Фомин Аркадий Богданович. Стихи и стихи в прозе

Фомин Аркадий Богданович : другие произведения.

Стихи и стихи в прозе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]

Ссылки:

Оставить комментарий © Copyright Фомин Аркадий Богданович (bastard_of_orlean@mail.ru) Размещен: 21/03/2015, изменен: 21/03/2015. 82k. Статистика. Сборник стихов: Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Просто стихи о Любви. О Любви, что "долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится,не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит, НИКОГДА НЕ ПЕРЕСТАЁТ...

Мольба.

На замки закрыты двери, закрыты и окна.

Одиночество, Вера, друзей - ноль,

В пустоте и молчаньи живу и мокну -

Пот выводит из тела соль.

Туман. Ночь.

Души волки.

Слова - прочь,

Сердце - в осколки.

Господь Бог,

Прости грешных,

И дай срок

Для слов нежных.

Грехи. Спесь.

В груди ножик.

Со мной здесь -

Властелин мошек.

Святой Лик,

Отбрось беса,

Услышь крик

Пустого леса.

А ей дай

К тебе рвенья,

Даруй Рай,

В нём - спасенья.

Она. Он.

Я - третий лишний.

Здесь - мне стон,

Там - огнь нижний.

Прости нас,

Господь Милый,

Услышь глас -

Моей Силы!

Я виноват.

За то и мука.

Мой путь - ад -

С ней разлука.

Бог-Отец,

Сын, Дух Святый -

Ты мой ловец,

Кулак сжатый;

Ты дай мне

Любви,Веры,

Я здесь в огне

Чужой меры.

Я б здесь сказал

Слова Надежды...

"Наедине.

Как и прежде..."

Любимой...

Словно ночь, объявшая город,

Словно город, построенный в честь

Королей, воспевавших холод

Дев сердец и горячую месть.

Так очей озарённая зелень

Открывала мне то, что я скрыл...

Эта тёмная, тёмная зелень -

Воскрешение сломанных крыл.

Словно ведьма сварила зелье,

Замешала адский цветок,

Залила горе, боль и веселье

И дала мне выпить глоток.

Только сердце, что с лучшим венчано,

Чем безумный, слепой поэт,

Обречённый жить без женщины,

Даст лишь тьму, без прав на свет.

И иного желать - нет надежды,

Я останусь верен любви,

Поменяю свои одежды

На отраву людской крови.

Только зелень и эта улыбка

Из души не уйдёт никогда...

Я испил колдовского напитка,

Чтоб горела твоя звезда!

Помру...

Каждую, каждого добавлю в список избранных,

Но вот уже и сам я - в числе загрызанных.

Сегодня радовался небу,

Теплу, воде, постели, хлебу.

Завтра тоже будет вечер,

Мне опять станет легче,

Опять: "Да воскреснет Бог",

Опять: "Расточятся врази Его"

Но как же я мог

Лишить себя счастья своего.

Ни одна ни ответила: "Да",

Ни одна ни ответила: "Да" по-настоящему,

Если впереди - раскалённая сковорода,

Спастись бы только впереди стоящему.

Священная Дружба продана,

Одним из продавцов был я сам.

Цепь единства, что мною скована,

Прибита к хвосту и рогам.

Я мужчина, мне ныть не пристало,

И из глаз - не Святая вода,

Надело жить устало.

Да и жить-то куда?

"Некуда" - скажу я вам. -

"Только в сторону Бога".

Но покорный слуга ваш сам,

Не дошёл ещё до порога.

Не спится...

Не спится.

И думаю, как бы не спиться,

Не умереть,

Замереть,

Плеть

Бьёт по рёбрам меня размеренно -

Муки совести то неизмеренные.

В тишине...

Письмо не будущей жене

Пишу,

Себя стыжу,

Брожу

С чем-то прошлым, давно укрытым,

Но слезами ещё не смытым.

Не упасть...

Чёрная, словно масть,

Пасть,

Как страсть

И власть

Поглощает меня и уже смогла,

Приглашает меня в эти залы мгла.

Залы тьмы...

Мир пустынной, слепой тюрьмы,

Стен

Нет, нет вен,

Крен

Корабля моего бумажного,

Смерть матросика отважного...

Вот и всё,

Грех мой муки опять несёт...

Прочь!

Уйди в ночь!

Сво-о-олчь!

Я дышу последним дыханием,

К вам, с любовь и пониманием...

Ваш верный оптимист - Аркадий Фомин (с)

Поиск выхода.

Поиск выхода

В пустоте бесконечных стен.

Вдохи, выдохи

Тяжелее, чем рабства плен.

Вот и заперт я,

Между миром и бесконечностью...

Где мои друзья?

Где отрубленные конечности?

Сердце льдом стучит...

Свет во мне молчит,

Злой войны палач

Рукава сучит.

Близок смерти час,

Ещё ближе ад,

Ближе, чем "сейчас".

Нет путей назад.

Робко шепчется,

Льёт речетатив

Тот, кто мечется...

Слышу зла мотив.

Музы новых дней -

Тьмы создания.

Вышел сеять - сей

Мироздание.

Никто, кроме нас,

Только Дух Святой,

Всесмотрящий Глаз

Дарит нам покой.

Но подарок сей

Мы не приняли,

Словно горсти вшей...

В Небо плюнули.

Я был хуже всех,

Веру я продал,

За земной успех

Душу аду сдал.

Мне б назад шагнуть

Пылью времени,

Но пинает жуть,

Шпорой в стремени.

Поиск выхода

В пустоте бесконечных стен.

Вдохи, выдохи

Тяжелее, чем рабства плен.

Вот и заперт я,

Между миром и бесконечностью...

Где мои друзья?

Где отрубленные конечности?

М.

Взгляд совершенный, Он лишь у Бога,

Но отражённый чуть-чуть и тут.

В её глазах Его так много,

А нрав и голос мне сердце рвут.

"Она мила и она прекрасна" -

Слова изящные для других.

Моя любовь для неё опасна,

Зачем же нужен сей грязный стих?

Мне не подвластно её дыханье,

И сердце бьётся - не в унисон,

Так что ж не гаснут мои желанья

И всё о том же короткий сон?

Я видел Море, я слышал Море,

Оно бурлило, и я был с ним,

Но это сон, на яву лишь горе,

И счастье - комната - Древний Рим.

Лёд - в жилах кровь, кровь в жилах - пламя,

Я одинок, середины - нет,

Там, где мы с ней, там Господь меж нами,

Там - середина, и там же - Свет.

Надежда.

Может быть, я увижу, что открыто окно

В серебристой раме, как в любимом кино,

Может быть, средь бескрайних звёзд и небес

Есть благой уголок, где не властвует бес,

Может быть, средь далёких зелёных полей

Место есть для души слишком скверной моей,

Может быть, средь холодных, пустых берегов,

Я найду самый чистый и тихий альков,

Может быть, в этом мире чужого пути

Я найду указатель, как отсюда уйти,

Может быть, не шагнув в бесконечности мрак,

Я сверну, и мой дух не страшит злобный Враг.

Может быть, что-то есть в пустой пустоте,

Затерялось оно в лесной густоте,

Может быть, не лежит оно где-то в нигде,

А сверкает в бескрайней людской доброте.

И падением зла завершится росток

Наших душ, превратившись в прекрасный цветок,

И Господь, что отдал нам свой Пламень для всех,

Победит, наконец, необъятный наш грех.

Что могу я узреть, в том тумане над сном?

Как найду, отыщу свой заброшенный дом?

Где он, где этот путь, что ведёт

В этот дом, где несчастье меня не найдёт?

Я не верю, не верю, что нету окна,

Нет сверканья мечей и дороги средь сна

На яву. На яву лишь паденье одно!

Может быть, я увижу, что открыто окно...

Что есть жизнь?

- Что есть жизнь?

- Жизнь есть полоска света

И бег по ней.

- А что есть смерть?

- А смерть - ничто,

Но тоже - полоска света

И бег по ней.

- А что есть ложь?

- Ложь - это свет,

Что бьёт насквозь

Полоску света.

- А что есть правда?

- Правда есть свет,

Несущийся

По полоске света.

- Что есть Любовь?

- Любовь есть Свет,

И больше, чем полоска света.

- А что есть тьма?

- Тьма - это свет,

В котором нету света.

- А что есть этот свет?

- Сей свет - есть прах

Иль нечто больше праха,

Но меньше света

И меньше Божества.

- А что есть тьма

Для такого света?

- Такая тьма есть свет,

Такая тьма - Любовь,

Любовь,

Любовь

И рядом -

Безнадёжность.

- Что есть надежда?

- Надежда есть палач

И лучший в мире лекарь.

Палач уходит - умираем мы,

Приходит лекарь - мы опять воскреснем.

- А кто есть Он?

- Он есть Любовь, Надежда,

Он есть Вера.

- А что есть битва?

- Битва есть тьма и свет

В любой душе.

- А что есть дух?

- А что есть ты?

Дух - лучшее в тебе.

- А что такое прах?

- Прах - то, что было,

И то, чего не стало.

Прах - "пустота"

И прах - чего не будет,

Не есть и не приидет

Никогда.

Но в этом мире

Было, есть и будет -

Всегда.

- Что есть полоска света?

- Она - сияющий поток

И, в некотором смысле, - жизнь.

- А что есть жизнь?

- Жизнь есть полоска света

И бег по ней...

Схема жизни или поделки из канализационных отходов.

Верлибр-поэма, написанная одним молодым человеком, который хотел любить людей.

На самом деле, я никогда не знал, что случится после,

Да и о прошлом довольно не6ольшое количество информации упёрлось мне в память.

Однако важнее узнать то, в каком находишься русле,

Чем изменять направление ветра в своей голове за бесплатно или рублей так за пять.

Впрочем, и за миллионы этого делать не стоит,

А поднимать крышку от унитаза, прежде исполнения первой мужской необходимости - это важнее,

Чем слушать, как кто-то околобессмысленно "троллит",

Порою похабно, - и это вместо того, чтобы сказать: "Будь нежнее".

Персонажи и алкогольные напитки,

Определённо мировая структура - это кака,

Не брошены в меня золотые слитки,

А брошены помидоры и съеденная собака.

Ещё я начал прочнее понимать, зачем меня учили плавать,

После того, как узнал, что фекалии не тонут в воде,

Но я, как и вы, буду и дальше жраку хавать,

Предрекая и вспомнив приговор на суде.

А ещё интересно - ласкать женскую грудь и бить ближнему лицо помогает сила в руке,

А не Вера, Любовь и Надежда,

Впрочем, мне ли говорить, ведь и сам я в полупустом кабаке

Позволяю захотеть себе срывать с меня одежду.

Я очень хочу любить людей, но мне это с трудом удаётся,

Кроме того, я и сам алчно жажду любви,

Но пока всё, что мне достаётся -

Это метафоричные поцелуи чей-то обуви.

У героя этой поэмы нет девушки, и он не намерен её заводить,

Но это не значит, что к нему нельзя приставать

С просьбой домой проводить

И разделить кровать.

И вот ещё - лучше её улыбки я никогда ничего не видел,

Разве что глаза той - другой,

Я так хочу, чтоб глас мой никого здесь не обидел

И не нарушил внутренний покой.

Ведь я не призываю свергать королей,

Вешаться из-за потерянного счастья,

Сеять распри политических мастей

И агрессивно преодолевать препятствия.

Неудачно конечно, но я стараюсь делать только то, что сказала курица,

Преодолевающая границы миров,

Ведь если делаешь что-то не из-за любви, то небо хмурится,

И разрушается немой покров.

Теперь обратно в том же духе,

Умчалась радость и любовь,

Умчалась песня Вини Пуха,

Теперь обратно - вновь и вновь

Разрушается немой покров,

Преодолевающий границы миров

И - агрессивно - препятствия.

Стоит ли вешаться из-за потерянного счастья?

Я не нарушил внутренний покой,

Разве что глаза той - другой

Жаждут делить кровать,

Но это не значит, что к ней нельзя приставать.

Это метафоричные поцелуи чей-то обуви,

Кроме того, я и сам жажду любви,

Позволяю захотеть себе срывать с меня одежду,

И в этом нет ни Веры, ни Любви, ни Надежды.

Я предрекаю и помню приговор на суде,

Я узнал, что фекалии не тонут в воде

И брошены помидоры и съеденная собака,

Определённо, мировая структура - кака.

И это вместо того, чтобы сказать "Будь нежнее",

Ведь поднимать крышку от унитаза, прежде исполнения первой мужской необходимости - это важнее,

Чем изменять направление ветра в своей голове за бесплатно или рублей так за пять,

Впрочем, о прошлом довольно небольшое количество информации упёрлось мне в память.

Не нужно отводить глаза и прятать в карманах деньги, почувствовав запах нищего,

Нам тяжелее признаться народу в алчности, чем девушке - в любви,

Прошу прощенья, если наговорил здесь много лишнего,

Но лучше пачкаться в навозе, чем в крови.

Двусмысленность - это почти что бессмысленность, которой надели много шёлковых нарядов.

Чтобы это понять, достаточно посетить пир во время чумы,

Где нет надуманных обрядов, нет божества, нет ядов;

Где лишь безумства полные умы.

Если хотите знать, почти бессмысленность - это и есть любовь,

Всё остальное - ложь, злоба, гнев, непродуктивность -

Бесспорные помощники ни в чём. Однако вновь

Бессмысленность рождает террор и активность.

И ещё - не сложно быть козлом отпущения,

На самом деле, это просто, нужно и важно.

Надо жить без поиска мщения,

Как бы ни было это отважно.

Жизнь быта, говорю я, так похожа на войну:

Обёртки, бумажки, окурки

Шкурки

Жена, машина, работа,

Забота

О малом, пустом и ненужном.

А казалось бы, необходимо плавать в потоке быта,

Чтобы не остаться у разбитого корыта.

Но вместо этого - и зиму, и лето, и осень, и весну -

Мы играем в войну.

С криками:

Бей,

БЕЙ,

Мы бежим на тех, кто сильней

И нужней,

Разбивая порядок слов, снов

И основ;

Заменяем ежедневными склоками

Любовь, Правду и Мир,

Привыкаем к такой жизни, потоками

Мчимся от благовоний и лир,

Наступаем на пятки предшественникам

Верим в непоколебимость обещаний,

А ведь каждый мог бы стать путешественником,

Прощающимся и уходящим без прощаний.

Открываю глаза поутру и злюсь,

Очухиваюсь, встаю, ищу путеводитель

И, если в состоянии, молюсь,

А порой, мне кажется, что я Апполион-Губитель.

Так живу и плаваю, раскачивая лодку,

Прохожу по краю могил,

Сижу, как дурак пью водку

И пиво пью, как кретин.

И мне ли говорить, что я не от мира сего,

В то время как лгу, краду и убиваю?

Устал жить без веры и не знаю, спросить у кого,

Что я творю: леплю иль разбиваю?

Песня.

Падение вниз для несущего крест -

Схождение в мир из вечной плети,

Где странный князь тех страшных мест

Неугомонно ставит сети

Для грешных душ и для моей,

В руке сжимающей кровавый

Калёный меч - ошибок змей -

Судьбы слуга верный и правый.

Но я не плачу и роптать

Не стану на дорожку злую,

На тех, кто стал её топтать,

Могилку выровняв родную -

Что вдавит грудь мне и вовек

Не даст душе восстать из праха,

Не даст поднять мятежных век,

Но я гореть буду без страха.

Ведь видел Свет и чуял Тьму,

Но шёл тропинкою слепою

И собирал в свою суму,

Вместо любви, стекло пустое.

Всё ж я любил, да и люблю,

И верю в Истину Святую,

И, может, душу выкуплю,

Но, сомневаясь, негодую.

А кто пойдёт моей тропой,

Тем прекословить я не стану,

Лишь дам им щит, что нёс с собой,

Перевяжу тряпицей раны.

И пред закатом, на горе,

Я встречу множество рассветов,

А на последней, на заре

Я улечу в страну ответов.

Хозяин рабов.

Я создаю мир без света,

Земля его чёрным солнцем согрета.

Там поют припевы, но без куплета,

С небес дождь- стрелы арбалета.

Небо украдено. Я тому виной.

Я покупаю души, не стою за ценой.

Все люди- лишь рабы. Я- их власть.

Они наслаждаются похотью всласть.

Я прихожу, забираю их в ночь.

И исчезаю- прочь.

Я наслаждаюсь пресной игрой,

Но в жилах моих- огненный гной.

Каждый цену на себя набивает сам,

Но никто не знает, сколько я за душу дам.

Любой мой раб сильнее меня,

Но течёт моя гордыня в их жилах звеня.

Я отдаю себе отчёт в поражении,

Но не знает даже Он о моём решении.

Я поражён, порабощён. Я распят.

Но мои рабы меня освободят.

***

В бесконечности разорванных небес

Слёз давно не видели моих,

Смысл жизни - бесконечный интерес,

А смерти нет - есть только вечный стих,

Который жизнью называем мы,

Где прозы нет, а правит поток рифмы.

Я, как и все, не избежал земной тюрьмы,

Которая - порок из грязи в виде нимфы,

Зовущей в вечной эйфории сад,

Где розы без шипов, плоды навечно утоляют голод,

Любовь светла, играет праздничный парад;

А, в сущности - смерть, страх, злой ветер, жгучий холод.

Я лгал и тем же отвечал мне мир,

Любовь ломая, дружбу предавая,

А я прощал, рыдал, кричал в эфир,

Бессмысленно вопросы задавая.

Вот так крошились кости беглых душ,

Среди которых мчалась и моя,

Мечтавшая сорвать беспечный куш.

Всё, как сейчас, и она всё ещё твоя,

Моя любовь с закрытыми глазами.

Не вся, а лишь её печаль и страсть,

Пропитанная мёртвыми слезами.

Не в силах побороть я твою власть

Над моим сердцем и моей любовью,

Направленную только на добро.

Я пропитался и умылся кровью

За сделанное мне и мною зло.

Мой мир.

Мой мир - это замкнутый ад,

Из которого выхода нет,

Люди - стадо из множества стад,

Время труп превращает в скелет.

Время труп превращает в скелет,

Быль любая кончается сном,

Всё в развитии - в Тьму или в Свет,

В направлении том иль ином.

В направлении том иль ином

Каждый движется с бешенством Тьмы,

Бог творцом был в мире земном -

Разрушителями стали мы.

Разрушителями стали мы,

Потому что забросили Сад,

Данный в дар нам из светлой сумы.

Весь мой мир - это замкнутый ад.

Свет погас.

Свет погас. И в серости пространства

Неумело возникал твой образ,

Я не владелец своего убранства,

А просто пустоты в пустоты выброс,

Заключённый запертой свободы,

Что против ветра шёл спиной вперёд,

Ворон одинокий, из породы

Чёрных птиц, белеющих пород.

Выцветшие крылья их мерцают

В постоянстве пустоты ночной,

Выше всех и ниже всех летают,

Только я и среди них чужой.

Я хотел заплакать. Плачу?

Я хотел быть мёртвым. Мёртв я.

Я - никто. Я ничего не значу.

Воин, прыгнувший на собственные копья,

Выхода незнающий из комнат

В лабиринте грусти и познаний.

Знаю, что никто меня не вспомнит

На земле несбывшихся желаний.

И по мечте банальный реквием

Звучит во мне, как страшный вечный марш.

Ах, как хотел я жить без злых проблем,

Но каждый день судьба рубила меня в фарш.

Я видел кровь и боль,

И смерть, и зло, и униженье,

Мне сыпали на раны соль

И осуждали на сожженье.

В страшном пламени горела в дым любовь,

В тёмном море слез она тонула,

Красавица, что заморозила мне кровь,

Мои страданья в вечность затянула,

Распиная на кресте холодном

На Голгофе памяти прекрасной,

А я всё равно в мраке загробном,

Люблю её любовью самой страстной.

Мир, закрытый от меня крапивой

Стал небытием в моём мышленьи -

Выпить бы сейчас бутылку пива -

Банальное, но нужное стремленье.

Я ждал.

Я ждал, когда ты ответишь мне,

Я любил тебя безумно,

Но всю свою жизнь я был заперт во сне -

Побеждать сон - неразумно.

Это так убивало мой тесный мирок,

Это было моим покаянием,

Но судьба подарила мне жизнь, как пирог,

Наблюдая за моим состязанием

С собою самими. И без Веры

Я по жизни иду, как во мгле,

Но имея её хоть немного в размере,

Возношусь в небеса на крыле

Одном - второго не надо,

Да я и не заслужил,

Ведь убегая из стен злого ада

Хлеб любви своей я раскрошил.

А ты не сказала ни слова

И молча, любила того,

Кто поливал меня потоком крика злого,

Как вспомню я миг взгляда твоего.

Он обвинял меня, в том, что не вежлив,

Но я ни слова брани не сказал.

Когда бросаюсь в сон, вмиг очи смежив,

Хочу, чтоб голос твой меня позвал,

Но ты молчишь - я мучаюсь во сне,

Печаль и Мудрость - вотчина моя;

Мне снится, что я - всадник на коне,

Летящий в ад с обрыва, смерть кляня,

Которую люблю я на яву.

Ты схожа с ней любимая моя,

Я мало кем, кроме тебя живу,

Но ты одна молчишь, в меня плюя.

Мной дан обет, что я предателей прощу,

Что я не завершу своей борьбы

Со злом в себе, а то, что упущу,

Всё, как венок брошу реке судьбы.

Нет сил, в себе держать гнев мудреца,

Нет сил, в себе гасить любовь,

Желаю тщетно смыть со своего лица

Запёкшуюся - из сердца страха - кровь.

Свет медленно гаснет.

Свет медленно гаснет,

В пространстве незыблемой тени,

Моё сознание вязнет

Во вселенной мёртвых движений

Мыслей о чём-то большем,

Закованных в моей голове.

Знания о плохом и хорошем

Я узрел, лежа на траве

Мёртвого мира судей,

Забыв про пространство и время,

Вдали от городов и людей,

Плодящих гнилое семя.

Во мраке лучше, чем при сиянии,

Ибо в нем скрыт истинный свет.

Я желаю застыть в одном состоянии,

Замереть, словно портрет,

Обрести Высший Покой,

Веру, Мудрость, Добро и Любовь,

Но вокруг меня быта зной,

Мирским злом рассечённая бровь.

Я в молчании ищу ответ

На отсутствие проблемы,

На вопрос, которого нет,

На неведомые миру дилеммы.

И при Солнце, и при Луне,

Я хочу, чтоб всегда была ночь -

Моя мудрость купалась б в печали вине,

И от мира бежал бы я прочь.

Дуэль.

Пётр стоял под проливным дождём. Напряжение, которое никогда его не покидало, теперь исчезло. Если бы сейчас он подумал о красивой пуле, несущейся сквозь мириады молекулярных сплетений, то, быть может, избежал бы своей смерти. Но это сложно предсказать наверняка.

За пару мгновений до случившегося произошло целое множество событий. Когда Дмитрий уже вскинул руку, чтобы выстрелить, сквозь тучи заблестело солнце. Мир не хотел замирать, да и не умел, но разве мог он управиться со стремительной Мыслью. С девственной, почти непорочной, последней Мыслью. Той самой, которая преследует и отдаляется, заставляя бояться самого неизбежного.

Но в самый момент, страха уже не было. Остался лишь слабый осадок осознания потерянности и ощущения надвигающегося бытия. И Мысль.

Пётр думал, что если пуля вонзится в него, то он уже не сможет играть в покер в английском клубе. Кроме того, что-то подсказывало ему, что прекратится и прочее. Встречи с родителями, поцелуи Жанны, исповедь в Церкви, праздники и потери - всё уйдёт. Взамен придёт новая радость и грандиозное смятение. А если верить отцу Никифору, то неизбежный ад. Почему то сейчас, это волновало как никогда раньше.

"А имеем ли мы право ломать, то, что не нами построено? - думал Пётр. - Можем ли жить по-настоящему? Нет, не можем. А почему? А потому, друг мой Пётр, что не научились жить. Не смогли... А ведь как, казалось бы, просто было существовать в нелепом комоде наваленных, пустых, искусственных вещей! Как просто!".

Поток мыслей - это, конечно, хорошо, но от смерти не спасает. Не получается у него. Впрочем, это излишне самоуверенное заявление. Сейчас вообще большинство слов, действий, поступков и людей слишком самоуверенно. К чему это? Неужто, есть какой-то живчик, заставляющий утверждать то или иное?

Завтра не наступит никогда. Это настолько удивительная фраза, что нельзя толком приглядеться и увидеть всю её простоту и ничтожность. Ведь никто не говорил это мёртвым. А у них завтра уже наступило. По-настоящему.

В момент, когда пуля ласково, с тенью материнского веселья, коснулась ткани нагрудного кармана английского жилета, голову Петра посетила мысль:

"Петька, Петенька, Пётр... вот он - момент истины! Времени нет. Твёрдо понимаешь это. Нет середины между добром и злом. Знаешь это, как свои пять пальцев. Нет абсолютного равнодушия. Нет на земле вообще ничего абсолютного. И даже эта мысль чуточку лжива. С тенью иронии понимаешь и это. Прочно. Прочнее, чем приказ генерала.

Осенние листья сжигают. Снег тает. Реки замерзают, но не текут вспять. Люди живут или не живут. Никто не тот, за кого себя выдаёт, но каждый есть кто-то. Мир полон предрассудков и глубокомыслия, а добродетель и злодеяния наверняка смогли бы существовать друг без друга.

Нет ничего прекрасней любви. Нет ничего добрее любви. Нет ничего мудрее любви. Нет ничего честнее любви. Нет ничего выше любви. Нет ничего реальней любви. Всё - пустое, кроме любви.

Огонь горит. Спящее безумие кроется в его сполохах. И великая мудрость скрывается в глубине. Всегда приятно смотреть, как умирает смерть. Смерть надо убить. Уничтожить, ликвидировать, устранить. Надо одержать победу над тем, что неизбежно одержит победу над тобой.

Надо прекратить воздыхать и роптать. Нужно перестать думать о ерунде, ибо времени осталось мало. Брось... времени нет. А значит, его хватит на всех. Подумай о маме, отце, обо всех родственниках, о друзьях, врагах, сувенирах на письменном столе, о короле Англии, обо всём. Представь, что ты умираешь. Хотя... ты и так умираешь. Даже если бы это было большой ошибкой, всё равно оставалось бы правдой. С самого начала жизни человек занимается тем, что умирает. Большинство поступков это доказывает. А остальные находятся в таком меньшинстве, что принимать их во внимание даже несколько несерьёзно.

Ах, вот ведь как просто! Сначала тебе дают большой подарок-порядок, красивый, настоящий, лучший из всех. Потом ты превращаешь этот подарок-порядок в бардак. В крупный, ужасный, приносящий большие неудобства тебе и другим. Ещё дальше - пытаешься этот бардак убрать. Но прибираясь, ты, в основном, лишь увеличиваешь зону бардака. И доходит до того, что привести всё в порядок не представляется возможным. После всего этого, ты обычно умираешь от удушья и дискомфорта.

Вот и день. Вот и час. Вот и миг. Наступает последняя битва в почти бесконечной борьбе между злом и добром в моей душе. Если пуля уже поняла своим внутренним Шопенгауэром, что пронзит мне сердце, то значит, мне действительно стоит отбросить целый хлам пустых мыслей, заменив их каким-нибудь религиозным и богобоязненным лепетом. Ах, как жаль, что я так и не научился верить. Впрочем, ад, скорее всего, намного хуже, чем представляется, так что боятся нечего.

Хочу любить, хочу верить, хочу жить. Помилуй меня, Боже! Помилуй и прости!

Что-то это всё не то..."

Рыцарь.

Он ехал по ужасно грязной дороге. Весь путь окружала картина выгоревшего хаоса и хлама. "В чужих землях я бился за порядок, а в собственных - только бардак" - думал он. И поистине - поля были некошеные, по краям дороги то и дело попадались пьяные крестьяне, отрыгивавшие "Ваш сьят-ст-ик-во".

Вдруг кто-то окликнул его:

- Эй, Рыцарь!

Рыцарь обернулся. На тропе стоял крепкий парень, очевидно разбойник, державший наизготовку боевую дубинку. Ситуация, до боли знакомая, была также до боли скучной. Так и хотелось пропеть старую феодальную песенку: "Сколько же я вешал, сколько перевешал..."

Подъехав поближе, Рыцарь узнал в парне управляющего деревней. Подобные ситуации не были редкостью. Часто случалось, что в неурожайный год крестьяне, в отсутствии владетеля, становились на путь ножа и дубины. Многие феодалы терпели из-за этого большие убытки, сравнимые лишь с поражениями в феде. Погибнуть в такой стычке считалось позорным, поэтому погибали редко. Всё же, закованные в металл, мастера военного дела, бароны, графы и герцоги не уступали деревенской шушере. Опасаться можно было только слишком большого количества бунтовщиков и шальных стрел.

Рыцарь слез с коня и вплотную подошёл к вражески настроенному управителю.

- Здравствуй, Кори! - громогласно отозвался Рыцарь, снимая шлем. - Не узнал своего господина?

Под железным топхельмом скрывалась красивая длинноволосая голова, на которой держалось столь же красивое мужественное лицо. Кори узнал своего барона. И ситуация оказалась для него опасной. На долгое время воцарилось молчание.

Однако Кори возымел смелость и сказал:

- Дела в вашем владении хуже некуда. С тех пор, как вы нас бросили. Мы терпели нападения бандитов и мелких беспоместных рыцарей-доходяг. Ваш замок и деревня целы, нашими заслугами. Пришла пора платить.

Платить Рыцарю было нечем. Из всего имущества у него были лишь конь, доспехи и меч. Рыцарь не хотел убивать своих крестьян. Но ещё больше он не хотел отдавать последние свои вещи. Он развернулся, сел на коня и двинулся к замку. Кори даже не смог осознать произошедшего. Но загадочно улыбнувшись, пошёл восвояси.

Возле замка рыцаря встретили два легковооруженных крестьянина и поместный священник. Он узнал своего господина, но не мог ничего поделать. Один из бунтовщиков пробубнил:

- Золото есть?

- Нет, - ответил Рыцарь, и это была правда.

- Тогда ты умрёшь, - весело заявил второй крестьянин и наставил на него арбалет.

Умирать Рыцарю не хотелось. Он подумал: "Я не боялся смерти на востоке. Почему же я боюсь её на родном западе? В одном бою я своим мечом добывал кровь десятков бывалых воинов. Здесь моя рука дрожит перед двумя родными крестьянами... Родными! Это ж сыны мои! Братья! Этого зовут Хуг, а второго Абрам. Я раз десять прощал им их неуплаты, раз пятнадцать посылал подарки. Я не хочу умирать от их рук. Вот священник, может, хоть он что-нибудь скажет. Нет, он боится. Боится больше моего. Ведь у него в деревне сын и дочь. Он их бережёт. В пору, когда этот служитель веры был мирским крестьянином, мой отец пользовался его женой. Она наложила на себя руки, а он ушёл в монастырь. Потом, когда мой отец умер, и я стал владельцем замка, этого священника направили сюда для служения верной пастве. А старшая дочь его наверняка моя сестра. Похожа, говорят, на меня... Простите меня, братцы, но не я выбрал вам удел. Да, вы - крестьяне, рабы, но отпусти я вас, завтра же вас или убьют, или приберут к рукам другие рыцари. А может, станете вот такими же разбойниками. Только не для меня одного, а для всего королевства. Тогда ваши головы давно висели бы на кольях столичного эшафота. Да вы ведь, родные мои, не убьёте меня. Любите вы меня. Сниму сейчас шлем, и мы обнимем друг друга..."

И он снял шлем. Но крестьяне не раскрыли рук для объятий. Хуг лишь плотнее сжал арбалет и сказал:

- Ах, это вы, мой барон! Помните мою жену?

Рыцаря словно ударило: "Его жена. Ведьма. Убийца детей. Да, я виновник её смерти. Я её казнил. Мой приговор и только мой. Но есть восемь семей, в которых болели дети. Восемь семей, в которых были любящие мамы. Эти восемь мам по очереди обращались к жене Хуга, веря в её целительные способности. А она давала им крысиный яд".

- Да, помню, - ответил Рыцарь.

- Правда, славная была женщина? - с усмешкой спросил Хуг.

- Не знаю, - ответил барон, - не берусь судить. Думаю, нашему отцу об этом лучше известно.

Рыцарь посмотрел на священника с надеждой. Тот, осмелев, поддержал владельца замка:

- "Не судите, да не судимы будете"

Но вдовец понял это иначе. Он огрызнулся:

- А ты осудил. Осудил мою жену на смерть.

Рыцарь не знал, что сказать. В его голове били лишь странные мысли: "Его-то смерть жены спасла от страшной епитимьи. Все знали о романе Хуга с дочерью местного кузнеца. Он прекрасно знал, как я и аббат относимся к супружеской измене. Мы могли и плетьми захлестать, и в монастырь сослать. А так как жена оказалась ведьмой, то и брак - ненастоящий. И вот ты уже через неделю после казни венчаешься на распущенной девчонке. А потом, как и раньше, пьёшь каждый день в таверне, приходишь и бьёшь свою вторую жену. Впрочем, ты и первую бил. А я что... Я понимал, что это простая крестьянская жизнь. И хоть и наказывал за пьянство и разбой запиранием в церковном каземате, всё же отпускал через несколько дней. Эх... Но я всё равно виноват. Виновен".

- Прости меня, Хуг, - склонив голову, промолвил барон.

- Бог простит, - сказал Хуг и выпустил стрелу.

Пророк.

Бесконечный холод. Он пронзал, словно раскалённый меч, всё тело насквозь. Пара одиноких слёз скатилась по щекам Пророка и возле скудной щетины превратилась в лёд. Память обволакивала сознание, а ветер нещадно бил по лицу. Этот жестокий край поступал так каждый день, но привыкнуть к этому казалось невозможным.

Книгу настиг дрожащий поцелуй. Открылись взору Пророка произвольные страницы. Зашелестел робкий текст, согреваемый паром изо рта. Слова, заученные наизусть, всегда казались новыми. Закончив чтение, мальчик предался воспоминаниям.

Много, очень много лет он провёл в ледяной пустыне. Иногда ему казалось, что прошло десять тысяч лет, но Пророк знал, что, на самом деле, не прошло и тысячи.

Мороз щипал нагие и могучие плечи. Мальчик закрыл лицо руками и упал на колени. Он молился. Мальчик телом и старик душой, Пророк искал покаяния для себя и других, заблудших во тьме. Он шёл на Восток.

Пророк молчал. Князь пристально уставился в спокойное лицо мальчика. Но Пророк молчал. Жгучая боль от упавшей на спину плети пронзила мальчика до костей. Но Пророк молчал всё равно.

Князь приказал приготовить раскалённое железо, но ни одна печь в городе не разжигалась. Он привёл величайших палачей, но они пали ниц перед Пророком. Князь приказал казнить мальчика, но тьма объяла город, и Пророк исчез в ней.

И многие тайные колдуны, ведуны, жрецы и волхвы предали себя смерти. А младшие сыны ушли из города, дабы создать свой род.

За тьмой, на следующий год, пришли враги того города и сожгли его, а Князя утопили в кипятке.

В те дни пришёл в те места Пророк, и враги города схватили его. Но он молчал. Враги города хотели пытать его, но с севера напали на них ледяные гиганты - не бывшие живыми, но повиновавшиеся воле Пророка.

И многие тогда пали ниц перед Пророком. И он говорил им слова.

Сказал Пророк:

- Смерть неизбежна. Покаяние недостижимо. Но кайтесь. Кайтесь, зная, что покаяние ваше хуже, чем гниль земли. Кайтесь постоянно, кайтесь. И не творите зла. Тогда найдёт вас Спасение.

И молвили люди:

- Каемся! Каемся тебе, Пророк!

Тогда впервые нарёкся мальчик этим именем. Он ответил им:

- Не мне ваше покаяние, не мне. Ибо я сам грешен и каюсь с вами! - так сказал и встал на колени, вознеся мольбу.

- Но кому нам каяться? - вопрошали люди.

Пророк сказал им:

- Тому, Который Есть. Тому, Который Сотворил. Тому, Который Есть Жизнь.

- Но кто Он? - не унимались люди.

- Следуйте Истине и узнаете, - ответил им Пророк.

Они же сказали ему:

- Что есть Истина?

- Истина есть Любовь, стоящая на Правде и Смирении. Она полна Милосердия, - так ответил им мальчик.

- Ты ли "тайна тайн", Тот, Который Должен Придти? - спросил его один волхв.

- А кому следует придти? - спросил в ответ Пророк.

- Мы утеряли то знание - промолвил волхв.

- Я тот, кто пришёл, Тот, Кто Придёт за мною - Царь. Владыка Неба и Земли, - сказал Пророк. - Я меньше, чем тень Его.

- Зачем ты пришёл? - изрек голос из толпы.

Пророк ответил:

- Я пришёл вернуть вам хотя бы часть того знания, что вы утеряли.

Тогда толпа сказала:

- Мы пойдём за тобой! Веди нас!

- Я не есть Путь. Я даже плохой указатель Пути. Но я единственный, который есть, - так сказал мальчик, что был Пророком. Затем он наслал новую тьму и исчез в ней.

Епископ Одо и раб.

- Остановись, мальчик, - сказал епископ.

- Да, мой господин, - ответил маленький раб.

- Могу я поговорить с тобой, - спросил старый Одо.

- Вы - мой повелитель, вам и распоряжаться моей волей, - покорно ответил мальчик.

- Каково быть в теле раба? - задал вопрос епископ.

- Тяжело, - вымолвил раб.

- Хочешь облегчить свою участь? - поинтересовался Одо.

- Да, конечно, мой господин, - с надеждой в голосе сказал закрепощённый малыш.

- Зачем? - спросил, с выражением скорби в глазах, епископ.

- Чтобы быть свободным, самому распоряжаться своей волей, - твёрдо сказал бойкий парень.

- Своей волей, - повторил за мальчиком старик. - Тут, мой друг, не всё так просто. Во-первых, важно знать, зачем тебе распоряжаться собственной волей. Во-вторых, задумайся, насколько ты лишён воли в данный момент? В конце концов, ответь, для чего человеку вообще нужна собственная воля?

Раб задумался. Через минуту он ответил:

- Воля нужна человеку, чтобы он мог ей правильно распорядиться. Направить её на добро.

- Прекрасный ответ, - восхитился епископ. - Но скажи мне: имеет ли смысл делать добро, если ты зависишь от другого человека?

- Точнее... должен ли раб следовать приказам господина? - уточнил мальчик. - Если господин велел ему побить собаку, то раб... знаете, мой господин... это все сложно... я не могу на это ответить.

- Я имею в виду, волен ли раб выбирать? - помог парню старик. - Или приказ господина для него неукоснителен?

- Если подумать... раб должен следовать приказам хозяина, ибо он его раб... но раб может быть добрым, даже если его хозяин злой, - пришёл к выводу маленький раб.

- Выходит, ты волен выбирать? - спросил епископ.

- Выходит, что так...

- А что есть свобода, как не свобода выбора и полнота действий? - добавил Одо.

- Всё это так, мой господин. Вот только полноты действий я как раз лишён.

- Пойми, - сказал епископ, - все свои действия ты должен направлять на добро. В этом основная полнота действий. Всё остальное - бездействие и зло. А теперь скажи мне, покорность и смирение - добродетель или нет?

- Сказано, что так, - ответствовал раб.

- Вот и выходит, - заявил старый священник, - что ты свободен.

- Но я, раб, коснею в трудах, - смело сказал мальчик, - а вы, пользуясь плодами моего труда, отдыхаете.

- Разве зависть - это атрибут свободы? - спросил епископ.

- Нет, - промолвил парень. - Но вы ответьте, раз уж сами попросили говорить откровенно.

- Хорошо, - согласился Одо. - Без вас, рабов, мы давно бы погибли, так как неприспособленны и не обучены тем навыкам, которыми владеете вы. Поэтому, можно сказать, что и мы - всего лишь ваши рабы. Но это ещё не всё. Подумай-ка, что будет, если я тебя сейчас отпущу? В нашем мире, в нашем времени очень опасно быть свободным. За каждым углом стоит убийца, грабитель, работорговец. Кроме этого, не имея работы, как ты добудешь себе хлеб? А болезни? Они то и дело кружат по свету. Но, знаешь, я готов прямо сейчас сломать твой рабский ошейник и дать тебе вольную. Если ты попросишь. Но взвесь всё сам. И скажи, нужна ли тебе такая свобода?

- Вероятно, нет, - угрюмо ответил мальчик.

- Ты меня понял, - сказал епископ. - Когда подрастёшь, если поймёшь, что такое свобода, я сделаю тебя своим приемником.

Сказав эти слова, старый Одо повернулся к мальчику спиной и направился в свою сторону. Но он не сделал и двух шагов, потому что упал замертво, пронзённый детским перочинным ножом.

***

Я паладин. Она была в проклятьи,

Трактирщицей и ведьмою к тому ж,

И я сломался пред её заклятьем,

В зачарованьи верил - я ей муж.

Она мне пела - я был словно в сказке,

От поцелуев уходила боль.

Я не узрел - за чернотою маски

Жила колдунья. Что же мой Король?

Король мой плакал над моим несчастьем,

Которое за счастье принял я.

Он сделал всё. Она ушла в ненастье.

За ней ушла и вера, и семья.

Тогда Король призвал меня к спасенью:

"Восстань же, чадо, Я тебя люблю!",

Он дал отца мне для благоговенья.

Теперь о прежних днях я лишь скорблю.

Я паладин. Трактира давно нету.

Ушла трактирщица, а с ней ушло и зло.

Теперь я, кажется, иду дорогой к Свету;

Она - всё верит в колдовское ремесло.

Тандем распался - все о том жалеют,

Лишь не жалею я один теперь.

Я выходя из дома молвлю: "Верю!"

И, запирая дверь, глаголю: "Верь!"

***

Сжимая меч в руках,

Бреду сквозь мрак ночной,

И гром гремит в висках,

И стынет в жилах гной.

Сквозь мира ложь и лесть,

Бегу вперёд, а в теле

Огонь войны и месть -

Casus bell! Casus belli!

Враг злобный у души,

И сложно с ним мне сладить,

Но зло Бог сокрушит

И вечно будет править.

Войну мы объявляем аду,

Да, мы посмели!

За его лжи гадкой плату -

Casus bell! Casus belli!

***

Солнце восстало над небом,

Ветер нашёл свободу,

Птиц накормили хлебом -

Утро сломало колоду

Ночи, безумно мрачной,

Той, что царит над всем миром,

Землёй судьбы неудачной,

Где я жил с палачом и вампиром.

Он был палачом и вампиром,

Скитался в мерцании страха,

Средь алчных, заплывших жиром

Людей - замогильная плаха -

Удел их. Вот утро подходит.

Вампиру пора ложиться

В свой гроб, где сон хороводит,

Но палачу не спится.

Он вспомнил, как был человеком:

Как кровь на руках - малина,

И каждый день кажется веком,

И каждая ночь - невинна.

И каждую ночь тревожно,

Звучат потихоньку лиры,

И люди грешат осторожно,

Чтоб прошли мимо вампиры.

Но всё ж палачи-вампиры

Мимо пройти не смогут

Онём загорятся сапфиры -

Глаза их. И им помогут

Звёзды, луна, ад, грозы -

Звон туч, что небо терзает

И злые ночные морозы -

Всё живое в них замерзает.

И нежный укус вампира,

Чужую жизнь забирая

Возле ночного трактира,

Вампира лишает рая.

И тот, что был укушен,

Лишится Небес вдогонку -

Вампир Небесам не нужен.

Зачем Небеса подонку?

Но вот, гляди, утро настало

Палача казнит луч света.

Он на небо глядит устало,

Словно ждёт от Бога ответа.

И уже потушили свечи,

И уже загорелось сердце -

Это Бог его душу лечит,

В Небеса открывая дверцу.

Эта дверца была открытой -

Мы забили её гвоздями,

А потом с душой неумытой

Покатились с Небес гроздями.

Забивали дверцу всем миром,

А потом выдирали гвозди -

Это мы палачи и вампиры,

Это мы рабы адской злости.

Это каждый из нас укушен,

Это каждый из нас кусает.

И день нашего мира разрушен,

Наш мир вечную Ночь обретает.

И не молимся, павши, Богу,

И в надежде на манну с Неба,

В никуда выбираем дорогу,

Не деля с ближним корку хлеба.

Плачь, воин...

Плачь, воин, плачь о грехах,

Плачь о застывшей слезе,

Плачь об ушедших годах,

О непройдённой стезе.

Ты, воин, шёл из огня

И возвращался в огонь,

Меч твой сёк воздух, звеня,

Был благословенным твой конь.

Рок твой был службой Христу,

Сила твоя, как гроза,

Ты покланялся Кресту,

Шёл прямо на Небеса.

Те, кто был рядом с тобой,

Верили в святость твою,

И в песнях воспетый герой,

Верно нёс службу свою.

Слабых ты защищал,

А бедным милость сулил,

Врагов побеждённых прощал

И Бога всенощно молил.

Бог тебе ниспосылал

В награду Свою благодать.

И ты Любовью пылал,

И в скорби мог бесов свергать.

Но однажды сломался твой меч,

И город разрушили твой,

Враги повелели всех сжечь -

Семью твою и дом родной.

Рушили Храмы, гробы

И ты не мог защитить

Людей, они были слабы,

Их всех повелели убить.

Каждую, каждого смерть

Настигла в городе том,

Ты и адская круговерть -

Вот и всё, что было потом.

Ты выжил, и злоба зажглась

В сердце твоём и в глазах,

От ярости глотка рвалась,

И мир покраснел в небесах.

Ты взял свой меч и пошёл

В земли жестоких врагов,

Всё, что в дороге нашёл -

Лишь пепел средь белых снегов.

К границе врагов подойдя,

Слово "милость" ты позабыл,

И пощады средь них не найдя,

Беспощадно их всех погубил.

В каждый город их ты заходил,

Убивал и детей, и рабов,

Убивал всех, кто в городе жил,

Кто стоял на пороге гробов.

Женщин тоже, а также девиц,

И животных, и мертвецов,

Убивал прокажённых без лиц,

Сыновей на глазах у отцов.

Ослепила ярость тебя,

Ты ушёл за границы в концы

Всего мира. Сжигая, рубя,

Ты оставил земле лишь волчцы

И себя. И себя одного.

Уничтожив всё то, чем ты жил,

Не оставив в живых никого,

Ты кровавую чашу испил.

И так всё, что ты защищал,

В мгновение сам погубил,

Тех, кого ты прощал,

Кровавым мечом изрубил.

Теперь - только слёзы и ад,

Ни смерти тебе, ни любви,

И не вернуться назад,

И теперь твой мир в вечной крови.

Плачь, воин, плачь о грехах,

Плачь о застывшей слезе,

Плачь об ушедших годах,

О непройдённой стезе.

Но однажды средь ада и зла,

В пустоте, где надежда мертва,

Расступилась безумная мгла,

И ты услышал слова:

"Друг мой, следуй за мною,

Я - тот, кто послан с Небес,

Чтобы надеждой земною

Вновь был побеждён злобный бес.

Тебе Бог, друг мой, дарит прощенье,

Только сделай в угоду Ему,

Бесу адскому дай отмщенье

И вернёшься к Отцу Моему.

Есть пещера в долине безводной,

В ней живёт злобный дракон -

Последний живой земноводный,

Нарушивший Божий Закон.

Меч твой великою силой

Должен его покарать,

Ты над кровоточащею жилой

Должен впоследствии встать.

Чтобы очиститься кровью

Живою дракона того,

Диши возвратится здоровье

И жизнь для тебя одного".

Сие получив указанье,

Ты к безводной долине побрёл,

А голос тот, как в наказанье,

Летел за тобой, как орёл.

Вошёл ты в пещеру дракона,

Дракон там, задумчив, сидел

"Эй, ты! Нарушитель Закона! -

Ты крикнул. - вот твой удел".

Дракон, вздыхая, ответил:

"Несчастный! Что же, руби!

Ты ведь раньше был чист и светел,

Для прощенья меня погуби.

Как и ты, я ведь вечно страдаю

В одинокой пещере земной,

И плача, в ночи ожидаю,

Когда смерть возвратится за мной".

Ты над головою меч поднял,

Но не смог его опустить.

Словно что-то ты в тот момент понял,

И не хотел ты ту мысль упустить.

Ты сказал: "Прости меня, враже!

Не хочу причинить тебе зла!

Мы с тобой в крови оба, как в саже,

Не убью тебя! Клятва - скала!"

Тогда сзади вдруг голос раздался:

"Прощение ты заслужил!

Узри же - твой мир воссоздался!

Никого ты в нём не убил!

Но плачь, воин, плачь о грехах,

Плачь о застывшей слезе,

Плачь об ушедших годах,

О непройдённой стезе."

Мартирос.

Даже до последнего издыхания

Ты смог сохранить верность,

Перенёс со смиреньем страдания

И обрёл среди рая безмерность.

Ночной зловещий мрак.

Но мир, как день горит,

В глазах врага страх -

Кровь говорит.

Небес верный изгой,

Твой меч живой летит,

В твоих очах покой -

Святой не мстит.

Огонь твою плоть

Сожжёт и опалит...

Нет, нет, не побороть

Врагу веры гранит.

Среди добрых людей

Ты был хуже скота,

Первый земной злодей,

Но весть твоя свята.

Святая твоя весть...

Изречена не ртом,

Как правда или лесть,

Но кровью и крестом.

На дне людских грехов

Ты обитал во тьме,

Но среди мук стихов

Испытан был в тюрьме.

Свидетельствам твоим

Цены превыше нет -

Кричит кровь: "Элохим!

Лишь ты - Любовь и Свет!"

Чужая боль.

Чужая боль не стучится в дверь,

Чужая боль не попросит хлеба,

И раз человек - самый страшный зверь,

К молитвам его наше сердце слепо.

Мы заперли двери наших очей

И уж не щадим ни блудниц, ни гордых.

Мы, впрочем, герои своих речей,

Безумием ада во лжи растёртых.

Людская же боль и страх мирской

Давно объявили на нас охоту,

Мы сами прокляли вечный покой,

Разрушили истинную свободу.

Осталась надежда ль на нас и в нас?

Да. Всё же осталась, я верю в это.

И знаю, что скоро наступит час

Победы над злом Любви и Света.

***

Три путника шли молча по дороге,

Один был Зодчим, строившим дворцы,

Вторым брёл Царь, стоящий на пороге,

А Третий - Лекарь, в чьих руках венцы.

Они шли молча, но вели беседу,

Нам не постичь совет их без словес.

Но нам разжечь бы свет любви к соседу

И рассмешить суровый лик небес.

Тогда услышим голоса немые,

Тогда мы молча будем говорить

Убьём в себе безумия земные,

Научимся безжалостно любить.

Шли путники. И светел был Строитель,

И Царь ему задал немой вопрос

О человеке, что добра родитель,

Почему родил он столько слёз?

...

***

Душа моя! Тобою я любим.

И сам - люблю тебя. Объятий час. Запястья твоих рук

Я украшаю долгим поцелуем. Молчим.

И тишину любви - пусть ни один не потревожит звук.

Стихи я не ценю. Но ветер твоих взоров

Рождает то сверканье, что виделось поэтам

В момент их вдохновенья. А от твоих укоров

Я счастлив, как безумец - последний в мире этом.

Ждёшь моего молчанья. Не терпишь тишины.

Ты лучшее созданье. В огне зеркал и сна

Горю с тобою я. Со мною - свет луны.

Летаю в небесах и падаю до дна.

Спасибо за любовь. За свет в моей судьбе.

Спасибо за огонь в крови и за ручей

В беззвязье моих слов. За щит в моей борьбе

За то, что я с тобой

- Я твой и я - ничей.

***

О, моя любимая! С тобою насегда

Наши судьбы связаны. И это не беда.

В вечности бессмысленной ты смыслом будь моим,

Я с тобою лишь прозрел, а раньше был слепым.

О, моя любимая! Ты - радость и любовь!

Краску для небес скрывает твоя кровь.

В снах моих невидимых с тобой мы вдвоём

По лесам неведомым рука к руке бредём.

О, моя любимая! Где жизнь моя - твоя,

Там скрывает небо твои слёзы от меня.

Но в краях, где сказки ночью весело поют,

Там для нас с тобою одеяло снов сплетут.

О, моя любимая! Где ты - я, я буду ты.

И пусть наши души будут чище чистоты,

Красивее красоты...

Выше высоты...

Себе и всем.

Увы, мы ненавидим Бога,

Увы, мы говорим в огонь,

Риза наша - кровавая тога,

Наша жизнь - череда погонь.

То гоняетесь вы за нами,

То погонимся на вас мы -

Океана злобы волнами

Зло влечёт нас в глубины тьмы.

Мы чудовищно пропадаем,

Полагая, что мы добры -

Мы друг друга с дерьмом поедаем,

Словно души в аду костры.

Впрочем, это понять не сложно -

Просто встать нам на Света путь,

Но нам хочется жить безбожно,

Мы мечтаем с пути свернуть.

Знайте, нету для нас спасенья,

Наша участь - черви и гной,

Справедливы для нас мученья,

Справедлив для нас ада зной.

Мы погибли, но только отчаянье

Ещё глубже поглотит нас,

Мы не вправе стоять в молчаньи,

Но мы вправе услышать глас.

Мы должны обратиться к Свету -

Невозможно, но мы должны,

Дать ненужную нам монету

Тем, кто миру давно не нужны.

Ведь Любовь - не огонь и не чувство,

Любовь - истины тихий ручей -

Величайшее в мире искусство -

Любовь - дар - наш и ничей.

Но себя обожая, не знаем,

Что такое Любовь и Свет,

"Мимо кара пройдёт" - полагаем, -

"Избежим зла за давностью лет".

Только мнение это наивно

И от зла нам спасения нет,

Лишь Любви до сих пор не противно

Нам указывать, где горит Свет.

Приглашает к себе, умоляет,

Стучит в двери наших сердец

И за нас непрестанно страдает,

И для нас же возводит дворец.

Если думаешь ты, здесь стоящий,

Что всё это - не про тебя,

То ты просто кимвал звучащий,

Что обманывет сам себя.

Смерть.

Смерть - всадник великий,

Что вышел из ада,

Посланник безликий -

И плеть, и награда.

В любви бесконечность,

За смертью зла бездна.

Времён быстротечность

Смертям неизвестна.

Смерть - ада личина,

Огонь не горящий,

Пустая пучина,

Мир ненастоящий.

Всё в смерти, что в мире.

Её справедливость -

Блеф яда в эфире,

Но всё же правдивость.

Всегда умирают

Те, кто нам так важен,

Когда догорают

Огни райских башен.

Бог дал разрешенье -

Смерть с чёрной ухмылкой

Ведёт в исполненье

Приговор вечной пыткой.

Бежать невозможно

От смертного мига,

Но нам слишком тошно

Ждать адова крика.

Нам проще жить жизнью,

А смерть - только завтра,

Запугивать казнью -

Спектакль для театра.

Но смерти неважно,

Что думают люди...

Надеюсь, вам страшно,

Как мухам на блюде.

Надеюсь, теперь вы

Оцените вечность,

А сердце и нервы

Оставят беспечность.

***

Если качество жизни заставляет роптать вас на жизнь саму -

Посмотрите на Небо и скажите Ему Одному,

Что вам в сотню раз легче претерпеть все мучения на кресте,

Чем всю жизнь малевать пустотой на пустом холсте,

И быть может, тогда вы увидите в той Звезде,

Что сияет нигде, но всю вечность горит везде,

От потери и скорби - пламя страшной своей слезы...

И быть может, мы вспомним забытые те азы,

Что внедряли отцы нам и матери в злой ночи -

Уж давно затерялись азы те среди мочи

Тех людей и собак, что живут в городах своих

И не смотрят на Небо и не молятся на Троих...

В городах этих проклятых! Словно дьявол их строил сам -

Переулки блевотины джентельменов и пьяных дам,

Где одни не живут, а другие колют эфир,

Где одни пожирают друг друга, а другие едят зефир,

Где дорога на Небо такая же, как и в ад,

Где для мёртвых возводят прекрасный сад,

А живым не хватает на спирт, нужный лишь для сна.

Только кажется всё же - однажды придёт весна,

Разобъёт эти камни массива жилой тюрьмы...

Жаль, что люди - лишь деньги, рабы городской сумы.

В одеяле проклятья, что наслали мы на себя,

Мы спокойно лежим, идол тени своей любя.

Идол шмоток и злата - вот один для нас только бог,

И мы режем друг друга лишь за яда один глоток.

Лорд Эдвин.

Век героев давно позади...

Лорду Эдвину снится в пути,

Что герои вернутся опять -

Реки зла будут чудом течь вспять.

Лорда Эдвина мучит тоска,

Эдвин чувствует - гибель близка,

Тёмный лес окружает его

И вокруг на сто миль никого.

Скорбный лорд бросил замок и двор -

Подошёл к вратам Англии вор,

У Ла-Манша стоит герцог злой -

Он решил англичанам дать бой.

Эдвин едет - не знает куда -

Король Гарольд - добряк, но беда,

Не по праву он занял свой трон

И надел на главу семь корон.

Был король до него - Эдуард,

Силой - лев, быстротой - леопард,

Мудр как змей и как голубь смирён,

Лишь, как все, был на смерть обречён.

Эдуард перед смертью желал,

Чтобы саксов народ не страдал,

Чтоб не видел войны и огня,

Чтобы жил, веру в Бога храня.

За проливом жил друг короля,

Чья сыта и обширна земля.

Он любил Эдуарда как брат

И помочь Эдуарду был рад.

И война наступала когда,

Шёл на помощь тот герцог всегда,

А король его не награждал

И просил, чтобы друг подождал.

И когда вдруг король занемог,

Он скрывать долги больше не мог -

Завещанье составили вмиг,

И отправился к Богу старик.

Завещание вскрыли - и что ж,

На устах удивлённых вельмож

Имя герцога выжглось: "Вильгельм!"

Он ж француз! Как терпеть их, злых шельм?!

"Нет Вильгельму! - весь люд, как один,

С морей юга до северных льдин

Ярым ропотом клич повторял,

И герой Гарольд ропоту внял.

Гарольд Добрый был братом жены

Эдуарда, и нет в том вины,

Что стоять он решил за народ

И саксонской династии род.

Но Вильгельм был законным вождём

Той страны, что осенним дождём

Очищает саконскую честь.

И задумал Вильгельм злую месть...

От отчаянья Эдвина жжёт,

Конь в безумьи под Эдвином ржёт.

Две дороги - одна в никуда,

На другой - точно та же беда.

Эдвин ищет спасения путь,

Но в дремучем лесу только жуть,

Только древняя кельтская мгла,

И спасения нету от зла.

Дождь по латам колотит как меч,

Эдвин слышит в ночи чью-то речь -

То ли ливень те шепчет слова,

То ль лишилась ума голова.

"Я утешить могу твою боль,

Храбрый Эдвин, ты только изволь, -

шепчет дождь, - дать мне слово одно,

Отпустить свою душу на дно".

"Хитрый дьявол, тому никогда, -

кричит лорд, - не бывать. Навсегда

Мою душу покинь, злобный бес".

И ответил молчанием лес.

Лорд себя осеняет крестом,

Богу молится Эдвин о том,

Чтоб в лесу отыскать верный путь,

Чтоб в ночи вечным сном не уснуть.

Только Небо ни слова в ответ,

И Луна погасила свой свет.

Эдвин делает выбор: "Мой вождь -

Не Вильгелм и не Гарольд, а дождь.

Пусть меня этот ливень ведёт

Сам в тот край, где король меня ждёт.

Пусть решение примет он сам -

Я ему свою волю отдам.

Иль к Вильгельму, иль к саксам в чертог -

От него мой зависит итог.

Нет ни Бога, ни беса окрест!"

И срывает с себя Эдвин крест...

Сотни лет обратились в песок -

До сих пор скорбный лорд одинок.

То на север помчит, то на юг -

Никто скорбному лорду не друг.

Короля до сих пор ищёт лорд -

Кто жесток, этот жаден, тот горд...

Если кто-то достойный - чужак,

Свой король - недостойный простак.

Нет на свете того короля,

Чья б блаженством сияла земля,

Чей бы лик озярял нимб святой,

Чей бы дом - лорду Эду постой.

Иногда недостойным надежда даётся вдруг,

Что придёт к недостойным однажды достойный друг,

Что разделит их тяготы: немощь пустой души,

И безумье, и хлеб, и печаль, и одни гроши.

Пусть греховна надежда та, но другой

Не даётся тому, кто для всех - нелюдь и изгой.

Не умея любить, он желает любить паче всех в миру

И с Небесным Царём возлечь на одном пиру.

Так и я - лишь надеялся видеть в своих глазах

свет любви твоей, радость - в твоих слезах.

Не умея творить добродетель, творю лишь зло -

Может быть, это я виноват, может, - просто не повезло.

В твоей жизни я - риф кораблю, палка в колесе,

Для меня ты - огонь на жизненной полосе,

Что сжигает все горести и все утраты бьёт,

Только роль моя - кнут, что ломает тебя и гнёт.

Я хотел бы быть лучше, но всё хуже я с каждым днём.

Бес поставил мне шах изумрудным своим конём,

Не по правилам оба играли мы этот бой -

Я от беса пытаюсь спрятаться за тобой,

Как за щит, бес кромсает тебя мечом;

И я мучаюсь скорбью, что за моим плечом

Не укрыться тебе, ибо слаб я и слишком глуп,

Чтоб играть с сатаной на душу, как на тулуп.

Только ты всё же любишь меня день ото дня

Только паче. Я ж твоего огня

Опасаюсь и жажду, ведь любовь - это миру свет.

Я надеюсь, любимая, ты поймёшь меня. Если ж нет,

Недостойным останусь я в свете моих заслуг,

Что творил ради дьявола и жестоких бесовских слуг.

Только знай, моё сердце, тебя ради и лишь тебя

На земле я готов испытать все муки и сжечь себя.

О друге...

Менестреля знавал одного я,

Что мечтал постичь пропасть времен -

В вечном поиске Царства Покоя,

Даром скорби он был наделен.

Словно призрак - невидимо светлый,

Друг мой плакал, как плачет лишь дождь,

И куплет, не до конца спетый,

Был ему - друг, хозяин и вождь.

Своим Даром он жег и морозил,

Воскрешал и дарил добрый сон.

Кто его в этот злой мир забросил?

Кто души свет поставил на кон?

Не звезда - его Солнце, а в небе

Ослепительно яркий Анор,

Его счастье не в деньгах иль хлебе,

Его дом - средь потерянных гор.

Доброта заповедного мира

В его сердце журчит, как вода,

И сверкает огнем его лира

Среди злобы людей и их льда.

Доброте заповедного мира

Не прижиться в том мире, где тьма

Обжигает огнем грань эфира,

Коим дышим мы, словно впотьмах.

Бог нас всех одаряет талантом:

Мудрость - старцу и хитрость - ворам,

Силача сотворяет атлантом,

Чтоб тот гордость умерил горам.

Среди сотни жемчужин дороже

Та, что черной зовется. Она -

много реже, прекрасней и строже

И таится в ней чья-то вина.

Так и Дар менестреля - Дар скорби -

Бремя вечности, бремя Любви -

Он склоняет к земле, тяжко горбит,

Но мешает погибнуть в крови,

Что наполнила мир, словно кубок,

От пороков людских и грехов.

Вся земля превратилась в обрубок,

Что гниет средь любви и стихов.

Менестрель же несет свой Дар к аду,

Где расщелина пышет огнем,

Чтобы Дом обрести и отраду, Чтоб Анор воссиял с новым днем.

Оставить комментарий
Размещен: 21/03/2015, изменен: 21/03/2015. 82k. Статистика.
Сборник стихов:

Связаться с программистом сайта.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"
Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"