У доктора было тяжёлое неулыбчивое лицо. Серые усталые глаза внимательно смотрели сквозь стёкла тонких очков.
Сальников откровенно заёрзал. Отвёл взгляд. Стал замороженно глядеть поверх стола, на эмалированную кюветку, в которой лежали блескучие, устрашающего вида инструменты. Прямо как в зубном кабинете. Вот сидит он здесь, дурак-дураком, припёрся со своими нескладными проблемами. Отнимает время у специалиста, а там, в коридоре, между прочим, очередь. И что говорить? Как вообще объяснить, с чем пожаловал?
- Что вас беспокоит?
Сальников собрался с духом и нырнул:
- Доктор, я больше не знаю, для чего жить!
Доктор был невозмутим.
- Поподробнее, пожалуйста!
- Я женат двадцать лет. У меня две дочери. Старшей семнадцать, и она беременна от одноклассника. Младшей девять, и она ненавидит занятия музыкой. Повлиять я не могу ни на одну, ни на вторую. Жена замечает меня лишь тогда, когда нужны деньги. Денег мне больше не платят. Меня неделю назад "отпустили".
- Кем вы работаете... работали?
- Менеджером среднего звена. Офисный планктон, так это сейчас называется.
- Сколько вам полных лет?
Доктор сделал пометку в консультационном листе.
- Сорок четыре.
- Устаёте?
- Очень. К полудню уже валюсь с ног.
Доктор добавил в лист ещё несколько закорючек. Поправил очки.
- Крылья, - сказал он. - Верно?
- Что, простите?
Доктор смотрел Сальникову в переносицу.
- Крылья утрачены. Нет ощущения полёта. Любая проблема становится неразрешимой.
- Д-да. Иии...
- Я вас вылечу! Будете снова летать, как четверть века назад.
Сальников завибрировал.
- И во что мне это обойдётся? Видите ли, я сейчас не вполне свободен в средствах. Всё-таки меня недавно уволили.
Доктор поднялся из-за стола.
- Снимайте сорочку. И садитесь вот сюда, лицом к окну. Процедура бесплатная, но несколько болезненная. Боли не боитесь?
- Шутите? - Сальников неожиданно всхлипнул. - Боль - моё второе имя.
Он снял джемпер, сорочку и нательную майку. Взгромоздился на круглый вертящийся табурет и замер.
Доктор чем-то погремел в кюветке и мягко подошёл сзади.
- Я сделаю вам инъекцию между одиннадцатым и двенадцатым позвонками грудного отдела. Игла тонкая, длинная. Придётся потерпеть. Тем самым будет запущен механизм регенерации. Завтра к обеду снова будете крылатым.
Сальников наклонил голову вперёд и зажмурился.
Доктор Пастухов прикоснулся к коже Сальникова карандашом и сказал:
- Вот сейчас ввожу иглу. Расслабьтесь. Будет такое чувство, словно вас немного распирает изнутри. Чувствуете? Жжение. Это лекарство воздействует на регенерационную железу. В стороны лопаток будет разливаться тепло.
- Д-да, чувствую.
- Ну и прекрасно! Посидите так немного. Когда вернётесь домой, важно найти точку фиксации. Если мечтали о чём-то в юности...
- Всегда хотел что-то делать своими руками. А не кондиционеры по интернету продавать...
Доктор Пастухов спрятал карандаш в карман халата.
Пять минут спустя Сальников вышел из кабинета и, остро ощущая между лопаток набухающий ком, вызвал такси по срочному тарифу.
Где брать силы, думал Пастухов, глядя в окно вслед долговязой фигуре Сальникова. Где брать силы на всё вот это? Плацебо хватит ненадолго, увы. Регенерационная железа... даже если она и есть в природе человека, её пока не обнаружили, а значит, и потеря крыльев - навсегда. Крылья нужно беречь.
Он развёл руки в стороны, затем согнул их в локтях и ухватился пальцами за плечи. За спиной с шуршанием развернулись два белых крыла. Правое немного побаливало после случившегося обмана. Но, в конце концов, личной выгоды он не искал. К ночи должно бы прийти в норму. Кто там следующий?
Сальников внимательно прислушивался к изменениям в организме. Ком затвердел, и от него по спине ветвилась невидимая паутина. Доктор сказал, завтра к обеду. Оказывается, давно разработаны методы экстренной помощи на все случаи жизни... А он сам себя измучил понапрасну.
Мила увела Светку в консультацию.
Полина была не в духе.
- Папа, сколько можно? - кричала она, интонациями подражая старшей сестре. - Кому сейчас нужны эти скрипки? На синтезаторе в две клавиши играется любая пьеса! Ненавижу!
Полина швырнула скрипку на пол и в слезах убежала в дальнюю комнату.
Найти точку фиксации...
Сальников поднял несчастный инструмент. Верхняя дека у скрипки треснула. Обрывки струн, лохматясь, торчали в разные стороны. Он прижал скрипку к груди и лёг на диван. Его потряхивало. Я тебя спасу, подумал он безнадёжно. Спасу и сохраню! А завтра, когда отрастут новые крылья, мы будем вместе кувыркаться в облаках под "Каприс" Паганини.
Он лежал, зажмурившись, боясь пошевелиться, и под руками его струны сами собой тянулись к колкам, а трещина на деке превращалась в тонкий аккуратный шрам. Скрипке тоже хотелось летать.