Фирсанова Мария Димитриевна : другие произведения.

Каштанный

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Noir a l'fabrique


   КАШТАННЫЙ
  
   noir a l'fabrique
  

Вместо эпиграфа:

http://video.mail.ru/mail/nkviolette55/_myvideo/41.html

  
   Прелюдия
   Мы с семьёй отдыхаем в Пафосе, отель "Альмира". Жена наслаждается талассотерапией, доча не вылезает из бассейна, а я любуюсь яхтами. С детства мечтал о таком судёнышке и даже купил "Руководство для яхтсмена", но - не судьба. Моя контора устанавливает кондиционеры, а вот институтский приятель ведёт бизнес на Кипре и запросто ходит под парусами! Звонил, собирались встретиться в пять, но проворный чернявый гид подсуетился и сорвал планы - предложил экскурсию в Иерусалим.
   Жена и дочка запрыгали от радости - и вот, мы уже у Стены Плача.
   За три часа отщёлкал сотку снимков: девочки позируют для друзей и родственников, словно мы здесь не осматривать древности, а на фотосессии.
   Да и ладно! Девчонки у меня - красотки.
   Набрали грязи в Мёртвом море. Говорят, полезна для косметических процедур.
   - Па, у нас подкашиваются ноги.
   Ага, вот свободный столик в открытом кафе.
   - Нам с ма - вишнёвый сок и мороженое. А тебе?
   Несмотря на жару, хочется отменной кошерной плоти. Вес мой зашкаливает рост, если откинуть метр, оставить сантиметры и превратить в килограммы. Да-да, конечно я знаю о вреде холестерина. Однако, в отпуске не время голодать, следует расслабляться и получать оплаченное удовольствие. Вот-вот наступит времечко - минует средний возраст, и волей-неволей придётся терять удовольствия. Поседеют виски... кожа скуксится как у того старика, что читает газету. Я вглядываюсь в пергаментное лицо метрах в семи, у обтёсанного временем камня.
   - Па, на кого ты пялишься? - громко спрашивает дочка.
   - На старика с газетой, - шепчу, прощая детскую бесцеремонность.
   - И что? - любопытничает жена, поправляя съехавшую бретельку. - Знакомый или знаменитость?
   - Шпион.
   Случилась у нас одна история сто лет назад, когда были общими заводы и пароходы. Только не все поверили. А похож...на самом деле похож!
   - Нет, ты серьёзно?
  
  
   1
  
  
   Борис Израйлевич удивился, что её не пришлось уговаривать. Всё случилось в мгновение ока на праздновании отделом юбилея Раевской. Событие даже в какой-то мере разочаровало. Это не было похоже на покорение холодного Эльбруса или... лучше подобрать для сравнения возвышенность женского рода, но Каштанному кроме Эльбруса, на котором он побывал комсомольцем по путёвке молодёжного бюро "Спутник", ничто в голову не шло. Застряло в мозгу с детства, что женщину как гору, нужно покорять, женщина обязана строить из себя недотрогу. Чем больше риска и усилий - тем сильнее наслаждение, заставляющее искать повторения. "А, впрочем, какая разница" - подумал Борис Израйлевич, задраивая молнии и пуговицы. Эта "недотрога" разомлела от прикосновения к плечу, задрожала как осиновый лист. Ему польстила такая реакция.
   Теперь необходимо притворяться, что никаких близких отношений и в помине нет, иначе курицы из отдела раскудахчутся на всю округу, разнесут по цехам и закромам, раскукарекают по всему городу. А Ира - очень впечатлительная женщина, и по правилам закатит истерику, пригрозит разводом, истерзает придирками и слежкой, начнёт подслушивать телефонные разговоры и жаловаться сестре Иде. Все жёны одинаковы.
   Следует встречаться в рабочее время. Да. Если Ира позвонит, ответят: "Борис Израйлевич пошёл по цехам".
  
  
   2
  
  
   В субботу Лена Лапина отвезла дочку к родителям на дачу. Тонечка оседлала трёхколёсный велосипед с красным флажком на руле и резво покатила по утрамбованной дорожке вдоль тигрового лилейника и поржавевших бочек.
   - Смотри, как я кружу! Смотри, как я кружу!- кричала звонко Тонечка, нарезая круги по овалу клумбы с померанцевыми гладиолусами.
   Лена подумала немного и осталась, не побежала на последний автобус, заночевала на втором этаже, распахнула в темноте окна и слушала, как шумят, подрагивая листьями, дубы и осины. Наволочка пахла ветром.
   Японки спят без подушки, поэтому у них хорошая осанка.
   Лена сбросила подушку на палас. Вот так! И никогда не будет второго подбородка.
   На спине не засыпалось.
   Она перевернулась на бок, потом на живот. Время шло, вздрагивали стрелки прабабушкиных часов с гирьками, переступая секунды и минуты. Бесшумно скользил маятник за стеклом. Сон не спешил. Вот напасть!
   Лена встала; не зажигая света, тихо миновала похрапывающее царство за дверью, спустилась по деревянной лестнице в сад.
   Рассветало. Исчезли в побледневшем космосе звёзды.
   Только на востоке прозрачными бусинами смотрели на спящий мир две огромные планеты.
   Влага лежала на траве и ветках. Слышно было: падали капли. То ли незаметный дождь прошёл, то ли выпала обильная роса после жаркого дня. Лена наклонилась, глубоко вдохнула аромат. Флоксы намочили лепестками щёки. Последний месяц лета...
   Кто-то ступал на землю в темноте орешника, за тонкой рабицей. "Это всего лишь капли", - успокоила себя, поёживаясь, Лена, вернулась в постель и натянула до макушки пуховое одеяло.
   Ей приснился лес. Сухой торфяник поролоном проминался под ногами. Лена искала грибы. Вот и они - целое море. Под ветками низкорослых ёлок, на прочных толстых ножках крепкие валуи. Лена достала перочинный нож из корзинки и развернула лезвие...
  
   Она ничего не рассказала ни матери, ни отчиму. В их семье не принято было обсуждать интимное.
   Да и что бы она сказала? Что Олег ей изменил, что она его выгнала и совратила нового начальника, Бориса Израйлевича Каштанного, от которого у всех мороз по коже и который ей в отцы годится? Или не годится...надо посчитать.
   Годится, что правда, то правда. Надо спросить маму, сколько лет было отцу, когда она родилась...
   По сравнению с Каштанным, Олег - сопливый мальчик.
   В саду у Раевской горячий шёпот в ухо сказал: "Твой муж - дурак". Вот в этом и кроется истина. И эту истину ей открыл зрелый, состоявшийся мужчина. Теперь Лена точно знала: она прелесть как хороша, у неё нежная как у ребёнка кожа и муж-дурак.
   Пусть мама думает, что с Олегом всего лишь горячечная ссора, "молодые ругаются - только тешатся". Пусть думает так. Так спокойнее.
   Как легко Олег обманул! А ведь тогда она искренне поверила, что ради неё он готов на всё: "Хочешь - с моста прыгну?" Месяц март передвигал льдины в ручье, они медленно скользили по течению. Исчезли в парке лебеди и утки, развлекавшие посетителей летом. Она не любила Олега. Да, он был престижным женихом в шинели курсанта Ленинградского училища, мать его занимала высокий пост, потом он легко получил квартиру и продвижение по службе. Лене страшно захотелось, чтобы ради неё он нырнул в ледяную воду. И она сказала: "Да!" Она испытала блаженство и восторг, когда тяжёлые армейские сапоги перемахнули через перила. Лена мгновенно узнала себе цену. "Я выйду за него" - решила она.
   Теперь у неё была квартира, Тонечка и собственный муж - и эта рутина до изнеможения нагоняла щемящую тоску, словно жизнь закончилась, сердце перестало биться. Лена жаждала страсти, как изнывает заблудившийся в пустыне горожанин, не находя оазиса; страсти "на лезвии бритвы" как тогда, на мосту над полыньёй. Тот дикий восторг требовал повторения.
   Но страсти истощались и увядали, как блёкнут со временем божественные розы в матовой вазе, теряя упругость и аромат, осыпая мёртвые лепестки на холщёвую скатерть. Лену раздражало, что Олег шаркает тапочками, сюсюкается с Тонечкой, что подаёт ей в постель чай с курабье, роняя на простынь колкие крошки.
   Ленина душа требовала страсти как алкоголя или наркотика. На вечеринках она флиртовала с друзьями и коллегами мужа: ей нравилось доводить его до точки кипения, когда он терял самообладание, готов был ударить, удушить, сесть в тюрьму, тащил на балкон и хватал пальцами за шею. Она кричала, звала на помощь, и соседи по лестнице сокрушенно кивали и сочувственно говорили: "Он вас бьёт!", и слышали в ответ надменное: "Кто вам сказал?". Она добивалась точки риска: его могли выгнать со службы, исключить, посадить - он готов был идти до конца, ради неё. Наутро Олег плакал, ползал на коленях, целовал синяки и просил прощения, бормоча, что сам не понимает, как на него нашло. Она ощущала себя королевой, особой голубой крови, рождённой властвовать: казнить и миловать.
   Заигрывая с его друзьями, она не была вульгарна, она всему знала меру: косметике, коротким завиткам русых волос, белым брючкам, подчёркивающим узкие бёдра. О нет, она никогда не переходила грань, она всего лишь журчала ровным голосом, ворковала подобно голубице.
  
   "Он прыгнул с моста не из-за меня", - грустно подумала Лена, "Он просто самому себе хотел доказать, что может".
   Когда в заводской проходной, сурово сдвинув брови, начальник отдела дотошно изучал её диплом, трудовую книжку и автобиографию, Лене в голову пришла та же шальная мысль: "Смогу?" И вот: у неё получилось.
  
  
   3
  
  
   Кабинет начальства ремонтировали. Толстые малярши в комбинезонах с пятнами эмали взгромоздились на стремянки и смывали побелку.
   Столы начальника и зама перенесли в общий отдел. Девочки и дамы очутились "под колпаком" и лишились удовольствия вести беседы на горячие темы. Теперь это было позволительно лишь в минуты "проветривания", когда открывали фрамуги в комнате - и служащие выстраивались с обратной стороны двери в коридоре. Вот и сейчас женщины снаружи откровенничали. Говорили конструкторы - похожая подбородком на бульдожку холостая блондинка Наташа и высокая яркая брюнетка Таня, бывшая в разводе, а остальные, моложе и старше, с интересом слушали. Таня с упоением рассказывала, как отдыхала летом в пансионате "Серебряный бор" и ежедневно получала шквал оргазмов от столичного спортсмена, который заливал ей: "Во все дырки!".
   Наташа, насупившись, парировала, что однажды они с любовником, задыхаясь от страсти, забежали в подъезд, бросили на ступени песцовую шубу - и он имел её так долго и пронзительно, что стоны разбудили жильцов пяти этажей, и те пригрозили милицией.
   - Зато я достала итальянские трусы, какие тебе и не снились! - упрямо сказала Таня и в доказательство задрала белую юбку.
   Конструкторши сгруппировались, наклонились поближе, изучая дизайн импортного изделия. Тонкая резинка проходила авангардно высоко, полностью обнажая бёдра.
   - Где? - хором спросили инженеры.
   - У фарцовщика! - победно отчеканила Таня.
   - Всё равно ты меня не переплюнешь! - закричала лишившаяся публики, раскрасневшаяся от досады Наташа.
   - Девочки, - вмешалась рассудительная Лариса Борисовна, у которой не было ни итальянских трусов, ни полноценного секса. - Девочки, в Общество книголюбов поступили орфографические словари под редакцией Бархударова, если кому из вас нужно, могу как председатель пару вам...и двухтомник Платона.
   - Завтра двух человек - на овощную базу, - вспомнила профорг Раевская. - Кто у нас помоложе, а?
   - Пусть идёт новенькая, Лапина, - сказала Наташа, выпуская пар. - Завтра мне нужен отгул - к зубному.
  
   Лена Лапина отстала от коллег, задержалась за столом, достала из замшевой сумки косметичку и посмотрелась в узкое зеркальце, поправляя чёлку.
   Каштанный разговаривал по телефону, прижимая плечом трубку и перекладывая на столе бумаги.
   - Вера Павловна, как там мой дармоед? Какой дармоед? Да заместитель мой, Маслёнкин! Хватит ему придумывать болячки. Давление? А закройте-ка ему завтра больничный, голубушка. Да, да! Конечно. Нечего на диване барствовать.
   - Ну, здравствуй, - развязно сказал Каштанный, положив трубку.
   - Здравствуйте, Борис Израйлевич, - встала из-за стола, словно школьница, Лена и медленно пошла к двери, расправляя янтарный шлейф "Дзинтарса".
   Очень медленно шла Лена, словно ждала, что ещё Каштанный скажет. И он, не ожидая столь сдержанной реакции, судорожно соображал, что.
   - Отнесите эту документацию в типографию, а вот эту - в пятый цех, - требовательно и громко отчеканил Каштанный, чтобы услышали и за дверью.
   Лена обернулась - он протянул серые листы дешёвой бумаги.
  
   В коридоре обсуждали что-то. Проходя мимо, Лена услышала обрывок фразы.
   - ... войлочная тряпочка, - говорила многодетная Лариса Борисовна. - Пять лет до пенсии, а даже не знаю, что такое кончить.
   - Да чего там, - вздохнула Наташа. - Вот Хват наш- вообще импотент. Об этом уже весь завод знает.
   - С чего ты взяла? - надменно спросила Таня. - А как же двойняшки?
   - А с кем он в прошлый раз в Рыжов на испытания ездил? Он ещё в поезде сказал: "Ну, Натах, оторвёмся!". Вечером пошли в ресторан, заказал коньяку армянского бутылку - и выдул до самого донца. Два раза падал, пока до номера дотащила.
   - Видно, он по другой части мастер, - заметила рассудительно Тамара Тимофеевна и шепнула протискивающейся между тел Лапиной: "Леночка, не слушайте. Есть такие женщины, которым лишь бы кончить".
   - Ты куда? - спросила Таня.
   - В типографию и в пятый цех, - ответила Лапина.
   - Завтра идёшь на овощную базу, - строго сказала Наташа.- Возьми на складе телогрейку, резиновые сапоги и перчатки. И не забудь до пятницы заплатить комсомольские взносы Осипович из библиотеки.
   "Проветривание" закончилось, служащие впархивали в кабинет, занимая столы и кульманы.
   Каштанный искоса наблюдал в окно. Вот Лена вышла из заводоуправления, прошла вдоль заводского розария и свернула к типографии.
   Он встал из-за стола и, бросив через плечо: "Я в пятый цех", вышел.
  
  
   4
  
  
   Розарий, которым так гордились работницы завода, не произвёл на Лену никакого впечатления. Её поразила нарядная упаковочная тара для изделия, которая валялась тут и там. Разбухшая от дождя, никому не нужная: красивые финские коробки с ярким и чётким изображением, отпечатанным на заморском картоне за валюту.
   Лена потянула тяжёлую дверь времён царя Гороха.
   В типографии было жарко. Она решила заглянуть в комнату отдыха, которой так восхищались инженеры и служащие, поднялась на второй этаж по мрачноватой от тусклого жёлтого света лампочек кованой лестнице с тяжёлыми периллами, открыла дверь. В зеркалах светлого пространства отражалось заходящее солнце и финиковые пальмы в бочках, свисали лианами салатовые традесканции. В центре комнаты расположились мягкие кушетки, обтянутые слонового цвета кожей.
   В туалетной комнате она воспользовалась сверкающим керамикой чешским биде, поменяла "среду" на "пятницу" и спустилась вниз к наборщицам.
  
   Надя Зотова, похожая на взъерошенного воробья, лежала на столе, согнув над головой ноги.
   - Вот так! - сказала она. - Можно ещё крест-накрест или через плечо.
   Надя заметила Лену Лапину и подмигнула подругам: "Умные пришли!".
   - Ты, Надька, стерлядь, - сказала, не отвлекаясь от дела, пожилая Варвара Трофимовна. - Сколько у тебя мужиков-то было, а?
   - Всего пять, - сказала Надя и слезла со стола. - Как у твоей любимой всесоюзной стерляди Пугачёвой.
   - Ей можно, - заартачилась Варвара Тимофеевна. - Как она вчера на "Огоньке"-то, а? Девчонки, смотрели? Ей простительно. Этот...как его?...Палтус! Бросил её.
   - Не Палтус, тёть Варь, а Паулс! - захохотали бубенчиками молодые наборщицы.
   Лену как бы не замечали, она молча положила на стол серые бумаги и вышла.
  
  
   На крыльце типографии курил Каштанный, швырнул начатую сигарету в тяжёлую урну и требовательно посмотрел на неё.
   - Леночка...
   - Простите, Борис Израйлевич, - сказала Лена, - Я очень спешу. В пятый цех.
   "Не слишком высок. Жаль. Если надеть каблуки - одного роста".
   - Как материально, может, выписать аванс?
   - Не стоит.
   - Задержитесь после работы.
   - Нет, - твёрдо сказала Лена, почти не шевеля губами. - Мне нужно в детский сад за дочерью. У вас есть дети?
   - Да, - пробормотал Каштанный, теряя надежду на скорую близость. - Взрослый сын.
   - Значит, вы меня понимаете, - сказала Лена, едва приподняв бровь.
   Каштанный почувствовал: разговор окончен. Неприятный сюрприз.
   "Что бы это значило?" - подумал раздраженно. "Зачем она делает вид, что между нами ничего не произошло? Строит из себя недотрогу!"
   Вот уже и ушла. Не оглянулась. Нужно выписать ей телогрейку и резиновые сапоги: испачкает туфли в заводской грязи, не для цеха эта маркая кофточка.
   - Хорошая девочка, - внезапно раздался над ухом голос главного инженера Хвата, любившего по поводу и без повода носить костюмы с галстуком. - Откуда такая?
   - Мой новый технолог, - ответил небрежно Каштанный и подумал: "Хороша Маша, да не ваша, товарищ Хват".
   Хват всё понял и тоже подумал: "Хороша. Жаль, что не моя".
  
  
   5
  
  
   Внезапно похолодало. Август сменил жару на зябкие ночи. Накрапывал дождь. Сквозь зелёную листву проглядывали редкие жёлтые листья, багряные гроздья бузины и рябины. Опадала с корявых веток перезревшая красная смородина.
   Каштанный уехал с дачи воскресным утром, сославшись на то, что его требует по неотложному делу Хват.
   Борис Израйлевич повернул ключ зажигания, прогрел двигатель, настроил радио "Маяк" и по песчаной дороге медленно вырулил на трассу.
   Зачем он возвращался в город вместо того, чтобы лелеять своими руками взращенный сад с привитыми грушами, он сам ещё не знал. Вернее, знал. Он ехал к ней - к Лене Лапиной. Не спал всю ночь, ворочался в постели, вставал, пил воду из самовара на летней кухне, курил. Висели над крышей в пустынном утреннем небе две большие планеты. "Венера. И Юпитер, самый большой из планет солнечной системы", - подумал Каштанный, вспомнив школьную астрономию.
   Подали голоса птицы в лесу. Порозовело небо на востоке.
   И, наконец, когда не осталось сигарет в пачке, Каштанный признался самому себе, что эта лапочка засела внутри его мужской плоти, как заноза. Как зверя преследовал запах её тела, не давал покоя мягкий бугорок нежной родинки на шее под мочкой с крошечной бриллиантовой серёжкой.
  
   Борис Израйлевич следил за дорогой и размышлял. У него всегда всё получалось в жизни. Никогда не подводил природный интеллект. Он был доволен, что жил умно. Сейчас он - начальник отдела. Пройдёт небольшой срок, он станет главным инженером, ещё немного - и директор завода. Видно из окна кабинета, как строится новое здание заводоуправления, поднимает плиты высоченный кран, прибавляя этажи. Все пророчат, что в новом здании его назначат главным. Смысл жизни - добиваться поставленных целей. Только тогда можно себя уважать. Все начальники - его друзья. Он приглашает их на семейные праздники, они пьют и едят за одним столом. Он не сопливый Фомичев из отдела главного металлурга, готовый шефу пятки лизать. Его, Каштанного, уважают. Боятся. С ним советуются. У него есть талант и острый ум. В отличие от зама, Генки Маслёнкина, который вылез в люди благодаря тестю из обкома. Нужно решать вопрос с членством в партии. Молодец Ира - вступила ещё в институте. Теперь же - хрен возьмут: подавай им по разнарядке работягу от станка! Если бы не партийный Хват, Борис Израйлевич уже давно бы сидел в кресле главного. Откуда только принесло этого хитрого хохла! Кажется, из Воронежа. И надо же было начальству продвигать Хвата! Немыслимо тупой жеребец, бабник. Не то, что он, Каштанный - умница, семьянин, изобретатель. Сколько у него рационализаторских предложений? Сто, а то и больше. По поводу семьянина...ну, да...Ира...
   Опять вспомнилась мочка с бриллиантовой серёжкой.
   Нет, а он утёр нос Хвату! "Хороша Маша, да не ваша!"
   "Она любит золото", - подумал Каштанный, разгоняясь на трассе. Сбавил скорость, пересекая черту города, нырнул в водоворот безлюдных воскресных улиц, крутанул руль вправо - на проспект Красной армии, и припарковался у магазина "Сапфир".
   Он не смог выбрать кольцо или перстень, не зная размер её безымянного левого пальца, и купил серьги с красными как кровь рубинами. Ей понравятся. Подарок уверенного в завтрашнем дне мужчины.
  
   Когда Каштанный сел за руль, внезапно хлынул ливень.
   Каштанный откинулся в кресле и наблюдал, как развеваются за редкими легковушками газовыми шарфами капли, дождевые струи прибили к земле вывернутые наизнанку листья нескошенной сныти. Внезапно всё поменяло цвет на серый. Побежали ручьи. Выскочили на ручьях рыбьими глазами пузыри. Повеяло в незакрытое окно мокрой корой. Гром прокатился по небу, продырявила молния тучу - и хлынуло так, что цветы, застывшие на подоконниках сокрушенно вздохнули: захотелось на волю, чтобы и их как из ведра окатило и затрясло.
   Но вот выкатилось золотой монеткой солнце из-за тучи, блеснуло, прошлось глянцем по промытым листьям, засмотрелось в лужу на асфальте, и гром ударил пару раз на прощанье, словно пальцем погрозил.
   Дунул лёгкий ветерок, травинки на газоне вздрогнули - засверкали серпантином.
   Алмазной пылью горели в углу ветрового стекла остатки дождя.
   Каштанный остановил "дворники", включил передачу, нажал газ и промчался сквозь арку радуги над проспектом.
  
  
   6
  
  
   Лена вышла на платформу под обрушившийся на город ливень, выстрелила японским зонтом, миновала колонны вокзала и перебежала площадь, промочив ноги у самой кромки бордюра, где попала в водоворот у сливной решётки.
   Дождь кончился на мгновение и снова разошёлся. Как назло!
   Вот показался троллейбус... номер семь, не её. Его обогнала бежевая "шестёрка". Притормозила рядом. Дверца распахнулась, и Лена увидела за рулём начальника.
   - Подвезти? - бросил он, строго глядя из-под бровей.
   Щёлкнул зонт, она села рядом.
   Играла приглушенно автомагнитола. Джо Дассен пел про осень.
   - Случайно увидел тебя, - сказал хрипло Каштанный. - Домой?
   - Да, - сказала Лена, и Борис Израйлевич почувствовал, как вибрация волшебного голоса отозвалась внутри солнечного сплетения, как из копчика поползла в голову змеёй пробудившаяся кундалини, как засвербело в точке ци-хай.
   - Муж, наверное, заждался? - сказал равнодушно Каштанный, настороженно дожидаясь ответа.
   "Муж объелся груш", - подумала Лена и еле слышно ответила:
   - Олег уехал в Яхрому на месяц.
   Почему она так легко соврала про Яхрому, Лена и сама удивилась. Наверное, ей так хотелось, и она выдала желаемое за действительное. Раньше ведь он уезжал летом в Яхрому, сложив в сумку только необходимое: спальник и нунчаки. Как легко врать, как легко врать! Теперь она и сама в это поверила.
   "Шестёрка" притормозила у бетонных ступеней подъезда.
   - Начальство на чай пригласите? - с бравадой произнёс Каштанный, вынул сигарету из пачки и щёлкнул шведской зажигалкой.
   Если ответит "нет", вопрос можно счесть чем-то вроде дежурного комплимента.
   Хлестало из водосточной трубы как из пожарного брандспойта. Вода вырывалась пенистыми волнами, стекала бурным водоворотом в прореху забившейся сучками решётки.
   Каштанный терпеливо ждал.
   - Хорошо, - просто ответила Лена, аккуратно вынимая из салона белые лодочки.
  
   В квартире у Лены Лапиной царил идеальный порядок, на полу в прихожей, коридоре и кухне, в небольшой комнате с чешской "стенкой" под орех лежали уютные коврики.
   Она включила бра на кухне и превратила пространство в сакральный мир с полутонами.
   Появился сам собой индийский чай в оранжевых пиалах.
  
   Если раньше Борису Израйлевичу под хмурое утро мерещилось - личная жизнь вот-вот увянет как салат на дачной грядке, то в эту ночь он понял: колесо времени делает оборот - всё только начинается, как бывает в марте, когда вдруг повеет от талого снега свежими арбузами.
   Он был счастлив. Так неизмеримо никаким прибором счастлив, что оставил машину у подъезда, рискуя потерять за ночь покрышки и репутацию.
   Каштанный оторвался от пространства и времени, и в понедельник впервые чуть не опоздал на работу.
   - Не забудь ключ, - пролепетала сквозь сон Лена, кивнув с подушки на трельяж в прихожей.
   Ключ от уютного однокомнатного королевства!
  
  
   7
  
  
   Лена набрала телефон районной поликлиники и вызвала детского врача.
   Участковая появилась к обеду, поблагодарила за коробку московского шоколада и открыла больничный.
   "Милая, милая Фаина Николаевна", - порадовалась Лена. - "Мир не без добрых людей".
   - Кофе, чаю?
   - Кофе. Леночка, у вас растворимый?
   - Конечно.
   Не хватало Лене молоть бобы!
   Ленина мама заведовала столовой в исполкоме, у Леночки всегда было в доме вкусненькое: курьер приносил набитые доверху коробки с деликатесами: сервелатом, баночками с печенью трески и балыком, чёрной и красной икрой, растворимым кофе и московскими шоколадными конфетами в нарядных коробках "Ассорти".
   Фаина Николаевна ещё часок посидела на кухне, они попили кофе со сливками, покушали бутерброды с сервелатом, посекретничали о жильцах с верхних и нижних этажей.
   Теперь можно отдыхать целую неделю: Лапину не отправят в колхоз "на морковку", не пошлют на овощную базу сортировать грязную картошку и не посмеют командировать на аврал в цех, в третью смену прикручивать на изделия ручки. Начальство никогда не посмеет трепать ей нервы.
   Лена пропылесосила коврики, приняла ароматическую ванну, наложила крем-пенку из баллончика на кожу, обильно покрывая область вокруг глаз, и прилегла на диван с "Роксоланой" - дорогим фолиантом в красной обложке...
   Всё хорошо.
   Серьги с рубинами - на трельяже. Ретро из комиссионки? Тяжеловаты для её нежных мочек. Гораздо больше они подошли бы его жене. Сколько ей, сорок пять?
  
  
   ...
  
  
   Уже через пару недель Каштанный откуда-то выведал, что Олег избивал, и настаивал на разводе.
   "Ревнует", - думала Лена и чувствовала мощный прилив неведомой энергии. Пылали маками щёки.
   Квартиру получил Олег, и если бы Лена потребовала развод, пришлось бы возвращаться к маме, ютиться всем вместе в трёхкомнатной квартире. Мама пилила бы за каждую оплошность и отчитывала перед отчимом.
   "Всё ещё считает меня глупенькой школьницей", - думала Лена.
  
  
   8
  
  
   Каштанный делал дорогие подарки, биточки из печёнки и блинчики с мясом, вбил на кухне гвозди для прихваток, заклеил от сквозняков окна, проложив между рамами вату и бумажные цветочки, как это делала в деревне прабабушка.
   "Но предложение не сделает никогда", - подсказывала интуиция.
   Олег? Олег...
   Олег заходил изредка к Тонечке, заранее обговорив по телефону время.
   - Вчера приходил Олег, - громко сообщала Лена по телефону маме.
   И тогда Каштанный угрюмо спрашивал:
   - Зачем?
   - Тонечка его обожает, - отвечала кротко Лена.
   - Ты с ним спишь, - выдавливал Каштанный тяжёлую, словно чугунная болванка, фразу, и Лена видела: на шее у него вздувается вена, пульсирует и вот-вот лопнет.
   - Нет, - еле слышно лепетала Лена, опустив веки, а внутри всё пело и ликовало. Ей хотелось, чтобы однажды Каштанный открыл дверь ключом и увидел отражение в зеркале - её прекрасное ню с незнакомцем - и пробил бы кулаком стекло, раскромсав в клочья кожу на запястье, заливая червонной кровью бежевый коврик у трельяжа.
   В этот раз она говорила правду. Олег изменился. Он почти не разговаривал с ней, посвящая короткие встречи лишь Тонечке. Как-то так. Досадно.
  
  
   ...
  
  
   Сбросив мягкие туфли, Лена поджала ноги в кресле и сказала почти одними губами:
   - Борис, больше не приходи.
   - Ты с ума сошла, - не поверил Каштанный собственным ушам. - Извини. Что?
   - Мерзко.
   - Не понял?
   - Там. На столе.
   Он увидел конверт из грубой почтовой бумаги для бандеролей. Незапечатанный край обнажил пачку фотографий. На чёрно-белых снимках жена заседала в президиуме профкома, выступала с трибуны, докладывая о причинах роста производительности труда, а вот она в кокошнике поёт на конкурсе художественной самодеятельности, вот выступает от общества "Знание" с лекцией о влиянии алкоголизма на здоровье потомства. Среди фотографий - характеристика от партбюро для оформления поездки в Румынию.
   - Откуда? - скупо бросил Каштанный.
   - Из почтового ящика.
   "Всё", - подумал Каштанный.
   - Оставь ключ на трельяже в прихожей, - холодно сказала Лена и отвернулась к окну. И никакого поцелуя на прощанье.
  
   Борис Израйлевич понял: от Ириной тяжёлой артиллерии у Лены на душе возникли шрамы. Нужно...нужно купить ей белую шубу из мутона, как у переводчицы из патентного отдела, стервы Лерки Файн.
  
   Щёлкнул замок. Лена подошла к окну. Он не забрал фотографии и не оставил ключ. Завтра вернётся.
   Не было жалко коровы с туркменскими глазками на фото: она уже попользовалась своим телом и мужем сполна.
   Лена ещё раз взглянула на тётку в президиуме и подумала, что сама в сто раз умнее и красивее - и лучшего достойна. Пусть побеждённая Баба Яга в кокошнике сидит в избушке на курьих ножках и цокает зубами от злости.
  
  
   9
  
  
   Разговор с Ирой состоялся на даче.
   Каштанный готовился: как пить дать - жена начнёт кричать и требовать прекратить отношения с Леной. Нужно будет оправдываться, убеждать, что это - пустые сплетни, происки завистников.
   Но Ира вдруг сказала, что устала. Что сын над ним смеётся: он видел его любовницу, эту молодую хитрую самку песца, которая доведёт Борю до инфаркта. Впрочем, ему решать. Про фотографии она не имела ни малейшего представления. Наверное, это коллеги по заводу пытались спасти ценного работника. Так она предположила.
   Иру заботила начатая пристройка. Ей хотелось, чтобы Боря закончил веранду до конца лета, хорошо бы подвесить под крышей грибы и яблоки для просушки.
   - Боренька, ты, наверное, кушать хочешь? - заботливо спросила Ира, надела передник, и отправилась на летнюю кухню борщ разогревать.
   Каштанный почувствовал облегчение, словно ему развязали руки.
   Всё шло как по маслу. Наверное, в жизни началась самая светлая полоса!
   Лена наверняка понравилась сыну. Белый песец стоит не дёшево!
   Одно досаждало Борису Израйлевичу: незнакомый молодой человек по имени Олег. В один прекрасный момент он мог появиться и разрушить отвоёванный замок с уютными ковриками.
   Ира накрыла стол на веранде под оранжевым абажуром.
   - Сегодня я звонила Глобе, - сказала Ира, заворачиваясь в ажурный палантин. - Хочу рассказать тебе притчу. Жила-была одна женщина. Пришла она к восточной гадалке и сказала: "У меня проблемы с мужем". Гадалка спросила: "Спите в одной комнате? На одной кровати? Под одним одеялом?" "Нет" - ответила женщина. "Так зачем ты ко мне пришла?" - спросила гадалка.
   Борис Израйлевич понял: ему предстоит смурная ночь. Ира сбросила на пол связанный по "Бурде" палантин, оголила обожженные дачным солнцем плечи и шею, и Каштанному пришло в голову, что она похожа на высохшую на безводье черепаху, требующую себя ублажать.
   "Черепахи живут триста лет", - обречённо подумал Каштанный, - "Потому что никогда не выходят из себя".
  
  
   10
  
  
   Прогноз обещал, что завтра настанет холодная осень. Дожди прибили к земле флоксы, осыпались нежно-сиреневые звёздочки из соцветий. Ржавой накипью покрылась белая гортензия.
   Раиса Аркадьевна привезла внучку с дачи: "Тонечке холодно. Девочка может простудиться", - закатила на балкон трёхколёсный велосипед с примотанным синей изоляцией красным флажком и укутала от непогоды старой клеёнкой.
  
   Лена наполнила ванну, добавила пенку, искупала Тонечку, вытерла загорелую спинку, надела на тельце фланелевую пижаму в горошек и высушила полотенцем мягкие волосы.
   - Мама, ложись со мной, - попросила Тонечка и свернулась у стенки клубочком.
   - Мамочка, - прошептала Тонечка на ухо, - Скоро Нюся родит из животика котят. Бабушка уже приготовила большую коробку с одеяльцем.
   Лена подумала, что снова начнутся утомительные уговоры привезти с дачи котёнка. Она страдала, когда пахло животными, и в цирк не любила ходить из-за звериного запаха. Её бы раздражала кошачья шерсть и миски на полу. Нет! Достаточно большого плюшевого слона.
  
   Утром Тонечка спала крепко и долго. Лена знала, что дочка проснётся не раньше одиннадцати, замочила в глубокой чугунной ванне комплект японского постельного белья с цветущей сакурой и отправилась в парикмахерскую.
   Салон красоты находился совсем рядом - в девятиэтажке напротив.
   На тропинке, протоптанной через газон, вспомнился вчерашний разговор с Каштанным: он снова требовал развестись и не пускать Олега в квартиру. Не слишком ли много он себе позволяет?
   Нет, она бы ни за что не вышла за него, даже если бы умолял. Лене нравилось, что он потакал любым прихотям, готов ради неё на безумные поступки. Но теперь она научилась ценить прелесть положения свободной женщины. Требовать от него могла только она. Прабабушка её покойная ещё говаривала: "Лучше всех живётся не замужней, не девице, а свободной молодице". Именно так.
   Каштанный твердил и твердил, что она его не любит. Подарил шубу. Педиаторша ахнула: " Откуда?". Леночка похвасталась: "Любовник подарил". Фаина крякнула, поперхнувшись: "А муж, знает?" Лена удивилась, вскинула брови. Фаине Николаевне никто не дарил мутон, иначе она бы ни задавала глупых вопросов. Завидует. Иначе, зачем напоминать про мужа? Лена не будет носить эту длинную тяжёлую "доху". Будет показывать, как трофей. Вещественное доказательство своей стоимости, свой товарный чек: вот что бросают мужчины к её ногам! И Олег пусть созерцает. Она нарочно пошире распахнёт створки гардероба, когда он заявится, и сбрызнет шубу средством от моли.
   Разводиться с Олегом Лена не будет: ни к чему записываться в "разведёнки" и слышать пересуды за спиной.
   А для Каштанного придётся и дальше изображать самозабвенную мать, жертвующую личным счастьем. Самозабвенная мать должна сохранять семью, чего бы ей это не стоило: от ударов судьбы до ударов кулаков!
  
   Тонечка спала. Моросил мелкий дождь. Она бы проспала ещё часа два, если бы в замочную скважину не воткнулся ключ, не скрипнула входная дверь, не захлопнулась резко сквозняком, разлетевшись на осколки, форточка.
  
  
   11
  
  
   Когда вам делают химию, главное, не передержать на голове раствор.
   Лена сидела под сушилкой с намотанным на голове колпаком и смотрела на часы. Ей хотелось достичь лёгкой волны. Нужно подержать совсем немного, не дольше пяти минут. Парикмахерше лет девятнадцать. Она только что вышла замуж и летала по салону "на крыльях" - рыжие кудри развевались, словно у Афродиты Боттичелли: она знала толк в химии, ей можно было доверять.
   "Фигурка тоже ничего", - подумала Лена.- "Ну, а после родов? Расползётся как квашня, деревенская простушка".
   - Сколько ещё? - спросила Лена. - У вас тут часы стоят.
   - Две минутки! - бодро крикнула Афродита, смывая "глаза" и "брови" пожилой даме.
  
  
   12
  
  
   Громко бряцнуло стекло. Тонечка проснулась и открыла глаза.
   По потолку гуляла муха. Вот она подлетела и села рядом на стену. Блестят фиолетово-зелёные крылышки.
   - Привет! - сказала малышка.- Ты форточку разбила?
   - Как можж-жжно! Это жжж-ук, это жжж-ук! - зажужжала возмущённо муха, потёрла ладошку о ладошку, пяточку о пяточку, и отряхнула крылышки. - Давай полетаем?
   - Я не умею, - сказала малышка. - У меня же крыльев нет. Ты что, не видишь?
   - Тогда смотри, как я, - сказала муха и закружила вокруг хрусталиков люстры. - Оп-ля-ля! Оп-ля-ля! Видишь, как я кружжжжжу? Очень просто! Жжж-у!
   Голова у мухи закружилась, она стукнулась лбом об окно и вылетела в пустую рамку.
   Тонечка вспомнила: скоро будет радость - родятся котята, и можно будет с ними играть. Но только когда откроют глазки! И очень скоро приедет папа, и они заберут самого толстенького домой, привезут в грибной корзинке, и устроят ему домик на кухне у батареи. И поставят блюдце с молоком. Лучше то, из сервиза, с голубой каёмочкой. Если мама разрешит. Узоры на обоях сложились в кошачью мордочку. Девочка ещё подумала "о приятном" и загадала: " Дед Мороз, пожалуйста, принеси мне зайчика, очень маленького, как семечка".
   Перед ней возник незнакомый дядя в костюме.
   "Дед Мороз", - подумала Тонечка. "Пролез в форточку".
  
   В комнате пахло ребёнком.
   Борис Израйлевич обнаружил маленькое существо в кровати, где вчера испытал блаженство.
  Рот прошит наискось - заячья губа... щёки и лоб усеяны ржавыми пятнами... несоразмерно большая голова на тонкой шее.
  Как Леночка смогла произвести на свет такую мерзость?
   - Ты - Дед Мороз? - спросило криворотое существо, кивая Каштанному.
   - Да, - сказал Каштанный и почувствовал запах химии, вроде удобрений.
   - Где твоя борода и усы?
   - В лесу забыл, - сказал брезгливо Каштанный.
   - И подарки? - спросила безнадёжно Тонечка.
   "От горшка два вершка - и уже подарки", - подумал Каштанный.- "Если бы Лена родила от меня, это был бы не ребёнок, а чудо. А этот уродец мешает ей стать счастливой! Заставляет мою Елену Прекрасную мучиться, страдать и принимать побои. Какая несправедливость. Рок."
   Тоня спустила ноги с кровати и встала в войлочные тапочки.
   - Дед Мороз, помой руки, - сказала Тонечка. - После улицы нужно всегда умывать руки. Против микробов. Когда ты кашляешь - это тебя микробы щекочут. Ой, кажется, я описалась.
   "Она никогда не выйдет замуж", - сквозняком свистнул ветер, ворвавшись в разбитую форточку.
  
  
   13
  
  
   - Ну, как? Нравится? - спросила Наденька, приминая с боков укладку, и рассматривая отражение из-за спинки кресла.
   Получилось отлично. Они хорошо смотрелись бы на фото в обрамлении дорогой рамы: рыжая Афродита и белокурая голубица.
   Лена расплатилась в кассе и сунула несколько бумажек Афродите в белый кармашек в паху. Чаевые. Она придёт к ней ещё. Через месяц. Пусть запомнит и полюбит.
  
   Ветер успокоился, раскидав по асфальту рваные кленовые листья. Моросил холодный дождь. Лена подняла воротничок бежевой ветровки. Доцветали золотые шары в палисаднике.
   У подъезда одинокие мокрые скамейки. Старушки попрятались по домам.
   Лифт не работал. Лена поднялась пешком, открыла дверь, скинула югославские полусапожки. Тихо в квартире и тепло. Тонечка ещё спит.
   Повеяло из комнаты сигаретами и дорогим одеколоном. Нет, ей только почудилось. Мираж. Квартира ещё не успела пропитаться его запахом. Или он уже пропитал её кожу?
   Лена раздвинула створки трельяжа, изучая причёску. Она прошлась по светлым кудрям массажной щёткой. Теперь головка выглядела идеально, словно природа одарила натуральными завитками.
   Ещё немного полюбовавшись отражением, она надела мягкие домашние туфли и открыла дверь в ванную комнату.
   Круглое немецкое мыло скользило в пальцах, оставляя нежный и соблазнительный аромат.
   Лена повернулась к сушилке, потянула полотенце, споткнулась взглядом о ванну - и рухнула на узорную чешскую плитку, ударившись виском об унитаз.
  
  
   14
  
  
   Траурные платки и повязки резко контрастировали с ярким нарядом осин.
   Все плакали, родственники голосили и рыдали. Морщились даже могильщики.
   Одна Лена Лапина оставалась равнодушной и бледной как античная статуя. "Наверное, её накачали транквилизаторами", - шептались коллеги.
  
   Все переживали за Леночку. Пусть бы лучше поплакала, облегчила сердце.
   Такое в городе случалось не часто.
   - Пять лет назад, - громко высморкалась фрезеровщица Ракитина, - У Лариски со второго этажа, стюардессы АН-24, двухлетний сынишка натянул на голову целлофановый пакет и тоже... Кто знает...
   - "Коли знал бы - соломки подстелил", - подсказала прессовщица из пятого цеха.
   Женщины вздыхали, промокали щёки хлопчатобумажными платками, сморкались и клали белые хризантемы и игрушки на свежий холм. Кто-то положил белого зайчика.
   - Надо жить, - сжал плечо Леночке главный инженер Хват. - Жизнь продолжается.
   - Леночка, надо перетерпеть и жить, - добавила сострадательно его дородная жена из канцелярии, поклонница Раджа Капура.
   Завод доставил на могилу бесплатный железный памятник с овальным фото. Тонечка улыбалась кривым ротиком: тогда ей очень понравилась блузка с кружевным воротничком и бантиком - подарок бабушки.
   Каменная Лена стояла у могилы. Её подёргали за рукав: "Леночка, пора прощаться". Люди по очереди склонялись к гробу и целовали утопленнице лоб.
   Лена не подошла. "Нет-нет!" - выставила упрямо вперёд ладони и отрицательно покачала головой. То, что лежало в атласной, обшитой рюшами коробке, было вовсе не Тонечкой. Это была дешёвая кукла, пахнущая карболкой. Зачем притворяться? Чужая сломанная кукла. Сломанная кукла наследника Тутти.
   - С ума сошла, - прошептала наборщица Зотова.
   - Помешалась, горемычная, - кивнула Варвара Тимофеевна. - Надо бы ей скорую.
  
   Каштанному до безумия хотелось целовать Леночку вот такой - в бесчувствии отрешенной от мира, между жизнью и смертью, чтобы она не могла сопротивляться безумным ласкам, не могла и пальцем шевельнуть. Вот сейчас он отвезёт её домой, в уютное королевство с ковриками и будет утешать...утешать...
   И вдруг он увидел: рыжий верзила, похожий на гориллу, подхватывает Леночку под руку и сажает в такси. Борис Израйлевич на расстоянии почувствовал, как мерзко смердят его носки.
   Ах, вот на кого был похож уродливый зверёныш, от которого он избавил Леночку!
  
  
   15
  
  
   Ремонт в кабинете закончили в среду.
   - Пригласите Лапину, - железным тоном приказал Каштанный сжавшейся от трепета конструкторше Сафроновой, которая готовила заварку у столика с самоваром.
  
   Борис Израйлевич звонко размешивал крепкий индийский чай и томился от ожидания.
   Сейчас она войдёт...бледная, как музейный мрамор...Венера Милосская со шрамом на виске (негодяй опять распускал руки!)...он защёлкнет замок (пусть шлюшки за кульманами думают, что угодно) и подхватит её на руки ...
  
  
   - Ангел мой, - встал Каштанный, свесив уголки губ в скорбной гримасе, и двинулся навстречу из-за двухтумбового стола.
   - Нет, не подходи, не надо, - сказала тихо Лена.
   - Почему? - спросил хрипло Каштанный.
   "Какие некрасивые у него пальцы", - вдруг пришло ей в голову.
   - Олег..., - не успела закончить Лена фразу, когда вошла Нина Сафронова забрать грязный стакан и чайную ложечку.
   - Что? Что? - раздражённо заорал начальник.- Уйдите. Я занят. Вы не видите?!
   Нина съёжилась и быстро ретировалась.
   - Что Олег? - гневно спросил Каштанный. - Ударил снова? Избил?
   - Нет, - сказала Лена, оставаясь у двери. - Он всё знает. Я простила, он простил. Нам легче вместе.
   "Всё знает, - желчно скривился в презрительной улыбке Каштанный. - Ну-ну"
   - Значит, больше я тебе не нужен?
   - Завтра напишу заявление на увольнение.
   - Думаешь, получится? - с отвращением сказал Каштанный. Как она может? Как?
   - Ничего у тебя не получится, деточка, - процедил он. - У тебя с ним ничего не получится. Прощай. Напиши заявление сейчас. Не откладывай.
   - Борис, верни ключ, - сказала еле слышно Лена, но он понял, прочитал по губам и
   бросил дубликат на стол, словно обглоданную кость бродячей суке.
  
  
   16
  
  
   На вечерней зорьке женщина с оцинкованным ведром шла по тропе за садово-огородным товариществом "Заря", обогнула деревню, прошла колхозным полем, где торчали пучки уцелевшей вики, и спустилась к Сажелке.
   В пруду среди отцветших белых лилий плавали утки и гуси.
   - Кыш! - крикнула Раиса Аркадьевна одному, вытянувшему было на неё шею. - Кыш, кому говорю!
   Раиса Аркадьевна размахнулась и выплеснула в Сажелку тройню новорожденных котят.
  
  
   17
  
  
   Гена Маслёнкин читал вслух газету "Коммунар":
   - "Малолетняя проститутка в гостинице "Центральная" подмешала клофелин клиенту в водку, чтобы очистить гуляке кошелёк, при этом передозировка окончилась летальным исходом..."
   Он развлекал в купе шефа. Командировка в Рыжов займёт четыре дня. Гена разливал по стаканам "Посольскую", рассуждал о женщинах лёгкого поведения, о заморских странах с легализованной проституцией, почём берут валютные и местные у нас, рассказал про знакомую бандершу из Вентспилса, а потом Гена выпил ещё водки и похвастался, что у него имеются связи - и никакие враги не страшны - если что, блатные приятели замочат любого.
   - Лучше почитай вот это, - бросил на стол Каштанный помятую книжонку.
   - По-иностранному, - осоловело прищурился Маслёнкин.- Неее...
   "Куда уж тебе по-английски, блохокуй хренов", - подумал брезгливо Борис Израйлевич.
   - Учись, Гена, учись, как завещал Ильич на третьем съезде комсомола. Правильно я говорю? Каким вином рыбу запиваешь?
   - Тёща гонит самогон, от коньяка не отличишь.
   - А надо бы рыбу - сухим. "Сухим", каким?
   - Ну, красным.
   - Вот ты, Гена, и попался, как один наш резидент, - Борис Израйлевич постучал по книге пальцем. - А полагается, голубчик, белым! От Флеминга усвоишь много полезного.
   Борис Израйлевич непривычно расстегнул плебейские пуговицы на манжетах. Куда же пропала его бирюзовая запонка, подарок Иры на день рождения?
  
   На следующем полустанке Маслёнкина замкнуло на политике, "в каком говне мы живём", и "как отлично на востоке и на западе". И если "бегут балеруны и балерины туда - у них есть ноги". А что у нас с вами? Одни секреты. И сколько стоят эти секреты? Наверно, много. На жизнь хватит. Вот брат его работает в Израиле над теми же проблемами - а получает больше в десять раз, как вам это нравится?
   - Дали тебе от завода трёхкомнатную бесплатно - вот и заткнись, - сказал, глядя на мелькающие в ночи огни Каштанный. Генка всё равно уже не слышит, а только бубнит и бубнит под стук колёс: "Ну, как? Где справедливость? Почему нам не платят, как инженерам в Штатах? Нас с вами даже за кордон никогда не выпустят из-за этих грёбаных секретов, так и помрём тут из-за вшивых допусков и пропусков. И не светит нам никогда кругосветный тур...и собственная яхта в Сен-Тропе...жандармы и инопланетяне..."
   Под бредни перебравшего зама Каштанный положил под лоб на стол руки и задремал. Монотонно стучали колёса, неразборчиво разносилось эхо рации, отрывисто объявляющей что-то на какой-то станции с тусклыми фонарями в мокрых шляпах.
   Он хотел, чтобы ему приснилась Леночка Лапина, его глупенькая детка.
   Каштанный потянулся пальцем правой ноги и нажал стоп-кран. Приехали! Створки раскрылись. Борис Израйлевич с опаской глянул в бездну. Там ничего не было, сплошь чернота. Только рядом вращались со скрежетом шестерёнки часового механизма. Чернота гудроном ползла к Каштанному и пела контральто: "Мы с тобой одной крови - ты и я..."
   "Мы пойдём другим путём", - проворно подумал Каштанный, отскакивая назад, к пожарной лестнице, и заскользил вниз. Висели на периллах медицинские перчатки. Из них расползались кровавые младенцы, присасывались пиявками, хватали Каштанного за ноги острыми щучьими зубками. "Цыц вам!" - кричал Каштанный и топал ногами, сбрасывая озверевшую свору. Вот и её этаж! В кармане он нащупал дубликат от королевства и вставил металлическую рейку в светящуюся щель.
   Борис Израйлевич толкнул дверь.
   В мутной створке трельяжа контур приобрёл очертания. Он различил голую бесстыжую суку, обвившую ногами мужской торс. Издав звериный рёв, Каштанный пробил кулаком стекло, раскромсав в клочья кожу и вспоров вены. За зеркалом открылась ноющая, щемящая пустота...Он не мог остановить кровь... чёрную... чёрную кровь... или нефть...
   Борис Израйлевич проснулся от дикой боли в руке.
   Гена тряс его за онемевшее плечо.
   - Просыпайтесь, шеф, приехали.
  
   Когда они вернулись из Рыжова, Борис Израйлевич нашёл аптеку на вокзале.
   - Будьте добры, клофелин.
   - Внутримышечно? - уточнили из окошка.
   - Не понял? - переспросил Каштанный.
   - Для уколов или для глаз? Ампулы или капли?
   - Ампулы.
  
  
   18
  
  
   Лена не могла забыть ту странную галлюцинацию, когда она вошла в квартиру и почувствовала манящую смесь одеколона "Drakkar Noir" и дорогих сигарет.
   Тогда, когда Тонечка...
   Нет, нет! Не надо об этом!
   Олег, во всём виноват только он! не надо было оставлять их одних. Он виноват. Очень виноват. Бросил её с маленькой крошкой - и вот...
   Уже замучил своими рыданиями и ежедневными походами на кладбище.
   И этот...иконостас с фотографиями Тонечки! Не понимает, как ей больно на них смотреть?
   Лена вынула из "стенки" семейные альбомы, потом открыла гардероб, сняла Тонечкины вещи с плечиков, достала с полок детские ношеные и новые колготки, маечки и трусики, пижаму в цветной горошек, зимние сапожки на вырост, туфельки и тапочки, кроличью шубку...
   В большой пакет вместилось всё, кроме слона.
   Лена помедлила немного и решительно сгребла с полок фотографии в траурных рамках.
   Туда просилась синяя китайская ваза с разводами. Она нашлась внутри тумбочки трельяжа. Вот так!
   С пакетом в руке и слоном подмышкой вышла Лена из подъезда, миновала пятиэтажный дом и бросила мусор в контейнер, где копался лыжной палкой старый мужик в телогрейке.
   Она не заметила только трёхколёсный велосипед под клеёнкой на балконе.
   Всё. Нужно забыть Тонечку, словно её никогда не было. Иначе невозможно жить.
   Умирать она не собирается. Там - ничего нет, пу-сто-та.
   Она не хочет, чтобы её телом питались и жирели черви. Те гадкие черви, что отовсюду вылезают во время дождя.
   Она хочет быть счастливой здесь и сейчас.
   Жизнь коротка. Ещё короче хрупкая молодость.
   Ей не нужны морщины и синие мешки под глазами.
   "Надо жить. Надо только умно жить!" - повторила Лена где-то услышанную мудрую фразу.
   Нужно подстричься очень коротко, поменять цвет волос, мебель, работу, мужа и любовника.
   А сейчас - нужно принять контрастный душ.
   Она разделась в ванной. Серьга зацепилось за бретельку комбинации, соскочила с мочки и покатилась по полу.
   Лена заглянула в темноту и увидела совсем рядом детскую резинку для волос с божьей коровкой. Пошарила "лентяйкой". Вот и серьга. Но было там и ещё что-то.
   Она достала фонарик из кладовки и поводила лучом в темноте. В левом углу блестела маленькая брошь.
   Нет, позолоченная мужская запонка!
   Он никогда не жаловался, что терял.
   Тот отчётливый запах "Drakkar Noir"... Исчезнувшие серьги и шуба...
   Лена постояла под контрастным душем, обернулась махровой простыней и вышла в прихожую.
   "Нет... нет... нет...нет..." - отвечал телефон.
   Она не вешала трубку. Пусть он сам скажет: "Нет".
   - Здравствуй. Я знаю, это сделал ты, - шепнула, не веря собственному голосу Лена.
   - Здравствуй, детка, - сказал бодро Каштанный. - Звонишь - значит, соскучилась.
   Ну, почему он не возмутился: "Ты с ума сошла!"? Почему не оправдывается и не отрицает?!
   - Я иду в милицию.
   - Вот видишь, - сказал Каштанный, ощущая бодрящий прилив адреналина. - Ты меня не любишь. Я так и знал, ты - лгунишка. Тебя посадят вместе со мной. Как соучастницу. Жаль, что не в одну камеру.
   - Олег тебя убьёт, - пробормотала Лена, но он всё услышал на другом конце провода.
   - Сначала тебя, - сухо засмеялся Каштанный и повесил трубку.
   У Лены ужасно болела голова. Раскалывалась. Наверное, из-за того, что вчера она заметила ту старую бутылку в холодильнике и впервые глотнула невыносимо отвратительной водки.
   Лена достала бутылку и налила ещё.
   Надо с этим справиться.
  
  
   19
  
  
   Борис Израйлевич шёл по тропе на запад. Сосед по даче притащил из лесу полные корзины подосиновиков. Каштанный любил собирать грибы. Он раздвинул палкой осоку под берёзой.
   Нет ничего.
   Лишь там и тут торчали бесполезные валуи в широких шляпах с гнилыми пятнами.
   Он обошёл кучу навоза из ячеек, слепленных вместе большим караваем - помёт крупного зверя, кабана или лося. По ночам стреляли охотники в лесу за подстанцией.
   Каштанный сомкнул веки и взвыл: эта маленькая детка, которую он боготворил, выжала его, словно лимон и выбросила цедру за ненадобностью.
   Прекрасная Елена, его крошка...наверное, нашла запонку в квартире. Где же ещё мог он её обронить, как ни в ванной?
   Откуда столько зла в нежной голубке?
   Откуда столько зла в мире?
   Как с этим жить?
   Во вторник он сразу же размашисто подписал её заявление. Пусть не будет и намёка, что чувства ещё теплятся.
   Нет, это всё байки про клофелин. Или он неправильно рассчитал дозу, когда добавлял в ту бутылку "Столичной" в холодильнике? Олег под названием муж всё ещё в порядке. Не пил? Нормальный мужик на его месте нажрался бы с горя в стельку. А этот вонючий орангутанг...животное... Как она может? Как?!
   "Нужно избавиться от обоих", - вдруг ёкнуло в мозгу, словно кто подсказал. - "Пусть Прекрасная Елена исчезнет навсегда".
   Тупая боль сжала тисками сердце.
   Только не сразу. Нужно не довести себя до инфаркта.
   Смириться и выжидать.
   Он будет наблюдать, как на свежих щёчках постепенно проявятся следы морщин, превращая атлас в трухлявую кору, как поседеют и выпадут волосы, зубы...
   Драгоценные десять дней отстоя он будет соболезновать её горю.
   Будет грустно покачивать головой - и констатировать в ежедневнике, как она увядает, скукоживается и гниёт, словно лесной мох в компостной куче с опарышами. Она станет омерзительной старухой - и избавит его от невыносимой муки.
   И пусть потом жалкое подобие Прекрасной Елены сложит в дамскую сумку мелочи из рабочего стола и уйдёт, уйдёт в небытие...распадётся на молекулы и атомы.
  
  
   20
  
  
   Каштанный поравнялся с Хватом у пятого цеха, рядом с которым распласталась глянцевая тара. Рабочие огибали дождевую лужу, не смея бросить под ноги отконвертированную валюту.
   Проходя через цех, Каштанный увидел громадную кучу изделий у стены и вспомнил те бумаги с техпроцессом, что велел Лапиной передать начальнику цеха в конце августа. Расчёты по допускам и посадкам оказались неточными. А рабочие всё штамповали и штамповали брак. Наштамповали до самой крыши. Надеются получить хорошую премию за новый образец. Вот и сейчас...штампуют эту хрень.
   - Задержусь, - крикнул он Хвату, перекрывая гул и грохот, махнул рукой - Не жди!
  
   Каштанный подёргал ручку кабинета начальника цеха Калитина. Заперта.
   - Где Калитин? - крикнул он прессовщице.
   - Начальство на совещании, - ответила та, и подмигнула токарю Сапронову: "Умные пришли!".
   "Ладно, потом", - подумал Борис Израйлевич.
  
   В курилке после планёрки Борис Израйлевич, поморщившись, спросил главного инженера:
   - Послушай, нет ли у Пономарёва на складе нового противогаза?
   - Тебе зачем? - повеселел Хват. - Готовишься к ядерной атаке?
   - Клопы полезли от соседей.
   - Чем травить будешь? - полюбопытствовал Хват. - Рекомендую карбофос. Тёще помогло.
   - Калитина не видел?
   - Калитина? Так ты сам что-ли не видел на совещании? Напротив тебя сидел,- удивился Хват. - Только что к себе в пятый пошёл. Хвалили цех за высокие показатели. Бесплатные путевки в "Трускавец" не нужны?
  
   Каштанный выбрал у Пономарёва противогаз, открутил клапан. Хорошо, что не надо идти через проходные, где дежурят вохровцы и могут проверить сумку. Он вынес средство защиты через заводоуправление, миновав дремавшего вахтёра, и этим же вечером объехал десять аптек в разных концах города.
   В магазине "Детский мир" Борис Израйлевич облюбовал набор "Юный слесарь" с молоточком, напильником, ножовкой, струбциной и плоскогубцами.
  
   Утром позвонил на завод, взял отгул "по семейным обстоятельствам" и направился в гараж. Мотор долго не заводился, разрядился аккумулятор или кончился бензин? Борис Израйлевич долил из канистры - и дело пошло.
  
   Он оставил машину во дворе мрачной сталинки с фонтаном, прошёл один квартал и спрятался в деревянной беседке за кустами лозины.
   Там хорошо видно её подъезд с новой водосточной трубой из нержавейки, стоит лишь слегка присесть - и не мешают облетевшие ветки.
   Вот она появилась и медленно пошла к остановке. Никогда не спешит, словно сахарная лебёдушка с нежной хрупкой шейкой.
   Он случайно задел опору - и свежая синяя краска прилипла к шерстяной ткани.
   Каштанный мысленно чертыхнулся и решил, что ототрёт предательский мазок в гараже бензином, но новый костюм теперь испорчен, бесполезно обращаться в химчистку.
   Вот через пятнадцать минут из подъезда появился с лопатой рыжий орангутанг и направился быстрым шагом в сторону городского кладбища. Каштанный разглядел на нем ботинки фирмы "Salamander" и невольно чиркнул взглядом по таким же своим.
   Нужно делать всё быстро и аккуратно, не так, как получилось в прошлый раз.
   Борис Израйлевич юркнул на незапертую пожарную лестницу слева от лифта. Он не хотел, чтобы его увидели посторонние. Быстро достал из кармана плаща реечный ключ.
   Дверь предательски скрипнула. Он так и не успел смазать петли, а теперь - уже ни к чему.
   В квартире всё по-прежнему. На месте уютные коврики.
   Только на спинке кресла - чужая рубашка в синюю клетку смердит казармой.
   Каштанный натянул противогаз и перчатки. Достал плоскогубцы.
   "Куда?"- подумал он, и выбрал разложенный диван, на котором совсем недавно испытывал блаженство.
   Постель не убрана. На простыне засохшие коркой пятна. Подкатила к горлу предательская тошнота.
   Её подушка - у стены.
   Он аккуратно приподнял створку дивана, подпёр табуретом. Потом раздавил плоскогубцами самые кончики колб - брызнули игольчатые осколки. Борис Израйлевич резко стряхнул двадцать медицинских градусников, стянутых в пучок тонкой резинкой. Ртуть разбегалась по фанере резвым бисером, шарики стукались друг о дружку и сливались в аккуратные зеркальные лужицы.
   "Вот и всё. Прощай, моё счастье" - грустно вздохнул Каштанный, опустив створку дивана и освобождая лицо от противогаза с запотевшими окулярами.
  
   Ветер обрушился шквалом на город и оборвал последние листья и провода пустого троллейбуса номер семь.
  
  
   21
  
  
   Каштанный выбрал конверт с абстрактными зигзагами, поставил пластинку, лёг на широкую супружескую кровать и приготовился слушать. Играл Московский камерный оркестр. На пластинке имя дирижёра отсутствовало, но Каштанный знал: Рудольф Баршай. Он был на его концерте лет десять назад, "Времена года" Вивальди.
   Нет, это совсем не то...не сейчас.
   Скрипичные смычки тянули жилы и били по нервам.
   Кажется, он забыл побриться сегодня утром...
   Лучше поставить Дебюсси, "Послеполуденный сон фавна".
   - Не промочил ли ты ноги, Боря? - спросила возникшая Ира, положила рядом вязаные спицами шерстяные носки, включила электрогрелку и прикрыла пледом. - Где твоя бирюзовая запонка?
   По потолку ползла жирная муха, беспардонно рассматривала Бориса Израйлевича и злорадно потирала руки. Вот она подлетела совсем близко и спикировала ему на лоб. Раз, два, и ещё раз.
   "Зараза!" - подумал с яростью Каштанный, свернул рулоном "Работницу" и размазал мушиное тело по стене, заляпав слизкой плотью свежие обои.
   Иголка заскакала на виниловой трещине. Борис Израйлевич встал и отвёл тонарм.
   Он понимал, что Лена может в любую минуту сдать его милиции. Или её вонючий орангутанг.
   Нельзя ждать десять дней. Зря он забрал шубу и серьги: теперь она знает про дубликат ключа!
   Следует уничтожить обоих...немедленно. Нельзя ждать. Опасно. Сейчас. Нанять уголовника. Хорошо заплатить. Она пропала. Всё равно она для него пропала.
   Нужно жить...нужно только умно ...
   Что там трепал Маслёнкин про ценное знакомство? Тогда, в купе... Про каких-то друзей-уголовников...
   - Боренька, может быть, ты кушать хочешь?
   Мерзко потянуло с кухни жареным луком.
  
  
   22
  
  
   Год назад Борис Израйлевич подловил Гену на неряшливом дельце. Случилось следующее. Его заместитель Гена Маслёнкин заказал металл для испытаний на полигоне - Борис Израйлевич собственноручно подписал заявление. И вот, совершенно случайно, попав к заму в гости, он обнаружил, что умелец Гена соорудил из того металла отличный гараж для жигулёнка. Конечно, Борис Израйлевич мог прикончить Генину карьеру на корню, но он решил оставить зама на крючке, на всякий пожарный случай.
   И вот, час икс настал.
   - Ген, послушай, - приятельски завёл разговор Каштанный. - Ты рассказывал про авторитета знакомого. Дружок твой?
   Маслёнкин наморщил лоб, лихорадочно припоминая, что сболтнул "по пьяни" тогда в купе.
   - Ну, не совсем, - насторожился Маслёнкин.
   - Нет, ты не тяни, - сказал Каштанный назидательно. - Врал что ли?
   - Сосед по площадке, - ответил нехотя Гена. - Недавно освободился. Загремел ни за что. Про авторитета - это я загнул немного. А почему вы вспомнили?
   - Да есть тут одно дело. Познакомь.
   Гена призадумался, чем грозит свести шефа с одноклассником Яриком Горшковым, отсидевшим за попытку изнасилования, которую и попыткой-то назвать нельзя: ну, затащил в школьном спортзале малолетку на маты, да и пощупал. Сцена знакомства грозного шефа с голубым Яриком показалась ему настолько идиотской, что он глупо хихикнул.
   Каштанный поёжился.
   - Хотел, Гена с тобой по-хорошему. Но, смотри: гараж твой видел я, не слепой!
   "Хрен с тобой, - подумал Гена. - Сам напросился".
  
   - Сколько? - спросил Борис Израйлевич у Ярика.- Сколько ты хочешь? "Макаров" достану.
   Ярик, не моргнув, назвал бешеную сумму. Идти на вторую ходку, да ещё и по мокрому делу гражданину Горшкову совсем не хотелось. Ему и сейчас хорошо платили "на горячке". Да ещё выдавали за вредность бесплатно молоко каждый день.
   Каштанный нахмурился, скрупулезно соображая. Денег от продажи шубы и серёг не хватит. Не хватит, даже если он продаст автомобиль. Больше у него ничего нет. Разве что...
  
   - Гена, - сказал Каштанный, вызвав в кабинет зама. - Ты хочешь виллу и яхту. Ты можешь это сделать. Ты достоин.
   Гена насторожился и плеснул в стакан кипячёной воды из казённого графина. Он не знал, что думать. Возможно, шеф берёт его на понт и завтра настрочит "заяву" в секретный отдел.
   О-хо-хо, и чего он растрепался тогда в вагоне! Сначала гараж, а потом - вот тебе и раз: предлагает такое... Гена слушал шефа и покорно кивал. Берёт на понт. Проверяет.
   - Поговорим там, - кивнул Каштанный на пустынный заводской скверик.
   - Твой брат в Израиле, ты говорил, - сказал Каштанный, усевшись с Геной на скамейку под голым тополем.
   - Не брат, двоюродный, - поправил подозрительно Гена.
   - Какая разница, - отмахнулся Борис Израйлевич. - Ты помнишь, что говорил тогда в поезде?
   - Ну, не совсем...был выпимши. Плохо соображал.
   - Нет, Гена, ты отлично помнишь. Что у трезвого в голове - у пьяного на языке. - сказал назидательно Каштанный. - Ты прав, Генка, мы живём в дерьме. Тут всё погано.
   Накрапывал дождь, переходя в осеннюю морось. Гена поправил кожаную кепку и поднял воротник. Тоскливо засосало под ложечкой. Не вовремя шеф завёл этот затейливый разговор - вон, Танька с Наташкой уже устремились в столовую: пообедают и пойдут шары катать на бильярде в холле. На Наташке клёвые австрийские сапоги, а у Таньки - кожаная белая куртка тянет на все пятьсот. Лучше бы скопили деньжат и купили по "москвичу", как умная Лерка Файн из патентного отдела.
   - Звонили из пятого цеха, - крикнула Наташа, поправляя красный шарф. - У них там треснула станина - и прессовщице палец оторвало.
   "Хорошо", - подумал Каштанный, глубоко вдыхая сигаретный дым. - "Проблемы решили себя сами. Больше не штампуют".
   Шеф тянул паузу и многозначительно курил. Маслёнкин терпеливо дышал его вторичным дымом. Гене было тяжело, он придерживался здорового образа жизни: дважды в неделю посещал бассейн, регулярно отдыхал в заводском профилактории и санаториях, пил только родниковую воду, тёщин самогон и дорогую водку. После второй удушающей сигареты шеф продолжил разговор.
   Маслёнкин ушам своим не верил. Шеф предлагал ему открытым текстом продать военные секреты! Это вам не скоммуниздить металл для гаража! Это попахивало статьёй покрупнее или... даже...расстрелом.
   Ну, хорошо, босс. Излагай.
   Борис Израйлевич хотел продать коды конторе его двоюродного брата в Израиле.
   - Работает по той же программе?
   Гена кивнул веками.
   Как они свяжутся с Гениным братом? Гена подсказал: можно переправить секретные коды через тёщу - Софью Самуиловну, она уезжает к сыну насовсем. Тёща Софа зашьёт шифры в бретельки бюстгальтера.
   Кто повезёт шифры тёте Софе? Так у Каштанного командировка намечается в среду в министерство!
   - Вот сами и доставите тёте сувениры и шифры!
   А Гена, конечно, всё обговорит о цене и прочем. Да, да! Не стоит сомневаться.
   Да, да. Всё у них получится. Вчера по телику показывали, как пастор Шлаг переходил границу.
  
  
   Разливался по манным облакам клюквенный закат. Стучали назойливо в перепончатое окно голые ветки.
   "Теперь не смогу носить перчатки", - плакала прессовщица в больничной койке.
   - Не плачь, - сказала Наташа, очищая краковскую колбаску от шкурки. - Кушай!
   - Хочешь, я тебе свои итальянские трусы подарю? - сказала Таня, присела на кровать и тоже заплакала.
   Санитарка в белом халате слила в унитаз потерявший форму обрубок мизинца.
  
  
   23
  
  
   - Здравствуйте, Софья Самуиловна! - сказал Борис Израйлевич, переступив порог квартиры в районе метро "Новослободская". С чёрного зонта стекал на площадку дождь.
   - Здравствуйте, Боренька, - сказала радушно Софья Самуиловна, стягивая зелёную мохеровую кофту на груди.
   - Здравствуйте, - сказали два чисто выбритых мужчины в отглаженных костюмах с галстуками.
   Каштанный догадался - они, как и он, предпочитали "Drakkar Noir" и "Союз-Аполлон".
   Ещё Борис Израйлевич понял, что попался: он забыл про пароль - цветущий кактус на балконе отсутствовал.
  
  
   24
  
  
   Каштанный смотрел на небо сквозь решётку: "Наверное, в это лето в лесу полно грибов: тепло и много дождей".
   Пахло щами и хлоркой.
   Он думал, как бы ни заразиться: рядом - туберкулёзный диспансер. Нужно аккуратно соблюдать гигиенические и санитарные правила.
   О нём позаботились судебно-медицинские эксперты.
   Его бесплатно пролечат восемь лет.
   "Ира и Ида дали хорошие взятки".
   Гуманный человек, заведующий Алексей Петрович, позволит пациенту подметать дорожки больничного парка с треснувшими стволами переживших время дубов. Или помогать санитарам: перетаскивать матрацы из склада в церкви, где облетевшая штукатурка сохранила пару иерусалимских пейзажей с ангелами и незнакомыми людьми в туниках и пляжных вьетнамках.
   Потом пациент осуществит своё последнее желание - уедет в Израиль, к сестре Иде, чтобы остаться жить.
   Тогда уже никому не будут интересны те коды и шифры, которые неотвязно сохранит больная непослушная память.
  
  
   Заключительный аккорд
  
   - Здравствуйте, Борис Израйлевич.
   Старик опускает газету.
   Зачем перед ним моложавая пара в белых шортах? Рыжая девочка лет двенадцати с капризно выставленной губой бесцеремонно подходит совсем близко и разглядывает его лицо и руки. От девочки веет солью с йодом. Дети вечно пахнут йодом.
   - Ведь вы - Борис Израйлевич? - загорелый мужчина приветливо улыбается. - Мы работали на одном заводе. Помните? - Калитин, начальник пятого цеха. У нас ещё тогда станина лопнула и прессовщице палец оторвало.
   - Мы тоже из России! - пронзительно звонко, словно глухому дереву, кричит девочка.
   Какая бестактность.
   - Вы обознались, - кратко и холодно говорит Борис Израйлевич, поправляя шляпу. Он резко встаёт и, ковыляя, спешит удалиться.
   Он не желает знать, что эта страна всё ещё есть на карте.
   - Вечно тебе знакомые мерещатся, - доносится издалека женский смех с чарующими нотками.
  
  
   03.01.13
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"