Фергус : другие произведения.

Как рождался дракон - 1. Мальчик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 5.29*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Юный Корвус с младенчества живет с двумя тетками-ведьмами, не зная своего происхождения, кем были его родители. Но его жизнь круто меняется, когда загадочный незнакомец из кабака предлагает ему поступить в школу для беспалых - зловещих колдунов и наемных убийц. А на королевство между тем надвигается страшная опасность... Здесь выложен ознакомительный кусок, целиком книгу можно прочитать в приложении dreame или на сайте dreame.com

  Пролог
  
  Ветер яростно бил в окна замка, барабаня каплями дождя по стеклу. В тронном зале, где князь вершил правосудие, было так холодно, что у стражников, неподвижно стоявших за троном, посинели носы.
  Трон - это, конечно, сильно сказано. Не трон, а так, простое деревянное кресло. Ему было далеко даже до древнего каменного стула в резиденции князей де Монтиум, не говоря уж о королевском золотом седалище.
  Князь Люций Грейс съёжился в своём кресле, пытаясь удержать в теле хоть немного тепла. Резные деревянные фигуры на спинке неприятно вдавливались в кожу на лопатках. От холода не спасали ни мантия, ни плотный камзол, ни шерстяная рубашка.
  Ужасная ночь.
  Князь Люций был, в общем-то, не старым ещё человеком, но в такую погоду чувствовал себя столетней развалиной. Позвоночник, ушибленный в давнем сражении с войском вольного города Урбса, ломило, и нестерпимо болела плохо зажившая рана на бедре. Превозмогая боль, князь постарался сосредоточиться на речи, которую читал обвинитель.
  Хлипкий мужичонка, стоявший перед троном в цепях и с двумя стражниками по бокам, обвинялся в страшных преступлениях. Воровство, пособничество разбойникам, изнасилования, убийства. Князь мог в любой момент отправить его на казнь, но протокол требовал, чтобы он дослушал речь обвинителя до конца.
  Люций вздохнул, потирая висок. Он никогда и не хотел становиться князем. Род Грейсов был достаточно стар и довольно богат, но не принадлежал к древней аристократии. Дед Люция служил простым судьёй, до того как стал советником и другом Леона XII, отца нынешнего короля. Благодарный Леон сделал своего друга князем и подарил ему кусок земли, недавно отвоёванный у Союза вольных городов. И так Теон Грейс стал основателем самого молодого княжеского рода в королевстве.
  Иногда Люцию казалось, что король оказал его семье плохую услугу. Кусок земли, которым ему предстояло править, лежал за рекой Флюмен, в стороне от остального королевства. С юга на него напирали злопамятные вольные города, а с севера, с гор Монтес, ползла всякая нечисть. Всё время приходилось от кого-то отбиваться, на кого-то охотиться и нести ответственность за огромную армию, которая проедала бюджет.
  К общественным проблемам добавлялись личные. Ещё совсем недавно Люций радовался тому, что его развод прошёл успешно. Увы, радость оказалась преждевременной, и теперь родители бывшей портили ему нервы своими подлыми поползновениями отобрать сына. Но что самое обидное - их всецело поддерживали собственные рыцари Люция. Его люди вообще крайне критически отнеслись к разводу своего князя.
  Слава богам, его любимая Рея, новая жена, осталась в стороне от всех этих разборок. Доктора ждут, что она со дня на день разрешится от беременности, поэтому ей сейчас нельзя волноваться. Говорят, что будет девочка. Хорошо бы.
  Пока что у Люция был всего один сын от первого брака, Фенрис. Обычно мальчик сидел рядом с отцом, когда князь вершил суд, но в эту промозглую ночь Люций пожалел ребёнка и отправил его спать. Эх, вот бы кто-нибудь пожалел его самого!
  Обвинитель закончил свою речь, свернул пергамент в трубочку и выжидательно уставился на князя. Люций слабо махнул рукой.
  - На виселицу.
  Преступник даже не вздрогнул. Наверно, так окоченел от холода, что потерял способность шевелиться. Стражники схватили его за шкирку и потащили из зала. Вот и весь суд.
  - Всё на сегодня? - с надеждой спросил Люций. Обвинитель скатал свой список и с поклоном удалился. Князь уже собирался поступить так же, когда секретарь вдруг тронул его за рукав.
  - Осталось ещё одно дело, господин, - почтительно произнёс он. Люций с раздражением дёрнул плечом.
  - Ну так оставьте его на завтра!
  Секретарь заволновался.
  - Никак нельзя, господин. Крестьяне схватили преступницу и привели к вам на суд. Они пришли всей деревней, господин! Если вы откажетесь выслушать их, боюсь, поднимется волнение.
  - Ох, ну ладно! - Люций, уже привставший было с места, тяжело плюхнулся обратно. - Что там за дело?
  Секретарь молча протянул ему бумагу.
  С трудом подавляя зевок, Люций принял листок и лениво пробежал глазами чернильные строчки. Потом нахмурился и прочитал заново, уже медленнее. Сон как рукой сняло. Люций почувствовал, как спина под трёхслойными одеждами покрывается ледяным потом. Неужели это чудовищное обвинение - правда?
  Когда он оторвал глаза от бумаги, разъярённая толпа крестьян уже втащила в зал свою жертву. Многочасовое ожидание в приёмной ничуть не охладило их пыл. Самые агрессивные из крестьян награждали обвиняемую пинками, плевками и отборным матом.
  Преступница была молоденькая и очень симпатичная, несмотря на бледность, осунувшееся лицо и синяки под глазами. Тяжёлая копна спутанных чёрных волос падала ей на спину, а глаза были серебристо-серыми. Почти как глаза Реи. Люций вздрогнул.
  - То, в чём вы её обвиняете, правда? - спросил он, ощущая комок в горле. Крестьяне хором загалдели.
  - Правда!
  - Конечно, правда!
  - Правда, господин князь! Богами клянусь!
  - Мы сами видели! Верно, Фрол?
  - И её видели, стерву! И змея!
  - Огромного-преогромного!
  Женщина на все упрёки отвечала молчанием. Она лишь подняла голову и посмотрела на князя. В её глазах не было ни мольбы, ни отчаяния, ни страха, а только такая обречённость, что у Люция засосало под ложечкой.
  По закону нужно было провести расследование. Люций знал это, ведь недаром же он в юности по настоянию деда изучал юриспруденцию. Да даже и не по закону, а по элементарной справедливости.
  Вот только, когда дело касалось нечисти, теряли силу и закон, и справедливость. Потому что в этом случае на кону стояли жизнь и смерть. И всё, что оставалось Люцию, это назначить несчастной преступнице наиболее мягкую казнь.
  - Повесьте её! - хрипло приказал он. - А тело сожгите.
  Крестьяне встретили этот приказ с мрачным удовлетворением. Один из них отделился от общей толпы и шагнул к трону. В руках он держал какой-то свёрток.
  - А что делать с этим?
  Крестьянин развернул свёрток, и князь увидел крошечного младенца. Наверно, он родился совсем недавно, возможно, в одну из предыдущих ночей, таких же мрачных, как эта. Крестьянин смотрел на ребёнка с отвращением, но при этом младенец вовсе не был уродом. Единственным его пороком можно было назвать лишь болезненную слабость. Такие крошечные хилые дети обычно не выживают.
  Люций снова посмотрел на женщину. Она больше ничем не напоминала его жену, кроме глаз. У Реи они более мягкие, с голубым оттенком, но в общих чертах разрез и расцветка были похожи. Для того чтобы произнести следующие слова, Люцию потребовалось собрать всё своё мужество.
  - Убейте его.
  - Господин князь, - женщина неожиданно заговорила. - Пожалуйста, не губите ребёнка. Убейте меня, я знаю, я заслужила наказание. Но разве вы не видите, какой он слабый? Он и так умрёт через несколько дней. Пусть хоть немного подышит воздухом.
  Люций застыл в нерешительности. Безумством было бы выполнить её просьбу. Да и какой в этом смысл? Ребёнок всё равно умрёт, от меча или от собственной слабости, раньше или позже, не имеет значения. Но всё-таки что-то мешало ему отказать ей в этом последнем желании.
  Выход, как ни странно, нашёл секретарь.
  - Господин, - позвал он. - Нашему доктору любопытно было бы изучить ребёнка. Младенец не зверь, в лес не убежит. А убить его вы всегда успеете.
  Крестьянам этот совет не понравился. Они глухо заворчали. Но князь уже принял решение.
  - Да, так и поступим. Отнесите его к доктору! - приказал он. Секретарь вытащил ребёнка из рук крестьянина. Младенец проснулся и запищал, но так слабо, что на него никто не обратил внимания.
  На секунду в потухших глазах женщины мелькнула благодарность, и от этого Люцию стало только хуже. Зачем благодарить, если ребёнок всё равно погибнет? Но пусть уж она хоть немного порадуется перед смертью. Он незаметно кивнул обречённой и махнул рукой стражникам.
  Двое одетых в кольчуги мужчин подхватили хрупкую женщину и потащили её из зала. Крестьяне, мрачно ухмыляясь, последовали за ними. Люций не сомневался, что все эти люди утром придут посмотреть на казнь.
  В пустом тронном зале остался только он да секретарь с плачущим младенцем на руках. Князь жестом велел секретарю подойти ближе. Прежде чем взглянуть на ребёнка, он на мгновение заколебался. Любопытство боролось в нём с опасением.
  Вблизи младенец выглядел точно так же, как издалека. Самый обыкновенный ребёнок, только чересчур хлипкий. Он был лысым и сморщенным, как орех, и таким тощим, что князь мог бы пересчитать каждую косточку. Слабые кривые ножки, слабые ручонки. С таким телом он обречён.
  Будто почувствовав чужой взгляд, младенец внезапно прекратил плач, широко распахнул глазёнки и посмотрел прямо на князя. Люций похолодел.
  Глаза ребёнка были серыми, как и у его матери. Только не серебристыми, а очень светлыми, почти белыми, и холодными, словно зимний день. Но князя насторожило не это, а его зрачки.
  Они были узкими и горели расплавленным золотом.
  
  Корвус I
  
  - Ты хотел бы уметь летать? - спросил ворон.
  Корвус не ответил. Ворон часто болтал всякие глупости, поэтому мальчик особо не прислушивался к его словам.
  - Я знаю, что хотел бы, - сказал ворон, не дожидаясь ответа. Иногда мальчику казалось, что этой птице вообще не нужен собеседник и что она с таким же успехом могла бы болтать сама с собой.
  - Вот только ты не умеешь, - продолжил ворон. - Эта болезнь тебя убивает. И делает слабаком.
  В этом Корвус был с ним согласен. Он болел с самого детства, сколько себя помнил. Малейший порыв ветра вызывал у него озноб, купание в холодной воде заканчивалось тяжелейшей лихорадкой, после поедания немытых овощей неизбежно наступало отравление.
  Сам Корвус думал, что его беда в том, что он слаб. Он редко общался со своими сверстниками, но всё же успел заметить, как они отличаются от него. Нормальные дети не валятся с ног от любого чиха. Нормальные дети могут играть с утра до вечера на ветру, могут гулять под дождём и шлёпать босиком по лужам, могут купаться в быстром и холодном Флюмене.
  - Да, ты слабак, - согласился ворон. Последнее утверждение вызвало у Корвуса раздражение.
  - И что с того? - запальчиво выкрикнул мальчик. - Зачем ты мне это говоришь?
  - Может быть, я хочу помочь? - вопросом на вопрос ответил ворон. Корвус не придал его словам значения. Эта птица только и умеет, что говорить, и ничего не делает. И вообще она всего лишь сон.
  - Ты хотел бы стать здоровым? - снова спросил ворон.
  Корвус пожал плечами. Конечно же, он хотел играть с другими детьми под дождём и купаться во Флюмене. Но с другой стороны, Корвус болел всю жизнь и просто не мог представить себе, каково это - быть здоровым.
  - Так ты хотел бы летать? Хотел бы быть свободным?
  - Замолчи! - закричал мальчик. Эти бессмысленные вопросы порядком надоели ему. Зачем эта птица каждый раз приходит во сне и мучает его?
  Но болтливое пернатое даже и не подумало замолчать.
  - Я знаю тебя. Ты хотел бы стать здоровым. Ты хотел бы уметь летать. И ты хотел бы быть свободным. Так сделай это! Чего ты ждёшь? - внезапно он придвинул клюв к голове мальчика и заорал ему на ухо. - Корвус! Корвус! Вставай!
  Хриплое воронье карканье как-то незаметно перешло в визгливый женский крик. Корвус распахнул слипающиеся глаза и увидел, что ворон исчез, а над ним склонилась тётка Пульхра.
  - Доброе утро, соня! Хорош дрыхнуть! - пропищала она. Корвус поморщился. Голос тётки напоминал ему скрип ржавого металла.
  - Уже встаю, - пробормотал он, опуская ноги, замотанные в плотные шерстяные носки, на пол.
  - Ну так быстрее! В бане нагрета вода, можешь умыться, - проскрипела тётка Пульхра и ушла на кухню. Ёжась от холода, Корвус вылез из-под одеяла.
  Корвус со своими тётками жил в северной части княжества Грейс, в самом предгорье кряжа Монтес. В доме было три комнаты и веранда. В одной комнате находилась кухня, во второй - спали его тётки, а в третьей - хранились всякие нужные и ненужные вещи, в том числе и Корвус. Рядом с домом были ещё три пристройки - баня, нужник и кладовка. Не самое богатое хозяйство.
  Когда Корвус зашёл на кухню, там хлопотали обе его тётки - и Пульхра, и Бона. Когда мальчик сел за стол, тётка Бона смерила его таким взглядом, что ему захотелось немедленно сползти на пол.
  - Явился, не запылился, - её голос не был таким раздражающе скрипучим, как у Пульхры, но зато гораздо более ядовитым. - Ешь быстрее и скройся. Скоро клиенты придут.
  Пульхра и Бона зарабатывали на жизнь ведовством. Приворотные зелья, лечебные мази, амулеты на удачу, талисманы от сглаза - они занимались всем понемногу. Крестьяне из соседней деревни за глаза звали тёток ведьмами и боялись их, но всё равно бегали к ним по каждому поводу.
  Внешность у них, прямо скажем, была, как у натуральных ведьм. Обе старые, злобные и уродливые. Из двух старух особенно безобразной была Пульхра. У неё на спине вздымался горб, глаза сбились в кучку, а из огромного носа с вывороченными ноздрями торчали седые волоски.
  Но Бона, хотя и выглядела поприличнее, пугала Корвуса гораздо сильнее. Под внешностью маленькой, похожей на сморщенную обезьяну старушки пряталась самая настоящая ядовитая гадина. Иногда она смотрела на мальчика так, что ему казалось, будто она его однажды убьёт.
  Быстренько доев свою кашу, Корвус выскочил из-за стола, натянул плотную кожаную куртку и вышел во двор. Приказ 'скрыться' вовсе не означал 'тихонько сиди в своей комнате и не высовывайся'. Скорее уж, его следовало трактовать как 'ступай работать'.
  Во дворе он увидел первых подтягивающихся клиентов. Сегодня это была толстая рябая женщина, с ней - худенькая девочка. Корвус понятия не имел, что их привело к дому ведьм, хотя подозревал, что дело в непонятной ему хвори под загадочным названием 'женские болезни'.
  Пульхра встретила клиентов на крыльце и проводила их в дом. Из-за закрытого окна донеслись приглушённые разговоры. Мальчик хотел бы послушать, но знал, что Бона его убьёт, если застанет за этим занятием. А старая ведьма всегда обо всём узнавала.
  Вздохнув, он поплёлся к колодцу и набрал воды. Вымыл полы в бане, нужнике, кладовке и на веранде, в своей комнате и комнате тёток. На кухне не стал, потому что соваться туда, когда ведьмы принимают клиентов, было запрещено. Потом наколол дров, обливаясь потом от усилий при каждом взмахе топора.
  На веранде, куда Корвус натаскал чистой воды, висело зеркало. Проходя мимо, мальчик ненароком поймал своё отражение. Тощий паренёк, смотревший на него по ту сторону стекла, вызывал у Корвуса отвращение. Возможно, он и был бы красавцем, если бы кожа не так сильно обтягивала его кости. Острые скулы, впалые щёки, длинный нос с горбинкой из-за невероятной худобы похож на клюв. Чёрные взлохмаченные волосы только подчёркивают неестественную бледность лица.
  Но больше всего его напрягали глаза. Светло-серые, почти белёсые, и явно ненормальные. Корвусу казалось, что именно такие глаза должны быть у маньяков и сумасшедших. Собственное отражение пугало его.
  Да ещё эти зрачки. Неестественно узкие и вытянутые, они были золотого цвета и слегка светились в темноте. Когда Корвус пристально всматривался в них, ему казалось, что в глубине глаз пляшут языки пламени. Это зрелище одновременно завораживало и пугало его.
  Тётки-ведьмы говорили, что золотые зрачки - это следы болезни Корвуса. Той самой болезни, которая преследует его с самого рождения и делает его тело таким слабым.
  - Дурная кровь, - добавляла при этом тётка Бона. Что она имеет в виду, Корвус не понимал.
  Мальчик с раздражением дёрнул плечом. Ему ведь уже семь лет. В его возрасте все окрестные пацаны дерутся из-за девчонок, ходят с отцами на охоту и помогают им в поле, в общем, живут полной жизнью. Одна девочка из деревни рассказывала Корвусу, что у них дети ходят в школу и учатся там читать и писать. Все, даже самые больные и убогие. Корвус плохо представлял себе, что такое школа, но она казалась ему волшебным местом.
  Женщина с девочкой попрощались со старухами и ушли, не взглянув на Корвуса. Это хорошо, потому что, когда люди смотрели на него и видели золотые зрачки, они как-то сразу напрягались. Все, кроме тёток.
  С этими тётками Корвус жил почти с рождения. Насколько он понял, Бона и Пульхра были достаточно близкими родственниками его матери. Однажды он спросил их, а где же его настоящие родители.
  - Твою мать звали Фелес. Она была очень красивой, - ответила Пульхра.
  - И к тому же дурой, - добавила Бона. - А ещё преступницей. Её повесили по приказу нашего князя, Люция Грейса.
  Известие вызвало у Корвуса сожаление. Он хотел бы посмотреть на свою маму. Наверняка она была в десять раз красивей и добрей и Пульхры, и Боны вместе взятых. Жаль, что её убили.
  Когда он спросил, в чём преступление мамы, тётки почему-то не захотели отвечать. Не захотели они и говорить о его отце. Наверно, он тоже был преступником.
  - Твою мать схватили почти сразу после твоего рождения, - рассказывала Пульхра. - Князь и тебя приказал убить, но, на наше счастье, он сначала отдал тебя на изучение своему доктору. Мы с Боной легко выкрали тебя у этого осла.
  - Но за что меня хотели убить? - удивился мальчик.
  - За то, что ты мелкий хлипкий слабак, - отрезала Бона. - Такие дети никому не нужны.
  Корвус обиделся, но не стал отвечать. Всё равно бессмысленно препираться с ведьмой.
  После рябой женщины с девчонкой пришёл какой-то охотник, чтобы купить амулеты на удачу. Пока он разговаривал с тётками, Корвус прополол огород, полил цветы у крыльца и покормил кур. Лёгкий ветерок, налетавший с гор, заставлял его плотнее кутаться в свою куртку. Потом клиент ушёл, и Корвуса позвали обедать.
  После обеда началось самое неприятное. Тётка Пульхра убрала всё со стола и достала хрустальный флакон и тонкий серебряный нож. А тётка Бона закатала рукав мальчика до локтя, вцепилась в его руку железной хваткой и твёрдым жестом рассекла серебряным лезвием кожу на запястье. Корвус вздрогнул от боли и не удержался от прерывистого вздоха. На бледной коже выступила кровь.
  Бона что-то одобрительно прошипела и подставила под струйку крови, стекавшую с запястья, хрустальный флакон. Её глаза приобрели то странное выражение, которое так пугало Корвуса. Теперь она уже ничего не говорила про дурную кровь.
  Эта процедура продолжалась периодически с того самого момента, как Корвус попал к ведьмам, то есть опять-таки почти с рождения. Иногда чаще, иногда реже. Как-то мальчик спросил тёток, зачем они берут у него кровь. Тётка Бона неприятно ухмыльнулась и ответила:
  - Она помогает нам в колдовстве. Из твоей крови, малыш, получаются отличные зелья!
  Когда старая ведьма закончила, тётка Пульхра перевязала руку Корвуса и отвела его в постель. После процедуры кровопускания слабость и болезнь мальчика усиливались. У него кружилась голова, и он не мог стоять на ногах, поэтому приходилось лежать и смотреть из окна во двор, где дрались между собой петухи.
  'Даже птицы сильнее меня', - подумал Корвус. Наверно, ему было бы не так скучно лежать в кровати, если бы он умел читать. На полках у ведьм стояли сотни книг, но мальчик, к сожалению, не понимал в них ни слова. Ему оставалось только разглядывать редкие картинки до тех пор, пока он не выучил их наизусть.
  Если посмотреть вверх, можно было увидеть небо. Изредка в пределах видимости пролетали стрижи и ласточки. Корвус следил за ними жадным взглядом. Ему вспомнился вопрос ворона: 'А хотел бы ты научиться летать?' Мальчик впервые всерьёз задумался над этим вопросом. Пожалуй, ему действительно этого хотелось. Тогда он бы расправил крылья и улетел далеко-далеко отсюда, подальше от тёток-ведьм, их серебряного ножа и приказов. Тогда он был бы свободен.
  Этой ночью он проснулся от неосознанного страха. Небо содрогалось от грома, дождь колотил в стекло с такой силой, будто хотел выбить его. Корвус замёрз под своим одеялом, но слишком боялся лезть в ящик под кроватью за вторым. Вдруг в темноте оживут все те страшные сказки, которые так любит рассказывать тётка Пульхра?
  Корвус застыл неподвижно в постели, дрожа от холода и страха. Оставаться одному в темноте было невыносимо, но и шевелиться тоже не хотелось. Вдруг небо прорезала яркая вспышка молнии, и мальчик не выдержал. Он соскочил с кровати и бесшумно направился к комнате ведьм. Тётка Бона будет в ярости, если он её разбудит, но уже лучше её ярость, чем пугающее одиночество.
  Но оказалось, что тётки не спали. Из-под двери их комнаты просачивалась тонкая полоска света, и слышался приглушённый разговор. Обычно Корвус боялся подслушивать, но сейчас он чувствовал себя таким маленьким и растерянным перед лицом страшных ведьм, что ещё больше боялся зайти внутрь.
  Поэтому он застыл у двери, чуть ли не прикладываясь к ней ухом.
  - Мы больше не можем брать у мальчика кровь, Бона, - это был голос тётки Пульхры. - Он становится слабее с каждым днём. Эта проклятая слабость его убивает. Если мы ничего не сделаем, он скоро умрёт.
  - Тогда пусть умирает, - ответила тётка Бона. - Зачем он тогда нам нужен? Или ты забыла, почему мы спасли его от правосудия князя, Пульхра? Только для того, чтобы брать кровь.
  Её ответ Корвусу не понравился. Ведьмы говорили о нём. Поэтому мальчик отбросил все сомнения и буквально распластался на двери, напрягая слух.
  - Не говори так, сестра! - с укором воскликнула Пульхра. - Я помню, зачем мы его спасли, но я так же помню, что он сын Фелес, нашей племянницы. Мы обещали ей заботиться о нём. А вот ты, похоже, это забыла.
  Фелес звали маму, вспомнил Корвус.
  - Фелес была дурой, и свою участь она заслужила. И она знала, что ждёт её сына. Не говори мне о родственных связях, сестра. Раз мы больше не можем брать у мальчика кровь, он бесполезен. Как ты помнишь, князь Люций приказал его убить. Если кто-то из крестьян донесёт, что в нашем доме живёт ребёнок с золотыми зрачками, у нас будут неприятности. И к тому же мне надоело вечно выхаживать его.
  - Тогда давай его вылечим? - неуверенно предложила Пульхра. - Он будет и дальше жить у нас, работать по дому. И не нужно будет так уже о нём заботиться. И никто из крестьян не донесёт.
  На миг наступила тишина, так что Корвус даже испугался, что его вычислили. А потом тётка Бона заговорила.
  - Что ты имеешь в виду? - её голос непривычно дрожал. - Неужели ты хочешь...
  - ...запечатать его проклятую половину, - спокойно договорила Пульхра. - Это единственный возможный выход. Тогда он станет обычным мальчишкой.
  - С ума сошла?! Ты хоть представляешь себе, как это сложно? У нас может попросту не хватить опыта, знаний, силы! Да если даже всё и получится, обратного заклинания нет! Печать невозможно будет уже снять! И мы не сможем больше брать его кровь, никогда. Он действительно станет самым обычным мальчишкой. Только тощим и некрасивым.
  'На себя бы посмотрела', - подумал Корвус. Тощий и некрасивый!
  - Я всё понимаю, - тихо ответила Пульхра. - Но давай попробуем, сестра?
  На миг Корвус подумал, что Бона не согласится. Но после минутного молчания ведьма ответила:
  - Что ж, давай.
  После этих слов за запертой дверью воцарилась тишина. Заходить к тёткам Корвусу неожиданно расхотелось. Мальчик на цыпочках двинулся обратно в свою комнату. Его толстые шерстяные носки заглушали звук шагов.
  Темнота под кроватью и молнии за окном уже не казались Корвусу такими уж страшными. Он залез в кровать, размышляя над словами тёток, особенно Боны. Что значит 'запечатать половину'? Корвус не мог понять, и это пугало его. А вдруг они задумали разрезать его на части?
  Он достал из ящика второе одеяло и сжался под ним в комок. Заснуть после подслушанного разговора никак не получалось. Корвус лежал на спине, глядя в тёмный потолок над головой, и слушал, как слабо и неровно бьётся его сердце.
  'Я убегу', - подумал он, сжав кулаки. Да, именно так он и поступит. Он будет внимательно следить за тётками, и, если заметит, что они замышляют что-то недоброе, он убежит. Не так уж это и сложно.
  'И буду свободным, как птицы'.
  
  ***
  Утром после завтрака тётка Пульхра велела Корвусу остаться на кухне.
  - А как же ваши клиенты? - удивился мальчик.
  - Сегодня ты наш клиент, - с нехорошей улыбкой ответила Бона. Она стояла у печки и помешивала в котелке нечто крайне вонючее.
  Корвус послушно остался сидеть за столом. С каждой секундой происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Может быть, пора бежать? Но куда убежишь, когда находишься в одной комнате с ведьмами, и обе они неотрывно смотрят на тебя?
  Вся надежда мальчика оставалась на Пульхру. Вчера ночью тётка спорила с Боной, чтобы не дать ему умереть. Может быть, она и сейчас поможет? Корвус поймал её взгляд, и старая ведьма ободряюще улыбнулась ему.
  Впрочем, это она сама считала свою улыбку ободряющей, а на деле та вышла зубастой и такой же безобразной, как и всё остальное в её лице. Хотя Корвус уже привык к этой внешности.
  Бона зачерпнула ложечкой подозрительно зелёного цвета варево в котелке и понюхала. Корвус удивился, как она не морщится. Даже через всю комнату он чувствовал едкий запах, поднимавшийся над зельем. Что бы это ни была за гадость, мальчик предпочёл бы к ней не приближаться.
  Видимо, ведьма решила, что зелье готово, потому что достала половник и наполнила варевом чашку. А потом она осторожно подула на чашку и поставила её прямо перед Корвусом.
  - Я должен это выпить? - спросил мальчик, чувствуя, как живот скручивается в узел от отвращения.
  - Надо же, какой сообразительный, - хмыкнула Бона. - Пей давай, некогда нам с тобой валандаться.
  Мальчик в панике посмотрел на Пульхру. Неужели она допустит, чтобы злая ведьма его отравила? Но Пульхра лишь кивнула, повторяя приказ сестры. Корвусу ничего не оставалась, кроме как задержать дыхание и тремя быстрыми глотками опустошить чашку до дна, чтобы не успеть выблевать её содержимое. Горячее варево обожгло язык и горло, и на секунду у мальчика перехватило дыхание.
  А потом в глазах помутнело, и Корвус ощутил странную вялость во всём теле. Конечности стали стремительно неметь, голова отяжелела, как будто наполненная водой. Ещё миг, и Корвус провалился в темноту, ударившись головой о столешницу.
  
  ***
  Он очнулся, почувствовав холод, и обнаружил, что лежит на кухонном столе, голый по пояс. Кожа покрылась мурашками, а в одном месте над лопаткой почему-то нестерпимо жгло. Конечности от долгого лежания онемели.
  С коротким стоном Корвус потянулся и сел. На кухне сгустились тени, освящаемые лишь огнём в печи. Тётка Пульхра, сгорбившись сильнее обычного, подкидывала в топку дрова. Заметив, что Корвус очнулся, она подняла голову.
  - Вставай, сейчас ужинать будем, - велела она с лёгким раздражением в голосе.
  'Ужинать?' - не понял Корвус. Вроде бы они только что завтракали. Сколько же сейчас времени? Выглянув в окно, мальчик увидел, что солнце уже садится за горизонт. Это объясняло и тени на кухне, и несвоевременный ужин.
  Ёжась от холода, Корвус слез со стола и натянул шерстяную рубашку. Его бил лёгкий озноб, и мальчик сейчас с удовольствием залез бы на печку.
  Тётка Пульхра с размаху поставила перед ним тарелку с супом, чуть не расплескав половину, и сердито всучила ложку и корку хлеба. Корвус уже знал, что она становится злой, только когда сильно устаёт. Что же с ней случилось, пока он спал?
  - А где тётка Бона? - спросил он, с наслаждением набрасываясь на горячую жидкость.
  - Лежит. Ей плохо, - лаконично ответила Пульхра.
  Корвус застыл. Тётка Бона была более сильной ведьмой, чем тётка Пульхра. Чтобы вывести её из себя, требовалось нечто масштабное. Корвуса охватило нехорошее предчувствие.
  - Что... вы со мной сделали? - медленно спросил он, со страхом ожидая ответа. Съели его внутренности, как обычно делают ведьмы с непослушными детьми? Превратили во что-то ужасное?
  - Что-что, мы тебя вылечили, вот что! - проворчала Пульхра. - Мог бы и спасибо сказать.
  Корвус не верил своим ушам. Здоров? Он и в самом деле здоров? И больше нет никакой болезни и слабости? И он может играть с другими детьми под дождём и купаться во Флюмене?
  - Я... больше не буду болеть? - неуверенно спросил он. Тётка Пульхра устало улыбнулась.
  - Ты теперь нормальный, сынок. Самый нормальный ребёнок.
  Корвус пулей вылетел из-за стола, не доев супа, и помчался на веранду, где висело зеркало.
  Первое, что бросилось ему в глаза - зрачки. И не золотые, а самые обычные. Две маленькие и круглые чёрные точки, как и у других детей. Корвусу захотелось прыгать и хлопать в ладоши. Неужели он действительно здоров?
  Он критически осмотрел своё отражение в зеркале. Кроме зрачков, внешне ничего не изменилось. Он как был, так и остался тощим бледным мальчишкой с выпирающими костями, туго обтянутыми кожей. Корвус попытался прислушаться к внутренним ощущениям. Особого прилива сил он не чувствовал, только холод после долгого лежания голым на столе и жар на лопатке.
  И кстати, о жаре. Корвус повернулся к зеркалу спиной, задрал рубашку и выгнул шею, пытаясь рассмотреть, что это там так жжётся. В первую секунду мальчик не поверил своим глазам. На его лопатке красовалась маленькая татуировка, метка, изображающая красного змея, выдыхающего огонь. Его глаза сияли расплавленным золотом.
  Если подумать, татуировка была даже красива. Наверно, так и выглядели змеи из сказок тётки Пульхры. Старая ведьма говорила Корвусу, что они живут далеко на севере, в самом сердце гор Монтес, вместе с другой нечистью, и иногда приползают на юг, чтобы воровать детей.
  Мальчик решил, что татуировка - ведьмовской талисман, отгоняющий от него болезнь.
  - Корвус! Где ты там, гадёныш?! - закричала с кухни тётка Пульхра. Мальчик не стал испытывать её терпение и вернулся за стол.
  - Я налила тебе горячего молока с мёдом, - сообщила ведьма. - Выпей, если не хочешь простудиться, и доедай свой суп. Потом помоешь посуду, а я пока отнесу поесть Боне. И не беспокой нас больше, мы устали.
  Корвус сделал всё, что она велела. Перемыл посуду, прибрался в кухне и ушёл в свою комнату. Делать было совершенно нечего. Все тайники ведьм он уже давным-давно облазил, все книжки с картинками перелистал и больше не знал, чем ему ещё заняться. Поэтому мальчик просто забрался в постель и стал мечтать, глядя в потолок.
  Теперь, когда он обычный ребёнок, он может делать всё, что душе угодно. Может купаться, бегать босиком по земле, ходить в школу. Теперь для него нет запретов!
  С такими радужными мыслями Корвус и заснул. И во сне к нему снова прилетел ворон.
  - Я на самом деле теперь здоров? - спросил Корвус у ворона. Птица важно кивнула чёрным клювом.
  - Да, ты здоров. И что же ты теперь станешь делать?
  - Всё, что угодно! - засмеялся Корвус. - У меня столько планов!
  
  ***
  Увы, этим планам не дано было осуществиться. Ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц ему так и не довелось поиграть с мальчишками под дождём, да и вообще с кем-либо поиграть. С того дня, как тётка Пульхра и тётка Бона перестали брать его кровь, они так заваливали мальчика работой, что он носа со двора не мог высунуть, даже на пять минут.
  Отношение к нему в доме резко изменилось. Корвус почти физически ощущал, как снизилась забота тётки Пульхры о нём. Старая ведьма больше не причитала, не ругалась, когда он сидел на ветру, не поила его отварами и не спрашивала, как самочувствие. Прежде такого никогда не бывало.
  А тётка Бона вообще перестала обращать на мальчика внимание. Но Корвус был этому даже рад. Пусть уж лучше игнорирует, чем пытается убить.
  Купание в холодной реке и прогулка босиком по траве всё так же оставались несбыточными мечтами. Любое дуновение ветерка по-прежнему вызывало кашель. И о школе речь тоже не заходила. Корвус был всё таким же слабым, как и раньше. Тётка Пульхра обманула его. И ворон тоже.
  А к югу от их дома, в деревне у самого берега Флюмена, люди жили настоящей жизнью. Им не нужно было каждый день вставать до зари, чтобы покормить этих чёртовых кур, таскать воду, сгорбившись, как тётка Пульхра, чистить баню, нужник и курятник и обслуживать двух мерзких старух, одна из которых вдобавок хочет тебя убить. Они могли заниматься, чем хотят. Они были свободны.
  Как-то ночью он опять увидел ворона.
  - Зачем ты обманул меня? - обиженно спросил мальчик. - Ты сказал, что я теперь здоров!
  - Ты здоров, - заявила птица. - Но ты всё равно слабак.
  Корвус обиделся. Почему этот глупый чёрный перьевой шарик не может просто подбодрить его? Почему всё время твердит, что хочет помочь, и ничем не помогает?
  - Скажи мне, что делать, если ты такой умный, - огрызнулся мальчик. Ворон сделал странное движение, будто пытался пожать крыльями.
  - Ты ведь хочешь летать? Хочешь быть свободным? - спросил он.
  - Я хочу. Но не могу.
  - Глупости, - отрезал ворон. - Ты всё можешь. Если тебе не нравится жить у тёток, просто убеги от них.
  - Убежать? - глупо переспросил Корвус. - Но как?
  - Легко. Дождись ночью, пока они уснут, оденься и тихонько выйди из дому.
  - И куда же я побегу?
  - А это уж тебе решать, - ворон искривил клюв в загадочной улыбке, захлопал крыльями и сорвался с места. Через секунду его силуэт чёрной точкой растворился в небе.
  И Корвус остался наедине со своими мечтами. Убежать! Именно то, что он и должен делать! И тогда он будет свободен!
  Во сне план выглядел кристально ясным, но утро развеяло иллюзию. Утром к Корвусу вернулось его тощее слабое тело, список заданий на дом и мрачные физиономии тёток Боны и Пульхры. Корвус даже представить себе боялся, что с ним сделают ведьмы, если он убежит.
  Когда мальчик протирал пыль на кухне, появился клиент. Это был крупный чернобородый мужчина из деревни. Корвус уже видел его прежде и всегда с завистью разглядывал его сильные руки. Сегодня мужчина попросил у ведьм настойку от кашля.
  - Что-то горло разболелось, - рассказывал он, пока Пульхра искала пузырёк. - И главное - так не вовремя! Мне ведь нельзя болеть, я завтра еду на ярмарку в Либру.
  - И много товаров повезёшь? - заинтересовалась Пульхра. Корвус тоже прислушался. Он никогда ещё не бывал в Либре, хотя, по словам тёток, его мать жила в деревне рядом с городом.
  - О да! Урожай в этом году, милостью Матери, хороший, так что у нас с братом на двоих три телеги набралось.
  Корвус знал, что на ярмарки принято ездить парами, а ещё лучше тройками или вообще компаниями по нескольку человек. Глухие дороги кишат всякими разбойниками, бродягами из вольных городов и нежитью, ползущей с гор.
  - Мы выезжаем завтра на рассвете, - продолжил мужик. - Вам привезти что-нибудь?
  Завтра на рассвете... Неожиданно Корвуса озарило. Телеги! Они должны быть громоздкими и битком набитыми всевозможным товаром, так что туда без труда поместится один маленький тощий мальчик. Ночью ведьмы будут спать и не заметят его исчезновения, а, когда проснутся, он будет уже на пути в Либру.
  Либра... Большой город, толпа народу, ярмарка... Корвус всегда мечтал посмотреть на это... И он, наконец-то, избавится от старух. Всё снова казалось таким же простым и ясным, как во сне.
  Тётка Бона вступила с мужиком в спор по поводу расценок. Тётка Пульхра поддакивала и кивала в такт словам сестры. Никто из них, включая мужика, не обращал на Корвуса ни малейшего внимания. Мальчик тоже не прислушивался к их разговору, прокручивая в воображении все подробности грядущего побега.
  Ночью он лежал в постели с раскрытыми глазами и смотрел на звёздное небо за окном. Спать было нельзя, но Корвус и так ни за что не смог бы заснуть из-за нервного возбуждения. Выждав достаточное время, он бесшумно соскользнул с кровати, натянул сапоги и на цыпочках вышел из комнаты.
  В доме царила гробовая тишина. Корвус не стал проверять, спят ли тётки. На улице было холодно, но он не стал брать толстую куртку, опасаясь, что не поместится в забитую телегу. Последний раз оглянувшись на дом, где провёл всю свою сознательную жизнь, мальчик зашагал по дороге в деревню.
  Как он и ожидал, телеги мужика уже стояли во дворе, почти готовые к отъезду. Не хватало только их хозяина. Корвус облюбовал одну и залез внутрь, втиснувшись между мешками с репой и морковкой. Сверху его прикрывал ещё один мешок поменьше. Впервые в жизни Корвус был рад тому, что уродился таким тощим.
  В назначенное время, на заре, доверху гружённые телеги отъехали со двора, увозя с собой и Корвуса. Первые лучи солнца прогнали холод, днище телеги покрывала мягкая солома, и тряска, в конце концов, сморила мальчика. Несмотря на всё своё волнение перед неизвестностью, Корвус провалился в сон.
  Он не удивился, увидев, как по небу приближается чёрная точка. Подлетев поближе, точка превратилась в ворона. И на этот раз Корвус был ужасно рад его видеть.
  - Всё получилось! - крикнул он, не успел ворон и клюва раскрыть. - Так, как ты и сказал. Спасибо.
  - Я знал, что получится, - ответила птица. - Я даже и не сомневался в тебе.
  - Но ты ведь не бросишь меня, правда? - неожиданно Корвус испугался. Что если ворон останется здесь, рядом с домиком ведьм, и в Либре уже не будет навещать его?
  Но ворон лишь улыбнулся (если можно представить себе улыбающуюся птицу).
  - Конечно, не брошу. Я всегда буду рядом с тобой. Всю жизнь.
  - Как тебя зовут? - спросил Корвус. Странно, он никогда раньше об этом не задумывался. - Кто ты вообще такой? Ты не рассказывал...
  - А ты сам не понял? - ворон наклонился ближе. - Я - это ты...
  
  Рин I
  
  На улицах города шумел праздник. Либра буквально кипела жизнью. Неделя урожая, посвящённая Матери-Земле, совмещалась в ней с ежегодной великой ярмаркой. Купцы, ремесленники, крестьяне и богатые покупатели съехались на неё со всех концов княжества. Торговые ряды были наполнены пряными запахами и громкими голосами, по улицам слонялись толпы весёлых и пьяных людей.
  Никто не замечал скромную траурную процессию, ползущую окольными путями к городскому кладбищу.
  Рин, одетая в новенькое чёрное платье, шла в толпе людей за гробом, сжимая ладошку младшей сестрёнки. Рена всё время шмыгала носом и глотала слёзы, поэтому Рин приходилось подбадривать её, чтобы не дать разреветься на людях. Сама девочка почти не плакала: ей уже семь лет, так что она должна быть сильной и подавать пример сестре.
  В раскрытом чёрном гробу лежала их мама.
  Рин старалась не смотреть в ту сторону. Каждый раз, когда взгляд падал на носилки с телом, ей становилось труднее удерживать в глазах слёзы. Поэтому девочка старательно разглядывала людей, медленно шагавших вокруг неё.
  Прямо за носилками шёл отец. Рин не видела его лица, только широкую прямую спину и недавно поседевший затылок, но она знала, что он не плачет. Её отец - князь, поэтому он не может вести себя, как обычный мужчина, потерявший жену.
  А сама Рин - княжна, старшая дочь князя. Так что она тоже должна казаться степенной и важной, чтобы не подвести папу.
  Позади них с Реной шёл Фенрис. Рин подумала, что ему очень идёт траурный костюм из чёрно-синего бархата. Тонкий, как тростинка, и такой же гибкий, в свои одиннадцать лет он выглядел самым настоящим княжичем. Фенрис шёл, уткнув глаза в землю и всем своим видом выражая скорбь, как и полагается делать на похоронах, но Рин заметила, что носком сапога он украдкой пинает перед собой камешек.
  На секунду её охватила злость. Ну конечно, умерла ведь не его мама! Фенрис был старшим братом девочек, но единокровным братом. Отец один, а мамы разные. Рин никогда не видела маму Фенриса; когда папа развёлся с ней, она уехала к своим родителям, князю и княгине д'Акве.
  Наверно, разозлившись, она слишком сильно сжала руку Рены, потому что сестрёнка подняла на неё заплаканные глазища и спросила.
  - Ты чего?
  - Ничего, - соврала Рин. - Всё в порядке.
  Глаза у Рены были голубыми и невинными, как вода, когда в ней отражается небо. Застывшие на ресницах слёзы только усиливали это сравнение. Каждый раз, когда Рин смотрела в эти глаза, её охватывало безотчётное желание защитить сестрёнку.
  - Всё в порядке, - повторила она. Рена свободной рукой вытерла нос.
  - Мама теперь в царстве солнца, правда? - спросила она.
  - Да, конечно.
  Царство солнца... Если верить священникам, все мёртвые уходят именно туда. Священники твердят, что нужно радоваться этому обстоятельству. В царстве солнца всегда тепло, и нет ни зим, ни дождей, ни горя. Мёртвые счастливы там. Вот только Рин предпочла бы, чтобы мама осталась с ней.
  - Ты не волнуйся, - Рена дёрнула сестру за руку, смешно надувая щёки. - Мама обязательно будет нас навещать. Потому что мамы детей не бросают.
  Хорошо бы, если бы так. Рене весной исполнилось пять, она всего на два года младше Рин. Но почему-то рядом с сестрёнкой Рин всегда чувствовала себя ужасно взрослой и мудрой.
  И поэтому ей нельзя плакать. Она старше. Она должна быть сильной.
  К папе подошёл полный седой мужчина с красным носом и что-то тихо сказал ему на ухо. Это был дедушка по материнской линии, Авл Блейн. Хоть он и старше отца и весь покрыт морщинами, но всё-таки отец главнее. Потому что папа - князь, а дедушка - всего лишь его сьерд и обязан повиноваться.
  Бабушка в шествии не участвовала. У неё очень болели ноги, и от долгой ходьбы они опухали, поэтому бабушка осталась в замке. Зато рядом с дедушкой шагали мамины братья. Один из их слуг нёс знамя сьердов Блейн - странное гротескное животное, изображающее одновременно льва, змею и чёрную козу, на тёмно-синем поле.
  Рин знала, что означает этот символ. Княжеских детей чуть ли не с рождения учат разбираться в гербах. Лев - физическая сила, змея - острый ум, чёрная коза - способность к магии, а все вместе они образуют идеального воина. Такими были герои из старых легенд.
  Княжеское знамя её отца колыхалось чуть в стороне, потому что паж, тащивший его, потянул ногу и теперь прихрамывал. Оно изображало стальные весы на серебристо-сером поле, похожие на те, которые Рин видела в лавке у ювелира. Папа рассказывал, что прадедушка был судьёй, пока король не подарил ему княжество, поэтому и взял себе такой знак. Хотя Рин понятия не имела, зачем судье весы, и у неё этот прибор скорее ассоциировался с торговцами на рынке.
  Медленно-медленно процессия подползала к воротам кладбища. В этом районе города было безлюдно, но всё равно звуки праздника долетали даже сюда. Рин это раздражало. Ей не нравилось, что люди вокруг пьют, смеются и танцуют, когда её мама умерла.
  Она даже пыталась уговорить папу отменить праздник.
  - Но ты же князь! Что ты скажешь, то и будет! - твердила она ему, чуть не плача. Но отец лишь грустно улыбнулся и покачал головой. Он сказал, что праздник - это день бога, а ни один князь не в силах поспорить с богом. Всё это казалось Рин жутко несправедливым.
  - Я устала, - пожаловалась Рена. - Когда мы уже пойдём домой?
  - Совсем скоро, потерпи, - Рин подняла голову и посмотрела поверх городских крыш на стройный чёрный замок, возвышающийся на соседнем холме. Как бы ей хотелось сейчас оказаться у себя в спальне, под одеялом, и чтобы грелка лежала в кровати, и мама пела песню о рыцарях, и все эти похороны оказались всего лишь жутким сном!
  Увы, мечте не суждено было осуществиться.
  Процессия миновала кладбищенские ворота, украшенные чугунными кабаньими головами, и поползла между рядов ровных могилок. Всего в городе было два погоста: для бедняков и богачей. Сейчас они находились на богатом кладбище, и большинство могил здесь принадлежало купцам и владельцам ремесленных цехов.
  В самом красивом склепе, массивном и украшенным белыми колоннами, покоилась семья Клейнеров - бывшие хозяева Либры, заправлявшие в городе до того, как его завоевала армия короля под командованием прадедушки. А сбоку притулился более скромный и незаметный, но тоже белый и мраморный княжеский склеп. На двери были выбиты гигантские весы.
  Носилки с гробом опустили рядом с углублением в каменном полу. Теперь ничто уже не загораживало от Рин лица женщины, лежавшей внутри, и девочка поспешила отвернуться.
  'Не смотри', - приказала она себе. - 'Не смотри. Тебе нельзя плакать. Ты княжна, никто не должен видеть твоих слёз'.
  Рин принялась старательно разглядывать мраморную доску, висевшую над будущей могилой. На доске золотыми буквами было выбито: 'Рея Грейс, 3-я княгиня Грейс. 911 - 937 годы нашей эры. Будь счастлива в солнечном царстве, душа!'
  От этой надписи ей стало ещё хуже.
  Рена требовательно дёрнула её за руку.
  - Меня сейчас стошнит, - пожаловалась сестрёнка. Рин испуганно огляделась по сторонам. Все вокруг были увлечены похоронами и не обращали на девочек абсолютно никакого внимания. Священник как раз начал говорить прощальное слово.
  - Давай выйдем, - прошептала Рин сестре. Рена послушно кивнула, и девочки украдкой выбрались наружу.
  Только оказавшись на свежем воздухе, Рин поняла, как мерзко и душно, оказывается, было в склепе. Неудивительно, что Рену затошнило!
  - Тебе лучше? - спросила она, наклонившись к сестрёнке. Девочка снова кивнула, жадно втягивая носом воздух. Её голубые глазища влажно поблёскивали на солнце.
  - Даваем погуляем, пока взрослые разговаривают? - предложила она.
  - Хорошо.
  Рин повела сестрёнку по песчаным дорожкам между аккуратными рядами могилок. Рена сорвала с обочины травинку и засунула себе в рот. Рин казалось не очень правильным обсасывать траву на кладбище, но она не стала возражать.
  Внутри кладбищенских стен была ещё одна ограда с коваными воротами. Рин толкнула незапертую створку, и девочки вошли внутрь. К ограде скромно прижималось маленькое святилище, дом Триады богов.
  Вообще в Либре было целых два пышных храма, посвящённых богам. Один - Матери-Земле, которой поклоняются все народы, даже торговцы из вольных городов и дикие нелюди из гор Монтес. Второй - Зигрину, богу-купцу, бывшему покровителю Либры. А вот храма великой тройки, которой поклоняются все культурные люди в королевстве, здесь не было. Поэтому прадедушка, как только стал князем, первым делом приказал выстроить святилище на кладбище.
  Гостеприимно распахнутые двери манили внутрь. Там, в полумраке, со стен смотрели образы богов - Матери-Земли, Ай и Сино, и вкусно пахло деревом и маслом. Но на улице светило такое весёлое солнышко, что Рин не стала заводить сестрёнку внутрь. Хватит с них уже полумраков.
  Всё пространство внутри ограды занимало миниатюрное поле, засеянное пшеницей, и несколько плодовых деревьев по обеим сторонам святилища. Яблоки на деревьях уже созрели, и солнце играло на золотисто-красных боках. Их никто не собирал, самые тяжёлые падали на землю и лежали там в траве, некоторые уже начинали гнить. При одном взгляде на круглые сочные плоды, свисавшие с веток, рот Рин непроизвольно наполнился слюной.
  - Хочу яблочко, - вздохнула Рена.
  - Нельзя, - ответила ей Рин, хотя сестрёнка и сама всё прекрасно понимала. Это маленькое поле и сад принадлежали богам и душам умерших, похороненных на этом кладбище. Если украсть у мертвеца хотя бы одно маленькое подгнивающее яблочко, он ночью выйдет из могилы и съест нечестивого вора.
  Внезапно Рин показалось, будто среди ветвей ближайшего дерева что-то шуршит. Что это, ветер?
  - Рин, там что-то есть, - испуганно прошептала Рена, показывая пальцем на дерево. - Видишь? Ветки шевелятся!
  - Это ветер, - уверенно заявила Рин, чувствуя, как ступни начинают холодеть. А вдруг не ветер? Да нет, не может быть!
  Только девочка себя успокоила, как звук повторился снова. И на сей раз становилось ясно, что это не завывание ветра среди ветвей, а какой-то слабый шорох, будто нечто карабкается по дереву, цепляясь за кору. Рин ощутила накатывающую панику.
  Может быть, белочка? Нет, обычные животные не смеют воровать на земле богов! Тогда, значит, это бог или дух предка, переселившийся после смерти в белку? А вдруг там самый настоящий мертвец?! Рин представила себе, как синее тело с пустыми глазницами ползёт по дереву, цепляясь за трещины в коре костлявыми пальцами и роняя по пути ошмётки плоти.
  Пора сваливать.
  - Рена, пойдём-ка обратно, - девочка изо всех сил старалась говорить спокойно. - А то взрослые, наверно, нас потеряли...
  Произнося эти слова, Рин крепче сжала руку Рены и стала медленно отступать к воротам. Но далеко уйти они не успели.
  Звук повторился ещё раз, теперь уже гораздо громче. В густых ветвях что-то зашумело, затрещало, а потом раздался сердитый вопль, который тут же заглушил девчачий визг, и нечто грязное и ободранное мешком свалилось на землю. Рена юркнула за спину Рин.
  Существом, упавшим с дерева, оказался мальчик. Самый обычный мальчик, без отваливающейся плоти, костлявых пальцев и безглазых дырок на лице. Он был на полголовы ниже Рин и в два раза тоньше её. При виде его худеньких плеч в рваной куртке девочка сразу почувствовала себя взрослой семилетней девицей и к тому же княжной.
  - Ты непохож на мертвеца, - заметила она, делая шаг вперёд. Рена, увидев, что ничего страшного не происходит, осмелилась высунуться из-за спины сестры.
  - Да это же просто мальчик! - радостно сообщила она. Мальчик тут же насупился.
  - Я не мертвец и не просто мальчик, я Корвус, - заявил он с вызовом. Рин он почему-то напомнил сердитого волчонка, наверно, своей густой чёрной шевелюрой, впалыми щеками и острым носом.
  А ещё глазами. Рин первый раз видела такие глаза. Они были очень светлыми, как будто к снегу примешали щепотку пепла, придавая ему сероватый оттенок. Девочку охватила безотчётная дрожь.
  'Чего ты боишься? Ты же княжна. А он наверняка тебя младше', - мысленно укорила она себя. Это помогло.
  - Что ты здесь делаешь? - строго спросила она мальчика.
  - А тебе какое дело? - грубо ответил он. Рин чуть не задохнулась от возмущения.
  - Я, между прочим, княжна Рин, а вот это княжна Рена. Как ты смеешь так со мной разговаривать?!
  Мальчик прищурился.
  - Дочь князя Люция? - уточнил он.
  - Да!
  - Ладно, простите, княжна, - на его тонких губах заиграла насмешливая улыбка. - Я пришёл сюда пообедать, - и он показал ей круглое золотисто-красное яблоко, которое сжимал в руке.
  Он украл у богов! На этот раз Рин от возмущения даже не нашлась, что сказать. Девочка бы не удивилась, если бы в этот миг с неба слетела золотая молния и испепелила преступника на месте, а заодно и её с сестрой, как свидетелей.
  - Но этим яблоком нельзя обедать! - ахнула Рена. Мальчик перевёл взгляд на малышку, и улыбка на его губах стала ещё шире.
  - Почему?
  - Потому что это поле и сад принадлежат богам и мёртвым, - Рин наконец справилась с голосом. - Воровать у богов - самое ужасное преступление. За это тебя накажут.
  - Кто, боги? - мальчик демонстративно посмотрел на небо. Золотая молния так и не думала появляться. Рин почувствовала, как уверенность уходит у неё из-под ног.
  - Да, или мертвецы. Они ночью выйдут из могил и съедят тебя в отместку за яблоко, - вслух эти слова звучали глупее, чем у неё в воображении. - А если боги не накажут, то тогда мой отец, князь.
  Улыбка на губах мальчика увяла, отчего его лицо стало ещё более худым.
  - Князь прикажет меня казнить? - настороженно спросил он.
  - Нет, - Рин постаралась вспомнить наказание, положенное за воровство у богов. В отличие от брата Фенриса её не заставляли заучивать законы и присутствовать на судах. - Наверно, тебе отрубят руку. Правую.
  Мальчик непроизвольно схватился ладонью за запястье правой руки. Казалось, что он уже почти готов бросить запретное яблоко, и только упрямство мешает ему это сделать.
  - Разве родители тебе не рассказывали, что сюда нельзя лазить? - строго спросила Рин.
  - У меня нет родителей, - огрызнулся мальчик. Рин опешила.
  - Как это нет родителей? А где они?
  - Вот так. Отца вообще не было, а мать умерла.
  Как это не было отца? Разве так вообще бывает? Рин окончательно запуталась. На миг её даже посетила абсурдная мысль, что мальчик действительно бог или какое другое волшебное существо, раз так безбоязненно залез в запретный сад.
  А его мама умерла... Рин почувствовала острую жалость. Этот мальчик такой же, как и она сама. Наверно, он сейчас тоже чувствует себя пустым, одиноким и ужасно несчастным. Хорошо этим святошам рассуждать о солнечном царстве, а кто его знает, где оно там на самом деле?
  - И... с кем же ты тогда живёшь? - спросила она мальчика. Тот пожал плечами.
  - Ни с кем.
  - Так не бывает! - важно заявила Рена. - У всех детей есть папы и мамы, никто не живёт один.
  - А у меня нет, и я живу, - кажется, мальчик разозлился. Он криво усмехнулся, посмотрел на яблоко, как будто решился наконец его надкусить, а потом неожиданно размахнулся и швырнул плод в дерево.
  - Пусть подавятся ваши боги, - буркнул он, проходя мимо девочек к воротам ограды.
  - Стой! - Рин ухватила его за рукав, даже не замечая, что он покрыт толстым слоем грязи. У этого мальчика умерла мама, и она не могла так просто отпустить его. - Разве у тебя нет других родственников?
  Мальчик на секунду замялся, но ответил:
  - Нет.
  Рин не могла себе такого представить. Неужели у него нет ни дедушек, ни бабушек, ни дядьёв, ни даже братьев и сестёр? Но тогда получается, что он совсем-совсем один! И кормить его тоже некому. Вот почему он такой худенький! Должно быть, он был очень голоден, раз решился украсть у мёртвых.
  Жалость стала ещё острее. Рин почувствовала, что должна что-то сделать для этого мальчика.
  - Пойдём со мной, я прикажу тебя накормить, - сказала она, повелительно дёргая мальчика за рукав. Тот зашипел, как рассерженная кошка, и вырвал у неё руку.
  - Ага, как же! Ты отведёшь меня к своему отцу, и он прикажет казнить меня за то, что я сорвал это дурацкое яблоко!
  - Нет, что ты! - Рин даже обидело такое недоверие. Она же собиралась ему помочь! - Я не буду ничего рассказывать папе, обещаю! Хочешь, поклянусь богами? И Рена не будет ничего рассказывать. Правда, Рена? Поклянёшься великой тройкой?
  - Клянусь, - сестра важно надула щёки.
  - И я тоже клянусь, - повторила Рин. - Так ты хочешь есть?
  На лице мальчика отразилась мучительная борьба между недоверием и голодом. В конце концов, голод победил.
  - Хорошо, - согласился он. - Но если князь отрубит мне руку, моя рука будет являться вам во сне привидением.
  Рена тихонько взвизгнула, представив себе эту картину.
  Когда они втроём вернулись к склепу, все последние слова были уже сказаны. Гроб с телом матери опустили в холодную тёмную яму, и кладбищенские рабочие накрыли его толстой мраморной плитой.
  Живые, занятые похоронами, даже не заметили грязного оборванного мальчишку, проникшего в склеп вслед за княжнами. Рин повертела головой, прикидывая, к кому бы обратиться. Отца трогать лучше не стоило: князь Люций стоял у самой могилы и был абсолютно раздавлен. Если бы Рин с ним заговорила, он, может быть, даже и не услышал бы.
  К Фенрису, дедушке сьерду Блейн и его сыновьям - тем более. Они-то её услышат, но, вряд ли, чем-нибудь помогут. Фенрис уж точно не проявит к незнакомому бродяжке никакого интереса. Только задерёт свой длинный нос и прикажет выгнать мальчика.
  Тогда Рин решительно дёрнула за рукав старого рыцаря, сира Аппия Стоуна, княжеского кастеляна.
  - Идём, ты мне нужен, - приказала она, не допускающим возражения тоном. Старик Аппий казался грустным, как и все в этом склепе, но всё же снисходительно улыбнулся девочке.
  - Слушаюсь, маленькая княжна.
  Рин отвела его в тёмный угол, где ждала Рена вместе с мальчиком.
  - Вот, - сказала она, показывая удивлённому кастеляну маленького оборвыша. - Его зовут Корвус. Я хочу, чтобы его накормили и привели в порядок.
  - Но госпожа... - с сомнением протянул кастелян. - Не думаю, что это разумно. Где родители мальчика, и что он здесь делает?
  Корвус исподлобья взглянул на старого рыцаря. Увидев цвет его глаз, Стоун вздрогнул.
  - У него нет родителей, Аппий, - ответила Рин. - У него вообще никого нет, и он очень голоден. А ещё у него умерла мама.
  Старый кастелян мгновенно снова стал грустным. На секунду Рин подумала, что сейчас он погладит её по голове, как часто делал в детстве, но ошиблась. Последнее время люди вообще редко к ней прикасались. Кроме мамы.
  - Хорошо, я прослежу, чтобы его накормили, - кивнул Стоун. - Но что с ним делать потом? Мы же не можем поселить бродяжку в замке, ваш отец этого точно не одобрит.
  - Тогда пристрой его куда-нибудь, - Рин с раздражением дёрнула подбородком. - Пусть работает вместе со слугами или...
  - Я не хочу быть слугой, - угрюмо перебил Корвус. Это был первый раз, когда он открыл рот с того момента, как они вошли в склеп.
  - Хорошо, пусть не слугой. Тогда найди ему другое занятие, Аппий. Этому мальчику негде жить.
  - Слушаюсь, госпожа, - сир Аппий коротко поклонился и повернулся к Корвусу. - Держись рядом со мной, мальчик. Когда похороны закончатся, я отведу тебя в замок.
  На секунду Рин показалось, что Корвус готов сбежать, но мальчик остался на месте. Рин кивнула ему, взяла Рену за руку и вернулась на своё место у гроба рядом с отцом.
  
  ***
  Эти похороны стали самым тяжёлым воспоминанием в жизни Рин. Никогда ещё девочка не чувствовала себя такой уставшей. Вернувшись в замок и оказавшись, наконец, у себя, она первым делом сбросила тяжёлое траурное платье, ещё утром казавшееся ей таким нарядным. Теперь же оно давило на плечи инородным грузом.
  Старая няня усадила девочек-княжон в ряд перед зеркалом и стала по очереди расплетать им косы, змеями обвившиеся вокруг головы. Из зеркала на Рин смотрело собственное лицо, почти такое же, как у сестры, за исключением волос и глаз.
  Волосы Рены были тёмно-каштановыми и очень тяжёлыми, а ещё они вились непослушными кольцами, отчего няня каждое утро ругалась. Рин же досталась прямая и очень светлая шевелюра. Зимой иногда казалось, что на голове девочки лежит снег.
  Глаза обеим сёстрам достались от мамы, серо-голубые. 'Вот если бы взять ваши цвета и смешать их вместе, то получилось бы как у неё', - часто говаривал отец. Рена унаследовала от матери небесную голубизну, а Рин - туманную серость. У Рены глаза были яркими и сияли, будто две звезды, а у Рин - холодными и отливали серебристым, как чешуя.
  - А у того мальчика они были почти белыми, - вслух произнесла она, непроизвольно вспомнив глаза Корвуса.
  - У какого мальчика? - заинтересовалась няня.
  - Которого мы встретили на кладбище, - простодушно ответила Рена и тут же выложила няне всю историю, не успела Рин и слова вставить.
  - Белые глаза... - задумчиво протянула няня. - Не нравится мне это ваше знакомство. Белый цвет - цвет смерти. Так что держитесь от этого мальчика подальше. Вдруг он одержим духом?
  Няня была женщиной просвещённой, поэтому Рин ей верила. От няни она узнала массу полезных вещей. Например, то, что демоны врут и им нельзя доверять, гномы обсчитывают при сделке и подсовывают вместо золота твёрдый огонь, а в горах Монтес есть ворота смерти, из которых по ночам вылезают мертвецы и воруют маленьких девочек. Она решила, что проследит, чтобы Рена никогда больше не приближалась к Корвусу.
  - Хотите, расскажу сказку про белые глаза? - предложила няня.
  Няня знала тысячи сказок. Долгими зимними вечерами, когда замок цепенел от холода и девочки жались к огню в камине, она рассказывала их, покачиваясь в старом кресле и вяло шевеля спицами. А вот петь она не умела.
  Песни им всегда пела мама. Всем, даже Фенрису, хоть он и не её сын. Она делала это поздно вечером, уложив детей по кроватям, чтобы им лучше спалось. А иногда она пела по утрам, когда светило солнышко и у неё было хорошее настроение. Как няня знала сказки, так и мама знала все песни королевства: новые, старые и древние.
  У каждого была своя любимая песня. Рена предпочитала новые, которые сложили при дворе королей де Солис. Нежные и печальные баллады о любви русалок и демонов, благородных рыцарей и прекрасных дев. О том, как они смешивались кровью и менялись сердцами, чтобы быть вместе навечно.
  Фенрису нравились старые песни. Песни, сложенные, когда не было ещё никаких королей де Солис и в стране царили князья, каждый из них - гордый, независимый и свободный. Это были песни о великих героях, о храбром Виртусе, о метком Арчере, о братьях-близнецах Дейнерах и о прекрасной златовласой волшебнице. Песни об их подвигах.
  Рин же любила древние былины, сложенные в незапамятные времена, когда даже князей ещё не было. Былины о могучем короле-змее, его старом советнике-маге из рода де Монтиум, его дружине и ослепительной ледяной королеве. Закрыв глаза и слушая голос мамы, Рин думала о том, как здорово было бы встретить змея. Он был бы сильным и прекрасным и выдыхал огонь.
  Но всё это лишь пустые мечты. Нет никаких змеев, как нет больше песен и нет больше мамы. Осталась только няня со своими сказками.
  - Хорошо, - кивнула она. - Только выбери другую. Я не хочу сейчас слушать про мертвецов.
  - Расскажи про ворона, - попросила Рена. Няня перевязала её волосы широкой лентой и ласково погладила по голове.
  - Как скажете, княжна.
  Её голос, старый и морщинистый, как и она сама, поплыл по комнате. Рин не слушала. Она и так уже знала эту сказку наизусть, так что ей хватало лишь звука няниного голоса, чтобы представить образ.
  Это была сказка о прекрасном принце, который жил в своём замке далеко на севере, в горах Монтес. Принц был ослепителен, как горный снег, и однажды в него влюбилась злая колдунья. Она предложила ему свою кровь и своё сердце, но принц отверг её любовь, и в наказание она превратила его в жуткого чёрного ворона, вестника смерти. С тех пор несчастный принц летает по свету и ищет невинную девушку, которая своим поцелуем снимет заклятье.
  Тени сгущались по углам комнаты, наполненной голосом старой няни, и чёрные занавески на окнах только добавляли мрачности. Эти занавески повесили во всех жилых комнатах с месяц назад, когда мама заболела. Её раздражал дневной свет, поэтому папа приказал устроить сумерки. Последние недели обитатели замка провели в полутьме.
  Сказка закончилась. Звук няниного голоса ещё долго отдавался в ушах у Рин. Рена душераздирающе зевнула.
  - Хочу спать! - заявила она. Няня засмеялась.
  - Нет, малышка, сначала ужин. Сейчас я помогу вам одеться.
  Поминальный ужин оказался таким же длинным, мутным и унылым, как и утренние похороны. Рин на правах семилетней девочки не стала дожидаться конца, а взяла за руку Рену и увела её наверх в спальню. Этот день был слишком долгим для обеих сестёр.
  Незадолго перед сном к ним в комнату поднялся сир Аппий.
  - Ваше поручение выполнено, княжна, - тихо сказал он, застывая в дверях.
  - Какое? - Рин уже и думать забыла про Корвуса.
  - Касающееся того мальчика, - пояснил старый кастелян. - Всё, как вы и велели, госпожа. Мальчик отмыт, одет и накормлен. Я пристроил его учеником к сапожнику.
  - Отлично, - мысль о том, что с Корвусом все в порядке, наполняла Рин странным удовлетворением. В конце концов, он такой же, как и она. У него тоже умерла мама. И пусть для неё этот день был тяжёлым, но зато она помогла бедному голодному мальчику.
  Сир Аппий поклонился, но не спешил уходить.
  - Что-то ещё? - спросила Рин.
  - Да, госпожа. Мальчик теперь пристроен, так что можете за не него не волноваться. И... я не рекомендую вам поддерживать с ним общение. В конце концов, вы княжна, а он всего лишь какой-то бродяжка. Неизвестно ещё, чем занимались его родители и что он делал сегодня на кладбище. Вы понимаете меня?
  - Конечно, понимаю, - да Рин и не собиралась с ним общаться. - Спасибо, Аппий. Спокойной ночи.
  - Спокойной ночи, княжна.
  Рыцарь ушёл, и Рин осталась наедине с няней и Реной. Няня помогла девочкам раздеться и уложила их в кровать. А потом погасила лампу и тоже ушла.
  - Рин, - прошептала Рена в темноте. - Ты меня любишь?
  - Да, конечно, люблю, - Рин выскользнула из-под одеяла, босиком прошлёпала до кровати сестры и, нагнувшись, чмокнула её в лоб. - Я тебя очень-очень люблю.
  Она скользнула в кровать, свернулась калачиком и закрыла глаза, стараясь не думать о маме в гробу, тошнотворной прохладе склепа и светлых, как у мертвеца, глазах Корвуса. Этот день был таким длинным!
Оценка: 5.29*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"