Аннотация: Зарисовка. Мертвым не место среди живых
Мертвый
- ...я открою...
Тихий скрип.
Она стоит на пороге, все еще сжимая дверную ручку, кусая губы, не решаясь...
Она не узнает его. Не хочет. Не в силах. Этого просто не может быть!
Она не верит. И слезы набухают, дрожат в глазах, не дают разглядеть... узнать то, что даже в темноте, даже под дождем... да что там! даже сквозь дверь еще, по одному только стуку, по одним шагам за дверью, по одному шороху песка на дороге, по песне ветра за окном - почуяло сердце.
- Инэ... - глухо, чуть хрипло говорит он, смотрит ей в глаза.
- Что вам нужно?
В ее голосе - последняя надежда.
Нет!
- Кто там? - спрашивает из-за спины муж.
- Инэ, - повторяет он. И молодой, весенний, холодный дождь тонкими струйками стекает по его лицу. - Инэ, ты не узнаешь меня?
Она качает головой, молча заламывает руки. Не верит.
Он тоже молчит. Стоит под дождем. И она стоит.
- Кто там? - муж подходит, щурится, чуть обнимая ее за талию привычным движением, и вглядывается в ночную тьму за порогом...
Сначала не верит тоже.
- Улав?
Она отчаянно вскрикивает и исчезает за дверью.
- Улав, это ты? - спрашивает муж неуверенно.
- Да, - говорит он.
Она плачет где-то в глубине дома.
Нет. Нет! Нет-нет-нет!
Она похоронила его, три года назад. Она видела его иссеченное, изуродованное тело с переломанным хребтом, неестественно и страшно лежащее в луже крови. Она помнит! Видела своими глазами! Потом пришли могильщики, подняли - один за плечи, другой за ноги... руки болтались плетьми... забрали, омыли... да, она помнит то белое, застывшее, обескровленное, заострившееся лицо. Его лицо. Темную ссадину на скуле, разбитую бровь, запекшеюся корочку в уголке губ. Он лежал... мертвый. В холодном пустом доме. А она рядом. Она рыдала над ним три дня, не решаясь приблизиться, хоть и хотелось обнять, припасть к ногам... разделить... умереть. Вместе.
За десять лет у них так и не было детей. Ничего не осталось.
На четвертый день тело сожгли. С почестями, как подобает. Горький, едкий дым... И пепел.
Приходили сочувствовать - как же так, уцелел в таком бою... в бойне. Победил! Герой! Да если б не он... если б не он.... И как вышло, что вот так, дома... да как же... как же теперь...
Пепел развеял налетевший ветер.
Больше ничего.
- Да, - говорит он, и по лицу бегут струйки дождя. - Это я.
Она плачет.
- Можно войти, Эрик? - просит он тихо.
Эрик, ее муж, кивает, словно во сне, делает шаг в сторону, пропуская его в дом. Он тоже все видел, и сейчас ему страшно.
- Но как?! - спрашивает едва слышно.
- Не бойся, я живой. Я не причиню вам зла.
Улав кривовато и невесело усмехается, заходит, вытирает широкой ладонью мокрое лицо. Вода стекает... целая лужица на полу... он вытирает ноги, делает шаг вперед.
- Я не понимаю, - одними губами шепчет Эрик.
- Я только хочу поговорить с Каталиной. Поговорю и уйду.
Почти десять лет она была его женой. И всего пол года женой Эрика. Имеет право.
Эрик оборачивается неуверенно.
- Инэ...
Она стоит за спиной, словно прячась, прижав к груди руки.
- Неужели это ты? - голос чужой, губы дрожат, и дрожат в глазах слезы.
- Я, милая, - и в его голосе тоже... - Прости, я не мог прийти раньше.
Лихорадочный блеск в ее глазах. И еще - страх.
- Ведь ты умер, - шепчет она. - Я видела.
- Да, - говорит он, - я умер. Ты... плакала обо мне?
Она плакала. Оплакивала его. Все это время. Каждый день, каждую ночь.
Подбородок дрожит, дергается... она пытается справиться, но не может. Ответить не может, слова застревают в горле острой костью. Ничего не выходит.
Он смотрит ей в глаза.
- Я не верю. Это какой-то обман, - тихо говорит Эрик.
- Это не обман, - спокойно говорит он. - Просто я заключил договор с богами. Еще тогда... Мне нужна была победа и я был готов на все... даже умереть. Понимаешь? С нижними богами.
- Нижними...
Он видит, как бледнеет Каталина, отступая, как зрачки расширяются, делая черными и бездонными глаза.
- Нет! Не может быть! - дрожит она.
- Не бойся меня, милая, я не причиню тебе зла.
- Нет...
Она не понимает. Боится. Этого просто не может быть... вот так вдруг, спустя столько лет... И ноги подкашиваются... Эрик аккуратно поддерживает ее за плечи, пододвигает ногой табурет, "сядь, все хорошо," - шепчет на ухо.
Он смотрит.
- Прости, родная моя, - говорит тихо, - но иначе я не мог. Раньше не мог...
Она всхлипывает. Так и не садится, подается всем телом вперед, словно тянется, делает неловкий шаг... Смотрит не отрываясь ему в глаза.
- Инэ... - говорит он.
- Уль, это и правда ты?
- Я.
Он колеблется, всего миг... потом быстро шагает вперед, берет ее за плечи. Она напряжено замирает в его руках, затаив дыхание.
- Я люблю тебя...
Короткий порывистый вздох, и она со стоном подается вперед, всем телом... словно бросаясь в омут. Задыхаясь. Обхватывает, утыкается в его грудь, в мокрую рубашку, рыдает, зажмурившись... пальцы движутся непрерывно, гладят руки, плечи... сминают и комкают одежду. Он крепко прижимает ее к себе, целует закрытые глаза, слипшиеся стрелками соленые ресницы... находит губами губы... Почти безумие. Без слов. Только всхлипы и неровное дыханье. К чему слова?
Эрик стоит рядом. Серый, как тот пепел, что ветер подхватит вот-вот.
Не в силах уйти. Не в силах прогнать. Десять лет - большой срок. Пол года рядом с ним - ничто.
- Зачем ты пришел? - спрашивает глухо, когда утихает огонь.
- А разве я мог не прийти?
- Мог, - говорит Эрик уверенно. - Ты пришел за ней?
Секунда. Всего лишь секунда колебаний, прежде чем Улав ответил "да", но этой секунды хватило, чтобы Каталина разжала пальцы, отпустила. Хватило, чтобы потухли глаза. Нет? Не за ней?
- Да, - говорит Улав, глядя ей в глаза. - Я пришел за тобой, Инэ.
- Ты возьмешь меня с собой? Ты останешься?
Он качает головой.
- Нет, я не останусь. Остаться я не могу.
- Ты возьмешь меня с собой?
- Ты пойдешь со мной, Инэ?
Каталина уже набирает воздуха, "да" - уже беззвучно шепчут ее губы. Но она тут же закусывает их. Нет. Вздрагивает. До боли, до хруста стискивает пальцы. Оглядывается на мужа.
Эрик долго молчит.
- Она ждет ребенка, Улав, - говорит наконец. - Ты возьмешь ее с моим ребенком?
Это не вопрос. Вызов. Пусть Улав знает! Он опоздал.
- Да, - говорит он. - Возьму.
Каталина плачет. Дрожат плечи и дрожат слезы в глазах.
- Ты опоздал, - говорит она.
- Прости.
Почти облегчение в его голосе. Она не пойдет.
- Почему ты пришел так поздно? Почему не сказал?!
- Я не мог, Инэ, - говорит он. - Я заключил с богами договор, это плата за победу. За свободу. За жизнь. И твою жизнь тоже. Они не пощадили бы никого... я поклялся... Прости, Инэ, но раньше я не мог.
- Зачем ты пришел теперь? - всхлипывает она. - Зачем?! - голос взвивается, срывается на крик. - Почему сейчас? Я оплакивала тебя! А теперь ты приходишь... и... и... - дыхания больше не хватает... запинается, захлебывается, срывается.
- Я не мог не прийти.
- Уходи! Как ты мог!
Он пришел попрощаться.
- Я уйду. Я сейчас уйду, - говорит тихо. У него другой путь. Без нее.
В ее глазах ненависть и мольба... и еще - нежность. Огонь и лед сразу.
- Как ты мог! - кричит она. - Как мне жить теперь? Я не могу быть с тобой. И с ним я быть теперь не могу тоже. Как мне быть?!
- Прости...
Она резко оборачивается, пытается убежать, но натыкается на мужа, утыкается носом ему в плечо. И Эрик обнимает, крепко прижимает к себе.
- Уходи, - холодно говорит гостю, стоящему на пороге. - Ты умер. Мертвым не место среди живых.