Аннотация: Временной и пространственный универсум жизни человека. Жизнь народа. Свой своему поневоле брат. Загадка дракона. Великий обман науки. Мифологема истории.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА И ЖИЗНЬ НАРОДА.
1).ВРЕМЕННОЙ И ПРОСТРАНСТВЕННЫЙ УНИВЕРСУМ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА.
Теперь, с позиций изложенного выше понимания, рассмотрим пространственно-временной универсум абстрактной человеческой жизни. Согласно мнению философа периода Возрождения Николая Кузанского, любой человек представляет собой уменьшенную копию Вселенной. Это означает, что, несмотря на объективную необходимость в поддержании социальных связей, каждый человек, в соответствии с природой своего Духа, одновременно может рассматриваться как индивид автономный и самодостаточный. Жизненный цикл каждого индивида представляет собой самодостаточный мир - универсум, поэтому, если рассматривать жизнь с субъективных позиций отдельной личности, получается, что смерть каждого отдельного человека является аналогом гибели мира в целом, своеобразной репетицией конца света. По словам Паскаля, "каждый есть всё для самого себя, ведь с его смертью всё для него умирает. Поэтому каждый считает себя всем для всех". (36, 139). Или, как говорил восточный шутник и балагур, суфийский мудрец Ходжа Насреддин, "если умру я, то это будет большое светопреставление, а если умрёт моя жена - маленькое.
Каждый человек рождается в заранее заданных и не зависящих от его воли и желаний условиях. Собственно говоря, само рождение человека имеет насильственный и несправедливый по отношению к нему характер. Если, конечно, вообще правомерно говорить о наличии в мире какой бы то ни было справедливости. Скорее всего, нет, поскольку очевидно, что сам Создатель в высшей степени несправедлив, иначе он не терпел бы многочисленные безобразия, творимые из поколения в поколения людьми, а давно уничтожил бы весь этот разнузданный муравейник. Но Бог несправедлив и человечество, к сожалению, пока ещё существует. О какой тогда справедливости можно говорить применительно к нам, ничтожным?
Временные и пространственные обстоятельства рождения человека, включая факторы генетической наследственности, практически полностью определяют его характер, а, следовательно, и судьбу, оставляя ничтожно малое место для действия фактора случайности. Скажем, Паскаль считал, что "самая важная для человека вещь - это выбор профессии, а распоряжается этим случай".(36, 132). Прилагая значительные усилия, человек, в принципе, способен прервать дурную непрерывность повседневности и изменить пространственные обстоятельства своего обитания - по отношению к временным координатам с существования это, разумеется, невозможно. Однако перемена места жительства даёт только иллюзорное ощущение наступления так называемой "новой жизни" - это, всего лишь, не более, чем географический кретинизм. Напрасно главный герой карикатурного фильма Досталя "Облако - рай" пытается доказать и показать, что проблему экзистенциального одиночества и безысходности можно решить путём банального переезда. Всё намного сложнее, поскольку, в соответствии с народной мудростью, которая учит, что "хорошо там, где нас нет", экзистенциальная безысходность человеческой жизни заключается отнюдь не во внешних обстоятельствах этой самой жизни, а в сознании самого человека. Ибо сказано: "Царствие небесное внутри вас есть", Эпикур считал, что "счастье и несчасть - в душе"(48, 28), а отец схоластики Эриугена логично добавил: "И ад в нас самих". Человек не в силах изменить мир, но мыслящий человек может и должен изменить своё отношение к незавидным обстоятельствам этого мира и, как учили античные стоики, превратить свой Дух в основу для конструирования собственной модели мира. Когда основателя школы киников Антисфена спросили, что ему даёт философия, он ответил, что понял, как изменить себя.
В течение жизни человек вынужден пережить несколько возрастных периодов, для каждого из которых характерны свои иллюзии и свой обман. Экзистенциальное содержание этих периодов исчерпывающе раскрыто в философском романе испанского мыслителя 17 века Бальтасара Грасиана "Критикон".(12) Достаточно привести названия глав, рассказывающих о жизненном человеческом пути, чтобы стало отчётливо ясно, что "всё в мире противоположно видимости":
Часть первая. "Весна детства и лето юности". (Стремнина жизни. Фонтан обманов. Пучина столицы. Чары Фальсирены. Торжище всесветное).
Часть вторая. "Осень зрелости. Её разумная светская философия". (Золотая тюрьма, серебряные казематы. Площадь черни и загон для толпы. Амфитеатр чудищ. Клетка-для-всех).
Часть третья. "Зима старости". (Болото пороков. Расшифрованный мир. Дворец без дверей. Пещера Ничто. Колесо времени. Свекруха жизни).
Как учил Грасиан, философия - это искусство жизни, в котором главное место занимает осторожность. Отношение философа к жизни и к людям прекрасно выражено в его многочисленных афористических высказываниях, которыми изобилуют его основные произведения: "Критикон" и своеобразный "учебник жизни" - "Карманный оракул":
"ТОЛПА ГЛУПА, МЫСЛИТЬ ТРЕЗВО ДАНО ЛИШЬ НЕМНОГИМ".
"НЕ ВЫСТАВЛЯЙ НАПОКАЗ ВСЁ, ЧТО ИМЕЕШЬ". Согласно Грасиану, недопустимо демонстрировать окружающим свои истинные настроения, а тем более, намерения. Поэтому каждый мыслящий человек должен овладеть искусством античных стоиков и уметь при любых обстоятельствах сохранять абсолютную невозмутимость, причём не только внешнюю, но, что намного важнее и сложнее, внутреннюю. Однажды философ - стоик рассказывал собравшимся о том, что человек ни при каких условиях не должен позволять себе гневаться. Поскольку древние греки были народом крайне любознательным и любую теорию стремились тут же проверить на практике, один из присутствующих подошёл и плюнул стоику в лицо, чтобы проверить, рассердится он или нет. Философ некоторое время помолчал и затем изрёк: " - Я, конечно, не сержусь, но я уже сомневаюсь в своей философии". Поэтому следование стоическому идеалу ещё более затруднительно, чем, например, воплощение в жизнь идеала земного богатства. Однако, по мнению Грасиана, человек должен стремиться скрывать свои чувства и, ни в коем случае, не ругаться с врагами, а, выждав, пока они потеряют бдительность и повернутся спиной, незамедлительно воткнуть туда кинжал. Если, конечно, враг не наказал себя сам, в соответствии с даосской мудростью, которая гласит: "ничего не предпринимай, сиди спокойно на берегу реки и мимо тебя проплывёт труп твоего врага". Но для спокойного ожидания на берегу реки опять-таки требуется невозмутимость и стоическое терпение.
Согласно мнению Шопенгауэра, талант и ум у большинства, в том числе и у друзей, вызывают зависть, а то и ненависть и злобу.
"ВСЁ В МИРЕ ПРОТИВОПОЛОЖНО ВИДИМОСТИ". Мыслящий человек способен проникать в скрытую суть вещей. Для этого необходимо стать с ног на голову, воспринимая мир и всё, услышанное о нём, с точностью до наоборот. Тогда всё станет на свои места и мир раскроет своё подлинное содержание.
"ДВОРЦЫ - ГОСТИНИЦЫ ДЛЯ ПРОЕЗЖИХ НА ПУТИ В НИЧТО". Как говорил греческий философ Менедем, "Если одно отлично от другого, значит одно не есть другое. Следовательно, благо не есть выгода и выгода не есть благо". Опять же, сказано: "Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в рай". А св. Исаак Сирин говорил так: "Как невозможно, чтобы в одном теле были здравие и болезнь, и одно не уничтожалось другим, так невозможно, чтобы в одном доме были изобилие денег и любовь и одно из них не уничтожило другое". (1, 226).
"СТОЛИЦУ МОЖНО УЗНАТЬ ПО ТОЛПЕ НАГЛЕЦОВ". Поскольку в столице концентрируются основные денежные потоки, сюда же как мухи на мушиный мёд слетаются всевозможные негодяи. Об этом хорошо написал А.Зиновьев в своей предсмертной книге "Русская трагедия":
"В Москву я выбираюсь редко. Выбираюсь, будто в лагерь врагов. Здания банков. Вывески и рекламы частных фирм. По заграничному одетые и наглые "новые русские". Бесчисленные иностранцы и представители "южных национальностей" (азербайджанцы, чеченцы, осетины, азиаты). Мне становится тошно от всего этого. Москва приобрела антирусское содержание в псевдорусском облачении. Москвичи к этому привыкли и не замечают тут никакого противоречия, как не видят нелепости в памятнике полководцу войны самолётов и танков Жукову верхом на игрушечной лошадёнке с задранным хвостиком. И подобную противоречивость, нелепость я вижу во всём - в политике, в экономике, в идеологии, в культуре. Всё какое - то ублюдочное, неполноценное, чужое". (18, 34).
"ВСЯКИЙ БОЛЬШОЙ УМ ПО СВОЕМУ С УМА СХОДИТ". И в позитивном - подобно Бакунину, провозгласившемк тезис о том, что "разрушение - это созидание", творчески разрушая установившиеся ограничительные стереотипы, и в банальном клиническом понимании безумия. См. работы Г.П. Климова, Нордау и классическое произведение Ломброзо "Гениальность и помешательство".
"ЖИЗНЬ - ЭТО КАЖДОДНЕВНОЕ УМИРАНИЕ". Эта тема уже обсуждалась в предыдущих главах данной книги. В дополнение к уже сказанному можно привести высказывание Вольтера: "Мы оставим этот мир столь же глупым и столь же злым, каким его застали". К данному тематическому блоку примыкают ещё два высказывания Грасиана:
"ПРОЧНО УСТРАИВАТЬСЯ В ЖИЗНИ - БЕЗУМИЕ", и
"ПОСТРОЕН ДОМ - ВЫРЫТА МОГИЛА".
Согласно мнению Грасиана, каждый период человеческой жизни имеет свои особенности. При этом негативные обстоятельства постоянно преобладают над островками нечаянной радости, которые при ближайшем рассмотрении оказываются не более, чем очередной иллюзией. Скользя по кругу жизненного цикла прямиком в пропасть, в определённые моменты своей жизни переживает кризисы. Первый из них, как известно - это кризис переходного возраста. В этот период подросток впервые сознаёт, а чаще - просто интуитивно догадывается, в какое гибельное предприятие втянули его родители, родив на свет. Он предполагает, что они руководствовались соображением о том, что раз уж их тоже родили и, тем самым, сразу обрекли на неизбежную смерть, это ужасное обстоятельство необходимо обязательно передать по кому-нибудь по наследству, а затем со спокойной совестью радостно хлопнуть тапками. Поэтому одно из определений жизни звучит следующим образом: "Жизнь - это смерть, которая передаётся по эстафете".
Второй серьёзный экзистенциальный кризис известен как кризис среднего возраста. "Земной свой путь пройдя до середины, мы оказались..." в крайне дурно пахнущем положении. Именно в это время большинство людей, по крайней мере, из числа тех, которые хотя бы иногда о чём-то задумываются, явственно понимает, что жизнь, практически, уже прожита, ожидания, которые связывались с ней, категорически не оправдались, а смерть из категории неприятной абстракции становится вполне осязаемой и переходит в конкретную практическую плоскость. И если даже отдельные представители породы карликовых человекообразных тешат себя иллюзиями на тему о том, что "жизнь удалась", это свидетельствует всего лишь о том, что они выдают желаемое за действительное. Как говорится, прячут голову в песок своей банальной иллюзии, в то время как с тыла к ним уже приближается известный антагонист жизни.
Что касается жизни в старости, то она, как отмечал Шопенгауэр, подобна пятому акту драмы: известно, что трагический конец близок, но неизвестно, каким он будет. Когда человек стар, перед ним стоит только смерть; когда он молод, перед ним жизнь; но вот вопрос - что страшнее и не есть ли жизнь, взятая в целом, такая вещь, какую лучше иметь позади? Ведь уже Екклесиаст говорит: "День смерти лучше дня рождения" (4, Екк. 7. 2). Желать долгой жизни - желание смелое, заключил Шопенгауэр.
Рассмотрев пространственно - временной универсум жизни человека, непредвзятый наблюдатель способен прийти только к крайне неутешительным выводам. Основным содержанием жизни на всех её этапах является борьба, заранее обречённая на поражение. Человек способен лишь изменить установленные природой и обществом ограничения и начать действовать по своим правилам. Это не отменяет неизбежности поражения, но само поражение уже не выглядит столь бессмысленным. Например, смерть Мисимы в результате акта ритуального самоубийства показалась современникам настолько лишённой смысла, что фактически превзошла и опровергла бессмысленность самой жизни. Именно прямое действие, основанное на презрении к смерти, придаёт фатальной жизненной борьбе искомое позитивное понимание.
2). ЖИЗНЬ НАРОДА.
"Нравы народа соответствуют тому, что мы называем "характером" у отдельного человека: это свойственные ему устойчивые способы внутренней жизни, которые и выражаются в виде внешних обычаев".
И.А.Ильин.
Прежде всего, необходимо определиться с методологией - но не для того, чтобы, как это принято в философской традиции, начиная с немецкой классической философии, максимально усложнить её, сделав малопонятной для профанов (непосвящённых) и придать своим сочинениям должный вес и солидность. Напротив, терминологию необходимо максимально упростить - хотя бы для того, чтобы избежать путаницы и разночтений. Это особенно важно, когда речь идёт об исследовании этнических процессов.
Несмотря на то, что марксистское понимание нации и национальных отношений, по крайней мере, в виде официальной идеологии, во - многом ушло в прошлое, оно продолжает оказывать влияние на развитие отечественной этнологии. Это не удивительно, поскольку естественное развитие русской этнологии было прервано в результате смены в стране социального строя, которая повлекла за собой, как модно говорить в современной околофилософской тусовке, смену парадигмы. Поэтому и сегодня наиболее распространённым и привычным является формационный подход к пониманию эволюции различных исторических типов этноса, которая тесно привязывается к особенностям соответствующих общественно - экономических формаций. В результате выделяют следующие исторические типы этноса: род (племя), народ (народность) и нация. Последняя рассматривается как высший исторический тип этноса и связывается, прежде всего, с развитием капиталистических отношений. Интересно, что современных словарях и энциклопедиях можно встретить практически неизменённое сталинское определение нации, в котором он рассматривает нацию как результат синтеза ряда фундаментальных принципов. В 1913 году Сталин находился в сибирской ссылке и, чтобы напомнить о себе лукавому Ильичу и другим партайгеноссе, он послал им в Швейцарию свою, ставшую позднее на известное время хрестоматийной работу под названием "Марксизм и национальный вопрос". Однако современные издания, пользуясь плодами интеллектуального творчества сибирского сидельца очень не любят ссылаться на его авторство, потому что проклятый тиран, как было отмечено выше, нарушил табу и начал гнобить тех, кого трогать ни в коем случае нельзя.
Вообще, так называемая марксистско - ленинская теория нации в дальнейшем продемонстрировала как теоретическую, так и практическую несостоятельность. Созданная в соответствии с фундаментальной марксистской догмой о том, что бытие определяет сознание, она пришла к ошибочному выводу о том, что национальное бытие определяет национальное сознание. Следовательно, для того, чтобы грузины или народы Прибалтики не стремились выйти из состава СССР, в союзных республиках необходимо повышать "уровень жизни трудящихся". Как правило, политику "колониализма наоборот" осуществляли за счёт России. Это привело к очевидным перекосам в темпах и уровне развития самой России и национальных республик. Например, в начале 70-х годов Туркмения на порядок опережала центральные области РСФСР по процентному составу лиц с высшим образованием и учёными степенями, по общей протяжённости автодорог с асфальтовым покрытием, в то время, как деревни европейской России, которые традиционно являлись колыбелью русской цивилизации, интенсивно вымирали. Когда началась катастройка, большинство народов СССР были охвачены процессами обострённой этнической и культурной самоидентификации, в то время, как официальные СМИ, видимо руководствуясь суеверием "помянешь чёрта...", избегали использовать даже само понятие "русский народ", заменив его на некое аморфное и безликое "русскоязычное население" - так было, видимо, спокойнее. (В то время я преподавал в Таджикском политехническом институте и, в качестве эксперимента, применил понятие "таджикскоязычное население" к представителям местной национальной интеллигенции. Надо сказать, что это подействовало: они пережили кратковременный культурный шок и после этого уже стремились избегать использовать в своих высказываниях телевизионные штампы). А сейчас вождь и отец туркменского народа Туркменбаши вообще закрыл за ненадобностью в своей стране все библиотеки, а обучение в вузах сократил до двух лет. Таким образом, в полном соответствии с восточной моделью исторического времени как вечного возвращения, всё возвращается на круги своя. Только вот, русские деревни и русский народ продолжают успешно умирать.
На самом деле, как только политический центр СССР занял предательскую позицию саморазрушения, большинство братских союзных республик побежали кто куда, так быстро, что только пятки засверкали. Причём часто это происходило в ущерб экономическому и иному благосостоянию соответствующих народов, например молдаван или грузин. А если мы бросим взгляд на вполне экономически благополучный Запад, мы снова увидим там привычные тенденции этнического сепаратизма и, как следствие этого, политического распада. Примеров тому масса - это и Ольстер и Страна Басков в Испании и сепаратистские настроения, характерные для значительной части франкоканадцев. Напрашивается вывод о том, что основной фундаментальной составляющей народа является не материальное, а духовное начало - этническое самосознание. Развитие которого, разумеется, связано, в том числе, и с экономическими условиями существования нации, однако эта связь является скорее амбивалентной и опосредствованной, но не определяющей. Напротив, можно наблюдать, как применение практически одних и тех же моделей экономического развития даёт в различной этнической среде очень разный, а то и прямо противоположный результат: от японского "экономического чуда" до тотального экономического коллапса в Аргентине в 90-е годы. Эти различия во многом обусловлены этническими особенностями психологии соответствующих народов.
Помимо формационного понимания нации можно отметить иные подходы к рассмотрению данного вопроса. Например, с точки зрения Чебоксарова, который, будучи советским этнографом, естественно, оставался в русле марксистской идеологии, основной составляющей нации является высокая плотность информационных потоков. Действительно, сохранять единство этноса в условиях, когда путешествие из одной части государства в другую занимало несколько месяцев было сложнее по сравнению с эпохой интенсивного развития транспортных коммуникаций и средств обмена информацией. В целом эта идея звучит достаточно современно в условиях так называемого постиндустриального или информационного общества.
Английский этнолог Э.Хобсбаум в своей книге "Нации и национализм после 1780 года" (46) утверждает, что европейские нации в современном значении этого понятия начали складываться в конце 18 века в процессе постепенного стирания сословных различий в социальной структуре европейских средневековых народов. Действительно, средневековые феодалам было во - многом чуждо чувство этнического единства со своими податными сословиями - феодалы предпочитали ему чувство своей корпоративной солидарности. Например, русские и французские дворяне намного лучше понимали друг друга - даже в условиях военного противостояния 1812 года, по сравнению с тем, как те же самые французские аристократы понимали в 1789-93 годах своё собственное третье сословие.
С точки зрения современного немецкого философа Курта Хюбнера, отличия нации от других исторических форм этноса достаточно условны, поэтому обозначение одних этносов в качестве "народов", а других как "нации" не только с научной точки зрения некорректно, но и несёт в себе явный дискриминационный оттенок. Действительно, было бы смешно говорить, например, о существовании "чукотской нации" даже в том случае, если мы абстрагируемся от малочисленности последней. В то же время, применительно к многочисленным и завоевавшим солидную историческую репутацию этносам, термин "нация" выглядит достаточно убедительно. Видимо, поэтому Хюбнер именует нациями практически все этнические образования, выходящие за пределы первобытного общества, включая древних греков и римлян.(49)
Можно согласиться с тем, что разделение этносов на исторические типы достаточно условно и привязано, в основном, к формационной модели исторического развития. Для того, чтобы рассмотреть основные этапы исторического существования этноса, т.е. стадии этногенеза, достаточно одного обобщающего понятия, в качестве которого вполне может служить термин "нация". Но, поскольку, этот термин в достаточной степени политизирован, остановимся лучше на более традиционном понятии народ, тем более, что именно данный термин использовался в классической философской литературе 18 - 19 веков - он встречается у Гердера(11), у Канта в его "Антропологии", у Вундта в его книге "Проблемы психологии народов"(7) и у многих других авторов.
Итак, что представляет собой историческая жизнь народа и каковы движущие силы его развития? В контексте наших общих онтологических установок, фундаментальным основанием жизни народа, так же, как жизни отдельного индивида и жизни вообще, является борьба. Не случайно, Гегель однажды определил историю человечества как борьбу народов. Изучая характер взаимодействия народов, многие авторы проводили параллель между народом и индивидом, указывая, что народ, так же, как и отдельный человек, рождается на свет, проходит различные возрастные периоды и, наконец, неизбежно умирает, освобождая историческую сцену более молодым и более жизнеспособным этносам.
Итальянский философ истории Джамбаттиста Вико(1668-1744) в своей работе "Основания науки об общей природе наций" показал, что учёные могут обладать надёжным знанием только в науках, объекты исследования которых, в определённом смысле созданы самим человеком, например, в истории. В отличие от Декарта, который, имея в виду исследование общественной жизни Рима, иронически спрашивал, сможем ли мы когда-нибудь узнать об этом больше, чем было известно служанке Цицерона, Вико был убеждён, что историческое познание, в том числе, изучение исторической природы народа, вполне возможно. При этом принципиально важно не приписывать прошедшим временам и другим народам знания и понимания, которыми обладаем мы сами. Если мы хотим понять другие народы, необходимо заняться изучением их языков, погрузиться в их исторические и жизненные ситуации и смотреть на вещи с их точки зрения. Мир иного народа можно реконструировать с помощью фантазии или погружения. Для Вико существует аналогия между развитием народа и развитием индивида. Филогенез (развитие вида) напоминает онтогенез (развитие индивида), микрокосм отражает макрокосм. Все народы переживают детство, юность, зрелость, старость, упадок и смерть. Этот цикл повторяется бесконечно, точнее, он закончится с прекращением существования человечества.
Итак, каждый народ формируется в определённой исторической, географической и иной ситуации, для того, чтобы немедленно вступить в конкурентную борьбу со своими соседями. При этом народы, так же, как индивиды, изначально поставлены в неравные условия. Подобно ребёнку, появившемуся на свет в трущобах городских джунглей, некоторые народы возникают и формируются в крайне неблагоприятных географических обстоятельствах - например, в регионах крайнего севера. И если трущобный ребёнок едва ли получит хорошее образование и покинет когда-нибудь мир трущоб, народы севера также обречены на историческую необходимость борьбы за собственное выживание. При этом они, по понятным причинам, как правило, не выдвигают из своей среды ни Платонов, ни Бетховенов - их усилия направлены исключительно на то, чтобы выжить. С другой стороны, многие народы, сформировавшиеся в условиях тропического климата, по прежнему пребывают в Каменном веке, поскольку слишком благоприятные условия обитания не требуют от них каких-либо заметных интеллектуальных усилий - можно мирно лежать под деревом и ждать, когда оттуда упадёт кокос. Они подобны тем детям, родившимся в богатых семьях, которые с детства привыкли жить на всём готовом, а в юности, не сумев найти для себя применение и желание чем-то заняться, занимаются наркоманией и всевозможными извращениями. Поэтому Аристотель считал, что удобнее всего принадлежать к среднему сословию, а что касается народов, то, как известно, что наиболее успешно развивались те из них, которые обитали в условиях так называемого умеренного климата, даже немного севернее остальных - в Европе англичане, а на востоке - японцы. Если посмотреть с этой точки зрения на историю колонизации американского континента, мы увидим, что испанцы и португальцы, освоившие более благоприятную в климатическом отношении Центральную и Южную Америку в 19 веке безнадёжно проиграли историческую конкуренцию с английскими переселенцами, которые стали их северными соседями. Как отмечал французский социальный психолог Г.Лебон, "все они заимствовали свой политический строй из Соединённых Штатов и живут, следовательно, под одинаковыми законами. И за всем тем, в силу одного только расового различия, т.е.
вследствие недостатка тех основных качеств, которыми обладает раса, населяющая Соединённые Штаты Америки, все эти республики, без единого исключения, являются постоянными жертвами самой кровавой анархии, и, несмотря на удивительные богатства их почвы, одни за другими впадают во всевозможные хищения, банкротства и деспотизм." (24, 59). Разумеется, что дело здесь не только в расовых особенностях, точнее, сами эти особенности как раз и сформировались, согласно мнению Монтескье, под влиянием воздействия климата. Здесь следует подчеркнуть лишь тот факт, что условия жизни, характер народов, так же как и отдельных людей, и их историческая судьба во многом определяются случайностями их рождения.
Как уже было сказано, народ, подобно индивиду, проходит определённые возрастные периоды развития. В периоде своего детства народ самоутверждается и завоёвывает (отстаивает) своё жизненное пространство. Подобно современным американцам, такой народ может проявлять бешеную внешнеполитическую активность и протягивать хищные руки в самые отдалённые уголки планеты. Если интересы юного народа - хищника сталкиваются с интересами престарелых соседей, последние обычно всячески избегают открытого конфликта и вооружённого противостояния, до последней возможности пытаясь удержать противоречие в его латентной стадии. Таков, например, конфликт современных народов Европы и многочисленных иммигрантов из Азии и Африки. Исход этого конфликта очевиден - побеждает более молодой и наглый. Зрелость - период расцвета или, как писал Л.Н.Гумилёв, акматическая фаза неизбежно заканчивается пассионарным надломом, упадком и гибелью. При этом, современные народы Европы в течение столетий интенсивного развития успели сконструировать для себя искусственную благоприятную среду обитания, которая сама по себе стала ещё одним дополнительным фактором, аккумулирующим их историческую усталость. Для них характерна крайне низкая рождаемость и, несмотря на высокие показатели жизненного уровня, достаточно высокий процент самоубийств. Очевидно, что с возрастом инстинкт самосохранения, или, как писал Шопенгауэр, "слепая воля к жизни" атрофируется у народов так же как у отдельных личностей. Они устали жить и хотят умереть, чтобы уступить жизненное пространство другим генерациям народов.
Все эти механизмы этногенеза хорошо описаны Л.Н.Гумилёвым:
"Акматическая фаза этногенеза недолговечна. Пассионарность, как огонь, и греет, и сжигает. Перегревы в акматической фазе сменяются временными спадами, когда правительствам удается навести кое-какой порядок. Но следующая вспышка пассионарности ломает установившиеся нормы, и регион событий опять становится ареной соперничества страстных и отчаянных персон, умеющих находить себе сторонников среди субпассионариев - бродяг-солдат, кондотьеров, вольных стрелков, ландскнехтов, ценящих свою жизнь меньше, чем волю, добычу, успех. Хорошо еще, когда удается "сплавить" таких людей за пределы страны: в Палестину, в Мексику, в Сибирь; тогда пассионарный уровень снижается, народу становится легче, правительство может координировать ресурсы страны и с их помощью одерживать победы над соседями. Внешне этот спад пассионарного напряжения кажется прогрессом, так как успехи затемняют подлинное снижение энергетического уровня. Такое, вполне поверхностное наблюдение находит подтверждение в последующем развитии культуры. При невысокой пассионарности и достаточных способностях люди самопроявляются в областях, не связанных с риском: в искусстве, науке, преподавании и технических изобретениях. В предыдущую фазу они бы с мечами боролись за свои идеалы, а теперь они читают лекции о классиках и ставят эксперименты по теории тяготения, как Ньютон и Галилей. А другие жгут женщин, объявленных ведьмами, как Шпренгер и Инститорис, и ученых, как Кальвин.Спад пассионарности этнических систем проявляется медленно. В угасающей системе еще долго появляются пассионарные особи, тревожащие соплеменников несбыточными стремлениями. Они всем мешают, и от них избавляются. Постепенно приближается уровень "золотой посредственности" эпохи Августа, крепкой власти Македонской династии и упорядоченности великого кардинала Ришелье. Первая половина этой фазы носила в Европе название "Возрождение", хотя по сути была вырождением (абсолютно согласен - В.Ф.); вторая - называлась "Реформацией", которая была не только перестройкой устарелых воззрений, но и поводом к жуткому кровопролитию и остановке в развитии наук и искусств на многие десятилетия (Лютер и Кальвин категорически не признавали открытий Коперника, потому что об этом ничего не было сказано в Библии). Но страсть охлаждается кровью мучеников и жертв. На местах пожарищ снова вырастает поросль сначала трав, потом кустов и, наконец, дубов. Эта смена фаз этногенеза столь значительна, что уделить ей особое внимание необходимо хотя бы уже потому, что меняются стереотипы поведения, нормы нравственности и идеалы, т.е. далекие прогнозы, ради которых людям стоит жить. Так, например, в былом "Христианском мире" воцарилась "религия прогресса" и суперэтнос превратился в "цивилизацию". На примере перехода от фазы подъема к акматике мы уже видели, как чутко реагирует этническая система на изменение уровня пассионарного напряжения. Переход от акматической фазы к надлому не является исключением. После акматической фазы характер этногенного процесса резко изменяется. Указанное явление отмечено было еще до меня, хотя и не было объяснено, поскольку пассионарность была неизвестна автору этого наблюдения - А. Тойнби. Он отметил, что в развитии, которое он считал общественным, иногда наступает надлом ("breakdown"), после чего развитие продолжается, но как бы сместившись. Меняется знак вектора, а иногда система разваливается на две-три системы и более, где различия увеличиваются, а унаследованное сходство не исчезает, но отступает на второй план. Так, в романо-германской Европе фаза надлома пала на XIV век. В этот период западную христианскую церковь разоряли папы и кардиналы, превратившие ее в источник доходов, а защищали ее профессора: Виклиф в Оксфорде, Жерсон в Сорбонне и Ян Гус в Праге. Большинство же населения Европы стало либо индифферентно к религии, либо принимало участие в "черных мессах", кощунственных мистериях оргиастического характера; они предпочитали Сатану - Христу. В чем механизм описанной здесь дивергенции? Средневековая католическая церковь (как подсистема суперэтноса) для нормального функционирования требовала много пассионарной энергии со строго определенной доминантой. Излишняя энергия выбрасывалась из Европы в "крестовые походы", что сообщало суперэтносу необходимую стабильность. Снижение уровня пассионарности привело к замещению ведущих блоков подсистемы либо гармоничными особями (шкурниками), либо субпассионариями, проникшими на высокие должности благодаря непотизму (родственным связям). Энергии для поддержания системы стало мало, и она начала давать сбои. Продажа индульгенций была выгоднее и легче войны за Гроб Господень, изучения теологии, миссионерства и аскезы. Эгоистическая этика продиктовала новый стереотип поведения, а он, в свою очередь, привел к упрощению системы, причем пассионарии были вытеснены на окраины ее социального ареала". (13).
Мы видим, что в теории Гумилёва центральное место занимает идея пассионарности - повышенной тяги части народа к исторически - активной деятельности, которая рассматривается им в качестве спускового механизма этногенеза. Важнейшим показателем того, что народ вступил в акматическую фазу своего развития, является достижение внутриэтнического единства. Данный фактор берёт своё начало в глубокой древности, когда происходило родоплеменное структурирование человечества. Оно изначально осуществлялось в соответствии с делением на "своих" и "чужих", причём последние рассматривались как безусловные враги. Не случайно у доисламских арабских племён бытовал обычай, согласно которому совершивших преступление сородичей не убивали, а изгоняли из племени. И сегодня деление на своих и чужих, согласно принципу "свой всегда безусловно прав, даже когда он совершенно не прав, просто потому что он свой", является фундаментальным основанием этнического единства. Как говорится, "свой своему поневоле брат". Если массовое сознание народа поражено ложными болезненными посылками о том, что "не важно кто - был бы человек хороший" - значит народ поражён болезнью у которой исход только один - смерть, и конец уже близок.
Можно ли перехитрить закономерности этногенеза и продлить историческую жизнь этноса или хотя бы оттянуть неизбежный конец? Ведь существуют народы с многотысячелетней историей, которые много раз подвергались разрушительным завоеваниям, но, подобно птице Феникс, возвращались из исторического небытия вновь и вновь. Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, необходимо подробнее рассмотреть, кто и что приближает историческую гибель народа. Или, перефразируя лукавого Ильича, "что такое друзья народа и как они убивают этот самый народ".
3).СВОЙ СВОЕМУ ПОНЕВОЛЕ БРАТ.
"Кто приобретает, тот теряет".
(Чжуан-Цзы)
Если на любом примере попытаться проследить процесс этногенеза от начала формирования до окончательного исчезновения этноса, мы увидим, что начальная стадия этногенеза характеризуется, прежде всего, сплочением, а для завершающей стадии, напротив, характерен распад. В этой связи можно вспомнить историософскую концепцию Константина Леонтьева, согласно которой любые природные и социальные объекты последовательно проходят в своём развитии периоды первичной простоты, (детство и юность), "цветущей сложности" (зрелость) и, предшествующего гибели, вторичного упрощения. Если рассматривать предложенную Леонтьевым периодизацию в терминологии "сплочения-распада", то в этом случае, в рамках периода первичной простоты, происходит этнокультурное, экономическое и политическое объединение народа, которое, в отдельных случаях, приводит к образованию полиэтнических империй. Период "цветущей зрелости" представляет собой акматическую фазу развития этноса, о которой писал Л.Н.Гумилёв. А для периода вторичного упрощения характерны процессы политического, культурного и даже межличностного распада - отчуждение и атомизация общества, в котором начинают преобладать настроения индивидуализма.
Одновременно слабеет этническая воля, которая в здоровом этносоциальном организме проявляется как воля к единству и сохранению свой этнической идентичности. Ослабление воли к жизни может рассматриваться в качестве основного признака, указывающего на то, что грядущая гибель народа уже совсем близко. Ведь, как известно, не танки, самолёты и ракеты способны подчинить народ, а утрата воли к сопротивлению, которая ведёт к преждевременному прекращению борьбы.
В исторической борьбе народов, так же, как и в межличностных отношениях, побеждает не самый сильный, а наиболее наглый или, по крайней мере, тот, кто действительно не боится умереть. Ещё один фактор, указывающий на угасание воли к сопротивлению народа - историческая усталость, внешним признаком которой является снижение рождаемости, которое обычно имеет место на фоне самых благоприятных жизненных условий. Это происходит совсем не случайно, потому что, как показывает история, высокий уровень благосостояния почти неизбежно приводит к угасанию народов и распаду созданных этими народами великих империй.
По словам Паскаля, "в течение всей своей жизни обычный человек занят исключительно тем, что собирает вещи и держит их в вытянутых руках перед собой, для того, чтобы закрыться ими от зрелища неминуемой смерти".(36) Этот путь изначально прочен. Как говорил Авиценна, "всё, что существует для другой вещи, поскольку оно существует для неё, является ниже неё".(48, 105) Видимо, по этой причине чаще всего склонны к собиранию вещёй, в том числе и абсолютно им не нужных, как правило, пожилые люди, которые охвачены вещевой тревогой - процесс собирания, а также сама коллекция ненужного хлама придают их совершенно ненужной жизни некую ложную значительность. Вещевая тревога этих людей - это, на самом деле, тревога экзистенциальная. Ведь согласно известной этнографической универсалии, "человек виден только тогда, когда к его телу прилегают вещи". Всевозможные обряды инициации, знаменующие собой переход человека из одного социально - биологического состояния в другое, например, брачный обряд или церемония погребения - показывают, что никогда в жизни человек не бывает до такой степени окружён вещами, наделёнными собственным онтологическим смыслом, как невеста во время свадьбы или покойник, уже обмытый после прощальной дефекации. Свадебный наряд невесты и саван покойницы призваны выразить гармонию соотношения физиологических процессов человека с окружающей социальной действительностью. Другим примером из этой же серии могут служить регалии правителя, которые бывают столь многочисленны, что за ними уже сложно увидеть очередного заурядного ушастого карлика. Собственно, в этом и заключается основная цель указанных регалий, так же как и вообще всех вещей. В этой связи, перефразируя бородатого сионского мудреца, можно утверждать, что именно вещи, а не религия, являются основным "опиумом для народа", особенно в современном обществе потребления, в котором вещей стало много, а религиозного чувства мало. Поэтому в так называемых развитых странах религия отодвигается на периферию общественного сознания, а её место занимают вещи. Одновременно основной функцией вещей становится конструирование иллюзорной картины мира, некое заведомо ложное целеполагание, которое, однако, позволяет человеку жить в относительно безмятежном состоянии, максимально приближенном к животному. В конечном итоге, овещаются и сами люди, в пространственно - временном универсуме которых центральное место занимает их собственное тело. При этом оно практически полностью сводится к своим утилитарным функциям. Тело человека, окружённого вещами, само становится вещью и начинает подсознательно стремиться к выведенному Юнгом архетипу округлости. Культурогенный миф об округлости человеческой протоморфемы соотносит человека как тело, пребывающее во времени и пространстве, с миром остальных вещей. Здесь можно вспомнить округлые каменные фигурки так называемых "палеолитических Венер". Современные американские женщины на уровне подсознания стремятся соответствовать данному идеалу. И, несмотря на то, что мучают себя диетами, округлый идеал, чаще всего, всё-таки, рано или поздно, торжествует.
Существуют отвергнутые культурой вещи, которые попадают в парадигму Антивещи. Например, экскременты или разлагающийся человеческий труп - всё, что культура игнорирует и от чего стремится как можно скорее избавиться. Как писал Юнгер, 'сама падаль связана с источниками жизни, и оттого её запах напоминает запах горького бальзама, изгоняющего лихорадочные видения'(54,51) В то время, как вещь скрывает от человека истинное содержание его жалкого биологического существования, Антивещь, напротив, это содержание наглядно раскрывает. Лишённая культурных морфем, Антивещь проявляет себя в тех крайне редких, исключительных случаях, когда она соответствует прямому социальному действию. Иногда человек использует Антивещь, для того, чтобы разрушить социальные и биологические перегородки и освободиться от навязанных ему обществом, подавляющих его сознание, социокультурных императивов. Подобная ситуация показана в последнем фильме Пьера Паоло Пазолини " САЛО, или 120 дней Содома".
Поэтому, для того, чтобы человек избавился от своих экзистенциальных иллюзий, он должен как можно скорее отказаться от бессмысленного собирания вещей и устроиться работать санитаром в морг или, на худой конец, подобно Джалаладдину Руми, стать городским чистильщиком туалетов. А только затем - если, конечно, останется желание - начать конструировать свой собственный, чисто духовный мир, в котором место вещей по праву займёт смыслообразующая Антивещь. Как говорил Чжуан-Цзы, "тех, кто отрекается от себя ради вещей и пренебрегает своей природой в угоду свету, следует назвать людьми, которые всё ставят с ног на голову" (50, 171). "Скитайтесь привольно у истока вещей, давайте вещам быть такими, какие они есть, но не будьте вещью для вещей!" - предупреждал он в другой главе своего сочинения. (50, 197).
Процесс овещения начинается, как правило, с первоначального накопления капитала. Это практически сразу приводит к дифференциации народа по линии накопления материальных благ. Как известно, Аристотель был сторонником "золотой середины", в том числе и в исследовании социальной структуры общества. Он считал, что лучше всего быть не очень богатым или очень бедным, а средним. Если совокупное состояние десяти процентов самых богатых превышает аналогичный показатель десяти процентов наиболее бедных более, чем в десять раз, данный народ является расколотым по имущественному признаку и, следовательно, нежизнеспособным. В современной России динамика материального расслоения населения превзошла все известные случаи. Так, отношение заработной платы десяти процентов самых высокооплачиваемых к десяти процентам самых низкооплачиваемых работников достигло уровня 26 к 1, в то время, как в США этот показатель составляет 6 к 1. Поэтому, хотя, так называемый, "американский народ" в этническом и расовом отношениях крайне неоднороден, высокий уровень жизни позволяет там несколько сглаживать возникающие проблемы. Но это до поры до времени. Американский "плавильный этнический котёл" рано или поздно обязательно взорвётся, и сила взрыва составит тысячи Косово, Карабахов, Северных Кавказов. Любопытное будет зрелище.
Помимо всего прочего, мания овещения очевидно стала одной из основных причин, уничтоживших советский социализм. Если основоположник идеологии социализма Платон рассматривал справедливость, как идею всеобщего равенства, то для Аристотеля справедливость - это, прежде всего, законность или право. Не случайно в латинском языке понятия "справедливость" и "законность" впоследствии обозначались одним и тем же термином - "юстиция". Однако, западная юстиция в первую очередь, стоит на защите всё той же собственности и удобной жизни, которые во все времена служили верным симптомом приближающейся смерти народа. Подобно пожилым людям, которые , собирая ненужный хлам, придают несуществующую значимость собственной жизни, исторически уставший народ также предаётся овещению, стремясь таким образом восполнить ценностный вакуум и поймать ускользающий смысл своего исторического бытия.
Мы видим, что овещение является серьёзным врагом, как отдельного человека, так и целого народа и государства, несмотря на то, что прикидывается другом, т.е. обычно воспринимается, как благо. Не случайно, крестьянский просветитель 18 века Григорий Сковорода принципиально отвергал, и не только на словах, но и примером своей жизни, корыстные буржуазные ценности: власть вещей, богатства и накопительство. " Не войду в город богатый, - писал он, - а буду на полях жить".(39) Так он и поступал, проводя свою жизнь в сельской провинции. Согласно мнению Л.Н.Гумилёва, в период, когда в структуре народа высок процент индивидов, обладающих некой сверхценной идеей, во имя реализации которой человек готов отдать не только своё имущество, но и свою или чужую жизнь - будь то идея нации, истинной религии или жертвенного творчества - народ обречён на процветание. Напротив, рост шкурнических настроений потребления является явным симптомом близкой смерти, поскольку отравляет сознание народа абсолютно ложными представлениями.
Если массовое овещение может служить внешним свидетельством близкой гибели этноса, причины упадка следует искать глубже. Когда египетский фараон Рамзес потерпел поражение от хеттов в битве при Кадеше, многие современники были убеждены, что это поражение сильно пошатнуло его могущество. Однако, фараон приказал установить на месте битвы памятный камень, на котором выбили надпись: "Люди считают, что я проиграл, но время покажет, что это не так". Фараон частично обладал тайным знанием египетских жрецов и поэтому он знал, что существует несколько способов завоевания народа, из которых вооружённый захват является наименее надёжным и наиболее примитивным. Если на каждом углу вашего города будут стоять вооружённые солдаты чужого государства, вы с полной уверенностью сможете сказать, что только в данном случае вас завоевали. И ошибётесь. Существуют иные, скрытые, но более надёжные способы завоевать и уничтожить народ. Например, английские колонисты очень скоро поняли, что вместо того, чтобы завоёвывать племя, достаточно напоить алкоголем племенную верхушку и тогда они сами всё отдадут. Этот достаточно длительный, но и весьма надёжный путь закономерно ведёт к деградации народа, который становится лёгкой добычей для молодых агрессивных хищников. Ещё один путь - экономическое завоевание. Если народ в лице своего правительства оказался затянут в паутину экономической зависимости, его кредиторы как правило могут использовать оказавшиеся в их руках экономические рычаги давления, для того, чтобы данное правительство проводило нужную кредиторам политику. Например, широко открыть границы для проникновения зарубежных, более дешёвых и качественных товаров, что, очевидно, приведёт к упадку отечественной экономики, или защищать, так называемые, права человека, которых на самом деле нет, а есть механизм для вмешательства во внутренние дела других государств. Однако, для реализации долговременной программы экономического завоевания народов, необходим целый комплекс соответствующих условий - включая не только экономические, но также идеологические, религиозные и общекультурные составляющие.
Указанные три способа завоевания народа могут вести, но могут и не вести к его полному уничтожению, в зависимости от целей, которые ставит перед собой агрессор. Следующие два способа являются более долговременными и скрытыми. Они, как правило, направлены именно на уничтожение, которое может означать, в первую очередь, утрату этнической идентичности. Борьба на уничтожение - это борьба духовная, идеологическая. Первое направление этой борьбы - постараться лишить народ его исторической памяти. Ведь народ, у которого прервалась историческая традиция и преемственность по отношению к многочисленным поколениям умерших предков, подобен дереву, лишённому корней - исторический финал его близок. Существуют многочисленные конкретные приёмы и методы разрушения исторической памяти народа. Скажем, можно в учебниках по истории последовательно изображать крупнейших исторических деятелей данного народа, таких, как Иван Грозный, Муссолини, Сталин в виде отвратительных кретинов, жалких клоунов или психически - больных монстров, в то время, как, например, Наполеон, который привёл страну и народ к поражению и демографической катастрофе, до сих пор почитается во Франции в качестве национального героя. Происходит демонизация исторической памяти народа, и воспоминания о былом расцвете вызывают на сожаление, а презрение и смех. Можно также, для примера, написать в учебнике по истории 20 века, что вторую мировую войну выиграли американцы на Тихом океане или англичане в ливийской пустыне, а Сталинградской битве посвятить для проформы какие-нибудь скудные пять-шесть срок. Подобная подмена понятий и смыслов последовательно размывает в общественном сознании народа чувство здорового патриотизма и народ постепенно лишается воли к сопротивлению, начиная существовать согласно трусливому принципу "неважно это кто, был бы человек хороший". Напротив, сравнительно молодые, находящиеся в начальной стадии патриотизма народы постоянно культивируют собственный патриотизм. Занятия во многих американских школах начинаются с поднятия флага, прослушивания гимна, после чего дети расходятся по классам, где учителя ежедневно внушают им, что они самые счастливые в мире дети, поскольку родились в великой стране и принадлежат к великому народу. И действительно, вступив во взрослую жизнь, многие американцы искренне уверены, что их страна и народ являются самыми великими в истории человечества. Американцы очень мало интересуются событиями, происходящими в других странах мира, если эти события прямо не касаются интересов граждан США. Можно убедиться в этом, посмотрев любую сводку новостей американского телеканала CNN. Здесь не увидишь репортажа из Западной Сахары или из недавно появившегося государства Восточный Тимор. Американцы убеждены, что личная жизнь голливудских киноактрис для них важнее и интереснее.
И, наконец, ещё один способ духовного уничтожения народа - подмена системы ценностей. Когда народ отвергает собственную, веками сложившуюся, систему ценностей, он утрачивает этническую идентичность и фактически престаёт существовать. Для каждого народа характерна своя система ценностных ориентаций и идеалов, составляющая его характер. Основателем ценностного подхода в этнологии стал американский учёный 20 века Клайд Клакхон, одна из работ которого, под названием "Зеркало для человека", была не так давно издана в переводе на русский язык.(21) Согласно ценностному подходу, этнический образ любого народа, в целом, соответствует исторически сложившейся системе этнических ценностей. Эта система имеет достаточно сложную структуру, которую можно воспроизвести в виде репрезентативной выборки ответов, которые дают представители данного народа, на вопросы, касающиеся их бытовых, культурных и мировоззренческих представлений. Скажем, большинство относящихся к различным социальным слоям общества представителей какого-либо народа в качестве высшей ценности заявят обладание деньгами, другие - семью, третьи - религию и т.п. Составив для нескольких народов системные таблицы их ценностных ориентаций, каждая из которых будет включать в себя, скажем, сто пунктов, можно сравнить динамику ценностных предпочтений, а также выделить ключевые моменты этнического сходства и различия. Постепенный распад системы этнических ценностных приоритетов неизбежно приводит к распаду самого народа. В русской духовной литературе механическое заимствование чужих этнических ценностей получило достаточно точное и адекватное наименование - "чужебесие".
Следует отметить, что любой народ заведомо не однороден в социальном, культурном и иных отношениях. Исторически сложилось так, что к чужебесию, в первую очередь, склонна именно, так называемая, этническая элита, которая вышла из народа, но, как говорится, забыла в него вернуться. Часто этническая элита, формирующая власть, занимает по отношению к так называемым народным массам самодостаточное и отстранённое положение. Особенно это характерно для России, где противостояние по линии "власть - народ" отчётливо просматривается на всём протяжении исторического процесса. Скажем, при всём своём уважении к русской духовной культуре, философ 17 века Юрий Крижанич с негодованием обрушивался на низкую бытовую культуру знати, привилегированных групп. Он отмечал, что народ на Руси живёт в общем и целом лучше, чем во многих западных землях. В то же время, начальники, находящиеся на государевой службе, нещадно грабят народ и быстро богатеют, имея даже небольшое жалование - знакомая картина! "Чем же они живут, - спрашивает Крижанич и отвечает: - Легко понять: продажей правды. Неудивительно, что в Москве много воров и разбойников". (39) Очевидно, что мысленный взор философа проникает сквозь пространство и время и характеризует современное нам маскво начала 21 столетия, в котором честному человеку даже временно находиться крайне противно и омерзительно.
Начиная с петровской модернизации 18 века властная элита постепенно дистанцируется от русского народа не только в социокультурном, но также и в этническом отношении. Данная ситуация также отчётливо просматривается и сегодня.
Петровские преобразования сформировали новую властную элиту, которая по существу стала самостоятельным субэтносом. Русские крестьяне 19 века ясно сознавали, что молодой барин, который одевается по западной моде, разговаривает на непонятном языке и значительную часть времени проводит за границей, едва ли имеет какое-то отношение к ним самим - к народу. При этом власть преследовала свои имперские интересы, в процессе реализации которых русский народ - как в Российской империи, так и в СССР, служил не более, чес соединительным материалом.
Противостояние имперской власти и народа исследовал английский историк Джеффри Хоскинг в своей книге "Россия: народ и империя", где он, в частности, пишет:
"В течение 18 - 19 веков имперское дворянство и крестьянство кардинально расходились в представлениях о культуре, власти и обществе. Несовпадение принципиальных характеристик можно изложить примерно так:
ДВОРЯНСТВО:
1). Иерархическое.
2). Держится вместе за счёт субординации.
3). Космополитическое.
4). Ориентировано на государственную службу.
5). Рассматривает землю как частную собственность.
КРЕСТЬЯНСТВО:
1). Эгалитарное.
2). Держится вместе за счёт круговой поруки.
3). Приходское.
4). Ориентировано на выживание.
5). Рассматривает землю, как общее достояние.
(47,12).
Противоположность ценностных ориентаций власти и народа привела к тому, что российское государство оказалось лишённым своей этнической субстанции, а российскую и, тем более, советскую официальную историю нельзя считать, в полном смысле этого слова, историей русской. Поскольку официальная Москва претендовала на роль вселенской империи, она, разумеется, не могла идентифицировать себя с одним народом - русскими, даже при достаточно широкой и расплывчатой интерпретации их этнического статуса. Взаимное непонимание власти и народа время от времени принимало крайне жестокие формы. Это было связано с тем, что ни та, ни другая сторона принципиально не воспринимала своих противников "этнически - своими". При этом власть постоянно использовала русский народ в качестве жертвенного материала для решения собственных государственнообразующих проблем, позиционируя себя в качестве власти нерусской - и по форме, и по содержанию. Например, после захвата Казани, Иван Грозный, желая привлечь на сою сторону татарскую аристократию, отдал во владение мусульманским феодалам часть русских земель вместе с проживавшими там русскими крестьянами. Аналогично, разваливая в своих узкокорыстных целях СССР, компрадорская верхушка партноменклатуры, состоявшая тогда, в большинстве своём, из этнических русских, фактически оставила в положении полуфеодальной зависимости русское население многих бывших союзных республик.
Возможно, один из наиболее ярких примеров противостояния народа и власти, причём не только в российской, но и в мировой истории, связан с событиями русского церковного раскола 17 века. В этот период власть, снова преследуя интересы строительства империи, по инициативе патриарха Никона произвела унификацию церковных обрядов, приведя их в соответствие с традициями только что присоединённых украинцев. И хотя русский религиозный протест принимал преимущественно пассивные формы, ритуал массовых идейных самосожжений имел огромный экзистенциальный смысл. Он показал власти, что существует часть народа, готовая скорее умереть, чем поступиться традицией. С людьми, обладавшими столь высокой степенью духовности, вынужден был отчасти считаться даже такой садист и изувер, каким был Пётр Первый.
Античеловеческую природу власти хорошо понимал протопоп Аввакум, создавший в своих произведениях архетипический образ начальника, как воплощения земного зла: "Так ин начальник, во ино время, на меня рассвирепел, прибежал ко мне в дом, бив меня, и руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань ево крови, тогда руку мою испустил из зубов своих и, покинув меня, пошел в дом свой". Ничего хорошего сверху исходить не может, потому что начальник - это земное воплощение Антихриста.
Как известно, инициатором раскола стала церковь, осуществившая, вопреки воле значительной части народа, идущие вразрез с установившейся традицией реформы религиозной обрядности. Для русской церкви на всём протяжении её истории была характерна поддержка ею ЛЮБОЙ светской власти, включая власть монгольских ханов и большевиков, хотя последние не скрывали, что ставят своей целью искоренение православной религии и, с этой целью производили изъятия церковных ценностей, а также массовые расстрелы священников. После отмены патриаршества Петром Первым, церковь окончательно стала составной частью механизма государственного управления, отождествляя себя именно с государством, но не с народом. Об этом хорошо написал Лесков во всё той же повести "Очарованный странник", главный герой которой несколько лет провёл в плену у татар, формально являвшихся подданными Российской империи. Он поведал об этом следующее сказание:
" - Я совершенно отчаялся когда-нибудь вернуться домой и увидать свое отечество. Помышление об этом даже мне казалось невозможным, и стала даже во мне самая тоска замирать. Живу, как статуй бесчувственный, и больше ничего; а иногда думаю, что вот же, мол, у нас дома в церкви этот самый отец Илья, который все газетной бумажки просит, бывало, на служении молится "о плавающих и путешествующих, страждущих и _плененных_", а я, бывало, когда это слушаю, все думаю: зачем? разве теперь есть война, чтобы о пленных молиться? А вот теперь и понимаю, зачем этак молятся, но не понимаю, отчего же мне от всех этих молитв никакой пользы нет, и, помалости сказать, хоша не неверую, а смущаюсь, и сам молиться не стал.
"Что же, - думаю, - молить, когда ничего от того не выходит".
А между тем вдруг однажды слышу - послышу: татарва что-то сумятятся.
Я говорю:
"Что такое?"
"Ничего, - говорят, - из вашей стороны два муллы пришли, от белого царя
охранный лист имеют и далеко идут свою веру уставлять".
Я бросился, говорю:
"Где они?"
Мне показали на одну юрту, я и пошел туда, куда показали. Прихожу и
вижу: там собрались много ших-задов и мало-задов, и мамов, и дербышей, и все, поджав ноги, на кошмах сидят, а посреди их два человека незнакомые, одеты хотя и по-дорожному, а видно, что духовного звания; стоят оба посреди этого сброда и слову божьему татар учат.
Я их как увидал, взрадовался, что русских вижу, и сердце во мне
затрепетало, и упал я им в ноги и зарыдал. Они тоже этому моему поклону обрадовались и оба воскликнули:
"А что? а что! видите! видите? как действует благодать, вот она уже
одного вашего коснулась, и он обращается от Магомета".
А татары отвечают, что это, мол, ничего не действует: это ваш Иван, он
из ваших, из русских, только в плену у нас здесь проживает.
Миссионеры очень этим недовольны сделались. Не верят, что я русский, а я и встрял сам:
смилуйтесь, выручите меня отсюда! я здесь уже одиннадцатый год в плену томлюсь, и видите, как изувечен: ходить не могу".
Они, однако, нимало на эти мои слова не уважили и отвернулись и давай опять свое дело продолжать: все проповедуют.
Я думаю: "Ну, что же на это роптать: они люди должностные, и, может
быть, им со мною неловко иначе при татарах обойтися", - и оставил, а
выбрал такой час, что они были одни в особливой ставке, и кинулся к ним и уже со всею откровенностью им все рассказал, что самую жестокую участь претерпеваю, и прошу их:
"Попугайте, - говорю, - их, отцы-благодетели, нашим батюшкой белым царем: скажите им, что он не велит азиатам своих подданных насильно в плену держать, или, еще лучше, выкуп за меня им дайте, а я вам служить пойду. Я, - говорю, - здесь живучи, ихнему татарскому языку отлично научился и могу вам полезным человеком быть".
А они отвечают:
"Что, - говорят, - сыне: выкупу у нас нет, а пугать, - говорят, - нам
неверных не позволено, потому что и без того люди лукавые и непреданные, и с ними из политики мы вежливость соблюдаем".
"Так что же, - говорю, - стало быть, мне из-за этой политики так тут
целый век у них и пропадать?"
"А что же, - говорят, - все равно, сыне, где пропадать, а ты молись: у
бога много милости, может быть он тебя и избавит".
"Я, мол, молился, да уже сил моих нет и упование отложил".
"А ты, - говорят, - не отчаявайся, потому что это большой грех!"
"Да я, - говорю, - не отчаяваюсь, а только... как же вы это так... мне
это очень обидно, что вы русские и земляки, и ничего пособить мне не
хотите".
"Нет, - отвечают, - ты, чадо, нас в это не мешай, мы во Христе, а во
Христе нет ни еллин, ни жид: наши земляки все послушенствующие. Нам все равны, все равны".
"Все?" - говорю.
"Да, - отвечают, - все, это наше научение от апостола Павла. Мы куда
приходим, не ссоримся... это нам не подобает. Ты раб и, что делать, терпи,
ибо и по апостолу Павлу, - говорят, - рабы должны повиноваться. А ты
помни, что ты христианин, и потому о тебе нам уже хлопотать нечего, твоей душе и без нас врата в рай уже отверзты, а эти во тьме будут, если мы их не присоединим, так мы за них должны хлопотать".
- И показывают мне книжку.
"Вот ведь, - говорят, - видишь, сколько здесь у нас человек в этом
реестре записано, - это все мы столько людей к нашей вере присоединили!"
Я с ними больше и говорить не стал и не видел их больше, как окромя
одного, и то случаем: пригонил отколь-то раз один мой сынишка и говорит:
"У нас на озере, тятька, человек лежит".
Я пошел посмотреть: вижу, на ногах с колен чулки содраны, а с рук по
локти перчатки сняты, татарва это искусно делают: обчертит да дернет, так шкуру и снимет, - а голова этого человека в сторонке валяется, и на лбу крест вырезан.
"Эх, - думаю, - не хотел ты за меня, земляк, похлопотать, и я тебя
осуждал, а ты вот сподобился и венец страдания приял. Прости меня теперь ради Христа!"
И взял я его перекрестил, сложил его головку с туловищем, поклонился до земли, и закопал, и "Святый боже" над ним пропел, - а куда другой его товарищ делся, так и не знаю; но только тоже, верно, он тем же кончил, что венец приял, потому что у нас после по орде у татарок очень много образков пошло, тех самых, что с этими миссионерами были". (25)
В повести Лескова отчётливо просматривается важное явление, которое можно проследить на всём протяжении русской истории и которое в течение многих столетий способствовало постепенному разрушению этнического единства русского народа - явление сознательного разрыва с традицией. Или предательства, поскольку отказ от сложившейся веками традиции является, в известном смысле, предательством по отношению к многочисленным поколениям умерших предков. В целях сохранения традиции китайцы, например, культивируют и поддерживают собственные этнические традиции, даже если они, скажем, как использование иероглифов, заметно осложняют им жизнь. В русской истории всё происходило по-другому. В 889 году по инициативе князя Владимира Русь отказалась от язычества, и старые боги были радостно выброшены в Днепр. Этого требовали государствообразующие интересы. Вводя единую христианскую веру, князь Владимир стремился объединить различные племена, входившие в состав русского государства и добиться дипломатического признания Европой. Хотя на самом деле, спустя некоторое время, Русь оказалась охвачена феодальной раздробленностью, а затем захвачена монголами и смогла восстановить государственное единство только в конце 15 века. Но Владимир, разумеется, ничего такого не предполагал. Что касается народа, то и он воспринял отказ от религии предков удивительно спокойно, если не считать небольших эксцессов в Великом Новгороде, которые, видимо, имели не столько религиозную, сколько сепаратистскую подоплёку. В период монгольского нашествия князья сидели в своих городах и ждали, когда уничтожат их ближайших соседей, а после радостно потянулись в Орду, донося и клевеща друг на друга, чтобы испросить вожделенный ярлык на великое княжение. В 1605 году бояре и жители Москвы убили наследника законно избранного Земским собором царя Бориса Годунова и присягнули самозванцу, а год спустя, убили уже самозванца и выбрали боярского царя Василия. В феврале-марте 1917 года группа приближённых к царю масонских заговорщиков вынудила его отречься от престола, а летом 1918 года царь и его семья, включая маленьких детей, была зверски убита большевиками - особых народных волнений в связи с этим злодеянием опять-таки не наблюдалось. Согласно крылатому выражению А.С. Пушкина, "народ безмолвствовал". Более того, в массовом порядке пополнял Красную армию, и не только путём насильственных мобилизаций, но и на вполне добровольной основе. Крестьянство было обмануто ложными обещаниями большевиков, которые, после прихода их к власти, сразу были обнародованы в виде декрета о мире (хотя в результате на смену мировой войне пришла война гражданская) и декрета о земле (которую большевики впоследствии отняли, а крестьян загнали в колхозы). Но крестьяне, видимо, не предполагали обмана. Они руководствовались здравым смыслом и предпочли материальный интерес духовному, за что впоследствии понесли наказание, оказавшись на положении лишённых паспортов новых советских крепостных. Аналогичные события происходили в 1991-1993 годах, когда пожелавшая легализовать свои привилегии партийная верхушка разрушала советское государство. Когда в центре Москвы по приказу компрадорской власти расстреливали из танков законно избранный парламент, на моcту собралась толпа зевак, которая приветствовала радостными криками и аплодисментами каждое удачное попадание. А основная масса народа наблюдала за происходящим по телевизору и, как обычно, безмолвствовала.
История свидетельствует: часто власть стремится идеализировать народ, чтобы от его имени и с его молчаливого согласия совершать собственные преступления. Итальянский философ Николо Макиавелли был убеждён, что главными средствами успеха в политике являются сила, жестокость и обман - что наглядно показали российские события как 1917-1918, так и 1991-1993 годов. Считая власть глубоко безнравственной и порочной по самой своей природе ("то, что в обычной жизни считается убийством, в политике называется - нанести большой урон неприятелю"), Макиавелли не строил абсолютно никаких иллюзий и в отношении народа. Однажды, в период кризиса своей политической карьеры, философ был вынужден некоторое время скрываться в деревне, где от скуки играл в карты с невежественными, безграмотными мужиками. Он рассуждал об этом следующим образом: "Так, спутавшись с этими гнидами, я спасаю свой мозг от плесени и даю волю злой судьбине - пусть она истопчет меня как следует, и я посмотрю, не сделается ли ей стыдно". Говоря о взаимосвязи народа и власти и о степени ответственности, которую несёт народ, за преступления, совершённые властью, французский консервативный мыслитель 19 века Жозеф де Местр высказал получившую широкую известность мысль: "Каждый народ имеет такое правительство, которое он заслуживает". Согласно учению Конфуция, если император явно действует вопреки воле и интересам народа, не только правом, но и обязанностью подданных является немедленно его уничтожить. Однако народ, лишившийся чувства этнической солидарности, будет сохранять пассивность по отношению к любым действиям власти, особенно, если они пока не затрагивают его лично. Поэтому власть не нуждается в этнической солидарности народа, тем более, что, как уже было сказано, сама она является и по форме и по содержанию, глубоко антинародной.
Для любой власти, разумеется, весьма удобно, чтобы народ, подобно жителям русских княжеств 13 века послушно сидел у себя по домам и радостно ждал, когда к их соседям придут монголы. Ведь российская власть бесчисленное количество раз предавала своих союзников. После вывода войск из Афганистана режим Наджибуллы мог вполне сохраниться, потому что к тому времени он уже достаточно окреп. Но Ельцин продал его исламским фундаменталистам и Наджибуллу повесили, вытащив его из здания иностранной миссии. Чаушеску, спустя месяц после его объятий с М.С.Горбачёвым, был расстрелян вместе с женой. Продали Кубу, Ирак и, что особенно подло, Сербию. В результате один из немногих российских союзников, президент Сербии Слободан Милошевич умер в тюрьме гаагского трибунала. Оставили в рабство новоявленным азиатским баям миллионы русских в Средней Азии. Я уж не говорю о русских в Чечне. В 1990 году я приехал в Москву и рассказал своим знакомым москвичам о том, что у нас в Душанбе происходит погром - убивают русских. Некоторым показалось забавным слово "погром", затасканное тогдашним редактором журнала "Огонёк" Коротичем. А прошло девять лет, и начали взрываться дома в Москве.
Провозглашая идею славянского единства, русский философ 17 века Юрий Крижанич призывал к избавлению от инородцев, вне зависимости от их талантов и желания честно служить России.
Может быть, история чему-нибудь нас научила. Тогда мы поймём и примем народную мудрость, без понимания которой любой народ обречён на унижение и смерть - свой своему поневоле брат
4). ЗАГАДКА ДРАКОНА.
"Животворящее жизнь - вот что зовётся переменами. Созидание форм - вот начало Земли. Познать до конца течение событий, дабы постичь грядущее - вот что такое гадание. Неисчерпаемое в круговороте "ин" и "ян" - вот что такое духовность".
("Книга Перемен", 5 век до н.э.)
Попытки расколоть государствообразующий народ по различным направлениям, таким, как русские - "новые русские"; купленная столица - нищая провинция; граждане России - переселенцы из бывших союзных республик, и т.п. - дополняются стремлением официальный идеологов подменить понятие этнической принадлежности юридическим статусом гражданства, а этнический национализм - государственным патриотизмом.
Поэтому одной из актуальных социально - философских тем сейчас является проблема соотношения народа и государства.
В своей книге "Политика" Аристотель писал, что каждая отдельная личность может развиваться и быть понята исключительно в контексте своего сообщества- государства. Целью государства является укрепление культурного единства населяющего его народа. Укрепляя внутреннее единство, государство, тем самым, укрепляет себя. При этом огромное значение для осознания народом своей культурной общности имеет миф. Необходимо постоянно воспитывать граждан в духе безусловного доверия к фундаментальным мифам, что является одной из задач философии. Место гражданина в государстве зависит от степени его заботы о поддержании существующих мифов. В этой связи Аристотель приходит к интересным выводам об отсутствии каких-либо духовных способностей у женщин и рабов. В наличии государствообразующих способностей он отказывает крестьянам и ростовщикам, потому что первые лишены необходимого для этого досуга, а вторые- воли к благородной жизни, а, следовательно - к развитию народной культуры. Таким образом, согласно взглядам Аристотеля, народ в государстве не является функцией от его строя, но само устройство государства есть функция сохранения культурной общности народа. Государства возникают и исчезают, а народы остаются. Человек может быть патриотом своего народа, а патриотизму государства (например, США, СССР или РФ) Аристотель, скорее всего, отказал бы в праве на существование как чуждому действительности заблуждению. Точнее, не заблуждению, а сознательной подмене понятий, которая является одной из характерных составляющих великого обмана демократии.
Понятие "демократия" ("власть народа") впервые возникло в Древней Греции. В 5-4 веках до Р.Х. в Афинах сформировался институт классической (прямой) демократии. Древние греки считали, что мир произошёл из первобытного хаоса в результате воздействия на него некоего разумного начала - логоса. В результате хаос преобразовался в порядок - космос. Отсюда берёт своё происхождение термин "косметика", пользуясь которой, женщины приводят себя в порядок, то есть, из хаоса делают космос. Свой полис греки так же рассматривали как упорядоченный универсум и уменьшенную модель космоса. Все свободные граждане полиса, составлявшие 40-50 тысяч из 300 тысяч общего населения, так или иначе, участвовали в политической жизни, 15 - 20 % из них занимали один или несколько постов в различных комитетах или советах. Десять раз в году созывалось Собрание, которое избирало Военную коллегию из десяти стратегов, Совет из 500 человек и Народный суд. Десять стратегов, отвечавших за военные дела, избирались прямым голосованием. Афиняне полагали, что качествами, необходимыми для подобной деятельности, обладают лишь немногие и поэтому обычно переизбирали известных своей компетентностью людей. Члены Совета, напротив, избирались по жребию. Такая система гарантировала, что каждый имеет одинаковые шансы быть избранным, независимо от популярности, богатства и личных связей. Одновременно действовала система "защиты от дураков", в соответствии с которой обнаруживший свою некомпетентность гражданин не допускался к жеребьёвке. Афиняне считали, что они сами, народ, в состоянии управлять собой. Поэтому отсутствовала потребность в специально подготовленных политиках и экспертах. Политика являлась делом каждого афинского гражданина. Таким образом, под прямой демократией понимается такая форма правления, в которой реально участвует каждый свободный человек. Такая форма правления радикально отличается от представительной демократии, где народ избирает органы управления, тем самым, делегируя власть сословию профессиональных политиков. В результате, "плод государственной власти всегда оказывается в руках узкого слоя, немногочисленной и замкнутой корпорации людей, чьё ремесло - политика, профессия - жестокая и беспощадная борьба за эту власть". (28,341).
Что представляет собой эта замкнутая корпорация? Аккредитированный при ООН журналист В.С.Герасимов сообщал по этому поводу следующее:
"Я встречался с Джеки Рубин, он был министром финансов. Он показал мне напечатанные купюры достоинством в тысячу, пять и десять тысяч долларов. На этих купюрах уже не было портретов президентов. Он сказал: "Президенты - это рабы, а вот это рабовладельцы". Кто же там был? Шифф, Лейба, Кун, Барух. Там. На купюрах, которые ещё не имеют хождения, напечатаны портреты тех, кто реально управляет миром". (Альманах "Общество и экология", СПб, 2003).
Поэтому для любого непредвзятого наблюдателя очевидно, что институт так называемых демократических выборов является всего лишь прикрытием существующей монополии на власть. "Почему то никому не приходит в голову выбирать голосованием хирурга, шофёра или лётчика. А разве управляться со скальпелем, машиной, самолётом труднее, чем с гигантской страной, отягощённой сложнейшими проблемами?" (28, 342). Для института современных выборов характерны вопиющая безответственность власти перед народом (знаменитые рельсы, на которые обещал лечь ЕБН в случае повышения цен), безнаказанность после истечения срока полномочий (Горбачёв был избран президентом СССР и спрашивается, где доверенная ему народом страна и где хотя бы малейший проблеск совести во взгляде разговорчивого перестройщика?), административный ресурс (откровенная фальсификация 1996 года), отсутствие реального выбора (смешно ведь считать таковым навязанный народу "выбор" между ЕБН и дядюшкой Зю), а также отработанные технологии по управлению сознанием масс, сущность которых подробно рассматривается в работе .С.Кара-Мурзы "Манипуляция сознанием". Автор, в частности, отмечает: "Беспардонно лгать можно потому, что сегодня создана такая плотность информационного потока, что разоблачение вчерашней лжи уже никого не интересует" (20, 191).
Таким образом, если функционирование афинской прямой демократии имело сходство с жизнью многочисленной семьи, то представительная демократия являет собой до предела мифологизированный ритуал, чем - то напоминающий ритуальные пляски дикарей и преследующий цель осуществления абсолютного контроля над сознанием и поступками масс. Только современные пляски разворачиваются не вокруг первобытного костра, а вокруг избирательных урн. Однако, мир, построенный на всеобщем обмане, подобно иллюзорному миру "Матрицы", не является подлинным. Иной мир возможен и, в этом отношении, растущее значение китайской цивилизации даёт нам сдержанные основания для оптимизма.
Китай, самая древняя мировая цивилизация, до сих пор остается для западного сознания своеобразной "терра инкогнита". Все попытки втиснуть эту цивилизацию в прокрустово ложе линейного понимания исторического процесса, до сих пор заканчивались полной и безусловной неудачей. Такими же безрезультатными были попытки физического завоевания Китая. Немецкий философ Гердер в своей книге "Идеи к философии истории человечества" характеризовал китайцев следующим образом:
"Если китайцы превыше всего любят золотую бумагу и лак, старательно выписанные чёрточки нелепых иероглифов и перезвон красивых изречений, то и склад их ума во всём подобен этой золотой бумаге и лаку, иероглифам и бубенцам слогов. Природа как будто отказала им в даре свободных и великих открытий в науках, зато щедрой рукой придала их маленьким глазкам изворотливость, ловкачество и хитрость, искусство подражания во всём, что корыстный их нрав посчитает полезным и выгодным для себя. Если взрослый китаец должен выказывать ребяческое послушание, в жизни его пустые церемонии занимают место сердечной правды, и тот самый человек, который, пока был жив его отец, изливал чувства детской преданности своей матери, пренебрегает ею после её смерти, потому что теперь закон именует её сожительницей. Печать народа - это их основная черта, которая показывает, что смогла сделать с китайцами доведённая до предела культура нравов; ибо то, что сидящие в своём углу мира китайцы, как и евреи, избежали смешения с другими народами, об этом говорит даже их пустая гордыня, даже если не было бы других признаков. Пыжась от собственной гордыни, китайцы презирают купца , который покидает родную землю и отправляется в далёкие края; обманчивый товар они меняют на серебро, которое представляется им самой надёжной в мире вещью; итак, они берут у купца серебро, а взамен отдают ему - на погибель Европе - миллионы фунтов чая, лишающего человека сил". (11)
Поскольку этнический характер народа, так же, как и отдельного человека, в значительной степени определяет его историческую судьбу, очевидно, что ответ на загадку китайского дракона следует искать в особенностях китайского этнического характера и мировоззрения.
Сложные климатические условия, необходимость строительства ирригационных сооружений, обусловили то исключительное значение, которое в жизни китайцев занимает община и коллективный труд. В результате у китайцев сформировались такие качества, как жёсткая дисциплина, высокая степень зависимости индивида от группы, сплочённость на основе чёткого распределения социальных ролей, практически безусловное доверие к коллективному мнению группы, а также особый характер сочувствия и сопереживания, который проявляется в межличностных отношениях. Китайцам также свойственна высокая оценка всего рационального, каковым они считают всё то, что способно принести очевидную выгоду. Образ мышления китайцев можно назвать преимущественно практическим, чуждым излишним сложностям. Китаец предпочитает простые и понятные мыслительные конструкции и очень редко руководствуется абстрактными идеями, его логика отличается предметностью. В соответствии с представлениями китайцев о смысле жизни, нужно жить с постоянной ежеминутной выгодой, стремиться к спокойной жизни, довольствоваться немногим и не ставить перед собой труднодостижимых целей. При этом, что очень важно, МОРАЛЬНОЕ (духовное) ДОЛЖНО ПРЕОБЛАДАТЬ НАД МАТЕРИАЛЬНЫМ. Все эти особенности китайского традиционного мировоззрения сформировались под воздействием конфуцианской философии, согласно которой "умереть от голода - это событие маленькое, а нарушить традицию - непоправимое несчастье". Это означает, что человек должен довольствоваться тем, что имеется в наличии, отдавая предпочтение нравственным ценностям, а не материальным. Нарушив установившуюся традицию, китаец "теряет своё лицо", то есть репутацию, достоинство и престиж. Это считается страшным бесчестием, которое, в принципе, влечёт за собой смерть. Так, в период второй мировой войны, взятые японцами в плен и подвергшиеся пыткам, то есть, уронившие достоинство китайцы часто теряли волю к сопротивлению. Иногда небольшой тщедушный японский офицер ходил вдоль длинного ряда стоящих на коленях китайцев и методично рубил им головы, причём последние не предпринимали никаких попыток к сопротивлению. Поэтому, очевидно, что соблюдение внешних условностей для китайцев имеет исключительное значение. В китайском сознании доминирует представление о том, что в общении значимо не то, что ты думаешь, а то, что предписывается традицией. Китайцев отличает гипертрофированное самолюбие, однако бывает достаточно процитировать какие-нибудь древние китайские, высказывания, чтобы вызвать у них интерес и заложить основы психологического контакта. Что мы сейчас и сделаем, для того, чтобы проиллюстрировать некоторые особенности китайского мировоззрения:
"ТОТ, КТО КРАСИВО ГОВОРИТ И ОБЛАДАЕТ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ НАРУЖНОСТЬЮ, РЕДКО БЫВЕТ ИСТИННО ЧЕЛОВЕЧЕН" (Конфуций). Это высказывание можно адресовать многим современным политикам, за которых тупой электорат голосует, преимущественно, "сердцем". А, скорее всего, - задницей.
"УЧЁНЫЙ, ИЩУЩИЙ ИСТИНУ, НО СТЫДЯЩИЙСЯ БЕДНОЙ ОДЕЖДЫ И ГРУБОЙ ПИЩИ! О ЧЁМ ТУТ ГОВОРИТЬ!" (Конфуций).
"ЛИШЬ ТОГДА, КОГДА ПРИХОДЯТ ХОЛОДА, СТАНОВИТСЯ ОЧЕВИДНО, ЧТО СОСНЫ И КИПАРИСЫ ПОСЛЕДНИМИ ТЕРЯЮТ СВОЙ УБОР" (Конфуций). Форма и содержание часто не соответствуют друг другу.
"ЛЮБИМЕЦ ДЕРЕВНИ - ВРАГ ДОБРОДЕТЕЛИ" (Конфуций). К вопросу о демократических выборах.
"СОВЕРШЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК ЖИВЁТ ДУХОВНЫМ".
"УСЕРДНОЕ ВОСПИТАНИЕ РАЗРУШАЕТ НАШЕ ЕСТЕСТВО, А НАУКИ ГУБЯТ РАЗУМ".
"ПОСТИГШИЙ СУЩНОСТЬ ЖИЗНИ НЕ УТРУЖДАЕТ СЕБЯ НИКЧЕМНЫМИ ДЕЛАМИ".
"ГРАНИЦА БЕЗГРАНИЧНОГО - ЭТО БЕЗГРАНИЧНОСТЬ ОГРАНИЧЕННОГО".
"ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ДЕЙСТВОВАТЬ БЕЗ ОШИБОК, ДЕЛАЙ ЛИШЬ ТО, ЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ НЕ ДЕЛАТЬ".
"ТОЛЬКО С ТЕМ, КТО ПОЗНАЛ ЦЕННОСТЬ БЕСПОЛЕЗНОГО, МОЖНО ГОВОРИТЬ О ПОЛЬЗЕ".
"ЕСЛИ ОТ ПАЛКИ ДЛИНОЮ В ВЕРШОК КАЖДЫЙ ДЕНЬ ОТНИМАТЬ ПОЛОВИНУ, НЕ ЗАКОНЧИШЬ И ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ПОКОЛЕНИЙ"
"КТО ПРИОБРЕТАЕТ - ТОТ ТЕРЯЕТ".
"ЗНАТЬ - ЗНАЧИТ НЕ ЗНАТЬ".
(Чжуан-Цзы).
"ВО ВСЕХ ПУТЯХ - ОДИН И ТОТ ЖЕ ПУТЬ"
"ВСЁ ЧТО ЕСТЬ ЗДЕСЬ И ЧЕГО НЕТ ТАМ, НАХОДИТСЯ ЗДЕСЬ, А НЕ ТАМ".
(Даосские изречения).
"НАШИ ДЕЯНИЯ И УЧЁНОСТЬ УЙДУТ ВМЕСТЕ С НАМИ, А ДУХ ЦЕЛУЮ ВЕЧНОСТЬ ЮН"
"БЛАГОРОДНЫЙ МУЖ НИКОГДА НЕ ПРОМЕНЯЕТ ВЕЧНОЕ НА БРЕННОЕ"
(Хун Цзычен. "Вкус корней").
"ЛУЧШЕ МЕНЬШЕ ТРАТИТЬ, ЧЕМ БОЛЬШЕ ЗАРАБАТЫВАТЬ"
"ВОИН НЕ ДОЛЖЕН БОЯТЬСЯ СМЕРТИ, А ЗЕМЛЕПАШЕЦ - НАВОЗА".
"ДАЖЕ ПЛОХОЙ ОГОРОД ДОРОЖЕ ХОРОШЕЙ РОДНИ"
(Поговорки китайских крестьян).(2)
В отличие от западной диалектики с ее принципом борьбы противоположностей как источника любого развития, китайская мировоззренческая традиция отрицает европейское понимание развития вообще. Вместо этого мы видим представление о циклическом характере исторического процесса и идею вечного возвращения. Вот почему Китай, будучи много раз завоеванным всевозможными захватчиками, каждый раз, подобно птице Феникс, встает из пепла вновь и вновь. Все потому, что китайская традиция не приемлет категоричность диалектической постановки вопроса: или-или, утверждая взамен принцип взаимной дополняемости и философского синтеза, который гласит: и то - и это. Китай как правило не уничтожает военных и идейных агрессоров - от монголов до Карла Маркса, он их ассимилирует и переваривает, снимая при этом противоречия и выходя на очередной виток исторического развития все более обогащенным. Это напоминает специфику некоторых восточных единоборств, когда боец почти не прилагает собственных усилий, используя инерцию слепых и хаотичных ударов противника. Ведь китайский мудрец Лао-цзы учил, что "человек при своём рождении нежен и слаб, а по смерти крепок и твёрд. Все существа и растения при своём рождении нежные и слабые, а при гибели иссохшие и ломкие. Твёрдое и крепкое - это то, что погибает, а нежное и слабое - это то, что начинает жить. Поэтому могущественное войско не побеждает, крепкое дерево погибает. Место сильного и могущественного внизу, а слабого и нежного - наверху". (Лао-цзы. "Дао Дэ Цзин"). Поэтому Китай обычно избегает открытых столкновений, он будет стоять над схваткой, наблюдая с холма, как "люди писания", христиане и мусульмане, взаимно истребляют друг друга.
Жизненный идеал китайской мудрости - это целостность жизни, которая понимается как единство духа и тела, дающее возможность с наибольшим удовольствием прожить свою жизнь. В китайской мудрости вкус к разнообразным радостям жизни свободно уживается с практицизмом (конфуцианство) и отстранённым созерцанием (даосизм), поскольку она видит цель человеческой жизни в соединении мысли и чувства. Не случайно понятие разума в Китае обозначалось иероглифом "сердце". Парадоксально, но китайский рационализм и практицизм основаны не столько на интеллектуальном, сколько на чувственном понимании.
Если принять во внимание, что даже очень глубокое и многоплановое учение Будды, будучи перенесённым на китайскую почву, трансформировалось почти до неузнаваемости - тем меньше шансов имеет здесь идеология западной либеральной демократии. Сложность перенесения западных ценностей на китайскую почву, заключается также, как ни странно, в их внешней похожести. Но, если западный практицизм запрограммирован на дурную бесконечность бессмысленного приобретения, пожирая в конечном итоге и самого потребителя, то китайский практицизм строится на умении довольствоваться самым необходимым, что позволяет осуществлять приоритет общественных интересов над личными. Если прибавить к этому очень высокую степень китайской этнической солидарности, то можно прийти к обнадеживающему выводу, что Китай, скорее всего, в обозримом будущем избежит участи многих стран и народов и не станет легкой добычей Запада. А это даёт пример и надежду другим народам - ведь в таком случае конец истории, о котором писал Фукуяма, так и не осуществится.
Другие точки зрения на проблему изложены в работах русских православных философов. В частности, о проблеме "китайской опасности" для России писал С.Нилус в книге "Близ есть, при дверех". Вот несколько крайне отрицательных характеристик, которые даёт Нилус, ссылаясь на записки католических миссионеров, китайской цивилизации:
"Культ сатаны, как истинного Бога восходит в Китае до самой глубокой древности. Уже первые миссионеры, которым удалось проникнуть в эту страну, были поражены, убедившись в том, что господствующая в ней религия - буддизм, преобразованный в ламаизм, была не что иное, как дьявольское подражание и подделка под христианскую веру. Нашему времени суждено найти тому объяснение: во дни последних войн с Китаем и Японией была открыта надпись в Си Нань - Фу, удостоверяющая, что при династии Тань в 7 - 8 веках Китай был христианским; ввёл христианство император Тай Сунь в 638 году. В буддизме Сакъямуни, вне его доктрины, не приемлемой верующим христианам, есть по крайней мере кое-какие философские идеи, не лишённые известной возвышенности. В ламаизме же, представляющем собою буддизм совершенно отличным от того, который был проповедан индусским философом, заключён культ, являющийся грубой подделкой христианства не только в его таинствах, но и во всей христианской литургике, начиная с окропления святой водой и кончая молитвенным правилом, благоговейно совершаемым по чёткам.
На самом деле, найдётся ли кто из историков, кто смог бы точно определить происхождение этого народа? Никто, а сами китайцы и того менее. Они называют себя "сыны Неба" и уверены, что страна их во времена доисторические населялась "духами, падшими с неба вследствие борьбы со злыми гениями". Что ни говорите, а в этом предании заключено нечто странное и таинственное.
У китайцев всё во вкусе специфически сатанинское: повсюду зубчатое, двурогое; всюду - когти и хвосты дракона. Китайская архитектура с её приподнятыми крышами и пагодами представляет собой полную противоположность архитектуре всех стран мира. А сам китаец? Под рукавами его одежды как бы обрисовываются когти, а голове украшением служит хвост. В заключение следует отметить, что китайцы упорствуют в своих заблуждениях, не поддаваясь евангелизации хуже дикарей Океании, Америки и самых варварских племён Африки. Таков Китай - Срединная империя, таковы китайцы". (31, 400 - 405).
Эти мнения были высказаны в начале 20 столетия, когда Китай оставался отсталым феодальным государством, полуколонией европейских держав и Японии, поэтому говорить об угрожающей человечеству "жёлтой опасности" тогда было возможно, в основном, только теоретически. К тому же Нилус со ссылкой на католических миссионеров, раскрывает некоторые внешние черты тибетской традиционной религии Бон-по, распространяя их на весь Китай. Это, разумеется, не соответствует действительности, однако сегодня, в силу ставшей реальной проблемы сравнительно мирного, демографического поглощения Китаем России, или, по крайней мере, российского Дальнего Востока, предупреждение Сергея Нилуса о противоположности этнического характера китайцев и европейцев звучит достаточно актуально. Кроме того, особенностью этнического характера китайцев, так же, как ряда других народов Дальнего Востока, является искусство скрывать свои истинные намерения и чувства, что вполне способно ввести в заблуждение неподготовленных наблюдателей.
Проблему Китая в контексте будущего развития Православия осветил А.Кураев в своей книге "О нашем поражении". Согласно его мнению, православным священнослужителям необходимо активизировать миссионерскую деятельность среди китайцев, особенно среди тех, кто переселился в Сибирь и на Дальний Восток. Таким образом, умирающий русский народ сможет восстановить свою численность, а Православие обретёт много новых последователей из числа этой, настолько древней цивилизации, что она представляется поистине бессмертной. Однако, опыт тысячелетнего общения китайского народа с остальным миром показывает, что, в случае увеличения масштабов неконтролируемого китайского проникновения на территорию России, русский народ постигнет судьба монголов, манчжуров, киданей и других народов и племён Востока, которые были почти полностью ассимилированы, а их остатки оттеснены на периферию Срединной империи. Не мешало бы повнимательнее присмотреться к историческим истокам и причинам феноменального долгожительства китайского народа и попытаться отыскать в нём какие-нибудь, пригодные для нас, полезные ориентиры.
На последних страницах своей книги "От Руси до России", характеризуя сегодняшний период этногенеза русского народа, Л.Н Гумилёв пришёл к следующим выводам:
"Восемнадцатый век стал последним столетием акматической фазы российского этногенеза. В следующем веке страна вступила в совершенно иное историческое время - фазу надлома. Сегодня, на пороге 21 века, мы находимся близко к её финалу. Было бы самонадеянностью рассуждать об эпохе, частью которой являемся мы сами. Но если сделанное нами допущение верно, а мы пока не знаем фактов, ему противоречащих, то это означает, что России ещё предстоит пережить инерционную фазу - 300 лет золотой осени, эпохи собирания плодов, когда этнос создаёт неповторимую культуру, остающуюся грядущим поколениям! Если на обширной территории нашей страны проявят себя новые пассионарные толчки, то наши потомки, хотя и немного не похожие на нас, продолжат славные наши традиции и традиции наших достойных предков. Жизнь не кончается..." (14, 303).
Идеи Гумилёва представляются достаточно спорными. Его наиболее спорное допущение - это таинственные космические излучения, природа которых до сих пор неизвестна. Хотя существуют свидетельства космонавтов, которые, находясь на орбите, испытывали, так называемые, изменённые состояния сознания. Во всяком случае, отодвигать причины кардинальных изменений исторического процесса в глубины космоса, равнозначно утверждению о том, что история вершится согласно Божественному произволению. Религиозное понимание истории имеет то преимущество, что является более традиционным. Кроме того, Гумилёв постоянно меняет местами понятия этноса и государства. Однако в его заключительных рассуждениях присутствует рациональное зерно. Оно заключается в том, что умирающий народ можно попытаться духовно воссоздать, как это много раз происходило с китайцами в течение их тысячелетней истории. Для этого совершенно не обязательно радикально обновлять генетическую составляющую этноса, тем более, путём государственного поощрения миграции и смешанных браков с теми же китайцами, тем более, что генотип китайцев является преимущественно доминантным.
Казалось бы, причиной поразительного исторического долголетия китайцев и некоторых других очень древних народов, является их духовная традиция, которая предохраняет этнос как от ассимиляции, так и от фатального накопления тяжести губительных поражений, которое ведёт к формированию в этносе чувства исторической усталости. Однако, большинство народов планеты, в той или иной степени, имеют свою духовную традицию, хотя бы в виде мифов и легенд папуасов Киваи. Видимо, для того, чтобы традиция имела организующее значение, она должна быть обращена не только и не столько в прошлое, сколько в будущее. Согласно мнению испанского философа Ортеги-и-Гассета, "нация живёт не традицией и не прошлым. Ошибочно полагать, что государство имеет семейные, родовые корни. Всё иначе: нация формируется и живёт лишь постольку, поскольку воплощает в себе некое стремление осуществить общую программу грядущего". (33,18). Только понятная всем, ясно обозначенная цель, скажем цель хана Батыя дойти "до последнего моря", или цель конкистадоров найти страну Эльдорадо, может пробудить народ от летаргического сна исторической пассивности.
Если говорить о сверхценной идее, выступающей в качестве этнической доминанты, то это не что иное, как национальная идея, часто сфокусированная в виде политической идеологии (напр., итальянский фашизм, сионизм, пантюркизм и т.п.). Однажды оформившись, национальная идея начинает жить во многом самостоятельной жизнью, вовлекая всё новые поколения в процесс этногенеза.
В русской философии 19 века, особенно в работах славянофилов и Владимира Соловьёва, получила развитие "Русская идея", ключевым понятием которой стало понятие "соборности", которую Хомяков понимал, как "сочетание свободы и внутреннего единства многих людей, на основе их общей любви к одним и тем же абсолютным ценностям. Согласно взглядам Владимира Соловьёва, весь мир должен стремиться к всеобщему объединению - всеединству, путями достижения которого являются цельное знание и всё та же соборность. Оригинальным развитием русской идеи стала философия русского космизма, представленная именами Н.Фёдорова, К.Циолковского и В.Вернадского. Выглядевшие утопическими в конце 19 века идеи Фёдорова о воскрешении умерших предков и расселении их на других планетах, сегодня рассматриваются в несколько ином аспекте. У Фёдорова важна сама идея победы над смертью и достижения онтологической справедливости, в качестве того самого всеобщего интереса, который способен, независимо от результата, объединить человечество. Разумеется, новое время требует новой идеи, причём, чем более радикально будет она звучать, тем больше шансов на то, что она будет услышана и востребована. Ведь охваченные исторической усталостью народы слишком глубоко спят, чтобы проснуться от банального призыва к удвоению ВВП. Да и "лимит на революции" придумал дядюшка Зю - такового просто не существует.
Мы видим, что на стадии формирования народа естественный этногенез дополняется и корректируется направленным этногенезом, который связан с этнической идеей. Этническая солидарность и этноцентризм во многом создают народ. При этом национальная идея обычно выступает в качестве синтеза ранее сложившихся ценностных ориентаций этнического сознания и базового принципа безусловно солидарного объединения усилий этноса, необходимого для того, чтобы сделать возможным качественный прорыв в будущее. Экзистенциальные и оценочные представления, составляющие этническую идею, не могут рассматриваться как хаотичные и спонтанные. Они взаимосвязаны и представляют собой единую культурную тему (этническую картину мира), включающую ограниченное число фундаментальных онтологических категорий (индивид - группа; быть - иметь; количество - качество; новое - бывшее и т.п.). Эти категории являются, как правило, парными, поэтому предпочтение одной из них одновременно означает оппозицию по отношению к противоположной. В процессе формирования ценностных ориентаций этнического сознания происходит самоидентификация субъектов этнической общности, которая осуществляется, в том числе, и на основе противопоставления по принципу "свои - чужие". Безусловно, что, при этом, этнический стереотип "врага" является важным этноконсолидирующим фактором и объективно ускоряет формирование народа.
Как отмечалось, одной из основных предпосылок возникновения системы ценностных ориентаций этнической идеи являются развившиеся ранее психологические особенности этноса, совокупность которых Гегель называл "дух народа". Этническая идея обычно включает в себя универсальные ценностные доминанты, благодаря чему обыденная жизнь народа, необходимо выходит за рамки повседневности и приобретает солидарный смысл, сохраняющийся на всём протяжении исторического существования, вплоть до начала периода нового упадка.
5). ВЕЛИКИЙ ОБМАН НАУКИ.
"Я искал во всех знаниях и не только не нашел, но убедился, что все те, которые так же, как и я, искали в знании, точно так же ничего не нашли. И не только не нашли, но ясно признали, что то самое, что приводило меня в отчаяние - бессмыслица жизни, - есть единственное несомненное знание, доступное человеку".
(Л.Н.Толстой. "Исповедь").
"Усердное воспитание разрушает наше естество, а науки губят разум".
(Чжуан-Цзы).
Мы видим, что основным негативным фактором, разрушающим индивидуальную и этническую волю, является удобная жизнь, поскольку она погружает человека и народ в мир иллюзий и светлых грёз, не имеющих никакой связи с существующим положением вещей. Сама удобная жизнь и стремление к ней основаны на целой системе ложных ценностей, обманов и самообманов, наиболее наглядным примером которых может служить великий обман науки. Не случайно две с лишним тысячи лет назад китайский мудрец Чжуан - Цзы говорил, что "усердное воспитание разрушает наше естество, а науки губят разум". И действительно, какие открытия сделала наука в области этики? Изменится ли поведение людей, если они узнают, что Куликовская битва произошла в 1380 году? Способен ли дух жить в ожидании информационной программы теленовостей с зомбиобразной Марией Ситтель?
Понятие "научное знание" вовсе не тождественно понятию "истинное знание". Европейская наука, возникшая в период первоначального накопления капитала, является предтечей современного глобализма. Пол Фейерабенд показал, что так называемые просветители многие свои опыты подделали. Наука, основанная на логических парадоксах, коллективном внушении и обмане мертва, а её претензии на монополию в области объективной истины смехотворны. Наука исказила жизнь духа, отказывая ему в аутентичности. В то же время, по мере научного псевдоразвития человечество не стало счастливее и стоит перед лицом многочисленных опасностей, источником которых стала сама наука. Но даже когда мир будет взорван адептами науки, дух останется со своей верой и в этом смысле он выше всеобщего разрушения.
Обоснованные сомнения в способности частных наук и науки в целом достичь понимания объективной истины высказывали ещё античные скептики, например, Секст Эмпирик. Методологическим основанием любой науки является допущение существования некой "объективной реальности", в которой следует искать некие, столь же "объективные" закономерности, для того, чтобы воздействовать на эту самую реальность в интересах пресловутой практической пользы. Однако уже в 18 веке английский философ Джордж Беркли выдвинул свой знаменитый тезис о том, что "быть - это значит быть воспринимаемым". Согласно наиболее последовательному идеализму Беркли, никакой материи вообще нет. Её придумали философы и, в результате, "подняли облако пыли, а теперь жалуются, что оно мешает им видеть". Каждый человек обладает своей собственной субъективной моделью духовного пространства мира, а что касается мира материального, то его просто не существует и, следовательно, наука лишается своего предмета исследования. Если Беркли считал, что материальный мир непознаваем, поскольку его нет и, следовательно, отсутствует объект познания, то шотландский философ-агностик 18 века Д.Юм был убеждён, что познавать мир некому, потому что на протяжении временного отрезка жизни человеческая личность не едина, а дискретна. Человек постоянно изменяется и каждое мгновение становится другим, так что между одной и той же личностью, находящейся в возрасте 5, 35, и 95 лет, практически нет ничего общего, кроме абстрактных воспоминаний о прошлом. Следовательно, мир непознаваем, поскольку отсутствует субъект познания. Помимо этого, Юм отрицал лежащий в основании поиска научных закономерностей принцип причинности. Исходя из этого, он подверг сомнению существование закономерностей, которые, как известно, выступают в качестве оснований для любой науки. Юм был убежден, что повторяемость событий во времени есть простое совпадение и вовсе не свидетельствует о наличии закономерности. Так, вода, которую мы нагреваем, может в один прекрасный момент замерзнуть, а предмет, который мы отпускаем, останется висеть в пространстве или полетит вверх. В последнем предположении Юм, как ни странно, оказался прав, хотя, конечно, не предполагал возможности состояния невесомости. Тогда, может быть, он был прав и в том, что наш разум оперирует только с содержанием наших ощущений, а не с тем, что их вызывает?
Основной составляющей великого обмана науки является её связь с улучшением условий материальной жизни всё более широких социальных слоёв и народов, составляющих человечество. Следовательно, развивая науку, человечество вот уже многие столетия сознательно строит магистральную дорогу своего собственного развития. Как писал французский просветитель, основоположник теории прогресса Кондорсэ, который был закономерно гильотинирован в процессе реализации своих прогрессивных идей в период французской революции 18 века, "прогресс наук обеспечивает прогресс промышленности, который сам затем ускоряет научные успехи , и это взаимное влияние, действие которого беспрестанно возобновляется, должно быть причислено к наиболее деятельным, наиболее могущественным причинам совершенствования человеческого рода".(23) Однако в настоящее время становится всё более очевидно, что эта дорога ведёт отнюдь не к храму, а по направлению к коллективному кладбищу духа. Согласно учению античного неоплатоника Плотина, "только любовь к Единому есть действительное начало истинного бытия и истинного познания". Онтология Плотина различает Единое (духовное) и множественное (материальное, то есть мир вещей). Кто стремится к Единому, должен ограничить себя во множественном или вообще отказаться от него. И наоборот. Как говорится, нельзя служить одновременно и Богу и Мамоне. Более того, ограничение в усовершенствовании материальной составляющей человеческого бытия являются необходимым условием развития подлинной науки, поскольку наука, направленная в плоскость материального, интересуется уже не столько достижением каких-либо адекватных действительности результатов, сколько соображениями банальной практической пользы. Именно в этом смысле один из родоначальников европейской классической науки Френсис Бэкон провозгласил свой знаменитый тезис "Знание - сила". Начиная с 17 века западная наука действительно превращается в производительную силу, неуклонно улучшающую материальные условия жизни всё более широких масс населения Европы, и, одновременно, ведущая к неуклонной духовной деградации. Постепенно в западном сознании наука начинает рассматриваться в качестве некой панацеи от всех бед, трагедий и проблем, с которыми сталкивается человечество. Парадоксально, но, решая одни проблемы, наука практически одновременно создаёт другие, ещё более фатальные. В этом отношении современные попытки многоразового удлинения продолжительности человеческой жизни вполне способны повлечь столь масштабные биологические и социальные последствия, что, в случае их даже относительной реализации, можно будет утверждать, что начинают сбываться предсказания, которые содержатся в Откровении Иоанна Богослова. Цивилизация планетарного вырождения - это и есть, в определённом смысле, предсказанное в Новом Завете царство Антихриста.
Таким образом, великий обман науки заключается в том, что она, усовершенствуя материальную составляющую повседневного существования человека, принципиально не способна дать сколько-нибудь внятный ответ на основополагающий мировоззренческий вопрос о смысле и предназначении человеческого бытия в целом. Более того, наука, вместе со всеми её, так называемыми, достижениями, подобно наркотику, отвлекает человека от осознания травмирующих его психику неприятных и трагических истин. Данное свойство науки рассматривает Л.Н.Толстой в своём произведении "Исповедь", подчёркивая абсолютную неспособность науки помочь в решении наиболее важного для любого мыслящего человека вопроса: "Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?" Наука не признаёт данного вопроса, но зато отвечает на множество поставленных ею же самой эмпирических вопросов и предположений. Фактически, если абстрагироваться от материально - прикладной составляющей научных изыскания, наука, как таковая, развивается сама из себя и, по большому счёту, сама для себя, подобно "чистой поэзии" или "искусству для искусства". В результате своих размышлений Толстой пришёл к выводу о том, что научные положения вообще не имеют ничего общего с содержанием человеческой жизни. Да и само развитие науки является, по определению, бессмысленным и тупиковым, если исходить из выдвинутого той же наукой предположения о бесконечности пространства и времени. А в бесконечности, по мнению Толстого, говорить о каком-либо развитии совершенно некорректно, поскольку бесконечность уничтожает смысл самого понятия развития:
"То, в области опытной, я говорил себе: "Все развивается, дифференцируется, идет к усложнению и усовершенствованию, и есть законы, руководящие этим ходом. Ты - часть целого. Познав, насколько возможно, целое и познав закон развития, ты познаешь и свое место в этом целом, и самого себя". Как ни совестно мне признаться, но было время, когда я как будто удовлетворялся этим. Это было то самое время, когда я сам усложнялся и развивался. Мускулы мои росли и укреплялись, память обогащалась, способность мышления и понимания увеличивалась, я рос и развивался, и, чувствуя в себе этот рост, мне естественно было думать, что это-то и есть закон всего мира, в котором я найду разрешение и вопросов моей жизни. Но пришло время, когда рост во мне прекратился - я почувствовал, что не развиваюсь, а ссыхаюсь, мускулы мои слабеют, зубы падают, - и я увидал, что этот закон не только ничего мне не объясняет, но что и закона такого никогда не было и не могло быть, а что я принял за закон то, что нашел в себе в известную пору жизни. Я строже отнесся к определению этого закона; и мне ясно стало, что законов бесконечного развития не может быть; ясно стало, что сказать: в бесконечном пространстве и времени все развивается, совершенствуется, усложняется, дифференцируется, - это значит ничего не сказать. Все это слова без значения, ибо в бесконечном нет ни сложного, ни простого, ни переда, ни зада, ни лучше, ни хуже".(42, Глава 5).
Толстой понял, что "точны и ясны научные знания обратно пропорционально их приложимости к вопросам жизни: чем менее они приложимы к вопросам жизни". Гуманитарные знания поражают его бедностью мысли и постоянными противоречиями учёных - гуманитариев между собой и даже с самими собой. Толстой именует эти, так называемые, науки полунауками, поскольку они мнимо, каждая по своему, пытаются объяснить жизнь отдельного человека, исходя из субъективного объяснения существования всего человечества, до которого большинству нормальных людей нет ровным счётом никакого дела. Что качается естественных наук, то "эти знания прямо игнорируют вопрос жизни. Они говорят: "На то, что ты такое и зачем ты живешь, мы не имеем ответов и этим не занимаемся; а вот если тебе нужно знать законы света, химических соединений, законы развития организмов, если тебе нужно знать законы тел, их форм и отношение чисел и величин, если тебе нужно знать законы своего ума, то на все это у нас есть ясные, точные и несомненные ответы".
Отказавшись от научного объяснения смысла жизни, Толстой обратился к православной вере, однако и здесь обнаружил множество противоречий и несоответствий, главным из которых, на его взгляд, было несоответствие реальной жизни привилегированных сословий на словах исповедуемым ими религиозным догмам. В итоге Толстой обратился к непосредственной вере так называемого простого народа, который он не знал и поэтому до конца своей жизни всячески идеализировал. К этому вопросу мы вернёмся позднее. Что касается скептического отношения к так называемым достижениям науки, то Толстой был далеко не одинок в своём отрицании. Например, датский философ 19 века Серен Кьеркегор противопоставлял науку как неподлинную экзистенцию вере как экзистенции подлинной. Действительно, экспансия науки во все области человеческой жизни делает её совершенно бездуховной, лишённой человеческого лица и романтики. Фактически, наука отчуждает человека от его собственных человеческих ценностей. Обман технократизма отрицает жизненный мир подлинности, мужественных чувств и достойных отношений. Постепенно формируется неподлинный, обманный мир, подобный миру виртуальной матрицы, а современная эпоха становится эпохой великой иллюзии. "Мы все живем в полностью поддельном мире, где все ценности и чувства, переживания и события тотально фальсифицированы", - так французский философ-экстремист Ги Дебор охарактеризовал западное общество "мягкого концлагеря", с которым всю жизнь боролся. Согласно его взглядам, в этом обществе унифицируются все стороны социальной жизни, причем происходит это в гораздо большей степени, чем в условиях откровенных диктатур. На смену внеэкономическому принуждению приходит принуждение информационное. Оно гораздо более эффективно, поскольку лучший раб - это тот, который не знает, что он раб и радуется своим цепям.
В "обществе спектакля", о котором писал Ги Дебор, все отношения между людьми опосредуются искусственно созданными образами. При этом подавляется всякая самостоятельная мысль, особенно если она недостаточно "политкорректна", а на смену свободным дискуссиям приходит дурная бесконечность потребления. Если раньше власть сажала недовольных в лагеря и тюрьмы, то теперь она приковывает их к экранам телевизоров. Таким образом, конечная цель спектакля заключается в производстве забвения и порабощении своих жертв. "Свободное время", которое современный человек урывает из трудовой деятельности, он в огромной степени отдает пассивному созерцанию телевидения. Он не живет и не отдыхает, но смотрит, как живут и отдыхают другие в телевизоре, но и те на самом деле не живут и не отдыхают, они симулируют и трудятся в осуществлении Великого Зрелища, Тотальной Иллюзии, в которой воплощается суверенный Капитал в момент своего высшего расцвета".
В 1994 году в возрасте 63 лет Ги Дебор пустил себе пулю в лоб. Всегда мечтавший умереть насильственной смертью, он выбрал смерть самурая. Сегодня, в условиях, так называемой, контролируемой демократии, его мысли представляются в высшей степени актуальными. Находящийся в основании "общества спектакля" мир современной науки, соединяется со сферой производства и необходимостью постоянного удовлетворения рождённых самой наукой всё новых материальных потребностей. Наука исказила жизнь духа, отказывая ему в аутентичности. Превращённая в капитал, коммерциализированная наука выступает в качестве заменителя религии и морали. Что касается социальных полунаук, то они, как правило, обеспечивают потребности действующей власти, способствуя превращению индивида в, так называемого, "одномерного человека". В своей концепции одномерного человека немецкий философ 20 века Герберт Маркузе отмечал, что подавление природного и индивидуального в человеке сводит всё многообразие его личности к технократически - потребительской составляющей.(27) Это свидетельствует о болезненном состоянии как человека, так и всего общества. Типичный современный учёный - это узкий специалист, который не только не имеет желания и времени задумываться о смысле человеческого бытия, но даже, подчас, не имеет достаточно глубоких представлений о фундаментальных основаниях собственной науки. Что касается гуманитария, то он, как носитель определённой идеологии, ещё менее свободен в своей научной деятельности. Другой мыслитель 20 века Бертран Рассел также видел основной порок человеческой цивилизации в преувеличенном развитии науки, что привело к утрате подлинной человечности. А согласно взглядам Майкла Полани, "современный сциентизм сковывает мысль не меньше, чем это делала церковь. Он не оставляет места нашим важнейшим внутренним убеждениям и принуждает скрывать их под маской слепых и нелепых, неадекватных терминов". (38, .276).
Мы видим, что наука совершенно не способствует осознанию человеком своей собственной человеческой сущности и смысла своей жизни. Напротив, она уводит человека в мир технократических иллюзий и утешительного самообмана. Одновременно наука является тупиковым путём исторического развития человечества - не только потому что ведёт к духовному вырождению, но и потому, что наука принципиально лишена всякого смысла не только для обладающего "научной картиной мира" отдельного человека, который по этой причине несчастнее любого первобытного дикаря, но и для всего человечества, потому что постижение бесконечного конечным - заведомо неосуществимая задача, для реализации которой не хватит всей, ограниченной во времени, истории человечества. А, следовательно, - не более чем очередная иллюзия.
6). МИФОЛОГЕМА ИСТОРИИ.
Как было отмечено выше, гуманитарные или общественные науки, к разряду которых относится история, по сравнению с науками эмпирическими ещё в меньшей степени способны дать ответы на смыслообразующие вопросы человеческого бытия. Не случайно Толстой уничижительно именовал их полунауками. И если естественные науки усовершенствуют условия материального существования и, тем самым, превращают человека в того самого персонажа высказывания Паскаля, который держит перед собой кучу ненужного хлама, чтобы заслониться им от зрелища неминуемой смерти, то экзистенциальный вред общественных полунаук имеет несколько иную природу, но также достаточно ощутим.
Основной особенностью социальных наук является их субъективный характер и принципиальная непроверяемость опытным, экспериментальным путём и даже с помощью наблюдений. Действительно, какими бы источниками не оперировал историк, при наличии достаточного умения более или менее гладко рассуждать, он вполне способен на основе одного и того же материала прийти к прямо противоположным выводам. Это касается исследования как источников древнего периода, так и сравнительно современных данных. Если один и тот же историк в течение своей жизни, в соответствии с изменением политической коньюнктуры, полностью изменил свою оценку спорных исторических персонажей и проблем - это ни у кого не вызывает удивления. Видимо, субъективизм исторической полунауки открывает широкое поле для самых различных интерпретаций. Что касается древней истории, то здесь возможности альтернативных истолкований и даже фальсификаций приобретают ещё более доступный характер. Дело доходит, с одной стороны, до отрицания всего древнего периода истории человеческой цивилизации, как такового, а с другой до продления древнейшего периода вглубь тысячелетий с целью создания всевозможных историософских мифологем. Которые, опять таки, являются ответом на потребности политической конъюнктуры.
К примеру, большинство "серьёзных" учёных скептически воспринимают историческую концепцию Носовского - Фоменко, и они абсолютно правы - в той степени, в какой эта концепция претендует на адекватное отражение прошедшей реальности. Однако, что представляет собой эта историческая реальность, и действительно ли она существовала на самом деле? Каждый человек, согласно мысли Николая Кузанского, представляет собой уменьшенную копию Вселенной, и в этом отношении любой человек, равно как его представления о прошлом, настоящем и будущем самодостаточны. Эти представления являются мифологемой, которая имеет такое же право на существование, как изображение войны 1812 года у Льва Толстого, огромный мир, созданный в "Человеческой комедии" фантазией Бальзака, или биография Наполеона, написанная академиком Тарле. По большому счёту, любые картины прошлого являются не более чем мифологемой. Поэтому в исторической науке возможен такой же плюрализм мнений, какой мы наблюдаем в философии.
И это не случайно.
Ведь существование исторической науки, равно как и естественных наук, не является самоцелью. Историческая наука претендует на исследование прошлого человечества, прежде всего, для того, чтобы разобраться в его настоящем и даже сделать (хотя этого обычно не происходит) какие-либо выводы или прогнозы на будущее. В этом отношении можно утверждать, что человечество не столько познаёт, сколько конструирует собственное прошлое. История управляется конъюнктурными идеями и определяется только ими.
Согласно мнению Гегеля, формальное содержание исторического процесса составляет борьба народов (а фактическое - самопознание Абсолютной Идеи). Каждый народ подобен отдельному человеку, а каждый человек имеет, соответственно, представление относительно истории своей собственной жизни. Эти представления необходимы человеку во-первых, для осуществления самоидентификации, то есть для того, чтобы и в возрасте девяноста лет считать себя в целом всё тем же социализированным индивидом, которым он был в 18. В свою очередь, историческая память народа расширяет временные и пространственные пределы его существования, включая и смысл самого понятия "народ", путём вовлечения в него многочисленных поколений умерших предков.
Это наиболее заметно в китайской историософской традиции, но встречается также и в русской. Например, один из основателей русского космизма Николай Фёдоров писал в этой связи следующее:
![[]](/img/f/filatow_w_w/monografia2/ru-779945786.jpg)