Филин Совычев : другие произведения.

Четверо. Бесцветное безумие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    После окончания дипломатической миссии Физалис и Лавер решают отдать друг другу должное и начать совместную жизнь, отказавшись от преимуществ города в пользу небольшой деревни. Скромное денежное жалование, необходимый минимум удобств и близость с возлюбленным - все, что нужно Физалис для однообразной, но счастливой жизни. Но ее жизнь не намерена расставаться с игральными костями, решив познакомить Физалис с необычным недугом - бесцветным безумием.
  Глава 1
  
   Я вышла в сад и вспомнила, что мне могут пригодиться садовые ножницы, специально изготовленные под нестандартные драконьи лапы. К таковым я безо всякого сомнения причислила и свои, чтобы отмахнуться от мысли о своей неполноценности. Такие ножницы делаются только в Броге, и мне повезло утянуть последние с базара старого Терса, расположенного на берегу Агелана. Удивительно, что столь полезным в хозяйстве инструментом я обзавелась благодаря Лаверу, а не тридцати семи медякам, что были отложены у нас на нужды первой необходимости. Он, поднявшись в тот день намного раньше меня, позаботился, чтобы светлую часть суток я не провела в гамаке или под сенью остролистных, перебирая все несчастья, что свалились на мою голову. Тогда я считала, что отделаюсь неполноценностью вроде отсутствия крыла, но Матерь преподнесла мне еще одно испытание, которое, как я полагаю, должно научить меня смирению и направить мою внутреннюю энергию в другое русло. В таком случае между мной и слоеным пирожком, у которого из-за халатности пекаря потек смородинный джем, много общего. Точно бы знать, куда девать эту энергию. Не уж-то местное и незримое божество не могло ниспослать мне какой-нибудь знак, чтобы я продолжала гнаться за жизнью, продолжала страстно желать того, что всячески пыталось опередить меня на один шаг?
   Вообще-то, я ступила за порог за ножницами, а не за ответами на вопросы, на которые никто не знает ответа. Осмелюсь предположить, что мне доставляет удовольствие набрасывать их себе под лапы, чтобы чудно проводить время не только с опухолью, образовавшейся от постоянных переосмыслений и иллюзорных преобразований, но и с атрофированными конечностями и потерей внимательности. Было бы проще, имей я возможность не давать мыслям поражать глаза, уши и весь мир, палитра красок которого все еще богата для меня, но странным образом смешивается в одну массу. Белый наплывает на красный, образуя нежно розовый, зеленый небрежными мазками ложится на желтый, который медленно занимает все больше свободного пространства. Среди них я различаю и свой темно-фиолетовый, который светлеет, будучи неспособным противостоять тирании желтого. Я принужденно стараюсь принимать желтый как свет, отсутствие темноты и мрака. Как солнце.
   Я вынула ножницы из удобного ящичка, в который мы с Лавером просто спихнули все, что редко используется. Здесь можно найти не только три или четыре дюжины строительных гвоздей, но и кувшин со сколотым краем, пятидюймовую выцветшую статуэтку дракона с четырьмя крыльями (будто ему двух не хватает), песочные часы в деревянном корпусе... Наша маленькая сокровищница, которой мы отдаем почтение, когда без нее просто не обойтись. В обычные дни мы не замечаем ее сияния, так как позаботились, чтобы убрать ее под стол после того, как Лавер дважды приложился крылом об ее дощатый угол. Его изувеченное крыло по-прежнему не складывается как здоровое, и он задевает им все, что попадается на его пути. Я вижу, что он нашел в себе силы, чтобы смириться с потерей. Теперь он поддерживает меня, а не себя. Он нашел, куда истратить внутреннюю энергию.
   Я пошумела на славу: уронила металлическую заслонку для печной трубы себе на лапу, после чего вскрикнула от боли, перевернула пустое ведерко, которое шмякнуло, словно с трехфутовой высоты отправили на пол сучковатое полено, смахнула хвостом с соседнего стола медный подсвечник с причудливыми остатками от свечи. Мне следовало ожидать появления встревоженного Лавера, но все ограничилось осуждающим вздохом из соседней комнаты. Я невольно улыбнулась на источник звука, сполна передавший сторону личности Лавера, которая только со мной рисковала подвергнуться забвению. Я заняла челюсти тем, что искала, и зашагала в сад, стараясь придать походке беззаботный вид.
   Никогда бы не подумала, что вновь променяю город на деревушку. В первый раз я последовала за склизким камнем, тянущим мою душу на дно. Я тогда страдальческим образом решила, что смогу восстановиться с помощью утечек в памяти, что случаются, когда менее значительное и реальное заслоняет собой душевное и физическое влечение к тем, кого мы любим. Но теперь у меня в качестве награды за наблюдение за своей жизнью от первого лица имеется еще один вариант. В тот день, когда я решила бросить все, мной управляла трусость. Я не нашла в себе сил остаться и принять расставание как урок, а не ссылку. Почему я тогда пыталась убедить окружающих, что всесторонне сильна? Лучше бы занялась чем-нибудь полезным. Например, не стояла бы истуканом перед кустом с ножницами в зубах и не штурмовала свою голову прошлым.
   Смешение красок. Это не означало, что дерево передо мной имело листву всех оттенков зеленого и что хуже - синюю или черную. Я представляла, что дереву с синей листвой никто бы не удивлялся, если оно росло бы в таком же количестве, что и с зеленой. Люди сходили бы с ума от синего золота, если оно изначально бы имело такой цвет. Я относилась бы к Лаверу не менее тепло и нежно, если бы он носил синюю чешую. Цвет для меня постепенно утрачивает значение, он становится неестественным, выдуманным и навязанным. Я вижу зеленый и подсознательно пытаюсь заменить его на красный, белый или даже черный. Кто бы или что бы передо мной ни было, их цвет утрачивает для меня всякую ценность. И теперь я сижу на хвосте и придаю кусту овальную форму, а позади меня - чудесные оранжевые розы, которые бывают на континенте синими, белыми, бежевыми и даже черными. Я думаю не о богатстве цветовых вариаций этих благородных и гордых растений, а о том, как они раскрываются поутру, пьют холодную росу и растрачивают себя на плотные и сахаристые запахи, которые, кажется, удается ощутить даже языком. Лавер не разделял моих чувств по этому поводу. Для него это просто цветы, которые вскоре засохнут, сморщатся, почернеют и обратятся в пыль. Конечно, он понимал, как важно уделять немного времени меленьким радостям, но предпочитал отмахиваться со словами, мол, так недолго упустить большую радость.
   - Что ты имеешь ввиду? - осведомилась я. - Неужели тот, кто не упускает маленькие радости, упустит большую?
   Взгляд Лавера всегда был полон любви и искренности. Но не в этот раз.
   - Большие радости всегда преподносят меньше, чем хотелось бы. - Что-то заставляло его хмуриться и медленно дышать. - Но в отличие от маленьких они не наскучивают.
   Я не отступала, озарившись одной из повседневных легких улыбок. Но, по правде говоря, у меня очень смутное представление о легких улыбках.
   - Как мы плавно перешли ко мне.
   - Та большая радость изначально была ненадежной.
   Ему, должно быть, гораздо больше нравилась неулыбающаяся и даже тоскливая Физалис. И он добился своего. Я понурила голову и только набрала побольше воздуха в легкие, как Лавер мастерски исправил свою ошибку.
   - Ну, не думаю, что ты тянешь на большую радость.
   И я не смогла окунуться в свое горе. Не успела. Даже лапы не намочила. Я подняла голову, уши, хохолок (да и крыло, пожалуй, тоже) и засмеялась.
   Мы были лишены острого слуха, чтобы слушать континент и острова. В курсе последних событий - это явно не про нас, несмотря на возможность это исправить. Терс находился в восьми милях от нас - старый и почтительный, как скалистый островок в безмятежном море. Этот город располагал не только добротным базаром, на который не стоит ходить с деньгами, чтобы не соблазниться на что-нибудь эдакое экзотичное и бесполезное, но и своей кузницей, и даже аккуратненькой бухточкой, в которой частенько бросали якорь торговые корабли. От одного я не могла глаз оторвать, пока Лавер не толкнул меня в плечо. Я до сих пор вижу на его носу фигуру Матери (которую каждые Земли изображают на свой лад. Эта стояла на задних лапах с развернутой пастью, а глаза и пара козлиных рог почти полностью терялись в нелепой косматой гриве.), вырезанную из породы красных остролистных, и - можно ли себе такое представить! - три мачты со смешными, кривыми парусами.
   - Физалис, - сказал Лавер и кивком указал на дорогу. - Пойдем. Уже вечереет.
   Я подняла лапу и уже было хотела развернуться, как замерла в нерешительности. Меня никак не хотел отпускать этот деревянный лебедь, несуразные крылья которого забавляли меня с каждой секундой сильнее, чем дольше я смотрела на них.
   - Что сталось с его парусами? - спросила я, когда Лавер поравнялся со мной и устало опустился на хвост. - Я чего-то не понимаю? - Краешком глаза я умудрялась наблюдать за любимым, чтобы не упустить его скудноватую палитру эмоций.
   - Еще утром, - весьма заинтересованно отозвался Лавер, - у палатки с ракушками я случайно расслышал, как двое спорили о каком-то косом парусном вооружении, с помощью которого корабль способен идти чуть ли не против ветра.
   Прежде я никогда не видела косых парусов. Это опять-таки говорило о том, что мы серьезно отстали от меняющегося мира. Мы не могли знать, что где-то случилось землетрясение или пожар, нас интересовал мир друг в друге, на изучение которого мы потратили немало времени. И первые шаги давались непросто. Лавер упрямо не открывал дубовые двери своей души. А когда он впустил меня, то не удосужился осветить мне путь. И я, однокрылая, неогнедышащая драконица кралась по закоулкам на ощупь, с тревогой в сердце ожидая удара сзади. Но Лавер не знал, что мне было достаточно легкого испуга, чтобы повернуть назад и отложить исследование его неосвещенного подземелья на другой раз. Наверно, я малость утрирую, но даже сейчас, спустя шесть сезонов после возвращения с Механических Земель, я только-только начала различать в его темноте очертания некрупных предметов. И об этом я не побоялась рассказать однажды, за воскресным обедом.
   - Ты холодный, - печально сказала я, уставившись на хлеб и сыр. Аппетит редко подводил меня, несмотря на то, что не часто приходил. Но сейчас мне не хотелось есть.
   - Пламя огнедышащих драконов не греет, пока заключено внутри, - пробубнил Лавер, старательно прожевывая ломоть отрубного хлеба.
   Я расстроенно выдохнула.
   - Я не об этом.
   Лавер перестал жевать.
   - Что я еще могу сделать, открыв для тебя двери?
   Я была приятно удивлена, что он очень точно сказал то, о чем я всего лишь подумала. Но вида не показала, так как это не смягчало обстоятельства.
   - Указать мне дорогу.
   Лавер спустился со стула и приблизился ко мне. Мне ничего не оставалось, как встретиться с его взглядом, с его голубыми, чистыми глазами, по которым не скажешь, что душа их обладателя - потемки.
   - А если я не знаю дороги? - Он положил на мою лапу свою трехпалую, с длинными пальцами лапищу, которая заодно накрыла и вторую, и вновь заглянул мне в глаза. - Что, если тебе предстоит показывать мне дорогу?
   Мне нравилось довольствоваться минимумом. В нашем стареньком, но с каменными стенами домишке, было все необходимое для проживания, а за последний сезон появилось и кое-что лишнее. Мои пристрастия к ненужному или одноразовому барахлу всегда обострялись, когда мы попадали в Терс. Лавер заботливо и не без забавного раздражения напоминал, что медяки стоит тратить только на то, чем мы будем пользоваться хотя бы раз в несколько дней. Не то чтобы он порицал, называя меня недалекой транжиркой, и его не смущало появление пыльных ящичков с пожитками, подобным нашему сокровищу, вобравшему в себя только самое необходимое. Он просто лучше меня знал, что наше сезонное жалованье за заслуги перед континентом умещалось в человеческие ладони, сложенные лодочкой. Я никогда бы не подумала жаловаться, так как и эта горсточка позволяла не отказывать себе в каждодневном хлебе, сыре, молоке и тройке-четверке полезных в быту вещей. Но так как я иногда пренебрегала сыром и полезными вещами в пользу какой-нибудь статуэтки или людской деревянной игрушки, которых совсем скоро наберется на целую повозку, мне удавалось увеличить количество сборщиков пыли до девятнадцати, а порой, и до двадцати двух.
   - Я не против того, чтобы ты не взрослела, - сказал однажды Лавер, увидев, как я любуюсь своей коллекцией, оккупировавшей кирпичный камин, - но однажды они убьют нас во сне.
   Я метнула на него непонимающий взгляд.
   - Это просто игрушки, - с улыбкой вступилась я за свое хобби, переминаясь с лапы на лапу, словно ребенок, которого родители застали за шалостью. - Если они и способны убить, то уж точно не без нашей помощи.
   Лавер пожал плечами.
   - Когда дойдет до того, что одна из полок будет размещена над нашим ложем...
   - Да, да, - отмахнулась я, закатывая глаза, - она рухнет, и мы умрем под тяжестью деревянных рыцарей, драконов и морских коньков.
   - Верно, - кивнул Лавер. - Они убьют нас с твоей помощью.
   Иногда меня бросало в дрожь, когда я напоминала себе, что может сделать со мной повседневность. Может ей и не под силу изменить меня до неузнаваемости, но сил для корректировки, для легкой лепки, как люди подправляют свои глиняные и еще не затвердевшие творения, вполне хватит. Я все чаще замечаю, что занимаю по отношению к Лаверу не атакующую и даже не мятежническую позицию, а просто принимаю любое его мнение, как собственное. Но мои чувства не переставали крепчать и сейчас, когда красочность моего взгляда на мир пошла на убыль. Лавер не пользовался своим титулом главы семейства и не вкушал плоды моей покорности. Он был влюблен в непокорную Физалис, до последнего извивающуюся в изначально обреченных спорах. Его осторожные намеки, воскрешающие прежнюю Физалис, что я имею полное право перетащить наш лежак на солнце, трогают меня больше, чем поздравления тысячи драконов с прошедшими именинами. И я пытаюсь не упускать такие шансы, чтобы дать ему понять, что он не зря старается. Но вместо этого Лавер вздыхает еще тяжелей. И я не могу понять, что делаю не так.
   Первые признаки смешения красок я приметила несколько недель назад. Был обыкновенный день. Небо было одной огромной лупой, через которое солнце спустя несколько мгновений прекращало ласкать и бралось за жгучий кнут. Я обходила наш с Лавером маленький садик и упивалась ароматом цветущих фруктовых деревьев. Их медовый аромат, от которого моментально увлажнялся язык, покорял меня, приказывая сделать уже шестой заключительный круг. С полуопущенными от удовольствия веками и приподнятой головой я неторопливо вышагивала по зарастающей сорняками каменной дорожке. Где-то совсем рядом две птицы соревновались между собой за право скрасить мое послеобеденное пребывание в саду. Поэтому и шестой круг оказался не последним после последних.
   Я остановилась из-за легкого покалывания в области затылка. Ну, с кем не бывает. Но это меня удивило. Мне никогда не досаждали головные боли - я буквально не верила в их существование. Покалывало не сильно, но сделать вид, что меня это не тревожит, я не могла. Коснувшись лапой хохолка и правого уха, я опустилась на хвост и принялась ощупывать затылок, стараясь не навредить себе своими же когтями. Боль пульсировала в такт спокойному сердцебиению. Я сосчитала до двадцати и убрала лапу. В конце концов, должны же недуги не обойти меня стороной? Когда я поднялась и побрела к дому, в затылке кольнуло так сильно, что я чуть не вскрикнула. Я была не властна над своим сердцем и дыханием. Учащением они защищали меня против моей воли. Ощущения можно сравнить с тем, что меня словно подбросило и, не дав приземлиться на лапы и коснуться твердой, безопасной почвы, подкинуло еще раз.
   - Лавер! - беспомощно закричала я. - Сюда! Скорее!
   Боль в затылке прекратилась. Последнее громкое напоминание о ней, похожее на вхождение в плоть раскаленной иглы, испарилось бесследно.
   - Физалис! Что стряслось?
   Лавер стоял на пороге со своим растрепанным крылом, на котором непривычно не видеть белую повязку. Наверно, он приложился им обо что-нибудь твердое, пока петлял среди наших нажитых сезонами богатств. Я смотрела ему за плечо и не могла ответить. Возбужденность болью сменилась ужасом. Лавер безрезультатно пытался сложить свое изувеченное крыло, часть которого буквально слилась с древесным цветом распахнутой двери. Оно было ее частью, ее продолжением. Но когда шарообразное изображение ручки двери потекло к краю крыла подобно кляксе, образованной от встряхивания кисточки, я окончательно остекленела, не в силах сделать вздох. Изображение ручки вскоре собралось на крайнем длинном пере, превращаясь к прозрачную каплю.
   - Физалис! - пытался достучаться Лавер. - Что с тобой?
   Кап-кап. Я смотрела, как прозрачные капельки с его крыла падали на порог. Они исчезали, не оставляя после себя крохотных алмазных брызг.
  
  
  Глава 2
  
   Мерзлые Земли. Деревня Скатур. Полдень. Метель.
  
   Здравствуй, Физалис. По причинам, не выходящим за рамки логики, и богатым сведениям о твоем импульсивном характере, накопленным за время нашей нерушимой дружбы, я приветствую именно тебя, потому что знаю, что Лавер с гордостью предоставит тебе вскрыть конверт. Ты, словно ребенок, радующийся неожиданному знаку внимания в виде сладости, расцарапаешь конверт, даже не взглянув, от кого письмо. Ты начнешь зачитывать вслух, а Лавер, услышав эти строчки, улыбнется, подумав о том, что я не нисколько не изменился с далекого дня нашего знакомства.
   Вы, надеюсь, ладите друг с другом? Наполняете ли шутками и колкостями совместные дни, способные стать полотнами для вашей безудержной художественной деятельности? Не забываете ли периодически смачивать кисти в холодной воде, чтобы это совместное занятие вам не наскучило? Я перешел к загадкам и философии, не боясь, что с лавиной вопросов, хлынувших из тебя после прочтения письма, Лавер справится без особого труда. Ты всегда будешь ценить его за это. Ты всегда будешь нуждаться в его помощи, так как привыкла, что она навеки будет рядом.
   Прости, что не написал раньше. Сказать, что не было возможности, не могу. Мы крепнем нутром, когда, не задумываясь о вытекающих последствиях, откровенничаем с теми, кому всецело или по ошибке доверяем. К счастью, мою забывчивость оправдывает пост главного советника властелина Мирдала. Выглядит как хвастовство, а не попытка оправдаться. Лиссис, которая из-за моего плеча с многозначительным прищуром наблюдает за тем, как я старательно вывожу буквы, умело делаю одинаковые отступы между словами, придерживаюсь строгого межстрочного интервала, обогащаю свое письмо оборотами, терминологией - в общем тем, что Лиссис называет "овайзерониванием" текста, старательно скрывает намеки на ревность. По правде говоря, именно она подтолкнула меня взяться за перо и, так сказать, воспользоваться своим положением в личных и достойных порицания целях. Мирдал приставил ко мне, как выразилась Лиссис, "славного почтового голубя", хотя я предпочитаю обыкновенного гонца из Матерью забытого места звать по имени. Право, он пригодился, ибо деревенька Скатур, в которой дома заметает по самую черепицу, не располагает собственным гонцом, доставляющим письма.
   Я вспоминаю Ветреные Земли, голые скалистые цепи, где гуляет порывистый ветерок, зеленые холмы, поливаемые грозовыми дождями и нас, когда мы шагнули за ворота Глоуна на поиски Лавера. Будто это было вчера. Мы не думали, что это станет еще одним воспоминанием. Мы ошибочно думали, что смотрим вперед, а на самом деле смотрели себе под лапы. Мы ступали - а потому жили. В то мгновение, в тот скоротечный миг. И сейчас ты улыбаешься, чувствуя подушечками лап твердую почву, к которой прикасалась шесть сезонов назад.
   Лиссис мурлычет из-за спины, что я изрядно увлекся. Обзывает желеобразным романтиком и издевательски улыбается. А теперь ты, как и она, знаешь, что я счел это за комплимент.
   Агелан могуч и великолепен. Он настолько широк, что иногда его противоположный берег просто теряется из вида. Мне известно, что до него тебе предстоит добираться. Мне не понятно, чем тебе насолил старый и невозмутимый Терс, которому по сведениям, добытым из библиотеки Глоуна, три тысячи сезонов и который во времена броговских войн выдержал две длительные осады. Но мысль, что ты спасалась от будничной суетности, все еще не покинула пределы моей головы. А значит есть шанс, что я прав.
   Мне не хочется укрепляться в грустной мысли, что ты воспримешь приложенное к этому письму серебро как оскорбительное подаяние. Письма - недешевое удовольствие, и я надеюсь, что ты напишешь мне несколько десятков трогательных ответов, для которых всегда найдется место в моем сердце.
  Искренне твой,
  Вайзерон.
  
  
   P.S. По моим подсчетам, таким как капризы погоды, частота остановок гонца на отдых, размах его крыльев и дополнительная плата за подпитку интереса к быстрой доставке, письмо должно достичь твоих лап через шесть с половиной дней. Прими это к сведению и убедись на примере, что наша система доставки почты нуждается в срочном усовершенствовании.
  
  ***
  
   Мерзлые Земли. Деревня Скатур. Ночь. Чистое звездное небо.
  
   Я был очень рад получить твое ответное письмо. Мерзлые Земли всегда будут нуждаться в чем-то большем, нежели в сложенном шалашиком костре, а мне по-прежнему будет достаточно нескольких десятков искривленных строчек и пары клякс, созданных твоей лапой.
   Властелин Мирдал взял с меня слово, что я не буду распространятся об истинных целях своих визитов в Земли, но не думаю, что он будет против, если я вкратце поведаю тебе о них. Помимо Мерзлых Земель мной были посещены Пустынные, Гористые, Озерные и Болотистые, в последних из которых нам пришлось не сладко, так как мы застали странный пожар. Удивительно, но горели территории нескольких болот. И наше удивление не ограничилось тем, что, собственно, огня не было. Вязкая почва обильно дымилась и нагревалась, постепенно теряя мягкость. Я уповал на богатства глоунской библиотеки, чтобы отыскать ответ на зафиксированное явление. Но, перерыв все, что только можно было, я понял, что один из самых полных и крупных храмов знаний не содержит то, что я ищу. Остается надеяться, что библиотека Болотистых Земель располагает большими сведениями об особенностях пожаров на болотах. В ином случае, я имею все шансы прославиться не за счет принцесс и необъятных гор золота, а благодаря собственной книге о классификации болот и их особенностях.
   Но сейчас - Мерзлые Земли. Еще недавно, две недели назад от местных жителей поступили тревожные вести, что за последние полсезона горячих источников стало практически вдвое больше, и теперь они не в силах предсказать места их дальнейших возникновений. Насколько известно мне, такой феномен возможен при увеличении вулканической активности или в качестве прощальных напоминаний о когда-то существовавшем действующем вулкане. Но есть одна абсурдная загвоздка - в Мерзлых Землях никогда не было ни одного вулкана! Горячие источники были там с незапамятных времен и не увеличивали свою численность. Что-то здесь не сходится, Физалис. Так же сказал властелин Мирдал, предусмотрительно решивший, что мне будет интересно взглянуть на это собственными глазами. "А как насчет вас?" - спросил я. "Я доверяю твоим глазам", - ответил он, что, в свою очередь, очень польстило мне и только усилило желание поскорее отправиться в деревню Скатур, из которой и прибыли первые вести. И вот, я здесь, вместе с Лиссис, которая уже не единожды доказала полезность своих крыльев и преданность моему делу, что даже Мирдал согласился лицезреть ее рядом со мной, в Храме Решений, в библиотеке, за совместной трапезой... В общем, везде.
   Как приятно слышать, что вы с Лавером живете в душа душу и ругаетесь только по праздникам. На самом деле, можно ругаться гораздо чаще, но вот знать меру далеко не каждому дано.
   Завтрашний день обещает быть очень морозным. Но местные этого не замечают. Они имеют длинную теплую шерсть и носят несколько слоев оленьих шкур. В зависимости от расы. Когда я из-за своего разностороннего любопытства расспросил нескольких о том, что их тут держит, они не задумываясь и с какой-то пугающей улыбкой сообщили, что очень любят мясо на обед. И на ужин тоже.
   С нетерпением жду весточку.
  С теплом и пониманием,
  Вайзерон.
  
  
  ***
  
   Болотистые Земли. Город Мласт. Утро. Густой туман.
  
   Твое письмо получил с задержкой, так как гонец гнался за мной из Мерзлых Земель и был раздражен, что его не предупредили о передвижениях получателя. Но серебряная монета в качестве компенсации за мою непостоянность пришлась по душе молодому гонцу с перьевыми крыльями, который на радостях взмыл в воздух, даже не предложив своих услуг, о чем они обычно никогда не забывают. Это ведь замечательная возможность, Физалис, внести несколько слов в тетрадь, смело подчеркнув, что из-за денег случаются не только беды.
   Мы возвращаемся. Наблюдение за горячими источниками и отмечание за время нашего присутствия появления двух новых подтолкнуло меня на предположение, что двухсотфутовый холмик, находящийся в четырехстах ярдах от "ванн" с кипящей водой, может оказаться далеко не таким безобидным, несмотря на то, что на его вершине я не нашел того, что отдаленно бы напоминало кратер.
   Мне очень захотелось посетить твой сад. По описанию он похож на глоунский. Не хочу тебя обидеть, но за глоунским ухаживают две сотни драконов и людей. И все-таки, я хочу попасть в твой сад, так как к нему приложены две пары знакомых мне лап. Вот только жаль, что у меня не бывает выходных дней. И чем чаще я вспоминаю об этом, тем сильнее мне хочется увидеть твои оранжевые розы. Твой любимый цвет, который перестал быть просто полоской на твоем теле.
   Нескончаемо буду рад прочесть твой ответ.
  С пламенным приветом,
  Вайзерон.
  
  
  ***
  
   Ветреные Земли. Город Глоун. Раннее утро. Пасмурно.
  
   Я был опечален и между тем сильно возмущен твоим письмом. Посему бросил всю чепуху, которой только по утру приписываю много значения, и взялся за перо. Я хочу... Нет! Я спешу тебя заверить, что твои опрометчивые выводы о бесплодии еще не имеют веских доказательств. И подтверждения им не будет до тех пор, пока вы не сделаете с Лавером все возможное - и невозможное тоже! - чтобы доказать обратное. Физалис, как ты могла прийти к такому умозаключению? Как ты допустила, что несуществующее причинило тебе боль?
   Прошел почти целый сезон, и я знаю, что ты решилась написать мне только после того, как провела долгие ночи в горьких слезах. Но почему, Физалис? Почему ты не смогла это пресечь, просто поразмыслив о том, что не могло получиться в первый раз?
   А во второй?
   Что ж, причина мне понятна. И Лавер, который пытался донести до тебя тоже, что запоздалым образом делаю я, не пробился сквозь непроглядную пелену твоего горя. Ты его не пустила. Решила взять все на себя. Заточила проблему в себе.
   Полагаю, ты впервые отвергла его помощь.
   Однако, если ты берешься за перо, значит уже смирилась. Решила покорно с этим жить. А что касается меня, то я не намерен сдаваться. И этому меня научила Лиссис. Письмо еще не покинет Глоун, как я уже буду в библиотеке Храма. Я не успокоюсь, пока не найду способ, чтобы тебе помочь.
   Лапа дрожит, пока я пишу это письмо. В следующем она будет твердо и уверенно скользить по бумаге. Даю тебе слово.
  С нерушимыми надеждами,
  Вайзерон.
  
   P.S. Если это имеет для тебя решающее значение, то кроме меня и Лиссис никто не знает о твоих проблемах.
   P.S.S. Не знаю, что на меня нашло. О таком не пишут, когда не желают открываться.
  
  ***
  
   Ветреные Земли. Город Периф. Вечер. Накрапывающий дождь.
  
   Этот недуг мне совершенно не знаком. Предметы, теряющие цвет, или куда интересней - смешивающиеся и сменяющиеся друг другом, необычные приступы головных болей, дезориентация в пространстве, страх перед долгой концентрацией взгляда на чем-нибудь одном - признаки неизвестной мне болезни. К тому же мои познания во врачевании крайне скудны. За помощью в этот раз следует обратиться к лекарям, магии и, если не останется выбора, к шарлатанам со своими пыльными лавками, переполненными подозрительными травками и ингредиентами для сомнительных варев. К последнему я не рекомендовал бы прибегать. Но, как гласят яркие сказки и приключенческие романы на несколько томов, именно туда нас Матерь и занесет, чтобы подарить тебе надежду и научить одного усатого невежду основам народного врачевания.
   Что касается первой и, если я не ошибаюсь, более значимой проблемы, то я нашел книгу, которая придаст тебе сил, малость позабавит и, вполне возможно, поможет. Я решил доставить ее для тебя лично. Надеюсь, ты не будешь против моего прибытия вместе с Лиссис.
  С нетерпением,
  Вайзерон.
  
  
  ***
  
   Озерные Земли. Город Лакустр. Полдень. Сильная облачность.
  
   Я задерживаюсь. За мной послал властелин Мирдал, попросив задержаться в Озерных Землях ради парочки срочных дел. Обыкновенным "извини" мне не передать мое разочарование. Но я рассчитываю на твое понимание. Даже сейчас я стараюсь придать своему письму нарочитую лаконичность, чтобы поскорее управиться.
  Спешу,
  Вайзерон.
  
  
  Глава 3
  
   Я была вне себя от радости, когда Лавер протянул мне письмо с какой-то странной, выжидающей улыбкой. Еще бы, не ждать моей реакции, которую можно охарактеризовать емким выражением "как сирота в свой день рождения". Он не сказал, от кого оно. Что там могло быть? Новое задание? Плохая новость? И то, и другое? Я не стала утомлять себя изучением толстого алебастрового конверта с печатью Ветреных Земель, которая все еще сохранила приятный аромат талого воска, и попросту разодрала его, едва не повредив само письмо. Помимо свернутого листа из конверта выскользнули четыре серебряные монеты, одну из которых я упустила наземь. Она пронзительно звякнула, прежде чем Лавер накрыл ее широкой лапой.
   - А это еще что? - удивилась я, уставившись на Лавера.
   - Деньги, - просветил он подстрекающим тоном, поднимая монету к свету. - Отборное серебро, подачка и надежный источник бед в одном флаконе.
   - Спасибо, что ответил, - ухмыльнулась я, возвращаясь к более приятному.
   Ровный, будто приглаженный скалкой, ряд букв с подогнанными друг под друга отступами предупреждал меня о значимости того, кто писал. Не прошло и несколько мгновений, как я ликующе вскрикнула, когда наткнулась на заглавную "в", выведенную с щедрым нажатием и малость растолстевшую от недостаточного высыхания. Вайзерон! Матерь нас храни, это письмо от Вайзерона! Я метнула взор на Лавера, который подготовился меня внимательно слушать, усевшись на крыльце, а затем жадно впилась глазами в радостную и долгожданную весточку.
   Наверно, мой ответ был не таким красноречивым и изобиловал подсказками со стороны Лавера. Я просила его помощи, так как помнила о своей прихрамывающей грамматике. Лавер также мог нагородить ошибок, но в отличие от меня держал перо уверенней. Конечно, я хорошо понимала, что Вайзерон - это не тот советник властелина Мирдала, который расфыркается, раскашляется и заморгает от брезгливости, завидев чью-нибудь ошибку в послании. Он улыбнется, подзовет свою Лиссис, чтобы та вдоволь насмеялась, и забудет письмо в библиотеке где-то между томиками "Разновидности казней до становления человечности" и "Под венец корыстный". Во всяком случае так считал Лавер, по непонятным для меня причинам невзлюбивший Лиссис. И на мои "почему" по-прежнему отвечал уклончиво и с раздражением. А я, думаю, стала относится к ней мягче и была бы совсем не против, если Вайзерон когда-нибудь решится нас навестить вместе с ней. В хлеву всегда найдется сено и место.
   Мы с Лавером старались не заводить среди соседей врагов, но и верными друзьями их не назовешь. Лавер говорит, что нейтральные отношения - самые разумные из всех, когда не хочешь острых проблем и не готов к внезапным курьезам и ультиматумам. Что он хотел этим сказать - одной Матери известно. Надо бы припрятать от него все имеющиеся дома книги, чтобы он не заражал меня своими обновленными взглядами, в новизну которых я понемногу отказываюсь верить. Он скорее неисправимый старовер, нежели амбициозный крамольник.
   - Ты права.
   Я отвела взгляд от холста, на котором вот уже третий час усердно пыталась изобразить букет оранжевых роз, небрежно брошенный на вытоптанную, сочно-зеленую траву.
   - В чем именно?
   Он захлопнул книгу, которая испустила целое облачко пыли, которое мгновенно посеребрили ласковые лучи полуденного солнца. Его крупной, скуластой мордахой со сморщенной переносицей передавался заразительный, ярко выраженный скептицизм, медленно сменяющийся угнетающей задумчивостью. Он откинулся на спинку старого плетеного кресла и поскреб лапой чуть ниже линии проступающих ребер.
   - Они заразны.
   - Кто? - Я все еще никак не могла уцепиться за нить разговора. Тесное общение с кистью делало меня слабоумной, беспомощной оборванкой, добровольно отказавшейся от реального мира в пользу мира грез, смелых выдумок и аляповатых экспериментов. Пожалуй, если бы мне в этот момент задали вопрос, умею ли я летать, то я, не задумываясь, дала бы положительный ответ. И Лавер прекрасно понимал, с каким упоением я предаюсь этому делу.
   - Книги. - Лавер бросил презрительный взгляд на растрепанный корешок рукописного источника заразы, а затем вернулся ко мне. - Ты можешь себе представить, сколько людей и драконов можно вылечить, если сжечь их все?
   Я улыбнулась и сделала несколько осторожных мазков. С последним малость перестаралась, с испугом бросившись собирать лишнее кисточкой.
   - Обычно твои шутки смешные, - сострила я.
   Мои уши вздрогнули, уловив резкое фырканье Лавера. Наверно, он выразил таким способом все, что можно назвать индивидуальным грехом, роком, судьбой каждой бренной души.
   - Кто сказал, что я шучу?
   Я обернулась. Лавер предстал передо мною во всей красе, выразительно помаргивая голубыми зенками и периодически поправляя поврежденное крыло. Оно всегда будто сползало со спины, будто сваливалось и раскрывалось не по его воле. Непривычному глазу это может показаться чуть-чуть жутковатым. Стоит только сравнить его с человеческим коленом, сгибающемся не как обычно, в суставе, а немного влево или малость вправо, и под желудочком, благодаря богатому воображению, проявляется неприятная тяжесть. Теперь это увечье стало неотъемлемой частью Лавера, который выдает свое недовольство, бдительность или глумливые намерения лишь одним неуклюжим встряхиванием поврежденного крыла. Как же он ворчит, когда я их без особого труда разгадываю!
   - Но это преступление! - сымитировала я всепожирающий ужас, прикрыв рот лапой, которой держала кисть. Едва ли не испачкала нос. - Как минимум, порча частного имущества!
   Но Лавер не повелся на мое лицедейство без сопутствующих декораций. Он был серьезен.
   - С преступлениями намного сподручней улучшать мир, - заявил он и заглянул мне за плечо. Краешек его рта насмешливо вздрогнул. - А знаешь, они как настоящие.
   Я выдавила усталую улыбку и быстро глянула на его широкие лапы.
   - Лучше бы пожалел мою молодость и взял кисть.
   Лавер ухмыльнулся.
   - Насколько я помню с твоих же слов, - напомнил он, подняв задумчивые глаза к облупившемуся потолку, - пернатая бездарность не создана для искусства.
   Я любовалась высыхающими сочно-оранжевыми складочками лепестков, сидя к ним полубоком, испытывая гордость за крепчающую с каждым разом дружбу с кисточкой. Мне казалось, что написание картин постепенно утрачивало всякую связь с моим мастерством и становилось чем-то большим, чем боязнь ухода от правил. Бережное, неспешное и сосредоточенное нанесение мазков само по себе становилось чем-то вроде безмолвного общения с кистью, искусством и - не побоюсь заявить - Матерью. Я понимала ее, с глубочайшим удовольствием предаваясь этому занятию, а она понимала меня, становясь податливой частью моей лапы. Я вдохнула в нее жизнь, приняла ее незримое существование, поделилась эмоциями, чувствами и переживаниями. И даже Лаверу не под силу переубедить меня, что все это не может передаваться через какой-то размазанный пучок цветов.
   - А насколько помню я, - самодовольно отпарировала я, - пернатая бездарность в свою защиту сказала, что искусство не создано для нее.
   Лавер добродушно улыбнулся, когда я скользнула по нему укоряющим взглядом.
   - Это правда, - промурлыкал он, поглаживая место, где у нормальных драконов бывает какой-никакой живот. - Если искусство было бы создано для каждого, у нас бы не осталось время на традиции, суеверия, религию, конфликты и войны. - Я было хотела открыть рот, чтобы выразить свое непонимание, как Лавер, сделав мечтательный вздох, ударился в пояснения: - Художник или скульптор, например, одновременно проживают несколько жизней. В их внутренней творческой жизни постоянный, неизменчивый бардак. А когда привыкаешь ко всему, что невозможно увидеть собственными глазами, бардак реальный теряет всякий смысл и значимость. А то, что не имеет значения, очень скоро перестает существовать.
   Я рассмеялась на славу. Чуть кисть не выпустила, сотрясаясь всем телом и отбивая охвостьем потешный ритм.
   - Если бы Матерь могла бы тебя слышать...
   Лавер поднял лапу, вежливо предлагая мне умолкнуть.
   - Да, да, да, - огрызнулся он, - разразила бы она меня молнией за святотатство. Будто бы верование в отсутствие религии - это все, что ты запомнила из моих слов.
   Я рассмеялась пуще прежнего. Мой смех над ним частенько раздражал его, пусть он это всячески отрицал. Или скрывал.
   Я не раз говорила Лаверу, как сильно хочу детей. Когда я заговорила об этом впервые, на его мордахе заиграл такой испуг, будто ему сообщили, что он живет последний день. Его бросало в лихорадочную дрожь, которую было заметно невооруженным глазом, а правая лапа так и застывала на уровне груди с оттопыренным крайним пальцем, словно он - человек из знати, аристократично держащий чашечку чая. Это выглядело очень забавно, но одновременно пугало меня. Лавер был не похож на готового к отцовской ответственности и, наверно, не хотел готовиться к этому еще сезонов пятьдесят. Разумеется, он знал, что рано или поздно я затею этот разговор. Но Лавер себе и представить не мог, что я окажусь не слишком деликатной в выборе места.
   - Шесть медяков, - огласил торговец, улыбаясь двумя хорошо приметными прорехами в не совсем здоровых янтарных зубах. - У нас также есть стальные, серебряные, агатовые, коралловые, кварцевые и даже аметистовые браслеты, - он величественно обвел свободной рукой свой богатый ассортимент, очень ловко принимая протянутую Лавером плату. - Вашей спутнице, - доверительно прошептал он, звякнув медяками в кошеле, прикрепленным красивым ремешком к животу чуть ниже пупка, который едва скрывала пестрая шелковая рубаха, - очень подошла бы чудесная подвеска из огненного опала... - он наклонился ближе и подставил ко рту ладонь, - которую я уступлю вам всего за одиннадцать золотых.
   Лавер вежливо улыбнулся.
   - Может я и дракон, но далеко не классический. Пещерой с золотом до потолка не располагаю.
   Торговец солидарно кивнул и попросил следующего покупателя немного обождать. Видимо, его заинтересовал Лавер не только как ходячая прибыль.
   - Что поделать, - беззлобно рассмеялся он. - Такие нынче драконы, - утихая, он выудил из кармана засаленный платок и протер усыпанный солеными бусинами лоб. - Но, наверно, это к лучшему.
   - В Броге с вами бы очень бурно не согласились, - заметил Лавер, внимательно разглядывая приобретение - плетеный из разноцветной канатной нити браслет.
   Торговец улыбнулся и погладил себя по необъятному животу.
   - В Броге уже не хотят иметь дело с теми, кто не проживает на территории Людских Земель.
   Лавер поднял глаза. Он был приятно удивлен встретить единомышленника на шумном базаре старого Терса, который в свободные от торговли часы вполне мог оказаться приятным собеседником, ярым противником общепризнанного недовольства, как чума расползающегося из Брога. Эта ненависть и презрение к драконьему роду уже существовала до моих шумных проделок в броговской таверне, узнав об этом еще перед отплытием в Механические Земли. Неужели из-за того, что мы носим чешую, имеем до шести конечностей и не подстригаем длинные когти, случились предыдущие две войны, унесшие десятки тысяч жизней?
   Я сидела поодаль, где реже сновали люди и драконы в поисках нужных и ненужных безделушек, размышляла, вглядываясь в конец плотных рядов и терпеливо дожидалась Лавера. По части подарков он был нелепым и довольно отсталым ухажером, но умел приятно удивлять странными и не замечаемыми большинством подношениями, вкладывая в них свой особый, многозначительный смысл, без которого я, наверно, уже бы не смогла прожить и дня. Мне вовсе казалось и собственная гордость позволяла заявить, что его вкусы способна оценить только я, словно они развились в Лавере специально для меня. Я изредка бросала в его сторону недолгий взгляд, но не могла видеть, чем в этот раз он решил меня порадовать. Лавер предусмотрительно уселся ко мне черной спиной и чуть ли не на треть расправил крыло, чтобы я при всем желании и даже в прыжке не увидела, на что он спускает наши несчастные медяки.
   Я не видела на его мордахе ни улыбки, ни волнения, ни удовлетворения, когда он приблизился. Лавер выглядел несчастным и одиноким: он словно смотрел сквозь меня. Но когда он взял мою лапу, прижал ее к моей груди, а затем, отняв, вложил в нее плетеный веревочный браслет, который кое-где не был прокрашен как следует, я почувствовала себя самой счастливой на этом свете. Каким теперь ничтожным камушком казалась мне опаловая подвеска, которую я видела днем раньше! Я крепко обвила Лавера лапами, прильнув к нему всем телом, положила голову на плечо и шепнула свое нежное и ничем не обременяющее "спасибо".
   - Что у нас дальше по плану? - молвил Лавер, мягко отстраняясь.
   - Дети, - неожиданно для себя ответила я, примеряя к лапе подарок. Я не глядела на пернатого и уже размышляла о том, что сей пункт собьет с толку не только меня. А когда я подняла глаза, то увидела обескураженного подростка, которого поймали с поличным и теперь ему грозит чудовищный срок заключения. - Как ты смотришь на это? - Я смотрела ему точно в глаза, чтобы окончательно смутить нерадивого отца моих детей.
   - Я? - Вдобавок ко всему он выглядел напуганным, что стало особенно заметно, когда он грузно плюхнулся на хвост. - Детей?
   - Да, - подтвердила я, переводя взгляд на небо. - Разве вон то облачко не похоже на крохотного драконенка?
   Лавер задрал голову и втянул голову в плечи.
   - Физалис, - недоумевающе констатировал он, - на небе нет ни одного облачка!
  
  
  Глава 4
  
   День клонился к концу. Шаловливый ветер окончательно стих и перестал напоминать о себе задорным свистом в прохудившейся крыше. Солнце прощально заглядывало через толстые стекла окон и окрашивало все попавшееся ей под руку в благородные янтарные тона, словно все предметы в один миг стали подрумянившимися плодами фруктовых деревьев. Воспринимая это, я чувствовала некоторое облегчение, так как недуг, которому ни я, ни Лавер, ни Вайзерон не дали названия, предпочел захватнической тактике изнурительную. И мне не очень-то хотелось думать, какая из них хуже и разрушительней. Это удается легко, когда Лавер рядом. Он уже был осведомлен и твердо порешил, что не станет отходить от меня ни на шаг. Я видела, как его мучит мысль о том, что он может частично помочь мне, замедлив губительный процесс. Но в другую проблему он напрочь отказывался верить. Всякий раз, когда я подбиралась к заключению, что не смогу подарить ему маленького хвостатого, он взрывался в порыве гнева и осыпал меня несметным множеством обвинений, что я необоснованно тороплю события. А чтобы я окончательно забыла об этой мнимой трудности, он прибегал к хитрости: зачастую называл меня вислоухой слюнтяйкой и уже наслаждался тем, как я отчаянно пытаюсь отбиться от незаслуженного оскорбления. Способ действенный, так как я слишком щекотливо относилась к своей наружности. А в сговоре с яркой фантазией медлительной художницы-самоучки, вислоухая слюнтяйка выглядела особенно пылкой.
   Дверь, которая выходила в сад, жалобно скрипнула. Мы не закрывали ее ни днем, ни ночью. Лаверу и тут удавалось меня удивлять интересным наблюдением. Он утверждал, что в безветренные дни к наступлению сумерек она распахивалась настежь, прикоснувшись ручкой к стене, а в ветреные - плотно закрывалась. Я решилась показать свое безразличие к этой информации и заявила, что с таким успехом он может наблюдать за тем, что любое дерево страдает от обильного дождя меньше, нежели от засухи. Он рассмеялся, в очередной подобрав мне изящное оскорбление. И помимо вислоухой слюнтяйки теперь я могла быть цветущей беспорочницей. Но, по правде говоря, я все еще опережала его по части поэтичных прозвищ и обзывательств, комбинируя свое и услышанное от него. В такие счастливые моменты, где мы можем безнаказанно сравнивать друг друга с пустоголовой обмякшей тыквой и худосочными голубями, не годящимися к людскому столу, я подумывала, что в прямоугольном ящичке, где я храню кисти и краски, не хватает пера и чернильницы. А может, я когда-нибудь подтолкну Лавера на путь возвышенный, поэтический. Ведь в перьях он никогда не будет нуждаться.
   Мы делили тепло друг друга, пребывая в блаженном молчании, слушали дыхание друг друга и жили в эту минуту сердцем друг друга, совсем не заметив, как в дом заползла таинственная, густая ночь. Сегодня ее деспотизму не противостоял свет биллионов холодных звезд - сегодня было особенно темно. С сада повеяло слабым ароматом черных роз, по капризам Матери распускающихся то ночью, то днем, и почувствовалась прохлада обильной росы.
   - Как можно быть такими эгоистами? - нарушил тишину своим неприметным баритоном голос Лавера, заботливо укрывающего меня широким крылом, от чего по моей спине прокатился рой приятных мурашек. - Стремимся обладать кем-то или чем-то ради своей корысти, прикрываясь благородством и неприкосновенностью чувств. Мы не способны жить так, чтобы было либо грязно, либо чисто. Мы научились держать грязь в чистоте.
   Я быстро отошла от блаженства прикосновений и биения в унисон влюбленных сердец и глянула на него, как на последнего идиота, заплатившего за седьмую пинту дроби монетой, отложенной на сладости для семерых детей.
   - Как ты можешь так говорить? - возмутилась я, состроив бесконечно-изумленную физию со стандартными эффектами убеждения - вздыбившимся хохолком и подскочившими ушами.
   Лавер привлек меня к себе, тщательней укутал крылом - тем самым, которое еще для чего-то годилось, - и перевел взгляд с валявшихся садовых ножниц , не убранных кем-то на место, на мои хрупкие лапы.
   - Что и требовалось ожидать, - спокойно подытожил он. - Ведь этому дано более объемное и смутное название. И звучит оно совсем не мерзко, - он выдохнул на меня горячий воздух с проступающими нотками неплотного сырного ужина и поднялся. - И многие считают, что у этого смутного, как и у серебренной монеты Ветреных Земель, обратная сторона схожа с лицевой.
   - У любви нет обратной стороны, - упрямо отозвалась я. - У нее вообще ничего нет. Она не властелин и не торговец.
   - Не поднимайся, - сказал он, будто не слыша моего ответа. - Я зажгу свечу и вернусь. Слишком темно, чтобы говорить о светлом и одновременно смутном. - Его последние слова были пропитаны сарказмом, как швартовочный канат маслом. - Кроме того, твоя мимика слишком многообразная, чтобы вот так просто достаться одной лишь темноте.
   Отчего-то мне захотелось запрыгнуть ему на спину, вцепиться зубами в его короткую шею и не отпускать, пока он не попросит пощады и не раскается даже в тех грехах, при которых я не присутствовала. Но вновь пришлось удовлетвориться игрой своего воображения и фырканьем выразить свое несогласие.
   Лавер легонько дыхнул на свечу, которая в то же мгновение обзавелась ярким головным убором и заплакала воском от усердности поджигателя. Тень его тела оккупировала половину комнаты, зловеще искажаясь от малейшего дуновения. Лавер, удовлетворенно кивнув, вернулся и устроился поближе ко мне. Его крыло, как обычно, заняло стандартную позицию на моей спине.
   - У тебя, как у ребенка, слишком много вопросов, - заявил он, переходя на шепот. - И каждый последующий рождает в тебе два новых. - Он взял мою лапу в свою и заглянул мне в глаза. - А ты так и стремишься отнести их к себе только потому, что они рождаются в твоей или моей голове.
   Я уже не на шутку тревожусь за свои зубы. Впиться в шею зубами - как-то не совсем игриво звучит.
   - Но если эгоистичную любовь отнести к нам, - твердолобо пыталась рассуждать я, - то кто из нас больший эгоист?
   - Я, - недолго думая, ответил он и перевел взгляд на танцующее пламя свечи.
   Тревожное пение неизвестной мне птицы оборвалось. Даже запах черных роз стал отзываться горечью на языке. Я удивленно глянула на его лапу, из которой он все еще не выпускал мою.
   - Потому что дождался моего возвращения?
   - Нет, - ответил Лавер. - Потому что осмелился тебя оставить. Потому что любил небо больше, чем тебя.
   Я вздохнула. То расставание все еще не сгинуло из моей памяти, оставшись, подобно маленькому червячку, понемногу выстраивать свои хитроумные ходы. Но я была способна содержать его на маленьком участке вязкого прошлого, не давая пробраться в зеленеющее настоящее, пусть и несколько омраченное парочкой проблем.
   - Вот тебе и монета с одинаковыми гранями, - сказала я. - А теперь и у меня есть собственная монета, на одной грани которой умение видеть зеленое желтым и наоборот, а на другой...
   - Ничего нет, - твердо вставил Лавер и изо всех сил стиснул мою лапу. Я чуть не вскрикнула от боли. - Мы уже обсуждали это.
   Я попыталась высвободить несчастную конечность, но Лавер был непоколебим. Может быть, он был прав, заставляя меня слушать язык физической боли, которому не так уж трудно образумить вислоухую слюнтяйку вроде меня. И я стоически терпела, внимая не своему противоречивому мирку липких недугов, суеверий и проклятий, засевшему в беспокойной голове, а инстинкту самосохранения. Ведь самое ужасное, что я не представляю эту борьбу, неравное противостояние, будучи одной единственной в поле.
   Видя, что моя мордочка исказилась в гримасе боли, Лавер отпустил мою лапу и отвел несколько виноватый взгляд в сторону. Ничего не менялось. Аромат черных роз вновь становился сладковатым, пламя свечи начинало загадочно раскачиваться, а я внимательно разглядывала покалывающую лапу с онемевшими пальцами и намеревалась отблагодарить Лавера поцелуем, наблюдая за тем, как он постепенно перестает упрекать себя за единственно действенный способ.
   Бывали дни, когда к нам без приглашения, без повода и без ориентирования на время суток наведывалась Синга - одинокая виверна с красивыми кожистыми крыльями цвета красного коралла и впалыми желтыми глазами, посаженными так глубоко, что только отсутствие старческих складок на щеках и морщин на переносице не дает присвоить ей сезонов четыреста от роду. На ней всегда было не меньше десятка различных браслетов, большая часть из которых были изготовлены из побледневших от времени костей животных (чьи черепа гниют на ее заборе, как поделился своей совсем не смешной догадкой Лавер), и полдюжины бус из простых камней, которые большинство от злобы или с ликованием в сердце пинает по дорожкам. Если приглядеться, то на особо крупных каменьях были вырезаны странные символы, будто хранительница таинств и запретной магии желала напомнить, что ее искусство все еще живет и цветет среди таких неумелых отшельниц, как она.
   Синга жила через три дома от нас в довольно неплохом жилище, обнесенном кованым черным забором, на остриях которого можно было обнаружить черепа молодых оленят, воронов, кроликов и собак, испещренных кроваво-красными крапинками, будто какое-нибудь человеческое белье в горошек. Фасаду пугающего пристанища так же был присвоен угольно-черный цвет, удивительно сливающийся с прямоугольной черепицей пятнадцатиугольной крыши, где возвышался некий символ ее существования - перечеркнутый круг из стали, отполированный так тщательно, что его блеск можно было увидеть с крепостной стены Терса. В общих чертах этот домишко скорее походил на уменьшенную копию Храма Матери в Ветреных Землях, разве что в оформлении второго преобладали оттенки желтых, зеленых и синих цветов и полностью отсутствовали черные.
   Свою историю Синга рассказала нам с Лавером не сразу. Но, быть может, мы кое-что прослушали, так как местная хранительница темной магии или - как несколько бестактней выражались соседи - чешуйчатая ведьма выстреливала слова с поразительной скоростью, но при этом умудряясь не делать ни единой запинки. Ее походка была уж слишком грациозной для виверны, которым при ходьбе постоянно приходится переносить тяжесть тела то на одно крыло, то на другое, и выглядевшими малость неуклюжими на земле. Но как только им удавалось взмыть в воздух, они превращали небо в необъятное море, а сами становились шустрыми и благородными дельфинами, с которыми не сравнится ни один дракон с крыльями за спиной. Однако, самым странным было то, что мне не довелось увидеть Сингу в воздухе. Ее крылья утратили свое предназначение, подумала я, когда впервые увидела их изведенными белой краской почти до неузнаваемости. Такие же символы встречались на ее бесчисленных ожерельях, которые каждый раз сменялись другими. Несмотря на настораживающую внешность хорошо сохранившегося трупа, подвяленного на солнце, владение хранилищем непроизносимых в слух грехов, как порой посмеивался Лавер, демонстрировавший свои манеры и бесстыдно заявлявший об этом вслух, Синга была довольно приятной собеседницей и обожательницей чаепитий, в первый день знакомства купив мое расположение необычным видом чая, при заварке которого весь дом, сад и, наверно, поселение наполнялись ароматом протухшей, а затем хорошо прожаренной трески. Запах вызвал у меня легкое головокружение, но вкус оказался невероятно противоположным - мягким и бархатистым.
   - Это единственный чай, который у вас есть? - полюбопытствовала я, сделав небольшой глоток.
   Мордочка Синги расползлась в утешающей улыбке. Но Лавер прервал возникшую между нами связь почитательниц отнюдь не драконьего напитка. Он гулко опустил свою чашку на стол и скривился от отвращения.
   - Во имя Матери, - пробормотал он, - скажите, что с вашей плантации не просматривается кладбище. Или утешьте меня хотя бы тем, что от вашего напитка не растут шипы подмышками.
   Синга рассмеялась. Ее крылья, принявшие сегодня на себя расцветку нечто вроде агитирующего на массовое самоубийство по воле первого встречного, забавно затряслись. До ее голоса - чудеснейшего мелодичного сопрано - мне уже не суждено дотянуть.
   - Обычно растут рога, - сказала она. - И уж точно не из-за чая.
   Лавер пропустил ее остроту мимо ушей. Он сделал над собой чудовищное усилие, чтобы принюхаться к напитку, будто его первая оценка была несправедливой и оскорбительной. Но чувствительный нюх Лавера не умел скрывать очевидное. Пернатый отдернулся и уткнулся носом в мое плечо.
   - Он напомнил мне человеческий сыр со специями, - бубнил он, - который мы с Физалис выбросили в заросли полыни, едва покинув Терс. Почему бы вам не поступить так же? Если только это не полынь.
   Я наградила Лавера хлестким ударом охвостья по спине. Вышло очень убедительно и почти незаметно, ибо он сидел близко ко мне. Но умерить тягу любимого к простодушным насмешкам мне навряд ли удалось.
   Синга продолжала любезно улыбаться. Ее ничуть не обижали незрелые выпады Лавера. Она так изголодалась по общению, шуткам и тем, для кого не имеет решающего значения татуировка на ее щеке в виде все того же перечеркнутого круга, что была готова терпеть сотню таких, как Лавер.
   - Ваша спутница так не считает, - сказала она, выжидающе посмотрев на меня и сделав крохотный глоток.
   Я продолжала восхищаться ею, наблюдая, как она умудрялась держать крыльями чашку, на которых, помимо основных, имеется по одному гибкому пальцу, при этом сохраняя безупречную осанку. Ее лапы были меньше и тоньше моих, но выручал приплюснутый хвост, благодаря которому она выглядела еще более устойчивой и подтянутой. Причудливые символы легли и на него, будучи нанесенными как попало и без какой-либо пропорциональности. Они ползали, как змеи в разворошенном гнезде, и налегали друг на друга, смешиваясь в полную неразбериху, что при всем желании и знании этого неизвестного языка прочесть сможет только тот, кто их наносил.
   Лавер отстранился от моего плеча и, минуя разукрашенную Сингу, уставился в окно, за которым солнце ласкало вечерними лучами маленький сад.
   - Мне пора, - сообщила Синга, разглядев в движениях Лавера желание забыть ее наружность как можно скорее, и кокетливо опустила чашку на стол. - Было очень приятно побыть в вашем обществе.
   - Постойте, - взволнованно сказала я, неуместно грохнув чашкой и поднявшись. - Вы уже уходите? Так рано? Останьтесь! Вот, вы и чай свой не допили, - я перевела суровый взгляд на Лавера. - Мы будем рады, если вы задержитесь. Во всяком случае, - быстро добавила я, вновь глянув на Лавера, - одна из нас.
   Лавер, наконец, уступчиво пожал плечами, учитывая то, насколько это возможно при его не восстановившемся сваливающемся крыле. Мне думалось, что после ухода Синги должен состояться вполне естественный разговор о посетившей нас гостье. Лавер выжмет из себя, как из винного сорта винограда, все сомнения, догадки и доходчиво мне объяснит, почему так опасно связываться с тем, что было нарочно предано забвению.
   Но сейчас - Синга. Она в нашем доме, она рядом, тянется к своему благовонному зелью и добродушно улыбается, что я не могу не улыбаться в ответ.
   - Вы ведь раньше не здесь жили? - осведомилась она, грея крыльями чашку. - Я впервые вас увидела восемь сезонов назад.
   - Почему же вы раньше не заглянули? - поинтересовался Лавер, потянувшись к ломтю хлеба с сыром. - Вы приценялись или в ваших планах озадачить и без того нелетающих драконов?
   Я подумала о том, чтобы легонько кольнуть Лавера когтем, но у пернатого шпиона чешуя слишком рано сделалась крепкой. И затвердел лоб. К тому же мне более не пришлось смущаться, так как Синга доблестно выдержала первую волну, решив остаться. Она вполне способна постоять за себя, не прибегая к магическим штуковинам, коими - если опять-таки верить соседям - она наделена, как вполне стандартная ведьма. О вторжении в ее сознание я не помыслила. Я так давно не пользовалась своим телепатическим даром, действующим лишь на стариках да на неисправимых пьянчужках, что отвыкла от этой надобности. Да и Синга не та виверна, к которой постучишься, как к себе домой.
   - Нелетающие драконы лишены многих задач, - сказала она, заглядывая в чашку. - За отсутствием некоторых возможностей, которым мы изначально придаем особое значение, появляются другие, на которые мы смотрим уже с некой осторожностью.
   Лавер ухмыльнулся.
   - И это называется опытом! - иронично протянул он. - Вы ведь прекрасно видите мой опыт за моей спиной?
   Синга подняла взгляд. Ее маленькие глазенки сверкнули притягательным золотом, а аккуратные конусообразные уши прижались к голове.
   - Вы видите в этом проблему? - заявила она.
   Лавер грозно наклонился вперед.
   - Проблему? - громко скандировал он. - Или целый ряд проблем?
   Я почувствовала себя неловко, будто заявилась на чье-то торжество без приглашения. А за окном играл пестрыми красками красавец-вечер, маня сделать несколько кругов по ароматному саду. И незримые птицы заливались, провожая одно из самых помпезных время суток, щедро разбрасывающего налево и направо золото и почти прозрачный огненный опал. И мы, сами того не замечая, пропускали это зрелище, заводя дилеммы о потерянных возможностях.
   - Почему бы нам не пойти в сад? - предложила я, не веря собственному голосу. Кто-то изнутри сказал это за меня это, вероятно, выступая за желание вытеснить из ноздрей диковинные ароматы чая.
   - С удовольствием, - согласилась Синга, опуская чашку на стол и предоставляя Лаверу поразмышлять над своей порывистостью, не удостоив его ответа. - Вы идете с нами? - обратилась она к нему.
   Лавер не сводил с нее острого подозрительного взгляда.
   - Я обещал Физалис не отходить от нее ни на шаг, - процедил он. - Особенно, сейчас.
   Синга засмеялась, а мне по необъяснимым причинам становилось немного не по себе, и ее звонкий, как отборный хрусталь, голосок тут совершенно не при чем. Я вспомнила о единогласном мнении поселения насчет этой замкнутой особы, умудряющейся при ходьбе держаться, как слегка наклоненная от порывистого ветра вишня. И это при непростом телосложении виверн, обреченных при передвижении облачаться в человеческую старушонку, скрюченную беспощадными четырьмястами сезонами. Но что, если Лавер тревожно бьет перед самым моим носом в огромный колокол, а я самодовольно затыкаю уши лоскутами плотного шелка? Я колебалась между намеками Лавера и собственными домыслами, не удивляясь тому, что склонилась в пользу первого. Быть может, Синга - ведьма, но уж слишком нетипичная и неопасная.
   Солнце разыгралось с моей оранжевой полоской на груди, когда мы вышли в сад, а Синга восхищенно принялась разглядывать наше с Лавером совместно нажитое богатство. Спустя восемь сезонов оно несколько преобразилось, обзавелось клумбами и молодыми саженцами, овальными кустами, над которыми я так усердно порхаю, как моль над шерстяными носками, но все еще не рассталось с бывшими хозяевами, напоминающими о себе надоедливым плющом, растущим разве только не из черепичной крыши, парой фруктовых деревьев с парализованными стволами в форме буквы "с" и неисправным фонтаном, на котором красовался мраморный щит, с проткнувшим его по задумке или по воле хозяев самым настоящим копьем. Несмотря на то, что до нас здесь жила семья из восьми человек, нам с Лавером не пришлось многое подстраивать по свои лапы. Это, пожалуй, была семейка долговязых людей. До большинства полок я доставала, опираясь на задние конечности.
   - Очень чудесные черные розы! - восторженно заметила Синга. - Вы позволите?
   - Конечно! - ответила я, подумывая уже о том, что ее можно назвать кем угодно, но только не ведьмой.
   Она наклонилась к самому пышному бутону и втянула его благоухание почти незаметными крошечными ноздрями. Лавер, шедший рядом со мной и не взирающий на то, что каменной дорожки не хватало на троих, воспользовался моментом:
   - Вы не разочаровали меня, восхитившись именно черными розами.
   Синга выпрямилась.
   - Если принимать отвар из черных роз утром и вечером, то можно прожить тысячу сезонов, - с улыбкой сообщила она.
   У лаверской осадной машины было слишком много камней, чтобы прекратить обстрел высоченных черных стен после серии неудачных залпов.
   - Да вы и не пытаетесь скрыть свою репутацию! - воскликнул он с таким артистизмом, что я едва не засмеялась. - Или это тактика подкованной спекулянтки?
   Синга от души рассмеялась, и я не лишила себя удовольствия подхватить ее. Лавер неотразим, когда перевоплощается в скептически настроенного брюзгливого хрыча. Но более неотразимой в моих глазах стала наша гостья, остроумно польстив пернатому и сведя на нет его ребяческие атаки.
   - Скептики бывают полезны, когда уже другие наворотили ошибок.
   Лавер изумленно глянул на Сингу.
   - И чем я могу быть полезен для вас?
   - Пожалуй, ничем, - задумчиво говорила Синга, отстраняясь от клумбы. - Но вы можете помочь Физалис.
   Я перевела взгляд с Лавера на нее, как сова, в которую дважды попала молния. Неужели она догадалась о моих недугах? Неужели она использовала что-то из своего арсенала, чтобы выведать что-нибудь обо мне? О нас? Я попыталась унять свое нахлынувшее волнение, опережающее, будто в лошадиных скачках на кругленькие суммы, неугомонное сердцебиение. Шелест листьев, пение птиц, запах чая, с трудом состязающийся с запахом роз прекратили для меня существовать. Я боялась услышать малейший намек, что дверь, в которую я вломилась с дружескими объятиями, захлопнулась перед моим носом. Неужели выхода нет? Я была готова свалить все, что так щепетильно старалось сделать меня несчастной, раздавленной и брошенной под проливным дождем, на Сингу, ее чай, ее грациозную походку и проклятые символы, которые я вижу впервые в своей неладной жизни!
   - И как же? - прищурился Лавер.
   Я начала понемногу остывать, завидев на мордочке Синги по-прежнему дружелюбную улыбку.
   - Вы же сами сказали: не отходить от нее ни на шаг.
  
  
  Глава 5
  
   - Вайзерон! - бескручинно взвизгнула я, бросившись в объятия усатого, явно стесненного присутствием своей белоснежной спутницы. - С прибытием, Вайзерон! - мурлыкала я, нарочно одарив его впавшую щеку беспечным поцелуем. Отчего-то я была уверена, что Лиссис плохо знакома с ревностью и раздражением. Или, наверно, хочет, чтобы так думала я. В любом случае, обнимая Вайзерона, я не заметила на ее мордочке неприветливого выражения. Я ведь не отнимаю его у нее! - Как приятно увидеть тебя снова! - не скрывала я искренней радости. Мне не хотелось ослаблять хватку. А вот мурлыканье было бы лишним. Ни к чему оно.
   Лавер, разумеется, тоже был рад долгожданной встрече, но ограничился дружелюбным кивком и встряхиванием здорового крыла. Лиссис же отвесила изящный, чересчур низкий поклон, что даже ее коричный платочек, аккуратно повязанный на шее, коснулся каменной дорожки и презрительно указал изогнутым уголком на меня.
   - Физалис, - неуверенно промямлил Вайзерон, смущенный моей преувеличенно теплой встречей. Думаю, он вспомнил о том необдуманном поцелуе в стенах броговской таверны, отчего еще более чувствовал себя не в своей тарелке. - Мы с Лиссис просим гостеприимства твоего дома.
   Я удивленно глянула на него и засмеялась.
   - Наш дом - не замок, - весело напомнила я. - И проживают в нем далеко не властелины.
   - Привычка, - пояснил он, невинно моргнув и освобождаясь от моих фамильярностей. - Чтобы не навлечь на себя беду помимо тех , что уже есть, и не оставить двоякое впечатление, лучше следовать привычке.
   Я бросила стремительный взгляд на Лиссис, пухлую мордочку которой ласкало восходящее солнце.
   - Неужели она до сих пор не научила тебя обниматься?
   Если бы драконы умели, подобно людям, багроветь, то мордаха Вайзерона была бы похожа на переспелый помидор. Он отвел на мгновение взгляд в сторону, будто заинтересовался разлившейся по спящему саду песней неизвестной птички, и остановился на Лавере - наименее холодном и эмоционально уравновешенном из нас.
   - Еще будет время, - туманно улыбнулся он.
   - Значит, - включился в беседу Лавер, закончивший бесполезное складывание поврежденного крыла, - ты намерен оставить пост главного советника?
   Вайзерон удивленно уставился на него, будто такое заявление сравнимо с неизбежной смертью.
   - На объятия требуется не так много времени.
   - Больше, чем ты думаешь, - возразил с многозначительной усмешкой Лавер, после чего я прикрыла лапой рот, чтобы беззвучно посмеяться. Это моя индивидуальная особенность, но, безусловно, малоэффективная. Не уверена, что мне удавалась хотя бы раз за всю свою жизнь усмирять приступы смеха или молниеносно избавляться от ребяческой улыбки. И меня не покидало чувство, что Лиссис ощущает себя глубоко оскорбленной, несмотря на беззлобное обуздание дружелюбной атмосферы и самолюбивое поглаживание платка красивой трехпалой лапой, почти полностью прикрывшего грудь без привычной глазу защиты из костных щитков. Может, подумала я, это подарок Вайзерона? Просто было бы странно увидеть другого цвета платок. Похихикав в лапу, я решила, что Лавер умудрился дать мне повод во всех красках вспомнить моменты, когда расстояние между нами было нулевым. Ну, в прямом смысле этого слова. Вина бесстыдницы и неудержимой озорницы целиком и полностью лежала на мне. Лавер огородил себя от шуточек в свой адрес по этому поводу, решив уязвить мою страсть. И ведь не скажешь, что Лавер недальновидный. Но, пожалуй, он кажется таким наивным, что я глубоко в душе победоносно улыбаюсь всякий раз, когда кладу лапы на его грудь. А он продолжает думать о преобладании надо мной. Ну разве это не смешно?
   Лиссис выпрямила изогнувшийся уголок платка и вступилась за своего эрудита:
   - На Вайзероне лежит огромная ответственность, - мягко зазвучал ее бархатистый голосок, перебиваемый энергичным свистом птицы, - что не дает тратить время на плотские утехи. - Она опустилась на хвост, не сводя с меня пристального взгляда, будто это было ее главным оружием убеждения.
   - На Вайзерона легла не только ответственность. - Уголок рта Лавера насмешливо вздрогнул, и я окончательно укрепилась в мысли, что день обещает быть уж слишком забавным и запоминающимся. Мои догадки, что у Лавера есть свои причины недолюбливать Лиссис, подтвердились спустя несколько минут после нашей встречи. Неспроста он пытался задеть ее за живое. Он хотел выместить на ней свою злость, которая должна быть адресована только ему. Но что ему скрывать? Прошлые отношения с Лиссис? Если я права, вот бы Лавер, признавшись, удивился, что я не думаю о прошлом. Мне гораздо важнее настоящее. - Да и лежащая действует из корысти, - ухмыльнулся он. - Ей не нужна какая-то там плоть. Ей нужно влияние обладателя плоти.
   - Жаль, что ответственности достается больше времени, - ловко отпарировала Лиссис, лучисто улыбаясь и настойчиво пропустив обидные слова мимо ушей. Лавер фыркнул, понимая, что несколько сдает позиции. - А плоть не способна передать всю глубину привязанности. Ну, как и влияние, - добавила она, по-детски вздернув плечами, на которых чешуйки были особенно крупными и контрастными.
   Я подумывала, чтобы улизнуть в дом под предлогом собрать что-нибудь на стол. Но Лавер буквально пригвоздил меня суровым взглядом, а затем обратился к Лиссис:
   - Да, - небрежно кивнул он, - эта незримая веревочка привязанности именуется честолюбием. Подобно воздуху, оно присутствует, но его не видно. А воздуха мало не бывает.
   Я действительно начинала терять интерес к этой высокоинтеллектуальной перепалке, у которой отсутствовали какие-либо причины. Зевнуть надо было. Дважды. Вайзерон, в отличие от меня, не собирался встревать. Он был наблюдателем и наставником, следивший за успешным прохождением последнего этапа учеником, готовящимся вступить в ряды опытных фехтовальщиков. Я терпеливо выжидала момент, чтобы пригласить всех в дом на чай с ароматами побелевшей от палящего солнца сельди, оставленный Сингой. Моей мрачной подруге было интересно узнать чье-нибудь мнение о пятнадцати видах чая, при заваривании которых Лавер сбегал в сад или, пытаясь меня подразнить, разыгрывал умирающего от потери крови. Подобрав наименее благовонный из опробованных мною шести, я решила угостить им долгожданных гостей. Лавер крайне горячо поддержал мою затею и в довесок предложил вариант развязки, где я рассказываю, что этот чай собран из высушенных цветов, оставленных на могильных камнях людей, странным образом выражающих таким образом память об усопших.
   - А привязанность - как огонь, которому надо дышать, чтобы гореть, - самодовольно промурлыкала Лиссис, переводя теплый взгляд на Вайзерона. - А когда одно периодически уступает другому, то и беспокоится не о чем. Разве что о тошнотворном мировоззрении осуждающего.
   Ну, подумала я, уголком глаза глянув на удовлетворенного Вайзерона, его спутница успешно сдала экзамен. Лавер чуть было не заскрипел зубами от гнетущего поражения. Он не привык проигрывать. Последнее оскорбление всегда оставалось за ним. Ему было нечего бросить в отместку и, наверно, он ожидал поддержку с моей стороны, бросив на меня выжидающий взгляд. Но и мне нечего было сказать. Я с трудом пыталась не заскучать. Наконец-то, воспользовавшись всеобщим молчанием, я могла пригласить всех в дом, где среди неиссякающего запаса черно-красных перьев царит мой творческий беспорядок, избавляться от которого я не собиралась, руководствуясь наблюдением, что завтра будет хуже. Колоритные пятна от минеральных красок, которым я не давала спокойно высохнуть, вечно наступая и пачкая лапы, валяющиеся кисточки, похожие на миниатюрные метелки из сухой полыни, и рисунки, наброски, линии, подтеки, очевидные признаки неспешности... Весь дом очень скоро обзавелся моими художественными достижениями. А несколько работ, которыми я особенно горжусь, были помещены в симпатичные рамки и помещены на самые видные места. Правда, после того, как Лавер выразил свое восхищение не одним жарким прикосновением, к которым опять-таки подтолкнула я. Конечно же я! Но именно тогда я решила, что не расстанусь с кистью до самой смерти. Хитроумный способ подогреть чувственность Лавера, которая, пожалуй, оказалась наградой и одновременно попыткой опровергнуть доводы о бесплодии.
   Я подумала, как было бы скучно во всем мире, если бы мысли можно было видеть так же, как и платок на шее Лиссис.
   В нашем доме светло, а бардак всегда создавал уют. Лавер был щедр на комплименты, что если бы я не разбрасывала предметы по дому, то он бы умер от одной мысли, что ничего не придется убирать из под лап. А я смеялась и виртуозно кланялась в ответ, как обычно воркуя о взаимном дополнении.
   Мы оккупировали невысокий стол, и я снабдила присутствующих чаем. Лавер предложил гостям что-нибудь посущественней пустого чаепития, но они дружно отказались.
   - Не устраивает сыр и хлеб? - осведомился Лавер, не сводя глаз с глиняного чайника, в который я добавила кипятка. - Можно было бы поохотиться, но кроме Лиссис здесь никто не помнит об основной части нашего рациона.
   Лиссис была польщена и немного сбита с толку. И правда, подумала я, занимая место рядом с Лавером, с чего бы это?
   - Спасибо! - сказала Лиссис, переводя растерянный взгляд на Вайзерона.
   - Не за что, - улыбнулся Лавер. - Тебе ведь не привыкать пить кровь?
   Я толкнула Лавера в бок. Увлекается, ох увлекается! Лиссис расплылась в улыбке, будто чувствуя, что Лавера это разозлит больше, чем ответный выпад.
   - Очень необычный чай, - отметил Вайзерон, оценивая мою кляксу на чашке. Он не собирался защищать подругу, прекрасно зная, что она может постоять за себя. - Я бы сказал - специфический.
   - И ты туда же! - возмутился Лавер, проводя все отведенное для чаепития время с ярко выраженными признаками отвращения. - Специфический! - передразнил он, искажая голос до осуждающего тона. - Этот смердящий запах может сравниться с ароматами разлагающегося трупа! И только!
   - А как пахнет труп? - засмеялась Лиссис, которой, как ни странно, очень понравился напиток, и теперь она с огромным удовольствием, приметным в глазах с полуопущенными веками, кокетливо смаковала вторую чашку. Ей доставляло удовольствие вот уже которую минуту убеждать нас, что для удержания чашки дракону достаточно одной лапы.
   - Он пахнет как новоиспеченная подруга Физалис, - заявил Лавер.
   Я наморщила переносицу, но постаралась скрыть возмущение.
   - Я ничего такого не замечала.
   - Только потому, что ты нахваливаешь эти помои, - пояснил Лавер, переводя на Вайзерона практически умоляющий взгляд бездомного пса. - Скажи, что ты ошибся. Скажи, что вся его специфика навевает мысль о дохлых жабах, обитающих в Болотистых Землях.
   Вайзерон предпочел остаться при своем туманном мнении. К числу изысканных эстетов и избалованных гурманов он не относился. И я не могла понять, боится ли Вайзерон оскорбить меня своим хлестким суждением, если он и впрямь думает, что это мой чай, или не может склониться к конкретному варианту, потому что убежден в неточности обоих?
   - Лучше расскажи, как обстоят дела на континенте, - влезла со своим непомерным любопытством я, накрыв под незатейливым столом с дугообразными ножками, под одной из которых был заботливо подложен свернутым впятеро мой неудавшийся автопортрет, крепкую лапу Лавера. - В Терсе, на базаре, до нас дошли кое-какие тревожные вести о...
   - Большая часть из них - чистая правда, - нетерпеливо и с особой заинтересованностью заговорил Вайзерон, опуская пустую чашку на стол. - Матерь пристально следит за созданным ею миром. И далеко не одним глазком.
   Я улыбнулась, хотя это и не уместно при тревожных вестях, грозящих перерасти в большую беду.
   - Я имела ввиду Людские Земли. Неужели их жители развяжут войну?
   Следующий ответ поразил меня до глубины души - он лишь пожал плечами, как будто был рядовым гонцом, не задающим лишних вопросов и не вникающим в проблемы высокопоставленных отправителей и получателей. А может властелин Мирдал взял с него слово, что он не будет злоупотреблять полученными сведениями и сеять панику среди жителей соседних территорий, коими являлись наши, Речные Земли? Но, к превеликому счастью, я ошиблась. Вайзерон этим странным ответом предоставил Лиссис роль осведомителя, чему Лавер точно не будет рад.
   - Предыдущие войны научили уму-разуму большинство людей, - начала Лиссис с проступающей боязнью, словно ее слушателями было все население Людских Земель. Мой взгляд скользнул по Лаверу, который с ехидной ухмылкой принялся внимать ее речам. - И теперь у них есть два варианта: хорошенько продумать третью броговскую войну, пойдя на чудовищный риск, коим в прошлый раз обернулась посланная Матерью чума, или заявить о своем праве о выходе из состава пятнадцати Земель, что очень даже вероятно. Наверно, стоит склониться в пользу первого, так как при недавнем нашем посещении Брога кузни города по-прежнему и в умеренных объемах отливали подковы, изготавливали кованные ворота, гвозди, кухонную утварь... - Лиссис сделала мучительный вздох и продолжила, не дав себе как следует собраться: - На просьбу Вайзерона - показать оружейные и хранилища - властелин Бламбалтин откликнулся безо всякого колебания. Оружие и доспехи имелись, но в очень скромном количестве. Они были изготовлены для городской стражи и для рыцарских турниров.
   - Но ведь Людские Земли - это не только Брог, - подключился Вайзерон, почувствовав, что Лиссис перевыполнила на сегодня лимит заученных форм выступлений перед Советом и, в особенности, властелином Мирдалом. - Нами были посещены и несколько других наиболее крупных городов. Хрост, например, и вовсе не располагал собственными кузницами, а Слобонт был окружен кольцом из полуразрушенных стен. И это с учетом того, что он расположен на границе с Ветреными Землями. Однако растущее среди людей недовольство и презрение к драконьему роду не заставило их основательно подготовиться к войне. Именно поэтому в Храме Решений обсуждают второе предположение, кажущееся наиболее приемлемым для Людских Земель. - Вайзерон умолк на мгновение, задержав на мне выжидательный взгляд, будто хотел убедиться в том, что я воспринимаю его со всей серьезностью. - Впрочем, девять властелинов Земель уже высказались. Они готовы принять ту скромную часть драконов, проживающих на территории Людских Земель, на тот случай, если второму предположению будет суждено воплотиться в реальность. Также они высказались за сохранение торговых отношений, если жители Людских Земель найдут в себе силы, чтобы, скрипя сердцем, отправлять торговцев на свой страх и риск на территорию обитания жутких ящеров, уже не именующихся там "драконами".
   Лавер, едва дослушав, быстро поднялся и принялся ходить по комнате, словно полководец, рисковавший при продвижении вперед быть окруженным. Его короткие толстые когти отстукивали такой грозный ритм, что только кирпичные стены нашего дома лишали меня мысли о расставленных в саду военных палатках. Я успела уловить его возбужденное состояние, прежде чем он сел к нам спиной и уставился в окно, за которым ослепительное солнце только-только вступило в свои законные права. Его бордовая чешуя игнорировала волшебный источник света, оставаясь по-прежнему темной и нездоровой на вид. Все это выглядело очень странно и непредсказуемо. Я пыталась перебрать в голове нравственные и интимные диалоги, намереваясь извлечь из их скудного содержимого хотя бы незначительные вопросы о территориальных и межрасовых неурядицах. Тщетно. Я так увлеклась простой жизнью, переполненной мирской любовью, что, должно быть, нарочно пропускала часть поучительных бормотаний пернатого. Спасаясь от тягот противоречивого мира, я взяла с собой его такого, каким хотела видеть. А там, где мир приходится создавать заново, достаточно двух бьющихся в унисон сердец.
   Я смотрела на его черную спину и беспомощно висящее крыло и, казалось, влюблялась заново.
   Вайзерон и Лиссис одновременно задержали на мне непонимающие взгляды, которым я тут же ответила невинным подергиванием плеч. Мне не до них. Мне было недостижимо то, что творится в голове Лавера, сделавшего уже второй глубокий отчаянный выдох, словно он был морально подготовлен к пожизненному заключению.
   - Ты не согласен с решением Совета? - спокойно осведомился Вайзерон, извлекая серый платок из сумки, прикрепленной к правому бедру, чтобы протереть линзы пенсне. - Или тебе не по нраву декларационный тон?
   Лавер круто повернулся. В его глазах заиграли раздраженные искорки.
   - К черту тон, Вайзерон. - Он приблизился ко мне и его взгляд на мгновение смягчился. Когда Лавер коснулся моей лапы, я догадалась, отчего он так молниеносно отпрянул. Он сумел расставить приоритеты. - К черту Людские Земли. Погляди на нее! - Он кивком указал на меня, словно Вайзерон был слабоумным и не мог догадаться, какая причина собрала их вместе. - Она расспросила тебя о проблемах континента, надеясь спрятать поглубже обжигающие проблемы. - Я уловила лапами легкие вибрации его когтей, скребущих дощатый пол. - Но вместо того, чтобы ограничится дюжиной слов, вы, - он окинул бедняжку Лиссис, хлопающую огромными невинными зенками, - рассыпались в сотнях! Вы вообще понимаете, что еще недавно мысль о кончине посещала голову Физалис чаще, чем мысль, что надо питаться хотя бы раз в неделю? - Переносица Лавера изрядно сморщилась от нахлынувшей злости. Он был в бешенстве. - Каким надо быть раболепным идиотом, чтобы предлагать в письмах вечную помощь и расположение, а затем спихнуть их своими рабочими обязанностями на второй план?!
   Вайзерон был глубоко потрясен его словами. Впрочем, как и Лиссис, распахнувшая небольшой рот в ошарашенном "о". Я встревожилась. Не может же быть, подумала я, что на этом нашей встрече пришел кульминационный конец? Я предприняла попытку вразумить разгорячившегося пернатого, легонько ткнув его когтем в бок. Он никак не отреагировал. Пожалуй, всади ему сейчас меч в сердце, он умер бы с убежденностью, что поступил правильно.
   - Прости, - сконфуженно промямлил Вайзерон, избегая обжигающего взгляда Лавера. - Ты прав. Ты действительно прав...
   В дверь постучали - громко и прерывисто. Послышалось легкое хлопанье кожистых крыльев, будто неведомый гость старался оповестить жильцов своим особенным знаком, по которому его приход будет непросто спутать с остальными.
   - Это Синга, - улыбчиво сообщила я и поднялась, не забыв получить в качестве потешной награды преувеличенно-тошнотворный взгляд Лавера. - Очень экстравагантная соседка и внимательная подруга по совместительству, - пробормотала я, ухватившись за ручку.
   - Да, - насмешливо кашлянул в кулак Лавер. - Когда моется и не занимается свежеванием зайцев.
   Я, не обратив внимания на его нелепые попытки увеличить расстояние между мной и Сингой до безопасного, с приветливой улыбкой отворила тонкую дверь и наткнулась на испуганный взгляд подруги, поднявшей в замешательстве разрисованное причудливыми белыми символами крыло почти до уровня шеи. В этой позе она напоминала обнаженную девушку, стыдливо прикрывшуюся простыней. Каким ведьмам, подумала я, знакомо смущение? Мое сердце буквально заликовало от ясной мысли, что теперь можно навсегда забыть это несправедливое прозвище. Ну и пусть ее все поселение называет ведьмой. Я решила, что никогда не стану этого делать.
   - Прости, - выдавила она из себя едва различимое извинение, заглядывая мне через плечо. - Я не вовремя?
   - Нет-нет! - с жаром заверила я, бесцеремонно потянув ее за крыло в дом. - Это мои лучшие друзья. Уверена, что они будут рады знакомству.
   - Но... - попыталась возразить она, после чего моментально прекратила это бесполезное занятие, когда я буквально втащила ее внутрь. В следующие несколько мгновений я позаботилась, чтобы чашка Синги была полной, а затем заняла свое почетное место рядом с Лавером, с физии которого не исчезала противная ухмылка.
   - Вайзерон, Лиссис, - торжественно сказала я. - Познакомьтесь с создательницей чая - Сингой.
   - Очень приятно, - туманно улыбнулся Вайзерон, отвешивая поклон. Его глаза выдавали озабоченность заявлением Лавера и он не был готов, чтобы заводить в эту минуту знакомства.
   Лиссис улыбчиво кивнула. От Лавера она явно пострадала меньше. Я обратилась к Синге:
   - Мы опробовали один из твоих чаев. Я не стала рисковать, предлагая им что-нибудь поароматнее.
   Синга благодарно улыбнулась. Последние следы смущения окончательно рассеялись, когда она сделала небольшой глоток.
   - Спасибо, Физалис, - поблагодарила она, указав глазами на Лавера, а затем слегка склонившись над столом, будто хотела доверительно шепнуть мне на ушко. - Мы ведь не хотим жертв от недостатка воздуха?
   Лавер окинул ее сердитым взглядом.
   - Лучше бы ты попрактиковалась над его сохранением.
   Синга аккуратно опустила чашку на стол. Она напустила на себя печальный вид.
   - Я пыталась, - отчаянно сказала она. - Правда, пыталась. Но на это заклинание наложен запрет самой Матерью.
   Я уставилась на Сингу, будто на сошедшее с гобеленов божество.
   - Заклинание?!
   - Запрет? - передразнил меня Лавер, нелепо подражая моему голосу.
   Вайзерон включился в беседу так же быстро, как от нее отстранился. Его глаза почтительно заискрились от волнения.
   - Для нас большая честь лично приветствовать жрицу Матери.
   В унисон мы с Лавером обратили две пары ошарашенных глаз на Вайзерона, словно на полоумного. И нас не поколебал его холодный тон. Но Синга развеяла эту новость одной дружелюбной улыбкой, которая предназначалась исключительно мне. Будучи нетерпеливой и неспособной общаться через невыразительные обмены взглядами, я замямлила:
   - То есть ты... ты являешься...
   Синга, позабавленная моим конфузом, добродушно засмеялась.
   - Ведьма - более понятней звучит, не так ли? - Она указала глазами на свою чашку, а затем улыбка вновь заиграла на ее мордочке с татуировкой перечеркнутого белого круга. - Он должен помочь. Он никогда меня не подводил.
   - Чай? - Я разинула рот и, скользнув языком по сухим губам, сглотнула. - Ты хочешь сказать, что...
   - Вайзерон обо всем позаботился, - покачала она вытянутой, с глубоко посаженными желтоватыми глазами головой. - Он попросил меня посодействовать твоей проблеме.
   Я была не в силах сдерживать поток вопросов, вырвавшихся из меня, как косяк рыбы из разрезанных сетей. Я разузнала все. Во всяком случае, так думала я, что все. Ничто мне не мешало расспросить ее завтра. Чувство, что я превращаюсь в зануду, охладило мой пыл. Да и чай вскоре кончился. Я узнала, что чай может оказать воздействие на мое сознание и вернуть миру соответствующие краски. Когда я поинтересовалась, есть ли у этой болезни название, Синга ответила в духе Лавера, что недугу не обязательно давать название. С ним надо бороться.
   Думаю, время перевалило за обед, когда Синга распрощалась с нами и отправилась к себе. Странно, но за долгим чаепитием никто не обронил ни слова о моей другой проблеме. С Лавером-то все понятно. Он знает, насколько болезненно и пессимистично я реагирую на самый ничтожный намек о бесплодии. Но что для меня было необъяснимым после того, как мое лечение было доверено Синге, что Вайзерон не посмел заикнуться о невозможности иметь потомство. К величайшему счастью, мне тоже хватило терпения не заявить о нем. Я не понимала этого. Я научилась доверять Синге, затем узнала, что за ней стоит Матерь, а теперь усомнилась в ее честности?
   Становится жутко смешно, когда пытаешься разобраться в ком-нибудь, но при этом не умея разбираться в себе.
   - Почему? - воскликнула я, закрыв дверь за Сингой и вернувшись за драконий стол, к которому не требуются стулья. - Почему именно это... - как его? - лечение бесцветного безумия ты доверил Синге?
   - Бесцветное безумие? - задумался Вайзерон, подняв глаза к потолку и поглаживая двухфутовой длины ус. - А что? Звучит неплохо для очередной болезни, еще более странной, чем чума. - Он опустил взгляд. - Большинству недугов мы не даем названия, если от них страдает дюжина-две драконов и людей. Нам не нужен повод сеять панику среди семисот с лишним тысяч жителей континента.
   Я сдвинула надбровья.
   - Ты не ответил на мой вопрос.
   - Для другой проблемы есть куда более простое лечение, - улыбнулся Вайзерон и глянул на Лиссис. - Будь так добра, достань книгу.
   Его белоснежная спутница нежно улыбнулась в ответ и кивнула. Лавер не прав, подумала я, она искренне любит его. Удивительно, как жажда погони за выгодой обернулась незапятнанными чувствами и глубоким пониманием. И если честолюбие было, то теперь от него не осталось ни следа. Вот только книгу он и сам мог потаскать. Я понимаю, что она крупнее (быть может, и физически сильнее), но хорошие манеры никто не отменял. Даже среди драконов.
   - Серьезно?! - остолбенела я, обнаружив на корешке неуместный жанр литературы - эротика. - "Жаркое прикосновение приключений"? - Я закипала от гнева. - Неужели тебе настолько плевать на мои подозрения, что ты решил еще и поиздеваться?!
   Лавер, наверно, мог бы с когтями наброситься на Вайзерона, не потерпев такого оскорбления в мой адрес. Но вместо этого он звучно расхохотался, приобняв меня крылом.
   - Это входит в список обязательной литературы? - с большим трудом пробормотал Лавер, заливаясь еще громче. - Так теперь готовят советников?
   - Нет, - ответил Вайзерон, сохраняя серьезный тон и не поддаваясь чарам глуповатой улыбки Лиссис. - Но приходится иметь дело с куда более отвратительными просителями, иногда приходящими в Храм Решений с просьбой справить новый амбар.
   Лавер облегченно выдохнул, вдоволь насмеявшись. Он пытался унять мое возмущение едва заметным поглаживанием мягкого крыла, будто утешал ребенка от слез.
   - Так почему бы не справить?
   Вайзерон надменно улыбнулся.
   - Следующий будет жаловаться в стенах Храма на сломанный плуг и согнувшиеся зубья вил.
   Было очень поздно, когда я проснулась. День преподнес немало интересного о Синге, ее целебном чае и о Вайзероне, который решил, что мерзкая постельная книга может решить вторую проблему. Он? Решил? Да Вайзерон убежден в этом, если припомнить твердость, с которой он описывал книгу!
   Холодный свет многочисленных звезд разбросал напротив больших окон аккуратные лужицы с мрачными перекрестиями. Пение ночных птиц обволакивало колыбельным бархатом, отяжеляло веки и аккомпанировало назойливым сверчкам. Черная спина Лавера ровно поднималась, а на мордахе застыло необъяснимое удовольствие. Рискну предположить, что удовольствие от прожитого дня скрасило его физию и, в особенности, лечебная книга. Я очень осторожно высвободилась из приятного плена его уютного крыла и, как мышка, шмыгнула в другую комнату, где со вчерашнего дня на столе осталось дожидаться меня лекарство в красном замшевом переплете. Я оглянулась, сделав последние шаги. Скрип дощатого пола ни разу не подвел меня, значит утоление моего любопытства должно пройти без проблем. Я потянулась к книге, коснулась его приятного на ощупь корешка, но... Зачем я это делаю? Почему меня так тянет заглянуть в нее? Неужели мне чего-то не хватает? Неужели Лавер может быть не удовлетворен мной? Или я не удовлетворена собой и хочу пополнить знания? Зачем я вообще себя об этом спрашиваю? Вайзерон сказал, что там попадаются иллюстрации... Разве после этого мне не должно стать противно до самой тошноты? Тем не менее, я открыла книгу и с жадностью впилась глазами в текст. О Матерь всемогущая, я не могла отдавать себе отчет в своих действиях! Я проглатывала слово за словом, предложение за предложением, абзац за...
   - Ну и как?
   У меня чуть сердце не остановилось, когда я услышала голос Лавера за моей спиной. Лукавить не было смысла. Тем более ему.
   - Я не смогла удержаться, - сдавленно пробормотала я, обернувшись. Я даже крылом ощущала бешеное пульсирование и неконтролируемый озноб. - Мне стало интересно, как все это...
   - Отвратительно, - подстроился Лавер, одарив меня сочувственной улыбкой. - О чем можно думать, хватаясь за подобную книгу без моего ведома?
   - О... - запиналась я. - О том... в общем, о том, что чего-то не хватает.
   В следующий миг Лавер крепко, как игрушку, прижал меня к себе и укутал крылом, словно беспомощного младенца. Я положила голову на его грудь и глубоко вздохнула. И мне снова было хорошо. Я верила в это. Нет, я была убеждена!
   - Разве я когда-нибудь тебе говорил об этом? - вполголоса сказал он. - Глупенькой тебя-то не назовешь.
   Я подняла глаза и улыбнулась. А легкий ветер за распахнутым окном потревожил остролистное дерево, почти упирающееся ветвями в стену дома.
   - Что, прямо здесь? - удивился Лавер, нарочно оттягивая голову назад, будто отстраняясь от моего поцелуя. - В соседней комнате спит Вайзерон!
   Я рассмеялась, не боясь разбудить гостей.
   - Ладно, - согласилась я, - мы потерпим до завтра. - Я отвела на мгновение взгляд, а затем метнулась к нему с вопрошанием: - Неужели ты слышал, как я сбежала от тебя?
   - Я и не спал, - сообщил он, легонько поглаживая мою спину под своим широким крылом.
   - Почему? - удивилась я.
   - Потому что десятью минутами ранее поднимался, чтобы почитать книгу.
   - Какую?
   - Действительно - какую?
  
  
  Глава 6
  
   Все не упомнишь, но особо запоминающиеся моменты не способны вытравить десятки сезонов в нашем мире. Где лежит снег - там всегда зима. Где цветут оранжевые розы и фруктовые деревья склоняются от тяжести к земле - всегда лето. Я сделала выбор, а Лавер сделал свой. Мы не всегда сходились во мнениях, ссорились, но практически сразу мирились. Я навязывала ему свою эмоциональность и пыталась пользоваться ею, как убийцы пользуются кинжалом. Я нападала в тот момент, когда он этого больше всего не ждал. Он призывал рассуждать и взвешивать, что зачастую приводило меня в бешенство. Конечно, я осознавала большую часть своих упущений, проступивших через мою импульсивность, но вслух зачастую не говорила об этом, подсознательно считая, что буду выглядеть немного выше этого, сильнее и надменней. На самом деле все выходило наоборот. Чувство вины следовало за мной как безмолвная тень и напоминала о себе сразу, как только я оборачивалась. В подобные минуты хотелось выложить Лаверу все, о чем я думала, мечтала и еще не размышляла, чтобы он действительно понял, как я благодарна за его возвращение. Но нужно ли это Лаверу, который извлекал из моего неровного дыхания, мимики, движений намного больше, чем я могла себе представить? Он никогда не размышлял вслух, что всегда будет наиглавнейшим различием между нами. Лавер нуждался в словах не больше, чем это нужно для выражения конкретного желания, умудряясь укладываться в каких-нибудь три-четыре слова. А когда привыкаешь, эта скудность становится полной, объемной и максимально точной. И на прежний, привычный уклад вещей невольно начинаешь смотреть по-другому, будто до этого момента был незрячим.
   Приятно было выкладывать эти слова на бумаге, когда мир сжимается до размеров комнаты, в которой валяются листья остролистных, жухлые травинки и красно-черные перья, обладатель которых помогает мне с написанием этой вещи, легонько возложив на меня теплое крыло. Это лирическое отступление мне пригодилось сейчас, чтобы осознать всю важность моей писанины, на страницы которой я в полной мере разместила себя, забыв о своих театральных талантах, притворстве, лицемерии. А быть может я хотела всегда оставаться молодой? Разве это не одно из доподлинных зелий бессмертия, которое доступно каждому из нас? Как сказал Лавер, что нет ничего лучше кисти, чтобы выразить свои сегодняшние чувства, мысли, эмоции, но чтобы пронести их сквозь пространство и время в непревзойденной целостности гораздо больше подойдет обмакнутое в густые чернила перо.
   - Почему? - поинтересовалась я, все еще не решаясь коснуться острием жесткого нежно кремового листа, пока не услышу должное объяснение. - С чего такая убежденность?
   Лавер убрал крыло с моей спины и приблизился к окну. Он выглядел очень задумчивым. К счастью, я понимала, что эти лишние, как можно было подумать, движения несут в себе большую часть информации и никак не наталкивают на мысль о его нежелании продолжать разговор. При этом он знал, что всегда можно было выиграть немного времени, чтобы дать достойный ответ. И мне это безумно в нем нравилось. В отличие от меня от меня он не торопился жить. Удивительно, что порой мое сознание будоражила странная мысль, что он знает, сколько ему отведено Матерью. Уж слишком мягко сказано, как меня это тревожило! Я чуть было не впадала в стихийную панику от незначительной аллюзии и осознания того, что однажды могу его потерять.
   Лавер обернулся.
   - Кистью очень точно передается миг, - сказал он, - пером - размытые мириады мгновений. Остается только сделать выбор. Или, - уголок его рта вызывающе дрогнул, - опробовать оба варианта и убедиться, что можно лопнуть по швам.
   Было бы неплохо поиграть в себя, подумала я. Спровоцировать его на раздражительность, которая на его широконосой, голубоглазой мордахе выглядит очень забавно и как-то искусственно. Будто недовольство ему приходится выжимать из себя, как выжимают сок из плодов фруктовых деревьев. Но подумать только! Я предпринимаю это для того, чтобы получить удовольствие от его негодования! Может мне когда-нибудь придется вооружиться предлогом более сильным, чем обоюдная влюбленность?
   Я решила быстро перескочить на другую тему, как на наиболее эффективный способ добиться его раздражительности. Я дважды сглотнула, легко вытянула шею, а затем очень быстро, как гремучая змейка, показала раздвоенный язык.
   - Я голодна. С удовольствием бы что-нибудь съела.
   - У нас еще есть хлеб, сыр и неиссякаемый запас плодов, - спокойно ответил он. - Не поднимайся, я принесу. - И исчез за дверью кладовки, оставив меня в полнейшей растерянности. Неужели в этот раз он попался на крючок? Что не так? Что-то с крючком? Или с рыбачкой?
   Я лежала в полном недоумении, с широко распахнутыми глазами, перед раскрытой книгой, страницы которой трепетно ожидали прикосновения пера, и никак не могла понять, как ему удалось отказаться от моей соблазнительной наживки. Но когда Лавер вернулся с увесистым платком в зубах, в котором проглядывались очертания круглых плодов, и с самодовольной ухмылкой на физии, до меня сразу дошло, что он обвел меня вокруг пальца. В некотором отчаянии, но все же ласково, я, нарочито нахмурившись, толкнула его в бок, и он рассмеялся, устраиваясь рядом со мной.
   Я с особой охотой приступила к трапезе. Лавер с интересом наблюдал за мной, но не притронулся к еде даже после нескольких моих предложений.
   - Что случилось? - осведомилась я, расправившись с куском сыра и четвертым плодом, от которых лапа стала неприятно липкой. - Почему ты не ешь?
   - Этот хлеб и сыр были последними, - ответил он, глянув на меня. - Теперь я отыскал чудесный повод сходить на охоту.
   Я так и застыла с последним ломтем отрубного хлеба, который вот-вот должен был исчезнуть в моем рту.
   - Ты не должен думать только обо мне, - строго, как отчитывающая мать, проговорила я. - Ты заставляешь меня волноваться.
   Последнее, кажется, было сказано не к месту. Я бы даже сказала, что не к драконьему месту. Такое понятие как голод давало о себе знать Лаверу раз в три-четыре дня. Сколько его помню, к еде он относился как к источнику поддержания жизни, но не наслаждения. Сейчас, когда становилась ясно, какой заботой он проникался ко мне, отдавая последний кусок хлеба, я беспокоилась из-за странного чувства, что по сравнению со мной Лавер выглядит обделенным. И донести это до него было необходимо сейчас, когда выпал благоприятный момент.
   - Тебе надо есть вместе со мной, - заявила я, в следующую секунду принявшись сетовать на себя, что вслух вырывается полнейшая чушь. Я прижала уши и хохолок, чтобы придать себе умаляющий вид. - Ты понимаешь?
   Лавер добродушно улыбнулся. Его крупные, слегка выпуклые лазурные зенки таинственно блестели.
   - Никогда бы не подумал, что у меня есть проблема с недостающим весом.
   - Я не об этом, - нахмурилась я и нервно отложив ломоть в сторону. И почему ему так легко удается подначивать меня? - Я о том что это благородно, но неправильно, потому что мы живем вместе.
   - То есть ты пытаешься донести до меня, - вяло, очень растянуто заговорил он, устремив свой состроенный глуповатый взор на окно, - что...
   - Да, да! - с запальчивым нетерпением бросила я, грозно подняв уши. Мне захотелось его больно укусить. - Мы должны быть равны друг перед другом!
   - Но мы и так равны друг перед другом, - по-дурацки легковесно заявил он тоном, сравнимым со спором торговцев, доказывающих друг другу, что его товар качественней. - Мы не летаем, не крадем принцесс, не охраняем пещеры с...
   Я была больше не в силах сдерживать свой гнев. Да он просто издевался надо мной! Я оскалилась, яростно прищурив глаза. Но ткнуть его когтями мне удалось. Он перехватил мою лапу и сделал стремительное движение, что я не совсем поняла и не успела сообразить, как Лавер очутился подо мной. Он ждал награды за свое непостоянство, ждал прикосновений и объятий.
   И я не заставила его долго ждать.
   Забавно, но Лавер всегда говорил, что, если мы не можем развлечь себя сами, то нас развлекают наши проблемы или проблемы посторонних. Наверно, второе будет приемлемым в случае, когда мы прониклись идеей благоденствующего мира, готового ответить добром на добро. Или все намного проще. Лавер отнюдь не пытался ехидничать, неосторожно намекнув о моих проблемах. Он хотел, чтобы я поскорее к ним привыкла, если не удастся их устранить. Конечно, привычкой и смирением решается далеко не все на свете.
   Лишь большая часть.
   Но я забыла еще об одной важной вещи. Мои проблемы - вовсе не проблемы. Это недуги. А недуги лечатся. Теперь, когда Синга помогала мне бороться с бесцветным безумием, проявляющимся все реже, а Вайзерон предлагал через эротическую книгу (не без совета Лиссис, разумеется) разнообразить свою личную жизнь, все должно было постепенно наладиться. А вот откровение моей татуированной подруги заставило взглянуть на нее с другой стороны. Окинуть, так сказать, третьим глазом. И уйма вопросов вырвались за пределы моей головы сразу, как только представилась такая уникальная возможность. Но начала я с такой противоречивой темы, что Лавер, непоколебимо присутствовавший при нашем очередном чаепитии, не на шутку рассмеялся. Вайзерон и Лиссис, которые должны были покинуть нас на следующий день, также были за столом, но при этом постарались сохранить задумчиво-серьезные выражения мордах; Вайзерона по-настоящему могла волновать поднятая мной тема, а вот проступившая серьезность Лиссис - так, из вежливости. Очень надеюсь, что я ошибаюсь, но ее красивую пухлощекую мордочку с закругленными чешуйками, будто сошедшую с чудесного гобелена, очень сложно воспринимать всерьез. Кажется, что уголки ее рта даже в самый унылый день будут изображать лучащуюся позитивом улыбку. И это после того, как по пути в Механические Земли она рассказала нам о своем нелегком детстве. Я восхищаюсь ею. Восхищаюсь тем, как стойко она выдержала испытание. Мне есть чему научиться у нее. Только вот вслух об этом я уж точно не скажу. Наверно, я не скромного мнения о себе. И это, как показало нещадное время, мне не помешало. Рядом, совсем близко сидел влюбленный Лавер, предоставив в мое распоряжение свое мягкое крыло, а напротив - верные друзья. А в такие моменты разве упомнишь о всех своих недостатках?
   - Интересная тема, - неожиданно, как снег на голову, включилась в беседу Лиссис кокетливо опустив чашку на стол одной лапой и глянув на Вайзерона. Ее ослепительно белые крылья чуть-чуть расправились, будто она хотела казаться немного крупнее. Только к чему это, мгновенно сообразила я. Она и так больше своего спутника. Чуть ли не в полтора раза. - Ведь среди нас есть глубоко верующие.
   Синга улыбнулась мне. Я ощутила то дружеское тепло, которое выразилось в ее улыбке, которому можно наивно доверять. Она относилась ко мне с некоторым почтением, будто мой недуг представлял собой нечто интересное и уникальное. Быть может, так оно и было. Я подумала, что было бы неплохо расспросить ее об этом, пока не забыла. Так приятно иметь в запасе еще одну тему для разговора. Мгновенно ощущаешь себя душой компании, даже если потом не придется вымолвить ни слова.
   - Я знаю, - вдумчиво заговорила Синга, смотря мне прямо в глаза, - что Матерь существует. Я знаю, что ее влияние очень велико. И я знаю, что даже этой встречей мы обязаны ей.
   Как-то ее верование не вяжется с мрачным фасадом ее дома и кованым заборчиком с нанизанными на него черепками ворон, весьма здраво размышляла я, перенимая насмешливость Лавера. Почему от ее жилища, напоминающего Храм Матери Ветреных Земель, веет отчужденностью, смертью и темной магией?
   - Но как это...
   - Вяжется с кладбищем, - ловко, перебив меня, встрял Лавер с неприятной ухмылкой на физии, - на котором ты живешь?
   - Лавер! - одернула я, как обычно подумав только потом, что это бесполезно. - Прекрати! - Я ткнула его в бок локтем, после чего он уставился с этой запоминающейся ухмылкой уже на меня. - Ты должен хотя бы немного уважать тех, кого я впускаю в наш дом.
   Он прищурился.
   - Ты никогда не думала, что я выражаю таким образом симпатию?
   Синга рассмеялась. Ее подхватила Лиссис, легкомысленно возложившая лапу на повязанный на шее коричный платок. Смех Синги, мягкий, обычный и ничем не выдающийся, практически мгновенно утонул в хрустальном, звенящем, как бокал, сопрано снежной спутницы Вайзерона.
   - Скорее, - нахмурилась я, решив остроумно отпарировать, - ты защищаешься. Насмешки - тоже своего рода защита. - Я накрыла его лапу своей и надавила, что было сил.
   - Верно, - согласился Лавер, явно не ощутивший моей смехотворной физической силы. - Иначе бы всем стало ясно, насколько я мягкотелый.
   Засмеялся и Вайзерон. И очень душевно. Соприкоснувшись с высоким плечом Лиссис, он хохотал добрую минуту, пока Синга не прервала наши выяснения отношений.
   - Никто не должен принуждать, как следует верить в Матерь, - сказала она, прикоснувшись коготками на крыльях к своей чашке с напитком, благоухающим отсыревшей трухой сгнившего дерева. Я смотрела на нее и все еще не могла привыкнуть к тому, как виверны берут и удерживают в "лапах" предметы. - У каждого есть выбор, даже если он падает на отсутствие веры. - Она сделала небольшой глоток и задержала чашку на уровне худой шеи, на которой сегодня пестрела чуть ли не дюжина странных символов. - Если ты подразумевала границу между добром и злом, - продолжила она, будто почувствовав, что из меня вот-вот должен вырваться очередной вопрос, - то все намного проще, чем кажется. Матерь - есть зло и добро, радость и горе, здравие и боль, честность и ложь, мрак и свет... Но если кто-то считает, что выказать Матери свое почтение можно только через расшитые золотом фолианты и прекрасные мраморные статуи при входе в залитый солнцем Храм, то ничем другим как заблуждением это нельзя назвать. - Она грустно вздохнула, заглянув в чашку. - Но это только полбеды. Ужасней всего, что посетители светлого Храма пытаются навязать свой выбор другим. И это очень сложно искоренить, так как осуществляется почти безучастно, бессознательно.
   Лавер убрал лапу из под моей, будто ему стало противно, что совсем недавно я вычищала ее языком.
   - Поэтому ты и сбежала из такого места? - спросил он своим обычным тоном, чему я, разумеется, очень удивилась. - Или было что-то еще?
   Синга молча покачала головой, и я поняла, что причина слишком серьезна, чтобы вот так просто выложить ее нам. Я решила, что обожду со своим любопытством. И пусть меня не тяготит глупая мысль, что обо мне ей известно немного больше, чем мне о ней. Я, поспешно согнав сочувствующую мину с мордочки, обратилась к Вайзерону:
   - Жаль, что завтра вы покинете нас.
   Вайзерон допил остатки и опустил чашку на стол.
   - Мы могли бы отправиться вместе.
   Я разинула рот, напоровшись на скептическое принятие приглашений Лавера, который воспринял слова Вайзерона, мягко говоря, несерьезно. Его широкая переносица, где его особенная, обращенная в противоположную сторону, чешуя была особенно мелкой, обзавелась наводящими складками.
   - Хочешь сказать, что по нам плачет служба у властелина Мирдала? - Издевательские нотки в его тоне улавливались так же легко, как и неповторимый аромат чая. - Мудрые советники? Быстрые гонцы... - Его поврежденное крыло будто нарочно сползло к полу. - Да, очень быстрые гонцы?
   Вайзерон заглянул в глаза Лавера. Возможно я впервые увидела в них целенаправленную суровость, от которой мне стало немножко не по себе. Спиной я ощутила неприятный холодок, обернувшийся еще более неприятными мурашками. И мне хватило ума подумать о распахнутых настежь окнах и прохладном сегодняшнем ветре.
   - Властелин Мирдал мертв, - истово заявил Вайзерон. Я каким-то чудом не выпустила чашку из лап. Но еще больше меня взволновало осознание того, что я уже и не помню, как выглядел Отец континента. - Возраст отправил его на покой. И по древнему закону главный советник должен занять его место до окончания назначенного срока. - Он устало вздохнул, умолкнув на мгновение. - Но один я не справлюсь. Мне нужна ваша помощь.
   Лавер вновь отличился. Будто смерть почтенного правителя была для него равносильна смерти мухи, угодившей в липкую паутину. Он поднялся и, не взирая на мое предупреждение в виде укоряющего взгляда, сболтнул:
   - А давайте возьмем Сингу, чтобы сократить сроки твоего правления?
   - Я обращался ко всем, - заметил Вайзерон, задержав, выжидающий взгляд на моей подруге. - Что скажешь, Синга? Ты готова побороться за то, что не должно существовать в качестве единичного мнения?
   Синга улыбнулась, упустив чашку на стол и упершись крыльями в пол, что могло вполне сойти за положительный ответ. Особого энтузиазма в ее улыбке не наблюдалось; похоже, она прекрасно осознавала, какие трудности ждут ее, меня, Лавера - всех нас, когда она совершит попытки перевернуть представление об истинности укоренившийся и захвативший тысячи умов веры. Да и как можно сказать, свято веровавшему в Матерь как в неиссякаемый источник любви и природного процветания, что о зле, подлости и лжи нам также известно от нее? Представить только!
   - Я должна спросить, Вайзерон, - почтенно осведомилась она, - нужно ли это континенту сейчас, когда ему грозит раскол?
   Вайзерон с достоинством поднялся. Теперь я не видела в усатом интеллектуале осведомленного друга, готового поддержать растянутой рассудительностью. Перевоплощение в Отца континента при его размерах да и внешнем виде далось ему не легко. Он не стремился своим важным видом донести до нас, что горд получить эту должность. Скорее, Вайзерон попытался прикрыться нелепой помпезностью как щитом, который укрыл бы его уязвимые места, одними из которых являются крайне притупленные качества лидера. Как же он сможет вести за собой континент, если привычка, что к его советам и замечаниям прислушиваются, а не следуют им, давно превратилась в дело всей жизни? Но вот только с чего он решил, что среди нас найдется лидер? Я? Матерь меня сохрани! Любую возможность покрасоваться, поважничать и возложения каких-либо обязательств на других я воспринимаю как развлечение, потеху и детскую шалость. О каких лидерских качествах тут говорить? Тогда, быть может, Лавер? Ему вовсе неприятно, когда без колебаний, без сомнений принимают его сторону. Пожалуй, бессмысленных споров он также сторонится. Но если он услышит безукоризненное, раболепное "да", то вовсе постарается удалиться на приемлемое расстояние. И я не утрировала. Моими незамысловатыми и слишком смелыми словами его можно было охарактеризовать как кого-то среднего между мной и Вайзероном. Только стоит учитывать тот факт, что между мной и Вайзероном нет ничего общего. А значит, разрыв просто чудовищный. По этой причине Лавер еще долго будет не только искренне мною любим, но и интересен мне. Кто еще остается? Лиссис? Я недостаточно хорошо ее знаю. У меня не поворачивается язык, чтобы говорить как о ней как о ветреной драконице с вялыми амбициями художницы, коей являюсь я. Но как о существе, за которой выстроится многомилевая вереница единомышленников, мне также не хочется думать. Даже если я ошибаюсь, и Лиссис заслуживает пост первой драконицы континента, то зачем Вайзерону просить помощи у нас? Остается Синга, от смелых заявлений которой континент очень скоро попросит Вайзерона уйти раньше срока. Неужели он рискнет должностью покойного властелина Мирдала?
   Вайзерон обвел нас дружеским взглядом, немного, совсем чуть-чуть задержавшись на мне.
   - Я не прошу дать ответ сегодня, друзья. Я буду рад услышать его завтра, послезавтра или через несколько сезонов, когда вы будете действительно готовы. Властелин Мирдал доверял мне, прислушивался ко мне и нуждался во мне, потому что строить, как Храм, положительную репутацию и поддерживать ее подобающий вид в одиночку очень сложно. - Он опустился на хвост и теплота в его глазах в миг растворилась. - "Скупой платит дважды не из-за глупости, а упрямства", - сказал властелин Мирдал, прежде чем закрыл глаза. Теперь я понимаю, что он имел в виду. Одиннадцать сроков, семь из которых были последовательными, он обходился без помощи советников и довольствовался редкими собраниями властелинов Земель. Но свою ошибку осознал лишь на двенадцатом сроке. Он сожалел об этом. Я видел в его глазах это признание. А закрывая их, он улыбнулся мне. - Вайзерон резко, почти вызывающе поднял посуровевший взгляд. - И я пообещал, что не подведу его.
  
  
  Глава 7
  
   Последние вспышки бесцветного безумия наблюдались у меня буквально перед отъездом. Я истолковала их прощальное возникновение сильным волнением, которое вызвал мой положительный ответ на предложение Вайзерона. Похоже, что недуг тоже действует намеренно и, пожалуй, является неисчерпаемым источником юмора и ядовитой иронии. Как сейчас помню, симпатичный платочек на шее Лиссис совсем неожиданно сменил цвет на кроваво-красный в черную полоску, словно сымитировав окрас крыльев Лавера. Видение (если так можно было это назвать) продолжалось несколько ничтожных мгновений, и я не успела выдать что-нибудь испуганно-визгливое, чтобы оповестить Лавера об очередном приступе. Было глупо с моей стороны предположить, что черно-красное пятно на выпуклой груди Лиссис несло несколько иной смысл, чем абсурдная догадка о ее тесной связи с Лавером. Ревность, как принято ее называть, затопила мои чувства. И она хлынула из меня в самый неподходящий момент.
   - Вы ничего не хотите с собой взять? - учтиво позаботился Вайзерон, проверяя свои набитые пергаментными свитками сумки. Он бросил робкий взгляд на округлые бедра Лиссис, почти скрывшиеся за такими же ношами, но выглядевшими еще более переполненными. Белоснежная спутница перехватила его сконфуженный взгляд и удовлетворенно улыбнулась. Пожалуй, она нередко восхищалась дарованным Матерью привлекательным телосложением. Вайзерон стремительно вернулся к нам, греющим теплыми взорами залитый солнцем сад и возведенный прежними жителями каменный дом. - Что-нибудь, что будет напоминать вам о нем, - посоветовал он. Помолчав немного, он добавил: - Надеюсь, Синга не заставит нас долго ждать, и мы двинемся в путь.
   Я искоса глянула на Лавера. Он был взволнован не меньше меня и, судя по его грустному виду, уже тосковал по нашему дому. Впрочем, он не оспаривал мое решение отправиться с Вайзероном в Глоун, чтобы послужить благородным целям, послужить континенту. Лавер прекрасно понимал, что рано или поздно именно я выкажу желание броситься навстречу приключениям, впечатлениям и страстям. Но он не хотел что-то менять. Он с удовольствием оставил бы все, как есть. Теперь же он хотел уступить мне. И подходящий шанс выпал без его участия.
   Но почему именно сейчас я загорелась желанием разузнать о его прошлых связях и похождениях? Станет мне хуже или лучше от того, что я узнаю об его интимных отношениях с Лиссис? Чем мы, драконицы, руководствуемся, когда пытаемся пошатнуть далеким прошлым наше неведомое будущее? Чувством собственного достоинства? Или, быть может, эгоизмом? Или, того хуже, жаждой всплеска эмоций? Как оказалось, я также не знала ответа на этот вопрос. Да куда там! Когда я налегла на Лавера с допросами и преданностью истине, я не думала об этом. Только правда, только справедливость!
   - Лавер? - спросила я, с удивлением отмечая, что мой тон стал укоризненным. - Что тебя связывало с Лиссис? - Сомневаюсь, что гнетущий вопрос был произнесен неподобающе громко. Так, чтобы достичь ушей Лиссис.
   Лавер медленно представил моему взору пару удивленных глаз. С их чистой невинной голубизной стоило считаться, но я была настойчивой и грозной, выказав это вздыбившимся хохолком и навостренной парой своих длинных ушей.
   - Безответная дружба, - бесстрастно заявил он, после чего я надеялась узреть на его мордахе глупую беспорочную улыбку. Но он не оправдал мои ожидания. - Наши свидания всегда заканчивались тем, что я сбегал, - продолжил он, отводя в сторону взгляд. - Кроме одного... перед которым я изрядно переборщил с дробью на именинах Дэка. - Лавер виновато взглянул на меня, но в следующее мгновение в его глазах можно было прочесть лишь глубокое презрение. И я не могла понять, кому из нас троих оно предназначалось. Возможно, что только ему. - Сказать, что я не соображал, что делал, было бы глупо. Я был в здравом уме и проявлял не меньшую сноровку, нежели Лиссис. Я был настроен забыть в тот день все - тебя, наши путешествия, пережитые моменты... Но наутро стало только хуже. И дело далеко не кислом пойле, от которого на несколько часов отказывают мозги. Чувство вины разрывало меня на части. Наверно... - Он осекся. - Если бы не Дэк, я не знаю, что бы было дальше.
   Мне стало безумно стыдно за свой допрос. Я ощутила, как кровь прилила к моим щекам. Виски начали пульсировать, отзываясь тупой болью. Хотелось, ощущая этот телесный бунт, вызванный собственной совестью, убежать куда-нибудь в лес и спрятаться в чаще густой растительности. Но вместо этого я ощутила, как мою пронзенную дрожью лапу накрыли крупные теплые пальцы трехпалой лапы Лавера. В его глаза я боялась заглянуть. Боялась увидеть в них упрек или насмешку. Прикосновения было достаточно, чтобы мне стало легче. Только бы Лиссис не догадывалась, о чем мы говорим! О Матерь всемогущая! Она ведь точно не слышала, в чем я упрекнула Лавера?
   Я еще никогда не чувствовала себя настолько уязвимой.
   Лиссис, как оказалось, была слишком занята заботливым вниманием Вайзерона, который вот уже второй раз убеждался, что ремешки ее добросовестной ноши надежно пристегнуты. Я облегченно выдохнула, но тут же наткнулась на неизменчивый взгляд Лавера.
   - Мне не хочется думать, - спокойно и негромко проговорил он, - что всю дорогу и тогда, когда рядом будет Лиссис, ты будешь вспоминать об этом разговоре. Но подумай сама, станет ли тебе от этого легче? Я не прошу тебя мгновенно забыть про мой поход на сторону. - Он вздохнул, а затем наградил меня едва различимой улыбкой. - Я прошу тебя не вспоминать о нем, чтобы он не причинял тебе боли.
   - Хорошо, - только и вырвалось из меня, чему Лавер очень удивился.
   Действительно, я и сама не понимала, что говорю. Но забыть об этом сейчас же казалось мне более достижимым, чем не ударяться в вспоминания. Безумно хотелось рассказать ему, что моя ревность была подогрета бесцветным безумием, но в самый последний момент, когда я уже раскрыла рот и выдавила из себя несколько неразборчивых звуков, я решила умолчать. Вспоминая слова Синги, что большинство недугов лечится самовнушением, я была намерена избавиться от этой проблемы раз и навсегда. Во имя Матери, бесцветное безумие не получит от меня поддержки! Ни за что!
   Я высвободила лапу и, сделав глубокий вдох, с какой-то необычайной легкостью в сердце зашагала к Вайзерону. Мы сегодня отбываем, думала я, краешком глаза наблюдая за Лавером, пораженным моим необъяснимым притоком энергии, и глупо новую главу нашей жизни не начинать на новом листе. А перечеркивать прошлое - еще глупей. Что мы будем из себя представлять, откинув все наши ошибки, поражения, несчастья? Откуда же тогда берутся им противоположные?
   - Неужели мы не воспользуемся твоими привилегиями, властелин Вайзерон? - заявила я, усаживаясь перед ним на хвост и лукаво улыбаясь. - Карета, быть может, паланкин или...
   - Я рад, что ты готова к отправлению, - не без дружеской улыбки ответил Вайзерон, аккуратно поместив свиток с разломанной печатью в один из тубусов. - Уверен, что твой энтузиазм не убавится после четвертого Совета в Храме Решений. В конце концов, придется иметь дело с властелинами Земель, чье недовольство, - он кивком указал на свиток, который еще минуту назад был в его лапах, - растет с каждой неделей.
   - Это из-за Людских Земель? - полюбопытствовал Лавер. Он только сейчас повернул голову к Вайзерону, будучи не в силах распрощаться с обжитым гнездышком. - Из-за грядущего раскола?
   - Не только, - пояснил Вайзерон, поймав на себе взгляд очаровательной спутницы. - Боюсь, что в ближайшем будущем на ожидает массовое переселение с Механических Земель. Они хотят убежать от громкого соседа, извергающего огонь и пепел, но при этом сохранить свой род занятий - добычу полезных ископаемых. - Вайзерон вздохнул. - Но, если тебе известно, континент не располагает впечатляющими запасами угля, медной и железной руды. И самое неудачное стечение обстоятельств - две трети добывается в Людских Землях. А там, если вам с Физалис известно, последнее время не жалуют драконов. Но нет, ты не подумай, - он метнул утешающий взор на меня, - что это только благодаря тому случаю в таверне, когда у тебя случился конфликт с Деккирионом. И без твоего вклада мы с властелином Мирдалом принимали столько донесений об участившихся межрасовых конфликтах, нередко заканчивающихся вмешательством когтей и мечей, что на столе не оставалось места для других посланий.
   Я первой подняла глаза к небу и заметила Сингу, купающуюся в дуновении прохладного утра. Солнце едва только пробилось сквозь макушки подступившего к деревне леса, и в ленивых лучах небесного светила Синга странным образом утратила свою стройность. Она выглядела тощей. Даже слишком отощавшей в обрамлении причудливых символов, которые сегодня почти не оставили свободного места на теле. В них определенно таилась загадка, таинственная сила, с которой, как я уже поняла, пришлось столкнуться. Что, если эти крючки и завитки, нанесенные безупречной белой краской, заключают в себе иной смысл, более достойный, чем один из способов украшения? Или это всего лишь пустые догадки?
   Синга заложила изящный вираж, очередной раз доказывая, что вивернам нет равных в воздухе, и мягко приземлилась подле нас. Ее мордочка источала взволнованность и некую растерянность, что было очень необычно для ее грандиозных планов преобразования религии.
   - Я не заставила вас ждать слишком долго? - учтиво осведомилась она. Целая дюжина пестрых и тяжелых на вид бус, на двух из которых было сложно не заметить черепки вороньих голов, приветливо брякнули. - Мне надо было убедиться, что в мой дом никто ни проникнет.
   Лавер уставился на нее с ухмылкой.
   - А что там? Чей-нибудь неразложившийся труп?
   Теперь я точно знала, что мои одергивания доставляют Лаверу ни с чем несравненное удовольствие, после которых он с удвоенной силой набрасывается на свою жертву насмешек. Поэтому я с радостью поддержала Сингу искренним смехом. Смех, как оказывается, чудесная защита против собственной глупости.
   - Нет, - ответила она. - Там почти пятнадцать фунтов пятнадцати видов чая. Ты представляешь, Лавер, что именно чайный вор может оказаться неразложившимся трупом?
   - Смерть от стрелы милосердней! - нарочито жалобным тоном протянул Лавер, после чего даже Вайзерон судорожно закашлял в лапу, дабы замаскировать смех.
   - И все-таки, - упрямо заявила я, покосившись на сумки Лиссис, раздувшиеся то ли от содержимого, то ли от ее притягательных форм, - мы сможем добраться до Глоуна быстрее, чем... - я подняла лапу и внимательно рассмотрела ее, - так?
   Вайзерон поднялся с хвоста. Он был готов к отправлению.
   - Про карету ты почти угадала, - сказал он, галантно подавая лапу Лиссис. - Впрочем, большинство называет ее крытой повозкой. Она ожидает нас в Терсе. - Затем он обернулся к нам и, обведя всех внимательным взглядом, перебросился на другую тему. В его вечно каменном и одновременно уравновешенном взгляде проступала тревога. - Вы должны окончательно решить, стоит ли континент борьбы за него. Стоит ли променивать блаженную жизнь на хлопоты и проблемы? - Он буквально пронзил меня твердым взглядом. - Я не могу вам обещать приключений и впечатлений. В этот раз взваленные на ваши плечи обязанности потребуют от вас ответственности, серьезности и преданности. И если я хочу сдержать обещание, данное властелину Мирдалу, я должен быть уверен, что для этого есть все необходимое. - Вайзерон внимательно посмотрел на каждого из нас, после чего тяжело вздохнул. Ему было нелегко вспоминать об Отце континента, который относился к нему как к родному сыну. - Я буду откровенен. - Его глаза молили о помощи, поддержке и источнике силы, которую он увидел в нас. - Нам с Лиссис не справиться. На принятие важных решений требуется немало положительных качеств, большей частью из которых никто из нас не обладает. И только вместе мы сможем доказать обратное не только себе, но и континенту, который обречен на погибель, если мы не вмешаемся.
   Его слова глубоко тронули меня уже второй раз за его визит. Я разделяла его чувства. Он дал обещание властелину Мирдалу в порыве печали и отчаяния, что наставник покидает этот мир, не позаботившись о тщательной подготовке преемника. Снять с себя полномочия властелина он всегда успеет, а вот сдержать обещание...
   Лавер ждал моего решения. Он был готов следовать со мной куда угодно и за чем угодно. Похоже, его не слишком волновало собственное мнение, которое, если я не ошибаюсь, полностью совпадало с моим. Только своим молчанием он не оказывал мне честь. Напротив, он проверял, могу ли я принимать решения... О Матерь всемогущая! Лавер, оказывается, хотел узнать, обладаю ли я качествами лидера. Он все знал! Он ничуть не отставал от полета моих мыслей! Я перевела боязливый взгляд на Вайзерона, который смотрел только мне в глаза. И он ждал моего решения? - Мы тебе поможем, - сказала я со всей твердостью, что у меня была на тот момент. Но Лавер позаботился о том, чтобы чувствовать дрожь моей лапы. - Обещаю.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"