Аннотация: Старик, по дороге домой, рассказывает внуку о судьбе охотника которому не сиделось на месте.
Солнце было уже низко - в его красных лучах Сёмкины руки тоже становились красными. Он метнул последний пук сена в телегу, кинул следом вилы и сел к деду на козлы.
- управился? - спросил дед и легонько стегнул лошадь. Дорога с поля в деревню была хорошо знакома кобыле и дед опустил поводья, давая отдых натруженным за день рукам. Он извлёк из кармана кисет и набил трубку, оперевшись спиной на борт телеги. Прохладный вечерний ветерок обдувал Сёмкины кудри - тот ковырял ногтем мозоль на ладони. Кобыла лениво отмахиваясь хвостом от оводов, в полудрёме, медленно катила телегу в деревню, домой.
Когда Сёмка закончил ковырять мозоль, он, также как и дед, опёрся на борт и начал грызть соломинку. Дорога казалась ужасно длинной и скучной - слева, не спеша, курил дед, сытые оводы привычно кружили над кобылой, та привычно отмахивалась хвостом. Колёса телеги шли точно по старой колее, по которой они ездили уже много раз, справа, далёкой громадой, чернел лес, слева, вдалеке, загорались огни Сёмкиной деревни, оводы отстали от кобылы. На небе появилась луна и звёзды, когда Сёмка заметил одинокий огонёк на самом краю леса.
- Деда, а деда? - спросил он, ткнув задремавшего деда локтем в бок.
- Чего тебе? - спросил, не открывая глаз, дед
- а это вон там чего такое? - спросил Сёмка и ткнул пальцем в сторону леса - вроде огонь какой...
Дед посмотрел в сторону, куда указывал Сёмка, пожевал губами и раскурил трубку. Сёмка ждал, знал эту привычку деда - делать всё не спеша. Дед сделал пару затяжек и, отведя руку с трубкой в сторону, сказал:
- А это, Сёма, старый Этцель, своего Онука ждёт...
- Имена то, какие, ненашенские...
- Ненашенские, вестимо...
- Деда, а давно ждёт?
- так уж тыщу лет, поди
Сёма от неожиданности выронил травинку изо рта
- как тыщу? Так люди ж столько не живут!?
- так он и не живёт - хитро улыбнулся дед и затянулся.
- то есть как это? - настаивал Сёмка
- Расскажу, так уж и быть - посулил дед - да только не перебивай!
Сёма кивнул и пообещал, что не будет.
- Был значит, - начал дед, - народ лесной... как раз тут и жил. Да ты не делай круглые глаза - лес, он раньше в берег Грязнушки упирался, это потом уже отступил, когда люди сюда пришли. Народ тот диким был - в шкурах бегал, медведями себя мнил, а о боге едином и слыхом не слыхивал. Был среди них охотник, Этцель. Молодой, да сильный. Странный он был - вроде охотник удачливый, да сильный, хорош собой... да только жены у него не было. Любили его девки, да только он всё мечтал о другом - взберётся на высокое дерево и сидит. Сидит, да глядит на юг. Чего сидит, чего глядит - поди, пойми его. Уйти он всё мечтал, мир поглядеть, да только старейшины ему говорили, что лес - он повсюду, и нету других племён нигде. Некуда ему идти было, да и нельзя - охотники нужны были. Без них еды не хватало - детей, стариков, да женщин не прокормить иначе было. Не то, что сейчас - на полях еды достаточно сбираем...
Дед замолк. Кобыла всхрапнула и повела мордой в сторону леса.
- Была у них старуха - отшельница, да ведунья. Кхьёллой её звали. Жила от племени отдельно, нелюдимая была. Охотники справно носили ей пищу, боялись сердить - она, как чертовщина в селении начнётся, сама приходила. Устраивала она пляски языческие, нехристь, да всю нечисть и распугивала. Врачевать умела еще... Как то Этцель к ней пришёл и попросил её так наколдовать, так зачаровать, чтоб Этцель мог уйти, при этом оставшись. Старуха просила неделю срока - обдумать всё. Чего уж она там думала, никто не знает. Да только Этцель пошёл к ней через неделю, а вернулся через трое суток - странный такой, ещё более странный и нелюдимый, чем прежде. Стороной людей держался, но охотился лучше прежнего - бывало, на несколько дней в лес уходил - возвращался всегда с добычей. Да непростой добычей - дед прищурился - всё больше кабаны да лоси. Все они страшно убиты были - не оружием людским - клыками. Народ говаривал, что Этцель не сам убивает зверей, а что духи лесные ему помогают. Этцель же ничего людям не отвечал. Скинет зверя со своих могучих плеч, и снова в лес. Однажды Этцель приволок медведя - волоком на ветках в одиночку тащил. Колчан его был полон, нож не запятнан кровью. Изумился народ, хотели, было, пиршество в честь могучего Этцеля устроить. Да тот взял себе лишь сердце медвежье. Другой раз лося, такого крупного, что народ говорил, что это сам король лосиный, Этцель притащил. Но взял себе лишь почки, да печень. Третий раз Этцель принёс кабана, взяв себе лишь кишки. На четвёртый раз Этцель приволок серебряного волка, добычу бесполезную, но знатную. Взял шкуру волчью, да голову...
- а зачем ему, а, деда? - спросил Сёмка
- всё это он относил к ведунье. Кхьёлла взяла сердце медвежье, почки да печень лосиные, кишки кабаньи, да шкуру с головой волчьи и сделала Этцелю Онука. Затем ведунья взяла кровь Этцеля, да и влила в пасть волчью.
- Дед, а дед? - перебил Сёмка
- ну чего тебе? - дед прервался
- А кто такой Онук?
- А ты не перебивай, скоро узнаешь. - пожурил внука дед. - что там дальше было, кто ж его знает? Да только немым вернулся через сутки Этцель. Народ диву давался, да только плюнул вскоре, списав немоту Этцеля на его странности. Тем более, что Этцель продолжал охотиться. А каждый вечер Этцель забирался на дерево и смотрел на Юг, смотрел не так, как раньше, а так, словно ждал кого-то. А его Онук, тем временем, шёл лесами и полями, плыл через реки, видал другие племена и другие деревни, приняв людской облик. Впитав в себя душу Этцеля, он стал на Этцеля похож внешне.
- Так Онук, это и есть душа? - перебил внук
- нет, это вроде как кувшин, в котором вино хранят. Кувшин - тело. Вино - это, вроде как, душа.
- так, а как же сам Этцель жил, если его душа тело родное покинула?
- так и жил - как Петрушка на ярмарках. Вроде куклы, которой человек рукой управляет.
- ааааа... - протянул Сёмка и почесал затылок. - а зачем же тогда Этцелю Онук нужен был?
- так Этцель видел мир глазами Онука, слышал чужую речь глазами Онука, ощущал вкус яств заморских ртом Онука, сам оставаясь в деревне. Да только напрасно ждал Этцель Онука. Старела деревня, старели люди, а Этцель всё молодым был - вечером залезет на дерево, да до утра не слазит. Много лет прошло, и народ Этцеля растаял. Деревню поглотил лес, а Этцель даже и не заметил того. Совсем одичал Этцель - ел сырое мясо, давя лосей да кабанов руками, разрывая их клыками. Жил он теперь на дереве, спускаясь вниз лишь за добычей.
- Дед, а дед? - перебил деда Сёмка.
- ну, чего?
- а чего это он, всё не старел?
- так без души тело не умирает никак.
- воо как... - протянул Сёмка и снова посмотрел в сторону огонька. - и что же он Онука своего назад не позовёт, неужто не надоело?
- так позвал он Онука много лет назад к себе. Да только не дождался - повесили его Онука, ещё когда я маленьким был.
- а за что повесили то? - спросил Сёмка.
- а за то, что в бога единого не верил, да врать не умел. В Онуке то, душа неприкрытой ходит. Честной.
- а как же его повесили, ежели душа бессмертная? - недоумевал Сёмка
- так повесили Онука, а душа, как и вино без кувшина, сама ходить не умеет. Так, говорят, и плачет она, по сей день, под столбом правосудия.
- А Этцель что?
- А Этцель ещё больше озверел - сам ликом на зверя похож, космат да неопрятен. Кто туда, к Этцелю, из людей сунется - того он и сожрёт. Забыл Этцель людей, и не различает более между человеком и, к примеру, кабаном...
- а чего бы ему снова Онука не сделать?
- так не умет никто теперь Онуков делать... церковь давно уже всю эту бесовщину пожгла... - дед замолк, пуская дым из трубки.
Молчал и Сёмка. Думал...
- Дед, а дед? - Сёма снова толкнул деда локтем в бок.
- ну? Чего ещё?
- а огонь там откуда?
Дед прищурился и посмотрел на огонёк в верхушках деревьев.
- аааа...протянул дед, так то не огонь. То звезда сквозь крону дубовую просвечивает.