Флерова Вера Михайловна : другие произведения.

Вариант бессмертия, ч. 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Инструкция по вложению души в нежить.
  Часть вторая. Вариант бессмертия.
  
  Из дневника летчика
  
  *0*
  
  За нее спорили тогда только мы и узкоглазые. Друг против друга, разумеется. Когда в Объединенных Нациях стали играть в цивилизованных людей и разбирать наши взаимные претензии, выяснилось, что на восточный берег Анкаианы наша экспедиция прибыла одновременно с прибытием узкоглазой экспедиции на западный. В тот же год, заявили на разбирательстве.
  Председатель с комиссией тревожно переглянулись, хотя решение напрашивалось сам собой - дней в году много. И тут некий независимый эксперт возьми да и выложи бумажки, из которых все с удивлением узнали неприятную правду - экспедиции высадились день в день.
  В зале, по словам очевидцев, поднялся гул, комиссия долго совещалась и не придумала ничего лучше, как намекнуть на то, что день вобщем - то тоже некий отрезок времени, за который на берег Анкаианы можно высадиться как минимум два
  раза. Раньше и позже.
  Да, сказал независимый эксперт. Это если высаживаться по очереди. А на два противоположных побережья можно вполне себе высадиться одновременно. Разница в часах и минутах за давностью лет утрачена, добавил он. И на удивление спокойно
  встретил возражения вроде : "не бывает", "мистика какая-то" и им подобные, так как перед этим несколько лет провел на Анкаиане.
  ...Совпадение и вправду мистическое, но пожив здесь, не удивляешься ничему мистическому. Цифрам вот...
  Сорок семь лет и у той и другой страны Анкаиана значилась секретным объектом. Все эти годы мы и они даже не предполагали присутствия на ней других интервентов. Сорок семь лет я, на сегодняшний день, прожил здесь. Мне было всего семнадцать, когда меня послали на объект. Перед этим за Анкаиану воевали уже 64 года - мой нынешний возраст.
  В этом возрасте я познакомился с Аланкресом. Когда захватчики, то есть мои предки пришли на Анкаиану (западное побережье не было ло освоено анкаианцами, поэтому второй экспедиции долго казалось, что земля необитаема) Аланкресу было тоже семнадцать. В девятнадцать Элис назвал его Аликом, в качестве которого Аланкрес и просуществовал 64 года прежде, чем был положен спать (о чем он, кстати, так и не рассказал подробно, да и вряд ли расскажет).
  В мои девятнадцать я отказался вернуться.
  ...Спор о принадлежности Анкаианы, как сейчас называют войну между нашими государствами, почти уничтожившую аборигенов, продолжался почти 65 лет (полных 64).
  
  ... в новом доме, что отстроил я недалеко от памятника самолету, обстановка недавно стала совсем неплохой, но излишний сумрак моего жилища иногда надоедает...
  
  ... мы вошли, они огляделись, и Кэсси первым делом сдернула со стола принесенную Аликом записочку, разворачивала и бормотала:
  - Интересно, ты умрешь, если я пройду коридор обратно... Это чего?
  - Это мне, - объяснил Алик, прислоняясь спиной к стене.
  Вид у него был все еще немного ошалевший. - От вершителей наших судеб.
  - А можно прочитать? - Кэсси хлопнула глазами, как показалось, даже со звуком.
  - Можно, если потом скажешь кто я, и что мне теперь делать.
  - "на этот день ты сохраняешься и наделен чувствами Дзанкмуаля. Только его властью ты сможешь успокоить их, но только его облик позволит тебе получить эту власть. Своей властью ты в силах лишь получить его облик." Бред. А как же ты намерен обрести недостающее?
  Алик, он же теперь Дзанк, подпирающий стену в ее самом темном углу и прижимающий к себе тонкой костлявой лапкой кое-как собранную мной вторую такую же, на дурацкий вопрос ответил не сразу.
  - Наверное, пробовать, - произнес он, явно думая о другом.
  - Быть похожим на Дзанка? - не отставала Кэсси. Любопытство съело ее усталость.
  Ее, но не Алика.
  - Вероятно.
  Кэсси вздохнула.
  - Наверно... Вероятно... Судьба играет с тобой конкретными понятиями, а ты пытаешься отделаться чем-то неопределенным. Неужели и здесь можно найти компромисс?
  - Но мое существование и есть компромисс, - возразил Алик. - Между жизнью и смертью... Пойдем, пока я не упал и не умер, ты напьешься и расскажешь мне про меня.
  - Куда идти-то?
  Эта улыбка была мне.
  - Вы можете остаться здесь, - сказал я. - Мне надо идти встречать жену с рыбной ловли.
  Разговор сразу же перешел на мою жену - все, конечно, изредка видели на горизонте тетку в лодке, но первый раз узнали о ее корнях.
  ... а когда я вернулся, в доме, естественно, никого не было.
  
  1.
  
  
  Если бы поющие в лесу птицы, шум водопада, живописный пейзаж и все, ради созерцания чего тратятся большие деньги на покупку домов на берегу озера, знали, что траты эти - не из-за них, а для престижа, им было бы все равно. И никто не скажет, хорошо или плохо то, что птицы и водопады об этом понятия не имеют.
  А вот чирикай на деревьях люди, обиде и досаде точно не было бы границ, особенно узнай они, что человек, живущий в их окружении их давно не слышит. С тех пор, как все эти вещи перестали существовать для Андриана Чогара, он ни разу и не ощутил их нехватки. Вокруг могло пищать, шелестеть и булькать сколько угодно, но ни разу не иметь счастья пресечься с интересами Энди.
  А был день, когда он не замечал даже более актуальных звуков вроде, например, шести телефонных звонков. Так и взял трубку после седьмого.
  - Я, - произнес он.
  - Андриан? - спросил официальный голос.
  - Да.
  - Сейчас с вами будет говорить господин Вандарский.
  Там, где обыватель подпрыгнул бы, преступный авторитет остался недвижим. Хотя, спросив сам себя, тайком бы сам себе признался, что удержать в этот в руке трубку было для него испытанием.
  На политическом горизонте Асуллаин Вандарский появился давно. Оказался удачлив, но занимался своими проектами и никому особенно не мешал. Только когда перед Энди встала угроза сесть, потому что кому-то это стало очень необходимо, Вандарский, не сильно напрягаясь, поспособствовал закрытию дела. И осуществил это, насколько было известно Энди, даже никого известного не устранив.
  При этом они не встречались.
  Через пару месяцев придя в себя, Энди стал понемногу проворачивать кое-какие дела, а потом возникло это, с корабликом, и не выгорело. Одновременно дали понять, что такова воля Вандарского.
  Зауважав в нем крупную фигуру, Энди злился и досадовал, что с ним не хотят встречаться. Официально - сколько угодно, но о приватном общении речи не было. Один раз Энди даже позволил интересу возобладать над гордостью и пригласил Вандарского сам. В ответ получил абстрактное согласие, до неприятного похожее на вежливый отказ.
  Месяц назад Вандарский стал мэром-губернатором, проведя феерическую предвыборную кампанию, после чего уважил Энди некоторыми знаками внимания. В это же время две кампании, начатые Андрианом провалились по вине Вандарского.
  И как раз сегодня, когда мэра, после всего, что он сделал, занесли в разряд загадок, угрожающих стать проблемами, он взял да и позвонил.
  - Я слушаю, - постарался сказать Энди как можно нейтральнее.
  И, пока Вандарский зачем-то отговаривал его финансировать строительство верфей на западном побережье из-за, как он говорил, повышенной сейсмоопасности района, Энди озадачивался все больше. У него и в мыслях не было никаких заводов, строительств и, тем более, верфей. Это не его стиль. Вандарский не мог этого не знать, тем не менее вдохновенно вещал о годах и землетрясениях. Энди машинально записывал цифры, потому что кроме шифра и различных иносказаний ничего в голову не шло, хоть он о таком только слышал, да и от кого в этой слаборазвитой колонии
  шифроваться?
  - Кстати, - закончил мэр, - я сегодня высмотрел кое-что, и вам это наверное будет интересно.
  - Не могу судить заранее, - ответствовал Энди, - но готов вам поверить.
  - Еще раз подумайте о верфях. Возникшие по этому поводу вопросы мы решим в четверг в Колизее.
  - Договорились, - сказал Энди.
  Положив трубку он долго смотрел на годы, пытаясь понять, что нужно Вандарскому. Потом понял. Первый год был годом рождения Асета. Второй - годом превращения монахов из монахов в политическую силу. Третий - предыдущий, а четвертый, разумеется нынешний. Пятая цифра указывала время их встречи.
  Вандарский боялся Асета. Этого внешне мягкого человека, который, как он знал, был в давнем и тесном альянсе с Энди. Значит одно из двух - или мэр хочет переманить Энди на свою сторону просто так, или... или, Асет что-то очень нехорошее задумал, и это стало известно Асуллаину. Такая возможность реальна, ибо Асет был последние годы настолько тихим омутом, что страшно было подумать до
  какой степени там могли размножиться жирные непуганные черти.
  
  
  
  
  2.
  
  
  Труп лежал на асфальте, возле парапета моста, словно бы прижавшись к каменной бровке и спрятав лицо от надоевшего мира. Присмотревшись, случайный прохожий заметил бы, что труп - она. Она была хорошо одета, и, вероятно, неплохо выглядела при жизни.
  Случайный прохожий подошел, наклонился и тронул ее за плечо, которое показалось ему еще не настолько остывшим, чтобы сильно испугать, но и не настолько теплым, чтобы усомниться в состоянии находки. Он вздрогнул, но потом все-таки еще раз протянул руку и осторожно перевернул ее на спину. Лицо покойной было прекраснее всех, какие он когда-либо встречал. Это настолько удивило, что он не мог не коснуться его. Он почувствовал щемящее сожаление и досаду, восхищение и жалость, когда в свете фонарей блеснула зажатая в руке трупа пустая смятая туба с оранжевой этикеткой и названием, которое, даже будучи распрямленным, мало что сказало прохожему.
  - Так нравятся мертвые девушки? - крысиным шорохом прозвучал голос из-за спины. Прохожий вздрогнул и обернулся.
  Метнувшийся в темень взгляд отыскал кого-то со скрытым тенью лицом. Голос - ровный, то кажущийся прозрачным, то глуховато снижающийся в богатейшие глубины самого себя. - Такова участь тех, кого жизнь или перестает удивлять, или удивляет слишком часто.
  Странная ситуация, подумалось прохожему. Бредовая.
  - Я уже позвонил в полицию, - успокоили его, но с неизвестно по какому поводу взявшимся оттенком досады. - Они будут через четверть часа.
  Так безумный философ сказал нормальную фразу.
  - К сожалению, - добавил он, отворачиваясь, - суицид становится массовым явлением. Как и эмиграция.
  Первый прохожий поперхнулся. По странной причине вспоминать о почти оформленных документах постыдился. От чего-то попытался оправдаться:
  - Здесь больше не на что надеяться... Страшно жить.
  Ночной свет, словно струящийся сквозь дымку, осветил лицо философа, хотя ни он, ни фонарь, не шевельнулись. И виделось в этом лице что-то от чистого и загадочного греха, похожего на грех самоубийства.
  - Страшно умирать, - серьезно сказал он. Потом поднял голову к небу, позволив теперь уже звездному свет углубить жесткие, безжизненные линии своего лица. А когда вновь посмотрел в глаза человеку, на его лице проявилась то ли тень, то ли забавная мысль, - Но каждый должен прощать другому свой страх - иначе добро никогда не победит зло.
  Человек так и не побежал вон, как хотел за секунду до этого, а замер на месте, оцепенев, как он скоро поймет, от ужаса, но непонятно, чем вызванного.
  - Я тебя ненавижу, - мягко и беспечно сказал Алик. - Потому что из-за таких, как ты, я думаю о континенте, - а через паузу добавил: - И еще тебе нравятся мертвые девушки. Это просто. Проще, чем думать о чувствах живых.
  Человек моргнул и увидел перед собой пустую темную улицу. Потом провел рукой по лицу и вздрогнул, пытаясь стряхнуть наваждение.
  
  2. Шанс невероятности.
  
  Удивительно, как иногда быстро узнаются знакомые, издали, бессознательно, лишь по возникающей неизвестно откуда уверенности, что эта едва обретшая смутные черты суетливая закорючка, похожая на твоего друга - твой друг. Как раз именно тот, на кого похожа. И можно уже идти искать его общества, и, при благоприятном раскладе не остаться одному.
  Это могла быть только она - шла по пляжу и, судя по жестам, сдержанно разговаривала сама с собой. Это была Оська уже потому, что, сделав изящный пируэт в вымышленном танце или разыгрывая сама с собой какую-то сценку, она взмахнула сумкой и попала в единственного на пляже припозднившегося купальщика. Пробормотав недовольно: "Да сколько ж тут вас?" и не слушая ответов, с дебильной улыбкой прошла дальше.
  Парень психов не боялся, поэтому долго и скучно что-то нудил ей вслед, пытаясь перекричать прибой. Кэсси подумала, что эдак Оська и вовсе пройдет мимо, а потому лучше больше не стоять безмолвно.
  - Ось - ка- а- а! - взяла она ситуацию под контроль как можно громче и противнее, потому как лишь откровенно мерзкие звуки, как она помнила, с нужной скоростью достигали замороченного сознания подруги.
  - Кэська... - обернулась Оська, и на ее нежном личике нарисовалась хищная улыбка. И перешла в приветливую.
  - Ты чего это на пляже в такую пору? Плавать холодно.
  - Понимаешь, я ищу следы, - сказала она, оглядывая пляж так, словно вокруг нее на уровне глаз был забор.
  - На пляже? Здесь весь песок - одни сплошные следы.
  - Нет, послушай...- Оська собрала во фразу более-менее относящиеся к делу мысли. - Вот если человек где-то жил, правильно?
  У Кэсси сразу возникло много интересных замечаний. Естественно, если он занимался этим сомнительным делом всем смертям назло, то священное событие на протяжении всего себя просто обязано происходить в каком-то месте, вполне возможно, что даже как раз именно где-то, но что в этом заинтересовало Оську? Значит, она не договорила. Полгода на континенте даром не прошли, и Оська понималась с трудом.
  - Ну? - больше в раздражении на континент, чем на себя, понукала Кэсси.
  - Он оставил там следы? - творила Оська логическую цепь, - Оставил. Их можно найти? Можно. Если знать где искать.
  Кэсси почти обрадовалась.
  - А ты знаешь?
  Оська вздохнула.
  - А я не знаю. Но я рассудила так - их нельзя найти, если их нет. Нельзя, если ищешь не там. Нельзя, если человека никакого не было. Если не везет, тоже нельзя. А если все это вместе? То есть не знаешь, жил ли этот придурок, наследил ли, если да, то где, остались ли они там через столько-то лет, можно ли его по ним найти, скорее всего нет, потому что он умер... Вероятность стремиться к нулю, отбросим ее... И тогда появляется шанс - шанс невероятности. Только надо сделать вид, что ты их не ищешь. И вот тут-то происходит невероятное...
  - Ты их нашла?
  - Да нет еще, - скривилась Оська. - У шанса невероятности есть одно мерзкое свойство - на него нельзя рассчитывать.
  - А какого следы... следы какого человека ты ищешь?
  - Одного. Мне два, сама понимаешь, как-то много уже, да и попробуй отыщи два, когда и одного-то нет.
  Оська нежно склонила голову, словно все же обрела в исканиях своих нечто милое.
  - А как ты по следам определишь, нужен он тебе или нет? - вернула ее Кэсси на землю практическим вопросом.
  - Если следы его, то нужен, - оказалась строга земная Оська. Кэсси начала втягивать в легкие горьковатый морской воздух, постепенно наращивая скорость, пока дырки носа не схлопнулись.
  - Весна, - понимающе выдохнула она.
  Оська два раза энергично кивнула.
  - Пришла, - поддержала она подругу. - Мне приснилось, - говорила она озадаченно, и в ее зеленых глазах морские волны казались серебряными, - словно иду я по серой и гладкой асфальтовой аллее, которая к пляжу, ветер дует, все как надо, птички поют... А на асфальте лежат мухи. Чистенькие, целенькие, ни одной раздавленной... И вот я иду и думаю - как хорошо, что они так переливаются на солнце... А потом всплыл чертов шанс, и мне привиделся тип.
  - И как он выглядел? - задала Кэсси свой извечный вопрос о типах.
  - Помнишь ту рожу, которая от прошлых жильцов осталась?
  От прошлых жильцов на самом деле осталась не рожа (тщеславны, люди всегда на новое место первым делом берут ее), а фотография. Все время, что Оська жила в своем домике, она стояла в рамке у нее на столе, вырезанная давным-давно из какого-то журнала. Вырезала не Оська - криво, небрежно, поэтому было не совсем понятно в какой именно обстановке снят человек и откуда эта обстановка взялась, но все вместе создавало такой приятный, растворяющий в себе образ, что он стал единственной вещью, не выброшенной Оськой.
  - Его не так зовут.
  - Да нет... - вздохнула Оська. - Если б его действительно звали, как ты думаешь, все было бы гораздо проще... А ты-то чего печальная?
  - Работа замучила.
  - Ты же ее любишь?
  - Вот именно. Знаешь, бывают такие дома в мечтах - все там так, как тебе хочется. И лесенка от середины коридора налево, и перила резные, и окошки на нужных местах. Вид на озеро, потайные комнаты, крыша для ласточек... Ты его в голове уже знаешь как оформить.
  - Ну?
  - А потом раз - находишь в жизни еще лучше, построен так, что самой и в голову не придет, все как надо и еще превосходит все твои мечты.
  - И чего?
  - Чего... Стоишь как дурак и смотришь. А это заказ. Делаешь. Как себе. После такой работы можно смело в гроб, потому что лучше уже никогда не получится. И расстаешься с ним, как с родным домом. И даже не знаешь, кто хозяин.
  
  Оська рассеянно подцепила пальцем прядь своих золотистых волос, чтобы вытащить изо рта, куда ее заталкивал океанский бриз.
  - Мерзко, - сказала она. - Но все изменяется. Его могут убить.
  - Ну ты скажешь...
  - Скажу, конечно... Когда это я не говорила? Сама могу прирезать, у меня справка. А ты ко мне в отдельную приходить будешь?
  - Да ты еще мухи не хлопнула...
  - Для всякого дела нужен серьезный повод. Когда мухи задолбают сниться, я тоже разозлюсь.
  Оська улыбнулась. Наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то и проводила восхищенным взглядом спланировавшего за скалу поморника.
  - Это ты все это время в нашем вонючем отеле клопов давила? - спросила она, выжидательно глядя на то место, где исчезла птица, словно ему теперь было сужено породить нечто достойное ее внимания. Только Оську взгляд на море, утесы и птичий полет мог натолкнуть на мысли о клопах.
  - Да нет там клопов, там сервис: чай, кофе, каждое утро свежая газетка...
  Оська сочувственно помолчала. Кэсси поняла, что нельзя перегружать хрупкий мир подруги такой тоской.
  
  - А знаешь, что было в газетке? - лукаво спросила Кэсси. - Там ищут наследную принцессу, которая пропала куда-то очень давно и, по неофициальным данным скрывается на Анкаиане, совсем как ты... Ей как раз поспел престол, или что там у них...
  - Где? - оживилась Оська.
  Кэсси назвала очень приличное государство на материке.
  - А-а, материк, - разочарованно протянула Оська, - тогда не я. Мне и тут хорошо.
  - Да я так и думала, что не ты. Чудес не бывает.
  - Бывают.
  - Нет уж... Иначе я рехнусь.
  - Извини. Но мне-то можно... Впрочем, когда ты рехнешься, и тебе будет можно.
  Кэсси подумала, что очень любит Оську.
  - Ладно, - утешила она, - мне тоже немного осталось.
  - Предлагаю тебе переселиться ко мне. Если бомбой моей в футбол играть не будешь. А то я тебя знаю... Вселяйся. Видишь, и напрашиваться не пришлось. Кстати, заодно дам кое-что почитать. Должно понравиться. Летчик написал, называется "Последняя легенда Анкаианы".
  - Это о чем? Про древнее что-нибудь?
  - И про древнее тоже. Про то, что в жизни может случиться все, что угодно, даже то, что, как тебе кажется, не может произойти вообще.
  - А это для меня не новость. Это я уже от кого-то слышала, - Кэсси поворошила носком ботинка песок, словно источник мудрости там и скрывался.
  Оська снова улыбнулась. Поморник кружил над утесом, то взлетая на упругих воздушных потоках, то проскальзывая меж ними без всякой видимой цели, единственно для удовольствия. Кэсси оторвала от него взгляд, вздохнула и, пиная песок, направилась в гостиницу за вещами.
  
  Места Анкаианы, сопровождавшие ее в дороге, были знакомы и однообразны, поэтому мыслями она утонула в прошлом по-топорному быстро.
  Ко многим, даже не очень приятным событиям, хочется вернуться сразу, как только они обретают статус прошедших. А ее воспоминания и вовсе были лишены наскучивших и неприятных образов. Настроение в них расслаблялось, следуя резковатому в своей наивности сказочному сюжету, которому память придала некоторые черты реальности, заставляющей если не поверить, то хотя бы сопоставить многое из пережитого с этим, всплывшим, и удивиться, что давние образы тревожат, а все реальное и недавнее перед ними теряет прежнее значение.
  *
  - Вот... - то ли подумал вслух, то ли просто что-то не досказал Алик, растекаясь собою в кресле до площе некуда и затеняя сощуренные глаза капюшоном. Кэсси определила подобное многословие как истерику, для которой в тот день был далеко не один повод.
  Гаже всего вел себя в ее кармане доживший до этого момента телефон, ибо по нему позвонил Генрих.
  - Ты где?!!! - заорал он, и не нужно было подносить трубку к уху, чтобы понять, что он расстроен.
  - Здесь, - емко ответила Кэсси, всегда тупеющая, когда на нее повышали голос. Она обратилась было за моральной поддержкой, но Алик сперва напряженно посмотрел на нее, а после удручающе-безразличным жестом сокрыл свои ясные глаза синеватыми веками.
  - Куда ты делась? Почему я должен целый час бегать по поселку и искать тебя?!!
  Уголки рта вампира чуть истончились.
  - А почему б тебе и не побегать? - тихо сказала Кэсси. - Если сразу не дошло позвонить.
  Алик откровенно улыбнулся.
  - Ты можешь сейчас прийти домой?
  - Нет. Я занята.
  - А... С этим плюгавым крысенышем? Посоветуй ему постричься.
  Алик уже балдел, а Кэсси запоздало представила себе парикмахера, обнаружившего, что у клиента голова комнатной температуры. Потом - Алика, который вряд ли сильно любил, когда с ним что-то делали. Генрих, истолковав ее молчание по-своему, продолжал в более приличном тоне:
  - Послушай, я ничего от тебя не требую, мы вообще не в праве что-то друг от друга требовать, я считаю, но ты бы могла хоть записку оставить...
  - Хорошо. Я теперь всегда буду во всех местах оставлять записки в надежде, что ты там пройдешь...
  - Ну ты нашла на что обижаться...
  - Что делать ты совсем не в праве, - прошептал Алик, пробуя на звучание голос Генриха..
  - Что ты хотел?
  - Тут нужны твои показания.
  - Сейчас?
  - Нет. Ты не могла бы завтра подъехать по адресу...
  Кэсси прилежно записала адрес.
  Они сидели в сарае летчика. В двух непохожих креслах, по обе стороны от запыленного золотистого стола. Царапины от ножа на прозрачном покрытии походили на следы падающих звезд.
  Перед этим они вынимали из Алика пули. Вернее, Алик вынимал их из себя, а Кэсси в это время было противно. Когда Алик посоветовал ей представить что он - стенка в тире, она справилась с собой и отважилась подержать пинцет. Держала вплоть до того самого момента, когда он срочно понадобился, после чего уронила. Потом еще Генрих.
  И они вымотались гораздо больше, нежели могли устать сутки не отдыхавший, держащийся неведомо на чем неоднократно поврежденный и насильственно, хоть и ненадолго преображенный неизвестно во что вампир и девица, прошедшая десяток километров.
  Однако подробности всплыли, когда она пыталась ответить на вопрос, почему в тот момент создалось впечатление, что все это происходит не с ней, не наяву, а теперь стало казаться, что и не в прошлом году вовсе.
  Все из-за этого (обзовем погрубее, благо не слышит) генератора иллюзий и впечатлений.
  Серовато-зеленая, под цвет глаз и плесени велюровая куртка с капюшоном, расстегнутая над бледной голубовато-серой тенью кожи, наискось пересеченной светлой золотой цепочкой, милая манера подавать признаки несуществующей жизни лишь при очевидной необходимости, интерферирующие неоном волосы и потусторонний голос. Усталость.
  - Кто ты теперь? - спросила Кэсси, мстительно тыкая в кнопку, отключающую телефон.
  - Крысеныш, - мечтательно мурлыкнул Алик.
  - А серьезно?
  - Это к Генриху. Вы обретете друг друга в океане серьезности, а я уроню в него пару скупых слез... Не позволяй ему выступать, это скучно и раздражает.
  - Хорошо, - озадаченно пообещала Кэсси. - Я запрещу ему выступать.
  Алик вынул откуда-то светлую замысловатую бутылку, вышиб пробку и аккуратно наполнил два маленьких стаканчика.
  - Ты это пьешь? - удивилась Кэсси. Удивилась, что еще способна удивляться.
  - Если я сейчас не глотну хоть чего-нибудь, я сдохну! - для Алика глубокая смена интонаций не требовала пауз, и он их не делал, - Но если ты можешь предложить...
  - Не могу.
  - Подумай, - Алик зачем-то заглянул в стакан. - Еще никто не жаловался.
  - Алик...
  - Ну извини... Представь, что я попросил прощения, и имел при этом силы подняться.
  
  - Ты не хотел стать богом? - спросила Кэсси.
  - Нет.
  - Но ты же любишь свою страну. Разве любовь - не повод?
  - Моя страна умерла.
  - Ты воскресишь ее.
  - Кэсси, - устало сказал вампир, - если что-то один раз умирает, его воскресить можно только на погибель другим.
  - А может быть она еще... не совсем? - тихо спросила девушка. Ей показалось, что Алик не очень-то верит в то, что только что сказал.
  Было интересно, заметил ли он, что сейчас стиль его одежды - мягкий, домашний, достиг пика контраста с остальным - холодным и чуждым ("две полярных идеи нивелируются, чем достигается..." ну просто несусветная объемность образа, подумала Кэсси. Это у вас по впечатлениям, а у нас, дизайнеров, все по полочкам...).
  Впрочем, ему ли не знать.
  Слабым движением руки он попросил ее убрать щель под занавеской. Кэсси аккуратно подоткнула ее под раму (подоконников в этом гостином сарае не прибили).
  
  
  - Реальнее думать, что на ее месте возникла другая. Но Дзанк принадлежит той. Если он возродится, мы будем иметь дело как раз с последним вариантом.
  - И что ты намерен предпринять?
  - Повезет, так стать совсем. Каким бы темным не было мое существование, оно светлее, чем мрак небытия. Правда, видеть неприятные вещи и не сметь отвернуться едва ли лучше.
  Алик откинул голову назад и медленно накрыл глаза правой рукой.
  - Ты уже что нибудь чувствуешь? - спросила Кэсси, отпивая из стакана. Алик убрал руку от глаз и, не открывая их, сделал то же самое. За время его молчания последний вопрос Кэсси успел в ее сознании проиллюстрироваться образом естествоиспытателя, отрывающего лапу лягушке.
  - Немного... Я - тромендер. Мои чувства есть отчасти чувства Дзанка. А моя власть - всего лишь моя власть. Если я буду вести себя, как он, я получу его возможности и могу войти в пантеон.
  - А как это сделать?
  - Понятия не имею. Похоже, надо догадаться. Потому что чувства Дзанка - это не есть верх желаний вампира, поверь мне. Хорошо еще, что не обрекли быть Дилфоэром - он вообще ничего не ел. А вот Дзанк, по легенде, мог быть любым существом. По еще одной легенде, одно такое существо грохнули еще до начала прошлого века, перед захватом. Теперь (но это всего лишь мое предположение) то ли Дилфоэр, то ли этот ваш Князь Тьмы решили застраховаться от подобных неприятностей. А не учли моей тупости.
  У Кэсси возникло чувство, которое бывает у смертных, когда их за стаканом водки посвящают в высокую политику сфер.
  - А что такое чувства Дзанка?
  - Боль за каждую частицу Анкаианы, - ответил Алик таким тоном, что имей его любимая страна хоть каплю совести, она бы все свои частицы собрала и закопала.
  Через щели в сарай все же проникали дневные лучи; вампир иногда поворачивался в их сторону, и сонная тень его под его ресницами разбавлялась восторгом. А потом он болезненно щурился и отворачивался. Но совсем не смотреть туда не мог.
  На миг свет закрыла скользнувшая тень птицы, и в лице Алика что-то изменилось.
  - Он видел тускнеющим взором, как с неба закатного падал к нему серебристый поморник, - громким шепотом процитировал он "Легенду о Дилфоэре".
  - И острая тень от крыла его лаской последнею стала, - подхватила Кэсси, представив бросившегося с обрыва Дилфоэра. Наверно, это была если не первая, то вторая или третья дневная птица, виденная Аликом за последние сто лет.
  Несколько выпитых глотков вдохновили Кэсси на мысли, в которых она увидела комплимент собеседнику.
  - На взгляд дизайнера ты и поморники выдержаны настолько в одинаковом стиле, что... из вас получился бы хороший орнамент. Например: Алик - треугольнички -
  поморники - квадратики, потом опять Алик... Тот же светлый оттенок, те же острые контуры, та же птичья отрывистость и быстрота движений.
  В облике собеседника проскользнуло недоумение. Наверно, представил себе узор из Аликов.
  Налив себе то ли второй, то ли третий стакан, Кэсси пыталась собрать разбежавшиеся мысли.
  - Ты сам - поморник, - сказала она. - Вы оба хищные... А кстати, - Кэсси подняла палец, чтоб не забыть конец фразы (это иногда помогало), - что я... мы пьем?
  - Водку такую. Ее пьют Алики, когда у них много денег. Это бывает редко, но они всегда с кем-нибудь делятся... И не увлекайся так, а то у тебя из Аликов будет панно.
  Однако то, что сам он своих советов не слушал, плюс безумная усталость заставили его сказать то, что он раньше не сказал бы.
  *
  .. умрет ли он, если пройти коридор обратно?
  Собутыльники молчали; Кэсси жевала колбаску, а Алик рассматривал на бутылку на свет. Потом снова откинулся в кресле и поднял голову, словно его заинтересовал потемневший дощатый потолок, но разочарованно сомкнул ресницы.
  - Вот я и надрался в этой ипостаси третий раз, - сказал он так выразительно, что в это верилось слабо. - И третий раз со смертным... то есть с живым.
  - А кто был первым?
  - Один человек. Вампир, прежде, чем отнять у кого-то жизнь, нередко месяцами общается ним.
  Алик резко открыл глаза, и слова застряли у Кэсси в горле вместе с колбасой.
  - Я привязался к нему настолько, что когда он умер (я тут был ни при чем, он болел) я впервые за долгое время затосковал. Меня стало пугать одиночество, и я... грамотно провел второго приглянувшегося человека через ворота смерти.
  Алик замолчал. Он стал настолько похож на собственный портрет, что казался двухмерным.
  - И что?
  Последовала длинная пауза.
  - Мне кажется, тебе известно, что такое неудачный брак, - сказал наконец Алик.
  - Довелось, - вздохнула Кэсси. - Два года взаимных издевательств.
  - Два с половиной года, - кивнул Алик. - Он изводил меня придирками, я его - невниманием. Иногда мы менялись ролями. В конце концов расстались. С тех пор я зарекся. Казалось...
  
  Молчание, долгое, вязкое повисло снова.
  - Ну и? - Кэсси обволокло холодом. Однако посмотрев на Алика, она увидела, что тот следит глазами за мухой, словно намереваясь в удобный момент прихлопнуть ее ресницами.
  - Что?
  - И что дальше? Ты хотел что-то сказать.
  - Нет, Кэсси, нет. Я ничего не скажу. Меня угнетает мысль обречь кого-то еще на существование в форме той дряни, из которой тебе было противно сегодня вынимать пули. Тогда, с Йоргеном, я впервые почувствовал дистанцию между собой и Аланкресом - он не стал бы общаться с таким человеком. Но в жизни бывает даже то, чего, кажется, быть не может. Будь выбор за мной, я бы решился повторить.
  Чтобы не вскочить (это выглядело бы совсем глупо), Кэсси вцепилась в подлокотники.
  - Короткий свет моей жизни, - ответила она по-сказочному, мгновенно протрезвев, - лучше твоего вечного мрака.
  Алик склонил голову, и волосы закрыли его лицо. Их радужный отблеск показался девушке гадким и неестественным. От страха она забыла об усталости.
  Алик продолжал держать ее в напряжении - наблюдал, отчего казалось, что каждое движение Кэсси рождает едва заметное, мягкое эхо.
  *
  - В самом деле? - глаза, похожие на травленое стекло приковали ее к месту. Сейчас при этом воспоминании прошибал холод, а тогда она лишь наслаждалась силой нечеловеческой воли, проникшей в ее сознание.
  - Да, - ответила она утомившись, словно разгрузила вагон угля, и вспомнила, что то, на что ее сейчас можно быстренько всю перегнать, зовется адреналин.
  - Впрочем, - Алик отпустил ее, - я вовсе не хотел обязывать к ответу. Это только иллюстрация к комплименту. Вот и все.
  Прошло некоторое время прежде, чем перегонять Кэсси стало невыгодно.
  - Я... понимаю, - выдохнула она. Она еще не знала, что именно, но уже успокоилась.
  - И такое бывает, - обиделся Аланкрес.
  - Честное слово. Я... я тронута, правда...
  - Ага, - язвительно сказал Аланкрес.
  - Алик, пожалуйста... Я не привыкла к таким иллюстрациям.
  - Потому ты чувствуешь лишь то, что полагается.
  - Это плохо?
  - Да это фатально, - усмехнулся Алик. - В этом месте обрывается дорога в никуда. Ты когда последний раз была на Озере?
  Кэсси вздохнула.
  - Года два...
  - И тебе не грустно?
  Нет, на такие вопросы здравомыслящая Кэсси уставшую Кэсси отвечать не уполномочивала.
  - Мне вообще хреново. Я спать хочу. А ты непонятно зачем меня сюда затащил, теперь пытаешь, на мои вопросы не отвечаешь.
  - Ты можешь уйти.
  - Я и уйду, - обиделась Кэсси. - Не знаю, почему я вообще с тобой разговариваю.
  - Потому что очень любишь играть со смертью.
  Секунду он смотрел прямо; но вот снова опустил голову. Напряжение ушло.
  - Прости... - прошептал он. - Ты все-таки зря меня тогда не убила. Может быть хоть какая-то часть души Аланкреса Гиррана осталась бы для тебя приятным воспоминанием.
  - Иногда и я так думаю. Но ты оказался сильнее.
  Алик коснулся рукой лба, совсем как Оська. Кэсси показалось, что он смеется.
  - Сегодня часть энергии Анкаианы поддерживает мое существование и делает меня богом. А завтра я снова потускнею и вырублюсь в какой-нибудь глухой дыре (надеюсь, она будет герметичной) к наступлению утра. Таково существование тромендера Дзанка... Кэсси, я сейчас уйду. Сорлаш до сих пор Сорлаш?
  - Ага, а тебе зачем?
  - Там мой храм.
  - Там помойка.
  - Помойка тут. Там - руины.
  Он бегло улыбнулся.
  - Алик... Я через неделю уеду на материк, так что прощай. Черт с ним, с судом, обойдутся.
  - А ты вернешься? - спросил он так, словно ставил какой-то неимоверно важный эксперимент.
  - Не знаю, - отрезала Кэсси. - Наверное нет.
  Алик кивнул и одел капюшон.
  - Прощай, Кэсси, - сказал он с грустью, и снова без пауз, обычным тоном добавил: " Приятных воспоминаний", переместившись из поля зрения в сторону, где она не стала его искать. - А в жизни иногда случается даже то, чего, как тебе кажется, никак не могло произойти.
  Она заснула с мыслью, что это было прочувствовано ей в достаточной степени. А проснулась от непонятной тревоги. Недопитый стакан на столе дребезжа, медленно ехал к краю.
  Землетрясение, как-то сразу и без удивления решила Кэсси.
  Начало сыпаться на голову, и она быстро выскочила из сарая.
  В тот момент стало ясно, что с бодуна нет ничего хуже, чем землетрясение. А в землетрясение ничто так не достает, как бодун. Из-за него она долго не могла вспомнить что-то очень важное, чего так боялась.
  Ну что же, терзала она себя, может разрушиться на свалке?
  
  Вокруг уже никого не было. А очередной подземный толчок заставил вспомнить - Коридор. Ей уже не пройти его обратно.
  
  Оська сидела, держа на коленях зеркало и с интересом глядя на катающуюся по полу мину.
  - Оська... - запыхавшаяся Кэсси схватила подругу за руку и выволокла в сад.
  - Ну что? - недовольно проговорила Оська, пристраивая зеркало на газоне. - Что ты врываешься как ненормальная, когда и так все ходуном ходит? Вот, уже и баночка
  разбилась....
  - Ось, во время землетрясений из дома надо выходить, - терпеливо пояснила Кэсси. Во взгляде подруги читалась уверенность, что Кэсси придумала эту рекомендацию для отравления жизни Оськи.
  - Как ты думаешь, а бомбу тоже вынести?
  - Не знаю. Лучше отойди подальше, мне и так проблем хватает.
  Оська нагнулась и сорвала травинку. Она не успела ничего накинуть, и стояла в белоснежной атласной блузке и драных джинсах, обхватив себя руками. Ветер трепал ее золотистый с завитушками хвост и шевелил на атласе фиолетовые тени.
  - Сто на эсос раз, - заинтересовалась она, пытаясь пропихнуть травинку между своими мелко стучащими зубами. - Солько покоросе.
  Кэсси прикинула самый короткий вариант.
  - Я тут квасила с вампиром, - сказала она. - Теперь у меня бодун.
  - А у вампира?
  Пока Кэська думала, Оська вытащила травинку изо рта, выбросила ее, сплюнула и резюмировала:
  - Я ж те говорила, Коридор - это круто.
  
  Переночевав у нее, Кэсси уехала на материк где и пробыла забывшиеся сегодня полгода. Скучные, обычные полгода - встречи, надоевшие вопросы, ночные звонки, объяснения, нервы и упадок. Под конец скука достигла критической отметки и начала отражаться на здоровье.
  Выяснилось, что родная семья - все же место, где раз в год понимают больных родственников и выбивают им еще одну визу.
  И тогда она приехала... (Аланкрес бы сказал - вернулась) - утомленная, набравшая лишнего веса, отрастившая косу, а главное - почти без денег. Но ей сразу как-то подозрительно повезло с заказом и теперь оставалось их только получить, после чего будет возможность отдохнуть в свое удовольствие.
  
  3. Снетки.
  
  Управляющий, к которому она уже успела проникнуться всем, чего он заслуживал, быстрыми цепкими глазками осматривал воплощение ее проекта и, казалось, был доволен.
  Еще бы, подумала Кэсси, делала как для себя. Жаба, конечно, душила поначалу, да и заканчивала она отделку с острым чувством утраты. Уходила - словно родной дом бросала. А ведь не первый раз.
  - Оплата уже переведена на ваш счет, - бубнил управляющий. Его простое, несколько оплывшее лицо оживила бы вежливая улыбка. Однако подобно многим, он полагал, что скудость мимики придает солидности, а Кэсси сомневалась, что тут нужно еще солидности, ибо он и так не худенький.
  Скучно размышлять о некоторых.
  - Помимо того, - продолжал управляющий, - заказчик выдаст вам дополнительную сумму, которую вы не внесли в счет.
  Она лично доплатила за особую фактуру стеклянных вставок, которая по ее мнению подходила к рисунку на плитке. Не радовать же себя за чужой счет. А может быть, ей хотелось уйти с сознанием тайного права на некоторые вещи в этом доме. Но заказчик оказался хитрым и проверил.
  - Но я не спрашивала согласия, - обиделась девушка.
  - Заказчик велел заплатить, - сказал управляющий. - И передал вам чек.
  Расстроенная Кэсси, не глядя, сунула чек в карман. Шесть колов, подумала она, какие мы принципиальные.
  Заводя мотоцикл, она так и не обернулась на постройку, травмировавшую ее своим совершенством. И не увидела заказчика на балконе второго этажа.
  Лишь на рынке, достав чек из кармана вместе с деньгами, Кэсси обалдела. Проставленная там сумма являлась тысячей.
  Она думала, что это ошибка, пока не взглянула на подпись. Столько денег ей жертвовал сам Андриан Чогар.
  Интересно, за что? За молчание? Спасибо, но мы уже все сказали. То, что вы в полуоправданном состоянии, заслуга
  отнюдь не наша. Мы просто хотим нагадить одному типу, считающему, что с девушками можно обходиться так, как это делает он. Но если вы думаете иначе, спасибо. А можете еще домик подарить. Не откажемся.
  Когда она выходила с рыночной площади, дорогу преградила черная "царда". Кэсси тут же вспомнила, как эта машина ехала
  за ней остаток дороги до города. Придется или встречаться с Энди? Или попробовать оторваться? Домой ехать нельзя - этот ужасный человек не должен знать, где живет Оська. Хватит ему Фила.
  Но легко сказать - оторваться. Это в детективах народ отрывается, лихо взорвав по пути пару бензоколонок.
  А попробовали бы они на голом прямом шоссе, да еще на "Ференце - 4000" , которых, может быть, два-три на весь остров. С толпой не смешаешься.
  Проехав несколько перекрестков, Кэсси направилась к проспекту на краю города, с которого начиналась самая длинная на Анкаиане дорога - на Сорлаш. Если существовало на свете место, столь же непохожее на Анкаиану, сколько и на материк, то это оно и было. Жили там уголовные элементы по своим законам, никому не ведомым, исповедовали матриархат, о
  чем свидетельствовали слухи о Соньке Гиблой, управлявшей этим районом последние несколько лет. Первый раз Кэсси так быстро ехала туда, куда совсем не хотелось.
  Минут через двадцать они с "Цардой" набрали скорость, в повседневной жизни непривычную. Полупустое шоссе пугало, и
  Кэсси старалась не отпускать мысли далеко в будущее, а сосредоточиться на моменте. Вероятность ухода от погони снизилась, потому что вместе с машинами кончились и повороты. Хорошо, что не попалось ни одной колонки - Кэсси еще не решила, стоит ли их взрывать, и как. Было некогда и страшно. Еще почему-то казалось, что, стоит остановиться, как преследователи влетят в нее сзади.
  Им-то ничего не будет.
  А с чего ты взяла, возражала она себе, что влетят? Может, они гонятся поговорить?
  Гупости, возражала она себе снова. Энди предпочел бы беседовать у себя дома. Здесь с ней говорить не будут.
  Вот если выберусь из этого кошмара - завяжу с глупостями. Помирюсь с Генрихом. Буду, как мне и положено, дальше изводить себя сомнениями в будущем. Уговаривать себя. Мол, когда человек звонит тебе по сто раз в день, а потом исчезает без каких-либо объяснений, его в дальнейшем лучше избегать. А на свете есть много вещей, которые лучше хождений на такие вот свидания. Например те же глупости.
  Буду смотреть сны по мух. Или остепенюсь. Буду ходить на приемы, буду...
  Преследователи все более угрожали ее мирному будущему. На нынешней скорости она не успела бы затормозить, даже если бы очень захотела.
  Кэсси прибавила газу. Глядя на слившиеся в зеленую стену деревья пожалела, что больше не увидит веток и листьев по отдельности. Она бы сейчас даже и повернуть не смогла.
  И тут впереди появился поворот, лежащий под издевательски удобным углом.
  Короткое притормаживание еще сильнее сократило дистанцию между мотоциклом и машиной. Кэсси свернула и попробовала ускориться до прежней отметки.
  Однако новая дорога, узкая, вся в кустах, была не только прямой, но и короткой. Кончалась она над пропастью. Когда-то пропасть пересекал мост. От него даже доски остались торчать над провалом - словно антенны, прянувшие в неизвестность.
  Есть вредные люди, которые даже перед кончиной размышляют о справедливости. Относись Кэсси к ним, она бы спросила себя, успеет ли притормозить колымага у нее на хвосте, когда увидит ее последний полет, или повторит его. Но вместо этого Кэсси просто вспомнила одно слово, очень странное, которое все знали, но никто еще не смог ей толком объяснить, что оно означает, и не только оно, а еще пожалела, что никогда не узнает уже смысл многих и многих слов, еще вспомнила имя и подумала, что уж если вспомнила имя, то почему ей вдруг кажется, что она не знает, может, это то самое и есть, ну и что, что давно, много лет назад, ну вот, опять глупости, даже толком испугаться не может, такая непрактичная, так ей и надо...
  А время замедлилось, и она все-таки увидела неподвижные, как на фотографии, сизоватые ветки
  кустов в лаково блестящих листьях, дорогу и небо с застывшей птицей, висящие из растерзанной земли корни, и, наконец,
  темноту внизу, на которую можно было бы, между прочим, и не смотреть.
  Мотоцикл тряхнуло, когда он преодолел край, неба стало больше, а птица придвинулась. Ветер обжег лицо и зашумел в ушах,
  с головы слетел платок, и Кэсси ощутила на спине привычную тяжесть упавших волос. Она взмыла, и секунды распались на мгновения страшной невесомости.
  На самом последнем, растянувшемся до вечности миге она все-таки закрыла глаза.
  *
  Удар был сильный, но вышел скользящим. Пришлось напрячься, чтобы сберечь кости, и глаза как-то сами собой распахнулись.
  Мотоцикл ехал по разбитой узкой дороге между двумя стенами из высоких кустов, до самого последнего момента
  скрывавших от Кэсси правду.
  Она затормозила и оглянулась.
  На том краю оврага тоже старательно и громко останавливались. Успели. И из окна высунулся ствол.
  - Пошел ты, - буркнула Кэсси и уже в пути долго добавляла, куда.
  Еще километра три дорога шла между весенних лугов, вдалеке обрамленных лесом, а потом врезалась в поселок и стала подниматься.
  Кэсси остановилась и поняла, что сил у нее хватит самое большее метров на пятьсот. Несмотря на усталость, вернулись страхи - она представила себе обходную дорогу, по которой ее при желании можно бы было перехватить, представила себе все, вплоть до засады, и конечно же, много перед ее глазами возникло страшного, фантастического, иррационального вроде автоматной очереди из-за кустов, выходящего откуда-нибудь из ближайшей калитки Андриана и черной "Царды", выносящейся на проселок.
  Она услышала шаги сзади и вздрогнув, оглянулась. Маленький ребенок и катил набитую тряпочками игрушечную коляску; посмотрев на Кэсси он остановился, деловито развернул коляску и двинулся обратно.
  "Это у меня рожа сейчас наверно. Думала помру; вместо чего удивилась... Надо подождать, пока стемнеет, и попроситься на ночлег к какой-нибудь бабуле."
  Медленно катя мотоцикл по дороге, Кэсси искала бабулю. В случае чего скажет - сломался, мол, а разбираться в чем дело уже
  темно. Было тихо, никого не попадалось, только где-то далеко играла музыка и мигал разноцветный свет. Маленький поселок сегодня гулял.
  Кэсси совсем уж было хотела заявиться незваным гостем на предполагаемое празднество, как вдруг увидала открытую калитку (сплошной железный забор, в котором она была укреплена, очень понравился).
  - Тук - ту-ук! - робко крикнула Кэсси в темное пятно за дверью. - Хозяева дома или гуляют?
  Хозяева задрожат в углу, если ты свое приветствие будешь выдавать таким голосом, подумала Кэсси про Кэсси.
  В тишине послышался шорох, потом неторопливые шаги и скоро девушка увидела на белой дорожке сада темный силуэт мужчины с лопатой.
  "Как приятно, - подумала Кэсси. - Садовод. Не гангстер, не шизанутая девка, не бабка маразматическая, а нормальный,
  средних размеров садовод. Хорошо бы тут все такие были."
  Она и сама не заметила, что улыбается.
  - Здравствуйте, - она подождала, покуда садовод кивнет в ответ, - вы не могли бы мне подсказать, у кого здесь можно переночевать? А то я...
  - Вижу, - сказал хозяин лопаты. - Завози коляску.
  Когда он обошел ее и притворил калитку, Кэсси вдруг испугалась сама не зная чего и остановилась. Потом попросила:
  - А нельзя ее совсем закрыть?
  В замке медленно повернулся ключ. Мужик выглядел неопасно - прошел мимо, занятый своими мыслями, и рассеянно сделал приглашающий жест, заходя на освещенное золотистым светом крыльцо большого двухэтажного дома.
  - Надежно, как могила, - ободряюще кивнул он в сторону калитки, заметив, что Кэсси все еще колеблется.
  *
  - Хочешь чаю? - спросил он, дома, уже наливая ей заварки.
  - Спасибо.
  - У меня был друг, он умер, он очень любил этот чай.
  - Это ты к чему? - осторожно спросила Кэсси.
  - К тому, что если б он не умер, он выпил бы его весь, а так немного осталось.
  Кэсси сделала глоток.
  - Действительно, только смерть может помешать человеку постоянно пить такую прелесть, - мужественно заметила она. -
  Я тоже умру?
  - Когда нибудь, - вздохнул хозяин, - все ныне живущее превратится в тлен. И ты не исключение. Конфетку?
  И, не глядя, поставил на стол вазочку.
  На садоводе был старый вязаный свитер с маленькой дыркой сзади под воротником, изначально, наверно, синий; драные
  джинсы со свисающей из кармана веревочкой и заляпанные землей ботинки, которые он даже не снял, войдя в дом.
  В этакой домашней обстановке Кэсси почувствовала, как ее затрясло - начиналась реакция на пережитое.
  - Ты тут од-дин ж-живешь?
  - Кому я нужен, - умиротворенно ответил хозяин. - Можешь не дрожать особенно, - он первый раз повернулся к ней лицом при свете. Ненормально прямой, заостренный и чуть удлиненный книзу нос придавал его физиономии забавно
  серьезный вид. А голос, наоборот, скрывал какой-то бесшабашный внутренний подъем. - Все там будем, - добавил он почти весело и откусил кусок пирожного.
  - Д-договорились, - отозвалась Кэсси, хрустнув конфетой.
  Садовод улыбнулся и вновь занялся плитой. Движения его были расслаблены, даже слегка развинчены, словно он всю жизнь
  только и делал, что на все плевал и веселился.
  - Но то неопределенное время, что ты существуешь, тебе может пригодиться то, что меня зовут Нестор, - сказал он.
  - А меня - Кассинкана.
  - Приятно. Больше не бойся, это не лучшее лекарство от усталости. Тем более, что я - человек мирный, вреда от меня не больше, чем от...
  - ...покойника, - подсказала Кэсси. - Пожалуйста, хватит о них.
  - Я пытаюсь тебя развлечь, - пожал плечами Нестор. - Ты устала, я тоже... стриг кусты весь день, как...
  - Нет!!!
  - ...заведенный. Хотел отдохнуть, потрепаться с кем-нибудь, приехала девушка, напуганная неизвестной мне причиной. Уж и не знаю, как тебя успокоить. Разговоры о вечном покое ты не любишь, могу тебе только обещать спокойную ночь. Сюда никто не ворвется, да и я - не маньяк. Просто иногда скучаю и несу всякий бред.
  - На маньяка ты не похож.
  Тут карие глаза хозяина лукаво блеснули.
  - Да разве можно сказать по первому взгляду, - возразил он. - По первому взгляду судить нельзя - бывает, встретишь кого, он и на человека-то не похож, а оказывается благороден.
  Кэсси к тому времени набрала в рот первый глоток чая. Им она и поперхнулась.
  - Но чаще бывает, к сожалению, наоборот, - продолжал Нестор. - По тебе постучать? Я постучу, мне не жалко... - Нестор принял лекторский вид. - Вот некоторые стучать не хотят. Зачем, говорят, это не помогает. А я считаю, что если
  человек поперхнулся, значит, неспроста, и без хорошего стука...
  -... Несс!
  - Что?
  - Дай допить...
  Помимо манеры общения, в Несторе располагала внешность. Компактного абриса широкое лицо с острым подбородком, интеллигентное и довольно неприметное (это значит, что на такие Кэсси обычно не обращала внимания) которое резко оттеняли черные брови, волосы и глаза. Маленькая ухоженная бородка из тех, что кверху переходят в пижонские усики, окончательно
  заносила Нестора в тот тип людей, про которых Кэсси никогда ничего не стремилась узнать, полагая их снобами.
  - Столько места, что даже не знаю, куда бы тебя поселить, - Нестор задумчиво погрузил пальцы в то, что еще полгода назад было стрижкой, а теперь ассоциировалось у Кэсси с только что придуманным виртуальным местом, где могли бы водиться в диком состоянии те кисточки, которые продаются, дабы с мебели смахивать пыль. - Мы раньше никогда не сталкивались с таким количеством проблем, - произнес он голосом мэра.
  Из последних сил Кэсси улыбнулась.
  - Но некоторое время назад, - продолжал хозяин, подняв палец, - нам было предложено очень конструктивное решение.
  Повернувшись на стуле он ткнул пальцем в ее сторону, другой рукой в это время пододвигая пакетик с солеными снетками.
  - Будешь спать, где захочешь. Этаж?
  - Повыше.
  - Доедай и покажу.
  Решением оказались две комнаты наверху - одна вполне жилая, а другая просто невероятно красивая даже для привычного ко многому дизайнерского взгляда: с инкрустированной перламутром мебелью, огромной антикварной кроватью с пологом, одним шкафом и сногсшибательным буфетом, очень холодная. Показалось, что Нестор поувял, когда Кэсси выбрала именно ее.
  Он показывал, где что лежит, так, словно давно не заходил сюда, и большая часть найденных вещей стала для него неожиданностью. Заинтригованная Кэсси не
  выдержала:
  - Красивые у вас решетки на окнах. Только зачем они на втором этаже?
  - Так ведь красивые, - не сознался Нестор. Потом пожелал ей спокойной ночи, сказал, что завтрак в десять и ушел.
  Усталой от недавних переживаний девушке вовсе не хотелось задаваться на ночь лишними вопросами. Потушив свет, она прислушалась к тишине за зарешеченными окнами и легла спать.
  Снился рынок, уставленный мотоциклами, на котором ей нужно обязательно купить "Ференц", Нестор, который этот ференц только что кому-то продал и предлагает ей "Царду" по той же цене, а она не хочет, потому что с этой машиной связано что-то страшное, а что, она никак не вспомнит.
  В середине ночи разбудила жажда. "Снетки" - подумала она, проснувшись, и похвалила себя за то, что вечером попросила у Несса пакет сока. Затем отругала за то, что не захватила снизу чашку - пить из пакетов некрасиво даже ночью.
  Вспомнив про буфет, в красных недрах которого поблескивали несколько вполне приемлемых стеклянных бокалов, она вытащила на свет самый глубокий и повертела в руках, расматривая.
  На дне ездило что-то, напоминающее кучку дохлых тараканов, и Кэсси хотела было заменить бокал, но любопытство не одолела и запустила внутрь палец.
  На ощупь "кучка" оказалась мягкой, сухой, шелковистой, не рассыпалась и не шуршала. Кэсси, все еще просыпаясь, подцепила странный предмет и извлекла.
  На пальце повисла скрученная в несколько раз и перехваченная ниточкой тонкая прядь светло-каштановых волос, которая переливалась в свете ночника нежными неоновыми отблесками.
  
  4. Сорлаш.
  
  Оставшуюся часть ночи Кэсси спала от силы часа два, забывшись лишь перед рассветом. В половину одиннадцатого встала и осторожно спустилась на кухню. Там первым делом обнаружила закуток, где, вероятно, большую часть ночи провел хозяин - там стоял компьютер, бесшумно прокручивая заставку какой-то игры - не разобрать какой, потому что большая часть экрана
  загораживалась виртуальными очками, нацепленными на джойстик.
  Нестора не было. Решив, что он отошел ненадолго, Кэсси поднялась к себе. Через полчаса спустилась снова, привлеченная запахом горячего металла от чайника на плите. Отключив ее, вышла во двор.
  Поиски вокруг дома и в близлежащих постройках ничего не дали, кроме сведений от соседки, которая, как выяснила Кэсси, видела Нестора больше часа назад садящимся в машину с неизвестным темноволосым созданием, не понятно, мужиком или бабой. Еще она узнала, что соседка никогда не подумала бы о Несторе такого, он жил в одиночестве и баб к себе не водил, равно как и мужиков. За два часа Кэсси успела поесть, прибраться, обесточить все, кроме холодильника, запереть дверь и отдать ключ соседке. От нее Кэсси узнала что машина с существом непонятного пола являлась желтой "Сиреной". Девушка еще
  раздумывала над своим следующим шагом, когда соседка сообщила ей номер, очень приметный - КК111.
  Игнорировать такое везение было нельзя.
  Через пару часов, позвонив на свой телефон Оське и успокоив ее обещанием вернуться неизвестно когда, Кэсси начала пробиваться на работу к Генриху. Еще через полчаса у нее, помимо неприятной тяжести и почти истерики от этого разговора осталось совершенно незнакомое имя - Вэйн Либих и адрес, предположительно ему принадлежащий - Сорлаш, улица Средняя, 28. Сорлаш был уже недалеко, отчего б не съездить и не развеяться? В лучшем случае она найдет там желтую "Сирену" или узнает, где ее можно найти, в худшем - вернется ни с чем.
  
  *
  
  Последним на улице Средней был дом 27. Дальше дорога уходила в лес, через хилый мостик, за которым превращалась в тропинку.
  Это был даже не шанс и не половина шанса. Но начинало темнеть, а возвращаться обратно через владения диких рокеров не хотелось. Где-то дальше на пути наверняка есть мотель...
  Она позвонила Нестору. Убедившись, что дома его по-прежнему нет, устремилась в лес.
  Узкая коряжистая тропинка особых виражей не позволяла, иногда мотоцикл даже приходилось вести. Ветки цепляли, небо темнело, но Кэсси упорно преодолевала темнеющее пространство, убеждая себя, что ночевка в лесу - лучше, чем еще один разговор с пакостным Генрихом, а Нестор - такой милый человек, что она за него беспокоится, никто ведь не уезжает по своей воле, оставив на плите чайник, а в доме - чужого, да еще так надолго. Хотелось найти его живым чтобы спросить: откуда? Что это за комната, в которой так красиво и холодно, в которой он не бывал, но от чего-то хранил прядь вампирских волос?
  И кто скрывается под именем Вэйн Либих? Настоящий Вэйн Либих, насколько она знала, пишет философские эссе. Можно примерно предположить, каким был человек, оформивший машину под таким именем. Хотя что предполагать? Одно из двух - читал или не читал. А может, писал?
  Лес сменился небольшими холмами, иногда довольно крутыми, и Кэсси вдоволь намучилась, пытаясь следовать по ним прежней тропинкой. Уже давно стемнело, и она часто останавливалась чтобы поднять голову и полюбоваться появившемся над головой звездным куполом - таким, как прежде, когда она, маленькая, убегала на обрывистый берег речки помечтать. Она убегала от родителей, позже - от надоедливых сверстников, а еще позже и до сих пор - от скучных поклонников, от несчастных влюбленностей, от разочарований и неизбежно появляющейся после однообразной тоски.
  От звезд нельзя ждать больше, чем они могут дать. Но того, что они собой представляют, хватает, чтобы любоваться ими каждую ночь. Звезды - символ издавна близкого каждому человеку огня во тьме. Нарисованный костер - нестрашный и бесполезный, горящий в ином мире, где никому не жить.
  Они мерцают и манят, как живые, по их чистому и нежному свету тоскуют испокон веков, мечтая достичь.
  Поэты нашли способ их присвоить, а особо талантливые - даже продать.
  Но на самом деле ни одна звезда (кроме ближайшей) никому на фиг не нужна.
  Кэсси выпихнула из-под колеса булыжник и шепотом выругалась. Потом одернула себя - зачем шепотом, все равно никого вокруг... Тогда она ругнулась громче, но, поскольку такое дело было ей непривычно, получилось неубедительно и как-то очень смущенно.
  Это было нельзя так оставлять. Кэсси несколько раз громко повторяла известные и не очень бранные слова в различных комбинациях, то интонационно выделяя, то пропуская некоторые и прислушивалась к эффекту. Голос явно не подходил.
  Так, стоя на дороге и громко бубня под нос разную нецензурщину, она в какой-то момент подняла голову и неожиданно увидела перед собой костлявого верзилу. Он неслышно подошел по выложенной булыжниками дорожке сада. Обратный конец дорожки упирался в крыльцо и открытый дверной проем, откуда выбивался слабый красноватый свет. Таким обычно освещают прихожие, и при
  нем неразличимы предметы меньше мужского тапочка.
  - Ох, ё! - только и сказала Кэсси.
  Верзила тихо рассмеялся. Свет образовывал над его головой тусклый прямоугольный нимб и совершенно не давал разглядеть лицо.
  - Я думала, - вздохнула она, - тут нет никого... Ладно, извини, пойду я....
  Она взяла мотоцикл за руль, направила дальше и врезалась в собаку. Та зарычала, однако присмотревшись, Кэсси заметила, что хвостом она виляет тоже. Собака была раза в два выше мотоцикла.
  - Может, помочь чем? - спросил верзила. Голос у него был робкий и какой-то обиженный.
  - Убрать четвероного друга, - решительно попросила Кэсси. - Бензина не напасешься этого лося объезжать.
  - Дик!
  Дик отошел и бесшумно скрылся в саду.
  - Куда ты едешь? - спросили сзади.
  - На фиг из Сорлаша, - ответила Кэсси.
  - Этой дорогой?
  - Какая разница-то? Куда хочу, туда и еду.
  - Ну ладно, ладно... Я просто хочу предупредить, что дальше еще на полсуток леса и горы, в которых как раз недавно был обвал. Как у тебя с бензином?
  Кэсси вздохнула. Бензина у нее еще на обратную дорогу может быть, и хватит, а вот на больше...
  - Ну не поворачивать же мне теперь, - сварливо закончила она свою мысль.
  - Это как нравится, - согласился незнакомец. - Только наше жилье - последнее на этой дороге.
  - И?
  - Земля принадлежит хозяину дома. Он очень не любит, когда по ней ходят.
  - Таблички нет.
  - Зато есть я, - смущенная интонация не вязалась со смыслом, - И я предупреждаю последний раз.
  - А что, вы такие злые, что у вас даже переночевать нельзя?
  Незнакомец задумался, взглянул на звезды, потом на Кэсси, потом в сторону, где размытыми зубцами чернел лес.
  - Если ты уедешь завтра до полудня.
  - А что с вами происходит в полдень?
  - Обычно ничего, но завтра приедет хозяин, и твое присутствие может вызвать массу ненужных вопросов. Я не хочу на них отвечать.
  - Тогда уеду.
  
  
  5. В гостях.
  
  Арно, так он представился, изрядно прихрамывал, а когда они вошли в освещенную область, Кэсси удивилась как он вообще прожил на свете все свои годы.
  Тоненькая синяя футболка позволяла видеть сильно искривленную спину, заставляющую узкие плечи пребывать на сильно разных уровнях. Шея из за этого тоже казалась прилаженной кое-как, даже частично скрывающие ее волосы росли клоками и были местами не только разных оттенков, но и заметно разной густоты. Правое предплечье Арно, насколько Кэсси успела заметить, в двух местах шелушилось. Сквозь светлые и редкие волосы с той же стороны можно было заметить недоразвитое ухо, почти что просто дырку, окруженную кожным валиком и на виске красное родимое пятно, похожее на отрезанный шлейф кометы.
  Увиденное заставило Кассинкану серьезно подумать, хочет ли она, чтобы эта уникальная коллекция физических недостатков поворачивалась к ней лицом. Далекая от принципа - судить обо всем человеке по внешним данным, она все равно была бы не прочь оттянуть критический момент, дабы успеть морально подготовиться.
  Однако Арно повернулся.
  - У нас тут немного странно, - пояснил он извиняющимся голосом (стало понятно, что это постоянное), кивая на появившихся в конце коридора двух стражей. Они взглянули на Кэсси и тут же, к ее облегчению, потеряли к ней интерес. Один из них выглядел горой мускулов, а второй был сложен довольно пропорционально, одет в черное и до самых глаз этим же цветом замотан.
  - Это мавурки, - почти нежно сказал Арно, - Мавурк-1 - маленький, и Мавурк-2 - побольше. Они охраняют дом.
  - А Дик?
  - Дик это делает снаружи, а они - внутри. Собственно, девушка, поэтому я и не боюсь пускать на ночлег незнакомых людей.
  - Это вы тут только вчетвером и живете? - как можно более невинно и небрежно поинтересовалась Кэсси.
  Поспособствовал такой конспирации еще и замеченный при входе под сенью лиан блестящий радиатор "Сирены", переходящий в канареечно-желтый капот и пониже него три единицы. Кэсси старалась не думать сейчас о том, зачем приехала. Особенно после мавурков. Иначе станет страшно, а от этого тупеют.
  - Нет, тут еще бабка, хозяйка, но мы ее редко видим. Она занимается своими делами и почти не выходит, однако в твоих интересах на второй этаж не ходить.
  - Понятно... - устало сказала Кэсси. - Я и не пойду, если все удобства на первом, и вы будете настолько любезны, что мне их покажете.
  - Пойдем. Ты проведешь ночь в библиотеке.
  Арно наконец-то отвернулся и пошел вперед. Почти без звука, привычно отодвигая по пути тяжелые шелковые кисти занавесок и ловко переступая через сбитые и утоптанные складки на ковровой дорожке.
  Эта бабка, подумала Кэсси, совсем не следит за домом - такое впечатление, что все эти вещи забросили прямо с тех пор, как купили. Впрочем, если она такая же, как остальные представители этой кунсткамеры, то неудивительно.
  На всем в доме лежала тень какой-то древней жути и с каждым шагом все больше поглощаема им, Кэсси чувствовала себя медленно задыхающимся в этой вековой пыли огоньком здравого смысла.
  Больше всего травмировала внешность Арно. Она готовилась увидеть что угодно, но неожиданность, как всегда, подкралась откуда не ждали. Лицо Арно оказалось строго правильным - рельефным, суховатым, с очень тонким носом и глубоко посаженными под короткие темные брови глазами. Нормальные, даже красиво очерченные губы с намеком на чувственность, выглядели даже привлекательно. Странным казался только его манерный и немного жалобный тон. Словно человека когда-то сильно смутили, и он до сих пор не пришел в себя.
  Таким интересным он уже прожил около тридцати лет или чуть больше. В иерархии жилища стоял выше мавурков потому что имел уникальное имя, разговаривал с гостями и повелевал монстрообразным Диком.
  *
  Библиотека располагалась на первом этаже - огромная, с высокими стеллажами и узенькими пыльными проходами, спланированными на манер лабиринта. Это угнетающее сходство совсем доконало. Кэсси решила: если Несс имеет (или имел, его проблемы) дело с хозяином этого места, пускай выбирается сам. Она уже достаточно перепугана, чтобы смирить свой благородный порыв и главное, свое любопытство. Хорошо еще, если никто не придет и не выпьет ее кровь в первую половину этой ночи. Во вторую она попытается смыться. И поэтому, когда Арно рассеянно поинтересовался, где она любит спать, Кэсси ответила, что у окна.
  - Это хорошо. Другого места тут, вобщем-то и нет, - заметил он с прежней меланхоличной интонацией слабоумного.
  Кэсси в этот момент как раз шарахнулась от очередного темного угла. Арно продолжил:
  - Если тебя станет сильно смущать обстановка нашего жилища, ты сможешь покинуть его через окно, не заблудившись и не разбудив меня. Дик предупрежден.
  Кэсси, поддавшись озорству, посмотрела на него грустно и проникновенно.
  - А тебя смущает обстановка этого дома?
  Арно явно не был обучен играть в такие игры, но оценить сумел и неожиданно выдержал ее взгляд.
  - Не просишь ли ты меня о чрезмерной откровенности, милая девушка? - спросил он. В его словах почудилось чрезмерное напряжение. Похожее на укор.
  Ну да. Он урод, а она кокетничает с ним, как с нормальным, рассчитывая, что вызванная этим симпатия позволит им манипулировать. Если он неглуп и самолюбив, то именно так и думает.
  - Извини. Просто мне показалось, что в таком запустении жить трудновато.
  Ответная улыбка Арно была искренней, хоть походила на гримасу старого портрета. Стало его жалко - Кэсси вспомнила, как сама сидела безвылазно дома и была рада любому поводу пообщаться с кем угодно.
  - Но и умирать раньше времени не хочется, - неизвестно к чему заметил он. - Спокойной ночи.
  После его ухода Кэсси долго сидела на краю двух сдвинутых полок с ворохом одеял и думала, как она объяснится с Нестором, если он еще жив. Покинь она это место сейчас, ей, возможно так и не доведется узнать о его судьбе. Ни-че-го.
  Еще хорошо бы додуматься, к чему это Арно сказал про "умирать".
  Кэсси оставила думы об окне и пошла искать дверь. Хотелось, чтобы можно было сказать - она делает это неслышно, а еще больше хотелось, чтобы никто ничего не сказал, потому как не услышал бы.
  Более-менее успешно пройдя стеллажи, она сумела попасть в коридор, ничем не заскрипев. Оттуда, помимо входа обратно в библиотеку и прихожую, вела еще одна дверь - двустворчатая, темного дуба, закрытая на ключ. Рассудив, что гостей, пленников и покойников вряд ли станут складывать в таком помещении, Кэсси пошла искать лестницу на второй этаж.
  Тот был проще. Все коридоры вели в большой зал, по противоположным сторонам которого шли двери - с одной стороны комнатные, а с другой - балконные.
  "Зачем человеку столько балконов? Или это все один, на который тут три... нет, четыре выхода?"
  В комнатах, скорее всего, спали какие-нибудь мавурки, поэтому решено было перво-наперво осмотреть балконы, на случай, если придется убегать.
  Кэсси прошла мимо огромного широкого стола персон на сто, накрытого атласной скатертью с тяжелыми кистями, мимо небрежно собранных занавесей, медленно колыхаемых ночным сквозняком, мимо маленькой
  колченогой этажерочки, на которую что-то класть было бесполезно, а вот нацепить ей на угол полураскрытую книгу -
  пожалуйста; что и было сделано, только когда-то очень давно, судя по нетронутой пыли, скрывшей название. Далее был балкон, чью дверь Кэсси
  осторожно приотворила, чтобы выглянуть в сырую темноту.
  Выпуклости замысловатых чугунных перил блестели под звездами. Пахло травой, сыростью и почему-то птицами, хотя Кэсси на их месте десять раз подумала бы прежде чем селиться под крышей этого невероятно гостеприимного дома. Видимо, оплетавшие его дикие лозы показались им отупляюще привлекательными. Последив взглядом за мотающейся на ветру зеленой плетью, потрогав пальцем стену - давно ли покрашено, потыкав в замки, девушка успокоилась и посмотрела, наконец, себе под ноги.
  Где обнаружила помимо своих ног еще одну. Лежащую, в ботинке.
  К ней прилагалось скудно обрисованное сумраком человеческое тело.
  Не успела она вздрогнуть от неожиданности, как чья-то рука зажала ей рот. Кэсси успела подумать, что вот это, впереди, наверное, Нестор, а позади, скорее всего, мавурк, который к тому времени уже почти втащил ее в комнату. А на балконе труп, и скоро их будет два. Она изо всех сил рванулась и удивилась, вырвавшись.
  Это произошло уже в зале - освободив рот, она отлетела на подоконник и попыталась рассмотреть того, кто все еще крепко держал ее за руку. Он и сам повернулся к свету. Обозначившему густые темные волосы и нос, похожий на перевернутую единицу.
  - Нестор?
  Ответ последовал не сразу - некоторое время Несс всматривался в ее лицо.
  - Кэсси... Так ты отсюда?
  - Я в этом пылесборнике первый раз. Я удивилась, что ты утром уехал, оставив на плите чайник, и решила тебя найти.
  - В этих случаях звонят в полицию.
  - Звонила. Они меня выслушали без энтузиазма. Вообще я не люблю общаться с этими ужасными людьми, а я уже это делала как-то раз, не понравилось.
  - Да, здешнее население не в пример приятнее.
  Чего в его голосе было больше - спокойного сарказма, или остатков удивления, она так и не поняла.
  - Я не ожидала попасть на парад уродов, - запальчиво продолжала Кэсси. - Это кто на балконе?
  - Какой-то мавурк дрыхнет. Разбудить?
  - Не надо. А почему там?
  - Свежий воздух любит, наверное. Вот некоторым он ни к чему совсем, а мавурки должны быть здоровыми и сильными. В этом случае он, воздух, просто незаменим, особенно свежий...
  Нестор сделал ей знак следовать за собой и прошел к самому последнему из балконов. Там он вытащил пачку сигарет, из нее - одну, зажег ее и глубоко затянулся.
  - Я тебя плохо знаю, - медленно произес он, - но вряд ли что-нибудь в моей жизни изменится от того поверю я тебе, или нет. Если б ты замышляла что-то против меня, то бы не стала так глупо выглядеть, а если это правда, то тебе остается
  только надеяться, что твое мировоззрение понравится главному уроду - здешнему экстравагантному хозяину. Боюсь, с ним тебе придется несладко - достаточно сказать, что он вытащил меня из-за дела, о котором, как мне казалось, не знала ни одна живая душа.
  - Ну если о живых - такая тайна, поведай мне о мертвых, - вдохновенно попросила Кэсси.
  Нестор стоял к ней в профиль. При этих ее словах он слегка повернулся и настороженно посмотрел в глаза - жест, из-за темноты почти бесполезный.
  - Последний раз ты просила меня о них молчать, - напомнил он, вынимая изо рта сигарету.
  - О не совсем мертвых, - уточнила Кэсси, не отрывая взгляда и одновременно приглаживая выбившиеся из косы волосы; они ее нервировали. - Если, конечно, эту прядь в бокал положил ты.
  Нестор глубоко затянулся и выдохнул в небо. Ровного выдоха не получилось.
  - Я положил. Даже сам отстриг... А ты сколько встречала?
  - Одного.
  - Наверно, ты заметила, что у этих ребят есть одно замечательное свойство - вот люди спокойно себе живут свою жизнь, не зная, насколько это реально, но если кому-то раз посчастливится пережить первую встречу хоть с одним, то и они, и разговоры о них уже не оставляют человека очень долго. Ты, стало быть, имела все основания искать меня во имя этого святого правила... Слушай, а ты уверена, что все спят?
  - Не знаю. Но думаю, что у нас не так уж много времени.
  Кэсси жестом попросила у него пачку. Закурила. А Нестор уставился в темноту.
  - Буду краток, - пообещал он. - Пять лет назад я был по личным причинам выгнан из одного КБ, где поначалу считался подающим надежды. Денег не было, я ввязался в одну аферу, естественно, меня подставили, да так крепко, что я скорее, чем ожидал, почувствовал, как куртку на моей спине разглядывают в кружок оптического прицела.
  Я шел по улице и думал, откуда оно взялось, это ощущение. Передать его нельзя, надо пережить. Отношение к миру немного меняется.
  Гонимый зверь, которым я стал, ищет любую щель, чтобы спрятаться, и я, не знаю почему, завернул в первый показавшийся безопасным подъезд и поднялся по лестнице. На одном из этажей увидел полуоткрытую дверь. Окликнул хозяев, но они не ответили. Зато стало слышно, как следом за мной кто-то идет - поднимается, неспешно так, развязно... Я решил его не дожидаться. Вошел и запер дверь изнутри.
  Некоторое время я стоял и слушал, что происходит на лестнице, затем, убедившись, что в мое убежище не вломятся, пошел искать какие-нибудь признаки хозяев. В доме было несколько самых различных музыкальных инструментов, старинных и современных, звукозаписывающая аппаратура, что в сочетании с наплевательски небогатой обстановкой комнаты красноречиво говорило о тесных отношениях хозяев с музыкой. Мне некого было поблагодарить за мое спасение, но некому было также и выгнать меня. Мои преследователи, решил я, еще некоторое время будут поблизости, поэтому лучше не искушать судьбу. И я остался.
  С минуты на минуту ожидая какой-нибудь неприятности, я сидел на большом диване в клеточку и не знал, чем заняться. Точнее, что делать. В полицию позвонить не решался - вряд ли кто поверит в открытую дверь, да и неизвестно еще, что случилось с хозяевами, вдруг мне еще и это повесят. Я решил уйти ночью или рано утром. А пока взял с полки первую попавшуюся книгу, завернулся в плед и стал читать.
  Наверно, в голове у меня что-то сдвинулось, потому что погрузившись в тамошнюю мистику, я совершенно успокоился. Время шло незаметно, я одолел уже почти треть книжки, когда вдруг услышал, как кто-то рядом со мной испытывает синтезатор на почти неслышной громкости. Испытывая, он явно имел в виду клавесин - короткие, глуховатые удары его клавиш я даже не успел воспринять, как шум - так плавно они вплетались в повествование, заставляя вспоминать все эти сказки с жутковатыми от абсурдности сюжетами где герой попадал в табакерку, какой-нибудь кукольный город или в пыльную щель за собственным зеркалом где встречался с некими корявыми по смыслу существами, превращающими привычные ему понятия в непривычные. Манера игры этого испытателя напоминала то крысиный топоток за стеной, то звуки, с которыми трещина прокладывает путь в стене, то капли воды, медленно затапливающей подвал и другие... тихие кошмары.
  Догадавшись таким образом, что давно не один, я поднял голову, увидел его и на некоторое время онемел.
  Он даже не посмотрел на меня - только предостерегающе поднял палец - не мешай, мол. Некоторое время он пытался справиться с каким-то очень сложным пассажем, попутно, как мне показалось, извлекая его из глубоких могил памяти. А затем запел.
  Я узнал эту песенку, или скорее, арию. Названия не помню - когда я учился в музыкалке, ее часто пела одна девочка, мне она нравилась, и мы быстро разучили ее на два голоса. Больше я не встречал эту мелодию, да и музыка мне тогда быстро надоела, я до сих пор не вспомнил происхождение мелодии.
  Он исполнял немного иначе, но гораздо интереснее, чем когда-то девочка. Я немного подождал, а потом решился и осторожно вошел в свою партию. С отвычки я по первости кое-где лажал, но потом втянулся. Песенка к тому времени как раз кончилась.
  - Давай еще раз, - сказал он. На этот раз он сыграл вступление, не сбиваясь, и пел в полный голос. Голос у него был не только тренированный. В нем было то, ради чего наши предки все это придумывали песни.
  Но удивительно - выяснилось, что и я рядом с ним чего-то стою. Мне не раз приходилось петь с кем-нибудь дуэтом, но такого кайфа не ловил никогда.
  Все это время я пытался понять, сколько ему лет, да так и не понял. Он выглядел старше меня, но лучше сохранившимся. Слегка повыше, немного нескладный, но движения... Ну да ты в курсе.
  - Устань бояться, - сказал он, когда мы допели. Потом, видя, что я не очень понял смысл этой фразы, перешел на более понятный язык, - Они не найдут тебя здесь, а если и найдут, то вместе с тобой найдут то, что желали бы избежать. Хотя не знают об этом и планируют вернуться.
  - А что планируешь ты? - спросил я, уже поняв, что лучше пока задавать вопросы по делу, а не глупые - вроде тех, откуда он взялся и к чему со мной тут пел.
  - Мне нужен талантливый изобретатель, - ответил он.
  - Надолго?
  - Как управишься.
  - С чем? - не выдержал я. - И вообще, откуда ты знаешь, что я изобретатель?
  - Тебя зовут Нестор? А меня - Флори. Флориан. Я дам тебе параметры существа, а ты спроектируешь ловушку.
  - А если нет?
  Как-то не особенно напрягаясь и безо всякой суеты он в ту же секунду оказался рядом и обнял меня за плечи. Пальцами второй руки он коснулся моей кожи, чуть выше ключицы, и мне на ум тут же пришли стрелы с каменными наконечниками.
  - Не хочу тебя пугать, потому что все же надеюсь на сотрудничество, - прошептал он, - но в этом случае тебя в один из последующих дней выловят из канала и вряд ли узнают.
  Было тепло, куртку я давно снял, поэтому очень хорошо чувствовал его вторую руку. Так я понял, что его изумительный цвет лица - не прихоть электрического света.
  - Кто ты? - спросил я.
  Он улыбнулся, и очень показательно.
  - Ты не случайно вошел в этот подъезд, попал сюда и взял эту книжицу. Я надеялся облегчить тебе понимание... Ну согласись, очень трудно объяснить человеку вот так вот, без подготовки, что он нужен тому, в кого мало кто верит.
  
  *
  
  Вот так я познакомился с Флори. Ловить он собирался себе подобного - все эти плиты, рассчитанные на определенный вес, фотоэлементы, инфрапластинки исключали возможность попадания туда кого-либо другого. Устройства подгонялись по нему, и довольно скоро, хоть он никогда не торопил меня, у нас получилось нечто гениальное. Оно могло быть установлено в самом людном месте, но не сработать ни на человека, ни на собаку, ни на клопа. Предполагался даже операторский пульт из пары тумблеров, которые определяли участь попавшегося. Я не знаю, может быть, он собирался ловить туда не одного, а нескольких по очереди и определить им разнообразную судьбу, но мозг его оказался исключительно богат на идеи. Мы внутри чуть ли не картины предполагали развесить.
  Меня, признаюсь, охватил азарт. Я не знал, на что он собирается ловить вампира, но мне больше всего на свете хотелось увидеть, когда кто-нибудь попадется. Мы работали ночами в его квартире и настолько увлеклись, что он последние недели три не выходил из дома и стал на меня жадно поглядывать. Затем все-таки вышел, а когда вернулся, сказал, что у подъезда дежурил какой-то тип, из тех, что сменялись возле него с самого моего появления, но теперь он там не дежурит, он дождался.
  Затем Флори дал мне билет на самолет, кучу денег и сказал, что я могу идти уже сейчас. Мы к тому времени как раз закончили проект, остались кое-какие мелкие детали, но он заверил меня, что справится сам, соберет ловушку и поймает кого надо. Однако я захотел остаться до испытаний.
  Во-первых, было нехорошо уехать и не увидеть, как действует мое создание, а во-вторых...
  
  Несс прервался и вытащил из пачки новую сигарету. Раскурив, молча сделал несколько затяжек.
  - Что же?
  - Я успел привязаться к нему. С самой институтской поры такого не было. Есть люди, которым общение не нужно; до сих пор в это не верю.
  Конечно, от скуки он забывался и говорил малоприятные вещи, как это принято у них, но в нем было нечто такое, что порой лишало меня сна... помимо его фактуры. Мне кажется, он и при жизни был сумасшедшим, а после смерти и вовсе потерял надежду на излечение.
  Репертуар у Флори был обширный, но только некоторые, очень простые детские песенки он пел не просто с удовольствием. Я бы назвал это самозабвением. Со временем я начал медленно постигать его и увлекся, как игрой. Сейчас мне кажется, - Нестор улыбнулся, - что, продлись это дольше, со мной бы от таких впечатлений тоже что-нибудь сделалось. Знаешь, когда здравый человек внезапно обнаруживает себя в бредовой ситуации, это еще полбеды, но если одновременно с этим понимает, что увлекся ей...
  - Но ведь это ужасно, - без тени уверенности укорила Кэсси пространство. - Это неестественно.
  Нестор посмотрел на нее.
  - Ужас и неестественное давно стали частью нашей жизни. Не приятнее ли общаться с такой его формой, чем с иными?
  Я спросил его, в какую страну он взял мне билет, а он сказал, что за нее некогда грызлись две крупнейших державы.
  До отлета оставалась две недели, за это время мы собрали свое создание почти в самом центре города. Для конспирации мы никогда не разговаривали о ловушке, а придумали целую систему кодовых обозначений. Получалось занятно. Я иногда жалел, что я не посторонний и не могу оценить всей прелести, которую дал бы неискушенный взгляд на все... на все это.
  Кэсси подумала, что последнюю фразу могла бы некогда услышать от Алика.
  - Мы испытывали эту штуку за сутки до моего отлета. Флори пару раз ловился; остался доволен. Иногда он замирал и словно бы прислушивался к чему-то, но потом обзывал себя идиотом. Я тоже почему-то нервничал - казалось, что все не может закончиться так гладко, как начиналось, что должно неизбежно случиться ужасное. Больше всего я боялся, что Флори не отпустит меня, хотя он не давал повода так думать.
  Однажды, перед рассветом, он сказал:
  - Ну вот и все. Нам пора уходить, приманку я уже напечатал в газете. У каждого свой интерес, знаешь ли.
  И он вдруг так на меня посмотрел, что, хотя мы были в темноте и по разные стороны решетки, меня вдруг охватил иррациональный страх.
  - Флори, ты отпустишь меня? - не удержался я, хотя в ловушке был он.
  Его позабавил мой ужас.
  - А ты? - он кивнул на решетку. Теперь его взгляд стал рассеянным и смущенным, и я не понимал, почему минуту назад
  мне было так страшно.
  Я кивнул и уже в который раз повернул тумблер, поднимающий решетку. Ну, это мне казалось в тот момент, когда я его поворачивал. Но я ошибся, это был тумблер гребенок... Мы использовали вместо кольев гребенки, так надежнее.
  Он никогда не корил меня за ошибки. Когда я все-таки вытащил его из клетки, и безуспешно попытался выдернуть из
  него эти деревяшки, которые он все обломал в первые же секунды, потому что был очень силен, он прошептал:
  - Это судьба, Несс...
  Я просил у него прощения, а он в ответ сказал, что все равно не бы отпустил меня, если я правильно расслышал, потому что он быстро терял способность говорить. Сколько он умирал, я не помню, только когда я, изнуренный его болью (ведь когда вампир что-то испытывает, ему не сочувствовать трудно) вынес его тело на улицу, мне пришло в голову, что
  через некоторое время от него не останется почти ничего, я и взял эти волоски... Такова их история.
  Кэсси показалось, что Нестор хотел еще что-то сказать или даже рассказать, что-то важное, но для него очень неприятное, однако не стал, а уцепился за объяснение знакомого ей факта:
  - Дом был куплен им еще до того, как я сюда прилетел, и обставлена в нем была лишь та комната, в которой ты спала. Полагаю, им, или по его заказу. Сам-то я почти не заходил туда.
  - А его враги? - спросила Кэсси через некоторое время.
  - Мне кажется, у него был могущественный враг. И моя ошибка с тумблером, вряд ли есть только моя ошибка с тумблером. Потом правда... хотя ладно. Это уже проблемы. Теперь ты.
  Кэсси взяла у него сигарету, прикидывая, как покороче изложить свою историю. Идеальный вариант занял полчаса.
  - Прояснилось, - заметил Нестор после некоторого молчания.
  - Что прояснилось? - не поняла Кэсси. Она снова хотела спать.
  - Асет хочет изловить Алика, кем бы он там не был.
  Спать расхотелось.
  - Так мы у Асета?!!
  - А ты не знала?!! И не ори так, пожалуйста.... Чертежи-то у меня, только вот как он узнал об этом - вопрос.
  - И ты дашь их?
  - Не надо?
  - Алик спас меня.
  - А ты - его.
  - Вот именно, - многозначительно заметила Кэсси. - А этот человек в силах сделать его еще большим злом, чем он есть.
  - А почему ты решила, что он не ограничится его реальной смертью?
  - Насколько я знаю Асета - он никогда еще ничем не ограничивался.
  - Откуда тебе так много известно? - спросил обиженный голос из-за двери. Нестор и Кассинкана вздрогнули.
  Арно просочился сквозь оставленную ими щель и полностью закрыл ее собой. Выражение его лица ничего хорошего не
  обещало.
  - Эта дама собиралась спать, - строго напомнил он, кивнув в сторону Кэсси. - Я с самого начала подозревал, что не это есть ее истинные намерения. Будете сидеть тут до приезда хозяина. Мавурки вас не выпустят, пока он с вами не
  разберется.
  
  6. Луиза.
  
  Если раньше у Алика был хоть небольшой, но повод обвинить судьбу в несовершенстве мира, то теперь можно было постепенно начинать винить себя. Тем более, что на этот раз переход был не таким резким, как тогда, когда он впервые получил власть разрушать.
  Сначала казалось, что эта власть подходит, чтобы заглушить боль и воспоминания, а позже, когда боль
  ушла и воспоминания поблекли, существование вампира превратилось в необходимое удовольствие, не имеющее, однако,
  ничего общего (по крайней мере, для него) с обычной человеческой жестокостью. Оно походило и на острую тоску разума по познанию, заставляющую людей скучать в начале жизни, и на тоску онемевшего в смерти холодного тела по пульсовым волнам, и, наконец, на тоску души по тому неуловимому, что отличает жизнь от смерти. Оно походило и и на низкое торжество человеческого тщеславия, и на чистую радость открытия, что хорошо известна ученым и детям, напоминало о тлене и вечности, о пресловутом равнодушии Вселенной и прочих милых вещах. Оно называлось голодом вампира, или, как говорили вампиры, мечтой согреть свою плоть.
  Так как в действительности ни один вампир не хочет стать живым. Он только мечтает вечно испытывать ностальгию по жизни.
  Теперь часть души Алика была Анкаианой. Вернее, Анкаиана стала его душой - измененной, чувствительной к обманчивым
  впечатлениям и равнодушной к реальности. Впечатлительной, капризной, благородной и жестокой. А так же фатально привлекательной.
  Они с Луизой танцевали в пустом зале, под импровизацию какой-то группы, играющей для собственного удовольствия, не видя никаких возражений со стороны этой единственной пары. И куда бы не уводила музыкантов извилистая творческая тропа, пара удивительно легко находила подходящие ей комбинации движений.
  - Что-то никого нигде нет, - грустно заметила Луиза. - И ты не заходишь.
  - А Фантик?
  - Он - тормоз.
  - Зато друг человека.
  - Я с ним скучаю.
  - Я тоже.
  - Ты скучаешь вообще, - уронила Луиза в пространство. - И никогда не ищешь развлечений.
  - Зато завидую тебе, когда ты их находишь.
  Луиза отвернулась и одновременно подвинулась к нему.
  - Мне кажется... Мне кажется, ты не живой. Ты улыбаешься, когда я смеюсь, ты чувствуешь что-то, лишь когда это чувствую я. И слабее. А иногда наоборот, мне кажется, что это я умерла рядом с тобой.
  - Это неприятно?
  - Это как-то тяжко... Ты лучше не приходи больше... Или нет, я не это хотела сказать...
  - Как скажешь. Я уйду, если тебе тяжело.
  Она отстранилась и взглянула ему в лицо широко раскрытыми глазами.
  - Если ты уйдешь, я от скуки умру, - она вдруг истерически засмеялась. - Но если ты останешься, клянусь, я умру в муках!
  Она вырвалась из рук его и в одиночестве закружилась по залу под возникший вдруг сумасшедший ритм. Алик зачарованно
  следил, как карминный шелк платья обвивает ее стройные ноги.
  - Это я скоро умру в муках, - промурлыкал Алику в ухо голос Элиса. - Слушай, меня мутит от этих соплей, неужели тебе нравится? Я же не предлагаю тебе устраивать оргию, или там...
  - Нет настроения.
  - В земле места всем хватит, - назидательно заметил Элис. - Потанцуй с ней еще, а я поиграю.
  Музыканты скоро ушли, Элис встал за синтезатор, некоторое время что-то на нем настраивал, потом заиграл музыку, про подобную которой говорил: "Не все гениальные произведения древности дошли до нас в нотах. Некоторые помню лишь я, да пара камней."
  Играл он нечасто, поэтому Алик ни одно из этих творений не помнил больше, чем на четверть, а Элис не желал дарить их ни неблагодарному человечеству, ни кому-либо еще.
  Луиза танцевала словно во сне, не замечая одетого в белое черноволосого музыканта, то склоняющегося над клавишами, то ищущего ее взгляда блестящими темными глазами.
  Она не чувствовала своего тела - казалось, что ей в каждом движении ей помогает странный прохладный туман. Он касался кончиков пальцев и тут же, словно искусный и терпеливый любовник, отходил куда-то в темноту, исчезал, чтобы возникнуть снова, когда она поворачивала голову, или отводила взгляд. Постепенно она начала чувствовать, как он жуткой, холодной волной окутывает ноги, обвивает одежду и плещется вокруг, а потом снова растекается по углам, тает в потревоженном воздухе, призрачный, непонятный и страшный. Хотелось спросить у Алика, что это за туман, откуда он вообще здесь, и почему она его так боится, но один взгляд в сумрак лица напротив расслаблял, смешивая ее страхи с этим призрачным маревом и рассеивая их по залу.
  Скоро оцепенение стало таким, что ей расхотелось говорить; казалось, тело больше не принадлежит ей - она не чувствовала на своих плечах вечно холодных рук Алика, не ощущала собственных ног, только видела словно со стороны свои движения да снова сгущающийся по углам туман, который на этот раз подступал гораздо смелее, жаднее поглощал ее онемевшие пальцы, выпадал инеем на края одежды и холодил тело.
  - Что это за туман, Алик? - спросила она все-таки, огромным усилием заставив себя двигать языком.
  - Какая разница.. - безразлично ответил Алик. Голос его казался мертвым и далеким, как шепот за стеной. А глаза, неподвижные и отрешенные, давно перестали моргать.
  Он склонил голову, и теперь Луиза снова хорошо видела музыканта, игравшего такой ритм, что она удивлялась, как то, что ей уже не принадлежит, успевает ему следовать.
  В третий раз туман сгущался медленно, целые столетия, но, не успела она даже посмотреть, как он взбирается по рукам, он занавесил ей глаза белой мутью, лишив способности видеть и слышать.
  *
  Элис легко спрыгнул со сцены и дернул Алика за плечо.
  Только тот как сидел на полу на коленях, положив руку на стул, так и остался сидеть - неподвижно, уронив голову, словно окоченел.
  - Слушай, Гирран, меня хоть раз: ты это не протащишь. И не у кого не выйдет эта фигня, и не надейся. Так что нечего из себя строить невесть что; вскочи и двинем.
  Алик едва пошевелился.
  - Отстань, Халтреане, - произнес он вяло.
  - Хоть я и держал некогда твою душу в своей, но понимать тебя мне не дано. И не стремлюсь. Но со своими заморочками ты рискуешь.
  Алик резко поднялся. Затем, не посмотрев на наставника, вышел вон.
  *
  Элис нашел его на берегу - принц прислонился к скале и неотрывно глядел на неспокойное море.
  - Ты этого серьезно не понимаешь? Не бывает такого. Еще не было, чтобы вампир забыл человека, который хоть раз ему достался. Отказываясь от его жизни, вампир, я слышал, стареет со скоростью живого. И тухнет, наверное. Если
  уж она тебе была так дорога, мог бы и заметить, что с ней стало за те полгода, которые ты испытывал себя. Ты был великой загадкой для этих убогих мозгов...
  Алик моргнул.
  - Элис? В следующий раз, захочешь настроить меня на свое присутствие - упоминай про убогие мозги сразу.
  - Алик.
  Элис смотрел так, что знающие хорошо старого вампира, не поверили бы, что видят именно его. Он и сам ни за что не поверил бы.
  - За столько лет не научиться не лезть в чужие дела, - спросил Алик, - признак слабоумия, или я не прав?
  - Извини пожалуйста. Я не думал, что это тебя так заденет.
  - Я тебя не узнаю. Зачем просить, когда можно заставить? Это так просто, Элис, что я даже завидую тебе. Если б я мог обойтись только этим, выполняя невыполнимое, пытаясь хоть немного умерить боль, что теперь приносит мне агония моей страны. Но власти спасти ее у меня нет. Чтобы получить ее, я должен вести себя, как бог. Я пытался. Я сделал так много
  для Анкаианы, что самому в это трудно поверить. Я не заставлял никого приносить мне жертвы, я искал их сам, как и ты, чтобы поддерживать свое существование. Я полгода хотел крови этой девушки, и отказывал себе в ней, потому что... ради нее самой. И я даже не узнал, был ли это верный путь. Спасибо Элису.
  - Извини. Только на мой взгляд неприятнее страдать самому от собственной гордыни, чем за свою землю.
  - Разумеется, ты если и страдал когда, то лишь по первой причине, - огрызнулся Алик.
  - Так; - Элис кивнул, и в его широких зрачках что-то вспыхнуло, - родины у меня нет. Зачем она тому, кто собирается пережить много государств, да и пережил уже некоторые? Если подождешь, покуда умрет твоя, скажешь мне
  спасибо. В нынешнее время нет места самой Анкаиане, есть - только ее названию. Ты хочешь умереть вместе с ней? Попробуй, - Элис улыбнулся, - доставь мне удовольствие разгадать тебя.
  Он схватил Алика за плечи и с такой силой притиснул к скале, что тому за шиворот посыпался песок. Алик даже не поморщился - об удовольствиях он знал все. Давно и безнадежно выучил.
  Элис продолжал:
  - Если б на твоем месте был кто другой, я бы ничего такого не стал; я слишком долго на свете, чтобы меня трогала участь обращенных. Но я люблю вас - тебя и Ирму, несмотря на вашу дурость. И не хочу терять.
  Такого Алик еще не слышал. Особенно смотрелось после волевой диктовки. Впрочем, в этом весь Элис - он скорее убьет Алика сам, чем допустит, чтобы с ним что-нибудь случилось по вине кого-либо другого, даже самого Алика.
  - Элис, - выдавил из себя Алик, - если ты сейчас вернешься домой, то еще успеешь посмотреть 876-ю серию "Роковой любви"... Не заставляй меня больше лишаться тех, кто любит меня не так эгоистично, как ты.
  Элис отпустил его.
  - Это людей что ли? Да ты с них и так получишь все, что захочешь.
  - Не у всех людей есть то, что я хочу, - сказал Алик, отряхиваясь так, словно это был привычный и неизменный момент общения с Элисом.
  - Мне будет тебя не хватать, - заявил Элис.
  - Когда поверю, стану к тебе гораздо лучше относиться.
  Некоторое время они молчали. Алик вытряхивал волосы, потом собрал их обратно в хвост.
  - Алик...
  - Что?
  - Ну серьезно, прости. Обещаю выполнить любую твою просьбу.
  - В обмен на прощение? - удивился Алик.
  - Да.
  - Даже если я попрошу тебя больше так не делать?
  - Достал сарказмом; мне поклясться?
  Алик огляделся.
  - Я тебя как-нибудь... потом попрошу.
  Элис ушел, а Алик долго смотрел ему вслед, почему-то желая, чтобы тот вернулся.
  
  
  7. Купол Смерти.
  
  
  Алика забавляла собственная амбивалентность к скудной весенней палитре - пейзаж на берегу озера одновременно
  трогал и раздражал своей незавершенностью. Совсем другое - запахи и звуки. Чем старше становишься, тем большую гамму
  настроений, навеянных неосознанными асоциациями вызывают они, и подчас так неожиданно, что под волнами прошлого на миг полностью исчезает настоящее, рождая близкое к блаженству чувство безвременья.
  "...время имеет свой обман. Не обманываясь им живут лишь последние мгновения... существа, избранные роком, видевшие
  Купол Смерти.
  Купол Смерти - жизнь, лишенная обмана.
  Купол Смерти - впечатление, затмевающее остальные.
  Купол Смерти - свет, рождающий невыносимой глубины тень.
  Купол Смерти - отсутствие сожалений.
  Купол Смерти - источник самой тоски.
  ... и есть он яркое и по-нездешнему прекрасное зрелище, по неизвестным причинам навсегда лишающее смотрящего
  инстинкта самосохранения... Есть гипотезы, что явление это представляет собой периодический выброс психотропного
  газа или излучения..."
  Алик сгреб бумажки в мятую кучу и уставился в темноту за окном.
  "Газ. Мне - безопасно и бессмысленно. Излучение - опасно и совершенно непредсказуемо. Жаль, что никто до сих пор не может поделиться ничем вернее гипотез. Но в любом случае, Алик, тебе когда-нибудь придется заняться этим явлением. Потому что его сотворил Дзанк. Это - помойка истин... или скопление иллюзий? А почему, собственно, ты
  назвал место, где много истин - помойкой, а иллюзии - скоплением, словно это звезды? Это все жажда жизни, смысл ее - в обмане... Что там было с амбивалентностью? Одни противоречия выдержать можно, другие - нельзя. Какие? А ты
  смотайся в Сорлаш, посмотри на помоечку... Или разберешься, или дашь своего последнего дуба. А скорее и то и другое. Ирма...
  Алик взял плоскую трубку и четыре зеленоватые светящиеся цифры.
  - Ирма?
  - Я... нельзя потом?! Мне некогда.
  - Ирма, ты видела Купол Смерти?
  - Я что, похожа на духа?
  - А тебе видящих не попадалось?
  - Нет. Но ты ведь это сам можешь сделать - пусть кто-нибудь посмотрит, а дальше ты только успей поймать.
  - Каждый видит свое.
  - Много людей что-нибудь да одинаковое увидят. Или близкое тебе. Всегда можно найти человека, который чувствует как ты. Ну ладно, извини...
  - Пожалуйста.
  Ирма, как всегда, сразу выдавала рациональное решение. Она не любила долго изводить себя дискуссиями. И на том спасибо. От Элиса и этого не дождешься - он наверняка начнет рассказывать что-то про идиотов, задающихся подобными идиотскими вопросами, а это неинтересно.
  Неизвестно, пронял бы Ирму этот Купол. Такой инстинкт самосохранения как у нее Элис, он сам признался, еще не
  встречал. Когда-то будучи человеком, она любила другого человека, но взаимности не встретила, хотя он и принадлежал ей по закону. И она стала с такой силой любить себя, что умудрилась пережить и вторжение, и встречу с Элисом.
  Алик некоторое время перебирал пласты воспоминаний, забыв о Куполе, пока не исчерпал все, чем бы мог сегодня себя развлечь. Был поздний вечер.
  Алик решил, что в словах Ирмы есть одно рациональное зерно. За ним он и отправился, вынырнув из пыльных глубин дома в теплую ночь.
  
  8. Аджистана.
  
  Силрессан не знал, радоваться ему или грустить, что наконец-то удалось вырваться сюда, в маленький поселок на
  берегу озера.
  Он не появлялся тут много лет.
  А до того, как не появляться, каждый год бывал счастлив в этом месте.
  И в эти счастливые годы его окружало множество вещей, которые давно хотелось увидеть. Но Силрессан знал, что вещи
  никогда не остаются такими, какими их помнишь, даже если прошло совсем немного времени, а уж по истечении десятилетий могут вообще измениться до безобразия. И тогда любивший их человек не сможет вернуться в воспоминания, связанные с этими вещами.
  Силрессан захлопнул дверцу машины, открыл калитку и прошел по заросшему дикими лилиями саду, представляя, что здесь до сих пор те, кто давным давно покинул это место. Все не так уж сильно изменилось. Лилий стало больше, деревья подросли и погустели. Еще местами на прямоугольных, заросших пыреем местах, оставшихся от некогда ухоженных грядок, доцветали последние годы оставшиеся в живых пестрые тюльпаны. Над ними склонялись тонкие плети роз, корни которых соперничали в земле с корнями яркой весенней крапивы, местами пробившейся даже между плитами ведущей к дому дорожки. Кусты стали шариками зеленоватой дымки, вишни зацветали, а голоса птиц в точности повторяли то, что он слышал каждую весну.
  Только дом стоял заброшенный, словно остов вымершего животного, и никто не шел встретить его на пороге. Впервые.
  Силрессан отпер дверь, силясь вытряхнуть из головы впечатление, что в комнатах кто-то есть и сейчас выйдет ему навстречу. Он прошел по знакомым с детства пустым помещениям, не встретив даже пыли. Только скопившиеся на подоконниках высохшие мухи и мотыльки намекали на годы, прошедшие с тех пор, как здесь последний раз убирались. Только вещи, истекающие сиротством, лежали на своих местах.
  И тогда Силрессан понял, что не следовало поддаваться грусти и появляться здесь, потому что теперь далекие воспоминания будут навсегда перечеркнуты увиденной сегодня мертвой Аджистаной.
  Потом подумалось, что замечательные и ленивые знакомые его, обитавшие здесь когда-то, еще могли пожалеть его и не так сразу взять и исчезнуть. Должны были остаться какие-нибудь энтузиасты грядок, алкоголики, или молодые романтики. Надо только поискать.
  Силрессан покинул свой заросший сад, прошел по каменистой дороге, и вышел на берег озера. Он помнил, как на этом обрывистом возвышении, с которого можно было увидеть почти все водное зеркало, по вечерам горел костер и сидел он сам в окружении тех, с кем было свободно и спокойно. Тогда, как водится, это не ценилось. Ценилось сейчас, по исчезновении.
  Место от костра еще не заросло, и старые угли кое-где поблескивали сквозь траву. Все вокруг казалось знакомым, но чужим и мертвым, словно пародия, грубая подделка под милые образы прошлого. Силрессан разжег костер и долго сидел возле, вызывая поблекшие воспоминания и пытаясь по ним, как по ступеням, выбраться из набившей оскомину печали. Он наблюдал закат и блики на воде,
  неподвижный тростник, об который еле слышно плескалась вода, обломки рыбацкого мостика и размытые детали другого берега,
  на котором никогда не был.
  Через какое-то время прежние воспоминания посвежели, но теперь и они стали в тягость. Костер ярко горел, привлекая мотыльков,
  которые не долетали до него, а на подлете уносились вверх струей нагретого воздуха. Завороженный их эволюциями, он не сразу заметил, как свет костра привлек нечто более крупное.
  - Привет, - сказал из-за спины полузнакомый пришелец. - Можно?
  Силрессан кивнул, пришелец прошел мимо него, сел на корточки, упершись коленом в землю, и протянул руки к огню. Они долго молчали - Силрессан не знал, что сказать, а отогревавшегося гостя тишина не тяготила. Он посмотрел на Силрессана и улыбнулся.
  - Помнишь, - сказал он наконец, - как ты спускался в воду по вон тому гадкому бревну, а водоросли цеплялись за ноги и ты долго возмущался на тему того, что им не место на суше, раз они водоросли?
  - Помню, - улыбнулся Силрессан. - Я тогда доказал всем, что бревно - это суша. А ты откуда знаешь?
  - А помнишь, как ты ловил мальков на мелководье, убеждая себя, что это рыбы, хоть маленькие и совсем не похожи.
  - А они расплывались... А еще мы ходили ночью на болото ловить ведьму...
  - ...а это оказалась выпь. А помнишь, как я... то есть ты решил ночью надрать хризантем у каких-то жлобов, наступил в ведро и...
  - ...а в нем вода была тухлая! - обрадовался бывший дачник.
  
  *
  ...Силрессан ехал в город по ночной трассе, жалея, что колесами нельзя пинать жестянки, а из окон не достать с обочины цветов. Он чувствовал себя умиротворенным и счастливым. Впрочем, так повелось - когда бы он не появлялся в
  местах, где прошло детство, всегда случалось что-нибудь интересное и приятное. Сегодня вот - они так замечательно поговорили, и Силрессан ощутил, что душа этого места живет не только в его памяти. Она существовала и для этого милого человека, забравшего его тоску.
  А Алик еще долго и пусто смотрел в умирающий костер, опустив руки к подернутым пеплом углям. Тепла было достаточно - настроению не хватало только слез.
  
  9. Асет.
  
  - Несс, тебе как? Мне лично страшно, - сказала Кэсси, некстати зевнув. Две бессонные ночи сильно бояться не позволяли.
  - Неужели? - ехидно спросил Нестор, рассматривая ткань, накрывающую стол, за которым они сидели. - А ехать сюда ты не боялась.
  - Я повредилась в инстинктах. - сделала она вывод, - Потому что попала к тебе после того, как удирала от мафии и прыгала через вашу пропасть.
  - Какая женщина... - Нестор поднял на нее комично-обеспокоенный взгляд. - Ничего, что я сижу?
  Кэсси улыбнулась. Что он там пытается увидеть, темно ведь.
  - Несс, а у тебя какие-нибудь друзья есть? Или родственники?
  - Здесь нет.
  Прозвучало с оттенком какого-то неприятного и непонятного торжества.
  - Странно, ты такой общительный...
  Нестор поднялся из-за стола. Похоже, она допустила бестактность, но ведь и он не все сказал. Она упорно допрашивала его все утро.
  - С тех пор как те мои друзья меня предали... - сказал Несс, и через паузу добавил: - А здесь у меня была девушка, но она умерла.
  Кэсси поняла, что зашла слишком далеко.
  - Прости.
  Нестор одарил ее долгим и угрюмым взглядом.
  - Ее убили, - вежливо объяснил он.
  Кэсси отвернулась - слишком явно на ее лице обозначились сомнения в психической нормальности Несса. Друг у него умер, который чай любил, девушка тоже. Да и Флориан не мог пройти бесследно.
  - Даже если б у меня и были друзья, - неспешно продолжал меж тем Нестор, отводя занавеску и глядя в окно, - они не успели бы нам помочь.
  - Он приехал?
  - Ну.
  Стало холодно.
  - Он может узнать мой голос, - вспомнила Кэсси.
  - Тогда молчи.
  И Кэсси на всякий случай заранее замолчала.
  *
  Шагнувший из полумрака Асет казался не таким уж старым, как ей раньше представлялось. Ему было не больше пятидесяти,
  однако абсолютно седые волосы, заплетенные, как и всех монахов, в плоские косы, старили его еще лет на десять. Глаза -
  необычно светлые, подвижные, напоминали о бутафорской имитации блуждающих огней (и, если додумывать до деталей, вовсе не в болотах, а где-нибудь в проводах).
  - Познакомили бы меня с вашей девушкой, Нестор.
  Трескучий голос, тихий и, может, отчасти поэтому - впечатление яркой бесцветности. Как сказала бы Оська, внешность
  примечательно непримечательная. Лицо не грубое и не тонкое, правильное, не испорченное, но и не облагороженное возрастом. Если присмотреться, можно увидеть пару характерных черт. А еще если кто не знает как выглядит проницательность - это к нему. Она изо всего проглядывает.
  Нестор рядом с ним походил на хмурую галку. Галка промолчала.
  - Она, уж наверное, ждет не дождется когда мы с вами до чего-нибудь договоримся, - выразительно продолжил Асет.
  Какой-то актерский у него был тон - чудились декорации, благо занавесов в этой пыльной комнате понавешано в избытке. Нестор посмотрел в окно, потрогал тяжелую плюшевую штору, провел пальцем по лежащей на этажерке запыленной книжке, оставив длинный след, словно иллюстрацию пути из праха в прах, вытер руку о штору и, наконец, повернулся к Асету.
  - У меня дома, - сказал он.
  - Девушка нас подождет?
  Последняя, которая не понимала что Несс задумал, изо всех сил старалась не бояться.
  - О, тогда мы рискуем их не найти, - вздохнул Нестор. - Простите, что посвящаю вас в личное, но размолвка... иногда становится причиной непредвиденных обстоятельств. Человек, чувства которого задеты тайной, может совершить поправимое, но тяжело нейтрализуемое действо... И даже его раскаяние, как и всякое, впрочем, раскаяние, в этом случае э... малорезультативно.
  - Она их уничтожила?
  - Спрятала. Там. Половину. Другую от нее спрятал я.
  Асет ненадолго отвел от него свои ясные глаза, которые его размышления снабдили сейчас особо тонким оттенком проницательности и ласково обвел взглядом контуры штор.
  - Я верю в вашу гениальность, Романтик. Восстановите их по памяти. И девушке будет интересно, да и у вас будет
  достаточно времени, чтобы решить свои проблемы, не так ли, обворожительная незнакомка?
  
  Кэсси обреченно кивнула. Псих ты, Романтик или не псих, но ты старался. И на том спасибо.
  
  ***
  
  
  При других обстоятельствах она была бы счастлива наблюдать за окном подсвеченные закатом вершины. Что
  давало дополнительный повод сожалеть о специфике обстоятельств имеющихся.
  Нестор ушел пять часов назад. Она уже прошла все стадии беспокойства, начиная с той, в которой самоутешение работало
  десять минут, и заканчивая той, в которой оно за то же время усугубляло ужас. А в маленькую комнатку на втором этаже, куда Кэсси определили, все это время не заходил вообще никто. Даже Арно. Что там Арно, она бы сейчас была и мавурку рада!
  Проницательность Асета оказалась глубже, чем внешнее впечатление. Волновал вопрос: насколько? И еще: помнит ли Нестор о своем обещании, или инстинкт самосохранения, как водится, отметет его сторону как неадекватное изменившейся ситуации? Пять часов позволяли просчитать множество вариантов.
  Когда Кэсси устала ходить по комнате и присела, было почти темно. Она закрыла глаза и попыталась в мелочах припомнить того, из-за которого вся эта бодяга заварилась. Осознала всю неприятность его длинных глаз цвета городского смога. Брезгливо повела плечами, как от прикосновения ломкой полупрозрачной лапки, поежилась на хранимый памятью шелестящий голос, не допустила сомнений в отсутствии души в его смертоносной оболочке, немного укорила одну из своих временных ипостасей
  за впечатлительность, а потом вдруг вскочила в ужасе, осознав, что задумалась не о том.
  Осторожно отворив дверь, выглянула в залу, где в это время слабо виделись только окна. Тамошняя пыль явно наслаждалась тишиной.
  Ориентируясь по слабо светящимся проемам, Кэсси двинулась в темноту - туда, где, как она помнила, находился стол. Ковер делал ее шаги неслышными, рождая обманчивое ощущение безопасности и, когда ее привыкшие к темноте глаза вдруг различили за столом склонившуюся человеческую фигуру, она вскрикнула.
  - Несс, - позвала она. - Несс, это ты? Или ты кто-то другой?
  Фигура не пошевелилась. Подойдя, Кэсси дотронулась до плеча его, и с облегчением убедилась, что он по крайней мере жив.
  Или был только что.
  Прошла, наверное, вечность прежде чем он с явным трудом поднял голову, сминая руками плюшевую скатерть, потом
  медленно поднялся на ноги и подозвал ее жестом.
  Только в комнате стала понятна причина его молчания. Едва войдя, он зажег свет, покопался в глубине каких-то пыльных полок и, выдрав оттуда страничку, нацарапал на ней найденным здесь же полузасохшим фломастером: "А завтра он обещал заняться тобой".
  - Так ты... не отдал ему чертежей?
  "Я дурак, но до сих пор лучше его"
  - Романтик... - простонала Кэсси. - Хорошо, пусть ты, но не я же. Кто он такой, этот Алик, чтобы из-за него добровольно подставлять себя?
  "Но другие? Ты говорила о большем зле... Впрочем, откуда мне знать, что я не просто расходная пешка в вашем раскладе?"
  - Да отдай ты ему эти бумажки... Я освобождаю тебя от твоего идиотского обещания; я же не знала, что ты такой упертый. Давай, я сама отнесу их и скажу, что... эх, что-нибудь скажу. В конце концов не сразу же он ее соберет.
  "Главное он уже собрал. А хочет всего несколько идей, чтобы завершить".
  - Да фиг с ним... Где чертежи?
  Нестор достал из-за полки маленькую записную книжку. И только когда он повернулся лицом, Кэсси увидела, что угол
  рта у него словно чем-то изъеден.
  - Ой... Этот дед в натуре двинутый! Несс, что это?!
  "Увы, нет. Двинутые тут мы. Рад, что ты поняла это раньше, чем к тебе применили насильственное лечение от глупости, как ко мне. Когда у человека есть власть и два мавурка, ему никто не в силах ничего запретить".
  Фломастер кончился.
  - Несс, - Кэсси поняла что ее голос сейчас сорвется, - скажи мне, что это было?!
  Пока Несс искал, чем писать дальше, Кэсси прокляла его выдержку (кстати, с таким явлением у мужчин его поколения
  она сталкивалась впервые; за нее надо бы уважать, но не до этого).
  Нашлась ручка.
  "Меня тоже испугало их гостеприимство. Меня часто пытались напоить чем-нибудь, но здешняя щедрость беспрецедентна. То ли проклятие, то ли какое-нибудь H2SO4, и отказ не принимается. Немного, дня на два. Если использую данную мне природой частичку разума и соглашусь... За это время ты должна уйти.
  ........................................................
  ............................................................
  ................
  Я знаю, ты думаешь, что я псих."
  
  Нестор отложил ручку, отошел и лег на кровать вниз лицом.
  
  10. Вещь.
  
  
  - Рад, что вы нашли для меня время, - Вандарский высветлился из дверного проема, словно медленно обретающий плоть призрак. Его цепкий взгляд долго не соскальзывал с лица Андриана.
  - Обоюдно, - мурлыкнул гангстер. Он еще не забыл ситуаций, когда такая вежливость Асуллаина потянула бы только на издевку.
  Вандарский огляделся.
  - Ваш выбор места свидетельствует не только о предусмотрительности, но и о хорошем вкусе. Ведь это еще аборигенская постройка, не так ли? В момент открытия Анкаианы ей было уже двести двенадцать лет, но и сейчас не заметно, чтобы она сильно обветшала. Хотя МОПИ в прошлом году предлагало финансировать ее ремонт... Анкаиана могла бы получать неплохую прибыль от туризма, если этим вопросом серьезно заняться.
  - Это было место сбора Совета богов, - сказал Энди. - Раз в столетие они в этом месте говорили друг другу только правду. Аборигены называли его Кеуфксандин - по нему как раз проходит граница между Ауш Разором и Аджистаной.
  - Вашей эрудиции можно позавидовать, - улыбнулся Вандарский. - Как и откровенности богов. Что же касается правды, то она, мне кажется несколько фантастичной. Но надеюсь долгое общение со всеми нами уважаемым господином Асетом сделало вас несколько более терпимым к удивительным вещам, нежели нас, прагматичных политиков.
  - Вы правы, - отвечал Энди, - если есть в мире место, где политикам рекомендуется в свободное время уделять внимание мистике, то оно зовется Анкаианой. Вы правы и в том, что самые близкие к мистике фигуры в этом месте - мэр-губернатор и господин Асет. Простому смертному никогда не предсказать, что именно кто-либо из них сделает на благо вверенной им страны в следующий момент.
  Вандарский тихо рассмеялся.
  - Но вы в альянсе, я слышал? Нет?
  - Никакой альянс не исключит неожиданностей. Мы провели границу, которая нас устраивает, но вам, как политику, наверняка очень хорошо знакомо искушение, вызываемое такими границами. Я говорю не о себе - не до искушений, когда имеется насущная потребность в восстановлении своего юридического и финансового статуса, восстановлении, которому препятствует так много непредсказуемых обстоятельств...
  Вандарский слегка улыбнулся.
  - Обстоятельства не всегда препятствуют, дорогой мой Андриан, даже непредсказуемые. Обстоятельства иногда откликаются на наши просьбы. Боги, которые здесь собирались, могли бы вам поведать об этом... Впрочем, боги капризны и гораздо более непредсказуемы чем я, например, или вы. Даже Асет не сравнится с ними, хотя, учитывая его мистический статус, у него больше
  возможностей, нежели у нас, как вы выразились, простых смертных. Особенно в последнее время.
  - Возможно, - тихо сказал Энди. - Сокровенными мыслями со мной не делились, хоть и держали в курсе некоторых внешних дел.
  Они вошли в тень.
  - Внешние дела какого характера вы имеете в виду? - Вандарский даже не остановился, однако в его походке появилось некоторое напряжение.
  - Странного, - с некоторым удовлетворением констатировал Энди. - Я бы даже сказал, мистического.
  Теперь интриговать должен Асуллаин. Иначе нового альянса не получится.
  - Он не намекал на какие-то конкретные цели?
  - Нет, о целях я мог только догадываться.
  Выспрашивай, выспрашивай. Поставь меня перед необходимостью отвечать конкретно, чтобы не нарушить тон
  беседы.
  - О, думаю, цели всех политиков во все времена мало отличались друг от друга. Только средства вносили некоторое разнообразие. Думаю, в случае с господином Асетом вам об этом известно больше, чем мне.
  Энди решился.
  - Если б я располагал сведениями о том, что известно вам, то смог бы судить об этом с той же уверенностью, что и
  вы, но, поверьте, степень, а главное, сторона вашей осведомленности о намерениях господина Асета мне неизвестна.
  Вандарский некоторое время молчал. Они стояли на серой мраморной лестнице возле сводчатого окна, украшенного по внутреннему краю резным прозрачным кварцем, в изломах которого свет плутал, как в гранях бриллианта. В окне светилось небо, оживая над морским горизонтом мазками позолоченных солнцем облаков. Пахло нагретым, но не высохшим еще камнем и гнилыми водорослями.
  - Я не зря говорил о мистике, - произнес Вандарский уже совершенно другим тоном. - Я вынужден первым довериться вам, еще не зная, согласитесь ли вы поделиться информацией со мной и, таким образом, выбрать направление наших с вами дальнейших действий. Или откажетесь по причине некоторой странности сведений, которые мне предстоит изложить.
  Доверяется, подумал Энди. Чтоб я так доверялся.
  Пригрозил бы сперва запинать в угол (разумеется, из вежливости не загнал бы сначала, а ограничился демонстрацией) а потом особо обратил бы внимание на то, какой я доверчивый.
  - На Анкаиане учишься несколько по-иному смотреть на реальность, - сказал Энди. - А что до странности обстоятельств, то там, где дело касается Асета, я еще десять раз подумал бы прежде, чем стал бы отрицать, что он, например, катается на дельфинах, хотя сам я его за этим занятием ни разу не заставал.
  Вандарский кивнул.
  - Позвольте мне тогда предварить мое признание небольшим общим, так сказать, философским вступлением... - медленно
  сказал он, и, помолчав, начал:
  - Многие из существующих на свете вещей являются для нас... возможностями. Я говорю о положительном и приятном, о том,
  ради чего живет человек - достатке, надежде на лучшее, уверенности в завтрашнем дне и прочих маленьких удовольствиях, которые может себе позволить кто-либо в большей или меньшей степени.
  "Какой ты скромный. Я б и сам тебя выбрал" - подумал Энди. - "Если б не мечтал именно об этой самой большей степени".
  Вандарский, очевидно, что-то уловил.
  - У нас с вами есть... некоторый выбор подобных вещей... Одни дают мне положение в городе, другие - возможность им пользоваться и так далее... Так вот, - Ассулаин обратил к Андриану желтоватые с тусклой прозеленью глаза, похожие на краску, смешанную для изображения болотной травы, - представьте себе на миг, что у кого-то из нас, троих, появилась такая вещь, которая дает еще больше. Иными словами - расширяет человеческие возможности до предела человеческих возможностей. Вещь, которая даст обладающему ею не только Анкаиану, но и материк, и не один, а сколько он захочет, пока они на этой планете не кончатся. Впрочем, это еще не все, было бы, как говориться, желание...
  - О каком обладании вы говорите? - Энди недоверчиво поднял бровь и сощурился.
  - О полной и абсолютной власти, - буркнул Вандарский, - но дело не в этом. Если двое из нас узнают, что нечто похожее есть у третьего, и он собирается его использовать, что, по вашему мнению, они должны предпринять?
  - Объединиться, - ответил Энди после приличной паузы.
  Вандарский посмотрел на него нарочито укоризненно.
  - Сначала - испугаться, - сказал он веско. - Ужаснуться всей аморальности его притязаний... хотя гангстеры не знают что такое аморальность, ну ладно...
  - Гангстеры не знают, что такое мораль, - поправил Энди.
  Вандарский посмотрел на него скептически, однако кивнул.
  - Продолжайте, Андриан. Итак - я не знаю, что это за вещь.
  
  
  11.Части.
  
  Асет не открывал глаз - он видел ее внутренним взором. Она, вернее, оно, извлеченное из далеких, почти самых недоступных слоев, не признавало его хватки. Не принадлежа ничему здесь, оно не желало оставаться в этом плане бытия. Но сила мага, вопреки всем мировым законам привязывала его, вернее, теперь уже - ее.
  Он всегда ловил их за центр. Они, конечно, обижались, но миндальничать ему было некогда, тем более, что этот способ исключал влияние временнОго фактора. С другой стороны, это отнимало возможность получить информацию о теперешнем состоянии их дел, но в данном случае оно и не нужно было.
  Асет задал время, второе условие, задачу, наладил подход непрерывных потоков (не меньше двух, так как дело важное) и
  упал передохнуть. Глупости, что на спиритических сеансах спрашивает оператор, подумал он. Оператор уже и сразу после отлова никакой. Усталость дикая, но иного пути не изыскать.
  Он не знал, кто она теперь, и можно ли вообще задаваться относительно нее этим вопросом; он просто получил ее такой, какой она была, когда засветилась, и такой, какой была нужна ему. Он дал ей понятие и подождал, пока пройдет шок и
  возникнет память. Настало время повелевать.
  Это приятное занятие для любого плана бытия. Повелел - и жди. Надоело ждать - еще повелел. Прогневаться можно. Тоже
  действует.
  Арно принес воды.
  Осушив стакан, Асет немного пришел в себя. Подобрал с пола складки своей атласной одежды, отодвинул призму, стараясь не стряхнуть каждый раз налипающий на нее по непонятной причине пятисантиметровый слой пыли. Кажется, это называется статическим электричеством. Какая ерунда. Он не желал разбираться в этом и не понимал тех, кто разбирается.
  Первая часть была выполнена. Осталась вторая, самая муторная.
  
  *
  
  В полутемной комнате второго этажа сидел Нестор и выдирал из книжечки листики. Через один. Четные налево, нечетные направо. Левую пачку он аккуратно рассовал между страничек какой-то обернутой выцветшим шелком асетовой книжки, а остальную вложил обратно в драную обложку своей.
  - А если он найдет? - спросила Кэсси.
  "Ты не знаешь Асета. Он посчитает ниже своего достоинства что-либо искать".
  Кэсси вздохнула.
  - Я сегодня видела Арно. По-моему, он меня избегает.
  "Это не он. Это остатки его совести. Откуда бы?"
  Кэсси читала бумажки и тут же сжигала их на свечке. Второй этаж пропитался стойким запахом костра.
  - Давай ему дом подожжем. Красиво будет.
  "Это верно. Особенно изнутри, где мы и останемся".
  Кэсси вздохнула.
  - Несс, я не уйду без тебя.
  Нестор вопросительно поднял темную бровь.
  - Я не могу. Это непорядочно.
  "А предавать твою тварюшку вообще подло".
  Этот листочек Кэсси рассматривала долго.
  - К мысли о гибели тварюшки я уже почти привыкла, - тихо сказала она, - а Романтика мне жалко.
  "Я тебе нравлюсь?"
  - Ты... прости, ты немного не в моем вкусе, но... ты благородный человек.
  "А кто в твоем? Арно?"
  - Несс, пожалуйста... Отдай Асету эти бумажки, мы сядем в машину, и ты отдашь ему остальные.
  "А в машине не будет бензина... Не выдумывай. Уедешь одна."
  - Никуда я не уеду!
  Кэсси схватила кучу листочков и выбежала за дверь в осточертевшую темноту. Подышав осточертевшей прохладой и послушав звук собственных шагов на скрипучих полах и лестнице, увидела в середине нее утомленного хозяина в красном шелку. Чтобы ненароком не дать волю рукам, остановилась, не добежав до него несколько ступенек. Подавила отвращение к этому плоскому, недовольному и немного удивленному лицу. Протянула бумажки.
  - Это... что? - с отвращением спросил Асет.
  - Чертежи, - ответила Кэсси. - Которые я спрятала, - раздраженно пояснила она.
  - В таком виде?
  Создавалось впечатление, что Асет глубоко оскорблен.
  - Я извиняюсь, что они не типографского качества и без голограмм, - прошипела Кэсси, - но если вы примете во внимание то, сколько им лет, а так же и то, что в намерение автора не входила их публикация, вы может быть меня великодушно простите. И, надеюсь, будете так любезны, что снимите, наконец, свое проклятие, или что это, с физиономии моего друга.
  - Может быть, - повторил за ней Асет, но с большим сомнением и отвращением, - может быть, прощу.
  Под его взглядом вспоминалась школьная директриса - толстая и жадная баба, ведущая себя так, словно человек, претендующий на ее драгоценное время, совершает святотатство. Видя такое выражение в глазах у начальства, любой подчиненный понимает, что ему повезло на очередного скота. Но Асет корчит из себя аристократа. Или показалось?
  - Идите в свою комнату, - проскрипел Асет презрительно, - и ждите. Я пришлю кого-нибудь за... этим.
  - Сначала вы отпустите нас.
  - Кого это "вас"?
  - Меня и Несса.
  - Я вас, - Асет чуть вскинул голову и скривил губы, - безымянная незнакомка, вовсе не держу.
  Глаза его словно бы застыли, ничего не выражая.
  - Вы лично - нет. Меня держат ваши мавурки.
  - Мавурками управляет Арно. Вы ему можете нравиться, у него достаточно извращенный вкус, - сострил Асет.
  - Вы прекрасно знаете о чем я говорю, - тихо, но очень внятно сказала Кэсси. Так, что даже сама испугалась. - И не старайтесь казаться еще глупее, вы и так добились многого на этом поприще для вашего-то возраста.
  Если человек изначально ведет себя с тобой как с хамом, почему бы и не нахамить? После такого директриса обычно орала и выгоняла. Вот бы и он.
  - Кассинкана, - ласково произнес Асет, от чего Кэсси внутри закономерно похолодела, - не изводите себя. Я, так и
  быть, возьму у вас эти чертежи, расколдую Нестора и посажу вас в машину. Только до этого времени, умоляю, не налетайте
  на меня столь безудержно. Потому что вам предстоит немного пожить здесь - хотя бы до того момента, когда... Нет, с вашего разрешения, я передумаю. Вы уедете сейчас. Арно отвезет вас.
  *
  Они отдали все, сев в машину, но не успели закрыть ее перед мавурками.
  - Это вам охрана, - ухмыльнулся Асет.
  Кэсси закрыла глаза, пытаясь выпинать из мозгов навязчивый образ главного монаха.
  "Сирена" натужно завелась и двинулась по дороге в горы.
  Кэсси и Нестор молча переглядывались, не решаясь на разговор. Мавурки молчали, Арно тоже, покуда машина достигла
  подножия.
  И тогда Кэсси спросила:
  - Нас убьют, или как?
  Арно прибавил газу при въезде на горный серпантин. Под колесами громко щелкали камни.
  - Или как, - ответил он.
  - Может, все-таки, скажешь?
  - Асет решил вас наградить, - хмуро отвечал Арно.
  - Чем?
  - Восхитительным зрелищем. Вы, сказал он, останетесь довольны. Можно даже сказать, счастливы.
  Нестор, сидевший рядом с ним, резко встал и обхватил его руками за шею. Однако реакция маленького мавурка помешала
  машине врезаться в стену - он тут же сам схватил Нестора одной рукой за горло, а другой угостил достаточно для того,
  чтобы руки разжались. Завязалась короткая схватка через спинку сиденья, во время которой большой мавурк так придавил Кассинкану, что она стала задыхаться.
  Мавурку, похоже, что-то в этой ситуации понравилось, потому что он не отпустил ее даже после окончания схватки с Нестором. Оставшийся запас воздуха ушел на короткий еле слышный стон, после чего у нее потемнело в глазах.
  - Отпусти ее, ты, маньяк, - прошипел Арно мавурку.
  "Остатки совести?" - успела спросить себя Кассинкана прежде, чем рухнуть в темноту своего подсознания.
  *
  Очнулась на земле, под качающимися верхушками колючих степных трав. Запах цветов и пыли, ветер, ясное небо, облака
  на котором - просто так, чтобы не забыли, что это такое - и тишина. А уже в ней, если вслушаться - щебет птичьей мелочи, крики уларов, прерывистое жужжание и шелест посмертно обретших голос маленьких растений.
  В какой-то момент они зашелестели слишком принужденно.
  Кэсси перевернулась на другой бок и увидела прислоненного к камню Нестора. Часто моргая, он смотрел верх, и голубизна в его серовато-карих глазах казалась чужой.
  - Несс!
  Он наклонил голову и стал знакомым. Жалкий вид Кэсси отразился на его лице.
  - Это что? - спросила она.
  - Гора, - ответил он. - А мы - на склоне. Предел мечтаний - смыться, только пока у меня связаны руки это трудно.
  Кэсси села. Ее руки оказались свободны, хоть их и ломило после мавурка.
  - Я здесь никогда не была.
  - Я тоже. Здесь никто не был больше одного раза, - Несс огляделся. - А красиво. Скоро будет еще красивее. На берегу
  начнется отлив, речка, которую мы не видим, ускорится и истончится. Тогда с каких-то потаенных мест обнажившихся берегов ее начнет появляться тот комплекс природных явлений, который в народе принято называть "Куполом Смерти". Подождем или пойдем?
  - Я б пошла.
  - Меня не забудь... Это, - он огляделся, - если ты найдешь куда идти. Я не вижу вокруг ничего, кроме отвесных стен.
  Нестор поднялся на ноги и продолжал осматриваться, мрачнея все больше.
  - У меня был друг, - сказал он. - По крайней мере, я считал его таковым...
  Грустно посмотрел на Кэсси и продолжил:
  - ...он в таких случаях говорил: "Предначертано". Некоторые сказали бы, что он был мистиком и фаталистом, но это - те
  некоторые, которые всего не знали.
  Несс склонил голову и отвернулся.
  - Я в курсе, - тихо сказала Кэсси.
  - А еще у меня есть подруга. Она сидит в траве, начинает бояться и... Ты мне руки развяжешь или нет?! Нам час остался. Подняться тут реально за полтора, но если жить хочешь...
  - По-моему да.
  - Видеть тебя не могу, - буркнул Несс, поворачиваясь спиной. - В следующий раз не будешь шевелиться - нарвешься на грубость.
  - Я стараюсь...
  - Где-то я видел такую эпитафию. Представь - надгробие с надписью: "Нестор Романов. Старался."
  ...Через полчаса они обошли только третью часть долины. Стена раскинулась в обе стороны и нигде не предлагала себя штурмовать. Кэсси остановилась и посмотрела на своего спутника.
  - Мы похожи на зверей в клетке.
  Несс хотел что-то ответить, но смог не сразу. Не сразу чутье и воспитание подсказали ему единственно правильное
  настроение, на которое сейчас нужно было сменить полный упадок духа. Которе не позволило проявить слабость перед женщиной.
  - Тебя еще волнует на кого ты похожа? - Получилось до досады жалобно. - А звери... они иногда находят выход.
  В поисках выхода прошло еще полчаса.
  А потом Нестор поднял голову и снова долго разглядывал небо. Над их головами появился и начал медленно увеличиваться радужный круг.
  - Начинай, - сказал он.
  - Что?
  - Признавайся в самом сокровенном.
  - Сначала ты.
  - Хорошо. Я очень боюсь канализационных люков. Они напоминают глаза земли.
  - Или твои собственные.
  - Обижусь.
  - Так и что?
  - Подними голову.
  - Нет.
  - Все равно ж подымешь. Рано или поздно. Смотри, он увеличивается. Он радужный и как будто жидкий. Я вижу в нем
  себя - каким был, какой есть и какой стал. Каждый цвет - это настроение. Из них сплетается узор моей жизни. Сейчас я вижу в нем то, что могло бы быть. И что может. И что будет вместо этого. Красиво. И притягивает.
  Кэсси увидела как на землю перед ней легла пелена опалесцирующего тумана. Про которую было известно, что ее на самом деле
  нет. Можно даже увидеть, как ее нет. Там долина и горы. Но теперь их там тоже не было. Стало ясно, что долина и горы -
  иллюзия. Реален только полог. Да, пожалуй, полог - он занавешивает иллюзии. Или спасает от них? Как пожелаете. Вот он, блестящий, туманный прозрачный, тонкий, любой. Кому? Нам. Только и навсегда. Или это ветер, в который можно влететь, как в воду? Или как в счастье...
  Во это, темное - это намерения, они всегда темны.
  Темнота желанна и уютна, иногда это - истина, большая, чем видимость. Там, только там - интерес, покой и никакого
  непонимания. Туда.
  Кто-то схватил ее за волосы и пригнул голову к земле. Зачем?
  - Не смотри.
  - Почему?
  - Жить расхочется.
  - Да мне уже не хочется. А тебе? Извини тогда. Это из-за меня все.
  - Брось, он бы все равно меня истребил. Знаешь, тут одна теория созрела...
  - Ну?
  - Про сакральных существ. Ты его встречаешь, и значит - тебе суждено погибнуть. Это закон. Дело даже не в том, как,
  просто миру нужна твоя смерть. Ведь ты когда Алика встретила, было убийство, так?
  - И я чуть не упала из окна.
  - А в меня целились. Но тут случилась глупость - у встреченных нами вестников смерти было по своему интересу.
  - А какой интерес был у Алика?
  - Я думаю, воспоминания. Он чувствовал, что ты хранила воспоминания о его жизни.
  - Здорово... Отличная теория. Значит, нам суждено умереть?
  - Как видишь.
  - Тогда пойдем.
  - Пойдем. И еще раз полюбуйся небом.
  - Оно у меня темное. Но хорошее. Ты такого не видел - тут зелененько, немного справа синенько и оно переходит, ой, переходит, во что-то приделанное... от слова предел. Нет, другое, совершенно другое - круглое, противное, но это, конечно же, не мне, а останется, пусть останется, все равно терять... Э, ну хватит! Ну кто там? Ну хорошо, хорошо...
  Их с Нессом уже давно тянули за руки - они покорно тянулись, иногда сшибались и наступали друг другу на ноги, но все еще не в силах были оторвать взгляд от раскинувшегося над долиной радужного купола. Он переливался на фоне стемневшего неба, светился, играл, как симфония, волновал и радовал, давал блаженство и чувство победы, успокаивал, возбуждал, утешал, давал силы и много такого, чего всегда не хватает. По сравнению с ним темная пещера, куда их вдруг втолкнули сквозь какие-то кусты показалась отвратительной до спазм в желудке.
  - Хочу назад! - крикнула Кэсси поняв, что хотеть-то хочет, но сдвинуться с места не может. Купол Смерти отнял у нее силы. Она подняла руки к уже давно мокрому от слез лицу и закричала. Когда воздух кончился, знакомый голос сказал:
  - Тише. Пожалуйста пойдем. Вы видели только начало, а сейчас будет самое главное.
  Кэсси заверещала еще раз. Ее снова тащили, она снова протестовала так, что сама слегка оглохла. Нестор, кажется, молчал (она не помнит, было не до него и обидно).
  Когда пещера кончилась, их отпустили на какой-то полянке, где они начали бесноваться и крушить все подряд, требуя вернуть кино. Правда, крушить на полянке было особенно нечего, кроме кустов и камешков, поэтому Кэсси быстро нашла себе только одно интересное занятие - кидаться упомянутыми камушками в Нестора. И всегда попадала. А он их всегда ловил и складывал рядом в кучку. Кучка скоро стала большая и обрушилась. Несс старательно похоронил ее и поплакал. Кэсси стало его жалко, она набрала новую кучку и принесла ему. Они воткнули туда травку и сели ждать, пока та укоренится и зацветет.
  - Ну, я пошел, - сказал их непонятный враг и удалился, а они стали петь мантры травке, только тихо. Пели плохо, потому что к полудню следующего дня травка засохла. Ее порвали на куски и развеяли по ветру.
  Охрипшие от мантр, невыспавшиеся и обессиленные они принялись объясняться жестами, но понимали друг друга плохо, поэтому скоро подрались. Была самая жара, когда оба, наконец устали настолько, что упали смотреть кошмары.
  
  12. Аланкрес.
  
  
  Рука, удерживая обломок тонкой мраморной плитки, дрожала бы, если б дело было во время, относящееся к тем
  самым воспоминаниям. А сейчас она просто замерла. С виду совсем как обычно. Только несколько секунд никакое
  землетрясение не смогло бы пошевелить ее. Потому что имя "Анати" не встречалось ее обладателю с тех самых далеких
  пор. И почерк, и иероглифы, которым оно было набрано.
  - Ну так что? - спросила Ирма.
  - Не знаю, - медленно ответил Аланкрес. - Я так и не узнал тогда, что с ней сталось.
  Он обратил лицо к Ирме и долго, слишком долго изучал ее неподвижные правильные черты. Словно сравнивая.
  - Ты и не рассказывал никому, - сказала она, обиженно махнув пушистыми ресницами.
  - Мне не хотелось.
  - А теперь?
  - Теперь тоже не хочется. Я должен был убить ее, но не смог. Она была без сознания, и я думал, что это кома.
  - Все мы там были, - заметила Ирма. - В коме.
  Алик медленно, не отрывая взгляда от мрамора, кивнул.
  - Значит, ты думаешь, это она написала?
  - Вполне возможно. Место от города далекое; только вот почему она не появилась раньше...
  - Она бы и сейчас не смогла появиться. Физически.
  - Алик...
  Алик моргнул.
  - Ты где нашла это?
  - Сейчас покажу, пойдем.
  - Нет.
  - Почему?
  - А если она там?
  - Глупости. Там может быть ее могила, самое большее. Даже если она и выжила тогда.
  - Все равно, - Алик почти прижал подбородок к груди. - Я ее бросил в горах. Одну, - он вскинул голову, - Я не смог остаться с ней. Знаешь, когда не видишь человека мертвым, это не убивает воспоминания о нем. Словно оставляешь ему шанс. А на самом деле, конечно, себе. Это малодушно, но я не герой.
  - Плитка осыпалась, - рассудила Ирма. - Что бы не осталось от Анати, оно осталось наверху. Так что еще более малодушно будет тебе не похоронить ее останки.
  Ирма грациозно развалилась прямо на склоне обрыва и курила, наблюдая, как ветер впутывал в ее черные волосы обрывки синеватого дыма.
  Аланкрес стоял напротив и молчал. Когда молчать стало больше нельзя, нашел взглядом самую дальнюю даль, словно надеясь,
  что уж в ней-то его точно никто не услышит, и сказал:
  - На мою жизнь так и не выпало взаимной любви. На ее тоже. И на твою.
  Ирма выдержала паузу.
  - Любовь не любовь, - довольно улыбнулась она, - а было все же весело.
  *
  
  Весело действительно было.
  Еще до официального открытия Анкаианы некий Линар де Фанн, человек умный и, к большому сожалению Аланкреса, не в
  меру обаятельный, приехал с материка с целью вселения в соседний с ними особняк, давно пустовавший.
  Он вышел из кареты и подал руку необыкновенно красивой и чопорной даме в мехах, перьях, шелке и прочем таком же,
  начисто отбивающем у Аланкреса, привычного к несколько иному укладу жизни, охоту стоять поблизости и нарушать своим
  внешним видом великолепие этой пары. Принц был довольно неказистым подростком сам по себе, еще его воспитатели лет
  до пятнадцати запрещали ему самому заниматься своей внешностью, а у воспитателей вкус известно какой - лишь бы
  им было удобно. Итак, чтобы не травмировать себя убогими образами, не следует уточнять, на что он был тогда похож. И
  собственная внешность не волновала его до самого появления в округе господина Линара с женой.
  У Аланкреса был родной брат и сводная сестра - по обычаю, если в богатой семье было меньше троих детей, приветствовалось взять на воспитание ребенка у бедняков.
  Поэтому у Анати было два набора родителей. Это ли, или что другое делало ее такой, какой она была - веселой, предприимчивой, смелой и конечно, очень привлекательной. Они с Аланкресом как раз обсуждали, как бы из ничейного сада надрать побольше жимолости, как въехали новые хозяева. И, если Аланкрес уделил равную долю внимания обоим супругам, то
  Анати уже с первого момента больше смотрела на Линара.
  Аланкрес это заметил и тут же сам не ожидал, как сравнил себя с Линаром - человеком красивым и на тот момент, естественно, более загадочным, чем он сам.
  - Ну-ну, - обиженно сказал он Анати. - Смотри-смотри. Может быть, и он на тебя когда-нибудь посмотрит.
  Анати рассмеялась так весело, что Аланкресу так и не успело прийти в голову никаких допущений о пророческом характере сказанных слов.
  И только следующей весной, когда он увидел господина Линара вместе с Анати на пороге собственного дома, он понял, что последние полтора года только и мечтал о том, чтобы Анати так нежно прощалась с ним самим, а не с Линаром. Он
  огорчился, но мешать не стал.
  Возвращаться домой тоже. Вышел на улицу и гулял до глубокой ночи. Когда же решил вернуться домой, то на подступах снова узрел господина Линара - прямо на садовой клумбе. Анати делала ему из окна какие-то знаки.
  Когда Аланкрес вернулся в третий раз, и, обрадованный отсутствием господина Линара возле дома, все-таки начал подниматься наверх по лестнице, то увидел осторожно спускающуюся навстречу фигуру соседа.
  - Шли бы вы спать, господин Линар, - устало сказал Аланкрес, соображая, прилично ли в этой ситуации напоминать о клумбе. Очевидно, Линар только что вышел из освещенной комнаты, поэтому голос из темноты заставил его подскочить.
  Алечка быстро прошел мимо, сдерживая истерический смех.
  Больше в неурочное время сосед ему не попадался, однако по блеску в глазах своей названой сестры Аланкрес понимал, что теряет ее. Это продолжалось до тех пор, пока однажды, гуляя вечером по пристани, снова не увидел их вместе именно тогда, когда меньше всего был готов наблюдать настолько паскудную вещь. А любое, особо замученное чувство, рано или поздно наконец не выдерживает умирает, обрывается, подобно перетянутой струне, раня последний раз и превращая прежнюю острую боль в онемение. Нет, он продолжал любить Анати. Но как-то перестало хотеться и открутить голову старому повесе, объясняться с ней, вообще забивать этим голову. Он плюнул на все и наслаждался весной - шторма уже отгремели, в бухте Лат Ла появились прекрасные голодные акулы, которые, как он знал, замечательно ловились на куриные лапки. Раньше он никогда не пропускал это время года.
  Омрачало радость лишь то, что лапок катастрофически не хватало.
  А если на какие-то экзотические предприятия не достает собственных отходов, нормальный человек идет и просит их у соседей.
  Выглядело это так.
  - Здравствуйте, госпожа де Фанн!
  - Здравствуйте, господин Гирран.
  Высокая и стройная жена Линара вышла ему навстречу, сжимая в руке кружевной платочек. Выглядела она не очень.
  Конечно, подумал Аланкрес, кому он - счастливый соперник без стыда и совести, а кому - единственный супруг. Однако даже такой она продолжала смущать. Чтобы побыстрее покончить с дискомфортом, Аланкрес изложил свою просьбу в наиболее
  лаконичной форме:
  - Простите, у вас не будет куриных лапок?
  - У меня? Лапок?
  Куртуазное воспитание мешало ей выглядет обалдевшей.
  - Ну, - смутился юноша, - не прямо у вас, конечно... Я понимаю, - он вдруг почувствовал себя увереннее, - это звучит смешно, но наверняка вы бы могли распорядиться, чтобы обрезки от кур не выбрасывали, а приносили мне, все равно
  выбрасывать. Я ловлю акул.
  - Лапками?
  - Нет, на лапки. Лапками, госпожа де Фанн, их не поймаешь, равно как и руками, - улыбнулся Аланкрес.
  - А я думала их острогой... - она недоверчиво склонила голову.
  - Да их и ножом можно, - усмехнулся он, - если только у вас много запасных конечностей.
  - Они их откусывают? - живо заинтересовалась хозяйка.
  - Вовсе нет; но если с обрыва прыгать, можно что-нибудь запросто сломать. Высоко и неудобно. Как раз только
  лапки и закидывать.
  - А-а, - разочарованно протянула госпожа де Фанн. Смелый ловец акул голыми руками оказался простым рыболовом-любителем.
  - А нырял я в другом месте, - продолжал Аланкрес, словно бы и не заметив, - там акулы покрупнее, но они летом приходят. Вот тут уже азарт - попадешь, не попадешь с лету-то... А она сильная, акула - хвостом по башке заденет - и амба... Не сразу, конечно, сначала остаешься без сознания и без скальпа, или там, без носа, она же шершавая, а потом кто-нибудь доест потихонечку. Быстро доедают, им же жевать не надо - кусок оторвут, проглотят, и дальше... Ну так что, дадите лапки?
  - Хорошо, я распоряжусь, чтобы вам отложили с обеда. Утром принесут.
  - Премного благодарен. Вообще-то я могу сам зайти, мне не трудно. Вечером. Не люблю вечерами дома сидеть.
  Упоминание о вечерах расстроило хозяйку.
  - А ночью вообще самый клев, - невозмутимо продолжал Аланкрес (как же он все-таки всем пакостит, этот Линар. Но нам теперь все равно, нам лапки нужны. А женщины могут по своему любимому Линару убиваться сколько хотят).
  - Конечно, - она улыбнулась, хотя глаза ее снова стали нездоровыми, - приходите. Про акул расскажете.
  Резко повернулась и ушла в дом.
  
  Вечером Аланкрес стоял в холле с пучками куриных ног в обеих руках и снова раскланивался с хозяйкой.
  - Я сначала по одной лапке буду кидать, - сообщил он. - Потом по две. А уже после....
  - И по три, - с преувеличенно серьезным видом кивнула вредная госпожа де Фанн.
  - А вот и нет, - подколол ее Аланкрес. - Дальше я вытащу акулу...
  - А потом две акулы, а потом сразу три.
  Аланкрес рассмеялся. Она тоже, правда, более горько и язвительно. Разговор некоторое время продолжался в том же духе, после чего Аланкрес, наконец, покинул дом врага своего и обнаружил, что уже заполночь. Было ему легко и даже радостно. Он не вникал в причины, но предполагал, что это от того, что ему наконец наплевать на все, кроме акул.
  Ночь исходила теплом и сверчками, где-то на пределе слуха ловились загадочные отзвуки летучих мышей, и Аланкрес задумался, каково это: жить только по ночам, а днем спать, никогда не видеть солнца и бликов на воде, не слышать птиц. Ветер дул не с моря, а наоборот, приносил запах распускающихся листьев и ранних цветов - эликсир весеннего томления и азарта. Юноша пожалел красивую, но покинутую женщину, оставшуюся в доме. Женщину, которая никогда не ловила акул, вышла за Линара, кажется, еще и любила его - прямо как Анати, которая тоже акул не ловила, и ту же ошибку сделала.
  Итак, он счастлив, а госпожа де Фанн вполне может в такую ночь быть несчастной. Тем более, что вечером платочек у нее был уже другой. Неплохо бы пригласить ее за акулами, но не знал, как она будет там себя вести, да и заинтересуется ли вообще. Размышляя, вернулся.
  Сложив лапки на полу в холле, он прошел по темному, но неоднократно исследованному еще в бытность пустым дому, поднялся на второй этаж и отворил дверь в хозяйскую комнату.
  Ирма сидела на краю кровати, согнувшись и уронив голову на руки, укрытая какими-то бахромчатыми шалями и черным пледом. При свете мерцавшего на столике огарка выбившийся из ее сложной прически резной перламутровый гребень блестел, как золотой.
  Аланкрес прикрыл дверь и шагнул вперед. Изящным и явно ниспосланным свыше движением выдернул все крепления ее прически так, что в следующий момент увидел только обращенное к нему прекрасное лицо в обрамлении черных локонов.
  - Сударыня, - сказал он с неожиданной для себя легкостью, - ваше настроение - явление катастрофическое. Если вы сейчас же не смените его, я действительно покину вас ради акул.
  - А если я попрошу вас этого не делать? - заинтересовалась госпожа.
  Аланкрес медленно опустился на колени.
  - Тогда я постараюсь вас утешить, - сказал он тоном, которого сам от себя не ожидал. Ситуация не удивляла, а была простой и понятной, как летящий в глаз кулак.
  - Постараетесь? - в очередной раз съязвила госпожа.
  Аланкрес отвел взгляд, но лишь для того, чтобы найти чем предварить свои следующие слова. Нужно было сделать что-то откровенное, но все же достаточно деликатное. Он наклонился, приподнял видневшееся среди шалей ожерелье и поцеловал плечо как раз под ним.
  - Тут я ничего обещать не могу, - прошептал он. Далее, выдержав паузу, которая понадобилась, чтобы подавить смех, добавил, - Как и в случае с акулами, которых я никогда не ловил.
  *
  ...А самое феерическое веселье началось, когда вернувшийся под утро господин Линар наступил на разбросанные по холлу лапки и рухнул со страшным грохотом.
  Когда же он ворвался в комнату жены за разъяснениями, то застал ее лежащей и тихо всхлипывающей в подушку.
  А когда ушел снова, госпожа де Фанн достала третий за сутки платочек.
  - Вы странный человек, господин Гирран, - произнесла она, разворачивая прикроватную штору. - Я буду ждать вас, даже если вы не вернетесь.
  Аланкрес, пытаясь следить за тем, чтобы при помутнении в мозгах не казаться идиотом хотя бы самому себе, осторожно вдохнул. Доза весеннего воздуха унесла из головы прах перегоревшего этой ночью здравого смысла.
  - А я еще и не ушел, - выдохнул он в темноту, полную запаха из только что разлитого ими флакона каких-то жуткой пряности духов, - Я, если можно, попозже...
  За обедом Линар попытался выяснить причину возникновения лапок и помятой клумбы, и Ирма, идиотически улыбаясь, сообщила ему, что ходила ловить акул. На остальные вопросы она отвечала только утвердительно и громко хихикала.
  Только недели через полторы господин Линар разуверился в ее помешательстве и стал подозревать собственное - когда зашел за чем-то на кухню и увидел там на столе свежевыпотрошенного катрана. Есть такие мелкие акулки с мерзким характером.
  - Это вы, сударыня, поймали? - спросил он жену.
  - Я, а кто же? - отвечала она со смехом.
  - Ну, ты нашла, чего ловить! Они же на вкус как подметки...
  - Зато душой они - линары, - сказала Ирма.
  *
  Это было давно. Года за полтора до войны. А ближе к ней супруги де Фанн загадочно исчезли. И только когда уже ничего нельзя был поправить, Аланкрес понял, кем на самом деле был Линар, и чем занимался на Анкаиане. А Ирме отводилась роль непосвященного статиста.
  Они с Аланкресом были разными людьми, и он иногда задумывался, хорошо это или плохо. С одной стороны в обществе Ирмы ему сильно недоставало собственной увлеченности. С другой стороны - ничего не ожидая, не в чем и разочаровываться. Он отдавал должное очарованию ее одновременно развязной и сдержанной манере общения ("Привет, я к тебе , - обнимая малознакомого человека за плечи, - если у тебя есть время"). Знал, что Ирма никогда не рискнула бы показаться с ним в обществе, да и в одиночестве без него особенно не скучала. Позже он понял, что парадокс подобных отношений и заключается в их стабильности. Из такого со временем рождается если не любовь, то крепкая дружба.
  Но когда Алик и Ирма это поняли, они уже не были людьми.
  - Привет, Ирма, - сказал Алик при этой исторической встрече. - Хорошо выглядишь. Совсем не изменилась.
  - Привет, Алик, - сказала Ирма. - Ты тоже хорошо выглядишь. Красивый стал.
  - А я? - тут же обиделся Элис, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в их показавшийся ему тусклым диалог.
  - А ты вообще прекрасен. - сказала Ирма, а Алик добавил: - И с каждым столетием хорошеешь.
  *
  И это было давно.
  Больше века назад.
  Воспоминания об Анати превратились в часть положенной вампиру ностальгии. Он привык обходиться без любви так же, как, по распространенному издревле мнению, ему подобные обходятся без жизни.
  Со стороны расцветающей природы ему взаимности тоже не полагалось. Животные избегали Алика, растения возле его дома быстро зацветали, сбрасывали цветы и после этого переставали расти. Элис говорил, что со временем эти стройные деревца и тонковеточные кустики превращаются в безобразную корявую жуть, которой даже вредители брезгуют.
  Полгода назад он их понял. Сам бы завял от себя, если б смог. И те же полгода сделали его привлекательным для жителей его земли. Алик с природой помирились, и вампир теперь часто задавался вопросом - чем это закончится для Анкаианы теперь? Погибнет она, или постепенно переймет его природу? Второй вариант не нравился. Будет ли он любить ее тогда? Но и доводить свою страну до смерти не хотелось. Если, не выдержав противоречий его существования, она пойдет этим путем сама, будет больно. Дзанку, Аланкресу и даже этому ужасному, чтоб ему ни дна ни покрышки, Алику.
  Не начать ли снова с того времени, когда его первый раз посетила несчастная страсть? С воспоминаний. Когда-нибудь он попробует.
  А сейчас перед ним Ирма, отыскавшая в часто посещаемых ею развалинах этот кусочек мрамора с нацарапанным именем.
  - Если честно, мне слабо верится, что это действительно Анати и действительно тогда, - заметила вампирша.
  Алик кивнул. Он стоял лицом к пахнущему морем ветру и катал ногой маленький камешек. У него и этого безответного минерала общего было слишком много для простого сочувствия...
  - Твоя девочка... - Ирма с почти незаметным усилием преодолела нерешительность, - напомнила мне Ларису.
  На берегу не было ни одного живого существа. И шевелились только волны, накатываясь на камни и просеиваясь сквозь них, словно одержимые очищением.
  - Я никогда не видел Ларису, - сказал Алик. У него это имя вышло красивей, чем у Ирмы.
  - Но ты хоть помнишь, кто она?
  Алик ответил явно привычным легким пожатием плеч. Все было сказано, и все сказанное не имело значения. Когда-то, в мире людей, родилась эта самая Лариса, похожая на Ирму и Аланкреса. Теперь его облик в мире его жертв будет рассеиваться и затухать в столетиях. Долгих столетиях существования самого Аланкреса.
  - Мне пора, - Ирма встала - красивая и холодная, как надгробная стелла.
  - До встречи, - кивнул Алик.
  Она сделала пару шагов и обернулась.
  - Странные вещи всегда происходили с тобой, - сказала она. - И эта - неспроста. Надеюсь, ты тут понимаешь, что к чему.
  - Еще нет.
  
  Ирма исчезла. Немного позже он услышал, как завелась машина. И только тогда повернулся к скале с развалинами.
  
  Он быстро отыскал место, откуда отваливалась мраморная плитка. Разобрать, была ли на этой стене когда-то надпись или нет, стало невозможно, потому что почти все, на чем бы она могла остаться, давно осыпалось. Попались пару раз интересные штрихи, но природа их, а тем более, смысл остались Алику непонятны.
  Только в одном месте, где фрагмент стены некогда обрушился в море вместе с частью скалы, еще остались осколки, похожие на раздробленные кости. Аланкрес проскользнул за стену. По ту сторону, как и на всякой неприглядной изнанке, накопилось отходов, коллекцию которых уже успели пополнить в этом году беспечные купальщики. Что Ирма могла здесь искать? А скорее всего, она и не ходила. И все же...
  Скоро он все поймет. Остались следы, надо лишь остановиться и посмотреть на них под правильным углом. Подумать.
  Утомленный тайнами, думать не стал. Понадеялся на внимание. Прошел вдоль стены, поднял голову и запрыгнул наверх. Усилившийся ветер чуть не сбросил обратно. Чтобы меньше парусить, Алик сел, свесив ноги, и уставился в долину. Все в ней принадлежит ему. Но это не сделает его счастливым. Из-за Алика.
  Во власти Дзанка избавиться от Алика. Только где ее взять, эту власть? Кто ее даст? Ее наоборот, все ужасно хотят получить. Но по статусу только Дзанк может пользоваться ей во благо.
  Даже если он - проклятое существо? Стоп. Не надо путать. Хорошее он существо. А что такое проклятие, он не знает на совершенно законных основаниях.
  Потому что проклинать может только он. И прощать - только он. Ведь языческим богам вроде него чужды абстрактные принципы, и не признают они ничего кроме собственной воли. Но, скажут ревнители деления на хорошо и плохо, что мешает богам употребить эту волю во зло? А мешает именно то, что они - боги. Бог не может принести несчастье тому, чему он покровительствует - ему самому это причинит боль. Поэтому Алик, как Алик, вполне может отобрать жизнь у живого существа, используя силу вампира, но никогда не сможет сделать то же самое посредством власти Дзанкмуаля. И именно поэтому богу нужен хотя бы один поклонник, чтобы поддерживать его жертвами (не обязательно материальными, иногда достаточно просто верить в него). Если такого нет, бог умирает, ни чем не питаемый. Сейчас жертвы Дзанку приносит Алик. А пока все обстоит так, власти он не получит, потому что они - одно и то же. Алик Дзанку, получается, только не дает умереть.
  А чтобы придать богу влась и узаконить его деяния, нужен жрец. И тогда всеми мировыми законами богу будет вменяться в обязанность исполнять большую часть желаний этого служителя. Именно поэтому принято так ревностно следить за чистотой жреческих помыслов.
  Первый жрец, фаворит бога, начинает называться тромендером, когда предыдущий жрец становится настоящим богом, перестав быть самому себе тромендером.
  Алик пытался различными способами набрать себе прихожан, но, что бы он не делал, люди чувствовали не то. Ведь завладеть душой человека может только человек. Или бог, обладающий той самой властью, которую он еще не раздобыл. А тромендер Дзанк человеком не был. Он мог покорить, внушить, мог даже очаровать, но заставить человека верить в Дзанка искренне и бескорыстно - не мог.
  Потому что каменные боги стали вампирами только будучи покинуты и никому не нужны. Они, грубо говоря, опустились. И до сих пор пытаются вернуть поклонение, предавая людей смерти, потому что в этот, последний миг, ощущение, что ты заполнил все мысли человека, становится таким реальным...
  Еще они пытаются вернуть поклонение, создавая себе подобных, но рано или поздно и с этой иллюзией приходится расставаться. Те, кто поумнее, быстро перестают инициировать. Но некоторые, наоборот, втягиваются.
  "Я люблю вас с Ирмой..."...
  Фу. Я Йоргена тоже любил. И ничего хорошего не вышло.
  *
  
  Алик спрыгнул вниз. Земля некоторое время приближалась как обычно... а потом внезапно исчезла. Он даже не успел удивиться. Понял только, что приземлился не на поверхность, а под нее, гораздо глубже. И сразу же услышал быстрый, тонкий лязгающий звук у себя над головой - там, откуда упал. Наверху сомкнулось что-то похожее на диафрагму, и стало темно.
  Алик оказался в подземной камере, разгороженной надвое толстой серебряной решеткой.
  Как мог, он осмотрелся и понял, что чутье, предупредившее его о близости разгадки, оказалось-таки чутьем, а не пустой фантазией. Вот она, первая подсказка.
  А он продолжал не понимать. Нехорошо было, это да. Страшно.
  Когда на свободе наступил рассвет, Алик опустился на землю и попытался успокоить себя каким-нибудь милым воспоминанием, нашел его, удивился, и хотел уже что-то почти верное предположить, но сил на предположения не осталось.
  
  13.
  Полутемную тишь придорожного кафе тревожило только звяканье ложек в паре чашек, до голоса в головах присутствующих.
  - Ну что, напилась наконец?
  - Угу, - сказала Кэсси в стакан. Отставила его. - Несс, мне стыдно. Я же все помню. Что делать?
  - Посмотреть на меня, - сказал Несс. - Я тоже помню.
  Никогда еще не он был таким добрым. От вчерашнего осталась только несвойственная ему вспыльчивость. Но садовод считал, что эти его качества неплохо смотрятся в паре.
  - Вот некоторые думают, что если у человека хорошая память, ему обязательно должно быть стыдно после участия во всяких крышедвигательных мероприятиях. Но подумай, вдруг это был единственный раз, когда мы были такими, какие есть на самом деле. Кстати, кому мы такие не понравились?
  - Арно, - буркнула Кэсси. - Он знал какую-то дырку, нам неведомую. Тем идиотам, какие мы есть на самом деле... Надо Оське позвонить.
  На улице Кэсси обнаружила, что уже вечер. А они еще даже не в городе.
  - Может, поедем? - сказала она, входя. - Темно уже.
  - Что совсем?
  Показалось, что ее спутник встревожился больше, чем положено человеку, утомленному злом и чудесами.
  - Скоро станет совсем.
  - Тогда, может, лучше переночевать здесь? Деньги у меня есть.
  - У меня тоже, но на них лучше машину взять, чем тут мариноваться.
  - Боишься? - подначил Нестор.
  - Представь себе... Ну так что?
  Нестор изобразил серьезные раздумья.
  - Я б на твоем месте, - сказал он, - переночевал бы тут, а утром взял бы машину прямо до города или до Аджистаны.
  - А ты?
  - А я тебя здесь постерегу, если хочешь, а утром уеду к себе. Или вместе поедем. Но ночью лучше не пробовать.
  - Боишься?
  - Представь себе. Ну так?
  - Не могу понять, - задумалась Кэсси. - Почему? Какая разница? Мы уже не в Сорлаше, к тому же вместе, к тому же, если за нами гонятся, то лучше двигаться побыстрее.
  Нестор серьезно посмотрел на нее.
  - А поймешь, если я скажу, что у меня на то свои причины?
  Кэсси вздохнула. Ясное дело. Как же без них, без причин.
  - Ну хорошо. Только... Извини, если ты не думал об этом, но на всякий случай: не надо меня домогаться.
  Нестор резко вскинул голову. Несколько дней без ухода не особенно повлияли на его внешность. Не ярок, но хорош. Хоть и чужд.
  - Я думал! - возразил он проникновенно. - Так что можешь не извиняться. Противно? Достаточно, чтобы прекратить всякое общение между нами до завтрашнего утра?
  *
  Послушав дорогу под окном доставшейся комнаты, отыскав знакомые детали интерьера, Кэсси занялась собой.
  Хотелось спать, но переутомление не давало успокоиться. Вот бы поговорить с кем, но Романтик... Его часто непонятно. Хотя кого сейчас понятно? Кэсси двухлетней давности едва ли поняла бы Кэсси сегодняшнюю.
  Однако и та, и другая продолжали любить гостиницы - их скудная обстановка ничего не несла и не скрывала, не подавляла, а наоборот, расковывала фантазию. Приятно было мысленно обставлять и украшать эти безликие комнаты, так, чтобы после каждая вещь напоминала о твоей собственной любви к ней. И не важно, реальная это вещь, или нет. Потому что неспособным увидеть эту любовь и смотреть незачем, а из способных здесь только она сама.
  Здесь вообще только она, поэтому и размышлять можно о чем угодно - никто против не будет. В свое время ее угораздило полюбить человека, не понявшего ее слабости к интерьерам. Тут было бы полезно с самого начала воспринимать Кэсси неотделимо от ее увлечения, но поженились они только тогда, когда у него уже вошло в привычку воспринимать ее, как блуждающую декорацию. Возможно, из-за ее лояльности к подобному определению у них ничего и не получилось.
  Ну вот, опять, оборвала себя Кэсси. Какое сегодня число? Полторы недели себя не терзала. Еще два дня - и был бы рекорд.
  Добрый дядя психоаналитик сказал, что у нас заниженная самооценка, что некоторые люди, когда у них не складывается, пытаются доказать собственное право на жизнь, влипая во всевозможные опасные ситуации, заодно в них и забываясь. Выбираясь, они должны чувствовать себя лучше.
  Отчасти дяди правы. Но помимо них есть всякие колдуны и гадалки, и более-менее достойные доверия из которых говорили, что смерть давно охотится за мной. Еще теория Нестора вовремя подоспела.
  Ей было обидно, пока обитатели грани двух реальностей - хаотичные линии - неожиданно не соединились в понимание и успокоение. Кэсси удивилась, хотела было что-то верное предположить, но заснула.
  
  *
  Проехав некоторое расстояние, Ирма остановилась. Узкую горную дорогу загородил поставленный поперек грузовик, не оставив никакой лазейки для объезда. Выглядело это нехорошо, и Ирма предпочла протащить грязную технику на себе по склону, чем остаться с машиной по ту сторону.
  Ночь заканчивалась.
  Пыльное дно загораживало половину обзора, и вампирша не сразу заметила по ту сторону препятствия огромную темную лужу литров на сто. Дальше склон становился отвесным, заставляя жалеть, что Ирма - вампир, а не вертолет. Из-за этого прискорбного обстоятельства пришлось поставить машину в лужу, состоящую, увы, вовсе не из воды и встать туда самой, дабы, во избежание возгорания, впоследствии вручную вытолкнуть технику.
  Ситуация выглядела все более тревожно. Зачем бросать на дороге машину, разлив около нее лужу горючего?
  Оперативно вытолкнув свой транспорт, Ирма было собралась ехать дальше, но тут из-за поворота вырулила желтая машина и резко затормозила. Потом начала разворачиваться.
  Ирма решила подождать, пока непрошеный гость сгинет.
  Однако тот не торопился. Причина немного обозначилась, когда из окна машины донеслась короткая очередь и что-то еще, от чего лужа на асфальте мгновенно воспламенилась. Ирма едва успела отскочить от плеснувшего в лицо огня. Обернулась. Темные стекла не позволяли ничего рассмотреть, но в машине чувствовалось одно существо - мутное, без настроения, пола и возраста.
  А когда Ирма повернулась обратно, к своей машине, та уже горела. В два скачка вампирша настигла автомобиль экстремиста, но проникнуть внутрь не смогла - та уже успела завестись и с места взяла хороший разгон.
  Проще всего было разбить лобовое стекло и придушить водителя, но скорость и ветер этому сильно мешали - легкая Ирма боялась слететь с крыши. Пробив боковое стекло, она поискала за что бы уцепиться в салоне, но тот был странный - гладкий, неприятный, и содержащий внутри что-то, что просто-таки отбрасывало назад. Сильно изрезав себе руки и изрядно побившись о борт, Ирма отступила. Придется спрыгивать и искать укрытие - с востока уже подползало светлое время суток.
  Но экстремист повернул вовсе не туда, куда ей хотелось бы - проигнорировав указатель на населенный пункт, стал углубляться в горы. Зная, что скоро начнет слабеть, Ирма высматривала почву. Она не любила закапываться, но перед рассветом не до капризов.
  На более-менее заросшем участке вампирша отпустила крышу и постаралась откатиться от дороги. Стараясь не гадать, кто устроил ей такую гадость - не до того было. Взбежав наверх по поросшему колючкой горному склону, она остановилась и посмотрела назад.
  Нападающий остановился. Возник соблазн наброситься снова, но небо начало светлеть. Не до мести тут.
  Оглядевшись, Ирма увидела вокруг себя сплошной базальт, кое-где испещренный неглубокими наносами песка. И все.
  Предрассветный сквозняк с интересом трогал ее кожу, уже начавшую неприятно неметь от света. Ирма поискала трещин, но все это было сплошное несчастье, а не трещины. Стало страшно.
  Поднявшись на гребень нависшей над дорогой скалы, она вновь увидела внизу загнавшую ее сюда машину. Ирма подумала было, а не спросить ли - чего он хочет, но, увидев ее на гребне, неизвестный медленно поехал.
  Ее просто хотели убить. Спокойно и со знанием дела.
  Она бросилась обратно в скалы, зная, что где-то там есть море, и до него еще можно успеть добежать, но страх и усиливающееся жжение на руках и лице не давали сосредоточиться и выбрать направление.
  Она упала возле какого-то камня, спрятав лицо в сырость и обхватив руками голову.
  - Нет, - прошептала она, - только не это, пожалуйста...
  Однако на свете не было бога, которого тронула бы ее мольба.
  
  
  
  14. Ритуал.
  
  
  Вещь, о которой не знал Вандарский.
  Была.
  И знали о ней немногие.
  Во-первых - Асет, потому что была она у него. Во-вторых, знал Энди, или догадывался, а догадывался он потому, что в силу незаурядности своего интеллекта вообще до многого догадывался. Еще Элис, во-первых, потому, что иногда пас Энди, а во-вторых, потому, что вообще очень много знал. От Элиса о ней могли бы узнать многие, если бы Элису не было на все в такой глубокой мере наплевать.
  Теперь, просидев несколько дней под землей, о ней узнал Алик.
  *
  Вещь, о которой Вандарский узнал-таки от догадавшегося Андриана, достойна была не только вызывать алчный блеск в глазах главного мага, но и украсить собой какой-нибудь алмазный фонд. Если б Вандарский ее увидел (а из всех вышеперечисленных господ он, как ни странно, был самым впечатлительным) она напомнила бы ему серебро и хрусталь родительского дома, и весенний пейзаж - словом, все самое родное и хорошее.
  У Андриана, которого подобные впечатления напрягали, она не вызвала бы ничего, кроме желания как-нибудь сгладить ее влияние на мировые процессы.
  Элис тут был способен только на восхищение, а что до Алика...
  Задайся Аланкрес вопросом - что этот символ ему напоминает, любой слабоумный понял бы его ответ с первого слова.
  ...Асет внес под землю теплую волну весеннего воздуха и шум моря. С ним был мавурк. Алик, считавший, что научился распознавать пол даже очень видоизмененных человеческих особей не только по внешнему виду, но и по эманации, озадачился - мавурк был всего лишь мавурком.
  Зато в другом Алик не ошибся - предположив, что войдя, Асет посветит на него фонариком. Поэтому заранее отвернулся к стене и только самый край поля зрения выделил монаху, остановившемуся в трех шагах от решетки. И с этим непочтительным видом Алик стоял, рассматривая череду непонятных дырок в еще сырой цементной стенке. Пока Асет говорил, Алик эти дырки считал. Собственно, считал он их и раньше, даже помнил их число, но теперь подсчеты эти приобрели особый смысл. Зачем столько?
  - Приветствую тебя новый наш повелитель, - произнес Асет. - Как насчет того, чтобы выслушать мольбы недостойного?
  - Снова?
  Асет рассмотрел половину специфической улыбки и с трудом подавил желание отойти на шаг. Так сложилось, что одних тварюшек любил он больше, других немного меньше. Вампиры не нравились ему отчужденностью, эгоизмом и непредсказуемым поведением.
  Да и тем, что рядом с ними он был всего лишь человеком. Защищенный от их ментального воздействия, он продолжал бояться физического. Даже сейчас, когда их разделяла решетка, он, несмотря на слабое зрение, видел Алика четче, чем видел бы человека с такого расстояния. Это раздражало монаха. Но он улыбнулся в ответ.
  - Не знал, что тебе это так по нраву... И часто ты выполняешь то, о чем тебя просят?
  - Смотря как просят. И смотря кто, - сказал Алик, уже двое суток сидевший в ловушке. Он по-прежнему не поворачивался и не шевелился. Наверное, следил за своей дрожащей на сырых стенах тенью, обрамленной мечущимися штрихами прутьев.
  - Люди, живущие в стране твоей, - веско сказал Асет. Он не знал Алика. Но ему показалось, что со времени их последней встречи тот немного изменился - его юношеский облик стал строже. Значит, чувства Дзанка - не просто формула, а если формула, то такая, какой подвластны даже иллюзии. Что ему очень на руку.
  Алик повернулся. Потом спросил:
  - Помнишь себя в событиях где-то трехнедельной давности, когда газетчики исходили интервью с несостоявшейся, седьмой
  жертвой маньяка Диса? Ты сам долго давал комментарии по поводу чудесного виденья Агнесс.
  - Это к чему?
  - Еще и вид у тебя такой был... я бы назвал его компетентным. Люди, живущие в стране твоей утвердились в вере после твоего выступления.
  - Ну и что?
  Ресницы над туманными глазами чуть дрогнули.
  - Когда ты вошел, от тебя исходило нечто вроде эманации Диса. Во всяком случае, такая у него была в ту ночь, когда он... когда меня в последний раз о чем-то просили. Но просил он позже, а сначала излучал нечто такое... Такое же, - Алик посмотрел наверх, а потом опять на собеседника. - И я не выполнил его просьбу, - закончил он. - Просьбу человека, тогда еще живущего в стране моей.
  Красные одежды Асета в свете фонарика виделись черными, зато лицо, слегка опухшее от недосыпа, казалось бледным, как у Алика.
  - Так Диса больше нет? - вырвалось у него.
  - Я знал, тебе понравится.
  - Я про тебя плакат нарисую, - улыбнулся Асет. - С подписью: "Не разоряйте муравейники", или "Вампир - санитар города".
  - Только чтоб я был похож, хорошо? А то Агнесс меня тоже нарисовала... очень неосторожно. Очень неосторожно с ее стороны было это обнародовать. Я не знал, что я такой. Что я похож на это. Что человек видит так вампира в невменяемом состоянии, стоящего за спиной у невменяемого человека и, выражаясь грубо, прицепившего свое сознание к его, дабы их вместе удачно повело. Честное слово, Асет, я не думал о тебе, когда в порыве неведомой тебе темной страсти не сдержался и прервал этот спектакль. Наверное, даже небрежно. Не помню. И знаешь, что мне больше всего не нравится в этом деле?
  - После того, как из тебя сделали ангела, тебе еще что-то может не нравиться?
  - Может. То, что в религии, служителем которой ты себя представляешь, все образы такого вот, сомнительного свойства. Нет, против религии я ничего не имею, она прекрасна, но тыи тебе подобные... Куда там Дису. Он и врать-то как следует не умел... Так что плакат - это будет честнее. Я тебя выслушаю.
  - И откажешь? - полуутвердительно спросил Асет.
  Алик осмотрелся.
  - Не знаю, - полушепотом ответил он. - Ты убьешь меня, если да?
  - Нет, - ответил Асет. - Я тебя не убью. Я и обратился к тебе с просьбой лишь для того, чтобы ты увидел - я говорю с тобой, как с... богом.
  Алик поднял бровь. Испуганно.
  - Да, тромендер Дзанк, как с богом Анкаианы. Убить тебя - потеряется Анкаиана, или появится новый Дзанк, может, и недостижимый. А я, как ты правильно заметил, не верю в то, чему призван служить. А ты-то у нас реален.
  - И ты ловил бога на воспоминания о его первой любви?
  - А у тебя кроме этих воспоминаний разве есть что-то еще, на что тебя можно бы было поймать? Кстати, все подлинное - это действительно Анати. Просто я знаю о ней то, чего не захотел знать ты.
  - Ты... говорил с ней?
  - Я даже вызывал ее воспоминания. Она считает тебя палачом. Особенно узнав, кем ты стал.
  Алик в нетерпении вскинул голову.
  - Разумеется; - потом, уже спокойно, продолжил, - Обо мне и моей фактуре двух мнений быть не может; ничего нового я не узнаю ни от тебя, ни от вызванного тобою духа. И, если ты согласен оставить эту тему, перейдем к твоим планам.
  - Изволь. Я намереваюсь посвятить себя в твои жрецы.
  - Каким образом?
  - С помощью ритуала.
  - А кто будет говорить "да"?
  - Я сам. Этого всегда было достаточно.
  - А если я откажусь?
  - Тебе не придется ничего отвечать. Только принимать мои жертвы. А желания мои будут исполняться
  согласно мировым законам. Твоей волей, хоть и иногда вопреки твоему желанию. Ведь, насколько я знаю, разум носителя ни
  при чем, когда посвященный обращается к божественной власти?
  Героизма Алику действительно всегда не хватало, потому что позволил поверить он себе в такую возможность только теперь. И все понял.
  Понял, что у Асета есть вещь, при правильном использовании дающая большую власть здесь и не только. Вещь, о которой не знал Вандарский. И вещь эта очень сильно напоминала Алику его самого. Простой замысел, плюс плененный бог.
  - Мы начнем не сегодня, - сказал Асет, не сдерживая торжества. - Мне нужно торопиться, но мы начнем не сегодня. Сегодня ты еще не у власти. Я начну верно служить тебе, как только все будет готово. Ты это оценишь. Правда, оценишь. Обязательно скажи мне, что ты об этом думаешь, хорошо?
  Алик зажмурился от направленного на него яркого света - Асет поднял фонарь. Он успел насладиться, как наслаждается смертный, когда видит отражение своей победы в облике побежденного бога. Несколько секунд Алик стоял, переплетя пальцы перед глазами, забыв, что от света можно отворачиваться. Он хотел задать вопрос, но никак не мог придумать ему подходящей формы. Да и наверно, не важно это было. В конце концов, какая разница, с помощью какого ритуала будет обращаться к тебе твой жрец, и что он использует, дабы лишить тебя возможности возражать. Хоть прах Ипполита рядом положит, наверняка какая-то часть у него осталась.
  - Подозреваю, что твои желания едва ли совпадут с интересами Анкаианы, - медленно сказал он наконец. - Ты убьешь меня.
  - Я убью ее, - возразил Асет. - А ты не умрешь еще очень долго. Ведь что бы ты не испытывал из-за страны твоей, ты сам-то очень стойкое существо... В определенных, правда, условиях, но я их тебе создам.
  Тромендер снизу вверх взглянул на тюремщика. Затем на мавурка. Последний стоял в опасной близости от решетки и можно было, например, оторвать ему руку или голову.
  Элис сделал бы это. Алик иногда жалел, что не разделяет его любви к бессмысленному. Иногда оно приносит облегчение.
  Он опустился на пол и положил подбородок на колено.
  - Труднее всего мне будет выносить твое присутствие, - сказал он. - Ты даже не боишься, что обо мне кто-нибудь вспомнит.
  Асет уже повернулся, чтобы уходить, но последние слова услыхал.
  - На, чтоб не обольщался, - он бросил сквозь решетку что-то похожее на зерна и направил вслед луч фонаря. - Она может быть и вспоминала о тебе иногда, но была слишком беспечна.
  Алик посмотрел вниз и узнал камешки от ожерелья Ирмы.
  
  15. Кошмары.
  
  
  - Я слишком хороша для этого мира...
  Оська лежала на диване в халате, заложив руки за голову, а ноги положив на ручку. На большом пальце правой ноги сверкал огромный перстень с голубым бриллиантом.
  Когда Кэсси вошла, Оська вывернула шею чтобы ее рассмотреть.
  - А ты загорела, - сообщила она.
  - Спасибо, - сказала Кэсси замогильным голосом.
  - Тут тебе какой-то мужик звонил.
  - Мне?
  - Ну не мне же... Хотя и по моему, гад, телефону.
  - Что говорил?
  - Что без ума от тебя и завтра повесится. Гы... Будет он со мной говорить. Ему была ты нужна. А мне мужики не звонят, мне только пишут. Вон, почитай. Прислал, скотина. И перстень этот. Интересно, он всерьез полагает, что у меня на руках сосиски вместо пальцев?
  - Что, опять шейх? - улыбнулась Кэсси.
  - Да. Теперь он угрожает, что расскажет кому надо где я. Сволочь... Извести меня у него не получилось, теперь он надумал жениться. В принципе это одно и то же. В обоих случаях он получит... не помню сколько.
  - Да отдай ты ему их так, эти феньки....
  - Феньки, - возмутилась Оська. - Ни фига себе феньки! А на что я жить буду?
  - Так ты все равно на копейки живешь. На фига тебе эти миллиарды годового дохода, эти корпорации - ты ими все равно
  никогда заниматься не будешь. Это он тебя в психушку засунул?
  - Ну да, - теперь замогильным стал голос Оськи. - И что делать...
  - Вы еще друг друга не видели?
  - Еще чего...
  - Так посмотри на него. Вдруг он хороший.
  Оська издала долгий фыркающий звук.
  - Шейхи хорошими не бывают. Мужиков есть три вида - плохие, безнадежно плохие и шейхи. Шейхи вообще не мужики
  даже. Они все хотят корпораций. Чем больше у шейха корпораций, тем выше его ранг в тайном обществе шейхов. Они
  собираются раз в год в каком-нибудь небоскребе какого-нибудь мегаполиса и перебирают эти корпорации своими толстыми пальцами. Мирные люди, заслышав этот зловещий шелест, стороной обходят такие места. А если какой-нибудь несчастный по ошибке забредет в это здание, они ловят его и насильно показывают ему свои корпорации. Тогда он становится шейхом, и лунными ночами...
  - А если ему нечего перебирать?
  - Шейху? Нечего? Так не бывает. Вот ты есть, спать, хочешь?
  - Ага.
  - А он переберет и не хочет.
  - Знаешь, если я сильно переберу...
  - Ты свои невинные переборы с темными ритуалами этих врагов рода человеческого не сравнивай! Ты переберешь и свалишься, а они...
  - А они?
  - А они сволочи.
  - Ось, но ведь это тоже форма жизни, - уговаривала Кэсси. - Им это интересно.
  - Но речь-то обо мне. И я не знаю, что делать.
  - Напиши ему про лунные ночи.
  - Ага, и в психушку.
  - Да не бойся ты. Хочешь, я это сделаю?
  - Что?
  - С ним встречусь.
  - Пальцы измерь. Если жирные, можешь себе оставить.
  - Да мне такие тоже не нравятся.
  - Шейхи?
  - Пальцы.
  Оська посмотрела на свою руку.
  - Интересно, а бывают шейхи без пальцев?
  - Без чего они только не бывают... Этот вот рискует без Оськи остаться.
  - Хорошо бы.
  Оська перевернулась на спину.
  - А тебя где носило?
  Кэсси рассказала где.
  - Ух ты!.. И Купол Смерти видела. И Асета. А я тут как дура сидела и за тебя переживала. В следующий раз возьмешь меня с собой. Я уже придумала, что Асету на стенке напишу.
  - Следующего раза не будет. Хватит с меня. Тем более, что пишешь ты всегда одно и то же.
  Кэсси сняла куртку и швырнула на стул. Оська наблюдала за ней, подперев голову рукой. И веселилась.
  - Дубль два, - подначила она. - Решительнее надо.
  Кэсси схватила куртку и бросила в Оську. Та попыталась заслониться, однако зацепилась бриллиантом и рухнула с дивана.
  - Ой... ты не ушиблась? - испугалась Кэсси. Уж очень громко Оська упала. И лица ее было не видно под попавшей в цель курткой.
  - Ни фига! - сказал страшный голос из-под куртки.
  - А что грохотало?
  - Мои кости... Они взывают к отмщению.
  Оська выбралась и поправила растрепанную прическу. На ее еще не успевшем загореть личике проступил румянец.
  - И будут взывать в дальнейшем, - сказала она. - Пока не убедятся в том что ты... Впрочем, это твое дело.
  - Что мое дело? - с нехорошим предчувствием осведомилась Кэсси.
  - Я б не стала.
  Оська, морщась, сдирала перстень с ноги.
  - Чего не стала?
  - Швыряться во все стороны замечательными вещами.
  - Курткой?
  - Прикинь, уеду я, и будет тебе не с кем даже поболтать. Я ведь не могу, как ты, например, просто взять и не согласиться...
  - Сейчас это не актуально. Мне это все надоело. Пойдем, чаю попьем?
  - Ага, я только собак покормлю.
  Оська ушла, а Кэсси, вдыхая дым от спички, вспомнила что-то одинокое и заброшенное, которое далее оформилось в образ красивой комнатки с решетками на окнах. Мысль охотно зациклилась, предлагая все новые и новые варианты применения этих решеток. Что ими хотел сказать Флориан? Почему ей попался такой странный Нестор? Он ведь чуть ли не от темных углов шарахался. Вернее нет, не так. Не сам. Он вел себя как человек, боящийся неосторожным словом вызвать стихийное бедствие. А прощался он с явным облегчением, одновременно за это облегчение извиняясь.
  Впрочем, на свете есть много вещей, которые она так никогда и не узнает. И это очень хорошо.
  *
  Несколько дней она отдыхала, общалась, даже позагорала немного. На пляже ее быстро ввели в курс всех мало-мальски интересных событий. Интересных, потому что им выпало произойти без нее. Видела Генриха с какими-то девицами, ушла, как только он предпринял попытку заговорить с ней, осталась собой довольна.
  И вдруг проснулась как-то перед самым рассветом и начала тревожится по всем имеющимся поводам с такой силой, что заснуть уже не смогла. Так и сидела, вцепившись в одеяло, оглядывая картинки на стенах, при том уверенная - встань она сейчас, весь день пройдет под отяжеляющим знаком сна. Но шорохи пугали, сердце колотилось, и нечто древнее, пополам от зайцев и хищников приглашало за окно в таинственную фиолетовую тишину. Кэсси уже совсем было серьезно задумалась над перспективой бесцельной прогулки по свалке, как дверь в ее комнату отворилась. На пороге стояло нечто, своим обликом чуть не отправившее ее на тот свет.
  - Привет... - таинственно прошептало видение. - Тоже не спишь?
  - Как ты меня напугала... Это ты в этом спишь? Похоже на саван.
  - Сама сшила.
  - Оно и видно. Ты чего?
  - Я хотела спросить - ты в Коридоре была; и как там?
  - Мне понравилось.
  - После землетрясения он треснул; я даже не знаю, что будет, если я решусь наконец по нему пройти. Как думаешь, я исчезну?
  - Тогда мне точно будет не с кем поболтать...
  - Позвонит кто-нибудь. Например тот мужик, - вспомнила Оська и села на ковер. - Будет у тебя изысканное общество, когда меня шейх заберет. Или я снова сбегу.
  Кэсси поморщилась. Был тот редкий случай, когда Оська казалась маленькой. Ведь ей придется, подумала Кэсси. Деваться-то некуда. Вот если бы...
  - Оська, - сказала Кэсси страшным шепотом. - Я придумала.
  - Чего?
  Композиция из ковра, оськиного савана, тучи светлых волос и заинтересованного выражения пошевелилась. Распахнула глаза, в которых еще не было надежды.
  - Зови шейха, - сказала Кэсси. - Пусть приедет. Только не сейчас.
  Оська задумалась. Уверенный тон подруги подействовал.
  - Что ты с ним сделаешь?
  - Увидишь. Если получится.
  - А если нет?
  - Понимаешь, вся фишка в том, что об успехе нашего предприятия мы будем знать еще до приезда шейха. И только когда будем во всем уверены, пригласим.
  - И чего? Я с ним говорить не буду. Убивать его тоже нельзя.
  - Дальше...
  - Его шпионы меня найдут. Он рано или поздно припрется к нам... Кошмар. Почему мне так не везет?
  - Ты меня обижаешь. Я ведь обещала.
  - Ты сказала - если получится.
  Кэсси задумалась.
  - Вот именно.
  Кассинкану раздирали два желания - помочь Оське и помочь себе. Если уж и ненормальный Нестор сочиняет варианты ее кончины, если она действительно так любит играть со смертью, то почему сейчас ей не дал спать какой-то иррациональный страх? Почему так безумно хочется, чтобы ничего этого не было - не было этих изматывающих дней у Асета, беспокойства, этой долины с ее безумной радугой, этих чертежей... И у Алика, между прочим, тоже вполне достаточно своих сил и мозгов, или что там у него в голове.
  А больше всего хотелось, чтобы забылось собственное разрешение, данное Нессу и расцененное последним как предательство тварюшки. Но разве возможно было поступить иначе? Ведь угроза для Несса все-таки была реальнее... Да вообще неизбежна. Алик не имеет права осуждать ее за нормальный человеческий поступок. Вот. Хотя он, похоже, и не собирается. Ибо находится непонятно где.
  - Как ты собираешься это делать? - втерлась Оська.
  - Что?
  - Отвращать шейха.
  - Труднее всего - начать. У тебя нет машины или хотя бы мотоцикла? Мой сгинул в Сорлаше.
  - Поищем.
  Рано утром ожил телефон. Девушки как раз пили чай. Они переглянулись, и Кэсси осторожно взяла трубку. Ее почему-то преследовала навязчивая мысль о звонке Энди. Казалось, он захочет узнать, чем еще хорош Алик помимо того, что андед.
  - Кто? - спросила она замирающим голосом.
  - Ночные кошмары сдают вахту, - провыла трубка.
  Кэсси с облегчением рассмеялась.
  - Привет, Несс. Чего?
  - Я тут собираюсь быть в ваших краях. Хочу занести тебе одну вещь, - в голосе его прослушивалась если можно так сказать, напряженная рассеянность. - Скажи, куда ее тащить.
  Кэсси рассказала. Во время рассказа появились сомнения - можно ли вот так вот, по телефону, делиться адресом. Паранойя, подумалось ей. Надо успокоиться.
  - А что за вещь? - спросила она спокойно.
  - Твой мотоцикл.
  Кэсси опустила руку с запищавшей трубкой.
  - А теперь ты сама похожа на покойника, - подметила Оська.
  
  16. Оська.
  
  Не выходило ничего из того, чем хотела бы Оська убедить шейха отказаться от своих намерений - фразы не складывались, выражения не получались, а если и получались, то выражали иное, а не желаемое; Оська исчеркала блокнот до глубоких дыр а на уцелевшем листочке изобразила страшилище. Она как раз закручивала спираль второго уха шедевра, когда осознала, что уже несколько секунд делает это под вой мотора где-то во дворе.
  Поразмыслив, следует ли одеваться к появлению гостей, или халат и так красивый, Оська пошла посмотреть. Приглушенные звуки, доносившиеся из прихожей, по мере ее продвижения обретали черты человеческой речи.
  - ...да ты знаешь чего мне стоило вообще уговорить его сюда приехать?! - раздавался мужской голос.
  - А вдруг он будет шпионить? - сомневался Кэськин.
  В прихожей был мягкий свет, настолько родной, что успокаивал даже после письма. Различались трое - Кэська, симпатичный чернявый парень в светлой куртке и еще один парень, длинный, в косухе и с жидкими волосами до плеч.
  - Привет, - сказала Оська и остановилась.
  Тот, что в косухе, обернулся первым. Оська увидела его глаза - немыслимого, умопомрачительно яркого аквамаринового
  цвета, словно в них краски налили. Глубокие, как Коридор.
  - Привет, - сказал он.
  Кэсси с Нестором продолжали о чем-то спорить, а Оська судорожно пыталась выдавить из себя что-то кроме "меня зовут
  Оська" и "я тут живу".
  - Меня зовут Оська, - с отвращением проговорила она. - Я тут живу. Я очень тупа, и это вовсе не то, что я хотела сказать.
  Кэсси с Нестором обернулись на взрыв идиотического смеха. Оська почти рыдала, прикрыв лицо растопыренными пальцами. Арно еще пытался сдерживаться.
  - Ось, это Арно, - сообщила Кэсси в паузу. Оська пискнула.
  - Извините, - прошептала она, всхлипнула и быстро удалилась.
  - Это была Оська, - Кэсси указала ей вслед рукой. - Она ушла. Она только что пыталась написать письмо и очень устала. Арно, ты мне объяснишь, зачем ты здесь?
  Арно перестал рассматривать место из-под Оськи и повернулся к ней.
  - Может быть для начала пригласишь нас войти? - напомнил Несс. - И, рассудив здраво, пойми, что Арно шпионить незачем. Асету теперь не нужны ни мы, ни он. Кэсси остановилась, закупорив собой проход внутри узкого коридора.
  - Почему? - чуть не налетел на нее Нестор. Кэсси подумала, что раз уж оказала доверие психу со шпионом, можно заставить их потерпеть со своей стороны некоторые вольности.
  - Потому что у него наличествует Дзанк, - проникновенно сказал Романтик. - Несколько дней он будет занят ритуалом посвящения себя в его служители и не заметит, что Арно нет. После этого власть на Анкаиане фактически будет принадлежать одному Асету. И это будет не просто политическая власть, а власть истинная. Как только он научится пользоваться ею, Змей с Вандарским полетят к чертям, и хрупкое равновесие, не так давно установившееся, тоже. Что тогда будет с этой несчастной страной, никто не знает.
  - А Дзанк на что?
  - Дзанка лишили воли, - сказал Арно.
  - Как... совсем?
  - Совсем.
  Кэсси отвернулась и пошла вперед, зацепляясь ногами за разбросанные вещи. С благодарностью посмотрела на Оську, раскладывающую по блюдечкам пирожные.
  - Ось...
  - У?
  - Я минут через десять подскочу, убраться надо.
  - Угу. Подскочи, подскочи... И голосок поздоровее сделай за это время.
  *
  - Уговорили, - голос Кэсси нельзя было назвать больным. Скорее загробным. Вместе с решимостью на нее наконец-то снизошел покой, и она решительно поглотила остатки чая вместе с чаинками. - Где он?
  Арно застенчиво отрезал кусочек эклера.
  - Пока в ловушке, - монотонно сказал он, стараясь соблюсти ровный кружок. - Думаю, Асет будет держать его у себя дома. Осталось только дождаться, пока он куда-нибудь уйдет.
  - А он уйдет?
  - Не знаю. Он никогда не предупреждает заранее. Сейчас он вряд ли заметил мое отсутствие, но рано или поздно мне придется вернуться. Я вызову вас и дам ключи. И, если повезет, мы найдем Дзанка. Кэсси, ты гарантируешь нашу безопасность... от него?
  - Я ничего не гарантирую. Но вряд ли он будет отрывать головы без серьезного повода.
  - Обнадеживает.
  - Да ладно, - обиделась Кэсси. - Я вон даже тебе, слуге Асета, поверила, а ты анкаианского принца боишься.
  Арно соединил кончики пальцев.
  - Мне не нравится, что он кусается.
  - Ну и что? - всерьез возмутилась Кассинкана. - Твой Дик не лучше. Да и кусается он не каждые пять минут. Я вот ни разу не видела.
  Арно кивнул.
  - Наверное, ты права. Он же не Асет.
  - Нестор, - Оська обернулась, - а тебе наш недоделанный Дзанк зачем?
  - А тебе? - улыбнулся Несс. Он уже все доел и допил.
  - Извиниться и вообще... А зачем он Арно?
  - Послать Асета, - ответил Несс.
  - А... э... мне? - уточнила Оська.
  - Послать шейха, - заверила ее Кэсси.
  - Остается надеяться, что он захочет нам помочь.
  - Никуда не денется. Ведь он бог. Говорят, что главное - чтобы бог услышал молитвы. А у Алика очень хороший слух.
  
  
  17. Элис.
  
  
  - Асет? Меня хорошо слышно?
  - Кого?
  - Меня. Элиса.
  Асет отодвинул трубку от уха. Попытался представить обладателя этого не в меру звучного голоса и вспомнить, где и когда ему уже доводилось слышать эту лаконичную грассирующую речь. И вспомнил.
  - Ты оценил, как я третьего дня удобрил пеплом монраэсские скалы?
  - Не переусердствуй с пеплом. Обожжешься. Твою клумбу я сегодня (не знаю сильно ли) обогатил вертикально вбитым мавурком, - известил Элис.
  - Что же ты был рядом и не зашел? Торопился?
  - Невежливо без хозяина. К тому же у тебя и так бездна времени, чтобы оказать мне любезность. Пойми правильно. После того, как я приду завтра ночью, твои монахи организуют конкурс на твое место. Может быть даже посягнут на мое право на кровь. Но никто из них не сможет посягнуть на мою собственность - по слабости, не по убеждениям. Это можешь только ты. Еще раз так сделаешь - это будет последнее, что ты сможешь.
  Как же они его раздражали! Ведь не животное даже, и уж, тем более, не человек.
  - Окажу любезность. Побереги себя. Не ходи. А то встречу.
  Асет невольно перенял его лаконизм. Или передразнил. Конечно, мавурка жалко. Их очень долго делать. Но что такое тупой мавурк по сравнению с миллионами умных живых слуг? И с одним мертвым, но каким! Головокружительные возможности. Правда, угрозы Элиса требуют обезопасить второй вход. Тут нужна еще одна реликвия. Ритуал придется отложить из-за этой антикварной сволочи.
  Что такое Элис, Асет слишком хорошо знал и решил не подставляться. Если и существовал кто-то, способный перещеголять человечество в изобретении способов изощренно досаждать человеческой природе, то звался он Халтреане.
  - Ну, тогда жди в гости.
  Пообещавший такое голос словно был выращен специально для подобных интонаций. Асет придумал длинную фразу с нехорошими словами о древних безобразных упырях.
  Элис отключился.
  Он сидел дома у Алика. И, что бы там не думал Асет, на блаженствующего злодея не походил. Было скучно.
  *
  Вспомнилась первая встреча с Аликом. Элис стоял за скамейкой на бугорке, чтобы не намокнуть об траву, и видел только плечи и опущенную голову того, кого только что переименовал. В ту эпоху он не любил сырости и длинных имен. Он колебался - дожидаться, пока обращенный придет в себя и забрать его, или бросить тут - посмотреть, найдет ли он Элиса самостоятельно. Особо талантливые находили. Но редко. Чаще не успевали.
  Пока он думал, юноша очнулся. Поборов приступ кашля, произнес:
  - Элис...
  И вздрогнул от звука собственного голоса, показавшегося слишком громким.
  Элис улыбнулся, зная, что и его улыбка будет услышана.
  - Элис, - уже увереннее повторил Аланкрес, так и не повернувшись, - что теперь?
  - Теперь попробуй встать. Иначе сдохнешь.
  - Хорошо, - ответил Алик, - не двигаясь. - Ладно-ладно... Ты думаешь, это так просто? Вот так вот, - он еще раз закашлялся, - вот так вот, повторяю, взять и подняться?
  - Именно так.
  Это изможденное создание довольно быстро оказалось на ногах.
  - Дай мне руку, - сказало оно так, что Элис сначала выполнил его просьбу, а потом сам себе удивился.
  - Элис, - спросил Алик, - дай мне еще одну руку.
  Элис дал.
  - Еще? - спросил он заинтригованно.
  - Пока хватит... Элис.
  Он произнес его имя так красиво, словно всю жизнь стремился его выучить. Словно только и ждал этой новой главы в своей жизни, так и не сумев приспособиться к остальным. Халтреане поднял его на руки и заглянул в лицо - бледное, перепачканное, с опухшими нездоровыми глазами. Наверняка ему и жить-то недолго оставалось.
  А принц впился зубами в ближайшую к ним руку. Элис тут же сбросил обращеного на землю, но е ушел. Алик поднялся и вполне светски укорил его:
  - Дурак ты. Ну какой из меня вампир?
  *
  Вспомнилось, как однажды, когда Элис пришел домой, Алик, смотревший в это время по телевизору фильм ужасов, направил палец в экран и радостно спросил: "Неужели ты действительно так тупо себя ведешь, когда меня нет рядом?"
  Элис не обратил внимания. Теперь только вспомнил. Вспомнил даже, какой фильм показывали. Алик завидовал, что Элису можно играть упыря без грима.
  - Представь, тебе в конце фильма даже дублер не понадобится. Сам сгоришь.
  - Только вместе с тобой.
  - Да меня никто и близко к такой одиозной роли не подпустит! У меня амплуа жертвы. Которую можно израсходовать в начале фильма, чтобы показать, какая ты сволочь, не особенно травмируя чувства зрителей. Жертвы, которую не особенно жалко.
  *
  Элис подумал, что жалко. Не первая потеря, но есть же разница между прошлым и настоящим. Настоящее, в общем-то неплохое, немного огорчало. Если б он смог, как тогда Алик, просто переключить канал... Алик его переключил и попал на клип популярного певца Альберта Пли. Следующая программа представляла его же, только в другом клипе, а следующая - передачу, где у него брали интервью.
  Алик выразил неприязнь междометием, похожим на шипение, и Элис сказал:
  - Чего тебе не нравится? Человек деньги зарабатывает.
  Алик некоторое время молчал, потом проникновенно спросил:
  - Слушай, а сколько ему их надо?
  ...Через неделю газеты сообщили, что Альберт надолго уезжает отдыхать на континент. И клипы с ним значительно поредели.
  На континент что ли, тоже? Или...
  Элис вызвал в памяти (которая умела сохранять все желаемое, в любых подробностях и в любом количестве) недавно
  виденную в доме Чогара бумажку со знакомым именем, и набрал номер.
  После долгих гудков сонный голос злобно ответил:
  - Убью.
  - Кэсси, это Элис... да, вампир. Завтра господина Асета дома не будет. Он уйдет с последним мавурком в город. С семи до семи. Арно с вами, дома только Руа, она глухая. Найдите Алика. А то я без него, - он сделал паузу, вспоминая, - отвратительно себя веду.
  Кэсси отключила трубку. Когда один испуг прошел, пришел новый - ей предстояло стать организатором и вдохновителем операции, от успеха которой предстояло зависеть ходу истории. Почему ей? Потому, что больше никто не захочет за это дело отвечать. Шансов на успех совсем негусто. Организатору и вдохновителю, судя по всему, придется туго.
  Зная себя, Кэсси удивилась, отчего ее сей же час не парализовало от такой ответственности. Наверно, не вполне осознала. А когда осознает, деловые качества от страха упадут до нуля. Элис, если они все такие умные, мог бы и предвидеть эту простую вещь. Может быть, Алик ему не так уж нужен? Да и кому он, рассуждая здраво, требуется именно как Алик?
  Однажды она спросила, почему он представляется таким, самым пошлым вариантом своего имени, а он ответил, что какова природа, таково и имя; и то, и другое он получил от пошлого Элиса. Кэсси подумала, что властная нетерпимость, только что услышанная ею в голосе последнего, наверняка изрядно допекала свободолюбивого принца.
  Кэсси встала, вышла в коридор и поискала Оську. В саду на лавочке беседовали две тени.
  " А кто, интересно, второй?"
  Кэсси постучалась к Нессу.
  - Да?
  - Слушай, мне только что звонил знакомый Алика, сказал, что Асет, сто процентов, смотается завтра. Получается, что подъем в шесть...
  - И ты ему поверила?
  - А что мы теряем? Подъедем, посмотрим. В этом деле и так слишком многим приходится доверять на слово.
  - За Арно я ручаюсь, - обиделся Несс.
  - А я, в свою очередь, осмелюсь поручиться за Элиса.
  - А это кто?
  - Это... инициировавший Алика тип.
  - Ты его видела?
  - Нет, но давно знаю, что он существует.
  Нестор некоторое время не отвечал. Кэсси уже собралась уходить, когда Несс тихо позвал:
  - Ты еще здесь?
  - Ну?
  - Слушай, а ты... тебе не трудно будет войти?
  - Не трудно, а зачем?
  - Тогда войди.
  Кэсси вошла. Было интересно посмотреть, как отреагирует Нестор на нее, одетую в длинную белую простыню.
  Нестор был не одет, а просто под одеялом. На одеяле лежала старая по виду, обернутая в газету книжка, а на тумбочке горел пожертвованный Оськой ночник в форме большого плоского прыща с ножками из скатанных в шары фантиков. Кэсси остановилась. Несс поднял руку с книжки и поманил ее
  пальцем.
  - Подплыви, привидение...
  - Чего?
  - Ухо давай.
  - Мое?
  Несс фыркнул.
  - Нет арнушкино. Правое...
  Кэсси подошла и присела возле постели. Нестор наклонился к уху.
  - Этот... картавил? - спросил он еле слышно.
  - Кто?
  - Инициатор.
  - Грассировал.
  - Тьфу!
  Несс поморщился, вернулся в прежнее положение, поднял руку и запустил пальцы в волосы. Когда челка снова упала на его лицо, из-под нее смотрели застывшие глаза обреченного.
  - Что, так плохо? - сочувственно спросила Кэсси. - Ты с ним знаком? Ему совсем нельзя верить? Он был тем самым врагом?
  Нестор некоторое время собирался с мыслями.
  - На первый вопрос - да, на второй - нет, на третий - очень даже можно, на четвертый - нет, - отвечал он сумрачно.
  - Ладно, я тут ногу отсижу, пока догадываться буду, - Кэсси встала. - Не боишься, что твоя тайна умрет вместе с тобой? - спросила она, обернувшись у двери.
  - Это не страшно, - кивнул Несс, уставившись в пространство.
  - Ну что ж; тогда подъем в шесть. И вякни этим двоим, напротив твоего окна, чтобы спать шли.
  
  18.Тайны.
  
  Еще не было полудня, когда они убедились, что Элис сказал правду. Вокруг дома в лугах бегал только Дик - большой, черный, он почти терялся на фоне еще не заросшей земли. Арно познакомил его с Оськой, которая тут же не преминула заметить, как это все напоминает ей начало фильма ужасов. Герои невольно замедлились, а кое-кто даже укоризненно на Оську посмотрел. Она не заметила и двинулась к дому.
  Зато когда Арно достал ключи, Оська получилась стоящей ближе всех и поэтому должна была войти первой. Вместо этого она попятилась со словами: "Сначала ты".
  Арно привычно отпер два до странности новых замка на этой, по виду древней, некрашеной и во многих местах треснувшей двери, открыл ее за витую бронзовую ручку и юркнул в темноту холла. Кэсси некстати вспомнилось, что был он с утра необычайно молчалив и как-то нездорово спокоен. Как Несс, услышавший про особенности элисовской речи.
  Она вошла второй и некоторое время не различала ничего, кроме его широкой спины, которая почему-то дальше не двигалась.
  - Арно поднимает вешалку, - через некоторое время объяснил Несс, - которую уронили, когда уходили. Как только он соберет все, что с нее упало, мы пойдем дальше.
  - Во глаза, а! - восхитилась еще только наполовину пролезшая Оська. - Вешалку разглядел. Это кто? - спросила она, заехав вытянутой в темноту рукой Кэсси в ухо. Кэсси обиженно молчала. Оська нащупала косичку и сказала: - А-а...
  - Нельзя потише?! - рявкнул Несс через плечо.
  - Да ладно тебе; дома все равно только глухие.
  - Если тут только глухие, нам здесь делать нечего, - донесся из темноты голос Арно. - Я так понял, что предмет наших поисков слышит отменно. Сейчас мы обыщем несколько комнат, одна из которых находится в подвале. Кто со мной?
  - Все, - с готовностью ответила Оська.
  - Там экспонаты в банках. Если не боишься...
  Они наконец-то прошли туда, где было посветлее, и Арно поднял ковер. Под ним находилась крышка - деревянная, сверху обитая листовой жестью. Арно отыскал на связке самый маленький ключик и ткнул им в квадратную прорезь. Замер, словно прислушиваясь к чему-то, затем повернул.
  Похожий на мартовское мяуканье визг заставил всех вздрогнуть. Было в нем что-то неестественное.
  Арно улыбнулся.
  - Вы его не слышали, - пояснил он. - Вы его почувствовали. Тут все такое.
  - Это защита? - спросил Несс, берясь с другой стороны за крышку.
  - Именно.
  Лестница вела отвесно вниз, и Арно спустился по ней первым. Включив фонарик, пробежался его лучом по сторонам. Тень, еще тоньше и длиннее, чем он сам, распласталась по ступенькам и, мелькая, протягивалась по шершавым стенам. Кэсси, спустившаяся следом, увидела нагроможденную вдоль стен разнообразную тару, какие-то странные механические приспособления, все из металла, набросанные поверх них тряпки, пустые банки, крысоловку, словом - обычное содержимое подвала.
  - Здесь мы искать не будем, - сказал Арно, а затем кивнул в самую темноту, которая, очевидно, была проходом. - Мы будем искать вон там. Там есть помещение, оно заставлено банками со всякими... со всяким дерьмом, их надо отодвинуть.
  Подвал оказался весьма обширным. Под лучом фонарика посверкивали цилиндрические стеклянные поверхности, прозрачные, непонятно с чем внутри. На одной из них Арно задержал фонарик.
  - На меня похож, - довольным голосом сообщил он.
  Оське с Нестором удалось опередить Кэсси и заглянуть в банку.
  - И вправду, - сказала Оська.
  - Кто там? - спросила Кэсси, которой за их спинами ничего видно не было.
  - Господин в формалине, - отвечал Несс. - Лет, наверное, пятнадцати.
  - Это брат Асета, - вежливо пояснил Арно. - Между прочим, близнец. Причина смерти неизвестна. Хотя у меня есть кое-какие предположения на этот счет.
  На некрологах остальным банкам Арно, к счастью, задерживаться не стал. Только обрисовывал их содержимое словесно, пока проходили мимо.
  - Бадейка с пальцами... это глазки - такие... и другие... дальше осторожно, тут всегда падает одно из двух - веник или шея.
  - Или что? - тупо спросил Несс.
  Сверху послышался шелест, пролетело что-то легкое и большое (Кэсси показалось, что оно в огромных красных цветах), а следом за ним промелькнула длинная палка. Когда Арно нагнулся и поднял ее, стало видно, что она набрана из серых, не очень чистых позвонков.
  - На этот раз они грохнулись вдвоем, - поняла Оська. - Дай посмотреть.
  Когда шею с цветущим веником водворили на место, впереди открылась целая стенка полок, а на них - батарея маленьких баночек с этикетками.
  - Это смеси, - объяснил Арно. - Вот это красиво... - он протянул Нестору баночку. Внутри нее виднелись три ослепительно-белые, бархатные до внутреннего свечения цветы лилии.
  - Это лунные, - дал слуга загадочный комментарий. - А вот черный лотос, но он, к сожалению, сухой. Правда, еще блестит.
  Черный цветок под лучом переливался, словно крылья тропической бабочки.
  Арно вздохнул.
  - Берите, если нравится, - сказал он. - Все равно грабим. Да и не его это, это осталось от одного колдуна еще со времен благоденствия... Банки надо в темноте держать.
  - Спасибо, - сказала Оська, прижимая к себе оба сосуда.
  - А на них нет никакого проклятия? - поинтересовался Несс.
  - Еще нет, - усмехнулся Арно. - Еще где-то был перламутровый дым и перышко, которое не падает... Ну да ладно.
  На разбор интересных банок ушло больше часа. Дым нашли, перо тоже. Обнаружили даже слоистый порошок - семь разноцветных слоев, как ни перемешивай, всегда ложатся друг за другом. Была банка, полная отталкивающихся друг от друга кристалликов, банка с коридором внутри, вроде голограммы, банка на три тысячи триста тридцать три капли, примечательная лишь этим, контейнер с алмазами, который уже не взяли, потому что было некуда, травки, корни, тряпки, пыль, мокрицы и т. д., и т. п.
  Еще довольно долгое время ушло на подбор ключа, потому что Арно не знал, как он выглядит. В конце концов дверь открыли. Из темноты пахнуло теплом и сыростью.
  - Не ходите туда, там может быть колодец, - предупредил Арно.
  - А почему он теплый? - спросила Оська.
  - Это не он.
  Арно направил в темную комнату фонарик. Свет показался совсем несчастным по сравнению с поглотившей его чернотой.
  - Я б не стал тут ничего хранить, - заметил Несс. - Испортится.
  - Похоже, - Арно вернул луч себе под ноги, - он здесь ничего и не хранит. Подержи меня.
  Нестор уцепился одной рукой за стену, другую дал Арно. Черная сырость скрыла высокую фигуру с фонариком.
  - Стою на трубе, - донеслось оттуда. - Внизу наверное, река подземная, только далеко. Труба уходит в стену. На ней висит цепь.
  Через некоторое время:
  - На цепи никто не висит. Она совсем мокрая.
  - Выходи. Мы тут время теряем.
  - Выхожу.
  Арно появился из проема изрядно отсыревший. Облепленный мокрыми волосами, похожий на призрака, он теперь как никто подходил к этому дому и подвалу.
  - Кстати, если кто-нибудь закрыл наверху люк, мы тут умрем, - порадовал он.
  - Мы тут долго не умрем, - возразил Несс. - Съедим брата, запьем раствором...
  - Разнесем тут все по пьяни, - вторила ему Оська.
  - И где впечатлительные девушки прежних времен? - вопросил Арно, проходя мимо Кэсси.
  - Это я, - буркнула Кэсси. - Меня тошнит от ваших коллекций.
  - Я думаю, Кис, подвал - это только начало. Вот когда мы найдем твоего милого друга... Кстати, на что он похож?
  - На вот это, - снова буркнула Кэсси, проходя мимо больших банок.
  - Интересно, он нас слышит?
  
  После подвала всем как-то сразу захотелось обыскивать второй этаж. Там было посветлее и очень хорошо просматривалась дорога к дому. Искомого никто не обнаружил, хотя методично осмотрели все помещения. Кроме, разумеется, комнаты Руа, мимо ведущего в которую коридора все старались ходить на цыпочках. Все говорили шепотом, нервничали от скрипа половиц и очень утомились. Из ценных вещей обнаружили: в уже знакомой комнате кэссину заколку, обложку от записной книжки Нестора с одним листком, много валяющихся повсюду книг научного содержания, названия которых плохо запоминались, массу разнообразной посуды, повязку мавурка, сломанный ключ неизвестно от чего и много другого.
  Опомнились, когда света стало меньше.
  - Нам много осталось? - вяло поинтересовалась утомленная Кэсси у Арно. - Я уже с ног валюсь.
  - Сейчас еще Асет придет, - влезла вредная Оська.
  - Знаешь, за что я тебя ненавижу... - начала было Кэсси, но Арно перебил:
  - Только зал на первом этаже и, если будет желание, сарай. Я так надеялся, что удастся обойтись без этого...
  - Без сарая?
  - Без зала. Там-то уж точно все проклято.
  Зал находился за той самой большой дверью, которую Кэсси заприметила в прошлый раз. Арно, прежде чем открыть ее, осторожно засунул голову в щель и тут же выдернул ее обратно. Все поморщились от безобразной галлюцинации.
  - Здесь защита посильнее.
  - А ты умеешь их снимать? - спросил Нестор.
  - А чем я, извини меня, тут занимаюсь? Если б дело было только в открывании дверей, вы б и сами справились.
  - Да, - задумчиво проговорила (теперь уже очень вредная) Оська, - наверно, он и помыслить о тебе такое не мог.
  - Мог. Только исходя из того, что нам сказала Кэсси, помыслить у него не было времени.
  - А как он тебя вообще отпустил?
  Арно улыбнулся.
  - Как обычно. Дал денег, как обычно сказал "на бордель" и отправил в город. Я пошел к Нестору...
  - А деньги куда дел?
  - Дамы и господа! - возмутился Несс, - У меня дома нет борделя... Так мы идем или трепемся?
  Ему надоело бояться и он настежь распахнул двери зала. Все замерли, пораженные.
  Зал окон не имел. Только крохотные белые кружочки на темно-голубом потолке казались окнами, прорубленными прямо в небо. Между ними по одному располагались знакомые всем знаки, но точно вспомнить что это такое сразу никто не смог.
  В центре зала на полупрозрачном постаменте помещался граненый шар, укрепленный весьма странно. Откровенно говоря, он этого постамента вовсе не касался. Охваченный по экватору темным металлическим кольцом, он просто висел в центре между четырех рожек, идущих от постамента.
  - Это как? - озадачился Несс.
  - Догадайся, - подначил его Арно.
  - Магниты? - немного подумав, предположил конструктор. - Но что-то я не слышал, что так бывает. И чтоб у кольца со всех сторон... хотя... не знаю.
  - Тонко сбалансированная конструкция. Основана на принципе отталкивания одинаковых полюсов. Вот и висит.
  - Вот бы спереть!
  Арно окинул Несса критическим взором.
  - С постаментом? Ты и шар-то не подымешь.
  - Надо попробовать...
  Девушки между тем разбрелись по залу. Пол его был выложен какой-то причудливой мозаикой, настолько ненавязчивой и в то же время интересной, что глаз оторвать было трудно. Пастельные тона этого узора идеально сочетались на стыках и переходах, рождая приятные и подходящие друг другу по стилю ассоциации. Стены тоже очаровывали своими светлыми лепными узорами флористических мотивов. В сплетении ветвей иногда мелькало что-то блестящее.
  Однако не все четыре стены были такими. Левая от входа, хоть и была изначально красивой, в последствии, очевидно, была переделана под хранилище реквизита. К ней крепились несколько полок, на которых просматривались книжки, колечки, рамки, непонятного вида сложенные тряпки и огромное количество разных камней. Там даже рос фикус - самый настоящий, в горшке с землей. Под полками, не видный от входа, был установлен здоровый офисный стол, содержащий на себе, помимо мелкого барахла, две огромные, очень красивые призмы противоположных цветов со срезанными углами. На одной из них красовалось безобразное чучело сервала с дыркой в спине, из которой во все стороны торчал наполнитель в виде тонких, жатых гармошкой желтых стружек. Кэсси подошла и потрогала кисточки на ушах.
  - А сервала можно взять? - спросила она.
  - Наверно, если он у тебя по дороге не развалится, - сказала подошедшая Оська. И потрогала другое ухо.
  - Эй, грабители! - нежно окликнул их Нестор, похлопывая по шару, от которого на стенах плясали блики, - Гид говорит: это Асетов кот... Ну, - это уже обращаясь к Арно, - и где ты тут предлагаешь искать?
  Арно пожал плечами и указал на потолок, куда направлялся самый яркий луч от шара. Он медленно скользил по знакам. До Нестора дошло, что это анкайские иероглифы.
  *
  Кэсси потянула за наполнитель, и зверь покачнулся.
  - Грация паралитика, - сказала Оська. - Зачем ты из него стружки выдергиваешь, он и так несчастный... Убери руку.
  - Иди ты, - Кэсси начала наматывать стружку на палец. Остался сарай, думала она, и еще, наверное, должен быть гараж с ямой.
  Внезапно ветхая имитация хищника покачнулась, скользнула по гладкой поверхности и грохнулась на пол, испустив из себя пыль.
  - Собирай теперь, - обрадовалась Оська.
  Кэсси даже не подумала возразить - наклонилась и начала тупым тыканьем прилаживать отвалившийся хвост к тушке.
  - Она глумится над трупом! - завопила Оська.
  Кэсси вскочила, мысленно уже замахиваясь на нее хвостом. Молодая и сильная, она так ударилась головой об стол, что тот даже подскочил прежде, чем перевернуться. Призмы - черная с белой - упали и благозвучно разлетелись по полу скользящей мелочью.
  - Погром, - обернувшись на звук, сказал Арно. Кэсси выла, держась за голову. Оська отстраненно за ней наблюдала. Увечье подруги уже не могло стать для нее самым сильным впечатлением за этот день. И только Нестор, который оборачивался с намерением только тяжело вздохнуть, первым хоть что-то предпринял посреди всеобщего помешательства.
  - С дуба падали листья ясеня... - внятно произнес он на родном языке, обойдя стол по хрустящим осколкам. Некоторое время это замечание казалось ему достаточным. Потом он тихонечко прошептал: - Кэсси...
  - У-у-у, - всхлипнула Кэсси. - Чего?
  - Смотри.
   Кэсси, еще не размышляя поврежденным органом, посмотрела через перегородку поверженного стола. Хвост выпал из ее руки.
  Даже не заметив, что сказала что-то не совсем приличное - потому что прозвучало оно чужим голосом и оказалось очень кстати - Кэсси огляделась. Ее фраза повисла в воздухе, найдя свое отражение и дополнение в лицах присутствующих. Как ни странно - в тонких чертах Оськи, в благородном лице Романтика, и даже в холодных, ярких глазах Арно.
  - Это артефакт, - разбила паузу деликатная Оська. Кэсси тут же стала ей благодарна. Добавить что-то к увиденному было трудно. На полу, облепленный разнокалиберными черными осколками лежал прилично одетый и очень тощий юноша, национальную специфичность черт которого не могло исказить даже их нынешнее состояние. Его тело было сжато в комок, руки зажаты между коленями а голова откинута назад. На шее виднелся фрагмент плоской и причудливо извитой цепочки.
  Арно молчал, а Нестор еще раз взглянул на окаменевшую Кэсси.
  - Лично я, - сухо объявил он, - вижу здесь... гм... безжизненное тельце. И считаю, что оно опознано как...
  - Кошмар, - сказал Арно.
  - ...как предмет наших поисков. Вот.
  Кэсси кивнула, садясь на пол.
  - Вполне в стиле Асета, - прошептал Арно. Несмотря на очевидную привычку к этому стилю, даже он был ошеломлен, - Что с ним?
  - О его состоянии, - немного сипло продолжал Несс, - мы будем говорить после того, как унесем отсюда и его и себя. И отделите его от этого вещества, не знаю, что это такое.
  - Похоже на пластик, - сказал уже привычно пришедший в себя Арно. - В каком-нибудь стекле он бы сгорел еще при заливке.
  - А сейчас? - тихо спросила Оська, разглядывая черные потеки на белом лице Алика, - Если вы понимаете, что я хочу сказать.
  Она упала на колени и принялась отдирать черные осколки от артефакта. Арно и Несс взялись за более крупный кусок. Они потом и сами удивлялись, как у них в тот момент хватило сил сделать это хладнокровно.
  - Сейчас надо унести его отсюда, - сказал Несс. - Сколько времени?
  - Половина седьмого, - отвечал Арно. - С моей стороны все.
  К Кэсси вернулась способность двигаться, она повернулась и стремительно вышла в коридор. Оська бросила мелок, которым уже вывела на стене: "Асет - м..." и выбежала в ту же дверь.
  Нестор угрюмо посмотрел им вслед и заставил себя действовать.
  - Полседьмого, говоришь... У тебя есть штора? Большая. Темная.
  - У меня нет. Есть у Асета.
  - Да прах побери вас обоих, если тебя это так волнует, можешь оставить ему уведомление, что он ей поделился!!! - рявкнул Романтик. И поразился скорости, с которой Арно исчез.
  Нестор присел и осторожно поднял тварюшку с забросанного осколками пола, не без боязни пристроил ее голову на своем плече, посмотрел на дверь и увидел, как в зал, сопровождаемая облаком пыли, входит штора.
  - Ты побольше взять не мог?
  Арно чихнул в штору и расправил ее ловкими, мелкими движениями.
  - Меньше у нас, знаешь, не было. Зато, наверно, надежнее. В несколько слоев если обмотать, - он изобразил пальцем в воздухе плоскую спираль. - Кстати, наш транспорт накрылся, но в гараже стоит другой. Девчонки его, должно быть, уже вывели.
  - Асета удар не хватит?
  - А это не его. И если уж говорить об ударах, то после этого места... Ты выходи первым, я запру дверь.
  - Зачем? Он сразу поймет кто это.
  - Он и так поймет.
  
  *
  От жуткого дома они отъехали в семь на шикарном джипе. Романтик, чувства которого эта машина пленила еще в гараже, вызвался вести ее сам и так рванул с места, что пассажиры, хоть из последних сил, но удивились.
   - Слушай, а ты на такой скорости повернуть сумеешь? - вежливо спросил сидевший рядом Арно. - Там дальше примечательный поворот.
  - Я в юности каждый день по серпантину ездил, - сообщил Несс. Вид у него был азартный.
  Упомянутый поворот он преодолел, почти не тормозя. Машину слегка занесло.
  - Это ты себе такое на серпантине позволял? - съязвил Арно. - И часто?
  Нестор тряхнул черными вихрами и утвердительно моргнул.
  - Часто. Я каскадером работал.
  Он не поведал, что и сам не ожидал от похищенной машины такой резвости и чуткости. Когда они выехали на шоссе, Арно, внимательно следящий за ним и за дорогой, сказал:
  - Мне кажется, эта штука рассчитана на... э... несколько другое управление.
  - На какое?
  - А ты не видишь? Это же тачка Алика.
  Романтик сбросил скорость.
  Мимо по встречной промелькнула "сирена". Арно проводил ее взглядом.
  - А это вот - машина Асета, - сообщил он. - Она останавливается.
  Нестор оглянулся.
  - Сейчас стемнеет, и у нас будет больше шансов оторваться.
  - Или обо что-нибудь размазаться.
  - Вот вы ругаетесь, - заметила Оська, - а за нами действительно погоня.
  - И что ты хочешь в связи с этим? Чтоб я заставил ее взлететь? - прошипел Несс. Приближался поворот.
  - Угу, - подала голос Кэсси. - Прибавь скорости.
  - Двухсот тебе хватит?
  - Нам-то да, а вот ему, - Оська кивнула на завернутого в штору Алика рядом собой.
  - Ему все равно. А то бы проснулся и сказал.
  Как только погоня исчезла за очередным поворотом, Нестор сбавил скорость. Потом резко затормозил, визжа шинами.
  - У Асета гоночный двигатель, - на всякий случай напомнил Арно.
  - Не раздражай меня, - сказал бывший каскадер, с направляя малознакомую машину в незнакомый ночной лес, - я припадочный.
  Арно послушно замолчал. Нестор, лавируя между соснами, медленно съезжал вниз. Забравшись достаточно глубоко, остановился и погасил огни. Все посмотрели назад. Шоссе выглядело ровным, как горизонт, но располагалось существенно ближе и выше.
  Минуты через две по нему промелькнула "сирена".
  - Действительно гоночный, - оценил Несс печально. - Так и чешет.
  - Вот-вот кого-нибудь догонит, - всхлипнула Оська.
  Несс зажег фары и поехал дальше.
  - Ты уверен, что мы тут не застрянем?
  - Я ни в чем не уверен. Дальше должна быть другая дорога. Арно, пожалуйста, вынь из моей куртки платок и дай мне.
  Арно беспрекословно исполнил. Нестор вытер лицо.
  - Ты действительно был каскадером?
  - Был.
  - И конструктором?
  - Да.
  - И садоводом, - вспомнила Кэсси.
  - И порнозвездой? - радостно врезалась Оська.
  - Конечно.
  Арно, заинтересованно повернулся к нему.
  - А если серьезно?
  - А я и не шучу.
  
  *
  Через полчаса они выбрались на просеку. Где тут же и застряли в глубокой грязи.
  - На всю просеку одна лужа, и нас угораздило воткнуться именно в нее! В самую серединку! - восторгалась Оська. Она бегала вокруг машины и не знала, куда смотреть - то ли на звезды, то ли восхищаться дрожащей над грязью бежеватой дымкой прошлогодней травы, то ли наблюдать за действиями экипажа.
  - Я думал, такие машины не вязнут, - обиженно произнес Арно.
  - В таких болотах - вязнут. - Несс повернулся к Кэсси, - Ты точно уверена, что он не проснулся? - В темноте салона он с трудом различал ее лицо. Оно было неподвижным, как и рука, лежащая на складках плюшевой шторы. - Без него мы этот гроб не вытолкнем.
  - Я б на его месте вообще померла, как только узнала, что меня собираются залить в пластик, - прошептала Кэсси. Ее остренькие пальцы сжались.
  - Вампиров не так-то легко убить, - своим капризно-замученным голосом произнес Арно. - А в летаргию они часто впадают. Это нормально.
  - Сплошь и рядом, - подтвердил Несс, повернулся, и, проходя мимо, хлопнул Арно по плечу. - Снимай ботинки, пошли толкать. Девчонки, кто-нибудь, сядьте за руль.
  Села Кэсси, рассудив, что она легче всех. А может быть, ей просто требовалось разрядиться, обдав кого-нибудь из парней грязью.
  Аликов джип начал выезжать из жадной трясины почти сразу, как она нажала на газ. Едва осмыслив эту странность, Кэсси остановила его и высунулась в окно выяснить, в чем дело.
  Романтик с Арно покинули место двигателя и приблизились. Даже в темноте заметно было, как увеличились от удивления глаза Несса.
  - Этот человек, - восторженно завопил он, указывая на напарника, - создан выталкивать танки! И другую тяжелую технику... Слушай, вообще, тебя что, не мама родила? Ты откуда такой взялся?
  - Военная тайна, - ответил Арно, надирая травы, чтобы почиститься.
  - А серьезно?
  - А я и не шучу.
  
  19.Арно.
  
   - Ну и сколько это может продолжаться?
  Оська забросила петельку, которую пришивала в центре тряпки, чтобы тряпку вешать. А то, говорила она, валяется везде.
  - Может день, - Арно старательно расщеплял на равные волокна оторванную от оськиного фикуса тонкую веточку, и неторопливо, словно сказку, рассказывал что знал, - а может и тысячу лет. Он будет лежать, подобно мумии, не изменяясь и не просыпаясь. Ну если только высохнет немного. А может высохнуть и до того, что не проснется.
  - А разбудить его можно?
  - Спустись в подвал да попробуй. Мы с Кэськой уже иссякли, - сказал вошедший Нестор. - Не хочет он просыпаться. Я там не могу больше сидеть и терпеть издевательскую неподвижность этого сфинкса.
  - Попробуй убить Кэську. Вдруг ему жалко станет.
  - Ему? Не знаю... Кэську может, и станет. Мне ее самому жалко уже. Пусть кто-нибудь другой.
  - Ну не я же... Арно, возьми трубку, ты ближе.
  Арно взял трубку, послушал, потом неторопливо отключил.
  - Это ты всегда так? - спросила вошедшая Кэсси. Она выглядела так, словно несколько дней не спала и не причесывалась. Глаза ее покраснели. Из-за их нездорового блеска ни у кого не хватало решимости лишний раз напомнить ей о ее состоянии.
  Посмотрев на Арно, Кэсси решила, что яркий цвет его глаз ее раздражает. Как будто он в линзах.
  - Звонил Элис, - отчитался ей Арно. - Шокировал известием, что мы все идиоты. Сказал, что тоже не знает, как это сделать и по этому случаю умывает руки.
  - Все нас бросили, - взвыла Оська.
  - Зато я знаю, - сказал Арно негромко, но уверенно.
  Все посмотрели на него. Герой момента сидел в кресле, чуть нагнувшись вперед и катал веточку между длинных костлявых ладоней. Он следил за ее крутящимся расщепленным верхом и, судя по выражению лица, думал о чем-то загадочном. Упавшая со лба прядь седоватой от рождения прически рисковала на эту веточку намотаться. Еще он молчал.
  - Ну? - Нестор не выдержал первым.
  - Знаю, знаю, - поддразнил его Арно. Поставил веточку на одну ладонь и прихлопнул другой. - Только это ритуал.
  - А чего раньше молчал?
  - Думал, может что более простое подействует. Мне потребуется десять дней. Вы согласны?
  - На что?
  Арно откинулся в кресле и, положив голову на спинку, демонстративно уставился в потолок. Все тоже невольно последовали за ним взглядами, но ничего, кроме выгоревших незабудок, наклеенных некогда Оськой на обои, не увидели.
  - В течении десяти дней, - Арно переключился с потолка на публику, - вы ни в чем не упрекаете меня, и ни о чем не спрашиваете, насколько бы странным не показалось то, чем я буду заниматься. Я, со своей стороны обещаю, что эти действия ничем не оскорбят никого из присутствующих и не причинят никакого вреда. В течении десяти дней вы исполняете все, о чем бы я вас не попросил. Вот и все... ничего трудного. На одиннадцатый день мы едем в Сорлаш, в храм и там я расталкиваю наше божество, - теперь Арно улыбался уж вовсе лучезарно.
  - А сразу не проще?
  - Я же сказал, это ритуал. Сейчас, - Арно печально скривил губы, - сейчас я и не смогу, наверное. Я слишком... как бы это сказать... Вобщем, для одних ритуалов требуется предварительное очищение, пост там, а для других наоборот... Я недостаточно порочен.
  - И ты будешь десять дней предаваться пороку?
  - Ну да. Я такой азартный человек... У кого есть лишние деньги?
  - Ни фига себе, не причинят вреда...
  Нестор расхохотался.
  - Это значит, те деньги, которые Асет давал тебе на бордель, ты просаживал в казино?
  - Примерно так. Но он считал свое напутствие страшно остроумным, поэтому я его не разубеждал.
  Оська, лицо которой прибрело просветленно - жертвенное выражение, обратилась к Арно:
  - Я дам тебе чек на десять тысяч. Хватит?
  Арно, часто моргая, отвел взгляд. Потом собственное смущение его позабавило, но в итоге он смутился окончательно.
  - Так вы согласны? - он изо всех сил старался добавить в свой голос громкости, но тот все равно получился замирающим.
  - Смотри, - развеселился Несс, - как ему непривычно быть порочным. Могу поспорить на что угодно, что он злачные места вообще не посещал, а, как примерный школьник, покупал книжки... И как же ты всего за десять дней это наверстаешь?
  - А это не может быть кто-то другой? - спросила Кэсси. - Я гораздо более... подхожу. Наверно.
  - Ты вряд ли. Вот если бы Алик сам этим занялся, успех был бы обеспечен, - сказал Несс. - Итак, что мы имеем?
  - Необходимость совратить, споить, избаловать и раскормить Арно до состояния шара за десять дней! - выпалила Оська.
  Арно уронил голову на руки и беззвучно засмеялся. Он всем импонировал этой своей готовностью смеяться в любое время и по любому поводу. А когда поднял голову, показался Кэсси очень счастливым. Даже слишком. И вовсе не от того, что собирается в будущем изо всех сил предаться пороку.
   Первые пару часов Арно вживался в роль. Получалось у него быстро. Уже вторые сутки были ознаменованы высказываниями вроде: "я не буду брать чашку за эту грязную ручку" и "найдите для меня не это, а приличное". Ночами он, действительно, одевал плащ и исчезал неизвестно куда. Нестор, скрывавшийся у Оськи от страшной мести Асета, проследил за ним и выяснил, что тот ездит в город на попутках. Наверно, действительно играл.
  На третий день Арно купил яхту. Они с Нестором (который и парусным спортом некогда занимался) проболтались в море почти сутки, после чего оба еще сутки проспали.
  К седьмому дню капризы Арно выносили, сжав зубы. Ладно, если бы он повышал коэффициент своей порочности где-нибудь специально отведенных местах - нет, он сидел дома и всем мешал. Хуже всего, что когда замечал чье-нибудь неудовольствие (а это у него очень хорошо получалось) смущался до того, что недовольный о своем недовольстве тут же жалел. Иногда Арно начинал отвратно ныть, потому что нормальным скандалам так и не научился. Восьмой день он провел в баре, а на девятый вел себя совершенно нормально, только потребовал общества Оськи, чтобы отправиться на рыбалку. Это было настолько долго, что весь десятый им обоим тоже пришлось проспать.
  И вот наступило утро одиннадцатого дня. Арно был рассеян - видимо, сильно устал от разгульного образа жизни. Оська простыла на рыбалке и из комнаты не выходила. И только Романтик оставался спокоен и уравновешен. Если у него и были какие-то соображения относительно успеха предстоящей миссии, то по его поведению их было не угадать. Кэсси, посчитав его самым здравомыслящим из их компании, решила поделиться сомнениями.
  - А может не надо ничего делать, а?
  - Чего? - спросил Несс. Он стоял на крыльце, накинув на плечи куртку и курил.
  - Активировать Алика. Целее будет. Я уже привыкла к тому, что он... там лежит и все.
  Нестор посмотрел на нее странно. Показалось, что он изучает ее сильно осунувшееся и похудевшее лицо с каким-то новым, непонятным интересом. Романтик, при всей его общительности, оставался натурой скрытной, поэтому о природе этого интереса Кэсси догадок особенно не строила. Может быть, она ему нравилась, но какой-то страшный обет из серии его многочисленных тайн вынуждал его отталкивать всех симпатичных ему людей, или он строил предположения относительно ее будущего в случае дальнейшей спячки вампира, а возможно, просто сожалел, что его сбили с какой-нибудь интересной мысли.
  - Представь себе, Кэсси, - сказал он, укоризненно сверля ее темными глазами - что ты - утомленный переживаниями за свою родину вампир. Ты ее очень любишь.
  - Я ее и так люблю. Она - самая милая земля на свете. Здесь все очень трогательное. И хрупкое.
  Нестор ненадолго перестал сверлить, чтоб затянуться.
  - Теперь представь, - он выпустил дым фоном для предлагаемого образа, - что ты видишь больше, чем ты видишь. И слышишь больше, чем слышишь. Ты привыкла, что тебя слепит яркий свет, бьют по башке звуки, ты живешь в мире, полном не только материальных, но и... вещей другой, скажем так, волновой природы. Твой мозг обрабатывает каждую секунду столько информации, сколько нормальный человек получает за сутки. Конечно, он уже привык разбираться в ней, игнорируя все, что не представляет ценности, ты способна поэтому вести себя, как человек, но твои чувства по-прежнему травмирует любая дисгармония окружающего. Восприятие твое обострено. Чтобы поддерживать себя в этом состоянии (а оно - единственное состояние, в котором ты можешь существовать), ты убиваешь тех, кем сама была прежде. (Говорят, ты их в этот момент даже любишь, и ради такого наверно, можно частые расставания ввести в привычку). Это - единственно доступное тебе чувственное наслаждение, одновременно дающее разрядку твоим сверхнапряженным нервам и энергию твоему телу, которое тоже, кстати, потребляет ее в огромных количествах и без подогрева. Еще представь, что позади у тебя счастливое детство, что ты хорошо воспитана и в жизни любишь далеко не все.
  Выдав это чуть ли не на одном дыхании, Несс затянулся бычком.
  - А теперь представь себе, - он злобно вдавил бычок в полированные перила, - что какой-то старый хрен заливает тебя в пластик, как дохлого жука. При этом ты знаешь, что даже задохнуться в нем не сможешь. Будешь сидеть вечно, в одной и той же позе, ни в состоянии даже пальцем пошевелить. Все, что тебе остается, это вольно или невольно впасть в летаргию. Представила?
  - Ну?
  - И кем, по твоему, будут люди, которые, достав тебя оттуда, не разбудят, дабы сообщить, что ты на свободе? И не дадут тебе, кстати, возможность, спасти твою милую и замечательную родину. А ведь еще есть Асет, который нас ищет, и, я думаю, еще кто-нибудь.
  - Да, Несс... Они будут... то есть мы будем гадами. Если это возможно по отношению к вампиру. Но мы будем еще большими гадами, если выпустим его на свободу.
  - Если мы не выпустим его, Элис сделает себе нового друга. Согласись, этот как-то спокойнее для человечества.
  - Соглашусь. Только... у Арно такой вид... он меня беспокоит. Что-то он опасное задумал.
  - Ты беспокоишься за всех и всегда, - Романтик нежно коснулся ее плеча, - а ритуал - это всегда опасно. Я тоже сильно подозреваю, что там не все так просто, как хотелось бы, но мы этого не узнаем, покуда не попробуем.
  - Ладно, поехали, - слабо улыбнулась Кэсси. - Только Алика завернуть не забудьте, прежде, чем вынести, а то мы его потеряем.
  Перед отъездом она зашла к больной Оське. Та сидела в кровати и читала, держа у покрасневшего носа платок.
  - Знаешь, - сказала она, не успела Кэсси ступить на порог, - сколько ему лет?
  - Кому?
  - Арно.
  - Ну выглядит он на тридцать... два или три.
  - Ему двадцать шесть.
  Оська сморкнулась.
   - Асет - сволочь, - закончила она.
  - Оська, - сочувственно сказала Кэсси. - Ты не переживай так.
  - Это ты за меня не переживай, - Оська снова сморкнулась. - Я крепче, чем кажусь. В конце концов... у каждого своя судьба. Иногда они как-то близко пересекаются, и начинаешь жить за другого... А потом очень быстро забываешь об этом. К счастью. Иначе жить было бы невозможно. Ладно, счастливо. Будьте осторожны. За вами наверняка охотится куча народу. Я б на вашем месте взяла другую машину.
  - Мы б тоже, но нам негде, - кивнула Кэсси, закрывая дверь.
  
  20. Храм.
  
  Район, называемый Сорлаш, выходил к морю двумя соседними сторонами. Одна, восточная, была представлена гладкой береговой линией и гористым побережьем. Туда Кэсси доехала бы, если б некогда миновала Асета, подзаправившись в дороге.
  Другая, северная, являла собой отлогий лесистый берег со сложной береговой линией, полной заливов и бухточек. Из нее в море также уходили длинные каменистые косы, иногда даже скалистые. Их населяло множество разных птиц - от мелких скандальных крачек до огромных флегматичных фрегатов. Прибрежный лес изобиловал зверями - от землеройки до древесного медведя. И в древности именно на этой стороне рядом с самым вытянутым заливом построили храм повелителя Анкаианы.
  Эта была большая, почти не замеченная временем постройка. Из белого полупрозрачного мрамора увитого до самой крыши мелколистным плющем. Колонны при входе, симметрично оплетенные им же, для человека с материка выглядели непривычно - не совсем круглые, не совсем квадратные, похожие в сечении на неправильные многоугольники с еще более неправильными сторонами.
  Стены были выполнены ажурными, как у беседок, но с течением лет все отверстия наглухо забились ветками, листьями, гнездами, заросли лианами, и теперь это строение местами больше походило на землянку, нежели на культовую постройку. Внутри воздвигли статую бога, но вот уже больше ста лет как остатки ее лежали вдоль стен, покрываясь пылью и сухими листьями. Сохранился только алтарь - прямоугольный, серого мрамора. У него наверху была продолгаватая выемка, в которой скапливалась дождевая вода и росли мелкие зеленые водоросли.
  От проезжей дороги до храма добирались, огибая залив пешком. Кэсси, которой не пришлось ничего тащить, была в восторге от этой двухчасовой прогулки. Берега - один крутой, другой пологий, вроде пляжа, с большими камнями - не отпускали ее восхищенный взгляд всю дорогу. Она всех замучила своими восторгами, искренне считая, что поднимает экспедиции боевой дух. Арно ее восторги разделял - сначала искренне, потом просто вежливо. Нестор больше молчал; только один раз вспомнил, как читал про то, что в храме некогда был склад оружия, который так никто еще и не нашел. Пожалел, что погода пасмурная, ничего не разглядишь.
  С этим они и вошли.
  - Куда его? - спросил Несс, тащивший Алика.
  - За алтарь, - сказал Арно.
  - А ты уверен, что стоило так далеко ехать? - Нестор с сомнением окинул взглядом позеленевшие стены.
  Арно вздохнул.
  - Не знаю... Я ни в чем не уверен. Но скоро мы будем это знать. Вечером.
  - А теперь что? - спросила Кэсси.
  - А теперь, - Арно нервным жестом попросил у Несса сигарету, - вы идете на тот берег, и сидите там, пока я не позову. Вот эту сумку оставьте мне.
  Аквамариновые глаза его бегло и чуть испуганно осматривали выступающие из полумрака стены; он часто затягивался, хотя прежде Кэсси не замечала, чтобы он вообще курил.
  - А потом что? - спросил Несс. - Может, нам лучше остаться?
  - Идите, - отмахнулся Арно, но потом быстро обернулся, - или нет...
  Минуту они смотрели друг другу в глаза; Арно кусал губы. Потом отвернулся и махнул им рукой.
  Они вышли.
  Некоторое время шли молча, потом Нестор сказал:
  - Мне почему-то нехорошо от мысли, что я их оставил. Один вампир и Дзанк, другой - маг-самоучка весьма странного происхождения. Глаза такие... Ты не видела, что у него на спине, на лопатке?
  - Я его не раздевала, - пожала плечом Кэсси. - А что там?
  - Цифры. 2772. Блеклая татуировка. Очень старая.
  - Наверное, серийный номер. Может, он робот.
  Несс усмехнулся.
  - Скорее, индивидуальный. Не видел я еще таких роботов. И в уме он считает быстрее калькулятора.
  - Все мы тут таинственные, - подколола его Кэсси.
  Когда вернулись к месту, где бросили вещи, Нестор выбрал место посветлее - читать книжку, а Кэсси решила осмотреть окрестности.
  - Ты только не заблудись, - напутствовал ее Несс.
  - Попробую, - ответила она и пошла вдоль берега.
   Ее заинтересовали бабочки. По такой погоде их летало немного, но очень красивых. Вода в заливе была сильно опреснена многочисленными родниками, и бабочки прилетали на берег пить. Кэсси шла вдоль края воды, а они, иногда даже по две сразу, вылетали из-под ног, словно разноцветные узорчатые листья, и лениво планировали дальше, позволяя хорошо рассмотреть узор на собственных крыльях.
  Бабочки, знала Кэсси, проснулись недавно, несколько дней назад, но как-то сразу все. В Аджистане они тоже иногда попадались, но все больше обычные и маленькие - не то, что здешнее изобилие.
  Эти насекомые, чем дольше за ними наблюдаешь, тем больше вызывают желаний, и самое сильно из них - остановить и обрести. То есть поймать. Хотя бы на время, только чтобы рассмотреть и удивиться, что такое красивое - и вдруг летает. Трудно поверить, что летает оно иногда даже поставив перед собой, одной ей (или ему) ведомую цель. А еще есть у этого сказочного существа, как у настоящего, и глаза, между которыми растут и не мешают летать два уса и спирально упакован хоботок. Когда бабочка ест, усы по очереди наклоняются, чтобы ощупать субстрат. "А если испачкаются?" - думала Кэсси. "Как она их мыть будет?"
  Еще у бабочки есть ноги, их много, но когда она, оказав тебе непонятное и неожиданное доверие и цепляется ими за кожу, нужно замереть и очень сосредоточиться, чтобы почувствовать их. Большинство бабочек пушисты телом, что им очень идет. Очень эффектно смотрятся на черном хитине коричневые волоски с зеленым блеском, но и белые ничего. По ним бабочку можно погладить, если она настолько занята, что позволит это.
  Что она такое? Она появляется и исчезает, за свою, как правило, короткую жизнь, успевает попринадлежать к какому-нибудь виду, поесть (если это можно так назвать) и дать потомство. С гусеницей все ясно - червяк и ведет себя, как червяк. Состоит из полупрозрачной кожицы и большого количества полужидких внутренностей. Где-то их мерзостных недрах спрятано, каким быть тому эфемерному существу, в которое в итоге преобразятся все килограммы сожранных листьев. Получается, что гусеница концентрирует красоту листев и цветов, впадает от такой дозы в онемение, а потом меняется и продолжает жить, но уже будучи похожей на съеденное.
  ...Кэсси шла, а блестящая синяя бабочка летела впереди. Иногда она садилась, позволяя приблизиться, но неизбежно взлетала снова.
  Берег, помимо камней, был усеян мертвыми, вылизанными водой корягами, на которых темно-синее убранство смотрелось особенно здорово. Кэсси пыталась представить эту бабочку при ясной погоде. А когда представила, преследуемый фантом, наконец, выбрал себе место отдыха.
  Кэсси подкралась и тихонечко села рядом. На этих крыльях было, на что посмотреть. Черные, блестят синим. Испещрены похожими на кляксы розовыми, зелеными, фиолетовыми пятнами холодных тонов, составившими специфический узор.
  "Если на свете существует такое чарующее великолепие в мире насекомых, то почему оно не может существовать в мире людей? Впрочем, будем справедливы - в мире людей есть Оська. Такой замечательной, как она, мне еще не приходилось видеть. Хоть она и не блестит пятнами. Бледно интерферирует Алик, но к миру людей давно не относится. Похоже, в чем-то он гусеница, а в чем-то - бабочка... Бред какой, неужели нельзя успокоиться?"
  Кэсси подняла голову и поняла, что нельзя. В нескольких шагах от нее на камне в напряженной позе сидел Генрих. Сидел и смотрел на нее, судя по виду, не первую минуту. Немного в отдалении стоял еще один человек и смотрел на воду, где обрезками бумаги плавали крачки.
  Кэсси растерянно моргнула. Откуда они взялись? Стало нехорошо.
  - Привет, - сказал Генрих. - Странно это все, не правда ли?
  - Привет. Что именно?
  - Кажется, ты знаешь больше меня. Может, объяснишь?
  - Я шла за бабочкой, но красота - вещь обманчивая. Я бы сказала, даже предательская. А ты?
  Генрих встал и подошел. Подал руку, но Кэсси отрицательно покачала головой.
  - Детка, - сказал он, - это не твоя игра.
  - А чья?
  - Мужчины борются за власть, - сказал он. - А женщины...
  Кэсси всегда раздражали разговоры о различиях между мужчинами и женщинами.
  - Дуры, если позволяют им это безнаказанно делать в таком месте! - сказала она жестко. - А еще большие дуры их когда-то воспитали таким образом, что они не понимают, почему это свинство.
  Генрих побледнел. Схватив Кассинкану за плечо, рывком поставил на ноги. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Он - удивленно и гневно, она - печально.
  - Пойдем, - постарался он сказать мягко. - Покажешь, где остальные.
  - А кто вам нужен?
  - А то ты не догадываешься.
  Кэсси обиделась. Над головой тревожно заверещала крачка.
  - Я на вашу контору своими мозгами не работаю. Сам говори, кого надо, гражданин начальник.
  - Вас было четверо. С собой вы везли очень важную вещь.
  Кэсси никак не могла сосредоточиться. Это заявление открывало что-то гадкое, что зияло, как прореха, что-то такое... Ну конечно. Когда ехали сюда, хвоста не заметили, и смотрелись, как трое. Значит, только Асет мог разглядеть, что в машине их четверо. А Генрих работает на мэра. Принципиально и честно.
  - Кому она нужна?
  - Не твое дело.
  - Мне интересно, - буркнула Кэсси, - знает ли об этом Андриан?
  - Знает. И скоро будет здесь. И Асет тоже. Так что лучше тебе поторопиться и указать нам точное ее местонахождение.
  - Ее? - жалобно засмеялась Кассинкана. - Ее... ой, мамочки....
  Кэсси снова опустилась на камни, прижимая руки к лицу. Она дрожала.
  Даже крачки закричали громче.
  - У нее истерика, - сказал незнакомый голос Генриху.
  Кэсси всхлипывала, но скоро перестала слышать себя за птичьими воплями. Было смешно и плохо. Она думала про Алика, который никогда не проснется. И еще - о возне, которую затеяли вокруг него и которая по сути своей так убога, а является работой человека, который ей когда-то нравился (как такое могло быть?). И который теперь называет ее "детка". Фу.
  А Алика мы сейчас предадим во второй раз.
  - Кто-нибудь, сделай так, чтобы мне не пришлось это делать!!! Я не хочу!!!! - завопила она.
  Ее схватили за руки, пытаясь снова поставить, но человек невменяемый - сильный и скользкий, поэтому она вырвалась, откатилась и, выскользнув из чьей-то неуклюжей хватки, вскочила. А потом побежала по тропинке наверх, к лесу. В самом начале споткнулась о камень и снова шлепнулась.
  Досадно - разбились локоть и коленка. Кэсси некоторое время лежала, зажмурившись и задержав дыхание. Она не могла встать и ничего не видела - особенно в той стороне, откуда прибежала. А когда боль немного прошла, девушка медленно поднялась, оглянулась и увидела совсем не то, что ожидала.
  
  Тех двоих, на берегу, атаковала туча взбешенных крачек. От них пытались отмахиваться руками, даже отстреливаться, но птиц становилось все больше, они образовывались чуть ли не из воздуха и отважно нападали. Скоро кэссины преследователи почти исчезли из виду. Девушка вспомнила, что у крачек очень острые клювы и скверная привычка гадить на врага. И что едят они рыбу.
  - Ты б хоть присел, - пожалела она Генриха, - детка.
  И с максимально возможной скоростью ухромала в лес.
  Теперь хорошо бы успеть предупредить Нестора.
  Это если они не догадаются про храм. А если догадаются? Тогда придется прерывать этот хренов ритуал - непонятно в каком месте и непонятно с какими последствиями.
  А может быть Несса уже нашли? А ведь он - Романтик, он будет молчать. А они его арестуют. Потом вернутся эти, поклеванные и красивые. Очень, наверное, добрые после всего...
  Лучше сбегать в храм. Ну может, не в храм, а только снаружи посмотреть, есть там кто-нибудь или нет. Если есть, она сразу увидит.
  И что тогда?
  Терзаемая сомнениями и страхами, Кэсси выбрала путь к древней постройке. Путь неблизкий, но дающий возможность оказаться там раньше других и что-то предпринять. А внутри Арно, который тоже немного маг...
  Что вряд ли имеет значение в случае, если нагрянет Асет. А если он уже там? Он, по крайней мере, знает, как обращаться с вампиром. Будет ли от его умения толк - другой вопрос.
  Через полчаса пути стали донимать боевые раны. Кусты на них влияли плохо, и пришлось искать обходные пути. Нога еще ничего, на ней была штанина, а вот руку очень хотелось вынуть из рукава и отправить под футболку. Кэсси представила, как в таком виде появляется возле храма - однорукая, хромая и истерзанная злыми кустами.
  В ботинке стало холодно и липко. Хорошо бы взглянуть, в чем там дело, но вряд ли она много разглядит в сумраке чащи. Пошла искать светлое место. А когда выбралась на небольшую полянку и взглянула, стало нехорошо. Ниже колена штанина уже пропиталась и скоро засохнет, и тогда ходить станет невозможно. Необходима скорая медицинская помощь, которая, наверняка, есть у этих... у легавых. Не откажут же ей, в самом деле. А если потянуть время, может, и ритуал закончится.
  Девушка оглядела полянку, поросшую нежными весенними цветами. Она еще помнила, откуда пришла в поисках светлого места, но ведь когда идешь обратно, все выглядит не так! Прислушавшись, пыталась угадать, в какой стороне вода, но звуки леса не позволили.
  Не ходи, и не заблудишься еще больше, вспомнила она и села. Чтобы успокоиться и начать рассуждать здраво.
  Принято ориентироваться по солнцу. Которого нет. Конечно, можно попытаться отыскать в хмуром небе слепящее место, но оно уже не над головой, а за деревьями. Там запад. А мы куда шли? Забыли.
  Ночью будет холодно. Если выберусь, пообещала себе Кэсси, начну таскать с собой куртку даже на пляж.
  Итак, появилась она вон оттуда... В это, сплошь заваленное бревнами место не хочется соваться с больной ногой. Но иначе нельзя.
  Кэсси шла точно назад, постоянно оглядываясь и сверяясь с памятью. Скоро добрела до абсолютно незнакомого места. Вернулась, нашла знакомое. Остановилась, чтобы вспомнить - насколько знакомое. Проходила она тут перед тем, как заблудится, или это то место, с которого всего лишь начались только что покинутые незнакомые окрестности? Теперь и они стали знакомыми...
  
  Возле храма она упала и уснула.
  Снился Нестор, который открыл ей секрет, что море - это на самом деле не море, а дым; снились по берегам дыма камни, темное место, из которого должна была вылететь бабочка, но почему-то не вылетала, голос Арно, сказавший, что она может и через тысячу лет вылететь, ей это не трудно... Просто сейчас она занята и, если не бояться темноты, можно пройти по темному и длинному коридору, чтобы погладить ее жемчужно-серые крылья. Если, конечно, сумеешь разглядеть ее в непроглядном дыму. Кэсси хотела пойти, но тут приползла огромная синяя гусеница, с обеих сторон заканчивающаяся головами, назвала ее деткой и стала одной головой отгрызать ей ногу, а другой - руку. От этого Кэсси начала сильно мерзнуть и проснулась.
  Высоко в сплетении веток горели две то ли звезды, то ли планеты.
   По мере пробуждения охватывал ужас; сердце задергалось так, что заглушило шум волн в заливе. Кэсси вскочила, словно и не спала вовсе. Забыв про осторожность и про ногу, она вбежала в оплетенные лианами двери и замерла, ожидая пока глаза привыкнут к темноте.
  Храм выглядел как и прежде - заброшенным, словно в него много лет так никто и не входил. И никаких следов их сегодняшнего посещения. Девушка почти бегом покинула жуткое место. Нога с присохшей к коленке штаниной мешалась, и наверное, легче было бы без нее. Стараясь не думать о будущем, Кэсси двинулась в обход залива - в то место, где остались машина и Несс. С целью удержаться от паники Кэсси старалась сосредотачиваться на мелких дорожных проблемах. Камешек, корень, куст большой, куст маленький, но колючий, дорожка, дорожка кончилась... Она часто оглядывалась и старалась передвигаться настолько тихо, насколько это было возможно в ее искалеченном состоянии.
  Скоро нашлось то место, где она убегала от Генриха. Кэсси оглядела его из леса, надясь найти много белых перьев.
  Их не было, а пойти проверить она опаслась - вдруг их и вправду нет?
  Впрочем, ветер. Мог и унести. Это хорошее объяснение, такие к каждому явлению должны прилагаться. Иначе страшно.
  Она казалась себе потерявшейся не только в пространстве, но и во времени. И попавшей туда, где ничего сегодняшнего еще не было, неизвестно когда произойдет, да и не ясно, произойдет ли. Впечатление усилилось, когда она добралась до места, где оставила Нестора и обнаружила, что и он пропал. Хотела посмотреть, не примята ли там трава, но не могла точно вспомнить где. Однако и с ее места неплохо просматривалось, что нигде. Кэсси затрясло - то ли от холода, то ли от иррационального ужаса. Куда делась реальность? Ее убил ритуал? А если да, то почему Кэсси осталась?
  Наверно потому, что дура.
  "Машина!" - вспомнила она. На машине можно выбраться даже дуре.
  А стоит ли выбираться? Может быть, этот параллельный мир, где нет машины и всего прочего, и так хорош? Хотя, остановила она себя, мир, в котором все это наличествовало, вряд ли был сильно хуже. Миры, вероятнее всего, мало отличаются в главном, если уж и во второстепенном так похожи - тот же храм, тот же лес, залив и даже камни на берегу. Интересно, а звезды? Они те же?
  Кэсси подняла голову. Звезд стало больше, а небо - темнее. Выяснить, те ли это звезды, она затруднялась.
  Дрожь превратилась в крупную. Хотелось закричать, но из стиснутого горла просились только слезы. Она устала, продрогла, разбита, исцарапана, все люди умерли, а ей еще подсовывают другой мир, в котором их вообще никогда не было! А вдруг он населен одними мавурками?
   Нет, глупости. Мир тот же самый. Чудес-то не бывает, что бы там не говорила Оська. Бывают плохо познанные явления да глупые девки, вроде нее, которых все забыли и уехали.
  Уехали, прямо по дорожке лунного света, на которой в том, прошлом мире, осталась машина, очень классная, зеленая... А в этом ее, конечно, не будет...
  ...Ее и не было.
  
  Кэсси доковыляла до того места на обочине, где не было, и в подробностях, насколько позволяло освещение, рассмотрела следы больших колес.
  Получается, мир тот же самый. Жаль.
  Беспомощно осмотревшись, поняла, что не знает, куда идти теперь. Возможно, если идти по шоссе - рано или поздно выйдешь. Только шоссе рассчитано отнюдь не на пешие прогулки.
  Гады вы все, подумала она. И самый гад из вас - Генрих. Знал ведь, что она в чаще. Если уж всех забрали, могли бы и на Кэсси засаду устроить.
  Но они получили все, что хотели, и ты им не нужна, сказала себе Кэсси.
  Тебе остался только пень и сигареты в кармане.
  Посидела, поплакала, покурила.
  Где-то прокричала сова. В кожу вгрызался ветер.
  Руки и ноги замерзли, а у основания больших пальцев стали появляться онемевшие места. Кэсси попыталась согреть их об шею под волосами, но и там тоже похолодало. Встать бы и подвигаться, выкинув ногу подальше.
   Лес холода не чуял и жил своей жизнью. Сзади прошуршало.
  Кэсси обернулась, но никого не увидела. Прошуршало в чащу. По дороге чиркнула тень птицы - со звуком, пустившим по замерзающей спине каскад мурашек. Кэсси не знала, почему никого нет. И не думала, что это может оказаться так грустно.
  *
  Часом раньше в другом месте, на незанятом птицами пятачке собралось пообщаться все то, что принято называть в прессе "высшим обществом". Гундосый с мавурком стояли рядом, как звери на водопое; Генрих со своим майором шепотом бранились и наблюдали за ними, аккуратно шлепая комаров на своих опухших физиономиях. К ним добавились: Асет - внешне недовольный всем и неприятный сам, Энди - как всегда, неоправданно спокойный, и Нестор Романов.
  Майор первым нашел в храме необходимую мэру вещь и взял ее с собой, но не донес. Ее украли. Скорее всего, полагал майор, кто-то из этих двоих, которые стояли тут и делали вид, что ничего не знают.
  Асет уже полчаса распространялся, как явился сюда уничтожить зло; Генрих - как с риском для жизни следил за опасным преступником Нестором Романовым, на совести которого три убийства. Энди молчал. Однако законы дипломатии требовали и с него приличный мотив, поэтому он неспешно поведал, что давно хотел кое-что обсудить кое с кем, прибыл, а тут пыль столбом.
  - А вообще-то, - добавил он, - нормального человека не могло не заинтересовать, зачем вы все сюда разом двинулись.
  - Я прошу извинить меня, господа, - сказал Асет, - но мне скоро придется покинуть ваше приятное общество. Дела требуют моего присутствия в другом месте.
  - А зло? - невинно поинтересовался майор. - Быстро же вы с ним покончили. И не поведаете нам способа? Я слышал, что стены старинного храма не так просты и заброшены, как кажется на первый взгляд. Неужели вы оставите своих граждан во-первых, в неведении, а во вторых - в опасной близости от этого жуткого сооружения, даже не посоветовав никаких средств защиты?
  - А вы, - Асет склонил голову; в его голосе и взгляде проскальзывало презрение, - верите в мистику? Я слышал, при подготовке подобного рода специалистов ей уделяется внимание, если можно так выразиться, с другой стороны. Иными словами, - он приветливо сощурился, - вам оставляют право не верить, и настоятельно рекомендуют пользоваться им в любой ситуации.
  - Я столкнулся с этим, - кивнул майор, - но еще раньше меня научили видеть истину...
  
  Генрих и Энди, не глядя друг на друга, рассеянно следили за их разговором. Генрих пытался допрашивать Нестора.
  - Суд отложил ваше дело на неопределенное время, так?
  Несс кивнул, подумав, что бредовая сцена в закатных лучах наверняка понравилась бы Кэсси. А Оська вякнула бы по фатальный перелом, или что-нибудь такое.
  Сзади плескалась вода. Впереди темнел лес, а с боков уходил в две стороны каменистый берег. Справа высилось красивое нагромождение валунов - совсем недурно для последних часов свободы. Не хватает за этой горкой корявого куста для антуражу, да высокой фигуры в мантии, с простертой дланью и приговором на устах.
  А рыжий раздражал Несса бесконечным трепом, словно всерьез надеялся что-то прояснить в этом запутанном деле, не сходя с места. Нессу уже стало неинтересно, подняли они его дело из-за каких-то новых обстоятельств, или единственно для прикрытия. Но даже последний случай Нестору Романову ничего хорошего не сулил.
  Голова кружилась от воспоминаний, усталости и вернувшегося страха. Как и всегда в такие минуты он сомневался, стоило ли в свое время защищаться или все-таки следовало попытаться впечатлить присяжных ужасающим признанием. Он уже в который раз попытался представить себе, как бы это признание могло выглядеть. Глупо.
  Сокрушаясь, Несс даже не успел должным образом удивиться, когда черная фигура на камнях действительно возникла, однако длань простирать не стала, а быстренько соскользнула вниз, шурша во внезапно повисшей тишине складками мантии. Подобно капле просочилась сквозь оторопевшее собрание и схватила Несса за руку. Затем, отбросив скрывающее лицо покрывало, повернулась и потянула его куда-то, прошептав на ходу тихим, немного охрипшим голосом: "В лесу жди, найду."
  Они добежали до деревьев. Нестор послушно скрылся, но недалеко - интересно было, чем кончится дело.
  Группа, из которой его столь ураганным образом изъяли, продолжала пребывать в растерянности.
  Прозвучало несколько выстрелов. И тут перед собравшимися, точно копируя дежурную сцену всех боевиков, на булыжник вскочила та самая подвижная фигура. Ее драпированный силуэт пересекал... Нестор подумал, что это автомат, но не сразу поверил, что это он и есть. Алик дал из него короткую очередь в землю. Кто-то отшатнулся, кто-то - замер на месте.
  - А говорят, у властей трудно встретить понимание, - рассмеялся вампир.
  - Смотря чем встречать... - пробормотал Энди, косясь на майора.
  - Моей следующей целью, - поведал Алик, - будет тот, чье желание присвоить меня еще не прошло. Имея основание подозревать его в каждом из присутствующих, я хотел бы особо подчеркнуть то искреннее наслаждение, с которым видится мне возможность поразить несколько мишеней, не выбирая. Но столь изысканное удовольствие обернется, к сожалению, неблагополучием и смутой, и, следовательно, дополнительной порцией чужой крови, пожертвованной на мой алтарь - вы его видели - господином Вандарским. А божественная власть дается лишь тому, кто отдал за нее кровь собственную.
  - Это если у кого есть собственная, - заметил Асет.
  Алик пожал плечами.
  - Лучше уж никто, чем такие ублюдки, как вы, господа.
  Он спрыгнул вниз и в следующую секунду появился перед Нестором. Снова схватил за руку и потащил в чащу с такой скоростью, что тот едва успевал прикрываться рукой от хлещущих по лицу веток. Казалось, что его тянет вперед огромная лебедка, и он уже был готов на нее по инерции намотаться, когда они остановились.
  Друг против друга, на лесной полянке.
  - Ты кто? - удлиненные серые глаза смотрели снизу вверх, и Романтику казалось, что из них исходит мягкое сияние, хоть и невидимое, но надежно их поглотившее, отгородившее от всего вокруг. - Я так понял - ты был не с ними, - вопрос завершился очень теплой улыбкой и легким пожатием так и не отпущенных пальцев Несса.
   Тот с трудом поборол это расслабляющее чувство и, вспомнив, кем приходится тварюшке, ответил:
  - Нестор. Автор поставленной Асетом западни... Ты извини.
  - Я? - Алечка вздрогнул, потом повернулся в сторону и посмотрел на него искоса, и как показалось Нессу, немного обиженно, - Нашел перед кем извиняться, в самом деле. Тебе можно найти оправдание.
  - Наверно. Правда, заставили не меня, а Кэсси, потому что я пообещал ей, что не дам Асету ничего, а освободить меня от этого обещания могла только она.
  - И он, - Алечка взглянул в сторону, откуда они пришли. - Ему мнится, что он всесилен. Где Кэсси?
  - Не знаю. Она ушла еще днем.
  - Днем?
  - Ну да. Мы ждали...
  - Постой, - Алик нервно поднял руку, а потом опустил Нестору на плечо и начал медленно сжимать пальцы. - Она сейчас может быть очень далеко отсюда.
  - Да, - недовольно сказал Несс поморщился, - Что у вас за манера вцепляться во все, что движется!
  - У нас? - Алик разжал пальцы и, как бы извиняясь, пару раз погладил воздух над тем местом, в которое вцепился, - Расскажи... Расскажи мне все, хорошо? - он говорил явно о чем-то большем, чем их беседа.
  - Хорошо, - вздохнул Нестор.
  - Только после. После того, как ты пойдешь по этой тропинке, найдешь там машину, которую я переставил, и дождешься нас.
  - А если враги обнаружат меня раньше?
  - Глупости, - обиженно возразил Алик и одарил его беглой улыбкой. - У меня никогда не было настолько проницательных врагов.
  - Это у тебя, - тихо заметил Нестор вслед тающему в темноте пятну.
  
  *
  
  - Я думала, время ушло без меня.
  Кэсси судорожно зарылась лицом в волосы еще слабо отдающие то ли пластиком, то ли пылью. Не обращая внимания на то, что схваченное ею существо казалось очень хрупким и вздрогнуло под ее руками, вцепилась в него намертво.
  Для этого пришлось сползти с пня на землю.
  Он прошептал ее имя, не обращаясь к ней, а просто так, чтобы сказать, и погладил по отсыревшим волосам. Однако это не в полной мере отвечало на трепет висевшего у него на шее полумертвого от холода создания, и пришлось обнять, отнимая остатки тепла.
   Кэсси была в том состоянии, в котором любое холодное прикосновение обжигает, и, когда их руки случайно соприкоснулись, вздрогнула и отодвинулась.
  - Алик? - спросила она, будто очнувшись.
  - Да; это я, - ответил он, - как это ни прискорбно...
  Кэсси улыбнулась.
  - А я думала, что тебя похитили.
  - Неудивительно, - сказал Алик. - Почти не осталось вещей, которых не сделали бы со мной за последние пару недель. А что делали с твоей ногой?
  - Напугали так, что разбилась.
  Алик осмотрел место и осторожно потрогал.
  - Присохла?
  - Не смогла, - мрачно ответила Кэсси.- Я ж не сидела...
  - Будешь смотреть что там?
  Кэсси некоторое время поразмышляла, не опасно ли отдавать многострадальную коленку в такие руки, но потом решила, что хуже не будет и вытянула ногу.
  - Дери.
  Вообще-то она слабо представляла себе как можно разорвать штанину снизу вверх вдоль, да еще начиная с подшитого края. Но Алик на то и Алик. Правда, он сделал это в несколько приемов, перехватывая пальцами за края, чтобы ничего не задеть. На коленке была маленькая, но глубокая ранка. Алик что-то в ней поправил, после чего она почти перестала сочиться, достал чистый платок и аккуратно перевязал. Потом достал второй платок и вытер пальцы. Третий он отдал Кэсси со словами: "Если нужен". Потом по-звериному склонив голову и прислушался. Видимо, услышав все, что нужно, взял Кэсси на руки и очень быстро донес до машины.
  - Поехали.
  - Алик... - Нестор завел двигатель и обернулся из полумрака.
  - Да, - отозвался Алик с заднего сиденья. - Ты что-то хотел узнать?
  Нестор невольно понизил голос.
  - Где Арно?
  - Когда я проснулся, - вампир опустил голову, - он уже ушел... В один из подводных береговых туннелей, которые никуда не ведут. Меня разбудило.
  
  21. Монраэсс.
  - Арно Вэйн Либих, - сказал Алик так тихо, что им обоим показалось, что это вообще не прозвучало, а возникло, как догадка, - великий мыслитель своего времени да и просто незаурядный человек, знал, что делал. Он решил сделать это вовсе не потому, что был несчастен. Счастлив он был.
  - ?
  - Да, он был счастлив с вами, так, как еще никогда в жизни. Он обманул судьбу, решив не дожидаться перемен к худшему. Первый раз у него появилось, что терять; все, что может принести счастье человеку. Хотя человеком его называли не все и не всегда.
  Они ехали по пустому шоссе по направлению к Монраэссу; Алик предложил заглянуть туда, не объяснив причины.
   - История рождения Арно весьма запутана, - продолжал он, когда они остановились у подножия небольшого холма и вышли. Даже Кэсси рискнула, ибо ей дали куртку.
  - Несколько десятилетий назад, - Алик направился вверх по склону, - одна из групп ученых, задавшихся целью создать идеального человека, проще говоря - гения, нашла способ собрать комплекс заданных признаков в одной особи. Я не очень разбираюсь в этом и вдаваться в подробности не буду; только их эксперименты грозили затянуться на многие годы по той простой причине, что одно дело - собрать признаки, а совсем другое - найти такое их сочетание, при котором вышеупомянутая особь смогла бы выжить. Здесь необходимо было учесть и среду, и взаимное влияние признаков, и сцепленные гены и не знаю, что еще... В общем, гениальные мыши жили, а человеческие зародыши дохли, потому как имели несчастье быть более сложными. Я не знаю, на каком этапе этих исследований появился Арно, но, так или иначе, он появился. Набор признаков в нем был... его вполне можно было назвать случайным. Арно был генетической моделью, одним из этапов осуществления большого плана по созданию гения. Выращивали его там же, в лаборатории, с каждым годом убеждаясь, что были на верном пути. Правда, с тех пор они вперед не продвинулись, что дает основания считать генотип Арно одной из великих исторических случайностей, происходящих порой по непонятным причинам.
  - Это как? - спросила Кэсси.
  - Это все равно как если бы эволюция заново прошла весь свой путь по созданию человека, и сделала его несколько в другом варианте. Внешне он мог быть такой же, но у него могло быть, допустим... другое число хромосом.
  - Но это невозможно! - воскликнул Несс.
  - Практически - да, но теоретически...
  - А оно у него действительно было другим? - спросила Кэсси.
  Алик посмотрел на нее, словно сомневаясь, теоретический ли это вопрос.
  - Просто интересно, - смутилась Кэсси.
  - Мне тоже, - кивнул Алик. - Ну так вот. Однажды им пришло в головы, что мальчик очень уж быстро умнеет. И, чтобы он не зазнался, его с детства стали приучать к мысли, что он не такой же человек, как все, и таких же прав не имеет, а служит исключительно интересам человечества. Ради интересов человечества...
  Алик запнулся, словно пытаясь мысленно преодолеть какую-то преграду, а скорее всего, просто справиться со своими чувствами. Не справился и остановился. Глаза его были широко раскрыты, но казалось, он видит только то, что происходит сейчас в его памяти.
  - Это его воспоминания, - извиняющимся голосом произнес он. - Хоть и не полностью. Я получил импульс такой силы... Не знал, что человек на такое способен. Но он был... необычным. Среди этих воспоминаний есть такое, о чем лично я предпочел бы забыть. Но он вправе требовать, чтобы я огласил их, потому что он сделал это ради вас... и ради меня.
  - Значит, он все эти дни знал, что умрет? - спросил Нестор.
  - Он давно знал, что умрет, - сказал Алик. - Через год или два.
  - Почему?
  - У его создателей было слишком много вопросов и всего одна модель. Они увлеклись доказывая ему, что он - крыса, пусть даже гениальная. Людям это нравится, особенно тщеславным. А этот мир, как известно, либо фанатики, либо карьеристы. Они не могли потерпеть, что созданный ими молодой человек их превосходит. Его никогда не выпускали за стены лаборатории.
  - Поэтому он так любил море, - заметил Несс.
  Они взобрались уже довольно высоко, и окрестности отсюда представлялись лишь слабо видными верхушками молодых деревьев. Ветер шевелил их, и казалось, что голос Алика доносится извне, перекликаясь с тихим шелестом еще не наполненных листвою крон.
  - Асет имел некоторое отношение к этому эксперименту... Не знаю, какое. Он выкрал модель из лаборатории, когда той было лет пятнадцать. Арно пришлось учиться общаться с людьми... и еще многому. Пока он не встретил вас, он и помыслить не мог, что сбежит оттуда. Вернее, помыслить-то мог... Книги научили его отличать небо от земли. Он и сам кое-что создал - странное, фантасмагорическое..
  - Я читала, - вспомнила Кэсси. - Ему их что, Асет издавал?
  - Ну да.
  Тут Нессу пришла в голову идея.
  - Он видел Купол Смерти?
  - Это он не осветил, - Алик озадачился, - может быть... Похоже.
  - Видел, - сказала Кэсси. - Помнишь, он говорил нам что-то...
  - Что это только начало и главное впереди, - грустно сказал Несс.
  Кэсси достала из кармана платок, посмотрела на него и положила обратно.
  Нестор скользнул взглядом по Алику, замершему на фоне живописных развалин и прошел вперед. Тот точно угадал насчет Монраэса - им сейчас требовалось прийти в себя где-нибудь в открытом заброшенном месте. Несс шел первым, пока внезапно не почувствовал, что Алик где-то впереди. И Нестор знал, в какую сторону теперь смотреть, чтобы увидеть существо, обозначенное полупрозрачными и ломкими контурами. Алик все еще выглядел ужасно. В таком виде не живут. И такими люди представляют вампиров.
  - Я так понял, Арно хотел, чтобы я сделал что-то для каждого из вас, - Алик смотрел на Несса. - Ведь так?
  Романтик кивнул. Этого хотели они все. И на месте Алика любой имел бы право на обиду. А вампир выглядит таким деликатным ангелом...
  Ветер становился все холоднее, и рубашка уже не спасала, а куртку Романтик отдал Кэсси. Он обхватил себя руками за локти и склонил голову, чувствуя, как холодные потоки бесцеремонно перебирают его волосы. Как тут было не позавидовать Алику, который по такой погоде мог ходить в чем угодно, хоть без всего, только в асетовой шторе.
  - Да, - нехотя ответил Романтик. - Ты, наверное, слышал, что меня обвиняют в трех убийствах.
  Алик двумя пальцами отловил какое-то насекомое, посмотрел на него и кивнул.
  - Ты хочешь, чтобы с тебя сняли обвинение? И все?
  Нестор недовольно покачал головой. Алик не имеет право обижаться, подумал он. Он вообще не имеет право на чье-либо сочувствие. И он это знает.
  - Нет, не все. Черт возьми, это далеко не все!
  Алик положил насекомое на ладонь, стряхнул его и повернулся к Нессу.
  - В твоем гневе есть кое-что ко мне? - спросил он, как показалось Нестору, участливо. - Я могу это узнать?
  Нестор сдвинул брови.
  - Что будет, если моя просьба коснется твоих интересов?
  - Посмотрим, с какой стороны, - Алечка оставался спокоен. - Я уже пообещал.
  "Интересно, почему?"
  - Хорошо. Тогда я начну сначала... Итак, я убил вампира.
  Алик склонил голову, рассматривая его.
  - Нечаянно?
  - Ты необыкновенно проницателен, - усмехнулся Несс. - Я как раз хотел его выпустить и случайно убил.
  - Из твоей ловушки?
  - Да.
  - Извини.
  - Почему?
  - Тогда прежде должно было произойти что-то, над чем нельзя так глупо прикалываться, как это сделал я. Продолжай.
  Несс рассказал ту историю, которую уже знала Кэсси. Алик больше не перебивал и не комментировал.
  - А когда я приехал сюда, - сказал Несс, - началось то, что я еще не рассказывал никому, потому что... сам в это не очень-то верил.
  Алик молчал. Несс поймал себя на том, что готов ему исповедаться.
  - Мне очень понравилось на Анкаиане, - сказал он. - В первый же год здесь у меня появилась замечательная компания, масса знакомых, пара хороших друзей и девушка. Мы встречались два года, и я уже не мыслил свое будущее без нее...
  - Ты любил ее? - снова перебил его Алик.
  - Конечно. Что за странный вопрос... Я был без ума от нее, и чем дальше, тем больше. Она была...
  - Не надо... - Алик ненадолго закрыл глаза. - Я знаю, какими бывают девушки, которых любишь. А какими бывают те, которые любят тебя?
  - А ты не знаешь?
  - Представляю, но это все не мое. Впрочем, и ты мне ничего нового не скажешь. Прости. Я знаю, очень трудно вспоминать в то время, как у меня возникают вопросы, - Алик улыбнулся. - В общем, ты был счастлив.
  Несс кивнул, сдул с носа челку и потер кулаком глаз, скорее, чтобы разрядить напряжение, проступающее из прошлого, чем по необходимости.
  - Но внезапно все закончилось, - продолжил он после паузы. - Моего друга убили. Подозрение пало на меня, но твердили, что у нас были прекрасные отношения, а улик не хватило. И вот, дело еще не закрыли, как мне передали анонимное письмо. То есть, не совсем анонимное. От убийцы. Он сообщил, что следующим будет еще один мой друг, а потом Рита. Я показал его властям и попросил, чтобы этих людей обезопасили. После долгих просьб они согласиись. Стало очень неудобно, потому что посещать подопечных могли только родственники и я. Но один раз я пришел и нашел моего друга умирающим. Напали как раз перед самым моим приходом. Способ был, как и в первом случае - множественные ножевые ранения. После этого на меня снова стали косо поглядывать. Кто-то намекал, а не показаться ли мне психиатру.
  Я прятал Риту год, и за это время моя мнительность внушила мне, что я действительно маньяк и в самом деле хочу ее смерти. Она тоже устала; в конце концов мы поссорились, и она сбежала из-под охраны. Я бросился за ней, мне даже удалось уговорить ее вернуться. Один раз. Потом дошло до второго и до третьего... Тем временем власти кого-то нашли, кто признался в двух убийствах, а заодно доверительно поведал мне, что два моих покойных друга хотели прикончить меня с его помощью, но они не сошлись в цене, и он до сих пор рассчитывал что-то получить с меня за это дело. Началась дикая свистопляска; я сперва ничего не понимал, но настал момент, когда события неожиданно стали предсказуемы. Это напоминало сериал, в котором начинает проявляться стиль сценариста или режиссера... Я понял, что скоро так или иначе все разъяснится. И не лучшим образом, если я только не догадаюсь предпринять что-нибудь неожиданное.
  Однако я не настолько хорошо изучил этот стиль, чтобы так вот сразу догадаться, что будет неожиданным для моего режиссера и эффективным для меня. Как-то раз сидел дома; был вечер, я чувствовал себя измученным постоянным страхом за себя и за нее; Рита позвонила... Честно говоря, я уже с трудом выносил ее голос. Думаю, и она мой тоже. Мы тогда очень натянуто с ней поговорили, и как только я положил трубку, позвонил мой режиссер. Он назвал точную дату, после наступления которой у меня не останется ни одного близкого человека... Я слушал его. В ужасе, но в то же время... когда он сказал, что скоро все это кончится... Он, кстати, спросил, предчувствую ли я облегчение. Он понял. Тогда я его спросил, за что мне все это. И он ответил... что у него тоже были близкие, одного из которых убил я.
  Нестор ощупью нашел камень и опустился на него. Его колотило, а дыхание ослабело и участилось, словно в жару. Алик, не отрывая от него остановившегося взгляда, сел в ногах.
  - Я думаю, ты догадываешься, что было дальше, - продолжил Нестор. - Не знаю, как я не спятил. Мне дали понять, что будут отнимать каждого, кого я осмелюсь к себе приблизить. Со временем я научился отталкивать от себя людей, или общаться очень осторожно, но где взять уверенность, что в какой-либо момент ОН не находится поблизости? Когда мы спасали тебя, мне пришлось сойтись с этими девушками... И теперь я боюсь за них. Это все.
  Некоторое время безмолвие монраэсского холма нарушалось лишь свистом ветра в поросших бурьяном каменных стенах. Алик смотрел в сторону.
  - Ты хоть раз видел его? - спросил он, поворачиваясь.
  - Никого я не видел...
  - Тогда придется.
  В ответ на метнувшийся по его лицу испуганный взгляд Алик успокаивающе сомкнул ресницы.
  - Поверь, он того стоит. Я не знаю, хватит ли ему факта спасения тобой меня, или он потребует чего-нибудь за свою лояльность, но обещание оставить тебе в покое я у него постараюсь оторвать. И ты должен при этом быть, иначе он откажется.
  Аланкрес рассеянно взял руку Нестора и пробежался по ней царапающими ледяными пальцами до локтя и обратно.
  - Я бы лучше умер, - глухо и почти умоляюще сказал Романтик, наблюдая за его манипуляциями. На этот раз они его не пугали.
  - Умереть легко, - сказал Алик, - будучи человеком... А легче всего - будучи гением. Умер - и ни за что не отвечаешь. Но ты не знаешь, что есть смерть.
  - А ты?
  - Я тоже. Может быть, и не узнаю никогда. Смелости не хватит. Но от моей смелости не зависит жизнь моих близких, а от твоей зависит. Поэтому ты встретишься с Элисом. С самым сильным и мерзким вампиром. С моим наставником.
   Прошло долгое время прежде, чем Нестор едва заметно кивнул.
  - Да... Спасибо.
  - Еще не за что. Я у тебя в долгу.
  - Мне немного странно видеть, что для кого-то из вас это что-то значит, - резко произнес Несс.
  - Значит? - Алик одарил его легкой удивленной улыбкой. - Нет... Мне, наверное, это нравится сейчас, вот и все.
  - Наверное? Это когда кажется, и ты не уверен?
  - Мне ничего не кажется, - обиделся Алик. - Я всегда строго адекватен.
  Было непонятно, шутит он, или нет.
  - Когда-нибудь я научусь понимать, - понадеялся Несс.
  Алик рассмеялся. Теперь, сидящий, опираясь плечом на согнутое колено, он напомнил измученному злом сознанию Несса заколдованного зверька из сказок, в которого обычно кого-то за что-то превращают. Такой зверек, насколько он помнил, всю сказку помогает главному герою, а в конце просит расколдовать себя чем-нибудь, вроде удара ножом, или бросания в огонь. Главный герой долго горюет о предстоящей потере, но потом выполняет его просьбу, после чего тот превращается во что-то приличное... Например, в принцессу... Или принца.
  - Похоже, нам пора возвращаться, - сказал Алик, наблюдающий за выражением его лица.
  - Угу, - усмехнулся Несс. - Мне-то уж точно.
  22.Дзанк.
  
  Оська отнеслась к известию о смерти Арно и о ее причинах так, словно это было лишь одно событие из череды ему подобных. Она молчала несколько минут, потом тихо сказала:
  - Я думаю, старался надоесть именно потому, что не хотел нас сильно огорчать. Но он был настолько странный, что надоесть не получилось. Даже гений не может всего предусмотреть... Он мне очень нравился, - в заключение прошептала она, наклоняя голову - тени и распущенные золотистые кудри скрыли ее нежное лицо, - Ничего, если я вас ненадолго покину?
  Повернувшись, она скрылась за дверью, скользнув по косяку тонкими перламутровыми пальчиками.
  Несс прислонился к подоконнику и прикрыл глаза. Он не спал он уже вторую ночь. Алик облепил собой, словно обивкой, внутренность кресла и начал оттуда повторно осматриваться. Хоть Кэсси раньше не приходилось пересчитывать его попытки сориентироваться в незнакомом помещении, эта показалась странной.
  - Ты чего? - не выдержала она.
  - ?
  - Оглядываешься?
  Алик перестал и замер в несколько напряженной позе.
  - Не могу сказать, - прошептал он.
  - Почему? - точно так же прошептала Кэсси.
  - У нее множество тайн, которые я чувствую. И проблемы, решаемые с моей помощью, да?
  - Конечно, - Кэсси почему-то не понравились его слова. Она бы предпочла другую тему, - Ее руки домогается какой-то дурацкий шейх, которому если откажешь, то помрешь.
  Алика что-то слегка позабавило в этом ответе - то ли грубоватый лаконизм кэссиного недовольства, то ли обрисованная ситуация. Он вопросительно ткнул пальцем в носик стоящую на подоконнике старую лейку, подцепил ее за ручку и аккуратным круговым движением полил фикус.
  - Видишь Кэсси, - пробормотал наблюдавший за ним Несс, - истинное величие не в том, чтобы избегать бытовухи, а в том, чтобы справляться с ней с ней подобно вот ему, заставляя зрителей замереть в восхищении.
  Кэсси заметила улыбку Алика.
  - Хочешь, чтобы он тебе кусты, что ли, постриг?
  - Не, масло в машину залил, - отозвался Несс беззастенчиво.
  - И где там место артистизму? - удивилась Кэсси.
  Нестор широко улыбнулся.
  - Он найдет...
   А Алик уже возник рядом, мягко придвинул обоих друг к другу за плечи, протиснулся между ними и отпустил прежде, чем они успели опомниться. Затем шагнул к двери и исчез за ней. Кэсси с Нестором ошалело переглянулись. Она как можно беззвучнее изобразила: "А ведь он зальет!". Несс сделал каменное лицо и пытался дышать ровно. Но через секунду они оба растерянно друг от друга отвернулись - Кэсси, чтобы подумать о внезапно оставшемся от этой сценки щемящем чувстве, а Нестор - чтобы взглянуть в темное окно.
  Дверь скрипнула.
  - Там больше не осталось.
  Нестор вздрогнул и обернулся.
  - Чего?
  - Масла, - терпеливо пояснил Алик, и подняв ладонь, пошевелил в его сторону пальцами, дабы запах ускорил понимание. - Я тебе последние два литра залил. Мало?
  - А.... То есть... спасибо, Алик.
  Алик с интересом взглянул сперва на него, потом на Кэсси и вдруг сказал:
  - Нестор, если ты будешь таким вежливым, ты скоро найдешь ту, которая станет тебе помогать. Это очень удобно, поверь мне.
  - А тебе кто помогал? - автоматически поинтересовался Нестор.
  - Жена, - ответил Алик.
  До фикуса его проводили вытаращенными глазами.
  - Ты был женат?!!
  - Несколько месяцев, - Алик снова сел на подоконник, - в последний год моей жизни. Я тогда работал грузчиком в порту...
  - Ты?!!!
  - ...а она проституткой (вы находите это предосудительным, а по-моему довольно нудно, и я ее безумно уважал за выдержку). Я прятался от новых властей в каком-то доме на берегу. Потом узнал, что он принадлежит ей. Когда наш участковый просыхал, у него возникали вопросы и про меня, и про источники ее дохода. Тогда все находилось на военном положении, люди были непредсказуемы. Мы с ней как-то раз увиделись (что из-за специфики наших занятий происходило примерно раз в неделю) и решили не рисковать. Я назвался другим именем, придумал красивую фамилию, и даже получил документ, который ныне утерян...
  Алик, очевидно, продолжал повествование мысленно, потому как замолчал.
  - И когда тебе надоест нас удивлять? - спросила Кэсси. - А ты не помнишь, как тебя звали?
  - Сейчас вспомню... Распространенное такое имя было...
  - Аликом, - подсказал Несс.
  - Откуда ты знаешь?
  - Так сам же говоришь - распространенное... Особенно среди грузчиков.
  Прогрессирующая безмятежность Алика равнялась смеху и была столь же заразительна. Однако главного Кэсси тоже не упускала.
  - Она тебе нравилась?
  - Не знаю; я ее редко видел. Я уходил, когда ее еще не было, а приходил, когда уже. Я оставлял ей деньги, а она готовила мне еду, даже с учетом моих пожеланий - без рыбы - я сроду не понимал в костях - и без соли.
  - Героическая женщина... А может, это вовсе и не она?
  - Я иногда тоже сомневался. Но когда закончился сезон, и работы не стало, я стал сидеть дома. Выяснилось, что это она.
  - И ты к ней пристал?
  - Обижаешь. Она же отдыхать приходила.
  - И чем это кончилось?
  - Наступила зима, - Алик опустил взгляд, - она заболела, а я сидел рядом и пытался расслышать ее стихающее дыхание среди воя ветра и шторма... Так что до последней в своей жизни весны дожил я один.
  Кэсси дотронулась до его левой руки.
  - Это ее кольцо?
  - Нет; от нее не осталось ничего, кроме этих воспоминаний.
  Вошедшая вслед за тем Оська пробыла с ними недолго. Общество показалось ей грустноватым.
  
  *
  
  Запищал телефон, Кэсси не спешила включать его, сперва пытаясь рассмотреть ее это аппарат, или Оськин.
  - Да?
  - Я извиняюсь, если поздно, - прорвался сквозь треск голос бригадира, - но я тебя уже недели две разыскиваю по поводу нового заказа.
  - А почему именно меня? - они работали еще с несколькими дизайнерами, и такая острая необходимость в ней была новостью.
  - Я не знаю, в договоре твое имя, и заказчик говорит, что ему рекомендовали именно тебя. Вроде, ты сложила в прошлом году какому-то толстосуму умопомрачительный витраж.
   Пока он докладывал ей про новый заказ, она украдкой изучала видную ей часть лица господина Гиррана. Он снова всматривался в фикус и, казалось, был не здесь.
  - Что? - пришлось переспросить ей, потому что отрешаться у нее получалось еще быстрее, чем у него. - Городское здание?
  - Ну да, новое. Шесть этажей, восемнадцать залов. Представляешь?
  Кэсси села на пол. Тварюшка была на время забыта.
  - А что там будет? - тихо спросила она.
  - Экспозиция. Музей, короче.
  - Родной, а ты трезв?
  - Да, но если ты откажешься...
  - И только мы?
  Ее, как дизайнера еще не очень-то признавали в своих кругах, и до сих пор она оформляла только частные дома, и вдруг такое.
  - Только мы. Задание обрисовали, ничего сложного, надо только ознакомиться с темой, посмотреть, нарисовать план, заказать материал.
  - Ничего сложного, - передразнила его Кэсси. - Восемнадцать залов музея. Фигня.
  - Отказ?
  - Нет!!! Как ты мог такое подумать? Это же первый музей в этом сиром и измученном собственным невежеством городе!!! - едва сдерживая радостный вопль, зашептала она в пластмассовые дырки. - Знаешь, что мне теперь нужно?
  Бригадир назвал адрес.
  - Ну что, - спросил он явно с улыбкой, - к десяти будешь?
  - Да я к восьми подъеду, чтобы побыстрее убедиться, что это какая-нибудь задрипанная халупа, построенная еще до вторжения....
  - Да нет, ее только что сдали.
  Бригадир положил трубку. Кэсси тут же вспомнила, что забыла у него спросить.
  - Интересно, - спросила тогда она сама у себя, - а музей-то на тему чего?
  - Истории, - охотно поведал фикусу так и не пошевелившийся господин Гирран.
  - Мне всегда казалось, - продолжала Кэсси, - что два используемых не по назначению выставочных зала все-таки мало для начала культурной жизни в городе.
  - Да и мне так всегда казалось, - узнал фикус.
  Кэсси почти подскочила.
  - Тебе? Тебе, Дзанк?
  - А ты думала Вандарскому? - подал голос Нестор. - Алик, я так понял, давно этим занимается. Официально, конечно, кто-то другой, но кто бы еще, - Нестор улыбнулся, - сумел настолько быстро детально ознакомиться с твоим творчеством, разбросанным по частным домам?
  Кэсси встретилась глазами с Аликом.
  - Несс прав, - произнес тот совсем тихо, - то что ты делаешь, стоит больше, чем дизайн. Ты молода, и мне это нравится больше, чем излишний академизм творений здешних зубров. По мере того, как человек учится жить, он теряет гибкость души.
  От такого Кэсси не могла не допустить глупость и слишком пристально всмотрелась. Мгновения было достаточно. Дернушись, чтобы удержаться на поверхности его зыбкого взгляда, она в который раз узнала пару бесполезных истин.
  - Алик, а... у тебя самого есть... душа?
  Алик притянул ее так, что она на мгновение перестала замечать что-либо, кроме мягкого, светлого, всепонимающего и тесного мира, бывшего то ли действительно отражением его души, то ли заменяющей его необходимой ему, как вампиру, иллюзией. А потом снисходительно и даже с некоторым разочарованием отпустил.
  - Станет как-то пустовато, - сказал он, - если какой-нибудь недоумок найдет способ доказать, что ее нет.
  
  *
  
  Назавтра Нестор осторожно поинтересовался:
  - Тебя его инстинкты вправду не пугают?
  Они сидели перед домиком и занимались каждый своими делами. День был жаркий, и Кэсси с утра легла на лавку загорать.
  В ответ она пожала плечами.
  - Наверное, - произнесла она, подумав, - что я у него вроде талисмана. Во всяком случае, он ко мне относится, как к чему-то такому, не очень значительному, но чего необходимо иногда касаться.
  - Хм... А у меня другое чувство, - Оська изучала струйку наливаемой в таз воды.
  Нестор выжидательно смотрел на Кассинкану.
  - Такое, конечно, тоже, - согласилась та, - но... ну что ж теперь делать? - Кэсси снова пожала плечами.
  - Смотаться, - предложил Несс, на случай, если это ей еще не приходило в голову. - Уехать.
  Оська с противным звуком поставила на булыжник мокрый, наполненный водой тазик.
  - Ты думаешь, это так серьезно? - она задумчиво топила пальцем в сухие места лежащей в воде майки.
  - Серьезнее, чем ты думаешь, - изрек наблюдающий за ее манипуляциями Романтик.
  - Тем более, - добавила Кэсси, - что я уже уезжала.
  - Если он решит, что ты необходима ему... в его мире, то его вряд ли что-нибудь остановит, - Нестор повернулся к Кэсси.
  - Пока он так не решил, - ответила она. - Знаешь, реши он чего, он бы извел меня разными намеками... насколько я его знаю.
  - Да его только что от дерьма отковыряли! Ему не до намеков... Хотя я бы на твоем месте не стал заявлять, что знаю существо, которое и дотронуться-то до себя редко позволяет.
  - Кстати, почему? - спросила Оська. - Не то чтоб он отскочил, но стало сразу заметно, что ему не нравится.
  - Флори мне как-то сказал, что это не идейное, просто им это от чего-то жутко неприятно. И просил не обижаться.
  - А по-моему, это от того, что они немного презирают людей, - сказала Оська. - Даже против своей воли. Инстинктивно. И одновременно боятся. Как люди обезьян.
  - Они оставили в человеческом облике свое счастье, - Несс говорил в сторону, - а сами могут лишь обрести довольство за чужой счет. Они прекрасно различают высшее и низшее. Не любить человечество в целом, и сходить с ума по кому-то одному, которому суждено умереть - вот их удел.
  - А они хотят этого... истинного счастья?
  - Те из них, кто его не хочет, быстро опускаются. Опустившиеся тупеют и долго не живут. А господин Гирран и человеком-то был эксцентричным, а уж в этом, располагающем к полному эгоизму воплощении, наверняка часто изводит себя несбыточными мечтами и тратит много сил на обуздание своих внутренних противоречий. Я не могу сказать, что знаю его хорошо, но сейчас мне кажется, что он недалеко от срыва. Последствия которого непредсказуемы. Гуманнее всего было бы убить Алика, но мы заинтересованны в его возможностях, а кое-кто ему и симпатизирует.
  Нестор отвернулся от Оськи к Кэсси.
  Та перевернулась на лавочке.
  - А кое-кто, - пробормотала она, - оправдывает свою симпатию заинтересованностью в его возможностях.
  - Одно твое слово, - Нестор почесал кончик длинного носа, - и я перестану.
  - Фиг тебе, а не слово. Он говорит, что я люблю играть со смертью.
  - Это называется "проницательность", - язвительно заметила Оська, держа двумя пальцами майку, и наблюдая, как по ней стекает вода.
  - Это, - Нестор ткнул в сторону майки, - называется "гравитация".
  - Думаете, - спросила Кэсси, - он мне когда-нибудь предложит эту самую... вечную жизнь?
  - Ага, - Оська вновь наблюдала за погружением майки.
  - А что, как вы думаете, я на это отвечу?
  - Согласишься.
  - Откажешься.
  - Дилфоэр великий и свита его безымянных мыслей! Ну что вы такое говорите? Ведь Алик хочет превратиться обратно в бога. Ему нужны посвященные в его проблему, а кто это, если не мы? В конце концов, он верит нам. Кому здесь еще можно верить?
  - А уж как мы верим ему! - недовольно буркнул Несс.
  Кэсси потянулась, положила руки под голову и закрыла глаза. Она напоминала бы картинку рекламы какого-нибудь курорта, если б не пейзаж - фруктовый сад, окруженный бесконечными барханами свалки. Она еще раз перевернулась, сквозь ресницы наблюдая за Романтиком. Несмотря на тревожные перспективы, так беспечно обыгранные ее друзьями, на душе почему-то было на редкость спокойно. Одно, по крайней мере, она для себя только что выяснила.
  
  
  
  23. Стервятники.
  
  Вода плескала на ржавые сваи золотыми бликами зажженных окон. В нескольких стоящих у причала яхтах что-то праздновали, и двух прислонившихся к ржавым поручням парней лет двадцати, освещало из окон кают. Парни вели специфическую, но все же светскую беседу.
  - С "геры" отходняк дурной, - сказал стоящий справа, в светло-зеленой куртке с длинной черной прической.
  - Да, с "геры" ...злой становишься, - заметил второй, с шальными глазами и каскадом лиловых волос.
  - Это точно. Я прямо на всех кидаюсь, так интересно... В принципе, отходняк бывает от всего, - рассудил первый. - Даже от курева.
  - Гонишь.
  - Факт.
  Они немного помолчали, отдавая дань важности сказанного.
  - А я знаю такую вещь, от которой отходняка не бывает, - сказал лиловый.
  - Гонишь.
  - Факт.
  - Скажи еще, на нее и подсесть нельзя! - прикололся зеленый.
  - Не, подсесть запросто. Любой, кто бы он не был, раза со второго.
  - А ты?
  - Я уже.
  - Знаешь, - зеленый аккуратно собрал мусор со дна кармана и просеял в пальцах, - я таких дорогих не употребляю.
  - Да? - лиловый наклонился над неспокойной водой. - А с чего ты взял, что это дорого?
  - Без ломак всегда дорого.
  - Вот именно, - заметил лиловый, вглядываясь в темные волны. - Зато абстяга жестокая. Это не то, к чему ты привык. Два прихода - в начале, с первого... когда начинаешь, и по-другому когда... когда ничего не остается, - закончил он так, что не посочувствовать ему было трудно.
  Повернувшись к собеседнику, он некоторое время наблюдал как тот сворачивает себе покурить из найденных в кармане остатков. Поморщился от пущенного в лицо сладковатого дыма.
  - Что, плохо? - весело осведомился курящий.
  Лиловый неопределенно улыбнулся в ответ.
  Зеленый потеребил подвеску на шее. Потом внимательно и спокойно всмотрелся в расцвеченное синими тенями острое лицо, слабо выступающее из изменчивого дыма.
  - Знаю я, от чего тебя винтит, - сказал он вдруг со спокойной убежденностью. Лиловый, уже собравшись было уходить, обернулся. - Только на это никто сам по себе не решается.
  Он последний раз затянулся и бросил бычок.
  - Ты думаешь, здесь об этом не известно? - впадал зеленый в откровенность. - Известно. Здесь как раз такое место, что допускаешь в мозги любую гадость. Это Анкаиана. А мы - стервятники... стоим в ожидании, когда закончится ее агония, чтобы припасть к ее тающей плоти и умереть вместе с ней. И мы такие же неприятные; даже сами себе.
  Лиловый поморщился.
  - У тебя, что, - тихо спросил он, - ничего нет, кроме травы?
  - А что ты хотел бы?
  - Ну, - глухо сказал лиловый. Искоса взглянул на зеленого и вдруг порывисто схватил его за руку. - Хотя бы...
  - У меня ничего нет, - медленно проговорил зеленый. - И отдай мою руку, а то я ее где-нибудь забуду...
  Лиловый развернул его к себе.
  - Не забудешь, - сказал он томно, придвигаясь у уху зеленого. - Поверь мне...
  - И что, - вернулся зеленый к удивительному, - совсем никакого отходняка?
  Лиловый ответил междометием, запустил пальцы другой руки в темные вьющиеся волосы.
  - Почему ты так бесцветен, стервятник? - с горечью прошептал он. - Ты не хочешь жить. Ты ничего не хочешь. Ты даже курить не хотел... Тебя здесь нет. Ты ненастоящий. И вас становится все больше и больше.
  - Я - картинка. Из небытия, - захихикал зеленый. - Наверно, все мы будем такими.
  
  Алик был голоден после всех переживаний и призмы, однако стервятника не желал. Алик не знал, кто они - люди, которых можно только видеть, слышать и осязать. В некоторых из них было что-то... Что-то похожее на привычку существовать, которую он счел бы дурной. Бесцветные вместилища для того, чего в них на самом деле не было. Даже их желания возникали лишь перед тем, как осуществиться. Раньше он не обращал на них внимания, но теперь не выдержал. Хотелось осязать, нашарить в глубине этого прозрачного сознания то, что делает живых такими желаемыми и бесценными, хоть и пугало его в который уж раз путешествие по их жуткой сквозной сущности.
   Один раз он видел, как умирал стервятник, сбитый на дороге, и не почувствовал ничего. Среди собравшихся вокруг аварии людей он был даже меньше, чем кукла - черная дыра, воронка, поглощающая светлые края эманаций.
  - Кто, "вы"? - спросил Алик. - Ты счастлив, от того, что ты - такой? Или ты не умеешь быть счастлив?
  Ответ его удивил.
  - Я несчастлив, - ответил стервятник.
  Алик отпустил его и в несколько прыжков достиг верха лестницы - от этого места начиналась главная улица города.
   Через несколько минут он уже стоял на крыше какого-то дома и вслушивался в крадущиеся по улице шаги. Когда они приблизились, подошел к краю и прыгнул. Долго и с удовольствием летел вниз, просеивая сквозь пальцы режущие потоки воздуха, однако не настолько долго, чтобы промахнуться.
  - Знаешь, - сказал он непонятному криминальному субъекту, - на свете есть сквозные стервятники, которые мне видятся пустотой... Хотя откуда ж тебе это знать. Ты и сам себя вряд ли узнал бы завтра, позволь я тебе до этого завтра дожить.
  
  24. Птичка.
  
  В баре на первом этаже замка после землетрясения появлялись только самые смелые посетители. Хоть и мерещились им иногда новые трещины на стенах и звуки обвала на верхних этажах, их визитов хватало на поддержание жизни пострадавшего заведения. Однако бывали такие вечера, когда бар оказывался пустым.
  - Естественно, - буркнул Алик в трубку и отключился. - Нам пора, Несс.
  Нестор поднялся с кресла и нервно сцепил пальцы. Он часто думал о том, боится ли он смерти, и пришел к выводу что смерти - уже нет, а вот Элиса все еще да.
  - Я не уверен, - тихо сказал он.
  Алик успокаивающе дотронулся до его руки.
  - Всегда завидовал похожим на тебя, которым удается эффектно выглядеть в любой одежде и ситуации, - заметил он, оглядев Романтика. - Тебе действительно нужна моя помощь, иначе Элис рано или поздно выжрет влюбившиеся в тебя полгорода.
  - Он может?
  - Он может и весь. После чего весело лопнет. Но лучше этого не дожидаться... Ты идешь?
  - А ты его сам-то не боишься?
  - А что он мне сделает? - Алик небрежно мотнул головой, смахнув дымчатые волосы с черного шелка воротника на такого же цвета рукав. - Вот с тобой он может, конечно, сделать что-нибудь хуже, чем то, что уже сделал, но я, честно говоря, знаю немного таких вещей, хотя у меня было время их придумать, а Элису мы времени не дадим... И не смотри на меня так - из нас двоих главный извращенец все-таки не он. Поверь на слово, и не заставляй это доказывать, иначе тебя будет тошнить не только от него.
  Ехали от дома Несса. По расчетам и они, и Элис должны были добраться до места одновременно. Вел Алик, оставив Романтика перед испытанием в относительном покое.
  По пути он продолжал нести всякую чушь, и замолчал только тогда, когда они вышли на расстояние слышимости от места встречи.
  - Похоже, нас с нетерпением ждут, - сообщил он, увидев у входа машину Элиса - яркого фиалкового цвета.
  Нестор вошел в расцвеченное огнями пустое помещение, разглядел трещины на стенах, иногда удачно пересекшие украшавшие их сюрреалистические рисунки, несколько пустых столиков, гирлянды сухих цветов возле стойки, освещенную двумя прожекторами сцену, украшенные осыпавшейся лепниной колонны, а так же прислоненного к одной из них стройного брюнета в белом костюме. Черты его смуглого лица Нестор в приличном обществе назвал бы готическими, а характеристика погрубее, которую дал бы человек незаинтересованный, скорее всего звучала бы как "длинная, темная, костлявая морда".
  Под взглядом его демонических глаз на Несса напала слабость и дикий ужас, который заставил бы его броситься вон, если бы не впившийся чуть ли не прямо в нерв руки коготь его спутника. Это немного отвлекло.
  - Привет тебе, великий, прекрасный и наводящий жуть, - со сварливым отвращением сказал Алик. - Если ты немного отвлечешься и перестанешь ее наводить, мы сочтем себя необычайно польщенными.
  - Я надеялся, - Элис выскользнул куда-то из поля зрения, - ты придешь один. Я надеялся, ты хочешь увидеть меня.
  Этот голос Нестор помнил. Алику пришлось снова впиться ему в руку, когда Элис до него дотронулся.
  - Элис, я давно мечтал увидеть тебя...
  - Я надеялся, - продолжал вампир в том же капризно-медитативном тоне, - я тебе нужен.
  - Ты мне безумно нужен, - кивнул Алик, - Необходим.
  Несс решил, что его сейчас размажут, как масло по конфорке, однако Алик переставил его на другое место и сумел втиснуться между ним и Элисом прежде, чем последний успел его обойти.
  - А я надеялся, - сказал Алик, - что ты не забываешь данных обещаний.
  - А если нынче день, в который все ошибаются? - глубокий и сильный голос Элиса не содержал в себе угрозы. Он завораживал.
  - А в чем успел ошибиться ты? Я тут придумал, наконец, что ты можешь для меня сделать.
  - Правда? - Элис приподнял угольную бровь и прикрыл глаза, - Надеюсь, она не будет касаться никого лишнего? Ведь я обещал только тебе.
  - Элис, я хотел попросить тебя доставить мне одно удовольствие, которое лишь в твоей власти. Мне будет невыразимо приятно, если ты забудешь о существовании присутствующего здесь человека и дашь ему нормально досуществовать.
  - А коли нет?
  Алик порылся в кармане. Взяв руку своего наставника он высыпал в нее то, что извлек оттуда и немного погодя тихо сказал:
  - Если б не он, от меня бы и этого не осталось.
  - Не важно. Он случайно стал иметь к этому какое-то отношение, - раздраженно прошипел Элис. - И, не сделай он этого, я б его убил.
  - Чем не выход, - прошептал окончательно деморализованный Несс.
  - Может быть, еще не поздно? - лукаво осведомился Халтреане. Алик уцепился за плечи Элиса и отклонился чуть назад. Плавно повел головой, откидывая волосы за спину, после чего подтянулся на одежде своего ментора обратно.
   - Слушай, Элис, - почти пропел он, - я давно хотел тебя спросить - тебя заливали в пластик?
  - Это не важно.
  - Неужели ни разу? И ты никогда не испытывал полной и абсолютной вынужденной неподвижности заодно с сознанием того, что она может продлиться до бесконечности? Вокруг твоего тела никогда не сжималась раскаленная, медленно остывающая среда, заставляя кожу трескаться от давления? Ты меня разочаровал. Я думал, ты у нас все пережил, и теперь используешь именно эти воспоминания в суждениях о важном и не важном.
  Отпущенный Элис тут же исчез. Алик наклонил голову, не обращая внимания на его передвижения и продолжал:
  - Там темно, страшно, больно и, представь себе, достаточно тесно. Достаточно, чтобы сойти с ума. После этого становишься обидчивым.
  Элис появился.
  - Асет заплатит за Ирму, Асет заплатит за тебя. А всякая гниль здесь ни при чем...
  - Знаешь, - Алик посмотрел ему в глаза, - чем Асет раздражал меня?
  - Ну?
  - Сходством с тобой. Но он был честнее и сразу признался, что меня не любит. А ты как поступил?
  - А я им сказал.
  - Спасибо, добрый Элис. В самые страшные моменты чувствовал ласкающие флюиды разноцветных перстней с дружеской руки, и всей душой сожалел, что не могу разделить с этой, самой функциональной частью твоего...
  - Черт с ним, - совершенно другим голосом сказал Халтреане. - Только не грузи. Мне и самому все надоело. Он мне неинтересен. Но, если честно, я хотел достойно завершить драму и прикончить его. Ведь он убил Флориана.
  - Случайно, - напомнил Алик. - Кстати, кого хотел отловить сей достойный господин?
  - Не важно, - Элис поморщился. - Его было сложно понять. Но он пел. Я знаю, - Элис наконец обратил внимание на Нестора, - ты тоже умеешь это делать. А так, чтобы мне понравилось?
  Нестор пожал плечами. У него не было голоса для ответа, а где взять его на песню, он вообще не знал. Однако он понимал, что если не найдет голоса, то и его самого в дальнейшем тоже никто не найдет живым.
  Алик остался на месте и следил за ними до самой сцены - маленькой, угловой и очень тесной. Элис взошел вторым. Он подвинул Нестора (как тот при этом не умер, он сам не понял) и проверил наличие нужных предметов.
  - Этот канал не работает, - ткнул он украшенным пальцем в рычажок.
  - Обойдусь, - ответил Несс, переходя в состояние какого-то запредельного спокойствия. - Это все местное?
  - Ну не мое же... Если ты мне понравишься, - проникновенно изрек Элис, - я, так и быть, соглашусь принять тебя в нашу компанию.
  - Ты его сейчас так растрогаешь, что он петь не сможет, - сказал Алик. - Только и будет, что на тебя, тронутого, умиляться.
  Нестор предпочел бы умиляться. В голове переливалась ленивая серая пустота. В самом деле, что может понравиться Элису, который за свою долгую жизнь наслушался и стихов и музыки по самое некуда? Голосом пленить не получится, значит остается текст, музыка и артистизм. Вот уж действительно задача... Это тебе не на актерский поступать. Там в комиссии хоть и вредные, но все же люди, а тут предстоит ему, угрюмому затворнику, очаровать вампира. Будучи совершенно неосведомленным о его вкусах. Насколько он сумел понять, нравятся контрасты, все неожиданное (что после стольких лет может удивить?), наверно, грубая, примитивная лирика... Еще ему нравится Алик - продукт его темного творчества. Несс настраивал аппаратуру и ждал вдохновения. Это наверняка будет его последняя песня, потому что даже если Элис не прикончит его, жить под его контролем Нестор больше не сможет. А его родина в свое время воспитала много знаменитых певцов, и не все они заработали известность только голосовыми данными... Интересно, а есть песни, которых Элис не знает? А среди них есть что-нибудь, что мог бы знать Несс? Вряд ли.
  Итак, исполняем первое попавшееся.
  - Песенка про птичку, - объявил Нестор в микрофон.
  Была такая песенка. Он сам перевел ее со своего родного языка, на который она была переведена с еще одного, немало при этом изменившись. Теперь всплыла в голове.
  Текст исполнялся от имени маленькой птички, которая трепещет в когтях ястреба и очень боится, но вовсе не того, что умрет, а того, что ястреб поднимает ее высоко в небо, откуда она больше никогда не сможет увидеть своей любимой земли. При всей лаконичности идеи текст песни был очень образным, мелодия - печальной и необычной (ее некогда написал все тот же Флориан, но не смог придумать слов и бросил). Аранжировка, правда, страдала надоевшей простотой, но было бы странно озвучивать мысли птички симфонией, особенно когда у тебя на все не больше двух рук.
  Поскольку в распевке исполнителю было отказано, он на все наплевал и особенно не напрягался. На втором куплете он очень пожалел и себя и птичку, уловив в глазах Элиса непонятные изменения. Сам он к тому времени только что перьями не оброс, поэтому внушил себе, что они - признание в любви к птичке, и в третьем куплете вышел на полный голос. К четвертому он послал куда положено и Элиса, и Алика, решив, что какие бы идиоты вокруг не сидели, а петь ему нравится, и из-за них он себе удовольствие портить не будет. К пятому он закрыл глаза и так расчувствовался, что даже голос дрогнул на рефрене.
  Когда же отгремел последний аккорд, Нестору стало настолько хорошо, что даже не сразу начал оценивать реакцию экзаменатора, а сперва взглянул на Алика. Тот смотрел в пол. А Элис, неожиданно довольный, сказал ему:
  - Для приятного завершения вечера не хватает только одного, Аланкрес.
  Алик медленно поднял голову. Алик никогда не слышал этой песни. И она слишком о многом ему напомнила. И понял это не только Нестор.
  - Я знаю, насколько ты талантлив, - промурлыкал Элис. - Я жажду это видеть вновь и вновь, только ты вечно занят. Сегодня, надеюсь, не откажешь? Нестор, ты знаешь "Темные травы", Лаксэни? Я подыграю, а Алик...
   Алик кивнул.
  - Только это будет импровизация, - предупредил он. - Я не поклонник Лаксэни.
  
  Доселе ни что не впечатляло Несса сильнее, чем представление, зрителем и участником которого ему довелось в тот вечер стать.
  Это здесь называли "эпическим танцем". Роль, сыгранная под песню на языке движений. Нестор плохо разбирался в этих вещах, но зрелище даже по прошествии многих лет казалось ему самым глубоким и прекрасным из всех его воспоминаний.
  Собственно "Травы" были длинной и очень насыщенной по смыслу песней о любви. Которая заканчивалась трагически. Алик, насколько Несс мог судить о нем, не особенно любил не только автора, но и подобные творения, но отказывать сегодня, разумеется, не стал.
  Стройный, одетый в черное, стремительный, точно ласточка, и ловкий, как кошка, Алик потерялся бы в темноте, но на фоне песочных тонов зала оставался в поле зрения, несмотря на всю скорость танца.
   Впечатляли его гипнотическая пластика и неестественная сила движений. Это даже нельзя было назвать игрой, потому оно что не несло никакой театральности, свойственной традиционным жанрам. Казалось, Алик не только вплел свое тело в основу музыки и сюжета, но дополнил их отзвуками собственных идей так, что время между первым и последним аккордом растянулось на целую жизнь.
  Человек после такого, наверное умер бы дважды - от физических перегрузок и от душевной усталости. Но и от Лаксэни там было оставлено немного - настолько анкаианец сумел смягчить и обогатить светлыми оттенками его примитивную трагическую фабулу. Но он и не отступил от нее. Алик прожил эту песню, как собственную жизнь, и тем, кто видел его танец, казалось, что в последнем замирающем звуке они умерли вместе с ним.
  Прошло несколько минут, но никто не оскорбил тишину ни словом ни жестом. Только когда солист плавно поднялся и упал на край сцены, еще не настолько вернувшийся, чтобы общаться, Элис поднял свои украшенные перстнями пальцы с клавиш, коснулся плеча Нестора и тихо спросил:
  - Ну как? Не правда ли, хочется теперь потрогать его, чтобы убедиться, что он - настоящий? А говорят, вампиры теряют душу.
  Нестор поднял голову и встретил жесткий и насмешливый взгляд. Несмотря на темный цвет, глаза Элиса казались прозрачными. А в следующем кадре реальности его сухое лицо уже было обращено в другую сторону.
  Алик так и не пошевелился - согнулся, уперев локти в колени и запустив пальцы в гущу растрепанных, цвета талой воды волос (вычесав остатки пластика, он их заметно укоротил). И, глядя на него, Несс уже точно знал, кого посчитал своим врагом столь же талантливый, но менее терпеливый Флориан.
  
   *
  
  Когда Нестор отворил дверцу машины, Алик уже сидел внутри, откинув голову на спинку сиденья и закрыв глаза. Нестор занял место водителя, завел двигатель и, глуша в себе недовольные мысли о пристрастиях Алика парковать машины в темных лабиринтах аллей, постепенно вырулил на шоссе.
  Он знал - спой он другое, нейтральное, что не задело бы ни коим образом Аланкреса, создай он Элису иное настроение, и последствия для него стали бы иными. Наверно, интуиция Несса пусть на расстоянии, но выучила за эти годы характер старого вампира. Однако Алика он знал не так долго, и теперь немного помучил себя вопросом, не обиделся ли тот.
  - Алик...
  Алик в ответ лениво склонил голову в его сторону. Синеватый свет редких фонарей безучастно пробежал по его точеному лицу. Иномирное создание, поставившее между собой и жизнью разрушение и равнодушие. Смерть под маской жизни. Существо-наркотик. Существо-иллюзия. Символ ложных путей, символ пустой, бессмысленной и обманчивой, как приманка хищника, эстетики потустороннего.
  Романтик долго не возвращался в реальность - казалось, они с Аликом, их машина и безжизненная дорога по ее краям существуют в чьем-то бессонном сознании. Только бы не Элиса.
  - Ты извини, если я... был несколько бестактным по отношению к тебе, - сказал Несс. После встречи с Элисом он не видел резона вообще перед кем-нибудь извиняться, и пришлось сделать над собой усилие.
  - Оставь, - сказал Алик. - Иначе быть не могло. Да я и ни за что не поверю, что тебя до сих мучит чувство вины.
  Нестору действительно потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, о чем он только что говорил, потому как ничего и впрямь не мучило. Алечка рассмеялся - внезапно, весело и беззвучно.
  - Понял теперь, что он стоит взгляда? Одного... Некоторых он достает затем, чтоб их впоследствии пожалеть и на себя, хорошего, полюбоваться. Боюсь ли я его? Конечно. В нем древняя сила, перед которой мы все с нашей смелостью и нашими взглядами на жизнь не более, чем гонимый ветром прах. Он не такой дурак, каким хочет казаться. Но кем бы он ни был и какими бы способами не развлекал себя иногда, один раз признавшись в отсутствии интереса к кому-либо, он о нем забывает. Надеюсь, этой его полезной особенности на твой век хватит.
  Нестор понял, в чьем он сознании. Потому что так, в виде скорости выглядела его собственная свобода - на этом коротком отрезке трассы с мелькающими по сторонам призрачными декорациями.
  
  25. Двенадцатое.
  
  Лето приближалось. За какую-то неделю природа из мокрой пустыни превратилась в сады. Настал тот замечательный момент, когда пляжи еще не очень осаждены туристами, а погода уже позволяет совсем по-летнему расслабиться и забыть о холоде. Город, еще не пыльный и стосковавшийся по яркой зелени, вдохновлял Кассинкану на такое, на что она, как ей казалось, никогда не была способна. Музей в самом деле финансировал Вандарский, правда, с некоторой неохотой. Но это обстоятельство окупалось энтузиазмом рабочих и дизайнеров. Они явно и сами скучали по подобным зданиям. Кассинкане приходилось каждый день с утра ездить в город возвращаться и сразу спать. Она стала непригодна для общения с полуночницей Оськой. И когда та однажды объявила страшную новость, до Кэсси даже не сразу дошло, о чем речь.
  - Двенадцатого, - сказала Оська.
  - Чего двенадцатого? - не поняла Кэсси, вынимая изо рта зубную щетку и прогоняя подступающий сон.
  - Шейх припрется, - убитым голосом пояснила подруга - обидно, когда друзья забывают о твоей главной проблеме. - Я ему написала, чтоб приезжал, если не боится провести вечер в баре полуразрушенного замка и понять, насколько он тут не нужен.
  Едва набранную воду Кассинкана во рту удержать не смогла.
  - И что он ответил?
  Оська злобно посмотрела на свой забрызганный умывальник и с театральным трагизмом изобразила:
  - "Приеду".
  - Бомбу взорви, - посоветовала Кэсси.
  Выдержав укоризненную паузу, Оська напомнила:
  - А где в это время будет твой Алик?
  Подруга, видевшая упомянутую персону последний раз в день их возвращения из леса, пожала плечами.
  - Может, он еще делом Несса занимается... Хотя, если ты помнишь, двенадцатого обещал быть.
  - А он успеет до шейха?
  - Ну откуда я знаю. Алик есть существо загадочное, у него и без нас проблем куча. Позвони Нестору да спроси.
  Оська становилась на редкость бесстрашной и сообразительной, когда дело касалось помощи кому-то другому, но в случаях, когда требовалось позаботиться о себе, тупела и теряла инициативу.
  - Позвони, позвони... - настаивала Кэсси, - Привет от меня передай. Скажи, ждем в гости.
  Оська покорно поплелась звонить.
  - Говорите, - ответил очень пьяный голос.
  - Говорю. Несс, это Оська.
  - Оська!!! У меня сегодня день рождения... Или вчера? Слушай, а какое сегодня число а?
  - Девятое. Двенадцатого у меня шейх прилетит, - грустно сказала Оська.
  - А мы его на батут словим, он и улетит, - предложил Несс. Решение и в самом деле показалось Оське выдержанным в очень праздничном духе.
  - Честно говоря, я бы предпочла господина Гиррана, - призналась она.
  - Вместо батута? Он, наверное, жесткий. Или вместо шейха? Это можно... Ну, кто умеет, конечно...
  - Ты не знаешь, где он?
  - В магазине.
  - Алик?
  - Батут. Продается. А Алик не знаю где.
  - Плохо.
  - Зато я знаю, по какой дороге он иногда проезжает. Там можно знак поставить: "Алик, двенадцатого приедет шейх". Транспарант повесить.
  - Представляю, как озадачатся все городские Алики.
   - А нам что за дело? Покупай баллончик с люминесцирующей краской и приезжай, это недалеко отсюда. Прямо на асфальте и... изобразим.
  - А если шейх прочитает?
  - Думаешь, - язвительно сказал Несс, - он по этой надписи догадается, что ты собралась его пугать вампиром? Вряд ли он является клоном Арно.
  - Жаль, - уже совсем печально вздохнула Оська.
  
  *
  Ночью, вооружившись баллончиками с краской, авантюристы вышли на пустое шоссе. Некоторое время они решали, как расположить слова, чтобы их можно было понять с большой скорости (на случай, если на маленькой Алик не ездит), немного поругались, потом все же начали выводить кривые и долговязые буквы. Чтобы последние хотя бы казались ровными, пришлось расчертить асфальт мелом на некое подобие сетки. Осложняли работу две вещи - из-за темноты охватить взглядом все творческое поле не представлялось возможным, и, несмотря на ту же темноту, художников часто вспугивали автомобили. Краска сразу не засыхала, и колеса искажали смысл послания. Поэтому свеженачертанные фрагменты Оська тут же заботливо прикрывала сорванными на обочине лопухами.
  Так они начертили все, кроме самого страшного последнего слова, когда лопухи накрыла тень и за их спинами прозвучал вопрос:
  - Это вы чего такое рисуете?
  Досадуя на очередную помеху, Оська с Нестором одновременно обернулись.
  - Пишем тебе письмо, - рассмотрев, ответил Несс и убрал со лба челку светящейся белой рукой.
  - Неграмотно, - оглядев хаотически разложенные в ярких лужах лопухи, сказал адресат, - Где запятая?
   - Да ладно... - выпрямилась изрядно уставшая Оська, массируя талию, - Мы тебе и так скажем, правда, Нестор?
  Нестор покрутил в заляпанной руке текущий баллончик.
  - Скажем-то мы скажем... Только если надпись не закончить, получится, что двенадцатого приедет вот он, - Нестор ткнул баллончиком в сторону Алика. Алик увернулся белых капель. Затем еще раз оценил картину.
  - Ну, с вами я уже приехал, - заверил он, опускаясь на одно колено. - Доза.
  Несколько раз окунув палец в ближайшую белую лужу, он стремительно изобразил менее грандиозную, но более здравую сентенцию:
  "А меня же телефон есть... Я его Кэське давал."
  - О как, - сказала Оська.
  - А в какое ваш шейх соизволит приехать время суток? - спросил вампир, вытирая палец платком.
  - Рано вечером, - ответила Оська. - Ты Кэську так загрузил своим музеем, что она, наверно, не только твой номер забыла, но и как ты выглядишь.
  - Надеюсь... А в какое ваш шейх соизволит приехать место?
  - К бару нашему, куда ж еще.
  Алик уже стоял и прислушивался, потом махнул им отойти на обочину. Свет фар проезжающего фургона мелькнул белой стрелкой по испачканной челке Нестора и отразился в глазах Алика рубиновым блеском.
  - Я тут вчера видел одно платье... вечернее, - сказал Романтик, когда грузовика не стало слышно. - Решил, что тебе пойдет.
  - Вот еще, - фыркнула Оська. - Ради него платье покупать... Так пойду.
  - Так вроде невежливо, - сказал Несс, - если б вот, например, Алик имел перед людьми тот вид, который они заслуживают, то смотрелся бы себе монстром, да и все. Прическа ему, наверное, мешает.
  - Ничего подобного, - обиделся Алечка. - Я, когда требуется, с хвостом хожу.
  - А говорят, мужчины у вас носили косы.
  - И женщины.
  - Все равно не буду ради него деньги тратить! - упрямилась Оська.
  - Я его тебе подарю, - сказал Алик.
  - Кэська обидится.
  - А я и ей подарю.
  - Во-во... Одинаковые. Подсунем ее вместо меня. Она вредная...
  - Нет, - задумчиво сказал Несс, - тебе длинное нужно. Зеленое. А ей короткое.
  - Ажурное, - добавил Алик. - Темно-фиолетовое. С перчатками выше локтей тоже дырявыми, а то упарится.
   - И туфли на каблуках, - невозмутимо продолжал Несс, не обращая внимания на Оськины распахнутые глаза. - А тебе - на маленьких, ясно? И золотые украшения с гранатами.
  - Угу, - сглотнула Оська. Потом что-то себе представила и кивнула, - Уговорили, модельеры хреновы.
   - Ты вовремя согласилась, - сказал Алик, когда они вышли обратно на шоссе. - Вам бы не тут только верхнюю одежду регламентировали. У Несса настроение по сезону. Да и я люблю смотреть на красивых людей.
  
  26. Шейх.
  
  Организовать достойную встречу этому отбросу рода человеческого пришлось хотя бы из уважения к самим себе. Все в том же ресторане.
  Оська стояла рядом со столиком в длинном прямом платье из темно-зеленого бархата, удивительно подходящего к ее светло-золотым волосам и таким же темным, с зелеными блестками глазам. Темно-карминную помаду подобрали в цвет гранатовым украшениям. Блеск отвлекал, по словал Кассинканы, внимание от оськиного пришибленного вида. Кассинкана, впрочем, выглядела не хуже - на нее действительно надели из бархатных ниточек темно-фиолетовой шелковой синельки, сплетенных в паутиноподобный рисунок и украшенных стразами. Такие же перчатки, только из более тонких ниточек, спадающие на бархат туфель капли черного и прозрачного обсидиана с браслета на щиколотке. Все это, в сочетании с черно-перламутровым макияжем придавало ей, в противоположность Оське, вид настолько же легкомысленный, насколько и демонический. Легкомысленный вид она позволяла себе по случаю наличия кавалера - Алика. Он остался верен своему стилю, оделся оригинально, неброско и дорого.
  Несс изображал дальнего родственника, выглядел очень представительно и рта не открывал.
  На шейхе было больше золота и бархата, чем на Алике, однако он тоже догадался появиться не в официальном костюме а в более вольном. Однако из самых последних коллекций знаменитых кутюрье.
  Он оказался неярким интересным брюнетом чуть мельче Нестора, с очень спокойным и даже немного лирическим выражением черных глаз. Он сразу же нашел взглядом Оську и негромко приветствовал. Мягким, хорошо поставленным голоом.
  - Даже небу и мерцающим в его таинственной глубине ярким звездам неведомо, насколько острое и невыразимое счастье пронзило сердце мое в момент, когда мои глаза, недостойные лицезреть и частицу красоты моей будущей госпожи, ослепило ее божественное сияние...
  Речь продолжалась минут пятнадцать, за которые Оська побледнела до полупрозрачности. А потом покраснела. Однако ответила.
  - Я, со своей стороны, почту за честь приветствовать столь высокого гостя и выражаю надежду, что место нашей встречи, хоть и недостойно принимать столь именитых гостей, но, тем не менее не оскорбит притязательный взор...
  Семнадцать минут. И господином своим она его так и не назвала.
  Опершись на предложенную руку, Оська нетвердо двинулась к накрытому на четверых столу (сама настояла, чтобы не на двоих).
  - Иди к ним, - тихо сказал Алик Кэсси. - Появится возможность - скажи Оське, что все несколько лучше, чем мы предполагали.
  - Это как? - похлопала глазами Кэсси. Хлопать накрашенными глазами было ностальгически непривычно. - Лучше-то вроде некуда.
  - Потом объясню.
  Кэсси с Нестором одновременно заняли места рядом с познакомленной парой и некоторое время молча следили за беседой в верхах. Алик исчез, свита шейха расселась по ближайшим столикам. Включилась тихая музыка.
  Разговор постепенно оживлялся, в нем даже приняли участие Кэсси с Нестором. А потом оставили Оську с шейхом для конфиденциальной беседы.
  Оказавшись на улице, Кэсси стянула с себя перчатку и начала ей обмахиваться.
  - Фуф... Думала, помру...
  - Интересно, это они так всю жизнь друг друга речами тешить будут? - спросил Несс.
  - С чего ты взял-то, что всю?
  - Да он симпатичный.
  - Ну и что? А где наш детектор?
  Алик уже стоял рядом.
  - Знаешь, - обвиняющим тоном заявила ему Кэсси, - какое лицо у нее было, когда она услышала от меня слово "лучше"?
  - Знаю, видел. Но стоял сбоку, - улыбнулся Алик. - Пойдем, потанцуем?
  - С тобой? - удивилась Кэсси.
  - Не подхожу?
  - Вовсе нет! - воскликнула она почти радостно, и пояснила, - Кажется, я и забыла, что с тобой можно танцевать.
  
  *
  
  В зале уже танцевали несколько человек из свиты. Шейху за столиком, судя по некоторым долетавшим до Кэсси словам, приходилось туго. Она терпела и не спрашивала у Алика, о чем остальные слова. Да и тот, насколько она могла судить, не прислушивался разговору. Одной рукой он держал Кассикану за талию, а другой придерживал за плечи. При этом его пальцы, проваливаясь в ажурную ткань, скоро нагрелись и не причиняли дискомфорта.
  Кэсси с первого же момента осознала, что танцует с виртуозом, почему сразу же и позволила себе несколько отойти от традиционного стиля. Справедливо надеясь, что поймут. Вышло настолько увлекательно, что она в скором времени вообще забыла где и с какой целью находится, чем хотела поинтересоваться и как переживает за Оську. Полное понимание в танце отбило у не желание говорить. И они с Аликом долго молчали. А когда Кэсси утомилась, и пара сбавила темп, единственный вопрос, возникший в ее голове, относился вовсе не к судьбе Оськи.
  - Где ты так научился?
  - Маленьким, - мечтательно отвечал Алик, - Ну а потом... когда... мне стало намного легче управлять своим телом, я решил совершенствоваться. Раз уж способ моего существования включает в себя подобные действия, то почему бы не разнообразить их хоть некоторым умением? Я ведь становлюсь таким, каким меня хотят видеть. Людям приятно.
  - Ты об этом заботишься? - недоверчиво нахмурилась Кэсси.
  - А иначе было бы несправедливо.
  Кэсси отвлеклась на поворот. Вспомнила, как Алик общается с людьми. Ему ведомы желания заинтересовавшего человека, чтобы тот, в свою очередь, заинтересовался Аликом до полной потери осторожности. Как она сейчас. Додумав до этого места, Кэсси поморщилась.
  - И что, каждый, на кого ты нацеливаешься, огребает от тебя напоследок по пачке кайфа?
  - Когда есть настроение - да.
  - А нет?
  - А тогда мне это не требуется, - спокойно сказал вампир. Кэсси слазила в память за названием того, чем веяло от его томного взора и поежилась.
  - А справедливость? - напомнила она.
  - Когда мне грустно, у меня возникает масса претензий к справедливости. И я позволяю себе расслабиться.
  Судя по блеску глаз и плавности движений он действительно до опасного расслабился.
  - Видишь, я замечательный собеседник, - сказал он словно бы о чем-то постороннем. - Представь, ты можешь говорить со мной обо всем, о личном и о сокровенном, и не бояться быть непонятой. Ты согласна? Вспомни вещи, которыми тебе было не с кем поделиться.
  - Тебе это интересно? Тогда спрашивай.
  - И ты не сочтешь это неуместным?
  - Обещаю, что отвечу на любой твой вопрос, даже если он будет мне неприятен.
  Алик посмотрел на нее с насмешливым уважением. Она не знала, как такое можно изобразить, поэтому решила, что показалось.
  - Тогда расскажи, в каких образах ты мечтала о том, кто был твоим мужем, когда любила его, - попросил Алик.
  Кэсси некоторое время молчала, потом начала довольно неуверенно:
  - Я мечтала о большом наводнении... где я спасаю его, рискуя жизнью, и он, наверное, понимает, как я его люблю. Иногда стихийные бедствия варьировали, были войной там, или ураганом, но он всегда был где-нибудь на грани жизни и смерти, а героическая я... Словом, все хорошо кончалось, и он переставал быть скотом.
   - Ты никогда не рассказывала ему об этом?
  - Ну разумеется, - засмеялась Кэсси, - Он еще сначала мне улыбался, а потом вообще приходил домой и начинал рассуждать про свои проблемы и не обращать на меня внимания. Пока это были наши общие дела, мне было интересно, но потом надоело. Его абсолютно не интересовало то, что я делаю, он игнорировал мое настроение и считал почему-то, что выказывать ко мне свои чувства не нужно, мы отчуждались... Алик, зачем тебе это? - теперь она говорила удивленно и почти жалобно.
   - А когда он крепко спал, ты смотрела на него, и представляла, что он такой, как тебе хочется?
  Кэсси остановилась.
  - Я буду отвечать тебе, только танцевать я при этом не могу, - заявила она. Алик в ответ поднял ее и прокрутил вокруг себя. Кэсси попыталась вырваться, но откуда-то взялся страх, что можно себе что-нибудь запросто сломать об эту железную хватку. И нечто в поведении Алика подсказывало, что лучше не перечить.
  И тут он остановился сам.
  - Вот откуда у тебя эта привычка, - последовал вывод. - Когда я валялся у тебя в подвале, ты смотрела на меня и представляла, что я - Аланкрес? Это навеяло массу грустных воспоминаний.
  - Честно говоря, ты меня иногда пугаешь, - призналась Кэсси. - Я не знаю, что ждать от того, кто живет насилием.
  Алик потянул ее за руку.
  - Я что, могу внушать больший ужас, чем лицемерие? - спросил он, поднимая руку, чтобы Кэсси могла провернуться под нею, а потом резко привлекая ее к себе. - И в мыслях не было.
  Это звучало это уже оскорбительно.
  - Ты считаешь, что я - лицемерка, если я говорю, что не могу существовать с сознанием того, что по моей вине кто-то помер!?
  - Научи меня, как получается убедить себя, что Арно, например - вовсе не по твоей...
  Кэсси отстранилась.
  - Неужели ты думаешь, - сказала она, - что если бы мои друзья не нуждались в помощи, и если б я знала, что из-за тебя мы потеряем Арно, я бы пошевелилась отнимать у Асета упыря, чтобы дать ему свободу? Да никогда... Никогда, понимаешь?!!
  Было очень обидно. Но Кэсси тут же испугалась сказанного.
  Аланкреса подобное заявление, наверно, ранило бы.
  Но серые глаза вампира задержали ее взгляд спокойно, без удивления.
  - Очень хорошо понимаю.
  Кэсси вздохнула.
  - Прости, и... не надо про Арно.
  Алик отступил на шаг.
  - Тогда не будем и о том, что мне непонятно. Мне непонятно про "помер". Очевидно, что я не делаю это через силу... Правда, - он улыбнулся, - я не всегда делаю то, что в данный момент больше всего хочу.
  Кэсси скрипнула бы зубами, если б не была уверена, что услышат. Опять он за свое.
  - Что же тебя удерживает... в такие моменты? - прошипела она.
  - Разное, - был ответ.
  - А по подробнее? Чтобы не так нервничать в твоем присутствии.
  - А представляешь, каково мне это терпеть? Но я кроток и даже иногда рискую...
  - Хотелось бы понять, ради чего? Остался с нами и делаешь все это?
  - Извини... Я отвечу, но мне кажется, ты немного устала.
  Устала. Она была обижена, зла, напугана и ей первый раз захотелось, чтобы Алик поскорей расплатился за свое спасение и исчез из их жизни.
  Танец кончился; Алик увлек ее в тень. Там они остановились друг напротив друга.
  - Видишь ли, - Алик смотрел куда-то в сторону и никакого впечатления не излучал. - Аланкрес не дожил свою жизнь. А когда я с вами... я этого не чувствую.
  
  Она отпустила холодную руку и устало прислонилась к стенке, ускользнув взглядом в цветной полумрак. Сознавая, что и сама в полной мере живет здесь и сейчас, почти ничего не желая, и почти ни о чем не сожалея. Если бы Алик ее не пугал. Если бы все осталось, как еще было недавно - насколько возможно долго.
  Она была уверена, что Алик сейчас не думал вообще ни о чем. Казалось, когда не надо шевелиться, он просто отключается. Наверно, эта статичная картинка и есть настоящий Алик. Не тот, каким его хотят видеть и каким он вынужден становиться, а тот, каким ему удобно быть, и каким он бывает, устав от себя и других. Но что тогда в его словах - правда? Способен ли он чувствовать как живое существо, или все его переживания - лишь грани того разрушительного, единственного стремления? Можно ли верить ему и верит ли он сам себе, когда говорит о долге, о привязанности, о своих воспоминаниях? Не забудет ли он об этом в некий момент, ради... ради чего? Испытай она хоть раз, она бы поняла. Впрочем, кое-что можно себе представить. Даже эту тоску, о которой говорил Фил. Это вполне человеческая тоска. Сильнее наслаждение, сильнее печаль, сильнее страх. Чего может стоить жизнь смертного по сравнению с тем, что может она на несколько мгновений дать вампиру?
  Кэсси медленно повернулась и стала украдкой рассматривать профиль Алика, пытаясь отыскать ответ в мертвом сумраке под неподвижными ресницами. Даже желтый цвет, отражаясь от этой почти светящейся кожи, уже не казался теплым и приобретал нехороший оттенок. Но это не пугало и не отвращало, хотя разум охотно напоминал о неестественной причине его привлекательности. Но можно ли верить, если в том же разуме в следующий момент родилась бредовая мысль: не лучший ли это способ существования для любого наделенное вкусом и воображением существа?
  Додумав до этого места, Кэсси возмутилась, но всякий случай все же спросила:
  - Алик, что лучше - смерть или...
  Вот теперь она и сама не знала что. Глупо просить о сравнении того, кто и жизни не знал как следует, и умереть не смог нормально.
  - Вечные скитания... - подсказал он, и, помолчав, серьезно добавил, - Лучше всего жизнь. Гм... Чужая. Извини, я себя сегодня плохо контролирую.
  - Я заметила.
  - Кстати, о вечных скитаниях, хотя в вашем языке это понятие звучит немного не так. Я могу говорить на нем, но когда тебе кажется, то я говорю странно, это значит, что я оперировал иными понятиями и мне не хватило слов. Но я попробую. Знаешь легенду про Мону?
  Кэсси помотала головой. Алик прекрасно говорил, не считая странной манеры иногда сдваивать короткие слова, выделяя на двоих одно ударение, что делало его речь отрывистой. Но вряд ли происхождение было тому причиной.
  - Так звали одну прекрасную девушку, - Алик выразительно пробежался двумя пальцами по подоконнику, - которая великолепно танцевала. Каждый, кто видел ее танец, был без ума от нее, но она никогда никого не любила. Один раз, когда она выступала перед зрителями, случился пожар. Но люди не видели ничего, кроме танца Моны. Она тоже не могла остановиться, потому что танец увлекал ее так же, как она сама увлекала своих зрителей. Они все погибли. И только душа Моны вынуждена была остаться на земле, обреченной на вечные скитания, потому что она принесла много печали и страсти, не испытав их сама. Ей предрекли, что сможет она продолжить свой путь лишь тогда, когда узнает что такое любовь и страдания. Она превратилась в призрак. Многие видели, как она появлялась иногда - печальная и безгласная, полупрозрачная. Все ее боялись. Шли года, века, но Мона ни на шаг не подошла к своей цели. Один раз она бродила по берегу озера и увидела юношу, который сидел на коряге и ловил рыбу. Мона остановилась у него за спиной. Немного постояв, она уже собралась было уходить, потому как боялась, что, увидев ее, парень от страха свалится в воду. Но не успела. Он обернулся. Он был чем-то очень опечален, поэтому, наверно, вид Моны его не сильно испугал. Он подвинулся и сказал:
  - Хочешь, садись.
  Моне, в сущности, было все равно сидеть или стоять, но трудно отказаться от вежливого приглашения. Она села и сказала:
  - Я призрак.
  - А ты умеешь быть веселой? - спросил юноша.
  - Нет, - ответила она, - потому что я проклята на вечные скитания.
  - А что плохого в вечных скитаниях? - удивился он. - Ходишь себе всюду, на все смотришь, есть не хочется, помереть не можешь. Сплошное созерцание и умиротворение. Вот бы мне так.
  Моне понравились его слова и она стала появляться перед ним часто, как только могла. Он поведал ей о причине своей печали - у него умерла возлюбленная.
  На протяжении всей его жизни Мона общалась с ним, а когда пришел его час, он сказал ей, что любовь его умерла, напуганная каким-то привидением. И он решил за это отомстить. Мона хотела спросить, как же это отразилось на ней, потому что не заметила, чтобы он делал ей что-то плохое, но он уже умер. И, оставшись одна, Мона тосковала по нему. Предреченное ей испытание посчитали выполненным, и известили, что пора ей отправляться с земли. И тогда Мона с ужасом поняла, в чем заключалась месть этого человека. Она уже не хотела уходить. Она успела слишком полюбить вечные скитания.
  
  - Я не понимаю, - через некоторое время сказала Кэсси, - как мог вымереть народ, любивший такие легенды!
  Алик поднял бровь и улыбнулся в пространство.
  - Боюсь, рассеянный народ просто не успел вовремя заметить свое вымирание. А когда заметил, было поздно, он огорчился и от огорчения...
  - Ты находишь это забавным? - удивилась Кэсси.
  Алик пожал плечами.
  - Я больше века нахожу таким все, что возможно. Редкое заблуждение, но ведь и мой способ бессмертия - вещь незаурядная.
  
  *
  - Ну?
  Оська с трудом разлепила усталые глаза, чтобы посмотреть на Алика, когда они вместе с шейхом и его свитой вышли на воздух.
  - Минутку, - Алик вынырнул из поблескивающей сыростью тени и оказался около шейха. Некоторое время они разговаривали, причем у шейха на лице появилась довольная улыбка. Наконец очень тепло попрощались, после чего Алик вернулся к ожидающим его девушкам. Они проводили взглядами отъезжающий кортеж.
  - Так все-таки? - не отставала Оська, уже охрипшая от обилия речей.
  Алик обернулся к ней.
  - Он милый человек. Если ты ему откажешь, это обойдется без последствий. Он даже прикроет тебя перед своим отцом, который, собственно, и запихнул тебя в психушку.
  - А если не откажу?
  - Оська, ты наглеешь. Алечка тебе не служба знакомств.
  - Ты ему всерьез понравилась. Особенно оригинальность твоих суждений о некоторых вещах...
  - Что ты ему наговорила? - в ужасе воскликнула Кэсси.
  - Ты знаешь, - смущенно потупилась Оська, - он так ободряюще улыбался в ответ на каждое мое слово, что я несла первое, что приходило в голову, а ему это нравилось еще больше, и мы до такого дошли... Мне так стыдно.
  - Будешь знать, - развеселилась Кэсси.
  - Ужаснее всего, что он просил называть его по имени, а оно у него какое-то...
  - Неприличное? - азартно подключился Нестор.
  - Не запоминающееся. И вот, как называть вашего хорошего человека, я и не помню...
  Оська беспомощно похлопала накрашенными ресницами в сторону Алика, словно тот знал все. На этот взгляд анкаианец не мог не откликнуться.
  - Его зовут Силрессан, - поведал он. - А я ему прихожусь, между прочим, другом детства. Не обижай его.
  - И где же оно прошло, это его... то есть ваше совместное детство? - заинтересовался Нестор.
  Алик к тому времени уже сидел в своем джипе. Он придержал дверцу, повернулся и куда-то махнул свободной рукой.
  - В Аджистане. На берегу озера. Его - в этом веке, а мое - в позапрошлом.
  
  27. Соловей.
  
  - Ой, Киска.... Прямо и не знаю, что мне делать, - призналась Оська следующим вечером. Они переместились спать в одну комнату и планировали уснуть только вдоволь наговорившись.
  - Он тебе нравится? - спросила Кэсси.
  - Идиотский вопрос. Причем тут это? Надо будет, понравится.
  - А в чем тогда проблема?
  - А проблема в том, что проблем неизбежно станет больше. Он сказал, что необходима хотя бы формальность, а жить он меня оставит и здесь, если такова будет моя воля, только изредка будет выдергивать на приемы... за свой счет. Это же, представляешь, меня сразу начнет напрягать куча незнакомых родственников и, самое главное - этот ужасный папа...
  - Ну так пошли его на фиг.
  Воцарилось молчание.
  - Кэська...
  - А?
  - Тебе сколько лет?
  - Право же, я смущаюсь тебе ответить...
  - А мне больше. Ты, видела ларек по дороге к пляжу, дурацкий такой, с одной покосившейся буквой вместо вывески?
  - Ну?
  - Видела, что там продается?
  - Ручки, заколки, иголки...
  - А еще?
  - Блокнотики, пуговки, книжки...
  - А еще?
  - МАЛЕНЬКИЕ ОТКРЫТОЧКИ!!! - свирепо проревела выведенная из себя Кэсси. - И зажигалки.
  Оська вздохнула.
  - Значит, не видела, - сказала она и снова вздохнула. - Трамвайчик там продавался. Маленький, оранжевый, пластмассовый. Уютный на вид. Я о таком в детстве мечтала. И вот я стою, смотрю на него и вдруг до меня доходит, что мне... что мне некому его подарить. Понимаешь, мне-то он уже не нужен стал, а вот если бы...
  Послышался шорох, который бывает, когда утыкаются в подушку, чтобы поплакать. Потом несколько минут была тишина, потом снова шорох, и совершенно нормальный оськин голос сказал с досадой:
  - Стояла там и ревела, как дура. Прямо на улице. Некого мне было порадовать трамвайчиком... Или это автобус был, не помню.
  Кэсси растрогалась до того, что даже не сразу смогла говорить.
  - Оська...- замирающим голосом позвала она в темноту.
  - Ну что?
  - А ты ему это рассказала?
  Снова раздался шорох, и в Кассинкану попала небольшая, но от души запущенная подушка.
  - Зараза... Думаешь, он тоже где-нибудь куколку заначил? - резко рассмеялась Оська. - Это вряд ли. Мужики по своей природе глубоко деструктивны, и идею заботы понимают они только с одной стороны - что все должны до глубокой старости заботиться о них. А в других случаях сердце их начинает разъедать жестокая ревность, они от этого в лучшем случае болеют и умирают, оставляя женщин в одиночестве. А в худшем начинают портиться и громко воняют по любому поводу.
  - А это ты ему сказала?
  - Конечно. Это я всем говорю, - гордо откликнулась Оська.
  - И он это вынес?
  - Да, и согласился. После чего подождал повода и поделился своими наблюдениями о женщинах. Я ему велела их забыть. А он сказал, что со мной это будет легко и...
  - Оська... - очарованным голосом перебила Кэсси. - Как классно... Вы уже все друг о друге знаете.
   Оська фыркнула.
  - Спокойной ночи, - сказала она, отворачиваясь к стенке.
  
  *
  
  На следующий день стала известна дата ее отъезда. Оська весь день ходила раздраженная и злая, загорать не пошла, а осталась дома перетаскивать какие-то вещи с места на место. К вечеру она дошла до той стадии, когда начинают кидаться посудой и вытянула из дома на ночь глядя кроткого Романтика, чтобы помог собраться.
  - Будешь варить собакам кашу вот отсюда, - наставляла она Кэську, - а кошкам - вот отсюда... Хотя у кошек почему-то получается больше... Да, впрочем, какая разница. Обожрутся кошки, дашь из собачьего пакета. Вобщем, сообразишь, ты у меня умная.
  - Угу, - сказала Кэсси. Без Оськи, подумала она, будет скучно.
  Вечером позвонил Силрессан, пригласил ее в оперу и обещал заехать. Около полуночи обратно приехала очень усталая Оська, вздрагивающая от малейшего шума.
  - Я очень приятно провела время, - сообщила она умирающим голосом и ушла к себе.
  - А не прогуляться ли на крылечко по случаю того, что нас, наконец-то оставили в покое? - предложил Несс. - У меня как раз осталось две последних сигареты.
  - Ты бросаешь? - спросила Кэсси.
  - А вот и не знаю. Иногда бывает неохота, - Несс исчез в коридоре.
  Синяя, тихая ночь чуть не заставила их забыть об изначальной цели.
  Где-то щелкнуло, и Кэсси насторожилась. Потом оттуда же свистнуло.
  - Птица, - прошептал Несс. - Петь собирается.
  Они послушали соловья.
  - Несс...
  - А?
  - Последние дни ты похож на блаженного. Постригся даже...
  Нестор задумался.
  - Лето скоро. Вот Оську замуж выдадим, еще веселее будет.
  - Думаешь это можно будет назвать "веселее"? - засомневалась Кэсси. - Думаешь, нам будет весело? Судя по сегодняшнему...
  - Девушка волнуется, - нежно сказал Несс. - Это не должно тебя раздражать.
  - А что это меня должно? Успокаивать?
  Несс затянулся, затем уставился на огонечек сигареты.
  - Да, тебя можно понять. Ты никогда не мечтала посмотреть на такую девушку, - голос его был полон затаенной печали. - А мне как-то хотелось... Но ничего не вышло.
  - Это когда она у тебя была? Девушка?
  - Ага.
  - Несс... - Кэсси смущенно отвела глаза в темноту. - С тобой происходят загадочные вещи... Впрочем, если ты считаешь, что я этого не пойму, ты можешь не рассказывать.
  Нестор наклонил голову; глаза его были скрыты тенью, как и его прошлое.
  - Поймешь... Только это... трагическая история. Я и сейчас не совсем уверен, что она закончилась, хотя Алик считает, что так и есть.
  - Алик - странный предмет, - заметила Кэсси, подозревая, что Несс и сам так думает. - Я бы не рискнула с уверенностью утверждать, что его слова имеют только одно значение. Да и не станет он никогда делиться чужими тайнами. Поэтому услышать это я смогу только от тебя.
  - Ладно.
  Нестор поведал ей все до того самого момента, когда он вышел возле своего дома, а Алечка уехал куда-то к себе.
  Сигареты к тому времени кончились, а соловей уже пауз почти не делал.
  - Несс, прости, - тихо сказала Кэсси.
  - За то, что считала меня психом? Ты не так уж ошибалась. Я и сам удивляюсь, как меня где-то за нормального принимают.
  Он издал нервический смешок, поджег зажигалку и некоторое время размышлял, глядя шипящий язычок синеватого пламени. Этот маленький огонек совсем не подходил к его лицу, похожему на лица героев древности. Его, наверно, выгоднее оттенял бы отсвет пожарищ.
  - Арно говорил, что огонь - вещь одновременно и изменчивая и вечная, опасная и желанная. Она может созидать, а может разрушать. Может умереть сама, а может...
  - ...убить кого-нибудь другого. Это не только Арно говорил.
  - Да, но он собрал этих тез с антитезами, или как это называется, на несколько страниц, - задумчиво проронил Несс. - Я их читал и сожалел о том...
  Он потушил зажигалку.
  Кэсси вопросительно на него смотрела. Не отрываясь. Ее глаза в темноте походили на два камешка под слоем воды - изменчивым, текучим, заставляющим их дрожать и преломляться под своей неспокойной поверхностью.
  - О чем, Нестор?
  - Что люди не могут жить без крайностей. Они нужны, чтобы объемнее воспринимать мир. Что огонь, как символ, полюбили именно за это.
  - Так же, как и всякую стихию, - Кэсси не особенно любила такие рассуждения. Когда-то, конечно любила, но с некоторых пор они стали ее раздражать. - Как и природу вообще.
  Романтик погладил перила. Жестом, который заставил усомниться в том, что при этом он относился к ним, как перилам.
  - Природа тоже разная бывает, - сказал он. - Живая, например, и неживая.
  - Да ну? И какая же тебе больше нравится?
  - А тебе?
  - Точно не знаю, - Кэсси расслабленно облокотилась на притолоку и потянула одной рукой за мертвую веточку обильно увившего вход плюща, другой за свежую, соединяя их вместе. Сухая ветка хрустнула и осталась у нее в руке.
  Нестор полазил по карманам и нашел еще сигарету в смятой пачке.
  - Иногда, - неизвестно к чему сказала Кэсси, - начинаешь читать чьи-нибудь воспоминания, и, в тех местах, где они заостряются на интересной исторической персоне, начинает казаться, что автор всерьез сожалеет о том, что он - не эта самая персона. Особенно эти фразы - он мог бы, он полагал, он был причастен...
  Нестор не перебивал и моргал с явным интересом.
  - Но в какой-то момент понимаешь, что из этих предположений собирается не историческая фигура, а фигура авторского сознания. Многие потомки пишут о предках своих сперва из тщеславия, а затем - стараясь загладить это впечатление... потому что умершим это вряд ли нужно, а живым всего лишь любопытно. И становится как-то обидно за тех, для кого эти нечеткие факты и измышления потомков были их единственной жизнью.
  Нестор усмехнулся. Его намеки были поняты.
  - И ты начинаешь читать записки исторических лиц, да? Предполагая, что авторское сознание было не так равнодушно и тщеславно? Редко кому везет на такую фантастику, как как фигура, давно ставшая исторической, но все еще находящаяся в твоих современниках.
  Кэська вздохнула.
  - Какие вы, мужчины, грубые и прямолинейные. Вам пытаешься аккуратно и деликатно, а вы прямо так. Некрасиво.
  - Ты переобщалась с Аланкресом.
  - Это пройдет?
  - Если раз проходило, пройдет и во второй.
  - Спасибо... кажется идиотизмом?
  - Нет, Кэсси.
  - Я не могу... - Кэсси смотрела себе под ноги, - уже не могу нормально жить, зная, что он есть. Я готова согласиться, что просто очарована Аликом, как и должна была. Но иногда у меня впечатление... что и ему это нравится. Не из-за природы или тщеславия, а просто так. Мне кажется - он хочет, чтобы я видела в нем Аланкреса. Того человека, который был для меня чем-то большим, чем исторический персонаж... Который изумительно танцует, не любит Лаксэни, который не мог не отомстить за свою жизнь, хотя и предполагал, что месть его разочарует. А иногда мне начинает казаться, что в нем чего-то не хватает, совсем немного, чтоб я с уверенностью могла сказать, что это он и есть... Какой-то он расплывчатый, зыбкий и неясный... Может, это и не Аланкрес вовсе. Я не могу его понять. Наверно, и не надо... Как ты думаешь?
  Некоторое время Несс молчал.
  - Можно попробовать. Наверно, ему трудновато общаться с людьми, которые читали о нем очень много, но так и не знают, каков он на самом деле. Он вечно молод, он постоянно меняется, он - актер. И лет на своем веку видел не больше шестидесяти. А посмотреть на Элиса, не к ночи будь помянут, которому раз в десять больше и который всегда точно знает, чего хочет. Он уже просто не в силах придумать, чем бы себя таким поизвращенее развлечь. Фантазия у него человеческая а желания - вампира. Противоречие. Оно его мучает.
  - А что касается тебя, - Несс склонил голову - похоже, столь откровенный разговор был ему непривычен, - ...я не в силах предсказать, как он поступит с твоими чувствами, даже не могу сказать, что чувствует он сам. Но мне кажется - от него тут мало что зависит. Ты сама играешь в эту игру.
   Кэсси посмотрела кругом. Сад и свалка утопали в теплой весенней ночи, напоенной запахом моря, цветов и чем-то особым, родным, свалочным - оттенками ароматов насквозь проржавевшего сырого железа, застаревшей пластиковой гари и особой, чрезвычайно легкой, а потому вечно бесприютной пыли. Соловей, очевидно, утомился, и теперь было слышно только далекий шум дороги и сонное пыхтение в собачьей будке. По бархатно-черному небу медленно перетекали серватые тени облаков, то заслоняя, то открывая лучистые точки его безмолвных обитателей. Несс тоже разглядывал небо. Он казался двухцветным и сам походил на созвездие. Но вот он насмотрелся, и Кэсси, спасая какие-то мысли от его вопросов, перевела взгляд себе под ноги. Увиденное там захотелось стукнуть.
  На нижней ступеньке крыльца спиной к ним сидел Алик, задрав голову к звездам. Несс засмеялся.
  - Так я и знала, - вздохнула Кэсси, - что ты тут где-нибудь пристроился. Мерзость.
  - А тут мнили, что я - ангелочек? - удивился Алик. - Лапочка? Дуся? Что направляясь мимо и уловив о себе, я сыграю глухого?
  - Так, я, пожалуй, пойду, - сказал Несс, удаляясь в дом. Благо, было кому занять его место у перил.
  - Ты ведь так и не дала бы мне повода объясниться, - несмотря на укоризненный смысл, тон Алика не преступил рамок своей вечной несерьезности. - Ты не привыкла, что я есть, и заботилась о моем моральном и физическом благополучии не расчитывая, что я это замечу. И так, словно мы сто лет знакомы.
  Ты не прав, подумала Кэсси. Мне нравится с тобой объясняться. Кошмары, что у тебя внутри, делают большинство граней твоего характера на редкость приятными. Что страшно.
  - Наверное по привычке, - она пожала плечами. - Я не нашла много нового в самом факте твоего существования. Ты просто сменил место и... форму. Последняя явилась причиной тому, что ты заметил мои чувства и сказал мне об этом. Зачем? Чтобы расстроить меня еще больше? - она поймала его взгляд, но опоздала - он уже стал, как обычно, мягким и почти светящимся.
  - А я что-то заметил? Вовсе нет. Не расстраивайся.
  Алик отвернулся и скользнул в темноту прихожей.
  - Алик!
  Кэсси бросилась за ним. Не успев сориентироваться, на что-то наткнулась и остановилась. Из темноты донеслось:
  - Есть люди, которые любят жизнь за простоту, а есть те, кто предпочитает особого рода сложности. Это ты, и я одержим тобой. Помимо этого есть много вещей, не дающих мне покоя. Ты знаешь, что они похожи на пытку для подобной мне твари. Что заставляет тебя думать, что я не захочу прекратить?
  - Ты любишь докапываться до сути, - среагировала она, еще не успев при этом ни испугаться, ни задуматься. Короткое и бесшумное движение в темноте она опознала по слабому беспокойству воздуха возле собственного лица и поняла, что Алик от нее совсем близко. - Богу положено ее знать.
  - Спасибо, даже если это и бессмысленно, - совсем тихо сказал он. - Хочешь, я буду в это верить?
  - Ты и так в это веришь.
  
  *
  
  Появившись в полуосвещенной гостиной, они увидели возле ночника несчастного вида Оську сидящую, забившись, в уголок дивана.
  - Вы чего? - нелюбезно осведомилась она, поднимая голову из светлого круга в темноту.
  - Тут к тебе Алик в гости пришел, - сказала Кэсси, возвращаясь и останавливаясь позади него.
  - Это хорошо, - меланхолично кивнула Оська. - Он тихий. Пусть сидит и напоминает мне о бренности.
  - Утешь ее как-нибудь, - сказала Кэсси. - Она сегодня нас всех извела.
  - Попоробую, - анкаианец сел рядом.
  - Ну-ну, - упрямо буркнула Оська. - Попробуй.
  Тонкие пальцы смяли белый шелк на ее плече. Отведя золотистые волосы, Алик наклонился и что-то тихо прошептал в открывшееся ухо.
  Оська только что не подскочила. Она расширила глаза и уставилась на Алика.
  - Правда? Давай сюда.
  Алик почти ниоткуда вытащил три фотографии и отдал ей.
  - Где ты их взял? - спросила она.
  - Спер в одном чересчур засекреченном архиве.
  Нестор посмотрел на часы.
  - Ребят, если вы не против, я все-таки домой поеду... Спать хочется.
  - Хорошо, - сказала Кэсси. - Я думаю, Оська теперь о нас не скоро вспомнит. Это фотографии Арно.
  К тому моменту Алик в комнате уже не было. Как и оськиного телефона - Алик взял его с собой позвонить и, наверное, тоже забыл об Оське.
  Кэсси проводила гостей до двери. Распахнув ее, остановилась на пороге.
  - Ну, счастливо... - повернулась к Нессу, - Ты заходи...- что-то еще ждал Алик, и, повернувшись к нему, она смутилась еще больше, - А ты...
  - А я?
  Не дожидаясь ответа, он засмеялся и отвернулся куда-то во тьму, на долю секунды дольше, чем требовал успокаивающий жест, коснувшись ее руки.
  
  
  28. Отъезд.
  
  Перед отъездом Оська все перевернула вверх дном. Она носилась по комнатам, громко наступала на кошек, роняла вещи во все углы - чтобы тут же начать их искать и угнетать своей активностью мрачную, как туча, Кассинкану. Та сидела на диване, поджав ноги, и комментировала оськину организованность, собранность и прочие необходимые при сборах качества. Иногда милостиво помогала что-нибудь застегнуть или даже подсказывала, где искать ту или иную вещь. Иногда даже верно.
  Днем приехал Силрессан. Один, что немало подняло его в глазах Кэсси. И вел он себя вполне по-человечески - помогал Оське собираться и даже гасил ее слишком бурные всплески. Но вот он ушел ждать в машину, а Оська встала посреди комнаты, пересчитала сумки и на всякий случай поинтересовалась у Кэсси, не забыла ли она чего.
  Кэсси, которая только урвала время для изображения идеи очередной экспозиции, недовольно подняла голову от бумажки и окинула взглядом стол. Потом подняла свой рисунок и посмотрела под ним.
  - Это Арно что ли? Сколько у тебя его?
  - Три.
  - Одну оставь. Вот эту, здесь он красивый.
  Кэсси положила фотографию поверх своего рисунка. Арно на ней действительно выглядел эффектно. В длинном черном плаще он прислонялся к увитой зеленью стене, направляя взгляд немного мимо объектива (похоже, на Дика, который в кадр не влез), отчего яркие, как зубная боль, глаза его смотрелись в выгодном контрасте с длинными седоватыми волосами.
  Человек, которого год за годом убивали. Которого породили интриги.
  - А Силрессан? - спросила вдруг Кэсси. - Скажи мне - он любит интриги?
  Оська пожала плечами.
  - Думаю, что он их не любит. Он вообще человек... не светский. Нет, светский, конечно, но его это напрягает...
  - Знаешь, каким бы он не был, на всякий случай...
  Кэсси вытащила маленькую бумажку и протянула Оське.
  - Выучи и отдай. По этому адресу живет одна моя хорошая знакомая. К ней идешь, типа в парикмахерскую или в магазин. Говоришь пароль, и через два дня ты здесь. Это если тебя не похитят.
  - Блин, какие у тебя связи... Спасибо.
  - Не за что. Возвращайся поскорее.
  Кэсси была больше чем уверена, что эти предосторожности окажутся ненужными, но беспокойство за Оську было таким сильным, что она решила перестраховаться. Они договорились и о системе паролей в письмах, чтобы знать истинное положение дел, если что. И о многом другом.
  Оська вышла к Силрессану очень загруженная, даже первые полчаса мало говорила, чтобы случайно ничего не забыть. Все-таки Кэська в свое время именно благодаря своей большой любви к шпионским страстям вытащила ее из дурдома. Кэську нужно слушаться.
  
  
  29. Лето.
  
  После таких приключений оставаться одной с всего лишь с тремя кошками и двумя собаками как-то совсем скучно. Кэсси не просто ушла, а прямо-таки провалилась в работу. От Оськи исправно приходили письма с положенными кодами; один раз пришло даже очень длинное, в котором она поведала, что ей снова приснились мухи. Только на этот раз они летали над землей и их было много; они жужжали и говорили, что только что оттаяли, потому что с них сошел ледник и им хорошо. И все люди вышли на улицы и кричали: "Мухи! Ура! Пора заводить пауков! Давайте столкнем ледник и с них!" И пошли сталкивать. А мухи заскучали и от нечего делать стали снова дохнуть.
  *
  Кэсси теперь часто уходила гулять одна. Да и не с кем ей было гулять.
  Началась самая жара; Кэсси шлялась по проселкам, озверело пыля ногами. В одну из таких прогулок встретились какие-то люди, которые готовились к празднику - жгли костер и расставляли бутылки. Кэсси помогла им насадить шашлык и осталась дожидаться приглашения его съесть. Люди знали, что она осталась именно с этой целью, но деликатно делали вид, что сами удерживают ее разговорами. Она подыгрывала деликатным людям, изображая вежливость. Кэсси не знала, верят ли они, что ее действительно интересует их компания, а не поспевающий шашлык. На их месте тоже не верила бы, но тайно надеялась.
  Кто-то принес ей шезлонг. Кто-то налил вина. Кто-то спросил:
  - А не добавить ли?
  - Добавить, - отвечала Кэсси. - О чем речь.
  Добавили щедро, однако на фоне ленивого разговора добавляющие голоса быстро затерялись; хотелось, чтобы вокруг говорили, но чтобы никто не говорил с ней; хотелось шашлыка. Вот уже и за это прагматическое желание стало совестно. Для самооправдания Кэсси решила оказать этим людям хоть какой-то респект: открыла глаза и посчитала их. Новых знакомых (опять же, из уважения можно назвать их так) оказалось четыре мальчика и две девочки. Озорной интерес заставил Кэсси посчитать шампуры - на мангале и рядом. Каждому, включая и ее, хватало по два. Отпустив память в историю, она вспомнила, что никогда не бывало иначе. Во внезапной дружественной обстановке всегда хватало всего и всем. И как обычно, в этот момент думалось о другом, о нехватающем. Только после, на фоне изнывающего за холодным стеклом осеннего дождя, эти моменты вспоминались как утраченное счастье. Исправляя это ошибку, Кэсси решила быть счастливой прямо сегодня.
  Счастливая Кэсси объела три шампура (так и не запомнив, кто же отдал ей последний, свой), выпила все, что наливали, без умолку болтала, обожглась об мангал и заприметила мальчика с глазами лани. С которым после обеда и отправилась гулять. Мальчик оказался студентом, моложе ее лет на пять. Носил черную майку с большой белой буквой "R", драные побелевшие джинсы и совершенно не раздражал. Они сидели вдвоем на берегу, и Кэсси уже почти начала себя чувствовать свободной и счастливой, когда кто-то подошел сзади и громко сказал:
  - Эй, радикал, втяни валентность, или увидишь, что бывают в жизни невосполнимые потери.
  Кэсси обернулась, узнав голос Генриха.
  - При взгляде на тебя, - съязвила она, - понимаешь, что большие. Чего ты хочешь?
  Мальчик тоже с интересом посмотрел себе за спину.
  - Вижу, - сказал он. - Невосполнимые. И тогда кулаками при дамах машут.
  - Мало били? - поинтересовался следователь.
  - Наоборот, - заверил мальчик. - Сначала - потому что пацифистов удобно. Далее из предрассудков. Еще некоторые не любят кого-то умнее себя. Так что твое хамство погоды не сделает.
  Кэсси заключила, что студенты - будущее человечества.
  - Слушай, - обратился Генрих к Кэсси, - где ты добываешь всяких уродов?
  - Они приносят мне косметички, - сказала Кэсси.
  Тут их отыскала родная компания студента, и неожиданно получилось так, что Кэсси осталась наедине с Генрихом. Он попытался напроситься ее провожать. Настроение скисло.
  - Спасибо, не надо. Мне сейчас домой не хочется.
  - А куда тебе хочется? Я хотел тебя кое о чем предупредить, но если тебе все равно...
  Ну что на это можно ответить? На такой невежливый вопрос? Лишь столь же невежливо пожелать человеку отправиться в какую-нибудь общеизвестную сторону, куда обидно идти по чьей-нибудь злобной подсказке.
  
  *
  
  Прошло еще несколько дней, в течение которых Кэсси знакомилась и не знакомилась; и все встреченные ей люди рано или поздно начинали раздражать кто чем. Однажды она пообщалась с девушкой, сочинявшей стихи. Которые Кэсси читала с удовольствием, пока не встретила что-то о страсти лирической героини к монстру, и не расстроилась.
  Неприятные качества новых знакомых начали с безысходной неизбежностью повторяться. Кэсси с недоверием вспоминала времена, когда кем-то увлекалась. Что же, спрашивала она себя, должно приходить с возрастом вместо наивности, забирающей с собою интерес к жизни?
  Как-то раз она вспомнила, что на свете есть Нестор, а у Нестора - телефон.
  - Привет, - сказал он. - Как Оська?
  - Пишет. Вроде, нормально все. А как ты?
  - Да тут назрела надобность всякой бюрократией заняться; вот и занимаюсь.
  - Понятно... А помнишь как мы камнями кидались?
  - Я чувствую себя как человек, освободившийся из тюрьмы. Прости.
  - Ничего.
  - Я как-нибудь заеду.
  - Как-нибудь заезжай.
  - Кэсси...
  - Да?
  - Ты сама-то как?
  - Да так... скучаю.
  - Это хорошо. Как говорил один мой друг, погибший на съемках известного боевика...
  - Несс!!!
  - "Когда я скучаю, смерть обходит меня стороной". Или что-то в этом роде. Кэсси, мне это тоже надоело, но если начинаешь в моем случае относиться к этому с подобающей серьезностью, сходишь с ума. Я пробовал. ...Да не был он мне другом. Просто говорил иногда. Что-то.
  - Спасибо, Несс.
  - Пожалуйста. Ладно, извини, бежать надо...
  - Ну, беги.
  Кэсси дала отбой. Расслабленно опустившаяся рука с телефоном показалась ей символом безнадежности и скорби. Это доброе слово поддержит ее наверное, в течении часа. А далее она снова вспомнит, как у всех все хорошо, и как у нее ну совсем ничего. Генриху, что ли позвонить? Пусть приходит, черт с ним... Еще соловей этот. Три кошки в доме, а его не волнует. Вот она, чисто мужская безответственность.
  Генриха не было дома. На работе тем более.
  Кэсси открыла окно, за которым щелкало и посвистывало.
  - Никто не прилетит к тебе, свистулька, - прошипела Кэсси, - На свалку с котами. У тебя, наверное, в черепушке резонатор, а мозгов нет.
   От безделья Кэсси решила прибраться. Выскочила обгрызенная бумажка с номером Алика и пометкой, что он действителен лишь до пятнадцатого числа. А затем сменится на постоянный, которого уже никто не будет знать. То есть, давно сменился. Зажав бумажку в кулаке, Кэсси присела на диван и минутку погрустила - общаться с Аликом так же глупо, как звонить по номеру, некогда ему принадлежавшему.
  
  *
  
  Элис сидел за спиной у Алика и мешал ему смотреть новый телевизор. Семнадцать старых, из которых Алик составил стенку в одной из комнат, Элиса уже не интересовали.
  - Ты мог бы помочь мне с этой уборкой, - начал он беседу. - Почему все время я один? Сто лет ты спал, а последние два даже не вспомнил о насущном.
  - Прости. Надеюсь, тебя это не очень утомило?
  - Я тебе не прислуга.
  - Ты мне не прислуга.
  - Ты мог бы относиться ко мне и повнимательнее.
  - Прости.
  - Что "прости"? При чем тут "прости"?!! Я постоянно развлекаю тебя, а ты даже не можешь лишний раз обо мне вспомнить.
  - Ты не даешь о себе забыть.
  - Мне скучно.
  - Неизбежный недостаток вечной жизни.
  - Это ты мне рассказываешь?
  - Это я пытаюсь тебя утешить.
  - Я не особенно расстроен.
  - Жаль. Это внесло бы в палитру твоих настроений некоторое разнообразие.
  - Ненавижу твои аристократические умствования!
  - Это - одна из причин твоей скуки.
  Доведенный Элис наконец-то встал с дивана, где провел последние несколько часов, надоедая.
  - Я понял, - произнес он, - двое - это мало. Ты сам справишься, или мне этим заняться?
  - Займись, - отмахнулся Алик. - Мои чувства на другую тему. Мне не нужно общество.
  - Тебя устраивает имя "Кассинкана"?
  Алик некоторое время молчал.
  - Почему ты меня так ненавидишь? - спросил он грустно. - За то, что я не разделяю твоих удовольствий? Я знаю, твоя мечта - заполненный многоспальный гроб, но почему там должен быть я? Ты получил от меня все, что хотел.
  - Я хочу, чтобы кто-то еще был с нами. Я хочу, чтобы ты был счастлив, - Элис говорил монотонно, исподлобья глядя в глаза Алику. Алик решил не искать в его облике откровений и уставился на руки.
  - Я буду счастлив, - пообещал он, - если ты найдешь того, к кому я достаточно равнодушен, чтоб меня, когда ты его обратишь, от него не тошнило. Элис, мне нравится только один из нас - я. Наверное, причина в возрасте, или в счастливом детстве.
  - Да она мне потом спасибо скажет! - прошипел Элис, сощурившись.
  - Она ли?
  - Не надо демагогии!
  - Это философия.
  - Хорошо, - Халтреане поднялся, развернулся и оказался напротив Алика, возле выхода.
  Но достичь двери не успел. Алик возник у него на пути, схватил и отшвырнул довольно далеко к противоположной стене. Элис поднялся, по-звериному прыгнул обратно и, чуть не сломав Алику спину, прижал к подоконнику. Затем надавил вниз, сосчитав его позвонки о край.
  Оказавшись на полу, Алик перевернулся на бок. По телевизору показывали похожую сцену.
  Зачем человеку вечная жизнь? А вампиру? Перелистывать людей, обретая иллюзию божественного бытия? Элис делил людей на типы, типы - на классы, после которых индивидуальные различия сводились к минимуму. От радости Элис даже основал где-то на материке новую науку про свою классификацию, согласно которой даже Алик принадлежал к определенному типу. Наверно, к тем, чью молодость подменили вечной старостью.
  Элис отошел. Алик смотрел в паркет и удивлялся, почему его соплеменники не научились такому простому чувству, как ненависть. Хотя не любить Элиса он уже давно устал. Это было бесплодное чувство, которое больше века висело в пустоте, не принося ни успокоения, ни разрядки.
  - Ты плохо выглядишь, - весело заметил Элис.
  - Правда? - Алик сел и принялся вытирать окровавленный паркет длинной шторой. - И насколько?
  - Месяц сушняка, одна драка.
  Алик промолчал.
  - Ты погибнешь, если не получишь ее, маленький. Ты меня понял?
   Алик поднялся и начал приводить себя в порядок.
  - А если она не захочет?
  Халтреане отвернулся от зеркала.
  - Очередная часть мира вновь ускользает сквозь пальцы, как всегда, как давно, как в те незапамятные времена, когда я был человеком... все повторяется... Единственным моим желанием было, чтобы кто-нибудь из вас остался, и мне до сих пор не хочется верить, что наш с тобой выбор - выбор одиночества. Она согласится - с целью от одиночества избавиться. И обретет его навсегда. Как я когда-то. - Элис склонил голову, сожалея, и в голосе его появилась мольба, - Я так хотел бы видеть вечным хоть что-то рядом, но я не тех выбирал.
  - У тебя впереди много времени. Научишься.
  Секунду поблуждав, взгляд Элиса превратился в оплот безразличия - как и всегда после стычки, которой заканчивалась любая попытка переубеждения Алика.
  - Элис, - сказал вдруг тот, ты можешь объяснить, что за люди - мутные, непонятные, пустые? Один из них сказал мне, что он - стервятник.
  Элис не сразу, но пошевелился и медленно поднял на него глаза - усталые, древние и посылающие в неизмеримую даль Алика со всеми его людьми - мутными ли, прозрачными, плоскими, угловатыми, и, несмотря на иллюзию собственного разнообразия, надоедающими и давно непригодными как тема.
  
  *
  
  
  Подчиняясь тому странному томлению, что заставляет многих подчас убивать долгое, очень долгое время на неопределенность, Алик гулял по пустынному берегу с единственной целью - нагуляться.
  Брызги уже пару дней начинавшегося шторма намочили его, и теперь настроению была созвучна не только погода, но и собственный облик.
  Настроение подвигло его гулять в черной куртке, изобилующей по спине и рукавам многочисленными вытачками на шнуровках. Под курткой была кремовая рубашка, тоже не без изысков, а брюки по низу также завершались разрезами со шнуровкой. В таком наряде Алик даже сам себе казался просто исчезающе тощим, словно все эти мелкие завязочки имели целью лишний раз затянуть на нем то, что на нормального размера людях держится самостоятельно. Распущенные волосы цеплялись за всю эту фурнитуру и путались на ураганном ветру. Для полного завершения романтического костюма Алик большой булавкой приколол на отворот куртки черный лотос, украденный в оранжерее у Элиса.
  Однако, изобразив внешность, манеры, костюм и пейзаж, можно и не достигнуть передачи того впечатления, которое у стороннего наблюдателя оставлял Алик. Потому что глядя, например, на тетку с сумками на автобусной остановке, можно сказать: это - домохозяйка, она здесь, потому что она едет домой, кормить все, что есть у нее дома и нуждается в этом. И чем больше сумки, тем больше нуждается. Глядя на свободно одетого молодого парня при визитке или портфеле, с печатью смирения на бледном лице, мы узнаем в нем студента в сессию, и знаем, что он здесь затем, чтобы или попасть на экзамен, или прогулять его, а что чаще всего, решить, наконец, что же ему с этим экзаменом делать.
  О хорошо одетом человеке с гладким лицом возле дорогой машины или усадьбы, можно сказать - он здесь вынужден быть потому, что очень привязан к своей собственности и не может бросить ее на произвол судьбы. Парня в элегантном кожаном рванье можно опознать, как музыканта или в крайнем случае, меломана. Вот девушка, волосы ее покрашены аккуратно и дорого, у нее изумительная прическа, но дешевый костюм - это, скорее всего, парикмахер. И так далее. Каждый может, если задуматься, определить род занятий, статус, материальное и семейное положение любого, на кого случайно упадет взгляд, и делает это автоматически, по много раз на дню, с момента выхода из дома.
   Но очень редко случается встретить того, чей облик запоминается именно тем, что по нему ничего определить нельзя. Бросив на него первый взгляд и утверждая одно, наблюдатель при втором взгляде замечает деталь, которая опровергнет его мысленное утверждение. Третья озадачит наблюдателя еще больше, четвертая породит неожиданное восхищение в его загнанном в тупик разуме, на пятой он потеряет счет деталям и будет смотреть лишь на итог. А в итоге получится всего в меру, все подходяще, хочется смотреть дальше, и ничего не понятно.
  Совет наблюдателю - встретив такое, не засматривайтесь больше пяти секунд (если, вы, конечно, не принципиальный самоубийца, если вы не поставили целью своей жизни поймать вампира и, к примеру, потискать его вместо кошки, и в прочих исключительных случаях; тогда конечно, таращитесь, сколько хотите, и пусть вам завидуют чужие потомки). Потому что на шестой секунде станет интересно, что же тут такого интересного, что заставляет так долго смотреть на него, или на нее, и очень захочется спросить об этом, но спросить первым бывает трудно, а после того, как одарили вежливым и смущенным, восхищенным, заинтересованным, испуганным, подобострастным (кому какой нравится) взглядом, становится легче, а после вопроса, простого, но достаточно странного, чтобы заинтересовать, станет еще легче, придется ответить, и вот, он уже с вами, ваш вестник - даже если ему выходить на следующей остановке а вам ехать дальше.
  Но у каждого, даже непонятного впечатления есть оттенки. Они отличают одного вестника от других.
  Казалось, Алик не зависит ни от чего - даже от собственной судьбы. Казалось даже тем, кому было точно известно, что это не так. И известно, что он выглядит не по причине принадлежности к какому-то типу или кругу, желания на кого-то походить или стремления достичь некоей иной цели, отличной от соответствия самому себе. И что на этом берегу он единственно по причине того, что ему нравится на берегу.
  
  Иногда волны доставали, даже приходилось уворачиваться от особенно сильных, но он не отходил от кромки моря, всматриваясь туда, где находилась груда камней Лат-Ла, похожая на черную дыру. Он мечтал лежать там, в глубине самой глубокой пещеры, наедине с убеждением, что лег навсегда.
  Он вышел на пляж и продолжал бесцельно идти, слушая, вернее, заставляя себя слушать плеск волн, стон урагана и изредка пробивающееся сквозь фон шуршание гальки под собственными ногами.
  В какой-то момент Алик почувствовал смерть. Она была совсем рядом, принадлежала небольшому, еще даже не совсем остывшему источнику, и волны с неспокойным воздухом размывали ее контуры.
  Вампир остановился, всматриваясь в темноту, прошитую водяными брызгами. Вода омывала что-то гладкое и темное, больше и, по ощущениям между ним и волнами, мягче камня. Алик рассмотрел плоский раздвоенный хвост и удлиненное обтекаемое тело. Дельфин был мертв - скорее всего его ударило о камни.
  Алик представил себе день, чаек, ворон, мух, после чего осторожно взял дельфиненка и, не меняя настроения, автоматически, без единой мысли, закопал его там, где песчаник скалы начинал зарастать розовыми кустами. Смахнув с булавки лотос, он, все в том же зависшем в пустоте настроении определил его на могилку. А потом мимолетно удивился, как это холмик вышел совсем круглым.
  И тогда что-то запросилось в его мозг - что-то незнакомое, едва понятное, оно наплывало мириадами образов, в которых не было ни одного четкого, словно ему не говорили, а лишь позволяли догадываться. Это было трудно - ведь он уже давно разучился оперировать позволениями, а от прямых требований его незримые собеседники уходили. И в душе его стало красиво и туманно, но этом холодном и далеком очаровании можно было ощутить осторожное и искреннее желание приблизиться и понять. Алик умел быть терпеливым. Собрав в себе все самое вежливое, он ждал, пока наконец не понял, что ему хотели объяснить - понял не разумом, а чем-то вне сознания, таким же нечетким по сравнению с чувствами, как интуиция в сравнении с разумом. Это был образ из тех, что предваряют слово, которому суждено стать сказанным, предваряют возглас прежде, чем он прозвучит и жест перед тем, как привычка или инстинкт побудит его произвести.
  Но Алик так и не успел назвать его, чтобы запомнить - все ушло, провалилось за грань, растаяло, подобно воде, пролившейся между камнями, оставив лишь впечатление, полустертую схему, которая заставляет внезапно вспоминать лишь однажды увиденные картины и однажды услышанные слова при вторичном их явлении и, изредка - путем ассоциаций.
  Алик ушел с берега еще более озадаченный этой внезапно возникшей ясностью того, что он не умел назвать. Он шел по дороге и память, иная, привнесенная только что память подсказывала ему о чем-то, что оно - правильно. Алик подумал о сходстве со сном, только еще не понял с каким - хорошим или дурным.
  
  *
  
  Кэсси слышала, как соловей замолчал и вслед за этим в дверь даже не постучали - ее настойчиво потрогали. Дверь поскрипела. Если б Кэсси спала, даже если б она увлеченно читала, этим звукам невозможно было бы достигнуть ее ушей, но она сидел и напряженно вслушивалась сквозь закытые ставни.
  - Кто? - спросила она тихо, уже зная ответ.
  - Я. Хотел поблагодарить тебя, - начал он так, словно это объясняло все на свете, а продолжил, наоборот, тоном, выражающим помимо восхищения еще много невысказанных вопросов, - за то, что ты создала такое. Это только условно и только в документах правильно будет называть экспозицией. Ты вложила в нее много, ничего не оставив на загадку и для себя. Женщина не должна настолько любить работу - у нее не останется сил на жизнь. Ты сказала то, что я долгое время видел, только заглядывая в свою память. Ты отдала слишком много, и несправедливо оценивать это в стандартный гонорар... Кроме того, я каждому в вашей компании исполнил по желанию. Осталась ты.
  - Алик, я в здравом уме. И даже когда ты меня успокаиваешь, я знаю, что лучше мне не говорить с тобой. Спасибо за добрые слова, но я тебя не впущу. Пожалуйста, уходи. Прости, но ты - вестник смерти.
  За дверью долго молчали.
  - Алик, я про вас много знаю, - начала Кэсси, задыхаясь от смелости и особенно от усилий, которых ей стоило адекватно оценивать ситуацию, - ты пришел, потому что... скоро не сможешь жить, как прежде. Ты не сможешь питаться никем другим, если будешь помнить одного человека. Я не хочу быть им. Уходи. Это и есть мое желание.
  Никто не ответил.
  Никто не отвечал долго, пока вдруг под окном не попросили:
  - Не думай обо мне плохо. Я понял и ухожу.
  Так прошло около часа, и Кэсси, переставшая чувствовать присутствие, облегченно выдохнула, прошептав, словно убеждая себя на прощание, что ее не услышат.
  - Аланкрес...
  Из коридора медленно, без своей обычной внезапности вошел Алик и плавно опустился перед ней на ковер, приняв странную по композиции, но изящную позу.
  - Я здесь.
  Кэсси почувствовала, что ее трясет.
  - Как ты вошел?
  - Коридором.
  - Так быстро?
  - Так он маленький. А я только хотел уйти. Мне было совсем в другую сторону, к красивым дверям, но за одной из них я услышал свое имя и вошел. Я не знал, что у него такие свойства.
  - Нет. Что-то у тебя внутри позволило ему стать таким. Что?
  Алик выглядел озадаченным.
  - Я не знаю, что у меня внутри. Все, что ты видишь и принимаешь, как приятный тебе образ, есть оболочка. Впрочем, я не в праве упрекать тебя за такое истолкование. Моя власть, есть моя власть. Но ничего в мире не бывает навсегда, и время превратит события в набор тусклых картинок. А чем раньше я вас покину, тем быстрее это произойдет.
  Кэсси закрыла глаза. В душе замоталась, как бестолковая чайка в волнах, унылая горечь. Минуту назад она этого хотела и была благодарна Алику за понимание насущных проблем, но какая-то сумасшедшая часть ее сталкерского сознания (наверное, сродни той, что заставляла Алика бесцельно слоняться по берегу) жалела, что так и не смола разгадать его тайну и не сможет больше прикоснуться к этой тайне никогда.
  - Я не об этом...- буркнула она и ворчливо продолжила; - кстати, раз уж у тебя с самого начала было честное намерение оставить меня в покое, мог бы не портить мне личной жизни. Ведь это все было... это ты был в сознании Генриха, когда он решил, что я ему понравилась, ведь так?
  - Его чувства не были безупречны, - объяснил Алик. - Когда соблазняешь девушку, надо думать о ней, а не о том, о чем думал он. Вот я за него о тебе и подумал.
  - Хорошо подумал, - хмыкнула Кэсси. - Он даже не все помнит. Я долго не могла понять, почему он ко мне так странно относится, но пообщавшись с тобой подольше, поняла, что дело вовсе не в нем. Ты говорил, что мы возвращаем тебе твою молодость. Но при этом ты, как типичный вампир, ни во что не ставишь людей. Ты использовал его тело...
  - А тебя это задевает? Используй я свое, ты бы меня не упрекнула. Просто не смогла бы. Оно менее безопасно. Ты даже не знаешь, до которого момента я бы мог соблюдать твои интересы.
  - Ну спасибо... Я просила тебя уйти.
  - А я и уходил. Я шел по Коридору. В другую сторону. А пришел сюда.
  - Уходи по улице. Оно надежнее. Я догадываюсь, что привело тебя в другую сторону - искажение действительности в твоей голове.
  - Мы все - лишь зеркала, передающие друг другу изначальный свет (или тьму - она ведь тоже отражается). А все зеркала в чем-то кривы, - согласился Алик. - Но эгоизм нашей любви не таков, как эгоизм человеческой. Люди пытаются превратить возлюбленного в то, что они хотели бы видеть. А вампиры превращаются сами.
  - Чтобы убить.
  - Естественно, - Алик поднял бровь, - Исключительная плата за исключительное удовольствие. Кэсси, а ты уверена, что Аланкрес - это я? Не превратился ли я в твою тайную любовь? Чтобы потом насладиться так, как мы редко можем себе позволить?
  Кэсси встала открыть окно. Ворвавшийся ветер занялся бумагами на столе - часть из них сбросил на пол, а часть взметнул в воздух, словно стараясь побеспокоить как можно больше вещей.
  В неподвижности Алика угадывались напряжение и азарт.
  Тени резали его черты, словно бы не заполняя положенную им форму, а жесткими штрихами ложась поверх агатово-серой кожи. Кэсси заметила на ней несколько свежезатянувшихся ран.
  - Ты не обидишься, если я не буду из-за этого переживать? - угрюмо спросила она, отворачиваясь. - Для меня-то ты Аланкрес.
  - Правильно, - кивнул он, словно дождавшись верного ответа. - Кем бы я не был раньше, я попался в тот момент, когда решил побыть твоим любовником. Ведь все твое окружение, претендовавшее на эту роль знало только, что такое власть. А мы, говорит Элис, знаем, что такое грех... - Алик оперся на локоть, мгновенно собрал разбросанные по полу бумажки и бросил их на диван. - Впрочем, вещам, мне известным, определение может подобрать лишь кто-то из вас, обученных сути слов, которые я знаю, но не чувствую. Мы верили в реальность только одного мира - мира собственных впечатлений, и только ему придавали значение. Если ты почувствовал то, что не пережил, значит, ты это пережил. И это как раз то, что можно унести с собой за Ворота Смерти. И если ты два разных человека делают одно и то же, это не значит, что они унесут с собой одно и то же ощущение, потому что для одного это может значить совсем не то, что для другого. Если ты поднимаешься на высокий холм, чтобы увидеть город целиком, то с тобой навсегда остается только панорама и подарок судьбы вроде, например, закатных облаков, а не те усилия, которые ты затратила на подъем. А если рядом с тобой шел тот, кого заботила тяжесть подъема, и кто, пока ты смотришь на закат, пытался посчитать, стоит ли вид с горы затраченных усилий, то сомнения и сожаления тоже остаются с ним после смерти. И если человек, доверяющий мне свою смерть, не испытывает дискомфорта, то это не становится для меня грузом на моей душе... Смерть есть всего лишь преображение.
  - И ты до сих пор не умер?
  - Не хочу забирать с собой боль. И еще я не хочу уносить с собой то, что совершил когда-то.
  Кэсси передвинулась на тот край дивана, что был ближе к столу, взяла со стола ручку и задумалась. Мыслям было легче преврашаться в слова, когда она смотрела на ручку.
  - Фактически, - сказала она наконец, - ничего нового ты не сказал, но у меня такое чувство, что ты мне действительно что-то объяснил. По крайней мере теперь я понимаю, почему ты не похож на эти твари.
  Алик рассеянно отодвинул рукой упавшие на лицо блестящие тростинки волос.
  - Этих тварей. У них есть душа. Только она не существует изначально. Если ты одушевила меня, я чувствую так же, как Аланкрес, хотя раньше даже не имело значения, был ли я им когда-нибудь. Ты вложила в меня душу. На пустом месте многие люди строили свои мечты, я поддерживал их, и эта постройка каждый раз умирала... Наверное потому мы бессмертны. Мы столько раз умираем, что в нас просто нечему стареть... И однажды я поймал давно утерянную жизнь, которую помнила ты. Ты придумала меня, и тебе уже не надо ничего объяснять. Вот будь я человеком, твои мечты, скорее всего, оставили бы меня равнодушным и обернулись бы для тебя еще одной развенчанной иллюзией, но я-то был обязан это почувствовать. Нельзя построить дом там, где уже стоит один, но там, где все разрушено до фундамента, возможно. Ты снова вложила в меня душу, я принял ее.
  - Постой...- Кэсси пыталась поймать какую-то мысль, - значит, воспоминания - не твои?
  Веселый смех промелькнул в его глазах.
  - Увы, мои... Только не надо спекулировать моими воспоминаниями.
  - Нет, надо. Я хотела узнать один факт из твоей биографии.
  Был такой эпизод в официальной истории Аланкреса, после которого, считалось, он и умер. Как будто бы его сочли умирающим и отдали голодным полудиким собакам, которых специально для этого и держали. Вечером; а наутро никто не нашел ничего, что могло бы от него остаться, а только не всех собак и глубокий подкоп под сетку загона.
  Кэсси решилась и тихо спросила:
  - Алик, как Аланкрес освободился? Собаки действительно были?
   В эту минуту она ощутила явный, чистый, неадаптированный страх, словно коснулась чего-то страшного, глубокого и запретного чего не в праве была себе позволять, но Алик отреагировал без эмоций.
  - Я пришелся им не по вкусу. То есть, меня даже не кусали. Так и что?
  - А тебя вообще когда-нибудь кусали пчелы? Мухи? Птицы, рыбы, звери?
  - Никогда.
  - Лисы, осы, крысы?
  - Меня никогда никто не кусал, - задумался Алик. - Даже Элис.
  - Так не бывает, - возразила Кэсси.
  - Я знаю.
  Алик задумался. На пару секунд его присутствие перестало ощущаться. И вдруг он исчез, чтобы возникнуть у Кэсси за спиной. Его колени сжимали ее талию, а выпрямленные пальцы были сплетены на горле. От неожиданности Кэсси выронила ручку.
  - Так значит, все из-за тебя? - прошептал он, коснувшись губами ее виска. - Это ты сделала меня не толлько Аланкресом, но и Дзанком? Умри Аланкрес полностью - и ничего бы не было... У вас говорят, я слышал панихиды: человек жив, пока жива память о нем. И вот, я жив. Я вынужден быть ими обоими, с воспоминаниями одного и проклятием другого, и все из-за обязанностей Аланкреса и твоих сумасшедших мечтаний.
  - Ты расстроен? - улыбнулась Кэсси. - А мне это напоминает твою историю про жриц, вдохнувших жизнь в камень. И после этого ты продолжаешь утверждать, что только твоя жажда всему причиной?
   - Добрая Кэсси. Всегда умела вовремя сказать гадость.
  - Первый раз...
  - Польщен, что вдохновляю.
   Алик разжался и исчез. Показалось, что он обиделся. Но уточнить было не у кого.
  
  30. Дверь.
  
  
  - Я к тебе вообще-то очень хорошо отношусь, - проворковал Энди и откинулся на спинку кресла, вертя в руках взятый со стола рисунок. - Ты умная и красивая детка. Но есть один вопрос, и он остается нерешенным.
  Кэсси сидела на кровати замотанная в одеяло и молчала, скрывая страх, отвращение, стыд за свой страх и обиду на случайность
  - Ну? - перешел Энди к делу. - У меня не так много времени, как ты думаешь. Помнишь, что было с Филом?
  - Да.
  Кэсси пожала плечами. Меньше всего она думала сейчас о количестве андрианского времени.
  - Что ты пожимаешь плечами? - задал непонятный вопрос Энди.
  - Что? - тупо переспросила Кэсси.
  - Что ты переспрашиваешь?
  - Я?
  - Нет, я! - съязвил Энди, - Задаю, как тупая баба, такие вопросы...
  - Какие?
  - Где вампир? Ну?
  Кэсси подняла глаза и улыбнулась.
  - Да... то есть нет... - замешкалась она, отметив про себя, что Андриану неудобно в старом оськином кресле с доской вместо сиденья, и он бы давно встал, если б не необходимость строить из себя хозяина всего на свете.
  - Слушай, - Энди, наконец решил проблему кресла, доверительно наклонившись к кэссиной кровати, - это не понты. Если ты мне помогаешь, я тебе признателен, если нет...
  - Да...- кивнула Кэсси. - Конечно... Я понимаю. Но разве человек может знать, где днем... это?
  - Смотря какой человек, - улыбнулся Энди. - Я вот знаю, что он сегодня здесь. Не будем уточнять, откуда мне это известно.
  - От Асета, наверно, - небрежно нахамила Кэсси. - Он у нас ясновидящий.
  - Ну?
  Это и есть рок, подумала Кэсси. Она действительно не знала, куда делся Аланкрес после того, как покинул ее. Но, подобно Асету, знала, что где-то здесь.
  Но надо срочно придумать место.
  - Он там, - прошептала она, указывая на ближайшую дверь, хотя по ней было видно, что ее уже давно не открывали.
  - Врешь, - сказал Энди. - Сначала мы осмотрим подвал.
  Кэсси легла и отвернулась, с минуты на минуту ожидая, что бандиты вырвутся наверх со своей находкой.
  Однако в подвале ничего не нашли. И в кухне ничего не нашли. И во всех комнатах тоже.
  - А эта дверь куда? - спросил кто-то. Кто-то дернул Кэсси за край одеяла, чтобы она посмотрела на дверь.
  - В Коридор, - угрюмо призналась она.
  - А что там?
  Вот и ответь на такой вопрос.
  - А это что?
  - Это бомба.
  - Работает?
  - Не проверяли.
  - Гундосый, ты понесешь. Не хватало еще чтобы она тут все взорвала пока нас нет... Так что за Коридор? А?
  - Там каждый находит то, что ищет.
  Щеколду уже сбили; через несколько минут за ней исчезли шестеро, кроме того, который следил за Кассинканой.
  Так прошло полчаса, которые Кэсси промолчала. Она обдумывала возможность сохранения дома целым к приезду Оськи и находила ее исчезающе ничтожной. Не говоря уж о себе.
  Вестник смерти. Обидно.
  ...Через пару часов, за которые охранник ее уже успел несколько раз сходить к машине и обратно, Кэсси все-таки оделась и приготовила себе завтрак.
  Потом обед.
  Последний охранник к тому времени уже час как исчез в коридоре.
  
  *
  
  Летчик бросил рассеянный взгляд на синеющее за его причудливым окном небо и не спеша налил им с Дебилом чаю, потом, так же не спеша раздал три конфетки.
  - Но ведь Коридор, - уточнил он, - ведет в какое-то место? Ты говорила, там больше десяти верст...
  - Ведет, - эхом отозвалась Кэсси.
  - Вот теперь они в нем. В месте, сообразном желаниям.
  - Например, моим, - подхватил Дебил и громко ржанул, - Я, может быть, был первым, кто послал их всех туда... А за это мне можно подлить чайку.
  - Раньше, - вдохновенно продолжал Летчик, - проходя Коридор, ты меняла мир, но где-то другая ты приходила на замену первой, а теперь, когда он сломан, этот механизм нарушился, и Энди для нас некому заменить. Не знаю, хорошо это или плохо.
  Кэсси смеялась. Этот вечер вполне можно было унести с собой. Они уже битые три часа сидели здесь и несли всякую чушь относительно того, куда могли исчезнуть бандиты, одна абсурдная версия громоздилась на другую, Кэсси постепенно выходила из того нервического состояния, в которое ее загнали последние события. Она развернула фантик, скатала фольгу в шарик и пустила плавать в дебилову чашку.
  
  31. Загадки.
  
  Возвратясь домой, она увидела в синеватом свете оськиной дневной лампы сидящего на диване Алика, который что-то изображал на одной из многочисленных оськиных же бумажек. Поймав себя на любовани позой этого изящного существа, Кэсси возмутилась.
  - Ты сюда что, переехал?! - рявкнула она. - Тебя звери боятся, бандиты ищут, мне ты вообще... обещал уйти, вот. Я была уверена, что вы чуть ли не каждую ночь ищете какого-нибудь бедолагу...
  - Неправда, - буркнул Алик, не поднимая головы, и так меланхолично, что ей стало стыдно за свой тон, - недели три никого не искал...
  - Почему?
  - Настроения нет.
  - И это тебя не беспокоит?
  - А почему это меня должно беспокоить? Меня и так беспокоит многое. Ресурсы моего беспокойства не безграничны. Если тебе очень нужно, чтобы меня что-то беспокоило, помимо того, что меня беспокоит уже, подожди, пока меня что-нибудь беспокоить перестанет и место освободится. Тогда я с удовольствием сделаю тебе приятное и побеспокоюсь по волнующему тебя поводу.
  - Хорошо... А почему Энди тебя не нашел? Ты ему был для чего-то нужен...
  - Не представляю. Но я учился надежно теряться дольше, чем он жил на свете, и было бы обидно, если б зря.
  Кэсси подошла и заглянула Алику в бумажку, но увидеть ничего не успела, потому что он бумажку бросил и повернулся к ней.
   - Звонил Несс, спрашивал, как Оська. Мы решили, что ей сейчас не до нас. Брак - дело тонкое, тут становятся хрупкими и существующие отношения, а уж несуществующие...
  Мухи ей снятся, подумала Кэсси. Просто снятся мухи.
  - Уж мне-то это известно лучше, чем тебе, - нашла Кэсси, чем уязвить его раздражающую беспечность. - Мои накрылись. Вообще не понимаю, зачем нужно делать их хрупкими.
  Алик рассмеялся.
  - Чтоб получать больше радости, если подольше сбережешь. Это как держать дома фарфоровую посуду вместо каменных плошек. Извращение, конечно, но ко всему...- заметив, что она готова рассмеяться, Алик сменил тон, - Иными словами, туда вашим отношениям и дорога была с самого начала. Эта любовь ничего не стоила.
  - Это его любовь ничего не стоила, - обиделась Кэсси, - Моя вот...
  - Прости, - прервал ее Алик. - Ты снова нагружаешь меня прошлым... На тебя середина ночи плохо влияет?
  - Это я на нее плохо влияю...
  Говорить расхотелось. Если б Алик выдал еще хоть слово, она бы покинула его, но тот поднял листок продолжил рисовать.
  По телефону позвонили и поинтересовались, куда мог подеваться Андриан, на что Кэсси долго и прочувствованно объясняла, что не в ее силах узнать, куда деваются все эти Андрианы, Толики, Гарики, Джулианы и Стасики поутру, когда по-хорошему неплохо было бы смотаться в магазин и принести хоть символическую компенсацию за выпитое, съеденное, разгромленное и прочим образом приведенное в негодность имущество, а заодно и...
  Там недослушали - мелко и разочарованно загудели.
  Сразу после кому-то по этому же телефону стало интересно, где сейчас можно отыскать Оську, и Кэсси подумала, а не сказать ли им, что Оська вернется не раньше, чем переберет все свои корпорации раз по сто семьдесят.
  В третий раз из трубки просто вкрадчиво спросили, не в этом ли помещении мучается некий умственно отсталый принц, рисуя свои идиотские иероглифы, дабы хоть ненадолго отвлечься от собственной эмоциональной неполноценности, которую он обычно пытается компенсировать затяжным общением с живыми смертными и дохлыми животными, шатаясь по вонючим помойкам.
  Кэсси ощутила острое желание расплакаться, которое пришлось жестоко подавить.
  - Простите, сударь Элис, но вы своим вопросом ставите меня в неловкое положение - мой положительный ответ будет означать согласие с вашей многословной оценкой моего гостя, а несогласие может быть расценено двояко, потому что...
  Кэсси прервалась для всхлипа.
   - Судите сами, сударыня Кассинкана, - бархатистый и приятно грассирующий голос пребывал в непонятном настроении, но угрозы Кэсси не ощущала. - Хотите? Разве он не изводит вас заумным трепом? И не только вас. Он приобрел за последние шесть месяцев 17 телевизоров, пять одинаковых машин под двумя номерами, странных знакомых, влиятельных врагов, вериги Дзанка, и еще кое-что по мелочи. Он выбил свое имя на могильном камне их семейного склепа. И с этих пор полюбил исполнять предсмертные желания людей. Еще не было такого, которое бы он не исполнил, и еще не было человека, для которого это желание не стало бы последним.
  Кэсси стало холодно.
  - Правда? - попала она в паузу и посмотрела на Алика.
  - Неправда, - сообщил Алик. - Одно я так и не исполнил, - он повернулся. - Я пообещал Анати отомстить всем нашим врагам, а после наложить на себя руки. С врагами вышло... - пауза, резкий взмах ресниц, призванный отбросить какое-то воспоминание, - ...а вот до себя руки так и не дошли.
  - Клятвопреступник, - рассмеялся в трубке Элис. - Тебя ищет поверенный, у меня твоих пять счетов, из них два срочных, нашли одну твою телегу, и приехал Гоша.
  - Гоша?
  - Йорген. Он бы не приехал сейчас, конечно, если б не ты в свое время. Разберись. Вы сто лет не виделись, а там он нагадил одному из ребят Наоми, и, чтоб не рисковать, ускакал на курорт. По поводу чего я послезавтра уезжаю на материк скандалить. Скорее всего там и останусь. Придешь?
  - Придет, - обрела Кэсси дар нетвердой, но речи. Ей очень хотелось что-то сказать.
  - Любовь и голод правят миром, - намекнул Элис. - Какой же силы страсть они могут образовать в сочетании, сударыня Кассинкана?
  - Я приду, - резко сказал Алик. - До завтра, Элис.
  - Убийственной, для рабов страстей, - сказала Кэсси. - Вам ли не знать, сударь Элис.
  - А я и не для себя спрашивал, - проворковал Халтреане.
  - Вот я, пожалуй, и поеду с тобой, таким заботливым, на материк, - громко сказал Алик, забирая у Кэсси телефон и нажимая кнопку отбоя.
  - Что? - Кэсси так и не отпустила трубку. Ощущение холода от пальцев, лежащих поверх ее руки, померкло перед удивлением. - Ты покинешь Анкаиану?
  Алик отвернулся, убрал руку и пожал плечами. Кэсси поняла, что, не скажи он этого, она не знала бы покоя, потому что решения всех загадок Элиса были уж слишком очевидны.
  
  32. Отражение.
  
   Ураган просился в закрытые ставни, обещая разрушить все, что может быть разрушено, и унести все, что может быть унесено. Кэсси давно легла спать, однако заснуть не могла - казалось, что каждый порыв ветра что-то отрывает от дома. А ведь если ветер не прекратится, вампиры Алик, Элис и Гоша никуда не полетят. Она представила Алика на материке, а потом вспомнила открытие музея, Вандарского, вспомнила все, что делала за это месяц и поняла, что придумывать больше никого и ничего не хочет. А после представила себе, как отдыхает - почему-то грустная, одинокая и никому не нужная. Никто больше не закажет ей музей, ведь в этом городе уже один есть, а на материке навалом дизайнеров и оформителей.
  - Алечка... Ты ведь только завтра уйдешь. А сегодня мне тяжело и грустно... Впрочем, если ты не хочешь со мной прощаться - не надо, я не обижусь... хотя тебе это, наверное, все равно, но мне-то нет, и поэтому я тебе говорю, что постараюсь не обижаться... Но, если честно, господин Гирран, мне грустно уже сейчас. Мне с каждым обломом все тяжелее и тяжелее выносить бессмыслицу этой жизни...
  - Ее звали Инорита, - раздалось из темноты. - Она устала от того, что никогда не получала того, чего желала, не могла делать то, что любила, не могла никого полюбить и добиться взаимности, не могла сделать ничего для тех, кого любила. Ее угнетало собственное бессилие...
  Кэсси была так рада (и одновременно огорчена) услышать этот голос, что даже не сразу начала следить за смыслом.
  - И когда беспросветная жизнь из мучила Инориту, она подошла к морю, вошла в воду и взмолилась: "О, вода, дающая жизнь, сильная и вечная, дай мне часть своей силы!" Но море в тот день было злым и грозило похоронить ее под своими волнами. И тогда обратилась она к земле: "О, земля, охраняющая корни и смерть, дающая жизнь и предающая ее забвению, пластичная и неизменная, дай мне часть своей силы!" Но земля плеснула ей в лицо пылью. Она обратилась к огню: "О, огонь, умирающий и возрождающийся, убивающий и возрождающий, дай мне часть твоей силы!" Но огню не было до нее дела. Она обратилась к небу: "О, небо, далекое и чистое, родное и хранящее все наши помыслы, дай мне часть твоей силы!" Но небо ослепило ее своим сверканием. И тогда она изобразила на скале милое ей божество, принесла ему жертву и сказала: "О, жалкое создание, проклятое, несовершенное и такое же несчастное, как я сама, дай мне силу выдержать все это. Но только чтобы природа ее не принадлежала ни воде, ни земле, ни огню, ни небу".
  *
  Кэсси вскочила с постели. Она хотела попросить Аланкреса замолчать, но забыла слова, а когда вспомнила, момент был упущен.
  - И создание Инориты дало ей то, что она просила - силу, не принадлежащую ни одной из четырех стихий, силу, умирающую и возрождающуюся, подвижную и неизменную, хранящую память и помыслы, эфемерную и вечную... - Алик сделал паузу, а затем продолжил тихо и устало, - И стала Инорита жалким существом, проклятым, несовершенным и таким же несчастным, но наделенным способностью выдержать все, что хотела.
  Кэсси встала и, наступая негнущимися ногами на полы длинного оськиного халата, в котором спала, и сделала несколько шагов.
   Рука - легкая, словно из одних высохших костей - обняла ее за плечи, и Аланкрес коснулся щекой ее волос. Прижавшись к нему, Кэсси надеялась почувствовать отчаяние, но вместо него ее сознание погрузилось в туман.
  - Как с тобой попрощаться? - голос Алика звучал ровно и приветливо. - Легенду я тебе рассказал, на вопрос ответил, права на владение оформленным тобой домом подарил. Не могу тебе только душевного покоя дать - мой ненастоящий, а настоящий ты сама себе не позволяешь. Вот. Могу еще анекдот рассказать.
  Кэсси помотала головой.
  - Ты сейчас... как-нибудь воздействуешь?
  - И не думал даже. Разве, если тебе нравится картина, ты стремишься замазать ее той единственной краской, которая у тебя есть?
  - Это какой?
  - Черной.
  - Непохоже.
  - Поспорим? - предложил Алик.
  Кэсси вдруг ощутила себя очень легкой и не удивилась, когда Алик посадил ее на диван. Рядом с собой.
  Он стал проецировать в ее сознание образы того прошлого, которое не знал автор книги про Гиррана. В это прошлое хотелось вернуться. Совсем иное казалось близким, а привычное - далеким. Каждый образ нес в себе понятное, ожидаемое, родное - во что вещи превращаются в воспоминаниях, или каким они становятся, когда видишь их после долгой разлуки. Казалось, что все это случилось с ней самой в ранем детстве.
  Кэсси подняла голову с плеча Аланкреса и увидела, как он открыл глаза.
  - Вот это и есть... воздействие, - объяснил он, слегка запнувшись. - Я заставляю тебя что-то чувствовать. То, что чувствуешь ты, улавливаю я... Только для тебя это переживания истинные, а для меня - наведенные. Это первая фаза... Фаза вторая - мы меняемся, первичные мои, вторичные - твои... Я тебе их отсылаю. Но у тебя еще остаются воспоминания от первой, получается стереоэффект... Плюс, еще, я надеюсь, у тебя собственные фантазии... Обычно их никто не видит, но мне-то они интересны. Они возникают, я их вижу, и ты, наравне с тем, что у тебя вызывают они, ловишь мою эманацию по поводу почудившихся мне картинок. Понятно?
  - Нет.
  - Вот и хорошо.
  - На зеркальный коридор похоже. Но там ничего не видно за собой.
  - Можно ввести себя в различные состояния, хоть в наркотические, только... легче видеть сквозь себя, когда ты сам - отражение... Как я. Поэтому со мной это делать легче.
  - Почему ты пользуешься моими сравнениями для объяснения собственных идей?
  - Наверное, мне нравятся либо твои идеи, либо собственные объяснения. Да я и сам - твоя идея. Отражение.
  Кэсси спросила:
  - Ты - отражение? Поэтому тебе трудно в чем-то отразиться?
  - Скорее зеркало, стремящееся разбить того, кто в нем отражается. Хотя любой вампир - это, как и все остальное, две вещи: тело и идея. Но между ними нет четкой грани. Вот что неестественно и... страшно... Поэтому нас не может быть. И поэтому мы есть. - Алик явно не поспевал за собственными мыслями. - Только я тупой, и этого не объясню, - заключил он. - Зато могу спроецировать и этот бред тебе в голову, чтобы он показался понятным.
  ...Прежде было невдомек, что это возможно. В сознании начало помещаться столько, что на нормальной скорости стало не отличить внутренннее от внешнего. Она перестала понимать, что от происходящего вне разума остается внутри него и как выглядит. Зато оставшееся выглядело так, что и глаза открывать не надо - они и так что-то видели - возможно, что каждый свое... А цвета вещей слились в какой-то один, который при всем своем единообразии пытался рассказать о различиях - мол, их много, но они растянуты в отсюда не видное измерение, или в него сжаты, или...
  Вынырнув, Кэсси встретила застывший взгляд господина Гиррана. Цветом его глаза напоминали мокрую ворону.
  - Я нарисовал тебя, - сообщил он.
  На рисунке Кэсси, даже более похожая на себя, чем на самом деле, состояла из изящных штрихов, местами тонких и необычно завернутых. Это был фрагмент узора из Кэсси.
  - Я не знала, что ты так умеешь.
  - Я это не всегда умею.
  Стало понятно, почему.
  - Поцелуй меня. Если хочешь.
  - Если?
  - Да, если хочешь ты. Потому что я этого не хочу. Зато я желаю знать, как вы умеете вызывать страсть.
  - Я ублажил твой разум и твою фантазию; я позволил тебе увидеть и узнать. Теперь ты хочешь чувственного... и это должно быть то, чего не хочешь ты, но хочу я. Ладно. Я тогда спрошу, чтоб не запутаться: тебе, чтобы понравилось, или чтобы было не жалко расставаться?
  Кэсси и сама не знала. Ей все-таки явился покой - несмотря на намеки Элиса, на визит Андриана, предполагающий неприятные последствия...
  - Параллельно.
  Алик рассмеялся, и Кэсси невольно отшатнулась от внезапного блеска тонких и узких, словно иголки, клыков. Собственная просьба тут же показалась ей дикой; она сделала шаг назад и, споткнувшись о диван, вынуждена была сесть. Но, не успела она принять эту позу, как оказалась и вовсе в другой, беспомощной, пугающей, и к тому же принятой за нее.
  Алик проделал это быстро. Теперь он стоял на коленях возле дивана, на которм она лежала. Пальцы одной его руки впивались ей в плечо, прижимая его к обивке, а другая рука принимала ладонью стук ее сердца.
  - Ты говоришь : "уходи", но не отпускаешь, - говорил Алик. - Рано или поздно каждый из нас должен пройти свой путь и получить то, что заслужил. Аланкрес был счастлив; ты хочешь опасности; что ж; тогда и Алик свое получит. Каждому должно воздаться.
  - Мне страшно, - призналась Кэсси. - Не хочу я никакой опасности. Просто ты что-то сделал с моими мозгами, и я не могу тебя прогнать.
  - Тебе и должно было стать страшно. Ты боишься, что я совершу что-то - как только ты придумаешь, что. Без страха не живут, особенно без напрасного - но ты не умрешь и дневной свет для тебя не погаснет.
  Он приподнялся, ослабил хватку и скользнул пальцами по ее плечам. Ласки его были странны - беспечные, небрежные, вызывающие тени древних, но неиспытанных желаний, мечты о которых уже успели когда-то представиться неисполнимыми. Жрецы, вспомнила Кэсси. Вот куда приводит одиночество.
  Неужели эта ненормальность взята из нее, неужели это и есть то, что ей нужно? А в следующий момент она уже знала - чем бы оно не было, из чьего бы подсознания не добывалось, пусть добывается дальше, все равно это будет недолго, потому что ощущения такой силы долго выдержать нельзя, да и для Алика, она чувствовала, этого было слишком много. Но теперь уже невозможно разобраться, кто из них был главной причиной тому, что они не могли расстаться.
   *
  Алик уже больше месяца не мог видеть дневной свет.
  Он медленно терял данный ему вместе с душой Аланкреса аванс и уходил обратно, сделав в память о своей стране все, что мог, пока хватало сил и возможностей.
  Но еще многое оставалось.
  Он давно привык к тому, что каждое использование присущих его способу бессмертия ценных качеств отзывается напоминанием о зле. Настроение, в котором Алик теперь пребывал, не могло гармонировать со всем, что на континенте называлось злом. Алик часто размышлял на его тему, и, понимая границы этого определения разумом, все-таки никак не мог уложить его в свою схему мира. И он с этой своей схемой оставался один на свете.
  Никто из людей никогда не сможет понять, чем влекут его сумрачные подворотни, тень, скользящая по безликим плитам мостовых, симфония звуков, растворенных в фиолетовом сумраке, почему ранят огоньки засиженных мухами кухонных люстр и сливающиеся в бесконечный шепот голоса тех, кем он когда-то был, в чьем облике познал счастье и потерял его... А те, кто знает о существовании вампиров, не знают, как ему приятно многое помимо этих подворотен, плит, снов, огней, и их собственного страха. Они слишком серьезны. Никому в голову не может прийти, например, парочка вампиров, увлеченно спорящих в тумане о том, выпадет на них сегодня роса.
  Кэсси спросила себя сколько же будет продолжаться это изматывающее прощание. Хотя по времени прошла только ночь, ей казалось, что они сидят тут целую вечность. Впрочем, она и не знала, чего хочет от Алика. Или знала?
  
  Алик посмотрел на светлеющую, дрожащую от урагана полоску между ставнями и поискал ключ от подвала.
  - Аланкрес...
   Аланкрес знал, что она стоит за его спиной, и что ему лучше не оглядываться. Но он не был бы анкаианцем, если бы не оглянулся.
  Секунду он изучал ее глаза - темные, изменчивые. Что за дело ему до жизни? Почему ее присутствие дает ему иллюзию собственной?
  Разгадка странна и печальна.
  Аланкрес коснулся завязок воротника, и узел распался под пальцами. Ее сердце ответило - он наперечет знал на что и не стал доискиваться причин, а лишь протянул руку дальше и ощутил этот чуждый, взывающий к ностальгии трепет в кончиках пальцев. Не впервые эта ласка показалась ему кощунственной по отношению к жизни, но впервые он так страшно хотел продолжить ее.
  Он наконец-то и впрямь поцеловал Кэсси, заменяя этим для себя все, стараясь не соскользнуть с той грани, не преступив которой еще имеешь право на последующее забвение, но когда увидел, что его пальцы давно оставили на ее плечах глубокие царапины, когда почувствовал вкус крови во рту, понял, что в его судьбе сегодня повторяются не только ночь и шторм.
  - Ты хочешь, чтобы я обратил тебя? - к концу фразы он уже думал о другом. Теперь Кэсси смотрела в глаза и сама влекла его за собой собственной властью. Он обратил бы ее, даже зная, что это не принесет никому из них счастья, просто потому, что возникло желание сделать это как само по себе, так и в качестве той безумной глупости, которую совершают в запале с тем, чтобы запретить себе после о ней жалеть, сколько бы ее последствия на это сожаление не напрашивались. Алику было легко не сдаться - он редко жалел совершенном. Он слишком любил моменты, чтобы позволять себе осуждать их и себя в них. Даже в памяти.
  Человеку трудно переключать свои эмоции для координации двух противоположных желаний с целью получения какого-либо однозначного результата; да и нечеловеку это осуществить нелегко, поэтому Алик сейчас нуждался хотя бы в ответе на свой вопрос. Прежде чем решиться.
  *
  Вампира, с точки зрения увлекательности, легче создать, чем не создать. Каждый обращенный, как и Алик когда-то, первым делом учится отказывать себе в этом захватывающем удовольствии. Однако, с точки зрения техники, создать все же труднее. Каким бы сильным не было желание оператора, отправной точкой все же должно служить позволение ведомого. Потому, что отмычка для Ворот Смерти, позволяющая проходить их обратно, надежна лишь будучи двухсторонней.
  Но все же Аланкрес был бы рад отказу. Потому что согласие Аланкресу не простит Дзанк, оберегающий идею жизни.
  - Почему ты молчишь? - он знал, что единственное слово может остановить. - Мне нужен твой голос.
  Но Кэсси не ответила.
  
  
  
  33. Сон.
  
  
  Нестору снилось. Сначала это вновь была машина, в которой сидели они с Аликом. Нестор затормозил у дома, вышел и захлопнул дверцу. Алик уже стоял перед калиткой. Наверное, волна эйфории (во сне трудно сказать) или аллогизм сна лишили Несса прежней сдержанности и он задал давно мучивший его вопрос.
  - Неужели ваш способ жизни стоит этих... шестисот... шестисот тысяч... лет? Неужели вы всегда испытываете желание существовать дальше? Алик, а что ты чувствуешь, когда общаешься, например со мной?
  - Я чувствую, - глядя в сторону отвечал Алик, - что лишаю себя такого низкого, такого сильного, яркого и сумасшедшего наслаждения от тебя, например, уезжая.
  Несс каким-то образом проглотил набранный воздух.
  - Если ты решил играть со мной, как это делал Элис, - предупредил он, - то вряд ли тебе это доставит удовольствие - я слишком устал, чтобы сопротивляться.
  Почудилось, что Алик стоит совершенно один, а его самого здесь нет.
  - Я не уверен, - пояснил Алик, - что веду себя как то же существо, которое было с тобой час назад. Фактически-то меня нет, или нет той части меня, которая отвечает за то, чтоб мне быть одним и тем же. Я - монстр, - Алик вновь потопил Нестора в бархатном сиянии своего взгляда, - и мне очень хочется сейчас почувствовать, что это не так. Это убьет тебя. Когда-нибудь. Если вы не найдете места, где я не смог бы вас отыскать.
  
  Нестор вздрогнул и проснулся. Звонил телефон.
  Разглядев в той пародии на свет, что лилась из окна, черный прямоугольник трубки, Нестор нетвердой рукой схватил ее.
  - Это я, Несс, - произнес по-нехорошему спокойный голос, вернувший Романтика обратно в сон. - Приезжай, очень тебя прошу.
  - Да? То есть, куда?
  - К Кэське. Если можно,прямо сейчас.
  - Да...
  - Я от тебя сегодня услышу что-то кроме этого? - глухой тон Алика стал требовательным. - Ты нужен.
  - Тебе?
  - Это ты сам решишь. Если успеешь.
  - Я убью тебя, - прошептал Нестор.
  Алик засмеялся.
  - Верю, - сообщил он нежно. - Вы все замечательные. Я постараюсь тебя дождаться и не заснуть.
  Звучало достоверно - слова он из себя выжимал чем дальше, тем медленнее.
  - Хорошо. Я приеду, - пообещал Несс.
  - Нестор?
  - Аланкрес?
  Молчание. Довольно долгое.
  - Я жду.
  
  
  
  34. Ничто.
  
  На секунду удалось увеличить дистанцию, словно бы для того, чтобы лишний раз убедиться, насколько это бесполезно, потому что противостоящее усилие было быстрым и таким, что чуть не сломало ей руки. В результате еще одной попытки вывернуться Кэсси разорвала вампиру рубашку и теперь ее щека немела от холода, будучи прижатой к его ледяной коже. Просвет в оползающей на края сознания дымке позволил Кэсси понять, что она почти свободна - Алик позволял ей опираться на свою руку, и это была единственная подержка, в которую она верила. При этом она понимала, насколько сильным мороком является эта достоверность. Но каждую секунду пребывания в этом мороке хотелось продлить до следующей, а потом еще до следующей... Скоро сознание заволокло снова, а когда реальность прояснилась, никто не держал Кэсси.
  Алик сидел на диване, подогнув ноги и склонив голову на спинку. Глаза его были мертвыми от усталости.
  - Ты ждал этого? - обвинила его Кэсси. - Ты тоже хорошо скрываешь свои чувства - мне было и невдомек, что ты ждешь. Ведь это ты заставил меня тебя спровоцировать? Тогда почему нельзя было заставить волей?
  - Наступил рассвет... - прошептал Алик. - Я скоро усну, - он склонил голову, и комок спутанных волос закрыл его лицо. Вцепившись пальцами в гнилую обивку, он раздирал ее на пучки ниток.
  Странный это был отход ко сну и странная усталость.
  Кэсси и сама начала засыпать; однако что-то похожее на раскаленный черный туман плеснуло в мозг - реальность вернулась. Она так и не разобралась, что чувствует, и как к этому следует относиться, настолько странны были ее впечатления, только ни одно из ее предположений касательно его поведения не было истинным. Воля вампира подавила все, но - лишь для того, чтобы увидеть мир его глазами. И Кэсси больше не удивлялась, узнавая, чем платят те, кто свободен, и их свобода, несмотря на разнообразие видов общения все равно есть безраздельное вынужденное одиночество. Им не хватает событий, способных заполнить их непомерное восприятие. Им не хватает жизни - Кэсси только сейчас, наконец-то, поняла, как выглядит жизнь для мертвых. И эту жизнь, несмотря на происходящее, очень хотелось оставить себе, а не гоняться вечность за его иллюзорными подобиями. Даже с Аликом, потому что и он...
  Уловив протест, вампир снова впился пальцами ей в позвоночник. Потом поднял голову и мерцающим, страшным взглядом накинул на ее сознание давящий аркан серой пустоты.
  Та приглушила и скрип входной двери, и звук шагов.
  *
  Аланкрес исчез за миг до того, как упасть на пол с дрожащей у основания шеи рукояткой кинжала - красивым блестящим узором на ней было изображено непонятно что.
  - Отвали! - прошипел кто-то знакомым голосом, отбрасывая к стене Кэсси, пытающуюся его поднять.
  - Ну, - возмутилась Кэсси, хоть ей самой и казалось, что неуместно.
  Алик возле ее ног повернул голову, и кинжал выскочил из его напрягшихся мышц. Схватив пришельца, вампир привстал, раскрутил его полуоборотом вокруг себя, и бросил об стену с такой силой, что та застонала. Но размаха в этой маленькой комнатке не хватило, поэтому когда Алик встал и поднял своего съехавшего по стене врага, тот оказался в сознании.
  И взвизгнул - громко, неприятно, оглушив держащую его тварь, как было известно Кэсии, до головной боли и секундного оцепенения. Использовав это замешательство, человек обхватил легкое тело, толкнул вниз и, вытащив еще два кинжала, пригвоздил к смятому ковру.
  
  *
  Генрих поднялся, вытирая пальцы о край пиджака.
  - Дура, - тихо сказал он Кэсси. - Зачем ты позвала его?
  Кассинкану трясло. От слабости и холода.
  По телу парализованной твари на полу тоже проходили волны - сначала сильные, потом все слабее и слабее.
  Девушка решила полежать - а пусть бы и на полу - уходящие на дыхание силы казалось неразумным отдавать восхождению на диван. Она устала как никогда еще в жизни не уставала, но разум, растревоженный тем, о чем он раньше и помыслить не мог, работал быстро. В нем рождались и исчезали потрясающие видения, воспоминания и звуки... Кэсси решила, что умирает.
  "Ты не умрешь", вспомнила она.
  - Я давно все знал, но до недавнего момента хотел услышать все от тебя, - громко объяснял Генрих. - Общаясь с вот этим... - он небрежно перевернул легкую тварь на спину, - люди сильно дуреют - что ты, что этот ваш друг брюнет. Впрочем, вы и до этого не страдали нормальностью, так что он вам сильно имиджа не подпортил... Ты думаешь, нам о них не известно? Если б ты знала, сколько дряни можно сделать из человека (а можно и не делать, если достаточно того, что есть...). Именно поэтому я не мог встречаться с тобой - он не трогал тебя, но каждый раз касался моего разума... Он все знал... Ты ужасно выглядишь. Где тут можно умыться?
  Кэсси заставила себя подняться и уползти на кухню. По дороге она забыла, зачем ей туда, но зато очень хорошо вспомнила все, что считала нужным сделать, когда вернется. Поэтому она вернулась.
  - Я ж тебя просил... - начал Генрих, но Кэсси снова легла. - Понятно, - передумал он ругаться и ушел на кухню сам.
  Алик почти не выделялся на полу - просто аномальное место, на котором узор ковра превращался в набор хаотичных линий. Комната наполнялась запахом крови с привкусом чего-то еще - то ли озона, то ли йода, то ли раскаленного металла.
  Под ключицей вампира косо торчал трехгранный костыль с клеймом службы безопасности - Генрих не врал, хоть и слегка промахнулся. Шелк вокруг деревяшки пропитался черным, однако вокруг серебряного лезвия ничего подобного не было.
  После неудачной попытки вскочить и подойти к Алику, Кэсси решилась подползти. Протянув руку, она выдернула сначала кол из его груди ( шершавая деревяшка вышла легко, словно из воды), а затем серебряный нож - с трудом, словно он врос намертво.
  Тварь выгнулась, вцепившись ногтями в ковер - его основа глухо затрещала. Когда его руки разжались, Кэсси заметила под их ногтями засохшую кровь и впервые почувствовала, как саднят у нее плечи и лопатки.
  Войдя, Генрих долго смотрел на нее, словно прикидывая, насколько она заражена той гадостью, котрую можно сделать из человека.
  - Он обещал, что я не умру, - объяснила Кэсси - скорее успокаивая сама себя, чем убеждая Генриха. Она старалась быть адекватной, но получалось через раз. А то и через два.
  Генрих фыркнул. Он впервые усомнился в необходимости решить все быстро и грубо. Медленно опустившись рядом с одержимой на пол и с опаской поглядывая на неподвижное тело, он тихо произнес:
  - Да, после того, как он выпьет твою кровь и отдаст тебе свою. Может быть, ты даже не умрешь в первую ночь. Может быть, даже во вторую. Но он изведет тебя своим бредом, своими видениями, которых на самом деле нет, а есть... Неужели ты ему веришь? Твари? Ты прикоснулась к миру неживых и случаяно осталась жива. Ты что, хочешь повторения? Ты потеряешь его - знаешь ли ты, ЧТО ИМЕННО ты потеряешь? Ничего!!! Он - ничто, он - твое отражение, твоя выдумка, твой собственный демон!!! Ты сама придумала его!!! Он останется в твоей голове. Он и сейчас там, но зачем позволять ему забирать твою жизнь? Зачем?
  Кэсси оглянулась на Алика.
  - Мой бред спас тебе жизнь.
  - Не, ну дуры бабы... Вечно вас тянет искать в дерьме алмазы. Его отказ служить Чогару - вот что такое моя жизнь. Сама по себе она его не трогала. Равно как и твоя, и всех остальных. Он живет в своем мире, где имеют значение совершенно другие вещи. Тебе понравилось там, но за все надо платить, и он взыщет с тебя, если его не уничтожить. И тогда ты действительно, черт возьми, не умрешь!
  На этот раз вздохнула Кэсси. - Жизнь, - она покослась на Алика, - включает в себя потребность кому-то верить. Или во что-то. Иначе скучно и жить не стоит.
  - А умирать?
  - Так я пока не умираю.
  - А другие? Те, кто уже умер?
  - Им тем более все равно.
  - А тем, кто их любил?
  - Те, кого сильно любят, Алику неинтересны. Почему - спроси у Асета.
  Генрих фыркнул. Он явно не любил Асета.
   Подняв с пола первый кинжал, он вознамерился добавить его к остальным. Кэсси хотела помешать, но ее мягко оттеснили в сторону.
  Она отвернулась и даже попробовала заткнуть уши.
  И тогда увидела в дверях Нестора - в состоянии такого спокойствия, какое бывает только у провидцев. Генрих тоже увидел его - поднялся, оглядывая комнату в поисках еще одного своего оружия.
  - Он сказал, что я не умру, - информировала она Несса.
  Тот повернулся к Генриху.
  - Знаешь, - спросил тот, - за что Алика заколдовали? Он угрозами заставил (можно представить, какими) одного человека отрезать себе руку, а другого...
  - Употребить ее в пищу? - холодно предположил Несс. -Я слышал. Только это уже ваша легенда. Анкаианцы были другими прежде чем научились отвечать на удары. Но ответы их стали куда страшнее нашей тупой агрессии, и история руки - еще самая светлая из вещей, которые приходилось делать Алику, имевшему право и на более страшную месть. Кстати, он реализовал его в очень небольшой степени.
  Генриху стало неинтересно с одержимыми. Он был прекрасно обучен и в хорошей физической форме. Поэтому Романтик, повинуясь неизвестно откуда возникшему в его голове импусьсу, не пожалел, что отклонил голову вправо. А уж бить, пока соперник не восстановил равновесие, он умел и исполнил об челюсть агента то, что в мыслях Кэсси, кажется, называлось "апперкот". Может быть, и по-другому, но как бы оно не называлось, оно подействовало - Генрих зашатался и отступил, подняв руки к лицу.
  А потом внезапно рухнул, опрокинув тумбочку, и отключился.
  - Это что с ним? - удивилась Кэсси.
  - Алик, - буркнул Несс. - Вот сволочь.
  Разминая пальцы, он опустился рядом с вампиром на одно колено. Выдернул из него нож. Тварь тут же приподняла веки. Оторванный рукав ее рубашки отяжелел, пропитавшись кровью, и сполз с плеча, похожего на плечо мумии.
  - Что он обещал тебе? - обернулся Нестор к Кэсси. Та не ответила - у нее кружилась голова, и может быть, она просто не услышала.
   Алик вытянул и уронил руку, слабо царапнув Нестора по рукаву. Несс помог ему сесть. Алик с третьей попытки поймал занавеску и приложил ее к лицу. Ткань под его пальцами потемнела. Когда он отпустил ткань, громкий, глухой и хриплый звук, а не голос Аланкреса, попав в уши Нестора, не сразу сложился в слова:
  - Вы неверно истолковали мое обещание.
  - Ты... о, господи... - Нестор глядел в угол, - Если ты хочешь забрать ее с собой, это твое право... Хоть лично я и буду возражать. Но выбор у тебя есть - ни кого нельзя оставлять без выбора.
  Алик оперся головой и плечом о стену и поднялся. Потом ухватился за дверную ручку, чтобы не упасть, и Романтик тоже поднялся. Придержал его за плечи. Он поверил. Поверил, что внутри этой твари присутствует принц - единственный и последний из загадочного, так и не понявшего насилие народа.
  У Нестора сделалось такое лицо, что Кэсси запланировала присвоить этому воспоминанию высшую категорию ценности. Если попадет в будущее.
  Аланкрес покорно склонил голову на плечо Несса. И только когда жесткие пальцы твари оказались на шее, стало ясно, что это израненное проволочное тело вновь превращается в капкан.
  - Алик!
  Разжав руки, Алик упал на колени.
  - Я не всерьез, - неожиданно хрипло засмеялся он. - Ты мне совершенно не нравишься. И выглядишь так, словно тебя в подняли пять утра... не позволяй больше никому.
  Нестор хотел бы отвернуться, но перестал верить в свою реальность и не помнил, как надо двигаться. Через какое-то время, успокоительно (как Нестору показалось) махнув рукой, Алик сорвал занавеску с гардины. Часть его движений все еще была неверной, но скорость, с которой вампир приходил в себя, ошарашивала. Только его обескровленные губы шевелились все так же плохо, когда он опять обратился к Нессу.
  - Ты хочешь убить меня, но меня нельзя убить. Убиваю я - легко, достаточно лишь поверить мне, как это сделал ты. Ты ошибся, Романтик. Генрих прав - все грубее и проще, чем ты думаешь.
  - Кому как.
  Алик то ли засмеялся, то ли закашлялся, наклонив голову и приложив руку к окровавленным лохмотьям на груди.
  - Таким как ты-то конечно... Идиот.
  - Ты позвал меня не для того, чтобы я тебе нравился, - спокойно ответил Несс, - а теперь боишся моей веры в тебя. Сам ты идиот, Аланкрес.
  Алик спрятал лицо в занавеску. Его обескровленное, отравленное тело все еще мучили спазмы, хотя на ногах он уже держался почти без усилий.
  - Генрих, - безголосо продолжал он, бросив измятую штору в сторону, где Генрих лежал, - умный человек и существует для человечества. Но человечество... оно существует для таких, как вы. Хоть и не знает об этом. Теперь я все ж таки пойду.
  - Но уже совсем светло, - Несс оглядел комнату, в которую из-за закрытых ставень свет почти не просачивался.
  Аланкрес некоторое время молчал, борясь с очередной судорогой.
  Запавшие, но по-прежнему гипнотические глаза его не растеряли знакомый свет, хоть теперь и призрачный - слишком ярко проглядывала сквозь него глубокая, шевелящаяся в своей лежащей за гранью человеческого понимания дали жадная, глубокая тьма. Но Алик моргнул, и умирающий свет сменился бесцветным покоем. - Знаешь... - ответил он, - когда кто-нибудь уходит навсегда... нельзя спрашивать... каким будет его дальнейший путь, куда и когда он пойдет... светло или темно будет... никогда.
  Нестор моргнул, прогнав мелькнувшее воспоминание секундной давности - Алик наклонил голову, запустил руку в гущу волос. Следующее, резкое и только угаданное движение адресовалось Нестору - ему в руку упала прядь цвета мокрого пепла.
  Кэсси снова почувствовала, как плеч коснулись когти и зажмурилась.
  И прошло довольно много времени прежде, чем она осознала, что в ушах давно затухает эхо щелкнувшего входного замка.
  
  
  32.
  
  
  В глаза плеснул яркий свет, сильный ветер и крики вспугнутых чаек.
  На руку упал высохший лист плюща и распался. Халат в двух местах неприятно прилипал к спине. Кэсси потрогала пальцами горло, но не успела понять, что там есть, потому что прежде нащупала надетую на шею золотую цепочку. Вытащила и узнала кулон, а потом без сил и без мыслей опустилась на крыльцо.
  Прислонилась головой к притолоке, чтобы забыться, не закрывая глаз. Перед ней в белом небе метались чайки и ветер ласкал барханы ржавого мусора.
  Несмотря на холод, она долго не могла заставить себя пробудиться.
  Рядом сидел Нестор и рассматривал раны и цепочку на ее обнаженных плечах. И не было в его глазах ни ужаса, ни сочувствия, только странная грусть и не менее странное спокойствие. Но ведь мы оба - смертники, подумала Кэсси. Или были ими.
  Он подал ей одеяло, которое она, видимо, при выходе рефлекторно завернулась, и которое потом упало. Он помог ей добраться до оськиной постели и даже сделал им обоим по чашке чая.
  - Спасибо, Несс, - прошептала Кэсси чуть слышно. - Сколько времени?
  Нестор не ответил, а только взял со столика что-то и протянул в ее сторону. Кэсси разглядела пирожок. С капустой, наверное.
  - Как сказал один мой знакомый, - задумчиво проронил Нестор, глядя, как она механически его поглощает, - "Пусть я и не единственный в мире, кто умеет печь пирожки, но я единственный, у кого это умение осталось, как воспоминание о несбывшейся мечте"... Дабы сохранить свое умение в веках, он научил меня. Только не спрашивай, кто это был, тебе нельзя сильно переживать... Некоторые думают, что время везде одинаково, но это те, кто всего не знает. На улице семь утра. Твой рыжий друг здесь, обклеенный пластырем. Я объяснил, что мы очень устали и хотим спать, но кажется, он не понял.
  Генрих и правда пришел с кухни.
  - Ты не мог бы выйти? - пробубнил он Нессу. - Я бы хотел поговорить наедине со своей подружкой.
  Несс всмотрелся в лицо подружки и что-то для себя уяснил.
  - Не мог бы, - ответил он. - Я как раз хотел предложить ей остаться со мной... Только сначала я догадался, в отличие от тебя, принести ей попить и поесть.
  Кэсси оторвалась от пирожка.
  - Но... Несс... ведь я люблю... кого-то другого, - напомнила она. Показалось вдруг, что все это уже было с ней когда-то, и она знала, что произойдет дальше.
  - Да, - энергично кивнул Несс и веско добавил. - Это-то мне в тебе и нравится.
  - Уроды, - сказал Генрих, направляясь к двери.
  - Чай хочешь? - спросил Нестор.
  Следователь по особо важным делам не ответил.
  Нестор улыбнулся и проводил его нелюбопытным взглядом.
  Кэсси между тем уснула, а проснувшись, нашла рядом принесенный Нестором из прихожей листик, наискось пересеченный строчками из едва разбираемых слов. Буквы, составляющие их, почти не увязывались между собой, а каждая своим нижним штрихом словно бы сползала в пропасть.
  
  "Лишь для тех, кому в холоде может
  почудиться пламя,
  Что способно раскрасить рисунок,
  не стоящий цвета,
  Станет истиной ложь,
  а картиной -
  стена в обрамлении багета,
  и окном - потемневшее
  зеркало в траурной раме.
  
  Генрих не прав - не потерять ничего и потерять ничто - разные вещи, не правда ли?
  
  А.Г."
  
  
  
  33. Дыра.
  
  Только ближе к вечеру Кэсси преодолела слабость, поднялась и покормила животных, которые к ней весь день даже не подходили. Наклоняясь, она прижимала руку к груди, чтобы кулон не оказался перед глазами. Она не хотела оставаться в доме.
  После провала в восприятии она пришла в себя возле образованного землетрясением пролома в оськином коридоре. Неровная дыра пересекалась острыми краями обломанных и расщепленных досок.
  Дополняя этот символ разрухи, под дырой пристроился с бутылкой отвратительного вида алкаш. Он пытался оторвать пробку об найденный где-то сверкающий гнутый штатив для фотокамеры, но безуспешно, потому что тот был слишком гладкий. Кэсси нашарила в кармане халата брелок с открывалкой и протянула алкашу.
  - Ой, спасибо, - сказал дядька, не поднимая головы - чтобы побыстрее одолеть бутылку.
  - Пожалуйста, - сказала Кэсси голосом, которого сама испугалась. - Дай глоток, и я пойду.
  - Да я могу и больше, чем глоток, - проскрипел алкаш, вынимая откуда-то с виду новый пластиковый стаканчик. - Я ж не эгоист какой.
  Кэсси следила, как он наливает в стаканчик водки, и молилась, чтобы ему больше не пришло в голову ничего, что можно было бы сказать. Неприятно болели спина, лопатка, шишка на голове и шея. Еще почему-то ухо.
  Молитвы не сбылись.
  - Эгоизма, - вещал собутыльник, - бывает три степени. Средняя, это вот в натуре человек и есть. Никакой - это бог. А самая сильная - это вампир.
  - Чего? Кто?
  - Скорее, что. Сам по себе он неодшуевлен.
  - То есть, чем больше в человеке эгоизма, тем меньше души, и тем он ближе к вещи?
  - Верно.
  Дядька протянул ей стакан.
  - И человеку, как мы знаем из легенд, требуется жизнь, полная жертв, подвигов и великих свершений, чтобы стать святым, идей и пр., то есть, попасть к богам. А вот вампиру для этого достаточно один раз развоплотиться по собственной воле. Что для него так же трудно, как человеку стать святым.
  Кэсси на что-то присела и выпила половину стакана.
  - А если б он этого не сделал? - спросила она через некоторое время.
  - Ему пришлось бы убить тебя и остаться вампиром, который так и не получил власть Дзанка.
  - Кто ты? - спросила Кэсси.
  - Для него я посылал чертей, - собеседник выпрямился и расправил плечи. - А для тебя я - Дилфоэр.
  Кэсси всмотрелась. Это был уже второй встретившийся ей бог. И выглядел серьезней, и даже чопорней первого. А когда распрямился, то еще и намного повыше ростом. Много непонятного было в нем, и только одна черта оказалась из тех, что не повторяются.
  - Ты похож на Арно, - сказала Кэсси.
  Верховный бог знакомо рассмеялся.
  - Кое-что творец волен выбирать сам. Только Дилфоэр и черти знали, что сам Дилфоэр образуется полностью лишь тогда, когда появится настоящий Дзанк, потому что весь пантеон вообще может существовать только при наличии Анкаианы. Арно был человеком. Он был похож на Дилфоэра меньше, чем Аланкрес - на Дзанка.
  - Чего?
  - Даже в игре стихий существует отчетность. Представь - кто-то хочет возродить страну и ее отражение в тонких мирах, но только хочет. Она поручает ответственному назначить этой стране покровителя. А ответственным этого вовсе и не надо. Они подходят к вопросу формально, зная, что вампир, хоть и сильное создание, а в полной мере работать все равно никогда не станет. А значит, никто не виноват в отсутствии результата... Никто не мог и предположить, - Дилфоэр усмехнулся, - что ты вложишь в него э... потерянное.
  - Ваша гнилая кухня могла бы предположить.
  - Наша гнилая кухня держит ваш мир, - обиделся Дилфоэр. - Если б ее не было....
  - Мы бы ее придумали, я знаю. Это так же верно, как и то, что вас обоих растили каждого для своей роли.
  - Тонкий и физический миры взаимоуправляемы, - кивнул Дилфоэр. - Ты своей фантазией восстановила его душу, которая и заставила его так поступить, Кассинкана. Вся наша гнилая кухня не напряглась учесть эту простую вещь. Формалисты отвыкли от жизни - что неудивительно, ведь Анкаина так долго была мертва.
  Что-то это ей напоминало. Подобная история уже рассказывалась. Аликом. Про камни.
  Дилфоэр поднялся.
  - Пожалуйста! Постой! - крикнула Кэсси.
  - Чего? - спросил ее голос в голове.
  - Я его... больше не увижу?
  - Не знаю. Мы делаем, то, что мы делаем, не заглядывая в будущее. Но у каждого творца, - Дилфоэр обернулся через плечо, и адресовал ей теплую улыбку, - есть муза... которой все это только и нужно.
  Кэсси, несмотря ни на что, еще соображала.
  - Так в чью историю мы попали?! Мы с Аланкресом?
  Дилфоэр молчал, глядя на нее... может быть даже сочувственно.
  Он отступил к проему в коридоре и исчез, словно расплавившись о какую-то невидимую плоскость.
  
  
  34. Из дневника летчика.
  
  
  ...Начало новой эры в истории вышло из кулуаров и наконец-то ознаменовалось торжественным явлением: на берегу Сорлашского залива остановились три лимузина - крайние черные, средний - белый. Из белого вышел высокий человек в сером плаще и, не оглядываясь, ушел по узкой тропинке в лес. Сопровождавшие его два охранника, пройдя с ним вместе пару километров, остались ждать в отдалении, когда он вошел в заросший храм из позеленевшего камня.
  Там он стоял, изучая позеленевший алтарь. Непривычный к сумраку, запаху сырости и тишине, он не сразу развернул принесенный с собой бумажный сверток.
  Внутри оказался цветок. Темно-фиолетовый, он переливался бархатной радугой на светлых и темных прожилках.
  Положив его на алтарь - в естественное углубление, выбитое падающей с потолка водой, человек огляделся и отважился совершить явно немыслимый для себя прежде жест - коснулся коленом пола и замер. Несколько минут простояв в такой позе, поднялся.
  Вздрогнул, услышав шорох ткани по камню.
  - Здравствуйте, Асуллаин, - любезно сказала девушка в сером шелковом платье с тускло-золотой каймой на воротнике. Волосы ее прижимала такого же тусклого золота диадема с дымчатой жемчужиной. - Я слышала, что мраморные лотосы растут только в оранжерее господина Халтреане.
  - Здравствуйте. Нет, они растут у меня.
  Девушка улыбнулась.
  - Я - жрица, или тромендер Дзанкмуаля, Кассинкана. Хорошо, что вы пришли.... Я не всегда точно могу почувствовать день и час, поэтому жду тут с утра. Я здесь для тех, кому неприятно говорить в пустоту.
  Вандарский поклонился.
  - Я хотел бы восстановить его изображение, - произнес он. - По некоторым источникам прежняя скульптура изображала юношу, стоящего спиной к стене и отталкивающегося от нее руками. За спиной у него крылья.
  - Нарисованные, - кивнула Кэсси скептически. - То есть, вовсе не его крылья. Но смотрится он с крыльями. Вы уверены, что это именно ваш лотос?
  - Мне странно, что вы мне не верите. Я знаю, что у Дзанка есть еще легенда, как у Дилфоэра.
  Девушка кивнула.
  - Спросите у Летчика. Он легенды интересно рассказывает.
  
  Вот, собственно, и все. Не многие стоят легенд. И эти запоминаются лишь изредка, оттесненные текущими событиями. Потому что в мире ничего не бывает навсегда.
  Веселый, эгоистичный, опасный и вообще неоднозначный Дзанк подобен тому мимолетному интересу, который испытывают к нашей стране - что в ней? Почему одни считают, что она недостойна жить, а других она зачаровывает?
  Иные считают, что ее вообще нет. Но Нестор говорит, это те, кто всего не знает. А потом добавляет, что всего не знает вообще никто, и нечего пытаться что-то объяснять... А я и не пытаюсь, Дзанк свидетель.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"