Он не был чудовищем, я не была красавицей - равно и наоборот - но на его жертвенник люди несли свои страхи, горечи и слабости, а перед моим алтарём человеческие души, словно спелые гранаты, роняли ароматные зёрнышки любовных тайн и молитв о заповедном.

  Он щедро воспалял сердца жаром гнева и жаждой побед. Он громовито хохотал над робкими - и воспрядали духом. Язвил хворых - и восставали из боли.

  Мне приходилось проще - лила бальзам надежд, воскуривала мечтания, вдыхала стремления, сочетала влюблённых, разрешала от бремени...

  В те нечастые мгновения, когда вдруг ни у кого не случалось в нас надобы, мы любили побродить по облакам звёздного газа, посидеть на берегу какой-нибудь из чёрных дыр, зачарованно глядя в их омуты на самих себя, преображённых, преломлённых иными измерениями... Он угощал меня ягодами сверхновых, кружил мне голову на каруселях галактик, я смеялась и просила: "Ещё!" Он целовал меня солнечным ветром, и я доверяла ему свои цветы. Он шептал мне устами в уста острые нежности - а я дарила ему новые миры. Ему нравилось меня баловать - и я баловалась, он радовался моему наслаждению - и я наслаждалась.

  Так текли наши тысячелетия, но однажды к моему алтарю пришёл крепкий сероглазый кузнец и сказал тихо, но страшно: "Ты! Как ты могла? Как ты посмела разлучить меня с любовью? Кто позволил тебе обречь мою женщину на..." Парень не произнёс того горького и позорного, что обжигало ему губы, но глубоко вдохнул и с оттяжкой обрушил на мой алтарь чудовищной силы удар молота.

  Всё произошло так быстро, что никто из служительниц храма не успел предотвратить кощунства, ни позвать охранников... И я сама настолько растерялась, что тут же воплотилась перед святотатцем в первом же пришедшем на ум обличии.

  Он застыл, глядя на меня во все глаза, хотя следовало ему ради собственного спасения рухнуть ниц: даже когда аватара в человеческом образе, на неё невыносимо смотреть - душа смертного корчится в муках благоговения и совести, и те, кто не погибает - впадают в неисцелимое безумие. А кузнец всё глядел и глядел...

  - Ар-Рейя, - наконец произнёс он, а я поняла, что стою перед ним в облике той, из-за которой он пришёл в мой храм. - Ар-Рейя, - повторил он, шагнул через обломки алтаря и прижал меня к себе.

  Я застыла, ни жива, ни мертва, закрыв глаза и сжав кулаки - от парня неистово хлестало чувствами. Меня пронзало его восторгом, изводило его тоской, рыдало отчаянием, жгло трепещущей и робеющей от самое себя нежностью...

  - Ар-Рами, - сами собой произнесли мои губы имя того, кого единственного и ждала во все времена моя душа... девушки, которую парень сжимал в объятиях, ещё не веря, что может поцеловать, взять за руку, увести в свой дом, сделать матерью своих детей.

  И словно зазвенели серебряные колокольчики - это натянулись и одна за другой оборвались нити между мной и аватарой... нет... Ар-Рейей. Некогда девушка была в числе служительниц моего храма, я отмечала её своими дарами - она славилась среди лучших врачевательниц сердца и повитух, несмотря на юность. Её прочили в жрицы, а там, как знать, могла бы стать и верховной, но девица совершила запретное: полюбила мужчину сильнее призвания служить мне. Полюбила, ничком лежала возле вот этого самого, сокрушённого сейчас, алтаря, умоляя моих прислужниц простить её предательство, её отступничество.

  И я бы ничуть не возражала, ведь и замужем оказавшись, могла бы Рейя принимать роды и как-либо ещё мою Силу миру являть. Не храмовой служкой, пусть, но всё же... Однако законы моих жриц были непререкаемы и неумолимы: отступниц от служения продавали в рабство содержателям публичных домов. И я не могла возражать жрицам: их служение кормит мой дух, их труд в храмах подкрепляет мою плоть. За то я возвышаю их авторитет, ниспосылаю Силу и чудеса... и я со стыдом вспомнила, как закрыла лицо своё, когда уводили рыдающую Ар-Рейю, когда срывали с неё хламиду служительницы и, выгнав голую на прихрамовую площадь, выжигали на лбу тавро продажной девки, надевали ошейник...

  Ар-Рами не было тогда в городе, а когда он вернулся и с ужасом всё узнал - Ар-Рейю уже продали какому-то заезжему купцу с севера, и увезённая в непривычные холода южанка сгорела от них в несколько дней... Бросившийся по следу Ар-Рами надеялся хотя бы могилу найти, чтобы там же и свои дни окончить, да не хоронили в тех краях рабов, как людей...

  И он вернулся - обвинить в преступлениях меня, обрушить моё средоточие - алтарь...

  И вот, обняв свою живую и невредимую Ар-Рейю, он уходит, не оглядываясь, а я стою на коленях посреди погромленного моего храма и кричу от раздирающей всю сущность боли. И осыпаются фрески, и бегут трещины по стенам к куполу... Визжат, мечутся, разбегаются служительницы, жрицы, и даже верховная, подобрав хламиду, торопится прочь от поверженного божества... Жизни мне остаётся ровно столько, сколько продержится купол... обрушится он - исчезну я...

  И вдруг Рейя останавливается, взглядом просит у Рами прощения, подхватывает отбившийся от алтаря кусок, перебегает площадь и опускает осколок на жертвенник Того, Кто забирает страх...

  И он ответил на зов её души, не мог не ответить, ведь жаждал, неистово жаждал того сам!

   Выгибая ветви деревьев и вздымая пыль, могучий вихрь его Силы пронёсся над городом, ударился в стены моего храма. Застонали и сошлись трещины, поднялись фрески, укрепились основание и купол. Вот восстал из обломков алтарь, вот и спина моя может распрямиться, вот могу уже посмотреть в глаза кузнецу и его любимой и прошептать кровящими губами:

  - Простите, люди... будьте счастливы.

  

  Первенца Ар-Рами и Ар-Рейя назвали одним из имён Забирающего страх, а родившуюся годом позже девочку - одним из моих.

  Законы храма с тех пор пересмотрены, и всякая, кто способна служить мне, более не обязана нести эту повинность пожизненно. Если встречается ей тот, к которому спешит её душа, храм отпускает, да с приданым и с моим благословением.

  А мы с любимым по-прежнему в свободные от работы мгновения уходим побродить по облакам звёздного газа или посидеть на берегу какой-нибудь чёрной дыры, чтобы в омуте её подивиться на самих себя, преображённых, преломлённых в иных временах и пространствах.