- Sie sind kein guter Anwalt. Вы - плохой адвокат. Sie gehören nicht in eine Großkanzlei. Вам не место у "больших".
Ему-то виднее, думаю. Но вслух не говорю - не намерен скубаться. Похрену теперь. Нет, я предпочитаю вариант "покерфейс" - молча фиксировать его взглядом, делать вид, что меня этим не проймешь и мне похрену.
- Прошу понять меня правильно - я ничего лично против вас не имею...
Да ну, чувак. Мне твои сопли не нужны. Хорош, кончай этот детсад.
- Вы - квалифицированный специалист со стажем. И проявили себя немалым образом. Но в нашей сфере все строится на доверии. Поэтому ваше пребывание здесь неприемлемо. Эта фирма слишком много значит для меня, чтобы позволить вам остаться.
Позволить. Думает, я выпрашиваю его позволение? Не увольняйте, у меня жена беременна? Да у меня гонор, думаю, усмехаясь самому себе.
Он не ожидал, что я стану усмехаться. Усмехаться, да еще в такой ситуации - в нашей сфере это халатность. Что бы ни случилось, надо оставлять себе все варианты, а не быковать и плевать в колодец.
Да ладно, что это я. Уже тогда, в тот лондонский день, ставший днем N, я не то, чтобы плюнул в ту пучину дождевых потоков, полоскавших того вице-лауреата кубка Карбункула, маячившего передо мной через дорогу. Нет, я смыл тогда все варианты. Все, кроме одного.
А халатность? Нет, я бы не сказал. Это же как вчера: он спросил меня про проджект "Рэббит", а я ведь мог и не отвечать. Но я расслабился, начхал и сказал то, что сказал. Потому что хотел. Так и сейчас было. Нет, вчера он не заподозрил, что это я тогда все сорвал. Слишком уж неслыханно. Он бы и сейчас не понял ничего.
Сегодня он вызвал меня к себе по совершенно левому делу. Обсуждать со мной свой уход и мои дальнейшие перспективы он и сейчас не намеревался, да я и не ждал от него. Нет, он, как ни в чем не бывало, впаривал мне что-то про переработку залогов долей, договоров по целям обеспечения и прочей кредитно-обеспечивающей документации в одном проекте. Будто все, как всегда.
И все-таки не давал ему покоя сумасшедший заяц. Нет, а каким образом эти лопухи из "Рэббит онлайн-маркетинг" нас тогда обломали? Да, проярил я тогдашний его задолб по этому поводу. А узнай он раньше, что это я все утопил - вышвырнул бы меня еще тогда.
И вот он возьми, да и начни этот разговор опять. А я ему - в лоб, мол, наши требования были маргинальны. Мало ли, что там клиент себе возомнил. Это ж не они юристы, а мы. Нельзя же идти у них на поводу и так лажаться.
Никогда до этого момента не видел, чтоб Вольфинг в лице менялся. А кому репутацию терять? У нас ведь, г-н Вольфинг, все не только на доверии построено, но и на репутации. Доверие - это им, клиентам. Пусть доверяют. А репутация - это нам. Нет, этого я ему не сказал. Потому что уже одной фразой ранее добровольно открыл перед ним карты. Разоблачил себя. Так вот какой я.
У нас ведь как - структура горизонтальная, но высказывать собственное мнение, отличное от мнения свыше - дело двоякое. А у меня же высказыванием мнения не ограничилось. Я нажал на красную кнопку. Если кто из наших и подозревает о ее существовании, то вряд ли тем, кто в здравом уме, придет в голову на нее нажимать.
Нет, я не озвучивал перед ним подетально мой звонок "зайцам", но он и так все понял. Не понял только, зачем я так. Все настолько вредительски раскрыть перед Gegenseite, другой стороной, да еще по самоволу, да еще подставив клиента по полной - должен ли я говорить больше? Мне что - взятку дали? Или я просто дурак? Или, судя по тому, с каким заправским нахальством смотрю на него сейчас, чувак я непростой?
В самом деле, тот тип из "Рэббит" мне что - брат родной? Или админ его, техник панковской наружности? Зачем я тогда это сделал? Да не знаю. Но не жалею. Чувствую вдруг, что мне действительно глубоко похрену, что теперь будет, и сделал я так, как сделал. И решения мои не обсуждаются. И я крут, значит.
У Вольфинга нет времени и желания запариваться над бездной моей непонятной ему души. Нет, пусть даже клиент был обо всем не в курсах и вряд ли будет введен, но нарушение доверия - это вышка. И дело принципа. И он предпочитает действовать и действовать незамедлительно. Моя рожа ясно и открыто говорит ему: давай, мол, действуй. Ты вообще въезжаешь, что регулировки-то были очень спорные и провокационные? Нет?..
Но разбором моральных аспектов моих или его поступков мы не занимаемся - здесь не приветствуют пафос. Я и сам его не люблю.
- Вы вправе потребовать от нас... - "Гринхиллз" - для него это еще "нас" -... справку с отзывом о вашей работе. Несмотря на то, о чем мы с вами только что говорили, мы будем объективны. Вообще, - он смотрит на меня в раздумье, будто ждет от меня либо поддержки, либо хоть какого-нибудь проявления недовольства или несогласия, - официальной версией вашего ухода будет кредит кранч. Сокращение в связи с кризисом.
Гори в аду, думаю в приступе буйного веселья. И бумажку свою себе засунь знаешь куда... А вообще - мне похрену. Пусть будет кризис.
Да и кому мне твою бумажку показывать? В наших кругах же как - если кто лажанет, то такое быстро распространяется, тем более - принсипал из Гринхиллз. А чтоб в плане нарушения доверия, злоумышленной подставы клиента - не уверен, что такое вообще было. Прецедентик. Хуже, чем с профсоюзами сотрудничать и - крест на карьере. Так что меня уже не возьмут на работу к каким бы то ни было "большим". Но я не плачу - веселюсь больше.
- Если вы настолько не согласны с нашей производственной этикой, - ага, прорвало его все-таки, - то не проще ли было просто уволиться, как это делают некоторые ваши коллеги, а не срывать проекты?
Да бл...ть, хватит, думаю, теряя уже терпение. Запарил ты меня. Яйца у тебя есть? У меня-то есть. Я одно время тебя даже уважал, а ты сопливый оказался. Зануда. А я считал, что это я - зануда. И - нет, я не удостаиваю его ответом, превращая его вопрос в риторический. А не сорви я тогда проект - возможно сам не допер бы, что с чем-то не согласен.
Я знаю, что теперь будет. У нас не увольняют. Мне будет предложено соглашение по прекращению действия моего договора, и я его подпишу. А потом Вольфинг поставит в известность совет компании. Не знаю, сколько и кому, в каких кругах он расскажет, посчитает ли нужным озвучить. Думаю, сама косячность моего ухода все выдаст. Но не думаю, что ко мне будут какие-то еще предъявы и, понятно, не буду рубиться за отступные.
Завтра суббота, а сегодня - конец месяца. Удобно. Завтра приеду и заберу вещи, а в понедельник ноут, сотку и прочее барахло сдам под расписку пацанам из ай-ти. Надеюсь, у Вольфинга хватит мозгов не переживать, что я прихвачу с собой какую-нибудь конфиденциальную информацию? Тормоз.
Томаса кинули на какой-то проект и его нет сегодня в офисе - это тоже хорошо. Нет надобности заходить к нему и что-либо говорить на прощанье. Кину имэйл завтра, а лучше - в понедельник. Может, еще кому напишу. Пояснять, что проводов с пивом и шампанским не будет или понятно и так?
Почти год назад я, будучи уверен, что меня увольняют, делал прощальный обход. Смеюсь над тем, как далек сейчас от подобного обхода. Смеюсь над считанными минутами, остающимися мне здесь, в Гринхиллз, над тем, как эти минуты стеклянными шариками падают и катятся куда-то, а я не стараюсь их ловить.
Так и не стал я сентиментальным, усмехаюсь. Последний взгляд из окна моего кабинета, который уже не мой, не вызывает во мне ничего, кроме мысли: "Снег пошел".
После этого я накидываю пальто и, никого по пути не встретив, спускаюсь на лифте в подземный гараж. Водрузив задницу на кросс, лихо выпуливаюсь на воздух, потянув по пути за веревку, открывающую гаражные ворота.
- Не подскажете, - останавливает меня на выезде чувак-курьер с толстым конвертом в руках, - у меня письмо, адресованное д-ру Эккштайну по этому адресу, а фирма не указана. Он не из Гринхиллз?
- Не знаю, - говорю я. - Я здесь не работаю.
***
Снег все кружится, но на земле не задерживается. Снежинки на черном... Какого хрена я делаю в Эльзенбергском парке? Оксанка сегодня дома, взяла отгул. С утра ходила к гинекологу на осмотр, и мы толком не виделись. Теперь регулярно туда ходит. Давно хотел пойти с ней, все не получалось. Получится теперь.
В самом деле, какого я тут ошиваюсь? Да ну, типа, домой идти боюсь? Показываться на глаза беременной жене? Здравствуй, родная, я теперь безработный? А ведь правда. А на свадьбе тебе клялся на пособии не сидеть. Казачка дом держит, а казак содержит. И пусть она не казачка, но "дом содержать" - хоть не казак и я, но это же ко мне предъявы. Да-а-а, знала бы ты, за кого замуж идешь. Нет, на пособии сидеть не буду, потому что не буду в ведомство заявлять, думаю. Сам все сделаю и все найду. И - нет, меня не уволили. Я сам ушел.
Снег вроде кончился, а я так и не придумал, с чего начать. Нет, что я сам ушел и что это было мое решение и поступил я, как мужик - это все, бл...ть, сказочно. Но у меня ж семья теперь. Жена. Которая еще черт ее знает, как отреагирует. Может, разревется, может, наорет. Как, мол, жить теперь будем. На что. На ее декретные, что ли. У нее теперь гормоны, нет-нет, может и взорваться или заплакать без повода. Ей и раньше-то много не надо было. А волноваться ей нельзя, вот в чем дело.
Конечно, не потрать я большую часть своих сбережений на квартиру, купленную за чистый кэш, нам на пару годиков вперед вообще можно было бы не переживать. А теперь резервы наши сократились. Мы вели умеренный образ жизни, но и никогда ни в чем себя не ограничивали, так что посмотрим, как будем теперь. А то, глядишь, придется жить... да, на ее зарплату. А после на декретные ее. Ладно, хоть жильем обеспечил.
Мимо меня быстрым шагом проходит пожилая пара, муж и жена спешат на трамвай. Грузная тетка в шляпе бежит впереди, а мужик со спастикой в ногах и руках и боевым настроем на лице ковыляет за ней, еле поспевает, выкручивающими движениями волоча ватные, нетвердые на вид ноги и потряхивая скрученными руками. На каждом шагу он качается из стороны в сторону и кажется, что от любого движения ему должно быть неимоверно больно. Не знаю. Не было у меня проблем с физикой, только если что-нибудь себе ломал. А этот держится бодро. Только если б не его жена, не успеть ему на трамвай, который уже остановился перед зоопарком и двери свои разевает. Она кидается на рельсы, трамваю наперерез, а муж ее, подпрыгивая, ковыляет следом. Мне даже издалека видно, как заботливо она помогает ему залезть в трамвай - не такое это простое дело, когда у тебя ДЦП. Потом она усаживает его на сиденье, сама усаживается рядом и - не знаю, что это там у нее на лице. Плохо видно. Наверное, любовь. А он спокоен и не комплексует вовсе. Уверен, он и в этой ситуации чувствует себя мужиком.
Ладно, пошел. Работу я себе новую найду, куда денусь, думаю. Было б здоровье. А не будет его - вон, главное - любовь.
***
Медляк. Хриплый мужской голос поет что-то по-французски.
- Привет, котик, - целую ее. - Это чего - новое что-то?
- Старое. Гару, "Читай по глазам", - пританцовывает она бедрами.
В доме все окна нараспашку, пахнет свежестью вымытых полов да талым снегом с улицы. Но все это еще на лестничной площадке забивает одуряющий, душистый, несравнимый ни с чем запах пирогов по триполитовскому, бабушки Зоиному рецепту.
- С капустой, - поясняет она, кивая на духовку.
Я тоже киваю, хоть по-хорошему и выказал бы больше восторга. Но я вдруг чувствую, что дико устал. Что кирпич на моей морде - это круто, но очень утомительно, и сейчас он делся куда-то. Кроме того, поднявшись - не на Мон Блан, к нам на четвертый этаж - чувствую упадок сил, как будто это я беременный. Поэтому сейчас смотрю на нее молча, прислонившись к стенке, откинув назад башку, и она, полагаю, читает у меня на лице эту самую усталость.
Она откладывает в сторону полотенце, отряхивает, затем отмывает руки, они у нее еще в муке были, подходит ко мне и берет мое лицо в обе руки. А потом спрашивает спокойно и даже ласково:
- Ну что? Всё?
- А ты откуда узнала? - только и хватает у меня сил спросить.
- Сальвина мне вчера сказала, мол, муж от "гринов" уходит, переходит к нам.
Вот как. А вчера - ни слова, что знает.
- Он не нашел, где приткнуть тебя?
- Он и не искал.
Я мог бы ухватиться за то, что она уже располагала информацией и была в какой-то мере подготовлена, но я не хочу. Я не знаю, что это - ее ли спокойный, сдержанный тон, участие ли в ее глазах. Только в этот момент я ясно понимаю, что не собираюсь толкать ей версию Вольфинга под кодовым названием "кризис". Нет, я решаю, что не нуждаюсь в его версиях для печати и сам в состоянии решать, что мне говорить жене. И я вываливаю перед ней всю правду своего ухода, все его детали. Даже про чувака-панка не упускаю.
- Просто так совпало, - завершаю, пытливо вглядываясь в ее лицо, - а тут еще кредит кранч.
- "Кредит кранч"? - она сжимает кулаки, а на лицо ее наскакивает бешеная улыбка. - Кредит кранч. Вольфинг, сука. Вот он пи...дюк е...анутый.
Когда в последний раз слышал от нее матерки, это было тем незабываемым камнедолбящим вечером, когда наш общий друг Рома Длинный наплел всем, будто сделал с ней нечто, а за это я разбил ему е...ало. Но тогда она была, как говорят здесь, "полусильной", "печеной рыбкой" - щеглихой, подростком, то есть. Теперь матерки из ее уст звучат иначе.
Она словно размышляет вслух: "Урою же, суку. Гада...".
Тут уж смешно становится мне. И тоскливо. Неужели она все-таки начнет сейчас истерить, и мне придется ее успокаивать?
- Оксана, ты чего? - спрашиваю устало и раздраженно. - Кого ты уроешь? Проснись.
- Не-е-ет...
- Так, остынь, а, - жеще уже. - Говорю тебе: сам ушел. Это мое решение было. Если бы не спалился перед ним нарочно, он бы так ни во что и не въехал.
- Но зачем он так? Какая ему теперь разница, он же уходит?
- Дело принципа. В отличие от меня, он в Гринхиллз по призванию, че тут непонятного. И у вас тоже будет по призванию. И вся эта хрень - его призвание. И вообще, мне положить и на него, и на Гринхиллз, и на всю эту хрень. Оксана, я найду другую работу.
- Конечно, - говорит она спокойно и уверенно, типа, не сомневается. - Ты у меня - умный, суперкрутой юрист.
- А ты почем знаешь?
- "А я почем знаю"? - передразнивает она. - Да уже "по том", что ты лучше меня. Ну иди сюда... ну что ты колючий такой, а... и сердитый... - она почти насильно притягивает меня к себе и целует. Потом тыкает мою голову к себе в живот: - Так и не поздоровался с нами, как вошел... А мы скучали... - Трется об меня щекой, бормочет между поцелуями: - Андрюшенька, главное, чтоб ты у нас был жив-здоров... это ж главное... а где пахать - найдешь, мало ли... "кризис", ага...
Сказочки, думаю сердито.
- Найду, конечно, - говорю ей опять, мычу ей в живот. Потом, вскинувшись: - Только рыть никого не надо, поняла?
Она в ответ только прищуривается. А потом, оторвавшись вдруг от меня, шлепает меня по заднице и со словами: - А ну, сгоняй в магазин, - посылает за какой-то фигней.
Правильно. Если бабки домой не приносишь, то хоть по хозяйству помоги, думаю с неудовольствием, но иду, конечно.
Сейчас дни всё короче, и когда я возвращаюсь, уже темнеет. Но она так и не зажгла в доме свет.
- Блин, вот у тебя дубак тут, - говорю. - Окна чего не закрываешь? Не замерзла?
Она отрицательно качает головой, обнимает меня руками за шею и говорит просто:
- Потанцуй со мной.
У нее играет уже другая музыка, не быстрая и не медленная, ритмичная. Чувак поет спокойным, задумчивым голосом на испанском, будто рассказывает что-то, а ему подпевают гитары - акустическая, электро, бас держит бодрый ритм. В доме запах триполитовского пирога, который, наверно, уже готов. Есть охота.
Я ставлю сумку с продуктами на пол, разуваюсь и танцую с ней, раскачиваю ее туда-сюда легонько и медленно, пока нас провожает уходящий день. Ни она, ни я не говорим ничего. Танцуем в совершенно холодной квартире, но мне почему-то уже не холодно.
- Про что поет? - не выдерживаю наконец.
- Про мол у Сан Блас.
- Грустное?
- Да. Любовь, разлука, одиночество... Неважно. Это слова всё.
Уже совсем стемнело, и я почти не вижу, а больше чувствую ее на ощупь, теплую и мягкую, глажу пальцами ее лицо. Целуюсь с ней, а у самого урчит в животе.
- Есть охота, - говорю.
- Сейчас пойдем. У меня уже все готово.
Казачка дом держит.
Взгляд мой падает на темное пятно на стене. Его сейчас не видно, но я знаю, что это календарь. Это она его повесила. Не признает ни соток, ни других органайзеров. Мне его не видно сейчас, но я знаю, что сегодня - тридцать первое октября.
Завтра ноябрь. Вот, что принес он нам на этот раз.
"И только-то", - думаю.
***
Гару
Читай по глазам
В путь пустится, земли ногами не касаясь
В улыбках трав, деревьев сладко спит
Твой башмачок хрустальный для тебя я
Нашел - бег легкокрылый облегчить
О, подожди, меня ты подожди
И пусть с тобой знакомы мы едва
Но как же часто видел я тебя во сне
О, подожди, прошу, не уходи
О, королева, читай мои глаза
Любви в них столько, что уж больше ничего не нужно мне
И не по нраву жизнь ей городская
Бриллиантов, почестей сколь бесполезно ей дарить
И вот во мгле я свечи зажигаю
Дорогу ей в мои объятья осветить
О, подожди, меня ты подожди
Как часто ты являлась мне во снах
О, подожди, прошу, не уходи
О, королева, читай в моих глазах
Любовь такую, что растопит глыбы льда
Ты по глазам читай, что я тебе дарю
Читай, как сильно я тебя люблю
Ради твоей улыбки я готов расстаться с тем, о чем мечтаю
![[]](/img/f/flo_rencen/glava8kubokkarbunkulaczast2/20190805_081343_improved_mini.jpg)