- Liebes Brautpaar, Marius und Henriette, queridos hermanos, Marius y Henriette, дорогие молодожены, Мариус и Хенриетте, ваши друзья Андреас и Оксана поздравляют вас с бракосочетанием.
У Йетте тут и правда куча родственников. Многие понимают по-нашему, но тетка-модератор, шепеляво тараторя, дублирует на испанском. А у меня, когда слышу наши с женой имена, кусок застревает в горле, и я спешу опрокинуть внутрь текилу, прежде чем на нас успевают направить прожектор.
- И они решили преподнести вам сюрприз. Какой сюрприз? - спрашивает она мадрину, одну из многочисленных дружек невесты.
- ¡Estáis a punto de ver! Сейчас увидите! - интригует та и подмигивает: - Только Андреас сказал, что за Оксану он не переживает, потому что справится она блестяще, а вот его просил не судить слишком строго.
Раздается доброжелательный смех гостей. А я недоуменно вылупляюсь сначала на мадрину, потому что ни о чем я ее, естественно, не просил, а потом обращаюсь за поддержкой к Оксанке, чтобы встретиться с ухмылкой на ее хитрющей физиономии, и ухмылка эта живо разъясняет мне, кто кого просил и о чем.
- Так что попрошу проследовать на сцену поздравляющих, а гостей - поприветствовать Андреаса и Оксану! Applaus für Andreas und Oksana! ¡Un applauso para Andreas y Oksana!
Сцена - это громко сказано: прямо на песке устроена платформа из некрашеных досок. Этот тихоокеанский ресор класса "люкс" настолько фешенебелен, что перешел на андерстейтмент. Это отчасти выражается в простоте и непринужденности обстановки на пляже. Весь вечер у них играют музыканты-мариачи, они-то и будут играть и петь сейчас сопроводиловку для нашего танца.
А Тихий сегодня и впрямь тихий, будто это тут, в двух шагах от нас не настоящий океан, а рисованный, а затяжной разноцветный закат над ним - чем не фотообои для любителей фэнтези? Вон там, впереди, над горизонтом неоновой вспышкой режет взгляд ярко-розовая полоса. Будто здоровенный кусок рекламной вывески откололся откуда-нибудь из раскинувшегося поодаль города и поплыл над водой. Свадьбы тут играют поздно вечером. Не будь эта свадьба исключением, не видать бы нам этого зрелища.
Мы здесь недавно и пробудем недолго. Но Оксанка уже успела слиться с "ее морем", еще сегодня утром кувыркалась в ласковых волнах подобно розовому дельфиненочку, которого потом, после завтрака взяли в тиски маникюрщица, парикмахер и визажист. Я смеялся над ней, а насмеявшись вдоволь, свалил прокатиться на арендованном велике. Меня умиляло, как она, даром, что не невеста, готовилась, словно заправская пляжная шоу-звезда.
Мда-а-а, море и песок...
Итак, по деревянным мосткам я веду свою кайфующую до чертиков жену на сцену. Ее сцену. Ощущение ее руки в моей руке смягчает мои неприятные переживания, вызванные рядом причин.
Причина фоновая - это мой изначальный невосторг от всей этой затеи и предстоящее посмешище, в которое я сейчас неизбежно превращусь на глазах у всех этих гостей. Но я согласился, чтобы сделать приятное жене и несу свой крест с покорностью и неким пофигизмом.
Причина ситуативная - это тот факт, что сегодня я и правда встретил здесь дохрена народу с бывшей фирмы. С некоторыми вынужденно потрепался, сделав морду кирпичом и отвечая на их расспросы о своем теперешнем роде деятельности с нахальным хладнокровием. Нельзя сказать, чтобы я получил дикий кайф от этих расспросов или своих ответов, скорее наоборот. С подобным настроением я обычно в скором времени вежливо прощаюсь и валю с тусовки. Но сейчас валить некуда, ибо сейчас - наш бэбимун и приперлись мы в эти столь популярные среди любителей экзотических свадеб субтропики издалека, ценой девятнадцатичасового перелета и специально ради того, чтобы мучиться сегодня.
Да ладно, не все так плохо. Море и правда очень классное, вечер тихий, если не считать свадебной программы, а в моей руке - рука Оксанки, облаченной в коротенькое нежно-розовое коктейльное для беременных, в котором ее животик и скрадывается, и в то же время элегантно подчеркивается. Сзади и не видно, что она беременна. Видно стройные ее ножки в золотистых туфельках на слишком высоких - ругал ее за них - каблуках, красивую, женственную фигурку. А потом, когда она поворачивается и ниже ее цветущего, красивого до умопомрачения личика и головки со сногшибательной прической и розовыми цветами в волосах показывается животик, то - как хотите, но вид ее трогает до слез. Может, трогает только меня и только потому, что я возможно уже пьян или потому что люблю ее, или потому что там, в ней, мой сын.
И она, такая бесконечно красивая и женственная, светится такой нежной и счастливой улыбкой, что я невольно и сам улыбаюсь, глядя на нее. Как бы ярко ни сияла неонка неба у нее за спиной - Оксанка затмевает собой и закат, и небо, и море. Глядишь, так и пойму может быть, какого она нас сюда притащила.
А жених с невестой не ожидали от нас сюрприза. Йетте, облаченная в короткий кружевной пеньюар цвета слоновой кости на седьмом небе от счастья, кажется. Смотрю и в радостно-недоуменную физиономию Эльти и, втихаря посмеиваясь, думаю, что он наверно, вообще не ожидал, что я приеду. Может, из вежливости не обошел приглашением безработного друга.
Хрен с ним. Хоть подарок наш условно и для них, я о них сейчас вообще не думаю. Я думаю о жене, на которую автоматом скользнул мой взгляд и сделался вмиг обожающим. М-м-м, лапочка. По-другому не скажешь. Сладенькая какая. Пальчики в моей руке дрожат - мандражирует моя артистка. На личике улыбка, а под ней скрывается нешуточное волнение. Это сколько ж народу тут собралось и сплошь незнакомые все. Когда все это затевала, она и думать не думала, что будет так боязно. Как только решилась на такое да еще меня уговорила. Но я готов теперь. Ничего, не боись, я с тобой.
А потом мы танцуем. Раздается задорное вступительное треньканье электрогитары, те из гостей, что живут в Мексике, сразу узнают и начинают ободрительно хлопать. И песенка, надоевшая мне хуже горькой редьки, теперь веселит меня. В начале мы по замыслу моего хореографа только подергиваем попами, потом я наступаю на нее, а она по мере того, как больше инструментов включается в сопроводиловку, сначала выпендривается, изображая недотрогу, но когда начинается припев, я хватаю ее, типа "укрощаю", и мы танцуем с ней вместе и больше не расстаемся. Вертим попами, впихиваем в рэгги-ритм движения, как она мне объясняла, из сальсы и румбы или чего-то еще. Вот и весь наш танец.
Но все это я выучил еще дома, заученное не напрягает меня. Я двигаюсь автоматически, а сам... отдыхаю. Любуюсь ей. Вероятно, следовало бы, нет-нет, посматривать на молодую пару, там, улыбаться им, ведь это же мы для них стараемся. Вообще, отойти немножко от возбуждения моей молодой женой. Но я забил на все, даже на то, что присутствующие "грины", вероятно, принимают меня за клоуна.
Какая она нежная и трогательная со своим животиком, вся в розовом, будущая мама. И что, другие тоже это видят? Она постоянно повторяет, что в нашей паре я танцую лучше, поэтому смотреть будут на меня, и поэтому я должен делать то или это. А по-моему, она ошибается. Мужик всего лишь ведет, подает, показывает всем свою партнершу. Поэтому, как бы он там ни выдергивался, в танцах всегда смотрят на женщину. Потому мужик и одет скучнее, как подставка, обрамление, оправа для камушка. А дай женщине эту оправу - она в ней засияет. И будет излучать свое сияние, как... моя любимая, думаю, а из самого так и прет нежность.
Вот и теперь - разве на меня смотрят? На нее смотрят. На нее нельзя не смотреть. И дело не в пузе совсем, это - контрольный выстрел. Просто когда перед твоими глазами по сцене плавает-мерцает звезда, розовая звездочка, источник мягкого, нежного света, ты не отведешь от нее взгляда. Ты будешь смотреть на нее и радоваться, что тебе выпало счастье лицезреть это чудо.
А эта маленькая кокетка чувствует восхищенное внимание взглядов, прикованных к ней. Чувствует и кайфует, упивается тем, что не только муж глаз от нее оторвать не может, пропал совсем, еле на ногах держится, только б не съесть ему ее прямо здесь, на сцене. Amor, amor, amor... любовь, любовь, любовь, - поет солист, и я того же мнения, конечно.
Когда мы оттанцовываем, нам все хлопают и некоторые что-то кричат. Но что я буду за муж, если сейчас отдам ее взгляд хоть чьему-нибудь левому взгляду, позволю ее бесстыжим, сверкающим глазкам хоть по кому-нибудь стрельнуть.
- Любишь меня? - приковываю ее к себе этим вопросом.
- Люблю, - ее ротик подрагивает в шаловливой усмешке, а я не даю ей отвернуться, притягиваю к себе почти насильно, целую легонько в сладкие, бесстыжие губы и продолжаю допытываться:
- Хочешь меня?
- Прямо здесь? - смеется, поросенок.
Нам не дают договорить, модератор объявляет нас еще раз, мы кланяемся всем, а отдельно - молодым. Потом я увожу Оксанку со сцены, обняв и положив руку ей на животик, чувствуя, как меня ободрительно пинают ножкой или чем-то еще и как пульсирует у меня кое-где. И рад, что на мне брюки свободного покроя.
Банально, но теперь понял. Понял, зачем мы сегодня здесь. Не для жениха и невесты, хоть им и понравилось очень, особенно Йетте. Не для того, чтобы выпятиться перед "гринами", мол, зацените, все у меня зашибись, аж танцую. Нет. Для нас.
Кроме бывших коллег по работе мы на этой свадьбе никого не знаем, но лишними себя не чувствуем. После нашего танца навстречу нам теперь поднимают свои бокалы абсолютно незнакомые люди, а некоторые даже заговаривают с Оксанкой, спрашивая, на каком она месяце и не возмущался ли ребенок, когда танцевала. А она с улыбкой отвечает, что сынок, наоборот, поддерживал маму, а то она волновалась же.
А вообще, тут весело. Теперь и на меня накатил расслабон.
Кажется, мексиканцы тоже умеют гулять свадьбы. Завезенные занудливые друзья и гости жениха, нет-нет, пытаются толкнуть одну-другую вычурную речь в честь молодых, но это тонет, гаснет в море всеобщего веселья. То и дело модератор и мадрины с падринами затевают какие-то игры, на которые мексиканский контингент среди гостей с готовностью дает себя уговорить. Мы в них не участвуем, максимум, на что даю нас раскрутить, это "танец рядком" - что-то вроде "ручейка" под фатой на мексиканский манер, только у Йетте ее не было, так что они взяли какую-то занавеску, залезли с Эльти на стулья, и под этим мостиком протанцевала сначала вся женская половина, а потом мужская. Окромя этого стараюсь развлекать Оксанку танцами, а больше ей ничего и не надо.
Наконец, жених и невеста, обходя гостей, добираются и до нас. Йетте бурно выражает свой восторг от нашего подарка, и Оксанка живо углубляется с ней в восхищенное бабское щебетание о ее пеньюаре, служащем ей подвенечным платьем, переливается трелями относительно "сказочного" локейшна и яркой, зажигательной свадьбы, какой "не получилось бы в наших краях".
А Эльти: - Un", wie isch es sonsch" so? И как оно вообще? - рад отколоться от их трепа и переключиться на меня.
- Нормально, - говорю. - Вот - одному корешу приспичило am Arsch der Welt, в "жопе планеты" жениться.
Он ржет: - Блин, а ты думаешь, я не хотел все это где-нибудь у нас в Шварцвальде провернуть? Ей же надо было с ее родней в Бахе.
Кажется, развеселил я его, а то эта мексиканская свадьба на тихоокеанском взморье его, по-моему, напрягает. Сегодня, на пляже это у них просто символическая церемония была. Поженились они еще дома, а то здесь, в Мексике это неимоверно сложно и напичкано массой интересных формальностей. Короче, от теста на сифилис он откосил, по ходу.
- Во-во, - продолжаю стебаться. - Это америкосам сюда, как на Майорку. А мне - поди насобирай на билеты, безработному-то. Вот приеду и начну потихоньку кредит отдавать.
- Че, реально глухо с работой? Звал же тебя, - смеется, не верит мне. Думает, прикалываюсь.
- В бутик подался.
- Без базара, чувак? - боюсь, базар его не для судебных протоколов, благо он сейчас не у себя в Кассене. - Слушай, пойдем выпьем.
Решительно отказываюсь от разной мешанины с добавлением кокосового молока, которой полно здесь. Маргарита - вот максимум, на что меня можно развести, благо здесь это даже аутентично, вот и пьем ее под пальмой.
Это весело - особнячком бухать с женихом на его свадьбе. Но невеста его не в обиде, кажется, потому что тоже занята тусней. А я распеваюсь перед ним, что мне остохренело у "больших", что не вернусь туда ни за какое бабло, а он ржет и не верит, хотя и сам не вернется, гад.
- Как там твой подопечный? Баки... Баты... Тьфу, фамилия... Не косячил больше?
- Пацанов в баскетбол играть учит. На практике, в школе. Спасибо тебе.
- Я к этому непричастен.
- Все равно - спасибо. Хоть он говнюк вообще.
- Я ж тебе говорил. Нечего взрослых перевоспитывать. Вот родится у тебя - кого ждете? Мальчика? А, ну поздравляю. Так вот, родится - воспитывай сына. Маленького юриста.
- Эльти, блин... Только при жене не говори, она мне башку открутит, - смеюсь, чокаясь с ним текилой. - Хватит с нее одного.
- Как она держится-то?
Это он про то, что, мол, как Оксанке с безработным мужем.
- Молодцом. Вишь, на танцы меня к тебе выперла. Сам бы я хрен сюда приехал, скупердяй, ты ж знаешь.
Он понимающе ржет, потому что и сам прижимистый.
Незаметно к нам подключаются какие-то ребята из "соцсети" Эльти. Когда мне делают комплимент, что мы отлично танцевали с женой, я вспоминаю о ней и ищу глазами - вон она, тоже общается невдалеке. Пацаны затариваются новой выпивкой, хвалят бар, за ним - отель. От отеля мы - и это выдает в моих собеседниках помешанных на финансах - живо переключаемся на обсуждение закона Мовенпика, нового Закона по ускорению экономического роста. Он предусматривает массивные льготы в налогообложении предприятий и только через битый годик в прессе его и окрестят законом "Мовенпика", когда станет известно, что законопроект был пролоббирован и проспонсирован на средства владельца сети одноименных отелей. На данный момент всех занимает не это, а петиция озлобленных оппозиционеров, направленная на аннулирование закона, и приступили ли к ее рассмотрению в комитете, и ожидается ли поправка относительно регулировки об амортизационных отчислениях.
- Ты часом не в курсе, Мариус?
- С какого это я должен быть в курсе? Меня ваши махинации волнуют? Вон, этого... - он крепко тыкает меня в плечо, - ...спрашивай. Он тебе скажет...
- Приступили, - отвечаю, не задумываясь. - Только отклонят все равно. Полагаю, поправку вносить не будут. Не по амортизациям, нет.
- Ну да! - воодушевляется чувак. - Слушай, а нет у тебя... Виланд Майер, будем знакомы, - сует мне руку, а я пожимаю ее и тоже называюсь, - ...нет у тебя знакомых в министерстве... как бы пробить - верняк-не верняк?
- Нету, - пожимаю плечами. - Мы представлением интересов занимаемся... - пяти минут не прошло, как подписал, а "хорны" - это уже мы, - вот и слыхал.
- Представление интересов... - кивает понимающе. - Лоббизм... Надо, надо... Блин, все равно за это выпить надо, чтоб отклонили. А то по нынешним временам не знаешь, откуда очередное западло ждать... Давай.
Потом он мне рассказывает, что работает в Блю Боут Инвестмент. Мы трепемся про то, как их взяли за задницу после кредит кранча, какие сейчас настали жесткучие, мать их, времена. Тут уже не в том суть, чтобы найти многообещающее портфолио для инвесторов, а как бы на хрен не ликвидировали твои фонды. А то это только "наши" вкладчики съели, мол, АБС-фонд закрыт - и молчок. А иностранные, мать их за ногу...
- Так иски есть уже? - спрашиваю его, а то официально они отрицают. - Да, пойдет распродажа фондовых активов, акции не обрадуются, - бубню машинально.
А он подхватывает мои соображения, сейчас крокодильими слезами захлебнется. Потом незаметно переключаемся на меня и на то, где я работаю.
- Хорн? - переспрашивает он. - Не слыхал. Как тебе там живется?
- Пока - никак. Недавно перешел. Раньше с Мариусом работали в Гринхиллз.
Он удивленно, но заинтересованно прищуривается, и мы говорим еще немножко про то, чем занимаются сейчас финансовые отделы и кто воет на какой лад. Что воют все - на этом мы сходимся единогласно.
- Слышишь, так это правда? Реально Гринхиллз написали "стабфонд"?
Вот оно опять, чувство. Как давно этого чувства не испытывал уже, а. Кайф. Да-да, молчу, конечно. Не из лояльности к Гринхиллз - просто тайно упиваюсь своим гострайтерством. Почти серым кардиналом себя чувствую.
Молчу и киряю просто, глядя ему в глаза.
- Да ладно, колись. Все равно скоро везде напишут.
- Напишут - расколюсь.
Смеется:
- В каком снова отделе ты работал? Файненс? У вас, юристов, всегда на все свой взгляд. Особняком идете от бизнеса. Вечно все запрещаете - то по закону нельзя, так не пойдет, там за задницу возьмут.
Но я все усмехаюсь и не говорю ничего.
Я сейчас секрет профессиональный открою про нас, юристов: мы все - сукины дети. Нас всех, не исключая даже "высот" и "руководящих позиций", где из "просто" юриста превращаются в бизнесмена - распирает от непомерной гордыни. Как иначе, если осознаешь, что все вокруг, все те, на кого ты работаешь, твои клиенты, все те, кто твоими руками добивается, чего хочет, ни секунды не шарит в правовой подоплеке? А ведь без нее, этой подоплеки, ничего не сделаешь. Да, они... мы чувствуем себя умнее и ловим немеренный кайф от этого.
Помню рисуночек на уайтборде у меня в кабинете. Как-то мы с Максом обсуждали какую-то сделку. Он взял фломастер и нарисовал на уайтборде шлюмпфов - так у нас называют смурфов. Маленькие, тупые шлюмпфы в шапочках собрались в кружок. В нем, Канненбеккере, явно умер талантливый карикатурист. На их мордашках он даже сумел изобразить тупое обожание и недоумение - они смотрели в рот пахану их, папе Шлюмпфу, такому старичку в очках. Макс нарисовал это и под группой тупых, обожающих шлюмпфов подписал "клиенты". А папу Шлюмпфа, паханчика, Макс наделил гордым, громким, лестным эпитетом "Адвокат из Гринхиллз". Я не стирал его рисунка с уайтборда, по-моему, так и не стер, когда уходил.
- Слушай, к нам не хочешь? - Виланд вдруг "будит" меня, вырывает из моих грез, опрокидывая очередную Маргариту. - Есть место в юридическом. Руководящее.
- Много у вас там народу? - интересуюсь.
- Когда кончим набор, будет человек пятьдесят. Мы там сейчас разгруппировку проводим по рынкам, формируем группы.
Не слышал. Как, однако, секретно все.
- Много народу приняли, нужен юрист - возглавлять группу, которая с моими по рил эстейт, недвижимости работать будет. Берем и своих по внутреннему конкурсу, но процентов семьдесят из экстернов. Можно знакомых рекомендовать - в рамках нашей Employee Referral Program.
Блю Боут Инвестмент. B. Кто сам там не работал, при упоминании этой фондовой компании первым делом видит гигантскую синюю неонку над рекой. А я вижу нас с Оксанкой, целующихся на Кранахском мостике в синем ее свете. Не вижу ни АБС, ни угрозы ликвидации фондов, ни возмущенного лица фрау фан Хагенс: - "Всю жизнь собирала. Хотела прибавку к пенсии себе устроить, квартиру на старости лет купить. Все мои денежки futsch. Капут. Лопнули". И не суть, какой именно банк вложил ее сбережения в какой именно фонд.
Интересно, как Оксанка отнесется к этому новому прожекту? Тому, что муж перебежит к абсолютному финансовому злу? Жена скажет - куда уж ниже падать-то. Да ладно, думаю. Всего лишь работа. Вон, смотрю на Виланда - да норма-а-а-альный чувак. Пашет - надо же где-то пахать. Ну, не в Красном Кресте. Бухнуть любит, потрындеть. Глазами мечет - девушек чекает одну за другой, но он же не то, что я - здесь не с красоткой-женой, если она у него вообще есть.
Может предупредить Виланда, что фирма, принимающая меня на работу, должна сначала проверить на вшивость свой комплайенс? А мне желательно предоставить авансом в том отчет. А то я ж, гад, с живых потом не слезу. Свое, авторское замутить могу. Вот поступлю туда и позабочусь, чтобы вкладчики вроде фрау фан Хагенс больше не облапашивались. Правда, фрау фан Хагенс вкладывать уже больше нечего.
Короче, выражаю ему свою заинтересованность в его предложении, про себя посмеиваясь над тем, каким альтруистом чуть было не стал. А он говорит, что пришлет мне доступ на внутренний портал их карьерного сайта, который для посвященных. А потом видно будет.
- Слушай, - говорю, - Давно хотел спросить: много вы в головном офисе тратите бабла на подсветку?
- И не спрашивай, - смеется он.
Обмениваемся имэйлами, пока еще не сильно пьяные, а то забудется потом.
Пока посылаю ему сообщение, слышу вдруг знакомый голос: - Здравствуйте, фрау... Эккштайн, - и, метнув подвыпивший, но, сука, ястребиный взор в нужную сторону, вижу, что к моей жене подвалил Вольфинг.
- Извини, я щас... - бросаю на бегу Виланду, а сам уже метелю к ним. К ней.
Какого хрена метелю? Чего так быстро? В моей башке стучит черт знает, что. Я за секунды сопоставляю факты друг с другом, делаю выводы. Вольфинга, как бывшую "гриновскую" шишку, тоже пригласили - нормально. Он здесь - нормально. Но он подрулил к моей жене - ненормально. Какого хрена ему от нее понадобилось? О чем ему с ней говорить? Вывод может быть только один: ему все известно. Он хочет сейчас прижать ее и поймать на чем-нибудь. Чтобы она хоть что угодно сказала - любое ее слово он запишет себе на корочку. И - против нее потом. Он адвокат, и не просто, а ей до такого далеко.
К тому же мне сейчас хорошо видно лицо ее - она растеряна. Уже один только ее взгляд, то, как она на него смотрит, быть может, даже дрожащие ее руки выдают ее. Куда что девалось от ее самообладания, когда распалялась передо мной дома. Поэтому силы сейчас неравные. Поэтому ей нужен я. Поэтому мое место рядом с ней, и я не должен дать ей раскрыть рта. Если у него к ней предъявы, пусть предъявляет их мне.
И я уже тут как тут, целую ее в щеку и говорю ему лаконично и безэмоционально: - Здравствуйте, - а сам держу ее под локоть, сжимаю его легонько, мол, не смей ничего говорить.
Она и так поняла уже. Я чувствую, как она слегка расслабляется в моей руке.
А Вольфинг - вроде тот же Вольфинг, что с ним станется. И все-таки я не узнаю его, когда он, глядя на меня: - Здравствуйте, г-н Эккштайн, - здоровается - бляха, да даже смущенно как-то.
Да, вот смотрю на него и без микроскопа определяю, что он... сдал. То ли он - один из тех, кому тупо не идет кэжуэл, а я привык видеть его в основном в бизнесе-луке. То ли за эти два месяца с небольшим он состарился. Но не в шмотках, конечно, дело и не в морщинах. Взгляд у него не тот, вот что. Не твердый, не сверлящий насквозь, каким обычно его помню, а - черт, да может ли быть? - задумчивый. У него же раньше как было: "Все знаю. А что не знаю - узнаю. И быстро." А теперь - будто не блиц-отчета от тебя ждет, а просто хочет побеседовать. Все не то.
- Вы прекрасно танцевали, - это он - Оксанке больше.
- Спасибо, - она мило улыбается, а ее ручка в моей руке подрагивает. Тихо, зай, успокойся. Будь сама собой. - Это все Андреас, у меня способности скромные. И возможности ограниченные.
Правильно, улыбайся лучше. Обезоруживает.
- Как вы себя сейчас чувствуете, фрау Эккштайн? - справляется он участливо. Нет, если он включает сейчас вежливость, чтобы ее потом жестко прижучить, то это даже по его меркам верх цинизма. Только хрен он ее прижучит, если рядом я.
- Нормально, спасибо, - а я поглаживаю ее животик. Молодец. Расслабься. - Приятно из зимы в лето попасть. У нас сейчас такой холод. Простите, я вас оставлю ненадолго.
И Оксанка чуть ли не бегом драпает в направлении туалета. Трусишка. Ладно, пусть идет.
- Пойдем выпьем? - предлагает он.
Виланд уже куда-то свалил, поэтому под пальмой свободно. Мне, возможно, не стоило бросать его так, раз он предложил мне работу. Забьет на меня теперь.
- Куантро? - спрашивает Вольфинг коротко, устремляясь к стойке. Я не обязан ему подыгрывать, но от куантро и сам не откажусь. - Всегда думаю: зачем тратить хорошую вещь на Маргариту. Верно?
Не отвечаю. Он не обнаруживает желания уединяться под пальмой, и мы остаемся за стойкой. Странно - он хочет помощи зала, когда наезжать будет? Вообще-то, нет у меня желания с ним общаться. Изо всех сил надеюсь, что Оксанку там сейчас не выворачивает. Сегодня на свадьбе следил, чтобы она держала себя в руках в плане еды. Даже тормозил пару раз. А то потом резко вспомнит, что она толстая, тут стресс еще этот - и пойдет-поедет.
- Слушайте... - ему явно неудобняк, я ж не собираюсь облегчать. - ...можно на "ты"? Айке.
- Андреас.
Это становится забавным.
- Да-а-а... - он отпивает от своего куантро, а меня эта наша беседа веселить начинает. - А неплохо здесь, а? Идиллия такая, уединение. Не то, что в Акапулько, там криминалитет один. Вы... ты бывал уже когда-нибудь в Бахе?
- Нет.
- Я тоже впервые. Решил воспользоваться случаем. Даже семинар у себя отменил.
Да ну. По его меркам - это ж как уклонение от служебных обязанностей. Видать, хорошо его Оксанка торкнула.
Но я не говорю ничего. Жду. Он просек, наверное, что opposing party, противоположная сторона сама разговаривать с ним не будет и дело ему придется иметь с юрисконсультом. Со мной, то есть.
- Эльтер вроде тоже подумывает о хабилитации.
Так, еще одно бесполезное замечание ни о чем. Третье по счету. И подряд. Не узнаю его. Это раньше он мыслями не разбазаривался, потому что каждая секунда его времени должна была приносить кэш. И послушать его всегда было не бесполезно. А теперь... бледный он какой-то без проектов своих. И тормознутый, кажется.
Мне наскучил этот зануда. Я уже готовлюсь либо спасать беседу каким-нибудь умным наблюдением относительно перемен, грядущих в лице закона Мовенпика, либо тупо свалить от него. А что с ним будешь делать, если он наехать хочет, но, судя по всему, не решается. Пусть предъявляет письменно, что ли. Не вовремя, правда, малёк, бабла подзаработать не успел. Но - фигня, раскрутимся как-нибудь.