Весной, как известно, все болячки обостряются. Это закон жизни. Тата и Вахромей, например, вообще возжелали вдруг посетить столицу Франции. И чтоб без траурных последствий. Зачем умирать, если можно жить долго и счастливо? Ну хотя бы до конца света.
Воздушная дорога в Париж неблизкая, да и перелет непростой. С некоторых пор во Францию пускают, только если отметишься в Вене. Странные, конечно, порядки, но кто их, этих французов, разберёт. Говорят, у них любимая еда -- багет и лягушки. По-вашему, это нормально?..
Но Вахромею, разумеется, их нравы по фигу. У него благородное желание -- забраться на Эйфелеву башню в здравом уме и трезвой памяти. Вахромей даже слюны накопил. А как же... Вдруг захочется плюнуть.
У Таты всё проще. Она о Париже мечтала с давних пор. Ещё с тех самых, когда познакомилась по книгам с Анжеликой и д'Артаньяном. Хотела их в живую лицезреть. Потому что общения с ростовскими армянами для счастья все-таки маловато. Хотя, если по совести, ещё неизвестно, кто в матери истории круче.
Словом, мотивы у Таты и Вахромея разные, а цель одна.
Ну и катятся они в аэропорт в один из апрельских погожих деньков. В международный сектор.
ТАМОЖНЯ ДАЕТ ДОБРО
Для порядка их, конечно, идентифицировали. Ну да Вахромей -- он и в Африке Вахромей, ни за кого другого его и не примешь. Даже если паспорт поменять. А Тата всегда одета с иголочки, какие тут ещё могут быть вопросы... Разве что немое восхищение.
Чемодан один на двоих. Родственников за границей нет. Деньги остались на родине.
А глаза у таможенников добрые-добрые. Всё понимающие. Глаза выходного дня. Не таможня, а сплошное разочарование. Как-то всё у них неприлично быстро. Без проволочек. Врубили зелёный свет, не вникая в суть вещей. Даже немного обидно, ей богу. А вдруг в рядах нашей парочки глубоко законспирированный террорист?
ОБЪЯВЛЕНИЕ
В зале ожидания на втором этаже одинокий бар с буфетным наполнением. К стеклянному холодильнику скотчем приклеен листок с текстом: "Запрещено провозить на борту воздушного судна напитки и жидкости ёмкостью не более 100 мл. Исключение по перевозке имеют лекарства и специальные диетические потребности". О великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!
Вахромей достал телефон и нацелил глазок камеры на листок. Несколько раз сверкнул вспышкой. Буфетчица тут же сделала стойку и объяснила Вахромею, что съемка здесь строжайше запрещена. Решила, видимо, что его ценники интересуют. Или бутерброды с заветрившей колбасой.
ОТОРВАВШИСЬ ОТ РОДНОЙ ЗЕМЛИ
В небольшом самолётике медперсонал облачён в красную униформу. На креслах красные полотенца-подголовники. Зато все объявления -- по-немецки. Кроме первого, единственного, в котором вполне по-русски прозвучало, что, мол, не пальцем деланные, понимают, кого и куда везут. Ещё бы им не понимать, когда Вахромей свободно изъясняется на интернациональном языке жестов. Он и медсестру с беджиком "Рафаэлла Гофф" сразу предупредил:
-- Пива и шампанского не предлагать, я от них их бин больной. А к рыбе лучше белого столового вина.
-- Вино у нас всегда пожалуйста, -- ответила медсестра Рафаэлла. -- А вот рыбу сегодня не завезли. Экскьюзми, сэр!
-- Ладно, -- не стал спорить Вахромей, -- сыр -- тоже неплохо. Особенно камамбер.
Таким образом вопрос был решён. Рафаэлла упорхнула за сыром, а Вахромей с Татой пристегнулись настоящими австрийскими ремнями. На всякий случай.
Самолет бестолково попёр вверх, и сосед слева от Вахромея размашисто перекрестился. Ну этим-то сегодня мало кого напугаешь. Вахромея уж точно не. А вот Тата явно выпала из образа. Вахромей проследил за ее взглядом и в конце прохода заметил Рафаэллу Гофф. Та и не думала нарезать сыр. Вместо этого она села на специально заготовленное место, спиной в сторону движения самолёта, а лицом к пассажирам, накинула на плечи лямки парашюта, клацнула застёжкой замка и заученно расфокусировала австрийские очи. Пришлось и Вахромею осенить себя крестным знамением. Не самая худшая превентивная мера, когда парашют предусмотрен инструкцией лишь для избранных.
Позже Рафаэлла постаралась реабилитироваться, притащив две порции лазаньи и два странноватых десерта в треугольных контейнерах. Однако градус удовольствия оказался основательно снижен -- такую же пищу получили и остальные пассажиры. Нет, сколько наши предки немцев не учили, те все равно по русским тропам изрядно косолапят.
Вторая медсестра -- Тамара Жирку -- и вовсе поразила воображение. Собирая грязную посуду, стала счищать с неё объедки в большой мешок. Видно, решила использовать контейнеры по второму разу. А когда самолет пошел на снижение, скользя по проходу, ткнула Вахромея пальчиком в запястье, а другим пальчиком указала на ремень: "Поработайте кулачком, мистер. Скоро будем в Вене".
ВЕНА. ПЕРЕСАДКА
Полтора часа на всё про всё. Это много или мало?
Это как посмотреть.
Вахромей за эти полтора часа успел сделать несколько неудачных фотографий на телефон и перещупать все бутылки в алкогольном отделе местного "дьюти фри". Тата бутылки щупать не стала, зато обнюхала длинный ряд флаконов с духами. Особенно ей понравился маленький флакончик с надписью "Campari". Побрызгать из флакончика на руку, правда, не удалось, но запах из-под пробки струился приятный, горьковатый и вкусный. Вахромей не решился ее разочаровать, тем более что флакончик Тата в конце концов уронила на пол. Прямо под бдительным оком сторожевой телекамеры. Вахромей помахал в объектив камеры растопыренной пятернёй и улыбнулся фирменной ростовской улыбкой. А хорошо всё же, что бутылки у них делают из толстого стекла.
ARRIVAL
В аэробус им предложили пройти через турникет наподобие тех, что стоят в российских метрополитенах. Только вместо карточки нужно было присоседить к сканеру билет. И никакого тебе досмотра. Полдень, XXII век, ё-моё!
Пока летели, галантный медбрат обходил пассажиров. Предлагал на выбор: сок, орешки, соленые снэки. Вахромей взял всё. Потому что было ясно: по-настоящему кормить тут не будут. Зато медбрат попался чрезвычайно ироничный, всё время что-то мурлыкал на своем варварском языке. И, кажется, его даже кто-то понимал.
Сухопарый г-н в кресле прямо перед Татой попросил у медбрата лёд. Тот несказанно обрадовался. "Of course, monsieur. Why not?" И от души насыпал звонких кубиков в стакан г-ну.
Само собой, посадка была мягкой.
Из аэропорта "Шарль де Голль" до гостиницы "Конкорд Опера" в центре Парижа такси домчало их за полчаса и шестьдесят евро. Подумаешь, могло быть и сто шестьдесят... А куда деваться, не назад же лететь.
RECEPTION
Хотя, может, и стоило.
Язык жестов тут почти не помогает. Марс, дамы и господа. Аборигены абсолютно не знают по-русски, а все прочие принципиально не понимают ни на одном из марсианских языков цивилизованного мира. Ну просто разговор немого с глухим.
Ладно, как-то разобрались. Цифры, слава богу, везде арабские. Да и ростовчане, как правило, с высшим образованием. Так что номер нашли. С халатами, белыми тапочками, большим телевизором и необъятной кроватью.
Даже с учетом разницы во времени -- сгустилась ночь.
ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!
С утра нагрянуло пасхальное воскресенье. В этом году православные и католики решили объединиться. Великий праздник для всех христиан.
А у Таты и Вахромея обзорная экскурсия по городу, которого, если верить тому же Веллеру, в природе нет и быть не может. Еще как есть! Бело-желто-кремовый город из туфа. С домами одного роста. С почти повсеместными мансардами. С окнами, забранными ажурными коваными решётками -- разнообразными, как отпечатки пальцев. С бесчисленными кафешками, ресторанчиками, закусочными, распивочными -- убийцами свободного времени. С неохватным Лувром, потрясающим Нотр-Дам де Пари, грандиозной Триумфальной аркой, тихим Люксембургским садом, Монмартром, где так же тесно, как на Старом Арбате в Москве, но ещё более прекрасно... С безумно разветвлённой системой метро и станциями чуть не в каждом квартале. С исключительно наземными переходами и бесчисленными светофорами, понатыканными через каждые два шага. С металлической Эйфелевой башней и Сеной, пронизывающей весь город насквозь. Конечно, это надо видеть. Чтобы влюбиться один раз и на всю оставшуюся жизнь. Окончательно и бесповоротно.
НАШИ
С гидом им повезло.
Он оказался русским, внятно-толковым, но без чувства юмора. Со следами недавней депрессии в грустных бесцветных глазах. Сказал, что зовут его Владимиром, сел за руль восьмиместного "фольксвагена" и предложил занимать места. Группа подобралась послушная и небольшая. Кроме Таты и Вахромея ещё пара хохлов из Киева. Паша и Лариса. И две чудаковатые казашки с фотоаппаратом-мыльницей и флажками родного государства. Их имён ни Тата, ни Вахромей так и не узнали. Или узнали, но не запомнили. Или запомнили, но потом старательно забыли. Хотя Вахромей сначала пытался строить непринуждённое общение с попутчицами, но быстро понял, что, как к ним не обращайся, получается одно сплошное Гюльчетай, и попытки эти прекратил. Как неорганизованные.
НА СУШЕ И НЕ ТОЛЬКО
Три часа "фольксваген" кружил по городу, а Владимир своими рассказами заполнял пробелы в головах понаехавших. Вот это Вандомская площадь, а это площадь Согласия, остров Ситэ, Нотр-Дам, Консьержери, Понт-неф, башня Сен-Жак, площадь Шатле, центр Жоржа Помпиду, Лувр, оперный театр Гарнье, церковь Мадлен, улица Риволи, мост Александра III, Елисейские поля... Дворец кардинала Ришелье и дом Алена Делона. Дом Инвалидов с Собором, в котором покоятся останки Наполеона, и галерея Лафайетт, где, наоборот, все живут и здравствуют с утра до позднего вечера.
Каша получилась преизрядная, но в душах ревели фанфары.
Затем Владимир взял тайм-аут, а вся группа погрузилась на прогулочный речной катер "Crystal" и ушла в рейд по Сене. Утюжа речную гладь, сполна насладились видами на музей д'Орсей, Национальное собрание и Ратушу.
Дворец Пале де Шелле и Национальная библиотека разбудили аппетит. Ели фуа-гра, запивая его анжуйским из погребов барона дю Валлона де Брасье де Пьерфона.
Вахромей, войдя во вкус, фотографировал радостную Тату на корме катера. Хохлы тоже подтянулись, попозировали лояльному объективу и стали настойчиво хвастать красивой жизнью в Украине. Казашки трепетали на ветру и гордо размахивали флажками.
Потом Вахромей чуть не перепрыгнул на встречный катер, прочитав на его борту заветное имя -- Isabelle Adjani. Решил, что Изабель сама стоит у штурвала. А Тата подумала, что их ненароком занесло в Америку, когда по левому борту воздвиглась Статуя Свободы. Но это была европейская свобода, похожая на американскую только формой носа и верхней одеждой. На деле же -- совершенно другая женщина. Другие масштабы. И запросы. И шарм.
НА ПУТИ К МОНМАРТРУ
Хмельные от вина, свежего воздуха и неожиданно близкой свободы, они вывалились на пристань. Где их поджидал голодный гид Владимир. Обуреваемый желанием скинуть потеплевшую компанию с известкового холма, он взял курс на Монмартр.
Казашки спрятали флажки в ягдташи, но достали сотовые телефоны и стали с кем-то спешно созваниваться. Похоже было, что звонят они друг дружке, потому что всё время было занято.
Хохлушка Лариса, желая сделать мужу приятное, ткнула в проплывающую за окном огромную надпись "PATHE": "Дывысь, Паша, твоё имя над входом в кафетерий!" -- "Без роялти до дому не пойиду!" -- выдавил уязвлённый Паша.
В ЭПИЦЕНТРЕ
Однако 130 метров над уровнем моря -- это вам не шутка. Многие теряют голову. Первым был священномученик Дионисий. Его натурально обезглавили, и он с башкой в руках шествовал чуть ли не через весь холм. Правда было это довольно давно, но факт сей бескомпромиссно увековечен в камне, что всяко убедительней любой фотографии.
А Вахромею гораздо больше понравились две другие достопримечательности. Из бронзы. Скульптура авторства великолепного Жана Маре под названием "Человек, проходящий сквозь стену". И бюст Далиды -- той женщины, которая действительно умела петь. Неизвестно, сколько стен жанмарэшный человек сумел оставить позади, но в этой, из серого камня, застрял крепко. Наружу торчала лишь правая нога в мокасине, фрагмент грудной клетки и руки проходимца. Тата подержала "Человека..." за левую кисть и колено, а Вахромей Далиду за грудь. И оба остались абсолютно довольны собой и собственной смелостью. По всему было видно, до них тут прохаживались и держались многие -- на всех значимых поверхностях сверкала отполированная ладонями бронза.
Побывали близ кабаре "Проворный кролик", где любили зависать Аполлинер, Пикассо и Модильяни. Оказалось вполне скромное небольшое заведение. И как только они все там помещались, в этом "кролике"?
Площадь Тертр, зажатая в клещи сувенирными лавками, была набита творцами, как арбуз семечками.
-- Здесь вас нарисуют быстрее, чем вы успеете произнести Тулуз-Лотрек, -- посулил Владимир. -- Здесь вам споют и покажут необычное представление. А если разинете рот, рискуете лишиться содержимого карманов.
Круг замкнулся. Талантливые люди талантливы во всем.
У собора Сакре-Кёр было людно.
-- Обратите внимание, отсюда открывается изумительный вид на город. Весь Париж у ваших ног.
На высоченном фонаре, уцепившись по-обезьяньи одной рукой, висел чернокожий подросток. Он демонстрировал чудеса ловкости, жонглируя футбольным мячом. Внизу собралась толпа зевак, синхронно ахавших в такт его движениям.
Два шаромыжника из России пели под гитару: "Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету..." Изредка слушатели бросали им евроценты.
А в одной из боковых улочек обнаружился скромный парк-дворик, принадлежавший некогда писателю Фредерику Дару, автору иронических детективов о комиссаре полиции Сан-Антонио. Сам литератор, к сожалению, уже покинул этот мир, а дворик и сейчас открыт для всех желающих. Внутри можно отдохнуть, поваляться на травке, напиться воды из старой железной колонки. Абсолютно бесплатно и без очереди. Чудеса да и только.
NEXTDAY, MORNING
Во время завтрака Вахромей увидел настоящего французского бомжа, или, если угодно, клошара. За окном отеля. Тот справлял малую нужду. Но как! В тонкую щель между металлическим контейнером и мощной витой сеткой-загородкой. Настолько виртуозно, что, когда он ушёл, совсем не осталось потёков. Аккуратист.
-- Вот что значит европейская культура! -- восхитился Вахромей.
НОТР-ДАМ ДЕ ПАРИ
Отстояли сумасшедшую очередь, но вход оказался бесплатный. Пасхальный понедельник. Вахромей купил буклет, и они с Татой вошли внутрь.
В соборе звучала проповедь, прерываемая иногда звуками органа. На лавочках сидели многочисленные прихожане. Хотелось, конечно, понять, о чём толкует божий человек, но жесты его были минимальны, он всё больше упирал на слух. Вахромей же, являясь поклонником жестикуляции, слушал рассеянно. Да и неловко было бы переспрашивать, о чём собственно идет речь.
Строгий интерьер завораживал. Высокие своды собора выносили безжалостный приговор ничтожности мирских устремлений, подчеркивали опереточность людских лилипутских помыслов. И лишь разноцветные витражи XIII века внушали толику легкомысленного оптимизма. Непозволительно долго думая о вечном, Тата несколько раз поймала себя на мысли о возможном появлении Квазимодо. Внутренне она была вполне готова. Не повезло. Знаменитый горбун так и не вышел на поклон. Хотя, пожалуй, лучшей аудитории ему бы было не сыскать.
ОСТРОВ СЕН-ЛУИ (КОРОВИЙ ОСТРОВ)
Именно сюда привела их дорога из сумрака Нотр-Дам. Здесь, на набережной Бурбон, в особняке Жассо под номером 19 жила когда-то жутко талантливая и несчастливая Камилла Клодель. Скульптор от бога. Любовница и ученица Родена, прожившая три десятилетия в психиатрической клинике Монтедеверже и умершая в возрасте семидесяти восьми лет в полной несознанке. После громады Нотр-Дам любое жильё смотрелось бы обыденно и просто, а тут вдобавок такая незавидная судьба...
Взгрустнулось.
Немного исправило ситуацию знаменитое мороженое "Berthillon", слегка не дотягивавшее, впрочем, по вкусу до "пломбира" советского периода.
Пообедали в кафе у моста и попали прямиком на уличное цирковое представление.
Акробатика плюс клоунада на велосипедах. С обязательным вовлечением в действо случайных зрителей. В основном симпатичных молодых девушек, которым доверили держать разноцветные ленты и мило улыбаться. А ведь забавное вышло зрелище. Искромётное. Нерядовое. Когда артист взгромоздился на микро-велосипед размером чуть побольше дамского клатча и доказал его функциональность, грянул шквал аплодисментов. Монет мастеру накидали полную шапку.
Внезапно у Таты зазвонил телефон. Вчерашние хохлы, нечувствительно прикипевшие к ростовчанам во время "сенной лихорадки", предлагали совместный штурм Эйфелевой башни.
-- Пуркуа бы и не па, -- сказал Вахромей на чужом языке, и Тата пообещала киевлянам их возглавить.
У ПОДНОЖИЯ БАШНИ
В последний раз столько людей, стоявших в затылок друг другу и мечтавших попасть в одно место, Вахромей видел в далеком 1990-м году в Москве. Когда на Пушкинской площади открылся первый в России "МакДональдс". А до того -- в семидесятых, но уже на другой площади, на Красной. Тогда там ещё не закрылся Мавзолей. В общем, стойкое ощущение deja vu не покидало его ни на миг.
Примерно через час все четверо оказались, наконец, у кассы, были обилечены и допущены к лифту.
И тут выяснилось, что Паша боится высоты, а Лариса боится за Пашу. Те ещё путешественники.
-- Лишь бы стоп-кран не рванули, -- шепнул Вахромей Тате на ухо, а украинским друзьям сказал, что высота башни со шпилем всего триста метров. -- Всего-то, -- он показал на ногте большого пальца, как это в сущности мало.
-- Шо? -- спросил Паша, вздрогнув всем телом. -- Скильки?
-- А без шпиля и того меньше, -- признался Вахромей.
Похоже было, что веселье может легко закончиться, так и не начавшись.
КРЫША МИРА ПО-ПАРИЖСКИ
Рассказывают, что, когда башню возводили, у проекта было много противников. Одним из яростных сопротивленцев считался знаменитый французский писатель Гнида Мопассан. Он бил во все колокола и всячески наступал чужой песне на горло.
Однако башню все же воткнули рядом с Марсовым полем, и вскоре журналистская братия застукала Мопассана в качестве завсегдатая башенного ресторана "Жюль Верн".
-- Как же так? -- спросили писателя. -- Ведь вы же громче всех кричали о том, что башня изуродует облик Парижа, а теперь тут абсент кушаете каждый вечер?
-- А вы бы чего хотели, -- нашёлся Мопассан. -- Между прочим, это единственное место, откуда я не вижу саму башню.
Как-то незаметно, всего лишь за сто лет, башня стала одним из символов Франции.
Одним из самых узнаваемых символов.
-- Фигасссе! -- сказала Тата, скрупулезно обозрев доступное взгляду пространство и как бы подводя черту увиденному.
Вахромей впервые в жизни не нашёлся, что добавить.
В закромах обнаружилась кривая бутылка вина от Жана-Поля Шене. Выпили за всё хорошее, но охрана заметила и потребовала немедленно прекратить. Хотели налить и охране, но люди в униформе все как на подбор оказались закодированными. А может, просто не любили вино из кривых бутылок...
ЕЛИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ, ШОППИНГ
Когда-то здесь была аллея, по которой прогуливались буржуи всех мастей. Сегодня гуляют все, кому не лень. Авеню, носящая столь странное для русского уха название, -- это нескончаемая вереница монобрэндовых магазинов, торговых центров, ресторанов фаст-фуд, кинотеатров, автосалонов. Конечно, нельзя было не засвидетельствовать.
В магазине "Louis Vitton" Вахромея поразил столбняк. Хорошо ещё, что не обнял Кондратий и не разбил паралич. Пока Тата изучала сумочки по цене 1500-2000? и кошельки по 650?, Вахромей нервно пересчитывал бумажные купюры в карманах джинсов и мелочь на кредитных картах. Понимая, что покупка такой сумочки на ближайшие несколько лет оставит их жить во Франции. Оно, может, и неплохо, но уж больно серьёзное решение, принимать которое у прилавка с кожгалантереей, все-таки неверно.
В салонах Toyota, Peugeot и Mercedes довелось посмотреть на стендовые модели автомобилей, не предназначенных для продажи. Технический гений впечатлял ничуть не меньше, чем кожгалантерейный. Судя по космическим формам, будущее в отдельных регионах планеты уже наступило.
Парфюмерное царство, как и все царства в мире, на поверку оказалось весьма условным и противоречивым. На вопрос, где она может найти духи "Клайв Кристиан", Тата услышала нечто невразумительное. Продавец-консультант -- женщина бальзаковского возраста -- была явно сбита с толку.
-- Кристиан Диор? -- спросила она на всякий случай.
-- Клайв Кристиан, -- повторила Тата отчётливо.
Вахромей готов был поклясться, что француженка испытывает сильнейшее желание почесать в затылке.
-- Келвин Клайн? -- предприняла она ещё одну безнадёжную попытку.
-- Бог простит, -- сказал Вахромей, и перенаправил энергию Таты в отдел со старым добрым Диором.
Провели пристрелку, и пошли дальше по нескончаемым рядам, заполненным разномастными флаконами счастья.
Выяснилось, что "Chanel" -- это наше всё. Ну, Вахромей-то еще со школьной поры помнил, что все мы вышли из гоголевской шанели.
Потом было ещё много разнообразных отделов, магазинов и магазинчиков. И не только парфюмерных. Туфли от Jimmy Choo снесли Тате башню основательно и надолго. Она даже стала чем-то похожа на Святого Дионисия. И Вахромей сделал себе зарубку: если "Chanel" -- это наше всё, то обувь Jimmy Choo -- это всё остальное. И в этом была глубокая сермяжная правда жизни.
Но особенно понравился Вахромею доброжелательный продавец в отделе женской одежды, марку которой Вахромей тут же забыл. Парень тряс приглянувшейся Тате юбкой и что-то с жаром пытался ей втолковать сначала по-французски, а затем и по-английски. Вахромей подключился к диалогу, но всё ещё больше запуталось. Тогда парень побежал к выходу из отдела и приволок средних размеров табличку. На табличке было крупно написано "SALE 30%". И стояло завтрашнее число. Ошарашенная Тата повесила юбку обратно на вешалку и сказала, что придёт завтра.
УЖИН
Усталые, но несломленные Тата и Вахромей ползли по Rue St-Lazare.
Хотелось есть. Очень кстати им подвернулся ресторанчик, на двери которого было написано: "Меню -- по-русски". Вот этими самыми буквами и было написано.
-- То, что надо, -- сказал Вахромей. -- Врастаем здесь.
Они уселись за столик. Подскочил официант, услышал русскую речь и махнул кому-то рукой.
Приблизилась гидропиритная блондинка лет шестидесяти с густо накрашенными глазами. Просто по килограмму туши лежало у неё на веках. Никак не меньше. В СССР похожий тип женщины довольно часто можно было увидеть в овощных магазинах по ту сторону прилавка.
Тата поздоровалась и попросила русское меню.
-- Меню по-русски есть, -- сказала блондинка с лёгким одесским акцентом. -- Но там всё неправильно.
-- То есть как? -- удивилась Тата.
-- Всё-всё неправильно, -- сказала блондинка, пряча за спину коричневую книжицу. -- Цены не те. И названия тоже. А что бы вы хотели?
-- Для начала посмотреть меню, -- сказал Вахромей.
-- Ай, ну что там смотреть? Ну вот вам пока меню на французском. Изучайте цены.
Книжица легла на край стола.
-- А понту их изучать, если непонятно, что написано, -- сказал Вахромей.
-- А что бы вы хотели?
-- А что у вас есть?
-- А что бы вы хотели?
-- Мы бы хотели поужинать.
-- Что вы предпочитаете на ужин?
-- А что вы можете нам предложить?
-- А что бы вы хотели?
-- Ффух! -- выдохнул Вахромей. -- Тата, попробуй ты. Я устал ходить по кругу.
-- Рыба у вас есть? -- спросила Тата.
-- Какую рыбу вы предпочитаете? -- спросила блондинка и в первый раз за время разговора моргнула своими килограммами.
-- Сёмгу, -- сказал Вахромей. -- Лосося. Запечённого в собственном соку.
И подумал, если она щас спросит, какую сёмгу я предпочитаю, я её порву.
Но на этот раз блондинка принялась что-то быстро писать в блокноте, словно бы извлечённом из воздуха.
-- Гарнир? -- спросила она, переходя на телеграфный стиль.
-- Картофель, -- сказал Вахромей. -- Отварной. И ещё каких-нибудь овощей в масле. И вино.
-- Вино какой страны вы предпочитаете...
-- ...в это время суток, -- закончил за неё Вахромей и решительно потряс головой, отгоняя литературных призраков. Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда. -- Постойте, -- сказал он. -- Не надо вина. Пиво. Два бокала. Только не очень холодное.
-- Пиво не может быть не очень холодное, -- оживилась блондинка.
-- Горло, -- объяснила Тата. -- Болит. Ангина.
-- Я здесь сорок лет, -- сказала блондинка. -- Если болит горло, надо пить только холодное. Специально холодное. Это практика. Я всегда так делала, и прекрасно себя чувствую.
-- Несите что-нибудь, -- сказал Вахромей и стал смотреть в окно. Общение с официантами, которые не понимали по-русски, нравилось ему гораздо больше.
ЛУВР. ПРЕЛЮДИЯ
Поход в Лувр совпал с днём рождения Вахромея. И это было бы даже забавно, если бы пореже звонил телефон в кармане. Сначала Вахромей отвечал на каждый вызов, но очень скоро перевёл аппарат на вибрацию и стал нажимать на кнопку только если видел знакомый номер.
Экскурсия брала начало во дворе Лувра, у статуи Людовика XIV, в одиннадцать тридцать по полудни. Здесь витал в воздухе русский говорок, народ теснее сбивал ряды, ожидая экскурсовода.
Вскоре он появился. Абсолютно лысый афропарижанин лет пятидесяти пяти. Невысокого роста, в бледно-голубом мятом пиджаке и чёрных вытянутых брюках, со списком экскурсантов в одной руке и пластиковым пакетом в другой.
Первым делом он поздоровался и сразу же затеял перекличку. По-русски он говорил более чем сносно, и даже славянские фамилии произносил, почти не искажая. По списку не хватило двух человек, и решено было немного подождать.
Афропарижанин сказал, что его зовут Оноре. И добавил, подумав:
-- Как Бальзака.
-- Родственник? -- спросил Вахромей настороженно.
-- Однофамилец, -- тотчас подсказали из толпы.
Оноре раскрыл пакет и стал раздавать слуховые аппараты, затем нацепил себе на шею микрофон, щёлкнул переключателем и спросил, все ли его хорошо слышат.
Слышно было подозрительно хорошо.
-- Ну, вот вам и рука Москвы, -- прокомментировал Вахромей негромко. -- Сушите сухари, господа.
-- Скорее уж ЦРУ, -- сказал Оноре. -- Или вы убеждённый поклонник ФСБ?
-- Пока не решил, -- признался Вахромей.
Эрудиция Оноре поражала. Скорее всего он получил образование в Советском Союзе.
ЛУВР. НЕМНОГО ИСТОРИИ
Вообще говоря, Лувр -- это типичный долгострой. Ещё в конце XII века Филиппом-Августом была возведена оборонная крепость, занимавшая примерно ? квадратного двора современного Лувра. Здесь хранили казну, а сам король жил на другой квартире.
В XIV веке в малгаб въехал Карл V Мудрый и сразу затеял перепланировку. И поскольку мудрость его нуждалась в постоянной подпитке, воздвиг для этой цели Библиотеку. Понятно, что несмотря на такие усилия, а может и благодаря им, резиденция сия была малопригодна для проживания правителей. Пыль, которую не могли победить тогдашние пылесосы, тараканы и запах плесени, которая так любит давно нечитанные книги, -- все это изрядно мешало комфортному времяпровождению.
Всё же какой-то минимум удобств должен был присутствовать... Потому не прошло и ста пятидесяти лет, как Франциск I по-взрослому развез грязь, раскатал в ноль старую крепость и на обломках самовластья построил новый мир.
Каждый из более поздних самодержцев вносил свою посильную лепту в переоборудование и укрепление этого мира. Катюша Медичи, например, отгрохала дворец Тюильри, а Генрих IV соединил его с Лувром галереей. Да такой, что не снилась даже Манилову.
Правда во второй половине XVII века Людовик XIV, Король-Солнце, вместе со всеми своими любовницами, мамками-няньками и многочисленными прихлебателями сбежал в Версальскую новостройку, и Лувр временно пришел в запустение. Число бомжей во Франции резко сократилось, и под дырявыми крышами дворца стало постепенно зарождаться первое коммунистическое общество.
Кто знает, до чего бы дошла История, если бы на пороге однажды не появился амбициозный недомерок Наполеон. Именно он принял волевое решение и наказал всем будущим Наполеонам строить, не покладая рук.
Потом была Франко-прусская война, всяческие гражданские неурядицы, пожар, практически уничтоживший Тюильри, и много разных других событий.
Уnbsp; -- Скорее уж ЦРУ, -- сказал Оноре. -- Или вы убеждённый поклонник ФСБ?
же в 1981 году Франсуа Миттеран инициировал проект Большого Лувра. Во дворе Наполеона силами китайцев за каким-то чёртом соорудили громадную стеклянную пирамиду, и ещё три таких же пирамиды, только поменьше, понавтыкали вокруг, превратив их в проходы, ведущие в три крыла музея: Сюлли, Денон и Ришелье. Лувр таким образом осовременился, и в него потекли потоки зевак, подобных Тате и Вахромею.
ЛУВР. TETE-a-TETE
Оноре повел их заповедными тропами. Через подвал, где можно было лицезреть остатки фундамента первого варианта крепости. Стены были такой толщины, что летом, в жаркую погоду, никаких кондиционеров не требовалось. На освещении французы тоже сэкономили. В особо тёмных углах Тате мерещились плачущие скелеты. До избыточного уюта обстановка явно не дотягивала.
Парадную лестницу в крыле Денон венчала статуя Ники Самофракийской -- женщины "на ять", женщины-победы -- крылатой, целеустремлённой и без головы. Вахромей полюбовался шедевром и подумал, что большего от женщин нелепо и требовать. Оказывается, древние хорошо это понимали.
К статуе Афродиты, более известной в миру как Венера Милосская, претензий также ни у кого не возникло. Голова, правда, на этот раз была на месте, а вот руки у девушки грустным образом отсохли. Странно, но это нисколько не повредило её чувственности. Далее Афродиты пошли косяками. Купающаяся Афродита. Отдыхающая Афродита. Голова Афродиты. Плод любви Гермеса и Афродиты. Гермафродит, по-нашему. Странное создание, дерзко совместившее в себе женские и мужские половые признаки, покоилось на надувном матрасе из мрамора, который подстелил под него скульптор Бернини в XVII веке. Видимо, решил как-то подсластить горькое, на его взгляд, существование. Дескать, мало того, что бракованный экземпляр во плоти, мало того, что голый... голая... голое... Так ещё и спит на каких-то досках. А вот мы сейчас ему -- подстилочку...
Постепенно рождалось ощущение, что Лувр посетила Медуза Горгона. Такое количество каменных изваяний в одном месте. Это ж надо было всех сюда согнать! Мраморные фигуры теснились по одиночке и группами. Сидели, стояли, лежали. Некоторые спали или томились, охваченные любовными переживаниями. Боги соседствовали с простыми смертными.
Экспрессивный Боргезский боец с умирающим гладиатором, Амур и Психея с рабами разной степени измотанности. Пан восседал в окружении вакханок. Меркурий в крылатых сланцах бодро гарцевал между небом и землей. Три Грации рождали в душах в три раза больше откликов, чем грации одиночные, а воздевший к солнцу руки радостный божок Эрос вообще был вне конкуренции.
При этом совершенно ясно становилось одно -- у древних греков имелся существенный пунктик. Обнажёнка. Всеохватывающая и не оставляющая просторов домыслу. Как у смертных, так и у богов. А может в те далёкие времена просто одежды не хватало на всех?..
Воздав должное эллинистическому периоду, Оноре с головой погрузил россиян во французскую живопись. Закружил разноцветный калейдоскоп. Замелькали разноформатные полотна, вызванные к жизни творцами прежних эпох.
Жорж де Латур -- "Шулер". Карточные страсти на четверых. Никола Пуссен с его временами года. Портрет кардинала Ришелье работы Филиппа де Шампеня. Огромный -- почти два на три метра -- портрет Людовика XIV кисти Гиацинта Риго, написанный в 1701-м году. И ещё имена -- Франсуа Буше, Жан Оноре Фрагонар (очередной родственник экскурсовода и однофамилец знаменитой парфюмерной фабрики), Жак Луи Давид. Последний расписал коронование Наполеона в соборе Нотр Дам. Художник с длинным непроизносимым именем Жан Огюст Доминик Энгр наваял "Большую одалиску". Совершив осознанную анатомическую ошибку, добавил ей три лишних позвонка. Ходили упорные слухи, что он был первым пластическим хирургом, на досуге занимавшимся живописью.