Они гуляют под темнеющим небом - или светлее оно и не бывало никогда? - в оголенном, мокром парке среди черной грязи, из-под которой кое-где пробивается жухлая, измученная трава. Кажется, только что прошел дождь. Каким-то образом угадывается, что Новый Год. Издалека слышны одинокие залпы фейерверка - это кто-то не утерпел и начал уже постреливать, хоть и рано еще.
- Мама, а почему снег уже растаял?
- У нас он долго не лежит, сынок.
- А в "Га-сии? - он опять смешно картавит букву "р".
- В России кое-где лежит до апреля. А где и дольше.
- Там везде холодно?
- Нет, не везде. Там везде по-разному. Россия очень большая.
- Больше, чем мы?
- Больше, гораздо больше.
- Мама, а в Б'газилии сейчас ут"го. И лето.
- Да, это точно.
- Мама, а где папа? - включается малая.
- На работе, заинька.
- А когда он приедет?
- Через час должен подъехать.
- А сколько это - час? - уточняет пацан.
- Шестьдесят минут.
- До скольки считать?
- До трех тысяч шестисот.
- О-го. Мама, а он успеет на п"газдник?
- Успеет, сынок. Он всегда успевает.
***
На Новый год, как и обещал, прикатил Майнхольд. Утверждал, что ночей не спал после того, как его приманили фоткой моей новой подружки, да так и не дали поездить.
Увидев меня, с порога заявляет:
- Бля, Андрюха, ты че серый какой-то, - я не рассказывал ему про то, чем увлекаюсь с недавних пор. - Эт че за мешки под глазами. Зае...ала твоя работа уже. Не, не пойдет. Слышь, те срочно надо потрахаться.
Я не возражаю, но и не настаиваю. После вчерашнего "отхода ко сну" мне все равно, и это чувство пофигизма еще не рассеялось, а я плаваю в нем.
На новогоднюю вечеринку он организовывает троих девушек. Я не спрашиваю, откуда они у него тут, в этом городе, где он бывает от силы пару дней в году. У него свой дежурный арсенал. Мы подбираем их на поршне в Виттенбергском районе, возле квартиры одной из них. Они запрыгивают и устраиваются на заднем сиденье. Места хватает всем троим - не зря Примаверу купил.
Так, кто там с нами сегодня. Светлана, красивая блондинка с внушительным размером, работает в эйч ар и рекрутинге какой-то фирмы. "Эта, чур, моя", - сразу поясняет Санек. Неджмие, учится на фармацевта. Тоже красивая, тоже - с размером, с большими глазами, блестящими, черными волосами, чувственными губами и кожей цвета слоновой кости.
- Чувак, им же до свадьбы нельзя, так что - ну ты в курсе, да? - еще дома наставлял он меня на счет Неджмие.
- Что - да?
- То. Туда можно. Это я ее надоумил. Только проработать надо. Чур, я первый. А потом - как пойдет.
Ага, как пойдет.
Третья - Беттина. Тина. Психолог. Проходит стажировочный год в Спириту Санкти, больнице Святого Духа при одноименной церкви. Красивая, под стать ее подружкам. Рыжеватые волосы, грудь небольшая.
- Зато знаешь, как умеет, чувак, - нахваливает Майнхольд уже прямо в машине. - Башка, бл...ть, лопается.
- Ты охренел, что ли? - шиплю ему.
Мне стыдно перед ними, это ж ни в какие ворота не лезет.
- Пох...й, Светка по-русски все равно не понимает - stimmt"s, Süße? Правда, детка? - проводит он пальцем по Светиной ножке, повернувшись к ним назад.
Она смеется, грозит ему пальцем.
И что я только здесь делаю. Нет, реально, надо было обдолбаться. Пока едем, у меня в машине играет ремикс на "Белую ночь" Салтыкова. Девчонки ничего не понимают, но дергаются под музыку, наверное, хорошо разогрелись уже дома. С Саньком общаются, как со старым знакомым, а он... в своем амплуа, короче.
Куда поехать, решали сообща в машине, вернее, когда Санек и эти трое заикнулись про Тайфун, я спокойно, но решительно заявил:
- Нет, в Тайфун мы сегодня не поедем.
- Что, пра-а-авда? - разочарованно тянут девушки.
Их разочарование быстро проходит. Ближе к полуночи мы оседаем в Кинг Калакауа Клаб, фешенебельном клубе-баре прямо на Нюрнбергском, неподалеку от моей работы. Отстроенная в 19-м веке, отреставрированная вилла из песчаника кажется еще более эксклюзивной в оцеплении из банковских башенок с обеих сторон. Названием своим клуб обязан какому-то гавайскому королю. Туда и в хороший день производят естественный отбор в силу дороговизны напитков и вообще - всего. Сегодня и подавно закрытая вечеринка для приглашенных, а у меня пропуск на нее, подаренный клиентами.
Обстановка в Калакауа не обыденная, но под стать "Ви Ай Пи", что начинается уже с красной дорожки, продолжается внутри и заметно и приятно будоражит девчонок. Мой пропуск произвел на них впечатление. А они производят впечатление на кое-каких моих коллег и других знакомых, которых нахожу там также попавшими в пропускной список.
Майнхольд накачивает девчонок, начав с французского шампанского под бой часов в двенадцать.
- Ну как там ваш персонал? - ласково справляется у Светы.
Говорит с ней, как с "любимицей", а она отвечает ему лениво-расслабленно:
- Как-как... увольняем...
- А тебя не уволят, детка? - глядит он на нее шутливо-встревоженным, почти влюбленным взглядом.
- А меня низ-зя-а, - смеется она, не поясняя, почему.
- Согласен, - смеется Майнхольд.
Неджмие пьет и говорит меньше. Но уже то, что она вообще пьет и вообще здесь сегодня, выдает в ней более раскрепощенную и либеральную, нежели мыслимо в ее случае. А что, чем она хуже остальных - тоже хочет погулять. Тут все взрослые люди. И это, между прочим, не Майнхольд смотрит на нее влюбленным взглядом, а она - на него. Да он тот еще стратег. Ему нравится и чтоб от него перлись, и переться самому. И все это - в одной пьесе. Плюс для Неджмие он вроде ментора. Да уж, этот научит.
Я просекаю, что на сегодня он закадрил для себя этих двоих, а для меня предусмотрел Тину, которая, я как-то чувствую это, на него за это не в обиде. Она смотрит на него с добродушным, даже покровительственным спокойствием, меня же то и дело одаривает красивой, мягкой улыбкой. Расспрашивает меня о том, откуда я родом, давно ли здесь живу и чем занимаюсь, а я рассказываю.
Отключившись от них ненадолго, ухожу пообщаться со знакомыми. Почему-то именно сегодня меня тянет на соушл нетворкинг. И не то, чтобы мне было как-то стыдно за род майнхольдовской деятельности, но своего друга я всем представляю, как банкира по образованию, а ныне специалиста по консалтингу, что в принципе недалеко от истины.
Чуть позже выходим с нашими девушками на танцпол, где они двигаются сексуально, но не вульгарно. Не дешевки же какие-то. На нашу компашку из рода "два-на-три" кое-кто извне смотрит с явной завистью, а пацаны с работы, видать, окончательно решают, что я - вон он, какой. Тот еще шифровавшийся фрукт. А мне, оказывается, известны такие рычаги, на которые нужно жать, чтобы грамотно встречать Новый год.
Тусуемся там часов до двух. Наш шеф-конферансье Майнхольд по степени готовности девушек профессионально и безошибочно определяет подходящий момент для сваливания. Вернее, за мое бабло до готовности их доводит по большому счету он, а я не возражаю и с благодарностью состою у него на подхвате.
На обратной дороге Санек, расположившийся сзади с "беленькой" и "черненькой" - не идет он на компромиссы относительно своего любимого "ассорти" - разливает им еще по шампанскому, будто тут у меня не Примавера, а хренов лимузин. Тина сидит со мной спереди и тоже понемножку отпивает из пластикового бокала на ножке, разглядывая меня с мягкой улыбкой и изредка со мной заговаривая. Света и Неджмие хихикают на заднем над майнхольдовскими россказнями. Тина не смеется с ними за компанию, а общается со мной.
- О чем эта песня? - спрашивает она как раз, пока у меня играет Альянс.
- Im Mogengrauen hört er Stimmen, die ihn rufen. На заре он слышит голоса, которые зовут его, - поясняю ей, не задумываясь. - Und ich glaube, er steht auf eine Frau oder irgendetwas in der Art. И, кажется, ему одна девушка нравится или что-то типа того.
Она смотрит на меня, и в ее зеленых глазах сквозит задумчивость. У нее не те глаза, но все-таки. Вот козел, мысленно угораю я над Майнхольдом, это он специально мне так подобрал, чтоб похожа была?
Майнхольд уводит своих девушек ко мне в спальню, а мы c Тиной не собираемся им мешать. Я еще совершенно трезв, за рулем был.
- Чего тебе налить? - спрашиваю я у Тины.
Но она все с той же мягкой улыбкой опережает меня и предлагает ненавязчиво:
- Хочешь, я сама сделаю тебе коктейль?
С дивана мне не видно, из чего она его делает, но получается вкусно. После того, как подает мне мой бокал, хочет сесть напротив, но я, кажется, готов. Кажется, она нравится мне. Кажется. Ее движения мягкие и плавные. Она не провоцирует, но вместе с тем притягивает. Поэтому я спрашиваю просто:
- Хочешь сесть рядом со мной? - на что она соглашается с улыбкой.
Мы пьем и разговариваем про работу, про планы на этот год - мои, ее, пока за стенкой доносятся звуки какой-то возни, не то смех, не то стоны. Непонятно, да и неинтересно, на какой они там стадии или по какому кругу пошли. Нам хорошо и здесь.
- Мне понравилось. Можно мне еще раз того же самого? - прошу ее с улыбкой, показывая на свой бокал.
Ее улыбки заразили меня. Мне хорошо с ней.
Сам не замечаю, когда начинаю целоваться с ней, все плавно в это переходит. Она расстегивает на мне ширинку, я тоже хочу и ласкаю ее. Она гладкая и мягкая, как и улыбка, что, не сползая с ее лица, греет меня и успокаивает.
Это Санек ее попросил? - думаю. По-дружески?
- Ich mag dich. Ты мне нравишься, - говорит мне она.
- Ich dich auch. Ты мне - тоже...
Наверное...
- Как ее зовут? - продолжает она.
Бл...ть.
- Кого?
- Ее.
- А что?
- Ты напряжен. Так как ее зовут?
Теперь она ласкает мой член. Мне хорошо.
- Звали, - поправляю ее.
- Звали, - соглашается она.
А, хрен с ней.
- Оксана.
- Роксана? - повторяет она, не расслышав. Здесь эти два имени часто путают. - Зови меня Роксана.
- Роксана... - говорю ей, пока она продолжает. - Роксана...
- Или Рокси? Ты звал ее Рокси?
- Рокси... - говорю ей, - Рокси...
Она берет его в рот, делает все хорошо, мне нравится. Глажу ее по голове, закрываю глаза и повторяю: "Рокси... Рокси...".
С закрытыми глазами вижу желтоватое пятно электрического света, а в нем мутно, пузырчато, будто за пленкой из целлофана вижу Оксанку.
Оксанка наблюдает за нами и спрашивает, улыбаясь одним лишь уголком рта:
"Тебе хорошо?"
"Да! Мне очень хорошо с ней", - говорю ей я. "Посмотри на меня".
"Смотрю", - кивает она с ласковой улыбкой. Как мама кивает своему надоедливому сыну, мол, да смотрю, смотрю, ну что там у тебя?..
"Смотри, как мне хорошо", - не унимаюсь я. "Ты рада за меня?"
"Да, рада. А кто это?"
"Рокси".
"И как она?"
"Хороша."
"Ты ее уже пробовал?"
"Пока нет. Но сейчас попробую. Хочешь посмотреть?"
"Не хочу. Мне пора."
"Только не уходи."
"Мне пора."
"Ну пожалуйста. Посмотри. Как же я буду... без тебя..."
"С ней."
"С ней. Но без тебя."
"Мне нужно идти."
"Нет, не уходи. Останься и посмотри. Пожалуйста, посмотри. Мне очень важно, чтобы ты видела."
"Нет. Прости."
Она уходит.
Сука.
Открываю глаза. У меня падает. Нервно смеюсь, качаю головой. Ну не сука ли, а? Ain"t that a bitch, huh... - как поет ее Стивен Тайлер в одной из ее песен. Конечно, сука, говорю уверенно. Вслух.
- Что это означает? - спрашивает Тина. - Я не понимаю.
- Это означает "сука", - объясняю.
- То есть? - удивленно. Но она - умная девочка, тут же понимает и, естественно, не принимает на свой счет.
- Прости, - прошу ее.
- Ладно. Ты все еще ее любишь?
- Да. Нет. Не знаю.
- Ты мне понравился. Закрой глаза, и я сделаю все.
Я закрываю глаза, и она делает все. После минета садится на него, потом, развернувшись ко мне задом, становится передо мной на коленки. У нее не такая уж маленькая грудь и вообще-то классная фигура. Идеальная. Она делает все, но всего оказывается мало.
- Прости, - говорю ей в конце, - прости, - повторяю, не открывая глаз. Высматриваю.
![[]](/img/f/flo_rencen/glava18konec-naczalo/aviary-image-1559573727307_improved_mini.jpg)