Директор рекламного агентства "Четыре сезона" придирчиво посмот-рел на Глеба и потянулся за сигаретой. Директору было от силы двадцать два, но он сидел с видом господина и повелителя мира и всем своим видом пытался показать, что пришедший искать работу человек для него - тьфу, и даже меньше, чем тьфу.
- Знаете, Кожевников, - наконец соизволил заговорить он, -если бы вы закончили культпросветучилище или хотя бы машколледж, как я, то мы нашли бы, о чем поговорить. А так...извините.
- Я закончил факультет дизайна с отличием, - мрачно поведал Глеб.
Директор развел руками.
- До свидания, Кожевников.
Глеб вышел из офиса и побрел по коридору, безразличным взглядом скользя по вывескам на дверях. Потом он неожиданно остановился и резко ударил ладонью по стене.
- Курятник, - пробормотал Глеб и толкнул дверь книжного магазина.
За прилавком белела девушка в круглых очках, с виду настоящая выпускница гуманитарного высшего заведения.
- Простите, пожалуйста, у вас есть Гандлевский? - спросил Глеб, заподозрив в ней родственную душу.
Продавщица посмотрела на него, как на скорбного разумом. Глеб ощутил себя форменным дураком. Круглым, как бублик. Или даже два бублика.
- Нет, но у нас есть Олег Хафизов.
В итоге Глеб купил Толкиена.
Покинув, наконец, бизнес-центр, он прошел по улице, думая, что делать дальше, и решительно свернул в сторону парка. Сегодня там был официальный выходной - а значит почти нет народу, и можно спокойно посидеть на лавочке и подумать.
Да и жара достала.
Парк был старый, с огромными деревьями, и в детстве Глеб был уверен, что тут живет настоящий леший, только не показывается. Однажды, когда мама заболталась с подругой, Глеб улизнул от них втихаря и в поисках хозяина деревьев забрел в самую глубину парка. Искали его потом с милицией.
...Он сел на лавку и закурил, но дым показался слишком горьким, и Глеб выбросил сигарету. Где-то над ним щебетала птичка, но он ее не видел.
Тогда, в детстве, насмерть перепуганная, заплаканная мама в сердцах вкатила ему здорового шлепка, а он подумал, что однажды вырастит большой и сможет ходить везде, где захочет - будет счастлив.
"Я - счастлив?"
Ветер разворошил страницы его книги, и краем глаза Глеб прочел:
"великие секреты гор обернулись темной, беспросветной ночью"
" Замечательно, - грустно подумал Глеб. - Все просто замечательно. И где теперь этот мальчик, который разговаривал с животными и так искренне верил, что деревья живые. Неужели он - это я, я, вынужденный каждый божий день кланяться перед ничтожествами и терпеть пощечины от бездарей?"
За поворотом аллеи мелькнуло что-то голубое, заставив вспомнить прошлогоднюю поездку с друзьями на зеленя и застрявшую с тех пор в голове строчку "синяя искра бабочки" - яркий, мимолетный образ, который Глеб так и не изобразил. Появилась девушка на роликах - стройная, светловолосая, загорелая, в голубом платье и с янтарными бусами на шее - и неторопливо направилась к киоску.
" Солнце и море, - решил Глеб и процитировал: - Какая в синем радость золотого."
Девушка купила банку газировки и устроилась на одной из лавочек неподалеку от Глеба. Он вспомнил, что когда-то пытался научиться кататься на роликах, но не смог - и пожалел. Можно было бы сейчас вот так же рассекать по асфальту, чувствовать себя абсолютно свободным и не думать о том, где искать работу - вообще ни о чем не думать: раскинуть руки и плыть. Почти лететь.
" И с разбегу в столб -р-раз!" - закончил Глеб. Хватит лирики, скоро кушать будет нечего, тем более, пожалуйста, на горизонте нарисовался его почетный эскорт.
Как всякий король, Глеб имел свою свиту и терпеть ее не мог. Свита состояла из двух человек: Лизаньки, бочкоподобной девахи с кривыми зубами и жутким косоглазием, которая с чего-то возомнила, что ей с Глебом светит роман, и Миши, вечного студента матфака. За глаза его звали Мешок, он красил волосы в алый цвет и всеми фибрами организма обожал живопись, особенно там, где изображали пьянку и любовь. Свита всегда ходила вместе, породив среди знакомых шутку про скованных одной цепью, и обладала уникальной способностью находить Глеба, где бы он ни был.
Вот и сейчас они увидели предмет обожания, замахали руками и прибавили шагу.
"Почему я должен делать вид, что мне нужно их общество? - печально размышлял Глеб. - Почему я не могу прямо сказать: оставьте вы меня ради бога? Почему..."
Тут Глеб встал и, следуя неожиданному порыву, направился к соседней скамье.
- Девушка, здравствуйте, я вас люблю.
Янтарь на красивой смуглой шее мягко ему подмигнул. Незнакомка пристально посмотрела на Глеба и спросила:
- Вот так сразу?
- Да, - кивнул Глеб. Свита неумолимо приближалась, и он поспешил пояснить: - Я подумал: хватит ли мне наглости сказать симпатичной девушке, что я ее люблю, и как она на это посмотрит.
Незнакомка улыбнулась.
- Нормально посмотрю. Хотя если честно...
В это время подошла свита, и девушка не закончила фразы. Миша окинул ее взглядом профессионального оценщика, словно думал о том, может ли она вступить в их клуб, а Лизанька мигом почувствовала конкурентку и надулась, как мышь на крупу.
- Привет, Глеб.
- Привет, - сурово кивнул Глеб. Девушка поднялась с лавки и с той же улыбкой произнесла:
- Мне пора.
-Подождите... - попытался Глеб ее задержать, но она легко проскользнула между ним и свитой и в следующий миг уже катила в сторону аттракционов. Миша глупо ухмыльнулся и хлопнул Глеба по плечу:
- Новая пассия?
Кирилл Каширин, журналист, - единственный, кого Глеб считал своим другом, как-то выразился по поводу Лизаньки и Миши: они хотят общаться с несомненно умным человеком, хотят считаться его друзьями, хотят верить, что нужны ему, и нельзя их за это винить. Конечно, Каширин был прав, но...почему им до всего есть дело?
- Ты же знаешь, Миш, у талантов всегда есть поклонники. И поклонницы, - заметила Лизанька и потрясла пачкой "Парламента" у Глеба под носом. - Хочешь?
- Нет. Я бросил.
Миша совсем расползся в улыбке.
- Хочешь спортом заняться? - и подмигнул Лизаньке. - Ролики там всякие...
"Много бы ты понимал", подумал Глеб. Лизанька закурила и взяла его под руку.
- Ты лучше вот что скажи: вещи новые есть?
"Сэр, ваше оружие - юмор", - подумал Глеб. Странное дело, но он, похоже, устал сердиться.
- Тьма.
- И об чем? - осведомился Миша, особо выделив букву "б". Глеб возвел очи к небу и ответил:
-Если б я знал...
Лизанька расхохоталась и хлопнула его по плечу. Глеб уже знал, что будет дальше: они еще немного постоят здесь, а потом пойдут пить пиво и беседовать на тему: "Русский художник К. и его место в мировой живописи".
"На-до-ело! -мысленно произнес вразбивку Глеб и аккуратно отцепил от себя Лизаньку.
- Ну все, дети мои. Труба зовет.
- Нашел работу? - воскликнула Лизанька, и Глеб не мог не отметить что ее радость действительно искренна. Он кивнул и улыбнулся. Так широко и весело, как только умел.
- Мне пора.
Каширин жил неподалеку от парка, и Глеб добрался до его дома буквально за пару минут. У подъезда он увидел троих разновозрастных мальчишек, которые были заняты ужасно важным делом -учились по особому лупить битой по кэпсам.
-Эй, чада, - окликнул их Глеб. -Папа ваш дома?
Самый старший кивнул и вдруг заорал на весь двор на младшенького:
- Ты че, злыдень, мои фишки тыришь?!
Глеб понимающе качнул головой и стал подниматься по лестнице.
Хозяин квартиры номер девятнадцать на третьем этаже встретил его во всей красе: в шортах, с ложкой в одной руке и куском хлеба в другой.
- Как раз под обед, Глебец. Это мои там голосят?
- Твои - ответил Глеб, проходя вслед за другом на кухню. Здесь, по каширинскому обыкновению, царил полный хаос, красноречиво свидетельствующий о том, что особ женского пола в доме нет и отец семейства куховарит сам.
- Ну, что жизнь молодая? - спросил Каширин, налив гостю тарелку щей. Глеб проглотил пару ложек и признал, что еда просто замечательная.
- Идет потихоньку. Сегодня снова с работой пролетел.
Каширин вопросительно вскинул брови.
- Сидит один такой...директор мира и плохо реагирует на тех, кто умнее, - пояснил Глеб. Каширин отрезал себе колбасы и соорудил бутерброд.
- А ты, Глебец, ум-то в кармашек спрячь и никому не показывай, -весело посоветовал он. - Особенно начальнику. Кроме того, помимо дизайна есть множество других занятий, приносящих некую наличность.
- К примеру?
- Если по специальности, то малярство. Или роспись помещений типа кафе. Или в парке портреты рисовать - сотка с лица.
Опять двадцать пять. Глеб презрительно фыркнул.
- Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать, да? Формат, видишь ли, не тот. Что же я, зря в институте парился?
Каширин с философским видом развел руками. Его, поэта с тончайшей душевной организацией, закончившего питерский филфак, жизнь в лице трех невероятно сварливых жен приучила к тому, что плохой работы на свете нет - и до того, как пристроиться в газете, он успел побывать водителем такси, продавцом на рынке, строителем и помощником наборщика в типографии. Так что когда Глеб принимался рассуждать по поводу таланта и желания применить диплом по назначению, Каширин с мудрым выражением лица кивал и думал: призвание вещь хорошая, но кушать хочется весьма.
- Собственно, можно картины писать и продавать, -ласково посоветовал он. - Холст, масло, колбаса. Бутерброд будешь?
-Буду.
- Как творчество? - поинтересовался Каширин, дорезая остатки колбасы. Глеб потер виски.
- Хочу написать картину...девушка на роликах с крыльями за спиной, - он откусил от бутерброда и сказал: - пошло, правда?
На кухню забежал старшенький, молниеносно ухватил со стола краюху хлеба и так же быстро скрылся, успев прокричать:
- Па, Витька мои кэпсы тырит!
- Ну, вселенская проблема, - отмахнулся Каширин. - Ты, Глебец, девушку нашел? Надеюсь, это не Лизанька?
Перед мысленным взором Глеба предстала картина: Лизанька едет на роликах, всем своим видом напоминая танк, а прохожие спешат спастись бегством. Он улыбнулся.
- Никого не нашел. Просто увидел девушку, и она меня впечатлила.
В коридоре раздался топот, потом послышался звук щедрой плюхи и детский голос пропищал:
-Папа, меня Саска бьет!
- Ну, я вас! - прикрикнул Каширин. Глеб доел бутерброд и сказал:
- И я признался ей в любви...
-Орел, - прокомментировал Каширин. - Дети, тихо! А то позову Витину бабушку.
Возня мигом стихла. В коридоре зашипели и обозвали кого-то злыднем.
- Бабушка уже едет! - с неумолимостью самой судьбы произнес Каширин. Дети стали немы, как рыбы. Глеб стряхнул с пальцев крошки и сказал, глядя куда-то в пустоту:
- Знаешь...она была такая настоящая.
Прошла неделя. Так и не найдя работы, Глеб поручил предприимчивому Каширину продажу трех своих картин, а сам укатил на дачу - собирать вишню и рисовать.
Дни стояли теплые и солнечные, никуда не надо было спешить, и впервые за несколько месяцев Глеб почувствовал себя спокойным и вполне отдохнувшим. Однажды, возвращаясь с озера, он вдруг остановился и глядя вдаль, туда, где на горизонте белел город, подумал, что вот-вот поймет или вспомнит самое главное, то, для чего он есть на свете, то, для чего есть весь мир. Глеб стоял и смотрел: над ним с пронзительным криком пролетали стрижи, кто-то тоненько стрекотал на лугу и теплый ветер ласково перебирал стебли растений.
Тогда Глеб оставил свой велосипед и упал в траву.
Он долго лежал, раскинув руки, и ни о чем не думал, просто наслаждался тем, что рядом никого нет; в небе важно и неторопливо проплывали облака, и букашка, замерев на самом кончике высокого колоса, с изумлением смотрела на него. Потом в стороне ему мигнуло голубое пятнышко - что-то дрогнуло в груди, и Глеб подумал: да, вот оно. Но, повернув голову, он узнал в хрупкой фигурке, одетой в голубой сарафан с алыми цветами Анжелику Фоменко и устало вздохнул.
Анжелика училась на курс младше, любила писать пейзажи и хотела всю себя без остатка посвятить высокому искусству. Ходили слухи, что эта вечно восторженная девушка, во всем видевшая прекрасное, была влюблена в Глеба по уши.
-Глебчик, здравствуй! - ее высокий звонкий голосок напомнил Глебу резной китайский колокольчик - талисман сокурсницы Галины, который всегда был привязан к ее сумке и бренчал при ходьбе. - С тобой все в порядке?
- Да, - ответил Глеб, приподнявшись на локтях. - Вот, лежу в траве, соединяюсь с природой.
- Ой, как здорово, можно я с тобой посижу/ - Анжелика опустила велосипед на землю и устроилась рядом с Глебом. - А я немножко испугалась: еду, смотрю, ты лежишь, мало ли что.
Глеб сел, обхватил руками колени и пристально поглядел на Анжелику. В эту минуту она показалась ему очень похожей на Лизаньку.
Его странное, почти блаженное состояние растаяло.
- Что ты тут делаешь? - спросил он. - спросил он. Анжелика неопределенно махнула рукой.
-Каталась. Там потрясающий вид на озеро и лес. Буду рисовать. А ты как тут очутился?
Глеб энергично потер ладонью нос.
- У меня здесь дача.
Анжелика окинула его изучающим взглядом и потянулась к своей безмерной сумке.
- Можно, я тебя нарисую? Вот, как ты сейчас сидишь.
Глеб кивнул. Анжелика достала альбом, карандаши и принялась за работу. Глеб молчал, слушал, как скребется по бумаге грифель и думал, что бы такое у нее спросить.
- Как ты думаешь, зачем мы?
Анжелика пожала плечами.
- Наверно, у каждого свое предназначение. Вот мы с тобой художники ..смотри на меня, пожалуйста...мы и рисуем. Хотя я часто жалею, что не занялась литературой...чуть-чуть голову налево, да, так.
Глеб улыбнулся краем рта. Как все получилось просто. Просто, хорошо и кругло.
Над ним пролетела ласточка, едва не задев его крылом. Тревожно вскрикнула, метнулась в сторону.
- Мой друг Каширин когда-то давно был очень даже неплохим поэтом. А потом - все кончилось.
Анжелика изумленно захлопала ресницами.
- И как же он теперь?
Ее голос дрогнул. Глеб подумал, что для нее нет ничего страшнее, чем измена собственной миссии.
- Теперь у него двое детей, и когда они шалят, он пугает их бабушкой. Та еще, знаешь ли, дама. Может быть мы затем, чтобы делать детей, вкалывать за гроши и ни разу в жизни не задуматься, что существуют совсем другие точки приложения деятельности. А искусство - он грустно усмехнулся, - так, мыльные пузыри.
Анжелика смотрела на него со смесью понимания и страха. Тема беседы ей явно была не по душе.
- Ты уже нашел работу? - поспешила она сменить тему.
- Нет.
- И я ума не приложу, что делать после института, - Анжелика печально покачала головой, но тут ее лицо просветлело. - Слушай, совсем забыла! У меня через неделю персональная выставка в "Арт-хаус"! Непременно приходи!
Выражение лица Глеба не изменилось, но он ощутил, как что-то внутри предательски дрогнуло и надломилось.
Он глубоко вздохнул, пытаясь сбросить напряжение.
- Спасибо, Анжелика. Я приду.
- Ты прелесть, - сказала она и протянула ему альбом. Смотри.
Да, это несомненно было его лицо, нарисованное быстрыми мелкими штрихами. Конечно, славно, талантливо, но передачи мыслей, показа того сокровенного, что невидимо простому глазу - нет. И при всем этом - выставка на предпоследнем курсе в двадцать лет.
Глеб улыбнулся.
- Здорово, - и спросил нарочито веселым голосом: - Как же это ты добилась выставки?
Анжелика зажмурилась и помотала головой.
- Признавайся, признавайся.
- Глебчик, тут нет ничего такого. Если подумать. Просто папа поговорил с директором, они вместе учились. Борис Антонович посмотрел мои работы и сказал, что все устроит. Здорово, правда?
- Еще бы, - кивнул Глеб важно, - Я обязательно приду.
А сам только и подумал: ловкая малышка.
- Мне пора, - сказал он и встал. Анжелика развернула альбом на чистом листе и взяла новый карандаш.
- А я еще посижу. Здесь так красиво.
- Пока.
Глеб поднял из травы велосипед и поехал к дачному поселку. Если бы он оглянулся, то увидел бы, что Анжелика внимательно, неотрывно смотрит ему вслед, словно хочет что-то сказать.
Но Глеб не обернулся.
День открытия выставки Анжелики выдался на удивление душным. Большую часть жизни Глеб провел одетым в футболку и джинсы и теперь чувствовал, что буквально плавится в выходном костюме. Собираясь, он думал о том, что сегодня посетит весьма печальное и поучительное зрелище, и эта выставка могла бы стать его...
"Но в конце-то концов, что я делаю плохого? - размышлял Глеб, стоя в автобусе. - Разве я менее талантлив? Разве мои работы хуже - да что вы! Вся проблема в том, что Анжеличке больше повезло, судьба улыбнулась. Как там в песне поется: Господи, пошли хоть раз мне, а не меня. Эх!"
Он вспомнил бывшую сокурсницу Галину, ту самую, с вечным колокольчиком на сумке. Рисовала она из рук вон плохо, зато в гадании ей не было равных. Однажды Глеб спросил у нее: но разве наша судьба не в наших руках, разве мы не можем менять ее, как захотим?, на что Галина ответила: чтобы изменить предписанное, надо быть очень сильным человеком. Вот так, сударь, если вы слабак и не можете развернуть волшебное колесо в свою сторону, то сидите и завидуйте, изводите себя этим вечным вопросом "почему не я?"
Глеб так задумался, что чуть не пропустил свою остановку.
Если не считать двух официантов, накрывавших фуршетный стол, Бориса Антоновича и Анжелики с родителями, то галерея еще была пуста. " На кой черт я так рано?" - уныло подумал Глеб.
- Глебчик!
Анжелика кинулась к нему, жалобно улыбаясь. Ее протянутая ручка была холодной и влажной, а желтое платье с голубыми разводами придавало ее бледному личику какое-то болезненное выражение.
- Привет, - сказал Глеб и поцеловал ее в щеку. Анжелика обернулась
- Мама, папа, это Глеб Кожевников.
Деловой отец посмотрел на него, как на пустое место, зато матушка, весьма упитанная дама в зеленом, взглянула с интересом.
- Как хорошо, что ты пришел пораньше, - вздохнула Анжелика. - Я волнуюсь ужасно. Представляешь, тут будет телевидение. И из газет тоже придут...
Глеб покровительственно положил руку ей на плечо и заметил с какой-то каширинской интонацией:
- Ну, Анжелика, это приятное волнение.
Она нахмурилась.
- Да, а вдруг я сделаю что-то не то? Прямо как на экзамене.
Глеб не смог удержать улыбки. Боже, неужели она настолько глупа, что считает, будто бы выставка принесет ей общегородскую славу? На открытие соберутся друзья, родня и те, кто мнит себя знатоками искусства - и все. От силы три посетителя-бездельника в остальные дни.
Тогда зачем это тебе, не преминул воспользоваться ситуацией внутренний голос.
Появилась щебечущая компания девушек, и Анжелика, подарив Глебу извиняющийся взгляд, отправилась к ним. Глеб же пошел смотреть картины.
В основном, это были пейзажи - реки, луга, пруды; на одном из холстов он опознал улочку в районе стадиона, всю в цветущей сирени. "Конечно, славно, - говорил себе Глеб, проходя вдоль картин, - рисовать она умеет. Именно рисовать - не больше... Да, вот что мне нужно: сам факт того, что у меня была персональная выставка."
Ему вдруг показалось, что часть его души занял кто-то другой: жесткий, завистливый и циничный. В какой-то момент Глеб даже испугался; потом ему просто стало грустно.
Кто-то тронул его за плечо; Глеб оглянулся и увидел Каширина, наряженного в эпатажную красную рубаху с желтыми звездами и белые штаны и выглядевшего совершенно по богемному.
- Нравится? - спросил он, сделав широкий жест рукой.
- Не имей сто рублей, а имей крутого папу, - сказал Глеб и пожал широкую каширинскую ладонь. - Нет, ну мило, конечно ... А ты-то чего здесь делаешь?
Каширин достал из кармана блокнот с логотипом родной газеты.
- Пишу статью о высоком, - и в подтверждение продемонстрировал несколько исписанных листов. - Вот, дома набросал кое-что.
- Даже не видя выставки? - изумился Глеб. Каширин поглядел на него с тем выражением, какое иногда называют "учись, пока папа не померю"
- С моими-то талантливыми, набитыми на таких делах рученьками...жестом фокусника Каширин предъявил орудия труда и покосился на Анжелику, стоявшую перед камерой. - Тем более, что нового мне может сказать это жовто-блакитное создание?
Глеб выразительно посмотрел на него.
- Да ты, выходит, шутник.
- Выходит, шутник, - согласился Каширин. - А входит, юморист.
- В попке долото, - передразнил Каширин и, взяв Глеба под локоток, повел его к выходу. - Я что, сударь, слеп и не вижу болезненной бледности вашей аристократической рожи? И не догадываюсь о причинах?
Спустя десять минут они сидели в летнем кафе и беседовали о превратностях судьбы.
Умница Каширин как всегда был на высоте. Из его монолога к приятелю следовало, что время лучше всего лечит зависть, ибо выявляет истинные ценности. Наглядно показывая, что тебе на самом деле надо. В основном, Каширин упирал на то, что гениальности ни к чему подтверждения типа книг и выставок и приводил в пример Вивальди, чьи труды оценили по достоинству спустя чертову уйму лет после встречи их создателя с Создателем.
Глеб уныло соглашался: прирожденный гуманитарий и гениальное трепло, Каширин, пожалуй, сумел бы убедить Академию наук в том, что Земля плоская и лежит в свое удовольствие на трех китах - не то что утешить приятеля.
- Все хорошо, - сказал Глеб, когда Каширин притомился молоть языком. -Вот только как мне пережить этот неприятный момент биографии?
- Ты все преувеличиваешь, Гертруда. И откуда в тебе столько пафоса?
- От верблюда, - мрачно отшутился Глеб.
- Не обижай скромное животное, - посоветовал Каширин. - Лучше подумай, какой способ вполне хорош, чтобы забыть о своих проблемах?
- Напиться, что ли, - предположил Глеб.
Каширин широко улыбнулся.
- Истинно так, детка.
На следующее утро Глеба разбудил телефонный звонок. Охая от головной боли, он оторвал лицо от подушки, нашарил трубку, и, дважды уронив на кровать, сумел-таки приложить ее к уху.
- Глебец, жив?
Каширин был свеж и весел аки майское солнышко. На всех гуляньях он выпивал в два раза больше Глеба, но на следующий день, когда его приятель едва стоял на ногах и говорил с трудом, умудрялся сохранять разум, хороший цвет лица и отличное настроение.
Глеб застонал.
- Неужели так плохо? - озадаченно спросил Каширин.
- Это я еще бодрюсь. Тебе никогда не говорили, что ты дрянь?
Каширин усмехнулся.
- Веришь ли, буквально вчера мне это сказал молодой одаренный художник, страдающий синдромом Моцарта и Сальери. После четвертой рюмки он выложил все, что обо мне думает, и я узнал про свою скромную персону много нового и интересного, - он сделал паузу и резко свернул на другую дорогу: - И кто сказал, что я еврей? Я русский.
Глеб нахмурился, силясь понять, к чему бы это.
- Чего?
- Только русский может испытывать эмоции-плюс при виде страдающего таланта. Какой простор для философской мысли! Я так красиво давно не говорил.
- Иди ты, ритор... - Глеб болезненно поморщился и продолжал: - Поделись лучше, чего ты сам писать перестал.
Воцарилось долгое молчание. Глебу показалось, что Каширин грустно улыбается.
- Как тебе сказать, Глебец ... - вздохнул он. - Есть в характере некий стержень, который поддерживает натуру. И если его сломать, то изменится мировосприятие и писать ты уже не будешь. Изменится характер, фигурально выражаясь.
- Больно было?
Теперь уже Каширин изумленно хмыкнул:
- В каком смысле?
- Когда стержень сломался.
На том конце провода снова хохотнули.
- Нет, ну конечно не так, как тебе вчера на выставке.
Еще через день вышла статья Каширина с восхвалением юной талантливой художницы. Глеб прочитал и выбросил газету в окно.
Когда Анжелика звонила ему, он не брал трубку.
Пару дней спустя, отправившись погулять, Глеб встретил Галину. Она сидела у фонтана искусств и читала книжку под мудреным заглавием "Гадание И-Цзин."
- Повышаешь квалификацию? - спросил Глеб, усаживаясь рядом на прогретый солнцем бордюр. Галина оторвалась от книги и улыбнулась. С ней единственной Глеб чувствовал себя спокойно. Не было необходимости отражать шуточки, как с Кашириным.
- Очень интересно, Глебушка, - ответила она. - Если монетки есть, я погадаю.
Из монеток у Глеба обнаружился единственный исщербленный рубль, и гадание не состоялось.
- Нашел работу?
- Нет, а ты?
- А я теперь парапсихолог-консультант. Центр "Айши."
- Ловко, - одобрил Глеб и взял в ладони резной колокольчик на сумке.
- Анжелика выставляется в "Арт-хаус". Слышала?
Галина кивнула.
- И даже была на открытии. Лика все переживала, что ты так быстро ушел.
Глеб сел поудобнее и стал смотреть в воду. Там неторопливо передвигались маленькие юркие существа, похожие на головастиков. Он бросил камень, и обитатели фонтана шустро разбежались в разные стороны.
Галина снова вернулась к чтению. Краем глаза Глеб рассматривал ее худенькую фигурку, почти сиявшую в лучах вечернего солнца и вспоминал, как однажды, на втором курсе, они едва не стали встречаться. Если бы тогда у них все получилось, то какими бы они были теперь?
- Как по-твоему, выйдет у нас с Анжеликой что-нибудь толковое?
Галина пожала плечами.
- Понятия не имею. Но если ты собрался с ней спать ради того, чтобы ее папик помог тебе с выставкой, то это просто подло. Не советую.
Каширин сказал бы не "подло", а "расчетливо". Стараясь развеять неприятное ощущение, Глеб поднял еще один камушек и швырнул его в воду.
- Видишь ли, даже мысли такой не было.
- Верю, - откликнулась Галина. - Знаешь, Глебушка, это все ерунда. Лика, к сожалению, не пролезет дальше своего города. А у тебя впереди выставки в столицах, слава, гонорары, любовь... Ты не переживай.
Он хотел сказать ей, что уже давно никого не любил и почти забыл, как это делается - и не верит в любовь и чудесное будущее.
Тоскливо взвизгнул стриж, пролетев над водой.
- Я и не переживаю.
-- Вот и молодец.
Солнце почти касалось верхушек деревьев. В детстве, прочитав "Маленького принца", Глеб был уверен, что если долго-долго идти на запад, то солнце никогда не сядет, и день будет длиться и длиться. Особенно приятно было так думать в день рождения.
- Тебе в этой жизни чего-нибудь хочется?
Галина вздохнула и поболтала рукой в теплой воде.
- На самом деле у человека столько всего есть, что ему незачем хотеть еще чего-то.
Вскоре Глеб работал художником-оформителем центра "Айши" - рисовал на стенах офиса сюрреалистические пейзажи с участием НЛО, а может и елочных шаров. Анжелика по-прежнему звонила ему, он по-прежнему не брал трубку. Так будет лучше, уверял себя Глеб, вырисовывая очередную малопонятную эзотерически-праздничную загогулину - нечего голову морочить. За окном плавился июль и шумел базар; слушая обрывки песен в кондиционированном раю "Айши", Глеб думал о том, как заработает денег и уедет на дачу до конца лета. О том, где пристраивать свои таланты осенью, он пока не размышлял.
- Вы пишите, как очевидец.
Глеб посмотрел со стремянки вниз и увидел плешивого человечка в шортиках и футболке, трещавшей под напором пивной пузени. "Я видел истинный свет", - прочел Глеб на черной ткани.
- Чего?
- Я говорю, тоже НЛО видели? - человечек расплылся в улыбке, обнажив золотую фиксу. - Форма корабля, расположение окон - все, как на самом деле.
" Ну, блин, псих", - устало подумал Глеб.
- Тебе чего надо, дядя?
- А я тут работаю, - радостно осклабился человечек. - Никита Бадхен, народный целитель. К вашим услугам.
- Кожевников, - буркнул Глеб, принимаясь за очередной шар. Ну конечно: давным-давно, в далекой-далекой галактике... силы добра сражаются за спасение энергоинформационного поля Земли...мы рыцари-джедаи, мы борцы со злом, кто не с нами, тем в табло...тра-ля-ля...