- А, г-н Эккштайн, здравствуйте! А фрау Вингерс-Эккштайн как раз телефонирует... минуточку... Она освободилась... соединяю...
- Привет, лапуся.
- Ой, Андрюш, привет, - поет ее нежный голосок. - Спасибо за цветы.
Сегодня утром прислала мне из офиса фотку себя в этих самых цветах.
- Да пожалуйста. Пахнут? - смотрю из окна, любуюсь на посеревший от дождя ландшафт Европы у меня перед глазами. Серое. Пусть хоть у нее будет розовенькое. - Я попросил такие, чтоб пахли, но не сильно. А то вдруг затошнит тебя. Или головка заболит.
- Как раз как надо, - она уже не поет - мурлыкает, угодил, значит. - На те, в Лондоне, похожи. А ты чего на рабочий звонишь?
- А у тебя сотка села. Кроме того, я звоню тебе по работе, - говорю очень нежно и с удовольствием.
С тех памятных времен проджекта "Молл" мы с ней не пересекались больше на проектах. Не имеют наши клиенты дел друг с другом. Зато мы имеем.
- Бомби, - смеется она.
- Как сама вообще? Сами?
- Ниче. Только Штраух сегодня во время совещания как-то посмотрел странно. Догадывается, что ли? Блин, видно уже... ем много...
- Ни фига не видно. Кушай еще. Жду-не дождусь, когда видно станет. Просто ты красавица такая. Опять эту юбку надела, засранка. Секси мамочка. Не пристает, козлина?
- Нет, что ты. Так, давай бомби, а то мне работать надо.
- Ладно. Так, зайка, файл поймала? Там в третьем разделе ипотека на какие участки? А то их там... задолбался проверять...
- Начиная с десятой позиции. Остальные стерли.
- Я-а-а-асно, - чувствую, как ей приятно консультировать меня и спрашиваю дальше, чтоб сделать ей еще приятнее: - А почему там в списке объектов тоже эти ваши сервитуты?
- Нет, это активные записи о том, что они - бенефициары прав на других участках.
- Надо же, как сложно, - сокрушаюсь, хоть вообще-то это меня абсолютно не волнует.
- Офигеть, Андрюх. Вот это объект. Во вы хардкор финансируете. Там записи еще на Зюттерлине - это ж каких годов...
- Рад, что смог подбросить интересненькое моему спецу.
- Ла-а-адно тебе...
- Я серьезно. Спасибо, малыш, ты - настоящий друг. Вот повезло, что у меня жена так шарит круто.
- Ой, ну надо же, - смеется. - Тогда ты мне тоже подскажи кое-что.
И я охотно разъясняю ей, отвечает ли формулировка в каком-то сервитуте требованиям АИБ - Ассоциации Ипотечных Банков.
- Поняла, спасибо, любимый.
- Рад стараться.
Ясно представляю ее себе в черной юбочке, коротенькой и пышной. Ерзающую на стульчике перед компом, выгнув попку, которой не видно под этой юбочкой, - но я-то знаю, что она там есть. Теребящую на шейке кулончик на тоненькой золотой цепочке, мой кулончик, пока сама она, выпятив губки, обсуждает со мной специфику ипотек и АИБ. И мне становится жарко и тесно в штанах. Вдруг очень хочется оказаться у нее в кабинете на приватном совещании, тет-на-тет, так сказать, закрыть дверь, посадить ее на ее же рабочий столик, задрать на ней эту юбочку, залезть руками под попку, вставиться между ножек и под ее стоны и удивленное хлопанье глазками сладенько оттрахать, трогая живот, как я теперь часто делаю.
Вот блин. А дождь уже реально лупит, будто смыть все хочет. Лупи себе, думаю, быстрей кончишься. У нас на сегодня планы.
- А еще у меня к тебе деловое предложение. Но оно совершенно секретное, поэтому я не могу тебе его сейчас озвучить. Для этого потребуется, чтобы ты прошла со мной в МинФин.
- Ой, это что? Ты предлагаешь мне сделку на административном уровне?
- Это - "Арно", кафе на Театральной, в здании министерства, и там совершенно необходимо твое присутствие сегодня в обед.
- Мы же идем уже вечером на тортеллату к Вольфингу твоему?
- А вы разве до вечера дотерпите, а?
- Да я-то, наверное дотерплю, а вот...
- Так, мамаша, сами покушать любите - нечего на ребенка валить. А вообще - вам обоим питаться надо.
- Так про что ты хотел поговорить? Я ж от любопытства лопну.
- Куда на Рождество хочешь?
- Как куда? К родителям.
- Ладно, на Новый год тогда. Короче, в Париже сколько раз была?
- Не знаю. Раз, кажется. С родителями и Димкой, лет в пятнадцать.
- Тогда поехали.
Она издает восхищенные возгласы. Понятно, она не против и не требует пояснений, с чего это я вдруг так подорвался.
А я рад. Рад, что не требует. И вообще - первый наш новый год в каком-то интересном месте. Не дома. Перемена обстановки. У нас же теперь все новое. А будет еще новее.
Новое. Да, у нас теперь все будет новое. У нас все должно обновиться.
***
Это произошло случайно. Я так ничего и не понял. Настолько не понял, что впору даже бы засомневаться, было ли вообще, но... ах ты, падла. Самому себе-то хоть не пи...ди. Было.
На прошлой неделе Оксанка уезжала ненадолго на какую-то ДД. Недалеко, но все-таки пришлось ей эти дни ночевать в отеле. На три дня всего уехала. Но всем от этого было очень неспокойно - ей, а больше мне.
Уже почти ноябрь и ей получше. Тошнит еще, но реже. Ее уже давно никуда не кидали, а теперь она более, чем когда-либо, казалась мне такой домашней, моей любимой женушкой, носящей нашего ребеночка. Так что за день до ее отъезда мне сделалось очень хреново и жалко ее. Как она будет с пузиком в поезде, не видно же еще ни фига. А вдруг толкнут. Или в отеле этом, мало ли что... Девочка моя. Женушка моя. Мамочка. Хотел взять отпуск и поехать вместе с ней, но она отговорила. Да я и сам понимал, что идиот.
Вечером любил ее очень нежно. Не помню, чтоб когда-нибудь так любил. Как маленькую птичку, пушиночку, нежный лепесток. А она, моя чуткая девочка, все просекла, почувствовала всё и подстроилась под меня. Растекалась подо мной, как вода. Стонала нежно-нежно. Со слезками на глазах кончала.
На сон грядущий вроде успокоился. Но... сволочь. Потом приснилось кое-что. Приснилось бы под утро, когда уже просыпаться пора, чтоб специально, мол, хватит уже спать.
Нет, приснилось ночью.
"Андрюшенька, я ухожу".
Опять, но теперь там были еще кулисы. Золотой, сухой и свежий ной-ольменбургский парк Эриха Кестнера - и она. Она сказала мне это вполоборота, на бегу, с лукавой улыбкой хитро прищуренных глазок.
"Че? А ну, стой... Куда, э...".
Тянул к ней руки, как дебил, но во сне сколько ни тянись - хрен поймаешь. И я не поймал ее. А она ржала и убегала, испаряясь на глазах. Вернее, это не она испарялась. Это картинку, все это осеннее золото вдруг взбаламутило, засыпало белесым пеплом и мне под этим пеплом стало плохо ее видно.
Я проснулся со вкусом этого пепла на зубах, хотя откуда мне знать, какой у него вкус. Оксанка спала рядом со мной, еще не вскакивала в ванную.
А мне было хреново. Не от того, что она ушла от меня во сне. Не от того, что мне приснился пепел. А потому что не пепел это был. Просто первым, что я сказал, когда проснулся, сказал сам себе в тихую пустоту ночи, сказал спокойно, отчетливо, было: "Снег".
Охренел ты. Охренел. Почему? Хорошо же все. Откуда?
Ниоткуда.
Все-таки разбудил я ее, она спит-то чутко. От того, что сказал только что, и от моего нежелания поверить, принять и то, что мне приснилось и то, что я потом сказал, мне стало не плохо даже, а страшно. Я схватил ее, сонную: "Э, Андрюш, ты че..." - прижал к себе, а потом раздвинул ей, как она была, ножки, вошел в нее и трахал. Потому что, как ни странно, стояк у меня был. Я трахал ее долго, почти весь остаток ночи и целовал, целовал постоянно. Я хватался за нее, как за соломинку, а она ни черта не понимала, конечно. У нее не было даже сил сопротивляться, она просто бормотала, что хочет спать.
Утром проводил ее, а сам поехал на работу.
Ниоткуда.
Просто мысль приходит сама собой. Ниоткуда приходит. Может прийти, если услышишь песню или стихотворение, почувствуешь запах, ощутишь чувство, которые напомнят тебе об этом. Тогда ты вспомнишь... Бляха, что вспомнишь? Как фантастически круто было, когда ты был под коксом?
К моему ли случаю это применимо? Я же все не как другие делал. У меня ведь тогда все было как: сначала ничего вроде не предвещало, но я ждал, а потом валился. И было ли фантастически круто? Да не знаю. Я ж не кайфовал - лечился больше. А потом думал, что мне не надо уже.
И теперь чего? Охренел, говорю же. Все же супер, я на высоте, я полон сил. У меня на работе все ништяк - или почти ништяк. Теперь и у нас увольнять начали, отбрехиваясь кризисом. Чистят. Да, мы тоже к этому пришли. Только при чем сейчас это? У меня-то все супер. А моя девочка теперь со мной, всегда со мной, она меня любит, она теперь вообще моя жена, и скоро я стану отцом. Она родит мне ребенка.
Так откуда, бл...ть? Да оттуда. Вон, говорят, через десять лет возвращаются. Он всегда с тобой, где-то у тебя в башке. А чтоб вернуться, повод надо и случай. Я ж не знал. Вернее, не хотел знать. Вспоминать, думать об этом - для чего? Я ж думал, я - клин. Трезвый. Вот так вот, сам отошел. А значит, коварная это штука.
Говорят, даже может присниться, как долбишься. Даже во сне можешь ощутить то чувство. Или - еще круче: тебе снится кокс и снится, как ты говоришь: не-а, низ-зя-а-а... А проснешься и подумаешь - дебил, ты это чего? Это ж не про тебя совсем. Ты ж трезвый. А у самого руки-то чешутся, ой как чешутся... В пальцах покалывает... В носу свербит...
И ты скажешь себе твердо: не-е-ет, ни хрена. Все в прошлом. Если ты молодец. А если ты не молодец, то, как я, пойдешь своей жене за свежими овощами-фруктами на Жандармскую, там как раз сегодня рыночный день, а ей же, бля, витамины нужны. А рядом с пакетами и свертками для жены ты отвел скромненькое место витаминам для тебя. Много места твои витамины не занимают. И достать их можно быстро.
Да, так это и было. Так долбанулся потом. Начал на работе и - теперь прикол: не понравилось. Но я долбился дальше, на работе, потом дома. Пока не вкатил все полграмма. Это было сразу после ее отъезда, и я шарахнулся эмоционально денька на два. Бесило меня, конечно. Сам не знаю, как там оказался. С возвращением, бл...ть.
Чего-чего? Рецидив? Какая сука только что сказала "рецидив"? Не-е-ет. Не рецидив. Инцидент. Так говорю себе. Я ж не нарк. Я - так...
И вот встречал ее потом. От радости встречи со мной, возвращения ко мне она сияла солнышком. И не нашел в себе сил признать, что теперь все обнулилось, до того мне все происшедшее казалось уже нереальным. А потом я спал с ней, как обычно.
Странно выходит - вот сваливаются из-за того, что не могут кинуть своих друзей, которые тоже нюхают. Под коксом это ж нетипично - долбиться дома в одиночку. Большинство нюхает его в компании и потом тусит. А если яппи вроде меня и хотят эксклюзива, то налаживают себе поставки через персонального дилера, коего я так и не заимел.
Так как все получилось-то? Причина, обстановка? Повод? Пытаюсь перевести на свой случай. Обстановка домашняя... Причина - уезд ее и что-то, кусавшее меня за задницу, повод - сон тот тупой. Выходит, мне нельзя оставаться дома одному. Оксанка нужна мне, чтоб не свалиться. Дожил.
Теперь, спустя неделю, не могу даже понять, что это такое было. Инцидент, говорю же. Не думаю, чтобы она что-нибудь заметила. Мы созванивались с ней по вечерам, но коротко - из-за меня и работы моей. Нет, по мне было не понять, стопудово говорю.
Однако, мысль про то, что дома небезопасно, особенно на Новый год, засела во мне с тех пор. Вот и придумал теперь это, с Парижем. Да, пусть в этот Новый год что-то новенькое будет.
***
- А давай не в Париж, - говорит Оксанка в полусне, положив головку мне на плечо. Мимо нас - "Следующая станция - Жандармская площадь. Майль. Пересадка на поезда междугороднего следования, трамвайные и автобусные линии" - проезжает желто-кафельная подземка под Жанкой, зияющая грязью и унынием и даже в эти часы кишащая народом, разномастным и оголтелым.
- А куда? - спрашиваю рассеянно. Интересный сегодня был день.
- Во Флоренцию.
- Это Сальвина тебе ушки прожужжала? Итальянскому не научила тебя? - улыбаюсь. - Весь вечер только с ней трындела. Не скучала, значит?
- Не-а, - зевает она.
Во Флоренции Вольфинг жил когда-то, оттуда привез и жену Сальватриче или сокращенно: Сальвину, учительницу, ныне немолодую. Там у него куча связей с бизнес-элитами, а во Флорентийском соборе-Дуомо крестили его старшую дочку. Он неравно дышит не только к архитектуре, но и к кухне Тосканы. А лимонные деревца в кадках на верхней террасе его трехэтажной, в пастельно-желтых тонах, виллы в стиле "неоренессанс", местами разбавленной рельефами из белого гипса - это своего рода намек на то, что хозяева как-то связаны с югом. - Нехило, - прошептала Оксанка еще с улицы. Эту виллу там издалека было видно.
- Во Флоренцию - так во Флоренцию, - соглашаюсь теперь, напряженно фиксируя то пеструю обшивку на противоположном сиденье в метро, то мелкую разноцветную мозаику звериных морд и фигур за окном поезда, из коих сложена "Следующая станция - Центральный Зоопарк. Пересадка на трамвайные и автобусные линии". - Блин, наша, - вздрагиваю. - Пошли, зай - тяну ее за руку, слегка подталкиваю перед собой, а то она совсем уже закимарила. Теперь мы дома.
Да, интересный был сегодня день. Некоторые на вольфинговской позиции предпрочитают андерстейтмент, не из соображений прибеднения, а просто потому что им реально в кайф жить в какой-нибудь глуши на опушке леса, где их особняк отгораживает от всего мира огроменный "дворцовый парк" и до города не ходит общественный транспорт - не то, чтоб они им пользовались. И это объясняется индивидуальностью. А вот Зюдзайте - это помпезно, очевидно и понятно и пояснений не требует. И вольфинговская хата сегодня тоже не требовала пояснений.
- А, фрау... Эккштайн? - запнулся Вольфинг, когда я представил ему Оксанку. - Вы же у "бергов" работаете, да? Делали проджект "Молл"?
Надо же, запомнил. Оксанка с улыбкой кивает в ответ. Она не поправляет его. Она никогда никого не поправляет, если теперь зовут ее только "Эккштайн". Но ведь не смогла насовсем расстаться со своей фамилией, двойную взяла.
Реальным людям неслабо построить всех и вся, даже погоду. Поэтому, когда в его дворцовый парк - в дом нас, понятно, никто не зовет - стеклись наконец все сливки "Гринхиллз" с семьями и significant other, дождь уже давно кончился. А когда нам посреди садовых фонариков и грибов-обогревателей подали тортеллату под лимонным соусом, с листиками шалфея, вообще с трудом верилось, что уже почти ноябрь.
Интересно, зачем он нас у себя собрал - ведь не только для того, чтобы про работу трындеть? К светскому трепу, мол, кто уходит, кто приходит, кого повысят и кто с кем, я слабости не питаю. А вообще - были вибрации, что-то я там такое слышал. Но слухи эти засекреченные были на таком уровне, что пробить их пока не было никакой возможности. Я даже близко не знал, к кому соваться и где пробивать. Ладно, может с сегодняшним ужином на траве это никак не связано, думал я. А благодаря жене у меня было чем, вернее, кем заняться в этот вечер. Поправлял на ней пальтишко, укрывал пледом ножки и не мог удержаться, чтобы не поцеловать ее тихонько, пока она с улыбкой: - Андрюш, мне ж теперь не бывает холодно, - специально-нечаянно напоминала мне о нашей с ней тайне.
И в вечерне-городской этой идиллии - кто тут стал бы заговаривать о волне увольнений, которая настигла, накрыла с головой и "наш кораблик класса "люкс", как называл Макс когда-то Гринхиллз. Стратеги наши, подобно банкам, представляемым нами, решили не рисковать - и давай лепить программы "постоянного отпуска" для тех или иных уровней занятости среди адвокатов. Конечно, молодняку больше досталось, но, как я говорю Томасу, это все как прикрытие тому, что те или иные лавочки в том или ином офисе они уже давно хотели закрыть. А его бы тогда просто заведомо на работу принимать не стали, так что - расслабься, говорю я ему. Тебя не тронут. А сейчас о грустных этих вещах если и говорили, то недосягаемо до моих ушей.
И вот - да, интересный день, что и говорить. Поначалу занятия Оксанкой мне было вполне достаточно, и внимание мое к окружающему было поставлено на "стенд-бай". Но вот мы от ужина перешли к напиткам и трепу, Оксанка убежала освежиться, а я узнал в кругу человек из пяти-шести партнеров и принсипалов, что шеф, оказывается, скоро отчаливает, да не куда-нибудь, а к "бергам". Ага. Вот они, вибрации, не зря вибрировали. Он вскоре и сам вклинился в наш кружок и говорил об этом про между прочим, мол, дело-то уже известное. Дебил.
Так, ясно теперь, что собрал он всех именно поэтому, поэтому и вспомнил про Оксанку и проджект "Молл". Стараюсь хотя бы перед другими не лохануться, скроить индифферентный покерфейс, сделать вид, что что-то знал или подозревал. Блин, хорошо темно уже, а то очень уж косячно получается, я ж из его команды как-никак.
И что у меня за аттачменты такие бесперспективные, думаю уныло. Опять обнулевка. Ладно - Макс, тот хоть по-людски все обставил, а этот... Не мог раньше ввести в курс? Там, чтоб я вовремя сориентировался, как мне теперь вообще быть. Нет, Вольфинг, конечно, ложит на людей, и на меня в том числе. Настолько, что к этому уже давно все привыкли. Но это, бл...ть, через край. Соображаю, что при всей этой своей бестормозовости он просто тормоз. Странный тип.
Не успеваю даже толком задуматься над тем, как мне теперь быть со своим стендингом на фирме и что предпринять, чтобы стендинг этот окончательно не проярить, как слышу, что он уже: - Г-н Эккштайн, не помните? Это же как раз перед "молловским" клоузингом было? - меня о чем-то спрашивает. Ну не идиот ли. - Проджект "Рэббит"? Тот старт-ап, который нам не удалось съесть?
- А, "сумасшедший заяц"... - вспоминает кто-то.
- Да, сумасшедший, - словно размышляю вслух, а сам вспоминаю лондонскую высотку за дождевой вуалью. - Да, где уж нам было его съесть. С такими-то требованиями... - бубню как-то автоматически, ни черта не задумываясь.
- Не скажите, - Вольфинг качает головой. - Клиент был в ауте, когда они дернули стоп-кран, - и до меня вдруг доходит, что при всей своей микроскопичности дил этот сорвавшийся доставил ему в свое время изрядную головную боль. Просто у меня фаза такая была в жизни, да и до сих пор есть, думаю, глядя на Оксанку, болтающую с Сальвиной. А тогда я ничего вокруг себя не видел и не сёк, какая конкретно замора гложет моего шефа.
Спелись эти две, думаю, глядя на мою жену и его. Оксанка, фаза моя, говорила не раз, что она чужая на любой бизнес-вечеринке. Вероятно, то же можно сказать и про Сальвину, худую, иссушенную тетку, такую робкую и тихую, что здесь, в этих кулуарах ее можно было бы принять за прислугу. Сальватриче, думаю, спасительница, если меня не подводит скромная моя латынь. Все они нас, типа, спасают - от чего спасает его она?
Когда мы отчаливаем, Оксанка еле держится на ногах. Теперь она быстро устает, в метро клюет носом, а до дома я тащу ее, их, вернее, чуть ли не на руках. Ладно, не буду сегодня всем этим ее парить.
Саундтрек-ретроспектива
Sting - Shape of my heart
One Republic - Secrets
The Weeknd feat. Lana Del Rey - Prisoner
Lana Del Rey - Serial Killer
***
Андрюхин словарик
Зюттерлин - устаревший вид письменного шрифта, использовавшийся в первой половине прошедшего века
кредит кранч - всемирный финансовый кризис
кубок Карбункула - ежегодный приз в области архитектуры, который вручается журналом Building Design за самое уродливое здание, построенное на территории Великобритании за последние 12 месяцев
![[]](/img/f/flo_rencen/glava8kubokkarbunkulaczast1/20190805_081259_improved_mini.jpg)