночь расстроенных и шокированных таким её поведением родителей, понимая, что все успокоительные и утешительные слова напрасны, Вера ушла в свою спальню, расстелила постель, но спать не хотелось.
   Столько стрессов на неё сегодня свалилось, что хватило бы не для одного вечера, а лучше бы вообще их не было.
   К чёрту Виктора, к чёрту того мента поганого! Главное, что её любимый мент позвонил Любе и больше не злится на неё.
   Вера усмехнулась - наверное, он всё же её любит, а может быть, и не меньше, чем она его.
   Если бы не предупреждение сестры, что её милый на месяц уехал на какое-то важное задание, то, скорей всего, она всё же поменяла бы билет на более близкий срок, а так... надо подумать и поговорить с родителями на эту тему.
   Увидела на подоконнике свою заветную общую тетрадь и машинально открыла её на чистой странице.
   Упершись лбом о холодное стекло окна, глубоко задумалась и вскоре строки сами собой стали формироваться в стихи, а память усердно подыскивала рифмы.
   Она не заметила убежавшего времени, но уже в два часа ночи читала чистовой вариант своего нового стихотворения:
  
   Я попрошу у ветра позволенья:
   Слегка взъерошить волосы игриво,
   Лицо погладить нежным дуновеньем,
   Застать врасплох восторженным порывом...
  
   Я попрошу у солнца позволенья:
   Прижаться к телу тёплыми лучами,
   Согреть до сладострастного томленья,
   Птиц белых вожделенно приручая...
  
   Я попрошу у неба позволенья:
   На время стать частичкой невесомой,
   Ночь растревожить соловьиным пеньем,
   И душу напоить любви истомой...
  
   Я попрошу...
  
   Вера многое хотела попросить, только не знала у кого, хотя свято верила, что какая-то высшая сила существует.
   Молиться, как и большинство советских школьников, не была приучена с детства.
   Да и какому Богу молиться?!
   Хотя в её понятии Бог един для всех, но было ещё сомнение, а существует ли он вообще.
   Утром Вера проснулась поздно.
   Это она поняла почти сразу, потому что на её лицо упали лучи солнца.
  
   Последние два дня были пасмурными, и появившееся с утра светило обрадовало девушку.
   То ли от разбудившего её солнца, то ли оттого, что вчера до неё дошла радостная весть от любимого человека, настроение у Веры было на мажорной ноте, хотелось петь и танцевать.
   Мрачной тенью вдруг всплыли в мыслях события прошлого вечера.
   Вера мотнула головой, разбросав по плечам, спутанные за ночь пушистые локоны - к чёрту, а то от этого негатива можно впасть в депрессию, а ей это ни к чему.
   Девушка улыбнулась, по-настоящему она ведь и не знает, что такое депрессия, просто про это стало модно говорить и разыгрывать из себя жертву этого состояния.
   В выстывшей за ночь ванной привела себя в порядок, а когда вышла - услышала голоса мамы и папы, её родители что-то бурно обсуждали на кухне, стараясь говорить на сдержанных тонах.
  
   Вера шутливо постучала в закрытую дверь.
   - Не помешаю?
   Родители наперебой откликнулись из-за запертой двери.
   - Входи, конечно, входи... Доченька, мы с мамой тебя давно поджидаем, всё друг у друга спрашиваем, когда она, наконец, выспится.
   Зайдя на кухню, Вера поцеловала по очереди в щёку маму с папой и уселась за стол.
   - Умираю, хочу кушать, жутко за ночь проголодалась.
   - Верунечка, твоя мама напекла таких вкусных блинчиков - пальчики оближешь.
   Девушка макала в черничное варенье пухлые дрожжевые оладушки и от восторга закатывала глаза.
   - Еда моего детства... вкуснотища!
   - Папа насобирал ягод, а я наварила варенье.
   Там в Израиле такой ягоды нет, как и малины, крыжовника, чёрной смороды...
   Вера перебила:
   - Мамочка, там любого варенья можно купить в магазине и возиться не надо...
   - Верунчик, но не такого, как мама варит и не по такой цене?
   Девушка рассмеялась.
   - Если честно, мне некогда было обращать внимание на продукты и никогда об этом не задумывалась, где дешевле, что вкусней, и что полезней.
   Люба пыталась мне что-то такое втолковать, но я не успела её уроки воплотить в жизнь.
   Мама покачала головой.
   - Видишь, Коля, что творится, совсем наша дочь потеряла чувство реальности - всё витает в облаках...
   - Беллочка, может, так и лучше, чем прозябать, как мы с тобой в последнее время.
   - Николай, ты опять за своё?
   Мы же с тобой этот вопрос уже обсудили и приняли решение.
   - Но, Белла, я не об этом, нам же надо поговорить о ближайшем будущем Верунечки - не сидеть ведь ей целыми днями рядом с нами? А одну выпускать из дому страшно.
   - Коля, мы же с тобой решили: днём она смело может выйти, погулять по городу, встретиться со своими одноклассницами, но вечерами у нас стало очень опасно, поэтому...
   Вера, наконец, встряла в разговор родителей:
   - Я полностью с вами согласна, тем более, мне осталось гостить у вас чуть больше двух недель, а я ещё не была на кладбище у бабушки и ты, папа, обещал меня свозить за грибами, смотрите, какое солнышко на улице!
   Обе стороны остались довольными друг другом - у Веры не было особого выбора, потому что в Израиле надо было или ехать пожить к сестре, или сидеть одинёшенькой в квартире у Галя.
   Родителей обрадовало то, что не пришлось давить на дочь, она сама предложила приемлемые для всех сторон ориентиры на ближайшее будущее.
   Как ни странно, две недели не оказались для Веры утомительными и скучными.
   Она, действительно, посетила кладбище, возложила на могилу бабушки цветы.
   Постояла над надгробием, вспоминая многое хорошее, что связывало её в детстве с любимой бабулей - и на сердце стало легче, потому что на нём тяжёлым грузом, за всё время пребывания в Израиле, лежала вина перед покинутым больным любимым человеком.
   Выдалось несколько солнечных деньков, и они с папой с самого утра отправлялись в лес и буквально набивали папин утлый запорожец грибами - после нескольких дней дождя и холодов, при первом же тепле пошли бурно расти опята.
   Вера всей грудью вдыхала одурманивающий запах осеннего леса, пахнущего прелью павших листьев, очищающим дыхание, можжевельником, елью и сосной.
  
   Подсыхая на солнце, земля и растения дарили непередаваемый благовонный коктейль, признанным называться грибным духом.
   Мама стонала, но скорей для вида, от огромного количества грибов и работы, свалившейся на её руки.
   Она припахала всю семью, не обращая внимания на то, что отец с дочерью устали в лесу резать с пеньков, с деревьев и прямо с земли упругие шляпки грибов, которые станут на зиму хорошим подспорьем.
   Погода вновь испортилась, грибная пора быстро отошла, и Вера, наконец, решила встретиться со своей лучшей школьной подругой Светкой.
   Дома ту не застала, а её мать сообщила, что Светочка работает на очень престижной работе в центре города, на Партизанском проспекте в ювелирном магазине 'Изумруд'.
   Вера зашла в чересчур огромное для подобного ассортимента помещение с красиво подсвеченными витринами, под стеклом которых блестели и сверкали разнообразные золотые и серебряные украшения с большим количеством нолей на ценниках.
   Кроме неё в магазине не было ни одного посетителя.
   Четыре девушки, сбившись в кучку, что-то увлечённо обсуждали, даже не взглянув на возможного потенциального покупателя.
   Вера ещё раз глянула на нули и подумала: а бывают ли здесь вообще покупатели?
   Она приблизилась к девушкам, среди которых сразу приметила свою подругу.
   - Здравствуйте, здесь что-нибудь продаётся или только можно посмотреть?
   Одна из девушек резко обернулась и уже, скорей всего, хотела нахамить, но Света узнала подругу и восторженно завизжала.
   - Верунчик, Верка!
   Девушка буквально вылетела из-за прилавка и повисла на шее подруги.
   - Каким ветром к нам?
   Хотя, если честно, Петька мне говорил, что парочку раз тебя встречал и даже при каких-то не очень благоприятных для тебя ситуациях...
   - Светик, так почему ты мне не позвонила? Я ведь после тех мерзавцев из дому боялась выглянуть.
   - Прости, подруга, мы с Петрухой решили, что ты сбежала, как он выражается, в жидовию...
   - Света, как ты выражаешься?
   Девушка оглянулась на других продавщиц и те кивнули, что она может отойти в сторонку с подружкой и всласть поболтать.
   Света, взяв Веру под руку, отвела её в дальний конец магазина, где стояли кресла и журнальные столики.
   Они присели рядом, и девушка доверчиво заговорила.
   - Верунчик, ты же знаешь, что для меня никогда не было никакого различия, кто еврей, а кто грузин.
   Я же с раннего детства бывала у вас дома и любила еврейские блюда, которые готовила твоя мама.
   Ах, что я будто оправдываюсь, ну прости, что повторила за этим придурком дурацкое слово.
   - Светик, а с чего ты взяла, что я обиделась? Так спросила, чтобы разговор с чего-то начать, а то чувствую - между нами будто пропасть.
   - Это точно, год не виделись, а как будто вечность.
   Как ты там прижилась? Всё же другая страна, другие люди и язык.
   - Светочка, люди везде остаются людьми, если они не сволочи, а там тоже всяких хватает, но такого беспредела, как здесь, не замечала.
   Языком уже овладела вполне на приличном уровне, заодно и английский подтянула, а самое главное - я поступила в университет и через месяц начну уже обучение...
   - Верка, как здорово, а парень у тебя есть?
   Девушка неожиданно покраснела.
   - Есть... есть! По твоей рожице вижу и, наверное, ты уже с ним спишь вовсю, там же с этим делом просто...
   Хотя, у нас тоже, а может, и ещё проще.
   И понизив голос:
   - Верунчик, если бы ты только знала, сколько наших хороших знакомых девушек уехало в Европу и стали там проститутками.
   Говорят, и в ваш Израиль тоже уезжают - жуть...
   - Светочка, ты закидала меня вопросами, но я ничего об этом не знаю.
   Конечно, слышала, что в Израиле существуют, так называемые, массажные кабинеты, но я, честное слово, далека от этого.
   - Ты мне так и не ответила, парень у тебя есть и какие у вас с ним отношения?
   Вера улыбнулась.
   - Света, ты меня удивляешь, раньше ты не была такой любопытной.
   - Ну и не надо, подруга называется.
   Вера склонилась поближе к уху Светы.
   - Светик, есть и какой замечательный - местный парень, он офицер полиции, ловит наркоманов, а точнее мафию, которая доставляет в страну и распространяет наркотики.
   - Верка, это хорошо, но меня больше интересует - он красивый, высокий, сексапильный?И вы с ним уже пересекли период ухаживания и живёте взрослой жизнью?
   Видишь, как я культурно у тебя спрашиваю, учитывая твою колхозную забитость, ты ведь, насколько я знаю, в Израиль уехала нецелованная.
   Вера быстро зашептала:
   - Светик, я уже не только целованная, а точнее, обцелованная во все места, какие ты только можешь представить, но уже через полтора месяца мы стали с ним любовниками, и то так много времени прошло после нашего знакомства до этого события, потому что он был ранен во время серьёзной полицейской операции...
   - Верчик, и что его сильно ранили?
   - Нет, в этот раз не очень, но у него на руке есть шрам даже от пули автомата.
   - Ух ты, так он у тебя герой.
   - Светочка, он очень хороший, красивый и, главное, любит меня.
   У него есть своя четырёхкомнатная квартира в центре страны, и я приезжаю в неё на выходные дни полноценной хозяйкой...
   - Ого, так он у тебя богатенький.
   - Светик, я не знаю, наверное, не бедненький, у нас ведь другие ориентиры.
   - Ну куда там нам, вон как заговорила... у нас... давно ли вместе с нами щи ложкой хлебала, а уже... у нас...
   - Свет, чего ты злишься, я ведь уже, действительно, израильтянка.
   - Ну ладно, израильтянка, мне надо работать, а то расселась тут с тобой.
   Света поднялась на ноги, на лице не было и тени от прежней доброжелательности.
   - Вот что я тебе скажу: повезло смыться - так не выпендривайся, тем более, перед старыми подружками.
   Тут к нам бывает заходят шикарные иностранцы. Подвернётся подходящий - зевать не буду, свой шанс не упущу и поеду ни в какой-то задрипанный Израиль, а куда-нибудь в Германию, а то и в Штаты.
  
   По возвращении домой, после встречи с подружкой, на память к Вере вдруг неожиданно пришли слова песни Олега Фрейдмана:
  
   Как не замёрзнуть от стылых сердец,
   Не утонуть в море глаз равнодушных,
   Не задохнуться под пылью двудушных,
   И не разрушить семейный дворец...
  
   Как сохранить и умножить друзей,
   Не замараться в завистников желчи,
   Смело стремиться к успехам навстречу,
   Не ослабеть от крутых виражей...
  
   Как встретить старость без боли потерь,
   Не становиться обузою детям...
   Кто на вопросы мне эти ответит... -
   Раньше не знал и не знаю теперь.
  
  
   Глава 23
  
  
   Вечером накануне отъезда Веры в Израиль папа тщательно паковал её сумку.
   - Доченька, у тебя совсем мало вещей.
   Ведь тебе можно провозить до двадцати пяти килограмм веса, а тут и десяти не наберётся.
   - Пап, ты ошибаешься, мне можно провозить двадцать килограмм плюс пять в ручной клади, а откуда в моих сумках будет много веса, когда я вам везла столько продуктов...
   - Вот-вот, и я об этом.
   Смотри, мама тебе приготовила варенье, грибы, сало, перчик фаршированный собственного приготовления, ещё какие-то закатки.
   Я тебе поставлю сюда пластиковое пятилитровое ведёрко свежей клюквочки, она же ягода крепенькая, легко доедет...
   Сонливость и равнодушие к происходящему мигом слетело с Веры.
   - Папа, вы что с ума сошли? Кто это здесь на таможне пропустит, а там впустит?
   Зачем мне эти проблемы?
   Может, за эту клюкву мне ещё долларами приплатить, чтобы пропустили?
   В разговор тут же встряла мама:
   - Верка, ты опять начинаешь свои фокусы! Люба сказала, чтобы ты везла всё, что я тебе передаю, она так соскучилась по моим домашним закаткам и варенью, что дождаться не может, когда ты их уже привезёшь.
   - Мамочка, она у нас такая умная, вот пусть едет и набирает хоть вагон, а я не повезу такое количество, запрещённого для вывоза из Беларуси и ввоза в Израиль, продуктов.
   - Верунь, я ничего не понимаю, ты ведь везла нам продукты...
   - Папочка, я в Минске работнику таможни дала взятку двадцать долларов.
   - Так что тебе мешает и сейчас дать такую взятку? Ведь Люба ждёт гостинцев. Подумаешь, что для тебя двадцать долларов? Вон дорогую картинку купила своему воздыхателю и не пожалела денег, а для сестры...
   - Мама, мне для сестры денег не жалко, я ей могла бы дать не двадцать, а пятьдесят и больше долларов, только не суйте мне в сумку пять кило сала, я со стыда умру, если их у меня обнаружат в Израиле.
   Замечу вам, что там взятка не прокатит, запрещённые продукты изымут, а мне влепят штраф, что не забалуешь.
  
   Неизвестно, сколько бы длились эти пререкания и чем бы они закончились, но зазвонил телефон - папа поднял трубку.
   - Доченька, это тебя, какая-то девушка...
   Вера выхватила у папы телефон - наверное, Светка хочет поболтать напоследок и сгладить холод их встречи и прощания в магазине.
   - Алло!
   - Шалом, хавера!
   Ты что одурела? Тебе всё по фигу, подруга! Зашилась в своей Беларуси и звука не кажешь...
   - Наташка!
   Боже мой, как я рада слышать твой голос, часики уже считаю до того момента, когда мой самолёт приземлится в нашем аэропорту.
   - И тебя встретит твоя подруга и затискает в объятиях.
   - Натаха, ты ведь должна быть на базе...
   - Ты мне что, командир или главнокомандующий армии обороны Израиля?
   Чтобы ты знала, твоя подруга получила законную рагилю, то есть, недельный хофеш.
   Я со вчерашнего дня в отпуске.
   Весь шабат отплясала с Офером в кровати, ведь мы до этого две недели не виделись, надо ведь было наверстать упущенное.
   Вчера он тоже взял хофеши, и мы сгоняли с ним на два дня на Мёртвое море, пожили, как белые люди в шикарной гостинице, в целебной водичке укрепили свой сексуальный потенциал, проверяя его на ходу.
   Вот только что вернулись, и я тебе звоню, чтобы предупредить, мой автомобиль завтра с утра будет в твоём распоряжении вместе с великолепным шофёром в одном лице, со страшно соскучившейся по тебе подругой.
   Мой медведь передаёт тебе привет.
   Ух, какая он доставала - опять лезет в трусы, ненасытный зверюга.
   Рэга, я тебе сказала!
   Верка, это не тебе...
   Вера оглянулась на родителей и поняла, что они всё слышат и краска залила ей лицо.
   - Наташка, рак ба иврит бэвэкаша, горим шомим дебур шелану...(только на иврите, пожалуйста, родители всё слышат).
   -Барур, они мицтаэрет. (понятно, я извиняюсь)
   - Верчик, всё в порядке, больше ни слова про секс, но это я тебе обязана сказать - твой милёнок по-прежнему по тебе сохнет и, скорей всего, дождаться не может, когда прижмёт к себе вожделенное тело.
   Ой, прости, манерам не обучена, лучше завтра наболтаемся. Цаломкаю, бай.
  
   Вера положила на рычаг трубку и боялась повернуться, но этого не понадобилось, потому что в спину ударила пулемётная очередь.
   - Теперь всё понятно, откуда у тебя появились такие манеры, такие слова в лексиконе и нежелание прислушиваться к мнению родителей.
   Девушка развернулась.
   - Мам, о каких манерах, словах и непослушании может идти речь и какая тут связь с моей подругой и тем, как она разговаривает?
   - Прямая, дочь моя, прямая.
   Не зря в народе говорят: с кем поведёшься, от того и наберёшься.
   - Мам, а в народе не говорят, что друг познаётся в радости и в беде?
   Так лучше Наташки в этом плане я ещё не встречала.
   Чтобы вы знали, Наташка мне дороже во много раз моей ненаглядной сестрички Любочки, которая только и ждёт, когда я оступлюсь, чтобы впиться своим ядовитым языком в мою душу.
   Моя подруга, может быть, и грубовата, но она не гнилая, не пропитанная насквозь фальшью и не посчитается никогда своим временем, средствами и душевностью, чтобы прийти к другу в нужный момент, разделить радость или печаль...
   -Коля, ты слышишь, как она заговорила! Это твоё Петровское отродье! Любочка никогда бы не позволила себе подобное поведение и высказывания в таком тоне со своими родителями.
   Подумаешь, велика цаца её подруга, какая-то взбалмошная развратная девка с манерами уличной подавалки или базарной торговки! И наша доченька с лёгкостью променяла на неё свою единственную сестру!
   В разговор встрял папа:
   - Верунечка, ты должна дать нам слово, что прекратишь всякие отношения с этой девушкой, она тебе не пара.
   Ты у нас утончённая натура, а тут поток грубости и разврата.
   -Так, все стороны высказались, думаю, что прения по этому вопросу пора закрывать, но, резюмируя вышесказанное - Наташу никому не дам порочить, будем считать, что грязных слов в её адрес от вас я не слышала.
   Я могла бы вам втравить любую туфту, потому что всё равно меня не можете проверить, чем я занимаюсь и с кем встречаюсь в Израиле.
   Замечу, а Люба, любимая и добродетельная ваша доченька, надёжная опора нашего семейного клана, моя заботливая сестричка, ни разу ещё не приезжала в Беер-Шеву, чтобы меня навестить, но я на неё не в обиде, у неё и своих дел хватает.
   Какая ей забота, как и чем живёт в общежитии младшая сестра, а вот при встрече вылить на её голову ведро помоев - святое дело.
   Позвоните ей и сообщите, что в Лёвиных услугах я не нуждаюсь,
   потому что меня встретит подруга, но всё, что мне удастся перевезти в нашу страну, из переданного вами, я им тут же привезу, прямо из аэропорта, Натаха не откажет, я уверена.
   Мама не находила подходящих слов, что ответить строптивой дочери, а отец и не пытался их найти, отлично понимая, его доченька закусила удила, а с ней спорить - то же самое, что и с его необузданной женой.
  
   Вера нагнулась над своими сумками, набитыми банками и склянками, стала всё выкладывать на пол - глаза у родителей в этот момент были несчастными.
   - Ну чего вы на меня смотрите, как на вашего злостного врага, я просто в эту дорожную сумку составлю самое незаконное для перевозки, а вдруг не полезут в неё копаться, а свои вещи перекину в ручную кладь.
   Стеклянные банки сразу же уберите, только возьму пластиковые, вы представить не можете, как багаж швыряют при погрузке и выгрузке.
   Всё, папа, приступай - только без перевеса, пожалуйста.
   Папа ещё долго пыхтел над сумками, но Вера полностью абстрагировалась от этого процесса и вообще ушла в свою комнату.
   Сев у подоконника, раскрыла свою уже заветную общую тетрадь и задумалась под бренчание начинающего дождя об жестяной карниз.
   Почему-то стихи про дождь не шли в голову, а вспомнился Галь, его нежность, пылкость... и она не стала противиться возникающему у неё желанию мысленно прожить самые счастливые моменты их пребывания в непосредственной близости друг от друга.
   Погрузившись в бурный поток воспоминаний, с грустью подумала, как мало у них было этих встреч, а она чуть не разрушила своё хрупкое счастье. Завтра она уже будет с ним в досягаемой близости и, возможно, через несколько дней упадёт в его объятия, а о дальнейшем даже не будет задумываться.
   Ей только девятнадцать лет, надо получить образование, устроиться, как следует, в жизни, а семейный союз с Галем будет или нет - покажет время и то, как они смогут на протяжении долгого периода жизни сохранять любовный пыл и теплоту отношений.
   Строчка побежала по белому листу, а за ней следующая и следующая:
  
   Не вернуть, не вернуть первых встреч наших дни,
   но вернёмся к восторгу желаний,
   ты в ладони мои кисти рук урони,
   и пройдёмся по радужной грани.
  
   Алых губ распущу спелый нежный бутон,
   напоишь снова пылкой истомой,
   всё, что есть за душой, мы поставим на кон
   упоительной страстью влюблённых.
  
   Все зароки сниму, ни к чему тот зарок,
   ведь от них лишь беднеют свиданья,
   я вернусь и шагну на знакомый порог,
   и вернутся восторги желаний...
  
   Вера тихонько вслух проговаривала строчки, следя за их ритмом, прислушиваясь к музыке слов, когда в дверь постучал папа.
   - Вера, выйди, пожалуйста, проверь сумки и нам надо всё же с тобой серьёзно поговорить, завтра времени уже не будет, ведь в восемь утра самолёт.
  
   Вера засунула тетрадь со стихами в сумочку для мелочей и вышла в зал. Собранный папой багаж стоял набитый до отказа, но сумки были открытыми, мама сидела в том же кресле, держа в руках носовой платочек, было видно, что она плакала, жалко выглядел и папа в своём спортивном костюме 'Динамо'.
   Девушка нагнулась над сумками, заглянула, перебрала наверху тщательно уложенные вещи.
   - Папа, каков вес?
   - Доченька, в большой сумке двадцать один килограмм, а в ручной клади девять.
   - Пап, у тебя с арифметикой всё в порядке или подзабыл?
   - Доча, но ведь ты...
   - Всё, меня уже это достало, не собираюсь я трястись от страха на двух таможнях.
   Куда ты определил сало?
   - В ручную не стал, оно же не бьётся и не мнётся, правильно я сделал?
   Вера вывернула на пол содержимое дорожной сумки и ручной клади и взвесила на руках большой плотный пакет с кусками сала.
   - Здесь сколько, килограмм пять?
   - Да, около того.
   Вера демонстративно развернула пакет, отделила килограммовый кусок сала, тщательно запаковала и засунула поглубже в походную сумку
   - Всё... и ни кусочка больше! Остальное проверять уже не стану. Что не пропустят, меня не касается, спорить и платить вымогателям не буду. Изымут, так изымут.
   Она вдруг заметила стоящую возле стены красивую берестяную панораму в рамке с изображением стайки берёз, которую купила в подарок Галю.
   - А это почему не в сумке?
   - Так не помещалась.
   Вера аккуратно завернула панораму в плотную бумагу и вставила в ручную кладь, ни говоря папе ни слова, она устала спорить и что-то доказывать.
   Рядом с панорамой водрузила деревянную шкатулку ручной работы, в подарок для Наташи и уверенным жестом затянула молнию замка.
   - Вера, тут у меня ещё подарки для Любы, Лёвы и Русланчика, я заплачу за лишний вес.
   - Мама, куда я это возьму, в зубы?
   - Вера, я тебя очень прошу, это ведь не сало, а подарки, хотя наш Лёвочка очень любит белорусское сальце и тебе в общежитии оно не повредило бы.
   Я помню, когда училась в институте, мы с девчонками за счёт него только и выживали.
   От последних слов матери Вера буквально скорчилась от смеха и долго не могла произнести ни одного слова.
   - Мамочка, ох, мамочка, Лёве хватит того килограмма.
   Ой, мамочка....
   Девушка вновь расхохоталась.
   Ты не очень представляешь, что такое Израиль и какие там живут люди.
   Дома кушай ты что хочешь, но на людях...
   И она опять схватилась за живот и отсмеявшись:
   - Ну давайте ваши подарки для моей дорогой сестры и её семейства, кое-что ещё в сумки затолкаем, а что в руки возьму, Наташка встретит и поможет до машины допереть.
   Вера отказалась от услуг отца, не доверяя его старому запорожцу и позвонила своему приятному водителю, доставившему её из аэропорта в Минск.
   Мужчина на том конце провода обрадовался и сразу же согласился взять в машину Вериных родителей, желающих её проводить в аэропорт, а потом доставить их обратно к дому.
  
   Всё - сумки собраны, споры завершены, даже пакет с подарками для сестры и её мужа и ребёнка девушка согласилась в полном объёме доставить к адресатам.
   Родители смотрели на дочь - было видно, что им есть, что ей сказать, чем напутствовать, а главное, о чём спросить.
   Вера начала с последнего:
   - Я вам так скажу, на первое время можете приехать к Любе, но сразу же начинайте строить планы на жизнь с учётом отдельного проживания.
   Не надо долго тянуть с покупкой собственного жилья.
   Вас будут пугать, но вы, как только найдёте подходящую работу, тут же выбирайте город, где хотите устроиться, а я вам помогу, чем только смогу, - с хождением по маклерам, обязательно стану вашим гарантом, повожу по магазинам для выбора мебели и электротоваров и, если получится, даже с поиском подходящей работы.
   Думаю, что к весне обязательно должна уже сидеть за рулём собственного автомобиля.
   Мама, тебе тоже не мешало бы сдать за это время на права, в Израиле это намного тяжелей сделать и дороже.
   - Вера, проехали, о каких правах ты говоришь?.. Я на велосипеде боюсь ездить, да и на него скоро ли мы заработаем.
   - Я предупредила, чтобы потом ко мне не было претензий.
   Квартиру советую продать, если не собираетесь вернуться обратно, эти деньги будут вам хорошим подспорьем, ведь при покупке жилья необходимо иметь некую часть наличных денег, ни то пять процентов, ни то десять от стоимости квартиры.
   Вы не смотрите на меня, как на умалишённую. Всё, что я вам сейчас говорю, вполне реально, просто я пока мало владею этим вопросом, но обещаю, к вашему приезду буду во всеоружии.
   А сейчас очень серьёзно, это очень важно для вашей будущей жизни и устройства в Израиле - не пытайтесь построить жизнь вместе с Любой, это будет ваша самая большая ошибка, не отдавайте ей деньги за свою проданную квартиру, назад их вряд ли получите.
   Мама, не смотри на меня, как на врага, мне ваши деньги не нужны, у меня пока есть, а начну учиться, узнаю своё расписание и обязательно подыщу себе подработку.
   Мамочка, про хахаля ничего мне не говори, оставь свои мысли при себе, но от его помощи тоже не откажусь.
   Всё, обсуждать ничего не будем, это беспредметно.
  
   Утром по дороге в аэропорт Вере не удалось поговорить с приятным и умным водителем, потому что вниманием интересного собеседника полностью овладел папа.
   Только прощаясь, получая от девушки расчёт, мужчина поинтересовался:
   - Ну что, моя юная израильтяночка, как ты нашла нашу страну, наших людей, порядки и порядок?
   - Простите, но пока всё грустно, но хочу пожелать в скором времени хороших перемен, ведь потенциально у нас белорусский народ очень хороший - терпеливый, доброжелательный и работящий, а мерзавцы везде встречаются.
   - В последних аспектах соглашусь, но с оговорками, а в первом согласен полностью, мы, действительно, терпеливый народ.
   Не успела Вера с родителями ещё вдоволь насидеться в зале ожидания, как объявили посадку, и девушка одна из первых устремилась к таможенному контролю. К сожалению, тут же начались неприятности, где она их меньше всего ожидала - подарок Галю ни за что не хотели пропускать, требовали справку из министерства культуры о провозе за границу произведения искусства.
   Вера возмутилась:
   - Но ведь это просто подделка народного умельца...
   Полная женщина, в трещавшей на ней форме, ехидно улыбалась.
   - Больно я знаю, а вдруг это редкая картина Марка Шагала?!
   Вон видишь парня, гитару хотел провезти, на ней написано - Бобруйская фабрика деревянных изделий.
   Написать можно, что хочешь, а вдруг это гитара 'Страдивари'?
   - Страдивари делал скрипки...
   - Умная, да?
   Так вот, картинку твою не пропущу.
   Вера сунула противной женщине в карман десять долларов.
   - Милочка, ты понимаешь, что без справки из министерства...
   В карман женщины легли ещё десять долларов.
   - Вот у меня такой жалостливый характер, не могу отказать хорошим людям и всё, проходи быстрей дальше, не маячь с этой картинкой.
   Сумку к великой радости Веры не открывали, но, вскинув на весы, обнаружили лишние килограммы и заставили показать ручную кладь.
   Вера сразу же пресекла споры.
   - Сколько я должна за лишний вес?
   - А чего вы спрашиваете, будто тут не написано - по пять долларов за каждый лишний килограмм.
   У вас вместе с ручной кладью тридцать один кило, будьте добры тридцать долларов.
   Девушка быстро рассчиталась и подбежала к родителям.
   Чмокнув их находу, успокоила, что всё в порядке и всунула маме в руку двести долларов.
   - Мама, не жалейте себе ничего, кушайте хорошо, зима долгая, не отказывайте себе в витаминах, а весной я вас жду.
   Я вас люблю, не обижайтесь на меня, просто ваша дочь уже стала взрослой.
  
  
   Глава 24
  
  
   Самолёт взмыл в небо, унося Веру от встретившей её без должного гостеприимства бывшей Родины.
   Девушка летела навстречу к такой ещё загадочной, но с вдохновляющими перспективами жизни в новой, от души приютившей, самобытной стране.
   В самое ближайшее время её ожидала трудная и интересная учёба в университете, головокружительная студенческая атмосфера с новыми знакомыми, и очень бы хотелось в это верить, возобновление любовных отношений с Галем.
   Вере не хотелось ни с кем разговаривать, не вникать в беседы пассажиров, и она достала из сумочки свою поэтическую тетрадь и ушла с головой в недавно открытый для неё мир изящной словесности:
  
   Тёплым светом вдали подмигнул маячок,
   Поманил за собой необъятным пространством...
   Сердце гулко забилось в ответ горячо -
   Возвратилась любовь в разноцветном убранстве.
  
   Вера отвлеклась от начатого стихотворения, уйдя в мыслях в прошлое, вспомнив её первые шаги в поэзии и невольно улыбнулась своим воспоминаниям.
  
   Когда ей было приблизительно пятнадцать лет, у неё вдруг прорезалось вдохновение к стихосложению.
   Вера, бывало, даже на уроках вдруг замирала, полностью абстрагируясь от окружающей действительности и погружалась в свой мир, где главенствовали рифмы, ритм и первые поэтические образы и метафоры.
   По совету подруг, обнаруживших её талант и первые стихи, записанные в школьных тетрадках прямо посреди примеров, формул, уравнений и задач, она начала посещать школьный литературный кружок и даже посылать свои стишки в молодёжные журналы и республиканские газеты.
   В основном её рукописи не возвращали, а обходились ничего не значащими отписками - мол, ознакомились, интересные стихи, но сырые, наша газета, в связи с большим наплывом произведений, не может уделить вам место для публикации.
   Подобные ответы и игнорирование юной поэтессы привели к тому, что пыл Веры к стихосложению скоро сошёл на нет, но любовь к поэзии закрепилась в её душе, наверное, навсегда.
   Она стала читать стихи известных поэтов: Ахматовой, Цветаевой, здравствующей Беллы Ахмадулиной.
   Затем, по совету папы, начала буквально штудировать Есенина, Блока, Гумилёва... перешла к более современным: Асадову, Евтушенко, Коржавину...
   Уже перед отъездом в Израиль стала покупать в киосках, в изобилии появившиеся в начале девяностых, книжонки неизвестных молодых амбициозных поэтов - и в них она находила себя в современной поэзии.
   После знакомства с Олегом Фрейдманом в ней вдруг вновь открылась поэтическая душа, найдя благодатную почву, заиграв на струнах пылкой любви, к ней вернулась тяга к стихосложению.
  
   Засветила в ночи звёздной зеленью глаз,
   Золотыми лучами проникла в глубины,
   Бриллиантом сверкнула средь множества страз,
   На коленях стою перед ней не с повинной.
  
   Нам не нужно друг друга винить и прощать,
   Обещать понапрасну, беречь и лелеять...
   Неземною любовью надышимся всласть,
   Расцветая в друг друге на счастья аллеях.
  
   Девушка так увлеклась начатым стихотворением, что отказалась от самолётной еды, взяв у стюардессы только чашечку кофе.
   До самого приземления Вера продолжала читать и перечитывать своё новое творение, что-то в нём подправляя, заменяя слова и иногда даже целые строчки, но окончательным результатом осталась довольна.
   Жаль, Галю нельзя прочитать - не поймёт... А интересно, как к этому её увлечению отнесётся Наташа?
   Нет, пока показывать ей не будет, пусть эти первые стихи отлежатся и новые появятся, чтобы не стыдно было перед читателем, а Наташка, если рубанёт, то с плеча, а не хочется показаться смешной неумехой, а главное, страшило разочарование, потому что стихи стали для неё приятной отдушиной.
  
   Вера даже не заметила, как прошла израильскую таможню.
   Отметив въездную визу, она, как шла с коляской по зелёной дорожке, так и выкатилась в зал ожидания, где к ней на шею, как и обещала, кинулась с радостным криком подруга.
   - Верка, какая ты бледненькая! Заморили тебя там, в твоей Беларуси... Послезавтра уезжаем отдыхать в Тверию, я уже путёвочки нам застолбила.
   Не в пример Вере, подруга выглядела великолепно - на загорелом лице горели синим пламенем широко распахнутые глаза, маленькая грудь без бюстгальтера райскими яблочками с бугорками изюминок-сосков аппетитно топорщилась из-под майки.
   На ней были короткие шортики, выгодно подчёркивающие длинные стройные загорелые ноги.
   - Наташка, выглядишь супер! Я тоже хочу на море, на солнце и загореть до черноты эфиопки, а то на твоём фоне кажусь бледной поганкой.
   - Усекла... Так, куда мы едем с твоим шмотьём, чтобы я знала, какую строить на ближайшее будущее программу?
   - Наташенька, я вдруг решила поменять все предыдущие планы - едем на квартиру к Галю, принимаю душ, переодеваюсь, хватаю купальник и торбу с передачей от родителей для моей сестры, закидываем ей и дуем на море, прямо там в Ашдоде.
   - Принимается, но вношу коррективы - сначала море, потом обед в кафе у Зураба, надо воспользоваться оказией - повидаться с нашим добрым хозяином и девочками, а уже потом к твоей сестре. Идёт?
   - Ещё как идёт! Я по сестричке что-то не очень пока соскучилась!
   Наташка, порадуй душу: а что ты слышала о Гале, где он сейчас и когда будет дома?
   - У моего медведя разве толком что-нибудь вытянешь?
   Но знаю, что твой красавчик скоро должен нарисоваться, ему известно о дате твоего прибытия в Израиль, при первой же возможности явится, можешь не сомневаться.
   - Наташка, а вдруг мы будем в Тверии, а он вернётся?
   - Ну чего ты округлила свои зэлики! Тверия - разве конец света? Два часа - и они у нас. Оферчик в курсе всех моих перемещений, становится ревнивым мужиком, кричит, что жизни больше без меня не мыслит.
   Девушка от хохота чуть не выпустила руль из рук.
   - Смешной, любит, такую дурёху, как я.
   Вера увидела на лице подруги лёгкую краску смущения - нет, не такая она уже и грубая, просто когда-то Наташа надела на себя эту маску и привыкла к ней, а на самом деле - это обычная, нежная и ранимая девушка.
  
   Квартира Галя встретила их нежилым затхлым воздухом.
   Вера по-хозяйски раскрыла настежь окна, скинула с себя пропахшие дорогой и самолётом вещи и, быстро приняв душ, накинула шортики с топиком, только не в пример Наташе, надела бюстгальтер, с её пышной грудью никак нельзя было допустить себе роскошь, дозволенную подругой.
   Если у Наташи были аккуратные маленькие яблочки, то у неё груди смахивали на два больших апельсина.
   Вера для себя отметила, что, как только очутилась в Израиле, у неё сразу же изменилось настроение и даже ритм сердца, ей стало на диво хорошо, спокойно и появился интерес к активной жизни.
   Ухватив тяжёлую передачу для сестры, в сопровождении подруги, выскочила из дому.
   В квартире Галя она сразу для себя отметила, что на её полках в шкафу остался полный порядок, тот, что она навела перед отъездом.
   Картинку с берёзками положила на всякий случай на кровать со стороны любимого парня и повернула ключ в замке, закрывая по-хозяйски входную дверь.
   Наташа остановилась возле своей машины, с интересом рассматривая шкатулку, привезённую Верой ей в подарок.
   - Наташка, что ерунду тебе подарила?
   Я ведь не знала, что тебе хочется заполучить, решила, что в эту шкатулку ты сможешь складывать свои золотые украшения.
   - Верка, какие ты глупости говоришь. Признаюсь тебе честно, мне никогда друзья не делали подарков и мне кажется, что кроме тебя у меня никогда не было настоящих друзей.
   И она, чтобы скрыть набегающие слёзы, крепко прижала к себе подругу.
   Они постояли несколько секунд, вдыхая тепло друг друга, наконец, Вера отстранилась.
   - Наташок, я не знала, что купить в подарок Оферу и решила, что этот медвежонок Винни Пух будет для него само то. Послушай, он даже что-то говорит.
   И они услышали при нажатии на живот игрушки:
   - Куда идём мы с Пяточком - большой, большой секрет и не расскажем мы о нём, о нет, о нет, о нет...
   Наташа захлопала в ладоши.
   - Точно, этот симпатичный медвежонок даже похож на моего Оферчика, мне кажется, что теперь Вини Пух будет и моей любимой игрушкой.
  
   Конец сентября в Израиле - ещё вовсю летний период.
   Море их встретило жарким солнцем, лёгкой волной, ласкающим бризом и благодатной тёплой водичкой.
   Взрослые девушки резвились на волнах, словно подростки, плавая наперегонки, топя друг друга и ныряя за ракушками.
   После долгого купания подруги вышли на берег и упали в горячий песок.
   - Наташка, как я замёрзла в своей родной Беларуси, и не столько телом, сколько душой.
   - И что, там не было ничего интересного?
   Вера со всеми подробностями рассказала подруге о произошедшем с ней: о знакомстве с блестящим парнем, о посещении с ним кафе, о его домоганиях, о том, как отшила Виктора Александровича и о чуть не случившейся драме в милицейской машине с мнимыми спасителями, как говорится,
   попала из огня да в полымя.
   Вера без утаек поведала подруге про постоянную конфронтацию с родителями, о Петьке, Свете и об общем впечатлении от бывшей Родины.
   Наташа была, как никогда серьёзной, слушала внимательно сбивчивый рассказ подруги.
   - Верунчик, родителей твоих я понимаю, что они знают об Израиле и о нравах тут, и о том, как здесь меняются наши люди, чаще не в лучшую сторону?...
   Меня они не хотят воспринимать, так и я в них не очень нуждаюсь, главное, ты со мной.
   Да, ты права, Родина оказалась уродиной, но ничего, когда-нибудь мы туда смотаемся вместе с тобой и нашими мужиками. У них, в той Беларуси, жизнь малость наладится, а мы станем настоящими иностранками.
   Пусть тогда к нам подкатит какой-нибудь хлыщ, мы ему покажем, что по чём и как!
   И Наташа залилась смехом.
   Верка, а пока мы с тобой, засранки, будем наслаждаться жизнью, морем и сексом, согласна?
   - Ещё как согласна, но только для секса моего Гальчика пока рядом нет.
   - Тогда мы с тобой в море будем получать оргазм.
   И Наташа, вскочив на ноги, увлекла Веру купаться.
  
   Зураб обрадовался своим бывшим официанткам и за счёт заведения угостил их хачапури.
   Только к шести вечера они, наконец, добрались до Вериной сестры.
   Та рвала и метала.
   - Верка, ты настоящая стерва, неблагодарная сволочь, всегда только думаешь о себе, эгоистка, проклятая...
   - Любочка, выговорилась?
   А если нет, то я, пожалуй, пойду, у меня нет времени и желания выслушивать от тебя подобные гадости.
   Вот тебе передача от родителей, кушай на здоровье, а по мне ты вряд ли соскучилась.
   - Нет, ты определённо порядочная дрянь, я отпрашиваюсь с работы, теряю деньги, сижу тут нервничаю, а она со своей приблатнённой подружкой рассекает неизвестно где.
   Хотя, что я говорю, сразу видно - на море были. Тебе разве до сестры? Надо было побыстрей жопами перед грузинами повилять, две прошмандовки...
   Вера швырнула к ногам сестры передачу.
   - Заткнись, по отношению к себе не хочу выслушивать слова из твоей помойки, а подруги моей ты мизинца не стоишь.
   Передай родителям, что долетела нормально, ближе к учёбе с ними свяжусь, не подавись только салом.
   И Вера, выпихнув из прихожей на площадку Наташу, со злостью захлопнула с треском входную дверь.
   - Вот уж гадина, так гадина! Порой даже хочется отречься от неё!
   - Верка, успокойся, от своих не отрекаются любя, а терпят с нелюбовью.
   Ты ещё моих предков не видела - там полный облом. Кроме 'блядь' или 'блядюга' другого имени не знаю, а всё равно иногда навещаю и даже кое-что им подкидываю, ведь папаша пьёт, а кто пьяницу будет здесь на работе держать? А мамаша в русском магазине за копейки работает продавцом.
   Поехали по домам, Оферчик меня уже заждался, а тебе отдохнуть надо после самолёта.
   Завтра в восемь за тобой заеду, посетим местный пляж, нам надо с тобой набираться здоровья, чтобы выдержать наших дорогих близких.
   Подарок от тебя - маленького медвежонка большому медведю обязательно передам.
   Наташа подвезла подругу к её подъезду, а сама укатила под крыло, обожающего её Офера.
  
  
   Глава 25
  
  
   Вера ходила по комнатам, где всё ей напоминало Галя
   и наслаждалась тишиной и покоем.
   Только сейчас она поняла, насколько напряжённо чувствовала себя в квартире у родителей.
   Быстро стемнело. Погода летняя, а вот темнеет рано, по-осеннему.
   Кушать и убирать не хотелось, на Веру напала какая-то непонятная хандра, природу которой она не могла себе объяснить.
   Хотя почему не могла, ей очень не хватало Галя.
  
   Она схватилась за 'спасительный якорь' - усевшись с ногами в кресле, раскрыла свою тетрадку и уставилась на чистый лист, покусывая колпачок шариковой ручки:
  
   Тает над морем закатная мреть...
   Бьётся об ноги волна бирюзовая...
   Солнце горит, как отлитая медь...
   Я возношусь над житейскою прозою...
  
   Ночь пеленает над морем закат...
   Брызги от волн загораются звёздами...
   Вторит мелодии посвист цикад...
   Песня любви не покажется позднею...
  
   Мне бы сойти в час закатный с ума...
   В вечной немилости глупость творящие...
   Мы заточили себя в терема...
   В муках, являя любовь настоящую...
  
   Вера вытерла выступившие слёзы.
   Перечитывала и перечитывала только что написанные строки и не могла поверить, что она произвела на свет только что эти стихи, а это уже были стихи, почему-то в этом она нисколько не сомневалась.
   Усталость от перелёта, напряжение насыщенного дня сказались на ней, и она незаметно для себя уснула, сидя прямо в кресле с тетрадкой на коленях.
   От звонка телефона вздрогнула и чуть не упала из своей неудобной позы на пол.
   Тело онемело, и она сделала несколько неловких шагов на затёкших ногах в сторону телефона.
   Нет, это была не Наташка, как она думала, а её любимый Галь.
   Утром она хотела восстановить содержание их разговора, но не могла, потому что весь сумбурный диалог свёлся к обоюдным просьбам о прощении за неумение выслушать другую сторону, к банальным уверениям в любви, нежным глупостям и признаниям в невероятном желании слиться телами в любовных утехах.
   Распрощались на оптимистической ноте. Парень сообщил об их скорой встрече, где-то через неделю он обещал появиться.
   Спасало Веру от скуки и бестолкового прозябания то, что пока Галь находился на важном задании, в это же время Наташа отгуливала положенный молодому солдату первый отпуск.
  
   Время для девушек пролетело настолько быстро, что Вера только очнулась, когда ранним утром в воскресенье провожала элегантную Наташу в военной форме на базу, находящуюся на территории сектора Газы.
   Шли первые числа октября. До начала занятий в университете оставалось ещё почти три недели.
   Вера целыми днями не знала куда себя деть. Чтобы пойти подработать официанткой - не могло идти речи, кто её возьмёт на такой короткий срок.
   Друзей и знакомых в этом городе у неё не было, не считая Офера, но с какой стати она будет навязываться этому добряку, да и не знала, как к этому бы отнеслись Галь с Наташей.
   От безделья навела полный порядок в квартире - полы, окна и кухня блестели, а Галя всё не было.
   Он появился, когда Вера этого меньше всего ожидала.
   Готовясь ко сну, она принимала душ, когда дверь в ванную резко распахнулась, и Галь, как был в одежде, кинулся к девушке в объятия, не обращая внимания на струи воды, вмиг намочившие его с ног до головы.
   - Веруш, моя сладкая девочка, как я по тебе соскучился.
   Парень целовал во всё, что ему попадалось под губы, а затем длинным нежным поцелуем приник к счастливо улыбающемуся рту.
   Руки девушки судорожно пытались распустить ремень и расстегнуть пуговицу брюк парня, она изнывала от обуреваемого ею моментально возникшего желания.
   - Галь, милый, мой хороший, мне кажется, что я умру, если ты сейчас не овладеешь мной... как я тебя ждала, как я тебя ждала...
   И она сама резво развернулась к парню спиной и выгнулась, опёршись руками о кафель на полу и почти в ту же секунду из её горла вырвался сладострастный крик от глубокого проникновения в её пульсирующую желанием соития с любимым, раскрывшуюся спелым бутоном розу.
   Лёжа уже в постели, рассматривала своего любимого, похудевшего и с загорелыми дочерна лицом, шеей и руками.
  
   - Галюш, где ты был? Ты выглядишь таким измождённым.
   - Веруш, это было очень важное задание.
   Мы получили секретное сообщение, что через Филадельфийский коридор, который находится между сектором Газы и Синаем, должны переправить очень большую партию наркотиков. Вот мы и караулили днём и ночью.
   - Ну и поймали этих преступников?
   - А как же, даже пришлось немного пострелять.
   - Ой, какая у тебя страшная работа. Теперь, когда будешь уезжать на очередное важное задание, буду колотиться от страха за тебя.
   - Веруш, работа, как работа, что я тебе расскажу...
   Парень явно хотел перевести разговор на другую тему.
   - Пока мы сидели в засадах, то выловили, наверное, десятка два девочек, которых переправляли через Синай к нам в Израиль бедуины...
   Вера всплеснула руками:
   - Насильно, в рабство что ли?
   - В том то и дело, что эти девушки стремятся попасть в нашу страну добровольно, чтобы пополнить ряды проституток в массажных кабинетах в Тель-Авиве.
   Они пока добирались через пустыню, превратились в полумёртвых.
   Кстати, несколько девочек было из Беларуси.
   - И что их теперь ждёт?
   - Депортация, но это не по нашему ведомству... а что тебе их жалко?
   - Жалко, что эти глупышки ищут лёгкого заработка и губят свою жизнь.
   Я бы лучше виллы убирала и овощи перебирала, чем в этой грязи вываляться.
   Мне моя одна бывшая подружка рассказывала в Минске про таких девочек, а мне не верилось.
   Ай, ну их. Они сами своей судьбы хозяйки, чего мне о них думать, когда рядом со мной мой любимый и такой желанный человек!
   Рука парня поползла от колен к святилищу любовных утех девушки, и она непроизвольно, а может, намеренно, широко раздвинула бёдра, широко раскинув колени, освобождая свободный доступ для дальнейших манипуляций блудливых пальцев парня.
   - Веруш, ты тоже сейчас хозяйка своей судьбы?
   Вера крепко обвила руками шею Галя и покрыла лёгкими поцелуями его улыбающиеся губы.
   - Да, я сейчас себя вверяю в руки и не только в руки, любимого парня.
   И она закусила губу - приятная истома разливалась по всему телу, сердце то сладко замирало, то неслось в бешеном темпе, гулко ударяясь о грудную клетку.
   - Галь, хороший мой, не мучай меня больше, я так по тебе долго тосковала, идём быстрей ко мне, на меня, в меня...
   Горячий поцелуй парня заглушил страстный шёпот девушки, а затем и восторженный крик - дыхание сбилось и два громких стона разорвали тишину уютной спальни.
   Вера крепко продолжала обнимать Галя за шею, не желая отпускать его от себя и из себя...
  
   Я готова с тобою гореть, не сгорать
   каждой клеточкой сердца и тела,
   неразлучная тройка - любовь, верность, страсть
   нас несут к наслажденьям умело.
  
   От высот вожделенья клубится туман,
   пульс зашкалил - синкопами пляшет,
   на мгновенья с тобою мы сходим с ума,
   но безумия миг тот не страшен.
  
   Нежных пальцев касанье пылающих губ
   раскрывают все тайны и зоны...
   Я тобою любима, и ты мною люб,
   нет преград для безумных влюблённых.
  
   Захмелевших от ласк сморит крепкий сон,
   в сновиденьях, быть может, милуясь,
   крутим дерзкой фортуны с тобой колесо,
   освежая жизнь вновь поцелуем.
  
   Неразлучная тройка- любовь, верность, страсть...
   пусть несёт по ухабам карету...
   на дорогах судьбы не должны мы пропасть,
   если вместе встречаем рассветы.
  
   Вера проснулась, когда за окном была темень и тишина.
   Она заботливо прикрыла лёгким одеялом Галя и выскользнула в салон.
   По новой, появившейся у неё привычке, забралась с ногами в кресло со своей заветной тетрадкой и ручкой и строчки побежали по чистому листу, окропляя его россыпью букв.
   Точку после последнего слова она поставила тогда, когда за окном услышала пение птиц и солнечные лучи смешались с электрическим светом.
   Вера с хрустом потянулась и улыбнулась своим мыслям - дурочка, спала бы себе, так нет, надо на бумагу обязательно вылить свои чувства, можно подумать, что великая поэтесса.
   Ладно, пойду под бочок к любимому, на рассвете запрягу в карету свою тройку - любовь, верность страсть...
  
  
   Глава 26
  
  
   После возвращения Галя домой, жизнь у молодых людей забила бурным ключом из родника любовных наслаждений и не только.
   Со стороны они выглядели идеальной семейной парой - парень и девушка были внимательными, нежными и пылкими в проявлении своих чувств.
   Галь взял на работе три дня отпуска и молодые люди решили их посвятить друг другу.
   Парень признался, что очень устал за последнее время и не хочет никуда ехать, а мечтает наслаждаться только покоем, голосом и ласками любимой девушки.
   Сжимая Веру в своих крепких объятиях, перед тем, как пожелать ей доброй ночи, вдруг, как бы между прочим, попросил:
   - Веруш, красавица моя, давай завтра с утра съездим с тобой в аэропорт, мне надо встретить коллегу по работе.
   Только Веруш, приоденься, пожалуйста, поприличней и до того, как мы отправимся на эту важную встречу, сходи, пожалуйста, в парикмахерскую.
   Я не знаю, что и как у вас девушек делается, но в десять часов мы выезжаем.
   - Галюш, ты мне на все эти мероприятия отпускаешь всего два часа, и я не понимаю, а зачем для встречи какого-то коллеги должна наводить весь этот лоск? И, в конце концов, ты же знаешь, что и сама могу причесаться, ногти подкрасить и макияж нанести...
   - Веруш, я тебя очень прошу, сделай это ради меня, у нас потом будет приём на высоком уровне у министра.
   Вера понимала, что парень явно темнит, но решила не сопротивляться и довериться ходу событий, в плохое ведь он точно её не втянет, а навести марафет, какой женщине не хочется?
   Перед походом в парикмахерскую заинтригованная девушка по совету Галя предварительно оделась в нарядное платье, нацепила украшения, а, возвратившись, выглядела, по словам парня, на все сто.
   Он ожидал её уже возле машины, и впервые Вера увидела его в элегантном костюме, в тон выходные туфли и подобранные со вкусом золотые аксессуары.
   - Галюш, ты меня что ли к премьер министру на приём поведёшь?
   - Не совсем, но интересное мероприятие обещаю.
   Давай быстрей в машину, моя красавица, а иначе можем опоздать.
   - А во сколько прилетает самолёт твоего коллеги?
   - Где-то в двенадцать.
  
   Вера поняла, что парень её разыгрывает, только в чём заключается его розыгрыш догадаться не могла и не стала допытываться - какая ей, собственно говоря, разница, ведь после Эйлата от него чего хочешь можно было ожидать.
   Заметно было, что Галь торопится, потому что постоянно поглядывает на часы.
   В аэропорту он загнал машину на стоянку для работников полиции и, подхватив Веру под локоть, поспешил в здание, где из толпы навстречу им выступил Офер.
   Галь даже не дал толком Вере поздороваться со старым приятелем, выхватил из его рук чемодан и увлёк девушку на регистрацию.
   - Сумасшедший, куда мы летим?
   - В Рим, моя красавица, в Рим!
   Возле регистрационного окошка Вера с улыбкой смотрела, как парень достаёт из портмоне вместе со своими и её документы и посадочные билеты на самолёт.
   Пользуясь привилегиями полицейского, Галь мигом провёл её через паспортный контроль, сдачу багажа и вот они уже поднимаются по лестнице, и оказываются в зоне магазинов 'DutyFree'.
   - Галюш, а коллегу будем встречать уже в Риме?
   И девушка, не стесняясь снующих вокруг многочисленных пассажиров, обняла парня за шею и нежно поцеловала в губы.
   - Спасибо, мой милый, но должна тебе признаться, что я не взяла противозачаточные таблетки, а в Риме их, похоже, нам понадобится очень много.
   - Не угадала, моя сладкая, захватил, когда брал из тумбочки твои документы - я и Рим будем целиком у твоих ног.
  
   У них было всего лишь два полных дня для ознакомления с великолепной столицей Италии, и Вера с Галем решили, что в этот раз, а они были уверены, что это посещение вечного города далеко не последнее, они только слегка познакомятся с памятниками старины, искусства и религии, а больше будут гулять пешком и вдыхать запахи и впитывать неповторимый колорит улиц.
   Время у счастливых влюблённых летело с космической скоростью, но они его не жалели, а безрассудно тратили, с любопытством и восторгом находя общие интересы, вкусы и во всём угождая друг другу.
   Молодые люди старались завтракать, обедать и ужинать только в центре города и только на открытых террасах в шумной компании итальянцев и многочисленных иностранных туристов, ощущая себя частичкой целого среди праздного разношёрстного люда.
   Однажды, Галь и Вера присели на парапет великолепного фонтана, чтобы хоть немного дать отдыха ногам и вдруг увидели и услышали, как мимо них прошествовала нестройной колонной большая группа людей, которую возглавляла молодая женщина.
   Она что-то выкрикивала на непонятном им итальянском языке.
   И толпа тут же начинала скандировать.
   Посередине площади женщина остановилась и повернулась лицом к толпе, и Вера внимательно её оглядела: из-под соломенной шляпки выбивались чёрные кудряшки, неистовым светом горели карие глаза и сверкали белизной зубы, на широкой белой майке Вера среди других надписей разобрала только 'Италия...'.
   Лидер толпы что-то кричала в микрофон и вдруг запела, и Вера непроизвольно подхватила знакомую песню, много раз слышанную ею в пионерском лагере:
  
   Мама, чао...
  
   Я проснулся сегодня рано.
   Мама, чао!
   Мама, чао!
   Мама, чао!
   Я проснулся сегодня рано
   В нашем лагере в лесу.
  
   Светит солнце, сияет жарко.
   Мама, чао!
   Мама, чао!
   Мама, чао!
   Светит солнце, сияет жарко,
   В гости к солнцу я иду.
  
   Смело в горы иду высоко.
   Мама, чао!
   Мама, чао!
   Мама, чао!
   Смело в горы иду высоко,
   Горных там цветов нарву.
  
   Шлю Отчизне букет огромный.
   Мама, чао!
   Мама, чао!
   Мама, чао!
   Шлю Отчизне букет огромный,
   Свою Родину люблю.
  
   (Итальянская народная песня
   Русский текст А. Тверского)
  
  
   Галь во все глаза смотрел на свою любимую девушку и улыбался.
   - Веруш, а ты оказывается революционер!
   Девушка засмеялась.
   - Галюш, я ведь не понимаю, что они поют, просто у нас эта песня поётся на русском языке и я её в детстве очень любила.
   Вера вдруг посерьёзнела.
   - Знаешь, я никогда не была лидером и не смогла бы так зажигать своим энтузиазмом толпу, как это делает эта девушка, но сама запросто бы вписалась в толпу этих людей, если бы приняла их идею.
   Вдруг неожиданно даже для себя добавила:
   - Наташка, та смогла бы точно.
  
   Температура воздуха в это время года была очень схожая с израильской, но в отличие от земли обетованной тут уже щедро поливали дожди. Воздух после ливней, буквально, опьянял запахами, оживающих от обильной влаги, растений.
   После долгих пеших прогулок и бурного сладкого соития, Галь крепко спал, а вот к девушке сон не шёл, и она, вооружившись блокнотом и ручкой, уселась в шезлонге на балконе их шикарного номера в отеле, и слова недавним дождиком закапали на бумагу:
  
   На пьедестал влюблённости взойдя,
   Мир окружающий невольно зачарует
   Хрустальным звоном в изумрудных струях
   Сбегают с листьев капельки дождя.
   Каскады переливных ручейков
   Текут по сердцу музыкой небесной,
   Знакомой и доселе неизвестной,
   Как щебет птиц, как шорох мотыльков.
   Дурманит пряность полевых цветов.
   Ласкают пряди шёлковой травою...
   Люблю простор, заполненный тобою.
   Мой лучший сон из миллиона снов!
  
   Завтра ещё один неповторимый день в Риме и путь домой.
   Галю нужно выходить на работу, а ей возвращаться в Беер-Шеву, оформляться в общежитие университета.
   После определения с расписанием на учебный год она хотела попробовать найти подходящую для себя подработку.
   Прощаясь с родителями в Минске, обещала им, да и сама очень хотела получить водительские права.
   После того, как успешно сдаст вождение, и о покупке машины надо будет срочно подумать.
   Конечно, речь пойдёт пока о подержанной.
   Усмехнулась - какие прозаические мысли лезут в голову... а с балкона перед ней открывается такая невообразимая красотень!..
  
   Лилово-пурпурный закат
   Окрасил небо над пригорком.
   Стихает птичий гомон звонкий.
   Крадётся ночь издалека.
   В серебряный орнамент звёзд,
   Луна вплывает величаво,
   На небе не найдя причала,
   Уйдёт, и свиту уведёт.
   Вуаль откинет горизонт,
   Рассвет лик бледный явит смело.
   Метая огненные стрелы,
   День с шумом на престол взойдёт.
   Наполнит суетою мир,
   Мелькая сменой одеяний.
   Под вечер утомлённый, пьяный,
   Вползёт в насыщенный эфир.
   Под неумолчный свист цикад
   Свернулся день в углу котёнком.
   Сгорает быстро над пригорком
   Лилово-пурпурный закат.
  
  
   Глава 27
  
  
   Как всё хорошее, так и их римские каникулы промчались скорым поездом через полустанок.
   Нельзя сказать про жизнь Веры, что она вошла в серость рутины, потому что учёба в университете была для неё новой яркой вехой, с необыкновенными ощущениями, тревогами и людьми.
   Она при помощи Ханы нашла себе место официантки в зале торжеств и два-три вечера в неделю допоздна тягала тяжёлые подносы, но была очень рада, что хоть есть такая работа, потому что деньги у неё буквально таяли.
   Вера с удивлением подметила в своём характере деталь, что она с удовольствием зарабатывает деньги, но легко и безрассудно их тратит, а сейчас не мешало бы и подэкономить.
   Галь пытался всунуть ей пачку банкнот, но Вера наотрез их отвергла, не желая превратиться в содержанку у любимого парня.
   Надо заметить, что Галю не совсем по вкусу пришлась её учёба вдалеке друг от друга, выделяющая им для общения и любовных утех только крохи из того, что они имели раньше.
   - Галюш, хороший мой, как ты не понимаешь, что мне приходится учиться не на родном языке, да ещё у меня и английский не на должной высоте.
   Не сдам сессию, повиснут хвосты, а провалю летнюю, так вообще попрут с университета.
   Каждый повторный зачёт и экзамен стоит денег, а в казино пока больше не играю и где гарантия, что вновь выиграю...
   - Красавица моя, но ведь мне по силам тебе помочь деньгами, к чему эти амбиции...
   - Галюш, я тебе не жена и даже не невеста, мы не живём одним домом и с какой стати я буду находиться у тебя на содержании?
   - Веруш, но я же не могу переехать к тебе в Беер-Шеву, а на следующий год, постараемся перевести тебя в Бар-Иланский университет, и тогда ты сможешь жить у меня, это сравнительно будет не далеко от места твоей учёбы, а с появлением у тебя автомобиля, так вообще покажется рядом.
   - Галюш, давай не будем торопить события, может быть, так и случится, как ты говоришь, через год и вернёмся к этому разговору.
   - Веруш, я ведь уже про тебя рассказал своей маме, и она очень хочет с тобой познакомиться, а у нас совершенно нет времени подъехать к моим родителям в мошав (посёлок).
   Кстати, там часто в выходные собираются и все мои братья с семьями.
   Последнее заявление парня обрадовало Веру, и она, хоть и смущалась при мысли о будущей встрече с семьёй любимого, но всё же очень к этому стремилась, появлялась какая-то определённость в их отношениях.
  
   Влюблённая девушка всей душой и телом рвалась в выходные в Ришон, в город, где жил её любимый и где ждало море наслаждений и приятное времяпрепровождение с парнем, которого буквально боготворила, но далеко не всегда у неё это получалось. Учёба захватила её с головой и не могла она часто позволить себе роскошь потерять два дня на общение и развлечения с любимым.
   Она пробовала брать с собой учебники, но из этой затеи ничего не получилось, пылкие объятия не способствовали занятиям, и она выбивалась из ритма, навёрстывая упущенное ночами в середине недели, когда не была затребована на работе.
   Новый Год проскочил, как будто это не был её самый любимый праздник с детства.
   Занятия в университете не отменялись, а девчонки из бывшего Советского Союза не осмелились нарушить дисциплину.
   Вера надеялась, что в этот предновогодний вечер к ней нагрянет Наташа, но не тут-то было - подруга проходила гиюр и её в эти сроки отправили на север в какой-то кибуц, два месяца пожить в религиозной семье.
   Наташа позвонила накануне своего отъезда в тот далёкий кибуц и, смеясь, затараторила:
   - Верка, я ведь уже становлюсь добропорядочной иудейкой, какой может быть для меня праздник Новый Год?
   Ты мне ещё про Рождество что-нибудь скажи и про копчёное сало...
   Всё, 'Шма Исраел и Барух ата адонай...'.
  
   Позвонила накануне Нового Года и Люба, к большому удивлению младшей сестры, не ругалась и не поучала, а даже пригласила приехать к ним провести праздник, но Вера вынуждена была отказаться, ссылаясь на занятия первого января, хотя от души поблагодарила.
   Люба с непонятными нотками в голосе сообщила Вере, что их родители начали процесс по оформлению документов на репатриацию, но радости в тоне старшей сестры не ощущалось, на что Вера ей указала:
   - Любаша, а чего столько мрака в голосе, ведь едут не малые дети, а взрослые и вполне ещё боевого возраста люди...
   - А чего мне радоваться, с тебя то взятки гладки, а все хлопоты на мою голову.
   Ты ведь нашу маму хорошо знаешь, начнёт мне кишки выматывать, а мне и без наших замечательных родителей есть о чём думать и хлопотать.
   Хотя скажу тебе по секрету, если бы мама усмирила свой гонор, то мне бы стала хорошим подспорьем в доме.
   - Люба, что ты имеешь в виду, ведь Руслан в следующем году уже в школу идёт.
   - Ах, при чём тут Руслан, школа и прочее, я подзалетела.
   - Что ты сделала, не поняла?
   - Верка, не прикидывайся дурой, сама уже вовсю трахаешься, а делаешь вид, что не понимаешь значение слова 'подзалетела'!
   - Люба, так ты ведь современная женщина, что не знаешь, как предохраняться?
   - Поверь, что не хуже тебя, но где-то с Лёвочкой дали маху.
   Ты думаешь, мы здорово расстроились? Ничуть! Лёвочка вообще на крыльях счастья летает, говорит, что ощущает себя настоящим мужчиной и мне уже двадцать шесть лет, пришла пора о втором подумать. Получился - и пусть будет.
   К лету мне как раз срок рожать, а к этому времени старики должны причалить.
   Боже мой, хоть бы мама согласилась посидеть с годик с малышом, мы бы лёгенько вылезли из материальных и физических затруднений.
  
   Разговор с сестрой насторожил Веру - с одной стороны она радовалась за Любу в связи с её скорым новым материнством, но очень опасалась за родителей.
   Если Люба волновалась, как воспримет жизнь в Израиле мама, то Вере было жалко папу, ведь, если они поселятся у Любы, а скорей всего, что это так и будет, ему тогда уготована роль отбивной котлеты, жилетки для слёз и половой тряпки.
  
   Первого января, когда Вера сидела в аудитории на последней паре, её вдруг осенило - ойвайвой, у Ханы же сегодня день рождения, а она чуть не выпустила из виду... и подарка нет.
   Решила сбегать в город что-нибудь прикупить подходящее, улизнуть из университета, ведь живёт не в общежитии, а снимает квартиру с двумя другими девочками...
   Вера решительно двинулась к выходу - какие тут могут быть занятия.
   Забежав в общежитие, кинулась к своим вещам... так и есть, одна кофточка, купленная ещё в Риме, лежала в шкафу с этикеткой.
   Хана хоть и пониже её ростом, но тоже обладает приличной грудью - кофточка должна была ей подойти по размеру.
   За цветами бежать поздно...
   Ах, ладно, надо заскочить в буфет купить шоколадку и успеть к её аудитории к концу занятий.
   Вере это удалось, она успела поймать Хану, спускающуюся по лестнице, обвешанною пакетами с подарками и с двумя букетами в руках.
   - Вер, а я думала, что ты про меня забыла.
   Большое спасибо, зря тратилась и так тебе нелегко.
   - А тебе?
   И девчонки, целуясь, рассмеялись.
   - Верунчик, пошли со мной, там мои подружки по квартире собираются устроить мне праздник, поехали, хоть отвлечёшься немного от учёбы, работы и своего парня.
  
   Да, оторвались на славу - много было смеха, танцев и непринуждённых разговоров с приятными соседками Ханы, но получилось всё достаточно скверно: Галь приехал к ней поздравить с Новым Годом, который для него ничего ровным счётом не значил, а девушки, ради которой он совершил вояж и поступился принципами, в общежитии не оказалось.
   Он прождал до позднего вечера и уехал в расстроенных чувствах, попросив соседок по комнате передать Вере, что завтра на месяц уезжает на задание.
   Сказать, что Вера расстроилась, так это ничего не сказать, она была в панике - боже мой, он приехал её поздравить и попрощаться перед долгой отлучкой по работе, они могли доставить друг другу обоюдное наслаждение, ведь для Галя снять на несколько часов гостиницу ничего не стоит, а вместо этого...
   Что он взял себе в голову и что теперь будет о ней думать и когда они теперь встретятся?..
  
   Прошёл месяц, а Галь так у неё и не появился.
   Вера не знала, что и думать.
   Несколько раз пыталась ему дозвониться, но того не оказывалось на месте.
   Набралась смелости и позвонила Оферу, тот пробурчал, что друг уже больше, как неделю назад, явился, но они с ним толком не виделись, и он ничего существенного к этому добавить не может.
   - Офер, ты можешь передать ему при встрече от меня привет и... ну, сказать, что я по нему очень соскучилась, но у меня сейчас началась сессия, и я никак не могу к нему приехать, но я его очень и очень хочу видеть.
   - Ну, конечно, скажу, что мне тяжело?..
  
   Проскочил февраль, а следом март и наступили долгожданные каникулы, связанные с Пейсэхом (Пасха).
   Вера не знала, как ей правильно поступить, три месяца её парень не приезжал и даже не звонил.
   Она постоянно названивала в квартиру Галя, но безрезультатно, телефон молчал, дважды ещё связывалась с Офером, но тот отвечал односложно, бубнил:
   - Я ничего не знаю, мы видимся крайне редко.
   Вера, я сам себе не нахожу места, потому что Наташа за эти три месяца приезжала ко мне только два раза. Ты же знаешь, что я её очень люблю и давно был готов ехать в Прагу, чтобы расписаться, а она придумала этот дурацкий гиюр.
   Честно признаться, Вере было не до проблем Офера, потому что она сама вся испереживалась, не получая от Галя никаких известий.
   Неужели он так обиделся за тот вечер?.. а может быть, заревновал?..
   Какая ерунда, ведь она никогда не давала ему повода и, более того, никогда даже мысли не допускала завести с кем-нибудь из парней роман, даже ни с кем не флиртовала, на корню обрезая все приставания, а их было немало.
   Наконец, она решила поступиться гордостью и отправилась в Ришон-ле-Цион. И какой её ждал удар - её ключ к дверям не подошёл, Галь в своей квартире поменял замок.
   В отчаянье позвонила Оферу, и на её счастье к телефону подошла Наташа.
   - Наташенька, я сейчас умру, ничего не понимаю, что случилось?
   Приехала в Ришон и не могу попасть в квартиру к Галю, почему-то мой ключ не подходит...
   Наташа перебила подругу:
   - Верка, оставайся на месте, я сейчас к тебе приеду.
   Вера ничего не успела спросить у подруги, но поняла - она что-то знает и что-то нехорошее. Сердце сдавила такая тоска, что она, усевшись на лавочку возле подъезда, уткнувшись в ладони лицом, горько расплакалась.
   Минут через десять рядом с ней присела Наташа и обняла за плечи:
   - Ну что так рыдаешь, а зря, не стоит он того.
   Все они не стоят того, чтобы мы по ним слёзы лили.
   Я только что узнала от своего скрытного медведя, что твой субчик продал эту квартиру и живёт с одной бабой, наверное, на её жилплощади.
   Они когда-то встречались или даже жили вместе, а два года назад расстались, а тут встретились и у них закрутилось по новой.
  
   Рыдания сотрясали плечи девушки, никогда бы она не могла подумать, что их такая пылкая, казалось бы, крепкая любовь и надёжная связь душ и тел развалится в одночасье.
   Как ей дальше с этим жить?!
   Наташа не снимала рук с плеч подруги, мягко гладила по вздрагивающим лопаткам, по растрёпанным по спине волосам, тихо вздыхала, но молчала.
   Вера подняла голову:
   - Наташенька, ну скажи, как и зачем мне дальше жить?
   - Верунчик, но почему ты думаешь, что у меня на все вопросы есть ответы?
   Вон Офер зовёт меня замуж, и я, видимо, пойду.
   Он меня очень любит, а мне любить по-настоящему, видимо, не суждено.
   Так дам ему такую возможность, пусть любит.
   А тебе так скажу: живи, как и жила в последнее время, как будто твой подлый красавчик находится на задании и потихоньку старайся от него отвыкать, а лучше всего, найди себе другого парня...
   А не будет другого - невелика беда! Желающих на твоё тело будет хоть отбавляй, а ты сама потом решишь, с кем ложиться в постель, а кого послать нахер. Что у тебя не интересная жизнь?! Выучишься, станешь специалистом, будешь заниматься любимым делом, зарабатывать солидные бабки, а не получиться самой ещё раз полюбить, дашь какому-нибудь Оферу полюбить себя, а может быть, и сама ещё полюбишь...
   Наташа всё говорила и говорила, поглаживая плачущую девушку по плечам,
   и вдруг, впервые при Вере подруга расплакалась.
   - Верочка, миленькая, продолжай, пожалуйста, жить, я знаю, как тебе больно, я бы этому красавчику самолично яйца вырезала, какую любовь, подлец, угрохал.
   Поверь, он ещё о тебе пожалеет, и каждая твоя слезинка выльется ему кровью...
   Вера вскинула голову.
   - Не надо Наташенька, так говорить, ведь я его по-прежнему очень люблю.
   И Вера снова залилась неутешными слезами.
   Вдруг она опять подняла голову.
   - Наташенька, миленькая, я тебя очень прошу, отвези меня, пожалуйста, в Беер-Шеву.
   Не хочу я пока никого видеть, не желаю с кем-нибудь встречаться и говорить.
   Не смотри на меня с такой жалостью, я не наложу на себя руки, потому что кроме Галя я ещё очень люблю жизнь.
  
  
   Глава 28
  
  
   Сломалась жизнь моя, а я,
   Как треснутый бокал,
   Как с хрупким краем полынья,
   Без голоса вокал.
   Я без него прожила ночь,
   А сколько светлых дней
   Должна скрываться от людей,
   Печаль свою волочь.
  
   И забывать, и забывать,
   Что не смогу вовек.
   Ну как забыть его, как звать,
   Любви безумной бег.
   Не верю, что вдруг невзначай
   Родник любви иссяк,
   Иль замутил его пустяк,
   Не верю. Так и знай.
  
   После того, как Наташа доставила, сломленную горем, Веру в общежитие, прошло два дня.
   Верная подруга по дороге в Беер-Шеву умоляла Веру как можно быстрей вернуться к нормальной жизни, приводила тысячу аргументов в пользу жить, а не наделать глупостей:
   - Верунь, посмотри, как у тебя всё удачно складывается - второй год в Израиле, а уже учишься в университете.
   Завершишь, получишь шикарную профессию, а с ней уважение людей и хорошие 'бабки'.
   Поплачь маленько и возвращайся к обычной жизни.
   Прости, что не могу сегодня остаться с тобой, но мне надо завтра утром быть на базе, через неделю я обязательно приеду к тебе, Офер обойдётся одни выходные и без меня, пусть потоскует, ему будет полезно и в наказание, это же надо столько времени молчал про твоего красавчика.
   Верка, я тебе так скажу, лучше бы это меня Офер кинул, я бы не сильно убивалась, ведь он для меня больше любовник, чем друг, у нас так мало общего, хотя пусть будет, кто ещё такую сумасбродку рядом выдержит...
   Вера не запоминала, что ещё ей наговаривала подруга, она просто молча в ответ машинально кивала головой.
  
   После отъезда Наташи, Вера, как упала на кровать, так и провалялась два дня, вставая только в туалет и заодно попить.
   Как только дверь за подругой закрылась, у неё слёзы буквально в ту же секунду бесконечным потоком хлынули из глаз.
   Она долго и громко плакала до тех пор, пока окончательно не обессилила и не забылась глубоким тяжёлым сном.
   Девушка часто во сне горько всхлипывала и стонала.
  
   На второй день к вечеру волевым усилием заставила себя подняться с кровати.
   Как хорошо, что девочки, соседки по комнате, разъехались на каникулы и ей никто не мешал предаваться горю.
   Приняла душ, выпила большую кружку крепкого чая и открыла блокнот, прочитала последнюю строку своего нового стихотворения - не верю так и знай...
   Не верю, не верю, не мог он так просто забыть всё, что их связывало, а если смог...
   Вера стёрла с ресниц выступившие слёзы - нет, нельзя больше раскисать, надо подумать о ближайшем будущем, но в памяти почему-то всплыло, казалось бы, уже далёкое прошлое.
   Не бывает так, чтобы в жизни постоянно везло и во всём выигрывать - повезло по-идиотски в казино, схватила бешеный выигрыш, а затем...
   Что это для неё: везение или страшное горе - встреча с Галем и безумная любовь к нему?
   На тот момент, когда у них завязались любовные отношения, это ощущалось как высшее счастье, то, что блестящий парень обратил на неё внимание и не просто обратил, а теперь...
   Всё, всё, всё... надо думать о другом, а иначе она сойдёт с ума.
  
   Так совпало, что завтра у неё тест по правилам дорожного движения, и сейчас она этим займётся вплотную, нет у неё особых средств, чтобы сдавать экзамены по нескольку раз, как это делают другие.
   Десять уроков вождения она уже взяла. Так вот, пока каникулы, доберёт оставшиеся двадцать и постарается сдать и этот экзамен и получить водительские права к концу апреля.
   Призадумалась... нет, к концу апреля вряд ли получится, но она наляжет вплотную на учёбу, а остальное будет зависеть от того, когда назначат срок этого экзамена.
   Сложно будет купить подходящую подержанную машину, она же в этом вопросе полный профан, придётся Наташку просить, чтобы обратилась к Оферу и тот посодействовал, он ведь её подруге ни в чём не откажет.
   На следующий день с самого утра Вера поехала в город.
   Выпила в кафе крепкого кофе и, получив заряд бодрости, легко сдала тест по правилам уличного движения, допустив только одну незначительную ошибку.
   Затем встретилась с учителем по вождению, и он согласился в ближайшие две недели, пока идут каникулы, давать ей в день по два урока, начиная уже с завтрашнего дня, и постараться подготовить девушку к экзамену к концу месяца.
   Настроение несколько улучшилось от того, что так удачно начался сегодняшний день, и Вера решила не возвращаться в пустую комнату в общежитии, а зайти к Хане и поболтать с подругой на всякие отвлечённые темы.
   Рассказывать про разрыв с Галем, она, конечно, не будет, потому что горячая кавказская девушка выльет на голову парня столько помоев, что Вера этого может не выдержать. В душе она по-прежнему не могла плохо думать о Гале, а всё больше склонялась к тому, что с ним не всё в порядке.
  
   Проходя мимо невзрачного одноэтажного административного здания, вдруг задержалась и прочитала на двери объявление:
   'Сегодня тринадцатого апреля в шестнадцать часов состоится регулярное собрание участников литературного салона "Среда".
   Приглашаем всех пишущих и просто желающих, любящих поэзию и прозу принять участие в заседании клуба.
   Участники с удовольствием поделятся с вами своими новыми и старыми произведениями, новички смогут представиться и предоставить своё творчество на добрый суд искушённых литераторов и могут быть принятыми в их ряды.
   Сегодня у нас гости из Ашкелона - известный поэт, писатель и журналист Михаил Беркович, а также уже ставший популярным в Израиле среди русскоязычных исполнителей, бард Олег Фрейдман, у нас будет звучать его великолепная гитара и голос.
   Руководитель и ведущий литературного салона "Среда", Давид Лившиц'.
  
   Вера несколько раз перечитала объявление с нарастающей в душе радостью - у неё появляется возможность влиться в среду русскоговорящих литераторов, а главное, она, наконец-то, встретится с Олегом, полюбившимся ей с первых минут бардом, который явился для неё добрым ангелом и толчком к воскрешению поэтических наклонностей.
   Взглянула на часы, уже перевалило за полдень.
   Ни к какой Хане она уже сегодня не пойдёт.
   Надо ловить такси и мчаться в общежитие, желательно привести себя в порядок, в конце концов, пообедать и выписать в новый блокнот лучшие, на её взгляд, стихи, написанные за последнее время.
   Вера с нарастающим аппетитом сьела три вареные сосиски, запила это дело чаем с печеньем и спешным порядком выписала в блокнот несколько стихов, более-менее подходящих, на её взгляд, для демонстрации, сведущим в стихах, людям.
  
   Вначале четвёртого девушка уже шагала взад и вперёд мимо входа в здание, где должно было пройти заседание литературного салона "Среда" и где она должна, наконец-то, встретиться с любимым бардом.
   Без четверти четыре девушка увидела, как, оживлённо беседуя, к ней приближаются, хорошо узнаваемый Олег Фрейдман с гитарой в чехле на плече и пожилой мужчина солидной комплекции и с густой седой шевелюрой.
   Девушка сорвалась с места и, не отдавая себе отчёта в действиях, повисла на шее у Олега:
   - Здравствуйте, это я, Вера, которая летела вместе с вами в самолёте в Израиль.
   Вы меня помните? Я ещё записывала к себе в тетрадь тексты ваших великолепных песен...
   Олег нежно прижал к себе девушку и поцеловал в щёку, на лице незрячего человека играла счастливая улыбка.
   - Милая Верочка, конечно же, я тебя узнаю и от души радуюсь нашей встрече, мне и Лёва передавал от тебя привет и говорил, что подарил тебе от моего имени кассету.
   Люда и девчонки даже расстроились, что никак не могут с тобой связаться.
   Рядом стоящий пожилой человек неожиданно быстрым движением ловко вынул из рук Веры блокнот.
   - Подозреваю, что в этом блокноте хранятся вирши симпатичной девушки.
   Вы пока будете обмениваться с моим другом радостью от встречи, я, скуки ради, загляну в него - люблю молодёжь и их творчество...
   От поступка незнакомого человека Вера опешила, она ведь для себя окончательно даже не решила, будет или нет сегодня демонстрировать своё скромное творчество, а тут...
   - Простите, но я не хотела бы сразу же попасть на зубы большого литератора...
   Вмешался Олег:
   - Верочка, не переживай, лучше рецензента, чем Михаил Беркович, трудно отыскать, если ему не понравится, то он повздыхает и вернёт тебе твои сочинения без слов одобрения или критики.
   Ну, а если ему придутся по вкусу твои стихи, тогда держись...
   И Олег вновь притянул к себе девушку.
   - Ах, как я рад снова встретиться с тобой, ведь прошло уже полтора года, как мы расстались.
   Ну расскажи, как жила все это время в Израиле, чего добилась и как оказалась в Беер-Шеве, ведь я помню, что твой путь лежал в Ашдод?
   Вера отметила, что Олег в одном предложении вместил целый ряд исчерпывающих вопросов, давая оппоненту возможность ответить только на то, что он пожелает.
   - Я уже успела пройти два уровня ульпана, отучиться на подготовительных курсах при университете и заканчиваю первый курс в самом универе на инженера-электронщика.
   - Миша, ты слышишь, какая умница, сколько смогла добиться за столь короткий срок.
   - Угу-угу...
   Известный поэт был весь погружён в прочтение стихов Веры, и она отвернулась, чтобы не видеть на его одутловатом лице иронию или неодобрение.
   - Олег, а как вы устроились, как ваши симпатичные жена и девочки?
   - Верочка, не всё так радужно, как у тебя - Люда убирает на виллах у богатеев, Лена так и не делает багрут (аттестат), она у нас к учёбе всегда была не очень склонная, а тут...
   Ай, чего там говорить, подрабатывает официанткой в кафе и собирается в октябре пойти в армию.
   Ну, а Алла учится в школе, у неё и у нас с нею ещё всё впереди.
   Квартиру не купили, жутко ошиблись в этом вопросе, живём на съёмной и надеемся на светлое будущее...
   Бард хмыкнул.
   - Олег, а ваше творчество? Я ведь случайно узнала, что Вы уже пели даже на радио.
   - Ну, тут как раз всё обстоит неплохо, приглашают выступать в различные клубы и не только в Ашкелоне, познакомился с рядом замечательных поэтов, один из них Миша Беркович, который сейчас читает твои стихи...
   - Уже не читаю.
  
   Пожилой человек с дружеской улыбкой обнял своими мощными руками за плечи Веру и Олега и повёл их к входу в клуб, куда уже стекалась струйка людей, в основном пожилого возраста.
   Во главе длинного стола стоял высокий, благообразного вида еврей с иссиня-чёрными волосами, усыпанными крапинками седины, с массивным горбатым носом, с высокими залысинами и пронзительными, чуть на выкате, карими глазами.
   - Здравствуйте, здравствуйте, проходите, пожалуйста, занимайте места без учёта чинов и званий, и где кому заблагорассудится.
   Миша, Миша Беркович, будь добр, присаживайся недалеко от меня, ведь ты у нас теперь стал почётным гостем, каким является для нас и твой новый друг Олег Фрейдман.
   Господа, прошу любить и жаловать нашего ашкелонского гостя, замечательного автора и исполнителя своих песен под гитару, я уже тоже имею от него замечательный подарок в виде песни на мои стихи.
   Ах, я вижу рядом с вами очень молодую симпатичную особу.
   Это наш гость, пришедший приобщиться к прекрасному или юное дарование?
   Краска бурно прихлынула к лицу девушки, и она пролепетала:
   - Я знакомая Олега Фрейдмана...
   Её перебил Михаил Беркович:
   - Давид, эта девушка пишет для своего возраста очень даже взрослые стихи, я уже с некоторыми познакомился.
   Могу вас обрадовать - она Ваша землячка, учится в Беер-Шевском университете, для Вашего литературного салона будет замечательной находкой.
   И к Вере:
   - Девушка, я всё правильно говорю?
   Вера смущённо кивнула и вновь залилась краской.
   - А теперь представься и не надо краснеть, тебе нечего стесняться своих стихов, а тем более юного возраста.
   Девушка поднялась на ноги и окинула взглядом внимательные лица.
   - Меня зовут Вероника Петрова, я являюсь студенткой первого курса Беер-Шевского университета имени Давида Бен-Гуриона, приехала в Израиль из Минска, стихи начала пробовать писать в пятнадцать лет, сейчас мне девятнадцать.
   Выпалив всё это, Вера уселась рядом с Олегом и спрятала лицо за его плечом.
   Со всех сторон раздались голоса, что, мол, можно нарушить регламент и начать знакомство с юной поэтессой.
   Но председатель возразил:
   - Господа, так не годится, у нас сегодня присутствуют гости, всем вам хорошо знакомый, бывший участник нашего салона "Среда" Михаил Беркович, нынче переехавший в Ашкелон и, как я уже сказал, известный уже в Израиле бард Фрейдман Олег, вот с них и начнём.
  
   Пока председатель увещевал присутствующих, Олег достал гитару из чехла и провёл легко пальцем по струнам, проверил строй и акустику помещения.
   - Добрый день!
   Я не буду ещё раз представляться, тут уже несколько раз прозвучали мои имя и фамилия.
   Сегодняшняя встреча посвящена моему новому хорошему другу Мише Берковичу, замечательному поэту, на стихи которого я написал несколько песен и надеюсь, что в будущем появятся и новые.
   Хочу начать эту встречу с моей любимой песни на его великолепные стихи, которыми, смело могу сказать, он себя увековечил:
  
   Как уходят из мироздания,
   Мне не ведомо: опыта нет.
   Уходя, я назначу свидание.
   Здесь. Тебе. Через тысячу лет.
   Не с того, что и сыро, и пусто
   В непроглядной Аидовой мгле,
   Я сюда возвращусь, потому что
   Мне понравилось жить на Земле.
   Пусть тебя не страшит непогода,
   На потом отложи все дела,
   И три тысячи пятого года,
   В марте, двадцать второго числа
   Буду ждать у морского причала.
   Мы оттуда отправимся в путь.
   И опять повторим всё сначала,
   Может, что-то подправим чуть-чуть.
   Будет все, как теперь, на планете:
   Те же травы и те же холмы,
   И такие же вредные дети,
   И такие ж полезные мы.
   Вот рука моя! В час расставанья
   Будет день, как сегодня, хорош.
   Ты не плачь! Только дай обещанье,
   Что ко мне на свиданье придёшь.
  
   В комнате воцарилась звонкая тишина, только было слышно дыхание людей, и кто-то тихонько высморкался, не в силах сдержать слёзы, а затем раздались аплодисменты и крики: - ещё, ещё...
   Лёгкий перебор и бархатистый тенор с хрипотцой понёс до слушателя новую песню:
  
   Вечер... тени по углам гоняет свечка,
   Что-то глухо проговаривает печка,
   И смола слезинкой тает на полене,
   Кошка тянется с кровати на колени...
  
   За окном в лесу кряхтят старушки-ели,
   Оголтелые метели налетели...
   Кто-то свищет во дворе молодцевато,
   Кто-то кается и плачет виновато.
  
   Ожидания просрочены все сроки,
   С чашкой чая я скучаю одинокий,
   И смола слезинкой тает на полене,
   Кошка тянется с кровати на колени...
  
   Прозвучало ещё несколько песен на стихи Берковича, а затем он сам прочитал парочку своих новых работ, заверив всех присутствующих, что он здесь далеко не последний раз, а было бы у слушателей только терпение, стихов у него хватит читать и до утра.
   - И всё же, я позволю себе нарушить ваш регламент и хочу для вас самостоятельно прочитать стихи Вероники Петровой, вот этой миловидной девушки с задатками настоящего поэта. Стихи короткие, но ёмкие по содержанию:
  
   Уставшие за день в углах уснули звуки.
   Прилёг спокойный свет от двери до окна.
   Наполнит воздух грусть, вошедшая без стука.
   Вступает в разговор со мною тишина.
  
   Сбегают ручейки - разрозненные мысли.
   Ряды неровных строк текут из-под пера.
   И не беда - стихи хорошими не вышли.
   Нисходит благодать в такие вечера.
  
   И с вашего позволения, чтобы вы имели ещё большее представление о поэзии этой девушки:
  
   Опять не спится, запалю свечу,
   И прошепчу короткую молитву.
   К ночному затихающему ритму
   Прислушаюсь, и в небо помолчу.
  
   Мерцает зябко в выси россыпь звёзд.
   Взгляд устремился к яркой, самой ближней.
   Вне времени и вне реальной жизни
   К ней перекину невесомый мост.
  
   Под шалым ветром по нему пройду,
   Сиянием небес заворожённой.
   Погас огонь свечи дотла сожжённой.
   Туман рассветный кутает звезду.
  
   Вера возвращалась в своё общежитие окрылённой.
   На её долю выпало столько комплиментов, что она боялась переоценки её скромного таланта.
   Перед тем, как с ней распрощаться, Михаил Беркович ей заметил:
   - Девушка, поэтами не рождаются, ими становятся.
   Ты сделала первые, но удачные шаги, а дальнейшее уже зависит только от тебя, станешь хорошим и добротным поэтом или нет, смотри, не снижай к себе требовательности, много читай известных авторов, не пренебрегай специальной литературой с азами стихосложения и пиши, если не можешь не писать.
  
   Расставание с Олегом было почти родственным, наконец, у неё имелся его номер телефона, адрес, новые две кассеты с песнями и приглашение навестить его семью в любое время, когда она только сможет это сделать.
   Олег заверял её, что все его домашние будут очень рады увидеть девушку у себя в гостях.
   Напоследок бард попросил подарить ему её тетрадку со стихами, отобранными для этого вечера и обещал обязательно сочинить и исполнить несколько песен на её стихи, которые прозвучат на кассете с другими соавторскими работами.
   Руководитель литературного салона 'Среда' Давид Лившиц заверил девушку, что очень рад, что их ряды пополнились юным дарованием, и каждую среду они будут рады видеть Веронику Петрову среди других постоянных членов их объединения.
  
  
   Глава 29
  
  
   В четверг вечером в общежитии появилась Наташа.
   Она прямо с базы приехала к Вере в военной форме, правда, уже с нашивками младшего сержанта.
   Наташа от души обрадовалась, увидев, что её подруга уже не находится на стадии полного душевного надлома, всё же смогла взять себя в руки и даже стала выходить на люди. Добилась существенных результатов в получении прав на вождение машины, встретилась со своим любимцем - бардом Олегом и сама стала членом литературного салона.
   Со снисходительной улыбкой выслушала о посещении подругой литературного объединения, а узнав, что великие поэты похвалили её стихи, попросила Веру дать ей их почитать, но вскоре отложила тетрадку в сторонку.
   - Верка, я в этом, похоже, мало смыслю, для меня это какой-то набор слов, ведь всё можно сказать намного проще и понятней, но тебе нравится - занимайся, но я тут пас, не буду тебя ни хвалить, ни ругать.
   - Натаха, я и не настаивала, чтобы ты почитала, сама попросила, а я вот тебя попрошу о другом...
   - Ну-ну, я слушаю... всё, что в моих силах, ты же знаешь, что я за тебя горы сверну.
   - Послушай, Наташа, горы двигать не обязательно, пусть себе стоят на месте, лучше помоги, если сможешь - скоро я получу права, а машины у меня нет, может, твой Офер поможет мне выбрать авто? Поговори с ним, чтобы была надёжная и не очень дорогая...
   Наташа перебила:
   - А зачем тебе покупать машину, бери мою.
   Офер недавно тестировал её в гараже, она на ходу - всё в порядке.
   Ты же знаешь, что я в основном езжу на его 'Форде', а он почти всё время на казённой, а моя 'Daihatsu' стоит без дела, а продать её можно только за копейки.
   - Натаха, мне как-то неудобно, ты опять одариваешь меня очень дорогими подарками.
   - Глупости, какие тут подарки, получаешь практически бесхозную машину, сдавай на права, а мы с Офером пригоним тебе мою развалюху и поверь, она тебе ещё славно послужит несколько лет.
   Вера обняла девушку.
   - Наташенька, ты золотая подруга, я без дальнейших слов беру твоё авто, куда мне особо ездить, но дело не в этом...
   - Не поняла, где ещё моё золото закопано?
   - Ну не ехидничай и только на меня не злись, скажи честно, ты давно пересекалась с Галем?
   - А чего мне злиться, давно, даже не могу вспомнить, когда мы в последний раз с ним встречались...
   - Ты видела его девушку?
   - Я же тебе говорю, что очень давно с ним не встречалась, а про девушку слышала только от моего медведя.
   - А Офер что говорит?
   - Верка, ты чего в меня вцепилась, нет мне дела до этого красавчика.
   - А мне есть, ты не понимаешь, тут не всё просто...
   - Подруга, ты о чём? Что-то я не пойму, в чём ты меня пытаешься убедить?
   - Наташа, я долго думала и пришла к выводу - не мог мой Галь от меня отречься, не мог и всё.
   С ним что-то случилось, а его дружок тщательно скрывает тайну.
   - Верка, ты гений, я ведь уже давно не слышала, чтобы они встречались и между собой разговаривали по телефону.
   Как-то спросила, где это Галь подевался со своей кралей, хоть бы одним глазком на мадмуазель посмотреть, а мой медведь пожал плечами и сказал, что они в последнее время охладели друг к другу.
   Темнит, гад, теперь я тоже пришла к этому выводу.
   Ну, субчики, выведу я вас на чистую воду, держитесь у меня.
   С сегодняшнего дня лишаю Оферчика секса и кухни, пока не расколется.
  
   Подруга уехала, а Вера решила воспользоваться испытанным когда-то Наташей методом
   и позвонила на работу к Галю - ей сообщили, что его нет и неизвестно, когда будет.
   От дальнейших её расспросов отмахнулись, даже не удосужившись узнать, кто его спрашивает.
   Всё, лазейка закрылась, осталось только уповать на расследование подруги.
   Апрель подошёл к концу, начались занятия в университете, к этому времени она накатала нужное количество часов с учителем по вождению и ей был назначен день для сдачи экзамена на водительские права.
   Каждую среду с воодушевлением посещала литературный салон "Среда", получая от этого общения высшее наслаждение.
   Ей даже назначили через месяц день для публичного личного выступления в рамках заседания их салона в присутствии зрителей из города.
  
   В День Освобождения Израиля, выпавшем в этом году на девятое мая, когда вся страна отмечала и веселилась, Вера воспользовалась, работающим, не смотря на праздники, общественным транспортом и навестила сестру.
   Люба удивилась и обрадовалась Вере и забросала её вопросами, на большинство которых та с удовольствием отвечала, уклоняясь только от вопросов о Гале.
   Люба уже дохаживала последний месяц до родов и была круглая, как бочонок.
   Беременность явно хорошо отразилась на ней, за целый день пребывания у неё младшей сестры она ни разу её ни в чём не упрекнула, не пыталась давать наставления и только в конце заметила:
   - Верунь, что-то глазки твои поблекли, нет прежнего блеска и какая-то ты стала не такая.
   - Люба, какая?
   - Повзрослевшая, что ли, не пойму, но точно, не такая.
   - Люба, мне скоро уже двадцать стукнет, а за последний год мы с тобой очень редко встречались.
   - Да я же просто так спросила, мне твоя любовь-морковь до одного места, лишь бы ты была здоровой.
   Родителей Люба ожидала через месяц-полтора, где-то к середине июня.
  
   У Веры как раз в эти числа начиналась самая запарка - зачёты и экзамены в университете, но она обещала постараться приехать, тем более, очень надеялась к этому времени получить на руки водительские права и машину в своё распоряжение.
   Вера продолжала подрабатывать в зале торжеств и готовиться к экзаменам, поэтому времени на всё остальное у неё просто не оставалось, не считая литературного салона.
   С первого раза сдала на права, но машины под рукой не оказалось, и она решила позвонить Оферу и выяснить у него, рассчитывать ей на автомобиль Наташи в ближайшее время или нет.
   Офер явно растерялся, услышав в трубке голос Веры, что ещё больше навело ту на подозрения, но она спросила парня только про машину и тот заверил, что в ближайшие дни пригонит её в Беер-Шеву.
   Просто он ожидал Наташу, чтобы провернуть эту операцию вместе, но та опять находится на сборах, связанных с прохождением гиюра.
   Через день после этого разговора машина уже стояла на университетской парковке, но Офера Вера не увидела, ей в секретариате передали ключи от автомобиля.
   Девушка стала владелицей собственного авто, но большой радости от этого она не испытала, всё как-то шло не так - Офер, а может быть, и Наташа что-то от неё скрывали, но это ей не мешало привыкать к рулю и дорогам.
  
   В начале июня позвонил Лёва, муж Любы, и сообщил, что его жёнушка успешно разродилась девочкой, которую назвали Авиталь, что на иврите обозначает - папина роса. Он также огорошил девушку сообщением, что семнадцатого июня прилетают на ПМЖ её родители и они надеятся, что Вера в эти дни обязательно наведается в Ашдод.
   Несмотря на сильную занятость в эти числа, девушка его клятвенно заверила, что обязательно хоть на денёк, но вырвется к ним до конца месяца.
   В ближайшие выходные, после приезда родителей, в пятницу, сразу после занятий Вера отправилась в Ашдод на встречу с новыми репатриантами и с новорожденной племянницей.
   Это был для неё первый такой серьёзный самостоятельный вояж за рулём, она безусловно волновалась, но уверенно вела машину по довольно запруженной в эти часы трассе.
   Для нормального опытного водителя расстояние было плёвое, что там - меньше ста километров.
   Она проехала чуть больше часа и уже въезжала в Ашдод, скоро она встретится с родителями, которых не видела с осени.
   Вот и подъезд Любиного дома, машину мягко припарковала, как учили на занятиях по вождению и вышла на тротуар, с треском хлопнув дверью старенькой 'Daihatsu'.
   От напряжения ныла спина, но это была приятная усталость, она уже водитель и сможет самостоятельно прокатить папу по городу, а завтра утром свозит родителей на море, ведь Любе сейчас не до этого.
  
   Дверь квартиры на её звонок, открыл Лёва с непонятной гримасой на лице.
   Вера его поцеловала в щёку, поздравила с рождением ребёнка и зашла в салон и натолкнулась на печальные глаза матери.
   - Мамочка, здравствуй, как вы добрались, все ли вещи в сохранности, как себя чувствуете в первые дни в Израиле?
   - Мне ответить на твоё приветствие или приступить к ответам?
   Вера наклонилась к матери, сидящей в кресле и поцеловала в подставленную щёку.
   - Мам, я ведь тараторю от волнения, вот, мы и вместе...
   - Это предмет спорный, насколько я знаю, ты живёшь в ста километрах отсюда и при этом в студенческом общежитии, где у тебя самой есть только своя кровать в общей комнате.
   - Да, всё правильно, и больше тебе скажу, завтра к вечеру должна возвратиться, потому что у меня сейчас в университете жаркая пора.
   - Знаю уже достаточно, не послушала Любочку, теперь и отдувайся, а могла бы и ей сейчас помочь, и сама бы лучше подготовилась к ВУЗу.
   У Веры, что называется, глаза полезли на лоб:
   - Мам, ты это серьёзно?
   - Серьёзней некуда.
   Ты считаешь, что я должна со своим высоким давлением смотреть за малым ребёнком, готовить обеды, убирать эту огромную квартиру и ходить по магазинам?
   - Нет, мама, конечно, не должна, наверное, это делается по собственной воле и в собственном жилье, я лично собираюсь только за своими детьми в будущем смотреть, а тут меня увольте.
   А где мой папочка? У него, надеюсь, вопросы и претензии будут попроще.
   - Папочка твой психует, ему всё не так, пошёл пройтись по улицам, простора видишь ли ему в этой квартире не хватает.
   В салон с ребёночком на руках вошла Люба.
   - А, Верка, привет! Подержи племянницу... посмотри, правда, хорошенькая?
   Вера бережно приняла ребёночка и заглянула в личико.
   - Люба, красатулька, я её уже люблю.
   И девушка начала обцеловывать у малышки крошечные пальчики на руках.
   - Любочка, возьми возле дверей пакет, я там накупила Авитальке кучу нарядов, правда, взяла уже на вырост.
   Посмотри, какое нарядное платье, написано, что на пол годика, к зиме оденете.
   Люба завела Веру в спальню, вроде, как показать кроватку и всплеснула руками.
   - Верка, атас, предки меня доконают, если я не свихнусь, то мне надо ставить памятник - мама с утра до вечера пыхтит, как паровоз и скрипит, как не смазанная телега, а папа, тот вообще принимает меня в штыки, я его ещё таким не видела, начал курить по пачке в день и бегает вокруг дома, всё к чему-то принюхивается, как будто вокруг дурно пахнет.
   Может что-нибудь подскажешь?
   - Помоги им снять квартиру и все дела, они что первые такие растерянные?
   Начнут жить самостоятельно - быстро войдут в нужную колею.
   - Какая ты умная, а мне кто поможет с ребёночком? И деньги жалко на ветер выкидывать.
   Я думала, что ты мне подскажешь стоящее, а такую чушь и без тебя соображу.
   - Люба, не мучайся сама и не терзай их, отпусти родителей от себя, они ведь меня не послушают, а ты для них авторитет...
   - Вера, вон твой папаня заявился, иди здоровайся. А предки подёргаются, подёргаются и на свою жопу сядут, помянешь моё слово.
   Правда, крови мне попьют изрядно, но мне не привыкать, справлюсь.
  
   Вера выскочила из спальни и бросилась на шею к любимому отцу.
   - Папочка, миленький, здравствуй!
   - Здравствуй, доченька!
   Какую судьбу нам жизнь уготовила, хоть в петлю лезь!
   Там хоть скудненько жили, но всё было своё, никому не надо было кланяться и знали, что делать, куда идти... ай, доченька, надо брать шапку в охапки и бежать обратно в наш родной Минск.
   - Папа, идём я тебя прокачу по городу в своей машине, порадуешься за дочь, от этого у тебя, может, и настроение улучшится.
   Она, правда, старенькая, но это ведь первая, а я пока ещё студентка, но в будущем уверена, буду и на крутых тачках рассекать.
   Отец и дочь посмотрели в сторону жены и матери, но та отрицательно покачала головой.
   - Некогда мне, пойду ужин готовить, через час, чтобы были дома.
   Отец сел на пассажирское сиденье и прикрыл глаза.
   - Доченька, что мы с мамой наделали, куда и зачем приехали?
   Вера завела машину и сдвинулась с места.
   - Папочка, вы приехали в Израиль для того, чтобы устроить себе нормальную жизнь, но для этого вам необходимо вырваться из тисков нашей Любочки, снять жильё и попытаться овладеть минимальным хотя бы ивритом и устроиться на какую-нибудь работу, а там, я уверена, ваш корабль найдёт нужное направление.
   Вера вела свою машину по новым жилым массивам, где в основном жили бывшие граждане Советского Союза.
   - В этих домах живут почти одни выходцы из нашего бывшего Союза.
   Многие купили свои квартиры, а другие пока снимают здесь жильё.
   - Доченька, но у нас ведь уже солидный возраст...
   - Папа, ты что смеёшься, тебе только пятьдесят, маме на два года меньше, о каком возрасте ты говоришь?!
   Конечно, инженером без иврита ты не устроишься, но опытного рабочего возьмут на завод, а там себя проявишь, овладеешь языком, оборудованием и увидишь - хозяева оценят тебя, и ты ещё сможешь стать даже опять инженером, а если нет, то и работая простым рабочим, будешь жить гораздо достойней, чем ты жил в Минске, особенно в последнее время.
   - Верунь, я бы с тобой согласился, но как на это прореагирует твоя мама, ты ведь знаешь, какое влияние на неё имеет Люба...
   - Папочка, послушай свою малолетнюю дочь, возьми на себя хоть раз бразды правления в семье и увидишь, никуда мама не денется без тебя, у неё больше апломба, а идей и пробивной силы не на йоту, всю жизнь за твоей спиной живёт, а вечно корчит из себя этакого монстра.
   - Вера, не надо так отзываться о матери, она вас вырастила.
   - Папочка, кто с этим спорит, но сегодня надо срочно принимать важные решения, а на это она не способна, кому нужны её ворчание и поучения?
   Я бы тебе посоветовала ещё уехать вообще в другой город, но не хочу сильно обижать Любу, всё же пока мама не работает, она ей поможет с ребёночком.
   - Верунечка, но кем мама сможет здесь работать?
   - Папочка, воспитателем в детский садик устроиться ей не светит, но она может попробовать найти работу по присмотру за малыми детьми, по обслуживанию стариков, перебирать овощи и фрукты на конвейере, продавцом в русский магазин, мыть посуду в ресторане... ну не знаю, надо покрутиться среди людей, они и подскажут.
   Лично мне подсказывали, я не послушала нашу хитрожопую Любочку, благодаря этому не потеряла ни одного годика и уже заканчиваю первый курс университета.
   С работой маме могла, если бы захотела, помочь наша Любаша, она уже тёртый калач в Израиле, я ведь сейчас не кручусь в этих кругах, хотя по вечерам подрабатываю в зале торжеств официанткой.
   Всё, папочка, возвращаемся, нас с тобой ждёт праздничный ужин, а опоздаем, мама нам сделает вырванные годы.
  
   На завтра утром мама всё же согласилась поехать с младшей дочерью на море.
   Она блаженствовала, погружая тело в благодатные волны тёплого Средиземного моря и даже вызывая улыбку у дочери, они с папой устроили в воде шутливую возню.
   Вера от души порадовалась за родителей и впервые подумала, что у них всё же есть шансы устроиться успешно в Израиле, главное, чтобы отец проявил выдержку и характер.
   Вечером, прощаясь, папа шепнул своей любимице:
   - Верунь, твоя мама согласилась - мы, как ты и советовала, завтра с утра идём к маклеру, будем подыскивать подходящую квартиру на съём.
  
   Возвращаясь в Беер-Шеву, Вера улыбалась своим мыслям - Любочка ей кости ещё помоет, но ей на это было наплевать, родители ей были дороже.
   Приближалось двадцатилетие Веры, а в памяти у неё живо рисовался предыдущий День рождения.
   Неожиданная и незабываемая встреча в Эйлате, где ей друзья устроили умопомрачительный сюрприз в ресторане, а потом, их с Галем первая совместная ночь в отеле, когда она потеряла свою невинность.
   Да к чёрту, какую там невинность, и почему потеряла, она нашла, обрела, воспылала настоящей любовью и от этой любви получала огромное наслаждение, а потеря невинности - всего лишь маленький эпизод в большом чувстве.
   В этом году двенадцатое июля выпало на субботу, и Вера подумывала поехать к родителям, которые к этому времени уже почти две недели жили на съёмной квартире.
   Самое удивительное в этой истории, что не папа, а мама уже работала.
   Она устроилась посудомойкой и даже не в русском ресторане, а в каком-то новомодном, готовящем только рыбные блюда.
   Сессия была в разгаре, Вера пересилила себя и никуда не поехала, всё же приняла решение остаться в общежитии и посидеть над учебниками, но её намерениям не дано было осуществиться - ранним утром в комнату ворвалась Наташа:
   - Привет, подруга, поздравляю с днём рождения!
   Надувных шариков не будет, цветы не успела купить, как и подарок, но обедом в ресторане тебя с Офером накормим.
   Одевайся, наряжаться особо не следует, но побрякушки свои какие-нибудь можешь нацепить, хотя бы эту цепочку с рукой на счастье...
   Вера стояла посреди комнаты и во все глаза смотрела на подругу, это была не её Наташка.
   В движениях девушки чувствовалась нервозность, она то садилась на кровать, то начинала ходить взад-вперёд по маленькой комнате, раз за разом наталкиваясь на Веру.
   - Наташка, что ты мельтешишь перед глазами, дай мне нормально собраться и где ты кинула Офера?
   - Да в машине он... что, мне надо было привести его сюда, чтобы он полюбовался твоими сиськами, хотя тут есть чем, а то ему достались для его огромных лап мои прыщики.
   Ладно, ты ещё долго будешь нафуфыриваться?
   - Наташа, не держи меня за дурочку, пошли, что-то ты мне сегодня не нравишься, опять готовишь мне какую-нибудь авантюру...
   Наташа не улыбнулась, а нервно начала колотить кулаком по ладони второй руки.
   - А я сама себе не нравлюсь и сегодняшний день мне не нравится, и вся эта падлючая жизнь мне не нравится...
   И Вера отступила, понимая, что сейчас толку не будет от её расспросов.
   Всё равно очень скоро выяснится причина нервозности подруги и адрес их маршрута.
   Офер сидел в машине, крепко зажав своими огромными ручищами руль, с мрачным видом и только буркнул что-то Вере: не то приветствие, не то поздравление...в какое сравнение это могло идти с прошлым годом, когда он стоял рядом с Галем возле столика в ресторане и широко улыбался.
   Вера сидела на заднем сиденье и смотрела в окно автомобиля, который стремительно катил на север.
   Офер с Наташей, оба надувшись, упорно молчали.
   Так они и ехали какое-то время, не говоря друг другу ни слова.
   - Всё, ребята, мне это уже надоело. Офер, разворачивай машину и вези меня обратно.
   У меня столько уроков, а я буду тут с вами изнывать, свои отношения могли бы и без меня выяснить, поздравили меня весело и достаточно, ты слышишь!
   Вера уже это не говорила, а кричала со слезами в голосе.
   Парень вжал голову в плечи и продолжал гнать машину по трассе, а Наташа со слезами на глазах обернулась к ней.
   - Верка, не бунтуй, пожалуйста, большого праздника тебе не обещаю, но на сюрприз рассчитывай.
   Вера сжала губы и опять уткнулась в окно - они промчались мимо Ашкелона, затем и Ашдода и даже миновали Ришон, но когда позади остался Тель-Авив, она совсем растерялась.
   - Наташенька, не томи душу, но хоть намекни, куда мы едем?
   - В мошав возле Пардес-Ханы.
   - А что там?
   - Там живут родители Галя и он сейчас там.
   Вера выпрямилась на заднем сиденье и вцепилась рукой в плечо подруги.
   - Наташенька, что с ним, скажи быстрей, умоляю...
   - Верочка, только вчера мне этот медведь со свиным рылом соизволил признаться, что Галь смертельно болен, а этот преданный другу индюк хранил от нас эту великую тайну, не прощу, ты слышишь Офер, не прощу...
  
   Наташа ударила кулачком парня по плечу и зарыдала.
   Они уже проехали Хедеру, и Вера оценила благородство подруги, которая два часа боролась с искушением открыть для неё маршрут, конечную точку, и цель, но сдерживала себя, чтобы для Веры дорога не оказалась сплошной мукой.
   Ей хватило и четверти часа, чтобы как-то воспринять эту ужасную новость и понять всю её беспощадность и страх перед предстоящей встречей с любимым.
  
   Зазвенит грустью нерв, вслед протяжно застонет струна.
   Отзовётся простор наболевшим истерзанным эхом.
   За любовь плата боль, за разлуку печаль и вина -
   Замыкаем себя, чтобы чувства не дать на потеху.
  
   Ход разрозненных мыслей пытаемся складно облечь
   В стройный ряд и масштабом в пунктирах урезать пространство.
   По течению жизни за течью латаем мы течь,
   А проделки судьбы набегают волной окаянства.
  
   Ищем тихую гавань и снова ругаем причал,
   Неуютно и скучно мятежной душе без простора.
   Не прожектора свет, манит счастьем далёким свеча
   Бескорыстной любви и глаза без обид и укора.
  
   Уготован тернистый маршрут или выбор иной,
   Мы стоим на распутье, ослепнув, оглохнув от страха.
   Что ответить судьбе - мы готовы любою ценой
   Заплатить за любовь, уронив своё счастье на плаху?
  
   Эти и другие подобные стихи Вера напишет позже, а пока она вдруг вся сжалась на заднем сиденье автомобиля - она давно чувствовала, предполагала, знала... её любимому очень плохо.
  
  
   Глава 30
  
  
   Смутными штрихами запечатлелось в памяти Веры, как они въехали в живописный посёлок, находящийся в окружении лиственного леса, чем-то напоминающего белорусский.
   Машина Офера затормозила возле старого добротного двухэтажного особняка, утонувшего по самую крышу в яркой зелени.
   По бетонной дорожке они с Наташей вслед за парнем проследовали к массивным дверям, которые открылись раньше, чем они к ним приблизились.
   На пороге их встретила пожилая симпатичная женщина с седыми короткими волосами и огромными грустными глазами.
   Вере, в первую очередь, запомнились эти глаза, потому что они неотрывно смотрели именно на неё.
   Офер по-свойски прижал к себе мать Галя и поцеловал её в седую макушку. То, что это мать, можно было не сомневаться - Галь был похож на неё почти, как две капли воды.
   Девушки приблизились.
   Женщина расцеловала Наташу, а затем обняла за плечи Веру и завела в дом:
   - Шалом, дочь, я давно хотела на тебя посмотреть, мне столько про тебя рассказывал мой сын, но ты своей красотой превзошла все его описания.
   Вера потупилась.
   - А где он? Я очень хочу его увидеть...
   - Не спеши, моя красавица, пусть филипинка, которая за ним присматривает, приведёт моего мальчика в наилучший вид и порядок.
   Офер, как сообщил мне, что вы едете, я чуть с ума не сошла от волнения.
   Офер, сынок, прогуляйся, пожалуйста, со своей девушкой по нашему саду, угости её свежими фруктами, а я пока поговорю с этой милой девочкой, сам понимаешь, нам необходимо это сделать, пока она его не увидела.
   Мрачный друг Галя с печальной Наташей вышли на двор, а женщина, крепко обнимая девушку за плечи, усадила рядом с собой на диван:
   - Твоё имя Вера, я знаю, Галь и сейчас, когда приходит в себя, его повторяет.
   Всё зовёт не маму, а Веруш, Веруш...
   Мать Галя проглотила слёзы.
   - Девочка моя, я не уверена, что тебе стоило сейчас приезжать к моему мальчику.
   Это я велела Оферу ничего тебе не говорить о случившемся с моим сыночком и даже сама придумала дурацкую историю с прежней его девушкой и дала распоряжение поменять замок во входной двери в квартире моего мальчика.
   Твоя подруга злой бедой настроена против Офера за его молчание, но это зря, он очень хороший друг и достойный человек и в полной мере с нами разделяет это горе.
   А теперь я тебе расскажу печальную историю о моём сыне...
   Женщина горестно вздохнула.
   - Он прикован к постели и почти всё время находится под воздействием морфина, а иначе испытывает жуткие боли.
   Я осознаю, что у тебя вертятся в голове два главных вопроса: что с ним случилось и можно ли ему помочь.
   Так вот, пуля угодила в шейный позвонок, раздробила его, задет нерв и мой мальчик лишён подвижности.
   Правда, он слегка может шевелить пальцами рук, и мимика лица полностью сохранилась, но повторяю, из-за испытываемых им жутких болей, постоянно находится под воздействием морфия.
   Теперь попробую ответить тебе на второй вопрос, который ты мне не задала, но обязательно задашь.
   Я сама медик с большим стажем и, неважно, что всего лишь медсестра, но многое из его состояния мне понятно.
   На чудо, на прогресс в медицине можно надеяться, как и на помощь Бога, но надежда очень и очень слабенькая.
   Мой муж связался с какой-то американской клиникой, где нам сообщили - есть знаменитый учёный в этой области, но существует несколько серьёзных проблем.
   Первая, Галюш не транспортабелен.
   Вторая, с каждым днём под воздействием морфия его организм ослабевает и разваливается.
   Третья, тот учёный не соглашается приехать и хотя это стоит очень больших денег, мы были согласны всё оплатить, потому что это нас не сдерживает, у нас хорошая дружная семья, есть друзья, коллеги и государственная страховка.
   Вера, уронив лицо на ладони, в голос плакала, вместе с ней всхлипывала мать Галя.
   - Девочка моя, есть и четвёртая проблема: как справиться с ней? Мы скоро, наверное, всё же согласимся...
   - Вы хотите рискнуть переправить его в Америку и можете таким образом убить Галя?
   - Ты почти угадала, мы хотим довериться одному нашему израильскому ещё достаточно молодому специалисту, который берёт на себя смелость сделать моему сыну уникальную операцию.
   Гарантий никаких, летальный исход в ходе операции вероятен...
   В салон к ним вышла в белых одеяньях низенькая неопределённого возраста, китайского типа женщина и произнесла на плохом английском языке, что в комнате больного порядок, и они могут к нему зайти.
   - Ну что, моя девочка, идём, если ты не передумала его увидеть.
  
   Вера на дрожащих ногах двинулась к двери, откуда только что вышла филиппинка.
   Мать Галя её опередила и, приоткрыв дверь, заглянула внутрь комнаты, а только потом, широко распахнула её перед девушкой.
   Вера, застыв на пороге, сквозь слёзы смотрела на своего Галя с невероятно изменившимися за полгода под воздействием тяжёлой болезни чертами лица.
   Было заметно, что его только что выбрили, причесали, но это была только тень от того блестящего парня, которого знала Вера - она видела крайне измождённое худое лицо, с обтягивающей его бледной кожей, далеко запавшие закрытые глаза с дрожащими ресницами, на шее фиксирующий гипсовый бандаж, выпирающий кадык и тонкие, потерявшие мускулатуру, руки, лежащие вдоль скрытого под простынёй тела, к одной из рук была присоединена капельница.
   Девушка присела на стоящую рядом с кроватей табуретку и взяла в свои ладони свободную от капельницы руку Галя и поднесла к губам:
   - Шалом, мой милый друг, я знала, чувствовала, что с тобой стряслась беда, и с самого начала не верила в те Наташкины глупости, что ты меня вдруг бросил.
   Галюш, мой милый, родной, моя первая и последняя любовь, клянусь тебе, что не покину тебя до последнего твоего вздоха.
   Любимый Галюш, хороший мой, ты, подаривший мне неописуемое счастье первой и сумасшедшей любви, поправляйся побыстрей, а пока я буду к тебе приезжать, когда только смогу и скрашу твоё временное тяжёлое положение.
   Я чувствую, что ты меня слышишь и поэтому буду с тобой разговаривать, петь песни и читать свои стихи, а по ним ты выучишь русский язык, чтобы мог в будущем спокойно поехать со мной в Беларусь, и я с удовольствием познакомлю тебя с этим чудесным краем.
   Я помню каждую нашу минуточку, проведённую в Италии, а мы с тобой ещё много где не были.
   Ты сильный, ты очень сильный и мужественный человек, я очень люблю тебя, и ты любишь меня и обязан поправиться, ради меня, себя и всех, кто тебя очень любит, а мы ведь с тобой столько ещё не додали друг другу любви.
   Вера всё это проговаривала, глотая слёзы, за её спиной рыдала в голос мать Галя, к которой скоро присоединилась, вошедшая в комнату Наташа, облизывая текущие к губам слёзы, она сзади ласково обняла подругу за плечи:
   - Верунчик, какая я дура, как я могла не поверить тебе, ведь ты до последней секундочки чувствовала, что он тебя не бросил, что Галю плохо, а я его всячески поносила.
   Прости меня, мой друг, возвращайся к нам, и не надо вам с Веркой больше таблеток, вы должны с ней нарожать много красивых детей, вы же сами такие красивые...
   Вере вдруг показалось, что на чёрточках плотно сжатых губ Галя мелькнула лёгкая улыбка.
  
   А если раньше я уйду
   В туман, откуда нет возврата,
   Пройдись с восхода до заката,
   Так легче пережить беду,
   Назад отматывая стрелки,
   Сквозь дней счастливых чехарду,
   Где каждый штрих невзрачный, мелкий -
   Значимый в памятном бреду.
  
   А если раньше ты уйдёшь... -
   Бывает в жизни и такое, -
   Лишённый счастья и покоя,
   Пролью из слёз поминный дождь,
   Назад отматывая стрелки
   Сквозь пятна света и теней,
   Где каждый штрих невзрачный, мелкий
   Вписался в годы ярких дней.
  
   А если вместе мы уйдём
   Без слёз печали, нареканий,
   Оставив шлейф воспоминаний,
   Прольёмся благостным дождём,
   Назад отматывая стрелки,
   Пройдётся кто-то по следам,
   Где каждый штрих невзрачный, мелкий
   Вернёт нас в юности года...
  
  
   Глава 31
  
  
   В начале августа Вера успешно сдала сессию за первый курс и, не слушая доводы Любы и робкие аргументы родителей, поддержавших старшую дочь, выступивших против преданного отношения младшей дочери к больному парню, минуя Ашдод, отправилась на север.
   Девушка на верно служащей ей до сих пор машине-развалюхе прибыла к своему Галю, где её с радостью встретила мать любимого, которую звали, очень созвучно с именем сына, Гиля.
   За последний месяц, с тех пор, как она узнала о свалившемся на неё горе - тяжёлом положении любимого человека, она почти не виделась с родителями и с сестрой.
   В редких телефонных разговорах те донимали Веру своими нравоучениями и предупреждениями, что привело к тому, что девушка на корню прерывала свои звонки, не желая слушать ценные советы и железные доводы, особенно, мамы и сестры.
  
   Вера скоро познакомилась со всеми членами семьи Галя, которые съезжались на выходные и тепло приветствовали девушку, ставшей в эти дни неотъемлемой частицей их дружного общества.
   Хуже всех к ней относился отец Галя, старый полицейский Абрам.
   Он не мог понять, для чего этой девушке надо губить свою молодость рядом с безнадёжным больным и, возможно, в этом видел какой-то тайный смысл.
   Его жена, наоборот, не чаяла души в избраннице Галя и в разговорах пыталась оспаривать суждения мужа.
   Веру смущало то, что она, находясь долгое время в этом доме, как бы является нахлебницей, и она всячески пыталась помогать матери Галя по хозяйству и в саду.
   Гиля от девушки была без ума, но часто вслух сетовала, что её гложет совесть и, возможно, муж прав, не стоит Вере губить свою молодость, проводя каждый день долгие часы рядом с больным человеком.
   Вера, действительно, просиживала рядом с Галем подолгу, разговаривая с ним и читая вслух книги.
   Парень знал о присутствии девушки, в этом не было никакого сомнения - в минуты просветления он называл её по имени и хриплым, непохожим на прежний, голосом умолял Веру покинуть его, а затем под воздействием морфия снова погружался в мир глубокого наркотического сна.
   Офер с Наташей при первой возможности приезжали навестить друзей, а потом подруга отправилась на последний месячный сбор для прохождения и подтверждения гиюра.
   Заканчивались еврейские осенние праздники и Вере пора было отправляться в Беер-Шеву готовиться к занятиям на второй курс в университете.
  
   Ранним утром перед отъездом Вера попросила сиделку выйти из комнаты и оставить её наедине с Галем, что та незамедлительно сделала, зная, какие прежде отношения связывали этих двух молодых людей и, хорошо изучив девушку за два месяца, что она провела рядом с больным.
   Парню ещё не успели ввести новую порцию морфия, а действие старой заканчивалось и на его лице появились гримасы, сдерживаемой им боли.
   Он открыл лихорадочно блестящие глаза.
   - Веруш, прости, но уходи, мне очень больно...
   Вера нагнулась над ним и поцеловала его в сухие сжатые губы.
   - Я люблю тебя, Галь, ты поправишься, я в это свято верю, ты слышишь, верю...
   Галь громко застонал, в комнату вбежала филиппинка, и Вера вышла наружу, прикрыв за собой плотно дверь.
   Боже мой, как ему больно и как от этого у меня болит душа.
   На неё внимательно смотрели, сидящие в напряжённых позах, Гиля и Абрам - расстроенные родители Галя.
   Они разом поднялись на ноги и подошли к девушке.
   - До свидания, моя хорошая, если ты больше не приедешь к моему сыночку, мы тебя поймём и нисколько не осудим, но я обязана тебе это сказать - если бы всё было хорошо и ты стала женой моего Галя, я была бы счастлива за него.
   Отец Галя протянул ей руку.
   - До свиданья, девушка, не обижайся на меня, Гиля правильно сказала, что, если бы всё было хорошо, мы были бы счастливы иметь такую невестку и с удовольствием называли бы тебя своей дочкой.
   Но, девочка, не губи свою жизнь, ты такая молодая, красивая и добрая. Повторяю - не губи свою молодость, наш сын вряд ли вернётся к нормальной жизни.
   Вера, не проронив ни слезинки, расцеловала родителей Галя и пошла к выходу, но, обернувшись на пороге, выкрикнула:
   - Я его не брошу никогда! Слышите, никогда!
  
   Свою судьбу пишу я кровью,
   макая кисть в души палитру,
   в конце проставлю чётко титры -
   навеки ваша и с любовью...
  
   Не точку ставлю, многоточье,
   скользя по грани, не за гранью,
   под пенье птиц рассветной ранью,
   туманы разрывая в клочья...
  
   Надежду, как дитя, лелея,
   открою новую страницу,
   за ночью день и жизнь продлится,
   Рассвет придёт, заря алеет...
  
   Макаю снова кисть в палитру,
   судьба не пишется без крови,
   оттенок розовый, багровый...
   с души лишь серый с чёрным вытру.
  
   По дороге она заскочила в Ашдод, с радостью для себя отметила, что у родителей всё складывается удачно - мама уже втянулась по вечерам мыть посуду в ресторане, это ей не мешало помогать Любе воспитывать малышку, а папа поймал свою удачу за хвост: устроился на военный завод и сразу же обрёл уважение и авторитет со стороны руководства за рационализаторскую смекалку, благо, главным инженером там работал Ватик - старожил, приехавший в Израиль из Советского Союза в семидесятые годы.
   Родители снимали трёхкомнатную квартиру в новом доме, полностью меблированную и с хорошими электротоварами.
   - Мама, как у вас хорошо и не скажешь, что это схерут (съём).
   - А что мы должны жить, как свиньи в грязи?
   Там жили, как люди, и тут будет не хуже, правда Коля?
   - Ещё бы, с такой, как ты, хозяйкой и в аду был бы рай.
   Белочка, а когда мы купим свою квартиру, то вообще ты её превратишь в царский дворец.
   - Купим, купим... где гарантов возьмём?
   Вера не выдержала.
   - Вы чего тут устраиваете проблему - Люба с Лёвой работают, а я пойду, как не рабочий гарант.
   Папа отвернулся и пошёл на балкон покурить, а мама бросила сквозь зубы:
   - Любка сказала, что мы от них гарантов не получим, она не собирается за нас сесть в тюрьму.
   - Вот кальба!
   - Что ты сказала?
   - Я сказала, что она сука, но не переживайте - мир не без добрых людей, есть у меня Наташка с Офером, Люда, жена Олега, уже работает на маскорот, то есть, на зарплату, не пропадём, ищите себе подходящее жильё, проскочим.
  
   Заехала она на несколько часов и в Ашкелон навестить к великой взаимной радости семью Олега Фрейдмана.
   Они обменялись новостями.
   Вера видела, как сопереживают ей Олег с Людой, последняя даже разревелась.
   - Девочка наша, какая у тебя горькая судьбинушка, мужайся, мы будем вместе с тобой молиться за успешную операцию твоему любимому.
   Если тебе нужна будет наша помощь, можешь всегда на нас рассчитывать...
   И Вера верила в искренность слов и дружеского к ней отношения всей милой её сердцу семьи, так тепло отнёсшейся к ней с первой встречи.
   Они вкусно пообедали знаменитыми голубцами Люды и, когда уже пили кофе, Вера не выдержала:
   - Простите, Олег, но хоть одну песню на мои стихи вы написали?
   Девушка от своего нескромного вопроса покраснела, а бард рассмеялся.
   - Ну конечно, написал, и ни одну, а целых три, думаю, что в будущем у тебя будут новые стихи, а у меня на них родятся новые совместные песни.
   Я хотел тебе сделать сюрприз, чтобы ты сама на подаренных тебе новых кассетах случайно обнаружила песни на свои стихи, а ты...
   Вера поцеловала барда в щёку.
   - Не переживайте, Олег, я не испорчу окончательно ваш приятный для меня сюрприз.
   Я не спрашиваю вас, какие мои строки стали песнями, просто буду слушать все подряд и с радостью выискивать среди них наши совместные.
   Вера пожелала удачи на службе Лене, которая через парочку дней призывалась в армию, послушала, как проникновенно поёт Алла под аккомпанемент папиной гитары песни на его слова и, получив долгожданные кассеты барда, отправилась в свой университетский городок.
  
   Она ещё не успела выехать из Ашкелона, как вставила в магнитофон кассету и заслушалась песнями, и вот, после вступительного перебора гитары, Вера услышала с лёгкой хрипотцой голос Олега Фрейдмана, выводящий до боли в душе знакомые, написанные ею слова:
  
   Ничего не хочу, почему только слёзы
   Заструились к губам, словно реки к морям.
   Я ладонью сотру этот случай курьёзный.
   Не хочу никому свою боль доверять.
  
   Ничего не хочу, а хотелось так много-
   Всё делить пополам - отдавать или брать,
   Что бы я для тебя не была недотрогой,
   Целовал мою каждую клетку и прядь...
  
   Ничего не хочу без тебя, а с тобою
   Покоряла б вершины и тайны глубин...
   Но уставшее сердце стучит с перебоем,
   Не познавшее счастье ответной любви.
  
   Ничего не хочу, не хочу, не хочу я...
   За окном ветер грустную песню поёт.
   Время сердцем стучит, от разлуки врачуя.
   Доверяю ему я надежду на взлёт...
  
   Вера остановила машину на обочине и упала лицом на руль - эти стихи она написала вскоре после того, как перестал появляться у неё Галь, когда в голову полезли самые разнообразные мысли.
   Многое из этих строк сегодня опровергнуто, но есть и полностью совпадающие с сегодняшним настроением.
   Вера вытерла слёзы - как чувственно спел Олег, как будто влез к ней в душу и вместе пережил все горькие минуты разлуки.
   Вера завела мотор... нет, по дороге она не будет слушать эти песни - больно, очень больно...
  
   На тридцатое ноября Галю была назначена операция.
   Волнение у Веры достигло самого высшего предела, на карту было поставлено не здоровье, а вся жизнь любимого человека, а вместе с ней и её судьба.
   В то же время, в случае успеха, возвращённая настоящая жизнь, дорогого сердцу, Галя могла раскрасить в тёплые и радостные тона дальнейшую жизнь девушки.
   За десять дней до ожидаемой с невероятным волнением операции Галя, к ней заехала в общежитие Наташа и с самого порога закричала:
   - Верка, пиздец, я еврейка, всем еврейкам еврейка.
   Сказала, что это сделаю - и сделала!
   - Наташка, выражаясь твоим языком, а на хрена это тебе всё сдалось?
   - Дурочка, меня теперь похоронят на еврейском кладбище, а ни где-нибудь за оградой...
   Увидев до смешного удивлённое лицо Веры, подруга рассмеялась.
   - Посмотри...
   Она вытянула вперёд руку.
   Вера увидела на пальце подруги золотое колечко, осыпанное осколочками бриллиантов.
   - Наташка, я так понимаю, тебе Офер сделал предложение?
   - Вот именно, честь по чести, даже на колено встал, медведь неповоротливый...
   - Наташик, так ведь он давно уже был готов был ехать с тобой в Прагу и зарегистрироваться.
   - Много ты понимаешь, он хотел, он был готов...
   А я хочу, чтобы у меня была хупа, а под ней разбивался бокал на счастье! Понятно?
   А потом ты вместе с Галем вышла бы в круг и танцевала за наше счастье фрейлих, понятно?
   - Ещё бы, а когда свадьба?
   - Через полгода, когда закончу службу в армии, планируем на июль.
   Верка, может быть, к тому времени Галь полностью поправится, и мы сразу закатим две свадьбы, ты как?
   - Наташечка, алевай (дай бог)!
   Я сплю и вижу, как мы идём с ним то по лесу, то по полю, а то по Риму... и целуемся, целуемся....
   И обе девушки расплакались, понимая, насколько хрупкими были их надежды, но они всё же были.
   Прощаясь, Наташа вручила подруге кассету. <
   - Верчик, послушай обязательно, здесь все песни хорошие, но одна - полный отвал: Сарит поёт, а кажется, что это ты поёшь, именно твоя душа кричит в этой песне.
   Даже не буду тебе указывать, какая это песня, послушай, а потом мне скажешь, договорились?
   - Наташок, нет вопросов, даже интересно...
   Подруга уехала, а Вера тут же всунула кассету в магнитофон - действительно, все песни и звонкий голос певицы приятно ложились на душу.
   Зазвучала очередная песня, и Вера услышала:
   - Шма, Исраел, элогейну...
   По коже девушки побежали мурашки, и губы прошептали:
   - Услышь, Израиль, боже всемогущий...
   Она всю ночь прокорпела над переводом и к утру уже подпевала на русском языке слова, тронувшей её до глубины души, песни:
  
   Плач сердца
  
   Как плачет сердце,
   Только Богу слышно.
   Укрылась боль
   На дне моей души.
   Скорблю о павшем,
   Обращаясь к свыше...
   Моя молитва -
   Стон в ночной тиши.
  
   Припев.
   Услышь, Израиль!
   Боже всемогущий!
   Ты дал мне
   Жизнь,
   Любовь
   И солнца свет.
   Глаза сухи.
   Плач сердца, душу рвущий.
   И тишина.
   Покоя только нет.
   Услышь, Израиль,
   Голос одинокий.
   Дух укрепи.
   От страха жить - спаси.
   И кружат мысли -
   Правда так жестока.
   Душа кричит,
   В ней не осталось сил.
  
   Остановилось время.
   Сердце плачет.
   В коротком миге
   Вижу жизнь свою.
   От неизбежности
   В молитве прячусь.
   Надежда
   Замирает
   На краю.
  
   Припев.
  
   Автор слов - Иосиф Гансин.
   Перевод с иврита -
   Поёт популярная в Израиле певица Сарит Хадад.
  
   В среду, двадцать третьего ноября, за неделю до операции Галя, Вера возвращалась в своём автомобиле с очередного заседания литературного салона и нечаянно вместо магнитофона включила радио и услышала сообщение о страшном теракте, произошедшем на выезде из сектора Газа.
   Легковой автомобиль, начинённый взрывчаткой, вместе с водителем врезался в автобус, перевозивший военных из базы на территорию Израиля.
   По сообщению военных корреспондентов, в автобусе находились в основном солдатки, среди них есть многочисленные погибшие и раненые.
   Сердце у Веры дрогнуло - в таком автобусе всегда доезжала до рейсового Наташа, и именно в среду она должна была выходить из базы на последний перед демобилизацией двухнедельный отпуск и собиралась побыть рядом с Верой во время всей процедуры, связанной с судьбоносной операцией Галя.
   По дороге в общежитие Вера из каждого телефонного автомата звонила Оферу, то на работу, то на домашний телефон, но тот не отвечал.
   Девушка от отчаяния позвонила на коммутатор его полицейского участка и здесь ей сообщили, что Офер Крумер срочно выехал в больницу 'Сорока', в Беер-Шеву.
  
   Вера резко развернула машину и понеслась в больницу.
   Наташенька, милая моя подружка, не уходи от меня, я страшная эгоистка, я последняя сволочь, но умоляю тебя, Боже - пусть с ней будет всё хорошо, не допусти такого, что я потеряю свою лучшую подругу, она ведь такая хорошая, она мне дороже самой себя...
   Слёзы заливали глаза, и она почти ничего не видела перед собой.
   Ей уже несколько раз сигналили встречные машины и из их открытых окон в её адрес неслась злобная ругань.
   Вера кое-как припарковала свой автомобиль и бегом понеслась в приёмный покой.
   Там творилась жуткая неразбериха - врачи прямо на месте оказывали первую помощь многочисленным раненным девушкам в солдатской форме, отовсюду слышались стоны, крики и плач.
   Очумевшая от горя Вера вместе со страдающими от боли солдатками кричала, рыдала, умоляла и ей, наконец, сообщили, что Натали Шехтер сейчас находится в операционной.
   Никто не мог ничего сказать девушке о нынешнем положении Наташи, но сообщили, что её доставили в больницу в крайне тяжёлом состоянии и срочно отправили на операцию.
   Вере подсказали, как пройти в хирургическое отделение и где находится операционная - возле закрытых плотно дверей в пластиковом кресле, обхватив голову руками, сидел большой сильный мужчина и, не стесняясь, в голос плакал.
   Вера присела в рядом стоящее кресло, уронила свою голову на колено Офера и затряслась в не сдерживаемом плаче - у них не было друг для друга слов утешения.
  
   Порозовели облака,
   Вобрав в себя цвет крови,
   А слово смерть звучит в строках
   В час для страны суровый:
   Потёмок смерти не боюсь,
   Она придёт когда-то,
   От хвори, старости, в бою: -
   Наградою, расплатой.
  
   Под солнцем раскалён песок,
   В нём трещины, как раны,
   А цвет земли - граната сок,
   Не кажется здесь странным.
   Что ворошить Святой Танах,
   Минувшие победы -
   Звенит крик боли в небесах,
   Нет слёз оплакать беды.
  
   Земли хватает для могил,
   И жить хватило б места,
   А мы шагаем по крови
   Дорогой неизвестной:
   Не смерть страшна, а жить боюсь
   С тяжёлою утратой -
   Молитв не знаю, но молюсь
   За этот мир треклятый!
  
  
  ЧАСТЬ 2
  
  
   Не климат выбирали, а судьбу(с)...
  
   Дорогие читатели! В этом романе вас ждут новые встречи с полюбившимися по предыдущему повествованию героями книги. Пожелания ваши и моих близких, прочитавших роман "Теперь с тобою вместе я", буквально вынудили меня сразу же приступить к написанию продолжения, чтобы рассеять густой туман, окутавший его окончание. Прошу читать и жаловать... Эту книгу посвящаю своей сестре, другу, почитателю и доброму помощнику, Полине Ладаневой.
  
  
  Глава 1
  
  
  Галь, задумавшись, сидел в опостылевшей инвалидной коляске, подставив лицо с закрытыми глазами горячим лучам августовского утреннего солнца. Он мысленно перенёсся в не столь далёкое прошлое, где был здоровым, сильным и полон радужных надежд на будущее, связанное с интересной работой и любимой девушкой. Тяжело вздохнув, открыл глаза и перебирая сильными руками колёса коляски, устремился по бетонной дорожке, убегающей от утопающего в зелени особняка, в угол благоухающего цветами и зрелыми фруктами пардеса (сада). В этом месте отец специально соорудил навес, под которым находились различные приспособления для занятий Галя приемлемым для него спортом. Через три месяца будет уже два года, как ему сделали уникальную операцию, после которой он остался жив, и более того, обрёл возможность наслаждаться жизнью, но, к сожалению, с определёнными ограничениями. Практически, не ощущая больше прежних жутких страданий от нестерпимых физических болей, он с каждым новым днём всё больше погружался в депрессию, связанную с его неподвижностью ног.
   Галь часто ловил себя на мысли, что лучше бы предпочёл быстро угаснуть, чем тлеть жалким фитильком свечи.
   Мать и Вера в два голоса, перебивая друг друга, рассказывали ему со всякими подробностями про все их треволнения, утверждая, что они за время, пока он находился в операционной, чуть от страха за его жизнь не сошли с ума.
  
   Он часто вспоминает тот момент, когда в реанимации неожиданно пришёл в себя, открыв глаза, чтобы на несколько секунд оглядеться вокруг, пока в него введут очередную дозу морфия, но к своему удивлению рядом с собой медсестры со шприцем не обнаружил.
   Он уже было хотел криком привлечь к себе внимание, чтобы избавить от страшных мук своё тело, терзающееся прежней жуткой болью, разрывающей весь организм от затылка до кончиков пальцев ног, но к нему вдруг пришло новое приятное осознание.
   Боль он ощущал, но далеко не ту, пронзающую калёным железом, а всего лишь ноющую пульсирующую в районе шеи, к которой он какое-то время настороженно прислушивался, пока у него не зачесались от яркого света глаза и рука непроизвольно потянулась к лицу.
   Галь с замиранием сердца опять вспоминал, как он тогда слабыми дрожащими пальцами утирал с ресниц и щёк обильно выступавшие слёзы радости от мысли, что вернулся в жизнь, что скоро обнимет свою любимую красавицу Верушу, прижмётся лицом к ласковым рукам матери и пожмёт сильную ладонь отца.
  
   До этого он так только плакал во время прохождения службы в армии, когда хоронили на военном кладбище его друга Германа, парня, ребёнком приехавшего в Израиль из Советского Союза, подорвавшегося на мине в Ливане в нескольких метрах от него.
   Галь не заплакал, когда после прогремевшего невдалеке взрыва мины, вытащил из кустов оторванную голову друга и приставил к искорёженному телу.
   Он не пролил слёз, когда стоял в почётном карауле на военном кладбище во время траурного салюта по погибшему сослуживцу.
   Но когда после отзвуков затихающих автоматных очередей в голубом небе, в ужасающей тишине на фоне крика ворон, раздался разрывающий душу стон матери Германа:
  
   - Господи, не надо!
  
   Он не стесняясь тихо заплакал.
   В почётный караул выбирают самых стойких, а ребята рыдали вместе с тремя девушками, находящимися напротив, с горячими ещё после выстрелов автоматами.
   Про свои слёзы во время траурного салюта он как-то рассказал любимой Вере, и она вскоре написала стихи и передала их своему другу-барду Фрейдману Олегу.
   Не прошло и недели, как на свет появилась новая песня, правда на русском языке, который Галь к этому времени уже сносно понимал:
  
   И к чёрту все красивые слова...
  
   Невидимая пуля просвистит,
   Не тело обожжёт, опалит нервы.
   Он командир, он умирает первым -
   И нет сомнений в выбранном пути.
  
   Припев.
  
   И к чёрту все красивые слова,
   Шум почестей и звонкие награды...
   В лицо уткнулась жёсткая трава...
   Крик матери: "О, Господи, не надо!"
  
   Сполошный птичий гам, могильный холм,
   Почётный караул, салют прощальный...
   Глаза друзей на мать глядят печально...
   Весна в слезах, рокочет в высях гром.
  
   Припев.
  
   Ушёл, как жил, - без жалоб и мольбы.
   Прикрыт землёй, что называл родною.
   И мать с седой до срока головою
   Идёт по краю выжженной судьбы.
  
   Припев.
  
   Друзья, присядем, случай непростой.
   Накроем стол: "Привет, дружище верный!" -
   На поле, где сразила пуля-стерва,
   По-русски помянём, махнув по сто...
  
   Припев.
  
   Солнце нещадно палило, обжигая кожу лица, несмотря ещё на довольно ранний час, становилось душно, и Галь закатил свою коляску под навес.
   Конец августа, скоро наступят праздники и здесь соберутся все его братья с многочисленными семействами и станет на их вилле шумно и весело.
   На Рош-а-шана (еврейский новый год) должны приехать к ним в гости Верины родители и её сестра с семьёй, как бы состоится личное знакомство сватов перед предстоящей в начале ноября их с Верой свадьбой.
   Его верная подружка уже через полгода после операции, когда стало доподлинно известно, что Галь полностью владеет верхней частью тела, а только утратил подвижность ног, хотела узаконить их отношения, но он встал на дыбы и категорически воспротивился её скоропалительному решению.
  
   Долгое время Галь надеялся, что обретёт всё же чувствительность и даже встанет на ноги, но, увы, чаяньям не дано было осуществиться.
   Молодой профессор, сделавший ему уникальную операцию и вернувший его к почти нормальной жизни, долгое время питал надежды вместе с Галем и его близкими, но два месяца назад вынес окончательный вердикт - на данном этапе шансов не осталось, несмотря на все титанические усилия пациента, который, не щадя времени и силы, изнурял себя массажами, физиотерапией, физическими упражнениями и различными процедурами с помощью современной техники.
   Обидней всего, что на каком-то восстановительном этапе, Галь вдруг стал чувствовать в ногах боль при уколах, лёгкую щекотку на ступнях и даже иногда удавалось пошевелить пальцами.
   Увы, увы, это продолжалось только несколько дней, а потом всё вернулось к полной атрофии нижних конечностей.
   Профессор развёл руками - какой-то раздробленный шейный позвонок окончательно передавил нерв, отвечающий за чувствительность ног.
   Молодой талантливый специалист заверил Галя, что, возможно, в будущем они ещё вернутся к этому вопросу, но на данном этапе новая операция грозит неминуемым летальным исходом для пациента, и он на себя подобную ответственность не берёт.
   Галь мужественно встретил приговор эскулапа, ничем и никому не выдал бурю эмоций, которая бушевала в его душе, хотя две вещи его по-настоящему тяготили и порой даже доводили до мыслей о суициде.
   Трудно укладывались в его голове их будущие отношения с Верой и вынужденная нынешняя бездеятельность.
   Парень тяжело вздохнул, тряхнул головой и выпрямился в кресле.
  
   Не спеша, закатил коляску под навес, укрывшись от палящего светила, и по-хозяйски огляделся.
   Привычным движением снял со специального постамента гантели, набрал на них рекордные на сегодняшний день для него десять килограмм и начал ежедневную тренировку, разводя в сторону и поднимая руки вверх, выбрасывая гантели вперёд и возвращая к груди.
   Мышцы приятно наливались силой и энергией под воздействием многократно повторяющихся упражнений.
   Пол часа, отведённых для этих занятий, Галь изнурял своё тело и руки необходимой для него зарядкой, обливаясь потом и краснея от натуги.
   Волевым усилием он отгонял от себя непрошенные мысли о том, что вся эта суета, на самом деле, мышиная возня, не стоящая таких трудозатрат, от которых у него, особенно поначалу, страшно ныли все, отвыкшие от нагрузок, мышцы.
   Если бы не его сумасшедшее желание до сих пор нравиться любимой девушке своей энергией и физической формой, то давно бы уже забросил эти жалкие потуги казаться нормальным человеком.
   Из сумки-холодильника достал коробку с апельсиновым соком и с жадностью начал пить прямо с ёмкости, даже не подумав налить благодатную прохладную жидкость в стакан.
  
   - Галюш, ну как не стыдно, ведь я тебя воспитывала культурным мальчиком, а ты позволяешь себе такие хамские фокусы...
  
   - Мамочка, прости своего непутёвого сыночка, думал, что меня никто не видит, а ты вечно на страже порядка.
  
   Гиля подошла к сыну, забрала из его рук коробку с соком и стащила с него мокрую от пота футболку.
   Затем влажным полотенцем обтёрла его мускулистое тело и протянула свежую майку.
  
   - Сынок, если хочешь что-нибудь перекусить, тогда я тебе принесу, а то я собралась до Хаи прогуляться, партию в бридж сыграть, к ней две подруги из Хайфы прибыли.
  
   - Нет, мамочка, можешь отправляться со спокойной душой, ты же знаешь, если что-нибудь понадобится, я сам справлюсь, но я хотел бы с тобой серьёзно поговорить, пока Вера не приехала.
  
   Мать с сыном взмахом рук издалека поприветствовали Абрама, вышедшего на крыльцо с садовыми ножницами и с лёгкой алюминиевой стремянкой.
   Тот ответно кивнул и не стал к ним приближаться, а устремился в другой конец пардеса, где его ожидала намеченная на сегодня работа.
   Гиля, из стоящих в ряд сложенных шезлонгов, взяла крайний и, разложив, уселась напротив сына:
  
   - Галюш, что ты маешься и понапрасну изводишь душу, страдая от комплекса неполноценности?
   Слава богу, ты остался жив и не только - по-прежнему красивый, сильный и далеко не дурак.
   А ведь у тебя были все шансы стать и тем, и другим, и третьим...
  
   - Мама, ты же понимаешь, дело совсем не в этом, я хочу поговорить с тобой о своём ближайшем будущем.
  
   - Сынок, ты имеешь в виду ваши отношения с Верой и предстоящую свадьбу?
  
   - Да, именно это.
  
   Гиля не стала сразу же отвечать ему на поставленные ребром вопросы, а огляделась вокруг, как будто ища ответы в синем прозрачном небе, в свежей зелени листьев и травы, в ярком многоцветье и в спелых плодах, свисающих с деревьев и кустов.
   Наконец, она прямо взглянула в глаза сына и нежно взяла в свои руки его натруженные гантелями ладони:
  
   - Сынок, я последний человек, который не хочет тебе добра.
   Мы с твоим отцом постоянно говорим между собой о твоём будущем и, конечно же, рядом с симпатичной и душевной девушкой, а именно такой проявила себя наша Вера.
   Мы же тебе во всех подробностях рассказывали, как во время твоего страшного пребывания под воздействием морфия, когда ты лежал практически невменяемым, и после операции, когда стало известно, что твои ноги остались неподвижными, мы с отцом неоднократно пытались заводить разговор с девушкой, но всё оказалось напрасным.
   Ты же хорошо знаешь своего прямолинейного отца...
   Тот, нисколько не смягчая слов, прямо сказал Вере, что её ждёт в будущем сложная жизнь рядом с тяжёлым инвалидом.
   Вся эта бравада и мнимое великодушие вскорости после свадьбы закончатся и начнутся взаимные упрёки...
  
   - Мама, но в чём мне её упрекать?
   Я ведь Веру люблю безумно и если бы мог, то носил бы свою любимую на руках.
  
   - В том-то и дело, что не можешь, а со временем, живя со своим комплексом неполноценности, превратишься в брюзгу и нытика.
   Сидя долгое время в доме, ожидая свою любимую с учёбы, а потом с работы, ты постепенно прекратишь следить за собой, опустишься, забывая лишний раз помыться, побриться и заняться физическими упражнениями.
  
   - Мама, но почему ты так думаешь, что я превращусь в того жалкого субъекта, о котором я сейчас услышал от тебя?
  
   - Галюш, я не думаю так, а жутко этого боюсь и постоянно гоню от себя подобные мысли.
   А вот твой папа не хочет витать в облаках, режет напрямую и я каждую ночь засыпаю в слезах.
  
   - Мама, у меня иногда создаётся такое впечатление, что лучше было бы для всех, если бы я умер во время операции.
   Вы бы какое-то время оплакали сыночка и постепенно смирились с мыслью, что меня уже нет, а так я стал для вас гнойным нарывом - страшно смотреть, а ещё страшней вскрыть...
  
   - Галь, прекрати напускать на себя вид несчастного человека.
   Помолчи парочку минуток и послушай меня, а потом будешь сыпать своими гадкими сравнениями.
  
   Гиля по-настоящему рассердилась и, выпустив из своих ладоней руки сына, вскочила на ноги и заходила взад-вперёд по тесному пространству под навесом.
  
   - Ты хотел серьёзно поговорить со мной, но внемлешь только себе.
   К этому мы, скорей всего, ещё с тобой вернёмся, а пока выслушай спокойно то, что я, собственно говоря, и хотела сказать с самого начала нашего разговора.
  
   Гиля опять села в свой шезлонг и огляделась вокруг, как будто впервые увидела окружающую их обстановку.
  
   - Приятно тебе это сознавать или нет, но главная проблема состоит не в девушке, а в тебе.
   Мы с твоим отцом ни в коем случае не станем упрекать молодую красивую и здоровую особу, если она на данном этапе покинет тебя и с твоей стороны будет верх эгоизма её под каким-нибудь предлогом удерживать.
   И вот моё последнее слово: хочешь остаться рядом с любимой, то не жалей себя, а делай всё от тебя зависящее, чтобы вызывать в ней постоянное чувство любви, уважения и чуть ли не преклонения, а не жалости, долга и вины.
   Сынок, ты выглядишь на сегодняшний день достаточно здоровым и красивым, не считая твоей неподвижности.
   Пойми, мой хороший, ноги далеко не самое главное в совместной семейной жизни любящих друг друга людей.
   В твоём положении можно успешно справляться со многим в жизни - как по дому, так и вне.
   Мой мальчик, я тебе дам совет: поговори с Офером насчёт твоего трудоустройства.
   Пусть он по своим каналам пробьёт, есть ли у тебя возможность в каком-либо статусе вернуться на работу.
   Уже давно пора приобрести тебе специализированный автомобиль и начинать самостоятельно выезжать из дому, бывать в разных обстановках и адаптироваться в твоём состоянии в обществе нормальных в физическом плане людей.
   Ну и последнее на сегодня - я только вчера разговаривала с профессором Славянским, который делал тебе операцию, и он заверил меня, что ты уже вполне можешь заняться произведением на свет себе подобных.
   Твой организм к настоящему времени очистился от всевозможных токсинов, стимуляторов и побочных явлений от приёма многочисленных лекарств.
   Так что, сынок, мазл тов, готовься к свадьбе и сделай нас с Абрамом счастливыми бабушкой с дедушкой.
  
   Гиля резво поднялась на ноги, поставила на место шезлонг и, наклонившись над сыном, поцеловала его в лоб:
  
   - Береги свой клад, не давай девушке шансов усомниться в тебе и никогда не раскисай, не забывай - ты израильтянин, а мы люди стойкие.
  
  
   Глава 2
  
  
   Тихий размеренный голос руководителя проекта Зива Таля, выступавшего с лекцией перед студентами, был прерван музыкой из нескольких различных мелодий, прозвучавших из мобильных телефонов ребят из их группы, установивших будильники на полдень.
   Профессор, не глядя на своих учеников, порывистым движением собрал со стола разбросанные в беспорядке листы и, сложив их в стопку, вложил в папку.
   Только после этого он поднял глаза и обвёл внимательным взглядом всех присутствующих:
  
   - Я бы мог вас попросить задержаться на полчаса, чтобы мы закончили с установкой на следующую неделю, которая будет последней перед тем, как вы выйдете окончательно на каникулы, но по приобретённому ранее опыту отлично осознаю, что это время будет напрасно потраченным для вас, а особенно для меня, потому что ваши мысли уже далеко отсюда, шабат шалом.
  
   И кивнув на прощанье всем присутствующим, руководитель вышел из кабинета.
   Не успела за профессором ещё закрыться дверь, как комната заполнилась выкриками, смехом, скрипом отодвигаемых стульев и клацаньем закрывающихся замков студенческих сумок.
   Вера достала ключи от машины и защёлкнула замок своего портфеля.
   Около неё вдруг остановилась девушка, с которой Вера раньше почти не общалась, хотя они уже целый год учились вместе на одном курсе.
   До определённой поры их ничего не связывало, но теперь им чаще приходится соприкасаться, потому что обе участвуют в этом интересном проекте под руководством профессора Таля.
  
   - Веруш, ты куда сейчас едешь? Может быть, подкинешь меня с моим другом на своей машине на Дезингоф?
  
   И не давая Вере времени отказать, тут же подкинула идею:
  
   - Ты ведь тоже планировала приобрести себе мобильный телефон, а мне мой хавер обещал именно сегодня сделать такой шикарный подарок, у него какие-то деньги левые появились.
  
   Конечно, Вере не терпелось, как можно скорей помчаться к своему любимому, но ей и не хотелось отказывать в такой малости хорошей девушке, да и сама она вдруг для себя окончательно решила купить для них с Галем по этой новомодной и, надо сказать, удобной игрушке, ведь тогда они смогут намного чаще, если не видеть, то хотя бы слышать друг друга.
   Прошёл уже год, как она перевелась из Беер-Шевского университета в Бар-Иланский.
   Ей безумно хотелось быть как можно ближе к своему любимому и поэтому она сделала всё от неё зависящее, чтобы осуществить перевод в другое учебное заведение.
  
   Пока Галь обитал в больнице, а затем в реабилитационном центре, который находился в районе Тель-Авива, эта идея казалось весьма удачной, но после того, как её парень окончательно переехал жить на виллу к родителям, то всё в корне изменилось.
   Теперь она имела возможность навещать его только в выходные дни, а это можно было осуществлять, учась и в Беер-Шеве.
   Особенно поначалу ей было очень жаль покинутого города, где у неё уже появились друзья, а самое главное, там был литературный салон "Среда", где она могла раскрывать дальше свои способности и неодолимую тягу к стихосложению.
   Решение было принято и отступать теперь было поздно.
   По обоюдному согласию с Галем они пришли к выводу - отказаться от идеи каждый день мотаться почти за сто километров в мошав, только для того, чтобы там переспать на вилле, а рано утром уже мчаться в университет на занятия.
  
   Поэтому Вера всю учебную неделю жила в давно знакомой ей квартире Галя в Ришоне.
   По вечерам молодые люди часами 'висели' на телефонах и никак не могли наговориться, только Верины уроки и желание спать могли с трудом прерывать бесконечные разговоры.
   Идея, посетившая только что, набрала силу и ей самой уже не терпелось стать обладательницей мобильных аппаратов, которые, по её разумению, дадут им ещё большие возможности чаще слышать голос друг друга, они теперь смогут болтать между собой даже во время перерывов между лекциями.
   Вера вместе с девушкой вышла из здания университета, и они тут же натолкнулись на двух парней, ожидающих их возле выхода.
   Ривка, как только увидела своего друга, тут же кинулась к нему на шею и звонко чмокнула в губы, а затем, никого не стесняясь, они слились с парнем в долгом эротическом поцелуе.
   Второй, рядом стоявший парень и Вера, наблюдая эту картину, улыбаясь, смотрели друг на друга, пока молодой человек не заговорил с ней на русском языке:
  
   - Меня зовут Алекс, можно Саша, являюсь другом этого пылкого любовника и бывшим студентом вашего университета.
   Могу полюбопытствовать, как зовут очаровательную девушку?
  
   Вера сунула ключи от машины в карман джинсов и протянула руку.
  
   - Очень приятно, Вера, сокурсница этой девушки, никак не могущей вырваться из сладких и пылких объятий.
  
   Молодые люди после слов Веры уже вчетвером смеялись посреди тротуара.
   Ривка вдруг всплеснула руками.
  
   - Вы что забыли, сегодня шиши (пятница), скоро все магазины закроют, а ты мне Борух обещал подарок и, мой миленький, от своего обещания не отвертишься, поехали.
  
   Вера брелоком от ключей сняла с сигнализации свою "Тойоту", и шумная компания быстро заняла места в салоне автомобиля.
   Мать Галя ещё полтора года назад настояла на том, чтобы Вера начала пользоваться машиной её сына, потому что она и так долгое время находилась без движения, что вредно сказывается на транспорте.
   Гиля в зародыше пресекла все препирания девушки, убедив её в том, что Галь ещё не скоро сможет сесть за руль этого автомобиля.
   Сегодня стало окончательно понятно, что пользоваться этой машиной он уже никогда не будет.
   От грустных мыслей девушку отвлёк голос, рядом сидящего, Алекса:
  
   - Вера, у тебя такое серьёзное лицо, на нём лежит печать усталости и грусти, тебе явно надо расслабиться.
   Как насчёт того, чтобы сегодня вечером встретиться и вместе попрыгать на дискотеке?
  
   Услышавшая предложение Алекса, Ривка, захлопала в ладоши:
  
   - Веруш, Веруш, соглашайся, смотри, какая у нас симпатичная компашка вырисовывается, а с тобой ещё и о колёсах не надо думать.
   Правда, если не хочешь ехать на своей машине, мы можем кого-нибудь другого на это подрядить.
  
   Друг Ривки с улыбкой вставил и своё веское слово:
  
   - И травки пыхнем, я уже подсуетился.
  
   - Нет, ребята, простите, я не могу, у меня через два месяца свадьба.
  
   Ривка не унималась:
  
   - Что за проблема, бери с собой своего жениха, ещё веселей будет.
  
   Вера стиснула губы и чуть слышно ответила:
  
   - Мой жених пока не может танцевать, а я без него не ходок на развлекательные мероприятия.
  
   Сидящий рядом на пассажирском сиденье Алекс явно заскучал, услышав неприятное для него сообщение о существующем женихе, понравившейся ему девушки, но к этому времени они уже доехали до центра Тель-Авива на улицу Дизенгоф, где находился нужный им магазин мобильных телефонов.
   Не прошло и часа, как Вера стала обладательницей двух одинаковых аппаратов фирмы "Эриксон" с почти идентичными номерами, разница была только в последней цифре.
   Высадив ребят на автобусной остановке, Вера прямой наводкой поехала на север к своему Галю.
   Она заранее с вечера сложила в машину необходимые ей на выходные дни вещи личного обихода.
  
   Два дня ей предстоит наслаждаться обществом любимого парня, которого волей судьбы она чуть было не потеряла.
   Хорошо, что у неё появилась 'мобила', теперь она сможет связываться, когда захочет или будет в этом необходимость с Галем, а также и с родителями, сестрой, Фрейдманами и, конечно же, со своей подругой Наташей.
   Ах, Наташка, Наташка, сердечная, ни с кем не сравнимая подружка!
   При воспоминании о подруге, тут же всплыла та жуткая картина, когда они после теракта, в который угодила Наташа, вместе с Офером сидели на стульях возле операционной и в слезах ожидали строгого вердикта врачей, молясь и надеясь на лучший исход, потому что в тот момент вопрос стоял конкретно о жизни или смерти девушки.
  
   Вера сейчас не могла достаточно определённо воспроизвести развитие тех событий, но хорошо помнила, как через несколько часов напряжённого ожидания, когда у них с Офером нервы натянулись до самого предела, к ним вышел врач и сообщил, что жизни Натали Шехтер уже ничего не угрожает.
   Тогда при этом сообщении на смену слезам горя пришли слёзы радости - они стояли, обнявшись с Офером и старались успокоить друг друга и им долго не удавалось добиться этого.
   Наташа перенесла подряд несколько сложных операций,
   но только благодаря крепкому молодому организму ей удалось преодолеть все свалившиеся на неё испытания.
   Врачи постоянно восторгались действиями спасательной медицинской бригады, которая на месте оказала Наташе необходимую помощь и быстро доставила в больницу, поэтому тяжелораненая солдатка в скором порядке попала на операционный стол.
  
   Ей, как говорится, с помощью бога и прекрасных врачей удалось выжить, хотя жизнь девушки долгое время буквально висела на волоске.
   Уже позже выяснилось, что большой осколок оконного стекла автобуса пробил голову рядом сидевшей девушке, погибшей на месте, а Наташе разорвал шею, повредив трахею и полностью уничтожив голосовые связки.
   Кроме этого, ей разворотило и раздробило на мелкие кусочки левую лопатку, а также с юных тела и лица были удалены многочисленные осколки средних и мелких размеров.
   Шесть дней Наташа пролежала в реанимации Беер-Шевской больницы, не приходя в себя.
  
   Всё это время верные Офер и Вера дежурили около Наташи по очереди, а иногда и вместе.
   Толпами приходили навестить тяжелораненую солдатку сослуживцы, какие-то офицеры из высшего командования и даже члены правительства и только один раз удосужились это сделать родители девушки.
   Волею провидения Наташа пришла в себя за день до судьбоносной операции Галя, раскрыла свои огромные голубые глаза и, увидев Веру, скривила губы в подобии улыбки.
   Она попыталась что-то сказать, но только чуть разборчиво прошипела.
   Вера низко склонилась над подругой, буквально ухом касаясь её губ:
  
   - Привет, Верка, вижу тебя, значит, я не на небесах.
  
   - Наташенька, миленькая, помолчи, может быть, тебе пока нельзя разговаривать?
  
   - Дурища, ах, какая ты дурища!
   Мне теперь уже всё можно, ведь я осталась живой.
  
   В глазах у Наташи вдруг сверкнули весёлые огоньки, её взгляд переместился поверх головы Веры.
   Она оглянулась, над ней нависла огромная тень,- сзади стоял Офер, он глупо улыбался, а по его толстым щекам текли непрерывными потоками ручейки слёз.
   За все эти дни пока Наташа находилась на операции и без сознания, этот, сильный духом и с могучим телом человек, наверное, выплакал столько слёз, сколько не пролил за всю свою жизнь, начиная с рождения.
   Потом набежали врачи, начались какие-то проверки, процедуры, и Вера, не дожидаясь их окончания, помчалась на своей машине в другую больницу, где завтра утром должна была состояться наиважнейшая и судьбоносная операция Галя.
  
   Пока Вера блуждала по лабиринтам своей памяти, миновала Герцелию, Хедеру, а возле Пардес-Ханы свернула с трассы на узкую спокойную дорогу, ведущую к мошаву, где жили родители Галя и где он находился всё последнее время после завершения процедур в реабилитационном центре.
   Подъехав к воротам особняка, Вера коротко просигналила.
   Увидевший и услышавший её машину отец Галя, открыл ворота, и Вера въехала на территорию участка дома, утопающего в зелени и припарковалась на специальной бетонной площадке рядом с другими двумя машинами - Абрама и Гили.
   Медленно въезжая на парковку, Вера сразу же заметила коляску любимого, стоящую возле крыльца - он явно её поджидал.
   Девушка не стала ничего забирать из машины, а стремительно вылетела наружу и бросилась бегом к парню, наклонилась и осыпала его лицо поцелуями:
  
   - Галюш, миленький, как я по тебе соскучилась, можешь надо мной смеяться, но я всё же купила нам с тобой по телефончику, о которых тебе говорила раньше.
   Надо их только поставить на зарядку, а потом опробуем.
  
   - Ну вот, раньше я тебя закидывал подарками, а теперь ты стала моим вечным подарком, от которого никак не могу отказаться.
  
   Девушка отодвинулась и строго посмотрела на парня.
  
   - Галь, ты опять заводишь прежнюю шарманку, несчастненький мой, сейчас я тебя пожалею, слёзки вытру, благодари бога, что тебе жизнь оставил, в которой ты можешь видеть, слышать, думать и любить... другим и такого не дано.
  
   Парень не успел ничего ответить, на крыльцо вышла Гиля, и Вера повисла у неё на шее:
  
   - Шалом, как я по вам всем соскучилась!
  
   - Может быть, даже и по мне? - за её спиной стоял отец Галя и ехидно улыбался.
  
  
  
   - О, мар Абрам, по тебе я всегда скучаю больше, чем по кому на свете - не успевала проснуться, как уже ожидала нашей новой встречи и мечтала, когда это он вгонит в меня очередную свою острую шпильку...
  
   Мать с сыном только снисходительно усмехнулись на шутку Веры, но Абрам, добродушно улыбаясь, обнял девушку за плечи.
  
   - Не серчай, дочка, я если и подтруниваю, то не со зла, а если говорю, то без фальши.
   Бойся не правдолюбцев, а лицемеров, весь вред от них исходит, а мои колючки переживёшь, без них ведь жизнь у тебя будет казаться пресной.
   Хотя я не прав, похоже, твою жизнь подсаливать не придётся, сама её солишь весьма густо.
  
   - Абрамелэ, хватит уже нагружать девушку своей заковыристой философией, она ведь с учёбы, дороги - и не к тебе приехала.
  
   Мужчина натужно, с хрипом в горле, закашлял и полез в карман за сигаретами.
  
   - Ступайте, милуйтесь, пока тяга друг к другу не пропала, а я сам помогу Гиле накрыть стол к ужину.
  
   Вера вытащила из машины всё, привезённое с собой на выходные, определила свои вещи в выделенную ей в доме комнату и, поставив на зарядку новые телефонные аппараты, пошла вслед за Галем под его любимый навес в дальний конец обширного участка, занятого под пардес.
   Точно так же, как утром накануне Гиля, она уселась в шезлонг рядом с коляской Галя и уронила голову к нему на плечо:
  
   - Галюш, как я по тебе соскучилась, когда уже, наконец, наступит время, чтобы мы могли с тобой каждый вечер проводить вместе...
  
   - Скоро, моя хорошая, ты же понимаешь, что наша квартира в Ришоне мне сейчас никак не подходит по профилю, поэтому надо её срочно продавать, а покупать что-нибудь на земле или в доме с лифтом.
  
   - Ну и когда что-нибудь сдвинется с мёртвой точки?
  
   - На следующей неделе, моя хорошая, дадим маклерам распоряжение искать нам подходящих покупателей.
  
   Вера двумя руками обняла Галя за шею и своими губами отыскала его приоткрытые для поцелуя губы.
   Они надолго слились в горячем поцелуе, шаловливо переплетаясь сладкими языками.
   Вера почувствовала, как рука парня приподняла кофточку и проникла под бюстгальтер и жадно стала сжимать, гладить и щекотать грудь иногда причиняя ей лёгкую боль, а затем, приподняла тяжёлую пышную вазу, и стала нежно пощипывать сосок.
   Вера застонала.
  
   - Галюш, я больше не могу, находясь рядом с тобой, сдерживать себя, как ты смотришь на то, чтобы сегодня ночью я тихонько прокралась в твою комнату?
  
   - А зачем красться, просто оставайся в моей спальне, у нас же через два месяца свадьба.
   Веруш, у меня ведь родители не датишные (верующие), а вполне современные люди.
  
   - Нет, мой миленький, я стесняюсь, особенно, твоего отца, давай нашу близость пока оставим втайне.
  
   - Ладно, но давай устроим близость, чтобы было что скрывать.
  
   Верина рука легла на пах парня на рвущийся из джинсов жезл и нежно погладила восставшую от неуемного желания плоть.
  
   - Веруш, прекрати, а то сейчас со мной случится конфуз, как у пятнадцатилетнего юноши.
  
   - Не случится.
  
   И Вера уверенно распустила молнию замка на джинсах, тут же склоняясь лицом к освобождённому из плена, дрожащему от нетерпения, члену парня.
  
   Всё может быть...
   И в дымке миражей
   Твой силуэт привидится мне зримо,
   Туман качнётся, тело в неглиже
   Идёт в твои объятья торопливо.
  
   Всё может быть... -
   Прочту в колодцах глаз,
   Желания безумное влеченье,
   А зеркала пускай глядят на нас,
   Смущаясь от любовного теченья.
  
   Всё может быть... -
   Растают миражи,
   Оставив лишь медовость послевкусия...
   В тумане грёз сумела так прожить,
   Что настоящее не внемлю с грустью.
  
   Эти строки Вера написала после того, как она вернулась из комнаты Галя, где они тайком, истосковавшись по плотским утехам, предавались любви и сексу.
   Девушка сделала всё от неё зависящее, чтобы любимый парень не чувствовал себя ущербным и в принципе, ей это, наверняка, почти удалось.
   Она сама даже не заметила, как быстро приспособилась к малоподвижности Галя, компенсируя многие неудобные моменты своим жадным до любви телом.
   Не успела Вера ещё проснуться, как вновь склонилась над чистым листом тетради, по которому скоро побежали слова, сплетаясь рифмами в цельное стихотворение:
  
   Растреплю твои хмельные кудри.
   В них лицом зароюсь, вызвав смех.
   От безумств очнёмся утром мудрым.
   С вечера пьянея от утех.
  
   Брызгами взметнётся ночь шальная.
   Две души звенят одной струной.
   Необузданность любви познаем,
   Спрятавшись от суеты земной.
  
   Утро нам споёт на смятом ложе,
   Словно в чистом поле на цветах.
   Солнца луч, дразнясь, бежит по коже,
   Замерев улыбкой на устах.
  
   Напевала ночь любви мотивы.
   Заплетала в косы ленты слов.
   Страсть волной плескалась шаловливой,
   Размывая кромку берегов.
  
  
   Глава 3
  
  
   На следующий день, после приезда Веры в мошав, ранним субботним утром Галь с книгой в руках устроился в своей коляске на летней веранде, находящейся на заднем дворе, где обычно проходили трапезы в тёплое время года и стал поджидать, когда освободится его девушка.
   Вера быстро помогла Гиле накрыть на стол для завтрака и уселась рядом с парнем.
   За едой старый полицейский нарушил сонную атмосферу идеальной семейной обстановки, с лукавой улыбкой уставившись на молодых:
  
   - Друзья, хорошо сегодня смотритесь - отдохнувшими и счастливыми, а мне вот ночью что-то плохо спалось, несколько раз курить выходил на улицу...
  
   Галь прервал отца:
  
   - Не надо, папа, ехидничать, мы с Верой достаточно взрослые люди и к тому же скоро станем мужем и женой.
   Да, ещё хочу вам сообщить, что в ближайшее время постараюсь продать свою квартиру в Ришоне и купить нам подходящее жильё где-нибудь в центре.
  
   Гиля сокрушённо посмотрела на мужа.
  
   - Абрамке, твоим языком можно ржавчину снимать.
   А смолчать нельзя было?
  
   Мужчина расхохотался.
  
   - Эй, вы чего на меня налетели, я уже давно ждал этого момента, когда мой младший сын в любовных делах проявит себя во всей красе.
  
   Вера быстро собрала грязную посуду и понесла на кухню, чтобы скрыть краску, обильно прихлынувшую к лицу.
   Девушка складывала в посудомоечную машину чашки, тарелки и мысленно сокрушалась:
  
   - Ну почему, почему эти израильтяне такие пошлые?!
   Почему для них шутки на всё, что находится ниже пояса, самые смешные и популярней их нет, даже Гилю они не особо коробят?!
   Как теперь смотреть в глаза матери жениха, которая, безусловно, тоже слышала, громко звучащие в ночи, их с Галем томные любовные стоны и крики?!
   На Абрама ей было наплевать, он скоро дождётся, и она скажет ему в ответ парочку ласковых, пусть не думает, что она дурочка бессловесная.
   А в принципе она сама виновата - воспринимает всё так остро, как будто нельзя было просто легко отшутиться.
   Наташка, та бы спокойно в одну минуту поставила Абрама на место, да так, чтобы он ещё долго её вспоминал.
  
   Успокоившись, Вера вышла на улицу, держа в руках их новенькие с Галем мобильные телефоны.
   Молодые люди тут же продемонстрировали свои игрушки Абраму с Гилей.
   Старый полицейский покрутил аппарат в руках:
  
   - Наподобие наших раций и радиотелефонов, которыми мы пользовались на службе, но насколько меньше и легче. Вот наука прёт вперёд, может, и тебе сын вместо ног какие-нибудь колёса поставят... тогда будет за тобой не угнаться.
  
   Взгляды матери и сына метнулись в сторону Веры, но та только рассмеялась, начиная привыкать к солдафонским наскокам Абрама.
  
   - А что, было бы хорошо, но мы ещё надеемся, что его родные ноги в будущем побегут без мотора.
  
   В глубине дома раздался телефонный звонок.
   Гиля придержала Веру за плечо, и сама шустро проскользнула в дверь.
   Через короткое время она вышла на крыльцо и объявила:
  
   - Что будем друзья делать? Надо бы радоваться, к нам едут гости, а у меня только фарш на котлеты приготовлен, а с одним из этих гостей такой лёгкой едой не отделаешься.
  
   Сидящие за столом закидали Гилю вопросами:
  
   - Мама, кто едет?
  
   - Жена, у тебя в морозилке не найдётся что ли мяса, чтобы я мог на огне приготовить?
  
   Вера тоже тихим голосом с нескрываемым волнением задала свой вопрос:
  
   - Наверное, Наташа с Офером едут?
  
   Гиля засмеялась.
  
   - Галюш, Вера ответила тебе, а я отвечу мужу - готовь Абрамелэ мангал.
  
   Вера прижала ладони к лицу - едет, едет её подружка Наташка, которую она не видела уже с Пейсэха.
   Да, и тогда они пересекались только урывками - Галя как раз в эти дни перевели домой из реабилитационного центра, и Вере хотелось как можно больше времени провести рядом с любимым, который медленно возвращался к жизни.
   Наташа несколько раз приезжала с Офером сюда на виллу, но вокруг всегда было столько людей, что они толком даже не пообщались, тем более, подруга постоянно выясняла отношения со своим парнем, который был крайне не согласен с её выбором дальнейшего жизненного пути.
   Вера так задумалась, что не услышала, как к ней на коляске подкатил Галь.
   Она даже вздрогнула, когда он тронул её за руку.
  
   - Веруш, поговори, пожалуйста, с подругой на счёт их будущего с Офером.
   Ты ведь знаешь, какой он молчун, а тут чуть не плачет, Наташа так увлеклась новой службой, что о замужестве даже речи вести не хочет.
  
   - Галюш, а ты кого-нибудь слушал, когда уходил на свои страшные задания? Думаю, что и сегодня не стал бы прислушиваться.
  
   - Ну, пожалуйста, ты же знаешь, какой он хороший, верный, душевный...
  
   - Галюш, ты будто его сватаешь мне. Знаю, знаю, какой наш Офер, но я в курсе, какая моя Наташа. Если она что-нибудь вобьёт в свою башку, то это у неё не выбьешь никакими аргументами.
   Не хмурься, обязательно поговорю, она ведь когда-то планировала наши две совместные свадьбы, попробую на этом сыграть.
   Вот, ты печёшься о друге, а о себе никак не позаботишься. Почему тянешь с покупкой подходящей для нас квартиры?
   Я так истосковалась по тебе, а в этом доме при твоём папе заниматься сексом больше не буду, а то у меня возникло чувство, что здесь вовсе нет стен.
  
   - Веруш, он тебя дразнит, а ты повелась на это, не обращай на него внимания, он ведь болтает без всякой злости.
  
   - Знаю, что без злости, но я после его слов хожу рядом с ним словно раздетая.
  
   Вера предложила свои услуги Гиле, но та заверила, что сама успешно справится с салатами, а они лучше пусть прогуляются по посёлку, ведь молодым людям есть о чём между собой поговорить.
   Вера видела в Гиле не столько мать жениха, сколько душевную подругу, только значительно старше возрастом.
   Разве у неё были такими отношения с родной матерью и сестрой?!
   Вера с Галем воспользовались советом Гили и выкатили за ворота особняка.
   Девушка сзади подталкивала коляску, и они неспешно двинулись по поселковой улице.
   Редкие прохожие приветливо им улыбались, здоровались и, казалось, машинально справлялись об их делах и здоровье.
   Гиля в личной беседе объяснила Вере, что им с Галем нужно как можно больше бывать на людях, чтобы привыкнуть к сострадающим взглядам и не обращать на них внимания.
   Галь прервал раздумья девушки:
  
   - Веруш, я хочу в ближайшее время выйти на работу...
  
   Вера не дала ему договорить:
  
   - Ты что, с ума сошёл, про какую работу ты заикаешься - почти год был в беспамятстве, сидя на морфии, тяжелейшая операция и полтора года изнуряющей реабилитации, а тут и полгода не понежился...работу ему подавай!
  
   Вера только внешне сердилась, а в душе у неё, на самом деле, поднималась гордость за любимого.
  
   - Веруш, я вчера утром заказал себе компьютер, завтра должны привезти и установить.
   Нынче договорился по телефону с одним человеком из нашего посёлка, он студент последнего курса, изучает программирование.
   Так вот, этот парень берётся меня поднатаскать за эти два месяца, что он будет на каникулах жить у родителей.
  
   - А что дальше, разве это решает все вопросы?
  
   - Нет, не решает.
   Завтра отец поедет в гараж, где продаются новые машины и закажет мне специальную с подъёмником, чтобы я мог заезжать в неё на коляске без посторонней помощи.
   Кстати, на днях должна прибыть для меня коляска с электроприводом.
   Здесь во дворе и эта бы вполне сошла... куда тут ездить? Но если я хочу самостоятельно добираться на работу и обратно, посещать магазины, рестораны и путешествовать за границу, то должен максимально приспособиться к различным условиям жизни.
   Ты так не считаешь?
  
   Вера молчала.
   Через несколько секунд Галь оглянулся - девушка вцепилась пальцами в спинку коляски так, что у неё побелели суставы на пальцах - по щекам непрерывным потоком текли слёзы.
  
   - Веруш, ну почему ты плачешь? Что я такого страшного сказал?
  
   Вера обогнула коляску, встала перед парнем на колени и начала покрывать его руки поцелуями.
  
   - Я знаю - ты это всё делаешь ради меня.
   Ради меня ты готов истязать своё тело и приносить всевозможные жертвы, а мне этого не надо, мне нужен ты живой и здоровый...
  
   - Нет, моя хорошая, я это всё хочу осуществить не только ради тебя, а ради нас, ради нашей большой любви, ради нашего счастливого будущего.
   За последнее время я много передумал о нашем с тобой совместном будущем и признаюсь - не один раз у меня возникали мысли разорвать нашу помолвку и отпустить тебя в свободное плавание.
   Не перебивай меня, моя золотая.
  
   Галь нежно погладил девушку по разметавшимся по плечам волосам.
  
   - Как ты не понимаешь? Я ведь полностью отдаю себе отчёт в том, что мы с тобой сегодня находимся на разных полюсах восприятия жизни.
   Разве я теперь тот парень, который вскружил тебе голову? От него осталось только жалкое подобие.
   Веруш, не плачь и не мотай головой. Я должен выговориться, поверь, мне это необходимо не столько для тебя, а сколько для себя самого.
   Ещё до вчерашнего дня я воспитывал в себе эти мысли, но после разговора с мамой решил: раз и навсегда...
  
   Вера подняла голову с колен парня и всмотрелась в его чёрные, горящие страстным огнём, глаза.
  
   - Если ты по-прежнему не против связать свою жизнь со мной, я не буду тебя прогонять от себя и останусь с тобой до того момента, пока не почувствую, что становлюсь тебе в тягость или обузой, и сделаю всё от себя зависящее, чтобы ты была счастливой, а любимой ты будешь точно у меня всегда.
  
   Галь вдруг прекратил нежное поглаживание пышных волос девушки, а шутливым движением руки их растрепал:
  
   - Ну-ну, целуй же меня быстрей, а иначе я засохну под этим жгучим солнцем и давай поспешим обратно домой, а вдруг наши друзья уже приехали.
  
   Пропитанными солёной влагой, губами Вера прильнула к горячим устам парня.
   Затем, тяжело дыша, отстранилась и поднялась на ноги:
  
   -Галь, милый мой, я не буду ни в чём клясться, потому что свою любовь к тебе обязательно разделю с другими людьми и интересами в жизни.
  
   И увидев, как посерьёзнело лицо парня, заливисто засмеялась.
  
   - Дурачок, с нашими детьми, работой и поэзией.
  
   Спою тебе негромко под ноктюрн,
   чтоб не спугнуть хрустальность нежных строчек.
   Едва касаясь перебором струн,
   о счастье нашем песней напророчу.
  
   Осенний дождь не сможет заглушить
   божественную ауру созданья.
   по строчкам льётся музыка души -
   таинственная, жившая за гранью.
  
   Когда-нибудь нам капельки дождя
   игрой напомнят не ноктюрн Шопена -
   романс любви, де только ты и я
   и строки грустного, но светлого рефрена...
  
  
   Глава 4
  
  
   Галь с Верой, увлёкшись серьёзным разговором, прояснившим очень многое в их будущей судьбе, на какое-то время забыли, что к ним вот-вот должны нагрянуть друзья.
   Ещё издалека они заметили, стоящую рядом с воротами их дома, машину.
   Приблизившись, разглядели, что это новенький "Мерседес" асфальтового цвета, явно современнейшей конструкции.
   Вера мысленно улыбнулась - Наташка уже давно наметила себе приобрести такую крутую тачку, нате вот, заполучите...
   Въехав с коляской Галя через калитку, сразу же увидела, сидевших в плетённых деревянных креслах под навесом, Офера с Наташей с высокими стаканами в руках.
   Заметив появившуюся во дворе парочку влюблённых, подруга всунула Оферу своё питьё и бросилась навстречу Вере.
   Подруги обнялись на полпути, потому что Вера тоже бежала к Наташе, широко расставив руки.
   - Наташка, как я по тебе соскучилась!
   Как мне тебя всё это время не хватало!
  
   - Верка, ты ведь теперь не одна! Зачем тебе, чтобы я под ногами путалась?..
  
   Вера никак не могла привыкнуть к новому голосу Наташи, который теперь не звенел, как ручеёк, а потрескивал и булькал, словно обладательнице было тяжело выталкивать наружу слова.
   После страшного теракта, в результате которого девушка едва осталась жива, врачи долго и старательно пытались вернуть пострадавшей максимум от прошлой красоты и здоровья.
   Наташа перенесла три операции в Израиле и две в Швейцарии, пока её руке вернули почти прежнюю подвижность.
   Раздробленную лопатку буквально собирали, как пазл, по кусочкам, заменяя недостающие детали искусственными материалами.
   А вот голос девушка потеряла безвозвратно, что её, похоже, нисколько не шокировало, но собеседникам надо было время, чтобы привыкнуть к этому металлическому звучанию речи почти на одной ноте.
  
   - Наташка, ты сейчас откуда и надолго ли?
  
   Девушка резко отстранила от себя подругу.
  
   - Верка, ты что забыла? Я ведь секретный агент и не имею права так запросто раскидываться информацией.
  
   И шлёпнула Веру по затянутому плотно в джинсы заду.
  
   - Не могу пока сказать точно надолго ли, но моя миссия в Вене закончилась и теперь буду служить на родном фронте, а тут, ты ведь знаешь, поле не паханное.
   Т-а-а-к, дай мне обняться с обожаемым мужчиной, который скоро станет главой семейства и отцом нескольких красивых деток, потому что у таких симпатяг-родителей ребятишки другими родиться не могут.
  
   Наташа нагнулась над коляской и чмокнула громко Галя в щёку:
  
   - Привет, красавец, выглядишь лучше, чем мой "Мерс"!
  
   Все находящиеся вокруг рассмеялись несуразному сравнению девушки.
  
   - А чего ржёте, оба блестят, как новенькие шекели.
  
   От этого сравнения смех только усилился.
  
   - Наташка, тогда и мне дай определение.
  
   - Легко! На твоей мордашке видно, что план по воспроизведению подобных себе уже в силе.
  
   Лицо Веры, как всегда в подобных случаях, залилось краской смущения.
  
   - А ну тебя, Наташка, тебе только с отцом Галя разговаривать, у него тоже всё сводится к сексуальным темам.
  
   Как раз в этот момент рядом с ними нарисовался Абрам, который прошёлся взглядом по длинным ногам Наташи, начиная от коротеньких шорт и до босоножек, а затем обратно.
  
   - Что, мар Абрам, заблудились глазами или какие-то изъяны заметили?
  
   - Ха-ха, такими изъянами можно и моего скакуна на дыбы поднять.
  
   Вера, услышав заявление старого полицейского, быстро отвернулась, Галь закрыл лицо руками и тихо смеялся, Офер сидел с открытым ртом, а Гиля ничего не слышала, возясь на кухне... и Наташа со смехом проскрипела:
  
   - Похоже, я не на ту работу устроилась, легче у стариков эрекцию вызывать, чем арабов на территориях успокаивать.
  
   Абрам вдруг подхватился.
  
   - Эй, давай быстрей на веранду, там же уже шашлыки поспели, надо срочно стейки переворачивать...
  
   И уже на ходу:
  
   - Веруш, дочка, неси из холодильника виски, вино и пиво, празднуем шабат по всем статьям.
  
   После обильного обеда все присутствующие лениво развалились в шезлонгах и закурили.
   Надо отметить, что курили все, кроме Веры.
   Абрам выдал Оферу и Галю по дорогой сигаре и сам блаженно затянулся, прикрыв от удовольствия глаза.
   Наташа угостила Гилю длинной чёрной сигаретой и поднесла ей огонь зажигалки.
  
   - Наташка, с каких пор ты вдруг курить начала? Раньше за тобой такого греха не проглядывалось.
  
   - Ах, Верка, одним грехом больше, одним меньше.
  
   И заскрипев своим пугающим смехом:
  
   - Верунчик, всё это понты, на моей нынешней службе всё надо уметь.
  
   В разговор вмешался Абрам:
  
   - А на твоей службе, может быть, и замуж надо выходить, а не мучить хорошего парня?
  
   Наташа обернулась к Оферу.
  
   - Медвежонок, ты со мной мучаешься, несчастненький?
  
   И не дожидаясь ответа:
  
   - Мар Абрам, я не могу оставить серьёзный вопрос уважаемого в прошлом полицейского без ответа, тем более и другие напряглись до предела, вот-вот у всех мясо сейчас полезет обратно от любопытства.
   Ну, Оферчик, побудь парочку минут главой семейства, а то окружающие скоро твой голос забудут, а то я скриплю и скриплю, как раздолбанная машина двадцатилетней давности.
  
   Блаженная улыбка расползлась по лицу здоровенного парня.
  
   - Мы с Наташей решили пожениться, уже и в рабануте побывали, её гиюр признан действительным.
   Ну, короче, скоро свадьба.
  
   Вера вскочила на ноги, подбежала к подруге, вырвала из её рук сигарету, швырнула в пепельницу и покрыла поцелуями улыбающееся лицо.
  
   - Наташечка, как я счастлива за тебя и Офера!
  
   - Да отвали ты со своими пылкими поздравлениями, разве мы не договаривались, что вместе справим свадьбы, если твой красавчик вернётся к нормальной жизни?
   Кстати, со вчерашнего дня я перестала принимать противозачаточные таблетки, а ты?
  
   От вопроса Наташи даже у Абрама покраснела лысина. После недолгой паузы смущения, все разразились заразительным смехом.
   Гиля вытирала мокрые глаза.
  
   - Абрамелэ, эта девушка даст тебе сто очков вперёд по умению ставить всех в неловкое положение.
  
   Наташа деланно рассердилась.
  
   - Вы чего тут веселье устроили?! Для того, чтобы кувыркаться в постели, не обязательно жениться.
   Правда, Офер?
   Ну, а если уже выходим замуж, так надо деток заводить.
   Ты что, подруга, другого мнения?
  
   Вера не знала, что ответить на прямой вопрос подруги.
   О детях они с Галем ещё не разговаривали вообще, потому что, по её мнению, время для этого было явно неподходящим.
   У неё впереди был целый курс университета. И то за плечами останется только первая степень, а хотелось сразу же поступить на вторую, ведь для этого она и согласилась участвовать в проекте профессора Таля.
   По всем расчётам это займёт минимум три года.
   Потом надо будет найти подходящую работу и пробиться на ней на определённые высоты, а может быть, заняться и научной деятельностью.
   Весь этот разброд мыслей, наверное, можно было прочитать по её лицу, потому что Гиля прервала её размышления:
  
   - Доченька, а ведь Наташа права: одно дело, когда детки не получаются, а другое, когда их сознательно отвергают после замужества.
   Это не моё и других дело, но если ты всё же прислушаешься ко мне, то я посоветую не тянуть с наследниками, хотя бы одним.
   Мы с Абрамкой пенсионеры и с удовольствием поможем поднять вам ребёночка на ноги.
  
   Она оглянулась на мужа.
  
   - Гилюш, а что мне остаётся делать, гверет Наташа официально выходит замуж за нашего друга Офера, мои карты биты, буду воспитывать внуков.
  
   После того, как попили, кто чай, кто кофе, пожилые люди оставили молодёжь одних. Гиле надо было прибраться на кухне, а Абрам пошёл вздремнуть, с недавних пор он редко пропускал сиесту.
   Галь обратился к Оферу, изложив ему план по возвращению на работу.
   Пока тугодум шевелил извилинами, Наташа подхватила тему:
  
   - Здорово, я за это руками и ногами!
   Давай устроим тебя в нашу контору, опыта тебе не занимать, знаешь арабский язык, служил в боевых частях, да и с твоим послужным списком тебя примут к нам со стопроцентной гарантией.
  
   Офер, наконец, обрёл дар речи.
  
   - Ну почему обязательно к вам? У нас разве мало кабинетной работы?
   Сколько хочешь! Только вот до службы надо добираться и там как-то передвигаться...
  
   Тут уже вмешалась Вера:
  
   - А ты, Оферчик, за него в этом плане не бойся, на днях у Галя уже будет коляска с электроприводом и специально оборудованная машина. Месяц-другой... и он освоит компьютер и, поверь мне, обузой он не будет!
  
   Галь погладил по руке разошедшуюся невесту.
  
   - Ребята, я рад, что вы не остались равнодушными к моему стремлению как можно быстрей освоиться в жизни в своём сегодняшнем положении.
   Ты, Офер, пока прозондируй почву в наших пенатах.
   Я сам мог бы созвониться и выяснить, но не хочу услышать массу заискивающих неопределённых ответов.
   Ты же всё сам на месте поймёшь и мне по-дружески нашепчешь.
  
   И уже к Наташе:
  
   - Ты знаешь, я оценил твоё предложение, оно стоит того, чтобы к нему прислушаться, но есть много 'но'...
   Это совершенно другое ведомство, где меня совсем не знают.
   Пока я не научусь самостоятельно пользоваться автомобилем, новой коляской и компьютером, речи пока вести не следует, но ты права, я хорошо владею арабским, и при том несколькими диалектами.
   С завтрашнего дня начну изучать парси параллельно с компьютером.
  
   Вера притянула руку Галя и прижала к губам.
  
   - Галюш, я горжусь тобой!
  
   Парень рассмеялся.
  
   - Рано, Веруш, очень рано ты стала мной гордиться, пока это ещё всё слова, давай подождём, когда я чего-нибудь уже достигну в этой жизни.
  
   Наташа ехидно заметила:
  
   - Не прибедняйся, красавчик! Вон какую девку заполучил, другим и не снилось.
  
   От души наболтавшись, молодые люди расстались - по высказыванию Наташи, они поехали с Офером продолжать тяжёлую работу по воспроизведению потомства.
   Подруга заверила Веру, что обязательно они приедут с Офером сюда на Рош-а-шана, чтобы поддержать её в тяжёлом противостоянии с мамочкой и сестричкой.
   Так случилось, но Наташа опередила Веру сроками свадьбы, но это было связанно с её нынешней работой.
   О конкретных причинах подруга умолчала.
  
   Перед сном Вера выкупалась в душе, натянула на себя лёгкую летнюю пижаму и, присев на постель, подумала - а что и кому она доказывает своей скромностью, только отбирает у себя и Галя возможность лишний раз насладиться общением друг с другом. Ну зачем себя обманывать, конечно же, и умопомрачающим сексом.
   Свадьба их - дело решённое. Рот Абраму, в любом случае, не закроешь. Только вот как отнестись к заявлению Наташки и Гили о рождении ею в скором времени ребёночка?..
   Вера подержала несколько секунд в руках пачку с противозачаточными таблетками и, не распечатывая, положила её обратно в сумочку.
  
   Вечная тема в искусстве - любовь.
   К ней от потомков нет к предкам укора.
   Переплетается музыка слов
   Страстью мажора с грустью минора.
  
   Узы любви расширяют простор -
   Бьются сердца потревоженной ланью.
   Плавным течениям наперекор
   Струны звенят от взаимных желаний.
  
   В песне любви есть куплет и припев,
   Новые нотки в знакомом мотиве.
   Партию счастья дуэтом пропев,
   Даже финал прозвучит в позитиве...
  
  
   Глава 5
  
  
   В шесть утра крепко спящую Веру разбудил будильник.
   В комнате Галя с вечера работал кондиционер и там было довольно холодно, не смотря на тридцатиградусную жару на улице.
   Она лежала совершенно обнажённая, всем телом тесно прижавшись к парню, обняв его за шею и закинув на него руку и ногу.
   Вера мягко отстранилась, ей показалась, что будильник не успел разбудить Галя, и она хотела тихо, незаметно для него, ускользнуть из кровати, но сильные руки поймали её за плечи:
  
   - Веруш, ещё хотя бы один поцелуй.
  
   - Знаю я тебя, сначала поцелуй, потом одно объятие...
   А потом мы опять начнём любить, любить, любить...
  
   Проговаривая эти шутливые слова, Вера уже ловким движением перекинула ногу через тело парня и взяв в ладонь резво вздыбившего скакуна, медленно ввела его в сочившиеся желанием, готовое для соития и любви, лоно.
   Девушка оперлась ладонями о плечи Галя и застыла на какое-то время, отдаваясь непередаваемому ощущению, прислушиваясь к себе и наплывающим внутри неё волнам неги, и под воздействием природного желания начала двигаться, получая от этого невероятное наслаждение совокупления.
   Парень плотно взял в руки напрягшиеся ягодицы Веры, медленно её приподнял, пока она не застыла на вершине жезла и, покручивая, опустил вниз на себя... и тело девушки, подчиняясь желанию и ритму партнёра, понеслось в стремительном темпе к пику наслаждения.
   Галь поймал в ладони пляшущие шары грудей с набухшими сосками и покрыл их поцелуями, облизывая и покусывая поочерёдно.
   От нахлынувшего оргазма из груди девушки вырвался тонкий крик, который она старалась всячески загасить, до боли закусив губу, памятуя, что в соседней комнате находятся родители Галя.
   В ответ приливу оргазма девушки, он тут же получил заряд наслаждения, зарычал диким зверем и излился в неё тягучим фонтаном, постепенно замедляя движения тел.
   Вера чмокнула любимого в щёку и резво спрыгнула на пол, отстраняя от себя, тянущиеся к ней руки:
  
   - Нет, мой хороший, хватит меня провоцировать, я опоздаю в университет, мне ещё надо помыться, собраться и впереди длинная дорога, где легко могу попасть в пробки.
  
   В течение получаса Вера собралась, не стала даже пить утренний кофе, и вскочив в машину помчалась в сторону Тель-Авива.
   На территории университета зашла в любимый кафетерий и заказала себе кофе и круассан.
   Не успела ещё усесться за столик, как раздался первый на сегодня звонок на её мобильном телефоне.
  
   - Привет!
   Я тебя случайно не оторвала от завтрака минетом?
  
   Наташа хрипло захохотала.
  
   - Привет, привет!
   Почти угадала, действительно завтракаю, но только не тем, что ты думаешь, а булочкой с кофе.
  
   - Тоже неплохо, но меня это мало интересует, я о другом.
   Вот застряла в пробке по дороге на службу и подумала о тебе, твоём красавчике и вашем будущем.
  
   - Наташка, тебе что больше делать нечего, как о нас думать?
  
   - Вообще-то есть, но в пробке лезут неконтролируемые рассудком мысли, а там часто присутствуешь ты.
   Удовлетворена ответом?
  
   - Да, Наташа!
  
   - Надо тебе как можно быстрей вытаскивать своего красавчика из-под родительской опеки, мне он показался каким-то тепличным, словно фикус в горшочке...
  
   Вера перебила:
  
   - Наташка, он уже сам до этого дошёл, через три недели встретимся в мошаве на праздновании Рош-а-шана. Ты увидишь - всё категорически изменится.
   Вот только не знаю, какое место для нашего проживания выбрать - город или мошав, домик или квартиру на этажах.
  
   - У тебя что есть время с садом и огородом возиться?
   Захочешь зелени - поставь пару кадушек с деревьями на балконе и только не забудь хотя бы раз в неделю их полить.
  
   Наташа вновь рассмеялась.
  
   - Верка, первым делом определитесь с местом работы, а квартира в центре страны - не проблема, были бы денежки, а с ними у твоего красавчика проблем нет, по крайней мере, на первый взнос всегда найдёт, чуть что, его родители подсобят.
   Лучше скажи ему своё веское слово, чтобы он не заморачивался, а шёл к нам работать.
   Я уже со своим шефом по телефону накоротке побалакала, он готов с ним встретиться для конкретных переговоров.
   А в ментовке твой красавчик загнётся от комплекса неполноценности, ведь его там знают, как здоровенького, сильненького и отважного оперативника, а тут бумажки перебирать и складывать в папочки, дела в суд сдавать или в архиве копаться... скукотища! И мысли начнут крутиться, что эту работу дали из жалости!
  
   - Наташка, но ведь служба в вашем ведомстве очень опасная...
  
   - Не смеши, подруга, он же не будет на оперативной работе с населением занят и за границу вряд ли пошлют, а фатхатцам ногти рвать можно, сидя на месте в кабинете.
  
   Подруга смеялась своим металлическим смехом, а у Веры мороз бежал по коже.
   Они вскоре распрощались, потому что Наташа к этому времени прибыла уже на место своей сегодняшней страшной службы.
   Вера, медленно попивая кофе, мысленно раз за разом возвращалась к их разговору.
   Конечно, работа в ШАБАКе полностью отличается от службы, которую могут предоставить Галю в полиции и подруга во многом права.
   Трудно возвращаться туда, где тебя знали совсем другим человеком.
   Возможно для Галя работа, насыщенная всевозможными сложными коллизиями и зигзагами, требующая полной концентрации воли и ума, больше подходит, но она не хотела оказывать на него давление, пусть он сам дойдёт до этого, хотя...
   Вера набрала телефон Наташи.
  
   - Подруга, ты чего? Я ведь уже на службе!
   Говори быстрей, что хотела?!
  
   - Натаха, а ты можешь сделать так, чтобы твой шеф сам позвонил Галю?
  
   - Поняла, позвонит. Диктуй его номер мобильного.
  
   - Такой же, как и у меня, только на конце пятёрка.
  
   - Замётано, бай.
  
   Да, Наташа здорово изменилась после того, как побывала в жутком теракте и выкарабкалась из навалившихся на неё кучи болячек.
   Она стала намного серьёзней, а особенно после того, когда устроилась на службу в ШАБАК.
   Ранее интернациональных взглядов девушка превратилась в лютого арабо-ненавистника, посвятив всю свою жизнь борьбе с террором.
   Вера сама под воздействием участившихся в Израиле терактов с участием террористов-смертников начала иногда писать стихи далеко не лирического содержания, два из которых опубликовали даже в русскоязычной газете "Глобус".
  
   Иудея, Самария, сектор Газа...
  
   Отвернулись небеса, мольбам не внемлют.
   Сотрясают взрывы вновь святую землю.
   Лютой ненавистью выползла зараза
   Иудея, Самария, сектор Газа...
  
   Шлют и шлют безумных смертников уроды,
   Травят издревле соседние народы.
   Ярость пьяная мутит, сжигая разум,
   Иудея, Самария, сектор Газа...
  
   На земле святой - и щедрой, и богатой.
   Расплодились изуверы, "арафаты".
   Кровь еврейская пролилась злом экстаза,
   Иудея, Самария, сектор Газа...
  
   И неужто солнце мира не согреет
   Два народа - и арабов, и евреев.
   Где скажите панацея от проказы?
   Иудея, Самария, сектор Газа...
  
   На охоту вышел зверь...
  
  
   Смерть невинных - боль живых.
   Чья же очередь теперь?
   Кровь в глазах безумных, злых -
   На охоту вышел зверь.
  
   В помутившемся мозгу
   Наставленье вожака.
   Ищет жертву на бегу,
   На взрывателе рука.
  
   Снова в ярости кричим:
   Чья же очередь теперь?
   Хайфа и Иерусалим.
   Ищет жертву лютый зверь.
  
   Стаю бешеных собак
   Изведём с лица земли.
   Очередь твоя, вожак,
   Что посеял - то пожни.
  
   - Вера, ты почему такая серьёзная, так сурово брови свела?
  
   Рядом с ней присаживался на стул с чашкой кофе в руке однокурсник Мухаммед.
  
   - Ас-саляму алейкум!
   Так, задумалась, через неделю начнутся каникулы, надо чем-то толковым заняться и пока не придумала чем.
  
   - Я слышал - у тебя через два месяца свадьба.
  
   - Да, тебе верно доложили, вот собираемся с женихом подыскать для себя подходящее жильё в центре страны.
  
   - А правда, что твой жених на инвалидной коляске?
  
   - Мухаммед, а тебе не кажется, что это совершенно не твоё, как и других, дело и в твоих сочувствиях я абсолютно не нуждаюсь.
  
   И вскочив на ноги, не добавив больше ни слова, вышла из кафе.
   Вера шла в аудиторию, кипя от злости - только в пятницу она под большим секретом сообщила Ривке, что её жених не может сопровождать её на дискотеку, потому что находится в инвалидной коляске.
   И на тебе! Вроде были выходные, а эта весть уже дошла даже до Мухаммеда.
   Перед дверью в аудиторию, прежде чем зайти, взяла себя в руки - вот, дурочка, можно подумать - это государственный секрет, что у её жениха ноги не действуют, а у многих других мозги набекрень и ничего, плодят себе подобных.
   От этой мысли на лице появилась улыбка, и она уже входила в шумную аудиторию без всякой злости на Ривку, что поделаешь, "на человеческий роток не накинешь платок".
  
   В течение дня они несколько раз связывались по мобильному телефону с Галем, совместно оценив преимущество новой техники, попавшей в их руки.
   Парень ей сообщил, что не успела их квартира попасть в руки маклера, как у него появилось несколько желающих осмотреть и прицениться к их жилью.
  
   - Веруш, ничего если я маклеру отдам дубликат ключей, чтобы он мог приводить людей, когда тебя не будет дома?
  
   - Можешь, можешь, у меня полный порядок, ведь я в неё, по сути дела, только приезжаю ночевать.
   Кухней почти не пользуюсь, сплю в нашей спальне, а в другие комнаты практически не захожу.
   Душ и туалет у меня в порядке...
  
   - Веруш, ты чего рапортуешь, как солдат командиру?
  
   - Потому что хочу побыстрей продать эту квартиру и вместе с тобой поселиться в новой, где мы сможем дарить друг другу наслаждения, подобные нашим сегодняшним утренним.
  
   Галь засмеялся довольным смехом.
  
   - Веруш, даже не верится, что это было сегодня, мне кажется, что вечность прошла, так я опять тебя хочу.
  
   - Я сама не могу дождаться момента, когда упаду в твои объятия, но потерпи, мой хороший, ещё пять деньков и я буду только с тобой целых полтора месяца.
   Ох, только заниматься любовью в доме твоих родителей мне не кажется хорошей идеей.
  
   - А мы и не будем...
  
   Вера не дала договорить:
  
   - Так я тебе и поверила, станем тереться целыми днями друг о друга и может быть, когда-нибудь я тобой отзавтракаю.
  
   Молодые люди залились смехом.
  
   - Нет, моя красавица, после празднования Рош-а-шана, мы уезжаем с тобой на десять дней в гостиницу на Мёртвое море.
   К этому времени я уже освоюсь с новой коляской и машиной.
  
   - О, тут ты у меня держись, употребляй пока побольше витаминов.
  
   - Веруш, с тобой никакие витамины мне не нужны, я только вспоминаю о твоём восхитительном теле, о твоей бархатной коже, пушистых волосах и уже изнемогаю от желания.
  
   - Гальчик, только не растрачивай понапрасну свою мужскую силу, мне она вся нужна без остаточка.
  
   Так смеясь и подтрунивая друг над другом, они уже по домашнему телефону, как всегда, проговорили далеко за полночь.
   Растревоженная разговором на интимные темы с любимым, предчувствуя очень скорую их совместную жизнь, сердце девушки сладко замирало, пульс убыстрял толчки, и сон никак не хотел забрать её в свой умиротворяющий плен.
   Вера, по старой выработанной привычке, уселась с ногами в кресло и раскрыла свою изрядно потёртую тетрадь, где оставалось ещё несколько чистых листочков.
   Буквально через секунды по ним побежали тонкой струйкой слова:
  
   Ах, здравствуй, моя грусть! Прекрасные моменты:
   Слиянье мыслей, чувств, немножко мастерства...
   Из-под пера плывут сюжеты и фрагменты -
   В них кружится любовь, одетая в слова:
  
   Колышет зелень трав весенним дуновеньем,
   Наносит на цветы луч солнца макияж.
   В осенний натюрморт ложится светотенью,
   А свадебный наряд зиме придаст пейзаж.
  
   Отыщет образ свой в безвременном пространстве,
   Тихонько постучит вдруг в запертую дверь,
   И в поцелуй вольёт всех мыслей окаянство:
   Не хочется - отринь. Захочется - поверь.
  
   В твою шальную жизнь вплету себя фрагментом
   И обмакну перо в лазурный небосвод.
   По строчкам заскользит стих поступью балетной,
   Мелодия любви по струнам поплывёт...
  
  
   Глава 6
  
  
   Последняя неделя дополнительных занятий в университете перед большими осенними каникулами Вере показалась невыносимо долгой.
   Накопилась общая за год моральная и физическая усталость от напряжённой, изматывающей учёбы, а, кроме того, хотелось как можно быстрей попасть в объятия к любимому парню.
   На протяжении почти трёх лет она спокойно обходилась без секса, даже не помышляя о нём, живя всеми думами только о благополучном разрешении реабилитации Галя. Любимый парень с первого их полового контакта пробудил в ней страстную натуру, но её тело только откликалось на прикосновения Галя, и только от мыслей о нём внутри разгорался жар непреодолимого желания.
  
   Теперь, после того, как её тело, наконец, пробудилось от долгой вынужденной спячки, и когда обезумевшие гормоны от одних только мыслей отзывались кипящими гейзерами, после которых нужно было обязательно менять трусики, а иногда принимать таблетку от головной боли, Вере не хотелось больше находиться с Галем даже в короткой разлуке.
   Распрощавшись сердечно с преподавателем и со студентами, вместе с ней продлившими себе учебный год почти на месяц ради интересного научного проекта под руководством профессора Зива Таля, девушка всё же не помчалась к любимому, а по взаимной договоренности с Галем, направила машину в диаметрально противоположную сторону - она поехала на юг повидаться с родителями, с которыми не встречалась уже два месяца.
   Не прошло и получаса, как "Тойота" Веры уже въезжала в Ашдод, и скоро она мягко припарковалась рядом с папиной "Субару".
   Как ни странно, но родители на сей раз прислушались к младшей дочери и осмелились на покупку квартиры в Ашдоде.
   Они жили вдвоём в трёшке девятиэтажного дома в новом районе на, привычном по Минску, пятом этаже.
   Их старшая дочь Люба быстро смекнула, что родителей не отговорить от покупки квартиры, перехватила у Веры инициативу и приняла живое участие в выборе родителями жилья и в оформлении ими машканты (ипотеки).
   Веру порыв Любы нисколько не обескуражил, а в точности наоборот, весьма обрадовал, ведь у неё в связи с навалившимся на неё тяжёлым бременем из-за произошедшего с Наташей и судьбоносной операцией Галя, совершенно тогда не было свободного времени.
   Благодаря настойчивости и влиянию младшей дочери, её родители недолго пребывали в ностальгических чувствах, а нашли себе подходящую работу и вырвались из-под пресса, вцепившейся в них мёртвой хваткой, Любы, имевшей на счёт них свой коварный план с меркантильными запросами.
   Из денег за проданную квартиру в Минске, рассчитывавшей на них старшей дочери, досталась только малая толика, большую часть родители вложили в своё новое жильё и вышли на совсем не страшную ссуду, которую легко покрывали своими заработками.
   Вера поднялась на лифте на пятый этаж и постучала в дверь.
   Перед ней в узком проёме появилась мама.
  
   - Чего стучишь, как датик (религиозный), пришедший за подаянием?
   Я чуть тебя не обложила парочкой ласковых.
   Ты не представляешь, как они мне уже надоели, то больным детям подай, то слепым, то кривым, то чёрт знает кому.
   Твой папочка, если открывает им дверь, то начинает мямлить извинения, а то и сунет пять-десять шекелей этим прохвостам, поэтому я сама стараюсь реагировать на стук и звонки...
  
   - Мама, может быть, вначале впустишь в квартиру, а потом уже расскажешь про этих попрошаек?
  
   - А чего ты вообще стучишь в дверь, мы же тебе, как и Любочке ключи выдали?
  
   - Ой, я про них совсем забыла.
  
   - Коля, где ты там? Слышишь, она про ключи забыла, как только про нас вспомнила, у неё ведь теперь другая родня есть, не чета нам - бо-га-тень-ка-я!
  
   Хорошо, что в этот момент из дальней спальни вышел отец и устремился навстречу любимой доченьке, а то неизвестно, как бы Вера отреагировала на выпад матери.
  
   - Веруня, как я по тебе соскучился!
   Хорошо выглядишь!
  
   Отец прижал голову дочери к груди и ласково начал гладить по длинным, разметавшимся по плечам волосам.
  
   - Папочка, знаю, что по отношению к вам я большая свинушка, но вы должны меня понять, к вечеру так устаю от учёбы, что не хочется никуда ехать, а в выходные жду не дождусь встречи с Галем. Вот скоро поженимся, тогда будем часто к вам вместе с мужем приезжать.
  
   - Николай, не развешивай уши, в лучшем случае, когда надо будет кому-то посидеть с её ребёночком, тогда вспомнит о своей матери, куда ей справиться самой с дитём и со своим тяжёлым инвалидом.
  
   Вера резко отстранилась от отца.
  
   - Мамочка, а ты знаешь, что я тебе скажу на твои чудесные слова...
  
   - Ну что ты можешь сказать хорошего?
   Отречёшься от меня?
   Так в любом случае мы не очень избалованы твоим вниманием.
  
   - Белочка, не нервничай, у тебя поднимется давление и Верочку не укоряй, она молодая, занята по уши в университете, а то, что связывает жизнь с несчастным парнем, так это её выбор, её горькая планида, веление её доброго, отзывчивого и сострадательного сердца.
  
   Вера стояла посреди уютного салона в родительской квартире, но на душе у неё было совсем неуютно.
   Хотелось многое им высказать, а особенно маме, но понимала всю напраслину этого поступка, всё равно не поймут.
   Что толку от её, высказанных в гневе, слов, когда родители давно уже выбрали по отношению к ней определённый стереотип мышления.
   Слава богу, что она уже давно не зависела материально от предков, а после маминых очередных выпадов, она вряд ли когда-нибудь обратится к ней за помощью по уходу за ребёнком, даже если прижмёт до предела, всё равно постарается найти такой выход, чтобы не прибегать к услугам желчной родительницы.
   Последняя будто подслушала её мысли:
  
   - Ну что, так и будешь стоять столбом посреди комнаты, как не родная?
   Наступит такое время, когда ты вспомнишь мои слова и предупреждения, смотри, чтобы не было поздно.
   Запомни, моя дорогая, мамины упрёки лучше чужой ласки, они от сердца идут.
   Вера молчала, не желая окончательно рассориться с родителями.
  
   - Мой руки, будем обедать, надеюсь, не побрезгуешь?
  
   И на этот раз девушка смолчала.
   Вера зашла в ванную и всмотрелась в зеркало - щёки пылали, губы побелели, а в глазах поселилась вся печаль и скорбь еврейского народа, но слёз не было.
   Ах, ну её, мою драгоценную мамочку, и папа тоже хорош, жалостник несчастный!
   Можно подумать, я к ним за сочувствием или утешением приехала.
   Тяжёлый инвалид, несчастный парень... глупенькие, он вам тысячу очков вперёд даст.
   Это вам, взрослым людям, нужно было сопельки вытирать, а мой Галь скоро опять станет служить в полиции, а то ещё и похлеще, в ШАБАКе.
   Успокоившись, Вера вернулась в комнату, где мама накрывала на стол, а папа с головой влез в газету.
  
   - Верочка, вот ты общаешься с людьми не чета нам, что они говорят в свете последних событий?..
  
   - Папа, о каких событиях ты толкуешь?
  
   - Ну как? Убийство Рабина, все эти теракты, несмотря на мирный процесс, "катюши", летящие на головы наших мирных граждан, проживающих на севере... Смотри, что происходит в Карьят-Шмоня...
  
   Вера автоматически поправила отца:
  
   - Кирьят-Шмонэ.
  
   И подсела рядом на диван.
  
   - Папа, на эту и другие подобные темы тебе лучше поговорить с моим Галем или его отцом, я в политике не очень разбираюсь, да и некогда мне распутывать весь этот сложный узел взаимоотношений между Израилем и вражескими арабскими государствами, не говоря уже об арабах окружающих нас в повседневной жизни.
   В нашей малочисленной группе, которая сейчас работала над сверхсовременным проектом было два араба, и мы вполне нормально друг к другу относились.
  
   Голос подала, прислушивающаяся к их разговору, мама:
  
   - У нас на мойке посуды есть одна баба, она была адвокатом в Москве, очень грамотная и умная женщина, так вот она говорит, что самый хороший араб - это мёртвый араб.
  
   Вера резко повернулась к матери.
  
   - И ты бы могла убить человека только потому, что он араб?
  
   - А зачем мне это делать? Для этого у нас есть армия, полиция и всякие там службы... Коля, я правильно высказываю мысль, ты мне так говорил?
  
   - Так, Белочка, так, но мне хотелось обо всём этом услышать от нашей дочери, постоянно находящейся возле людей, служащих в этих структурах безопасности и правопорядка.
  
   - Папа, ты имеешь в виду Офера и Наташу?
  
   - Да, конечно же, их, а также твоего жениха и его отца.
  
   - Чтобы вы знали, мы никогда на эти темы не разговариваем, а Наташа пошла служить в своё ведомство не для того, чтобы мстить за себя арабам, а для того, чтобы обезвреживать вражеские структуры, готовящие теракты против еврейского мирного населения.
  
   - Коля, пустое дело с ней разговаривать на эти темы.
   Она же якшается с ашкеназами (евреями, выходцами из европейских стран), проживающими в центре страны, а они все насквозь пропитались гнилыми левацкими настроениями.
   Хорошо, что у нас есть Люба с Лёвочкой, они знают и могут толком объяснить, кто здесь кто.
   Мы с твоим папой окончательно решили, что идём голосовать за партию "Ликуд" и Биби Нитаниягу.
  
   Вера до сих пор понятия не имела, кому она отдаст свой голос на предстоящих выборах, но решила подразнить родителей.
  
   - Нет, за правых - никогда! Я буду голосовать за Шимона Переса и "Аводу".
  
   От заявления дочери отец сконфузился.
  
   - За этих предателей своего народа?
  
   - Папочка, а тебе известно, что эти предатели своего народа находились у власти, когда наша страна победила в Шестидневной войне и Судного дня?
  
   Отец проигнорировал ремарку дочери.
  
   - Конечно, у нас демократическое государство, но будь моя воля, я бы создал одну крепкую партию и навёл бы в стране порядок.
  
   Вера рассмеялась.
  
   - Папочка, в одной стране ты уже навёл, до сих пор там очухаться не могут от власти коммунистов, в партии которых ты, между прочем, состоял много лет.
  
   Отец быстро перевёл разговор на другую тему:
  
   - А как ты относишься к Щеранскому и его новой русской партии?
  
   - Папуля, никак! Я не хочу относиться к нему и к его партии.
  
   К счастью девушки, мама пресекла неприятный для них с отцом разговор, где они не находили общего языка.
  
   - Тебе в борщ класть сметану или ты уже окончательно заделалась еврейкой с их дурацкими традициями?
  
   Вера незаметно для родителей тихо вздохнула.
  
   - Клади, конечно. Боже мой, как я давно не кушала твоего настоящего украинского борща!
   Пахнет как, а вкус божественный...
  
   Дочь даже зажмурилась от удовольствия.
   К концу обеда Вера уже отдувалась от сытости, съев только одну пулечку, запечённой в духовке, курицы с приготовленным мамой лечо.
   От десерта, любимой домашней выпечки, была вынуждена отказаться:
  
   - Ой, простите, но я сейчас лопну, кусочек торта, если хотите, я возьму с собой, заодно и Галя угощу. Мать подняла на дочь глаза.
  
   - А что, ты разве не останешься у нас на все выходные? Мы ведь завтра собираемся на праздничный обед к Любочке.
   Завтра у Русланчика день рождения, мальчику исполняется уже девять лет, и малышку ты давно не видела.
  
   - Мама, я неделю не встречалась с Галем, он по мне очень скучает, и я по нему тоже, поэтому сейчас слегка передохну после обеда и поеду к нему.
  
   Мать неожиданно резво вскочила из-за стола и встала напротив дочери, уперев руки в бока.
  
   - Ну, Николай Иванович, ты слышал? Понял, наконец, кого мы воспитали!
  
   Отец сидел пригорюнившись, низко опустив голову над тарелкой.
   Мать не унималась:
  
   - У тебя есть в жизни хоть что-нибудь святое, какие-нибудь чувства к своей самой близкой родне?!. Или ты окончательно продалась этим израильтонам за временное благополучие, которое надо постоянно отрабатывать, ухаживая за калекой...
  
   - Мама, прекрати, я больше подобных слов от тебя слышать не хочу и не буду! Прощайте!
  
   Вера, схватив ключи от машины, выскочила из квартиры.
   Она осознавала, что в таком настроении выезжать на трассу категорически не рекомендуется. У неё от гнева и невысказанных слов тряслись руки, и туман застилал глаза.
   Как, ну как они могли так думать, а тем более, говорить, нисколько не щадя её самолюбие, чувства и любовь к парню?!.
   Где-то мама, может, и права, очень уж она охладела к родному семейству, но во многом виновата была в этом старшая сестра, постоянно при встречах донимающая Веру вечными поучениями, претензиями и алчным взглядом на её связь с Галем, в которой после выяснения деталей видела только меркантильный смысл, а не её преданность и любовь.
   Девушка выехала на набережную и, выйдя из машины, присела в тени кипариса, глядя на предзакатную синь неба и моря.
   Сердце затрепетало, стоило ей только углубиться мыслями в анализ, произошедшей размолвки с родителями.
   Чтобы успокоиться, достала новый толстый блокнот, чиркнула несколько строчек, и душа встала на место.
  
   Давай поищем тему для двоих,
   Приемлемую в нашем разговоре,
   Сойдёмся в чём-то и слегка поспорим,
   Не строя параллели из кривых.
  
   О "вечном", про житейские дела -
   Немало тем в бескрайнем море знаний.
   Найдут два человеческих созданья,
   Коль не закусят в гневе удила...
  
  
   Глава 7
  
  
   Давно уже закрылась дверь за Амиром, парнем, который помогает Галю овладевать премудростью современной техники - компьютером.
   Зажав мышку в руке, старательный ученик, сверяясь с записями в тетрадке, повторял и повторял команды, проникая в невероятно интересные и информационные глубины виртуальной жизни глобального мира.
   Пять лет назад, учась на офицерских курсах полиции, Галь освоил на хорошем уровне клавиатуру, ведь приходилось много печатать и при этом на двух языках.
   Поэтому печатание на иврите и английском у него не вызывало трудностей.
   Теперь Галь все свои усилия кинул на освоение печатного слова на арабском языке, а также фарси - идея, брошенная Наташей, не покидала его с первого момента, как она была озвучена.
   Он был полностью согласен с девушкой, что нудная возня с документами ему не подходила по характеру ни в коем разе, ведь все годы до тяжёлого его ранения он был задействован на опасной и ответственной работе в полевых или оперативных условиях.
   От напряжённых занятий с компьютером его оторвал звонок мобильного телефона.
   Галь улыбнулся - Веруш звонит, наверное, уже едет домой.
   Интересно, как на этот раз обошлась её встреча с близкими?
   Очень тяжело складываются взаимоотношения Веры с её матерью и сестрой.
   Ему в последнее время приходится постоянно увещевать любимую, всячески пытаясь заглаживать острые углы между ней и родителями после её посещения родных.
   Галь усмехнулся, давно уже стало ему понятно, что они, родственники невесты, его точно не любят, и поэтому Веруш так не хочет сама ездить в Ашдод в гости, но делать нечего, существует святой долг детей перед родителями.
   Но нет, не Вера... на экране высветился незнакомый номер.
  
   - Да, я слушаю.
  
   Хриплый голос собеседника сразу же сообщал о приверженности того к курению в больших количествах и командованию на высоком уровне.
  
   - Шалом!
   Галь Бенет?
  
   - Шалом!
   Я слушаю, с кем имею честь разговаривать?
  
   - Надеюсь, приближение шабата и присутствие рядом посторонних ушей не помешают нашему разговору?
  
   Почему-то сердце Галя сразу же подсказало, откуда дует ветер, только он не мог догадаться, с кем ему сейчас представилась возможность вести беседу.
  
   - Я слушаю внимательно, никаких помех и посторонних вблизи меня не наблюдается.
  
   - Несколько дней назад, от известной нам обоим Натали Шехтер, я узнал о твоём существовании, о постигшем тебя ранении и сегодняшнем твоём положении.
  
   Галь услышал, как щёлкнула зажигалка и собеседник сладко затянулся сигаретой.
  
   - Наша сотрудница сообщила, что ты был оперативным работником полиции в отделе по борьбе с наркотиками.
   Я уже осведомился о тебе на месте твоей прошлой работы и знаю, что ты зарекомендовал себя там с самой лучшей стороны.
   Не буду юлить, мы заинтересованы принимать в свои ряды на службу людей с таким послужным списком.
   Сразу же замечу - прежнего офицерского звания у тебя не будет, как и особой формы и знаков отличия.
   Нам ещё предстоит выяснить все детали и твои познания в языках, понимание политической обстановки, умение вести диалоги с врагами и друзьями, умение проникать словом, и не только, в сознание будущего осведомителя... и многое другое. Всё это окончательно проверится уже по ходу твоей службы в наших рядах.
  
   Собеседник закуривал новую сигарету, и Галь воспользовался предоставленной ему паузой.
  
   - Уважаемый господин!
   Пока не знаю, как к тебе обращаться по имени.
   Я ещё никому не давал никаких согласий на работу в вашем ведомстве.
   Да, Натали Шехтер в приватном разговоре со мной обмолвилась, что переговорит с руководством о моём трудоустройстве в её конторе, но дальше этого мы никуда не заходили.
   Прежде чем принять окончательное решение, я бы хотел, как следует, изучить предмет обсуждения...
  
   - Никакого обсуждения пока не будет.
   Меня зовут Давид Цур.
   Кто я такой, можешь выяснить у своей подруги Натали или из других источников, меня это не касается.
   Сейчас грядут наши праздники, затем, как выяснилось, у тебя свадьба. Мазл тов!
  
   - Благодарю!
  
   - Пожалуйста, не перебивай.
   У тебя есть в запасе три месяца - осваивай, как следует компьютер, поддерживай физическую форму, научись без посторонней помощи обходиться во многих аспектах жизни и первого декабря жду у себя на собеседовании.
   Вопросы есть?
  
   - Есть и очень много, но я их перенесу на момент личной встречи.
  
   В телефонной трубке раздался хриплый смех, переходящий в кашель.
  
   - Бай, мой друг, шабат шалом!
  
   Окончив неожиданный разговор с высокопоставленным собеседником (а что он именно таков, Галь не сомневался), парень зашёл в поисковик и написал только одно слово - ШАБАК, и тут же его взгляду открылась на экране монитора всевозможная информация и первая же запись гласила:
  
   "После победы в Шестидневной войне 1967г. ШАБАК расширил свою деятельность на территории Иудеи и Самарии, сектора Газы, Голанских высот. Перед ШАБАКом стояла и стоит задача: отслеживание и ликвидация террористической деятельности палестинцев. И с этой задачей ШАБАК успешно справляется, благодаря героической работе своих оперативников и многочисленной агентурной сети, проникающей во все палестинские террористические организации."
  
   От прочитанного сердце парня буквально затрепетало - вот, именно такая работа полностью подходила его характеру.
   Она была очень близкой к той, на которой он получил своё тяжелейшее ранение, после чего уже почти три года находится вне активной нормальной жизни, а про все испытанные им физические и душевные страдания, про свою нынешнюю ущербность и вспоминать не хочется.
   Галь откинулся в кресле и прикрыл глаза - недавно ему исполнилось двадцать девять лет - возраст, подходящий для того, чтобы подводить предварительные итоги, да и для того, чтобы строить планы на будущее.
   За плечами достаточно безоблачное детство, школа, армия, офицерские курсы полиции, полная опасностей и приключений работа и, наконец, встреча с Верой.
   Безусловно, до того, как на его жизненном пути повстречалась девушка, к которой он с первого взгляда проникся безумной любовью, у него были связи с другими особами женского пола.
   Иногда ему казалось, что какая-нибудь из них и есть та единственная, с кем бы он хотел провести всю свою оставшуюся жизнь, но вскоре убеждался в обратном, спокойно расставаясь с очередной пассией.
  
   С Верой всё обстояло иначе, а даже с точностью до наоборот, он готов был ею дышать, впитывать по капельке всю её сущность - красоту, голос, запах и чуткую возвышенную душу!
   Он отдавал себе отчёт, что на нынешний момент не является для любимой девушки тем блестящим парнем, которым представился когда-то ей при первом знакомстве в автобусе. Более того, он в нынешнем своём положении не мог соответствовать Вере в физическом отношении во время их занятий сексом, где на девушку ложилась большая часть инициативы и фантазии для того, чтобы их постельные утехи доставляли им обоим высшее наслаждение. Ему до сих пор не в чем было упрекнуть невесту. Она делала всё от неё зависящее, чтобы Галь не чувствовал себя по большей части неполноценным, но всё равно, он жутко страдал душевно от своего нынешнего положения.
  
   Надо как можно быстрей обрести чувство собственного достоинства, о чём ему уже много раз в беседах внушала мать.
   Да, с матерью общение приносит только пользу, она всячески поддерживает в нём силу духа и уверенность в завтрашнем дне.
   А вот в отношениях с отцом далеко не всё складывается так безоблачно, как бы хотелось.
   Старый полицейский не скрывает того, что видит в сыне инвалида, нуждающегося в постоянной помощи и гадко иронизирует над их предстоящей свадьбой, высказываясь в своей прямолинейной манере о том, что его Вера в будущем обязательно найдёт себе полноценного самца и будет наставлять ему ветвистые рога.
   Буквально вчера отец зашёл к нему под навес в углу пардеса, где тренировался Галь, и закурив, изрёк:
  
   - Знаешь, сын, все эти твои занятия физическими упражнениями вернут тебя к нормальной работе, к беспроблемным отношениям с друзьями и коллегами, но никогда не помогут стать хорошим бойцом в постели.
   Бабам нужно, чтобы их трахали, ставя в различные позы, а не наоборот.
  
   Галь возмутился:
  
   - Ты считаешь, что я должен теперь обходиться только проститутками?
  
   - Не злись, сынок, ты ещё вполне можешь построить нормальную семейную жизнь, но не с такой блестящей девушкой, как твоя Вера.
   Она ведь идёт по улице, и все мужики провожают её взглядами.
   Скоро она завершит свою учёбу, устроится на работу и рядом окажутся здоровые, симпатичные мужчины, которые одарят её всевозможными знаками внимания и где гарантия, что она в какой-то момент не дрогнет...
  
   Галь перебил:
  
   - Не смеши, отец, любая женщина может изменить мужу и не обязательно тот должен быть для этого безногим.
  
   - Согласен - любая, но не такая красивая и эффектная, как наша Вера.
   Дурачок, я очень хорошо отношусь к твоей невесте, она мне дорога, как родная дочь, но я не хочу, чтобы ты в будущем пережил в жизни жуткую трагедию от измены любимой жены.
   Взял бы ты лучше Малку Шпинглер, что живёт от нас через два дома - она чуть красивей обезьяны. А фигура - что в высоту, что в ширину. Кто на такую позарится?
  
   При последних словах Абрама, они оба покатились со смеху, ведь Галь лично был знаком с Малкой ещё с детства, когда они вместе с ней и другими ребятами бегали по поселковым улицам.
   Нет, не нужна ему Малка Шпинглер и другие женщины не нужны, он хочет быть рядом только со своей любимой девушкой, со своей ненаглядной Веруш.
   Галь открыл глаза и посмотрел на часы - ого, уже шабат скоро наступит, а её ещё нет.
   Может, у родителей задержится и останется ночевать, но если бы она приняла такое решение, то давно бы позвонила.
   С появлением у них мобильной связи, они могли постоянно быть в курсе дел друг друга, но Галь не хотел казаться сильно надоедливым и перед будущими тестем с тёщей показаться смешным ревнивцем.
   Волнение вдруг охватило парня, как не крути - девушке предстоит находиться на дороге, а там всякое может произойти.
   При последних мыслях Галь уже набирал номер Веры.
   Вместе с голосом девушки до парня дошли звуки музыки, речь и смех людей и порывы ветра.
  
   - Веруш, ты где-то задержалась, тебя на ужин что ли не ждать?
  
   - Ой, Галюш, я совсем потеряла представление о времени.
   После очередного приятного посещения родителей так расстроилась, что не стала сразу выезжать на трассу, а приехала на набережную и чтобы успокоиться, увлеклась своим любимым занятием...
  
   - Неужели я тебя оторвал от написания стихов?
  
   - Да, мой любимый, прости меня, я уже сажусь в машину и часа не пройдёт, как я упаду в твои объятия...
  
   - Не гони, десять минут нас уже не устроят, но спешу тебе сообщить, что завтра я тебя покатаю наконец-то уже на своём автомобиле.
   Скоро увидишь, какой у меня шикарный танк!
  
  
   Глава 8
  
  
   До свадьбы Веры с Галем оставалось ещё два месяца, но для молодых людей время не тянулось в нудном или тревожном ожидании, а наоборот, летело с непостижимой скоростью.
   Дело в том, что в их жизнь вписывались всевозможные обстоятельства, подбрасывая новые события, крупные и мелкие задачи, вопросы и проблемы.
   На квартиру Галя в Ришоне появилось немало серьёзных покупателей, и жених Веры не стал гоняться за выгодными предложениями, а чтобы не терять время, тут же начал оформление продажи первому подходящему заинтересованному лицу.
  
   Они подробно обсудили с Верой звонок из ШАБАКа и его разговор с одним из руководителей этой солидной организации Давидом Цуром, и после бурных дебатов девушка согласилась с доводами жениха, что работа в этом важном ведомстве - это именно то, что ему больше всего подходит по характеру в нынешнем положении.
   Неожиданно вопрос встал ребром: покупать квартиру на этажах или домик на земле, но главное, что у обоих молодых людей не подлежало никакому сомнению - это будет Тель-Авив.
   Галь быстро убедил невесту в том, что на данном этапе им всё же больше подходит квартира, так как заниматься участком у них сейчас нет никакой возможности - Вера большую часть дня занята на учёбе, а Галь, если всё сложится удачно, скоро начнёт трудовую деятельность в ведомстве, где рабочий день обычно бывает ненормированным.
  
   Вера часто ловила себя на том, что она с удовольствием купила бы домик в мошаве, где жили родители Галя.
   Ей нравилась размеренная жизнь в посёлке, окружающая природа, взаимоотношения между людьми, а самое главное, ей очень нравилась Гиля.
   Галь окончательно убедил девушку, что на данном этапе их жизненного пути, им больше подходит город и квартира, а дальше будет видно, никогда не поздно сменить место жительства.
   Несколько дней они посвятили поискам подходящего для них жилья, крутясь вместе с маклерами по улицам и растущим, как грибы в лесу, новым районам и домам в Тель-Авиве.
   За рулём уверенно восседал Галь, который в считанные дни разобрался с устройством своей новой коляски с электроприводом и с новым автомобилем, самостоятельно занимая место в кабине и быстро освоив ручное управление.
  
   Их выбор с приобретением жилья скоро упал на четырёхкомнатную квартиру в высотном двадцатиэтажном доме вблизи набережной Тель-Авива.
   Маклер обещал им подсуетиться с оформлением покупки, чтобы молодые люди уже в начале ноября, то есть сразу после свадьбы, начали совместную жизнь в собственной квартире.
   Вера с Галем обследовали окрестности здания, где им скоро предстояло жить, и они остались довольными удобной стоянкой для машин, оборудованными пандусами для инвалидной коляски в самом подъезде дома и в его окружении.
   Пока они занимались всеми этими квартирными делами, стремительно подошёл еврейский Новый год - Рош-а-шана, когда по предварительному договору должны были приехать сюда в мошав родные Веры.
  
   По наущению жениха, девушка позвонила своей старшей сестре, чтобы та навела мост примирения с мамой, потому что их родительница после посещения младшей дочерью Ашдода, закусила удила и могла сорвать историческую встречу сватов для близкого знакомства двух семейств.
  
   - Любаша, ты ведь имеешь влияние и умеешь убедить нашу маму в чём-либо, сделай для меня одолжение: уговори её не держать на меня зла и явиться к родителям Галя с визитом вежливости, ведь до нашей свадьбы осталось чуть больше месяца.
  
   - Верка, а мне какая от того радость, приедут они к вам или нет?
   Для чего мне зря распинаться?
  
   - Любочка, но ты ведь тоже приглашена и, надеюсь, не погнушаешься приглашением, разве тебе не интересно познакомиться с родителями Галя, посмотреть, как они живут?
  
   Вера, зная хорошо сильные и слабые стороны в характере сестры, легко подбирала ключи к душе своенравного, любопытного и меркантильного человека.
  
   - Тут такая славная природа, обустроенный двор, будет много детей, и я уверена, что твоим ребятишкам здесь будет очень хорошо.
   А пардес какой! Сколько всяких фруктов поспело!.. Не успевают собирать, даже не знаю, куда они всё это девают!
   Ну, Люб...
  
   - Да что ты меня умоляешь, самой любопытно познакомиться с твоей будущей роднёй, ведь они не чета нам, сабры в нескольких поколениях.
   Я же никогда ещё не была в таком доме, даже любопытно побывать, пройтись по саду и собственными руками сорвать манго, авокадо или ещё что-нибудь...
  
   - Люба, так что скажешь?
  
   - Не млей, куда она денется, ведь я знаю, что её саму распирает от любопытства. Да и где они с нашим папочкой были до сих пор, что видели в Израиле? Пусть посмотрят, как могут жить обеспеченные и высокого полёта люди.
  
   - Любаша, скажешь тоже, высокого полёта. Это обыкновенные люди среднего достатка, очень простые в обхождении.
  
   - Ладно, хорош мне мульку заливать. Среднего достатка люди - это мы, а эти... короче, не чета нам, один дом на пять моих квартир потянет!
  
   Можно подумать, что я упала с луны и не знаю, кто обитает в этих мошавах и как там живут. Небось, одной земли немерено... с лесом плодовых деревьев.
  
   - Ну, дом на семь комнат, участок немалый и деревьев хватает, мне как-то это всё до лампочки.
  
   - Ой, не скажи, до лампочки, в будущем будешь наследницей шикарных апартаментов и всех этих угодий.
  
   Вера рассмеялась.
  
   - Вот о чём не думала, так не думала, а тем более, у Галя есть ещё четыре семейных старших брата.
  
   - Это, конечно, похуже, но ничего, может быть, братья пожертвуют своим наследством в пользу младшего брата-инвалида.
  
   Вера вздохнула, хорошо начатый разговор перешёл в неприятную фазу, впрочем, с её старшей сестрой всегда так, нельзя предугадать, когда и куда она пошлёт свои стрелы желчи.
  
   - Любаш, ну когда ты поговоришь с мамой, ведь времени совсем уже не остаётся?
  
   - Сейчас и поговорю, подожди парочку минуток, скоро перезвоню.
  
   Действительно, через минут пять Люба перезвонила.
  
   - Верка, в принципе, с таможней договорено, но ты должна сама связаться с ней и попросить прощения.
   Давай, не турбуйся, она для вида поломается, а потом милостиво простит и согласится приехать.
   Так и вышло, мама недолго пила кровь младшей дочери, мимо ушей пропустила её извинения и лишь поинтересовалась:
  
   - Верка, не выставь нас в дурном свете перед этими снобами, чтобы мы не выглядели там бедными родственниками. Скажи лучше, как нам одеваться и что прихватить с собой?
  
   Вера сумела на всём протяжении разговоров с сестрой, а теперь с мамой, держать себя в руках, ни разу не повысить голоса, не возмущаться их колкостями и нелепостью суждений.
  
   - Мама, родители Галя очень простые в общении люди, никакие они не снобы.
   Конечно, родственники Галя не знают русского языка, но рядом будем я и Наташа, да и Люба с Лёвой сносно разговаривают на иврите и помогут вам с папой общаться за столом.
   Костюмов не надо. А как ты умеешь одеваться опрятно и со вкусом - мне говорить не надо.
   На Рош-а-шана положено дарить подарки.
   Сильно не заморачивайтесь и не тратьтесь, купите корзину со сладостями и бутылку хорошего вина или виски. Думаю, что этого будет достаточно.
  
   После переговоров со своей роднёй Вера без труда нашла Галя, сидящего за компьютером, усердно что-то читавшего.
  
   - Галюш, я скоро начну ревновать тебя к этому аппарату.
  
   Она нежно обняла парня сзади за шею.
   Галь откинул назад голову и выставил для поцелуя губы.
  
   - Веруш, я не хотел тебе мешать вести сложные переговоры, но по тебе вижу, что всё закончилось успешно, и я очень рад видеть на твоём лице счастливую улыбку.
  
   Вера нежно поцеловала жениха в губы и, подбежав к двери, закрыла её на щеколду.
   Она быстрыми движениями скинула с себя шортики и майку, за ними последовали бюстгальтер и трусики.
  
   - Веруш, ты будешь показывать мне стриптиз?
  
   - Нет, я буду с тобой заниматься любовью.
  
   И девушка быстрым движением распустила молнию на джинсах парня, высвободив из плена рвущегося наружу удальца и ловко встав на колени на сиденье кресла, нависла над его телом.
   Пальцы парня нежно развели увлажнившиеся губы лона девушки и мягко стали поглаживать твердеющий бугорок.
   Вера от касаний ласковых рук тут же почувствовала приближение первого фонтана оргазма и вся затрепетала в безумном желании почувствовать в себе поглубже твёрдую плоть партнёра, что незамедлительно и получила,продвинувшись до самого упора.
   Она какое-то время посидела неподвижно, замерев от поглотивших её набегающих волн страсти, а затем, упёршись руками в спинку кресла, ритмично задвигалась, набирая с каждым толчком всё большую и большую скорость.
   В последний момент, вспомнив, что где-то рядом могут находится родители Галя, она нагнулась низко над плечом парня, зубами сжала обивку кресла, хоть несколько заглушив вырвавшийся из её горла крик, слившийся с хрипящим стоном, вошедшего в любовный раж, любовника.
   После того, как они привели себя в порядок, Вера передала Галю содержание её бесед с мамой и сестрой, пропустив только некоторые детали, выставляющие их в дурном свете и обидными суждениями в адрес самого парня.
  
   Накануне праздника Вера никак не могла заснуть, волнуясь за поведение во время дружеского визита в мошав своих родителей и сестры.
   Ей от всей души хотелось, чтобы обе стороны не оказались разочарованными друг другом.
   Конечно, им вместе мало что есть делить в жизни, но очень бы хотелось создать между ними хоть какой-то оттенок родственных уз.
   Больше всего вызывали волнение её мама и отец Галя, последний - даже в большей степени.
   Ведь Абрам с вечными его солдафонскими шутками мог сконфузить чопорную женщину и тогда Вере на долгие годы была обеспеченна участь дочери, попавшей в родню к невежде и невоспитанному хаму.
   А тут случился ещё облом: позвонила Наташа и огорошила:
  
   - Верка, можешь меня даже убить, но мы с Офером у вас не будем, потому что и у нас наметилась историческая встреча родителей в кибуце, где строят коммунизм предки моего избранника.
  
   Ну разве от всех этих новостей и дум можно уснуть?!
   Покрутившись в своей кровати где-то час без сна, Вера выскользнула из ложа, а затем из дома и устроившись с новым толстым блокнотом в шезлонге, залюбовалась в небе яркими звёздами, вдыхая ароматы окружающего её сада.
  
   Чарующая сказка тьмы...
  
   Сняла с души из тьмы завесу,
   за ней купался в грёзах ты,
   в восторге радужном застыл,
   узрев меня - ночи принцессу...
  
   На угли тёплые подул,
   разворошил огонь желаний,
   испил любовь из щедрой длани,
   и загадал в ночь на звезду:
  
   Прикроет очи поцелуй,
   завеса век пусть тайну скроет.
   мы увлеклись с тобой игрою,
   купаясь в свете звёздных струй.
  
   Чарующая сказка тьмы,
   к тебе явилась в ней принцессой,
   пишу с любовью нашу пьесу,
   где в счастье искупались мы.
  
   Вера дописала последнюю строчку и несколько раз перечитала написанное и осталась собой довольна.
   Вдруг ей показалось, что во дворе кто-то есть. Она выглянула из-за куста и увидела какое-то шевеление. И вдруг через полосу света, отбрасываемого лампочкой под навесом, важно прошагала хозяйская кошка, вызвав улыбку у девушки и новые волны ассоциаций.
  
   Лунный свет скользнул в моё окошко,
   и позвал свеченьем за собою.
   я крадусь за ним на крышу кошкой
   и звездой любуюсь голубою.
  
   И неважно, что там за карнизом...
   Весь мой мир сегодня здесь на крыше.
   Это суматохе жизни вызов...
   Не пугайте ночь, прошу вас, тише...
  
   Не беда, что в этот час не спится,
   что ловлю в ладони призрак счастья,
   что несутся мысли вереницей,
   что нельзя навеки здесь остаться...
  
   Лунный свет сменяется рассветом.
   Новый день проснулся с шумным вздохом.
   За порог скользну я кошкой следом,
   принимая жизни суматоху...
  
  
   Глава 9
  
  
   Не напрасно Вера так опасалась визита своих родственников к будущим сватам на празднование Рош-а-шана.
   Встреча и приём с некоторыми оговорками всё же прошли в достаточно благовидном режиме, не считая огорчений, доставленных девушке матерью.
   Даже по окончании визита добрые отношения между матерью и дочерью так и не наладились.
   Они не смогли прийти к взаимопониманию, и мама ничем не выказала своего доброжелательства к дочери и её будущему зятю, как и к его родителям.
   Микроавтобус Лёвы подъехал к воротам особняка примерно в назначенное время, и Вера вместе с Гилей вышли встречать дорогих гостей.
  
   Два года назад Люба приняла судьбоносное для их семьи решение - уйти мужу с тяжёлой, малооплачиваемой посменной работы на заводе.
   Она решила, что хватит ему корячиться на дядю, а пора заняться мелким бизнесом, рассчитывая на гораздо больший доход, веря в свою фортуну.
   За часть денег, вырученных родителями за квартиру в Минске, купили подержанный микроавтобус и не претендующий на многое муж Любы занялся прибыльным на этот момент извозом.
   Работы в эти годы в этом направлении вполне хватало, и Лёва стал преуспевающим бизнесменом с вечно больной спиной от тяжёлых грузов, которые ему приходилось тягать по этажам.
   Многочисленные репатрианты, наехавшие в страну в начале девяностых, часто меняли съёмное жильё и города проживания, переезжали в купленные квартиры, передавали друг другу подержанную мебель и различную утварь домашнего хозяйства.
   Услуги Лёвы принимались нарасхват, потому что новоявленный бизнесмен был точен, вежлив и аккуратен.
   Люба мало тяготилась тем, что её муж на новой работе не знал отдыха ни в будние, ни в выходные дни.
   Главное, что их бюджет ежедневно пополнялся денежными вливаниями за предпринимательство безропотного главы семейства.
  
   Вера сразу же для себя отметила, что за рулём микроавтобуса на сей раз находилась её старшая сестра, видно предполагалось, что мужчинам предстоит выпивка и женщины вошли в положение, освободив их от обязанностей шофёра.
   Страшно волнуясь, Вера вместе с Гилей приветствовала выходящих из микроавтобуса растерянных дорогих гостей.
   Мать Галя со всеми расцеловалась, включая мужчин и взяв на руки малышку Авиталь, повела будущих родственников знакомиться с особняком и их хозяином.
   Разодетых в пух и прах гостей Абрам встретил в старых потёртых шортах, мятой майке и в шлёпанцах на босу ногу.
   Вера вздохнула, он так и не удосужился переодеться в цивильную одежду для приёма совсем ещё незнакомых будущих родственников.
   Пожав руки и чмокнув в щёки маму Веры и Любу, он панибратски подхватил под руки будущих сватов мужского пола и увлёк их на веранду попить с дороги холодненького пива.
   На лице мамы Вера прочитала всю гамму эмоций, бушевавших у неё в душе и не стала будить зверя, а чтобы не реагировать на шипение родительницы, отбежала к холодильнику за холодным питьём.
   Абрам вовсю обихаживал своих гостей и по их возбуждённым голосам Вера поняла, что мужчины быстро нашли между собой общий язык.
   Даже папа, жестикулируя для верности руками, громко выкрикивал знакомые ему ивритские слова, что-то объясняя доброжелательному хозяину дома с помощью "великолепного" переводчика Лёвы и неважно, что муж Любы до сих пор так и не освоил, как следует, иврит и разговаривал со страшными ошибками.
   Вера слышала, что они оседлали любимую тему всех мужчин мира, уйдя в дебри международной и внутренней политики и улыбнулась, радуясь за отца, которому так в Израиле не хватало подходящих собеседников.
   А вот в общении матерей не всё ладилось, как бы хотела девушка.
  
   Её чопорная мама держалась крайне настороженно, не выказывая желания сблизиться, всячески игнорируя помощь с переводом дочерей, односложно отвечая на вопросы, старающейся быть учтивой, Гили, ничем не интересуясь у неё в ответ.
   Сидя в сторонке, будущая тёща медленно цедила прохладный свежевыжатый сок, косо поглядывая на своего будущего зятя, который вызвался ознакомить Любу с домом, двором и пардесом.
   Старшая сестра Веры, не в пример маме, держалась запросто с намечающимися родственниками, а особенно с Галем. Она не стесняясь задавала бесконечные вопросы парню, успевала залазить во все углы по ходу продвижения по довольно-таки немалой территории особняка и было хорошо видно, что она от визита получает истинное удовольствие.
   Вера, в свою очередь, волновалась до такой степени, что не замечала никого и ничего вокруг, кроме пытливых и злых глаз матери.
   Она то бледнела, то краснела, а от расшалившихся нервов покрывалась, не свойственным для неё, обильным потом.
   Беспокойство у неё ещё вызывала беспардонная сестра. Вера опасалась, как бы она не нанесла Галю душевные раны, влезая в глубины его ещё не до конца сформированного восприятия жизни из инвалидной коляски.
   Атмосфера вокруг вмиг преобразилась, когда один за другим стали подъезжать старшие сыновья Гили с Абрамом со своими шумными семьями с большим выводком детворы разных возрастов, с криками, смехом и плачем, заполнивших весь двор, дом и пардес.
  
   Невестки Гили выходили из машин, держа в руках противни, кастрюли, огромные блюда, коробки и коробочки и мигом завалили кухню приготовленными ими к празднику угощениями.
   Вера вместе с другими молодыми женщинами накрывала скатертями длинный стол на веранде, расставляла посуду, лёгкие закуски и напитки... и времени на переживания уже не осталось.
   Как она в этот момент была благодарна Любе, которая быстро освоилась с будущей роднёй, легко переговариваясь, смеясь над шутками, и каждый раз вовремя перемещала маму в нужном направлении, не давая ей возможности сидеть в стороне с надутым видом.
   С невероятным шумом все многочисленные гости, наконец, стали размещаться за праздничным столом, и Вера к своему удивлению увидела сидящих рядом с Абрамом папу с Лёвой с кипами на головах.
   Отец Галя так и не удосужился переодеться, хотя Вера слышала, как его об этом просила Гиля, но тот только отмахнулся, мол, сойдёт.
   Когда все расселись, Абрам поднялся на ноги и пододвинул к себе поближе тарелки с нарезанными яблоками и мёдом.
   Все присутствующие, глядя на стоящего на ногах серьёзного главу семейства, постепенно притихли.
   Абрам скороговоркой произносил молитву, и все от мала до велика в нужном месте вторили - аминь!
   Прозвучали последние слова молитвы, хозяин макнул кусочек яблока в мёд и пожелав всем счастливого сладкого года, начал трапезу этим традиционным к еврейскому Новому году угощением.
   За столом было шумно, весело и чувствовалось, что все от общения между собой получают истинное удовольствие, кроме, конечно, мамы Веры, которая явно изнывала от скуки, тяготилась шумом и неодобрительно смотрела в сторону мужа, который единственный из мужчин до сих пор оставался за столом в кипе, опрокидывая рюмку за рюмкой виски, щедро подливаемому ему Абрамом.
  
   Насытившиеся гости передвинулись в группы по интересам и вели оживлённые беседы.
   Подвыпившие мужчины окружили Абрама и о чём-то жарко спорили, щедро отравляя воздух сигаретным дымом.
   Среди них Верин папа и Лёва чувствовали себя вполне в своей тарелке, потому что отец и братья Галя уделяли им повышенное внимание, не спеша разъясняя суть спора или аргумента, призывая их к высказыванию своего мнения по тому или иному вопросу.
   Видя, что мама вот-вот может психануть и впасть в истерику, Вера подошла к ней и позвала прогуляться по посёлку, и как ни странно, та с удовольствием приняла её предложение.
   Выйдя за ворота особняка, они повернули в одну из сторон, двигаясь вдоль дороги, утопающей по обочинам в яркой зелени и цветах.
   Не было слышно шума машин, а только там и здесь из домов или открытых веранд слышался стук посуды, голоса разговаривающих на повышенных тонах людей и громкий заразительный смех.
  
   - Дочь, а тебе не кажется, что живущие в этом посёлке люди, выглядят намного менее воспитанными наших деревенских мужиков и баб в Белоруссии?
  
   - Мама, мне трудно об этом судить, потому что здесь совсем другая страна, другие обычаи и порядки, у этих людей совсем другое воспитание, взгляд на культуру и поведение.
  
   - Ага, твой будущий свёкор даже не удосужился натянуть на себя брюки, так и уселся за праздничный стол чуть ли не в трусах, не говоря уже о том, какое уважение он оказал своим видом будущим сватам. Вот это культура!..
   Вера не стала реагировать на последнее замечание матери, потому что и ей этот факт показался абсолютно обескураживающим.
  
   Мать не унималась:
  
   - Ещё молитву читал, а сам тут же после неё сигарету в рот сунул и кипу снял.
  
   Вера молчала, а мать продолжала неистовствовать.
  
   - Обычаи, традиции и порядки, говоришь, самое главное? И эту шапочку шута твоему папе напялил на башку...тоже мне нашёл правоверного еврея.
  
   - Мама, но ведь это, действительно, просто традиция, не надо так болезненно реагировать.
  
   - Да чёрт с ними и с их традициями! Ты лучше скажи, как собираешься жить в браке со своим инвалидом?
   Ведь ему нужно всё подать, подвезти, отвезти, приготовить еду, помыть за ним посуду, помочь управиться в душе, и чёрт знает, что ещё надо сделать... крутись возле него целый день, а в постели как? На себя что ли втягивать?
  
   Вера молчала.
   Ей было, что ответить матери, но зачем? Всё равно не поймёт, да и для себя она уже уяснила и выработала по отношению к словам и поступкам злопыхательной родительницы определённый стереотип поведения и мышления.
   Разошедшаяся мать тем временем не унималась:
  
   - Ну скажи, для чего тебе это надо? Красивая, умная, без пяти минут дипломированный специалист, на богатство что ли позарилась?
   Так на него, как я заметила, и без тебя претендентов предостаточно.
   Ты же сама скоро станешь инженером, будешь зарабатывать хорошие деньги и ухажёров вокруг тебя закрутиться немереная туча.
   У нас с твоим папой есть, где тебе жить на первое время, да и средствами можем уже оказать помощь. Зачем тебе связывать свою жизнь с человеком, за которым пожизненно придётся ухаживать?..
  
   - Мама, пора возвращаться обратно, мы уже далеко с тобой зашли, а вам скоро уезжать.
  
   - Ты не хочешь ничего мне ответить?
  
   - Нет, не хочу, потому что всё равно не поймёшь или поймёшь не так, как всё обстоит на самом деле.
  
   - Конечно, мама у тебя дура...
  
   - Нет, не дура, просто ты не хочешь видеть дальше своего носа, или видишь всё в искривлённом зеркале, а спорить с тобой и в чём-то убеждать мне не хочется, пусть время нас рассудит или расставит всё по местам.
   Да, чтобы для тебя потом не было сюрпризом - как ты знаешь, третьего ноября у нас с Галем свадьба.
   Мы с ним уже купили квартиру в новом доме в Тель-Авиве, после свадьбы переезжаем на новое место жительства, и скорей всего, с декабря Галь начнёт работать в секретной службе ШАБАКа.
  
   - ШАБАК - это что? Артель для инвалидов?
  
   - Мама, дай мне, пожалуйста, досказать... Последнее, что я хочу довести до твоего сведенья - ШАБАК, чтобы ты знала, это спецслужба, которая борется в нашей стране с бандитами всякого толка. Кстати, там служит моя Наташка.
   Но я не об этом тебе хотела сказать - у моего жениха нет ног, но у него есть крепкие руки, сильное тело, умная голова и прекрасная душа!
   У многих других молодых людей и половины от этого нет.
  
   Вера резко отвернулась от матери и стремительно двинулась в сторону особняка, кишащего весёлыми гостями.
   К отъезду будущих сватов Гиля собрала для них в пардесе свежие фрукты и с помощью улыбающейся довольной Любы устраивала раздутые пакеты в микроавтобусе.
   Люба, завидев приближающуюся маму и Веру, подбежала к младшей сестре и повисла у неё на шее:
  
   - Верка, родня у тебя будет класс - все такие дружные, весёлые и совсем не жмоты.
   В будущем, когда у вас будут подобные посиделки, обязательно зови нас. Мы с Лёвочкой с радостью примем приглашение.
  
   И шёпотом:
  
   - Мама, я вижу, достала тебя окончательно или пощадила?
  
   Не давая Вере ответить:
  
   - Ой, Верка, легче родить, чем её выдержать, она с годами становится несносной, то это ей не так, то другое.
   Недавно меня начала учить экономить - варенье варить, огурцы засаливать, всякие там лечо-смечо готовить... больше мне делать нечего, как заготовками заниматься. Мы что олим хадашим (новоприбывшие)?!
   Можно подумать, мы для этого сюда приехали, чтобы компоты закатывать и капусту квасить?!
  
   Любина шутливая скороговорка несколько улучшила Вере настроение после крайне неприятного разговора с мамой.
  
   - Любаша, я очень рада, что тебе здесь понравилось, как и то, что нашла общий язык с роднёй Галя...
  
   Сестра перебила:
  
   - Ой, я тебе самое главное не сказала, твой Галь - супер-мужик, я от него без ума, такой вежливый, умный и внимательный. Моему Лёве до него, как до луны, кроме, как работать, пожрать и поспать возле телевизора, его теперь ни на что не хватает.
   Скоро забуду, как мужчина во время секса пахнет, пора уже любовника заводить.
  
   - Люба, угомонись, дай мне хоть с папой попрощаться, я с ним за сегодняшний вечер и двумя словами не перекинулась.
  
   Девушка подбежала к двери автомобиля, в которую рассерженная мама подпихивала не совсем трезвого мужа.
  
   - Папуля, до свидания!
  
   Вера через руку матери чмокнула отца в щёку.
  
   - Верунечка, солнышко, какой замечательный приём, какие замечательные люди!..
  
   Мать фыркнула.
  
   - Налили бы ещё рюмку, так вообще лучше их на свете было не сыскать.
  
   Вера стояла возле дороги, глядя вслед микроавтобусу, и слезинки медленно катились, по побледневшим от расстройства, щекам.
   Гиля сзади обняла её за плечи.
  
   - Не бери так близко всё к сердцу, не расстраивайся, моя девочка, мы не всегда понимаем своих детей, а они часто не слушаются своих родителей, но вы должны быть к нам снисходительными, памятуя о том, что у вас тоже будут дети.
  
   Гиля вытерла ладонью слезинки на щеках Веры.
  
   - Будьте лучше нас, научитесь думать, как они - ваши будущие детки, возможно, тоже вас не будут понимать.
  
   Вера уткнулась лицом в плечо женщины.
  
   - Почему, ну почему мне с тобой так просто и хорошо, а с мамой с ранней юности не могу найти общего языка?
  
   Признаюсь, честно, только ради папы я её терплю и поддерживаю с ней отношения.
   Гиля вздохнула и молча повела девушку во двор, обнимая за плечи.
   Галь с отцом сидели за неубранным столом, пили кофе под сигарету и вели неспешную беседу.
   Абрам поднял на подошедших к столу женщин глаза:
  
   - Дочка, почему глаза на мокром месте?
  
   И не дав ответить:
  
   - У тебя классный папа, с таким человеком я бы на любое опасное задание пошёл!
  
   Вера благодарно улыбнулась будущему свёкру и начала вместе с Гилей прибирать со стола оставшуюся после кофе и чая посуду.
   Когда было всё убрано, девушка склонилась над Галем и поцеловала его в щёку:
  
   - Галюш, поговорим завтра, я очень устала, и хочу сейчас побыть одна, надеюсь, ты не возражаешь?
  
   Парень похлопал её по руке и всмотрелся в печальные глаза.
  
   - Спокойной ночи, моя хорошая, завтра всегда бывает лучше после не очень хорошего сегодня, отдохни и разберись в своих мыслях... Я тебя очень люблю.
  
   Сон никак не хотел приходить к девушке, с головы не выходили слова мамы, больно ранившие её душу.
   Она включила настольную лампу и положила на грудь толстый блокнот с её исчёрканными страницами - готовыми стихами и черновиками.
   Незаметно для себя углубилась в образ нового стихотворения, которое постепенно вытеснило из её дум едкие слова матери.
  
   Пусть горькая печаль не возвратится
  
   Опавшую листву - печаль огню предам,
   Сгребу и подожгу, горите листья...
   Дым едкий в синеве растает без следа...
   Пусть горькая печаль не возвратится.
  
   Сквозь дебри неудач пройдём, нам не впервой,
   Не оцарапав душу в кровь об прутья.
   Сгорит в огне печаль опавшею листвой,
   Что б счастье к нам могло опять вернуться...
  
   Нежданная печаль остынет, как зола.
   Разгонит ветер пепел серых будней...
   Вновь звёздами в ночи любимые глаза,
   Сияя в темноте, меня разбудят...
  
  
   Глава 10
  
  
   Наступил октябрь и стремительно полетел вперёд, отсчитывая на еврейском календаре день за днём нового года.
   После Суккота (праздник шалашей), на пятнадцатое октября, как раз в годовщину приезда Веры в Израиль, была назначена свадьба Наташи с Офером.
   Как выяснила Вера у Наташи, спешка со свадьбой была вызвана тем, что подругу по долгу службы срочно отправляли в длительную командировку в Чили, где она будет представителем Израиля при еврейском центре в этой южноамериканской стране.
   В связи с этим Офер, проработавший больше десяти лет в полиции, был вынужден уволиться и перейти на службу в ШАБАК, чтобы вместе с Наташей уехать в Южную Америку.
   Наташа без возражений согласилась на свадьбу в столовой кибуца, в котором жила многочисленная родня Офера, и где он сам проживал до ухода в армию.
   С появлением у Веры мобильного телефона, они теперь могли часто общаться с подругой, а Наташа, тем более, названивала регулярно, потому что ей подобный аппарат был положен по долгу службы.
   Наташа позвонила Вере на следующий день после Рош-а-шана с самого утра, чтобы выяснить, как накануне прошла двухсторонняя встреча:
  
   - Привет, Верунчик!
   Ну, колись, как прошла долгожданная встреча ваших предков? Это же похлеще, чем встреча на верхах каких-нибудь президентов! Обе стороны, в конце концов, остались довольными друг другом?
  
   Вера рассмеялась.
  
   - Наташка, ты, наверное, мне поверишь, я больше всего рада, что эта встреча уже позади.
   Ты не представляешь, сколько мне пришлось всего пережить во время этого визита, чуть дождалась, пока микроавтобус с моей роднёй скрылся за поворотом.
   Моя мама с первой минуты, как только вошла во двор виллы, решила всем испортить настроение своим видом оскорблённой матроны.
   Моя дрожайшая сестричка ко всем без мыла лезла в задницу, а мой будущий свёкор даже не удосужился брюки надеть, так и просидел за столом в замызганных шортах и в выцветшей майке.
  
   - Во дают! С этого момента давай поподробней... а остальные как?
   Разве твоя сестрёнка не выкинула никакого фокуса?
  
   - А ты знаешь - нет. Была сама сдержанность, только меня раздражали её заискивающие голос и взгляд, когда она разговаривала с Гилей и её невестками.
   А с Галем она была беседр (в порядке), они даже понравились друг другу, я совсем не против того, чтобы у них такими оставались отношения между собой и в будущем.
  
   - Вер, я тебе скажу откровенно, а ведь по большому счёту, хрен нам надо класть на нашу дорожайшую родню, и пусть у нас с тобой этого хрена нет, так мы можем одолжить его у наших будущих мужей.
   Какое нам дело, что они думают о нас и о нашем выборе, мы разве от них зависим или что-нибудь им должны?!
   Мы с тобой с ранней юности сами о себе печёмся, наебошились так, что мама не горюй!
   Конечно же, мой Офер или твой Галь не придут к ним лампочку вкрутить или кран поменять, на базар и в поликлинику не свозят, а просто достанут из кармана кошелёк и, не задумываясь, оплатят все эти услуги.
   Ну отличаются они от русских парней, но зато не напьются, не поколотят посуду, не погоняют тёщу с тестем и жёнам морды не набьют...
  
   Вера даже сразу не нашлась, что ответить подруге, но в глубине души всё же не до конца была с ней согласна - не хотелось ей полного разрыва со своими близкими - и всё, не стоит даже это обмозговывать, так велит её сердце.
   Вера не стала дальше развивать эту тему, а затаив дыхание, задала подруге, более всего волновавший её на этот момент вопрос:
  
   - Наташа, а на какое время у вас намечен отъезд в Америку, свадьбу нашу не проигнорируешь?
  
   - Могла, но отпросилась у руководства на недельку, сдёрнем с Оферчиком пятого ноября, придётся тебе потерпеть моё присутствие на своей свадьбе.
  
   Девушка сипло засмеялась своей шутке.
   Вера давно привыкла к голосу и смеху подруги, но посторонние часто оглядывались на девушку и недоумённо качали головами, плохо воспринимая несоответствие голоса и внешнего вида.
  
   - Наташка, ты чудо, я тебя обожаю!
  
   - Верчик, мне тут шепчут, что срочно нужно убегать, ты мне случайно не проговоришься, что решил твой красавчик насчёт службы в наших пенатах?
   Меня просили тихо прозондировать почву, поэтому без распространения.
  
   - Наташка, можешь смело рапортовать, он спит и видит, как приступит к новой работе, а если честно, думаю, что Галь нуждается в работе больше, чем она в нём, потому что часто задумывается о своём месте в жизни, находясь в своём положении, а я этого страшно опасаюсь.
   Хорошо ещё, что у меня до двадцать пятого октября каникулы, а там уже и свадьба наша на носу.
   Кстати, можешь посмеяться, но мы после вашей свадьбы на неделю уезжаем с Галем на Мёртвое море, потому что медовый месяц в связи с началом моей учёбы в ноябре устроить не представляется возможным.
  
   - Ага, а в какую гостиницу намеренны поселиться?
   Хотя плевать, там все отели рядом находятся.
   Подкину, пожалуй, Оферчику идею вместе с вами побултыхаться в мёртвых водах и вечерами нам вместе не будет скучно.
   Не помешаем?
  
   Вера завизжала от радости.
  
   - Наташка, я тебя обожаю, вы же собирались в Европу...
  
   - К чёрту все Европы и Азии, мы и так с моим суженым скоро за границей застрянем надолго.
  
   - Натаха, мы вам с Офером пригласительный на нашу свадьбу уже на вашей свадьбе вручим. Или, может, выслать по почте?
  
   - Всё, Верка, мне, и правда, нужно срочно бежать по делам.
   Подкину напоследок тебе идейку - вам с твоим красавчиком пока всё равно особо нечего делать на вашей вилле, и мне кажется, что благородным сексом вам будет намного сподручней заниматься в условиях нашего кибуца.
   Приезжайте с Галем в наш колхоз загодя, мы там с Офером будем за три дня до свадьбы, вот и вы к этому времени подгребайте. Вот там и обменяемся открыточками с приглашениями. Что скажешь, идёт?
  
   - Идёт, идёт, ещё как идёт! Лишь бы Галь согласился!
  
   - Дурища, включи передний форсаж и никаких препятствий - проверено!
  
   Девушки рассмеялись и отключили мобильники.
   В эти дни, предшествующие свадьбе, Галь с матерью подолгу засиживались, составляя списки приглашаемых гостей.
   Таким образом, мать всячески хотела отвлечь сына от мрачных мыслей, потому что идея проведения пышной многолюдной свадьбы ему совсем не казалась удачной.
   Ведь Галь отдавал себе отчёт, в каком невыгодном свете он будет выглядеть в роли жениха.
   Гиля понимала, что этот памятный день останется надолго в памяти молодожёнов, а в первую очередь, Веры, которую положение жениха в коляске нисколько не смущало.
   Счастливая невеста мимоходом взглянула на длиннющий список и ужаснулась:
  
   - Это же сколько ожидается гостей?
  
   Галь вытер пот со лба.
  
   - Веруш, тут ещё далеко не все, мама каждый день добавляет и добавляет в список новые имена.
   Мне то что - вписал своих бывших сослуживцев по полиции и армии, друзей по школе и посёлку, вот, пожалуй, и всё.
  
   - И всё! Ну и сколько это выходит человек?
  
   - Ну, если парами, то полторы сотни наберётся точно.
  
   Вера невольно застонала.
  
   - А сколько тогда будет родственников?
  
   - Не знаю, мама всё вписывает и вписывает новые фамилии, тут же не только родня, сваты, и их с папой прежние сослуживцы и друзья, ещё соседи по посёлку...
   Веруш, ты чего так побледнела, нам то что станется от этой толпы? На руках их что ли носить?
   Пусть себе пьют, кушают, танцуют.
   Ты своей родне и друзьям пригласительные вручила или послала?
  
   - Галь, так и без них прорва народу...
  
   - Веруш, не смеши, давай торопись, а то потом будет некрасиво приглашать прямо накануне, надо ведь это делать заранее, хотя бы за месяц.
  
   - Галюш, а однокурсников приглашать, там ведь и арабы есть?
  
   - Всех необязательно - кого только хочешь. А если у тебя в друзьях арабы, то почему и нет?
  
   - Галюш, я хочу пригласить семью Олега Фрейдмана из Ашкелона.
  
   - Вот не думал, что ты их до сих пор не пригласила, они ведь твои первые друзья в Израиле.
  
   Как-то так получилось, что за последний год, после того, как Вера перевелась из Беер-Шевы в Бар - Иланский университет их связь с полюбившимся бардом и его замечательной семьёй практически прервалась.
   Вера мысленно обругала себя - это же надо, так засуетилась в этой жизни, что совсем потеряла из виду дорогих людей, которые так искренне и душевно отнеслись к ней с самого начала и принимали близко к сердцу все её печали, связанные с состоянием здоровья любимого парня.
   Она тут же набрала хорошо знакомый номер телефона и услышала певучий голос Люды:
  
   - Ах, наконец-то, наша девочка позвонила, как я рада слышать твой голос!
   Скажи быстренько, у тебя всё в порядке?
  
   - В порядке, в порядке, я больше вам сейчас скажу, у меня третьего ноября свадьба, которая состоится в зале торжеств в Тель-Авиве. Мы с Галем очень хотели бы видеть на нашей свадьбе всю вашу семью.
  
   - Верочка, для нас это почётно и большая радость!
   Поверь, с удовольствием поприсуствовали бы, но у нас ведь нет машины, как мы туда доберёмся и возвратимся обратно?
  
   Вера закусила губу - это же надо быть такой невнимательной.
  
   - Люда, это не ваша забота, на днях я позвоню сестре, ведь вы знаете, что они живут в Ашдоде, попрошу их захватить вас на свадьбу, а затем доставить обратно.
   Переговорите с Олегом и дайте мне знать только заранее, чтобы я могла договориться с сестрой.
   Люда, скажите, пожалуйста, а как обстоят дела у ваших девочек и какие успехи у Олега?
  
   - Про девочек можно много рассказывать, но вряд ли стоит это обсуждать по телефону.
   Одно скажу, Лена отслужила в армии и теперь в поисках работы, трудно без образования найти подходящую, а Алла уехала от нас учиться в пнимию (школу-интернат) с музыкальным уклоном, которая находится где-то рядом с Пардес Ханой.
   А про Олега говорить не буду, пусть он сам тебе о себе расскажет.
  
   - Веруня, Привет!
   Давненько не баловала нас своим вниманием, но понятное дело - сугубо молодое.
  
   Собеседник Веры прищёлкнул языком.
  
   - Верунь, стихи, небось, забросила, не до них тебе сейчас?
  
   - А вот и не угадали, пишу и много, но только некому показывать мне свои работы, я, как безлюдный остров, потерянный в огромном океане.
  
   - Ну эту проблему можно легко устранить.
   У нас в Ашкелоне появилось несколько молодых дарований, пишущих стихи на русском языке.
   Нет, тебе к нам ездить не обязательно, но они, наши молодые таланты, иногда бывают в Тель-Авиве у известной поэтессы, пишущей на русском языке, и ты могла бы примкнуть к этой группе и познакомиться с Иланой Вайцман и её приближением.
   На всякий случай и без намёка: Илана прикована к инвалидной коляске с кучей других болячек, а какая у неё воля и какая жажда жизни - ты даже представить не можешь!
  
   - Олег, я очень, очень хочу попасть в эту группу!
   Вот утрясётся вся эта кутерьма с моей свадьбой, а после неё переедем с Галем в свою квартиру в Тель-Авиве, он начнёт работать, я учиться, вот тогда обязательно выкрою время для посещения литературного объединения.
   Я так скучаю по своей Беер-Шевской "Среде".
   Олег, а Вы продолжаете петь, выступать перед вашими слушателями в клубах, писать стихи и записывать новые песни?
  
   - М-м-м, не знаю даже, как тебе поточней ответить... Выступаю теперь крайне редко, ностальгия у людей постепенно проходит, появилось телевидение с большим количеством русских программ, а там сериалы, концерты и прочая дребедень, люди уже с неохотой выбираются из домов.
   Литературные объединения пока ещё существуют, но сколько между поэтами всех статей конфликтов и разногласий, сколько ненужной политизации и желания высунуться повыше других, не имея для этого ни особого таланта, ни достойного мастерства и, в конце концов, никаких интересных тем, а сплошная хандра по утерянному мнимому раю...
   И поверь мне, вся наша русская культура нужна только нам самим, пишущим, а к нашим детям, внукам и так далее она уже не будет иметь никакого касательства.
   Ну если только на уровне Аллы Пугачёвой и Филиппа Киркорова.
  
   - Олег, я в Вашем голосе слышу столько неприкрытой досады...
  
   - Верунь, это не досада, а констатация фактов, с которой не соглашаются многие мои коллеги, в том числе и небезызвестный тебе Михаил Беркович, который издаёт одну книжку за другой и радуется, когда после нашего совместного концерта купят за десять шекелей парочку его сборников.
   Он в своей квартире на всю стену сделал стеллажи и заставил их своими шедеврами.
   Вот потомки уж получат наследство!.. Сразу в миллионеры выберутся.
   Кстати, я тоже записал диск со своими песнями на компьютере при помощи одного толкового парня...
  
   - О, я Вас поздравляю!
  
   - Особо не стоит, тоже продаю их, как и Миша, по штуке в месяц, а больше раздариваю, тебя тоже ждёт такой ценный подарок.
  
   Олег хмыкнул.
  
   - Верунь, наше творчество не особо благодарное, но всё же, оно пока ещё немного котируется среди наших репатриантов, поэтому будем продолжать писать и выступать.
   Но, самое главное, наши творения и выступления, в первую очередь, нужны нам самим, они часто помогают нам выживать в нелёгких условиях репатриации для немолодых людей, делают жизнь более насыщенной, служат налаживанию приятного общения, не оставляют времени на скуку и не дают впасть в отчаяние.
   Веруня, ты со мной в какой-то степени согласна?
  
   - Наверное, согласна, но многое для меня не является критерием. Большинство из сказанного Вами, не подходит к моему образу жизни, потому что времени на скуку у меня пока совершенно нет.
  
   Собеседники рассмеялись.
  
   - Конечно, у тебя нет и не должно быть, а вот то, что в тебе живёт тяга к стихосложению и желание купаться в благостных водах поэзии, весьма похвально и радует мою израненную душу!
   Пока есть среди нас такие, как ты и мои молодые ашкелонские друзья, наш круг общения не зачахнет.
   Веруня, я окончательно задурил тебе голову, вон уже Люда дёргает меня за рубаху.
   Прости, душа моя, просто очень по тебе соскучился. Вот послушай на прощание один из последних моих текстов, который недавно стал песней:
  
   Гонимая...
  
   Неспокойна душа моя, мечется -
   гладь подёрнута сумраком тины.
   Запрягаю в года дни и месяцы
   и трясусь на ухабах рутины.
  
   Ах, душа моя, что ты терзаешься,
   на судьбу порастратила виды...
   Ты ж не ведаешь скуки и зависти,
   не рыдаешь в тоске от обиды.
  
   Развернись, разгуляйся, родимая,
   разгони вечный сумрак рутины.
   А устанешь, годами гонимая,
   возвращайся к любимым с повинной...
  
  
   Глава 11
  
  
   Казалось бы, свадьба в жизни молодожёнов - это такое сверхважное событие, а на самом деле, повышенные волнения бывают только накануне от переживаний за всякие организационные мелочи, предшествующие этому судьбоносному мероприятию.
   Сама свадьба уже стремительно катится по накатанной дорожке, только с редкими сюрпризами и часто с тщательно скрываемым ожиданием конца торжества счастливой новоиспеченной парой.
   Верина душа в какой-то мере успокоилась тем, как пройдёт её грядущая свадьба.
   Она заметила, что жених с невестой только вначале, пока шла торжественная церемония, вызывали повышенный интерес, а дальше гости сами по себе отдавались веселью, угощениям и танцам.
  
   В кибуц, где проходило мероприятие, они с Галем прибыли загодя и вместе с друзьями провели два незабываемых замечательных дня на территории родного с детства для Офера кибуцного посёлка, купаясь в бассейне, загорая и отводя души в длительных беседах, никуда не торопясь и не стараясь найти уединения, чтобы поделиться сокровенными, далеко идущими планами на будущее, со своими лучшими друзьями.
  
   - Натаха, как хорошо, что мы хотя бы здесь можем с тобой отвести души в беседах, никто не мешает, никуда не надо спешить.
  
   Наташа, лёжа с закрытыми глазами на спине, подставив лицо ласковому осеннему солнцу, с улыбкой добавила:
  
   - И мужиков наших удовлетворили накануне по полной и сами в накладе от недостатка секса не остались.
  
   - Наташенька, миленькая, ну можешь ты хоть иногда обойтись без этих комментариев?
  
   - Могу, а зачем? Я ведь не на многолюдной улице об этом кричу, а с подругой доверительно разговариваю.
  
   - Ну прости, я никак не привыкну к твоей откровенности в этих вопросах.
   Честно скажу, меня по-прежнему шокирует эта тема, когда ты заводишь о ней разговор, я будто раздеваюсь до гола в толпе людей.
  
   - А секс тебя тоже шокирует или при занятии им ты более раскрепощена?
   Бедный красавчик, ты, наверное, держишь его вечно голодным, не включая свою фантазию для разнообразия столь приятного процесса...
  
   Вера шутливо закрыла подруге рот ладонью.
  
   - Ты вот уедешь, и мы не скоро уже сможем от души наговориться и поделиться тем, что никому нельзя доверить.
  
   - Верка, не дрейфь! Всё в жизни временное и наша с Офером командировка тоже.
   Разве тебе скоро будет до кого-нибудь, в том числе и до меня - последний курс в университете, защита диплома, новая хата, изголодавшийся по сексу молодой муж под боком, а может быть, случится такое, что ещё подзалетишь за это время и начнутся буси-муси, бессонные ночи, покормить грудью, сцедить лишнее молочко, там попрел, тут закашлял...
   В общем, жуть... такую картину я сейчас наблюдаю у одной нашей сотрудницы. Давид уже рычит на неё, когда она носом клюёт над компом.
  
   - Наташка, а я не уверенна, что сейчас хочу завести ребёночка, ведь все мои помыслы, кроме замужества, направлены на продолжение учёбы на вторую степень.
   Я тебе открою маленькую тайну, ещё лучше было бы мне перевестись для этого в Хайфский технион, потому что профессор Таль вводит этот вариант в наши уши, ведь его самого переводят туда для работы над новым интересным проектом в области космических исследований.
   Над одной такой штукой мы сейчас и корпеем в универе с нашей группой избранных для этого студентов.
  
   Наташа резко присела на подстилке, на которой она до этого лениво развалилась, принимая возле бассейна солнечные ванны.
  
   - Подруга, что-то я тебя не пойму, а на кой хрен ты тогда спешила замуж, трахаться ведь можно было и без обручального кольца и хупы?
  
   - Наташенька, как ты не понимаешь, это важно для Галя - ему нужно обрести душевный покой, стабильность в отношениях, он очень хочет ребёночка, и я не могу во всём этом отказать любимому мужчине.
  
   - Ох, Верка, ну ты и дура... всем дурам - дура!
   Ладно, мне для поездки в Южную Америку необходимо было выйти замуж для прикрытия истинных целей моего долгого пребывания на территории Чили.
   Если у нас появится ребёночек, то это станет ещё лучшей отмазкой для всяких там внутренних и прочих разведок.
   А ты... у меня просто нет слов для выражения своих чувств, кроме матерных - ёбнутая на всю голову!
   Тебе всего двадцать два года, впереди маячит шикарная карьера и твоему красавчику ещё нет тридцатника, спокойненько могли бы ещё лет пять любовь крутить без хупы и обязательств...
  
   - Наташка, мне кажется, что уже...
  
   - Что уже?
  
   По лицу Веры подруга сразу догадалась обо всём.
  
   - Ты охренела! Откуда знаешь?
  
   Наташа вскочила на ноги и сверху вниз уставилась на смущённо улыбающуюся подругу.
  
   - Верунчик, зачем ты губишь свою жизнь, ведь вся забота о малыше свалится на твои руки.
   Хорошо ещё, что у тебя уже в апреле защита диплома на первую степень, успеешь до родов отмазаться хотя бы от этого.
  
   - Наташка, успокойся, ты ведь сама посоветовала мне перестать принимать таблетки, но я тебя не осуждаю, ведь сама пошла на это добровольно ради Галя.
   Ты думаешь, я сама не подсчитала сроки?
   Если я не ошибаюсь в своей беременности, то рожать мне где-то в июне, а учёба на вторую степень начинается в конце октября.
   С ребёночком мне обещала помочь управиться Гиля, но если даже нет, то в полгодика уже смело можно оставлять с нянькой или сдать в частный садик.
  
   Наташа опять присела на подстилку и обняла за плечи подругу.
  
   - Прости меня, Верунчик, вначале я явно зря посоветовала тебе кинуть принимать противозачаточные, ведь не знала тогда о твоих далеко идущих планах, а теперь зря раньше времени навела тут шороха с твоей беременностью.
   Ты молодчина! Похоже, всё хорошо рассчитала.
   Я хочу быть крёстной твоего ребёночка или как там это называется у евреев...
   Хотя какая разница, как это называется, я буду твоему дитяти второй мамой, согласна?
  
   Вера крепко обняла обескураженную подругу и покрыла поцелуями её лицо.
  
   - Наташенька, как я рада, что ты меня, в конце концов, поняла и согласилась с моими доводами!
   Разве с этой вестью я могла пойти к своей маме или сестре?
  
   Они бы меня с дерьмом смешали.
  
   - Вер, а красавчик уже знает?
  
   - Нет, это будет для него мой свадебный подарок.
   Да и через три недели уже окончательно смогу убедиться в своей беременности.
  
   - Тсс, мужики наши подгребают.
   А у меня не получается никак забеременеть, уже к врачам ходила, так они пока и слушать меня не хотят, ведь я ещё даже официально замуж не вышла.
  
   Проговорив это скороговоркой на ухо Вере, Наташа вновь вскочила на ноги и повисла на шее у Офера.
  
   - Завтра, завтра, мой медвежонок, ты станешь мне законным мужем, а сегодня спим отдельно, нельзя до свадьбы испортить целомудренность невесты, люди осудят.
   Хотя в вашем кибуце трахаться начинают, наверное, с тринадцати лет, тут такое в кустах подслушала, что даже завидно стало, куда нам с тобой до них!
  
   Свадьба у Наташи с Офером пролетела, как одно мгновение - отцы вели жениха под хупу, а матери - невесту, всё это происходило под звуки шофара.
   Затем под традиционным балдахином раввин распевал молитву и произносил напутственные слова для новой семьи, все пригубили из одного бокала вино, и Офер, повторявший до этого за раввином молитву, с размаху раздавил бокал о настил каблуком своего туфля огромного размера, и в это же время зазвучала зажигательная музыка фрейлахса и гости кинулись в пляс.
   Родственников со стороны Наташи на свадьбе было очень мало, и они потерялись в толпе кибуцников, соратников и многочисленной родни Офера.
   Вера, оставив Галя на попечение его друзей из полиции, подошла к родителям Наташи, чтобы поздороваться и заодно познакомиться, ведь до этого подруга не соизволила этого сделать.
   Надо заметить, что и Наташа с Вериными родителями была знакома только шапочно, несколько раз встречаясь с ними в обществе Веры в Ашдоде.
   Папа на приветствие Веры только что-то буркнул в ответ, было похоже, что он уже успел хорошо выпить до начала свадьбы в баре.
   Мама же расплылась в неестественной улыбке и расцеловала Веру в обе щеки:
  
   - Ой, Верочка, я столько слышала о тебе от Наташи!
   Мы, когда приходили навестить дочь в больнице, как-то разминулись с тобой, но вот Бог и свёл!
  
   Девушка подумала: я целую неделю не отходила почти от кровати Наташи, а их там так и не увидела.
  
   - Я тоже рада с вами познакомиться, для меня Наташа, как родная сестра, она такая хорошая, отзывчивая и преданная!
  
   - Да-да, она часто нам помогает материально, когда эта сучья жизнь в Израиле прижимает нас к стенке, а такое бывает нередко.
   За те деньги, что нам платят на работе, разве можно нормально прожить...
  
   - Простите, меня ждёт мой жених, желаю вам счастья, мазл тов!
  
   Вера ретировалась от разговорчивой ноющей матери подруги и поспешила к Галю, мысленно соглашаясь с прежними рассказами Наташи о своих родителях.
   Вернувшись к своему столу, Вера застала Галя в компании сухенького низенького мужчины с седым ёжиком волос и хриплым прокуренным голосом.
   Она подошла и тихо поздоровалась с собеседником жениха.
   Галь расплылся в улыбке:
  
   - Веруш, это мой будущий потенциальный начальник...
  
   - Да, девушка, в скором времени начнёшь меня жутко не любить, потому что твой будущий муж будет часто задерживаться на работе.
   Давид Цур, можно ограничиться именем Давид.
  
   Вера потянулась рукой для приветствия, и её ладонь поймала жёсткая рука на вид хиленького субъекта.
  
   - Я тоже очень рада с вами познакомиться.
   Мой будущий муж всегда искал на свою голову приключения, работа в вашем ведомстве ему будет по кайфу, а меня он с самого начала нашего знакомства приучал к ожиданию и волнению.
  
   - Веруш, если хочешь, можешь отлучиться потанцевать, вон и Наташа всё ищет тебя взглядом, а мы с Давидом ещё немного потолкуем.
  
   Войдя в круг танцующих, Вера привлекла к себе Наташу и Офера.
  
   - Ребята, будьте счастливы, я сегодня за вас радуюсь от души!
  
   Наташа вдруг задорно улыбнулась:
  
   - Верка, а слабо нам цыганочку сплясать?
   Мне в своём платье не очень ловко, но всё же сбацаем!
   Ну как, Верка, врежем?
  
   - Давай, покажем класс этому мороканью!
  
   По команде Наташи музыканты выдали первый длинный аккорд, и в воздухе поплыл разгоняясь ритм зажигательного танца - две девушки лихо плясали, одна из них была невеста, а вокруг стояли смеющиеся гости и азартно хлопали в ладоши.
   На следующий день после свадьбы они вчетвером укатили на Мёртвое море, где сполна насладились отдыхом, целебной водой и грязью знаменитого на весь мир водного источника, а главное, приятной, проверенной уже компанией, получая от общения с друг другом истинное удовольствие.
   Друзья в доверительных разговорах, которые они вели, находясь возле бассейна, в парилке или за столиком в ресторане, часто вспоминали их первую такую совместную вылазку в Эйлат почти три с половиной года назад.
  
   После возвращения с отдыха друзья разъехались, и до начала свадьбы Галя с Верой они уже больше не встречались.
   Одним надо было готовиться к свадьбе, а другим к отъезду в далёкую страну Чили.
   В один из вечеров, когда Галь увлечённо занимался компьютером, Вера достала старую общую тетрадь, где среди готовых её стихотворений, находились рифмованные наброски по каким-то причинам не ставшие стихами и, поменяв название одного из них, быстро довела строки до логического финала.
   Вместо названия "Когда-нибудь..." - теперь стояло:
  
   Наступит день...
  
   Наступит день - ворвёшься ты
   В мою растрёпанную душу,
   Привычной жизни ход нарушив,
   Заполнишь чистые листы.
  
   Заполнишь чистые листы,
   Тобой раскрашенными днями,
   Без сожаленья брошу в пламя
   Фантазий отблески пустых.
  
   Наступит день - в свою ладонь
   Возьму твою, и без оглядки
   Шагну вперёд, по шаткой кладке
   Пройду сквозь воду и огонь.
  
   Пройду сквозь воду и огонь,
   Прижав к груди свой дар бесценный,
   Всегда вдвоём по жизни сцене,
   Не мысля истины другой...
  
  
   Глава 12
  
  
   Третьего ноября Вера неожиданно проснулась от шума и с радостью прислушалась к звонким струям дождя, громко барабанящего за окном спальни по стеклу и карнизу.
   Воздух, пропитанный густой влагой и одурманивающими запахами, идущими от умытого дождём пардеса, наполнил всю комнату, легко проникнув под своды спальни сквозь распахнутые створы окошка.
   Девушка вскочила с кровати, подбежала босиком к манящему утренней дождливой свежестью окну и выставила наружу улыбающееся лицо с высунутым языком.
   Усилившийся в этот момент ливень, тут же обдал голову Веры мощным зарядом крупных капель, и струйки от волос побежали по шее за ворот ночной пижамы по лопаткам, груди, вплоть до лёгких шортиков.
   Боже мой, какое это благодатное время - осень в Израиле!
  
   Вера мысленно вернулась на несколько лет назад в подобное время в Беларуси и её передёрнуло от жутких воспоминаний - месяц ноябрь на бывшей Родине был не то зима, не то осень, температура колебалась от малого минуса до такого же плюса, шёл то дождь, то снег, вечно было пасмурно, зябко и уныло.
   Она весело тряхнула головой, разметав по плечам мокрые длинные волосы - сегодня моя свадьба, сегодня я стану законной женой Галя!
   Взглянула на часы - стрелки на часах подбирались только к шести утра.
   В салон для невест, где ей предстояло наряжаться, делать причёску, макияж, а перед этим массаж и пилинг тела, нужно было явиться только к десяти утра.
  
   По предварительной договорённости, сопровождать её туда будут Наташа и Хана Кукалиева, которая к этому времени окончила учёбу в университете в Беер-Шеве и устроилась на работу экономистом в набирающем силу концерне "Тева", в отделении, находящемся в Герцлии.
   На протяжении всех лет их знакомства они поддерживали связь по телефону, лишь изредка встречаясь, а как только Хана переехала жить и работать в центр страны, они стали намного чаще видеться.
   Девушки любили посидеть в уютном кафе за чашечкой кофе и отвести души в доверительных разговорах.
   Спать уже не хотелось, как и просто так бездарно валяться в постели.
   На прикроватной тумбочке заметила свой толстый блокнот, которому она почти ежедневно доверяла свои мысли и чувства, облачённые в поэтические рифмы, и руки непроизвольно потянулись к нему, открывая чистую страницу.
  
   Каждый день сулит нам радость новых встреч.
   Свет и звуки наполняют пробуждение.
   Сон лицо разгладил - умиротворение!
   Как на целый день восторг в себе сберечь?
  
   Чашу радости допить, идя ко сну,
   Чтобы плавно плыть по волнам сновидения,
   Словно праздник, встретить утро - дня рождение,
   Улыбаясь, календарь переметнуть.
  
   Строки легли на бумагу почти без всякой правки, и она перевернула следующий лист, прислушиваясь к затихающему дождю за окном.
  
   Каждый день...
  
   Под весёлые капли дождя
   Подставляем счастливые лица,
   И пускай облака бороздят
   В сером небе, а в дом свет струится...
  
   В доме станет светлей и теплей,
   Пусть резвятся грома где-то в небе.
   Каждый день, что живём на земле,
   Нас с тобою любовью объемлет.
  
   С тополей ветер вытрясет пух
   И укроет от серости белым.
   Светлый день укрепит волю, дух,
   Открывая просторы для смелых.
  
   Каждый день - благодати глоток,
   Каждый день - щедрый дар к нашей жизни,
   Каждый день, отдаляя итог,
   Пусть не будет ни чёрным, ни лишним...
  
   Вера вздрогнула от резкого звонка будильника - часы показывали семь утра, именно на это время было намечено её пробуждение.
   Приняв душ, девушка вышла на веранду и увидела коляску Галя, обращённую в сторону пардеса.
   Дождь к этому времени полностью прекратился, солнце яркими лучами старательно пробивалось сквозь зелень листьев плодовых деревьев, и благоухающий воздух был оглашён громким посвистом, щебетанием, клёкотом и всевозможными звуками, издаваемыми птицами, радующимся утру, свету и пролившемуся недавно ливню.
   Вера неслышно на цыпочках приблизилась к коляске и сзади за шею обняла парня.
  
   - Шалом, мой милый!
  
   Она перегнулась и поочерёдно поцеловала в прикрытые глаза парня.
   Галь вздрогнул и глубоко вобрал в себя воздух.
  
   - Веруш, доброе утро!
   Вот и наступил день, который может стать для тебя самой большой ошибкой в жизни.
   Я часто ловлю себя на мысли, что я страшный эгоист, так и не смогший найти в себе силы и желания прервать наши отношения и отпустить тебя в полнокровную жизнь, где ты свяжешь свою судьбу с полноценным мужчиной...
  
   Вера обошла коляску и встала на колени перед парнем.
  
   - Какой ты у меня дурачок!
   Почему отсутствие ног заставляет тебя чувствовать себя неполноценным, а отсутствие души у других мужчин не делает их в своих глазах ущербными?
   Я не спорю, твоё нынешнее состояние создаёт некоторые неудобства в жизни, и со стороны не всегда мы для окружающих смотримся достаточно хорошо.
   Но какое дело нам до окружающих, точнее, на их взгляды, мнения и оценки?
   Я тебе приведу массу примеров, не отходя от наших семей и знакомых - возьми хоть моего отца, хоть Наташиного и того же Лёву... слабовольные люди, подчиняемые воле обстоятельств и вздорным жёнам.
   А твой отец?!
   Он вообще не считается с мнением окружающих, дай ему волю, так он и на нашу свадьбу явился бы в тех же шортах и майке, в которых целый день возился в пардесе.
   Пойми, для меня, как и для другой здравомыслящей женщины, не главное, как ты выглядишь внешне перед свадьбой, а важно, каким ты будешь потом мужем, отцом наших детей и хозяином жизни.
   Я бы могла привести тебе и другие примеры, но скажу только об Олеге Фрейдмане и его чудесной жене Людмиле, об их отношении друг к другу - любви, вниманию, заботе и с каким уважением и любовью к ним относятся их дети, а ведь он на протяжении многих лет совершенно незрячий и не может любоваться своей красавицей-женой.
  
   Галь нежно погладил жёсткой ладонью девушку по пушистым волосам, притянул за плечи к себе своими сильными руками - губы их слились в долгом поцелуе, обещающем в ближайшем будущем счастье обладания друг другом.
   Оторвавшись от губ жениха, Вера уселась рядом на стуле, подперев ладонью подбородок:
  
   - Знаешь, я убедилась, что ты всё же был прав, мне не очень приятно признаваться, но придётся: действительно, зря мы с тобой пошли на поводу твоей матери и согласились на эту пышную свадьбу.
   Надо было, как ты и хотел, в тихом домашнем кругу отпраздновать.
   Это всё я виновата, мелкая эгоистка, свадьбу ей подавай!
   Не было бы сегодняшнего торжества, и ты бы не тяготился своим видом во время всей церемонии по случаю нашего бракосочетания, но ведь это ерунда - переживём. А у меня для тебя есть свадебный подарок...
  
   - Веруш, насчёт свадьбы я полностью с тобой согласен, именно пышное торжество приводит меня в ужас, а в дальнейшей семейной жизни я всё сделаю от меня зависящее, чтобы мало чем уступать твоему другу Олегу.
  
   Парень с улыбкой и обожанием смотрел на свою невесту.
  
   - Зачем ты тратилась, у меня ведь есть всё необходимое для моей нормальной жизни, а большего подарка, чем ты, мне до конца не сыскать!
  
   - Нет, не всё, отгадай чего у тебя не хватает?
  
   - Чего мне больше всего не хватает, к сожалению, ты подарить не способна.
   Ты можешь облегчить моё существование, что, впрочем, уже на протяжении долгого времени и так делаешь...
  
   Вера, сведя сурово брови, прикрыла ему рот.
  
   - Дурачок, я перестану тебя любить, если ты не избавишься от комплекса неполноценности.
   Ну быстренько отгадывай, что я тебе подарю?.. Оно пока не стоит денег.
  
   - Веруууш!
  
   От крика парня ещё громче засвистели на деревьях птицы, а на веранду вышла, озабоченная выплеском эмоций сына, Гиля.
  
   - Друзья, что у вас происходит?
  
   - Мамочка, мне невеста сделала самый замечательный подарок, который только можно было сделать к свадьбе!
  
   Гиля ласково обняла девушку, которая уже сегодня станет её невесткой и на протяжении долгого времени являлась надёжной подругой.
  
   - Боже мой, как я счастлива, как я счастлива...
  
   И слёзы потекли по щекам, так редко плачущей женщины.
   В этот момент длинный гудок автомобиля возвестил о том, что к ним явилась Наташа собственной персоной в сопровождении новоиспечённого мужа, смотрящего на неё зачарованным взглядом.
   Вера позже хотела в памяти восстановить в мелочах этот знаменательный день в её жизни, но это ей удавалось с трудом.
   После традиционной миквы - ритуального омовения, принимаемого всеми еврейскими невестами перед свадьбой, Вера вместе со своими подругами Наташей и Ханой отбыла в салон, где её шесть часов ублажали высококлассные мастера и откуда она вышла в великолепном белом свадебном платье, с шикарной причёской и выразительным макияжем.
   От свадебного лимузина, в силу определённых обстоятельств, им пришлось отказаться, поэтому возле салона их поджидал разряженный автомобиль Галя.
   Прежде, чем усесться в машину, подруги первыми высказались по её нынешнему внешнему виду.
  
   - Ой, Верчик, наши кавказские бабы подохли бы от зависти, глядя на тебя, им вовеки веков так не нарядить своих дочерей, потому что ты сама - украшение всех нарядов!
  
   Наташа, не изменяя своей манере, добавила:
  
   - Ух, Ханка, как нам с тобой повезло первыми сфотографироваться с такой обалденной красавицей!
   Верка, кроме слов: полный пиздец, других не нахожу.
  
   Офер широко распахнул перед невестой двери машины, из неё взметнулась в небо стая белых голубей и плавно закружилась над головами.
   Затем счастливые жених с невестой в сопровождении молодёжи объездили различные красивые и знаменательные места, где их фотографировали и снимали на видео.
   Опытные и внимательные оператор и фотограф специально выбирали такие ракурсы, старались запечатлеть такое положение тел у молодожёнов, чтобы неподвижность ног жениха на фотографиях сильно не кидалась в глаза.
  
   А потом всё было почти, как и у Наташи с Офером на свадьбе, только жених с невестой не шли под руку с родителями, а их везли на высоких креслах в виде тронов.
   Веру катили её мать и Гиля, а Галя - её папа и Абрам. Всё выглядело со стороны очень торжественно и красиво. Рядом с ними в белых средневековых туниках вышагивали две девушки и трубили в шофары (рога), а впереди шли наряженные племянница Веры Авиталь и племянник Галя Лиор и из плетёных корзиночек разбрасывали под колёса величественных тронов молодожёнов лепестки роз.
   Ещё Вере почему-то запомнился её папа, стоящий под хупой с кипой на голове, у которого от волнения выступили слёзы, и как он во время хода молитвы пытался сказать в нужном месте 'аминь' и вечно опаздывал.
   Да, обычного танца невесты с женихом не было, его по ранней договорённости устроители заменили на танец, в котором по очереди танцевали с Верой её отец и отец Галя.
  
   Абрам на свадьбу пришёл всё же не в шортах, а в красивом летнем светло-сером костюме, но без галстука, от этого атрибута парадной одежды он отказался категорически.
   Отзвучали последние слова молитвы, Галь традиционно разбил бокал, правда, не каблуком туфли, а наехав на него колесом коляски.
   После того, как закончилась хупа, по заведённому правилу сразу же начались танцы.
   Свадьба набрала обороты и уже мало кому было дело до жениха и невесты.
   Позже её папа выказал дочери обиду, что раввин во время обхода под хупой обделил его вниманием, не дав пригубить из бокала вино вместе со всеми там присутствующими.
   Вера сама недоумевала о причинах такого поступка равва и обратилась за разъяснениями к рядом стоящей подруге:
  
   - Натаха, что за дискриминация, почему моему папе не дали отпить из общего бокала?
  
   - Ха, подруга, ну ты даёшь, он ведь не еврей, мою маму тоже обошли с вином во время хупы, но я её заранее предупредила.
   Петрова, то есть, простите, госпожа Бенет, ты обязана знать обычаи своего народа.
  
   Вера заметила, что Наташа и Офер почти не отходили от друзей, стараясь по возможности скрашивать возникающие неудобные для Галя моменты.
   Они вчетвером обошли всех гостей за столами, отдавая дань уважения, удостоивших их вниманием и своим присутствием на свадьбе.
   Как оказалось, на торжестве находилось без малого тысяча гостей.
   Мама, несмотря на Верину занятость в роли невесты, всё же успела ей воткнуть 'острую шпильку':
  
   - Вера, вам больше делать было нечего, как назвать на свою свадьбу эту дикую толпу малознакомых и совсем незнакомых людей.
   Экая расточительность, напрасно выброшенные деньги!
  
   Пришлось успокоить:
  
   - Мама, не волнуйся, никто не приходит с пустыми руками и сервизы со скатертями в Израиле не дарят, а как ты могла увидеть, вбрасывают в специальную урну конверты.
  
   - Больно ты знаешь, что они там кладут, может быть, пустые или с одной открыточкой?
  
   Спасибо Любе, пришедшей в этот момент к Вере на выручку.
  
   - Мамуль, такое может быть только у наших русских.
   Мне бабы на работе рассказывали, что, когда они выдавали замуж дочек или женили сыновей, то у них на свадьбах было у кого три, у кого пять конвертов пустых и не подписанных, а израильтоны в этом случае порядочные люди.
  
   Когда они с Галем приблизились к столу, где сидела семья Олега Фрейдмана, сердце Веры обдало волной тепла от доброжелательности и любви к ней практически чужих людей.
   Люда расцеловала по очереди Веру и Галя, а уже хорошо подвыпивший бард громко спел:
  
   Лучший свадебный наряд -
   смех на лицах молодых,
   кольца на руках горят,
   в яствах ломятся столы.
  
   Что за свадьба без тостов?
   Ну, быстрей подать вина!
   За невесту с женихом
   выпьем стоя и до дна...
  
   Лена в конце папиного песенного поздравления заложила пальцы в рот и лихо свистнула, вызвав громкий смех у окружающих их гостей.
   И опять на свадьбе была цыганочка, которую страстно отплясывали не только Наташа с Верой, но и Хана, а затем к ним присоединились ещё и мама Наташи, сестра Люба, а также Люда с Леной.
   Последняя так разошлась, что осталась в кругу одна, а вся тысяча гостей ей азартно со свистом и выкриками аплодировала.
   Конечно же, не могла не запомниться Вере, прозвучавшая под занавес весёлой свадьбы ,торжественная "Атиква" (гимн Израиля).
   Все гости от мала до велика в одном душевном порыве стояли посреди зала, гордо вскинув головы, и пели важные слова для всех евреев под звуки торжественной мелодии!
  
  
   Глава 13
  
  
   После того, как отзвучали последние аккорды "Атиквы", совсем недавно ещё бурно кипящая свадьба, быстро начала сходить на нет.
   Большинство гостей разъехалось, только неугомонная разошедшаяся под воздействием современной музыки молодёжь продолжала лихо отплясывать, а их крайне уставшие родители, стоя в сторонке, раз за разом призывали своих дочерей и сыновей пожалеть их, ведь пора знать меру и отправляться по домам.
   Среди продолжавшей веселиться праздничной молодёжи уже давно не было жениха с невестой, которые, получив из вскрытого сейфа увесистый пакет с поздравительными конвертами, уселись в машину Галя, укатили ночевать в номер люкс в гостинице "Шератон", заранее забронированный для молодожёнов.
   В двух комнатных апартаментах было уже всё приготовлено к приёму уставших и счастливых молодых людей: на журнальном столике стояли бутылки с шампанским, коньяком и прохладительными напитками, под прозрачной бумагой аппетитно смотрелись в тарелочках и вазочках лёгкие закуски.
   Широкая кровать в спальне была расстелена для приёма под своё уютное тепло уставших тел молодожёнов, на прикроватных тумбочках пестрели шикарные букеты, а из музыкального центра лились звуки нежной мелодии, обволакивающей душу романтической аурой.
   Сопровождавший их администратор, пожелав вновь образовавшейся паре счастья и спокойной ночи, удалился, и Вера с Галем, наконец, остались одни.
   Новоявленный муж с улыбкой смотрел на свою жену, которая поспешно сбросила с ног опостылевшие за вечер белые туфли и со смехом стащила с себя кое-где обтрепавшееся подвенечное платье.
  
   - Фу, боже мой, как я устала от этого свадебного наряда и как я счастлива, что всё уже позади!
  
   Галь подкатил на коляске к девушке, оставшейся только в нижнем белье, поймал её за руку, усадил к себе на колени и нежно поцеловал в подставленные губы.
   Затем, улыбаясь, он ловко расстегнул крючки бюстгальтера и сбросил через руки Веры плечики, освобождая налитые груди невесты с торчащими сосками, уставшие за целый день под сжимающей их плотной тканью.
  
   - Веруш, какая ты у меня красивая и аппетитная!
   Может, не будем бурить этот нарядный стол, а лучше разрушим любовью порядок на кровати?
  
   Вера шутливо чмокнула мужа в губы.
  
   - Галюш, я в душ, смою макияж, разберу эту башню на голове и, наконец, займусь с радостью любовью на правах полноценной и официальной жены, правда, на седьмой неделе беременности.
  
   - Веруш, ты настолько уверена в своей беременности, что даже нисколько не ставишь её под сомнение, хотя ещё не была у врача?
  
   - А ты что не чувствуешь, как у меня налились груди, это же первый признак...
  
   Галь как будто взвесил на ладонях два колышущихся шара и счастливо засмеялся, целуя их поочерёдно в топорщащиеся клювики.
  
   - Веруш, долгие ночи и дни, когда я приходил в себя в реабилитационном центре, и раннее, когда я ненадолго выходил из-под действия морфия, то даже подумать не мог о таком счастье.
   Большое тебе спасибо, моя бесценная жена, что ты вернула меня к жизни и подарила мне многие радости, о которых я долгое время даже боялся мечтать.
  
   - Галюш, милый мой, не надо об этом, иначе я сейчас расплачусь, всё у нас теперь будет хорошо, никто не сможет нам помешать любить друг друга, я буду только твоя, а ты мой.
  
   В этот момент Вера даже усомниться не могла в искренности и правдивости своих слов.
  
   Две ночи и два дня они провели в номере гостиницы, полностью посвящая себя друг другу.
   Только в субботу вечером за ними заехали Наташа с Офером, чтобы помочь забрать из отеля сумки с одеждой и, конечно же, пакет с подсчитанными деньгами, наделёнными им гостями свадьбы.
  
   - Верка, наверное, первую ночь вы только то и делали, как денежки считали?
   Ведь надо было разлохматить такую прорву конвертов, у нас с медвежонком было куда меньше!
  
   - Наташка, честное слово, только утром после завтрака занялись этим.
  
   - Молодцы, стойкие, мы с моим медвежонком сразу же, как закрылись в своей комнате, принялись конверты потрошить. Я боялась, что мы не уложимся на покрытие всех расходов, связанных со свадьбой, ведь наши гости не чета вашим - кибуцники и мои бедные родственники.
  
   - Ну и что, уложились?
  
   - Хрен там, тысяч на пять упали, но не страшно, я рассчитывала на худшее.
  
   - Наташа, может, вам нужны деньги? Мы легко можем с Галем выручить.
   Мне даже неловко об этом говорить, но у нас по скромным подсчётам больше двухсот тысяч плюса, потому что родители и братья Галя очень щедро нас наделили. После всех расчётов можем даже большую часть нашей машканты погасить.
  
   - Верка, не напрягайся, мы ведь через две недели уезжаем на длительный срок в Чили, квартиру Офера сдаём, а вернёмся - сможем легко себе хату типа вашей прикупить, у нас ведь доходы будут приличные и надёжные, если только где-нибудь нас не грохнут.
   А грохнут, так хату выдадут бесплатную...
  
   - Наташка, ты дура, зачем каркаешь, что тебе мало было твоих ранений...
  
   - Да чего ты всполошилась, со мной же рядом теперь мой медведь, а с ним к нам ни одна исламская сволочь не приблизится, глядя на его внушительные габариты.
  
   Через две недели, как Наташа с Офером планировали, улетели, перемахнув океан в далёкую страну Чили, а Вера с Галем получили ключи от новой квартиры и переехали на свою, пока ещё мало благоустроенную жилплощадь.
   Молодая жена практически сразу же после свадьбы впряглась в учёбу, как не хочешь, а её ожидали последний курс университета и защита диплома.
   Галь оставшееся время до выхода на работу, посвятил оформлению и налаживанию их уютного крова - самостоятельно нанял дизайнера и с помощью опытного специалиста заказал соответствующее их хорошему материальному положению всё внутреннее убранство квартиры, включая мебель, люстры, шторы, электротовары, в том числе и всю кухонную разнообразную утварь.
   К первому декабря Галь уже полностью морально готов был выйти на поджидаемое его место работы,
   хотя накануне он заметно нервничал, и жена старалась его всячески приободрить:
  
   - Галюш, ну чего ты так напряжён и хмуришься, вон как легко управился по дому, мне даже стыдно, всю мою женскую работу выполнил, всё учёл от вилки до холодильника, от трюмо до сервировочного столика - я живу себе, как принцесса, не ведая проблем и забот, не успела ещё даже задуматься о нашем благоустройстве, а уже попала во дворец!
  
   - Веруш, когда тебе было дизайном заниматься, тем более тут поработал отличный специалист, а на кухне мама приложила свой немалый опыт и вкус.
   Пойми, моя хорошая, я завтра приеду на абсолютно новое место, к совершенно незнакомым людям и обязанностям.
   Как меня примут, насколько я буду соответствовать своему назначению и как у меня сложатся отношения с коллективом?..
   Согласись, всё же надо брать в расчёт мою особую специфику!
  
   - Тебе что надо будет за наркодиллерами гоняться, выслеживать бедуинские тропы и хранилища?
  
   - Ну, конечно же, нет, но ведь придётся работать в группе подготовленных соратников и не столько защищаться от противника, сколько предотвращать его террористические действия, стараясь опередить хотя бы на шаг.
  
   - Ерунда, справишься, вон стиральная машина отработала, сбегай, пожалуйста, перекинь бельё в сушилку и сделай потом бутерброды на ужин, а мне надо заниматься.
  
   Быт Веру совершенно не тяготил, Галь с удовольствием выполнял любую домашнюю работу, которая ему только была по плечу, не чураясь и кухни, готовя для любимой жены обеды, справляясь у мамы о способах готовки, а также искал в интернете популярные русские блюда, стремясь разнообразить разносолами их питание.
   Вера искренне радовалась стараниям мужа доставить ей удовольствие приготовленной пищей, душевному внимательному отношению к ней и всегда с благодарностью принимала его заботу о замученной студентке, понимая, что ещё немного и её лафа закончится.
  
   И вот наступило первого декабря - Галь вышел на работу.
   Молодая женщина сразу же заметила перемену в муже и в их домашнем распорядке.
   Её больше не поджидали свежие приготовленные обеды, приходилось самостоятельно запускать стирку и сушить бельё.
   Оказывается, на хозяйку квартиры наваливалась куча разнообразных обязательств - нужно было думать о заготовке продуктов, уборке и всяких домашних мелочах, на которые у неё времени почти не оставалось, да и первые месяцы беременности давались ей нелегко, кроме постоянной тошноты, она чувствовала боли в пояснице и головокружения.
   К концу первого месяца работы, Галь всё чаще начал задерживаться на службе, и даже порой дома вечерами продолжал копаться в бумагах и рыскать в компьютере. Про постоянные телефонные звонки от начальника и коллег и говорить не приходилось, они буквально задёргали Веру, вызывая справедливое возмущение:
  
   - Галюш, у них есть совесть? Когда это уже прекратится? Мало того, что тебя сразу же захомутали по полной на службе, так ещё и дома нет от них покоя. Ты ведь не мальчик, а опытный бывший полицейский, что они тебя дёргают и дёргают?..
  
   - Поэтому и дёргают, что я опытный.
   Пойми, моя хорошая, враг нам совершенно не даёт продыху, нельзя расслабляться ни на один день, ведь кроме двоюродных братьев, живущих на территориях, вокруг нас находятся полтора миллиона арабов с таудат зеутами(паспортами), а среди них тоже хватает потенциальных врагов или людей, способствующих террористам.
  
   - Гальчик, я высоко оцениваю твои способности и значимость твоей работы, но ты и меня пойми, ведь в университете сейчас такая напряжённая пора. Кроме работы над дипломом, я ведь вхожу в группу профессора Таля, а там у нас завертелась такая карусель, что некогда в гору глянуть, ведь наш аппарат собираются послать в ближайшее время на американской ракете в космос.
  
   Муж оторвался от папки с бумагами.
  
   - Веруш, я горжусь тобой!
  
   И вновь опустил глаза к заполненным буквами листам.
  
   - Да плевала я на твою мнимую гордость мной!
   Отложи свои документы в сторону, в конце концов, ведь я с тобой разговариваю, и, между прочим, я не только студентка последнего курса, а твоя беременная жена, которая очень плохо себя чувствует и до которой тебе в последнее время совершенно нет дела!
  
   Вера даже не поняла, как такое случилось, что она вдруг сорвалась и впервые за всю историю их взаимоотношений накричала на парня.
   Галь захлопнул папку и защёлкнул на ней скобы и только после этого поднял глаза на жену, явно собираясь с мыслями, желая погасить конфликт в зародыше:
  
   - Ты во многом права, но только правоту высказывают не в таком духе.
   Можно было бы просто рассказать мне о своём плохом самочувствии и более того, надо не мучиться, а идти к врачам, для этого они и существуют, чтобы следить за нашим здоровьем.
   Начнём исправлять ситуацию с того, что уже завтра я начну подыскивать нам в дом подходящую работницу, чтобы убирала, готовила и выполняла всякие другие мелкие обязанности по хозяйству.
   Ты должна мне пообещать, что срочно посетишь врачей, тут речь идёт уже о жизни двух любимых людей - о моей несравненной жене и нашем будущем ребёночке.
   Если тебе не трудно, подай мне, пожалуйста, новую пачку сигарет, а то старая у меня закончилась.
  
   Парень нервно смял в пальцах пустую пачку, приняв от Веры новую, распечатал и глубоко затянулся сигаретным дымом.
  
   - Веруш, я три года был полностью вычеркнут из жизни нормального человека, и во многом благодаря тебе, к ней вернулся.
   Но моя жизнь - не только смотреть на твои успехи, радоваться твоим достижениям и поощрять твоё пристрастие к поэзии.
   Пойми, моя хорошая, я хочу быть полезным не только тебе и себе, но ещё и обществу.
   Хочу заниматься любимым делом, при этом, чувствовать свою значимость на службе, быть там необходимым, а не думать о том, что я - нарыв на теле общества, получая от него пенсию, и неважно, что я в своё время пострадал на государственной службе.
  
   - Галюш, миленький, прости меня, пожалуйста, я явно погорячилась, если бы ты только знал, как мне сейчас стыдно.
  
   - Тебе нечего стесняться своих слов, ты сказала правильные вещи, просто это надо было сделать другим тоном и, может быть, чуть раньше.
   Давай каждый вечер введём себе за обязательство или правило - оставлять на полчаса все свои важные, любимые и даже срочные дела и посвящать хоть короткое время обсуждению между собой текущих семейных, необходимых и даже малозначимых вопросов.
  
   Сконфуженная от справедливых слов мужа Вера, зардевшись, спросила:
  
   - А как насчёт секса?.. Это любимый, важный или срочный вопрос?
  
   Молодые люди рассмеялись.
  
   - Веруш, важней и серьёзней вопроса у нас не должно быть, но ты же в последние дни, всё ссылалась на усталость, плохое самочувствие...
  
   - А ты был не очень настойчив, а ведь женщине хочется, чтобы её упрашивали, домогались и даже слегка насиловали.
  
   - С каких это пор тебя стало надо насиловать или упрашивать?
  
   - Ну начнём с сегодняшнего дня. Я побежала в душ, а ты иди греть простынь - я не люблю секс в холодной постели.
  
   Как всегда, после бурных проявлений страсти, сон к Вере не шёл и она, выскользнув из-под тёплого одеяла, переместилась в салон и усевшись в кресло с ногами, укутавшись в плед, застыла со своим верным блокнотом и ручкой - семейная жизнь на поэзии никак не отразилась, может быть, только в ней появились новые нотки.
  
   Выйду с тобой в море причуд
   к счастью на белом кораблике...
   Нашу любовь выпить хочу,
   долго смакуя, по капельке.
  
   Пей же, ну пей с губ моих сок...
   ах, поцелуи дурманные!
   Капли любви свежей росой,
   страстным наполнят желанием...
  
   Выйдем с тобой в море причуд
   к счастью на белом кораблике...
   Нашу любовь, терпкую чуть,
   Выпьем, смакуя по капельке...
  
   Лёгкий разлад стает, как сон,
   ах, поцелуи дурманные!
   Станут для нас свежей росой,
   Юным наполнят желанием...
  
  
   Глава 14
  
  
   На сей раз приближение и празднование Нового года совершенно не отложилось в душе и не задержалось в памяти Веры. Не было больше возвышенной и волнительной эйфории на грани экстаза, ощущаемых когда-то в детстве и уже в более зрелом возрасте.
   Впервые за время нахождения в Израиле она не удостоила его никаким особым вниманием, не готовила традиционных блюд и даже не накрыла стол, не говоря уже об украшении хотя бы искусственной ёлки.
   Вечером накануне Нового года машинально пощёлкала русские каналы телевизора и ответила на телефонные поздравления близких.
   Нет, по-прежнему в её памяти жили приятные воспоминания детских новогодних ёлок, дразнящий мандариновый запах, суматоха с подарками, поздравлениями и ожидание "Голубого огонька", "Песен года", других любимых телевизионных передач и концертов.
   Галь предложил жене открыть вечером бутылку с шампанским и отпраздновать с ней вдвоём любимый праздник русских, но Вера отказалась:
  
   - Галюш не напрягайся, тебе этот праздник до фонаря, а у меня завтрашний учебный день никто не отменял, к тому же после занятий у меня очередь к гинекологу.
  
   Отклонила она также в этот вечер притязания мужа на её тело, сославшись на плохое самочувствие.
   В этом вопросе Вера была недалека от истины - она, действительно, ощущала слабость и лёгкое головокружение, и к тому же, секс с развитием беременности почему-то перестал приносить ей прежнее наслаждение.
   Может быть, причина нежелания заниматься сексом, действительно, была в беременности и в плохом самочувствии, но скорей всего, нынешняя лёгкая доступность этого деяния начала действовать на неё охлаждающе.
   Галь уже несколько раз выражал своё недовольство и пытался ласками разбудить в ней ответное желание, но она пресекала жалобами его домогание и порывы нежности, сбегая от мужа из постели в салон со своим заветным блокнотом.
   Так она поступила и сегодня, отпросившись у Галя посмотреть новогоднюю передачу, а сама, не прислушиваясь к телевизору, стала писать текст песни, посвящённый Новому году, думая, что он подойдёт для исполнения Олегом.
  
   Ах, Новый год!
  
   Назад листаем удивлённо
   Наш календарь... кто год, кто пять...
   С хрустальным нежным перезвоном
   Мы вновь в двенадцать с Новым годом
   Друг друга будем поздравлять...
  
   Припев:
  
   Ах, Новый год! Ах, Новый год!
   Вдали от снега и мороза,
   Звучит двенадцатый аккорд...
   И мы загадываем снова...
   Ах, Новый год! Ах, Новый год!
   Волнуют тайны дивной ночи...
   Ах, Новый год! Ах, Новый год!
   Тебя мы ждём и любим очень!
  
   Желаем счастья в год пришедший...
   Невзгоды старого забыть.
   Поём родные сердцу песни...
   Зов телефона бесконечный...
   Как можно это не любить?!
  
   Припев...
  
   Вера смахнула неожиданно набежавшую слезу - ей почему-то до спазм в горле стало жалко уходящего года, обидно за скуку препровождения любимого праздника, захотелось услышать весёлые пьяные голоса, звон рюмок и даже затянуть, не думая о качестве исполнения, какую-нибудь любимую застольную песню.
   Взглянула на аппарат телефона - родителей и сестру она уже поздравила, там особого веселья не обнаружила, Наташка в далёком Чили и ещё не звонила, у них ведь Новый год наступит значительно позже.
   Она вдруг подскочила в кресле и схватила телефонную трубку - надо поздравить Олега и его семью.
   После её свадьбы, а прошло уже без малого два месяца, они ни разу не общались.
   Сквозь шум телевизора, звон посуды и выкрики, по всей видимости, многочисленных гостей, она услышала голос Люды и тепло разлилось по сердцу.
  
   - Людочка, я от всей души поздравляю Вас и Вашу семью с Новым годом! Здоровья и счастья вам в следующем году и пусть исполнятся все ваши планы и желания!
  
   - Верочка, деточка, большое спасибо! И тебе всего наилучшего - забеременеть, родить здоровенького ребёночка, закончить учёбу и найти хорошую работу, ну и конечно, счастья в семейной жизни!
  
   - Спасибо, спасибо, кое-что уже исполнилось!
  
   - Верунечка, я правильно догадалась, ты готовишься стать матерью?
  
   - Да-да, в июне, в добрый час!
  
   - Вот здорово, поздравляю!
  
   Олег, иди быстрей к телефону, у меня пирог с мясом в духовке сгорит.
  
   Трубку взял Верин любимый бард и, в какой-то мере, её соавтор и коллега по перу.
   По его голосу Вера с первых слов поняла, что мужчина уже изрядно принял в себя горячительных напитков.
  
   - Верунечка, девочка наша дорогая, рад, что не забыла нас поздравить, а я собирался позвонить тебе завтра.
  
   - Олег, так ничего страшного не произошло в том, что я Вас опередила, сэкономила Вам шекелёчки и проявила дружеское внимание к дорогим мне людям.
   А главное, поздравляю Вас от всей души с Новым годом!
  
   - Верунь, взаимно, взаимно, праздник праздником, но я ведь хотел тебя пригласить тринадцатого января на встречу поэтов у Иланы Вайцман.
   Я ей рассказал о тебе, и она не дождётся того дня, когда познакомится с юным дарованием и прекрасной девушкой!
  
   - Ой, Олег, не смущайте меня, нашли дарование...
  
   - Веруня, сейчас нет времени долго распространяться на эту и другие темы, хотя слышать твой голос для моего слуха - одно удовольствие! Ты ведь чуешь, что меня уже вовсю кличут за стол, водка киснет... и Новый год на носу, надо ведь ещё за старый выпить и к Новому подготовиться. Пока, пока, привет мужу!
  
   Вера устроилась опять с ногами в кресле и долго не могла снять улыбку с лица, приклеившуюся к ней во время всего разговора с милыми сердцу людьми.
   Она пока так и не научилась писать стихи, пользуясь клавиатурой компьютера, а по старой привычке писала и чёркала в своих толстых блокнотах.
   Вот и теперь Вера склонилась над чистым листиком и быстро его закидала словами нового стихотворения.
  
   Что скрывается там за мерцающей гранью?
   То ли верный ответ, то ли новый вопрос.
   Но рождается свет, обтекающей тканью
   Обернёт душу в бархат, спасая от слёз.
  
   По небесным ступеням взойду в мир блаженства,
   Где не знает препятствий полёт наших муз.
   Постигать нужно то, что пока неизвестно,
   А с тобой подтвердим крепость дружеских уз.
  
   Что скрывается там за мерцающей гранью?
   Не спешу распознать, просто мысли шалят.
   За окном птичий хор наслаждается ранью,
   Наслаждаюсь и я, устремив к свету взгляд.
  
   Надо предупредить Галя, что меня тринадцатого января вечером не будет дома.
   Его не буду звать с собой. Что ему делать в том обществе - языка почти не понимает, да и на моё пристрастие к поэзии смотрит, как на дешёвое развлечение, особо не мешающее семейной жизни.
   А вот ей очень хочется попасть в тот круг людей, связанных с ней одним увлечением - наконец-то, отведёт душу и познакомится с новыми поэтами, и кто его знает, может, станет постоянным участником этого литературного салона, ведь она так скучает по-прежнему, Беер-Шевскому.
   Неожиданно мысли переключились на будничное настоящее, среди которого ярким пламенем возник образ любимого мужчины, спящего в соседней комнате, заснувшего явно обиженным от её нынешней холодности и даже отчуждённости.
   Хорошо выучив уже Галя, она понимала, что теперь он будет искать на её сексуальный холод ответы в себе, ссылаясь на своё физическое состояние, проклиная свою несчастную долю инвалида и при этом, не возлагая на неё никакой ответственности, а ведь она сама чувствовала всю стервозность своего поведения в последние дни.
   Быстро абстрагировалась от нынешней необыкновенной ночи и мысленно попала в объятия к мужу.
   Улыбаясь своим ближайшим планам на эту ночь, вписала две первые строки нового стихотворения в заветный блокнот:
  
   Укроет нас от глаз и от забот
   Альков любви, где нет вины и платы...
  
   Сейчас она напишет ещё парочку строк и нырнёт под бочок к любимому, разбудит его ласками и поцелуями...
   Вера снова склонилась над начатым стихотворением:
  
   Где нет несчастных, бедных и богатых,
   Где сможем вновь вкусить сладчайший плод.
  
   От вечной прозы жизни не сбежим,
   Очнёмся на рассвете, пыл растратив...
   Страсть не приходит кстати иль некстати,
   Но в наших чувствах нет промёрзшей лжи.
  
   А что потом?.. Решать будем потом...
   Какие мысли в мёде поцелуев...
   Сомкнулись руки на плечах кольцом,
   И страсти омут, а в нём тону... тону я ...
  
   Вера быстрым движением захлопнула блокнот и на ходу сняла с себя халат и нижнее бельё, и не подумав даже надеть ночную сорочку, прилегла и прижалась к тёплому телу мужа. Обняв его за плечи, начала нежно целовать щёки и шею, чуть покрытые суточной колючей щетиной.
   Она почувствовала, что Галь проснулся, но он не шевелился, наверное, страшась нарушить столь редкую в последние две недели атмосферу пылкой прелюдии, предшествующую страстному сексу, в котором его жена с каждым разом становилась всё разнообразней в движениях и позах, и как всегда, весьма чуткой к его ограниченным возможностям тела.
  
  
   Глава 15
  
  
   Первого января Веру вырвал из сна и жарких объятий мужа зловредный будильник.
   Молодым людям надо было собираться - кому на занятия в университете, а кому-то на ответственную работу.
   На этот день было намечено и посещение гинеколога, после которого Вера решила навестить родителей - поздравить их с Новым годом, сообщить о своей беременности, да и просто немного пообщаться, выполняя свой священный дочерний долг.
   Конечно, это нужно было сделать вдвоём с Галем, но тот в обеденное время по мобильному телефону предупредил её, что сегодня задержится на работе допоздна, чтобы она не волновалась о нём и ужинала самостоятельно.
   Девушка своим ключом открыла дверь и зайдя вовнутрь родительской квартиры, громко возвестила:
  
   - Здравствуйте, мама и папа, к вам пришёл дед Мороз и подарки вам принёс...
  
   Она нажала кнопку на панели и из двухкассетного магнитофона фирмы "Панасоник" по квартире поплыла чудесная музыка Шопена.
   Сидевшие напротив телевизора родители, удивлённо уставились на неожиданно возникшую перед ними младшую дочь.
  
   - Вот вам приличный японский аппарат, ты папа давно о таком мечтал, тут можно прослушивать диски, магнитофон и радио есть.
   Мама, а тебе я купила в подарок чайный сервиз, пора уже вам избавляться от советской посуды и других совдеповских вещей.
   Разверни коробку, ты только посмотри, какая красота!
   Полюбуйся, какой заварочный чайник большой и весь расписанный яркими цветами!
  
   Мама аккуратно по одной брала в руки чашки, блюдца, подносила к глазам и ставила на место.
  
   - Вера, зачем ты так тратилась, можно подумать у нас нет посуды или папа не мог дальше слушать свою "Спидолу"?
   Хотя, что я говорю, для тебя, похоже, подобные растраты - капля в море...
  
   - Мама, ты совершенно права, мы с мужем открыли мастерскую по печатанию денег, если вам надо, можем парочку баулов с ассигнациями подкинуть...
  
   - Верка, какая ты несносная, никогда не можешь смолчать. Коля, ты слышал, как с мамой разговаривает твоя любимица?
  
   Отец умышленно не прореагировал на слова жены, прижимая к груди любимую младшую дочь, совершенно не желая вспышки разногласий.
  
   - Верунечка, мне кажется или ты беременная, прямо-таки животик в меня уткнулся?
  
   - Не кажется, не кажется, у меня уже шестнадцатая неделя беременности пошла, я только что от гинеколога...
  
   - Можно подумать, что ты только сегодня узнала о своём положении?
  
   - Нет, мама, не сегодня, я ещё до свадьбы знала.
  
   - Бесстыжая, нет большего греха, если до свадьбы понесла... И не единого слова своим родителям!
   Наше дело было только тебя достойно воспитать и вывести в свет, а теперь на нас можно наплевать, у тебя ведь есть богатенькие родители мужа, которым можно доверять сокровенное и прочее.
   Кстати, а где твой бедолага? Мог бы снизойти и навестить хотя бы на Новый год своих тёщу с тестем.
  
   - Галь сегодня допоздна задерживается на работе, просил меня поздравить вас от его имени...
  
   Папа перехватил инициативу у жены:
  
   - Верунь, доченька, большое вам спасибо за подарки и поздравления!
   Мы с мамой очень рады услышать от тебя такую прекрасную новость о твоей беременности, сейчас посидим, отметим, как полагается Новый год и добрую весть, правда, Белла?
   Ведь у нас от вчерашнего празднования с тобой, всё осталось почти не тронутым.
  
   - Осталось, осталось... Любочка ведь тоже предпочла пойти к соседям, а сегодня они с Лёвой работают. Дурная страна и дурные у неё законы, израильские власти совершенно не считаются с нами, которые поднимают их страну из грязи, невежества и отсталости!
  
   Подобные высказывания Вера могла слышать не только от своих родителей, но и от других репатриантов среднего и старшего возраста.
   Она уже себя приучила не реагировать на них, потому что это было дороже себе, переубедить эту категорию людей не представлялось возможности, хотя можно было напомнить, что все они приехали уже в очень развитую с шикарной инфраструктурой страну.
   Быстро накрыли стол, и Вера с удовольствием отвела душу, наслаждаясь своими любимыми с детства новогодними традиционными блюдами, кушая с аппетитом холодец, салат оливье и фаршированную рыбу.
   Отец в гордом одиночестве выпил три рюмочки водки за Новый год, за будущего внука или внучку и напоследок за всё хорошее, потому что четвёртой рюмки ему уже не полагалось, мать убрала бутылку со стола:
  
   - Хватит тебе, Коля, уже квасить, завтра на работу.
  
   И уже к дочери:
  
   - Ты упомянула, что была сегодня у гинеколога.
   Что он тебе сказал, может быть, уже узнала пол ребёнка?
  
   - Нет, пол ребёнка пока не выяснила, но меня записали на УЗИ, через две недели станет известно.
   Врач сильно меня ругала, упрекала за излишние перегрузки, от которых я чувствую постоянную усталость, головокружение и общую слабость, пугала выкидышем и возможными послеродовыми осложнениями, потому что у меня очень низкие гемоглобин и давление.
  
   - Коля, ты слышал, что она рассказывает, я тебе говорила, этот инвалид изведёт её вконец. Взвалил, негодяй, всю домашнюю работу на эти хрупкие плечи, а у неё, кроме этой никому ненужной беременности, как не говори, последний курс института и защита диплома...
  
   Вера волевым усилием подавила в себе, готовый выплеснуться, гнев и спокойно, как только смогла, ответила:
  
   - Мамочка, довожу до твоего сведения - мой муж нанял домработницу, ко мне будет приходить женщина убирать и готовить пищу.
   Замечу, чтобы к этому больше никогда не возвращаться - моя беременность - дар Божий, и мы с мужем с радостью ждём нашего первенца!
   Сейчас, прошу вас меня извинить, но мне уже пора домой, скоро должен Галь с работы вернуться, а нам необходимо многое с ним обсудить в связи с моим посещением гинеколога.
  
   Вера поднялась на ноги и вскинула сумочку на плечо.
   Родители тоже встали из-за стола и, разрумянившийся от выпитого, папа завершил визит дочери очередным, возмутившим её вопросом:
  
   - Верунечка, а что твоего мужа держат на этой работе из жалости или за его былые заслуги?
  
   К удивлению пожилых людей, девушка вдруг разразилась гомерическим хохотом.
  
   - Ой, папочка, права была врач, могу раньше разродиться, только не от низкого гемоглобина, а от смеха.
   Это же надо такое придумать, из жалости его держат в ШАБАКе...
  
   И Вера снова залилась хохотом.
   Увидев растерянные лица родителей, волевым усилием прервала свой смех, больше похожий на истерику.
  
   - А насчёт былых заслуг где-то ты прав, но его не держат за них на работе, а учитывают и полагаются на него, как на опытного оперативника, потому что борьба с террористами во многом напоминает борьбу с наркоманией и часто они где-то пересекаются, так мне Галь говорил.
  
   Чмокнув для приличия на прощание отца с матерью, она вышла из квартиры с высоко поднятой головой, сама невольно от своих последних слов загордившись мужем.
   Вера вела машину и с горечью думала о недопустимом превратном мнении родителей о её Гале.
   Ну почему, почему они считают его каким-то человеком второго сорта и кроме его тяжёлого недуга приписывают ему всякую ерунду.
   Они явно считают, что я сошлась с любимым парнем из жалости или, того хуже, позарившись на мнимое богатство.
   Нет слов, Галь не бедный человек, но после покупки квартиры, никакими оставшимися крупными сбережениями у них уже не пахло.
   Да, ему полагается приличная пенсия, в связи с тем, что получил увечье во время выполнения особого задания на службе и какие-то есть у него льготы, включая на машину, но разве это богатство?..
   Сейчас он вышел на работу и будет получать немалую зарплату, но ведь у меня пока одни только расходы, а скоро родится ребёнок, а на него пойдут такие сумасшедшие растраты!
   Бог даст, через год выйду на работу, но от этого их материальный уровень не очень-то улучшится, ведь и расходы увеличатся, надо будет оплачивать частный садик, няню и прочее...
   На парковке под их домом увидела машину Галя и обрадовалась - муж уже явился с работы, а ей нужно так о многом с ним переговорить.
   Галь встретил Веру настороженным взглядом:
  
   - Веруш, ты почему не отвечаешь на мобильный? Я уже весь переволновался!
  
   - Ой, совсем забыла, как выключила телефон в поликлинике, так и не включила.
   Прости, мой хороший.
  
   Вера нагнулась над мужем и нежно поцеловала его в губы:
  
   - Ой, ещё раз, прости, от меня пахнет чесноком, я ведь заезжала к родителям и угощалась холодцом.
  
   Галь рассмеялся:
  
   - А мне что-нибудь вкусненькое привезла?
  
   - Знаешь - нет. Мама предлагала, но я не захотела возиться с этими коробочками и баночками.
  
   Вера лгала во спасение, разве она могла признаться мужу, какого невысокого мнения о нём её родители, что они даже не удосужились передать ему благодарность за новогодние подарки, не говоря уже о кусочке торта.
  
   - Галюш, будешь яичницу, а хочешь, я тебе пиццу разогрею в микрогале?
  
   - Если тебе не трудно - сделай мне кофе и бутерброд с сыром, мне этого будет достаточно, а лучше быстрей расскажи о посещении врача и своих родителей.
  
   - Сейчас, мой хороший, парочку минуточек подожди, всё приготовлю и доложу в лучшем виде.
  
   Вера отошла на кухню и пока делала бутерброд и кофе, тщательно обдумывала свой будущий рассказ о двух темах неприятного содержания для слуха любимого мужа.
   Про родителей она ограничилась кратким повествованием о вкусном праздничном обеде, и, лукавя, об их радости от неожиданной вести о будущем внуке или внучке, а также, кривя душой, выразила ему от их имени благодарность за подарки.
   А вот в рассказе о посещении гинеколога пришлось, как следует, поднапрячься, чтобы окончательно не расстроить мужа, но он всё равно принял даже облегчённую версию о её самочувствии настороженно и выказал своё волнение:
  
   - Я тебя умоляю, не геройствуй, в данном случае это ни к чему, ведь речь идёт о здоровье, и в первую очередь, твоём, а будешь ты здорова, то и ребёнок будет в порядке...
  
   - Ай, Галюш, я же себе не враг, буду теперь больше бывать на воздухе, пить соки, кушать фрукты и овощи, главное - поменьше нервничать, а как можно чаще получать заряд положительных эмоций.
  
   Галь сделал очередной глоток кофе и улыбнулся.
  
   - Кстати, о положительных эмоциях, мама звонила, приглашала нас к себе провести вместе ближайшие выходные.
  
   Вера захлопала в ладоши.
  
   - А все съезжаются?
  
   - Не знаю, приедут ли все, но точно знаю, что пригласили всех.
  
   - Если честно, мы с тобой большие свиньи, уже больше месяца не наведывались в мошав, а ты ведь знаешь, как я люблю твою маму.
  
   - Ага, ещё скажи, что и моего отца!
  
   - Зря ты иронизируешь, я к нему отношусь нормально, это он постоянно меня поддевает и цепляется ко всяким мелочам!
  
   - Глупенькая, это ведь любя, я же вижу, с каким восхищением он смотрит на тебя, даже иногда слегка ревную.
  
   Вера вслед за Галем рассмеялась.
  
   - Ой, Галюш, совсем забыла тебе рассказать, вчера разговаривала по телефону с Олегом и его женой - поздравляла их с Новым годом...
  
   - Как они поживают, что у них нового?
  
   - Не знаю, мы не успели обсудить с ними их семейные дела, ограничились только поздравлениями, но я тебе не об этом хотела поведать.
  
   Вера забрала у мужа пустую чашку и тарелку.
  
   - К большой моей радости, Олег пригласил меня вечером тринадцатого января посетить одну известную русскоговорящую поэтессу, которая живёт здесь недалеко, в Тель-Авиве.
  
   Галь молчал, никак не реагируя на её слова.
  
   - Так вот, они в этот день целой группой поэтов приезжают из Ашкелона посетить её салон, и Олег хочет, чтобы я тоже приняла участие в их встрече.
  
   Вот я и ставлю тебя в известность, что в этот вечер буду занята.
  
   Галь продолжал хранить молчание.
  
   - Ну чего ты молчишь? Вижу, что тебе это не нравится, но я же не иду на свидание к чужому мужчине или в сомнительную компанию, ты ведь знаешь, что для меня значит поэзия и как я страдаю отсутствием общения с коллегами по перу.
  
   - Веруш, на какое число у тебя назначено УЗИ, я что-то выпустил дату из виду?
  
   Вера поняла - её муж крайне недоволен последним её заявлением, не хочет он, чтобы она уходила по вечерам без него в чуждые для его восприятия компании, но решил всё же смириться, но даёт понять, что для него это только временное отступление.
  
   - Пятнадцатого мы узнаем пол нашего ребёночка, уже через две недели.
   Скажи на этот раз с полной ответственностью - кого ты больше хочешь: мальчика или девочку?
  
   - Тебя, моя красавица, и при том, не откладывая дело в долгий ящик.
  
   - Нет, хитрец, отвечай по существу или я до родов оставлю тебя сексуально голодным.
  
   - О, Веруш, это уже шантаж и провокация, но ладно, я смирюсь, и поддамся на твои угрозы - мне всё равно, кто будет первым, я хочу несколько детей, а чтобы не было споров, давай двойню - сразу мальчика и девочку.
  
   Вера шутливо зажала мужу рот.
  
   - Нет, мой хороший, я тебе не курица-несушка, хватит нам одного ребёночка, с ним вон какая морока, хоть бы удачно доходить до срока.
  
   Галь высвободил рот.
  
   - Веруш, ну согласись хотя бы в будущем на двоих...
  
   Вера вновь рассмеялась.
  
   - А не будешь хмуриться, когда я заговорю о поэзии и о встречах с людьми, с которыми меня связывают общие интересы?
  
   - Знаешь, жена, ты сегодня только то и делаешь, как шантажируешь и провоцируешь мужа, но я тебе прощаю все твои изощрения и только замечу - могла бы хоть для вида и меня позвать с собой, ведь мои друзья, коллеги и родственники стали и твоими приятелями, а я у тебя, как инородное тело, видимо стесняешься...
  
   - Дурачок! Какой ты у меня дурачок!
  
   Слёзы брызнули из глаз Веры.
  
   - Никогда, слышишь, никогда не говори таких вещей, просто мои родственники не очень хорошо относятся ко мне самой и поэтому эту нелюбовь легко перенесли заодно и на тебя.
   Среди студентов нашего университета у меня нет настоящих друзей, и я с ними никуда не отлучаюсь, потому что все эти годы была рядом с тобой, прости, что напоминаю.
   А что касается моего предстоящего визита на встречу поэтов, то я просто хочу пощадить твоё время, терпение и душу, понимая, насколько тебе там будет неинтересно среди стопроцентного общения на русском языке.
   Какой ты у меня глупенький, скажешь тоже - стесняюсь... Чтобы ты знал, хозяйка этого салона, как и ты, находится в инвалидной коляске, и Олег сказал, что она ещё привязана к диализу.
  
   От отпора Веры Галь оторопел и даже сразу не нашёл слов, что ей ответить.
   Долго смотрел серьёзным взглядом на вытирающую ладонями слёзы жену, а затем, протянул в её сторону руку и она, не противясь, подошла к нему.
   Он с улыбкой потянул к себе на колени Веру и губами начал снимать слёзы с её ресничек и щёк.
  
   - Веруш, ты даже представить не можешь, как я тебя люблю!
  
   Вера всхлипнула.
  
   - И хочешь поцеловать меня даже после того, как я ела чеснок?
  
   - И не только один раз, и не только в губы...
  
   Загадай желание...
   Только не всерьёз.
   Разочарование -
   Не причина слёз.
  
   Что б надежды тайные,
   Радость с юных лиц
   Не сменить печальною
   Россыпью с ресниц.
  
   Загадай желание...
   Улыбнись - пустяк.
   Сбудется желанное,
   Значит, надо так.
  
   Неудачи облачком
   Проплывут пускай...
   По теченью лодочку
   К счастью запускай...
  
  
   Глава 16
  
  
   Утром тринадцатого января машина Галя затормозила на стоянке, прилегающей к невзрачному зданию на старой улице Тель-Авива.
   Привычным уже движением он распахнул дверь автомобиля, опустил кнопкой на панели подъёмники, съехал на своей коляске, служившей ему также водительским сиденьем, на площадку парковки.
   Уложив кейс на колени, проверил в карманах ключи, документы и прочую мелочь, нажав на брелоке соответствующую кнопочку, затворил дверь машины и покатил к подъезду ведомства, ставшим ему с недавних пор любимым местом работы.
   Миновав охрану, перекинувшись с молодым сотрудником несколькими, ничего не значащими словами, на лифте поднялся на последний четвёртый этаж и поздоровался с симпатичной секретаршей, уже несколько дней работающей в его приёмной.
   Они обменялся с девушкой доброжелательными улыбками, и, заехав в свой кабинет, занял привычное место за громоздким столом, на котором стоял телефонный аппарат, пресс-папье и в аккуратной рамочке фотография жены.
   Сбоку, на специально оборудованном столике, находился компьютер, и парень уверенным движением нажал кнопку, оживив своего верного помощника.
   Почти в тот же момент включился селектор:
  
   - Командир, как всегда кофе?
  
   - Да, Офира, но я был бы не против попить его вместе с тобой.
  
   - Нет проблем, одна минутка.
  
   Галь достал из кармана сигареты и зажигалку, выставил из внутренней полки стола наверх пепельницу и повернулся к экрану компьютера, надо было срочно проверить электронную почту.
   Важных писем не обнаружил, удалил ненужные сообщения и повернулся на звук открываемой двери - девушка шустро приблизилась к столу и поставила на него поднос с двумя чашками дымящегося кофе и крекерами в вазочке:
  
   - Начальник, может, в будущем ещё что-нибудь надо подавать на завтрак?
  
   - Присядь, пожалуйста, Офира, больше ничего не нужно.
   Почему ты меня принципиально не зовёшь по имени?
  
   - Не знаю, так для меня проще, я ведь только полгода, как завершила службу в армии и поэтому обращение командир мне привычнее.
  
   - А в каких частях ты служила, сидела секретаршей возле кабинета командира?
  
   Девушка задорно улыбнулась.
  
   - Конечно, нет, в боевых, там была снайпером.
  
   Галь внимательно всмотрелся в лицо своей секретарши, сидящей напротив него с чашкой кофе в руке и жующей с хрустом сухое печенье.
  
   - На твоём счету есть поражённые враги?
   Если не хочешь или не можешь, не отвечай.
  
   - Почему не хочу, мне стесняться нечего - я произвела три ликвидации.
  
   Глаза парня ещё более внимательно осмотрели ладную фигурку и симпатичное лицо девушки с рядом из трёх серёг в одном ухе.
  
   - Как ты себя после этих ликвидаций чувствовала, не мучилась бессонницей, не плакала по всякому пустяку?
  
   - Всяко было, особенно после первой, но со мной работали психологии, нам положен был всегда двухнедельный отпуск на восстановление душевного равновесия.
  
   - А почему такая боевая девушка и пошла в секретарши?
  
   - Это допрос?
  
   И Офира рассмеялась.
  
   - Так я, прежде чем сюда попасть на работу, прошла серьёзное собеседование.
  
   - Нет, ни в коем случае, не допрос, просто хочу поближе познакомиться с сотрудником, с которым мне предстоит работать в тесном контакте.
   Ты же знаешь, что сюда к нам бывает приводят или доставляют не совсем дохлых цыплят, а настоящих убийц или потенциальных врагов, и не каждый, согласившийся сотрудничать с нами, искренен в своих помыслах и поступках.
  
   - Знаю, всё знаю, я ведь в будущем хочу стать следователем ШАБАКа или тайным агентом, поэтому и пришла сюда работать временно секретаршей, параллельно учусь на курсах.
  
   И неожиданно поменяла тему разговора.
  
   - Скажи, Галь, а я тоже могу задавать тебе вопросы или это только твоя привилегия, как моего начальника?
  
   Парень глубоко затянулся сигаретой и улыбнулся, медленно выпуская дым изо рта.
  
   - Валяй, у нас с тобой есть ещё пяток минут.
  
   - Правда, что ты недавно женился на русской девушке, что она три года выхаживала тебя, пока ты был без сознания, а после проходил реабилитацию и что до тяжёлого ранения ты был крутым копом на важной оперативной работе?
  
   Галь уже не улыбался, а смеялся в голос.
  
   - Правда, всё правда, наша организация нисколько не отличается от любого другого гражданского ведомства, сплетни разбегаются со скоростью горных потоков.
   Ступай на своё рабочее место и соедини меня, пожалуйста, с Цуром.
  
   Девушка с пустыми чашками на подносе двинулась к двери, но на пороге остановилась и повернулась лицом к парню.
  
   - Я тоже русская, нас называют бухарскими, потому что мы из Средней Азии.
   Я бы тебя тоже никогда не бросила.
  
   Галь не успел ничего ответить, потому что за девушкой быстро закрылась дверь.
   Ждать соединения с Давидом не пришлось, потому что он сам буквально ворвался в кабинет к Галю, несмотря на гневные возражения Офиры.
  
   - Не шуми, обо мне докладывать необязательно, к нам никого не пускать, от чашки кофе не откажусь.
  
   Один из руководителей ШАБАКа с размаху плюхнулся на стоящий напротив Галя стул, на котором только недавно сидела Офира и схватил из лежащей на столе пачки сигарету и нервно закрутил колёсико зажигалки.
   Прикурив, жадно несколько раз затянулся и вместе с дымом выпалил:
  
   - Всё, твоя бумажная работа закончилась.
   Одного очень полезного нашего сотрудника, работающего с агентурой, прихватила серьёзная болячка, выбыл, как минимум на три месяца.
   Я в твоём лице вижу ему достойную замену. Потянешь его работу - останешься, не совладаешь - вернём обратно к твоим бумажкам.
   Согласен?
  
   Предварительно постучав, Офира внесла в кабинет поднос с кофе:
  
   - Мар Галь, я тебе тоже приготовила кофе на всякий случай.
  
   Давид в упор посмотрел на девушку.
  
   - Бойкая и уважительная!
   Начальником своим довольна, хотела бы с ним перейти на другую работу, более серьёзную, чем эта - кофе подавать, в бумажках ковыряться? В армии служила?
  
   - Да, я была в боевых частях, учусь на курсах для работников ШАБАКа, я согласна перейти вместе со своим командиром на любую важную работу в нашем ведомстве, но он меня туда ещё не звал.
  
   - Позовёт, куда денется.
  
   И уже к Галю:
  
   - Так ты согласен? Я тебе вон какую симпатичную сотрудницу подыскал.
  
   Галь пристально всмотрелся в карие, чуть раскосые, глаза девушки, в которых читалась мольба и какие-то ещё нечитаемые им чувства.
  
   - Офира, ты свободна, можешь идти на своё рабочее место, пока здесь будет находится господин Цур, нас не беспокоить.
  
   Девушка резко развернулась на каблучках, да так, что над шеей взметнулась грива чёрных волос и захлопнула за собой со стуком дверь.
  
   - О, ты грозный начальник, а девушка, похоже, в тебя влюблена...
  
   - Давид, давай по существу дела - я понял так, что мои возражения практически не принимаются, да у меня их и нет.
   Ты же знаешь, что я в полиции был оперативником и пошёл на эту работу не по принуждению, а по доброй воле.
   Чтобы завершить кадровый вопрос, заверяю тебя, что я не против твоего предложения - сохранить за Офирой место моего секретаря или с другими полномочиями, если они предусмотрены моей новой должностью.
  
   - Отлично, я почему-то и не сомневался, хочу только предупредить - у тебя есть месячный испытательный срок, а потом или тебя с радостью оставляем, или без обид выпроваживаем на прежнее место работы, с прежней зарплатой.
   Естественно, на новой работе будешь получать значительно больше, но у меня такое чувство, что этот аспект тебя мало волнует.
  
   - Нет, Давид, с некоторых пор волнует, но не является основополагающим.
   С большой радостью признаюсь, моя жена беременна и на половине срока, а она ещё студентка университета, весной её ждёт защита диплома, а к лету должна родить...
  
   - Чего ты мне тут выкладываешь свои семейные проблемы, сам заварил кашу, сам и расхлёбывай.
  
   Пожилой человек улыбнулся собеседнику и выхватил из пачки очередную сигарету.
  
   - Так, я сейчас тебе кое-что расскажу, многое из того, что ты уже знаешь, но лишний раз послушать будет не вредно, потому что это уже будет касаться непосредственно твоей новой работы.
  
   Галь тоже закурил и под потолком повисла завеса дыма.
  
   - Довожу до твоего сведения, что эффективность борьбы с террором резко возросла, благодаря широкому использованию ШАБАКом уникальных технологий обнаружения и ликвидации террористов. К их числу стоит отнести развертывание всеохватывающей агентурной сети в среде палестинцев. В области разведки мы добились таких успехов, о которых никто даже не подозревает.
  
   Давид смял пустую пачку Галя и резким движением кинул на стол свою, предварительно достав очередную сигарету.
  
   - Свою агентуру из числа палестинцев израильские спецслужбы вербуют различными способами. На израильском армейском сленге палестинцев, работающих на органы безопасности Израиля, называют "маштапим", т.е. "сотрудничающими".
   В маштапим приходят разными путями. Часть маштапима - это добровольцы, по различным причинам материального или идеологического характера, решившие принять участие в борьбе с террором. Есть среди маштапима и палестинские уголовники, арестованные с поличным, которых вербуют под угрозой многолетнего тюремного заключения.
  
  
   - Давид, и что им можно в полной мере доверять?
  
   - Не можно, а нужно, но всё время держать их на коротком поводке, для этого мы и существуем, этим ты и будешь заниматься.
   Не менее важным источником маштапима являются и сами террористы, и руководители бандформирований, схваченные в ходе рейдов израильской армии.
   В ходе допросов арестованных террористов сотрудники израильской госбезопасности используют широкий спектр методов давления, которые позволяют сломить даже самых убежденных фанатиков и склонить их к работе на израильские спецслужбы.
   Наверное, до тебя уже дошло, что именно ты будешь работать в этой сфере специальным следователем - допрашивать, ломать, перевоспитывать, короче, склонять врага на сотрудничество с нашим ведомством и, следовательно, на пользу нашего государства.
   Тебе и твоему штату положено владение и ношение личного оружия, вам вменяется освоение всякой электронной техники и владение прочими премудростями в нашей работе, которые растут со скоростью цветов на удобрённом поле.
   Вот, пожалуй, на сегодня и всё.
   В течение дня познакомься со своими двумя новыми подчинёнными, кстати, отличные ребята, твои сотрудники недавно отслужили в боевых частях, они владеют в полном блеске израильской системой единоборства - крав-мага.
  
   Давно за Давидом закрылась дверь, а Галь, замерев в своём кресле, курил одну за другой сигарету, и обдумывал и обдумывал неожиданное предложение и своё беспрекословное согласие на новую должность, диаметрально меняющую его жизнь, а главное, отношение к ней.
   Достав очередную сигарету из пачки, нажал кнопку селектора.
  
   - Офира, зайди, пожалуйста.
  
   Девушка словно караулила возле дверей, тут же появилась в кабинете.
  
   - Да, я слушаю, заказать обед сюда или предпочтёшь обед в нашем кафе?
  
   - Офира, ты знаешь на какую работу ты согласилась перейти вместе со мной?
  
   - Да, догадываюсь, это была моя мечта, когда я устраивалась в ШАБАК.
  
   Галь долгим взглядом уставился в карие, прямо смотревшие на него, преданные глаза.
  
   - Заказывай обед на двоих в мой кабинет, если, конечно, ты не против вместе со мной отобедать?
   У нас ведь сегодня с тобой особый день, ты не считаешь?
  
   Девушка по-детски облизнула пересохшие губы и только утвердительно кивнула.
  
  
  Глава 17
  
  
  В этот знаменательный день для Галя Вера к пяти вечера уже была дома. Она только наспех перекусила во время обеда в университетском кафе и к этому часу умирала от голода, но хотела всё же дождаться с работы Галя, ведь куда приятней отужинать вдвоём с мужем.
  
   Молодая хозяйка нажарила любимый ими картофель, разогрела готовые куриные шницели,
   нарезала и выложила на тарелку свежие овощи и вывернула из банки на блюдце любимые
   мужем оливки.
  
   Время перешагнуло за пол шестого, обычно Галь к этому времени в основном был уже
   дома, но его всё ещё не было, и Вера заволновалась.
   Кто его знает, может пробка задержала, подожду ещё минут пять и позвоню.
   Она подошла к широкому окну и выглянула наружу - весь день по серому небу плыли
   мрачные чёрные облака, а сейчас они пролились ливневым дождём.
   Раскаты грома разорвали тишину, молнии яркими стрелами прорезали небосвод.
   Вера поспешно набрала номер мобильного телефона Галя, в сердце закралась тревога.
  
   - Веруш, еду, не переживай, пришлось немножко задержаться на работе, ещё десять
   минут и буду дома.
  
   - Хорошо, но надо было предупредить, что не прибудешь вовремя, ведь ты же знаешь,
   что в семь мне надо уходить на встречу с поэтами, а я жду тебя, чтобы вместе
   поужинать, буквально умираю от голода.
   Прости, дорогая, зря ты меня ожидаешь, я очень хорошо сегодня поел на работе,
   начинай сама ужинать, а я только попью вместе с тобой кофе.
  
   - Веруш, у меня есть новости, мне нужно так много тебе рассказать, но обо всём позже, а пока кушай, а я скоро уже подъеду к дому, ты не представляешь, тут такая невероятная лавина машин, а дождь льёт, как из ведра.
  
  - Будь аккуратен, закроем телефоны, поговорим, когда ты уже войдёшь в квартиру.
  
  Вера мгновенно отключилась от разговора.
   Почему-то у неё на душе возник неприятный осадок, она стала без видимого аппетита машинально закидывать руками в рот чипсы в прикуску с овощами, от остывших шницелей организм категорически отказался.
  
   По голосу Галя она сразу догадалась, что у мужа произошло что-то чрезвычайно важное и это её насторожило - не дай бог, если его вдруг попёрли со службы, это будет для него полной трагедией, ведь он буквально день ото дня всё больше и больше влюблялся в своё новое место работы, считая, что это и есть его призвание.
  Хотя нет, новости у него, похоже, хорошие, голос у него был весёлым.
  Наконец, дверь отворилась, и улыбающийся Галь ловко управляя коляской, въехал в квартиру:
  
  - Веруш, я срочно в туалет, а ты, если у тебя ещё есть время, сделай нам, пожалуйста, кофе.
  
  Через несколько минут Галь вернулся в салон и обнял ладонями, приготовленную к этому времени Верой, горячую кружку с кофе.
  
  - Ах, какая холодина и такой ливень, что дворники не успевают очищать окна, такие по стёклам бегут струи, что буквально ничего не видно впереди.
  
  - Галюш, именно о погоде ты и хотел срочно поговорить со мной?
  Мне, между прочим, через полчаса выходить из дому.
  
   Галь отпил очередной глоток кофе и поднял глаза на Веру.
  
  - Мне кажется, что тебе совсем не обязательно сегодня в такую погоду тащиться на эту посиделку, велика беда, сходишь в другой раз...
  
  Вера перебила:
  
  - Это не обсуждается, машина довезёт, мне же по лужам ехать, а не пешком топать. Как ты выражаешься, подобные посиделки случаются только раз в месяц, а гости из Ашкелона и того реже приезжают.
  Вера свела брови, уставившись серьёзным взглядом на мужа.
  
  - Дождусь, наконец, от тебя рассказа или ты специально мурыжишь, чтобы я опоздала на важную для меня встречу?! Пойми, как будет некрасиво, первый раз появлюсь и не вовремя!
  
  - Ладно, я коротко тебе сейчас расскажу основное, а о деталях поговорим уже позже... С завтрашнего дня я выхожу на новое место работы...
  
  - Ты уходишь из ШАБАКа?
  
   Галь рассмеялся, прочитав на лице и уловив в голосе жены крайнее удивление.
  
  - Нет, я не так выразился, перехожу на новую работу в ШАБАКе с повышением зарплаты и с расширением полномочий.
  
   - Ты почему-то ничего не говоришь о ещё больше насыщенном ненормированном рабочем дне, о степени ответственности и опасности и, наверное, о некоторых других не менее важных мелочах?
  
  Эти слова Вера произносила уже шагая взад и вперёд, мимо сидящего в кресле мужа, с нескрываемой злостью.
  Галь спокойно допил кофе, не спеша закурил и только потом поднял глаза на жену.
  
  - Ты полностью угадала и озвучила все аспекты моей новой работы.
  
  - А чего там угадывать, тоже мне секреты, можно подумать, что у меня там Наташка не работала и ничего мне не рассказывала, да и любому израильтянину известно, чем занимаются в вашем ведомстве.
  
   Какая я дура, в своё время развесила уши - будет бумажки перебирать, заниматься аналитикой и логикой...
  
   Я знаю, теперь будешь ногти у арабов рвать, коктейлем правды опаивать и что там ещё вы навыдумывали, чтобы сломить волю бандитам и убийцам, чтобы они стали предателями своего паскудного народа или вонючей идеи ради спасения своей мерзкой жизни?!
  
  - Веруш, может быть, всё же успокоишься, а потом, когда у нас будет больше времени и здравого смысла, вернёмся к этому разговору? Только замечу тебе, я уже дал согласие.
  
   Вера резко поднялась из кресла, куда только что уселась, и в сердцах швырнула пустую кружку из-под кофе в раковину, откуда раздался характерный звон разбитого стекла.
  
   - Ну, если ты не удосужился посоветоваться в таком важном вопросе с женой, то спасибо хотя бы за то, что поставил в известность о своих планах и перемещениях по службе.
  У меня, действительно, сейчас нет особого времени распинаться на эту тему, но кое-что всё же скажу - ты забыл через что ты прошёл, что у тебя организм отравленный и ослабленный долгим приёмом морфия, что твоя нервная система расшатана и чрезмерные физические и моральные нагрузки могут довести тебя до рецидива.
  Ты хочешь иметь много детей, а я уже жалею об одном.
  
  Вера хлопнула дверью спальни, а затем, переодевшись, вышла из квартиры, не глядя на сидящего на том же месте в кресле и провожающего её печальным взглядом расстроенного мужа.
  За рулём автомобиля, лавируя в свете ярких, в вечернем сумраке фар, встречных машин и отражающихся огней в огромных лужах непрекращающегося дождя, Вера обдумывала сообщение мужа и свою реакцию на него.
  Наверное, всё же зря она так яростно вспылила, отравив радость Галю от доверенной ему новой ответственной работы...но каков!.. Не мог хотя бы для приличия посоветоваться с женой, а то, господин хороший, ставит уже перед фактом, а я должна в ладоши хлопать!
  Ладно, пусть маленько попереживает, иногда это всем полезно, за то в будущем в нужный момент всё же вспомнит о своей половинке.
  
  Настроение девушки вдруг резко изменилось, она полностью абстрагировалась от недавней своей вспышки гнева и наметившейся ссоры с мужем и переключилась на мысли о ближайшей встрече с новыми интересными людьми.
   Илана Вайцман жила в доме старой постройки, но с лифтом.
  Вера поднялась на седьмой этаж и позвонила в дверь с нужным ей номером. Ей открыл мужчина средних лет простоватого вида, это касалось как внешности, так и одежды. Поинтересовавшись у девушки, кто пожаловал, пропустил внутрь квартиры, откуда раздавался гул многочисленных голосов:
  
   - Иланочка, ты предупреждала меня о появлении у нас этой молодой особы, вот и она.
  По всему периметру довольно больших размеров салона сидели люди - кто на диване, кто в креслах, а кто просто на стульях, больше двух десятков человек различного возраста и полов при её появлении уставились на Веру.
  Она сразу же заметила среди них Олега, но вначале подошла к хозяйке, сидевшей в обычном кресле с толстым пледом на ногах.
   Это была дородная женщина с симпатичным лицом, с горящими лучезарным светом глазами.
  - Здравствуйте! Я Вера Петрова. Ой простите, с недавних пор Бенет.
  
  - Проходи, проходи, милочка, дай подержусь за твою юную ручку.
  
  Она мягко пожала протянутую ладонь Веры, продолжая улыбаться.
  
  - Дверь тебе открыл мой муж Яша, замечу сразу, который к поэзии не имеет никакого отношения, не считая жены.
  А теперь сама быстро пройдись по кругу и познакомься со всеми присутствующими здесь.
  
   Вера пожимала руки новым знакомым, обменивалась приличествующими при этом словами, стараясь запомнить с первого раза имена и лица, кому они принадлежат.
  Дойдя до Олега, сидящего в обнимку с гитарой на диване, она наклонилась и поцеловала его в щёку:
  
  - Здравствуйте, как я рада вновь с вами встретиться, а ещё у меня сегодня, к большой моей радости, по всей видимости, представится случай вас послушать!
  
  - Верунечка, я тоже безумно рад встретиться с тобой! Располагайся рядом со мной по правую сторону, чтобы я тебя постоянно грифом не бодал. Тут вокруг меня вся наша ашкелонская банда поэтов. Знакомься - в первую очередь, сидящий в таком же кресле, как и твой муж, уверен, рад будет познакомиться с тобой, наше юное дарование Паша Чаговский, а теперь быстренько по очереди, а то скоро от хозяйки получим выговор - Боря Дадашев, Гена Полонский, Полина Ладанева, кстати, моя родная сестра, прошу любить и жаловать!
  
   И тут же скороговоркой:
  
   - Иланочка, девушку я пристроил среди наших, можешь уже открывать высокочтимое собрание.
  
   Вечер для Веры прошёл, как в тумане. Она, затаив дыхание, слушала стихи самой Иланы и восхищалась силе духа удивительной женщины, сохранившей в себе не смотря на трагичность положения, женственность, привлекательность и душевное обаяние.
  Кроме этого, Илана была замечательной поэтессой и обладала волевым, даже чуть властным характером, благодаря чему, заседание литературного объединения проходило в доброжелательной обстановке, но очень даже дисциплинированно.
  Вере запомнились своеобразные сложные стихи Андрея Бедринского, глубокая лирическая грусть в строках Павла Чаговского, нестандартная эротическая лирика Петра Давыдова, выверенные рифмы Бориса Дадашева, да и другие авторы произвели на неё весьма приятное впечатление. Главным образом, ей было очень приятно опять попасть в общество, где всё дышало высоким искусством в области её любимой поэзии. Два часа пробежали, как две минуты.
  
   Наконец, явно уставшая, хозяйка вечера предоставила слово молодой поэтессе:
  
  - Милочка, мы в следующий раз обязательно уделим тебе намного больше времени, а сегодня, будь добра, только начни знакомить нас со своим творчеством.
  
   Вера поднялась на ноги, в горле пересохло, и она прочитала первое стихотворение, которое попалось ей на глаза в её заветном блокноте:
  
  
  Стучись, стучись...
  
  Стучись, стучись... Услышу сердца стук
   И отзовусь неровным вдруг дыханьем,
  Хотя ещё и не было разлук,
   И не коснулась непогодь лихая.
  
  Пьём с наслажденьем сладость жарких губ
  И в танце тел и рук идём по краю,
  Представить и почувствовать могу,
   Тебя в себя по капельке вбирая...
  
  Стучись, стучись... Стук сердца, как набат,
  Зовёт тушить пожар любовной негой.
  И ангелы взволнованно трубят,
   Следя за быстротечным жизни бегом.
  
  И можно задержаться иль свернуть,
  А можно и пройтись по краю бездны...
   Стучись, стучись... Стук сердца - жизни путь,
  Судьба... - её зигзаги неизбежны.
  
  Дочитав только это одно своё новое стихотворение, Вера вдруг неожиданно для всех предложила:
  
   - Ай, я вам ещё успею надоесть, ведь живу в Тель-Авиве и теперь буду часто здесь бывать, давайте послушаем лучше нашего барда Олега Фрейдмана, я так соскучилась по его песням!
  
  Все рассмеялись непосредственности девушки, а улыбающаяся Илана Вайцман объявила:
  
  - От всей души поддерживаю нашу обаятельную гостью, ближайшие пол часа ваши, Олег. Думаю, что большинство из присутствующих согласятся с нашим мнением.
  
  В этот раз Олег спел только одну песню на свои слова, все остальные были соавторские, на стихи присутствующих здесь поэтов, среди них была песня и на её стихи, слушая которую Вера густо покраснела от смущения и удовольствия.
  
  
  Грусть в еврейских глазах вековая,
  Отпечаток гонений и бед.
  Души музыка отогревает,
   Под любимый аккомпанемент.
  
  Заливаются скрипка с кларнетом,
  Непохожие, вроде, ни в чём;
  Наполняют божественным светом,
  Родниковым, весёлым ключом.
  
  Скрипка молится, к богу взывает,
  И в молитве кларнета уста.
  Чаша скорби налита до края,
  Час последний, как будто, настал.
  
  Слёзы вытрет смычком лихо скрипка,
  Приосанится стройный кларнет.
   Заструится по струнам улыбка -
  Веселей в мире музыки нет!
  
  Научились сквозь слёзы смеяться,
  Превратились в народ непосед
  С верой в бога и в поисках счастья
  Под любимый аккомпанемент.
  
  И всё же лирическое танго Олега окончательно покорило в этот вечер слушателей. Несмотря на жёсткий регламент, его попросили спеть на бис, и все дружно начали подпевать припев:
  
  
  Наше танго "Две свечи"
  
  
  Стелет вечер сумрачную грусть.
  Долгим ожиданием томлюсь.
  Мысленно к тебе навстречу мчусь.
  Дождь стучит в окно, стучит.
  
  Входишь ты живительным дождём.
  Две свечи и две души зажжём.
  Я беру гитару и поём
  Наше танго "Две свечи".
  
  Припев:
  
  Так лейся,
  Любви нашей песня...
  Любви нашей песня
  В полёт позови...
  Наш вечер...
  Зажигаем мы свечи...
  Зажигаем мы свечи
  И поём о любви...
  
  Годы пронеслись, не удержать.
  Мы вернёмся в прошлое опять.
  Пролистав назад любви тетрадь,
  Оглянувшись, помолчим.
  
  Стелет вечер сумрачную грусть.
  Дождь уныло бьёт в окно - и пусть.
  Продолжает песня светлый путь:
  Наше танго "Две свечи"
  
  Припев...
  
  Расходились, когда на часах уже было около одиннадцати вечера. Поэты обменивались номерами телефонов, дарили друг другу свои тоненькие печатные сборники, Олег направо и налево раздаривал свои кассеты и диски, чем не преминула воспользоваться и Вера.
  Она ехала по ночному городу, и счастливая улыбка играла на её лице - она побывала в атмосфере, которая делала её духовно богатой, окрыляя на новые стихи, в которых она могла выразиться легковесным изящным словом, ритмом и рифмой.
  По крыше и окнам машины по-прежнему со звоном плясали капли ливневого дождя, но настроение у Веры было далеко не пасмурным и какие-то навязчивые строки вместе с ритмом дождя проигрывались в её голове.
  Зайдя в уютную свою квартиру, она, не переодеваясь, схватила блокнот и быстро застрочила мелодию слов, наигранную ей дождём.
  
  Скрасил сумрак...
  
   Скрасил сумрак миг встречи в тот вечер,
   За окном дождь не плакался нам...
  Он, как нищий, был весел, беспечен,
  Подставлял все прорехи ветрам.
  
  Как слепой музыкант из подземки,
  Что поёт от души за гроши,
  Он вносил в голос, тембр оттенки,
  Затихал и вдруг снова спешил.
  
  Скрасил сумрак в тот вечер миг встречи,
  За окном дождь не плакался нам.
  Он поэтами был не замечен,
  Им во благо погоды тона.
  
  
  Вере вдруг захотелось разбудить Галя и рассказать ему о сегодняшнем поэтическом вечере, и главное, попросить прощения за её вспышку гнева, но как было не разгневаться, ведь она, действительно, очень опасалась за его здоровье.
  
  Она тихо прилегла рядом с мужем и всё же не стала его будить, отлично сознавая, что, к сожалению, эту радость от сегодняшнего поэтического вечера он с ней не разделит.
  
  
  Глава 18
  
  
   Четырнадцатого января супруги встретили утро в отличном настроении, потому что Вера посреди ночи всё же разбудила мужа своими ласками, а затем после страстного соития попросила у него прощения за свою вечернюю гневную выходку стервозной жены.
   Вера отдавала себе отчёт в том, что накануне она вела себя, как некоторые вздорные жёны, пробывшие в браке, по крайней мере, больше десятка лет, а не всего лишь два с половиной месяца. С утра в их отношениях наступила вновь семейная идиллия.
   Галь тоже не остался в долгу перед женой и также признал свою вину и постарался объяснить Вере, что у него просто-таки не было времени на обсуждение с нею его перехода на новую должность:
  
   - Пойми, моя хорошая, мне Давид не дал времени на обдумывание, он поставил меня перед фактом, а у меня не было никаких мотивов, а главное, желания отказаться от этой важной и ответственной работы.
   - Галюш, но ведь это не какой-нибудь маловажный вопрос, а от твоего решения зависит многое в нашей жизни, а особенно, в свете скорого рождения ребёнка. Галь примирительно погладил жену по руке:
  
   - Конечно, после того, как я принял предложение Давида, обязан был поделиться с тобой неожиданной радостью и важным, даже судьбоносным поворотом в моей жизни, а он непосредственно связан с тобой, но хотелось сделать тебе приятный сюрприз и в спокойной обстановке обсудить эту важную новость.
  
   - Галюш, что-то у нас в последнее время идёт не так, даже не знаю в чём причина - может, виновата моя беременность или я не так себя веду, как надо?
  
   - Глупенькая, просто у каждого из нас есть ещё свои собственные интересы, а они не всегда совпадают с нашими общими.
  
   - Так если тебе неприятно, что я буду посещать литературный салон, то ради нашего семейного счастья, я готова отказаться от моего любимого хобби.
   - Нет, я не настаиваю на этом и даже признаю, что был не прав, когда холодно встретил заявление о твоём предстоящем посещении литераторов.
   Но и ты должна снисходительно относиться к моей работе, где мне зачастую приходится задерживаться дольше положенного.
   Признаюсь тебе честно, что не более высокая зарплата, а интерес довлеет надо мной.
  
   - Ах, Галюш, Галюш, в этом ты мог мне даже не признаваться, я знала с самого начала, что так и будет, просто поверила заверениям Наташи, а затем и тебе, что вся твоя работа сведётся к спокойной кабинетной рутине. Ты на прежней службе искал на свою голову или задницу приключения и нашёл, очень боюсь, чтобы и здесь не было подобного.
  
   - Милая, не нервничай ты так, всё будет хорошо, я ведь люблю тебя!
   Молодая женщина вздохнула:
  
   - А я уже порой не знаю, в чём выражается твоя любовь ко мне.
   На последнее замечание жены Галь не нашёл, что ответить, не говорить же ему о том, как он её страстно хочет...
  
   На следующий день Вере было назначено УЗИ, и Галь изъявил желание сопровождать жену в поликлинику на эту процедуру, которая откроет для них пол первенца.
   К великой его радости, ему представилась возможность лицезреть на мониторе зародыш, уже проявляющий все черты маленького человечка с пипочкой между ножек.
   Удивительно, но с самого начала для Галя с Верой пол ребёнка не имел никакого значения, они просто приняли к сведению этот факт и стали мысленно готовиться воспитывать мальчика.
   Вера успешно сдала последнюю зимнюю сессию и плавно перешла к подготовке к дипломной работе, защита которой была назначена на конец апреля.
   Новая служба захватила Галя с головой, он очень часто задерживался на рабочем месте, а иногда даже являлся только к утру, возбуждённый и с покрасневшими от недосыпания глазами. Вера по телефону жаловалась Гиле на её сына, на его сумасшедшую работу и на их теперешнюю не совсем нормальную семейную жизнь.
  
   - Веруш, я могу тебе только посочувствовать, сама прожила долгую супружескую жизнь в постоянном волнении и страхе за мужа, а часто в холодной постели из-за отсутствия его по ночам.
   Иногда мы с ним сейчас шутим, как только я сумела пять раз забеременеть от него.
   Но ничего, сжились с этим, а теперь порой хотела бы от него отдохнуть парочку дней - так нет, маячит перед глазами с утра до вечера.
  
   - Тебе хорошо сейчас шутить, а мне порой кажется, что Галь только ради приличия иногда появляется дома.
   Конечно, я сейчас раздулась, как бочка, кряхчу и ною, а ему только сладенького подавай, а у меня поясницу ломит и ноги страшно отекли. Ай, что я тебе буду жаловаться, сама это ни один раз проходила!
   Телефонные разговоры с Гилей несколько её успокаивали, но всё равно большую часть времени она пребывала в беспокойстве за мужа.
   Ссылаясь на своё не очень хорошее самочувствие, Вера после Нового года ни разу не посещала родителей в Ашдоде, только изредка обменивалась с ними телефонными звонками, стараясь в них не реагировать на колкости и обвинения матери в её дочерней холодности.
   Она стала постоянной посетительницей литературного салона Иланы Вайцман и приобрела там роль всеобщей любимицы.
   Накануне Пейсэха ей позвонила доброжелательная хозяйка литсалона и пригласила вечером заглянуть к ней на огонёк, потому что сегодня должна приехать очень приличная делегация из Иерусалима, даже Игорь Губерман обещал удостоить своим вниманием их общество.
   Фамилия последнего ничего не говорила девушке, но в любом случае, вырваться из повседневной рутины ей представлялось заманчивым.
  
   Перед тем, как выйти из дому, Вера критически осмотрела себя в зеркале и пришла к неутешительному выводу - семь месяцев беременности превратили её в форменное безобразие, которое уже не могло скрыть дорогое платье для женщин в её положении. В момент, когда она вскинула на плечо дамскую сумочку и взяла в руки ключи от машины, зазвонил телефон. Вера улыбнулась - скорей всего Галь волнуется об её самочувствии.
  
   - Веруська, как хорошо, что я, наконец-то, тебя застала дома, уже несколько раз звонила, а в ответ тишина, уже хотела наплевать на дороговизну и позвонить тебе на мобильный.
   Вы что ушли в подполье или дома совсем не бываете?
  
   - Наташка, балбатуха эдакая, дай хоть слово вставить...
   - Вставляй, вставляй, у тебя всё равно другого вставить мне нечего.
   - Ой, подруга, ты не меняешься!
   Но скажу тебе по секрету, если тебе так нравится эта тема - у меня, действительно, нечего, а мне часто некому.
   - Не поняла, обоснуй, это мне уже не нравится!
   Что красавчик бросил беременную жену?
   Вера засмеялась.
   - Натаха, если бы только ты сейчас услышала себя, то, наверное, уписалась бы от смеху!
   Нет, не бросил, а ежедневно изменяет мне со своей работой. И замечу - во многом, благодаря тебе, сосватавшей его на эту службу. Он сейчас почти не бывает дома, работа его захватила полностью. Галь ведь сейчас стал заведовать каким-то важным отделом... ну сама, наверное, лучше меня понимаешь, с кем ему приходится теперь возиться.
   - Верка, а ты как?..Самостоятельно тянешь свою лямку беременной женщины? По моим подсчётам приближаешься к семи месяцам. Кто у нас там - наследник или двухстволка?
   - У нас наследник, который мне уже все печёнки отбил, справляюсь без особых проблем, ведь в универ ходить каждый день не обязательно теперь, дома пашет у нас никаёнщица, жрачку готовить некому, а стихи писать мне помощники не нужны.
   Вера натянуто рассмеялась.
   - Что у вас?
   - У нас в квартире газ... голый вассер, ни хрена не могу забеременеть! Летом приедем на родину, пойду проверяться, не доверяю я что-то здесь местным эскулапам.
   - Наташа, не переживай ты так сильно, я слышала такое от многих, что после долгого приёма противозачаточных таблеток случается, что и по нескольку лет не могут зачать.
   - Да ладно, что ты меня успокаиваешь, у нас ведь ты есть, за двоих постараешься, и неважно, чьи бычки походили или какая коровка телилась, главное, телята будут наши!
   - Нет, моя дорогая, тельной коровой мне и на первый раз надоело быть уже до чёртиков, если бы ты только видела, в какое безобразие я превратилась?!
   - Ай, не скули, всё равно не пожалею, беременная - дело временное, я летом приеду, ещё с тобой на дискотеке оторвёмся и со школярами попрыгаем, так эти самцы с полными яйцами нам проходу не дадут.
   - Наташенька, как там Офер, как работается, чем в свободное время занимаетесь?
   - Ага, тему решила сменить?
   Ладно, так и быть, перейдём к скучному - медведь мой в полном порядке, свою яловую жёнушку вниманием в постели не обходит и при каждом удобном и неудобном случае утверждает, что любит и о другой даже помыслить не может.
   - А ты можешь?
   Вера даже не поняла, как у неё сорвался этот дурацкий вопрос, но Наташа не дала ей времени извиниться.
   - Разве я тебе не говорила, что с первого раза, как только переспала со своим медвежонком, ни на одного мужика ни разу не запала и не собираюсь, меня Офер во всех отношениях устраивает и как мужик, и как муж, а главное, как человек!
   - Прости меня, Наташенька, я не хотела тебя обидеть...
   - Дурёха, какие могут тут быть обиды, что мало баб и мужиков, которые вешают рога или лапшу на уши, но, повторяю, мне этого не надо и совершенно не хочется.
   Работа у нас с ним здесь не тяжёлая. Евреев в Чили не так уж и много, израильские делегации эту страну посещают редко, а наши функции ведь в основном охранные. Где мы только со своими однополчанами не побывали - всю Латинскую Америку объездили, а вчера только из Штатов явились. Ой, что я тебе скажу, мой медведь скоро перестанет быть медведем, он уже почти сорок кило скинул...
   - Что, перестал совершенно есть?
   - Да жрёт, как и раньше, но по горам стал лазить и на велике гоняет, а я люблю местные танцы, если бы ты только увидела, как я зажигаю, тут бы и родила!
   Всё, подружка, все лимиты с тобой проговорила. Может быть, до твоих родов ещё позвоню, а если нет, то жди летом в гости.
   Давно уже Вера не была в таком приподнятом настроении.
   Что ни говори, а Наташка для неё - самое дорогое, что есть на свете!
   От последней мысли ей даже стало стыдно - а близкие, а Галь, а зарождающаяся жизнь в ней?..
   Пожалуй, Натаху можно поставить в один ряд с Галем, его мамой и, наверное, с будущим ребёночком, но он, её мальчик, такой неспокойный в животе, пока ещё плохо воспринимался ею, как личность и с этим трудно было совладать, да и зачем.
  
   Вера прибыла на собрание поэтов с большим опозданием из-за долгого телефонного разговора с Наташей. Чтение стихов и разбор полётов был уже в самом разгаре. И поэтому у неё не было возможности близко познакомиться с известными на всю страну столичными корифеями. Она присела тихонько сбоку и стала слушать хорошие, и так себе, стихи и даже несколько раз принимала участие в их обсуждении. Игорь Губерман оказался мужчиной среднего возраста, среднего телосложения, а те стихи, что он любовно называл "Гариками", ввели девушку в шок, потому что, кроме остроты и тонкости выверенных фраз, они изобиловали не прикрытым матом, и хоть он был зачастую оправдан в коротких четверостишиях, но больно уж резал слух, хотя и вызывал непроизвольные улыбки. Наташке такое творчество понравилось бы наверняка.
  
   ***
  
  
   Здесь еврей и ты, и я,
   Мы единая семья:
   От шабата до шабата
   Брат наёбывает брата.
  
   ***
  
  
   Надеждой душу часто грея,
   Стремлюсь я форму ей найти;
   Когда нет денег у еврея,
   То греет мысль - они в пути.
  
   ***
  
  
   Еврей, зажгя субботнюю свечу,
   В мечтательную клонится дремоту,
   И всё еврею в мире по плечу,
   Поскольку ничего нельзя в субботу.
  
   ***
  
  
   Напрасно осуждается жестокий
   Финансовый еврейский хваткий норов:
   Евреи друг из друга давят соки
   Похлеще, чем из прочих помидоров.
  
   ***
  
  
   В соплеменной тесноте
   Все суются в суету,
   Чтобы всунуть в суете
   Всяческую хуету.
  
  
   Все присутствующие буквально захлёбывались от смеху, а "Гарикам" Губермана, казалось бы, не будет конца, но он вдруг прервал своё чтение:
   - Всё, ребята, на сегодня хватит, давайте уже послушаем что-нибудь пристойное.
   Тут, Илана, неожиданно для Веры, предложила гостям вечера послушать их молодую, но очень талантливую поэтессу. Такого развития событий девушка не ожидала, но делать было нечего, и она достала свой блокнот. Раскрыла страницу и глаза упали на недавно написанное стихотворение, совсем не оптимистического настроения и всё же решилась начать с него:
  
   ***
  
  
   Источник вечности - сюжет земной
   Парит над многоликим лихолетьем -
   Историей, где в тайниках темно,
   Истерзана безжалостною плетью.
  
  
   Народам предъявляет крупный счёт,
   Ушедшим поколеньям и живущим,
   Но всё равно земля к себе влечёт,
   За камнями скрывая рая кущи.
  
  
   Священный вид морей, пустынь и гор,
   А недра тайны прошлого скрывают.
   Развалины, как древности укор,
   Вбивают в сердце сожаленья сваи.
  
  
   Пожалуй, не найти других земель,
   Где современность с древностью так слились,
   Где полнится кровавая купель -
   Земле священной не являя милость.
  
  
   Не климат выбирали, а судьбу,
   Срывая душу с кровью от истоков,
   А здесь на мир наложено табу,
   И жертвы множатся в борьбе жестокой.
  
  
   На карте мира мелкий лоскуток,
   На нём рождались мудрецы, пророки.
   Мы не явились подводить итог,
   А будущему вымостить дороги.
  
  
   Обычно Илана предоставляла каждому поэту прочитать по три стихотворения, ведь проявить себя хотели все, а время всегда было ограниченным, но на этот раз хозяйка салона не стала противиться желанию большинства, а оно требовало продолжения банкета, чтобы девушка читала и читала, настолько пленило их это стихотворение...
  
   ***
  
  
   Кинжал и яд оставим у Шекспира...
  
  
   Не Дездемона я, ты не Отелло -
   Мне не согреть тебя дыханьем страсти,
   Не пробегусь ладонями по телу,
   Не заслоню от жизненных напастей:
  
  
   Кинжал и яд оставим у Шекспира,
   У нас же не растраченные чувства,
   Волной на берег набегает лира,
   Нет проявления стихии буйства.
  
  
   Купаемся в закатах и восходах,
   То зажигаем звёзды, то их гасим:
   Для вечной лиры широта, свобода,
   А муза подпевает на Парнасе:
  
  
   У нас ведь в жизни разные маршруты,
   Имеющие цели и значенье,
   И только муза все срывает путы -
   Находим точки с ней пересеченья:
  
  
   Перед тем, как Вера покинула гостеприимную квартиру, к ней подошли незнакомые мужчина и женщина. Они были непримечательной наружности, но весьма настойчивые в своих стремлениях, предложив ей издать свой сборник стихов и готовы были в этом оказать молодому автору всяческое содействие. Эти люди утверждали, что у них в Иерусалиме есть приличные оформители, корректировщики и солидное издательство. Вере вручили визитную карточку и убедительно настаивали, чтобы она с ними связалась, а они постараются сделать, посильную ей, оплату за издание первого сборника, как вновь прибывшей, ведь оказывается положена субсидия от министерства абсорбции.
   Вернувшись, домой, Вере так хотелось сразу же поделиться с мужем разговором с Наташей, свалившемся на неё успехе у важных гостей их литературного салона из Иерусалима, а особенно предложением издать свою собственную книжечку стихов и даже неважно, что за свой счёт... но делиться было не с кем - Галя в квартире на месте не оказалось. Вера достала из сумочки диск, переданный ей сегодня Иланой Вайцман и прочитала на коробочке:
   "Музыка и исполнение песен под гитару текстов израильских русскоговорящих поэтов - Олег Фрейдман". Здесь была песня и на её стихи, но уже старая - всего на диске было тринадцать произведений. Вера вчиталась в названия и имена авторов, среди них было имя родной сестры Олега. Ей почему-то захотелось послушать именно эту песню, и она вставила диск в недавно купленный ей в подарок Галем крутой музыкальный центр.
  
   Автор слов - Полина Ладанева.
  
  
   У кофе странный вкус...
  
  
   Ты не вменяй в вину мне страхи искушенья -
   На поводке судьбы покорные бредём, -
   И ты прости мою внезапность отчужденья,
   И откровений бред, похожий на нытьё.
  
  
   Приблудные слова... (они всегда некстати),
   Подспудная тоска - бессмысленна до слёз.
   Фигура у окна - ни гордости, ни стати...
   У кофе странный вкус - солоноват... Курьёз.
  
  
   Вера дослушала очень короткую, но с глубоким содержанием песню и вытерла набежавшие слёзы - у меня уже тоже нет ни гордости, ни стати. Очень ей сейчас хотелось кофе, но на часах уже близилась полночь, а у неё и так сна ни в одном глазу. Вскипятила молоко, добавила мёд - говорят, что этот напиток способствует хорошему сну. Гиля всегда пьёт на ночь это снадобье. Раскрыла уже изрядно потрёпанный с оставшимися несколькими чистыми листочками блокнот и ушла в спасительное плавание:
  
  
   Любовь не может быть такой...
  
  
   Такой не может быть любовь,
   Что б злом по сердцу острой бритвой,
   Затем спасительной молитвой
   Грех отмолить перед собой.
  
  
   Такой любовь не может быть,
   Что б без вины стать виноватой,
   Словами гневными распятой,
   Попасть в заложники судьбы.
  
  
   Любовь не может быть такой,
   Что б лишь казаться милосердным,
   А рушить без конца усердно
   Столь нужный любящим покой.
  
  
   Глава 19
  
  
   Апрель набрал силу и задышал благодатным теплом. Правда, иногда задували с горячим песком ветра, но к хамсинам в это весеннее время пора уже было привыкнуть, потому что они повторялись год от года. Вера, находясь на седьмом месяце в своём интересном положении, особенно тяжело проживала эти дни - от страшной жары у неё буквально плавились мозги и останавливалось сердце. Она, как никогда, со страхом ждала праздника Пейсах и последующие за ним длительные каникулы, предчувствуя, как ей придётся с тоской одной скрадывать дни вне университета, и при этом, в таком нелёгком положении, когда никуда с её растущим день ото дня животом не выйдешь и особо не поедешь. В тот памятный вечер, когда Вера в приподнятом настроении и полная радужных идей, вернулась после литературного салона домой и не застала мужа на месте, в крайне расстроенных чувствах, далеко за полночь ушла спать, но скоро проснулась, почувствовав, как рядом с ней прилёг Галь. Он придвинулся поближе к ней и нежно начал гладить ладонью по высоко выступающему животу жены, явно стараясь привлечь к себе внимание. Будто почувствовав руку отца, прикоснувшемуся к оболочке, отделяющей его от сует житейских, ребёнок резко задвигался в своём тесном помещении и упёрся сильной ножкой в гладившую его ладонь. Вера мягко сверху положила свою ладонь на руку мужа, но не убрала её, а ещё плотней прижала к упёршейся в её бок ножке сыночка. Они полежали несколько секунд в тишине, опасаясь нарушить хрупкое равновесие, так редко посещавшее их за последнее время.
  - Веруш, завтра вечером начало Пейсэха.
  - Ну, и что, чем этот день будет отличаться у меня от других?
  - Я завтра уже не работаю, и мы сможем, как только справимся, поехать к моим родителям, если ты, конечно, не против?
  - Хочу, ещё как хочу, я так и так собиралась поехать к ним, куда мне ещё деться со своим пузом?
  - Ты хочешь провести там несколько дней?
  - Наверное, что мне одной дома делать, а там на воздухе побуду, для будущего ребёночка хорошо и мне далеко не вредно, а главное, отведу душу в разговорах с твоей матерью...
  - А я чем буду всё это время заниматься, пока ты будешь отводить душу в разговорах с моей мамой?
  - Думаю, что через два дня ты нас покинешь, а до этого будешь отсыпаться, ведь приходишь домой или поздно ночью, или вообще ночевать не приходишь. Иногда мне даже кажется, что ты себе уже любовницу завёл. Галь притянул к своему лицу голову жены и стал покрывать поцелуями волосы, шею, а затем и потянувшиеся к нему припухшие от сна и слёз губы.
  - Веруш, не надо говорить глупости, разве может быть для меня кто-то дороже тебя? Ты из-за своей беременности стала нервной, капризной и подозрительной, но ещё два месяца, и ты опять станешь весёлой, озорной и выдумщицей на всякие развлечения.
  - Ну по развлечениям и выдумкам у нас Наташка впереди планеты всей, но я бы уже с удовольствием сама что-нибудь выдумала эдакое, а то всё чаще и чаще у меня глаза на мокром месте.
  - Веруш, у меня для тебя сюрприз!
  - Золотой и с камнями?
  - А вот и нет, меня Давид отпустил в отпуск на все праздники, и я десять дней буду рядом с тобой. Если хочешь, то можем даже поехать куда-нибудь отдохнуть в гостинице.
  - Дурачок, ни одна гостиница не может сравниться с вашим пардесом. Вера присела на кровати и с нежностью медленно провела ладонью от шеи мужчины до живота, двигаясь по пушистым зарослям на груди. Она вдруг запустила шаловливые пальцы под резинку трусов мужа и легко отыскала восставшую плоть. Галь приподнял бёдра, и жена приняла это, как руководство к действию. Вера ухватила двумя руками боксёры и сорвала с мужа, мешающую пальцам, губам и лону, лёгкую ткань. Нежными пальцами обвила вздыбившуюся плоть и медленно стала гладить её сверху до низу. Галь застонал и начал быстро двигаться навстречу, подвывая от удовольствия. Вера склонилась и губами обхватила головку и провела по ней языком.
  - Веруш, моя Веруш, боже мой, как я тебя люблю, как я тебя хочу... Вера неожиданно выпустила из сладкого плена добычу и потянула кверху через голову ночную сорочку.
  - А тебе можно, не опасно для ребёночка?
  - Можно и даже нужно!
  И она уверенно оседлала тело мужа, вводя недавно потерянную губами добычу в её законное место пребывания, исходившее живительными соками неимоверного желания. Почти до самого утра, между занятиями любовью, они проболтали, обсуждая различные темы, близких людей, последние события и строили планы на будущее. Оба отметили, что так они не разговаривали по душам уже несколько месяцев и решили, что в этом виноваты оба, потому что не желали подходить с пониманием к интересам и проблемам друг друга. Засыпая, счастливая Вера подумала, что сегодня она получила от мужа не только обычное сексуальное удовлетворение, но и душевную близость, которой очень давно не имела. В глубине души она всё равно вынашивала мысль, что далеко не всё идёт в их семейной жизни так, как хотелось бы и на что рассчитывала, начиная с их знакомства и яркой вспышки любви.
  Дни праздника, проведённые в особняке родителей Галя, вернули в семью молодожёнов прежнюю атмосферу взаимопонимания, нежные и доверительные отношения и даже пылкую страсть, после чего Вера выходила к завтраку, пряча глаза от смущения, опасаясь острого язычка Абрама.
  Закончился Пейсэх, и Вера полностью погрузилась в завершающую стадию дипломной работы.
  Защита, как и ожидалось, прошла успешно, и в начале мая её вызвал на ковёр профессор Зив Таль:
  - Госпожа дипломированный инженер, позволю себе дерзость - напомнить, что с тобой у нас были связаны определённые планы на будущее. Семейная идиллия, ребёночек - это всё хорошо, но надо посмотреть чуть дальше своего кончика носа. С первой степенью университета ты вряд ли найдёшь у нас в стране, достойную твоим способностям, работу. Сегодня из бывшего Советского Союза наехало столько прекрасных инженеров и даже профессоров с учёными степенями, так что рынок в данный момент переполнен. Они, возрастные уже специалисты, за малые гроши готовы выполнять любую научную и практическую работу. Пойми, моя дорогая, получив диплом, ты с ним только вышла на рынок, где у покупателя весьма богатый выбор товара, а у тебя ни опыта, ни стажа...
  - Простите профессор, но мне ведь в июне предстоит родить ребёночка, как я могу сейчас строить планы на будущее, я даже о ближайшем трудоустройстве думать не могу.
  - О трудоустройстве - не можешь, а вот подать документы в Хайфский технион можешь, кстати, мой перевод туда уже дело решённое.
  - Но, профессор, к началу учёбы в университете моему сыну не будет ещё и пяти месяцев...
  - Уважаемая, это твоя математика, и ты сама эту задачу должна решить заранее. Можно подумать - с детьми в нашей стране не работают, не учатся и не занимаются научной деятельностью. Ты ведь знаешь, что американский ракетоноситель с нашим аппаратом потерпел неудачу, он пропал из радаров, а вместе с ним пропали все наши труды и огромные затраченные деньги. На новый подобный проект в Бар-Иланском университете средств нет или он не хочет больше субсидировать начинания в этой области. Так вот, технион предоставляет мне эти средства, подходящее помещение и возможность набрать себе группу молодых специалистов даже с некоторой оплатой их занятости по работе над этим интереснейшим проектом.
  Так ты согласна?
  Мне нужен от тебя конкретный ответ.
  - Насчёт поступления в технион у меня сомнений нет, но об участии в новом проекте только предварительное могу выразить согласие, а точно смогу ответить после рождения ребёнка.
  - Сообщи, пожалуйста, когда решится этот вопрос, месяц это дело, пожалуй, может подождать, потому что я очень заинтересован в твоём участии в проекте. Не тяни только с подачей документов в технион.
  - Хорошо.
  Последнее слово она не произнесла, а выдохнула - боже мой, что это будет, как на это прореагирует Галь, как правильно поступить с ребёночком?.. Разве она наездится каждый день из Тель-Авива в Хайфу?.. А там ещё придётся часто задерживаться, трудясь над проектом профессора Таля.
  Вопросы, вопросы... и как на них и на те, которые ещё возникнут, найти ответы?..
  Как всегда, сомнения, размышления и терзания вылились строчками стихотворения:
  
  
  Если вдруг потеряешь ключи,
  Неприступной окажется дверца,
  От когда-то доступного сердца -
  Не дозваться... кричи, не кричи...
  
  Если нет путеводной звезды,
  Пробираешься по бездорожью,
  И с вершины сползаешь к подножью -
  Время быстро загладит следы...
  
  Если лопнет со звоном струна,
  Что ж, сдают в прошлом крепкие нервы,
  Иссякают терпенья резервы -
  Тут, дай Бог, не сойти бы с ума...
  
  
  Вера сообщила Галю только о своём решении поступить в Хайфский технион на вторую ступень.
  О новом проекте профессора Таля она даже не стала заикаться, понимая всю абсурдность этого поступка, в связи со скорыми родами и предстоящим воспитании ребёночка.
  Удивительно, но муж с пониманием отнёсся к её желанию продолжить обучение и напомнил Вере о том, что его мать предлагала свои услуги бэби-ситер. И почему бы не воспользоваться её прежним предложением нянчить их ребёнка, пока ему не исполнится годик?
  - Веруш, ведь от Хайфы до нашего мошава меньше часа пути на машине, и ты сможешь не тратить много времени на дорогу.
  Тебе нет никакой необходимости приезжать ночевать к нам домой.
  Вера была тронута благоразумием мужа и пониманием, возникшей у неё ситуации.
  - А как ты будешь один обходиться со всем тебе необходимым?
  Мужчина рассмеялся.
  - Веруш, а что изменится - одеться, покушать, помыться я уже давно умею самостоятельно, а за порядком в квартире посмотрит наша приходящая домохозяйка - уберёт, застелет, помоет посуду... короче, с чем я сам не справлюсь, она доведёт до ума.
  Мы же в выходные дни будем съезжаться, чтобы вместе с тобой воспитывать и баловать нашего мальчугана, ну и конечно...
  Галь нежно погладил живот жены.
  - Конечно, всю неделю я буду очень страдать без твоего тела и того сладкого, что находится в нём, но на это есть выходные и праздники, и два года - это не вечность, они быстро пробегут, и тогда мы уже никогда не будем надолго расставаться.
  Вера слушала сладкие речи мужа с чувством огромной благодарности, и волны нежной любви растекались по сердцу - в несколько предложений он решил большинство из её, казалось бы, нерешаемых проблем, но одну из них она так перед ним и не поставила, отложив её на более поздний срок, чувствуя, что он вряд ли согласится на её участие в новом проекте профессора Таля.
  Несмотря на то, что самого диплома об окончании университета она так ещё и не получила, её документы на поступление в технион приняли без всяких осложнений и уже через две недели сообщили о начале занятий после осенних еврейских праздников.
  
  Наступил июнь, и Вера каждый день ожидала, что именно он будет решающим, и на свет появится ребёнок.
  Она с нетерпением предвкушала момент, когда станет матерью, но не материнский инстинкт владел женщиной, а ей до безумия хотелось побыстрей избавиться от этого тяжкого бремени, от которого она ощущала всевозможные неудобства и даже страдания.
  Галь, как только мог, её успокаивал, десятки раз на день звонил и справлялся о её самочувствии, ведь он собирался присутствовать при родах первенца, но всё произошло вне его ведения и созерцания.
  Уже несколько дней Вере казалось, что момент родов наступил, да и все врачебные сроки вышли.
  Её тревоги и волнения оказывались ложными, как и начинающиеся ложные схватки.
  
  Одиннадцатого июня она с утра чувствовала себя вполне сносно для её положения и поэтому решила выполнить не спеша домашние работы - приготовила обед, поменяла постельное бельё, выстирала и повесила его сушить.
  После обеда съездила в супермаркет, прикупила необходимые молочные продукты, и когда уже поднималась с ними на лифте в свою квартиру вдруг почувствовала жуткую резь внизу живота.
  Стиснув зубы от боли, она добралась до своей квартиры, не разбирая пакетов, засунула их в холодильник и набрала номер телефона мужа... ответа не было.
  Она прилегла на диван и включила телевизор, ей даже вначале показалось, что резь внизу живота несколько отступила, но вдруг... страшная опоясывающая боль прорезала тело от поясницы до низа живота.
  Вера вскочила на ноги и заметалась по квартире. Раз за разом набирала мобильный и рабочий телефон мужа, но они молчали.
  Тут она окончательно поняла, что ждать больше нечего и, более того, уже опасно, схватила заранее приготовленный пакет, ключи от машины и, насколько ей позволяло состояние, устремилась к лифту.
  Спустившись на подземную стоянку, Вера с трудом села в машину и, стиснув от боли зубы, поспешно двинулась в сторону больницы. Находясь уже на трассе, пришла к запоздавшему мнению, что зря она не вызвала скорую из квартиры. Время было около шести вечера, закончился рабочий день и на дорогах было целое столпотворение. Её машина продвигалась к цели в час по чайной ложке, а у неё начались постоянные схватки, казалось бы, выкручивающие тело наизнанку. От жуткой боли Вера выла в голос на весь салон автомобиля, но никто её не слышал. Вдруг она почувствовала, что у неё отходят воды и её охватила паника. На зелёном свете светофора Вера не сдвинулась с места, а упала лицом на руль и жалобно скуля от боли и страха обратилась к богу, надавив лбом на клаксон. Вокруг её машины на дороге раздавалась какофония из ревущих на все лады клаксонов и ругань раздосадованных и нетерпеливых водителей мимо проезжавших автомобилей. Вдруг дверь с водительской стороны резко распахнулась. Вера подняла мутные заплаканные глаза и увидела перед собой перекошенное от злости лицо полицейского и почти беззвучно прошептала:
  - Помогите, я умираю, у меня начались роды... Дальше Вере уже всё виделось, как в густом тумане - не растерявшийся полицейский быстро среагировал на происходящее, будто такое с ним случается каждый день. Он ловко перевёл сиденье автомобиля в лежачее положение, удобно устроил ноги рожающей женщины на руле и тут же вызвал по рации вертолёт медицинской службы. Из затормозивших на дороге машин по просьбе того же полицейского подбежали несколько человек, имеющих непосредственное отношение к медицине и начали готовить молодую женщину к родам. В этот момент прямо на кишащую транспортом трассу опустился вертолёт, двое сноровистых парней уложили Веру на каталку и быстренько завезли в салон летающего аппарата, где её приняли под свою опеку специалисты - гинеколог и акушерка. Никто роженицу не уговаривал тужиться, ребёнок сам рвался на волю, и Вера родила прямо в салоне вертолёта, чуть успевшего подняться в воздух. Зычный крик ребёнка молодая мать услышала даже сквозь шум громко работающего мотора и стрекочущих лопастей:
  - Ого, какой гевер!
  И улыбающаяся акушерка положила на грудь матери только что родившегося малыша.
  
  
  Глава 20
  
  
  Во время скоротечных родов на борту вертолёта и сейчас, когда новоиспеченная мать приходила в себя после всей этой суматохи, связанной с рождением ребёнка, ей и всем присутствующим постоянно было слышно, как в сумочке Веры разрывается от звонков мобильный телефон.
  Она легко догадывалась, что звонит Галь, встревоженный её частыми звонками, на которые он, по каким-то ему только известным причинам, в нужное время не отвечал, а теперь, в свою очередь, был обеспокоен необъяснимым молчанием жены. Понятное дело, ей какое-то время по конкретным причинам было не до того, чтобы отвечать на бесконечные звонки мужа. Роженица разомкнула, потрескавшиеся от недавно перенесённых страданий, губы:
  - Ответьте, пожалуйста, на телефонный звонок, аппарат находится в моей сумочке, это звонит мой муж, он очень беспокоится обо мне.
  - Беспокоится, беспокоится...
  Акушерка ворчливо несколько раз повторила последнее слово Веры, занимаясь в это время только что появившимся на свет ребёнком.
  - Равиталь, ответь ты уже этому мужу, сообщи ему, наконец, радостную весть. Хотя не надо, подай сюда трубочку, пусть мамочка сама сообщает папочке о появлении на свет его гевера.
  Вера приняла в дрожащие руки аппарат и нажала кнопочку приёма:
  - Галь, я жива и, наверное, теперь буду здорова...
  - Веруш, что случилось, где ты, что с тобой?
  Вопросы мужа сыпались, как горох из дырявого мешка.
  - Дорогой, я сейчас нахожусь в вертолёте, только что на его борту родила тебе гевера.
  - Как в вертолёте, почему в вертолёте, почему гевера?
  - Гевера, потому, что так теперь будем звать нашего мальчика, Галь и Вера, получается Гевер, если бы только сейчас увидел, какой он гевер!
  И Вера счастливо рассмеялась, передавая трубку улыбающейся ей Равиталь.
  - Будьте добры, объясните мужу, как и почему я оказалась в вертолёте и в какую больницу мы прибываем.
  Несмотря на всю экстравагантность родов, а точнее, места, где они происходили, Вера и малыш чувствовали себя прекрасно и уже на третий день их выписали из больницы.
  Роды и выписка были настолько скоротечными, что многие даже не успели её навестить в родильной палате, в том числе и родители с сестрой, поэтому они все прибыли в квартиру Веры в ближайшую пятницу, перед выходным, на этот день было назначено обрезание мальчика.
  Галь радушно принимал гостей, врученные ему подарки и предлагал всем прибывшим напитки и перекуску со столика, стоящего посреди салона.
  Вера в этот момент в закрытой спальне кормила грудью малыша, и Галь попросил всех пока её не беспокоить.
  Мама Веры тут же возмутилась:
  - Что за номер, почему это я не могу зайти в комнату к своей дочери и посмотреть на новорождённого внука?
  Люба перевела вопрос Галю, потому что он не всё понял из ворчания тёщи, хотя уже сносно говорил на русском языке, на котором много упражнялся так же на работе.
  - Прошу прощения, но я не могу выполнить ваше требование, сожалею, но так распорядилась Вера.
  Буквально парочку минуточек подождёте, и она выйдет к вам, а пока удобно располагайтесь, если хотите, могу кофе для вас приготовить?
  - Обойдёмся, а то ещё кипятком ошпаришься, надо больно Верке ещё о тебе печься, ей и так хватит одной возиться с малышом - ни тебе помощи с переодеванием, ни с мытьём...
  При последних нелицеприятных словах матери в адрес мужа, в салон вышла Вера.
  - Здравствуйте, здравствуйте!
  Она по очереди расцеловала гостей.
  - Галюш, пойди переодень, пожалуйста, Гевера, он, похоже, обделался во время кормления, а я посижу несколько минуток с близкими.
  Потом выходи с ним сюда, и я покажу всем нашего богатыря и красавца.
  - Верка, ты что очумела? Кому ты вверяешь недельного малыша?
  - Мамочка, я доверяю полностью своему мужу, отцу ребёнка, который может справиться с этими пустяками получше любого с руками и ногами!
  Атмосферу окончательно разрядила Люба:
  - А мой Лёвочка до трёх месяцев не подходил к детям, он даже боялся до них дотронуться.
  - Ваш папа мне помогал во всём, даже ночью поднимался, когда вы плакали, перепеленовывал и подсовывал к моей груди ваши мордочки, а я кормила вас и продолжала спать.
  Напряжение спало, и пока женщины вспоминали о поведении своих мужей после родов по отношению к их детям, в салон на коляске въехал Галь, держа бережно на коленях малыша.
  Вера подхватила на руки переодетого в чистые ползунки ребёнка и поднесла к глазам матери:
  - Посмотри, какой красавчик, на Галя похож, только глазки голубенькие и волосики светленькие!
  Люба рассмеялась:
  - А то, чем он на папу похожий, мы в ползунках увидеть не можем.
  Наконец, голос подал отец младшей дочери:
  - Верунечка, а почему ты ему дала такое странное имя, что нормального нельзя было подобрать?
  - А чем это ненормальное? - Галь и Вера... получается Гевер, что на иврите обозначает - мужчина, а он вон какой у нас славный мужик!
  И Вера с любовью поцеловала мальчика в щёку.
  Очень скоро подъехала родня Галя, и все вместе отправились в синагогу, ведь на седьмой день полагается совершать мальчику брит-мила - обрезание.
  От пышного торжества пришлось отказаться из-за Галя, который не хотел больше выглядеть со стороны человеком, нуждающимся в сочувствии и жалости, по его словам, ему хватило и свадьбы, когда он чуть дождался конца церемонии, а затем - завершения танцевальной программы.
  Рядовая обстановка в синагоге во время брит-милы нисколько не расстроила Веру, всё закончилось быстро, не пришлось долго отбывать номер и выполнять роль доброжелательной хозяйки, потому что ей было ещё тяжело долго стоять на ногах, а ребёночку только что нанесли кровавую рану, и он капризничал.
  Сразу же, как только она прибыла из больницы домой, сообщила по международному телефону Наташе, что у неё на свет появился крёстный или почётный сынок, которого назвали Гевер.
  - Ни хрена себе... Гевер... он что крепенький у нас?
  Вера гордо подтвердила:
  - Наташка, родился без ста грамм четыре кило и лупит из моих сисек так, что порой в глазах мутит.
  Чем он больше хлещет, тем больше пребывает молока, посмотрела бы ты сейчас на эту дойную корову.
  - Вер, наверное, и мои бы сиськи разбухли от молока, а то скоро совсем усохнут. У меня по-прежнему даже не пахнет беременностью. Приеду в сентябре, вот и потискаю малыша, уже руки чешутся! Слушай, а чего это он у тебя такой здоровенький, может, тебе мой Офер расстарался, а мне, гад, не может! Вера понимала, что за шутками подруги затаилась глубокая грусть, которую хотелось срочно рассеять.
  - Наташка, какая ты глупенькая, тебе всего двадцать три года, нет ещё года, как замужем, а ты уже караул кричишь. Приедете, обследуешься, и всё станет на свои места, а если и будут какие-нибудь проблемы, так ты ведь знаешь, что наша страна в решении их впереди планеты всей.
  - Знаю, знаю, ты мне зубы не заговаривай, лучше отвечай по-хорошему, как насчёт того, что мой Офер тебе по случаю с беременностью расстарался?
  - Наташка, а какая тебе разница, ты ведь собиралась вместе со мной годовать ребёночка, так и Офера подключим, лишь бы Галь не знал, а то захочет с тобой восстановить статус-кво.
  - Нет, кроме моего медвежонка мне никто не нужен, будем лучше нашего Гевера вчетвером воспитывать, пока ты новых деток не наделала.
  - Нет, моя подружка миленькая, про новых деток и слышать не хочу, если бы ты знала, сколько я настрадалась в первую беременность! Меня и так ребёнок свяжет по ногам и рукам, а мне хочется получить вторую степень, найти хорошую работу... да и многое другое хочется, а дети...Ай, успеется ещё.
  В этом вопросе подруги вряд ли могли найти общий знаменатель.
  
   В середине августа Вера получила подтверждающие окончательно документы, что она зачислена в технион и двадцать третьего октября обязана явиться на занятия.
  Через неделю, после получения письма из Хайфского техниона, ей позвонил профессор Таль, поздравил с ребёночком и заявил молодой маме, что она должна явиться за неделю до начала занятий, чтобы познакомиться со всеми участниками проекта и на первой встрече должны наметить ориентиры на предстоящую работу и выбрать для всех подходящее расписание.
  Вера промаялась две недели, никак не решаясь сообщить мужу о своём участии в проекте, а когда решилась, то ей долго не удавалось этого сделать - то он не являлся на ночь, то приходил с работы поздно и уставшим, а то у неё в этот вечер не хватало смелости.
  По дороге в мошав, куда они ехали праздновать Рош-а-шана и куда должна была явиться Наташа с Офером, только накануне прилетевшие в Израиль, Вера решилась на серьёзный разговор с мужем:
  - Галюш, дай мне слово, что сразу не вспылишь, а выслушаешь меня до конца, постараешься внять всем моим доводам и соображениям о предмете моего сообщения? Мужчина, сидящий за рулём, плотно сжал губы и чуть слышно выдавил.
  - А что-нибудь может повлиять на твоё решение, как и то - согласен я с ним или нет?
  - Нет, не может, но то, о чём я тебе хочу поведать, не носит предосудительного характера и мало что меняет в наших планах.
  - Веруш, тебе не кажется, что ты сделала очень осторожный подход и выбрала очень подходящее время для ознакомления меня с твоим секретом?!
  Нет, на эти вопросы не надо отвечать, это риторически, а главный вопрос, почему ты молчала до сих пор, если в том, что ты хочешь мне сообщить, нет ничего предосудительного?
  - Пойми, я знала с самого начала, что поступаю нехорошо, не советуясь с тобой, но в начале мая, когда мне поступило это предложение от профессора Зива Таля, была почему-то уверена, что ты этого не одобришь из-за скорого рождения нашего ребёнка.
  Профессор поставил меня перед фактом и не дал времени на обдумывание и обсуждение с тобой, а я очень хочу участвовать в этом проекте, он открывает мне далёкие и светлые горизонты, уже не как простого инженера, а как настоящего учёного.
  - А с чего ты взяла, что я был бы или буду против? Почему ты за меня решаешь, что мне по душе, а что нет? Если ты терпишь мой ненормированный график работы, так почему я должен быть против того, что ты станешь учёной, ещё учась в университете, в самой продвинутой сейчас на земле области, каковой является космонавтика?
  - Галюш, миленький, остановись сыпать вопросами, потому что у меня только один ответ!
  - Какой же?
  - У меня останется очень мало времени на воспитание нашего ребёнка, ведь я часто буду задерживаться допоздна в Хайфе.
  Они некоторое время ехали молча, каждый погружённый в свои думы, наконец, Галь изрёк:
  - Какая разница, вышла бы ты сейчас на работу, продолжишь обучение или будешь участвовать в проекте, на ребёнка у тебя, в любом случае, времени почти не останется, но ведь мы современные люди и так происходит почти в каждой израильской семье, малыми детьми занимаются или бабушки, или наёмные нянечки.
  Моя мама уже давно ввела мне в уши, что она согласна до годика, а если понадобится, то и более долгий срок, опекать нашего Гевера, ведь я тоже не часто смогу уделять воспитанию сына достаточно времени. Мы ведь, кроме того, что муж и жена, ещё и друзья. Зря ты от меня утаивала то, чем должна была с радостью поделиться сразу - поступившим тебе предложением.
  - Галюш, ты самый хороший муж на свете, а я сделаю всё, зависящее от меня, чтобы быть для тебя всегда и во всём хорошей женой.
  Вера видела, с каким умилением взяла на руки внука Гиля и поняла - всё будет в порядке, более надёжных рук и ласковых объятий для её мальчугана трудно ещё будет отыскать.
  Конечно, она себя не имела в виду, но ведь очень скоро мальчик будет с ней встречаться только по нескольку часов по вечерам и в выходные дни и, конечно же, бабушка станет для него первым и самым важным человеком.
  Во дворе особняка, как всегда в такие дни, когда наезжало много народа, царила атмосфера хаоса и веселья. Гости формировались в группы по интересам и в каждой из них Вера не была лишней. Родственники Галя от мала до велика обожали молодую женщину, скорую на руку и слово, а она платила им взаимностью. Буквально за пятнадцать минут до того, как собирались сесть за праздничный стол, к особняку подъехал мерседес Офера. Машина не успела ещё толком затормозить, как из неё выскочила Наташа и кинулась в объятия Веры. Затем она почти на цыпочках подошла к коляске и заглянула вовнутрь. Ребёнок только недавно покушал и мирно посапывал на своём ложе, не обращая никакого внимание на шум и гвалт, царящий вокруг:
  - Верка, какой он у нас красивенький! Если у меня так и не получится родить, обещайте, что сделаете мне с Галем тоже такого. Слышишь, Галь, что я говорю, никаких таблеток и презервативов, постарайся помочь друзьям. Медвежонок, подойди сюда, посмотри, какой славный малыш, проси друга и Веру, чтобы нам такого сделали.
  Все находящиеся вокруг гости дружно смеялись над словами девушки и уверяли её, что они ещё сами с Офером наделают целый выводок деток, но Вера читала в глазах подруги неприкрытую тоску.
  Пока все рассаживались за столами, она спросила шёпотом:
  - Наташечка, ты была у врача?
  - Верка, пиздец... я думала, что проблема во мне, а оказалось, что у Офера. Нам сказали, что ещё не всё потеряно, будут как-то его лечить, высеивать более живых и подвижных сперматозоидов, а потом вводить как-то в меня или смешивать нашу "хуйню" в пробирке и вживлять в мою матку. Короче, матка, батька, а пока мне иметь деток не грозит, ведь всё это требует долгого времени и постоянного наблюдения, а мы уже через месяц отправляемся обратно. Верунчик, только моему медвежонку ни слова, ни полслова, он и так переживает нешуточно.
  - Наташок, так ведь есть надежда, не надо вешать носы, отработаете сколько будет нужно в Чили, вернётесь и займётесь решением этой проблемы, ведь ты ещё такая молодая.
  - Я молодая, а Оферу уже тридцать пять стукнуло. Всё, Верка, хватит на эту тему мне кишки рвать, поехали дальше, будем с моим медвежонком трахаться не ради продления рода человеческого, а ради удовольствия, а так делает большинство населения планеты.
  Вера хорошо понимала, что в этом вопросе она ничем не может помочь подруге, как и ни к чему все её советы и увещевания, но иногда задумывалась - ну почему так несправедлива судьба? Нам с Галем сейчас ребёнок в большей степени обуза, а для Наташи с Офером был бы только в радость.
  
  
  Глава 21
  
  
   С начала занятий Веры в университете их отношения с Галем мало чем стали напоминать семейные. Муж с женой теперь встречались только в канун субботы в родительском доме Галя в гостеприимном месте, где им всегда были рады и окружали заботой и вниманием. Безусловно, в течение дня они с Галем по нескольку раз связывались по мобильному телефону, обсуждали текущие дела, делились новостями, но чаще всего им говорить между собой было просто не о чем, настолько они отдалились друг от друга, какими разными стали их интересы. Вера описывала отцу его малыша, рассказывая ему взахлёб всякие возникающие курьёзы, которые бывают у детей в годовалом возрасте. Молодая мать часто и себя корила за то, что сама мало уделяет внимания ребёнку, а тут не прошло и двух месяцев с начала занятий, как их мобильную группу молодых учёных полностью захватил проект Зива Таля, и она теперь иногда стала возвращаться домой поздно вечером, а порой даже ночью. Гиля, наблюдая эту картину, маету и тяжёлый график жизни невестки, предложила Вере походатайствовать перед руководством университета о предоставлении ей места в общежитии, чтобы каждый день не мотаться зря туда и обратно только для того, чтобы переночевать и рано утром поцеловать ещё спящего ребёнка. Вера послушала свою любимую и доброжелательную свекровь и уже с января перебралась в предоставленное ей общежитие. Физически Вере стало намного легче, но морально она буквально изводила себя, тоскуя по Геверу, который день ото дня становился всё интересней и интересней.
  
  За несколько месяцев, которые прошли с начала занятий в университете, Вера только однажды, прихватив в мошаве сына, приехала с ним в пятницу на свою Тель-Авивскую квартиру, но и это посещение родного гнёздышка не доставило ей и мужу того удовольствия от общения друг с другом, на которое они рассчитывали. Домработница оказалась совсем не такой порядочной и аккуратной, как её заверял Галь. Вера практически с первых же минут, как перешагнула порог родной квартиры, впряглась в работу, чтобы мало-мальски привести их семейное гнёздышко в надлежащий вид. Ей пришлось чистить холодильник, драить газовую плиту, отмывать ящики на кухне и плитку в ванной, заниматься стиркой и элементарной уборкой - к полуночи она окончательно выбилась из сил и поняла, что домашней работе не будет конца и края. Утомлённая и раздосадованная, наконец-то, прилегла на кровать рядом с мужем:
  - Галюш, ты спишь?
  - Нет, жду, когда ты начнёшь давать мне нахлобучку.
  - Ах, какая там нахлобучка, сама во всём виновата, надо было самой подыскать подходящую уборщицу, а не доверять тебе. Ты мужчина, и при этом очень мягкого склада характера в подходе к людям, помогающим тебе в житейских делах. Ты не понимаешь, что за эту работу мы платим человеку деньги, а если платим, то должны требовать добросовестное выполнение и качество. Я ведь тебе рассказывала, что по приезду в Израиль тоже на несколько месяцев подрядилась на никаён и должна тебе заметить - там меня не щадили, денежки свои я зарабатывала кровью и потом.
  Галь притянул к своим губам ладони жены и нежно стал обцеловывать каждый пальчик.
  - После того, как у тебя начались занятия в университете, мы забыли с тобой, что такое настоящий секс. В доме у моих родителей вечно боимся лишний звук произнести, а сегодня можно было бы потешить души и тела, так ты вымоталась до предела.
  Вера прикрыла ладошкой рот мужа.
  - Давай не будем сейчас много времени тратить на разговоры, я, правда, очень устала, не мучай меня долго, а утром лучше попробуем не разочаровать друг друга. Она ещё произносила последние слова, а руки изголодавшегося мужа уже блуждали по изгибам по-прежнему великолепного тела жены.
  После того, как Вера перестала кормить ребёночка грудью, её фигура быстро вернулась к прежним параметрам и даже стала ещё красивее. Пышные формы и раньше вызывали у горячих восточных людей повышенный аппетит, а теперь и подавно. Молодая женщина постоянно ловила на себе раздевающие взгляды, особенно, когда она в открытых одеждах дефилировала перед поедающими её глазами мужчинами всех возрастов. Можно было только представить, какую реакцию она вызывала, когда оголялась перед изголодавшимся по сексу молодым и горячим мужем. В Вере появилась чарующая мягкость форм зрелой молодой женщины, с пышной и упругой грудью и слегка раздавшимся при родах тазе.
  
  Притязания молодых людей на бурный секс в выходные дни не оправдались - начавший ползать и капризничавший в новых условиях малыш требовал повышенного внимания, и поэтому их любовные игры мало напоминали прежние, когда они, не спеша, предавались разнообразным прелюдиям и сексуальным фантазиям.
  Расчёт на то, что отпуск на Пейсах в этом году, как и в прошлом, они проведут вместе, не оправдался.
  Профессор Таль решил посвятить свободные от занятий в университете дни во время праздничных каникул масштабной работе по активному продвижению проекта, а точней, довести почти готовый аппарат к отправлению его на Марс вместе с американским спутником, полёт которого был запланирован на ближайшее лето. Кроме того, что Вера не могла подводить их дружный коллектив, усердно работавший на протяжении полугода над космическим аппаратом, так ей и самой нравилась эта суматоха вокруг, наделавшего шум на весь мир, проекта, сулившего им известность, хорошую будущую карьеру и немалый гонорар. Участие в нём захватило Веру полностью, не оставив времени на многие другие житейские дела, в том числе на мужа и ребёнка. Галь не то что поощрял жену в её научном порыве, он просто стал проявлять к ней, в какой-то степени, безразличие. Вера сама подыскала подходящую никаёнщицу в их Тель-Авивскую квартиру, но она признавалась себе честно, что эта проблема её больше особо не волновала, потому что времени на посещение личного жилища у неё не осталось. Галя, как и жену, полностью увлекла его работа, он ушёл с головой в выполнение ответственных перед страной заданий, проводя ненормированное время на службе.
  В Израиле как раз к этому времени атмосфера накалилась до предела, стало очень неспокойно - один за другим происходили жуткие теракты с участием террористов-смертников, в результате которых гибли ни в чём неповинные граждане. После этих жутких происшествий, кроме погибших, оставалось очень много физически и морально искалеченных людей. Эти отморозки-террористы со своими, сеющими смерть и ранения поясами, начинёнными взрывчаткой и острыми и колющими железяками, появлялись среди мирных израильских граждан, ничего не подозревающих, переодетыми коварными убийцами. Страшные теракты происходили в разных местах, накаченные наркотиками самоубийцы взрывали пояса смертников то в автобусе, то в кафе, а то в густой толпе на остановках, переодевшись в израильских солдат, якобы отправляющихся на службу на свои базы после выходных с огромными сумками. ШАБАКу было крайне необходимо проникать в ряды организаций, посылающих этих выродков на охоту за жизнями мирных израильских граждан, это сейчас и входило в обязанности отдела, которым руководил Галь. Чем занимался муж на работе Вере толком не было известно, но он становился всё более раздражительным, часто уходил в себя, не замечая никого вокруг, и даже подрастающий ребёнок, было заметно для окружающих, не радовал его душу, а беспричинно нервировал и даже раздражал. К июню аппарат, над которым усердно работала группа профессора Таля, был успешно опробован в лабораторных условиях и переправлен в Штаты для запуска в космос при посредничестве НАСА и ему предстояло отправиться на борту очередного американского спутника в сторону Марса. За свою работу Вера, как и все участники проекта, получила приличный бонус и предложила мужу ближе к её Дню рождения взять хофеш, у неё к этому времени должны были начаться каникулы в университете, и поехать куда-нибудь всей семьёй за границу. Ведь у неё посещение когда-то вместе с Галем Италии было пока первым и последним выездом за пределы Израиля, не считая её памятной поездки в Беларусь. К большому разочарованию Веры, Галь отказался от этой идеи, сославшись на жуткую занятостью на работе. Он также привёл главный аргумент для отказа жене, что в его положении инвалида на коляске подобное мероприятие окажется не в радость, а в муку. Вера уверяла мужа, что она уже прозондировала этот вопрос и её успокоили, что за границей повсеместно всё предназначено для людей с подобными проблемами - улицы, автомобили, места в самолёте, гостиничные номера и многое другое приспособлено для того, чтобы инвалиды-колясочники чувствовали себя в надлежащем комфорте. Все уговоры оказались напрасными, и Вера заказала билеты на самолёт до Сантьяго для себя и сына. Она решила полететь к подруге Наташе в гости, которая очень обрадовалась скорому приезду к ней Веры с ребёнком.
  К отъезду в Чили, маленький Гевер уже вовсю бегал на своих ножках, был крепенького телосложения и целый день мило лепетал на "птичьем языке", умиляя помешанных на нём Гилю и Абрама.
  Раздосадованная решением Галя не ехать вместе с ней в отпуск, Вера, выйдя на каникулы, даже не подумала отправляться в свою квартиру в Тель-Авиве, а продолжала жить в мошаве, дружно деля кров с родителями мужа, ссылаясь на то, что Геверу и ей гораздо полезней и приятней быть целый день на воздухе, чем изнывать от скуки в многоэтажке.
  Двенадцатого июля у неё был день рождения, и она решила, что всё же усмирит свою гордыню и примет мужа с подобающим вниманием и окружит его теплом и любовью. Вера рассчитывала, что Галь проведёт с ними, по крайней мере, те три дня, что им остались с сыном до отъезда. Она, лёжа в постели, фантазировала наступившими душными ночами, что за несколько дней, что они будут вместе, постарается испить весь его сексуальный голод и удовлетворит свой, ведь за последнее время они по-настоящему с полной отдачей уже давно не занимались любовью.
  Накануне дня рождения муж поздно вечером позвонил по мобильному телефону:
  - Веруш, прими мои сердечные поздравления, от всей души желаю тебе счастья и здоровья, а дорогой подарок за мной - вручу, как только ты вернёшься из отпуска. Ты меня должна извинить - у нас на работе такая запарка, что я никак не могу отлучиться на несколько дней. Если хочешь, то завтра вечером поздно приеду, но рано утром вынужден буду вас покинуть.
  Вера от горькой, разъедающей душу обиды, до крови закусила губу.
  - Не напрягайся, от этой ночи, что ты проведёшь со мной, никому из нас лучше не станет. Я буду тебе выговаривать, а ты будешь оправдываться, оба мы доведём себя до полного опустошения душ, а по-другому, к сожалению, уже не может быть. Мои укоры ты уже можешь выслушать сейчас по телефону, а твои оправдания мне не нужны, от них только сердце колотится, из души рвутся гневные слова, а по щекам текут горькие слёзы обиды. Невооружённым глазом видно, что мы с сыном для тебя теперь ничего не значим, а ведь казалось, что всё будет как раз наоборот, ведь ты ещё до рождения Гевера настаивал на том, что у нас с тобой будет много детей и почти убедил меня в этом. Детям нужны оба родителя, а у нашего сына и одного толком нет, такое чувство, что мы его родили для твоей мамы. И, похоже, что даже и для твоего папы.
  - Веруш, ну что ты ёрничаешь?.. Вернёшься из отпуска, и мы всё наверстаем, мне Давид обещал ближе к праздникам дать длительный отпуск, и мы с тобой что-нибудь интересное придумаем.
  - Ладно, до этого ещё надо дожить, а пока я всё же закончу свою мысль - твой папа проявляет к нашему Геверу истинную дедовскую любовь и одаривает его невообразимым вниманием и заботой.
  Как говорит Гиля - это он компенсируется за полное неучастие в воспитании своих собственных детей. Ты решил повторить путь своего отца, но я не хочу повторить участь твоей матери и поэтому вчера поставила спираль.
  - Как это понять? Опять не посоветовалась со мной... и очень подозрительно, что это ты сделала накануне отъезда на месяц в отпуск.
  - Это ты говоришь мне?
  Вера буквально захлебнулась от праведного гнева.
  - А почему ты тогда не интересовался у меня, как я жила без спирали три года, пока ты был прикован к постели и не было ясно, поднимешься ты с неё или нет?
  - Давай не будем цепляться к случайно оброненным словам, хотя согласись, что твоё решение поставить спираль накануне отъезда выглядит загадочно, если не сказать, подозрительно...
  - Дурак!
  Я ведь с нетерпением тебя ждала сегодня здесь и думала, что до самого отъезда ты пробудешь с нами, а поехать залетевшей не хотела, как и принимать гормональные таблетки и заставлять тебя пользоваться твоими нелюбимыми презервативами. Всё, получил доскональный ответ, удовлетворён? А если даже нет, мне уже всё равно, будь здоров и не поминай лихом!
  - Веруш, Веруш!
  - Дорогой муж, ты, наверное, от этого разговора получаешь истинное удовольствие, а я скоро от горя захлебнусь слезами. У меня такое чувство, что ты хоронишь нашу любовь...
  Вера нажала кнопку отбоя и заметалась по дорожке пардеса, куда она вышла поговорить с мужем, чтобы не привлекать к их перепалке внимание Гили с Абрамом. Несколько раз Галь пытался ещё до неё дозвониться, но она нажимала кнопку сброса, не желая отвечать - к чему нужны все эти объяснения, извинения и пустая трата нервов, они и так были натянуты до предела.
  Где и как они потеряли друг друга, кто в этом виноват, и кто в большей мере? Вера не сомневалась, что виноваты в охлаждении друг к другу они оба. Она с горечью думала - если бы он пошёл работать в полицию, как было намечено раньше, то всё бы текло в спокойном русле. Галь, как водится, отрабатывал бы свои положенные часы, всегда вовремя являлся бы домой, смог бы сам заниматься воспитанием ребёнка и, возможно, она бы не ввязалась в этот проект профессора Таля. Ай, к чему копаться в этих "если бы"?! Надо теперь исходить из того, что есть и что будет... Ну, ближайшее настоящее пока ограничивается её поездкой в Чили, а вот будущее будет решаться по возвращению через месяц. Загадывать плохое о продолжении или окончании их семейных отношений с Галем Вере не хотелось. Желательно, чтобы первый их серьёзный семейный конфликт завершился всё же благополучно, она, по крайней мере, сделает для этого всё, что от неё зависит, а пока пусть идёт, как идёт. Неприятно, конечно, ей уезжать в таком настроении и его оставлять в подвешенном состоянии, но почему она всегда должна брать на себя всю меру ответственности за их семью, любовь и будущие взаимоотношения.
  С восемнадцати лет, как только она приехала в Израиль, так всё решает и решает, а каждый новый жизненный этап всё сложней и сложней.
  Последний год обучения на вторую академическую степень будет значительно легче - ожидается, что много учебного времени будет посвящено практике, а продолжения работы над новым проектом пока не предвидится, что, в данном случае, очень хорошо, останется больше времени на ребёнка и всё-таки хочется очень надеяться и на мужа...
  Размышляя таким образом, Вера постепенно успокоилась, перестала плакать и вернулась в дом, казалось бы, не выдавая своим видом Гиле с Абрамом, что только недавно готова была разорвать и растоптать всё, что не попадётся под руки и ноги.
  На улице в этот час было очень жарко, и бабушка занималась ребёнком внутри дома, сидя с мальчиком на полу, собирая игру Лего.
  Конечно, собирала бабушка, а внук всячески старался разбурить только что собранное и заливисто смеялся, когда ему это удавалось.
  Гиля подняла глаза на вошедшую невестку и молча, покачала головой:
  - Что, не приедет?
  - Нет, у него срочная работа.
  - Про такую срочную работу я слышала от Абрама почти до того момента, как он вышел на пенсию. Что думаешь дальше делать?
  - Пока толком не знаю. Съезжу погостить к Наташе с Офером, а когда вернусь, постараюсь наладить нашу семейную жизнь - переберусь в Тель-Авив и буду настаивать, чтобы муж ночевал дома и больше внимания уделял своей жене и ребёнку.
  - Ты думаешь - тебе это удастся?
  - Не получится, так разведусь или, по крайней мере, на этом поставлю вопрос.
  Гиля поднялась с полу и обняла любимую невестку, давно ставшей ей настоящей подругой:
  - Веруш, девочка моя любимая, я не буду давать тебе ни одного совета и просить ни о чём не буду - не имею права. Пообещай только мне, что никогда с Гевером не исчезнешь из моего поля зрения, а я, чем только смогу, буду помогать тебе, даже если ты решишься на развод с моим сыном и в будущем создашь новую семью.
  Гиля уткнулась в плечо молодой женщины и, не свойственно для неё, тихонько всхлипнула. От этого нежного выражения любви со стороны свекрови вся накопившаяся в Вере горечь вылилась в несдержанный громкий плач.
  Услышав и увидев такую картину, малыш, сидящий на полу, разразился таким рёвом, что с улицы прибежал взволнованный дедушка и укоризненно поглядел на плачущих женщин, но ничего им не сказал, видимо, он обо всём знал или догадался.
  Этой ночью Вера впервые после длительного перерыва открыла свой заброшенный на долгое время блокнот, исчёрканный вдоль и поперёк, в котором оставалось только два чистых листочка:
  
  Как мне сегодня бы хотелось
  Забыть всю эту дребедень.
  Уставшими душой и телом
  Вернуть вчерашний светлый день.
  
  Вернуть зовущий взгляд желанья,
  Полёт безумной пляски тел,
  Туда шагнуть без нареканья,
  Где я хотела, ты хотел.
  
  Хотела пить коктейль горячий -
  Хмельной настой твоей любви,
  Не мысля жить уже иначе,
  Образчик страстности явив.
  
  Явив со щедростью влюблённой,
  Нам свыше данный счастья дар...
  Но лишь внимаю удивлённо,
  Как тухнет наш любви пожар.
  
  Пожар погашен безразличьем -
  От головешек едкий дым...
  Любовь осталась без наличных,
  Кредит был выдан молодым.
  
  
  Глава 22
  
  
  Вера по телефону договорилась с Наташей, что та их встретит в Буэнос-Айресе, куда летел прямой самолёт из Израиля. Многочасовой перелёт через Атлантический океан казался Вере жутким испытанием, но к её радости девять часов пролетели почти незаметно. Гевер поначалу капризничал, но затем гул самолёта его укачал, и он проспал без малого шесть часов без перерыва. Радость от предстоящей встречи с закадычной подругой омрачала неопределённость ситуации, возникшей у неё накануне в отношениях с мужем. Нет, конечно, "гнойник" нарывал давно и трудно было сейчас наверняка ответить, когда и кто виноват из них, что наступило это охлаждение. Если как следует поразмыслить, а для этого у Веры сейчас времени было предостаточно, всё началось с поступления Галя на службу в ШАБАК, хотя она не снимала и с себя часть ответственности, ведь весь последний год, начиная с предложения профессора Таля об участии в проекте по разработке космического аппарата, продолжая рождением сына и поступлением ею на вторую степень университета, когда она вынуждена была большую часть времени проводить в Хайфе, а затем под крылом Гили в мошаве, не способствовало укреплению их семьи и любовным отношениям, а с точностью наоборот.
  Галь постепенно отвык от неё, новая работа помогла ему почувствовать себя полноценным человеком, нужным обществу и себе.
  А ей?
  Она никогда не задумывалась об этом, как и о том, нужны ли ей волосы, ногти, да и все части тела, как внутренние, так и наружные, они были неотъемлемы от целого.
  А она ему?
  Вот это теперь подверглось сомнению. Скорей всего, Галя тяготили её здоровье, красота, увлечение поэзией, а затем и научной деятельностью. Рядом с ней он чувствовал себя неполноценным и это переросло постепенно в комплекс. Одно дело, когда он был, в свою очередь, красивым, сильным, уверенным в себе во всех ипостасях человека и мужчины, мог позволить себе быть внимательным, нежным, щедрым, носить её, как драгоценный камень в своей дорогой золотой оправе.
  Вера тяжело вздохнула - смогут ли они ещё найти ту подходящую им обоим золотую середину, где для каждого из них будет подходящая ниша в браке, что сможет их связать крепкими узами любви, дружбы и взаимопонимания. Гевер, похоже, не смог это сделать.
  Вера достала из сумочки новый толстый блокнот и вытерла набегающие слёзы с ресничек.
  
  
  От любви до нелюбви...
  
  
  От любви до нелюбви -
  Только полшага,
  Благородство прояви
  И не сей врага.
  
  
  Разум к сердцу призови,
  Мудростью дыша,
  В щедрой магии любви
  Главное - душа.
  
  
  Только ею не криви,
  Отпусти в полёт, -
  Крылья обретёт любви,
  И душа споёт...
  
  
  Мир поблекший обновит
  Радуги дуга,
  От любви до нелюбви -
  Только полшага.
  
  
  Нелегко вперёд шагнуть,
  Тяжело назад,
  Душу тянет груз ко дну,
  Плачет боль в глазах.
  
  
  Полшага, всего лишь пол,
  Но как труден путь,
  Коль в душе кровавит скол,
  Как вперёд шагнуть?..
  
  
  Наташа встретила подругу в аэропорту Буэнос-Айреса одна, без Офера. Как только они прошли паспортный контроль и вышли в зал аэропорта, подруга в лёгком пончо и в сабо, проигнорировав Веру, схватила на руки малыша и затискала в своих пылких объятиях. Поначалу Геверу такое внимание чужой женщины жутко не понравилось, и он разразился таким криком, от которого все взгляды многочисленных пассажиров, встречающих и провожающих, обратились в их сторону. Наташа тут же выудила из своей сумочки смешного индейца в сомбреро и толстую шоколадку, и ребёнок затих.
  - Ой, Верка, как он вырос, какой красавец, а глотка, как у его дедушки Абрама! Нет, он всё же не в тебя, больше папино отродье. И какой же он миленький!
  - Наташка, мы, может, всё же отсюда сдвинемся, у меня от этого шума и гама скоро крыша поедет!
  - Поехали, поехали... я вас встретила на машине, собираюсь покатать по улицам столицы Аргентины, а потом двинем в сторону нашего Сантьяго де Чили.
  Она подхватила Гевера на руки и быстро пошла на выход, а Вера со своим чемоданом на колёсиках потрусила следом.
  - Наташка, но я ведь смотрела по карте, это чёрт знает какое огромное расстояние! Ты что собираешься нас тащить через всю Южную Америку на машине?
  Наташа ответила, не оглядываясь:
  - Не дрейфь, подруга, мы никуда не спешим, ты приехала ко мне на месяц, и мы его проведём с вами по полной программе. В Буэнос-Айресе, так и быть, останавливаться не будем, прокатимся по городу и двинем в сторону Тихого океана, таким образом, нам предстоит преодолеть около тысячи километров, по дороге мы с вами будем заезжать сначала в живописные уголки Аргентины, а затем уже и Чили.
  У нас предусмотрены долгие стоянки в пути, одна с ночёвкой...и оглянувшись на подругу:
  - Возражения есть?
  Вера засмеялась.
  - Тебе возражать - самой дороже станет, тем более, я не вижу в твоей программе ничего плохого. По мне, мы можем пропутешествовать хоть целый месяц предусмотренный мной на отпуск, только, как Гевер всё это перенесёт?..
  - Месяц не обещаю, а две недели - свободно. Мне как раз их и выдали на службе. Короче, путешествуем пока не надоест, но учтите - нас ждёт мой медведь, у которого тоже есть выходные дни и мечтает вместе с нами оторваться от повседневной рутины.
  
  Климат, в который попала Вера, мало чем отличался от Средиземноморского - было очень жарко, и они в дневные часы проводили время в гостиницах возле бассейна или посещали достопримечательности, находящиеся под крышей. Уже в первый вечер, когда они расположились на ночлег в гостинице, и уложили Гевера спать, между подругами состоялся серьёзный разговор. Молодые женщины уселись на балконе с чашечками кофе, и Наташа неожиданно закурила:
  - Наташка, ты куришь, второй раз вижу! Ты же говорила, что только балуешься иногда.
  - Да не обращай внимания, конечно, балуюсь, хотя всё чаще и чаще. Знаешь, отвлекает от ненужных мыслей.
  - Ну тогда давай и мне.
  - Ты когда-нибудь курила?
  - Нет, но когда-нибудь нужно как-то начинать.
  - Не уверена, что нужно. Ладно, держи сигарету и начинай рассказывать, с каким настроением пожаловала? Хотя о нём нетрудно догадаться по твоим глазам раненой кошки, и потому, что твой красавчик отказался тебя сопровождать в этом отпуске. Вера закашлялась от первых двух неумелых затяжек и смахнула выступившие слёзы.
  - Гадость эти твои сигареты, слёзы из меня выбили, а мне и без них в пору расплакаться...
  - Ну-ну, прекрати, может быть, не всё ещё так печально, может, ты всё для себя только выдумала?
  После рассказа подруги Наташа посерьёзнела.
  - Не копайся ты в себе, подумаешь - учишься, влезла в проект, стишки пишешь... Чушь какая-то, у каждого человека есть своё личное пространство - что ты должна была сидеть в хате, обеды варить и муженька поджидать? Чушь, я тебе говорю, разве он не знал, что ты девушка активная, с романтическими прибамбасами в голове и далеко не дура. А то, что ты говоришь о его комплексе неполноценности... то тут я, наверное, с тобой соглашусь.
  Мой медвежонок тоже страдает этим блядским комплексом, только по другому случаю, и я не собираюсь его успокаивать или вселять в него надежду, потому что сама от этого страдаю не меньше его, поэтому и будем вместе с ним вылезать из этого говна.
  Вера подняла глаза на подругу и непонимающе взглянула в синь её зрачков.
  - Я просто предложила ему, когда вернёмся в Израиль и если у меня опять не получится забеременеть, то усыновим детей. Не смотри на меня, как на умалишённую. Да... детей... сразу двоих, а то и троих. А что?.., воспитаем. Я уже узнавала, можно съездить на Украину и спокойненько решить этот вопрос. С деньжатами у нас проблем нет - "Мерс" в Израиле мы уже "загнали", тут живём на всём готовеньком, бабки получаем нехилые, а тратить особо некуда, тут ведь дешевизна невообразимая после цен в нашем любимом Израиле. Представляешь, сотню баксов поменяешь - и уже миллионер!
  - Наташа, я бы тоже куда-нибудь сбежала, если бы могла, надоело копаться в себе и думать, как это наладить пошатнувшуюся семейную жизнь, вернуть любовь и внимание Галя...
  - Ты не дура, ты дурища! Да пошёл бы твой красавчик ко всем хренам - вернуть, наладить и что там ещё?! Пусть это он думает, как тебя не потерять. Ты вон какая красавица! Раньше была конфеткой, а теперь вообще расцвела. Была бы мужиком, так из постели бы тебя не выпускал, а когда выпускал, так выводил бы на люди, чтобы все обзавидовались, какая у меня необыкновенная жена! А он натянул на себя маску несчастненького, пожалейте меня, страдальца, великого... Тьфу, я-то думала, что он не только красавчик, но и мужик настоящий.
  Наташа вдруг замерла на полслове.
  - Верка, а у него не появилась ли какая-нибудь паскуда?
  - Наташенька, я никогда об этом даже подумать не могла.
  - Ты не могла подумать, а он, возможно, смог на другие сиськи щеку приложить и остальному нашёл применение...
  - Наташа, прошу тебя, прекрати, пожалуйста, демонстрировать свою несравненную пошлость!
  - Пошлость, говоришь? Нет, это не пошлость, а правда жизни, от которой никуда не сбежишь!
  - У тебя тоже такая правда жизни?
  - Нет, я тебе уже говорила, что с первого нашего соития с Офером, я даже думать о других забыла. Кстати, а ты попробовала вкусить другой банан, другим лапам по твоему телу пройтись и с другим на небеса слетать от дикого оргазма?
  Вопросы подруги, как ни странно, вызвали у Веры смех.
  - Наташка, ну ты ведь знаешь, что нет, я о таком даже помыслить никогда не могла.
  - Опять не могла, когда ты уже что-нибудь сможешь? Скажи ещё, что ни один мужик на тебя не западал?
  - Западал... и не один.
  Профессор Зив неоднократно делал очень откровенные намёки, а про студентов всех мастей и говорить не надо. Наташенька, честное слово, я ни разу ни с кем не ходила на свидание, с первого знакомства с Галем я была только его, как телом, так и душой, и помыслами.
  - Святая Вероника! Ладно, больше ни одного слова про твоего красавчика, ты приехала отдыхать, и ты отдохнёшь. Я уверена, что вернёшься домой и разберёшься в себе, в нём и в ваших отношениях. Главное, не включай наивную дурочку и не верь всему сказанному и не делай трагедию из предполагаемого вашего разрыва - у тебя ещё вся жизнь впереди, а интересов в ней и того больше. Всех разговоров мы сегодня не переговорим, идём спать.
  - Нет, я ещё посижу здесь, подумаю обо всём, что мы с тобой сейчас перемололи.
  - Подумай, подумай, может, стишок очередной напишешь? Ты ещё пишешь?
  Вера хлопнула подругу по тощему заду.
  - Пишу, а точней, недавно опять начала писать.
  Действительно, в эту ночь у Веры появилось ещё одно стихотворение и посвящено оно было Наташе:
  
  
  Ангел (подруге Наташе)
  
  
  Мимоходом, а может, намеренно,
  Ни к чему мне теперь отрицать,
  Белый ангел своим оперением
  Смёл печали с души и с лица.
  
  
  По крупиночке, горстью, охапкою
  Собирала свой горький удел,
  Ангел крылышком, мягкою лапкою
  Отогреть мою душу сумел...
  
  
  Ни посулами, ни угощением
  Не сумела любовь я сберечь.
  Что? Простить иль просить всё ж прощения?
  Удержать иль мосты гордо сжечь?
  
  
  Послан ангел мне в женском обличии,
  Своенравен, бывает смешон,
  Пусть груба, но в ней нет безразличия,
  Потому что мой ангел с душой!
  
  
  Глава 23
  
  
  Галь приник к экрану компьютера. Перед ним появлялись одна за другой фотографии с молодыми людьми арабской наружности. Это были завербованные ими люди, ставшие агентами или осведомителями ШАБАКа, которых они за последнее время привлекли к работе на их службу. Далеко не всем из них можно было доверять, потому что большинство коллаборационистов согласились на сотрудничество со спецслужбой Израиля из страха перед грозившей им тюрьмой или польстились на лёгкие, выплачиваемые за агентурные данные ШАБАКом, деньги. Смешно и наивно было бы рассчитывать на то, что к ним придут работать молодые арабы по идейным соображениям во имя мира или дружбы между двумя соседними народами. Всем хорошо было известно, как действует палестинская пропаганда на территориях. Об этом даже говорит тот факт, насколько увеличилось за последнее время количество засылаемых смертников с поясами шахида из автономии.
  Давид поставил перед Галем конкретную задачу - ему нужно было срочно заслать агента на территорию сектора Газа, но чтобы этот осведомитель не вызывал подозрений у местных властей и их спецслужб. Для этой работы лучше всего подошёл бы человек, живущий постоянно в секторе, у которого есть семья и работа или молодой парень, имеющий добропорядочных, по меркам местных властей, родителей. Легко это было Давиду приказать, а где такого агента найти и как завербовать, чтобы он не вызвал подозрение у властей Газы?
  Галь услышал, как позади него открылась дверь кабинета и по стуку каблучков догадался, что это Офира. Она подошла и обняла его со спины за шею, внимательно вглядываясь в фотографии, мелькающие на экране компьютера. Твёрдые яблочки грудок девушки вжались в его плечи, вызывая непроизвольную эрекцию:
  - Фу, какие противные рожи, некоторых узнаю, присутствовала при их допросах - поверь мне на слово, все они порядочные сволочи. Галь поднял кверху улыбающееся лицо.
  - Верю и знаю, но у нас работа такая, из подобных сволочей постоянно создавать надёжную агентурную сеть.
  Офира склонилась и нежно поцеловала мужчину в губы.
  - Какая перед нами на ближайшее время стоит задача?
  Галь взял в ладони обнимающую его за шею руку и прижал к груди.
  - Офируш, ты славная девушка и отличная сотрудница, но на сей раз ты вряд ли сможешь оказать мне необходимую помощь.
  - Я думаю, что всё же смогу тебе помочь и себя при этом порадовать!
  Она обошла кресло и опустилась на колени, уверенным движением распуская молнию на брюках мужчины.
  - Ты с ума сошла, а вдруг...
  - Глупенький, я что не понимаю?.. Дверь на замке.
  Девушка высвободила вздыбившийся член из ширинки и приникла к нему губами. Она умело ласкала языком головку, поигрывая шкуркой ствола, совершая губами поступательные и круговые движения, быстрые ловкие руки проникли под рубашку мужчины и нежно гладили его по мускулистой волосатой груди. Прошло совсем немного времени любовной игры Офиры, и Галь излился горячим фонтаном прямо в рот девушки, которая легко справилась с этим потоком, не смущаясь, проглотив весь тягучий напиток. Они быстро привели себя в порядок, и Офира, налив себе сока, села на колени к мужчине.
  - Ну что ты надумал всё же в связи с этим заданием?
  Галь, задумавшись, машинально гладил и мял упругие грудки девушки, которая наслаждалась в этот момент соком манго.
  Мужчина оторвал руку от девушки, до этого гладившую упругую грудь, и уверенным движением развернул Офиру лицом к своему и вгляделся в карие, преданно глядящие на него глаза.
  - Скажи, у тебя кто-нибудь из родственников проживает в поселениях в Газе?
  - Да, живут с семьями две двоюродные сестры, но они датишные...
  - Какая нам разница - датишные они или светские. Лучше скажи, ты могла бы поехать туда и пожить какое-то время в одной из этих семей?
  - Наверное, могла бы, только зачем?
  - Чтобы познакомиться поближе с кем-нибудь из арабов, занятых на работах в хозяйствах твоих сестёр и постараться завербовать его на сотрудничество с нашей службой.
  - Это задание или просьба?
  - Я не могу тебя обязать, ты пока не занята на оперативной работе, но могу замолвить словечко перед Давидом, чтобы ты попала в ряды сотрудников, выполняющих подобные ответственные спецзадания непосредственно вступая в контакт с нашими противниками вблизи их дислокации. Ты давно выражала стремление попасть на такую работу, я тебе полностью доверяю, арабский язык у тебя на должном уровне и это будет твоим первым заданием в этом качестве и хорошей проверкой на профпригодность.
  - А если мне придётся переспать с этим арабом, как ты на это посмотришь, ведь такие действия тоже предусмотрены нашей работой?
  Молодые люди долго смотрели, не отрываясь в глаза друг друга, и Галь первым отвёл взгляд, подтолкнув девушку в спину, чтобы она поднялась с его колен.
  - Офируш, ты ведь знаешь, что агентам ШАБАКа подобные функции иногда приходится выполнять в нашей не всегда чистоплотной работе...
  - Я-то знаю, а на твоём отношении ко мне это не отразится?
  - Я пока не могу однозначно ответить тебе на этот вопрос, мы с тобой, в первую очередь, работники Шабака, и ты ведь отлично знаешь, что я не свободен от семейных уз, и связан гражданским долгом перед нашей службой.
  - Знаю, но я также знаю, что люблю тебя и готова ради тебя пойти на любые задания!
  - Ты не ради меня пойдёшь на это задание и никто тебя пока не принуждает...
  Девушка встряхнула волосами, перебивая Галя:
  - Мы сейчас говорим не только о задании, а главным образом, о моей любви к тебе и о твоём отношении ко мне!
  Мужчина вздохнул:
  - Давай не будем опять поднимать этот неприятный для нас двоих вопрос, на который у меня нет ответа и вряд ли будет.
  Галь увидел, как у девушки от последних его слов помутнели глаза, и он поймал в свою ладонь её руку:
  - Моя жена вчера с ребёнком улетела к подруге в Чили. Если хочешь, можем сегодня после работы поехать ко мне домой?
  - Ты ещё спрашиваешь!
  Девушка обняла Галя за шею и впилась в его губы долгим страстным поцелуем.
  
  Давид без возражений принял предложение Галя, и Офиру в срочном порядке стали готовить для агентурной работы в непосредственной близости к сектору Газы, откуда, раз за разом, на территорию Израиля проникали террористы-смертники. Она должна была, не привлекая к себе внимания, поселиться на усадьбе у своей двоюродной сестры, и, выполняя по дому различные услуги, постараться войти в контакт с одним из арабских рабочих, привлекаемых из сектора на работу по хозяйству у поселенцев. Для подстраховки и для оперативной связи с ШАБАКом, вместе с ней будет отправлен в то поселение один из помощников Галя, который устроится на какой-нибудь ближайшей усадьбе и будет играть роль сезонного наёмного работника.
  Готовя Офиру к особому и ответственному заданию, вся мобильная группа допоздна задерживалась на службе, прорабатывая всевозможные детали будущего важного и опасного внедрения, где трудно было всё предугадать наперёд. Теперь каждую ночь девушка проводила вместе с Галем в его квартире, где она быстро освоилась и скоро почувствовала себя там полноценной хозяйкой. Следов пребывания в доме настоящей хозяйки почти не ощущалось, потому что Вера за последнее время редко появлялась в своей квартире. Галь всё больше обнаруживал в себе привязанность и интерес к девушке, с которой он мог запросто обсуждать всё происходящее у них в конторе, она старалась ни в чём ему не перечить и всегда преданно и влюблённо смотрела в его глаза. За последние полтора года, практически сразу же после их свадьбы с Верой, как только Галь вышел на свою, полностью захватившую его, работу, он буквально тут же стал отдаляться от семьи. Так уже случилось, что ещё толком не привыкнув к семейной жизни и к положению мужа, Галь вдруг начал отвыкать от своей необыкновенной любимой Веруш, ставшей ему официальной женой. Так совпало или дано было судьбой, что верная и любящая его до самозабвения девушка, неожиданно понесла ребёночка ещё до их свадьбы, а во время её беременности он приступил к своей работе и полностью с головой ушёл в новую и интересную для себя сферу деятельности. Поэтому, и не только, Галь подолгу задерживался на службе, ему доставляли душевные муки вечные жалобы жены на плохое самочувствие, связанное с беременностью, постоянные попрёки за его невнимание и отчуждённость. Ну, а потом, как только родился ребёнок, и Вера переехала в мошав, вовсе их встречи свелись к минимуму и даже во время таковых они практически не находили общего языка. Какой ему был интерес после редкого для супругов сексуального контакта обсуждать новый появившийся у ребёнка зуб, и слушать, как он ползает и каким цветом какает... Раздражало его порядком и её фанатичное пристрастие к стихосложению. Он буквально бесился, когда она по ночам убегала в салон и, сидя в кресле с умным видом всё что-то писала и писала, а ещё подладилась ходить на свои заседания поэтов, после которых приходила какая-то одухотворённая, чужая и даже равнодушная к сексу. Вначале он ощущал ревность к её пристрастию к поэзии, к фанатичной любви к ребёнку, затем - к науке и работе над проектом, но скоро стал чувствовать в себе безразличие ко всему, чем она занималась и только по долгу мужа вежливо выслушивал её восторженные рассказы обо всех этих видах деятельности по телефону.
  Иногда он всё же честно признавался себе, что на его охлаждение по отношению к жене повлияло появление в непосредственной близости к нему Офиры. Девушка с первого момента их взаимоотношений дала понять Галю, что небезразлична к нему, и это было ещё слабо сказано, она его боготворила, а дальше, она проявила деятельную активность к приближению их сексуальных контактов, постоянно выражала явные признаки влюблённости, и сделала всё от неё зависящее, чтобы стать его постоянной любовницей и легко в этом преуспела, пользуясь сексуальным голодом молодого мужчины, редко попадавшего в объятия жены. Нельзя сказать, что он потерял свою прежнюю любовь и обожание к Вере, она, как и прежде, для него была эталоном красоты, привлекательности, преданности, доброты и всех положительных качеств, которыми только может обладать женщина и друг. Даже её наивность порой казалась ему симпатичной и он свято верил, что в скором времени их семейные отношения наладятся, они станут чаще бывать рядом и вновь будут дарить друг другу радости сексуальной любви, а эпизод с Офирой так и останется эпизодом.
  Конечно, он отдавал себе отчёт в том, что их служебный роман несёт на себе негативный характер во всех отношениях и часто корил себя за то, что не смог воспротивиться своему животному инстинкту и обаянию красивой, энергичной и любящей его девушки, которая смогла каким-то образом затмить его светлые чувства к Вере.
  Галь собирался перед тем, как Офира отправится на задание, серьёзно с ней поговорить о будущих их взаимоотношениях и признаться девушке, что он не готов окончательно сломать свой брак, что для него жена многое значит в жизни, а к тому же у них есть общий ребёнок.
  Офира должна понять, что дальше поддерживать отношения любовников они вряд ли смогут, в свете того, что жена, по всей видимости, скоро переедет обратно на постоянное жительство домой, да и как по-другому, ведь Вере уже остался последний курс обучения в университете. Надо без нервов и особых слёз принять Офире этот факт их окончательного разрыва, потому что они обязаны расстаться, ведь девушке самой нужно уже подумать о будущем и налаживать свою личную жизнь.
  Всё одно к одному, ещё и папа позвонил со своими нравоучениями. Позабыл старый ловелас, каким сам был шустрым ходоком по чужим женщинам. Галь, как подрос, сам часто замечал в отношениях родителей холодок отчуждения и иногда ненароком слышал бурные объяснения в родительской спальне, а про сплетни, ходившие в их ментовке, и говорить не приходится. Моралист сыскался, начал давить на психику, напоминать ему, сколько добра для него сделала Вера, какая она ему верная, преданная, и что они с мамой в ней души не чают. Хорошо ещё, что мама молчит, хотя в её взгляде читается такое осуждение сына, что на глаза не хочется к ней показываться. Оставались уже считанные дни до приезда Веры из Чили. За всё время её отсутствия, они только дважды переговорили по телефону - но инициатива, при этом, всегда исходила от него.
  Нет, внимательный муж и любящий отец намного чаще звонил, чтобы справиться об отдыхе своих близких, но постоянно не находил никого дома - Наташа и Офер организовали для гостей обширную культурную и развлекательную программу, поэтому застать их на месте было почти невозможно.
  Несмотря на все его ухищрения, чтобы вывести Веру на прежний тон их отношений, разговор с женой сводился только к рассказам о сыне и неинтересным для него подробностям их путешествий и развлечений.
  В тоне жены Галь чувствовал не исчезающий холод, возникший ещё до её отъезда и понимал, что это связанно в основном с его нежеланием поехать с ними в отпуск и проявленным им несимпатичным поведением в День её рождения. Ладно, пусть она вернётся, он всё тогда исправит... Завтра Офира должна была отправиться на задание и поселиться на какое-то время в поселении на территории сектора Газы. Этот факт намного облегчал Галю встречу с женой и снимал с его души тяжесть от постоянного общения с Офирой в рамках их ведомства. Утром она должна была сесть в свой автомобиль и отправиться на юг, ну а нынче вечером, как повелось за последние три недели, девушка появилась в квартире Галя и сразу же вовлекла его в сексуальные игры, в которых она не знала удержу и проявляла недюжинную фантазию.
  Ковёр, лежащий на полу в салоне, стал сегодня их ложем, где пылкие любовники отдавали себя друг другу без остатка. Уже было далеко за полночь, когда Офира приготовила им бутерброды и кофе, нагая уселась напротив него в кресло с чашкой в руке.
  Галь подтянулся и облокотился спиной о диван.
  Приняв из рук девушки чашку с кофе, он всмотрелся в её лицо, а затем взглядом пробежался по всему голому стройному телу, надолго останавливаясь на упругих, средних размеров, яблочках груди с чуть выступающими коричневыми изюминками, на плоском животике, на котором угадывались кубики сильных мышц, чуть дольше задержался на аккуратно подбритом треугольнике курчавых чёрных волосиков, от которого начинались длинные стройные ноги с коричневым лаком на ноготках... Что сказать - красивая!
  - Что нового увидел?
  - Увидел, что ты подстриглась и выкрасила в один тон волосы, оставила в ушах по одной серьге, покрыла ногти неброским лаком и что ты по-прежнему очень красивая!
  - Ну тут нет ничего удивительного, что я приняла, по мере возможности, более скромный вид, ведь буду жить в датишной семье. Говоришь - красивая. А почему не хочешь связать жизнь со мной, если я тебе столь мила?
  - Офира, это не обсуждается, у нас нет больше возможности встречаться здесь, как и в другом месте. Через три дня возвращается моя жена с сыном, и я принял твёрдое решение навсегда остаться с ними. Прости меня, девочка, но я не хочу больше обманывать тебя и себя, нет у нас с тобой общего будущего, а воровать настоящее у Веры и у тебя я больше не хочу!
  - Я подозревала, что сегодня или завтра у нас состоится примерно такой разговор и мне казалось, что была к нему готова. Не скрою, во мне жила маленькая надежда, что ты всё же предпочтёшь нашу любовь, взаимопонимание, в конце концов, общие профессиональные интересы семейным обязательствам, к которым ты давно уже потерял влечение, но я ошиблась. Я тебя ни в чём не укоряю, ты в наших отношениях всегда был честен и ничего определяющего мне не обещал. Я кинулась в твои объятия не с завязанными глазами, а зная, что у тебя есть красивая любящая жена, что должен на свет появиться ребёнок и что ты благородный человек, помнящий добро, сотворённое твоей Верой.
  Офира резко поднялась на ноги и побежала в душ, на ходу вытирая слёзы. Вернувшись, не глядя на Галя, она тут же начала одеваться и сбрасывать в большую походную сумку свои вещи, которыми наводнила квартиру за три недели проживания в ней. Пробежав по комнатам, осмотрелась и затянула замок на сумке.
  - Будь здоров и счастлив! Сам присмотрись или попроси свою домохозяйку, чтобы не осталось в квартире следов моего пребывания! С этого дня обращайся ко мне только по вопросам, непосредственно связанных с нашей службой... и последнее, что я тебе скажу, все эти три недели, что мы здесь провели с тобой, я не предохранялась. Подбросив на ладони ключи от машины, девушка вскинула на плечо свою разбухшую сумку, и высоко подняв голову, вышла в ночь.
  
  
  Глава 24
  
  
  Месяц отпуска для Веры в компании Наташи и Офера пролетел буквально, как одно мгновение.
  Видимо, подруга нашептала мужу про надлом в отношениях Веры с Галем, и поэтому Офер, ведя общие беседы, был очень предусмотрителен, стараясь не задевать острой темы и только, как бы невзначай, заметил, что Галь в редких теперь разговорах по телефону стал до предела замкнут и никогда не обсуждает с ним семейные вопросы.
  Накануне отъезда Веры в Израиль, подруги доверили малыша Оферу, а сами на целый вечер уединились и почти до утра проговорили на волнующие их обеих темы.
  В который раз обсудили архиважный для Веры вопрос, касающийся сохранения её явно пошатнувшегося брака, а также надолго задержались на теме о пресловутой беременности, а точнее, отсутствия её у Наташи.
  Вера была повержена в шок, потому что подруга в ближайшее время даже не планировала посещение Израиля.
  Они с Офером решили в этом году предпринять путешествие в далёкую Австралию и Новую Зеландию.
  - Пойми, Вера, пока у нас нет детей, мы можем без проблем помотаться по свету, а в Израиле кроме тебя нет никого, с кем бы я хотела встретиться, а мы только что вместе с тобой провели незабываемый месяц, а там, на нашей исторической, тебе в связи с твоей учёбой и семейными разборками будет не до меня, и не возражай.
  Вера попыталась зацепиться за последний вразумительный аргумент:
  - А родные Офера?
  - Не смеши, самая близкая и желанная родня у моего медвежонка - это я.
  Родители его уже ушли в мир иной, а другая кибуцная мишпуха скоро забудет, кто он такой, да и сам Офер по ним не скучает.
  - Наташка, но ты ведь хотела опять показаться врачам и что-то предпринять в этом, волнующем вас, направлении...
  - Я уже тебе говорила, что мы не будем из-за отсутствия у меня беременности посыпать голову пеплом, через два года кончится наш контракт, вернёмся и займёмся продолжением рода человеческого, а скорее всего, сгоняем к братьям украинцам и привезём себе парочку хорошеньких хохлят.
  У них там, то бишь на Украине, сейчас жизнь херовая, поэтому мы своим поступком осчастливим парочку несчастных судеб, брошенных нерадивыми матерями. Возьмём сразу мальчика и девочку и будем благополучно их воспитывать.
  Мой Оферчик уже смирился с этой мыслью и готов хоть сегодня заняться усыновлением или, чёрт его знает, как это называется, но я решила, что это дело может немного подождать, мне ведь всего лишь двадцать четыре года. Сейчас сгоняем в гости к кенгуру, а в следующем году посетим Японию, Южную Корею и, может быть, завернём на несколько дней в Китай.
  - Натаха, никогда даже подумать не могла, что ты так любишь путешествовать.
  - Ну, не всем ведь стихи писать и космические аппараты клепать, кому-то и по земельке надобно побегать.
  Ладно, это всё лирика, а вот что ты надумала со своей прозой жизни?
  Вера вздохнула.
  - Не знаю, Наташа, люблю я его и мне кажется, что наша месячная разлука пойдёт ему на пользу.
  Мы встретимся и снова будем дарить себя друг другу без остатка, наладим общий быт и воспитание сына, а может быть, через парочку лет и за вторым ребёночком сгуляем...
  Наташа взорвалась:
  - Наивная дурочка... была, есть и будешь! Подумай хорошо своей романтической башкой, что могло за месяц измениться? Лучше пошоркай, как следует, на предмет его личных связей с бабами. Дай бог, чтобы я ошибалась, но что-то мне говорит, что неспроста он так изменился за последнее время по отношению к тебе, а ведь до конца жизни должен был твои ноги мыть и эту воду пить!
  - Наташка, прекрати из меня великого героя делать, я его любила и люблю!
  - Верунчик, не сердись на меня, пойми, я совсем не против твоего красавчика, но за тебя душа изболелась - изведёшь ты себя со своей сумасшедшей любовью.
  Мне даже кажется, что если застукаешь своего милёночка с какой-нибудь паскудой, всё равно простишь, смиришься и будешь старательно латать семейное рваньё!
  Вера ничего не ответила на это подруге, но про себя подумала - вряд ли, Наташенька, вряд ли, если только узнаю, что он меня делил с кем-то, навек отвернусь, не смогу я с этим смириться, но пока не хочу об этом думать.
  С Гевером на руке, а другой катя чемодан, Вера вышла в зал ожидания и тут же натолкнулась на Гилю с Абрамом, приехавших в аэропорт встретить невестку с обожаемым внуком.
  Уставший после самолёта мальчик смотрел на бабушку и дедушку с обидным для них не узнаванием, жался к матери и капризничал, чем немало расстроил сентиментальных пожилых людей.
  Абрам дал любимцу ключи с ярким брелоком от машины - и тот тут же протянул руку и оседлал дедушку.
  - Веруш, поедем к нам, пообедаем, а потом уже покатишь в Тель-Авив.
  Гиля просительно смотрела на обожаемую невестку, по которой нескрываемо соскучилась.
  - Нет, вы уж меня простите, но я хочу как можно быстрей попасть в свою квартиру и встретиться с Галем.
  Родители мужа переглянулись.
  - Веруш, сейчас только двенадцать дня, а Галь появится дома, дай бог, только после пяти...
  - Не уговаривайте, я так решила, а Гевера можете взять к себе, ничего не имею против.
  Завтра я за ним заеду, может быть, если он расстарается, то даже вместе с Галем.
  Компромисс был встречен с радостными улыбками.
  Довезя невестку до подъезда её дома, не поднимаясь наверх, родители Галя уехали в свой мошав наслаждаться обществом любимого внука.
  Вера открыла своими ключами дверь и с радостным выдохом вкатила чемодан в прекрасную, до сих пор ещё хорошо не обжитую молодой семейной парой, квартиру.
  На неё сразу же пахнуло чистотой и проветренным помещением.
  Она улыбнулась - муж её ждал и договорился с уборщицей, чтобы та к её приезду навела порядок.
  Нет, Наташка не права, Галь по-прежнему любит её, ждёт встречи и с сегодняшнего дня их семейная жизнь поплывёт в спокойном нормальном русле и вернутся прежние любовь, доверие и интерес друг к другу.
  И всё же подруга зародила в её душе сомнения и она, быстро приняв душ и переодевшись, прошлась по комнатам, придирчиво вглядываясь в углы, и сама себе усмехнулась - паранойя, надо с этим кончать, а то так и до психушки недалеко.
  Поставив на зарядку мобильный телефон, сделала ревизию в холодильнике.
  Обедом не пахло, видимо, Галь рассчитывал по случаю приезда любимой жены, сводить её поужинать в ресторан, но сейчас ведь только полдень и надо было бы хотя бы перекусить.
  Вера снова оделась для выхода из дому и, взяв ключи и права на машину, спустилась на подземную стоянку.
  По дороге к автомобилю её остановила пожилая соседка, выходившая в этот момент из своего "Шевроле".
  - Госпожа Бенет, шалом, как я тебя давно не встречала, мы уже думали, что ты отсюда съехала.
  - Добрый день, госпожа Абрамович, с чего вы сделали такие выводы и кто это мы?
  - Ну, мы - это мой муж и ещё кое-кто из наших соседей...
  - Интересно, а почему вдруг моя семья, и в частности я, стали предметом ваших обсуждений?
  - Госпожа Бенет, зря ты так волнуешься, просто в последнее время мы тут часто встречали твоего мужа в компании очаровательной брюнетки, выходящих вместе с утра из дому.
  Девушка очень миловидная и со спортивной фигурой, к твоему мужу относится весьма уважительно и во всём старается оказать ему помощь.
  Мы решили, что, возможно, это ваша родственница, приехавшая его опекать, пока тебя не было дома.
  Тысячи иголок мгновенно прожгли голову Веры, непостижимым усилием воли она не позволила проявить эмоции и слабость перед не в меру любопытной соседкой и выдавила с усилием из себя подобие улыбки:
  - Да-да, это, наверное, дочь его старшего брата, подъехала присмотреть за моим мужем, ведь я с сыном месяц была в Южной Америке. Прошу прощения, но я забыла дома права на машину.
  И Вера, резко развернувшись, устремилась обратно к лифту, не дожидаясь пожилой соседки, которая вслед недоуменно проворчала:
  - Вот ненормальная, куда побежала, документы ведь у тебя в руках?!
  Вера на одном дыхании влетела в квартиру и, захлопнув за собой дверь, облокотилась на неё спиной, будто опасаясь, что кто-нибудь ворвётся следом.
  Она тяжело дышала, щёки пылали, голову застлал и не хотел уходить густой туман отчаянья.
  Боже мой, что мне делать, что делать, неужели правда?
  Неужели Наташка была права?
  Как он посмел в нашу квартиру приводить чужую девушку, заниматься с нею любовью на нашей кровати, кушать, пить из нашей посуды и говорить всякие любовные глупости в рамках этих стен, где он всё это делал со мной?!
  Я не могу больше здесь находиться, здесь всё пропитано предательством, изменой, мерзостью и гадостью!
  Может, это всё же не правда, может соседка специально навела "тень на белый день" из зависти или вредности?
  Она обхватила голову руками - какая там зависть, ведь они меня почти не знают, а при редких встречах, которые у неё были с госпожой Абрамович и другими соседями, те всегда мило ей улыбались и справлялись о самочувствии, когда Вера была беременной.
  Ей до зуда хотелось залезть в потаённые углы, куда редко заглядывают уборщицы и поискать доказательства супружеской неверности.
  Она была почти на сто процентов уверена, что их найдёт, но остановила себя - не будет она опускаться до такой низости, а просто дождётся Галя и спросит его в лоб об этой девушке, и что бы он не ответил, сразу же догадается насколько это правда.
  Вера вздрогнула от резкого звонка телефона. Она так напряглась, что даже поперхнулась слюной и, откашливаясь, подняла трубку:
  - Веруш, шалом дорогая! Как долетела? Как себя чувствуете с малышом после такого трудного перелёта?
  Вера сквозь подступающий кашель выдавила:
  - Нормально, Гевера забрали к себе твои родители.
  - А что с твоим голосом, ты простыла?
  - Нет, просто поперхнулась слюной.
  - А-а-а, тогда ерунда. Я знаю, что ты голодная, а дома пусто, но уже выезжаю, думаю, что мы сегодня с тобой заслужили хороший обед в ресторане.
  - Я уже не голодная, меня тут наша соседка накормила досыта...
  - С каких это ты пор стала по соседям ходить?
  Мужчина неестественно засмеялся.
  - Всё, Веруш, я уже сажусь в машину, максимум полчаса, и мы встретимся... бай!
  Вера прошла в спальню и стала из шкафа вытаскивать остававшуюся в нём свою одежду и засовывать в спортивную сумку, чемодан, с которым она вернулась домой и который ещё не распаковала.
  Тряпок на её полках собралось много, а надо было ещё забрать обувь, детские вещи, игрушки... Ладно, всё сразу не заберёт, пока ограничится только летним и бельём, а большая часть одежонок и игрушек Гевера находятся всё же в доме у родителей Галя.
  Хлопоты, связанные со сборами, несколько отвлекли девушку от мрачных мыслей и паники, но когда она услышала открывающуюся дверь, сердце подпрыгнуло и застряло в горле.
  Ловко въехав на коляске в квартиру, улыбающийся Галь сразу же натолкнулся взглядом на стоящие напротив входных дверей чемодан, спортивную сумку и на пакет с какими-то бумагами, скорей всего, с документами.
  Он перевёл взгляд на Веру, улыбка моментально слетела с его лица, сменившись выражением глубокой печали в потускневших глазах:
  - Уходишь?
  - Как видишь.
  - И даже не поговорим?
  - Если бы я хотела уйти не поговорив, то уже бы ушла.
  - Веруш, я знаю, что все слова оправдания сейчас будут выглядеть не просто смешными, а вообще крайне неуместными и нелепыми. Да, у меня была любовница, но мы с ней три дня назад выяснили до конца наши отношения и расстались навсегда...
  - Галь, зря распинаешься, меня это совершенно не интересует, это уже не наша, а твоя жизнь.
  - А что тебя интересует? Для чего ты осталась, о чём хотела поговорить?
  Галь вдруг сорвался и последние слова уже кричал.
  - Ты чего смотришь на меня, будто я совершил страшное преступление?!
  - Не повышай голос, если бы кто и мог это сейчас делать в данном случае - так только я! Но, увы, уже поздно орать, стенать и выяснять отношения. Слушай, мой бывший муж, внимательно, другого случая для этого разговора уже не будет - меня не ищи и не пытайся встретиться со мной, я для тебя умерла навсегда. Все переговоры о разводе будем вести через твоих родителей, с ними терять связь я не намерена, как и лишать их общения с внуком, но с сегодняшнего дня Гевер будет жить со мной и неважно, где я в будущем обоснуюсь. Твои деньги мне не нужны, но на ребёнка будешь с первого же дня, то есть уже с сегодняшнего, перечислять регулярно на мой счёт, который я себе открою, номер его выяснишь у своих родителей. Завтра я с нашего, пока совместного счёта, сниму, как мне кажется, свои деньги - гонорар, полученный за работу над космическим аппаратом.
  - Вера, подожди расставлять всё по местам, не считаясь с моим мнением. Ты не можешь так взять и по-живому резать всё то, что нас связывало все эти годы, у нас, в конце концов, есть ребёнок, и мы, я уверен, сможем вернуть в прежнее русло наши отношения...
  - Что?! По-живому?! Это я режу?!
  Вера буквально задохнулась от гнева, боли и горя, свалившегося на неё, и слёзы, до сих пор сдерживаемые силой воли, буквально хлынули из глаз и с ней началась истерика.
  - Как ты смеешь мне такое говорить, я что ли якшалась и приводила мужиков в нашу квартиру, я что ли надругалась над твоим доверием, подвергла оскорблению твою преданность и, в конце концов, опоганила, истоптала, вымарала в дерьме нашу любовь?!
  Вера осела на пол, закрыла лицо руками и горько расплакалась.
  Но стоило Галю приблизится к ней и дотронуться до плеча рукой, тут же отстранилась и вскочила на ноги.
  - Не смей до меня дотрагиваться распутными руками, которые ласкали другую девушку!
  - Веруш, успокойся, поверь мне, я мало в чём виноват, Офира, так зовут ту девушку, сама меня буквально втащила на себя...
  - Слышишь, не смей, не смей порочить имя девушки, которая, возможно, тоже сейчас страдает из-за твоего вероломства.
  Ты всегда искал на свою задницу приключения и находил, не считаясь с чувствами и душевной болью других.
  Вера вдруг опять взяла себя в руки и заговорила спокойным голосом.
  - Всё, бывший мой муж, давай говорить только по существу, и будем только касаться тем нашего раздельного будущего.
  Будь моя воля, я бы никогда больше не глянула в твою сторону, но у нас общий ребёнок, а моя совесть, а главное, закон нашего государства не позволит мне лишить тебя права на общение с ним, поэтому мне придётся иногда тебя терпеть в непосредственной близости от себя.
  Галь молчал, опустив голову, видно было, что слова жены больно его ранили, но он не находил себе слов оправдания, а уговаривать, увещевать и молить о прощении, окончательно уже понял, в данный момент бесполезно.
  Вера сложила руки на груди:
  - Раз ты сам не нашёл, что мне сказать по существу, так я продолжу - на эту квартиру я не претендую, потому что ни одного своего гроша сюда не вложила.
  Машина у меня хоть и твоя, но старая, за неё и десяти тысяч сейчас не возьмёшь, поэтому с лёгким сердцем оставляю за собой.
  О деньгах на нашем совместном счету я уже своё слово сказала, не думаю, что у тебя возникнут претензии на мой гонорар, полученный за проект.
  Все остальные действия за тобой, визовую карточку передам твоим родителям, когда сниму со счёта свои деньги и закрою её на своё имя.
  Ладно, я уже начинаю повторяться.
  Сам или с чьей-то помощью собери мои оставшиеся вещи, когда тебя не будет дома я их заберу, а ключи от этой квартиры оставлю на столе.
  Вот и всё, остальное через твоих родителей, а позже через адвоката.
  Сдвинься в сторону, пожалуйста, дай мне пройти, не хочу даже случайно прикоснуться к тебе.
  - Веруш...
  - Твоя Веруш умерла!
  
  
  Глава 25
  
  
  Вера быстрыми нервными рывками, помогая себе коленями, вытолкнула за дверь чемодан и походную сумку.
  Оглядела печальным взглядом в последний раз уютный салон бывшей уже её квартиры и вдруг заметила торчащий в розетке шнур со своим мобильным телефоном.
  Вбежав обратно в квартиру, буквально вырвала заряжающее устройство и запихала его вместе с аппаратом в пакет с документами.
  Взявшись за ручку входной двери, чтобы окончательно захлопнуть её за собой, вдруг услышала тихий голос Галя: "- Веруш... Прости..."
   Вера, я тебя умоляю, задержись, пожалуйста, на несколько минут. Постарайся всё же выслушать меня на прощание.
  Молодая женщина с трудом пересилила себя и, как бы ей не хотелось очутиться уже наружи и остаться одной, всё же задержалась возле распахнутой входной двери.
  Стоя вполоборота, подняла сухие печальные глаза на Галя.
  - Говори, но только по делу, не смей меня упрашивать остаться и укорять в не существующих моих грехах!
  Галь подкатил коляску поближе к Вере и поднял на неё, когда-то спалившие девушку, а нынче потухшие чёрные, без прежнего блеска, глаза.
  - Я осознаю нынешнюю бессмысленность уговоров и не собираюсь тебя ни в чём обвинять, потому что ты упрёков моих не заслуживаешь.
  Да, я очень-очень виноват перед тобой и отлично отдаю себе отчёт в том, что мне трудно рассчитывать на твоё сиюминутное прощение.
  Но, прежде чем ты уйдёшь, хочу поблагодарить тебя за всё хорошее, что ты для меня сделала и пожелать тебе только счастья в твоей дальнейшей жизни.
  Я тебе не враг и никогда им не буду, постараюсь, чтобы наш развод не был сложным для суда, и за положенные тебе деньги на ребёнка можешь не волноваться...
  - Галь, я и не волнуюсь, потому что ни одной лишней копейки с тебя не возьму.
  - Ладно, сейчас это не тема для разговора, я хочу воспользоваться предоставленной мне возможностью и попытаться хоть как-то объясниться.
  Вера, ты так легко расправилась со всем, что нас связывало долгие годы, что меня это наводит на мысли, что нашу разлуку ты задумала заранее.
  Ну оступился я, так надо сходу подтолкнуть меня к пропасти?
  Вера почувствовала слабость в ногах и присела на рядом стоящий с нею чемодан.
  - Да, ты в чём-то прав. Находясь в отпуске, я много думала о наших взаимоотношениях в последнее время и часто возникали у меня в мыслях подозрения насчёт твоей неверности, но я их всячески отгоняла. Поэтому мой уход от тебя выглядит, на первый взгляд, не совсем спонтанным.
  А теперь, что касается того, что я бросаю тебя несчастненького, повисшего над пропастью. Разве я тебя кинула тогда в беде, когда ты действительно завис между жизнью и смертью?
  Молчишь, нечего сказать? А я тебе скажу! Даже мысли себе такой не допускала и от других не принимала, а сейчас ты меня просто взял и столкнул в помойную яму.
  Ты думаешь, что я так сильно оскорбилась тем, что ты переспал с другой женщиной? Ничуть или самую малость. Такого в жизни сплошь и рядом, когда козёл повадится ходить в чужой огород. Я по земле хожу рядом со многими людьми и всякого наслышана.
  А теперь попытаюсь объяснить главную причину моего скоропалительного решения о полном разрыве с тобой.
  У тебя долгое время была любовница, которой ты отдавал не только своё нерастраченное семя, а свою душу, и мне кажется, что даже любовь, ведь от тебя веяло таким холодом, а я принимала это за твою занятость, усталость, мою беременность и всю дорогу искала в себе причины твоего отчуждения...
  - Веруш, но я ведь порвал с ней!
  - Запомни раз и навсегда - твоя Веруш умерла.
  Вера, резко поднялась с чемодана, не оглядываясь вышла за дверь, и плотно прикрыла за собой, как ей в этот момент показалось, прошлую жизнь.
  В голове роились разрозненные мысли и никак не хотели собраться в цепочку, чтобы осмыслить произошедшее и решить что-нибудь на будущее, а надо было ещё подумать о ближайшем настоящем.
  Она медленно определила чемодан и разбухшую сумку в багажник автомобиля и сев в машину, глубоко задумалась - надо куда-то ехать, а куда?
  Адресатов было не много: снять гостиницу, поехать в мошав или в сторону Ашдода к родителям.
  Всё решил, раздавшийся в этот момент звонок мобильного телефона - неужели Галь ещё не успокоился и не понял, что назад у неё дороги нет?
  Нет, это был не Галь, а мама собственной персоной:
  - Верка, ты что с ума сошла, уже столько времени прошло, как прилетела и даже не вспомнила про своих родителей!
  - Мама, вспомнила и собираюсь сейчас к вам приехать.
  - Ах да, ну тогда другое дело, а то мы с папой уже и не знаем, что и подумать.
  Сейчас позвонила на твой домашний телефон, а наш распрекрасный зять ответил таким замогильным голосом, что у меня сердце оборвалась - подумала, что с тобой что-то случилось.
  Он, правда, заверил, что ты в порядке, а ребёнка он сам не видел, потому что Гевера забрали его родители в свою деревню.
  - Мама, ты уже так хорошо стала понимать на иврите?
  - Не смеши, какой там хорошо... а что тут понимать? Да, и почему ты едешь одна и на ночь глядя, ведь ты целый месяц не виделась со своим суженым, неужели вы не соскучились друг по другу?
  В голосе матери Вера слышала неприкрытый сарказм.
  - Мама, мы разводимся.
  - Что?!
  По молчанию в трубке телефона Вера поняла, что своим резким заявлением повергла родительницу в настоящий шок, но не дала ходу развития темы.
  - Сейчас приеду и всё объясню.
  Она отключила телефон и повернула ключ зажигания в машине.
  Сказано, значит надо ехать, а то, что сходу огорошила мать, так это к лучшему, не надо будет выдавливать из себя с муками информацию по капельке.
  Сохранить в тайне их развод всё равно не удастся, да и зачем, ведь дороги назад уже нет, пусть принимают, как должное, а она постарается им особо не докучать своим присутствием, ей только надо где-то ночь переночевать.
  Вера поднялась на лифте и позвонила в квартиру, в тот же момент дверь отворилась, на пороге стояла с воинственным видом сестра:
  - А-а-а, явилась придурочная! Ну заходи и объясни по-человечески, каких ты там дров наломала?
  Пройдя в салон, Вера обратила внимание на заплаканное лицо матери и опечаленное - отца.
  - У меня такое чувство, что это не я недавно приняла решение развестись с Галем, а вы все с ним тут в процессе развода?
  В атаку снова кинулась Люба:
  - Посмотрите на неё, какая цаца, она ещё выламывается: захотела - вышла замуж, захотела - родила ребёнка, а захотела - так развелась... Ты что всю жизнь будешь в облаках витать?
  Жила такой сытой обеспеченной жизнью, счёта деньгам не знала, что на свою жопу натянуть выбрать не могла, ходила, как новогодняя ёлка, вся золотом обвешанная и вдруг тяп-ляп и всё к "ебене матери"?!
  - Люба, а тебе не кажется, что моя личная жизнь тебя совершенно не касается?
  - Гляньте на неё, не касается! А куда ты, миленькая, сейчас приползла, не к родителям? А ещё скоро на них своего пацана нагрузишь, а сама сдриснешь на учёбу...
  Вмешался папа:
  - Любочка, погоди минутку, давай разберёмся по-хорошему во всём, ведь Вера, возможно, только сгоряча приняла скоропалительное решение.
  Мы же знаем, как бывает, поссоришься, наговоришь друг другу кучу гадостей, а пройдёт немного времени - остынешь, и всё вернётся на круги своя...
  - Папа, ничего и никуда уже не вернётся, вопрос решённый.
  Наконец, к разговору подключилась мама:
  - Вера, ты меня очень расстроила, хоть я и не любила твоего мужа и считала, что ты понапрасну губишь свою молодость с инвалидом, но повернуть жизнь в другую сторону ведь невозможно - у вас общий ребёнок, общая квартира и, наверное, у твоего супчика и деньги на счету имеются.
  - Мама, я что-то не пойму, куда ты клонишь?
  - Верка, ты ещё очень молодая и не искушённая в житейских делах женщина, нельзя взять и всё бросить, надо побороться за свои права на жилплощадь и на часть денег, ты же у нас не совсем глупая.
  - Мама, а кто тебе сказал, что я бросаю ребёнка?
  - Дочь, разве ты не слышала, я не о ребёнке говорила, а о дорогой квартире и о других ваших общих материальных ценностях.
  Люба говорит, что ты имеешь право даже претендовать на какие-то пенсионные отчисления своего мужа?
  - Так, хватит раздувать кадило и делать из меня стяжателя. Заявляю категорически и обсуждению не подлежит - я претендую только на своего ребёнка и то в рамках решения суда обязана предоставлять отцу общение с ним в определённые дни и ничего с этим поделать не смогу.
  В квартиру я не вложила ни копеечки и поэтому на неё претензий иметь не буду, а тем более, на какие-то пенсионные или ещё неизвестно какие там отчисления или накопления Галя, я к ним не имею никакого касательства.
  - Я вам говорила, что она дура, так я ошибалась, она полная идиотка!
  Вера не дала развить Любе эту идею:
  - Да, дура, идиотка, кретинка и все другие эпитеты подобного рода мне подходят, но по другой причине.
  Запомните раз и навсегда, я не сволочь, не хапуга и не стяжатель.
  Дальше выслушивать в свой адрес всю эту мерзость не собираюсь, как и ваши советы, от которых впору задавиться, потому что и без вас у меня на душе тошно и кошки скребутся.
  Она повернулась в сторону родителей.
  - Я не буду навязывать вам своего сына, пусть Люба не волнуется, и жить у вас я не буду, думала переночевать и этого делать не буду!
  Всего хорошего... папа, береги маму.
  И с этими словами Вера стремительно покинула квартиру родителей.
  Пока она ждала лифт, слышала, как за дверью бушевала Люба, завывала мама и что-то бубнил отец, но это её уже не волновало, нужно было для себя определить дальнейшие действия.
  Уже сидя в машине, она вспомнила, что в двадцати километрах отсюда живут прекрасные люди Олег с Людой, которые точно не будут допекать её расспросами и советами.
  Дадут возможность хоть чуть-чуть зализать раны и, точно, предоставят ночлег на сегодняшнюю ночь.
  Вера хорошо помнила, где находится последняя съёмная квартира, которую она посещала больше года назад.
  Быстро отыскала нужный ей дом и каково же было разочарование - они уже тут не жили, а нынешние жильцы понятия не имели об их местоположении.
  Учёба и работа над проектом в Хайфе буквально вычеркнули её из прежней среды, уже прошёл год, как Вера не общалась со своим любимым бардом и, к своему ужасу, она вдруг осознала, что забыла его телефон.
  Сидя за рулём, Вера впала в ступор, но до неё внезапно дошло, что она может без всяких проблем обратиться в службу 144!
  О, и радость, ей дали без проблем номер телефона Олега Фрейдмана!
  Боже мой, помоги, только бы они были дома!
  - Верочка, что это я твой голос не узнаю, ты какая-то расстроенная?
  Тебе нужен Олег, но его нет дома, ушёл куда-то выступать со своим Берковичем, ему что-нибудь передать?
  - Я в Ашкелоне.
  И Вера почувствовала, как по её щекам потекли слёзы.
  - Девочка, ты что плачешь?
  А ну давай подъезжай к нам, мы сейчас с тобой по-бабьи посидим за чашечкой чая и решим все твои проблемы, можно подумать, я свои могу решить.
  Люда рассмеялась.
  - Я ведь не знаю адреса, звоню вам, находясь рядом с вашей прежней съёмной квартирой.
  - О, божечки, так мы уже почитай как год живём в своей, нам государство выделило амигуровскую, не бог весть какую фатеру, но всё же собственная! Записывай адрес, тут тебе ехать на машине две минуты.
  И, правда, не прошло и пяти минут, как Вера оказалась в тёплых объятиях, заметно пополневшей Люды за прошедшее время после их последней встречи.
  - Ах, какая ты красавица, а фигурка, а мордочка - королева красоты!
  Не то что я... смотри, как раскоровела, Олег ругается, уже всякие диеты испробовала, а всё пухну, как на дрожжах.
  Проходи, проходи, полюбуйся нашими апартаментами - у нас три комнаты, маленькие, но нам в них не в футбол гонять, есть отдельный туалет и душ.
  Не обращай внимания на убогость нашей обстановки, вот немножко денежек подкопим и сделаем подходящий ремонт. Олег говорит, что ещё парочку лет и у нас здесь будет дворец. Я ему слабо верю, но он ведь никогда не обманывает, будем надеяться, что наши все неприятности уже позади.
  Присаживайся, моя красавица, сюда на диван. Что у тебя случилось, ведь на тебе лица нет?
  И Вера впервые за весь такой чрезвычайно напряжённый день, не сдерживая больше себя, разрыдалась в голос, упав лицом на грудь, гладившей её по плечам почти чужой женщины.
  - Ну-ну, выплачься, моя хорошая, неужели с кем-то из твоих близких что-нибудь нехорошее случилось, надеюсь, не с ребёнком?
  - Нет, слава богу, ребёнок в порядке и все мои близкие живы и здоровы, беда случилась со мной...
  И Вера ещё пуще разревелась, больше не сдерживая себя.
  Люда отстранила от себя девушку, обняв за плечи, сильными своими руками уложила на диван, подсунула под голову подушку и навела на неё лопасти вентилятора.
  - Полежи парочку минут спокойно, ничего пока не рассказывай, а я сделаю нам фруктового салата, залью его взбитыми сливками, и мы с тобой как жахнем!
  Сквозь затихающие всхлипы, Вера жалостливым голосом попросила:
  - Люда, а я могу у вас попросить что-нибудь перекусить, у меня с утра во рту не было маковой росинки?
  - Ну это же надо, совсем сдурела, даже не предложила гостье покушать. Котлеты будешь? Сварить макароны или поешь с овощами? Есть у меня солёные огурцы, а вот и лечо, кто-то Олега угощал.
  Люда без конца тараторила, а на столе уже выстраивались тарелки, вазочки и прочая посуда с аппетитной снедью.
  В этот момент они услышали поворот ключа и звук открываемой двери.
  - А вот и Олег!
  Пожалуй, мы сейчас и бутылочку оприходуем в честь нашей дорогой гостьи. Олег, стой, не упади от удивления, к нам Вера приехала!
  - Какая Вера?
  - Ты что смеёшься, не знаешь, какая Вера? Землячка наша, с которой в самолёте вместе летели в Израиль!
  Люда подтолкнула незрячего мужа в сторону девушки, которая уже поднималась с дивана навстречу мужчине.
  Она прильнула к его груди и прошептала:
  - Здравствуйте, как я рада вновь с вами встретиться, создаётся такое чувство, что людей дороже вас с Людой, у меня нет никого в Израиле!
  
  
  Глава 26
  
  
   Вера, склонив голову на плечо Олега, замерла в его объятиях, несдерживаемые слёзы в считанные секунды пропитали рубаху мужчины.
  Он ласково погладил девушку по пушистым волосам:
  - Что, моя хорошая, не всё в жизни так просто?
  Да, похоже, не просто, очень даже не просто всё складывается в твоей жизни! Бывает, что попадаешь в такую ситуацию, кажется - уже выхода нет или хуже не бывает.
  Знаешь, как в том анекдоте про оптимиста и пессимиста?! Пессимист говорит - хуже уже не будет. А оптимист отвечает - будет, будет...
  Вера улыбнулась.
  - Мне кажется, что я сегодня пессимист и оптимист в одном лице - мне сейчас так плохо, а будет ещё хуже.
  Олег ободряюще похлопал девушку по спине:
  - Ну иди, моя хорошая, умой личико, помнишь мою песню -
  
  Успокойся дорогая, успокойся,
  Выше голову, а ну-ка улыбнись,
  А любовь к тебе придёт, не беспокойся,
  Впереди ещё большая очень жизнь...
  
  Люд, у тебя уже всё готово?
  - А чего тут готовиться? Что под рукой было, то и на столе, вот только водка не очень охладилась.
  - Ну кто не любит тёплую водку - приедет к нам зимой. А ты, Веруня, как относишься к тёплой водке?
  - Я вообще к ней не отношусь, ни разу не пробовала, а сегодня, наверное, выпью.
  - Ну, герой, присаживайся за стол, ты же говорила, что у тебя во рту маковой росинки не было с утра. Немного сначала покушай, а то скопытишься после первых десяти грамм.
  - Олег, а ты куда?
  - Помою руки и поставлю для Веруни свою новую песню, твою любимую.
  Пойдёт?
  - Пойдёт, пойдёт, мой поэт, композитор, музыкант и кто там ещё...
  - Посмотрим, посмотрим, время покажет, в нашей стране ведь все горизонты открыты для человека, только не ленись и не ной.
  Люда налила по полной рюмке водки себе, Олегу и капнула на донышко в Верину.
  - Ну, Олег, скажи парочку слов, ты ведь мастак на пышные речи, только надолго свою галиматью не затягивай.
  - Так я и не собирался, очень хочется кушать и выпить не грех.
  Верунь, за тебя, за твоё будущее, чтобы печальное настоящее как можно скорей стало твоим невозвратным прошлым, а в будущем чтобы ты была счастлива, любима и оставалась для нас такой же родной девочкой, какой с первых минут знакомства вошла в наши души!
  Глоток водки буквально обжёг горло, и Вера замахала рукой возле рта.
  Люда подсунула ей солёный огурец.
  - На, закуси, сразу огонь потушишь.
  Так оно и произошло, и девушка налегла на закуски, ощущая в себе невероятный голод.
  - Веруня, ты что сюда к нам кушать приехала?
  Девушка растерялась.
  - А что?
  - Выпить надо, а потом уже закусывать.
  Люда, смеясь, уже наполняла рюмки.
  - Верочка, детка, не обращай на этого балагура внимание, он ещё и не такое может выдать.
  После третьего поднятия стопок у Веры поплыло в голове, голоса Люды с Олегом отдалились, движения стали не чёткими, а когда она что-то пыталась сказать, то почувствовала, как у неё заплетается язык.
  - Ой, простите меня, я, кажется, совсем опьянела?
  - Так, моя девочка, тебе больше не наливаем, а мы с Олегом ещё по одной выпьем.
  Как, муж, смотришь на это?
  - Легко и с удовольствием, выпьем за гостью и без гостьи, подкинь мне, пожалуйста, ещё одну котлетку.
  Вера почувствовала насыщение и вдруг вспомнила.
  - Олег, а где ваша обещанная песня?
  - Ой, за этой водкой забудешь про всё на свете.
  Людочка, тисни там вторую слева кнопочку...
  В салоне на старой горке стоял дешёвый музыкальный центр.
  Люда поймала взгляд девушки.
  - Это Ленкин, после армии с первой зарплаты купила, ещё никак не заберёт к себе, ведь со своим мужем и новорождённой доченькой на съёмной квартире живут.
  Люда нажала кнопку магнитофона:
  
  Для старого приятеля
  Откроются объятия...
  Была разлука долгая,
  А встреча коротка.
  
  Глаза блеснут предательски
  Слезой любви и радости,
  И гулко от волнения
  Кровь застучит в висках.
  
  Припев:
  
  Встречи старых друзей,
  Встречи старых друзей
  Сквозь зигзаги судьбы
  И немалых препятствий...
  
  Не остудят снега
  И потоки дождей
  В нашей памяти след,
  Где не сможем расстаться...
  
  Живут в воспоминаниях
  Друзья на расстоянии,
  А в лабиринте памяти
  Добро льёт тёплый свет.
  
  Сердцами тесно связаны,
  Как много не досказано...
  И вновь в глазах встречающих
  Ждём на вопрос ответ...
  
  Вера, дослушав внимательно до конца песню, вздохнула.
  - А почему вы вживую сегодня не споёте?
  - Да я, когда выпью, все слова забываю, мне тогда их Люда подсказывает, она ведь все мои песни знает лучше, чем я.
  Девушка вдруг прислушалась к следующей песне, звучавшей из музыкального центра.
  - А вы что слова изменили?
  Олег засмеялся.
  - Изменил, изменил, Беркович, как насядет, ему добротные стихи подавай.
  Я объясняю, что тексты песен - это не совсем стихи, а тот, знай себе, гундосит...
  - Олег, угомонись ты на минутку, не даёшь послушать!
  - Вот и пойми жену, то надоел ты со своими песнями, то послушать дай...
  - Нет, он не утихомирится!
  - Молчу, молчу.
  Вера самовольно отмотала назад плёнку.
  
  
  Снежный вальс
  
  
  Часто мне снится замёрзший в сугробах январь.
  В снежных накидках деревья скрипят на ветру.
  Дышит сиреневым паром над нами фонарь.
  Снова влюблённо на встречу тебе я смотрю.
  
  Припев:
  
  Снежный, снежный, снежный, снежный вальс...
  Кружит он снежинки, кружит нас...
  Кружит нас...
  Снежный, снежный, снежный, снежный вальс.
  
  
  Снятся опять и опять сны в морозном дыму,
  Вспыхнут снежинки алмазами на волосах.
  Хрупкое тело в объятия нежно приму,
  Кружимся в вальсе, целуясь у всех на глазах.
  
  
  Припев...
  
  Часто мне снится завьюженный юностью сон...
  Кружимся в вальсе, и снежные хлопья парят.
  Стонет пурга, в такт мурлычет зимы саксофон,
  Новую песню любви, снежный вальс января.
  
  
  Вера выключила магнитофон и повернулась к сидящей за столом симпатичной супружеской паре.
  - Вот скажите, почему у вас всё так слаженно, общие взгляды, интересы и даже переругиваетесь вы как-то без злости?
  - Люда, ты слышала?
  - Ой, моя миленькая девочка, если бы ты только знала, через что мы с ним прошли, даже до мордобоя доходило.
  - Правда? Никогда бы не подумала!
  - Правда, Веруня, правда... мы же оба, как заискрим - всё, тушите свет и выносите мебель!
  - А я вот ни разу с Галем по-настоящему не ругалась, ни разу, хлопая дверью, не уходила из дому, он никогда на меня даже не замахнулся... а мы разводимся.
  - Так, может быть, не стоит разбивать семью из-за какой-нибудь ерунды?
  - Люда, скажите, вы бы могли простить измену?
  - Ну это вопрос серьёзный. Кобелиное племя - известное дело. Им только подставь лёгкую добычу...
  - Я не об этом, вы бы смогли смириться, если бы у вашего Олега на протяжении долгого времени была бы постоянная любовница, если бы он, ссылаясь на занятость на работе, отводил душу и свою похоть в объятиях другой, если бы он в ваше отсутствие привёл её к себе домой и спал бы с ней на вашей кровати?..
  - Всё, девочка, успокойся.
  Люда прильнула к Вере и крепко прижала голову крайне расстроенной девушки к своей тёплой груди.
  - Не плачь, горю этим уже не поможешь, надо или смириться, или разорвать отношения раз и навсегда.
  - Я так и сделала, порвала сегодня наши семейные отношения раз и навсегда.
  Люда вытерла девушке мокрые от слёз глаза своей мозолистой ладонью.
  - Что думаешь дальше, детка, делать?
  - Если честно, то не знаю, в октябре надо приступать к занятиям, я же учусь в Хайфском технионе, ещё год осталось учиться и тогда лишь получу диплом, а моему сыну только год и два месяца.
  На своих родителей надеяться не могу, на его не хочу, потому что могу потерять опеку над ребёнком...
  В разговор встрял Олег:
  - Так, как я понимаю, жилья у тебя тоже нет?
  - Нет.
  - А деньги какие-нибудь есть?
  - Да, я получила тридцать тысяч шекелей бонуса за проект, над которым мы работали в течение года в университете.
  - Это уже кое-что.
  - Ну я ещё рассчитываю на алименты на сына.
  - Я думаю, что ты можешь отсудить у своего бывшего не только алименты на сына, но и на себя, а также пол квартиры и...
  - Олег, я не хочу ничего у него отсуживать. Это не моя квартира и обеспечивать меня деньгами он не обязан и, более того, я этого совершенно не хочу!
  - Ну не нервничай, я просто поинтересовался. Ты ведь не одна такая в Израиле, приходится иногда выслушивать истории всякого толка, поэтому и кое-что понимаю в этих делах.
  Поезжай в Хайфу, сними там себе подходящее жильё, оформи в частный садик мальчика, найми ему няню на часы, когда будешь занята в университете... вот, пожалуй, пока и всё.
  Вера вдруг осознала, что Олег в два предложения всё за неё продумал и решил, и она впервые за сегодняшний день после встречи с соседкой, открывшей ей глаза на неверность мужа, облегчённо выдохнула.
  
  
  О любви поют...
  
  
  О любви поют листья шёпотом,
  Волны шорохом, птицы щебетом -
  Наполняются мысли ропотом,
  Откликается сердце трепетом.
  
  Страстный зов любви - наваждение,
  Обладание и потери страх,
  Слепота души и прозрение -
  Не даёт уснуть и зовёт во снах.
  
  О любви поют алым заревом
  И закатный миг, и рассветный час,
  Дымкой розовой, млечным маревом
  Укрывая нас от досужих глаз.
  
  Страстный зов любви - наваждение,
  Обладание и потери страх,
  Слепота души и прозрение -
  Не даёт уснуть и зовёт во снах.
  
  
  Глава 27
  
  
  Мы не климат выбирали, а судьбу,
  Отдирая душу с кровью от истоков.
  И на многое поставили табу,
  Пробираясь сквозь лавины и потоки.
  
  Люда с Олегом выпили ещё по рюмочке водки, провозгласив тост за счастливое будущее Веры, своих детей и внучек, а их у них было уже трое.
  Не забыли они и себя, дорогих, выпив очередную стопку, опорожнив до конца бутылку.
  Неспешно закусив, встали из-за стола.
  Олег отошёл к окну покурить, а хозяйка начала убирать грязную посуду.
  Вера вызвалась помочь, но Люда обняла её за плечи:
  - Олег, вымой посуду, а я пойду приготовлю постель для нашей гостьи, у неё уже глаза слипаются.
  - Людочка, только перекурю, и всё будет исполнено в лучшем виде.
  Девушка не стала сопротивляться тяжёлой руке доброжелательной женщины, а вместе с ней прошла в дальнюю спальню, где стоял шкаф, диван, компьютер и застеленный красивой накидкой электроорган.
  - О, это Олег играет?
  - Куда ему, потыкается, потыкается и отходит, он же не великий музыкант. Так, научился на гитаре кое-как брынькать и завывает, вызывая слёзы у бабок.
  - А у вас разве не вызывает?
  - У меня - особенно, он же своими песнями до печёнок донимает, умеет, гад эдакий, душу разворошить, и откуда только слова такие берёт!
  Этот орган мы купили для Аллы, она ведь учится в пнимие с музыкальным уклоном - Олег мечтает, чтобы она стала музыкантом и певицей.
  - И как её успехи?
  - Ай, какие там успехи... в школе она посредственная ученица, а выйдет ли толк от её игры и пения - не знаю, лично я сомневаюсь, зная её характер, ленивая она у нас, ничего не поделаешь, была бы только здоровая.
  Вот кое-как научилась играть на этом инструменте, столько денег убахали, а приедет домой на выходные, так ей если не скажешь, то и не подойдёт к инструменту.
  - А как её ноги, ведь были серьёзные проблемы?
  - Помнишь?
  Люда поцеловала гостью в щёку.
  - Вот тебе Алкина ночная рубашка, она у нас девочка не мелкая, что ты хочешь - уже семнадцатый год, собирается в армию пойти, правда, немного прихрамывает, но о какой-то отмазке даже слышать не хочет, она ведь сильная телом и духом, вся в Олега.
  Ладно, разболталась я что-то сегодня не в меру, ложись спать на этот диван.
  Алла уехала погостить к своей подруге в Хулон.
  В душевой найдёшь шампунь, выберешь себе подходящий, я включу тебе здесь вентилятор, а то ночью очень душно. Август всё же на дворе.
  Вера чувствовала, как у неё от певучего голоса и непринуждённой речи миловидной женщины, а может быть, также от ранее выпитой водки, спадает напряжение.
  Она постепенно стала оттаивать душой от выпавшего на её долю сегодняшнего испытания, и завтрашний день ей уже перестал казаться в самых чёрных тонах, и она уже смотрела в него вполне оптимистично.
  Умываясь под душем, вспомнила анекдот Олега про оптимиста и пессимиста и невольно улыбнулась, мысленно перефразировав - пессимист спрашивает: разве может стать лучше?
  А оптимист отвечает:
  - Может-может!
  Удивительно, но она сейчас в это уже поверила.
  Конечно, Галя и их прежнюю любовь уже не вернёшь, а жить семьёй с мужчиной, который её жестоко предал, она не намеренна.
  Пока больно, очень больно, но нельзя ведь дальше мыкать по жизни, посвятив все оставшиеся ей дни и ночи этой боли. Надо, превозмогая свалившуюся на неё беду, продвигаться к намеченным раннее целям, а Олег подсказал ей наиболее точный и определённый путь.
  Она обязательно воспользуется этими ценными советами.
  Вера улеглась на диван и прикрылась лёгкой простыней.
  Закинув руки за голову, уставилась на крутящийся над ней вентилятор и задумалась о завтрашнем дне, который может очень много решить в её жизни.
  Горько усмехнулась: уж сколько сегодняшний день решил, лучше и не вспоминать.
  Ладно, проехали, нельзя сейчас раскисать, ей предстоит преодолеть очень много трудностей и проблем, при том, срочно.
  Постараюсь принимать важные решения в быстром темпе, как посоветовал Олег, но, пожалуй, с некоторыми дополнениями - утром поеду в мошав к Гиле с Абрамом, поставлю их в известность о разводе с Галем, если это ещё не сделал он сам, а потом, конечно, без Гевера, поеду в Хайфу и постараюсь снять квартиру невдалеке от техниона.
  Нельзя ей будет тратить много времени на дорогу на занятия и обратно, ведь теперь для неё время - деньги, а их придётся экономить.
  Конечно, желательно, чтобы квартира была меблированной и с электротоварами, нет ей смысла сейчас приобретать эти вещи, ведь через год неизвестно, где она будет работать и жить.
  Безусловно, Гиля с Абрамом будут уговаривать её до начала занятий в университете пожить у них, но она не пойдёт на это, потому что не хочет вести с ними, терзающие ей душу и ничего уже не решающие, разговоры и ловить на себе не то осуждающие, не то жалостливые взгляды. Как не хочешь, а они родители её бывшего мужа.
  Бывшего... боже мой, как тяжело произносить даже мысленно это слово!
  Пока начнутся занятия в технионе, можно будет от всех этих мыслей сойти с ума, но хочется думать, что у неё не останется особого времени, потому что надо в скором порядке найти подходящий частный садик, желательно, чтобы он работал как можно позже, чтобы ей не пришлось тратиться сильно на няню для сына.
  Да-а-а, теперь придётся соизмерять свои расходы с возможностями, но по скромным её расчётам она справится и уложится в те деньги, что у неё есть в наличии и будет получать от Галя в счёт алиментов.
  Можно ещё, пока начнутся занятия, где-нибудь подработать, ведь у неё есть опыт официантки, а если этой работы не найдёт, то и никаёном не побрезгует. Подумаешь, ведь это временно.
  На развод пусть подаёт сам коварный изменщик, у неё сейчас нет денег, чтобы оплачивать услуги адвоката и прочие судебные тяжбы.
  Спешить оформлять официальный развод ей ни к чему, замуж она не собирается.
  От всех этих мрачных мысли защипало в глазах, и Вера, перевернувшись на живот, тихонько заплакала в подушку.
  Услыхав, а скорее почувствовав, подошла Люда и присела рядом с ней на краешек дивана:
  - Ну что девонька, плачешь?
  Поплачь, поплачь, нам бабам иногда надо поплакать, выплакать нашу горькую судьбинушку.
  Мужикам проще, зальют мозги булдой или подлезут под бочок к другой дурочке и забудут про все горести на свете.
  Главные думы мужиков после развода в основном сводятся только к тому, как это им полегче выкрутиться из прошлой семейной истории, чтобы поменьше алиментов платить, полхаты отсудить и десятилетний шкаф унести.
  Вера резко присела на диване и обняла, гладившую её по плечам, Люду.
  - Мой Галь не такой...
  Ой, простите, он уже не мой, но всё равно, я не верю, что он такой, о которых Вы мне рассказываете.
  Огромное вам с Олегом спасибо. Что бы я сегодня без вас делала, где бы так смогла душой оттаять и такой уютный приют найти?..
  Завтра постараюсь всё расставить по своим местам, а если даже не всё, то многое.
  - Успокойся, девочка, жизнь сама иногда расставляет всё по своим местам, не подгоняй её, а двигайся спокойно в выбранном направлении.
  Можешь поспать подольше, мы утром с Олегом уйдём на работу, а ты встанешь, позавтракай, а будешь уходить, замкни дверь, а ключ вбрось в наш почтовый ящик под номером шесть.
  Сон долго к Вере не приходил, несмотря на дикую усталость, на выпитое и на все свалившиеся на неё страшные переживания этого длинного и тяжёлого дня.
  В голове у девушки вдруг начали зарождаться какие-то навязчивые строчки, которые просились в стихи, но она не стала подниматься, искать листик и ручку, чтобы записать почти готовые катрены. Встанет - вспомнит, так вспомнит, тогда и запишет... с этой мыслью она и заснула.
  Утром Вера не слышала, как хозяева ушли на работу.
  Она проснулась, хорошо отдохнувшая, от ликующего пения птиц, густо усевшихся на пальме под окном спальни, в доме, где она сегодня провела ночь, а до этого - замечательный вечер в компании милых простых людей, с которыми себя чувствовала по-домашнему уютно.
  Горестно вздохнула - когда это она в квартире у родителей чувствовала себя по-домашнему уютно?.. Наверное, только в детстве.
  Убрав постель и умывшись, тут же села за орган, включила и нежно прошлась пальцами по чёрно-белым клавишам.
  Когда-то в детстве мама очень хотела, чтобы Вера занималась на пианино, но она этому всячески противилась, а теперь жалела, ведь могла бы сегодня спокойно аранжировать песни Олега, да и свои стихи попробовать положить на музыку и даже спеть.
  Вдруг вспомнила зарождающиеся перед тем, как она уснула, строки, найдя чистый лист бумаги, быстро застрочила:
  
  
  Пусть банально, избито и пошло
  С грустью вновь заблудилась я в чаще,
  Не хочу гнить в печальном я прошлом,
  А желаю парить в настоящем.
  
  Я желаю быстрее отмыться
  От испачкавшей душу заразы,
  Воспарить в небо вольною птицей,
  С дикой болью, и может, не сразу.
  
  Обрести снова крепкие крылья,
  Что б несли меня к выбранной цели,
  Чтоб от скверны налипшей отмыли,
  Что б от встречного ветра запели.
  
  А пока, как нарыв, день вчерашний,
  Заставляет страдать мою душу,
  Но сегодня не так уже страшно,
  Перед ним я сегодня не трушу.
  
  Нет истории в жизни банальней,
  Чем потеря любви у любимых,
  Взяла паузу, аккорд не финальный,
  Перестроиться необходимо.
  
  На обеденном столе в коридоре лежали две кассеты и диск с песнями Олега Фрейдмана, а также записка от Люды:
  "Верунечка, доброе утро!
  Я тебе намазала булочку с маслом, а сверху сыр положила, завтракай на здоровье.
  Кассеты и диск - это для тебя приготовил Олег, он свято верит, что ты по-прежнему любишь его песни.
  Девочка наша, не пропадай, держи в курсе своей жизни, мы за тебя молим судьбу, ты достойна лучшей доли.
  Звони, приезжай, мы всегда будем тебе рады.
  С любовью, твои Олег и Люда."
  
  От прочитанной записки у Веры защипало в глазах, как это было во вчерашней песне Олега:
  
  ... а в лабиринтах памяти добро льёт тёплый свет...
  Точней и не скажешь - никогда она не забудет то, что вчера для неё сделали эти, по сути, чужие люди.
  Вера не спеша, позавтракала под песни Олега и, настроенная на решительные действия, покинула гостеприимный дом.
  Её путь лежал прямой наводкой в Хайфу, такое решение она приняла, усевшись за руль автомобиля.
  Нечего пороть горячку, пока не устроится - не будет заезжать за сыном к Гиле с Абрамом.
  Ещё до полудня Вера сняла на год симпатичную двухкомнатную квартиру в старом доме, вписанном в горный пейзаж, с открытой небольшой террасой вместо балкона.
  Маклер заверил девушку, что другое подобное жильё, возможно, обошлось бы ей на пятьдесят долларов дешевле, но оно на порядок уступало бы этой квартире в уюте и благоустройстве.
  Девушка знала, что в Хайфе живут два брата Галя с семьями, но Вера не хотела их вмешивать в развитие событий и просить о какой-либо помощи.
  Время до начала занятий у неё ещё предостаточно, но уже с завтрашнего дня она может перебираться на свою временную квартиру.
  В ближайшие часы переведёт на себя все коммунальные услуги - подключит воду, электричество и газ, а после этого можно уже начинать новую самостоятельную жизнь... без мужа.
  Мобильный телефон её разрывался от звонков, но она дала себе слово, что пока не устроится с жильём, никому не ответит.
  Многочисленные звонки были от мамы, Любы, Гили и один от Галя.
  Ни один из пропущенных абонентов не вселял в неё оптимизма и желания ответить, но и не отвечать было нельзя, даже Галю.
  - Веруш....
  Ой, прости, Вера, я долго вчера и сегодня размышлял о нашем неприятном разговоре и о твоём решении разорвать наш брак.
  Вера молчала.
  - Так вот, я, безусловно, виноват перед тобой, но не настолько, чтобы из-за этого моего неблаговидного поступка нам с тобой кардинально поменять жизнь.
  Мы можем, пока всё у нас не утрясётся, спокойно жить в одной квартире, но в разных комнатах, ведь места вполне для всех хватает.
  Мы будем вместе воспитывать нашего сына, а если ты ещё согласишься, вести со мной одно хозяйство, то я с радостью приму твои услуги, ведь мы с тобой так мало бываем вместе в своём гнёздышке.
  И на это Вера ничего не ответила.
  Галь откашлялся.
  - Ты меня слушаешь?
  - Да.
  Галь от её молчания почувствовал себя увереннее:
  - Заверяю, у тебя нет никакой надобности подавать на алименты - я обязуюсь выплачивать каждый месяц три тысячи шекелей. Хочешь - наличными, а хочешь - могу выписать чеки на год вперёд, а если будем жить в нашей квартире, то и в этом надобность отпадёт, согласна?
  Ну почему ты молчишь? Скажи, наконец, что-нибудь?
  - Скажу... В первую очередь, я не буду с тобой выяснять степень твоей вины, потому что моё решение уйти от тебя окончательное.
  Мы не будем жить с тобой под одной крышей, это даже не обсуждается.
  Мне кажется, что ты проявил благородство и назначил на Гевера вполне достойные алименты, любой вид оплаты меня устроит, я тебе пока доверяю полностью, но чтобы с тобой не встречаться, будешь переводить деньги на мой счёт, номер сообщу позже.
  Довожу также до твоего сведения, что сама на развод я пока подавать не буду, потому что у меня нет на это лишних средств.
  Понадобится тебе... я не буду против и подпишу все для этого необходимые бумаги.
  Порядок на нашем общем счету я ещё не навела, не было свободного времени, потому что я нахожусь сейчас в Хайфе, где сняла для нас с сыном подходящую съёмную квартиру.
  Захочешь общаться с Гевером, препятствий чинить не буду, но видеть тебя не хочу.
  Поэтому, как это будет выглядеть, выясним позже, возможно, посоветовавшись с твоей мамой.
  Вот и всё, прощай.
  Вера, не дождавшись ответного прощального или другого слова Галя, отключилась от крайне неприятного для неё разговора.
  Так, Любе она перезванивать точно не будет, её нравоучения и попрёки ей даром не сдались, а вот маме позвонить необходимо, хоть она тоже "доставала" ещё та, но, как говорит Наташа - родню мы не выбирали, хоть хреновая, но наша.
  - Верка, ты что с ума сошла, уехала на ночь глядя и пропала...
  - Мама, я не пропала, а наоборот, нашлась.
  Переночевала у хороших своих друзей в Ашкелоне, затем переехала в Хайфу и уже сняла для нас с сыном квартиру.
  Сегодня переночуем у Гили с Абрамом, а уже завтра поедем с Гевером устраиваться на своём новом месте жительства.
  - Верка, ты отдаёшь отчёт своим поступкам?
  - Конечно, я, мама, с восемнадцати лет отдаю и, думаю, что за меня тебе до сих пор краснеть не приходилось, хотя ни одного моего поступка ты не одобрила.
  Передай, пожалуйста, Любе, что если она хочет впредь поддерживать со мной отношения, то пусть усмирит свой властный напор, а плюс, алчность и желчность, мы с ней уже две взрослые женщины, не зависящие в жизни друг от друга, а иначе...
  - Вера, ты зря так на Любочку, она тебе зла не желает, а если и сказала парочку неприятных слов, то это от переживания за тебя.
  Вера смолчала, не хотелось ей поднимать эту тему, без того было на душе тошно.
  Мама, не услышав ответа на её заявление, вздохнула.
  - Как же так, ты будешь жить одна с ребёночком, вдалеке от всех родных, помилуй, за какие средства? Тебе ведь учиться надо и на сына придётся тратить сумасшедшие деньги, я знаю, сколько эти частные сады стоят.
  Мы с твоим папой поговорили и решили, что сможем тебе помочь с воспитанием мальчика - пусть он живёт у нас, ходит в садик, а я ведь только по вечерам работаю. Когда меня не будет, папа успешно повозится с ребёнком, ты ведь знаешь, что он у нас справный.
  Вера проглотила подступивший к горлу ком.
  - Мама, спасибо вам большое, мне было очень важно услышать от тебя подобные слова, но я сама должна воспитывать своего сына, и я с этим справлюсь, мне ведь всего лишь год осталось учиться.
  Гиля и Абрам встретили её настороженно и с опаской задавали наводящие вопросы.
  - Веруш, будешь обедать?
  Мы не ели с Абрамом, ждали тебя, только перекусили.
  - Буду, и с большим удовольствием, как позавтракала в Ашкелоне где-то в восемь утра, так и до сих пор крошки в рот не положила.
  Они обедали, не задавая друг другу провокационных вопросов, а старательно и аккуратно обходили острые углы.
  Но вот за кофе, закурив сигарету, статус нейтрального молчания нарушил Абрам:
  - Послушай меня, дочь - когда-то я просил тебя покинуть нашего сына, потому что его состояние здоровья было критическим, и я не хотел, чтобы ты коверкала себе жизнь.
  Сегодня ситуация совершенно другая - наш сын вполне здоровый, не считая его неподвижных ног, но и с этим, возможно, скоро решится вопрос положительно, потому что профессор, делавший ему операцию, после которой он вернулся в нормальную жизнь, заверил нас и Галя, что методики лечения этой проблемы значительно продвинулись вперёд и в ближайшее время начнутся обследования, проверки и прочая волокита, в которой я ничего не смыслю, но без чего нельзя обойтись.
  Галь уже дал согласие на эту операцию, потому что после неё есть вероятность ему подняться на ноги, хотя бы с помощью костылей.
  Понимаешь, как трудно нам воспринимать ваш развод именно сейчас.
  Не округляй глаза, мы всё знаем, пусть без особых подробностей, не так, конечно, как знаешь и воспринимаешь это ты.
  Признаюсь, я тоже был далеко не ангел в постельных делах и тоже наши отношения с Гилей иногда заходили в тупик, но мы с этим справились.
  Неужели у вас нет такого шанса, неужели ты не дашь ему и себе этот шанс - сохранить семью, ведь вы любите друг друга.
  - Нет.
  Повисло тягостное молчание, которое, наконец, нарушила Гиля:
  - Веруш, но ты не откажешься от нас, как это ты сделала с Галем?
  - Нет, конечно, нет, я от него не отказывалась, это он от меня отказался, предпочёл другую!
  И Вера, вскочив со своего стула, бросилась в объятия к крайне расстроенной пожилой женщине, и они вместе захлюпали носами.
  Абрам раскурил следующую сигарету.
  - Знаешь, Веруш, а я тебя нисколько не осуждаю, а даже, больше того, уважаю!
  Я и раньше к тебе хорошо относился и почитал, как родную.
  Нам бог дочерей не дал, но из невесток ты для нас самая близкая.
  Приезжай к нам всегда запросто отдохнуть от города и текучки, а мы с малышом порезвимся, ведь другие все внуки уже повырастали.
  Если тебе от нас надо будет какая-нибудь помощь, обращайся без стеснения, всегда с радостью поможем.
  Твоя судьба для нас далеко небезразлична - расскажи по-родственному, где ты собираешься жить, с кем во время твоего отсутствия дома будет Гевер, намеренна ли продолжать учёбу?
  Вера в спокойной обстановке поведала, милым её сердцу, людям о предпринятых первых шагах в её самостоятельной жизни без Галя.
  Они одобрили всё предпринятое ею, попросив только принять от них деньги на первые полгода оплаты за съёмную квартиру.
  Вера не долго колебалась - она не хотела обижать добрых людей за их человеческое участие в её судьбе, да и их щедрый дар был для неё сейчас далеко не лишним.
  
  
  Глава 28
  
  
  В середине ноября неожиданно наметился новый научный коммерческий проект у профессора Таля, в который он без колебаний пригласил Веру.
  Ещё по работе над прежними космическими аппаратами девушка обратила на себя внимание профессора своей неуемной энергией, дисциплинированностью, а главное, способностью на лету схватывать основы и проявлять здоровую инициативу и смекалку. Когда Вера в нескольких словах разъяснила научному руководителю нынешнее своё семейное положение, из-за которого она не сможет часто задерживаться допоздна в технионе,то тот без колебаний согласился на её условия, потому что нуждался в опытном и вдумчивом помощнике.
  В Израиль пришли дожди.
  Крупные капли барабанили по крыше её автомобиля, когда она поздно вечером возвращалась домой после работы над захватившем её своей неординарностью новым научным проектом.
  Подъехав к своему дому, накинув на плечо сумочку, без зонта выскочила из машины и стремглав бросилась к дому, чтобы сильно не промокнуть.
  Взявшись за ручку двери от подъезда, вдруг под навесом заметила женскую фигуру, которая при виде Веры, двинулась к ней навстречу.
  В свете фонаря, горящего над входом, Вера рассмотрела лицо черноволосой девушки со стрижкой каре и с чуть раскосыми глазами.
  Сразу пришла догадка и она тут же произвела блиц-анализ: а девушка ничего, симпатичная, повыше будет её сантиметров на пять, дутая куртка не скрывает стройную фигуру и спортивную осанку.
  - Шалом, Вера!
  - Шалом, Офира!
  - Откуда ты знаешь, как меня зовут?
  - Но ты ведь знаешь моё имя, так почему для меня твоё должно было быть загадкой?
  Вера опешила.
  - Я, понятное дело, ведь Галь упоминал твоё имя, видела на его рабочем столе твою фотографию с сыном и даже иногда по телефону слышала твой голос, когда соединяла тебя с мужем.
  - И это не помешало тебе залезть к нему в штаны?
  - Я люблю его!
  - А ты думала, что я его не люблю, а точнее, не любила?
  - Нет, не думала, я знала о тебе и о нём практически всё, от первой вашей встречи в автобусе и до свадьбы.
  Я также знала, как ты всё своё свободное время, пока Галь был без сознания, сидела возле него, а потом помогла ему выйти из слабого физического и морального состояния, а порой, даже суицидального настроения.
  Я также знала, что до свадьбы ты уже была беременной...
  Вера шагнула вперёд и застыла буквально в полуметре от собеседницы, презрительно уставившись в её глаза.
  - Ты всё знала, и это тебе не помешало нагло совратить чужого мужа и сломать нашу налаженную жизнь и любящую семью?
  Офира не отступила, а прямо взглянула в глаза Веры.
  - Да, не помешало, потому что я влюбилась в него с первого взгляда, не могла с собой ничего поделать и согласилась добровольно на роль любовницы, практически ни на что конкретно не рассчитывая.
  Вера взяла себя в руки.
  - Но я же тебе освободила пространство, что ты от меня теперь хочешь?
  Офира неожиданно всхлипнула.
  - Дай ему развод, отпусти его!
  - Глупенькая, я его не держу и развод готова дать в любой момент, когда он только захочет, но самой заниматься судебными тяжбами у меня нет времени, и признаюсь честно, нет пока средств.
  Офира вытерла слёзы тыльной стороной ладони.
  - А он утверждает, что ты его держишь и не отпускаешь, надеется, что ты к нему вернёшься.
  Не поверишь, он мне сказал, что если ему сделают удачно операцию, то приползёт к тебе на коленях, просить вернуться к нему!
  Последние слова, произнесённые печальной девушкой, к удивлению самой Веры, откровенно её развеселили.
  - Так, может, мне ему сказать, чтобы не полз или не делал для этого операцию?
  - Вера, ты зря смеёшься над нами, он тебя любит, а я беременная от него, скоро будет уже четыре месяца!
  - А почему ты мне это говоришь, а не отцу будущего ребёнка?
  Почему я должна войти в твоё положение и совершить какие-то деяния, противоречащие моим принципам?
  Может, ты ещё хочешь, чтобы я его уговорила взять тебя замуж?
  До сих пор, не отводившая от Веры взгляда, девушка вдруг опустила глаза под напором, сыпавшихся на неё вопросов, равносильных пощёчинам.
  - Вера, но ведь в твоих силах сделать так, чтобы он от тебя отказался навсегда.
  - Офира, мы ведём беспредметный разговор.
  Я тебе не могу помочь, а самое главное, не хочу, по идее, я даже не должна была начинать эту беседу с тобой.
  Офира вздохнула и резким движением накинула на голову капюшон куртки:
  - Знаешь, Вера, я сейчас даже не знаю, на что я рассчитывала, когда решила встретиться с тобой.
  Наверное, я это сделала от отчаяния, а может быть, хотела познакомиться с той, которая держит душу Галя стальными канатами?
  Согласись, смешная сложилась ситуация - он всей душой стремится к тебе, а ты его категорически отвергаешь, в наших же отношениях с Галем с точностью наоборот.
  - Офира, мне нужно отпускать няню и хочется побыть хотя бы часик с сыном, пока он ещё не уснул.
  Скажу тебе только на прощание - мне было очень нелегко, но я справилась, справишься и ты, если решишься всё-таки рожать...
  И вдруг она осеклась, и даже кровь внезапно прилила к голове от несуразной, на первый взгляд, мысли, посетившей неожиданно её.
  - А ты собираешься рожать?
  - А у меня нет особого выбора, хотя без Галя мне этот ребёнок совершенно не нужен.
  Он станет мне помехой во всех моих планах на будущее, в первую очередь, для поступления в университет на юридический факультет в следующем году, да и воспитывать ребёнка байстрюком в нашей стране совсем нелёгкое и неблагородное дело.
  Ладно, какой мне смысл выворачивать перед тобой душу, ты ведь дала мне ясно понять, что не можешь и не хочешь мне помочь...
  - Подожди, Офира, может быть, даже могу и хочу это сделать и не столько для тебя, как....
  Давай поднимемся в мою квартиру - у нас с тобой будет очень серьёзный разговор...
  
  
  
  ЧАСТЬ 3
  
  
  Друзей не выбирают...(с)
  
  
  Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,
  Кто не помнит утех, не прощает обид...
  Как нужна для жемчужины полная тьма -
  Так страданья нужны для души и ума.
  (Омар Хайям)
  
  
  Глава 1
  
  
  Наташа аккуратно отодвинула штору, следом откатила в сторону французское окно и боком протиснулась наружу.
  Усевшись в плетёное садовое кресло, небрежно кинула на деревянную столешницу сигареты с зажигалкой возле пепельницы, уже полной окурков.
  Длинные пальцы привычными быстрыми движениями вскрыли новую пачку "Парламента", несколько нервных щелчков зажигалки - и сизый табачный дымок кольцами поплыл к небу.
  Сделав две жадные затяжки, прищурившись от дыма, оглядела маленький уютный дворик - широкая бетонная дорожка опоясывала фасад дома, на таком же покрытии стоял столик с креслами, на одном из которых сидела Наташа.
  Привыкла она к этому особняку, участку, к размеренной жизни почти без всяких забот и проблем, а теперь всё придётся менять в этой грёбаной жизни.
  Конечно, Верка заверяла, что будет очень рада жить вместе с ней на одних квадратных метрах, разделяя на двоих быт и общение, которого у них за последние годы так не хватало.
  Наивная!..
  Не понимает - одно дело приезжать друг к другу в гости, бакланить по телефону, делиться накипевшим, давать часто ненужные советы и постоянно укорять друг друга в охладевающем с годами внимании. Совсем другой коленкор - маячить каждый день на виду и подлаживаться под определённое настроение.
  - Эх, Верка, Верка!
  Откуда у неё может быть хорошим настроение, когда безвозвратно пропала основа основ - надёжная опора, которая на протяжении стольких лет давала ей чувствовать себя уверенной, нужной, и главное, любимой...Да, прошло уже пять лет, когда они с Офером в срочном порядке вынуждены были покинуть Чили и перебраться в Израиль, надеясь на чудо-медицину, которая спасёт от страшной коварной болезни её, сильного телом и духом, такого необходимого ей, несравненного мужа.
  Ну куда там... и двух месяцев не прошло со дня возвращения на Родину - Офер истаял и его не стало.
  Рак уже находился в такой стадии, что ни одна медицина не могла уже помочь.
  Наташа тыльной стороной ладони вытерла набежавшую слезу, и затушив в переполненной пепельнице сигарету, вытащила из пачки следующую:
  - Мам, ты опять смалишь, как паровоз?
  Наташа от неожиданности вздрогнула.
  - Патрисия, ты можешь так сделать меня заикой!Что за привычка возникать без предупреждения?
  - Мамочка, может, мне надо было послать факс, чтобы сообщить тебе о возвращении из школы?
  - А вот язвить не обязательно.
  - А вот курить столько точно не обязательно!
  Девушка, быстро подойдя к матери, решительно вырвала из её пальцев едва начатую сигарету и, брезгливо морщась, раздавила её в переполненной окурками пепельнице.
  - Мама, это ты сейчас столько накурила?
  - Нет, моя девочка, я вчера вечером забыла навести здесь порядок, только чашки от кофе унесла.
  - Мам, а кто этот симпатичный мужчина, с которым ты так долго разговаривала? Мне показалось, что вы с ним давно знакомы...
  Девушка увидела, как по лицу женщины пробежали тени, одна сменяя другую, и ей трудно было понять, чего в них было больше - хорошего или плохого...
  Она бесцеремонно уселась к матери на колени и обняла её за шею:
  - Мам, он тебе нравится?
  Наташа засмеялась и начала тискать свою повзрослевшую дочь, которая захихикала от щекотки.
  - Мам, ну мам, перестань!
  Ты прямо делаешь так, как папа, когда я была маленькой!
  - Патрик, моя Патрусенька, это Галь - бывший муж тёти Веры, отец Гевера и самый лучший друг твоего папы в юности.
  - Мам, ну почему ты всё время зовёшь Габриэля Гевером? Ещё понимаю Габи, а то Гевер, чёрт знает что за имя?!
  - Так, коровка, слазь с колен - раздавишь. Вон какая вымахала!
  - В тебя и в папу - что мне не в кого?!
  Наташа вздохнула:
  - Есть в кого, есть!
  И без промедления:
  - Послушай, моя девочка, ты у меня уже достаточно взрослая, а поделиться мне больше не с кем, поэтому давай решать вместе - через неделю тётя Вера возвращается домой, её контракт с Нью-йоркским университетом заканчивается, поэтому в срочном порядке мы должны определиться в вопросе о месте проживания...
  - Мам, но ведь годик мы спокойно можем пожить здесь, ведь мне надо окончить школу, а потом, когда пойду в армию, тогда и будем решать этот жилищный вопрос.
  - Нет, двум стареющим одиноким бабам, вроде нас с Веркой, не следует жить под одной крышей, тем более, нам с тобой придётся здесь находиться в роли бедных родственников.
  Сама знаешь, что у нас есть отличная квартира в Ришоне, только надо турнуть оттуда жильцов.
  - Но, мамочка, ведь мне остался только один двенадцатый класс, давай хоть годик перекантуемся здесь, ведь места хоть отбавляй.
  - Вера тоже такого же мнения, а у меня почему-то к этому душа не лежит и всё!
  - Мамуль, но ведь вы с тётей Верой такие закадычные подружки с огромным стажем - ты ведь столько много хорошего про неё рассказывала...
  - Патрусик, мы тогда были молодыми, горячими, готовыми на всевозможные перемены и маленькие девичьи подвиги...
  - А что теперь старые?
  - Золотая моя дурашка! Мы не старые - мы потасканные и замордованные подлючей жизнью, обе без мужей и с взрослеющими детьми, от которых с каждым годом проблем не становится меньше...
  Девушка вскочила на ноги и подбоченясь стала напротив матери:
  - Какие у тебя со мной проблемы? Что учусь плохо?... На наркотики подсела?... С пацанами тягаюсь?...
  Наташа вслед за дочерью встала на ноги и прижала к себе тоненькую стройную фигурку, уже вполне развитой девушки с достаточно объёмной грудью и оформившимися не широкими, но округлыми бёдрами.
  Мать вгляделась в её лицо - глаза напоминали два горящих костерка, переливаясь от тёмно коричневого до жгуче-чёрного цвета, тонкий небольшой носик, чуть раскосые глаза под пушистыми махровыми ресницами, стрелки бровей взлетали кверху и густые, смолистого оттенка волосы, вьющимися прядями спадали на плечи, лопатки и почти до самой поясницы.
  - Мама, почему ты так смотришь на меня?
  - Как смотрю?
  - Как будто изучаешь или сравниваешь с кем-то...
  - Нет, что ты, моя хорошая, я любуюсь тобой!
  - Вот не пойму, почему вы с папой не завели ещё одного малыша?
  Я бы так хотела иметь братика или сестричку, а то всё одна и одна, и ты трясёшься надо мной, как над хрустальной посудой...
  - Глупенькая, зато всё достаётся тебе - любовь, внимание, наряды...
  - Мам, плевать я хотела на эти наряды и измучившее меня внимание, а любви у тебя бы хватило ещё ни на одного ребёночка!
  Наташа невесело рассмеялась:
  - Вот выдаёшь! Может, мне сейчас расстараться?
  - А почему нет? В наше время сорок лет - это ещё далеко не предел.
  У нас в классе есть девочка - у неё только что родилась сестричка.
  Мама Ронит вышла второй раз замуж и осчастливила нового мужа доченькой!
  - Пат, ты хочешь, чтобы я второй раз вышла замуж?
  В больших голубых глазах матери дочь увидела такое удивление, что впору было рассмеяться, что она и сделала.
  - Мам, мам, а почему и нет? Вот бы тебе такого дяденьку, как этот Галь, у меня бы получился очень даже красивенький братик...
  - Патрисия, закрой рот, тебя не останови, так натрындишь такого, что нормальному человеку и в мозги не придёт!
  - Значит, я ненормальная... Но не могу я видеть, как ты всё время тайком плачешь!
  
  
  Глава 2
  
  
   Закончился трансатлантический длительный перелёт Нью-Йорк - Тель-Авив, и самолёт, покружившись над городом, застучал шасси по бетонному полю.
  Вера облегчённо выдохнула, расстегнула ремень безопасности, подняв руки кверху, сладко потянулась:
  - Ну слава богу, прибыли!
  - А то, мама, ты в чём-то сомневалась?
  Вера повернулась к сыну:
  - Нет, с чего ты взял, просто так надоел этот полёт, да и соскучилась я здорово по Израилю, Наташке, Гиле и своему Техниону!
  - Думаешь, я не соскучился?!
  Можно подумать, что для меня Израиль - чужая страна. И по бабушке я не скучаю, а ты хотела оставить меня в Америке!
  - Хотела, конечно, хотела!
  Тебе через месяц исполнится девятнадцать, за плечами курс коллежа, а ты бросаешь всё и летишь в Израиль, где тебя через парочку месяцев заберут в армию, а у нас в стране так беспокойно...
  - Мам, и это мне говоришь ты, так любящая свою страну?
  - Гевер, при чём тут моя любовь к стране, когда вопрос касается твоего будущего и даже жизни...
  - Мам, сколько тебе ещё раз повторять - мне не нравится, как ты меня называешь, я Габриэль и давай на этом поставим точку!
  - Ладно, ладно, Габи, я же привыкла так тебя называть с пелёнок, мог бы и не заметить мою оплошность.
  - Проехали, лучше скажи - нас будет встречать папа?
  - Нет, мы договорились по телефону с Наташей, она нас встретит...
  - Мама, ты когда-нибудь расскажешь мне, какая чёрная кошка между вами пробежала, из-за которой я всю жизнь должен между вами изворачиваться?
  - Сынок, все летние каникулы, пока мы были в Штатах, ты летал в Израиль, жил у бабушки Гили, общался с отцом, сколько твоей и его душе было угодно, какие у тебя ко мне претензии?
  - Какие спрашиваешь?
  В чёрных глазах парня заблестели огоньки гнева:
  - Я не уверен, что могла быть такая причина, что два любящих человека в одночасье расстались, лишив годовалого ребёнка нормальной семьи, и при этом, до сих пор остаётесь одинокими, как будто храня себя друг для друга...
  - Габик, поговори на эту тему лучше со своим отцом, бери свой ноутбук и пошли на выход.
  Вера видела, что сын остался не удовлетворён их разговором - тему, поднятую им уже не в первый раз, она всячески избегала, не желая обсуждать этот вопрос ни с кем, даже с подругой Наташей.
  Она сразу же увидела её, как только прошли паспортный контроль и с коляской выкатились в зал ожидания.
  Подруга шла к ней навстречу, как всегда, стремительной походкой - её по-прежнему длинные стройные ноги облегали модные джинсы с дырками на коленях, а подтянутый животик украшала флегматичная майка на тонких бретельках, выгодно подчёркивая маленькую изящную грудь.
  Рядом с долговязой Наташей быстро двигалась девушка - полная противоположность матери, начиная от цвета волос и глаз, продолжая характерной спортивной фигурой, походкой... остро напоминая Вере определённых людей из прошлой жизни.
  - О, госпожа профессорша, ты за пять лет нисколько не изменилась!
  Подруги буквально упали друг к другу в объятия.
  - Наташка, задушишь, я чуть живая после этого сумасшедшего полёта!
  - Не прибедняйся, у тебя энергии хватит ещё на сто твоих космических аппаратов, раз на мужиков тратить не хочешь!
  - Наташа, что-то я и о твоих ухажёрах не получала информацию?!
  Острые шпильки застряли в душах у молодых женщин.
  Подруги, не сговариваясь, одновременно повернулись в сторону своих детей - парень с девушкой не могли отвести друг от друга глаз, вспоминая и изучая, знакомые по детству лица и, похоже, мгновенно влюбляясь.
  Вера встретилась взглядом с Наташей - у обеих в зрачках заплясал страх.
  - Ну, молодёжь, хватайте коляску и вперёд, дома налюбуетесь друг другом, а здесь вам не набережная для свиданий.
  Патрисия укоризненно посмотрела на мать и, передёрнув плечами, взялась за ручку коляски, на которой уже лежали ладони парня.
  - Тётя Наташа, вы когда-нибудь повзрослеете?
  - Успею, Габичек, успею, а пока погнали к машине.
  Наташа уверенно вывела джип на трассу и повернула на север.
  Вера, сидя рядом с водителем, неожиданно переключилась в мыслях на много лет назад...
  После драматического для них расставания с Галем, она полностью отдалась учёбе в Технионе и воспитанию сына.
  В этом нелёгком, в моральном и материальном плане, этапе жизни, она стойко выдержала навалившиеся на неё удары судьбы.
  Очень помогла в этом глубокая загруженность, связанная с очередным космическим проектом профессора Зива.
  Многомесячная кропотливая работа принесла ей, в конце концов, кроме занятости и интереса, достаточно крупную сумму денег и место преподавателя в том же учебном заведении, где она обучалась.
  К этому времени благородный Галь перевёл на её счёт половину суммы, вырученной за проданную их Тель-Авивскую квартиру.
  Он не желал слушать возражения, опираясь на законы Израиля и сделал её вполне кредитоспособной.
  Имея хорошую преподавательскую зарплату в Технионе, плюс все свалившиеся на неё деньги, Вера по совету Гили прикупила достаточно дорогую и комфортабельную виллу, но не там, где проживала мать Галя, а невдалеке от Хайфы в очень даже престижном посёлке среди живописной природы.
  Боже мой, как бежит время - ей уже через парочку месяцев стукнет сорок один!
  - Верка, ты где?
  Уже полчаса катим, а ты ни словечка, будто язык проглотила или нечего рассказать!?
  - Натаха, так и, правда, нечего - пять лет в Штатах пролетели, как пять дней...
  Наташа сбавила голос:
  - А что подходящего претендента на твоё шикарное тело так и не нашла?
  - Так я ведь не искала, а желающие были, но мне этого не надо, сыта до конца жизни!
  - Вот, дурища, была ей, ею и осталась!
  Вера внимательно всмотрелась в бледное лицо подруги:
  - А ты?
  - У меня был Офер, а сейчас есть Патрисия...
  И вдруг рассмеялась:
  - Давай, подруга, серьёзный разговор перенесём на вечер, а то сзади молодёжь чего-то приумолкла.
  Приняв душ, Вера вышла во двор, где за столиком в клубах табачного дыма сидела Наташа.
  Напротив неё на столе стояла бутылка вина и лёгкая сервировка с холодными закусками.
  - Что, Наташенька, мы с тобой по-бабьи или по-девичьи, как в былые годы всласть почирикаем или займёмся обыкновенным пьянством?
  - Почирикаем, почирикаем... куришь?
  - В принципе, нет, но за компанию могу испортить сигаретку.
  Вера прикурила от услужливо подставленной к её сигарете зажигалки и пустила струйку дыма:
  - Натаха, почему так всегда получается, чем реже видимся, тем меньше есть о чём поговорить или тяжелей начинать разговор?
  - Да ладно, будет тебе философствовать, начнём и ещё как!
  Тем хватает, первая коснётся нашего проживания на твоей вилле...
  - Наташка, прекрати, а то рассержусь и покусаю!
  - Кто это покусает мою маму?
  Вышедшая на двор Патрисия, обняла сзади за плечи Веру и посмотрела на мать.
  - Мамуль, как ты посмотришь на то, если мы с Габи одолжим твою тачку и прокатимся в Хайфу, а вы пока здесь покусаетесь?
  Вера подняла голову и посмотрела на стоящего рядом с девушкой сына:
  - Сынок, тут совсем другое движение и дороги, чем в Америке...
  - Верка, пусть едут себе, а нам и, правда, надо будет перетереть много тёрок и желательно без свидетелей.
  Дуй, молодёжь, только без глупостей!
  - Тётя Наташа, обязуюсь напоить Пати виски, наколоть героином и в виде дров доставить на прежнее место!
  - Этого как раз я не боюсь - Патрисия у меня девочка серьёзная, не в мать.
  Габриэль вытянулся по стойке смирно и отрапортовал:
  - Обязуюсь оберегать девушку от посягательств хулиганов и приставак, выполняя роль старшего брата!
  Вношу ясность - я обладатель чёрного пояса по каратэ и к тому же владею многими другими видами восточных единоборств, включая также крав мага!
  - Иди, идите уже, роль старшего брата тебе очень даже подходит...
  Взгляды матерей встретились, и обе одновременно опустили глаза.
  Подруги слушали, как перед главным входом на виллу завёлся мотор джипа, а вскоре за поворотом утих ровный звук удаляющегося автомобиля.
  Наташа загасила в пепельнице очередную сигарету и взяла в руки штопор!
  - Ну, подруга, начнём наш банкет, переходящий в дебаты, а на повестке дня скопилось очень много нерешённых вопросов, а сегодня, похоже, возникли новые!
  - Наташка, у меня сердце заходится - мы с тобой должны всё сделать, чтобы помешать произойти инцесту.
  - Что ты предлагаешь?
  - Рассказать детям всю правду.
  Наташа уверенным жестом разлила вино по бокалам и один из них взяла в руку.
  - Верка, прежде чем давать совет, хорошенько подумай, что последует за ним - ведь тебе придётся тогда сообщить всю правду Галю. И не забудь, мы с тобой ещё повязаны словом с Офирой.
  Сечёшь или ещё что-нибудь объяснить?
  Подруги молча, не спеша, тянули вино, оттягивая продолжение разговора.
  - Ну, а если мы и вправду сгущаем краски и принимаем дружеские отношения молодых людей за проявления любовных чувств, тем более, они только повстречались, а в детстве виделись крайне редко и не питали по отношению друг к другу совершенно никаких поползновений, ведь разница в возрасте тогда ощущалась не так, как сегодня.
  - Всё правильно говоришь, моя умненькая профессорша, но в твоём голосе что-то чувствуется неуверенность, а у меня с первого взгляда на них закрался страх и почему-то не проходит.
  Давай ещё по бокальчику, может, прояснится в мозгах?
  После второй дозы вина лица у подруг раскраснелись, и они приналегли на закуски.
  - Вер, хорош жрать, тебя что в той Америке совсем не кормили?
  И Наташа, ехидно улыбаясь, протянула свой бокал навстречу Вериному.
  - Верка, мне все эти пять лет тебя здорово не хватало!
  - Натаха, скажу тебе честно, мне так надоели домогания Галя, что я решила все эти пять лет не показываться в Израиле, придумывая всякие причины для тебя и моих близких.
  - А как они там?
  Вера пьяно рассмеялась.
  - А как они могут быть?.. Зимой и летом одним цветом...
  Папа с мамой вышли на пенсию и дальше работать не захотели, хотя Любаша, наверное, была бы не против.
  Моя сестричка никак не может угомониться, всё хочет кому-то доказать, что не боги горшки обжигают - так она высказалась про меня.
  Муженёк её после того, как его извоз приказал долго жить, подрядился в маклеры, а сама сестрица держит русский деликатесный магазин и скупает недвижимость - папа мне по телефону говорил, что уже третью квартиру прибомбила, включая свою, но не считая той, что они приобрели для Руслана, который уже женился и, похоже, звёзд с неба не хватает за спиной у пробивных родителей.
  - А почему ты не прилетела на похороны Абрама?
  - Натаха, Гевер, тьфу ты, Габриэль в это время находился там на летних каникулах, а на сами похороны я всё равно бы не успела, а лишний раз встречаться с Галем не хочу!
  - А знаешь, после того, как стало известно, что ты возвращаешься домой, он заходил ко мне.
  - Зачем?
  - Так, посидели, поболтали, повспоминали... ведь у нас есть что вспомнить, это ты забыла, как он устроил романтическую встречу с тобой в Эйлате, как мы ходили вчетвером в русский ресторан, когда мой медведь чуть не растоптал всех танцующих...
  - Наташка, прекрати, я сама всё хорошо помню, но и не забыла, что на нашей семейной кровати он трахал Офиру и зачал с ней Патрисию!
  - Заткнись, чтобы никогда, ты слышишь, никогда, ты этого больше не произносила вслух, поняла!
  - Я-то поняла и прошу прощения, но и ты пойми, не навязывай мне больше никогда этого предателя, похоронившего мою святую к нему любовь!
  - Вер, я тебя очень прошу, не возражай - съеду я от тебя - мы ведь уже с тобой две взрослые дамы, испорченные этой блядской жизнью, лучше мы будем иногда встречаться, потихоньку квасить и без шума обсуждать подлючую текучку жизни...
  - Натаха, прости меня, я погорячилась.
  Не лезь на рожон, ведь Патрисии остался последний год в школе, Габик через два месяца, скорей всего, загремит в армию, а у меня до начала учебного года, есть ещё почти полгода, и будет свободное время.
  Знаешь, что я придумала - а давай сгоняем с тобой куда-нибудь в загранку?
  Хочешь в Китай, можно в Индию или Таиланд?
  - Верунь, не шибушись, ты же знаешь, что я на тебя зла никогда не таю.
  Просто я тебе должна объяснить, что после ухода Офера, я не вижу интереса в своей жизни.
  У меня осталась только одна отрада - моя дочь.
  Зачем тебе каждый день видеть перед собой мою унылую физиономию, нюхать табачный дым и обсуждать без конца одни и те же проблемы?
  Глаза у Веры увлажнились.
  - Натаха, но почему ты себя заживо хоронишь?
  Ведь ты ещё могла бы удачно выйти замуж и даже попробовать родить самостоятельно...
  - Верка, тебя послать или сама пойдёшь?
  Наташа откуда-то из-за спины достала вторую бутылку вина.
  - Так вот она горькая правда - ты не хочешь заводить себе другого мужика после того, как твой красавчик тебя променял на другую... - повторяю твои слова.
  Мне же советуешь озаботиться другим членом, после мужика, от которого кроме любви, доброго отношения и терпения к своей сумасбродной жёнушке, я ничего не видела!
  Есть у тебя что-нибудь к этому добавить?
  - Есть, давай выпьем, помянем Офера, а за ним Абрама, а следом наши угробленные молодые жизни!
  Очень быстро и вторая бутылка показала донышко.
  - Натаха, изобрази ещё раз фокус - вытащи из-за спины новую бутылочку...
  - Как делать не хрена, ведь на повестке дня, одна хуйня!
  И подруги залились смехом.
  - Наташка, ну давай с тобой махнём в Таиланд...
  - Ты чего, баба, сдурела?
  Туда же только мужики гоняют потрахаться с сикилявочками без возраста и пола.
  Давай лучше махнём в Скандинавию к викингам, не потрахают, так хоть размерами восхитят!
  - Наташка, я уже вообще забыла, что это такое, а ты за пять лет тоже, наверное, отвыкла?
  - Ха, отвыкла... даже во сне не вижу.
  После смерти Офера, наверное, стала фригидной, ни один сукин сын не вызывает у меня прилива в трусиках.
  - А я вижу во сне и даже кончаю... и так кончаю, что утром от головной боли на стены лезу...
  - Не поняла, кого видишь?
  Женщины встретились взглядами.
  - Прости, Верка, прости, но какая же ты дура!
  - Знаю, Наташка, знаю, но ничего с собой поделать не могу - и другого не надо, и этого простить никак не получается!
  - Четвёртую доставать?
  - Нет, Наташок, не надо, вино уже не поможет забыться, да и дети, слышишь, подъехали.
  Лучше скажи, пока они не зашли в дом - так и сидишь в мэрии в отделе по связям с выходцами из Латинской Америки и, наверное, получаешь гроши?
  - Да, а зачем мне другое, на Патрисию остались денежки от Офера, я их не трачу, а мне хватает - никуда не хожу, не езжу, а шмотья столько навезла из Чили, что на всю жизнь хватит, если пузо не наращу.
  Вер, я тебе джип могу вернуть хоть сегодня, уже приглядела себе неплохую тачку со вторых рук...
  - Подруга, не валяй дурака, на кой мне нужен этот потасканный джип, пользуйся сколько тебе угодно...
  А знаешь что, ты же девушка практически свободная - покатай меня, пока я себе новое средство передвижения закажу, пока оно дойдёт до Израиля и прочее, пройдёт месяца два, а потом скину тебе эту тачку за десятку, пойдёт?
  - Ты хотела сказать за сотку?
  - Я сказала то, что хотела - за десятку и баста, возражений не принимаю, а вот согласия на то, что повозишь меня в ближайшие два месяца, не услышала...
  - Покатаю, покатаю и сама поездишь, когда надо будет, я же на работу только два раза в неделю на парочку часиков подскакиваю - не так уж и много латиносов приезжают в Израиль.
  Из салона раздался весёлый голос девушки:
  - Мы тут на цыпочках заходим, а нас встречает дым коромыслом, банкет ещё в разгаре.
  Молодые люди вышли во двор.
  - Ой, мама, я тебя такую пьяную ещё не видел!
  - Габриэль, молчать, я встретилась со своей лучшей подругой, что не имею права выпить с ней?!.
  Правда, Наташа?
  - Правда, правда, а самое главное, что мы сейчас идём спать, а завтра...
  Вера перебила:
  - Наташок, завтра поедем на кладбище к Оферу...
  
  
  Глава 3
  
  
   Прошло две недели, как Вера с сыном вернулись из Штатов в Израиль, но до сих пор Галю не удалось с ней повстречаться.
  Нет, не совсем так - сын по доброте душевной подсказал отцу, что мать в определённое время, в один из будних дней, должна будет появиться в Хайфском Технионе, и он, вспомнив свои навыки оперативного работника полиции, незаметно выследил Веру и сопровождал до того момента, пока она не свернула к своему дому.
  При виде издали бывшей жены сердце начало бурно колотиться в грудной клетке и не утихало до тех пор, пока джип Веры не свернул с трассы и помчался в сторону посёлка, где находился её особняк, в котором он недавно побывал, завернув в гости к Наташе.
  Нельзя сказать, что Вера совсем не изменилась за эти почти восемнадцать лет, как они расстались - она по-прежнему стройна, грациозна, но светло-русые волосы уже не струятся по плечам, а в модной стрижке с красноватым оттенком аккуратно обрамляют горделивую голову.
  Страшно даже подумать, что с того момента, как крайне раздосадованная жена, узнав о вероломной измене мужа, покинула их квартиру в Тель-Авиве, они никогда больше с глазу на глаз не встречались.
  Телефонные переговоры, касающиеся развода и отношений его с сыном, всегда носили только деловой характер без всякого проявления эмоций и обсуждения текущей их частной жизни.
  Конечно, он с помощью Интернета был хорошо осведомлён об успехах в карьерной и научной области молодого перспективного профессора Вероники Бенет и в душе радовался за бывшую жену, воспринимая все её достижения, как личные.
  С первой их встречи в рейсовом автобусе двадцать два года назад и до сегодняшнего дня он не мог забыть невообразимой глубокой синевы глаза некогда своей Веруш, которой под напором взбесившихся мужских гормонов и вселившегося в него чёрта, нагло изменил с влюблённой в него Офирой.
  До сих пор ему трудно было до конца осознать, как тогда случилось такое, что он променял любимую жену под напором страсти горячей девушки.
  Где та девушка?.. И с кем сегодня он?..
  Про себя вопрос был риторическим - живёт невдалеке от Тель-Авива в тихом посёлке в небольшом стареньком домике, где его всё устраивает, кроме того, что у него нет жены - хозяйки этого жилища и претендентки на его тело, средства, а главное, на его душу и мысли.
  Сейчас в его жизни возник повзрослевший сын, с которым у него сложились очень даже неплохие отношения.
  Понятное дело, что отпрыск не много уделяет родителю внимания, а только до тех пор, пока у него не появится постоянная девушка или когда отец в чём-то не согласится с юношей, а такое может произойти в любой момент - естественное противостояние родителей и детей...
  
  Ну, а теперь о той девушке, сломавшей его любовь, жизнь и надежду на спокойную старость в обществе женщины, навечно поселившейся в его душе...
  После того, как он объявил Офире, что у них никакого совместного будущего не будет, она ещё долго бомбардировала его телефон и искала личных встреч, но, поняв, что он непреклонен, вдруг куда-то исчезла, уволившись с работы в ШАБАКе, куда досель так яростно рвалась.
  За прошедшие с тех пор годы, а без малого утекло уже восемнадцать лет, они изредка встречались, но раскланивались, как бывшие сослуживцы, обмениваясь ничего не значащими вопросами - как дела?!
  Как известно, уши не заткнёшь, поэтому ему было известно, что Офира вышла замуж за одного сотрудника их ведомства, закончила юридический факультет и работает нынче в городском суде Тель-Авива.
  Родила трёх детей и её считают добродетельной женой и матерью.
  Офира, Офира, что ты наделала с моей жизнью и моей любовью?!
  Даже покойный отец, сам в молодости и в более зрелые годы слывший азартным ходоком до похотливых баб, и тот возмущался поведением сына, обвиняя его в том, что он не просто переспал с подвернувшимся объектом, а нагло привёл девушку в свою квартиру и предался разврату на семейном ложе.
  Осуждающие глаза матери до сих пор буравят его насквозь, ведь Веруш по-прежнему принимают в её доме с любовью, словно к дочери!
  Нет, на сей раз он не будет взирать издали на жизнь Веры, а постарается сделать всё возможное и от него зависящее, чтобы вернуть себе женщину, любовью которой когда-то пренебрёг.
  
  Галь, взглянул на часы - до конца рабочего дня оставалось около часа, а надо было ещё отдать нужные распоряжения сотрудникам, непосредственно касающиеся участившихся в стране случаев проникновения с территорий террористов с колющими и режущими предметами, старающихся ценой собственной жизни поразить военнослужащих и мирных граждан Израиля.
  Затем они встречаются с сыном и едут на все выходные к его матери - к бабушке любимого внука.
  Галь чертыхнулся - из-за этой напряжёнки в работе он за две недели, как Габриэль вернулся из Штатов, ни разу ещё не виделся с ним, а только разговаривал по телефону.
  Быстро отдав нужные распоряжения заместителю, заведующей отделом по борьбе с терроризмом, вышел на парковочную площадку и выехал в город, где его поджидал сын возле заранее договоренного места.
  
  Шестнадцать лет прошло с тех пор, как он избавился от специализированного под инвалидов автомобиля и пересел в обыкновенную машину.
  После последней операции и реабилитации, полностью все функции опорно-двигательного аппарата не восстановились, но теперь он легко передвигался на своих ногах, опираясь на палочку - одна нога так и осталась малочувствительной, но это уже была ерунда, по сравнению с полным параличом нижних конечностей.
  
  Притормозив возле кафе, где его должен был ожидать Габриэль, он увидел сына в компании симпатичной стройной девушки.
  
  - Привет, папа!
  Мы с Патрисией едем вместе с тобой к бабушке.
  Парень открыл перед девушкой заднюю дверцу автомобиля, а сам занялся размещением спортивной сумки в багажном отделении.
  Юная особа устроилась на сиденье и откинула шикарные длинные чёрные волосы на лопатки:
  - Здравствуйте, а я вас видела в гостях у моей мамы!
  - Так, значит, мне представляться не имеет смысла, но кто твоя мама?
  Девушка рассмеялась.
  - Ты, наверное, не обратил на меня внимание, когда около месяца назад приходил к Наташе - это и есть моя мама.
  Галь развернулся и внимательно посмотрел на девушку - нет, она ничем не напоминала Наташу и мало чем походила на Офера, хотя что-то смутно знакомое угадывалось в лице юной особы с задорной улыбкой, глядевшей на него сквозь пушистые ресницы чёрных с коричневым отливом, чуть раскосых глаз.
  - Ты Патрисия?!
  - Да, мне про Вас очень много рассказывал папа, про вашу крепкую мужскую дружбу и некоторые детали вашей опасной работы, где ты получил страшное ранение!
  - Прости, девочка, но я тебя не узнал, ведь встречался с тобой в жизни очень редко и то, когда ты была совсем маленькой.
  - А мне Габи сказал, что ты и сейчас большой командир в ШАБАКе!
  - Ну, раз Габи сказал, значит, так и есть, но это большой секрет, договорились?
  В разговор вмешался, присевший рядом с отцом Габриэль:
  - Папа, но ведь это не тайна, где и кем ты работаешь?
  - Нет, но и кричать на каждом шагу об этом не следует.
  - Замётано!
  Пати, ты умеешь хранить тайны?
  - Не знаю, у нас с мамой нет друг от друга секретов, а друзей кроме неё у меня в Израиле нет, я ведь вначале здесь занималась в школе для детей дипломатов, пока выучила, как следует, иврит и только два года, как пошла в тихон и стала вращаться среди израильтян.
  В разговор неожиданно вмешался Галь, уверенно управлявший машиной на запруженный в этот час трассе:
  - Патрисия, твой родной язык испанский?
  - Да, мы иногда с мамой на нём разговариваем.
  - А Офер, то есть твой отец, тоже говорил на испанском?
  - Конечно, а как без этого, ведь мы жили в Чили!
  Но он плохо знал язык, мама над ним смеялась.
  Галь закусил губу - это же надо, про жизнь лучшего друга юности он ничего практически не знает.
  - Девочка, а на какие средства вы живёте, мама работает?
  - Почти нет, несколько часов в неделю в мэрии, а какие мы получаем деньги, я не знаю.
  Собираюсь этим летом пойти подрабатывать в кафе официанткой, вот только сдам экзамен по математике.
  - А на что ты хочешь заработать?
  - Хочу вместе с мамой побывать в Испании!
  - О, для этого работы официанткой будет маловато!
  - Хватит, тратить не буду и за два месяца две тысячи евро заработаю, я у девочек интересовалась.
  - Папа, что ты вцепился в Патрисию, а у меня ничего не спрашиваешь?
  - Габи, у тебя мать известный профессор, а отец, как ты знаешь, служит в ШАБАКе и неплохо зарабатывает, а у девочки мать почти не работает, а отца, будет ему пухом земля, уже пять лет как нет в живых.
  
  
  Глава 4
  
  
   Свернув с основной трассы на дорогу, ведущую в посёлок, где проживала его мать, Галь вдруг опомнился:
  - Послушайте, ребята, а ваши мамы знают, что вы поехали вместе со мной сюда к бабушке?
  - Конечно, нет!
  Если бы мама знала, что ты приедешь, то никогда бы не отправилась навестить бабушку в эти выходные, ты же знаешь, что действуешь на неё хуже, чем красная тряпка на быка!
  - Почему тогда ты это устроил?
  - Потому что ты этого очень хочешь!
  Галь помолчал несколько секунд, пока собрался с мыслями.
  - Габи, ты не должен был этого делать, потому что своим поступком только расстроишь мать, а мои желания пусть тебя не беспокоят - я сам в своё время сломал нашу семью, мне самому её и чинить!
  Юноша усмехнулся.
  - Пап, а почему ты этого до сих пор не сделал?
  А мне приходится с самого раннего детства раздираться между вами, потому что обоих очень люблю.
  - Сынок, рядом с нами сейчас находится посторонний человек, которому нет смысла вникать в передряги нашей семьи!
  - Это Пати посторонний человек?!
  Папа, она больше в курсе всех дел в нашей семье, чем я, потому что её мама, не в пример моей, разговаривает с ней, как с подругой!
  От вас я только и слышу: подрастёшь - поймёшь, не твоего ума дело, мы сами разберёмся и так далее!
  Галь затормозил напротив ворот виллы, в которой проживала его мать, и где его Веруш поклялась не бросать своего любимого до конца их жизни.
  - Габи, сынок, поди и поинтересуйся у своей матери, вытерпит ли она моё присутствие какое-то время, если нет, то я разворачиваюсь и уезжаю...
  Парень укоризненно посмотрел на отца:
  - Пати, пойдём, нам предстоит выполнить очень сложную дипломатическую миссию, надеюсь на твою поддержку.
  И он, выскочив из машины, подал руку девушке.
  Галь, глядя сквозь густо растущую вокруг изгороди зелень, пытался рассмотреть происходящее во дворе - а ребята, похоже, не просто друзья, такое создаётся впечатление, что тут зарождается большое чувство.
  Дай бог им лучшего продолжения отношений, чем случились у них с Верой, хотя семейная жизнь Наташи с Офером явно удалась и неважно, что они долго были бездетны, и тут Господь, в конце концов, пошёл к ним на уступки и подарил такую симпатичную дочь!
  При виде входящих в калитку молодых людей, сидящие в шезлонгах с холодными напитками в руках взрослые приветливо заулыбались.
  Габи подскочил к бабушке и покрыл её лицо и волосы поцелуями:
  - Бабулечка, как я рад видеть тебя здоровой и красивой!
  - Всё, мой мальчик, относительно, а насчёт моей красоты явно перехватил...
  - Не слишком, не слишком, тебе же не тридцать, а только пятьдесят!
  - Уймись, подхалим, мне уже восемьдесят.
  Лучше дай подойти ко мне этой очаровательной девушке, чтобы и она могла со мной поздороваться.
  Патрисия смущённо приблизилась и поцеловала пожилую женщину в щёку.
  - Здравствуй, я рада видеть тебя здоровой и весёлой!
  - Что вам далось моё здоровье, лучше скажите, как сюда добрались?
  Молодые люди переглянулись, не решаясь озвучить просьбу Галя.
  Быстрей всех, догадавшаяся о создавшемся чрезвычайном положении, Наташа повернулась к Вере:
  - Верка, он приехал к матери и имеет полное право насладиться нашим обществом.
  Тебя никто не обязывает бросаться к нему на шею, но потерпеть его рядом просто необходимо.
  Представляешь картину - он сейчас разворачивается и на виду всего посёлка дует обратно.
  На Веру уставились четыре пары умоляющих глаз, и она сдалась:
  - А я при чём, он ведь приехал к своей матери.
  Ответом был облегчённый выдох четырёх благодарных дорогих ей людей.
  Счастливый Габриель бежал открывать ворота для проезда машины отца на парковочную площадку во дворе особняка, а Патрисия подошла к матери:
  - Мам, ты на меня сердишься, что я приехала сюда с Габи?
  - Нет, с чего ты взяла?
  Ты у меня уже взрослая, сама можешь решать, куда и с кем ехать!
  Девушка обняла мать за шею.
  - Прости меня, прости, пожалуйста, я не хотела тебя рассердить и расстроить...
  - Патик, вокруг люди, не будем устраивать спектакль, но моё слово впредь до того, пока на самом деле не станешь самостоятельной, должно иметь вес для тебя.
  - Мамочка, но Габи...
  - Тебе не кажется, что ещё очень рано столько времени проводить с одним и тем же парнем, а не в большой шумной компании молодёжи?
  Девушка насупилась:
  - Мама, ты зря на меня сердишься - Габи для нас не чужой и кроме меня у него пока в Израиле нет друзей и знакомых.
  Наташа насторожилась, и Вера тоже превратилась вся в слух.
  - Дочь, что значит нам не чужой?
  - Ну, вы же с тётей Верой давние подруги, а Галь был моему папе самым большим другом.
  Кстати, Галь по дороге сюда это подтвердил и расспрашивал меня о том, как мы живём, какие у меня планы на будущее...
  Девушка рассмеялась.
  - Габи даже приревновал!
  В это время Галь заглушил мотор и вышел из автомобиля, опираясь на свою уже неизменную трость.
  Он первым делом подошёл к матери, а расцеловавшись с ней, двинулся в сторону, пристально глядевших на него женщин:
  - Здравствуй, Наташа, хорошо выглядишь!
  - Здравствуй, здравствуй, ты тоже не подкачал, светишься, как новенький шекелёк!
  Галь уже отвернулся от Наташи:
  - Вера, здравствуй!
  Тебе идёт твоя новая причёска!
  - Здравствуй, Галь!
  Я рада видеть, что ты не катишься в коляске, а идёшь на собственных ногах и неважно, что опираешься на трость!
  - Правда, рада?
  - Правда!
  Я тебе никогда зла не желала и больше того...
  Ладно, не будем продолжать эту тему.
  Как нашёл Габриэля?
  - У нас прекрасный сын, но он меня немножко расстроил, сообщив, что намерен идти в боевые части, а я ведь мог воспользоваться своими связями...
  - Не смеши, он что не твой сын?!
  Их разговор прервал Габриэль:
  - Мам, ну скажи тёте Наташе, чтобы не увозила сегодня Патрисию домой.
  Я только что созвонился с Ионотаном, помнишь мальчишку, живущего в этом посёлке, с которым мы когда-то сдружились, так они целой большой компанией чухают на дискотеку и нас позвали с собой!
  Мам, ну мам, поговори с Наташей, пожалуйста?!
  Вера, как и Наташа, поднялась из шезлонга - подруги некоторое время вели немой разговор глазами:
  - Натаха, они ведь едут большой компанией...
  Веру поддержал Галь:
  - Наташа, девочке ведь уже восемнадцатый год, вспомни себя в этом возрасте...
  Наташа процедила сквозь зубы:
  - Не хочу я вспоминать себя в этом возрасте и не хочу, чтобы моя дочь была похожа на меня в мои семнадцать лет!
  Ладно, побуду здесь, если ты останешься.
  И несколько глаз с тайной надеждой посмотрели на Веру.
  - Наташа, почему я должна идти наперекор всем, оставайся, пусть ребята оторвутся на дискотеке, ведь Габриэлю через месяц в армию.
  
  
  Глава 5
  
  
   Молодёжь, обрадованная удачным разрешением вопроса с дискотекой, убежала мыться и переодеваться, а Гиля поманила к себе Веру:
  - Ты не поможешь мне стол к ужину накрыть?
  - Конечно, помогу, я даже могу сама похлопотать, ведь давно уже здесь не чужая.
  - Нет-нет, ты уже забыла, где и что лежит.
  Вера догадалась, что пожилая женщина просто хочет увести её со двора, чтобы переговорить с ней наедине.
  Так и оказалось - зайдя на кухню, Гиля прижалась своими седыми кудряшками в неизменно короткой стрижке к груди Веры:
  - Доченька, я знаю, что он перед тобой очень виноват, но ведь Галь давно уже всё осознал и сам столько лет мается одиноким!
  Я бы тебя поняла, если бы ты к этому времени обзавелась новой семьёй, другим мужчиной, но ведь тоже мыкаешься по свету, воспитывая одна сына...
  - Мама, у меня нет столько времени, чтобы тратить его на мужчин, семью и прочие глупости...
  - Веруш, личные отношения мужчины и женщины - это не глупости. Я на старости лет осталась одна и не скажу, что мне в этом положении хорошо - какой бы не был Абрашка, но с ним было гораздо веселей, спокойней, а главное, я чувствовала себя нужной.
  Я не прошу тебя забыть обиды и простить Галя, а тем более сойтись с ним, но у вас ведь общий ребёнок, который очень любит обоих родителей. Смири гордыню, не старайся игнорировать отца вашего сына везде и во всём.
  Гиля тяжело вздохнула:
  - Я не знаю, сколько мне ещё осталось прожить, но как бы я хотела, пока навеки закроются мои глаза, увидеть своего младшенького счастливым, а таким он может стать только рядом с тобой!
  - Мама, не рви мне душу, ради тебя я бы могла пойти на многое, но не могу заставить себя опять полюбить Галя, он убил во мне это чувство навсегда!
  - Ты такая правильная, а я своему Абраму, да будет ему светлая память, столько прощала, что могло бы этого хватить на тысячу жён.
  Доченька, но иногда общаться вы ведь всё же можете?
  - Хорошо, вы меня с Габриэлем убедили - через неделю у нашего сына день рождения, и парень очень просил, чтобы за нашим столом присутствовал его отец.
  Я ему поначалу отказала, но теперь, пожалуй, соглашусь.
  Ты довольна?
  Счастливая Гиля начала покрывать поцелуями улыбающуюся Веру.
  - Мама Гиля, ну что ты делаешь, за что так благодаришь свою вредную невестку?
  - За всё, моя хорошая, за всё, что было и дай бог будет!
  В этот момент Вера осознала, насколько постарела её любимая свекровь.
  Она быстро накрыла на задней стороне дома, видавший виды, но до сих пор прочный обеденный стол, вышла на крыльцо и посмотрела на Галя с Наташей, которые при её появлении замолчали:
  - Ну что?.. И тут против меня заговор?
  - Больно ты нам сдалась, вон Галь хочет кинуться в меценатство - положить на счёт Патрисии деньги на учёбу в университете и отправить нас в июле с дочерью в Испанию!
  - А разве я тебе этого не предлагала? Или мои деньги хуже пахнут, чем его?
  - А пошли бы вы оба нахер со своими деньгами!
  Наташа вскочила на ноги и заметалась по двору.
  - Мы с Пати не нищие - все бабки, что мне выдали за Офера, включая за стаж работы, из пенсионной кассы, какие-то страховки, я не растратила, а берегу ей на будущее.
  Не волнуйтесь, там хватит и на учёбу, и даже часть для приобретения новой квартиры!
  Я не жалею на дочь денег, покупаю ей самые модные шмотки, и она посещает все школьные экскурсии - поверьте мне, выглядит не хуже других.
  Я её с самого раннего детства отдавала в различные кружки - она отлично танцует, играет в большой теннис, музицирует на пианино и гитаре... да что это я, как будто её сватаю!
  Уверяю вас, и в будущем моя девочка ни в чём нуждаться не будет... ну если только в отце!
  - Подруга, ты чего озверела, мы что тебя в кабалу загоняем или заставляем за нашу дружескую помощь перед нами плясать?
  Мы что последнее отдаём?
  Вмешался Галь:
  - Наташа, мы ведь для вас с Патрисией не чужие люди.
  Обе женщины одновременно вдруг потупились и побледнели.
  - Что я такого сказал? Что с вами?
  Галь переводил непонимающий взгляд с одного лица на другое, не зная, что и подумать.
  Обстановку разрядили Габриэль с Патрисией, вышедшие на крыльцо - вымытые, причёсанные и в неизменных джинсах, майках и кроссовках.
  - Верка, глянь на них, и это называется наряд, чтобы отправиться на дискотеку!?
  - Наташка, ты становишься старой брюзгой, на себя лучше посмотри, уже разменяла пятый десяток, а шпенделяешь в рваных джинсах и топик ещё можешь нацепить...
  - Да чего вы взялись меня то наделять деньгами, то воспитывать... золушку нашли, я вот возьму и после посещения Испании вернусь на работу в ШАБАК!
  Галь, походатайствуешь?
  - Без вопросов, даже могу взять в свой отдел.
  - Мама, а про какую ты тут обмолвилась Испанию?
  Патрисия подбежала к матери и порывисто обвила её за шею.
  Наташа нежно погладила дочь по жёстким чёрным волосам:
  - А вот добрые дядя с тётей покупают нам с тобой путёвки в Испанию!
  Поедем?
  - Мамочка, правда?!.
  Поедем, поедем, поедем!
  Девушка затанцевала на месте, тормоша мать.
  - Тихо ты, угомонись, постыдилась бы людей - кобылке восемнадцатый год, а радуется, как пятилетний ребёнок.
  Все, находящиеся в этот момент во дворе, видели, какая между матерью и дочерью царит любовь, взаимопонимание и доброта, от которых у присутствующих выступили на глазах слёзы.
  - Мама, а нас Габи приглашает с тобой на свой день рождения, который собирается отметить в русском ресторане...
  - Ну про это я уже слышала от Веры, тоже мне новость.
  Габриэль, увидев, как от сообщения Патрисии сжались губы у отца, опустил в смущении голову, но на выручку тут же пришла мать:
  - Габуш, а почему ты папу не приглашаешь?
  Отец с сыном во все глаза смотрели на Веру, стоящая на крыльце Гиля, радостно улыбалась - тишину нарушил голос Наташи:
  - Ни хрена себе пельмень!
  - Мама, ты ведь обещала не ругаться.
  - Патрисик, отвали в сторону, пойду обниму мою несравненную сучку!
  Вот ты, профессорша, выдала! Похлеще космического аппарата!
  Вера оттолкнула, дурашливо обнимающую её подругу:
  - Всё, хватит, концерт окончен!
  Мама Гиля, у нас ведь к ужину уже всё готово?
  - Да, доченька, готово, мойте руки и к столу.
  Габриэль остановил мать:
  - Можно мы только быстренько перекусим, нас уже ждут...
  Вмешался Галь:
  - А на чём вы поедете?
  - У Ионотана есть машина, правда, нас семеро, но втиснемся...
  - Не надо тискаться, бери мой автомобиль, ведь я остаюсь здесь ночевать, но смотри - ни капли спиртного и никакой травки!
  - Папа, за кого ты меня принимаешь?
  - Знаю я вас, молодёжь... позволяю только одну банку энергетика, не больше!
  Наташа смотрела на дочь.
  - Мама, я даже энергетик пить не буду, честное слово!
  - Если Галь разрешил баночку своему сыну, то и тебе можно, не будешь ведь там белой вороной, хотя с твоими волосами ты не больно на неё тянешь.
  Смеясь, все потянулись на задний двор ужинать.
  
  Глава 6
  
   После затянувшегося допоздна ужина, с отъездом на дискотеку молодёжи и ухода Гили спать, разговор у оставшихся во дворе Галя, Наташи и Веры не клеился.
  Все попытки Наташи повернуть беседу на общую тему, воспоминаний об их совместной удалой молодости ни к чему не привели.
  Главной виновницей не получавшегося разговора была Вера, которая тщательно избегала острых моментов, где они с Галем, влюблённые и счастливые, покоряли вершины нежности, наслаждения и ласк в памятных для обоих местах.
  Она всячески игнорировала, загоравшихся воспоминаниями, собеседников, делая вид, что её это не касается, отрешённо не участвуя в обсуждениях.
  Наташа поднялась из шезлонга:
  - А пошли бы вы в баню, я что вам массовик-затейник?!
  Пошла спать или делать вид, что уснула, ведь замечу - моя дочь впервые ушла на дискотеку!
  - Во выдаёшь!
  Она же довольно-таки взрослая девушка, и при этом, рядом с ней Габи...
  - Верка, прикрой рот!
  И резко отвернувшись, ушла в дом.
  - Вера, что с ней?
  Наташа так изменилась за последнее время!
  - Она не изменилась, жизнь вокруг неё очень изменилась, а Наташа после смерти Офера залезла в свой кокон и не хочет оттуда выкарабкиваться!
  Постарайся сделать так, чтобы она не передумала вернуться на работу - это ей крайне необходимо, а то замордует свою повзрослевшую дочь и себя окончательно изведёт самокопанием.
  - А ты по-прежнему уверенная в себе и в правильности своих поступков?
  - Галь, тебя это совершенно не касается, ты последний человек в списке, с которым я бы хотела обсуждать подобные вопросы.
  Спокойной ночи!
  За Верой захлопнулась дверь дома, а Галь очень пожалел о том, что два года назад, после смерти Давида Цура от рака лёгких, бросил курить.
  Вере, обосновавшейся в комнате, где она когда-то жила до свадьбы, никак не удавалось уснуть.
  Встреча с Галем перевернула что-то прочное, хорошо устоявшееся в её жизни и душе - нет, у неё в сердце не появилось ничего из того, что когда-то так тянуло к этому человеку, но ненависти, презрения и отчуждения почему-то не стало.
  Он казался ей сейчас приятным собеседником, симпатичным мужчиной с волнующей аурой - это был не тот парень, пленивший девичье воображение, но повзрослевший Галь не потерял свою притягательную силу.
  Как ей все эти долгие годы со дня их разлуки было легко его отталкивать и выхолащивать из души, а вот встретились на близком расстоянии, перекинулись ничего не значащими словами и пропало отторжение.
  Ладно, завтра они уедут отсюда, в многолюдной компании отпразднуют день рождение сына и можно опять спрятаться от него, окунувшись в любимую работу.
  Предательское сердце стучало и стучало - зачем скрываться, зачем нагораживать баррикады, зачем противиться ходу судьбы...
  Вера порылась в сумочке и достала какую-то квитанцию и ручку - сто лет она уже не писала стихов, а тут вдруг накатило!
  Не спалось и Наташе, но бессонница была вызвана совсем другими мыслями.
  На земле кроме неё существовало только два человека, знавших о родительстве Патрисии - Вера и Офира.
  За ту и другую она не волновалась, потому что не в интересах биологической матери было обнародование этого факта в её биографии.
  Вера - кремень, вернейшая подруга, и она тоже совсем не желает огласки по многим соображениям.
  Боже мой, ну а вдруг отношения Пати и Габи перерастут в пылкую любовь... ужас!
  Офер ушёл на тот свет, так и не узнав правды, кто приходится биологическим отцом его дочери - она не посчитала нужным его в это посвящать и, наверное, правильно сделала.
  Галь, если вдруг узнает правду, не простит им с Веркой подобного вероломства, что от него всю жизнь скрывали наличие на земле его родной по крови дочери.
  Ладно, с этим можно смириться и спокойненько жить, но а вдруг он начнёт качать права, призовёт к ответу Офиру и замахнётся на её святое святых - на её и только её - любимую доченьку, на её единственную Патрисию!
  Что делать, что делать?!
  Да, надо возвращаться на работу в ШАБАК, быстренько хорошо себя зарекомендовать и ко всем хренам, как можно скорей, хватать Пати и линять, как только получится, подальше из Израиля!
  Не спал в своей комнате и Галь, ворочаясь с боку на бок.
  Вот, наконец, он и встретился со своей Веруш...
  Вмиг обострилось чувство вины за измену этой женщине, до сих пор красивой, умной и влекущей к себе сексуальной притягательностью!
  Все эти годы разлуки он корил себя за то, что смог поколебать любовь к человеку, который в самые трудные для него годы, оставался рядом с ним, не шёл ни на какие компромиссы с совестью, жертвуя, самым дорогим, что было тогда у неё - юностью и радостью любовных утех!
  Он прислушался к себе - нет, не хотелось больше заниматься самобичеванием, распыляться в благодарностях... А чего ему хотелось?!
  Ох, как ему желалось прижать к себе по-прежнему сочное тело, смотреть в голубые колодца любящих сияющих глаз и пить, пить до полного изнеможения любовь пылкой несравненной Веруш!
  Только спокойно спала в этом доме стареющая Гиля - она добилась того, что её любимые дети - Галь и Вера не будут больше смотреть издали друг на друга подраненными зверьми, один - с чувством жуткой вины, а другая - со жгучей обидой.
  Вера так и не сомкнула глаз до самого рассвета и слышала, как крадучись на цыпочках прошли к своим комнатам, возвратившиеся в районе четырёх утра, танцоры и воспалённым воображением быстро нарисовала затяжной поцелуй перед расставанием молодых людей в прихожей.
  Всё, хватит себя изнурять - она резко поднялась с кровати, захватила начатое стихотворение и через окно в пижамной паре, состоявшей из шортиков и топика, выскочила наружу.
  Наташа сделала вид, что крепко спит, когда рядом с ней опустилось на кровать худенькое тело дочери.
  Непроизвольно втянула, шедший от неё запах, подаренных ею духов, впитавшегося в волосы чужого табачного дыма и других родных и появившихся запахов - пусть уснёт, тогда поднимусь и прошвырнусь по саду, страшно хочется покурить.
  Галь встретил сына, сидя в трусах на кровати.
  - Папа, почему не спишь?
  - Не спится, сынок, думы всякие в голову лезут.
  - Ты о маме думаешь?
  - Нет, о себе, в жизни которого до сих пор могла бы присутствовать твоя мама.
  Габриэль притянул к своей груди седеющую голову отца и поцеловал в волосы:
  - Папа, а мне почему-то теперь кажется, что у вас скоро всё будет хорошо, я этого очень давно желаю и сегодня мне было приятно видеть вас рядом!
  - Я тоже хочу быть с ней рядом, но ты ведь знаешь свою мать?!
  Парень рассмеялся.
  - Нет, я её совсем не знаю, только утром она мне отказала в твоём присутствии на дне рождения, а вечером выдала такое, что я чуть в обморок не упал!
  - Падай ты уже на кровать, спи, а я, пожалуй, выйду на свежий воздух - чего зря подушку мучить.
  Вера устроилась под навесом в дальнем углу сада, где когда-то занимался спортом Галь, чтобы вернуть после операции прежнюю подвижность и физическую форму и с головой ушла в написание стихотворения.
  Птицы, ошалевшие от прихода юного рассвета, подняли такую какофонию, что Вера не слышала, как к ней подошёл Галь - он стоял напротив, опершись двумя руками на трость и широко улыбался:
  - Веруш, пишешь по-прежнему стихи? Может, почитаешь?
  - Галь, я ведь тебя уже давно предупредила, что твоя Веруш умерла!
  - А может быть, она долгие годы пребывала в коме?
  Вера проигнорировала шутку.
  - Могу прочесть, но ты ведь всё равно ничего не поймёшь.
  - Кто его знает, кто его знает... - я ведь долгие годы уже изучаю русский и многих поэтов читаю в подлиннике!
  - Правда?! Это интересно!
  - А тебе интересно, что я в Иерусалиме наткнулся на русскую библиотеку, назвал твоё имя и мне выдали сборничек, который я успешно украл!
  Лицо женщины густо покраснело.
  - Галь, а чего ты стоишь, ведь тебе, поди, трудно...
  - Нисколько, но я с радостью присяду рядом с тобой.
  Увлёкшись разговором, они не заметили, как к ним приблизилась Наташа:
  - И я тоже. Подышу с вами чистым утренним воздухом и подпорчу его дымом сигаретки...
  Она по-хозяйски уселась в шезлонг и вырвала из рук Веры листок и с пафосом начала читать:
  
  Ты из сердца меня изгони...
  
  Я развею туман утром ранним,
  Шёпот нежный туда оброню...
  Но не свяжем узлы из желаний,
  Предаваясь в объятьях огню.
  
  И неважно - то день иль минуты,
  Губы слились, сердца вразнобой...
  Я сама создала эти путы,
  В них изранилась наша любовь.
  
  Обмани нежным ласковым словом,
  Поступали ведь так искони,
  В этой жизни всё вновь, но не ново,
  Ты из сердца меня изгони...
  
  Наташа подняла глаза от листочка и особым взглядом одарила подругу:
  - Верка, какая ты талантливая и что удивительно - во всём!
  Хотя нет, в любви ты полный профан!
  Оглянулась на Галя - тот сидел, как истукан, до белизны пальцев, сжав набалдашник трости.
  - Подруга, а слабо нам кофеёк соорудить - хочется покурить под этот благородный напиток.
  Да и с Галем надо до конца перетереть моё возвращение на работу.
  
  
  Глава 7
  
  
   В течение всего субботнего дня до самого вечера, пока они не разъехались, Галю так и не удалось больше побыть с Верой наедине.
  Ему показалось, что если он только чуть-чуть надавит, и её ледяной панцирь растает.
  Выждав два дня, он набрал её номер мобильного телефона и застыл в напряжении...
  Но напрасно он ждал многого от этого разговора, потому что дружеской беседы просто не получилось.
  Как только Вера услышала его голос, тут же окаменела и, выяснив, что у него нет особой причины для звонка, а просто желание продолжить начатую беседу в саду, тут же раскланялась, сославшись на занятость.
  Вера, отключив телефон, нервно заходила по комнате - это же надо, только слегка ослабила свои позиции в угоду Гили, и он возомнил, что может так запросто ей позвонить и разговаривать, как будто не было за плечами почти восемнадцати лет отчуждения.
  Вот в пятницу вечером встретятся в ресторане, отметят день рождения Габи и можно опять ничего не знать и не слышать друг о друге.
  Правда, он всё же ею интересовался, даже стихи почитывает... - лицемер проклятый, ведь с самого начала творческого пути Веры в Израиле возненавидел этот её род деятельности.
  Оглянулась на лежащий на прикроватной тумбочке блокнот, в котором за эти двое суток уже было исписано несколько листочков.
  Безделье снова окунуло её в сочинение стихов, в которых она забывалась на время, погружаясь в мир образов, рифм и аллегорий!
  Чёрт, если бы она могла в ближайшее время приступить к преподавательской работе и с головой уйти в научные изыскания, так нет, на её счастье контракт истёк накануне лета, когда студенты сдают экзамены и скоро выйдут на каникулы.
  Дозвонилась до профессора Зива, но старый маразматик решил, что она хочет навести с ним мосты для совместного времяпрепровождения, а может, дряхлого пердуна ещё на секс пробило.
  Нет, определённо, её возвращение в Израиль не выглядит триумфальным, а весьма рядовым и даже с возникшими осложнениями.
  Наташка, как назло, именно сегодня уехала на свою дохлую работу в мэрии, забрала машину и теперь не высунешься из дому.
  Быстрей бы уже её новенький гибрид прибыл в Израиль.
  А что изменит машина, куда ей ехать?!
  Ладно, сколько не откладывай, а родителей навестить надо, а как не хочется, хватает и телефонных разговоров!
  Услыхав, наконец, урчание подъехавшего автомобиля, сошла со второго этажа навстречу входящей в дом Наташе:
  - Прости Вер, что тачку надолго забрала, надо было срочно появиться в своей конторе, чтобы уволиться...
  - Уже?!
  Ты с ума сошла, ведь тебя ещё не взяли на другую работу?!
  - Возьмут, куда денутся, я уже без Галя подсуетилась, прошлась по старым связям - оказывается помнят, ценят и ждут!
  - Ну и когда ты выходишь?
  - Не ехидничай, с первого августа - вот Пати в начале июля завершит учебный год, сгоняем с ней в Испанию - и вперёд, правда, на загранку пока рассчитывать не приходится, нет подходящих вакансий.
  - Натаха, только не надо брать денег у Галя на поездку в Испанию, я с удовольствием тебе ссужу любую необходимую сумму...
  - Послушай, Вероника Николаевна, тебя сразу послать или дождаться, когда вы будете рядом с твоим бывшим?
  - Для чего? И почему столько неприкрытой агрессии и сарказма в голосе?
  - А чтобы не тратить время и нервы на каждого по отдельности, а обложить хренами вас оптом - благодетели херовы, нищую нашли!..
  Верочка, я для своей дочери всё сделаю, чтобы она была счастлива, могла бы - так и отца из-под земли достала!
  - Всё, угомонись, подруга, тебя уже тошно слушать, как с цепи сорвалась!
  Делай ты, что хочешь и поступай, как знаешь!
  Давай ключи, поехала я к родителям.
  Вот чёрт, проснулась в припоганейшем настроении, а тут ещё подруга подлила желчи!
  Тоскливо мне было в Штатах, зато тут стало весело - день ото дня всё веселей!
  Пребывая в мрачных думах, даже не заметила, как уже въехала в Ашдод.
  С кислой миной на лице вошла в квартиру, в которой за долгие годы ничего не изменилось.
  Открывшая дверь мама, уже с порога завелась, зудя, как старая испорченная пластинка:
  - Что не позвонила, не предупредила, чем я тебя теперь буду кормить, я же рассчитывала только на нас двоих...
  И без паузы:
  - Коля, Коля!
  Да оторвись ты, наконец, от ящика, принимай свою драгоценную дочь, снизошедшую до визита к родителям, не озаботясь даже предупредить об этом!
  По касательной чмокнув мать в щёку и дав себе зарок не реагировать на все её шпильки, прошла в салон и, не позволив отцу подняться из кресла, обвила его руками за шею и поцеловала в лысину:
  - Сиди, сиди, а я устроюсь напротив и можешь сколько хочешь меня рассматривать...
  - Верунечка, зачем ты волосы выкрасила в этот яркий красный цвет, ты же солидная женщина, а не какая-нибудь там ведущая развлекательного шоу?
  - Папуля, чтобы скрыть седину, я ведь солидная женщина.
  Вера улыбнулась.
  - Папа, а тебя больше ничего не интересует кроме моей причёски?
  - Ну как же... ну как же!
  Вот скажи, как эти гадкие пендосы обходятся без русских?
  Напридумывали всякие санкции-сманкции, можно подумать напугали Путина...
  Он им ещё покажет, где раки зимуют!
  Хохлам - этим бендеровцам показал, грузин на место задвинул, он и Америку с Европой раком поставит...
  - Папа, ты чего разошёлся? Нет мне никакого дела до Путина с его амбициями, как и до Обамы с его санкциями. Я израильтянка и меня волнует, что происходит в нашей стране!
  А ты сидишь целый день у телевизора и смотришь всякую ерунду, где тебе нашпиговывают мозги патриотическим русским бредом...
  - Вера, ты ведь образованная умная женщина, занимаешь такую солидную должность, а разговариваешь и думаешь, как провинциальная Хайка с базара!
  Вера засмеялась и тут же посерьёзнев:
  - Я и есть Хайка, только не с базара и не могу волноваться за всё человечество, а беспокоюсь за то, чтобы в нашей стране всё было тихо, а особенно потому, что через месяц мой сын пойдёт в армию и собирается служить в боевых частях!
  - Тоже мне армия... вижу я этих великих солдатиков на наших улицах, даже винтовку толком по-настоящему не могут держать в руках...
  Вера смотрела на отца широко распахнутыми глазами и не узнавала.
  - Папа, ты это серьёзно?
  Может, ещё одобряешь действия Хамаса?
  - Успокойся, не одобряю, а вот от действий армии нашей хвалёной тошнить хочется - они по нам ракеты шпуляют, а мы впустую бомбим пески, а зашли в прошлом году в Газу и обосрались!
  Вера поняла, что если не переведёт разговор на другую тему, то может сейчас возненавидеть некогда горячо любимого отца.
  - Папа, а ты когда в Беларусь собираешься, ведь давно хотел навестить могилы, подышать родным воздухом, пособирать грибочки и ягоды?
  - Да что-то уже не очень меня тянет ехать к этому великому президенту в полицейское государство, где он пересажал всю оппозицию...
  - А тебе какое дело до той оппозиции и президента, ты ведь хотел с простыми людьми пообщаться?
  Вера чувствовала, что ещё немного - и она окончательно сорвётся и вышла к маме на кухню:
  - Что, поговорила с нашим великим политиком?
  Я ведь его не слушаю, поставила в своей спальне отдельный телевизор и видала в гробу Путина, Нетаньягу и того же Лукашенко, куда интересней смотреть на деток Пугачёвой с Галкиным и Киркорова - какие миленькие, талантливые, не то, что мои внуки!
  - Мам, а что твои внуки?
  - Руслан вырос полным балбесом, сидит бугай на родительских плечах, а Равиталь отучилась в школе, пошла в никому не нужную армию, а потом, вместо того, чтобы начать учиться в университете, укатила куролесить по белу свету - бестолочь!
  - Мама, а Габриэль уже не твой внук?
  - Заезжал тут намедни с какой-то брюнеткой, похожей почему-то на твоего сына, а больше на твоего бывшего распрекрасного муженька, так с ним и двух слов не могли связать - всё похвалял Америку и выпендривался, что пойдёт в армию...Папу от него чуть кондрашка не хватила, после их отъезда весь вечер сердечные капли пил.
  - Мам, я ведь хотела пригласить вас на день рождения внука, но если он уже это сделал сам, то поеду к Любаше, надо с ней воочию встретиться, а то по телефону у неё всё время на меня нет, она же бизнесмен у нас!
  - Какое к Любаше, сейчас будем обедать, я вот фарш разморозила, быстренько котлеток нажарю, у меня такое лечо вкусное получилось, и сама огурчики засолила...
  - Нет-нет, спасибо, в другой раз, покачу к Любаше, мы договорились с ней по телефону в кафе посидеть.
  - Коля, ты слышишь, она даже пренебрегает с нами пообедать, вот вырастили на свою голову!
  Дуй, держать не будем, пять лет не виделись и часа с родителями не побыла - дочушенька называется!
  Да, в ресторан ваш мы не поедем - на кой нам терпеть тот шум и гвалт, а пару сот шекелёчков я сунула твоему сыну. Не побрезговал, голубчик.
  Да, если день с утра не заладился, то и дальше будет портить настроение - вот погостила, так погостила, чуть до истерики не довели!
  Чёрт, никак не дают отвлечься от этой проклятой темы - больно мне надо было тогда, дурище, эту комбинацию проворачивать!
  Вон и мама даже заметила сходство девочки с сыном и Галем - проклятие, ещё везде раскатывают вместе, правда, чтобы у них до инцеста не дошло!
  Надо срочно поговорить с Габи, найти подходящие аргументы, а Наташе скажу, чтобы незамедлительно съезжала от меня, тут не до дружбы, тут бедой пахнет!
  Не поеду ни к какой Любаше, сейчас позвоню - встретимся на торжестве, а то роднёй сыта уже по горло.
  
  
  Глава 8
  
  
   Злая, уставшая, голодная Вера, зайдя в дом, прошествовала на кухню - на сковородке под крышкой теплилась жареная картошка.
  Не присаживаясь, взяв вилку, стала кушать прямо оттуда:
  - Это чего, предки тебя даже не покормили, после пяти лет, как вы не виделись?
  Вера обернулась на подругу и, прожевав очередную порцию картофеля, огрызнулась:
  - А ты, находясь уже постоянно пять лет в стране, часто балуешь своих визитами?
  - Нет, вообще не балую, а им этого и не надо, а мне тем более - больно сдалось смотреть на пьяную рожу отца и на ехидную матери.
  Лишних денег у меня сейчас нет, поэтому кредит им прикрыла, а внучка для моих стариков - пустое место.
  - Кстати, а где дети?
  - Твой Габи расстроился, что не застал машину на месте и поплёлся пешком, несчастненький, встречать со школы Патрисию.
  - Чтобы мы не стали с тобой несчастненькими от этих встреч!
  Знаешь, как я теперь жалею, что надумала тогда всех вокруг осчастливить, вон какая каша заваривается, скоро отравимся её глотая!
  - Верка, я понимаю, что у тебя после визита к родителям плохое настроение, но мне на него глубоко начихать - не был бы тогда этот ребёнок, был бы другой, но сейчас я не позволю тебе называть Патрисию отравой!
  - А я так её не называла и не питаю к девочке никаких отрицательных чувств, но наших детей надо как можно скорей разлучить и желательно навсегда!
  Вера со звоном прикрыла крышкой сковороду.
  - Может быть, ты другого мнения?
  - А тебе ведь насрать на моё и прочих мнение, ты уже сама за всех и всё решила - давай выкладывай или мне самой догадаться!?
  Глаза подруг встретились и огоньки гнева пронзили обеих до воспаления в мозгах.
  Наташа первая пришла в себя:
  - Вер, мы ведь уже на эту тему с тобой разговаривали и к ранее сказанному добавить нечего.
  Потерпи нас месяц, не срывать ведь мне девчонку со школы, но если хочешь, то могу съехать и снять квартиру.
  Запретить или отговорить дочку от встреч с Габи я не могу, для этого у меня нет подходящих аргументов, даже если сейчас ты мне плюнешь в рожу!
  Все решительные действия за тобой, а я буду до последнего упираться и признаюсь дочери только тогда, когда ничего другого не останется.
  Я, ты слышишь, я её мать и ею останусь до конца своей жизни!
  - Прости, Наташка, не надо столько эмоций - пусть каждая из нас поговорит доступным языком со своим ребёнком и попробуем как-то повлиять, чтобы они смотрели друг на друга, как брат с сестрой, а не влюблённые голубки. Согласна?
  Вера вдруг увидела, как по щекам подруги побежали слёзы, и она судорожно прижала к себе вздрагивающее в плаче тело никогда не унывающей родной и обожаемой Натахи:
  - Ну-ну... Что мы с тобой делаем? Ведь ещё ничего страшного не произошло, а мы уже впадаем в панику.
  Клянусь, я никогда и никому не выдам нашего секрета, пусть даже мне ногти вырывать будут!
  Успокойся, Наташенька...
  И Вера сама в голос разревелась.
  Такими обнявшимися и плачущими их застали вошедшие в дом Габриэль и Патрисия.
  - Ого, что произошло, кто-то умер?
  Парень насторожился, а девушка подбежала к матери.
  - Мам, кто тебя так расстроил, ты ведь при мне так плакала только на похоронах у папы.
  Наташа с Верой вытирали слёзы и улыбались.
  Патрисия задёргала мать:
  - Ну что... что произошло?
  - Доченька, мы только что чуть не похоронили нашу с тётей Верой дружбу!
  Последние, пронзившие острой иглой слова подруги, отозвались в душе у Веры предостерегающим набатом, а недоумевающие подростки разбежались по своим комнатам переодеваться.
  Наташа с Верой последовали их примеру - каждой из расстроенных подруг было о чём подумать наедине со своими мыслями.
  
  Друг - не второе я, не отраженье...
  И против шерсти гладит иногда,
  Но в трудный час лишений и свершений
  Не надо звать, он сам придёт всегда...
  
  Вера машинально вписала эти давно написанные Олегом Фрейдманом строки в блокнот и застыла над ними, перебирая в памяти всё, что было у неё связанно с сердечной подружкой Наташей.
  Вновь склонилась над блокнотом и вписала ещё один катрен:
  
  Горячий спор - не повод для обиды,
  Корысть и зависть не найдут приют.
  Из добрых дел не строят пирамиды -
  С друзьями делятся, не подают...
  
  От внезапного стука в дверь вздрогнула, как от взрыва ракеты:
  - Кто там, входи...
  - Мам, это я.
  Ты не хочешь мне рассказать, отчего вы так горько плакали с тётей Наташей?
  - Да бабье всё, бабьи слёзы - не обращай внимания.
  - Мам, за кого ты меня держишь, не хочешь, так не рассказывай, но дурака из меня не делай - слезливые нашлись, можно подумать, что я вас обеих с раннего детства не знаю?!
  - Ну если знаешь, то не расспрашивай, а лучше ответь - насколько у тебя всё серьёзно по отношению к Патрисии?
  - Мама, я обязан тебе отвечать на эту глупость после трёх недель, как мы встретились с Пати?
  - Наверное, нет, потому что и слепому видно, какими глазами вы смотрите друг на друга...
  - Какими?.. И что тут предосудительного?
  - Влюблёнными и было бы с моей стороны неправильно кое о чём тебя не предостеречь.
  Насупленный парень стоял, облокотившись о косяк двери.
  - Не стой опорой, а присядь и выслушай меня, пожалуйста.
  Я ничего не имею против дочери Наташи и желаю ей в жизни только счастья и здоровья, но я обязана предупредить о тяжёлой наследственности той семьи...
  - Мама, ты смеёшься?
  - Нет, сынок, плачу!
  Так вот, для особо непонятливых - в роду у отца Патрисии, включая самого Офера, все умерли в раннем возрасте от рака, а родители самой Наташи - закоренелые алкоголики, и это тоже не может не сказаться в генах у их внучки.
  А теперь под большим секретом сообщаю тебе, что сама моя подруга в юности сидела на наркотиках, а следом перенесла жуткий стресс, связанный с терактом, после которого чуть выкарабкалась!
  - Мамочка, очень интересная информация, обязательно возьму её к сведению.
  У тебя есть ещё что к этому добавить или ограничимся вышесказанным?
  - Сынок, ты почему язвишь и в каком тоне разговариваешь с матерю?!
  - А каким тоном ты разговариваешь с сыном, которому на днях исполнится девятнадцать лет и находящемуся одной ногой уже в армии!?
  Вера подошла к парню и прижала его голову к груди.
  - Габриэль, мальчик мой, конечно, ты у меня уже взрослый, поэтому я тебе всё это рассказала, рассчитывая на твоё благоразумие.
  Вам с Пати ничего не мешает оставаться добрыми друзьями и даже быть и вести себя так, как это делают брат с сестрой...
  - Мама, а брат с сестрой целуются в губы?
  Вера растерялась.
  - А что вы уже целуетесь?
  - Да, мама, пока ещё только целуемся...
  
  
  Глава 9
  
  
   Оставшиеся дни до именин сына для Веры ничем не отличались друг от друга.
  Все домашние, как будто сговорились, вели себя крайне сдержанно, и ей казалось, что они намеренно избегают общения с ней.
  Наташа с самого раннего утра уходила куда-то из дому и возвращалась часто только к вечеру.
  Габриэль валялся на кровати почти до обеда, а потом пил кофе и убегал встречать из школы Патрисию, у которой подходил к концу учебный год.
  Сама Вера, по давно выработанной привычке, вставала с постели ровно в шесть и, надев наушники, выбегала из дому на десятикилометровый кросс.
  Через час, вернувшись с пробежки, делала во дворе лёгкую зарядку, принимала душ и уже в половине восьмого садилась пить неизменный утренний кофе.
  Заглядывающая на кухню Наташа, на ходу отпивала из её чашки несколько глоточков и, махнув на прощание рукой, без всякого оповещения вместе с Патрисией выходила из дому.
  Свалившийся на неё длинный день, Вера пыталась заполнить стихами, но ничего путного не выходило.
  Бралась за начатую ещё в Штатах разработку в области, связанной с новой космической программой, для которой к непосредственному участию привлекались учёные из Израиля, но и тут навязчивые мысли выбивали из привычной колеи, и она сознавала, что никак не может сосредоточиться на формулах и выводах.
  Пятничным утром, зайдя как всегда на кухню, чтобы выпить чашечку кофе, застала там Наташу, рыскающую в холодильнике:
  - Доброе утро, подруга!
  Набегалась, намылась... а я тебя жду, чтобы вместе кофеёк попить.
  Подожди, сейчас налью.
  Вер, тебе случайно не надо в парикмахерскую?
  По скороговорке подруги Вера догадалась, что та очень волнуется и хочет сгладить тот холод, который возник между ними после серьёзного разговора, где они обе были не на высоте.
  - Привет, Натаха!
  Побалуй подружку, обслужи уставшую спортсменку.
  У тебя есть подходящий хороший мастер?
  - А ты разве не помнишь Нэльку?
  Она там же и работает, только цены порядком взвинтила.
  - Это фигня, не бедные.
  А я уже думала сама краситься и фениться... но не буду, если она возьмёт меня сегодня.
  - Примет-примет, я тебя на всякий случай записала.
  - Ну спасибище... на какое время?
  - К десяти обе и пойдём, катит?
  До самого вечера они не расставались - в парикмахерской поджидали друг друга, а потом вместе пообедали в кафе, пробежались по бутикам и уже дома помогали подбирать наряды, наводить макияж и всё это время говорили и говорили, но ни разу не коснулись болезненной для них темы.
  Уже щёлкая каблучками по лестнице, сходя со второго этажа, Вера опомнилась:
  - А где молодёжь?
  Я утром перед пробежкой зашла в комнату сына, поцеловала, поздравила, а он только сонно промычал, что в семь вечера будет готов к выходу.
  - Да вот же они...
  В салоне на диване тесно прижавшись друг к другу сидели подростки и рассматривали старый альбом с фотографиями.
  - Ну и чего там новенького нашли?
  - Мама, какие мы с Габи были смешные в детстве.
  Смотри, смотри, тут нам семь и пять лет - мы с ним похожи, как брат с сестрой!
  - Вы с ним, действительно, как брат с сестрой, потому что мы с мамой Габриэля давно уже сестрички!
  Вера удивилась выдержке подруги и решила, что и ей следует внять примеру Наташи.
  - Пати, какая ты красивая, тебе идёт этот цвет платья!
  - Мы с мамой выбирали!
  Я не хотела его покупать, очень дорогое, но мама даже слушать меня не стала - нравится, значит, берём!
  Последние слова девушка выговорила, подражая голосу и мимике матери, отчего все присутствующие засмеялись.
  - Так, кто поведёт машину? Лично я намерена сегодня выпить.
  - Мам, я поведу, я намерен оставаться трезвым!
  Помогая маме выйти из машины, Габи шепнул:
  - Спасибо, мамочка, за твоё настроение - ты меня сегодня делаешь настоящим именинником!
  Настроение в этот вечер у Веры, действительно, было приподнятым, ведь она уже очень давно не отрывалась в ресторане. Она нисколько не притворялась, потому что весь антураж сегодняшнего дня, начиная с утра и до сих пор, способствовал праздничному настрою.
  Радовал выход в свет, возможность нарядиться и, наконец-то, оторваться в пляске рядом с подругой, которая тоже была само веселье и обаяние.
  Довольные глаза матери раз за разом оглядывали статную фигуру сына в лёгком летнем костюме, под тонким материалом которого угадывалось сильное накаченное тело.
  Про внешность вообще говорить не надо - он вобрал в себя всё лучшее, что было у них с Галем.
  У парня при светло русых волосах, были тёмные с медовым отливом глаза, небольшой материнский нос и волевой подбородок отца, да и ростом его бог не обидел, всё же почти сто девяносто сантиметров!
  Вера разглядывала сына, стоя рядом с ним около входа в ресторанный зал в ожидании медленно собирающихся гостей.
  В одиночку и парами пришла какая-то молодёжь, знакомые и приятели сына из детских лет, о существовании которых Вера даже не подозревала. Потом появилась Любаша, а следом Галь с цветами и настроение стало портиться.
  Бывший муж на глазах у всех галантно вручил ей шикарный букет и пусть бы этим ограничился, так нет - вдруг облапил её и поцеловал в щёку:
  - Поздравляю очаровательную мать моего сына, выглядишь сногсшибательно!
  И это на чистейшем русском языке и на глазах у всех присутствующих, а главное на виду у язвительной Любы.
  - О, какая трогательная сцена!
  Правильно, давно уже было пора сойтись, а не смешить весь белый свет - теперь ведь ты на своих ногах, при хорошей должности, а значит, и деньгах, и у моей сестрички бабок куры не клюют.
  От растерянности Галь не знал, что ответить, Наташка, отбежав в сторону, заходилась от смеха, сын снисходительно улыбался, а она сама чувствовала, как наливается краской:
  - Любаша, он пришёл на день рождения сына и не со мной.
  И беря себя в руки:
  - Ты своей широкой спиной загородила Лёву, дай мне с ним обняться, а там ведь Русланчик... о, уже настоящий мужчина, даже пузочком обзавёлся...
  Действительно, вся семья старшей сестры выглядела так, будто вернулась с откорма, включая невестку, сама же Люба своими формами превосходила всякое воображение.
  После объятий с членами семьи Любы, Вера решила опередить языкастую сестру:
  - Любка, что ты с собой сделала, наверное, платье и бельё уже шьёшь на заказ?
  - Надо и пошью, но у меня хватает средств смотаться в Италию, а там и не на таких матрон продают одежду!
  Тебе бы мою жизнь - никакого режима, с утра до вечера кручусь, вся жрачка на ходу, да и не забывай, что приближаюсь к полтиннику!
  Посмотрим, что с тобой к этому возрасту будет, сама с диет, похоже, не слезаешь?!
  Хорошо, что Габи пригласил всех к столу и усадил мать рядом с собой, но по другую от него сторону устроилась Патрисия, а рядом с ней Галь, а следом Наташа.
  Глянув искоса на сидящих рядком: сына, бывшего мужа и дочь подруги, Веру пробрал ужас - боже мой, как они втроём похожи друг на друга, только слепой может этого не заметить!
  Если бы не светлые волосы сына, то вообще ни у кого бы сомнений не осталось.
  О, это уже смахивает на паранойю - Наташка вон взяла себя в руки и пустила всё по течению и вон как смеётся, слушая её безразмерную сестричку.
  Отзвучали первые тосты, заиграла музыка, и как только на смену быстрым танцам Наргиз запела "Ты моя нежность", Галь, обойдя сына, пригласил на медленный танец запыхавшуюся Веру после галопа, который они устроили с Наташкой.
  У Веры не было повода, а главное, желания, отказать мужчине в такой малости, как потанцевать с ней, но это был Галь!
  Прижав к себе бывшую жену, он всячески стараясь не хромать, затоптался на месте.
  - Вера, а помнишь свои девятнадцать лет, как мы праздновали вместе с Офером и Наташей?
  - Помню, ещё как помню - это ведь было в Эйлате, куда меня заманила Натаха, ты тогда тоже хромал...
  Вера закусила губу.
  - Прости, я не хотела...
  - Не смеши, как хорошо, что я ещё хромая могу обнимать во время танца твоё восхитительное тело и вдыхать невероятный дурманящий аромат от шеи и волос!
  - Галь, я не хочу испортить вечер сыну, но больше меня не приглашай!
  
  
  Глава 10
  
  
  Под неумолчный шум прибоя,
  Под пламенеющий закат,
  Мы провожали день с тобою,
  К любви шагая наугад.
  
  
  Снимая все препоны смело,
  В немом мерцании луны,
  Друг другу оголяли тело,
  В тот миг мы были влюблены...
  
  
  Проходит хмель, пришло похмелье,
  Меж нами бурный океан,
  На шею ляжет ожерельем
  На годы долгие обман.
  
  
  В твоей душе проснулась совесть?
  Мне ж не забыть твоей вины!
  Лишь о любви читаем повесть,
  Где мы там были влюблены.
  
  
  Вера в одних трусиках сидела на кровати и перечитывала только что написанное стихотворение.
  Никто мне никогда не поверит, что я все эти почти восемнадцать лет, как мы с ним расстались, не позволила ни одному мужчине обладать моим телом, про душу подавно не стоит говорить.
  Неужели пропала ненависть, боль, презрение, и я готова сойтись с человеком, наплевавшим мне в душу и осквернившим моё тело после другой женщины!
  Другие же могут прощать, и более того, могут даже жить, будто этого не замечая, как это делала долгие годы Гиля.
  Почему же я не подпускала всё это время к себе мужчин - ведь тысячи раз ловила раздевающие похотливые взгляды, а другие добивались серьёзных отношений, а я...
  Неужели я все эти годы любила и блюла себя для него?!
  Если нет, так почему вчера во время танца, ощущая его руки, вдруг почувствовала, как на меня накатывает дикая волна желания, подобно которому у меня не было всё это, прожитое в разлуке, время?!
  Уснули гормоны, пусть бы и дальше не просыпались - но я хочу, безумно хочу его видеть, слышать, вдыхать и ...
  Вера уткнулась в подушку и заплакала - по телу пробежала дрожь, горячая волна хлынула от головы к животу, а промежность заполнила обильная влага женской нерастраченной истомы!
  Отложив на тумбочку блокнот со стихами, прошла в душ и долго стояла под упругими струями, чередуя горячую воду с холодной.
  Вытираясь большим банным полотенцем, оглядела себя в зеркало - по-прежнему стройная, длинноногая, с пышной, только чуть отвисшей, грудью... - могла бы ещё осчастливить подходящего молодого мужика и даже, наверное, от него родить...
  Ах, что это я так сконцентрировалась на собственной персоне, когда сын катится в бездну, а остановить его нет никаких сил и возможностей.
  Голышом забралась под простыню и прикрыла глаза.
  Услышала, как отворилась дверь её комнаты и по лёгким шагам догадалась, что это Наташа.
  - Ты чего не спишь?
  - Не засыпается, услышала, что у тебя льётся в душе вода и решила зайти покалякать.
  - Сейчас накину на себя пижаму и ложись рядом со мной.
  - Верка, какое у тебя красивое тело!
  Ты и в юности была хороша, а сейчас зацвела самой яркой женской красотой в разгар наивысшего сексуального созревания!
  - Наташка, сдурела?
  Ты, может быть, тоже стала стихи писать?
  - Не смеши, не стала и не стану.
  Посмотри на меня - раньше была шваброй, а после смерти моего медведя вообще превратилась в ходячую арматуру.
  - Наташ, а может нам стоит наплевать на все преграды, что мы с тобой сами себе настроили и кинуться во все тяжкие - молодость-то проходит?
  Худое тело подруги прижалось к Вериному и она, закинув длинные руки за голову, с хрустом потянулась.
  - Верунька, я до встречи с тобой, столько накувыркалась, что другим и не снилось.
  Потом в моей жизни появилась ты - такая чистая, правильная, гордая и добрая!
  - Ну, Наташка!
  - Не перебивай!
  Мне захотелось купаться в твоих добродетелях, что я и сделала.
  С приходом в мою жизнь Офера вообще окончательно отодвинулась от края пропасти.
  Тебе кажется, что ты его хорошо знала... поверь, что нет!
  Мой сладкий медвежонок прощал все мои зэхеры, сдувал с меня пылинки, говорил такие слова, которых никто от него не слышал и даже не ожидал!
  Я никогда и ничего от него не утаивала - мне, правда, этого и делать не надо было, потому что он позволял мне всё, что взбредёт в мою шалую голову.
  А вот в тот момент, когда ко мне приехала Офира по твоей рекомендации, я дрогнула - понимаешь, не могла, не могла я ему открыться, что этот ребёнок был зачат от его лучшего друга на осквернённом семейном ристалище!
  Я по достоинству оценила тогда твоё благородство, желание посодействовать подруге в решении насущной проблемы.
  Не ты, не я в тот момент не думали, в какую задницу это нас заведёт.
  Всё, мы в глубокой жопе!
  Так вот, хватит мордовать себя и заодно наших детей.
  Пусть встречаются, целуются и даже трахаются - они современные молодые люди с южным темпераментом, главное ведь, чтобы не зачинали ребёнка.
  Мы с тобой уже тогда были грамотными, думаю, что моя дочушка тоже не по небесам шагает и понимает, к чему ведут последствия необдуманного секса.
  На всякий случай об этом я с ней переговорю, так ненавязчиво, без намёков и не переходя на личности.
  - Натаха, а дальше?
  Я смотрела на них, особенно, когда посередине сидел Галь и чуть сознание не потеряла - ведь самый близорукий увидит семейное сходство!
  - Дурища, увидит, если будет его искать, как это делаешь ты!
  Всем, слышишь, всем, глубоко насрать на эту похожесть, ведь для всех она наша с Офером дочь, даже не удочерённая.
  Ты не в счёт, а Офире выгодней всего, чтобы та история навсегда канула в небытие.
  - Наташенька, я же тебя спрашиваю, что будет дальше с их отношениями?
  - Дурёха, что каждый парень и каждая девушка после первого поцелуя или траха становятся женихом и невестой?
  Габик уходит в армию, мы через месяц переезжаем в Ришон - девочке надо заканчивать последний класс, потом армия, а следом университет - на всё про всё лет семь-восемь уйдёт, а сколько воды и событий утечёт!
  Вера порывисто обняла верную подругу.
  - Наташенька, моя несравненная Натаха, только ты смогла меня успокоить, раньше справлялась и сейчас сумела облегчить мою душу, найти выход и уберечь меня от катастрофы, а я ведь уже чуть ли к Галю на коленях не поползла, чтобы отмолить свой грех!
  - Ай, остынь, лучше к нему в штаны заползи - там у него ещё, наверное, хранится кое-что подходящее для тебя...
  Вера прикрыла ладошкой рот острой на язык подруге.
  - Наташенька, а я ведь тебя предала!
  - Каким образом?
  После сбивчивого правдивого рассказа Веры, Наташа передёрнула плечами:
  - В принципе, всё правда, кроме одного и самого главного, у Патрисии нет этих генов!
  Она резко поднялась с кровати.
  - Я на тебя не злюсь, я тоже за своего ребёнка готова пойти на преступление!
  И уже в дверях:
  - С завтрашнего дня бросаю курить.
  Вера вслед за подругой поднялась с кровати и подошла к окну, невидящим взглядом уставившись в темень ночи.
  Затихли шаги Наташи, а она всё стояла и стояла, пока полностью не успокоилась, и на смену тяжким мыслям в её голове побежали сочные строки и рифмы:
  
  Да будет свет!..
  
  В чернила ночи обмакну перо,
  Привычно буквы лягут на бумагу,
  И, следуя построчечному шагу,
  Трезвонят рифмы звёздным серебром...
  
  Дитя с судьбой родилось непростой.
  Укутан плод туманами рассвета.
  Чернила взяв у солнечного света,
  Мелодию шьёт нитью золотой.
  
  Мне дарят краски осень и зима,
  Весна и лето - щедростью господней...
  И даже если веет преисподней -
  Да будет свет!.. И пусть отступит тьма...
  
  
  Глава 11
  
  
   После непростого разговора с Наташей только к утру Вера забылась тяжёлым сном, а когда открыла глаза, почувствовала, что подушка мокрая от слёз - она во сне плакала.
  Лёжа под простынёй, прислушиваясь к птичьему гомону за окном, по деталям разобрала ночной разговор с Наташей.
  Да, подруга совершенно права - хватит себя мордовать, ничего страшного ещё не случилось и дай бог не произойдёт.
  Правильно она сделала, что поведала Натахе об их разговоре с Габи, потому что после него всё время чувствовала себя испачканной.
  Нет, не отмылась, но, по крайней мере, перестала себя корить и сравнивать со своей матерью - больно она в том разговоре с сыном напоминала Беллу Ефимовну.
  Громкий стук в двери заставил её вздрогнуть.
  - Кто там ломится?
  - Мам, ты что себе позволяешь?
  Вставай, едем на море купаться, тётя Наташа уже гренки нажарила!
  Вера улыбнулась - а что, жизнь продолжается!
  - Габичек, я уже...
  Середина июня, лето в разгаре. Многолюдный пляж встретил разноголосьем, звуками музыки и умиротворяющим шумом прибоя.
  Наплававшись, Вера с Наташей упали животами прямо на горячий песок и в блаженстве притихли.
  Габи и Пати после купания в сторонке играли в пляжный теннис и до матерей доходил стук шарика о ракетки и смех молодых людей.
  - Натаха, ты на меня обиделась?
  - Я что на дуру похожа?
  Хорошо, что всем поделилась, нет между нами никаких недомолвок, а сказанное - песок, сквозь пальцы просыпалось и забудется.
  - Спасибо тебе, а то я проснулась с чувством вины перед тобой и сравнила себя со своей мамой.
  Наташа засмеялась своим хриплым смехом, к которому, как и к голосу, Вера давно уже привыкла.
  - Верка, как хочется курить, сдохнуть можно!
  - Так закури, я сделаю вид, что ты вчера ничего не говорила...
  - Говорила, говорила, сказала брошу, значит, брошу!
  Ты во сколько выходишь на пробежку?
  - В шесть, а что?
  - Не что, а с завтрашнего дня буду бегать вместе с тобой.
  Вера засмеялась.
  - А что ты ещё будешь делать со мной вместе?
  - Трахаться точно не буду, а остальное посмотрим.
  Рядом с ними присели наигравшиеся в теннис подростки.
  Матери подняли головы - по чуть загорелым телам их детей обильно катился пот.
  - Мамы, пошли купаться, а то от вас скоро дым пойдёт!
  - Не пойдёт, сами собирались уже занырнуть.
  Лучше скажи, мой дорогой сынок, когда начнёшь физуху свою восстанавливать, тебе же скоро в армию?
  - Так уже начал, видишь, как вспотел, заодно и Патрисию погонял.
  - Ещё кто кого погонял!
  Девушка толкнула шутливо парня в грудь и присела на корточки:
  - Мама, идёшь купаться?
  - Иду, иду...
  После того, как был восстановлен душевный баланс, дни помчались с калейдоскопической быстротой.
  Пятого июля проводили Габриэля в армию, но слёз не было, потому что раз в две недели он обязательно должен был появляться на выходные дома, если, конечно, не будет злостно нарушать дисциплину.
  Патрисия к этому времени сдала экзамен по математике и вышла на каникулы - у них с матерью на одиннадцатое июля был запланирован отлёт в Испанию, где они собирались провести десять незабываемых дней.
  Сидя возле дома под раскидистым апельсиновым деревом, Вера поинтересовалась у читавшей книгу Наташи:
  - Курить не тянет, всё же скоро месяц пройдёт как ты бросила?
  - Тянет, ещё как тянет, но ничего, отвыкну, Пати моя счастливая, что я завязала.
  - А что бы она ещё хотела от тебя, чтобы стать ещё более счастливой?
  - Чтобы я завела кобеля.
  - Так прямо и кобеля?!
  - Ну, мужика подходящего, а то она сейчас встречается с Габиком и жутко переживает за меня, что теперь часто остаюсь в одиночестве.
  - Натаха, а ты?
  - Верка, а пошла бы ты нахер, чего пытаешь меня, как твой Галь арабов в ШАБАКе!
  - Ты отлично знаешь, что Галь не мой, с именин сына ни разу даже не позвонил, а у меня, между прочим, послезавтра свой день рождения!
  - Верка, я сука!
  Как могла забыть и взять билеты в Испанию на завтра, отчаливаю накануне, вот такая бесстыжая дрянь, а не подруга!
  - Дурочка, что особенного в этом дне?!
  Зато отлично помню, как ты приехала ко мне на машине Офера и вытянула в Эйлат, а там...
  - А что там?...
  Наташа весело смотрела на подругу.
  - А там я выиграла в казино сумасшедшие деньги!
  - Хитришь, Верунька, но я тебе прощаю.
  Вот только скажи, почему ты не захотела лететь вместе с нами в Испанию?
  - Ну, начнём с того, что в эти сроки на побывку должен выйти Габриэль.
  Во-вторых, я не хочу путаться у вас под ногами, не зная испанского, а вы побудете в своей среде, не отвлекаясь на унылую тётку.
  - А может быть, ты всё же рассчитываешь, что Галь тебе сделает в этот день сюрприз?
  - Не знаю, Натаха, я об этом думала, но так и не приняла решение, как отреагирую.
  В ресторане я его осадила и достаточно грубо.
  - А ты возьми и сама его пригласи к себе на вечер при свечах...
  - Может, ещё встретить в неглиже?
  - А что?..- идея, я до такого даже не додумалась.
  И подруги грохнулись со смеху.
  - Представляешь, Верка, он заходит с цветами, конфетами, шампанским, а ты навстречу, в чём мать родила и в кокетливом передничке с подносиком в руках, на котором бокалы с коньяком...
  - Натаха, что это у тебя такая слабая фантазия?
  Я ещё рядом с бокалами положу презервативы!
  Они так хохотали, что у обеих на глазах выступили слёзы.
  Отсмеявшись, Наташа серьёзно посмотрела на подругу.
  - Вер, а Вер, позвони ему, дай обоим шанс, а то от своей гордыни так и состаришься без орошения.
  Сама знаешь, земля без полива быстро превращается в пустыню.
  - Натаха, от твоей прозы веет такой поэзией, что мне кажется, литература без тебя много потеряла!
  - Хватит того, что с тобой она много приобрела!
  И опять был смех, и вновь они шутили, и как в старые добрые времена лучше подруг не было на свете!
  
  Перед сном Вера, присев с блокнотом у окна, вместо своих новых поэтических строк вписала на чистую страницу первый куплет песни Олега:
  
  Друзей не выбирают, не находят,
  И с улицы не кличут на порог.
  Судьба определяет, случай сводит,
  А этот случай, посылает Бог.
  
  
  Глава 12
  
  
   В течение всего прошедшего месяца после дня рождения сына, образ Веры постоянно присутствовал в фантазиях Галя.
  Он неотвязно мысленно возвращался в ресторан в тот танец с любимой женщиной, когда под своими ладонями вновь почувствовал её волнующее упругое тело!
  Боже мой, а как сладко замирало сердце, когда ощутил прижимающуюся пышную грудь и с каким наслаждением вдыхал нежный аромат духов от шеи и волос той, которой в своё время предпочёл другую.
  Он не ходил в синагогу искупать грехи в молитве, не истязал душу покаяниями, но чувство вины заглушить не мог, оно жило с ним параллельно, иногда пересекаясь и тогда становилось нестерпимо горько, но подсластить пилюлю под силу только Вере, создавшей между ними непреодолимое пространство.
  Она, конечно, могла бы, наконец, снять табу на их встречи и хотя бы общение по телефону, но, увы, женщина была непреклонна.
  Прошли долгие годы с момента их разрыва, и всё это время он искал повод встретиться с ней, повиниться и попробовать вернуть то, что их когда-то связало крепкими узами любви.
  Горделивая женщина с самого начала, как только узнала о его супружеской неверности, тут же закрылась в своём неприступном панцире, отгородившись от него всеми возможными способами, расширяя и углубляя пропасть отчуждения, не давая никакого шанса на сближение.
  Последние пять лет она жила и работала в США, и до него доходила только информация об успехах молодого учёного и талантливого преподавателя в области физики и астрономии.
  Вера не чинила ему препятствий в общении с сыном, и сама поддерживала тесную связь с его матерью, от которой он многое узнавал о судьбе бывшей жены.
  Кто его знает - появись у Веры другой мужчина, возможно, и он бы построил свою жизнь как-то по-другому, ведь вниманием женщин он не был обделён.
  Из разговоров с матерью, сыном и из потока информации, заботливо предоставленного Интернетом, никакого счастливого соискателя на руку Веры не появлялось.
  Нет, он не мог знать того, были или нет у неё мужчины, с которыми она могла делить постель, но это его и не касалось, ведь она была свободной от брачных уз, молодой и, как он отлично знал, весьма пылкой женщиной.
  В тот момент, как только Вера приняла приглашение на танец и во время него, он вдруг воспарил в своих радужных мечтах и возомнил, что они начнут свои отношения с чистого листа, на который он впишет только строки любви, нежности и, главное, верности.
  Увы, увы, Вера резко его отвергла, дав понять, что всё её нынешнее поведение в ресторане продиктовано только тем, чтобы доставить радость сыну присутствием обоих родителей на его торжестве.
  Услужливая программа оповещения в его мобильном телефоне выдала информацию, что сегодня день рождения у Вероники Бенет!
  Заботливая память тут же подсказала - а помнишь Эйлат двадцати двух-летней давности, когда Вера отдала тебе в номере отеля свою невинность, пылая жаром обоюдной любви?
  А помнишь, как восемнадцать лет назад не соизволил явиться на виллу к родителям, где тебя ожидала именинница жена, мечтавшая поехать с тобой в отпуск в Латинскую Америку?
  Получив от секретарши текущую информацию о происходящем в стране, на территориях, письменные доклады агентов и осведомителей, он никак не мог сконцентрироваться на работе - мысли неотвязно возвращались к Вере.
  Нажал на клавишу селектора:
  - Сигалит, отмени все назначенные на сегодня встречи, самые важные переведи на моего заместителя Эфраима, а я ухожу домой, что-то неважно себя чувствую.
  - Шеф, никаких проблем, сегодня относительно тихо...
  - Сиги, если что, найдёшь меня по мобильному.
  Быстро спрятав все находящиеся на столе бумаги в сейф, проверил электронную почту и не найдя там ничего требующего срочного ознакомления, выключил компьютер и опираясь на палочку, быстрым шагом покинул кабинет.
  Ему было хорошо известно, что сын находится в армии, где проходит курс молодого бойца, Наташа с дочкой вчера улетели в Испанию, поэтому Вера по идее должна быть дома одна.
  Да, но почему он решил, что должна быть дома и, тем более, одна...
  Что делать - позвонить предварительно или нагрянуть неожиданно?
  Нет, ни то, ни другое ему не нравилось - по телефону она может спокойно выслушать слова поздравления, поблагодарить и отключится, а в случае внезапного приезда к ней домой, где гарантия, что Вера на данный момент находится там и ещё хуже, если не даст переступить порог.
  Тем временем он, так размышляя, выехал на трассу и машинально повернул руль в сторону севера, где недалеко от Хайфы проживала Вера.
  В любом случае надо всё же купить подарок, но что?
  Цветы, украшения, духи, дорогой сувенир... - нет, всё это ерунда, подарки влюблённого кавалера.
  А кто он?
  Да, дилемма - ведь его просто-напросто могут отвергнуть в самую первую минуту и будет поделом!
  Да, но лучшего повода для встречи и примирения, чем день рождения, невозможно придумать!
  Так ничего толкового не решив, въехал на парковочную площадку напротив дома Веры.
  Заглушил мотор и собирался выйти наружу, как увидел ту, к которой рвался всеми своими помыслами - нарядно одетая женщина усаживалась в свой автомобиль и уже завела мотор!
  Галь непроизвольно нажал на клаксон.
  Вера оглянулась и увидела выходившего из машины того, кого меньше всего в этот момент ожидала!
  Она, в свою очередь, заглушила мотор собственного автомобиля и подчиняясь правилу элементарной вежливости, тоже вышла наружу и замерла возле капота.
  Галь, тяжелей, чем обычно, опираясь на трость, медленно подошёл к Вере:
  - Поздравляю, но я без цветов и подарка...
  - А что тебя привело ко мне?
  - Безумное желание увидеть, услышать и просто побыть рядом!
  - Если честно, я собиралась проехаться на юг, сделать своим визитом сюрприз для старых друзей Олега с Людой и отметить в дружеской компании свою не круглую дату!
  Ты их помнишь?
  - Да, и очень хорошо - ведь этот незрячий мужчина оказал на твоё творчество большое влияние!
  - Совершенно верно, но мне кажется, что если бы о тебе сказали - этот хромой мужчина занимает высокую должность, тебя могло бы это оскорбить, меня бы точно шокировало!
  Галь засмеялся.
  - Один ноль в твою пользу!
  - Ну что так и будем тут стоять?
  Вопрос не был риторическим, но Галь не знал, как правильно на него отреагировать.
  - Ты же собиралась уезжать, а я тебя задерживаю...
  - Ерунда, я их не оповещала о своём приезде, поэтому легко могу перенести встречу на другой день, ведь у меня появились длинные, длинные каникулы...
  Галь не знал, как воспринимать последние слова Веры - как приглашение провести с ней время или простой знак вежливости?!
  - Не буду притворяться, что очень огорчён тем, что нарушил твои планы, но пользуясь этим, рискну пригласить тебя на ланч, потому что время обеда ещё не подошло.
  Вера рассмеялась.
  - А ты что очень проголодался?
  Их глаза встретились, и они долго с волнением и настороженностью всматривались в глубины зрачков друг друга, как будто стараясь внимательно прочитать всё то, что скрывается от посторонних взглядов, языков и мнений.
  Вера первая опустила глаза и стала изучать носки своих модных туфелек на тонких каблучках.
  У Галя неожиданно появилась возможность вблизи разглядеть, как следует женщину, в своё время, самоотверженно боровшуюся за его жизнь, не бросившую его раздавленного тяжёлым недугом, когда даже врачи потеряли надежду на его выздоровление, связавшую свою жизнь с тяжёлым инвалидом в коляске, подарившую ему сына, но которую он вероломно предал, и о которой уже много лет так страстно мечтал.
  Аккуратная модная стрижка, волосы с красноватым оттенком, на открытой смуглой шее тоненькая золотая цепочка с изящной подвеской, на длинных пальцах рук одно только колечко, подаренное ей бывшим мужем, а точнее им, когда он был ещё её парнем.
  Кокетливые оранжевые бриджи и в тон обтягивающая кофточка выгодно подчёркивали пышную грудь и мягкие изгибы тела.
  Вера вновь подняла глаза и поймала на себе пожирающий взгляд мужчины:
  - Галь, а раньше ты был более красноречивым и настойчивым, но раз всё же не настаиваешь на том, чтобы ланчем подпортить мне фигуру, то осмелюсь пригласить тебя на чашечку кофе, а то выгляжу до крайности невежливой хозяйкой, у которой на входе дома застоялся гость, пожелавший поздравить именинницу.
  - Вера, я чувствую себя крайне неловко, мне неудобно переступать твой порог без подарка.
  - В таком случае можно расположиться на заднем дворике и замечу, что день ещё только в самом разгаре.
  Вера откровенно подтрунивала над ним, Галь это понял и к сердцу подкатила горячая волна благодарности, нежности и восторга за то, что его не отвергали, а более того, приглашали переступить порог дома, на ступеньки которого он мог ступить только в самых смелых фантазиях.
  Практически одновременно они заблокировали дверцы машин и Галь следом за Верой двинулся в сторону виллы.
  Перед самым входом Вера оглянулась:
  - Ну, а может, всё же зайдёшь вовнутрь - на улице становится жарко, а в доме можно включить кондиционер?
  - С удовольствием, даже не буду больше комплексовать из-за отсутствия подарка, потому что действительно, день только начался, а моё приглашение на праздничный обед или ужин остаётся в силе.
  Указав Галю занять место в кресле, Вера, как бы между прочим, заметила:
  - Я могла бы предложить тебе фужер шампанского или бокальчик коньяку, но ты ведь за рулём...
  Так что, кофе?
  Галь тяжело опёршись на трость, поднялся из кресла и в три шага преодолел пространство, отделяющее его от Веры:
  - Я не хочу кофе, я не хочу шампанского, я безумно хочу тебя!
  Он положил свободную руку на плечо женщины и потянул её на себя, та не отстранилась.
  Трость со стуком упала на пол, а Галь уже крепко прижимал к себе податливое тело Веры, поднявшей кверху лицо с зажмуренными глазами и приоткрытыми для поцелуя губами.
  
  
  Глава 13
  
  
  Произошло то, о чём каждый из них тайно мечтал все долгие годы разлуки - несмелое прикосновение губ вдруг переросло в жаркие поцелуи... пробежав ими по подбородку и дальше по шее, Галь почувствовал, как в бешеном темпе забилась под губами жилка, оповещающая о повышенном ритме пульса возбуждённой женщины.
  Продолжая обцеловывать, слегка отстранился и начал уверенно расстёгивать пуговки на кофточке, из которой показалась пышная, бурно вздымающаяся грудь в белоснежном кружевном бюстгальтере.
  Вера вдруг убрала его ладонь от своего слегка оголённого тела и мягко отпихнула, упёршись обеими руками во вздымающуюся от прерывистого дыхания грудь.
  - Веруш, я тебя чем-то опять обидел?
  - Вовсе нет, но мы ведь уже не подростки, а я даже не та девушка, которая осмелилась поехать почти с незнакомым парнем на берег моря и отважившаяся голышом купаться, а потом доведя пылкого юношу до полного экстаза, вдруг отказала ему в близости...
  - Ты решила через двадцать два года повторить этот эксперимент с проверкой меня на стойкость характера?
  Вера сама обвила руками шею мужчины.
  - Ни в коем случае, но нам незачем всё это делать по-юношески впопыхах, а можем сразу пройти в мою спальню, раздеться, принять душ и перейти к сексу...
  Галь мягко снял руки Веры со своей шеи и поднял с полу палочку.
  - Ты решила, что я пришёл к тебе за сексом и сама захотела получить заряд бодрости от совокупления с мужчиной?
  - А ты будешь отрицать, что не держал в голове похотливую мысль?
  Что просто хотел сводить меня на ланч и от души поболтать со старой знакомой на второстепенные темы или обсудить с серьёзными лицами родителей судьбу общего сына?
  Молчишь?
  Ах да, ты пришёл для того, чтобы я тебе, наконец, отпустила грехи - склонишь голову, попросишь прощения, и я растаю и прощу то, что простить никогда не смогу!
  Галь, наконец, взял себя в руки.
  - Если ты не можешь или не хочешь простить за то, что произошло сто лет назад, то зачем пригласила в дом, не отстранилась от поцелуев и готова была лечь со мной в постель?!
  Ах да, ты, по-видимому, решила использовать меня, как донора или подвернувшуюся подходящую мужскую особь, чтобы удовлетворить свои природные потребности...
  Хлёсткая пощёчина прервала едкие слова Галя.
  - Ты, мужская особь, как говорит моя Наташа, а пошёл бы ты отсюда ко всем хренам и чтобы я тебя больше никогда не видела на близком расстоянии!
  Галь машинально погладил горящую после оплеухи щёку.
  - Чёрт побери, я разучился понимать женщин и за это схлопотал по морде.
  Кофе, похоже, уже не дождусь, про дорогие напитки и напоминать не стоит, но воды попросить могу?
  Бешенство Веры моментально сошло на нет, и она улыбнулась, нервно застёгивая пуговки на кофточке:
  - Прости, Галь, я не уверена, что была сейчас права.
  Ты сегодня не заслуживал этой оплеухи, но видимо у меня сработал звонок, звеневший все эти восемнадцать лет, и я одарила тебя пощёчиной, которую должна была влепить, когда уходила от тебя навсегда из нашей Тель-Авивской квартиры!
  - Послушай, Вера, я многое хотел бы вернуть из прошлого, особенно из того, что связано с тобой, но только не ту прощальную сцену, после которой готов был уйти из жизни.
  Я могу миллион раз сказать, что виноват, что каюсь, но это уже не сможет смыть всю грязь моего поступка и предательства по отношению к тебе.
  Очень много воды утекло после нашего расставания, и ты здорово изменилась.
  Нет, не внешне, кроме причёски, ты та же стройная, красивая, пышущая здоровьем, Вера, но в тебе пропала непосредственность, доверчивость и романтизм...
  - Ты хочешь сказать, что я стала эгоистичная, прагматичная и чёрствая?
  - Прости, я присяду, всё же моя нога далека от совершенства...
  - Да-да, конечно, присядь, сейчас принесу тебе воды.
  Галь с жадностью выпил сразу два стакана и опять погладил остывающую щёку:
  - Нет, те качества, что ты назвала, я в тебе не знаю.
  Да и откуда мне их знать, мы ведь столько лет живём с тобой врозь.
  Не скрою, все эти годы, что мы провели в разлуке, я издали наблюдал за тобой...
  - Ну, и что высмотрел?
  Ты ведь мог и агентов послать на слежку за мной - служба у тебя такая!
  - Вот и пришли к тому, о чём я хотел тебе сказать об изменениях в твоём характере...
  - Знаешь, Галь, а я не уверена, что хочу это от тебя услышать.
  - Я тоже не горю желанием давать анализ той, которая не дала мне умереть и напоила водичкой.
  - Ага, в моём характере оказывается ты нашёл изъяны, а когда-то называл совершенством.
  - Разве?!
  Кроме благородства, доброты, самопожертвования, усердия, романтизма, коммуникабельности, верности, честности, справедливости...
  - Хватит, хватит, переходи уже к отрицательным качествам!
  - А их у тебя не было.
  Наступила неловкая пауза, которую через несколько мгновений прервала Вера:
  - А твоё приглашение на ланч... да уже, похоже, время обеда, остаётся в силе? У меня всё же сегодня день рождения.
  Галь облегчённо вздохнул.
  - Конечно, в силе, только ехать в ресторан на двух машинах...это будет выглядеть до крайности нелепо.
  - А мы и не поедем на двух и ни один из нас не сядет за руль, потому что не выпить сегодня, будет грешно - вызовем такси.
  Галь, как только смог, резво поднялся на ноги, вновь привлёк к себе женщину и порывисто зашептал ей на ухо:
  - Ты можешь исхлестать меня пощёчинами, наговорить кучу всевозможных колкостей, даже отпихнуть и попытаться прогнать, но я всё равно скажу то, что намеревался - Веруш, я тебя люблю!
  Вера нежно ладонью потрепала его по голове.
  - Эх, Галюш, Галюш, какой женщине не приятно услышать такие слова, но я, наверное, правда стала чёрствой - не пробирают меня сегодня эти твои пылкие признания.
  Ты думаешь я тебе не верю... - верю, а иначе взаправду бы выгнала!
  Выпусти меня.
  Поднимусь наверх в свою спальню, приведу себя немножко в порядок и буквально через четверть часика буду готова на выход.
  Можешь пройти сюда в туалет, выйти во двор покурить, если куришь, вода у тебя есть, не скучай, я скоро.
  В ожидании Веры, Галь развалился в кресле и задумался - она, действительно, раньше такой не была.
  В ней появилось столько решительности, трезвого расчёта, некая меланхоличность и в то же время, это та же Вера с ранимой душой, чуткая и до бесконечности родная.
  Если они поедут в ресторан на такси, значит, вместе вернутся сюда, слегка выпившими, расслабленными и, что тогда?!
  - Что, Галюш, высчитываешь варианты?
  Он даже не услышал, как переодевшаяся Вера сошла со второго этажа и замерла напротив, в упор, разглядывая его лицо с прикрытыми глазами.
  - Давно меня анализируешь?
  - Не очень, но поняла, что мучаешься над дилеммой - быть или не быть...
  Зря, её давно разрешил классик, а мы с тобой, если, конечно, захочешь, проведём замечательный день, а если сложится, а к этому явно все предпосылки, то и ночь!
  
  
  Глава 14
  
  
  С улицы требовательно просигналило вызванное Верой такси:
  - Поехали, только я не имею понятия, куда нам отправиться.
  Может, у тебя есть предложение, достойное внимания и подходящее моему особому случаю?
  - Ну, день рождения, конечно, особый праздник...
  - При чём тут день рождения?!
  Я впервые за долгие годы отправляюсь в компании мужчины на романтический обед!
  - Ты хочешь сказать, что у тебя за всё это время после нашей разлуки, никого не было?
  - Я сказала то, что хотела сказать, отчитываться не намеренна, а таксист, похоже, нас сейчас съест с потрохами!
  Мрачный водитель хмыкнул и поинтересовался:
  - Куда едем?
  - На центральную железнодорожную станцию.
  - Галь, что ты надумал?
  - Скажи, ты давно в поезде ездила?
  Вера засмеялась.
  - Да я всего только парочку раз, наверное, каталась на наших классных поездах, ведь если помнишь, у меня машина появилась ещё на первом курсе университета, когда я училась в Беер-Шеве - мне Наташка свою старенькую отдала, а потом ты мне свою ссудил...
  Ладно, это ерунда - куда ты меня решил на поезде свозить?
  - Туда, где я с тобой никогда не был, а давно уже следовало побывать!
  Вера сложила руки на груди.
  - Ай, в конце концов, какая мне разница, я же сегодня твоя гостья!
  В сильно кондиционированном вагоне Вера быстро замёрзла и Галь видя это, обнял её за скукоженные плечи и крепко притянул к себе.
  Женщина не отстранилась, а ещё тесней прижалась и уютно расположила голову на сильном плече мужчины:
  - Ты решил влюбить меня в себя опять, как когда-то несмышлёную девушку покорил своим напором и обворожительным шармом?
  - Очень бы этого хотелось, но я уже доволен тем, что не отталкиваешь!
  Вера приподняла голову и намеревалась что-то ответить, но вдруг передумала, приняв прежнее положение, затихла и расслабилась.
  Не стал нарушать возникшую идиллию и Галь, а только крепче прижал к себе женщину, о которой грезил уже много лет.
  Не прошло и часа, мужчина легонько толкнул притихшую, сидящую с закрытыми глазами, удобно примостившуюся на его плече Веру:
  - Веруш, выходим.
  - Не хочу, мне так хорошо и удобно, как не было никогда в жизни!
  Она резко распахнула свои бездонные серо-голубые глаза и вскочив на ноги, выглянула в окно и подала обе руки Галю.
  - Ты меня привёз в Тель-Авив, а дальше что?
  - А вот выйдем и увидишь.
  По бегущей лестнице они поднялись наверх, и Вера поняла, что попала в башню "Азриэли".
  - Мы идём в ресторан на сорок девятом этаже с панорамным видом на весь город, да?
  - Ты там уже бывала?
  - А знаешь, никогда, хотя тысячу раз собиралась!
  - Вот и отлично и если ты ещё не очень голодная, давай заглянем в один только магазин - ну не отказывай мне, пожалуйста, в такой малости, как сделать тебе небольшой подарок?
  - Хорошо, но только маленький.
  Сквозь смех он едва смог произнести:
  - Маленький, даже крохотный, уверяю, что ты практически его веса на руке не почувствуешь.
  Галь на входе в башню прочитал указатели и уверенно повёл Веру к намеченной цели - это был магазин драгоценностей и часов "Роялти".
  Подойдя к витрине с украшениями, переливающимися золотом и камнями, он не стал разглядывать изысканный товар, а сразу же обратился к молоденькой симпатичной продавщице:
  - Девушка, посмотри в глаза этой женщины и подбери в тон им колечко с камешком.
  - Со стразом, полудрагоценным или...
  - Только драгоценным и самым драгоценным, потому что этой женщине цены нет!
  Девушка широко улыбнулась, видя, как Вера начала оттаскивать Галя от прилавка.
  - Я могу предложить кольцо с изумрудом, но это очень дорого!
  И мне надо знать размер пальчика?
  Галь насильно поднял руку Веры и протянул в сторону продавца.
  Девушка глянула профессиональным взглядом и, ощупав Верин средний палец, открыла сейф и достала оттуда две бархатистые коробочки.
  Она предъявила обе сразу и Галь, не задумываясь, тут же выудил глянувшееся кольцо и надел оторопевшей Вере.
  Не успела та ещё осознать, что к чему, а Галь уже вручил ошеломлённой продавщице свою платиновую визитную карточку:
  - Девушка, на платежи делить не надо.
  - Да, но это кольцо стоит...
  - Меня не интересует его цена!
  И к смутившейся Вере:
  - Не снимай, пусть оно сегодня останется на твоём пальчике, а дальше будешь распоряжаться им на своё усмотрение.
  Коробочку с гарантийным талоном брось в свою сумочку.
  Вера уже давно была состоятельной женщиной и могла себе позволить купить любые драгоценности, но она этого не делала, не понимая смысла в этих дорогих украшениях, а тем более, после жизни с Галем осталось много побрякушек, которые она практически никогда на себя не надевала.
  Пока они поднимались на лифте на последний этаж башни "Азриэли", Вера не могла отвести взгляда от своей руки, на которой горел яркой зеленью, переливаясь синевой, камень под стать её голубым глазам.
  Она полностью доверилась Галю в заказе блюд и только на вопрос, что будем пить, вдруг оживилась:
  - Я хочу сегодня быть пьяной, давай виски!
  После заказа, они походили по смотровой площадке, полюбовались панорамой современного красивого города, а когда вернулись к своему месту, их ожидали горящие, водружённые посреди стола, высокие свечи - именинница даже не заметила, как мужчина отдал распоряжение официанту насчёт этого праздничного украшения дня её рождения.
  Парень, обслуживающий симпатичную пару, разлил по фирменным стаканчикам виски и указал гостям на ёмкость со льдом:
  - Спасибо, мы теперь сами за собой поухаживаем, я нажму на кнопочку, когда подавать горячее или нам что-нибудь понадобится дополнительно.
  Не сговариваясь, они одновременно подняли свои стаканчики с неразбавленным льдом виски:
  - Веруш, у тебя сегодня день рождения, и ты сейчас скажешь, что у тебя совсем не круглая дата, что этот день мало отличается от других и так далее...
  Но я очень прошу, не перебивай меня - сегодняшний день для меня самый праздничный за все мои сорок восемь лет!
  Он не может сравниться ни с одним другим, даже с тем, когда я впервые встретил в автобусе девушку, посмотревшую на меня глазами, сверкающими изумрудами, с днём, когда я вкусил свежий плод невинности, горящего любовным томлением, тела, с днём, когда я пришёл в сознание после долгих месяцев насильственной комы, с днём, когда мы поженились и когда у нас родился ребёнок...
  Я не знаю, как дальше будут развиваться наши отношения, но это уже совершенно неважно, главное, ты опять сидишь со мной вдвоём за одним столом и в твоих глазах я больше не вижу презрения.
  Будь здорова и счастлива, моя любимая несравненная женщина!
  Вера никак не отреагировала на пылкие признания мужчины, а залпом выпила неразбавленную порцию алкоголя и положила в рот маслинку:
  - Галь, наливай ещё, я не хочу ничего сейчас тебе отвечать на твои пылкие признания.
  У меня праздник, которого уже не было миллион лет, и я не хочу его портить выяснением отношений.
  Ты до меня не был девственником и думаю, что и после особо не блюл себя.
  Ты не хранил только для меня свою неуёмную страсть, с которой мне когда-то посчастливилось познакомиться.
  Теперь ты не перебивай меня!
  Поверь, сейчас это совершенно неважно, и я никаких подробностей не хочу знать.
  Огромное тебе спасибо, что ты всё же сегодня набрался смелости или наглости и появился на моём небосклоне!
  Только не смейся, мне Наташка советовала, и я сама собиралась пригласить тебя и сделать себе подарок, элементарно переспав с тобой.
  Прости меня за пощёчину - её я должна была отвесить себе за подлую идею использовать тебя, а скорей, отомстить за мою когда-то поруганную честь.
  Будь тоже здоров и счастлив, а предложение подняться ко мне в спальню остаётся в силе!
  И Вера залпом опорожнила второй стаканчик.
  Галь некоторое время поколебался, но всё-таки последовал примеру женщины с пылающими от смущения и выпитого щеками и горящими влекущими бездонными голубыми глазами, в которых он был готов утонуть без шанса на спасение!
  
  
  Глава 15
  
  
   К моменту, когда подали горячее, Вера после пяти порций не разбавленного виски окончательно опьянела и, ковыряясь вилкой в салате, вдруг заплакала, с истеричными нотками приговаривая:
  - На свете нет большей дуры, чем я!
  Напридумывала себе приключений в свой день рождения!
  Кретинка, пошла на эту идиотскую идею соблазнить тебя, а сама боюсь этого больше смерти!
  Она вдруг рассмеялась.
  - Что смотришь на меня, как побитая собака?
  Это я сука подзаборная, напилась в приличном месте и несу всякий вздор!
  Поехали домой, мне плохо!
  Галь незамедлительно подозвал официанта и сунул ему кредитную карточку.
  - Рассчитай нас и как можно побыстрей, возьми себе пятьдесят шекелей чаевых.
  Протерев губы салфеткой, поднялся на ноги и подошёл сзади к Вере:
  - Так, медленно поднимаемся, выпей парочку глоточков содовой и пошагали к выходу.
  Может быть, в туалет хочешь?
  Он крепко сзади держал её за плечи, а шатающаяся женщина плотно прилегла спиной на его грудь.
  - Галь, я хочу домой и как можно быстрей, у меня всё плывёт перед глазами...
  Ой, я сейчас грохнусь!
  Слезливость сменилась необузданным весельем.
  - Ха, Галь, я смешная, да?
  Ты, правда, меня такую пьяную ещё не видел?
  А я такой никогда в жизни не была...
  Уф, как меня качает, держи покрепче, а то уронишь свою драгоценность.
  Ты мне колечко, а я тебя в постель... - правда, как проститутка?
  Галь чуть дождался, пока официант вернёт ему кредитную карточку и затолкал Веру в лифт.
  - Помолчи, моя хорошая, побереги силы.
  - Ха-ха-ха, ты меня намерен в поезде везти, там холодно, я буду тебя обнимать, а хочешь сейчас при всех поцелую?
  Ой, кажется, меня вырвет, нет, не от тебя, мне просто очень плохо!
  Спустившись на подземную стоянку, Галь попросил парня, стоящего на шлагбауме, вызвать междугороднее такси и с его помощью усадил выпившую женщину на заднее сиденье быстро появившейся машины.
  Заботливый охранник подал Галю полиэтиленовый пакет:
  - Возьми, на всякий случай, а то водила тачки с дерьмом тебя съест, если твоя девушка запачкает ему сиденья!
  Предупреждение и пакет очень скоро пригодились и хорошо, что опытный и заинтересованный в Гале водитель буквально за час доставил их к дому Веры.
  После того, как её несколько раз вытошнило, утомлённая позывами рвоты женщина затихла и вскоре уснула.
  Таксист помог Галю довести до порога дома почти бесчувственную Веру и, улыбаясь, пожелав здоровья и терпения с не в меру пьющей женой, укатил восвояси.
  Прибегая к уговорам, назиданиям и даже к приказам, он с большими муками завёл Веру на второй этаж в её спальню, и она, не раздеваясь, рухнула лицом вниз на кровать.
  Галь по-хозяйски включил кондиционер, спустился вниз на кухню, сделал себе кофе и вернулся обратно, где в том же положении, как он её оставил, тяжёлым пьяным сном спала Вера.
  Он усмехнулся - вот и затащила меня в постель, вот и изнасиловала несчастного сопротивляющегося мужчину!
  Допив кофе, подошёл к лежащему на животе телу - надо перевернуть, так и задохнуться может.
  Он смотрел с нежностью и жалостью на бледное красивое лицо любимой, которая была сейчас полностью в его власти. Аккуратно снял с неё босоножки, забрызганные рвотой кофточку и брюки, а затем, подумав несколько секунд, и бюстгальтер.
  Не задерживая долго взгляда на пышных полушариях груди с кокетливо торчащими сосками и на тоненьких трусиках, в которых задорно торчал кверху лобок, он зашёл в душевую и, намочив холодной водой подвернувшееся полотенце, тщательно обтёр лицо и тело глубоко спящей женщины.
  Ему и дальше хотелось разглядывать эту картину, достойную кисти Тициана, но обуздав свои похотливые стремления накрыл её простынёй.
  Пока он устраивал в постели Веру, в её сумочке заливался мобильный телефон, оглашая комнату красивой мелодией "Отель Калифорния"!
  Помешкав немного, всё же достал Верин аппарат и на очередной звонок ответил.
  Уже нажав кнопочку приёма, увидел высветившуюся фотографию Наташи:
  - Привет!
  В ответ раздался характерный смех верной подруги Веры.
  - Во, бля, что ты там делаешь?
  - Где там и что делаю?
  - Ну рядом с Веркой, если отвечаешь на её телефон?
  Боюсь даже предположить - неужели был допущен к телу?
  Галь принял шутливый тон Наташи:
  - Нет, ещё не был, но я насильно овладел им, когда она даже не подозревала...
  - Стоп, стоп, обоснуй?
  - Наташа, мы с ней побывали в ресторане, где намеревались слегка отметить её день рождения.
  Она слегка перебрала и мне пришлось с трудами доставить её домой, где Вера отключилась.
  Поэтому самовольно её раздел, но, честное слово, не воспользовался её наготой и бессознательным состоянием.
  - Молодчина, она и так тебе даст, только немножко терпения и любви.
  - Ну, ты её подруга, всё знаешь, как она доводит мужчин до полной капитуляции!
  - Дурак, какой ты дурак! Мужчин говоришь?
  Идиот, у неё кроме тебя не было ни одного мужчины не до, не во время и не после, но я тебе ничего этого не говорила!
  Когда очнётся, передай ей мои поздравления!
  Ещё несколько раз пиликал телефон Веры, но он больше не отвечал - зачем её компрометировать.
  Но вдруг затрезвонил его мобильник и на экране высветился номер сына:
  - Привет, Габи! Приятная неожиданность, не сильно ты балуешь отца своими звонками.
  - Папа, хорош корить, я же не на гулянке, а в армии!
  Кстати, набирал к тебе на работу, но мне твоя Сиги сказала, что ты неважно себя чувствуешь и ушёл домой.
  - Действительно, ушёл, но чувствую себя нормально, надо было провернуть кое-какие дела.
  А чего ты меня разыскиваешь?
  - Папа, что это я не могу дозвониться до мамы, хотел её поздравить, а она не поднимает трубку, как-то волнительно - у неё день рождения, а она не досягаема?!
  - Смею заверить, что твоя мама в порядке, почти с самого утра находится под пристальным моим вниманием!
  - Пап, как это понимать, боюсь поверить?
  - Я сам ещё не верю и не могу тебе точно сказать, как дальше у нас будут развиваться отношения...
  - Папа, я что-то не очень понимаю, что ты мне пытаешься втолковать, но это неважно, главное, что вы вместе!
  Дай ей, пожалуйста, трубочку.
  - Не могу, она спит.
  - Так разбуди, я ведь хочу поздравить свою мать с днём рождения!
  - Сынок, не стоит этого делать, она выпила и, если её поднять, может почувствовать себя очень плохо.
  Я скажу, что ты звонил, хорошо?
  - Хорошо, хорошо, папа, только не обижай маму, она ведь всю жизнь такая одинокая, кроме меня у неё никого нет.
  Галь отключился от сына и тихо произнёс:
  - А я разве не одинокий, но никто меня не жалеет, а в принципе, зачем нас жалеть, ведь мы можем это изменить.
  
  
  Глава 16
  
  
   Галь отключил мобильный телефон Веры, а заодно и свой, чтобы звуки вызова не мешали спать женщине, которой он любовался весь сегодняшний день и хотел продолжить и дальше.
  Занёс в спальню лёгкое плетёное кресло и развалился в нём, уложив ноги на пуфик, заманчиво стоящий возле комода с зеркалом.
  От нечего делать, взял с прикроватной тумбочки блокнот и вчитался в стихи, написанные Верой за последнее время.
  У него создалось такое впечатление, что он незримо явно, а порой тайно, присутствует во всех поэтических строках любимой женщины.
  Хоть Галь достаточно хорошо овладел русским языком, но не настолько, чтобы свободно плавать в море поэзии, поэтому часто по многу раз перечитывал одни и те же катрены, стараясь вникнуть в суть порой завуалированных строк.
  Надолго застрял на последнем, может даже вчера написанном стихотворении:
  
  Памяти река
  
  В разгаре летний день, а пасмурно на сердце,
  Вот-вот и дождь из слёз прольётся по щекам,
  От мыслей о былом мне никуда не деться,
  Влечёт меня в него вновь памяти река.
  
  Не справиться, боюсь, мне с каверзным теченьем,
  О скалы разобьюсь, зайдя за поворот,
  Как надоело жить с тоской и отреченьем,
  Искать и отвергать через стремнину брод.
  
  Я многое смогла, но надо научиться
  Прощения просить, повинного простить...
  С годами не смогла к нему стать безразличной,
  Так, может, дверь открыть и в душу вновь впустить?..
  
  Он несколько раз прочитал последние две строки и тяжело вздохнул.
  Будто бы услышав его вздох, с кровати, с закрытыми глазами, поднялась Вера, и шаркая по полу босыми ногами, проследовала в сторону туалета. Он внимательно проследил за женщиной, представшей перед ним в одних трусиках, которая, не видя ничего вокруг, прошествовала к унитазу, а вернувшись, вновь упала на кровать и, закрывшись с головой простынёй, тут же затихла.
  Галь даже не заметил, как дрёма навалилась на него, и он забылся глубоким сном, не смотря на неудобное для этого место. Блокнот так и остался лежать на груди, открытый на последнем стихотворении.
  Из сна его вывел звонкий голос Веры - от неожиданности он вздрогнул и резко присел в кресле, при этом, блокнот сполз с груди и со стуком упал на пол.
  - Галь, что ты тут делаешь, как оказался в моей спальне, как я попала домой, почему ты без спроса взял мой блокнот?
  От потока вопросов можно было захлебнуться, но Галь в ответ только улыбался.
  - Ты чему радуешься?
  Галь продолжал с улыбкой смотреть на разгневанную, смущённую и мало ещё что соображающую женщину.
  Она сидела на кровати, простынь упала на колени, оголив грудь, но Вера пока этого не замечала, уставившись изумлённым взглядом на Галя.
  Постепенно к ней стало приходить сознание и осознание текущего момента - она судорожно подтянула покрывало до подбородка и оглядела спальню:
  - Ты меня привёл сюда, раздел и уложил спать?
  - С двумя пунктами соглашусь, но спать я тебя не укладывал, ты сама вырубилась.
  - Галь, спустись, пожалуйста, вниз, вскипяти чайник для кофе, а я пока приведу себя с большего в порядок и спущусь следом.
  Он не стал возражать, потёр замлевшую шею и, опираясь на палочку, вышел из спальни.
  На кухне решил похозяйничать - достал из холодильника сыр, сливочное масло, разогрел в микроволновке булочки и начал готовить кофе.
  Посвежевшая Вера, в кокетливых коротких шортах и в майке без рукавов зашла на кухню, ни слова не говоря, подошла вплотную к настороженному Галю, забрала из его рук чашку с кофе, поставила на стол и вдруг обвила руками его шею и подставила губы:
  - Поцелуй меня, пожалуйста, я почистила зубы.
  Вновь, как и накануне, трость со стуком упала на пол и Галь плотно прижал к себе горячее тело, впиваясь в манящие наслаждением уста.
  Вера, вздохнув, с сожалением отодвинулась и взяла в руки спасительную чашку с приготовленным кофе:
  - Ни о какой зарядке и пробежке сегодня речи идти не может!
  Тебе скоро надо ехать на работу, уже почти шесть.
  - Последнее зависит только от тебя...
  - Если бы от меня что-нибудь могло зависеть!..
  - Но, может быть, кое в чём я могу тебе посодействовать?
  Вера задумчиво сделала несколько глотков кофе и подняла глаза:
  - Помоги мне забыть прошлое, горькую на тебя обиду и всё то, что может помешать нашему будущему счастью!
  - Вера, мне кажется, что я не совсем тебя понимаю, но я многое готов сделать для тебя и даже не пойти сегодня на работу...
  - А можешь взять отпуск и увезти меня в горы, в пустыню, в открытое море или в какую-нибудь экзотическую страну?
  Галь рассмеялся.
  - Наверное, смогу и сам этого очень хочу!
  Я уже несколько лет толком не был в отпуске и никуда не ездил, поэтому не думаю, что возникнут проблемы с начальством, тем более, если ты позволишь мне озвучить причину.
  - Не понимаю, какую причину?
  - Как какую?.. Я женюсь на прекрасной женщине с ребёнком и мне даже не надо его усыновлять, потому что он и так мой сын!
  - Галь, ты серьёзно?
  - Серьёзней некуда, остаётся только дождаться твоего ответа!
  - Ты мне дашь время на обдумывание твоего заманчивого предложения?
  Галь отпил из своей чашки несколько глотков остывшего кофе:
  - Тебе хватит того, пока я поднимусь наверх в твою спальню, приму душ, побреюсь, я видел у тебя одноразовые лезвия, завалюсь на твою постель и... к этому времени, жду тебя обнажённую, когда приляжешь рядом со мной и дашь мне окончательный, но только положительный ответ!
  - Но это ведь шантаж, и ты хочешь воспользоваться моим похмельным состоянием, когда у меня ослаблена воля и нет ни одной причины, чтобы сопротивляться твоему натиску...
  - О каком натиске ты говоришь, кроме невинных юношеских поцелуев у нас с тобой ещё до сих пор ничего не было!
  Вера достала из кармана шортиков мобильный телефон.
  - Иди, Галюш, сделай всё то, о чём мне сейчас так пылко сообщил, а я пока отвечу на вчерашние пропущенные звонки, а то, наверное, всполошила всех родственников и знакомых.
  - Наташе я вчера случайно ответил...
  - Тогда с тобой и с ней всё понятно - она тебя подтолкнула на решительные действия, как постоянно давит на меня, угадала?
  - Вера, у тебя очень хорошая подруга и кроме добра она тебе ничего другого не желает!
  Я думаю, что полчаса мне вполне хватит, чтобы привести себя в порядок - я буду с нетерпением тебя ждать, приходи как можно быстрей!
  Ему не пришлось ждать, когда он вышел из душевой, Вера, накрывшись простынёй, лукаво улыбаясь, лежала на кровати...
  
  
  Глава 17
  
  
   Утомлённый ласками, после напряжённого, наполненного волнениями, предыдущего дня и практически бессонной ночи, Галь забылся глубоким сном.
  Счастливая Вера, напитанная колдовскими любовными соками, лёжа оголённой на смятой постели, перебирала в памяти всё произошедшее с ней за минувшие сутки.
  Она прислушивалась к позабытым ощущениям, изменениям, произошедшим в душе и теле и непроизвольно анализировала последние события и что может за ними последовать.
  Перевернувшись на бок и опершись на ладонь, согнутой в локте руки, стала бессовестно разглядывать лицо и тело некогда до безумия любимого мужчины.
  Ей трудно было сейчас ответить себе на вопрос, насколько глубоко опять вошёл к ней в жизнь спящий рядом человек, который совсем недавно сжимал в объятиях её изголодавшееся по ласкам и сексу тело.
  Все долгие восемнадцать лет их разлуки, она мысленно часто предполагала, что рядом с ней в постели может оказаться другой мужчина, но душа панически отвергала эти мысли, а плоть не отзывалась на похотливые взгляды и комплименты многих претендентов.
  В первые месяцы, после того, как она решительно разорвала семейную связь с изменившим ей мужем, она часто просыпалась по ночам с гулко бьющимся сердцем и мокрыми от вожделения трусиками и вспоминала сны, в которых неизменно присутствовал Галь, с первого их контакта пробудившего в ней страстную женщину.
  Постепенно горечь от предательства вытеснила фонтанирующую страсть, напряжённая учёба в университете, а затем увлекательная работа в купе с заботой о сыне примирили её с отсутствием в жизни элементарного секса, и гормоны перестали распалять молодое недоласканное тело, а душа окаменела, всё больше покрываясь мутным налётом памяти.
  На мужественном бледном лице человека, много времени проводящего в закрытом помещении, не смотря на сон, разгладивший его, она увидела глубокую поперечную борозду, пролёгшую между чёрными густыми бровями, сеть мелких морщинок в уголках глаз и скорбные две линии, уходящие от носа к полным чувственным губам, которые так сладко недавно обцеловывали, казалось бы, все клеточки её отозвавшегося на нежности тела.
  В районе шеи угадывались края шрамиков после многих операций, выпавших на его долю, и которые он мужественно перенёс и вернулся практически к нормальной жизни.
  Его хромота и в связи с ней некоторая ограниченность движений нисколько её не шокировали и не мешали видеть в нём импозантного мужчину.
  Впрочем, она любила Галя и вовсе с неподвижными ногами и это никогда не мешало получать с ним полное сексуальное удовлетворение.
  Как быть дальше?!
  Она уже привыкла жить одна, а точнее с сыном, и вовсе этим не тяготится.
  Достигнув определённых высот в карьерном росте, стала вполне независимой в моральном и материальном плане, могла себе позволить любые путешествия, наряды, украшения и другие слабости, свойственные любой женщине.
  Сын её ни в чём не нуждался, был окружён любовью и заботой отца и матери и вырос не разбалованным и очень даже красивым, умным и душевным мальчиком.
  В том-то и дело, что вырос!
  Уже в Штатах они очень редко стали вместе выходить из дому и просто проводить время - понятное дело, он стал взрослым со своими наклонностями, приятелями и времяпрепровождением.
  Взгляд и мысли вновь вернулись к Галю - что делать дальше? Как построить будущие отношения? Нужны ли ей эти отношения, определённые обязанности семейной жизни, изменения в ритме, в распорядке дня, да и разве всё перечислишь и все нюансы учтёшь?..
  Она вдруг поймала ускользнувшую раньше мысль - а ведь он недвусмысленно дал понять, что предлагает ей вновь стать его женой!
  Вот проснётся и надо будет конкретно ответить на его предложение - вот так дилемма!
  Стараясь не потревожить спящего, ловко перепрыгнула через него и, как была нагишом, уселась за стол и открыла блокнот - строчки сами собой потекли по бумаге:
  
  Разгладит сон складки печали...
  
  Упала с ресничек слезинка,
  Сползла по щеке на губу.
  Зачем в сердце боль берегу?
  Храню от любви половинку.
  
  Солёную каплю лизну.
  Опалит привычная горечь.
  За окнами звёздная полночь.
  В калачик скручусь и засну.
  
  Разгладит сон складки печали
  И над изголовьем кружась.
  Рисует ажурную вязь,
  Житейских помех не встречая.
  
  Разбудит под утро гвалт птиц,
  Небесная гладь голубая,
  И солнце, в окно улыбаясь,
  Откроет любовь без границ...
  
  Вера вздрогнула - руки Галя, не дотрагиваясь до неё, пробрались под мышками и ладонями поймали свисающие над столом пышные груди.
  - Галь, ты с ума сошёл, так сделаешь меня заикой!
  - А так?
  И он, приподняв полушария, стал целовать поочерёдно оба, задорно торчащих соска, от касаний нежных губ быстро наливающихся и крепнувших подступающим желанием.
  - Галь, сумасшедший, я сейчас тебя изнасилую!
  - Нет, не получится.
  Лучше встань коленями на стул, приподними попочку, и мы вспомним шалости нашей необузданной юности...
  В считанные секунды Вера достигла такого оргазма, что стены и потолок комнаты сотрясли её крики на высокой ноте, переходящие в завывания, похожие даже на рыдания!
  После душа Вера упала спиной на постель и разразилась смехом:
  - Галь, если я в ближайшее время что-нибудь не съем, то начну грызть тебя!
  - Так пойдём на кухню.
  Женщина продолжала веселиться:
  - Глупенький, ты зовёшь замуж женщину, давно отвыкшую от хозяйских хлопот, привыкшую к заказной готовой пище, в лучшем случае, перебивающуюся полуфабрикатами.
  - Ну-ну, пока не поздно, просвети меня о других своих слабостях и пороках.
  - Легко - я не убираю в доме, это делает приходящая уборщица, содержу садовника, не утюжу бельё, обувь не чиню, а сразу выбрасываю, когда захватывает работа, забываю про всё и всех на свете, ну и стала злой, ворчливой, капризной, нетерпимой и не люблю нарушать свой заведённый режим, порядок и пристрастия в угоду кому-либо!
  Ну чего ты улыбаешься, не поверил что ли?
  - Знаешь, как говорят у вас в России - лучше семь раз примерить, чем один раз отрезать или доверяй, но проверяй...
  - О, ты уже здорово поднаторел в языке, но одно дело пословицы, а другое действительность.
  - Знаешь, у одной нашей русской сотрудницы я выяснил, как ласково склоняется твоё имя и теперь знаю, что тебя можно называть - Веруня, Верунечка, Верунчик, Веруська...
  - Хватит, хватит, давай я закажу пиццу, а потом продолжу слушать твои изыскания в русском языке.
  Сидя на кухне и с аппетитом поглощая заказанное, Вера решила опередить Галя и попробовать расставить все акценты в их новых отношениях:
  - Послушай, Гальчик, я тоже буду теперь прибегать к ласкательным обращениям, выбранного из русского обихода.
  Так вот, мой милый Галечка, давай не будем спешить и если ты не передумал провести со мной пару недель отпуска в любом экзотическом месте, выбранном тобой, то после приезда вернёмся к этому разговору и вопросу о наших взаимоотношениях.
  У нас с тобой служба с ненормированным рабочим днём, с командировками и ночными бдениями.
  В связи с этим у нас могут появиться друг к другу претензии, обиды и прочие сопутствующие усталости и плохому настроению, негативные моменты...
  - Вера, но как ты понимаешь развитие совместного будущего, в каком ракурсе предстанет наш союз в глазах сына, близких, сотрудников и всех тех, кто нечаянно очутится поблизости?
  - Галь, не гони лошадей, мы с тобой восемнадцать лет прожили врозь, за эти годы полно воды утекло и многое поменялось в наших статусах, мировоззрении, а главное, в характерах.
  Я не хочу и не буду больше возвращаться к прошлому, в котором в твоём лице была потеря своего героя.
  За прошедшие сутки, что мы находимся вместе, признаюсь честно, мне было очень хорошо, и я больше не смотрю на тебя, как на исчадие ада и виновника всех бед.
  Ты снова пробудил во мне женщину (и не только!) своим статусным предназначением, а ту, в душе и теле которой опять пылает огонь страсти и желание отдаваться определённому мужчине.
  Вера взглянула на колечко, горящее переливающимся сине-зелёным огнём на её изящном пальчике:
  - Галюш, после помолвки обычно проходит год до свадьбы - давай и мы повременим.
  Никто нам не мешает встречаться в свободное время, проводить вместе выходные, отпуск и иногда вечера.
  В глазах всех, о ком ты упомянул выше мы будем выглядеть парой и, главное, что это доставит огромную радость нашему сыну, твоей матери и моей Наташке!
  Ты со мной не согласен?
  Галь улыбнулся.
  - Как я могу с тобой не согласиться - ведь опытный учёный всё разложил по полочкам, да так, что не подкопаешься.
  Но одно я всё же тебе скажу - жизнь нельзя спрогнозировать, особенно счастье, а вот ошибки легко совершить, а до конца исправить практически невозможно.
  
  
  Глава 18
  
  
   Новость о том, что Вера зарыла топор войны очень быстро, дошла до слуха несказано обрадованной Гиле, которая была буквально вознесена на небеса этим известием.
  Видимо, счастливый сын сообщил об этом матери по дороге домой, когда вечером покинул женщину, с которой провёл два незабываемых дня.
  Вера сама настояла на том, чтобы Галь временно оставил её одну и мог в привычных условиях отоспаться, привести себя в боевое состояние, а на завтра утром уже хлопотать на службе об отпуске на ближайшее время.
  После отъезда Галя в доме и на душе у Веры стало пусто и одиноко.
  Она начала слоняться по комнатам, но не могла ни за что взяться - всё падало из рук, не находила себе места и каждое начатое дело казалось совершенно не важным.
  Засела за стихи... и те не шли в голову.
  Раздавшийся звонок, а точнее, мелодия на мобильном телефоне обрадовала и обнадёжила тем, что она сможет скрасить несколько минут с неизвестным абонентом в непринуждённом разговоре.
  Краешком сознания она надеялась, что это Галь, но ошиблась, это была его мать:
  - Девочка моя, какое счастье, прости дорогая, что не поздравила с днём рождения, пусть с опозданием, но прими мои самые наилучшие пожелания!
  Боже мой, как я за вас счастлива!
  Теперь мне и помирать не страшно - вы снова вместе, я об этом мечтала и молила бога все эти долгие восемнадцать лет!
  - Гиля, Гиля, остановись, дай хоть слово вставить!
  Мама, это прямо на тебя не похоже, такие эмоции, от которых у меня уже закружилась голова.
  - Прости, прости дорогая, я просто очень взволнована!
  Скажи, девочка, а как вы планируете дальнейшую совместную жизнь?
  - А никак, мама, никак!
  Зачем нам обременять друг друга семейными заботами - у нас что есть малые дети или мы их планируем?
  Мы что нуждаемся в материальной поддержке, рассчитывая друг на друга?
  Живя одним домом, разве кто-нибудь из нас двоих будет заниматься хозяйственными делами - ни я, ни он не собираемся бросать свою любимую работу, из-за которой иногда не видим ни дня, ни ночи!
  - Веруш, так как теперь будет?.. Что-то я ничего не понимаю?
  В голосе пожилой женщины явно слышались расстройство, недоумение и растерянность.
  - Мама, всё будет очень даже хорошо - мы снова везде будем вместе появляться на людях, выезжать в отпуск, проводить выходные и праздники, влиять на нашего сына, ну и сама понимаешь, отдавать себя друг другу в любовных утехах!
  - Ай, у вас, современной молодёжи, всё не по-людски, а Галь тоже с тобой согласен?
  - А куда он денется, у него что есть выбор?
  А если есть, то он уже не будет связан со мной!
  Последние слова Вера не проговорила, а как будто пропечатала.
  После разговора с матерью Галя, давно уже ставшей ей душевной подругой, она словно утвердилась в расстановке всех приоритетов в дальнейших отношениях с мужчиной, при воспоминании о котором сладко заныло сердечко и захотелось вновь очутиться в его крепких объятиях.
  Оказавшись в своей машине, Галь тут же позвонил матери и сообщил счастливой женщине об их примирении с Верой, не вдаваясь ни в какие подробности.
  Нет, у него не было от матери секретов, просто он сам смутно представлял, как будет выглядеть и развиваться их будущее с Верой, не считая сексуальных утех.
  В своём уютном четырёхкомнатном коттедже вдруг почувствовал себя неприкаянным, а окружающая тишина сдавила так, что стало тяжело дышать.
  Уже почти десять лет он живёт в этом доме и никогда не задумывался, что ему тут может быть скучно, грустно и одиноко.
  Вечерами, когда уставший приплетался в свои пенаты, то даже не пытался планировать, как ему скоротать те несколько часов, что выпадали на отдых - к его услугам был уютно обставленный салон, кабинет с компьютером и с тренажёрами, на которых он поддерживал свою физическую форму.
  Кроме личной спальни здесь была ещё одна комната, оборудованная для сына, который хоть изредка, но всё же гостил у отца - Вера никогда не чинила этому препятствий.
  Загнав машину на стоянку, Галь привычно переоделся, приготовил себе кофе и с чашечкой вышел на задний дворик, густо поросший деревьями и кустарником, откидывающих на примостившийся здесь столик постоянную тень.
  Из находившейся под столешницей закрытой полочки для хранения всяких мелочей, которые вдруг могут понадобиться, сидящему во дворе хозяину, он достал пачку сигарет и зажигалку - редко, но всё же иногда он позволял себе выкурить одну-две сигаретки в день, но не больше.
  Волна едкого сладкого дыма божественно обволокла лёгкие и он следом отпил глоток кофе - ну почему всё, что приятно, вредно для здоровья?!
  Вот и пришёл он к тому, о чём долгие годы мечтал - Вера опять стала его Веруш!
  Конечно, выдвинутые ею условия, не могли в полной мере соответствовать тем представлениям, как он рисовал их счастливую семейную жизнь, но, в какой-то мере, он всё же принимал её доводы, а главное, очень даже изменившуюся женщину, превратившуюся из неопытной наивной девушки в матрону с волевым характером и своеобразными взглядами.
  Да, похоже, Наташа была права - никакого мужчины за эти годы у Веры не было и это при её таком-то необузданном темпераменте и сексуальном голоде!
  Так, надо будет завтра в срочном порядке полностью разорвать всякую связь с двумя любовницами, с которыми он иногда проводил выходные и выезжал на несколько дней на отдых в Эйлат или на Мёртвое море.
  Не оттягивать на долгий срок, а уже завтра начать ходатайствовать об отпуске и заказать билеты, только пока не знает куда... но это не так важно, придумает и билеты ему всегда добудут, всё же должность позволяет воспользоваться иногда этой привилегией их службы.
  Но всё же, как на работе представить свою новую пассию - любовницей, невестой, приятельницей... - вот так дилемма!
  Хотя, какая тут проблема - бывшей женой, с которой нашли пути к примирению.
  Оставшаяся неделя до приезда Наташи с дочерью пролетела для Веры, как один день.
  Каждый вечер они встречались с Галем и не только в постели, но и в уютных ресторанчиках на берегу моря, где, по сути, знакомились друг с другом, ведь за годы, проведённые в разлуке, они оба здорово изменились, а точнее, выработали у себя определённый стереотип мышления, поведения, привычки, вкусы и всё то, что этому сопутствовало.
  Дневные, свободные от общения с Галем, часы Вера тоже проводила не праздно, она посетила Хайфский Тенхнион, где с ней наметили будущий фронт работы, определили курсы, с которыми она будет заниматься и предложили создать группу талантливых студентов по типу, что у них была когда-то с профессором Зивом.
  Руководство Техниона обязало её уже в середине августа приступить к работе и надо было составлять план занятий и практической деятельности, вплотную подойти к формированию групп, провести оповещение и собеседования с потенциальными молодыми учёными.
  Всё складывалось как нельзя лучше - уже через три дня после её дня рождения, Галь ей сообщил свой план совместного отпуска - они первого августа летят до Милана, там снимают на прокат машину и спускаются по "сапогу" полуострова на самый юг Италии.
  Он уже распланировал, как они будут двигаться по дорогам, по пути посещая крупные интересные города, включая Флоренцию, Венецию, Барри, Неаполь и другие места, какие только им захочется увидеть.
  На всякий случай, он всё же оставлял им право свободного выбора маршрута и места стоянок и ночёвок.
  Вера беспрекословно приняла идею автомобильного путешествия, как и страну, где они когда-то в юности побывали первый и последний раз вместе за границей.
  Ту поездку в Рим она вспоминала долгие годы!
  Двадцать первого июля в среду Вера поехала в аэропорт встречать великих путешественников, по которым очень соскучилась.
  Как она только могла пять лет прожить без Наташи в Штатах?!
  Мать с дочерью, с загорелыми до черна лицами, с криком и смехом набросились на Веру и буквально затискали и зацеловали её, выражая радость от встречи:
  - Верка, сучка рябая, ты почему без красавчика, что опять поцапались?
  Вера засмеялась в ответ:
  - Ни за что, я его теперь уже не отпущу и не позволю всякой прошмандовке залезть к нему в штаны!
  Ой, Патрисия, прости меня, старая дура чересчур разговорилась!
  - Тётя Вера, я ничего не слышала и плохо понимаю ваш русский язык, ведь мы все десять дней практически говорили только на испанском!
  Девушка лукаво улыбалась, и Вера опять невольно отметила её схожесть с Галем.
  На завтра к вечеру в доме впервые после призыва в армию появился Габриэль.
  Он был, как и Наташа с дочерью загоревшим, но его загар был совсем другого свойства, выглядел похудевшим и будто бы возмужавшим, и это всего лишь за какие-то неполные три недели.
  Парень сбросил с плеч огромную солдатскую сумку в стиральной комнате:
  - Мам, разбери, пожалуйста, там всё грязное, утром к воскресенью должно быть всё выстиранным.
  - Сынок, мне стать по стойке смирно и что и как нужно отвечать, я ведь в армии не была...
  Наташа подсказала:
  - Есть, командир!
  И нужно отдать честь.
  - Вот сейчас я и отдам - а ну-ка быстро разбери сам свою сумку, отдели светлое от цветного и закидывай по очереди в машину, прислугу нашёл!
  - Мам, но мне ведь надо помыться, собраться, через два часа ребята ждут.
  Ну пожалуйста...
  - Хорошо, я вывешу чистое и закину следующую партию, а впредь, чтобы в таком приказном тоне со мной не разговаривал, понятно?!
  - Есть, мой командир!
  Габи убежал наверх мыться, бриться и собираться на встречу с друзьями, и тут Вера поймала затравленный взгляд Патрисии, с которой её сын только мимоходом поздоровался.
  Мать недоумевала - радоваться ей или огорчаться новому отношению парня к девушке, потому что не знала всю подоплёку этого холода со стороны Габи к Патрисии, как и глубины их предыдущих отношений.
  Тем временем Наташа позвала дочь помочь ей развешать гардины, а Вера поднялась в комнату сына, который уже вышел из душа и в трусах разгуливал по комнате:
  - Если я зайду к тебе, не буду сильно отвлекать и смущать?
  - Мамуль, нисколько, сейчас натяну шорты.
  Мне папа сказал по телефону, что вы собираетесь в отпуск в Италию...
  - Ты спрашиваешь или утверждаешь?
  - Мама, я радуюсь за вас!
  - Ну-ну, а скажи мне, какая кошка пробежала между вами?
  - Между кем?
  - Мальчик мой, не держи свою маму за дурочку - почему ты так холодно поздоровался с Патрисией?
  - Мам, давай договоримся с тобой на грядущее, что у каждого из нас есть своя территория, куда не стоит залезать, ты согласна?
  - Согласна, но они живут у нас в доме и это накладывает, а особенно на меня, дополнительные правила поведения и ответственности...
  - Мама, не умничай - ты не забыла о чём совсем недавно меня просвещала в плане генетики, а теперь вдруг встала на противоположную сторону.
  - Никуда я не встала и все свои прежние утверждения могу повторить опять, как и ответить за каждое сказанное тебе слово, но это не значит, что надо от горячей дружбы перейти к полному отчуждению.
  - Мам, нет никакого отчуждения, но она хочет, чтобы я в ней видел свою подружку и только с ней проводил свободное время, а у меня появилось столько интересных друзей, у нас свои разговоры, свои развлечения, а она ещё ребёнок, её даже в солидный паб не пустят из-за возраста!
  - Ладно, сынок, пойду, не буду тебе мешать собираться.
  - Мам, а можно тачку взять?
  - Бери, вроде никуда сегодня не собираемся, а если что, так твой папа на своей за мной заедет.
  Мне уже сообщили, что моя новенькая находится в порту на растаможке - дня через три-четыре буду рассекать на новой.
  
  - А мне старую отдашь?
  - Нет, её я уже продала Наташе.
  - А про меня ты подумала?
  - Подумала - на твоё двадцатилетие скинемся с папой и подарим тебе что-нибудь крутое!
  Вера видела, что парень остался не совсем доволен её решением, но это сейчас мало волновало. Оставшись одна, заходила взад и вперёд по комнате. Она не могла себе простить, что так взяла в голову отцовство Галя по отношению к Патрисии.
  Столько себе навоображала, столько нарасстраивалась, а всё разрешилось само собой.
  
  
  Глава 19
  
  
   В эти выходные дни, когда Габи впервые пришёл на побывку из армии, мать очень мало виделась с сыном, потому что он уезжал вечером с друзьями на машине, возвращался поздно ночью и до полудня отсыпался в своей спальне.
  Глядя на поскучневшую Патрисию, Вера мысленно жалела девушку, которая за два месяца после их возвращения из Штатов в Израиль явно всей душой прикипела к её сыну.
  Она даже сердцем была на стороне девчонки, для которой это возможно было первым девичьим увлечением, а там кто его знает, может быть, и любовью.
  Сама она тоже мало находилась у себя в доме, потому что в пятницу днём Галь увёз её на обед в ресторанчик на набережной, а после этого они заехали в его коттедж.
  Мужчина хотел показать ей своё устроенное гнездо, в котором он на протяжении долгих лет коротал одиночество.
  В последнем Вера очень даже сомневалась, но окончательно решила для себя вообще не касаться их личной жизни на протяжении всего восемнадцатилетнего периода со дня развода.
  Если и были у Галя в жизни женщины, следов их присутствия в домике она не обнаружила и даже ни единым словом не обмолвилась с ним на эту тему.
  Вера для себя утвердилась окончательно - если выбран путь к примирению, то надо постараться простить всё раз и навсегда и больше не касаться этой болезненной темы, а иначе лучше было не возобновлять любовные отношения на уровне близких к семейным.
  Приехав после обеда в гости к Галю на несколько часов, она задержалась там более чем на сутки. Понимала, что ведёт себя крайне необдуманно, не последовательно и даже легкомысленно, но ничего с собой поделать не могла. Она не придала большого значения тому, что сын пришёл из армии на побывку, что в доме маются от скуки Наташа с Патрисией, оставшиеся на выходные по её милости без машины, что она достаточно взрослая и умудрённая годами женщина, в объятиях нежного любовника буквально потеряла голову. Инквизиторская совесть пыталась прорваться сквозь туман любовного опьянения, но от нахлынувшего желания, как можно больше времени находиться с обожаемым мужчиной, и чего греха таить, проснувшийся сексуальный голод буквально затопили все клеточки недолюбленого пылкого тела и лишили её здравого рассудка.
  Счастливую и утомлённую любовными утехами Веру Галь в субботу ближе к полудню доставил домой, забрав до вечера, проснувшегося к этому времени, Габи для заведённого с давних пор привычного общения отца с сыном. Мужики, конечно, практически в унисон, настаивали на её участии в семейном обеде и совместных разговорах, но Вера решила, что для этого ещё не настал подходящий час, но, главное, она была до крайности опустошена любовным марафоном. Переодевшись после душа в домашнюю лёгкую одежду, она сбежала вниз и застала мать с дочерью, сидящих в креслах напротив телевизора. Совесть немилосердно начала царапать душу.
  - Девчонки, сейчас проверю готовность амуниции Габика и подгребу к вам - можем сгонять куда-то вкусно покушать или заказать обед на дом...
  - Верочка, какая забота о ближних, только что-то она поздновато у тебя проснулась.
  - Натаха, чего язвишь, ведь я специально осталась дома, чтобы побыть вместе с вами.
  - Ой-ё-ёй, какая милосердная... такое самопожертвование... сейчас описаюсь слезами от умиления!
  Вера с размаху плюхнулась на диван.
  - Ну давай, колись, чем не угодила?
  - А ты не обязана нам угождать и сиську с собой не забрала, мы уже взрослые девочки!
  Пати, будь добра, поднимись наверх, не дело тебе слушать разборку двух горячих тёток!
  - Мама, но ты ведь обещала...
  - Обещала, обещала, но если не выскажусь, то просто взорвусь!
  Девушка с книгой в руках, опустив голову, покинула салон, а Наташа, как из катапульты, выскочила из кресла:
  - Вер, мы спокойно жили с дочерью до вашего приезда и хлопот не знали.
  Я так ждала твоего возвращения, так хотела твоего примирения с Галем, а что получила, в конце концов, взамен от твоего счастья и утоления сексуального голода?!
  - Ну и что ты ожидала, и что получила?
  Вера поднялась с дивана и стала напротив подруги, глядя снизу в пылающие глаза.
  Огонь во взгляде Наташи вдруг потух, и она села обратно в кресло:
  - Я перестирала всю одежду Габи и даже с помощью Пати переутюжила.
  Никуда обедать не поедем, мы с дочерью приготовили мясо по-чилийски, а салат осталось только заправить.
  У меня один к тебе вопрос всё же есть - если ты свой джип отдала мне почти задарма только на время, и те десять тысяч, что я перевела на твой счёт, не считаются, то тогда прости, но если эта машина уже моя, то почему ей распоряжается твой сын, а мы с Пати должны куковать все выходные дома?
  Вера растерянно смотрела на подругу и не знала, что ответить, а та тем же тихим голосом продолжила:
  - Ты отлично знаешь, что машины в нашей стране не дефицит, поэтому могу прямо завтра купить себе недорогую подходящую тачку со вторых рук и насрать большую кучу на твой джип.
  Я уже предупредила своих съёмщиков, чтобы к первому августа освободили мою квартиру в Ришоне, недельку нас ещё придётся потерпеть... и последнее, о нашем сегодняшнем разговоре Галю и Габи знать необязательно.
  И хрипло прошептала:
  - Не удерживай и не копайся во мне и в себе - мне надо срочно увезти отсюда свою девочку. Дурочка влюбилась не на шутку, а её не просто бросили, об неё ноги вытерли.
  Быстро прохрипев последние слова, Наташа крикнула:
  - Пати, Патрусик, расставляй посуду к обеду, мы с тётей Верой жутко проголодались!
  Поздно вечером, лёжа в своей постели, Вера обдумывала и анализировала маленький конфликт, произошедший между ней и Наташей.
  Как и в юности, подруга в самый кульминационный момент, когда у них начинало искрить, мгновенно отступала и старалась загладить возникшую между ними ссору.
  Самое интересное и прискорбное в этом, что Вера в большинстве случаев была виновной в их размолвке, но винилась всегда Наташа, и при этом, делала шаг навстречу мгновенно, не дуясь и не держа какой-то срок дистанцию.
  Да, нехорошо получилось с этой машиной.
  Всё, с завтрашнего дня только Наташа будет хозяйкой джипа, тем более и её гибрид пора уже забирать из гаража. В том, что Габи отвернулся от Патрисии, Вера за собой вины не чувствовала, хотя понимала, что её сын поступает предосудительно, грубо и не взвешенно - ведь он отлично знал, как его мать и Наташа любят друг друга и преданы дружбе, связавшей их на долгие годы.
  Нет, то, что её сын отвернулся от Патрисии, может быть, только к лучшему. Пройдёт какое-то время, дети успокоятся и в будущем будут со смехом вспоминать нынешние события.
  Расстались и расстались, но всё же надо было её сыну обставить разрыв в мягкой форме, а не демонстрировать свой откровенный игнор.
  За день до приезда Габи из армии, девушка буквально порхала после приезда из Испании.
  Она была в восторге от страны, в которую рвалась с детства, и та её не разочаровала.
  Патрисия без конца демонстрировала Вере фотографии различных замков, дворцов, храмов и красочных пейзажей...
  С упоением рассказывала о знаменитой картинной галерее Прадо в Мадриде, где она провела целых два дня и любовалась шедеврами искусства известных на весь мир художников.
  Они проехались с матерью от Барселоны до Гибралтара и ни одним местом чудесной страны не были разочарованы.
  Она болтала без умолку всю среду и четверг до того момента, пока Габи, зашедший в дом с тяжёлой армейской сумкой, не окатил её холодом безразличия. Было видно невооружённым взглядом, что Патрисия хотела с радостным криком кинуться к нему в объятия, но натолкнулась на дружескую снисходительную улыбку.
  С тех пор девушка увяла, замкнулась и с неё слетела вся оживлённость, присущая темпераментной южанке. Крайне расстроенной за дочь выглядела Наташа.
  
  
  Глава 20
  
  
   Вечером тридцать первого июля Наташа с дочерью погрузили свой скромный скарб во вместительный джип и расцеловавшись с Верой, покинули приютивший их на пять лет великолепный дом доброжелательной подруги.
  У самой Веры на душе скребли кошки, потому что все её уговоры, чтобы Наташа не спешила, сделала в своей квартире косметический ремонт и тогда уже отправлялась к себе, не возымели успеха - та была непреклонна:
  - Ну чего ты гонишь лошадей, ведь я завтра уезжаю с Галем на две недели в Италию, и за это время ты могла бы как следует устроить своё жилище - представляю, какой срач тебе оставили съёмщики!
  Ведь вы прожили здесь в этом доме пять лет, и всё было нормально, что вам мешает спокойно и удобно для всех провести здесь ещё один месяц, пока Пати надо будет отправляться в школу?..
  - Верка, к чему все эти разговоры, если я уже приняла окончательное решение, а ты ведь знаешь, что я никогда не колеблюсь и своих решений не меняю.
  Завтра сама выхожу на работу и некогда мне теперь будет обихаживать твой особняк и прилегающий к нему участок, а Пати надо записываться в местную школу и привыкать к городу, которого почти не помнит.
  Вера перевела взгляд на девушку.
  - Пати, ты тоже спешишь покинуть этот дом?
  - Да, и очень!
  Девушка на одном дыхании произнесла короткую фразу и чмокнув Веру в щёку, забралась в машину.
  - Всё, подруга, давай без лишних сантиментов и соплей - уезжаю не на край света, а какая-то сотня километров разве для нас расстояние?!
  Вечером во время сбора чемодана на длительное путешествие по Италии, в мыслях Веры вдруг всплыла фраза Наташи, что ей некогда теперь обихаживать её особняк и прилегающий к нему участок!
  Вот так да!
  Нет, она никогда не воспринимала проживание Наташи в её доме, как какую-то особую услугу, но и то, что все эти годы её жилище было под уходом и присмотром, она тоже не расценивала, как добро, творимое со стороны проживающих здесь на всём готовом подруги со взрослой дочерью.
  Два с половиной месяца, что они провели под одной крышей, после возвращения Веры с сыном из Штатов, не были особо лучезарными - стычки между подругами возникали на каждом шагу и часто из-за пустяков, связанных с распорядком дня, приготовлением пищи, уходом за двором и домом... - в общем, сплошные мелкие хлопоты, на которые Вера уже давно разучилась обращать внимание.
  Если честно, то она вообще не заморачивалась на всю эту ерунду, связанную с хлопотами по хозяйству, ведь с самого детства никогда об этом не задумывалась, живя за бабушкой, мамой, старшей сестрой, потом общежитие и даже, когда вышла замуж, то Галь очень скоро нанял уборщицу.
  Даже тот период жизни, когда она снимала в Хайфе квартиру, живя вместе с малолетним сыном, особо не отложился в её памяти из-за постоянного отсутствия свободного времени, а в маленьком съёмном жилье она очень редко устраивала генеральную уборку. Вот чёрт - надо же подумать, кто будет следить за домом, когда она завтра утром уедет с Галем - ведь Наташа не держала уборщицу, садовника, а тем более сторожа.
  Живя в Америке, и за пять лет отсутствия в своём доме, она полностью отошла от этой рутины.
  Эх, надо позвонить Галю, может, что-то подскажет.
  - Верунчик, соскучилась?!
  - Нет, Галь, некогда скучать - Наташка от меня отчалила в свой Ришон, а тут нежданно-негаданно навалились какие-то заботы, хоть и не соображу сразу как, но надо срочно с ними справиться...
  - Ну-ну, делись, время-то поджимает?
  Вера в двух словах изложила свои проблемы, и Галь без насмешек взялся помочь кое в чём.
  - Веруш, я сейчас по своим каналам пробью службу, ведающую подключением домов на сигнализацию и попрошу в срочном порядке сегодня же решить этот вопрос.
  Конечно же, нельзя кидать виллу без присмотра на такой длительный срок.
  Насчёт уборщицы и садовника похлопочешь уже по возвращении, с этим не горит.
  Вера, а вы с Наташей не очень хорошо расстались, что она вдруг выкинула такое?
  - Не знаю даже, как это правильно охарактеризовать и до конца осмыслить, но какая-то недосказанность и взаимная обида легла между нами.
  Понимаешь, наш Габи вдруг отвернулся от Патрисии, девушка этот разрыв приняла близко к сердцу, Наташа, естественно, на стороне дочери, а я, если честно, очень обрадовалась, что у нашего сына теперь нет времени на такие глупости, как обихаживать школьницу.
  - Знаешь, а мне поначалу показалось, что их чувства взаимны - было любо-дорого смотреть на их юношеское влечение друг к другу.
  Мне лично девушка очень понравилась, в ней есть какая-то глубина и не свойственная для современной молодёжи скромность, уважительность и другие качества, которые были характерны для Офера...
  Вера прервала:
  - На эту и другие темы мы сможем вдосталь наговориться в самолёте, затем в машине и везде, где на протяжении двух недель мы будем с тобою всё время вместе.
  - Целую тебя, моя хорошая!
  Жди работников со службы установки сигнализации. Бай.
  Великолепный отпуск, проведённый Верой в компании Галя, выбил из её головы все переживания, связанные с охлаждением отношений с Наташей.
  По возвращении из Италии, она сразу же включилась в работу в Технионе, и скучать ей больше не приходилось.
  Вхождение в трудовую и научную среду занимало столько времени, что она порой забывала обо всех бытовых обязанностях, препоручив их нанятой домашней помощнице из вновь прибывших.
  Молодая женщина репатриировалась из Украины, где настрадалась от лишений и за вполне доступную для Веры оплату взяла на себя всё хозяйство, включая готовку, уборку в доме и роль садовника на участке.
  На их, известное на весь мир учебное заведение, где молодые таланты не только учились, но уже в ходе продвижения от курса к курсу начинали заниматься учёной практической деятельностью в областях высоких технологий, в проектировании космических аппаратов и всевозможных других инженерных открытиях и усовершенствованиях, сыпались всевозможные заказы от космических центров Израиля, США и других стран!
  Вера, попав в гущу любимой работы, забыла про все, отвлекающие её прежде, волнения, связанные с отношениями её сына с дочерью Наташи, и сама подруга, исчезнувшая из поля зрения, тоже перестала тревожить её мысли, потому что там не было места для таких мелочей. Свободное небольшое пространство от преподавательской и учёной деятельности занимал Галь.
  Вернувшийся в её жизнь мужчина, полностью восполнил Вере, недостающие раньше волнения сексуального порядка и стал надёжным партнёром в редких выходах на какие-то приёмы, торжества и семейные праздники. После того, как вновь появился Галь, то и другое теперь в полной мере присутствовало в её жизни.
  Где-то в тумбочке валялся заброшенный до поры и времени блокнот со стихами, куда Вера больше не заносила выстраданные сердцем строки - душа её перестала метаться, она порхала свободной парящей в чистом небе птицей.
  Галь смирился с расстановкой их отношений, разрозненного быта и времяпровождением - об официальном узаконении их связи и рождении ещё одного ребёночка Вера даже слушать не хотела.
  Габи теперь на выходные приходил чаще к отцу, чем к матери, потому что у той не было достаточно времени обстирывать и собирать его после выходных в армию, а вот отец эти функции с удовольствием брал на себя.
  Тридцать первого декабря наряду с множеством поздравительных звонков от родных и знакомых Веры оказался и Наташин:
  - С Новым годом, подруга!
  - Наташка! Какой сюрприз!
  - С каких это пор звонки друзей стали сюрпризами?
  Раз не звонишь, значит, у тебя всё хорошо?!
  Хотя чего я спрашиваю, ведь иногда пересекаюсь на службе с твоим красавчиком - сияет, как начищенная пуговица.
  - Наташка, фу ты, как я давно не слышала твоего хрипатого голоса, как поживаешь?
  - Ну раз позвонила, значит, или соскучилась, или не всё хорошо, как бы нам хотелось...
  - У тебя неприятности?
  - Верка, о приятностях и неприятностях подруги рассказывают не по телефону и не тогда, когда до празднования Нового года остаётся парочку часиков.
  Всё будет хорошо, а тебе желаю и дальше быть такой же счастливой и любимой, какой живёшь последние полгода!
  - Наташа, я тоже желаю тебе всего самого хорошего!
  Могла бы подъехать - посидели бы за бутылочкой-другой винчика, поболтали, повспоминали...
  - Верка, послушай иногда сама то, что ты чирикаешь - посидели, поболтали...
  В твоём сжатом до предела графике пока нет места для меня, даже не соизволила приехать и посмотреть, как я живу, как устроилась - с глаз долой и сердцу легче.
  Своему обормоту, стоящему на защите нашей Родины, передай от меня привет, от Патрисии не надо!
  - Как она?
  - Какая тебе разница, ведь только у тебя одной душа ранимая!
  И Вера услышала гудки отбоя.
  
  
  Глава 21
  
  
   Наташа придвинула пластиковый стул к кровати, на которой лежала Патрисия, широко распахнутыми глазами глядевшая на мать:
  - Ты плакала?
  - Нет, доченька, всю ночь до самого утра смеялась до слёз.
  Женщина облизала тонкие пересохшие губы - боже мой, какая она бледненькая!
  Куда девался живой румянец на смуглых, быстро загоравших щёчках, вместо него теперь эта мертвенно-бледная желтизна.
  - Я тебе принесла гранатовый сок, будешь пить?
  - Мама, у меня этого и другого сока полная тумбочка.
  Мне же постоянно ставят капельницу и поэтому пить не хочется.
  - Патенька, у тебя что-нибудь болит?
  - Нет, но у меня такая слабость и всё время хочется спать.
  - Доченька, это от лекарств.
  - Мама, я умру?
  Прямой вопрос пронзил мозг Наташи острой раскалённой иглой, но она не дала себе раскиснуть на глазах у смертельно больной дочери.
  - Девочка моя, мы все когда-нибудь умрём...
  - Мама, зачем ты так вдруг со мной заговорила?
  Мы ведь никогда не обманывали друг друга и ничего не скрывали!
  - Патенька, миленькая, ты же знаешь, что мы ждём донорскую печень, но у тебя редкая группа крови и это затрудняет положение вещей.
  Я уже изъявила готовность везти тебя в любую страну мира, где только появится нужный нам донор, но ты уже не транспортабельна.
  - Мама, это ведь стоит сумасшедших денег?
  - Доченька, а зачем мне деньги, если не будет тебя...
  И Наташа, закрыв руками лицо, горько расплакалась.
  - Прости меня, прости меня, моя девочка, что я обрекла тебя на эту проклятую жизнь...
  - Мамочка, о чём ты говоришь, вы с папой с меня с раннего детства пушинки сдували, а живя с тобой вдвоём, разве я в чём-то нуждалась?!
  Не плачь, пожалуйста, а скажи, Габи знает о моей болезни?
  - Нет, я никому про это не рассказывала.
  Наташа вдруг вскочила на ноги.
  - Подожди немножко, я скоро вернусь!
  - Ты куда, не уходи, мне без тебя так тоскливо лежать тут одной!
  - Патрусенька, моя дорогая, я взяла на работе бессрочный отпуск и теперь буду с тобой дни и ночи, а пока подожди, мне надо срочно поговорить с твоим лечащим врачом...
  
   Отдав все необходимые распоряжения секретарше, просмотрев накопившуюся за вечер и ночь информацию на электронной почте, Галь взглянул на часы - можно ещё застать Веру не на занятиях:
  - Веруш, за тобой заехать на работу или домой?
  - Любимый, ты о чём?
  - Нет, ты определённо витаешь в облаках... - сегодня ведь канун пейсаха, нас мама ждёт на ужин, на пасхальный седер собираются все мои братья с семьями.
  - Да помню я, помню!
  Просто не поняла постановку вопроса.
  Женщина явно нервничала.
  - Верунь, что-то случилось?
  - Да ерунда, сегодня ведь нет занятий, а декан именно сегодня придумал устроить это дурацкое поднятие бокалов в честь праздника, а мне надо ещё заскочить в парикмахерскую перед тем, как мы отправимся к твоей маме - ведь твоя родня уже сто лет меня не видела!
  - Вот так проблема, узнают тебя и такой - ты ведь у меня красавица!
  - Перестань мне раздаривать ненужные комплименты, мне уже сорок второй год, появляются морщинки, и седина прёт, не успеваю закрашивать.
  Я уже записалась к специалисту на пластику, а вот волосы надо постоянно и вовремя красить, а иначе буду похожа на чёрт знает что!
  - Всё-всё, сдаюсь, принимаю тебя с пластикой, крашеную, а лучше всего голенькую и в темноте...
  - Ладно, не время и не место для подобных шуток, лучше послушай - сынок просил оставить ему одну из наших машин, поэтому подъезжай ко мне и подожди, пока я справлюсь в парикмахерской.
  Можешь отдать Габи свою машину? Поедем на моей.
  - Нет проблем, но я тебе уже давно говорил, что пора мальчику купить уже своё средство передвижения.
  Ты же видишь, что иногда нам бывает неудобно оказываться без транспорта, а ему приходится клянчить автомобиль, можно подумать, что у нас с тобой не хватает средств на эту покупку?! Веруш, то не дело, чтобы у взрослого, почти двадцатилетнего парня, возникали подобные проблемы.
  - Хорош-хорошо, обсудим эту тему по дороге к Гиле...
  
   Наташа решительно толкнула дверь кабинета, где обычно находились врачи отделения трансплантации печени в больнице "Ихилов".
  В большой комнате у компьютеров или с чашечками кофе находилось сразу несколько медицинских работников.
  - Здравствуйте, я мать Патрисии Крумер, мне надо срочно поговорить с её лечащим врачом, а ещё лучше с профессором, который собирается делать ей операцию.
  - Госпожа Крумер, подойди сюда, я сам уже хотел вызвать тебя для срочного разговора.
  Присядь, меня зовут Мики, Мики Гордон, я являюсь профессором, специалистом в области трансплантации печени...
  - Такой молодой?
  - Госпожа Крумер, если тебя не устраивает мой возраст, можем обратиться к другому специалисту, но сегодня он отсутствует.
  - Нет-нет, прости, сморозила ерунду, нервы окончательно сдают!
  Наташа внимательно посмотрела на светловолосого парня с короткой стрижкой, а точнее, обритого наголо.
  По внешнему виду она не дала бы ему более тридцати лет.
  - Профессор, моя дочь умирает, сделай ради бога что-нибудь, мне не жалко никаких денег. Если не хватит, готова квартиру продать, милостыню просить, если нужно возьмите мою жизнь вместе с печенью, только спасите мою девочку!
  - Госпожа Крумер, возьми себя в руки, ты ещё очень нужна дочери живая, здоровая и сильная.
  Мы имеем на руках твои анализы... - ты не годишься дочери в доноры, а если бы даже и подошла твоя печень, то речь не идёт о спасении одной жизни в ущерб другой.
  Ни о каких деньгах речи не идёт - трансплантация органов в нашей стране, как и во многих других, производится бесплатно.
  К сожалению, у нас остаётся всё меньше времени, а подходящего донора с совпадающей группой крови пока не наблюдается.
  Сделали запрос в другие страны, но база данных пока молчит.
  Мы знаем, что твой муж, отец девочки, умер, а других детей у тебя нет, как и братьев и сестёр, поэтому ничего не остаётся, как ждать и уповать на милость господню!
  Наташа закрыла лицо руками и начала раскачиваться из стороны в сторону, словно молясь неизвестному богу и вдруг резко оторвала руки от лица.
  - Доктор, а в выходные дни анализы делаются?
  - Если необходимо срочно, то да.
  - А операции?
  - Так же обстоит и с операциями, если вдруг поступит подходящий материал, меня срочно вызовут, где бы я не находился, и мы начнём готовить твою девочку к процедуре.
  - Доктор, миленький, никуда не уезжай, будь всё время на связи, я найду эту проклятую печень, то есть, прости, я найду подходящую печень во что бы это мне не стало!
  Наташа сорвалась со стула и выбежала из кабинета.
  Она так же стремительно вошла в палату, где почти без сил подрёмывала дочь.
  - Пати, доченька, ты обязана дождаться меня.
  Мне надо срочно отъехать за печенью для тебя...
  - Девушка слабо улыбнулась бледными губами:
  - Мама, на базаре купишь?
  Мать склонилась над дочерью и покрыла поцелуями до крайности исхудавшее лицо.
  - Улыбайся... улыбайся, моя милая, я всё сделаю для того, чтобы тебя спасти!
  
  Глава 22
  
   Галь после работы, а сегодня, как обычно перед праздником был короткий день, заехал домой. Помылся, переоделся и слегка перекусив, отправился на виллу к Вере, где его с нетерпением ожидал сын.
  - Папа, вы с мамой решили издеваться надо мной?!
  - Сынок, в чём проблема?
  - Вот ответь, почему большинство из моих ровесников и не только парней, но и девушек, уже давно имеют собственную машину, а я должен всё время клянчить у вас тачку, будто вы с мамой самые бедные на свете люди!
  - Ну подожди немного, через два месяца тебе исполнится двадцать, и мы подарим настоящую новенькую крутую машину, а не какую-нибудь подержанную "консервную банку".
  - Папа, я уже мог почти год рассекать на мамином старом джипе, так нет, она отдала его своей подружке почти задаром!
  - Всё, остынь, лучше скажи, ты собираешься подъехать к бабушке Гиле на пасхальный седер?
  - Собираюсь-собираюсь, потому и нервничаю - я обещал Эмили, что заеду за ней в четыре, а уже три...
  - Так, не рассиживайся, хватай мою машину и дуй, встретимся уже в посёлке.
  Кстати, собираются сегодня явиться все мои братья с семьями - у тебя есть возможность встретиться и пообщаться со своими двоюродными!
  - Папа, я там долго засиживаться не собираюсь, отдам дань вежливости, познакомлю вас со своей девушкой и бай!
  - Я помню, как ты меня знакомил с Патрисией - очень симпатичная, приятная во всех отношениях девушка, воспитанная и на тебя смотрела так, будто ты пуп земли...
  - Всё, эта тема закрыта, Патрисия была и сплыла, у неё такие старомодные замашки, а я обет целомудрия не давал.
  Всё, пока-пока!
  Не успел ещё сын далеко отъехать, как в дом ворвалась Вера:
  - Галюш, дурдом, как будто все разом перед праздником решили причёски навести, думала сомлею, пока меня взяли, и при этом я записывалась заранее!
  Посмотри там в моей сумочке мобильный - я его поставила на режим вибрации, а то так он мне все уши прожужжал в парикмахерской и по дороге домой.
  Я сейчас быстренько обмоюсь, оденусь и покатим.
  Гиля просила, чтобы я чуть-чуть пораньше приехала, помогла ей стол накрыть.
  Говоря последние слова, Вера уже неслась по лестнице на второй этаж.
  Галь вынул из её сумочки мобильный и перевёл на нормальный режим работы и тут же раздалась мелодия звонка:
  - Галь, миленький, где Верка, я уже два часа не могу до неё дозвониться - она в Израиле?
  - Успокойся, Наташа, она в душевой, скоро выйдет, что-то срочное или может подождать?
  - Срочней быть не может...
  - Так скажи мне...
  - Нет-нет, я пока не могу ничего тебе сказать, всё будет зависеть только от моей подруги!
  - Заинтриговала, но работа приучила меня к выдержке.
  Слышу - она уже вышла из душевой, сейчас передам трубку...
  - Натаха, вот так сюрприз, какими судьбами?
  Неужели вдруг вспомнила обо мне, уж думала, что вообще навсегда ушла в подполье?
  Хочешь с праздником поздравить?
  Так давай быстрее, нам с Галем надо срочно выезжать к Гиле...
  - Верка, у тебя словесный понос когда-нибудь закончится?
  Мне не до твоего пейсэха и даже не до тебя лично!
  - Так, чего позвонила? Я вижу, что ещё было сто пропущенных от тебя звонков...
  Наташа всхлипнула:
  - Верочка, моя Патрисия умирает!
  - Наташа, успокойся, расскажи обстоятельно, может, ты сгущаешь краски? Чем я тебе могу помочь?
  - Ты сама не можешь, а вот Галь или Габи могут...
  Вера оглянулась на внимательно слушавшего мужа и, кивнув ему, показала на пальцах, чтобы он подождал пять минут.
  Зайдя в свою спальню, плотно прикрыла двери и отошла в дальний угол и приглушила свой голос до минимума:
  - Наташа, что ты там надумала, какая блажь в твою голову влезла?!
  - Верочка, у меня совершенно нет времени...
  - Думаешь у меня навалом, ведь обещала Гиле приехать заранее, помочь накрыть стол...
  - Верка, угомонись ты уже со своим столом и отъездом к Гиле - никуда ты не поедешь, бери Галя и гони в "Ихилов" и пусть туда подъедет Габи и как можно быстрей!
  - Натаха, что ты тут раскомандовалась...
  - Вера, хочешь, я к тебе на коленях приползу, но помоги мне, помоги спасти мою девочку!
  Слушая в трубке рыдания всегда сверх выдержанной подруги, до Веры дошло, что дело нешуточное.
  - Наташа, возьми себя в руки - я буду молчать, а ты не торопясь конкретно скажи суть проблемы.
  - Моя Патрисия нуждается в срочной пересадке донорской печени, но у неё особая группа крови с определённым резусом, и ей может только подойти орган от донора с соответствующими параметрами.
  - Тихо, только не кипятись, но я пока не понимаю при чём тут Галь, а тем более Габи?
  - Верочка, они единственные близкие родственники моей дочери, только у них может быть соответствующая кровь.
  - Нет, у моего сына первая группа, как у меня, какая у Галя не знаю, но по дороге в посёлок аккуратно расспрошу.
  - Верка, что значит аккуратно расспрошу, когда речь идёт о жизни моей дочери...
  - Наташа, а тут речь идёт о моей жизни, ты разве не понимаешь?
  - Верочка, я тебя заклинаю - поторопись, ведь если кровь Галя не подходит, я буду вынуждена обратиться к Офире...
  - Не смей, ты слышишь, не смей, мы же с тобой поклялись!
  - Но жизнь моей дочери мне важней всех клятв на свете!
  В этот момент Галь нетерпеливо постучал в дверь:
  - Вера, уже четыре, если мы даже поспешим, то раньше пяти не приедем.
  - Подожди, подожди ещё пять минут, не заходи!
  В голосе Веры слышались истерические нотки.
  - Но, возможно, я могу чем-то помочь?
  - Галь, я тебя очень прошу, спустись вниз и подожди меня, пока я закончу этот до крайности неприятный разговор.
  Наташа вздохнула на другом конце связи:
  - Неприятный, говоришь, разговор?!
  Да, я понимаю... а для моей доченьки он тоже неприятный, потому что очень может быть, что от него зависит её жизнь.
  Верка, заклинаю тебя всем тем, что нас когда-то связало, прежде всего дружбой, помоги мне, помоги моей Патрисии не покинуть эту жизнь и меня, я уже встала на колени!
  - Наташа, прекрати спектакль, прекрати, не позже, чем через два часа я тебе перезвоню.
  Вера судорожно нажала на кнопку отбоя и всхлипнула - ну почему, почему, как только всё наладилось, опять вмешиваются посторонние люди и всячески хотят растоптать её спокойную жизнь, благополучие и, возможно, и счастливое будущее.
  Нет, не простит ей Галь, не простит, придуманную когда-то комбинацию, которая тогда показалась такой удачной...
  
   Патрисия открыла глаза:
  - Мама, ты давно уже тут сидишь рядом со мной?
  - Давно.
  - Ну что, не купила мне новую печень, в связи с пейсэхом базар сегодня закрыт?
  - Не знаю, доченька, не знаю, но кажется да, он закрыт и вряд ли откроется после праздника...
  
  
  Глава 23
  
  
   Вера не села за руль, а как обычно, когда они были вдвоём, доверилась мужу.
  Да и вряд ли она сейчас была в состоянии вести машину - всё внутри дрожало, дребезжало и плавилось.
  Галь, ещё не выходя из дому, хотел выяснить причину Наташиного экстренного звонка и нынешнего состояния Веры.
  Крайне расстроенная женщина, достала из сумочки пудреницу и начала прямо в машине наводить макияж:
  - Веруш, я могу, наконец, узнать, чем вызван весь этот переполох?
  - Галюш, не мешай, дай хоть слегка наведу марафет, а то похожа на драную кошку.
  - Да, но ты, в конце концов, скажешь, что произошло у Наташи?
  - Скажу... по её словам, Патрисия находится при смерти.
  - Мы можем чем-то помочь?
  - Не знаю, не думаю, вряд ли, да чёрт его знает!
  - Ты чего кричишь, если что-нибудь от нас требуется, надо обязательно оказать помощь, она ведь для нас совсем не чужой человек...
  - Ты помолчишь или нет?!
  Вера находилась на грани истерики и всячески старалась совладать с расшалившимися нервами, подкрашивая глаза и вновь стирая.
  Галь решил перевести разговор на другую тему:
  - Веруш, сегодня мне Габи предъявил претензию, что почти все его ровесники имеют машины, а он вынужден каждый раз просить у нас автомобиль, чтобы съездить к девушке...
  - Так, пусть не гоцает по девкам, а в выходные идёт и подработает в кафе или в пардесе(саду).
  Вымахал бугай почти до двух метров, здоровый, как бык, а в голове одни гули, девчонки и развлечения.
  - Веруш, так успеет ещё наработаться, пусть гуляет...
  - Ты много гулял в его возрасте? Я много гуляла? А Патрисия может сейчас гулять?
  - Кстати, какая у тебя группа крови?
  - Вера, я мог бы много задать тебе встречных вопросов и очень хочу понять причину твоего раздражения, но наберусь терпения и просто отвечу - у меня редкая группа крови.
  - Прости, Галь, прости, но не расспрашивай меня о причинах моего интереса, просто ответь конкретно, какая у тебя группа крови?
  - Вера, возьми себя в руки, посмотри только на что ты похожа, я тебя такой точно никогда не видел, даже ...
  Короче, во время всех моих бесчисленных операций всегда возникала проблема, но сегодня это уже не проблема и в банке крови есть запасы любой.
  Вера спрятала в сумочку пудреницу и надолго замолчала.
  Галь, видя состояние жены, решил до поры не тревожить её, пусть успокоится и тогда сама откроет ему душу, как это делала всегда после того, как у неё на работе возникали какие-то конфликты с коллегами или студентами.
  Он сам не понимал почему, но какая-то смутная тревога поселилась в его душе.
  Возможно, это было связано с сообщением Веры о причине звонка Наташи.
  Как не крути, Патрисия была дочерью его некогда самого близкого друга, да и Наташа для Веры, и в какой-то мере для него, была далеко не чужая.
  В памяти всплыл образ симпатичной улыбчивой черноволосой девушки, которая каким-то образом сразу же вошла в душу, как будто они были с ней знакомы и жили рядом все годы с её рождения.
  Когда они въехали во двор дома Гили, хозяйка сразу же обратила внимание на настроение невестки и на напряженное лицо сына:
  - Доченька, что-то у тебя случилось или чувствуешь себя неважно?
  - Мама, чувствую я себя нормально, а вот настроения нет - у Наташи дочь в плохом состоянии находится в больнице.
  - Что значит - в плохом состоянии?
  - Не знаю точно, но по словам самой Наташи, она при смерти!
  - Что ей нельзя чем-то помочь?
  - Наверное, можно...
  Вера прикрыла глаза, постояла так несколько секунд и вдруг тряхнула головой.
  - Мама, тебе очень нужна моя помощь?
  - Нет, вон уже Шлёмо приехал, мне его Ривка поможет накрыть на стол.
  - Хорошо, я отойду в сад, мне надо срочно переговорить с Наташей.
  Ах да, напиши здесь на бумажке, какая точно группа крови у Галя.
  У пожилой женщины от удивления широко распахнулись глаза.
  - Зачем?
  - Мама, надо, очень надо, пожалуйста, ни о чём не спрашивай, я умоляю!
  Подоспевший Галь обнял жену за плечи.
  - Веруш, ну что с тобой происходит?
  - Ты мне ответишь, наконец, какая у тебя группа крови?
  - Четвёртая, резус отрицательный.
  Вера схватила мобильный телефон.
  Наташа взглянула на часы - почти шесть.
  Эх, Верка, Верка!
  - Мама, что ты там шепчешь?
  - Ругаюсь потихоньку.
  - На кого?
  - Доченька, на бога, на чёрта, на людей!
  Девушка скривила бледные губы в подобие улыбки.
  - Мама, ты такая смешная, ведь сама мне рассказывала, что проходила гиур и стала по еврейскому закону иудейкой, а говоришь такие вещи...
  - Я тебе, Пати, скажу главную вещь - вера в бога ни что, по сравнению с тем, когда теряешь веру в людей...
  Звонок мобильного телефона взорвал тишину одиночной палаты, где пребывали, лежащая в кровати Патрисия и расхаживающая из угла в угол, не находящая себе место, Наташа.
  Пальцы не могли попасть в точку на экране, чтобы ответить долгожданному абоненту:
  - Вера, что скажешь?
  - Мы едем.
  - Ты ему сказала?
  - По дороге расскажу и будь, что будет.
  Скажи Пати, что я её очень люблю, она будет жить на радость своей маме... а, может быть, и папе...
  - Мама, кто это звонил? Почему ты плачешь? Мама, почему ты так плачешь?
  - Пати, деточка моя, ты будешь жить, я верю, что ты будешь жить, потому что я поверила опять людям!
  Вера отключила мобильный телефон и взглянула на Галя:
  - Поехали, по дороге всё тебе расскажу.
  Захочешь, можешь меня возненавидеть, захочешь, можешь простить, а нет, мы расстанемся и уже навсегда, но ты должен сейчас поехать со мной в больницу "Ихилов", потому что только от твоей воли и желания зависит жизнь дочери моей подруги Наташи!
  - Мама, папа, мне бабушка сказала, что вы здесь спрятались ото всех.
  Вот, познакомьтесь с моей девушкой - Эмили.
  - Очень приятно, но, сынок, нам очень некогда, мы с папой уезжаем.
  - Куда, какая срочность?
  - Сынок, Патрисия при смерти, ей нужно срочно делать операцию...
  - А вы чем можете помочь?
  - Я, к сожалению, ничем, а твой папа может.
  Габи взглянул на отца, но тот в ответ только передёрнул плечами.
  - Я сам пока ничего не понимаю, но готов оказать любую помощь дочери моего друга.
  Вера уже не слушала, о чём разговаривают отец с сыном, а проследовала к своему автомобилю, машинально по дороге здороваясь и отвечая на поздравления с праздником всем появившимся во дворе многочисленным родственникам Галя.
  Она завела машину и нетерпеливо постукивала по рулю ладонью.
  Галь уселся рядом на пассажирское сиденье, а Габи открыл дверцу со стороны матери:
  - Мама, я скоро тоже приеду, только отвезу Эмили домой.
  - Сынок, твоя кровь, а точнее, печень, Патрисии не подойдёт.
  - Мама, ты о чём, что-то я совсем ничего не пойму?
  - Ай, сынок, я даже не знаю, нужно ли тебе здесь что-нибудь понимать.
  Вера захлопнула дверцу автомобиля и завела мотор.
  - Галь, позвони Наташе, сообщи, что мы уже выехали.
  После звонка Галя, Наташа подошла к Патрисии, очнувшейся от дремоты.
  - Доченька, мне надо отлучиться на несколько минут, необходимо предупредить лабораторию, что в течение часа сюда приедет потенциальный донор.
  - Мама, ты ведь разговаривала сейчас с Галем, отцом Габи, какая тут связь?
  - Прямая.
  Не напрягайся, не теряй силы на лишние ненужные мысли, если всё совпадёт, то сегодня ночью тебе уже сделают операцию.
  Вся страна уселась за праздничные столы, все трассы были свободными, и Вера за полчаса домчала до пункта назначения.
  По дороге они не проронили ни единого слова, но въехав на территорию больницы, Вера на стоянке заглушив мотор, повернулась к мужу:
  - Галь, Патрисия твоя дочь, поэтому ваша редкая группа крови совпадает.
  - Ты была беременной, когда мы расстались и ты отдала нашу дочь Наташе и Оферу?
  - Глупенький, а ещё заведующий отделом в ШАБАКе - Патрисия, твоя дочь от Офиры, мы с Наташей заключили с ней договор.
  Она пришла ко мне, когда у неё уже было четыре месяца беременности, ты категорически от неё отказался, и Офира была на грани отчаяния, не желая рожать безотцовщину. Она хотела каким-то образом вытравить плод, а я ей предложила вариант с Наташей, а ты отлично знаешь, что они с Офером не могли зачать детей, и бывшая твоя пассия согласилась, но взяла с нас клятву, что никогда и никто про это не узнает. Никто бы и не узнал, потому что даже Офер не ведал, от кого ему досталась доченька.
  Вот и всё...
  Можешь судить меня, как хочешь, эта моя идея, мне её и расхлёбывать!
  Сейчас на кону жизнь твоей биологической дочери, а может быть, и Наташи!
  - Почему мы сидим здесь, и я выслушиваю твою длинную душещипательную историю, достойную мексиканских сериалов, пошли к Наташе и Патрисии...
  
  
  Глава 24
  
  
   Наташа ещё не успела выйти из палаты - в неё быстрой походкой входил молодой профессор Гордон в сопровождении двух врачей и медсестры:
  - Ах, мать моей пациентки, ты здесь... очень хорошо, мне надо срочно снять с твоей дочери последние показатели.
  Время уже не терпит, как думаешь - будем рисковать?
  Сейчас появилось сообщение, что нам могут предоставить хорошую молодую донорскую печень, правда не той группы, что у твоей дочери, но кровь универсальная, и это тоже даёт шанс на удачную трансплантацию.
  Наташа хотела что-то ответить, но молодой человек уже прошёл мимо неё к постели Патрисии, бегло посмотрел на показатели температуры, пульса, давления и призвал медсестру взять у пациентки анализ крови.
  Пока та располагалась возле больной, он подошёл с другой стороны кровати:
  - Ну, красавица, поборемся за жизнь, не будем сдаваться, правда?
  Патрисия грустно улыбнулась:
  - Нет, не будем, потому что мама сказала, что купила мне печень на базаре.
  - Что?!
  Профессор резко повернулся к Наташе:
  - Госпожа Крумер, о чём идёт речь?
  Наташа, застигнутая врасплох, неожиданным поворотом разговора между врачом и девушкой, опустила глаза.
  - Сейчас сюда приедет биологический отец моей дочери - у него четвёртая группа крови с отрицательным резусом.
  Возникшая пауза заставила Наташу поднять голову - она встретилась с двумя парами не понимающих удивлённых глаз.
  Первым в себя пришёл профессор:
  - Почему он только сейчас появляется на горизонте, когда жизнь его дочери уже висит на волоске, чёрт побери, где он был четыре месяца, госпожа Крумер, в какие вы играете игры?!
  Наташа тяжело вздохнула.
  - Доктор, это не моя тайна, и если бы вопрос не касался жизни моей дочери, я бы её никогда не открыла ни для кого, а в первую очередь, никогда бы не призналась Патрисии.
  Доктор, он не знал, что у него есть дочь...
  В эту секунду в палату входили Вера и Галь.
  Молодой профессор подскочил к вошедшим:
  - Ты отец этой девушки? У тебя четвёртая группа крови?
  - Да, четвёртая, но то, что я отец этой девушки, узнал только две минуты назад.
  - Ты согласен пойти на операцию, у тебя возьмут только небольшую часть печени, это совершенно безболезненно, и не угрожает самочувствию, а тем более жизни?
  - Без раздумий!
  - Отлично, отлично, сейчас сестра возьмёт у тебя анализ крови, мы в срочном порядке проведём обследование организма, выявим все его параметры и думаю, что через парочку часиков приступим, а пока у вас будет время разобраться в ваших взаимоотношениях.
  Меня же они интересуют только в плане совпадения групп крови и родственной причастности, от которой во многом зависит положительный результат пересадки.
  Кавалькада врачей, медсестра с анализами крови Патрисии, а вместе с ними и Галь, покинули палату.
  Наташа присела на кровать рядом с дочерью:
  - Пати, прости меня, что скрыла от тебя...
  - Что, мама?
  Губы девушки дрожали, а в медового оттенка глазах блестели слёзы.
  - Что не призналась тебе раньше...
  - В чём, мама, в чём?
  - Девочка моя, эта тайна должна была уйти вместе со мной и Верой в могилу, но тут вопрос встал о твоей жизни, и я, а потом и Вера... ну мы решили нарушить клятву ради твоего спасения.
  По бледным щекам Патрисии текли слёзы.
  - Мама, а ты моя мама или это тётя Вера моя мама?
  - Патенька, миленькая, только я, только я твоя мама...
  Наташа глотала слёзы.
  - Папа тоже был твоим папой, мы с Верой ему ничего не сказали, он не знал даже, кто истинный отец его дочери.
  - Ты изменила ему с Галем?
  - Доченька, я никогда не изменяла твоему отцу, я и сегодня ему верна!
  Глаза девушки встретились с затравленным взглядом Веры.
  - Ты моя мама и отдала свою дочь подруге?
  Вера взглядом попросила Наташу, чтобы она освободила место рядом с Патрисией.
  Присев на кровать, она взяла в ладони тонкую исхудавшую руку смертельно больной девушки и притянула к губам:
  - Девочка моя, ты уже достаточно взрослая, чтобы понять и, надеюсь, что не осудишь всех причастных к этой истории...
  Когда-то мы с Галем были очень счастливой супружеской парой и у нас родился сын, известный тебе Габриэль.
  Прошло полтора года и у моего мужа появилась любовница - женщина, о которой тебе знать не надо.
  Она забеременела от Галя, но он её отверг.
  Я, как только узнала о его неверности, тут же разорвала нашу семейную связь.
  Через какое-то время эта молодая женщина пришла ко мне качать права...
  Короче, она призналась, что носит ребёнка от моего бывшего мужа и совершенно не хочет его рожать.
  Вера оглянулась на Наташу... та кивнула головой, мол, продолжай.
  - Так вот, у твоих родителей не было детей, и они не могли их зачать и хотели усыновить ребёнка в какой-нибудь бедной стране.
  Прости, моя девочка, разве я тогда могла подумать, что всё так завертится?!
  Короче, я отправила эту женщину в Чили, она там тебя родила, оставила недельного ребёночка моей подруге, и ты стала любимой доченькой Наташи и Офера, вот и вся история.
  - Выходит - Галь не знал, что я его дочь?
  - Нет, не знал.
  Девушка закусила бледную губку.
  - Габи мой брат? Он знал об этом?
  - Нет, я не знал, - сказал входивший в палату Габриэль.
  - Вот, оказывается, почему ты всячески отговаривала меня от связи с Пати?
  - Да, сынок, я виновата перед всеми, но я хотела, как лучше, я хотела всем сделать хорошо...
  Вера подскочила с кровати и хотела выбежать из палаты, но её перехватил сын.
  Он нежно обнял мать и с высоты своего двухметрового роста нагнулся и поцеловал её в голову.
  - Мама, я тут многое подслушал - ты ни в чём не виновата и думаю, что не стоит искать виноватых, надо просто помочь Пати стать здоровой.
  Если подойдёт моя печень, то я готов стать донором!
  В палату вошли профессор с Галем:
  - Уф, сколько народа!
  Моей пациентке нужен свежий воздух и оптимистическое настроение, а тут только слёзы у всех на глазах.
  А ну-ка, вышли все из палаты, сейчас начнём готовить юную Крумер к операции!
  Он нагнулся над девушкой и доверительно ей подмигнул:
  - На свадьбу позовёшь?
  Патрисия вспыхнула, на бледных щеках заиграл румянец:
  - Позову, обязательно позову...
  Доктор, а можно мама побудет со мной до операции?
  - А кто же ещё, конечно, только маме и можно побыть с тобой, пока мы всё приготовим.
  Так, все остальные на выход, на выход и без разговоров.
  Габи обнял мать за плечи и вышел из палаты.
  - Я там видел кофейный аппарат, попьём кофе?
  Сзади убыстрился стук палочки, их догонял Галь.
  - А меня уже не ждёте, я вам что чужой?
  Мне сейчас, правда, нельзя ничего пить и есть, но время скоротать в компании моих самых близких людей я могу?
  Вера развернулась и упала на грудь мужа.
  - Галюш, ты не злишься на меня?
  - Глупенькая, я ведь очень хотел ещё ребёночка... вот и получил!
  - Нет, это не твой ребёнок - у неё мама Наташа, а папой был и останется в памяти навсегда Офер.
  И чуть слышно прошептала:
  - Галюш, я скоро переезжаю к тебе, у нас через семь месяцев родится доченька...
  - Откуда ты знаешь?
  - Что беременна?
  - Нет, что доченька?
  - Я этого очень хочу!
  - Ну, предки, что вы там от меня опять скрываете?
  Галь оторвался от жены:
  - А ты кого больше хочешь: сестричку или братика?
  - Одна сестричка у меня только что появилась, так что мне уже всё равно, мне не воспитывать.
  - Вера, слышишь своего сына, нам придётся воспитывать малыша самим...
  
  
  Эпилог
  
  
   Выехав на основную трассу, девушка повернула направо и, добавив скорость, понеслась на север.
  Стрелка на спидометре приблизилась к делению - сто двадцать километров.
  - Пати, не гони, успеем.
  Не забывай, рядом с тобой сидит ценный груз.
  - Слышишь, мой самый ценный груз на свете, что ты там копаешься?
  - Да вот никак не могу найти диск...
  - Мам, а какой ты ищешь?
  - Ну этот, с песнями Олега Фрейдмана, хочу ещё раз одну песенку послушать.
  - Мама, а я знаю какую!
  - Ну, экстрасенс, прояви способности...
  - Пожалуйста, я вчера сама её слушала.
  Девушка нажала кнопочку на автомобильном музыкальном центре:
  
  Друзей не выбирают, не находят
  И с улицы не кличут на порог.
  Судьба определяет, случай сводит,
  А этот случай посылает Бог.
  
  Друг - не второе "Я", не отраженье
  И против шерсти гладит иногда.
  Но в трудный час свершений и лишений
  Не надо звать, он сам придёт всегда.
  
  Горячий спор - не повод для обиды,
  Корысть и зависть не найдут приют.
  Из добрых дел не строят пирамиды -
  С друзьями делятся, не подают.
  
  - Мамуль, а почему тётя Вера назвала свою малышку Патрисия?
  - Не знаю, сейчас приедем к Гиле и спросишь у неё самой.
  - А я думаю, что так Галь захотел.
  - Ну точно не Габриэль, тому всё равно, он остался совершенно равнодушен к рождению сестрички.
  - Мам, а ты кого больше хочешь: внука или внучку?
  - Патрисия, ты чего охерела, а ну колись, на каком ты месяце?
  Девушка покатилась со смеху:
  - Ой, не могу, сейчас руль выпущу из рук!
  Мамулечка, я на будущее спросила, а с Ником мы только целуемся!
  Поставлю я тебе лучше ещё раз твою любимую песню...
  
  Друг - не второе "Я", не отраженье
  И против шерсти гладит иногда.
  Но в трудный час свершений и лишений
  Не надо звать, он сам придёт всегда.
  
  Горячий спор - не повод для обиды,
  Корысть и зависть не найдут приют.
  Из добрых дел не строят пирамиды -
  С друзьями делятся, не подают.
  
  
   P.S. Стихи и тексты песен,встречающиеся в романе принадлежат автору данного произведения.
  Песню можно прослушать в авторском исполнении ТУТ: https://www.chitalnya.ru/work/2884455/
Оценка: 8.71*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"