Мы почти забыли про свадьбу и на следующее утро пропускаем выкуп, который Настюха решила устроить, несмотря на то, что у нее - не от мужа - уже есть двухлетняя дочка. Они, как водится здесь, зарегистрировали брак несколькими днями раньше, а сегодня - венчание. А от кого у Настюхи Ева - это страшная тайна, покрытая мраком.
Мы с Саньком приваливаем в Порше к самой церкви. Он настаивает, чтобы приехали мы именно на нем: - "Бля, Андрюха, а какого тогда ваще туда ехать?" - хоть мне и придется потом где-нибудь его оставить. "Главное, чтоб кто надо нас с тобой в нем увидели", - поясняет он, а я тупо сдаюсь, только бы сделать другу приятно. "Кто надо" - это, по-видимому, тот бесплатный секс пачками, который он надеется сегодня получить, только вместо платы потребуется произвести впечатление моей тачкой.
Мы еще успеваем услышать, как счастливая невеста говорит счастливому жениху, который в ней, кажется, души не чает: "Ja, ich will. Да, хочу", - а он отвечает ей так же.
Все, думаю, чувак, теперь заднего ходу нет. Хотя, что я говорю. Есть, конечно. Но в этот момент в церкви так торжественно грянул орган, так трогательно плачут тетя Фрида, держащая на руках Еву в беленьком платьице, плачут сама Настюха да, кажется, и жених ее, и Деня-дебил, что цепляет, по-моему, даже Майнхольда, а ко мне на лицо сама собой наползает невольная улыбка, которой я туда сроду не звал.
А церковь красиво убрана, думаю, оглядываясь все с той же улыбкой. Столько белого, цветочки всякие. Разбавляет этот мрамор, темно-дубовые скамьи, мрачно-тяжелую католическую позолоту.
К молодым тянутся поздравить родственники, знакомые, друзья-подружки... Вон, Ленка здесь... Оксанка - у нее тоже улыбка на лице...
Че-го...
Наши улыбки встречаются... Нет, это не она, думаю, а сам уже толкаюсь туда, к невесте, чтобы разглядеть.
Это, конечно, она. Одета в коротенькое черное платье с открытыми плечами, длинными рукавами и пышным подолом, обута в хай-хилы. Какого хрена здесь делает? Ее-то кто пригласил? Они же с Настюхой не общаются.
При виде ее мое вполне радостное настроение сменяется черт те чем. Каким-то лихорадочным оживлением. Будто моторчик во мне завели. Все во мне начинает зудеть, и я, сам того не замечая, потираю руки, как придурок.
Невпопад поздравляю Настюху, которую сейчас, впрочем, все поздравляют, вряд ли она меня вообще замечает, хотя нет: "О, Андреáс, молодец, что приехал все-таки!" - а сам сверлю ее глазами, как дурак.
Она меня, естественно, тоже замечает. Ее первоначальную улыбку подшибает моя улыбка, ее словно передергивает, затем на ее лице появляется ее любимая застывшая маска. Все, она будто и не снимала ее с тех самых пор, когда перед Новым годом увидела меня голым у окна. Вот так, всю зиму в ней и проходила. Дура.
В банкетном зале свободный выбор мест, и я не сажусь к моим и Тохе с Ренаткой. Жду, пока усядется она, а сам тащу Майнхольда за такой стол, чтобы оттуда хорошо было ее видно. За этим столом с нами много девчонок, успевших "увидеть нас в Порше" и он вполне счастлив заняться ими всеми сразу, а я не мешаю ему, тихонечко сижу рядом, пью, когда это оказывается надо ему или кричащим "горько" и наблюдаю. Наблюдаю. Твою мать, почему всю свою гребаную жизнь я только и делаю, что наблюдаю. От выпивки зуд во мне утихает и сменяется мрачной внимательностью.
Она сидит с Ленкой в кругу каких-то гостей. Что ж не со своим? Тем, с Нового года? Приехать не смог? Или это было так, потрахаться? Сидит, ест, пьет, как и все. Ничего особенного. Ее платье - это не рождественская елка с видео-ролика, но снова с рукавами, как тогда. Ее новый стиль теперь? - думаю. Вокруг голых широких плечей и на длинных тонких руках ее повсюду черные кружева.
Что это она все молчит, не общается ни с Ленкой, ни с кем. Я ей мешаю? Переживает, типа? Говорят же, что от переживаний худеют, теряют аппетит - у нее он превосходный, вон, как лопает. Как только в платье умещается.
В играх она поначалу не участвует, но тамада упорно пытается ее закадрить на какие-то парные конкурсы, и она выходит наконец. А у меня на роже, должно быть, такой армагедец, что ко мне никто и не думает подходить. Так что вместо меня тамада подыскивает ей какого-то чувака - кто такой? Не из нашей родни вроде. Но, кажется, рад, козлина, что в этом дебильном конкурсе ему досталась она и что нужно прижиматься к ней и лапать. Что, ей тоже приятно? - пытаюсь вычислить. Не сопротивляется, по крайней мере. Дура.
Конкурсы прерываются танцами, а чувак и тут не спешит ее отпускать, вцепился в нее, как клещ и танцует с ней теперь. А она танцует с ним. Так она ж вроде того... переживала, когда меня в последний раз видела... А Новый год, придурок? - опять подсказываю сам себе. Или ты думал, она сто лет рыдать по тебе будет? Так это вообще не в ее правилах. Вот и жри теперь.
Санек уже давно меня спалил. У него все на мази, но он на время бросает свой фанклуб, подмигнув мне, запирается на танцпол и начинает обтанцовывать Оксанку. Получается конфузливо и довольно глючно, потому что она вроде не узнает его, а "ее" чувак не в восторге. На это Санек, шутливо подняв вверх лапы, возвращается к нам, плюхается рядом со мной и со словами: "Слышь, забей, а... хочешь подрючить - вот тебе, выбирай, сколько угодно", - чокается со мной за здоровье молодых.
Забить, думаю мрачно, это можно. Вообще - бросить все на хрен и свалить отсюда. Санек себе уже нагулял пару-тройку, возьмем их с собой - и сразу ко мне. Только в этот раз пусть сам их всех удовлетворяет. А то надо мне еще и перед этими лажаться.
А, бл...ть, я же выпил. С кем это мы там ехать собирались? С Тохой? Не колышет. Я не пьян, думаю резко. А то, так пусть права забирают, мне пох...й. Только скорее отсюда. Вот подойду, как воспитанный человек, попрощаюсь с Настюхой и ее новоиспеченным Штеффеном и - дёру.
Жму лапу жениху-мужу, стараясь не смотреть чересчур участливо. Незаметно между нами завязывается разговор. Он рад поговорить с кем-то, кто общается не только на русском. Хотя к русскому, кажется, тоже проявляет благожелательность. Тамада, как часто бывает здесь, ведет программу на обоих языках.
Штеффен старше Настюхи на шесть лет. По профессии - страховщик, начальник филиала там, в Бад Карлсхайме, откуда Настюха так и не выбралась. Ха, думаю, а рассказать ему, с каким презрением она всегда отзывалась о ферзихерах, страховщиках, то есть. Видать, все в прошлом. Познакомился с Настюхой, когда она со своей - теперь и его - дочкой пришла к нему заключать какую-то страховку, а потом ее на работу к себе пристроил. Она же выучилась на секретаря. Теперь, вот, начала даже страховое дело изучать экстерном. Наверняка он хочет и своих детей. Кажется, он любит Еву, Эфу, как он зовет ее на здешний манер.
Настюха как раз - "Ты че наделала, блин!" - громогласно отчитывает Еву за пятно на ее беленьком платьице, на что Штеффен, кивая ей, с улыбкой берет девчонку на руки и начинает играть с ней в какую-то игру. А что, мне уже пора ехать? Какая жалость. У них еще будет фейерверк. И очень классный торт в двенадцать. У него на коленях Ева, съежившая было от грозного наезда матери, заметно оживает. Да, смеется он между тем, они с Эфой с полуслова понимают друг друга. Анастазия такая темпераментная. "Еще не получал от нее по башке за "Анастазию"?" - осведомляюсь у него я. "Пока - нет", - смеется он. Кажется, ей лучше так, чем слушать, как он пытается звать ее "Настья", подтрунивает он сам над собой. А я кем работаю? Да? Круто.
Говорим какое-то время о моей работе, незаметно переходя на кризис, куда ж от него деться. Нет, он не заметил, чтоб его бизнес сейчас как-то страдал. Наоборот, теперь все больше к страхованию жизни тянутся, в фонды вкладывать не хотят, хватит, наелись. Так мне и правда пора? Пора, киваю я.
- Дорогие молодые, дорогие гости, - раздается голос тамады. - Настя, твои подруги приготовили вам со Штеффеном особенный подарок. Они желают вам, чтобы ваша совместная жизнь до самой старости была такой, какой они ее вам сейчас покажут. Только для того, чтобы они могли преподнести вам свой подарок, потребуется ваше внимание. Лена, Оксана, девочки, просим!
Услышав ее имя, невольно вздрагиваю и, попрощавшись еще раз с молодыми, усаживаюсь на свое место, пока Оксанка с Ленкой под аплодисменты гостей нарисовываются на танцполе.
Ленка переоделась в коротенькое белое платье и запихнула в волосы занавеску. Оксанка... бл...ть... На Оксанке черный брючный костюм, рубашка с галстуком и мужские туфли. Зачесанные назад, собранные в хвостик волосы блестят гелевым блеском. Сложив руку углом, она, как заправский сутенер, положила ее Ленке на плечо.
Раздается вступление к песне Cher "The Shoop Shoop Song", под которую эти две мымры, на пару вильнув жопами в такт музыке, начинают раскручивать свое пошлое безобразие.
Любит или нет - мне нужно знать,
И как узнать, как сильно любит?
Интересно, кого-нибудь на этой свадьбе волнует, что тут кругом дети? Видимо, нет. Определенно, зря я так долго трындел с женихом. Надо было свалить и не видеть этого. А теперь - как уйдешь?
Оксанка-мальчик ведет Ленку-девочку, а та начинает ее обтанцовывать. Хоть ритм, судя по всему, рок-н-ролл, Оксанка чуть ли не брутально вертит ее на манер танго, откидывает назад, потом на лету ловит почти у пола, резко тянет к себе, поглаживая, пригвождая властным взглядом под чьи-то визги, свист и хлопки.
(Узнаешь по глазам?)
О, нет, они обманут
(Или по вздохам?)
О, нет, он проведет тебя.
Узнать захочешь,
Любит или нет:
Пусть поцелует и тогда поймешь.
(Так и поймешь, о, да).
Танго сменяется сальсой или чем-то там еще латиноамериканским. Оксанка-мальчик прижимает Ленку-девочку к себе и, прижав свое энное место к энному месту той, форменно качает ее тело своими бедрами, которые лишь угадываются под мужскими брюками. Глядя Ленке в глаза все с той же властной, собственнической нежностью, она проводит пальцем по ее щеке, затем стискивает Ленку своими длинными клешнями.
В зрительном, мать его, зале, что кольцом сформировался вокруг этой порнографии, уже творится черт знает, что. Тут тебе сплошь и рядом свистящие, хлопающие, воющие мужики, попавшие на горяченький стриптиз.
Когда ее руки медленно скользят вниз по Ленкиной спине прямо к заднице, вой перерастает в рев, как на стадионе. Только им, этим болельщикам, кое-чего не хватает: "Ausziehen!" Раздевайтесь, требует кто-то. Но это не входит в планы хореографа.
(Увидишь у него на лице?)
О, нет, на нем лишь обаяние
(Или почувствуешь в нежных его объятьях?)
О, нет, то просто его руки обнимают
Узнать захочешь,
Любит или нет:
Пусть поцелует и тогда поймешь.
(Так и поймешь, о, да).
О, в поцелуе все
(Все - там).
Знаю я ее эти покачивания бедрами и вертение жопой, знаю все. Это не ново. Тогда почему ж меня так ломит, пока смотрю, не отрывая глаз? Смотрю, сидя в сторонке, киряю по одной, не слышу, что там вокруг них, вокруг нее ревет эта толпа - интересно, сколько из них готовы сейчас ее трахнуть? - не слышу, что там пытается мне втереть Майнхольд.
А что обо всем этом думают наши жених с невестой? С трудом отрываю взгляд от танцпола - и, не дойдя до Штеффена, встречаюсь глазами с Настюхой. Ее пристальный, пронзительный взгляд готов продырявить меня насквозь. Отворачиваюсь и смотрю дальше на Оксанку.
Обними его, сожми покрепче -
Так и узнаешь то, что хочешь знать.
Если это любовь, если правда любовь,
То там она, в его поцелуе.
Что это за взгляд у нее такой новый? Сосредоточенный. Откуда эта легкая, победоносная улыбка на ее лице? Как правдоподобно играет она роль мужика, сдержанного, серьезного, властного, но способного на реальную страсть. От кого она этому научилась? У кого содрала движения, мимику, жесты? Кто тут хореограф? А что, мать ее, непонятно, что вся эта порнуха - Оксанкина бредовая идея, ее и только ее?
Она вошла в роль, думаю. Или это не роль вовсе? Это она? Ей нравится, когда ей так свистят, хлопают и воют? По крайней мере, ее это не смущает, и она, эта чертова шлюха в мужском костюме и галстуке, преспокойно дотанцовывает номер со своей кралей.
(А как он ведет себя?)
О, нет, не это.
Да ты не слышишь, что тебе я говорю -
Узнать захочешь,
Любит или нет:
Пусть поцелует и тогда поймешь.
(Так и поймешь, о, да).
О, в поцелуе все
(Все - там).
Музыка затухает, проваливается под рухнувшие на них аплодисменты и выкрики, а Оксанка-мальчик - она вообще любит верность образу - под стать концовке песни прижимает к себе Ленку и, нежно глядя ей в глаза, имитирует страстный поцелуй.
Бутафорский поцелуй, но такой, от которого во мне все сжимается и - сука, какая сука... - я подобно врачу реанимации, лишь способному установить факт смерти, беспомощно устанавливаю факт, но не смерти, а... жизни. У меня в штанах.
- Вау, девочки... - тамада хватается за сердце, делая вид, что ему трудно дышать. - Это было... - потом выдыхает воздух: - Девчонки, у меня просто нет слов. Можно поинтересоваться, вы кем работаете? Кем? Уважаемые зрители, кто из вас поверит, что наши девочки - они уже "наши девочки"... е...ать... - работают... юристом и учителем!
Опять шквал криков, которые удается переорать тамаде: - Оксана, Лена, желаем вам и впредь успешно трудиться на вашем поприще! Но если вам надоест ваша работа - тут уже поступили предложения помочь вам поменять род деятельности!
Они скромно благодарят за проявленную заботу и даже позируют в обнимку фотографу. Затем она, эта чертова ведьма, отрывается от своей "девочки", оборачивается прямо на меня и бросает мне в глаза, в самую душу короткий, но выразительный, пронзительный взгляд. Мол, смотрел? Видел ли? И эти две чертовки смываются в свою "гримерную".
Видел, родная, все видел. На все смотрел и видел все. Так это ты для меня старалась? А потом опять с тем, новеньким танцевать пойдешь? Танцевать-то тебе есть с кем. И не только танцевать. Затертая, потасканная моя.
Убью суку, думаю решительно, опрокидывая один на один с собой очередную стопку. Накидался, кажется. Только не помогает ни х...я. "Ну и куда я теперь съе...усь отсюда?" - думаю угрюмо. Такси, что ли, поймать?
Опять начинаются танцы. Оксанки нигде не видать. Вот так всегда. Разогреет, а потом - подыхай нах...й. Сам, как хочешь, выпутывайся из положения.
Ага, вон идет. Да что это я тут сижу, как лох, думаю, свадьба же... С ней уже кто только не танцевал сегодня, а я - что? Лысый?
Ха, и музон подойдет. Smokie... Наверное, еще наши папы с мамами... мамы... с папами... пьяный, бл...ть... танцевали... Отец слушал, кажется... Так ей же олди нравятся, вон, как только что зажигала...
Капают слезы -
Ты у меня ее увел.
И хоть мне очень больно -
Тебе я должен кое-что сказать...
Пошатываясь, поднимаюсь. Потом парочка вступительных аккордов, под которые я... - "Дюх, Дюх, спокойно!" "Эл, это ты, дружбан? Так я ж спок... спокоен, как танк..." - устрем... устремляюсь к ней. Трезво рассчитываю траекторию своей нетрезвой башкой.
- Дюха, бл...ть!
А я беру ее под локоть, беру мягко, что я, зверь, что ли, но ре-ши-тель-но. Да гляди, она ж не против. Я так и знал. Вот и ладушки.
Ты позаботься о моей девчонке,
Прошу, не заставляй ее грустить.
Всегда ей говори, что любишь
И думай только лишь о ней,
Что б сам ни делал иль ни говорил.
Я танцую с ней. Смотрю ей прямо в глаза, только в глаза. Смотрю, не отрываясь. Хорошо я танцую? Она говорила, что хорошо. Перебрал манёк, но, по-моему, это нам не мешает, а? Оксан?..
Смотрю вопросительно, но, окунувшись в ее глаза, тут же забываю о вопросе. И обо всем на свете. Поймала меня. Пригвоздила к себе. А ведь не делает ничего. Маска на личике. И еще что-то. Грустная, что ли? Что, скучаешь по мне? Так я ж - вот он. Танцую с тобой. Мало с тобой танцевал, да? Вот ты и решила вызвать меня. Вот и вызвала. Вот я и танцую.
Ты хорошо о моей крошке позаботься,
Слышишь, не доводи ее до слез,
Любовью окружи
Ей радугу ты нарисуй
Да небо ясное, без облаков.
Я мягко держу ее в руках, веду под какие-то незамысловатые движения, а она отдалась мне полностью, ничего не делает сама. Почти не двигается. А и не надо. Я вплыл в ее взгляд, устроился в нем. Мне в нем хорошо, и я вплываю теперь в самое ее.
Давно уже не слышу музыки. Держу ее в руках осторожно, будто боясь разбить, но на самом деле это она меня держит. Удерживает меня, окутывает чем-то, от чего я уже отвык. Как четко все отошло на задний план. Все мысли, чувства, всё. Я чувствую только ее и... не думаю ничего. И мне ничего не надо. Мне не хочется, чтобы это кончалось, то, что происходит сейчас.
Только танцы, думаю вдруг. Они закончатся, и ты отпустишь ее и снова окажешься в своем дерьме. Как отпустить ее? Не хочу, думаю. Гляжу на нее уже с пьяненькой грустью, горестью почти. Жалобно гляжу, умоляюще. Не хочу отпускать. Надо? Что-то рвет мне душу, но я не могу понять, что.
Когда-то
Была девчоночка моей.
И если б был ей верен,
То, знаю, никогда к тебе бы не пришла.
В самом деле, что это она так мало двигается, думаю внезапно. Да она на каблучарах каких. А ну дай глянуть... Так и есть... Эти еще выше тех, что знаю из ее арсенала. Вот же х...ня. Всегда говорил ей... Весь вечер себя ими истязает - на х...я? Мужиков этих соблазнять? Устали ж ножки. А ну, сними...
Нагибаюсь и снимаю с нее туфли. Пусть ножки отдохнут. Ставлю ее ноги на свои и пытаюсь так с ней танцевать.
Ты хорошо о моей крошке позаботься,
Будь ласков с ней и добр
А если вдруг поймешь
Что разлюбил
Тогда ко мне домой ее верни.
Неудобно так? Ты устала совсем? Вон, перестала двигаться. А тебе и не надо ничего делать, я все сделаю за тебя. Поднимаю ее на руки, держу и плавно покачиваю в такт музыке. Или не в такт. Все равно.
А если вдруг поймешь
Что разлюбил
Тогда мне девочку мою верни.
Ты хорошо о моей крошке позаботься...
Ты хорошо о моей крошке позаботься...
Ты хорошо о моей крошке позаботься...
Как это я так? Как это она так оказалась у меня в руках, если пять минут назад хотел прибить ее, а полчаса назад - вообще драпать на хрен отсюда? А эт-то сек-ре-е-ет, думаю. Этого никому не понять. А мне не понять того, что плещется сейчас во мне, норовя выплеснуться наружу. Я и не пытаюсь понять. Я просто смотрю ей в глаза, видя ее нечетко, чувствуя ее больше. Она тоже на меня смотрит, сидит у меня на руках тихонько. Устроилась.
- С ума схожу... по тебе... с ума схожу... от тебя... с ума схожу... без тебя... - шепчу ей.
Она жмурится - что, приятно слушать? А музыка все продолжает, продолжает. Пусть продолжает до бесконечности. Не вырубать ее совсем.
По-моему, вокруг нас давно никто не танцует, вообще особо ничего не делают и не говорят. Кажется, мы устроили еще одно показательное выступление, но мне это глубоко пох...й.
![[]](/img/f/flo_rencen/glava20vesennyayagrozaczast2/aviary-image-1560592268829_improved_litnet_group_mini.jpg)