Федорова Евгения Ивановна : другие произведения.

Слезы солнца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Приглашаю встретить рассвет вместе с моим героем в самом сердце пустыни.

   Слезы Солнца
  
   Был очень сильный ветер с моря, и в тени пальм едва ощутимо пахло водорослями. На лазурной воде бухты, отрезанной от моря коралловыми рифами, то тут, тот там, проступали легкие белые стайки пены. Поймав ветер, вдоль берега скользил яркий парус серфингиста.
   Цвели акации. Пронзительное голубое небо разрезал скользнувший на потоке ветра сокол.
   Мой проводник - Али - не торопился, долго расспрашивал меня, хорошо ли я держусь в седле. Утвердительно отвечая, я все поглядывал на часы: хотелось побыстрее отправиться в пустыню.
   -Голову прикрыть надо, - круглолицый араб был недоволен. - Наше солнце коварное, вроде бы все хорошо, едешь, хорошо, а потом очнешься на песке, а лошади и след простыл. Так-то.
   -Я же тебя не просто так с собой беру, - усмехнулся я.
   -Учись как надо, а не как хочется, - резко отрезал Али. - Кобылу твою зовут Шакира, как ту испанскую певичку. Знаешь ее? Она танцевать умеет, рысь, галоп - хорошая лошадка.
   Теперь смотри: повод - очень легко, понял? У нее во рту штыри, - он для убедительности показал указательными пальцами нечто, напоминающее клыки. Говорил араб по-английски уверенно, но довольно примитивно. Был он круглолиц и загорел так, что в белой накидке казался совершенным негром.
   Это был мой первый визит в аравийскую пустыню. Типичный турист - первооткрыватель с большой трубой объектива на пузе. Ну, уж куда наш брат без фотоаппарата?
   -Али, - допытывался я, переминаясь с ноги на ногу, а до гор на лошадках доехать можно?
-Можно, - араб тщательно подтягивал седло на рыжей, угловатой кобыле с нервно прядающими ушами. -День пути, - он скептически покосился на меня. Я лишь усмехнулся. Не так, чтобы я мог похвастаться жокейской выправкой, но кое-какой опыт в верховой езде у меня был.
   -Давай, - сказал Али, отступив в сторону. - Посмотреть на тебя хочу.
   -Не вопрос, - проворчал я и коротко подобрал повод, чтобы, когда я буду садиться в седло, лошадке не вздумалось прогуляться.
   -Эй, эй, Евгений, - тут же напомнил Али. - Помнишь: повод - легко-легко. Шипы, - он снова приставил указательные пальцы ко рту.
   -Да, помню, - повод я все же ослабил и рывком взгромоздился на Шакиру, почувствовав, как вес чуть не перетянул меня на другую сторону. К счастью, я удержался.
   -О, Боже! - выкатив белки глаз, многозначительно сообщил мне проводник. - Удобно стремя?
   Я привстал, седло скрипнуло.
   -Все нормально.
   -Ну, давай, - араб хлопнул кобылу по худому рыжему боку. Как и испанская певичка, лошадка была на мой вкус худовата, бедренные кости ощутимо торчали из ее крупа.
   С заданием я справился удачно, прошелся вдоль пляжа рысью, с непривычки поначалу придерживаясь за седло рукой, потом, по широкой дуге - галопом. Кобылке и понуканий не требовалось, она бежала охотно, правда галоп у нее оказался таким же костлявым, как и тело - в седле меня изрядно трясло.
   -Браво! - крикнул Али и нырнул под крытый пальмовыми листьями навес для лошадей. Обычно, приводя свой маленький табун на восемь голов в отель, Али ехал на сером в яблоках статном жеребце, в котором просматривалась чистая арабская кровь. Он рядил его в красивую, украшенную красными кистями сбрую, пытаясь привлечь туристов.
   Сейчас, привязанный к столбу конь, фыркнул, вытянул длинную шею, коротко зажал, весь напрягшись. Всем своим телом он тянулся к кобыле подо мной и Шакира несмело шагнула к загону, осторожно потянулась, коснувшись носом его морды.
   -Ах ты, похотливый жеребец! - добродушно усмехнулся я и настойчиво потянул повод. Кобыла неохотно отвернулась.
   Али вывел из загона белую лошадь с неровной серой гривой.
   -Тоже хороша? - видя мой взгляд, заметил он. - Арабские крови творят с лошадьми чудеса! Ее зовут Ноне - мое сердце, моя любимица. Наши сердца бьются одновременно, мы живем с нею, словно дышим. Не могу прожить без нее ни дня!
   Я хотел было спросить о его семье, но сдержался. Постеснялся, наверное. Египтяне - народ разговорчивый, захочет, расскажет сам.
   Вскочив в седло - даже не коснувшись ногами стремян - Али указал мне в сторону ворот.
   -Едем в пустыню, но не быстро - асфальт.
   -Кони не подкованы? - поинтересовался я. Мягкие конские копыта и вправду не приспособлены для езды по твердым дорогам и камням, но, если подковать лошадь, она вполне могла бы бегать рысцой даже по асфальту...
   -Постойте!
   Я обернулся. К нам торопился высокий молодой мужчина в очках с коротко остриженными под ежик волосами.
   -Опять задержка? - немного рассердился я, но, приметив на плече мужчины превосходный фотоаппарат, подобрел. Обсудить достоинства и недостатки камер - это я с удовольствием. Как-то сразу захотелось, чтобы он поехал с нами.
   Парень говорил с Али только по-русски:
   -Сколько стоит прокат?
   -Двадцать пять долларов час.
   -В пустыню?
   -Если платите два часа - едем в пустыню.
   -Сейчас можно вместе с вами? - парень наградил меня быстрым взглядом.
   -Кончено! - оживился араб. Не удивительно, за тоже время он заработает в два раза больше. - Шаг? Галоп?
   -Спокойную, - попросил парень.
   -Здравствуйте, - подтолкнув Шакиру, поздоровался я. Так, как нам предстояло провести два часа вместе, дружбу завязывать можно было уже сейчас. - Евгений из Москвы.
   Я перегнулся с седла, протягивая руку.
   -Уф, - радостно вздохнул парень. - Сергей. Я уж думал, вы немец. Я по-английски, знаете ли, ни бум-бум. Окей, да еще про время спросить могу. Не дано мне это, язык выучить.
   -А по профессии вы кто? - поинтересовался я.
   -Журналист из глубинки. Нет, если бы я английский выучил, наверное, пошел бы дальше, а так, - Сергей грустно поковырял носком ботинка асфальт.
   -И как же вас сюда занесло?
   -Как и всех, отдыхаю я, - как-то даже удивился моему вопросу журналист.
   Али подвел и усадил Сергея на гнедую низенькую кобылу, назвав ее Наташей, и мы, наконец, тронулись. Простучали по асфальту копыта под веселые крики детворы, которых мамаши спешили сфотографировать на нашем фоне. Один малолетний карапуз и вовсе застыл на пути лошадей, сунув палец в рот. Али перегнулся и ловко подхватил ребенка, усадив его перед собой в седло. От двери номера уже бежала женщина.
   -Саша! Саша! Посмотри на маму!
   -Фото - пять долларов, - заулыбался араб, когда женщина подняла маленькую серебряную камеру.
   -Да сейчас! - разозлилась женщина. - Кризис, какие пять долларов?!
   -Шутка, шутка, - замахал руками Али и приподнял маленького Сашу. - Снимай.
   Мы с Сергеем объехали эту умилительную картину и поехали дальше. Лошади шли как-то неохотно, шевеля ушами и прислушиваясь к голосу хозяина, который разговаривал с ребенком.
   -Не очень умеешь верхом? - уточнил я.
   -В пустыню хочется, - пожал плечами журналист. - Ну, посмотреть на нее поближе. Изнутри. Чтобы не знать, куда едешь, и где находится теперь отель. Потеряться хочется.
   -И зачем? - не понял я.
   -Для городского человека это как встряска, ну, чтобы не забывать.
   -Что не забывать?
   -Ну, - Сергей замялся. Он вообще очень часто нукал. - Мы в городах живем, день ото дня одно и тоже. Душ, магазин, Интернет, телевизор, ковер на полу, электричество...
   -Цивилизация, - подсказал я.
   -Ну, очень веское слово, не находишь? Ты вот не был на здешних экскурсиях?
   -Нет, а что, с ними что-то не так?
   -Ну, так, все так. Я тут был на одной. Не смог усидеть в отеле. В город Люксор ездил. Ну, они там показывают древние египетские храмы, гробницы, колоссы, стелы и развалины. Ну, можно было и к пирамидам Гиза съездить, но не хочется два дня в автобусе провести. А Люксор близко.
   -И как тебе? - видя, что Сергей замолчал, подбодрил я.
   -Ну, как-то так... странно. В храмах на стенах множество рисунков, египетская письменность, изображения Гора, Анубиса, фараонов. Там топчутся толпы туристов, фотографируют и не замечают будто. Ну, в Египте ведь нет дождей, и на стенах везде видны бурые пятна - капли жертвенной крови. Скорее всего, я думаю, это козья кровь, но, зная обычая древних людей, невольно думаешь о человеческих жертвах.
   -У тебя богатая фантазия, - сказал я и подумал, что у моего попутчика те еще тараканы в голове. Но вслух, ясное дело, ничего не сказал.
   Тут нас догнал проводник.
   -Ну, мне понравилось, - подвел итог журналист. - Это очень полезно: посмотреть, как живут другие народы, немного попридумывать. Ну, не пожалеешь! Чем сидеть в отеле, лучше съездий в Люксоре, глянь, как тут люди живут, в Москве ты такого не увидишь.
   -Не, лучше завтра до гор добраться, ну их, людей этих. Мне людей и в городе хватает, - проворчал я.
   -Дело говорит, Люксор - интересно, - по-русски сообщил Али и уже на-английском закончил: - Все равно ты на лошадь завтра сесть не сможешь, нечего над собой так издеваться. Закажи лучше экскурсию, и съездий. Может, увидишь что-то такое, что не покажет тебе гид.
   -Это почему я не смогу? - удивился я.
   -Увидишь, - араб криво усмехнулся.
   -Что он сказал? - полюбопытствовал журналист.
   -Люкср советует, - отмахнулся я.
   Мы проехали по аллее, окруженной высокими эвкалиптами, стараясь не глядеть на широкие песчаные поля за ними. Ровные, словно над ними поработали катки, с редкими кучами мусора, у которых спали приблудившиеся к отелю собаки.
   Зелени становилось все меньше, и вот уже путь нам преградили ворота отеля, и охранник услужливо открывает нам шлагбаум. Оглянувшись, я увидел деревья и светлые постройки, а за ним - далекую полоску лазурного моря.
   Мы проехали через ворота и на мгновение замерли у дороги, пережидая, когда проедет туристический автобус. Трасса казалась маслянисто-черной, асфальт словно расплавился, и чудилось, он вот-вот начнет прилипать к конским копытам.
   -Не очень жарко сегодня, - словно читая мои мысли, сообщил Али. - У нас бывает и пятьдесят градусов. Тогда из пустыни поднимается горячий ветер. Этого дыхания не может выдержать никто. Даже я не выезжаю туда, когда ветер пустыни раскален. Давайте, пока машин нет.
   Мы пересекли дорогу и сразу оказались на помойке. Весь песок был завален разнообразным хлам, в ярком солнечном свете побликиволо битое стекло, валялся пластик, нагромождения строительного мусора; из песка торчали поломанные деревянные клетки и порванные машинные покрышки.
   -Ничего себе, - фыркнул я. - Грязно как. А мы еще в России ругаемся, будто все замусорили.
   -Я думал, пустыня почище, - отозвался Сергей. Поняв, о чем мы говорим, проводник грустно сообщил:
   -Это не пустыня грязная, это люди. Везде, где есть человек, он оставляет после себя все что угодно, только не чистоту. Ты покурил, - араб поднес к губам пальцы, - а потом сигарету бросил. Ты же не понесешь ее до отеля!
   -Может, и понесу, - возразил я.
   -И в этом не будет никакого смысла. Все здешние отели, - араб развел руками, указывая на побережье, - никогда не раскошелятся, чтобы отвезти свой мусор в Хургаду на городскую свалку. Они выбрасывают его здесь, в пустыню, и сжигают. Дешево и быстро.
   -Ничего себе! - покачал я головой.
   -Так везде вдоль дорог. Мы едем в машине и ... пшик - бутылку выкинули из окна. Обертку, газету. Но пустыня большая. Там, за горами, где нет людей, нет и мусора. Там только ветер и солнце.
   -Че рассказал-то? - уточнил Сергей, с интересом глядя, как мимо, подскакивая на ухабах, гонимая ветром катится картонная коробка. -Смотри, какой прогресс! Эволюциоировавшее перекатиполе!
   -Да уж, фыркнул я. Али сказал, что там, где люди, всегда гадюшник. А где людей нет, там чисто, но нахрен оно нам надо? Как думаешь, пройдемся галопом?...
   И тут проводник запел. Его глубокий и сильный голос заставил лошадей встрепенуться, охватил нас, придавая уверенности. Повинуясь словам песни, лошади перешли на рысь, словно по волшебству ускоряясь. Нам и делать ничего не надо было, только наслаждаться налетевшим, засвистевшим в ушах ветром, приятно скользившим по коже. Чуть поотстав, проводник продолжал петь и лошади внезапно скакнули вперед, уносясь галопом.
   Эти мгновения показались мне тягучей вечностью. Я оглянулся и ветер, свистевший в ушах, отпустил. Мне показалось, я почти понимаю слова арабского, мне понятен смысл песни, такой уместной среди серого песка, выбеленного солнцем неба и яркого света.
   Приняв мой взгляд за приглашение, проводник поравнялся с нами, и теперь я отчетливо слышал песню.
   Вокруг скользили высокие, в два человеческих роста, нагромождения песка и никто из нас больше не обращал внимания на мусор. Солнце прыгало с одного бархана на другой, но не слепило. Просто невозможно передать словами: Али и его песня, его волшебные, слушающие голос хозяина лошади были словно рождены для пустыни...
   -Тррррр, - Сергей натянул повод, останавливаясь в клубах белесой пыли. Лошадь присела на задние ноги, зарываясь в песок. - Это уже слишком! - заорал он и я понял, что журналист чуть не вывалился из седла. Он неестественно перекосился, видимо, отбил одно чувствительное место. И вправду, без определенной сноровки ездить верхом - одно мучение.
   -Я хотел шагом! Просто прогуляться по пустые, чтобы не ходить пешком! Я не готов платить за эту бешеную гонку! Верните меня как-нибудь в отель!
   -Он недоволен, - пояснил я, - не умеет быстро ездить, хочет обратно в Азур.
   -Сейчас, сейчас, - Али торопливо достал сотовый телефон и затараторил в трубку. Не прошло и пары минут, как к нам подъехал босоногий паренек-конюх на лошади без седла.
   -Он проводит тебя до отеля, - перевел я слова араба. - Шагом, как ты и хотел. Через те барханы.
  
   -Тебе понравилось танцевать с Шакирой? - лукаво спросил проводник, когда Сергей с конюхом исчезли из виду.
   -Как ты заставляешь их слушаться песни? - вместо ответа, спросил я.
   -Я, мой отец, мой дед и прадед уже триста лет занимаемся лошадьми, - Али направил Ноне правее вдоль далеких гор. - Ты вырос верхом на стуле, а я в седле.
   -Что, так заметно? - усмехнулся я.
   -Ты сидишь на лошади как мешок с желтым чаем, но, если хочешь, я могу научить тебя.
   -Мне всегда казалось, что я сносно держусь в седле, - обиделся я.
   -Нет предела совершенству, - дипломатично ответил араб.
   -О чем была твоя песня?
   -О девушке, чей вид красивее восхода солнца, - Али задумчиво потер переносицу. - Я люблю романтические песни. Знаешь ли, я романтик.
   -Вы поете только о девушках, - засмеялся я.
   -У настоящего араба, настоящего сердцем, есть две мечты: хороший конь и прекрасная жена, будоражущая разум.
   Я подумал, что араб, когда хочет, начинает изъясняться на-английском весьма пространно. Он не так прост, как мне показалось с самого начала.
   -У меня есть друг, - говорил тем временем араб, - он хороший человек, учитель. Ему есть чем гордиться. Он был женат. Я говорю "был" с грустью. Они с женой развелись. Женщина работала врачом и часто дежурила ночами, а он от рассвета до заката преподавал детям естественные науки. Они почти не виделись, потому что он работал на двух работах. Она попросила его: откажись от одной, чтобы мы могли проводить время вместе. Я хочу быть женой, но вижу тебя редко-редко. Да, все проблемы сейчас в том, что люди не видят друг друга. Расстояние делает их еще более чужими, чем они есть. И люди перестают понимать дуг друга. Не хотят понимать.
   Наверное, самое великое, что возможно в нашей жизни - быть счастливыми вместе. И хранить это чувство здесь! - араб ударил себя кулаком в грудь.
   -А лошадь? - помолчав, спросил я.
   -Жеребец нужен мужчине для души, для напоминания о силе, мужестве и безудержной страсти. Вот Сергей уехал, потому что испугался. Его мужество ускользнуло...
   -Он просто никудышный ездок! - объяснил я.
   -Его напугала пустыня! - уверенно заявил Али.
   -Ну-ну, - фыркнул я и потянулся за фотоаппаратом, чтобы запечатлеть удивительной красоты пейзаж с полосатыми, красно серыми барханами, но обнаружил, что камера разомкнута и батарея выпала где-то на песок, должно быть, когда мы неслись галопом в сторону гор.
   -Мать твою! - не сдержался я. Батареи для профессиональных аппаратов стоят дорого. -Чертова пустыня!
   -Что такое? - заволновался проводник.
   -Потерял! - я нагнулся с седла, вглядываясь в песок, наивно надеясь, что батарея выпала только что.
   -Ооо, - протянул Али, - камера сломалась. Нет, и не надейся. В пустыне можно найти разве что сотовый телефон.
   -Ну да, - недоверчиво отозвался я, понимая, что белую батарею размером со спичечный коробок среди песка ни в жизнь не отыскать.
   -Если пустыня что-то взяла у тебя - это хороший знак, - сообщил мне проводник. - Значит, твоя душа ей уже не нужна. Но сотовый телефон пустыне обычно отдавать жалко-жалко и его, в отличие от всего остального, легко найти.
   -Да как его тут найдешь? - в раздражении, я повысил голос.
   -Как-как, - передразнил меня Али. - Слушай. Перед закатом царит тишина, а телефон умеет звонить, - он весело рассмеялся, не разделяя мое огорчение по поводу потери.
   Ну да, - подумал я. - Взять второй телефон и набрать номер оброненного. В полной тишине, когда перед самым закатом даже ветер затихает, захваченный очарованием вечера, пронзительное пиликанье телефонной трубки отчетливо разносится на десятки метров вокруг.
   Закрыв камеру и перекинув ее за спину, я снова тронул пятками кобылу. Она тут же припустила легкой рысью - пришлось придерживать. Торопиться не хотелось, тем более что солнце только-только склонилось к песчаным горам. Было немного грустно, что в Египте с этого фотоаппарата я не сделаю ни единого снимка. Придется фотографировать другой, более дешевой камерой.
   Глядя за тем, как я оглядываюсь вокруг, Али сказал:
   -Тот паренек-конюх, что приезжал, никогда не сможет работать с людьми. Только с лошадьми.
   -Да, и почему же? - я покороче подобрал повод, чтобы Шакире неповадно было сбиваться с шага на бег.
   -Чтобы работать с животными, надо любить их душой. Нужно быть очень добрым и строгим. Работа с животными делает человека чище и ярче.
   Чтобы работать с людьми, нужна твердость камня и гибкость травы. Нужно уметь смотреть, слушать, понимать. Нужно глубоко уважать каждого. Чтобы персона была довольна, нужно уметь подстраиваться. Мой конюх любит лошадей, но не умеет переступать через себя. Когда он верхом, ему лишь бы скакать быстрее и быстрее. Чтобы ветер и песок, день - ночь мчались рядом. Он не умеет делать то, что надо другим. Вот я вижу: ты задумался, тебе расхотелось мчаться, и я ни за что не буду понукать твою кобылу, потому что эта поездка для тебя.
   -А тебе, Али, не интересно ехать медленно?
   -Интересно, - проводник улыбнулся, показав два ряда белых ровных зубов. - Потому что можно говорить. Можно узнавать много историй и рассказывать свои.
   -Тогда, - заметил я, - твой конюх просто еще слишком молод. В его крови кипит юность, а в мыслях нет места словам, только делу.
   -Может, ты и прав, все еще изменится, - Али от чего-то погрустнел и пояснил: - Иногда очень тяжело, что в мире нет ничего постоянного для человека. Ты только привыкаешь к чему-то, а оно раз, и уже другое. Если поедешь в Люксор, прислушайся к камням, они такие уже много тысячелетий.
   Он указал рукой в сторону:
   -Нам туда.
  
   Ну, естественно, Али оказался прав. Наутро я с трудом слез с кровати, хотя в седле вчера был всего пару часов. Благо, я послушал его совета и заказал экскурсию, а то бы провел весь день кряхтя, словно столетний дед, и переползая от шведского стола до лежака у бассейна. И от бара до моря. А так пришлось встать раньше обычного, в пять утра, потому что автобус отбывал рано, стремясь добраться до храмовых комплексов до начала настоящей дневной жары.
   По утрам я обычно до безобразия рассеян и легко впадаю в коматозные состояния, теряя драгоценное время. Вот и тогда я подошел к зеркалу и долго смотрел в него без выражения, толи пытаясь припомнить ночной сон, толи вовсе ни о чем не думая. Потом взял зубную щетку и дезодорант, открыл крышку и чуть не намазал его вместо зубной пасты. Остановился в самый последний момент.
   Пришлось принять душ, чтобы прийти в себя. Потом я вышел на балкон и закурил. Серые сумерки рассвета завладели Египтом, зелень в саду казалась черной, а заросли бугинвилий под самым моим балконом закрыли свои королевские цветы. Пахло прохладной влажной землей из-за работающих на газонах поливалок.
   Мимо на велосипеде паренек из числа обслуживающего персонала повез стопку пустых пластиковых контейнеров. Во всем цивилизованном мире для подобных целей используют минимашины, а тут, по старинке, на велосипеде. Так мой дед возил брус от железнодорожной станции, когда строил наш дачный дом. Тогда ничего не было и денег тоже не было, ему чудом удалось добыть где-то два вагона бруса, но ведь их надо было перевезти. И за шесть километров он гонял на велосипеде, клал вдоль руля брус и вез его. И снова. И снова.
   Автобус немного опоздал, и я стал свидетелем потрясающего зрелища: всходило солнце. Обливая далекие склоны песчаных гор своим оранжевым светом, оно стирало чудовищные, причудливые тени, снова оживляя безликий мир вокруг. Карликовые цапли, величественно расхаживающие по изумрудным, ровно подстриженным газонам, с шумом расправляли крылья, радуясь новому дню.
   Нет! Мне определенно нравился отель, где я остановился.
   Всю дорогу до Люксора - а это почти четыре часа - я смотрел в окно. Однообразный пейзаж мог наскучить кому-нибудь другому, но не мне. Я прислонился виском к стеклу и косился за окно, впитывая в себя незнакомые, такие чужие картины.
   Шоссе резко отвернуло от Красного моря, уводя вглубь материка; вдоль дороги, присыпанная песком, потянулась странная насыпь, на которой изредка вдруг словно вспыхивали целые заросли изумрудных растений. Не сразу я догадался, что это трубопровод и растения вылезают там, где из труб утекает вода. В этом странном, желтоватом мире, жизнь была возможна лишь там, где присутствует живительная влага.
   Среди пустыни часто попадались показавшиеся мне сперва развалинами дома без окон и крыш: только серые, истрескавшиеся стены.
   -Это дома бедуинов, - негромко, чтобы не разбудить спящий автобус, ответил на мой вопрос гид. - Они приходят, стелют на пол солому и тростник, на крышу кидают пальмовые листья и живут. Потом уходят. Кочевники пустыни, их дом там, где их сердце. Они все носят с собой. Зимой тут бывает холодновато, градусов четырнадцать, но у них есть плотные одеяла из верблюжьей шерсти. Очень теплые.
   Я подумал, что сам по молодости частенько ночевал осенью в палатке на природе на берегу Оки, и, вылезая утром, чтобы справить нужду, видел сахарный белый иней на траве. Четырнадцать градусов, ничего особенного.
   Спустя четыре часа мы въехали в окраины города Люксор и пейзажи резко поменялись. Потянулись зеленые, заливные поля, вдоль дорог шли оросительные каналы, в них купались ребятишки, плавали гуси и стояли с умным видом буйволы, обтянутые свинцово-поблескивающей ровной шкурой, подчеркивающей худобу истощенных животных. Никогда раньше я не видел таких скелетоподобных зверей, казалось, в них нет ни грамма мяса.
   Женщины черпали ведрами из канав воду для питья, готовки и стирки, мужчины - устанавливали насосы для поливки полей, здесь же подростки ловили рыбу. Мы скользили за окнами автобуса мимо этой странной, ограниченной, привязанной к канаве с водой жизни, и чувствовали себя выше и умнее. То тут, то там паслись стада коз, бегали среди развалин, в которых жили крестьяне, курицы, там же, в одной из комнат, скрылась в тени корова. Куда-то бежал высокий белый осел, на спине которого с радостным выражением лица восседал маленький египтянин. На осле не было ни седла, ни уздечки и он бежал сам, просто вперед, а его шестилетний наездник радовался незапланированной прогулке.
   Редкие, изогнутые пальмы давали рассеянную тень, среди которой в пыли копошились курицы и облезлые собаки, дети и козы. Дома все были обшарпанные, недостроенные, из крыш многих торчала арматура, и гид рассказал нам, что у египтян принято, чтобы новое поколение селилось этажом выше, надстраивало себе новый этаж над домом родителей. В большинстве случаев денег не хватало, и стройка замирала на самом начальном этапе.
   Нищета и голод, вот, что я увидел, въезжая в Люксор. Бесконечная антисанитария и отсутствие цивилизации потрясали до самой глубины души. Когда в наше время у каждого второго есть компьютер и у каждого найдется в кармане сотовый, эти люди в трущобах жили так, словно не существовало электричества и высоких технологий. Я не заметил ни одного трактора, они пахали свои поля на низкорослых короткомордых осликах, как и их предки. У них не было канализации, не было никакой воды, подаваемой в дома, не было душа и унитаза, не было даже плиты! Многие так и готовили на кострах и из домов, казавшихся мне развалинами, к кристальному голубоватому небу поднимался густой белый дым.
   Осликов, запряженных в повозки, становилось все больше, а машин не прибавлялось, потом появились черные двухместные экипажи, запряженные лошадьми и явно рассчитанные на туристов. Город Люксор запомнился мне не как город храмов, и не как город, построенный на берегах Великого Нила, казавшегося первым и единственным чудом света среди разогретого жарким солнцем камня и песка. Он запомнился мне городом экипажей. Они походили на английские двуколки и были везде. Они стояли, запаркованные рядами, будто такси в Нью-Йорке, бесконечные обочины черных кебов и разноцветных лошадей. Сам город пропах лошадьми, конским навозом и мочой. Ни дуновения ветра, ни колыхания редких деревьев. Только ребятишки с ткаными платками, бегущие за группой туристов и кричащие: "Бакшиш! Бакшиш!".
   Они хотели денег, ориентированные на туризм; они зарабатывали как могли, пытаясь продать чужакам все, что у них было: товары, улыбку, фотографию, рукопожатие. Они за все хотели получить деньги, зная золотое правило: попытка - не пытка. Кто-то получал, кто-то нет. Насколько я понял, чаще всего с ними расплачивались за поданную руку или случайную фотографию немцы. Этот народ всегда относился серьезно ко всему происходящему. А вот русские чаще всего возмущались и злились. Русский человек не любит, когда его вынуждают платить за то, чего он не заказывал.
   Этот день, странным образом, показался мне дурным сном и принес утомление и непонимание. Когда в отеле меня ждала приятная тень, удобные лежаки и выпивка в любое время, тонны еды в четырех ресторанах, эти люди по-настоящему нуждались, жили на гроши. Зарабатывавшие 20 долларов в месяц считались богачами. В трущобах крестьяне существовали лишь благодаря натуральному хозяйству, довольствуясь правилом: вырастил - поел.
   Это ужасало. Никогда бы не смог жить так. Я привык, что на куриную тушку, хлеб и макароны всегда смогу себе заработать. Для подобного рациона в Москве не надо было особенно напрягаться, не надо было иметь ничего кроме желания. Даже профессия была не нужна. Продавец в салоне сотовой связи, работник МакДональдса, уборщица в Метро - огромное количество востребованных профессий, которые обеспечивали бы прожиточный минимум. Но в Египте все было перевернуто с ног на голову и это пугало...
  
   -Здравствуй, Али, - сказал я, подходя к радушно улыбающемуся проводнику.
   -Здравствуй, - араб приветливо пожал мне руку. - Давно тебя не видел, где же ты пропадал?
   -Да, отдыхал, - я невесело улыбнулся. - Ждал, когда ноги перестанут болеть. Вот, в Люксор съездил.
   -И как же? - заинтересовался Али.
   -Поражен. Мы поедем завтра до гор?
   -А ты про Люксор расскажешь?
   -Можно подумать, - поморщился я, - мы не поедем, если я откажусь.
   -Эта поездка на весь день, - предупредил проводник. - Выезжать надо в пять утра. В самое жаркое время мы доберемся до стоянки бедуинов, там отдохнем и поедем обратно.
   -Али, я не хочу встречаться с людьми, - у меня было плохое настроение. - Я хочу узнать пустыню, бедуины меня не интересуют.
   -Люди, верблюды и лошади всегда были частью пустыни. Ты не поймешь ее, пока не научишься просеивать песок. Но я не уверен, что знание, которое ты можешь здесь найти, пойдет на пользу.
   Проводник нахмурился.
   -А ты сам знаешь? - не сдержался я от ехидного тона.
   -Я знаю. Самое большое сокровище этих барханов - Слезы Солнца. Ты в детстве не искал клады?
   -Искал конечно!
   -И, находил? - поинтересовался проводник лукаво.
   -В детстве кладом могла стать ржавая вилка, - отозвался я, глядя на проводника и понимая, чего он от меня ждет, - или птичье перо. Да, я находил этих кладов столько, что тебе и не снилось!
   -Но все меняется? - уточнил араб. - Теперь птичье перо не обрадует тебя?
   -Только, если это будет жар-птица! - засмеялся я. - Ты сказал "Слезы Солнца". Это сокровища? Есть какая-то легенда?
   -О! легенд - тьма тьмущая. Тебе какую: с проклятием в конце или добрую?
   -Ты лучше скажи: эти Слезы Солнца - драгоценные камни какого-то из фараонов?
   -Драгоценнее некуда, - араб хитро усмехнулся. - Это величайшие дары бога Ра.
   -Сапфиры, рубины, алмазы? - уточнил я.
   -Они разные, - проводник пожал плечами. - Никто толком не знает. А кто знает, тот никогда не расскажет. Слезы Солнца можно найти лишь тогда, когда бог солнца Ра взойдет по прозрачным ступеням и обратит свой взгляд на искателя - так говорят древние свитки. Мы можем попробовать найти их для тебя.
   -Ты, небось, ищешь их всю жизнь, и не нашел, а мне в Египте осталось отдыхать три дня. С чего ты решил, что нам все удастся?
   -Но мы ведь можем попробовать? - сказал араб серьезно. - Мы можем потерпеть неудачу или найти то, что ищем. И это будет результат. А если мы будем просто сидеть, сложив руки на животе, какова будет нам цена?
  
   Следующим утром я был неоригинален и вновь чуть не намазал на зубную щетку крем для бритья. Ненавижу рано вставать, для меня это равносильно бедствию мирового масштаба. Приходится принимать таблетки, чтобы не болела голова, пить энергетики, чтобы немного прийти в себя, курить, чтобы, наконец, проснуться.
   Было еще темно, когда я спустился в ресторан, где меня ждал скудный континентальный завтрак из соевой колбасы, сыра и булочек. Я прожевал бутерброд, запил его растворимым кофе и, повесив на бок сумку с водой и фотоаппаратом, побрел к конюшне. Признаться, когда доходит до дела и ради этого дела приходится рано вставать, я испытываю острый дефицит энтузиазма и радости. Весь он видимо остается дремать на подушке в теплой и такой уютной под утро постели.
   Я долго сомневался, брать ли с собой фотоаппарат и сотовый, потом выложил оба прибора, боясь потерять их, но потом, плюнув на все, взял камеру. Дважды казусы с одними и теми же вещами не случаются. Так что мой фотоаппарат в безопасности, а вот телефон точно потеряется.
   Али как всегда встретил меня белозубой улыбкой, он казался свежим и отдохнувшим, хотя накануне вернулся из пустыни с туристами около двенадцати ночи (я как раз прогуливался по аллее и видел, как его маленький караван из трех человек проследовал к пляжу, где он ссаживал катающихся). А ведь ему еще потом надо было добраться до конюшни, расседлать и напоить лошадей. Вряд ли мальчишка-конюх задерживается у лошадей до ночи, скорее всего мать ждет его домой гораздо раньше полуночи. По всему выходило при самом лучше раскладе, что Аали спал часа три, но вовсе не выглядел помятым или усталым.
   -Сегодня я дам тебе мою Ноне, у не шаг мягкий-мягкий, чтобы ты как можно дольше не уставал. Путь у нас долгий и длинный, Слезы Солнца спрятаны где-то там, за песчаными горами. Ты хочешь, чтобы я вернул тебя в отель к ужину?
   -Это не принципиально, - отмахнулся я. - Ведь главная наша цель - найти камни.
   -Я бы не хотел, чтобы ты звал Слезы Солнца камнями, это ранит мое сердце, - попросил Али.
   -Никаких проблем, друг, - проворчал я, карабкаясь на спину белой кобылы.
   -Вот и славно! Что у тебя в сумке?
   -Литр воды и фотоаппарат, - я подобрал повод.
   -На голову что взял? Я отвечаю за тебя...
   -Оставь это, , мне не страшно никакое солнце. Никогда в жизни мне даже голову не напекло, а уж я попутешествовал по жарким странам.
   -Зря. Ой, как зря, - нахмурился проводник.
   -Если тебе так спокойнее, я в любой момент могу снять рубашку и замотать ею голову.
   -Как знаешь, вас, русских, не переубедишь! - Али сел на рыжую кобылу и тронул ее с места. - Ты обещал мне рассказать про Люксор. Но только не так, как все: я был там, мне понравилось. Лучше расскажи, что ты думаешь о том, что увидел.
   -Очень много кебов, словно в Англии девятнадцатого века, - подумав, сообщил я. - Вереницы лошадей, парковки для лошадей, заправки для лошадей. С ума сойти.
   Понимая, что несу чушь, я замолчал. Мы покинули территорию отеля и двинулись по обочине дороги.
   -А руины, что ты думаешь о них? - спустя некоторое время спросил проводник. - Многие люди - паломники - приезжают, чтобы медитировать, чтобы прикасаться к камням и чувствовать древность. Они пытаются услышать прошлое. Ты не пробовал?
   -Знаешь, Али, - серьезно ответил я, хотя сам был далек от мистики и экстрасенсов, медитации и колдовства. - В этих камнях так много времени, что они пусты. В них в плену эхо прошлого, но века делают эти знания опасными для человека. От духоты и прикосновения к развалинам у меня разболелась голова. Я бы лично побоялся влезать в те камни, мне кажется, они способны свести с ума. Камни, рисунки, они не показались мне живыми, как живы эти горы на горизонте. Все это гробницы и памятники тщеславию, вобравшие в себя жизни тех, кто умирал от непосильного труда, жары и жажды.
   Я потрясен - да. Монолитные стелы из розового гранита в семь сотен тонн веса не могут не поражать. Как они могли, эти недоразвитые люди, возводить такие архитектурные чудеса? Все объяснения мне кажутся жалкими. Это было волшебство древних магов, не иначе.
   Я восхищен - нет. Потому что магов, конечно же не существует, и камни эти стоят на костях рабов во имя праздных зевак и несуществующего величия, славя власть и гордыню.
   Проводник молчал. Не знаю, понял ли он мои слова или я выразился слишком пространно на чужом и для него, и для меня языке, но он лишь внимательно посмотрел на меня и снова задумался.
   Так мы ехали некоторое время, и за нашими спинами прямо над морем родился новый день. Горы казались все такими же далекими, как раньше, воздух быстро теплел.
   -Знаешь, - внезапно сказал Али, - есть люди, с которыми неприятно ездить. С ними час длится словно день. Я понимаю, что это работа, но, порою, никакая плата не может подбодрить меня. В этих случаях я начинаю врать. Говорю, что занят, что конь захромал или придумываю еще чего-нибудь. Приезжает сюда одна француженка... и лошадей она любит, и ездить умеет, и все время говорит: мне так хорошо с вами, так нравится ездить в пустыню...
   А я не могу! Меня прямо от нее всего трясет. А есть другие люди, вроде тебя. Интересные собеседники, рядом с которыми час проходит за несколько мгновений, украденный шутками и разговорами. За таких людей, как ты, я и люблю свою работу.
   -Я же ужасный зануда и брюзга, - вставил я свои пять копеек.
   -Это внешнее, Евгений. Я привык смотреть сюда, - он постучал кулаком по груди.
   -Знаешь, Али, есть еще такие люди, - сказал я грустно, - рядом с которыми хорошо и без слов.
   -Это большая редкость, - пожал плечами проводник. - Но таковы некоторые женщины.
   Нам снова пришлось пересечь дорогу. Мимо пронесся туристический автобус, и я подумал, что все дорожное движение Египта состоит, должно быть, из этих высоких ушастых автомобилей.
   Внезапно мое внимание привлекала черная табличка в отдалении, точащая прямо из песка.
   -Али, а там чего? - спросил я с любопытством.
   -О! - ответил он значительно. - На ней написано следующее: здесь покоятся тазобедренные кости моего верблюда, служившего мне верой и правдой 28 лет и отошедшего в загробный мир на закате полуночи.
   -Кто-то очень сильно любил своего верблюда, - ошарашено заметил я, - если написал такие слова.
   -Надо быть сумасшедшим, чтобы написать такое! - засмеялся проводник.- Я пошутил. Это обозначение участка, под табличкой закопаны какие-то трубы. Прости, я не думал, что ты поверишь моей выдумке.
   -Ты шути, шути, - проворчал я. - Человек в чужой стране, ничего толком не знает, а ты этим пользуешься!
   -Не обижайся, Евгений, - замахал руками араб, - я не хотел тебя обидеть! Теперь буду говорить только серьезно. Вот скажи, тебе нравится жить в большом городе?
   -Нравится, конечно, - все еще недовольно ответил я. - Поглядел я на трущобы ваши. Нет уж, увольте! Вся эта примитивность и антисанитария не по мне. Растить курицу, чтобы ее съесть! У нас дома в магазине она стоит четыре доллара за килограмм, вполне можно себе позволить просто пойти и купить.
   И что это за манера? Стекла в окнах - признак достатка. Какая же зависть должна быть к соседу, чтобы бить камнями его окна, когда он хоть немного приближается к цивилизации?
   Нет, я ненавижу свою жизнь, Али, мне надоело телевидение и соседи, слушающие музыку после полуночи, меня бесит, когда у нас летом отключают горячую воду якобы для профилактики. А на самом деле все это аферы... ну да ладно. Но я бы не променял свою жизнь на это существование.
   -Мы будем возвращаться домой, и я снова спрошу тебя про твою жизнь? - предложил Али. -Я покажу тебе кое-что новое, познакомлю с друзьями... И ты снова мне ответишь, ладно?
   -Ты не услышишь ничего нового, - отмахнулся я. - И разве же мы не за сокровищами едем?
   -Все равно в самую жару придется где-то остановиться передохнуть. Да не бойся, на пути нам не встретится много людей, - Али наклонился и огладил кобылу. - Почему бы не поговорить с ними? Напрямик мы проехать не сможем, - проводник указал на горы. - Отрог длинный, нам придется сначала ехать вдоль, и только потом мы углубимся в пустыню.
   -Не люблю людей, - сморщился я. - Быть одному куда...
   -В одиночестве нет ничего хорошего, - твердо оборвал меня проводник. - Оно притягательно лишь в твоем воображении. Человек - существо общества, и только в обществе оно может исчерпать свой потенциал.
   -Это общества слишком влияет на человека, - завел я свою любимую пластинку. - Оно уничтожает индивидуальность, заставляет тебя думать, как принято в обществе, действовать в рамках принятых стандартов. Оно делает человека плоским и неинтересным. Вот ты все время ездишь в пустыню, там, где на тебя не давит груз предрассудков, и сохраняешь себя таким, какой ты есть...
   -А одиночество сводит с ума! - резко сказал Али. - Что ты выберешь?
   Вот тут я уже в который раз за свою жизнь ощутил воздействие языкового барьера и полное непонимание того, что на самом деле имелось в виду. Я говорил Али об уединении, он говорил мне о неком абсолютном, несуществующем понятии. Или существующем?
   -Али, бывало такое, чтобы ты один заблудился в пустыне?
   -Было, что я провел в ней четыре дня, - проводник помрачнел. - И я был не совсем один. У меня был верблюд. Но пустота давила, словно хотела, чтобы я умер.
   -У тебя было недостаточно воды?
   -Все у меня было! - впервые, я увидел, как араб разозлился. - И вода и еда. Но я не мог есть или пить! Пустыня хотела, чтобы я остался с нею.
   -Что ты имеешь в виду? - вконец запутался я. Проводник не хотел рассказывать все, подбирал самые неудачные слова и от того его оборванные фразы никак не складывались у меня в складную картину. Почему, если у человека есть вода и еда, он может умереть?
   -Она пыталась сделать меня дурачком, - помолчав, сказал проводник. - Хотела, чтобы я свихнулся. Одиночество здесь равносильно смерти. Тебе не понять, ты взрослый и с тобой вся твоя цивилизация. Я был ребенком. Песок пересыпался, шелестел, и я слышал голоса. Ты можешь не верить, это не важно. Да, лучше не верить.
   Я сбежал от отца, взял верблюда. Хотелось поиграть в бедуина, хотелось попробовать самому выжить в пустыне, найти воду, остановиться на ночь под звездами. Ребяческие игры.
   Дети умеют говорить с миром, - повторял мой дед. - Знают ветер и умеют читать по теням. Только ты всему этому не верь. Ничего этого нет. Ведь ты же не хочешь, чтобы тебя изменили.
   -Это есть, - отозвался я, сам не веря, что говорю такое. - Думаю, ты прав. При определенном стечении обстоятельств мир может изувечить нас куда сильнее, чем люди вокруг. Но я все равно их недолюбливаю.
   -Ладно, - проводник махнул рукой. - Мы договоримся. Они не скажут тебе ни одного слова без твоего желания. Их как бы не будет, я попрошу. Так пойдет? Мы отдохнем под навесами и уедем.
   -Замечательно, - обрадовался я.
   -Ну, тогда смотри. Видишь, там у дороги здание, в первый и последний раз: хочу тебя с приятелем своим познакомить...
   Приняв взмах руки проводника как руководство к действию, я толкнул Ноне в бока и та, всхрапнув, весело скакнула вперед. Ее тело растянулось подо мной в прыжке и сжалось, забилась на ветру сероватая жесткая грива, захлестала по рукам.
   Али что-то крикнул, кобыла дернула ушами, но я вновь толкнул ее, заставляя ускорить бег. Я даже привстал в стременах, разглядывая, что там впереди. Вышки, ограда, дорога. Это был контрольно-дорожный пункт, что-то вроде нашего ДПС. Интересно, с кем Али меня хочет познакомить?
Я уже собрался осадить кобылу у самой вышки, когда пустующий мир внезапно взорвался криками и щелчками автоматных затворов. Лошадь испуганно пошла боком, навстречу ей кинулись люди в белой форме с черными шевронами и автоматами.
   -Эй, вы что?! - крикнул я, натягивая повод и Ноне, заржав, встала на дыбы. -Турист! - возопил я, но военные на перебой что-то орали и мои жалкие крики не были услышаны.
   Я отпустил повод и поднял руки, с ужасом глядя в черные дула автоматов, направленных мне в грудь. Меня стащили с лошади, чувствительно грохнув плечом о землю. Острые камешки больно впились мне в кожу. Кто-то несильно пнул меня в бок, придавил к земле.
   Крики улеглись. Я видел, как медленно подъехал Али, как слез с седла и принялся что-то спокойно объяснять на арабском.
   Взволнованные крики сменились руганью, кто-то по-английски спросил меня и я ответил, что да, я турист из отеля Азур. Наконец, меня отпустили. Я неловко поднялся, не поднимая глаз, стал отряхивать джинсы, но Али взял меня за руку и вместе с лошадьми потащил прочь от дороги, а вслед нам продолжали лететь злые ругательства.
  
   -Что за дела, Али? - спросил я, когда мы, наконец, удалились от КПП и проводник сел в седло.
   -Это было глупое поведение туриста! - очень сдержано сообщил мне он.
   Я расстегнул рубашку. На левом плече была большая ссадина, спина и бок, куда ударил ботинок, ныли.
   -Поехали обратно в отель! - твердо сказал я. - Еще не хватало, чтобы меня тут пристрелили.
   -А я предупреждал тебя, что ты едешь со мной?! Разве ты не знаешь, что в стране военное положение?! Как, по-твоему, что должны думать военные, когда из пустыни на них выскакивает всадник?! Думать надо головой, а не тем местом, которым ты в седле сидишь!
   Он повернул кобылу.
   -Твоя правда, поехали обратно.
   -Остынь, Али, - тут же пошел я на попятную. День только начинался, и не хотелось провести его остаток у бассейна. Все же хотелось добраться до гор. - Давай не будем ссориться и забудем этот неприятный инцидент? Я вправду сглупил, не надо было мне торопиться.
   Араб помолчал, поджав губы, потом снова повернул лошадь к горам.
   -Так, значит, они меня за бандита приняли, так? - не сдержался я, шагая рядом и ведя Ноне под уздцы.
   -Тебе все развлечение, да, Евгений? Тебе уезжать через три дня, и ты так и не понял, какой опасности только что избежал! Согласно закону о военном положении у солдат есть право содержать любого гражданина под стражей без предъявления обвинений. Теперь ты понимаешь, как сложно мне было заставить их отпустить тебя?! Ведь ты обидел их, а за обиды арабы всегда платят сверх.
   -Чем я обидел их, Али? - обалдело спросил я.
   -Ты напугал их, - помолчав, ответил проводник. - Нет для мужчины обиды сильнее, чем страх, в котором он никогда не признается.
   -Мдааа, - протянул я. - Спасибо, что уговорил их.
   Араб промолчал и тогда я снова пристал к нему:
   -Как тебе удалось их угомонить, что ты сказал им?
   -У меня на том посту приятель, сын двоюродной сестры матери. Если бы не это, тебе могло бы и не повезти. Недавно группу русских туристов месяц держали без предъявления обвинения, потом отпустили. Скандал был на уровне посольств. Не думай, я не одобряю, но в нашей стране не просто так военное положение и это нужно учитывать.
   -Да понял я, что мне повезло! - вздохнул я и полез в сумку за бутылкой. Напившись, я смыл с ссадины налипшие песчинки, потрогал ушибленный бок. Поморщился.
   -Точно обратно не надо? - забеспокоился араб. - Ты при падении ничего себе не сломал? Врач не нужен? - он полез за сотовым телефоном.
   -Успокойся, Али, это всего лишь ушиб. Ничего страшного. Ездить верхом и никогда не падать с лошади невозможно. Хотя с моим весом это неприятное событие.
   -Все равно это очень опасно, - проводник остановил кобылу и спрыгнул на песок. - Дай я тебя осмотрю. Я хоть и не врач, но диплом об оказании первой помощи у меня есть. Я же работаю с людьми...
   Естественно, никаких переломов у меня не оказалось, и мы продолжили путь.
   Было необычайно жарко. От яркого света я начал щуриться, виски сдавила усталость. По спине катились струйки пота, плотная джинсовая ткань брюк стала влажной, воздух пах только лошадиным потом, и мне от чего-то казалось, что и джинсы мои пропитались конским духом. Среди горных камней не было ни единого дуновения ветра, рыжеватые камни, рассыпавшиеся в песок от сильного удара, безмолвно застыли вокруг. Здесь ничего не росло, ничего не жило. Лишь иногда с шелестом по склону ссыпался песок, да иногда стук конских копыт возвращался к нам, пойманным скалами эхом.
   -Али, мы можем пройтись галопом? - стерев пот со лба, спросил я, надеясь, что ветер от бега остудит разгоряченную кожу.
   -Камни, Евгений, лошади повредят копыта. Ты что-то не разговорив стал, устал?
   -Сегодня очень жарко, - невпопад ответил я.
   -Да, пожалуй жарче, чем обычно, - согласился проводник. - Но ничего, мы почти уже доехали. Там, - он указал в сторону, где песчаные вершины были ниже, - стоянка бедуинов. Мы отдохнем, попьем бодрящего бедуинского чаю, посидим, переждем самые жаркие часы...
   Будет еще жарче? - с ужасом подумал я. - Новость не из лучших.
   Но вслух сказал о другом:
   -Али, я вот все думаю о сокровищах. Скажи, мы просто так едем, куда глаза глядят и это твой самый обычный маршрут для туристов, а ты только развлекаешь меня байками о кладе? Или все же у тебя есть какая-то информация о том, где он находится?
   -Кое-какие соображения у меня есть, - нехотя отозвался араб, и в мою душу закралось подозрение.
   -Скажи, ты со всеми, кто едет на день в пустыню, ищешь сокровища?
   -Нет, Евгений, не со всеми. Только с теми, кто может их найти.
   -А как ты определяешь, кто может, а кто нет?
   -А я думал, - усмехнулся проводник, - ты задашь верный вопрос.
   -А если мы найдем сокровища, ты захочешь со мной делиться? Ведь проще убить меня...
   -Не волнуйся, я оставил свой нож дома, - коротко рассмеялся проводник. - Я не люблю убийства. Человек рождается, чтобы жить и радоваться, любить и продолжать свой род.
   -А что же я должен был спросить у тебя? - рассердился я, понимая, что араб ждал от меня чего-то другого.
   -Нужны ли сокровища мне, - проводник отвернулся. - У меня все есть в этой жизни, Евгений. Любимая работа, достаток, десять верблюдов и более тридцати отличных лошадей. У меня есть дом и друзья. Нет жены, но это не исправят никакие сокровища. Моя душа стремится быть здесь и сейчас. Мне не нужен ни домик на Гавайях, ни президентский самолет, ни белопарусная яхта.
   -Так ты отправился искать сокровища для меня? - опешил я.
   -С твоих слов я понял, что тебе они могут пригодиться, - пожал плечами араб.
   -Какие слова заставили тебя так думать? - не унимался я.
   -Разве это важно? - спросил проводник. - Главное, что я не ошибся. Ведь ты сердцем рад авантюре!
   -Пока мне просто жарко, - возмущенно отозвался я и полез в сумку за водой.
   -Не надо сейчас пить, будет только хуже. Погоди немного, мы почти приехали...
   Лошади вывернули из-за каменных нагромождений, и горы внезапно кончились, превратившись в сероватые холмы-барханы. Прямо перед нами была укатанная багами и квадрациклами (маленькими машинками на больших колесах) дорога, прямо посреди которой играло несколько детей в цветной одежде.
   В отдалении у камней раскинулось несколько брезентовых пологов; у наскоро сооруженных загородок, крытых пожелтевшей травой, были привязаны верблюды.
   Завидев нас, дети с визгом вскочили и бросились бежать, на песке остался странный черный предмет. Чем ближе мы подъезжали, тем в большее замешательство я впадал. Камни вновь скрыли от нас деревню бедуинов, и наступила тишина, только негромко тикал оставленный детьми метроном. Черный цилиндр из дерева с маятником и грузом на конце. Такие используются в музыке, чтобы задать определенный ритм для ученика.
   С ума сойти. Метроном в Аравийской пустыне мерно тикал на песке, считая секунды времени. Смотрелся он совершенно нереально. Как он сюда попал?
   Али перегнулся с седла и подхватил прибор, посмеиваясь. Зафиксировал маятник.
   -Ничего себе детская игрушка, - сказал я.
   -Опять стащили, - сообщил мне Али. - Я занимаюсь музыкой, и подарил метроном старейшине, потому что он жаловался, что в последнее время не видит пустыни. Звук метронома помогает ему... медитировать.
   -А бедуины-то настоящие или это балаган?
   -Настоящие конечно! - уверенно сказал проводник. -Только немного к бизнесу привыкшие. Покататься на верблюде вокруг деревни стоит десять долларов. Это все отпечаток твоей цивилизации, тут ничего не поделаешь. Что вообще ты знаешь о бедуинах?
   -Мало что, кочевой народ...
   -О, и в правду мало. Я расскажу, - Али спрыгнул с седла. - Но в тени, под навесом, за традиционным бедуинским чаем.
  
   -Ты голоден? Уже второй час дня.
   -Нет, спасибо, - отмахнулся я, неуклюже слезая с Ноне, и отлепляя от кожи прилипшие брюки.
   Дети куда-то делись, навстречу нам вышло двое арабов в самой обычной одежде с платками на головах. Слева, под навесом на потертом коврике неподвижно сидел старик. Прикрыв глаза, он то ли спал сидя, то ли о чем-то размышлял. Али заговорил с бедуинами, а я продолжал оглядываться, дивясь тому, в каких жутких условиях может существовать человек. Бедность поражала. Потом Али назвал ее скромностью и следованию путями предков, но для меня это была простая нищета.
   Главной частью деревни был колодец. Вокруг него было много следов, стояло корявое, засохшее дерево с ветвями, искривленными в одну сторону, словно бы всю жизнь оно боролось с жестоким ветром. Брезентовых шатров было всего два - пологи, растянутые на распорках. Вместо стен бедуины использовали ширмы из тростника, дома их больше походили на кемпинги для отдыха туристов. Люди и скот - овцы, козы - жили в совершенно одинаковых загонах. Если подумать, при самой низкой температуре в плюс 10 градусов, наверное, и не нужно что-то более серьезное, но все же, все же! Человек должен всегда стремиться к лучшему.
   Нас пригласили под навес и усадили на коврик у очага, обложенного камнями. Вся посуда была черная, закопченная, но я внезапно понял, что эти люди совсем не чураются цивилизации. Липтоновский чай в бутылке в руках одного из мужчин показался мне несуразной насмешкой.
   Молчаливая пожилая женщина с лицом, испещренным глубокими морщинами, вошла под полог, неся в руках сухую лепешку верблюда, встала на колени у очага и принялась разжигать огонь. Она покопалась в одежде и, не найдя, позвала молодого парня, который зажег сухие стебли зажигалкой Зипо. На разгоревшиеся стебли, женщина стала бросать куски верблюжьего помета.
   Я сморщился. Где-то я слышал, что для костров в пустынях используют высушенный на солнце помет животных, но одно дело читать об этом, и совершенно другое дело видеть своими глазами, нюхать дыма горящих какашек.
   Приподняв бровь, я вопросительно посмотрел на Али, но тот лишь пожал плечами.
   -Ты не хочешь говорить с ними, так? - спросил проводник.
   -Мне это не доставляет удовольствия, - согласился я. - Мне кажется, я вторгся в их мир и я тут не нужен. Я тут чужой.
   -Успокойся, они и вправду рады тебя видеть. Если бы ты согласился, мог бы поговорить с каждым и понял бы, что они рады гостям. Но если ты не хочешь говорить с ними, быть может, захочешь говорить со мной. Попросишь - я расскажу тебе об их жизни, захочешь - будем молчать. Смотреть.
   Он поднес два пальца к глазам.
   -Сколько ей лет? - наблюдая за пожилой женщиной, прилаживающей над огнем черный, приплюснутый чайник, спросил я.
   -Сорок три. Тяжелые условия жизни, изнуряющий труд, много злого солнца. Женщины здесь быстро стареют, не удивляйся.
   Мы помолчали.
   -А как они выбирают место для стоянок? Поближе к отелям на побережье?
   -Нет, нет, - Али усмехнулся. - Они ищут воду. Если колодец пуст, им не выжить. Знаешь, как бедуины ищут воду?
   -И как? Приходит их глава с прибором и ищет? - я поводил ладонью над землей.
   -Ты в геодезии не очень, я вижу, - проводник скептически хмыкнул. - Это тебе не монетки искать. Такого прибора нет, чтобы точно воду найти. Потому бедуины в более выгодном положении: они две недели не поят верблюда, а потом отпускают его на все четыре стороны. Верблюд воду всегда найдет, у него нюх.
   Женщина заварила чай и разлила его по алюминиевым кружкам. Я настороженно понюхал отвар, и Али тут же хлопнул меня по плечу:
   -Это - хабак, настоящий напиток бедуинов. Растет только на Сенайском полуострове и лечит от всех мыслимых болезней тело. А пустыня лечит душу. Видел того человека на коврике, он у них старейшина, ему 103 года. Слабо столько прожить в своем городе в сытости и достатке?
   Я не ответил, наблюдая за тем, как женщина подобрала полы одежды, отряхнула их от налипшего песка и пошла куда-то в сторону верблюдов.
   -Почему у нее не закрыто лицо? - осведомился я.
   -А кого это сейчас волнует? Такая жара. Сегодня солнце особенно старается, представь, как ей будет жарко в чадре?
   -Мне казалось, что женские тяготы арабов не интересуют, - ехидно заявил я и тут же пожалел об этом. Али помрачнел, подобрался, словно я оскорбил его.
   -Знаешь, - медленно сказал он, - по миру ходит множество предрассудков, способных начать войну и спровоцировать ненависть. Не для кого не секрет, что чаще всего вражда возникает из-за неспособности правильно друг друга понять. Да, по нашему жизненному складу женщина должна рожать детей, радовать мужа и ходить по хозяйству, но самые строгие из существующих законов в Египте о защите женщин. Чтобы быть счастливой, женщина должна чувствовать себя в безопасности. Скажем, по закону, если муж хочет вторую жену, он обязан получить разрешение первой. Если она не согласна, а муж все равно настаивает, возможен развод, но тогда жена получает все, чем владели супруги. Мужчина уходит из дома лишь в том, что на нем надето.
   -Любопытно, - пробормотал я.
   -Слышал, у вас в России говорят... среди девушке, что арабы - похотливые, навязчивые, все время пристают...
   -А я слышал, что они - очень гостеприимные и романтические люди, - тут же возразил я.
   -И горячие, - серьезно продолжил Али. - Как и наше солнце. Ты первый, кто это сказал. Все люди разные и это надо помнить. Нет одинаковых.
   -У людей одной страны всегда есть общие черты, - напомнил я.
   -Частности делают нас персоной - не массой, - подняв указательный палец, наставительно произнес араб.- Понимаешь?
   Али смущенно смотрел на меня, по-видимому, не зная, как выразить по-английски то, о чем он думал, но я и так все понял.
   Я допил чай и тяжело вздохнул - ныла голова. Воздух казался раскаленным, шевелиться не хотелось. Заметив мое настроение, араб спросил, не хочу ли я подремать в тени, пока не пройдут самые жаркие часы. Тратить время на сон было жалко, и я отказался.
   -Расскажи мне о бедуинах, Али? - попросил я, привалившись спиной к распорке.
   -Наверное, самое интересное, - проводник помедлил, - я начну с середины... самое интересно те, что эти люди стараются обходиться минимумом вещей привычного тебе мира. Так, старики до сих пор учат детей читать по Корану. В пустыне бедуину помогает выживать в первую очередь понимание устройства мира. Они нарочно отделяют себя от других людей. Они - подлинные аскеты нашего времени.
   Население Египта небогато. Если ты хочешь зарабатывать - иди в туризм, учись в институте и работай с приезжими. Тогда у тебя будет достаток. Есть правительство, как и у любой страны, богатая верхушка - крупные корпорации, торговцы, банкиры. Есть простые крестьяне. Эти до сих пор возделывают землю мотыгой. Их может убить лишь смерть Нила. Засуха. Эту заразу, - Али согнул пальцы, обозначая в воздухе кавычки и улыбаясь, - ничем не вытравишь.
   А еще есть бедуины. Хитрые, злые и очень жестокие. Они прижились там, где выживают лишь самые неприхотливые колючки, и, как истинные люди, принялись делить то, что можно было поделить и то, чем можно было владеть. Воду и территории. Всадники на верблюдах появлялись из-за барханов, наносили чудовищный урон врагу и исчезали. Бедуины были необычайно приветливы и гостеприимны, но стоило тебе покинуть их кров, как тебя могли догнать ночью и перерезать горло.
   Самая большая ценность среди песка и жары - колодец. Волшебный неиссякаемый источник с кристальной водой - вот предел мечтания бедуинов, наполняющий их сказки. Но, я думаю, если бы бедуин получил такой колодец, он бы все равно не прожил всю жизнь около него. Порою мне кажется, их что-то беспокоит. Зовет из-за барханов. Старики могут часами вглядываться в далекие пески.
   Ты, наверное, знаешь: у бедуинов нет паспорта. Они - никто. Для мира городов и машин их не существует. Власти Египта могут лишь примерно сказать, сколько бедуинов бродит по нашим пустыням. Призраки ветра.
   Али замолчал, и я не прерывал этой тягучей тишины, казавшейся естественной. Негромко за загородкой проблеяла коза, и снова стало тихо. Ни голоса, ни смеха. Словно бы мы остались одни, а все остальные ушли из деревни, чтобы нам не мешать.
   -Интересно, - внезапно сказал Али, - почему ты всегда один даже там, где полно людей? Ведь я же вижу, что в действительности ищет твое сердце. Ты хочешь найти близость души. Но принимаешь себя за одиночку.
   Я даже не посмотрел на проводника, уже привыкнув к его удивительным психологическим заключениям, но все равно его уверенность уже который раз застала меня врасплох.
   -Ты не можешь быть счастливым, потому что мнишь себя кем-то другим.
   Я все молчал и араб забеспокоился:
   -Ты обиделся, Евгений?
   -Нет, я думаю.
   -Ты не считаешь себя счастливым, у тебя неспокойно на душе и это видно. Прости, что я вмешиваюсь не в свое дело.
   -Нет, все нормально, - поспешно подбодрил я араба. - Что еще ты скажешь обо мне?
   -Ты хочешь быть кем-то другим, ты всем показываешь, что ты другой, не такой, какой есть на самом деле. Будь честнее с самим собой, и найдешь то, что искал.
   -Я всю жизнь гоняюсь за ветром, - пробормотал я. Хотелось сказать "за ветряными мельницами", но я не знал английского слова. Надо будет посмотреть в словаре, когда вернусь в отель. - Меня часто что-то гложет и заставляет глядеть вдаль в надежде, что я вот-вот получу ответы на терзающие меня вопросы.
   Видя, что я не буду продолжать, проводник сказал мягко:
   -Вот тебе мой ответ на все твои вопросы, - он пододвинул ко мне метроном и освободил стрелку. Маятник негромко защелкал, раскачиваясь из стороны в сторону. - Ты видишь время. Это твоя жизнь. Не трать секунды на пустые слова и дела. Делая что-то, убедись, что твое сердце счастливо. Если ты не можешь понять, кто ты - будь самим собой. Это лучший выбор. Если не знаешь, для чего мать родила тебя на свет - живи. Тебе еще представится возможность понять. Весь этот мир, - Али развел руками, - создан для тебя одного. И ты идеально для него подходишь. Все, что нужно тебе для равновесия - здесь.
   Проводник прижал ладонь к груди со стороны сердца, сжал пальцы, словно выдирая что-то, и поднес кулак к моему лицу.
   -Все здесь, - сказал он и, разжав пальцы, дунул на ладонь, с который поднялось легкое облачко песчаной пыли. - Волшебство! - засмеялся араб.
   Я тоже слабо улыбнулся. Слова, не трогающие душу, остались словами, и то, что говорил Али, было для меня пустым звуком, хотя проводник был уверен, что вручил в мои неловкие руки рецепт, способный избавить любого человека от метаний.
   Я снова предался унынию, глядя на тикающий метроном, но Али повлек мои мысли в совершенно другое русло:
   -Вот ты хотел в горы. Мы проехали через них. Ты доволен? Почему ты любишь камни? Вот я люблю море, синюю, прохладную глад, шелест волны и ночью - плеск рыбы. Мой брат моряк, не рыбак, он возит туристов, но иногда мы выходим с ним в море вдовеем, чтобы почувствовать пустоту. Синяя бездна под нами, глубина. Брат садится на носу, я под мачтой, мы смотрим в разные стороны и слушаем, как волна бьется о борт.
   -И зачем это нужно?
   -Почувствовать, что ты по-настоящему живой. Это важно. Почему ты любишь горы? В них пыль и обвалы. Жар камней и заблудившийся пустынный ветер.
   -Я люблю другие горы, - сказал я негромко. - Те, на которых растут сосны и можжевельники, чьи бока укрыты рыжей хвоей и воздух пахнет теплом разогретого соснового масла. Мне нравятся камни, но не такие как здесь - не песчаники, а настоящие, гранитные валуны. А воды я сторонюсь - тонул в детстве и с каждым годом боюсь воды все больше. Хотя с маской понырять, на рыбок поохотиться с гарпуном я не против!
   -Любишь стрелять? - уточнил проводник.
   - А как же! Охота повышает уровень адреналина в крови.
   -Это плохо, когда человек убивает. Нет, не думай, я ем мясо, но мне всех живых жалко.
   -И мне их жалко! - горячо согласился я. - Но когда ты берешь в руки ружье, жалость уходит. Остается только азарт. Вот скажи мне, Али, если бедуины постоянно воевали из-за воды, чем все закончилось?
   -Собрались старейшины, это было Великое Собрание, и сказали Мирное Слово.
   -Ну, в общем, поделили пустыню и разошлись, - подвел я итог.
   -Как-то так.
   -Мне не понравились песчаные горы, Али. Они пустые, как и все вокруг. В них невозможно отыскать вдохновение.
   -Жалеешь, что поехал?
   -Нисколько. Я бы все равно рвался сюда. Просто сегодня что-то совсем жарко. Вода есть?
Али ушел куда-то и вскоре принес мне полутора литровую бутылку теплой воды.
   -Есть точно не хочешь?
   -Нет, - я намочил волосы, шею и остановил надоевший маятник метронома, от которого усиливалась головная боль. Покопавшись в карманах, нашел таблетку "Баралгина" и запил ее водой, когда проводник отвернулся.
   -Жарко как! - проворчал я.
   -А у вас холодно! - тут же подхватил Али. - У меня есть друг в Казани, я иногда езжу к нему. Маленький бизнес, так, ничего серьезного. Вот когда приходится зимой туда приезжать... Я даже дышать там не могу! Мы идем куда-нибудь, он меня спрашивает, а я боюсь рот открыть. Молчу как рыба.
   -Вот сейчас я думаю, что зимой лучше, а в мороз минус двадцать думаю, что хочу в пустыню, где никогда не бывает холодно. И почему нам так редко бывает хорошо там, где мы есть?
   -А может это помогает нам интересно жить, постоянно стремиться куда-то?
   -Я раньше хотел все в жизни попробовать, все испытать и ощутить. А потом перегорел. Остались только слова.
   Мы молчали. Я надеялся, что проводник начнет меня расспрашивать, но он тоже задумался о своем.
   Внезапно тишину расколол рев моторов: к нам приближалась группа туристов, оседлавшая низкорослые машинки с большими рифлеными колесами. Деревня внезапно ожила, наполнилась голосами и криками людей, заблеяли козы, залаяла неизвестно откуда появившаяся собака, заржали наши лошади, укрытые от солнечных лучей под пальмовым навесом. Я внезапно понял, как трепетно хранили эти люди мой покой, приняв слова проводника со всей серьезностью.
   -Как ты убедил их всех молчать, Али? - ошеломленно спросил я.
   -Я сказал им правду, - проводник подмигнул мне. - Сказал, ты ищешь сокровенное в пустыне и тебе сейчас нужен отдых.
   Я подумал, что слово сокровища и слово сокровенное он не мог перепутать, слишком уж хорошо говорил по-английски араб. Проводник, тем временем, вылез из-под навеса, и его голос прибавился к голосам других людей. Там было так оживленно, слышался смех и улюлюканье, что я не выдержал и, встав на четвереньки, перебрался поближе к краю. Туристы послезали с машин, отряхивая с одежды песок, они обменивались впечатлениями. Как я понял, гонять на квадроциклах было в наивысшей степени увлекательным занятием. Какого-то ребенка уже усадили на верблюда, и высокий молодой араб в серой джинсовой жилетке повел невозмутимое животное вдоль навесов; слева из-за загородок уже поднимался дымок; гид группы новоприбывших открыл багажное отделение машинки и достал из контейнера с искусственным льдом бутылку Кока Колы. Желающих купить у него холодных напитков нашлось много, и я не смог отказать себе, подошел прицениться. Вода стоила четыре доллара, Кола восемь, бутылка пива Эфес - пятнадцать. Среди пустыни деньги имели совершенно другую цену и мучимые жаждой люди с охотой отдавали свои кровные за то, чтобы подержать в руках ледяное, запотевшее стекло и сделать умопомрачительный глоток ледяной влаги. Я купил себе бутылочку пива и тут же был познакомлен, кажется, со всеми членами группы. Нас позвали под большой навес и снова напоили бедуинским чаем, потом меня самого усадили на верблюда и с шуточной серьезностью требовали двадцать долларов за помощь в том, чтобы с него слезть. Надо сказать, верблюд - существо высоченное, если глядеть вниз, кажется, под тобой два этажа до земли. Это я утрирую, конечно, но высоко. Я слез сам и потерял только десять долларов, но не жалел о деньгах. В то время я вообще ни о чем не жалел.
   Арабские ребятишки, глядя на нас, чужаков, туристов, искренне потешались, пытаясь передразнивать наши манеры, и я в какой-то момент в тайне позавидовал их искреннему веселью.
   Нам испекли какие-то кукурузные лепешки, мы ели их и пили ледяную воду в сухой сорокоградусной жаре. Каждый поделился своими впечатлениями о том отеле, где он остановился - а группа была собрана с разных мест. Кто-то был доволен, кто-то не очень, но все сходились на том, что прогулка на квадроциклах великолепна.
   Такие разные люди.
   Вон та полноватая женщина с взрослым сыном приехала в Египет из города Волгодонска, и я подумал, что ни в жизнь с первого раза не покажу этот город на карте; а эта парочка, держащаяся чуть в стороне - молодожены из Питера...
   Я оглянулся в поисках Али, но проводник куда-то запропастился. Казалось, вся деревня собралась вокруг нас, но Али не было и, присмотревшись, я понял, что нет и старейшины. Понимая, что отправляться в путь все равно еще рано - солнце и не думало умерять свой пыл - я купил себе еще пива и принялся слушать историю о том, как молодоженов чуть ли не силой затащили в один из многочисленных магазинчиков Хургады, где напоили чаем и заставили опробовать кальян.
  
   -Сдалась тебе эта лошадь, Евгений, садись со мной, погоняем еще немного по пустыне, часа через два будем в отеле...
   Павел Хомский - подтянутый немолодой мужчина, частный предприниматель из Москвы - с достоинством огладил посеревшие от пыли усы.
   -Это занимательное дельце, поднимать облака песка, чтобы те, кто отстал, глотали пыль из-под наших колес. Очень азартное занятие! Вечерком посидим в Бригантине, - так назывался один из рыбных ресторанов на побережье, - выпьем, опробуем местного лобстера.
   Пожалуй, я был не против такого развития событий. У меня в номере была припасена бутылочка Хенеси, купленная еще в Шереметьево в магазине Дьюти Фрии. Посидеть вечерком на балконе, обсудить ряд политических и спортивных проблем с умным и, главное, вежливым человеком - что может быть приятнее?
   -Поезжай, Паша, - сказал я, оглянувшись. - Завтра посидим в ресторанчике, а потом я приглашаю к себе на Хенеси. С тебя сигары, - я усмехнулся.
   -Папа! - к Павлу подскочила четырнадцатилетняя дочь. - Папа! А можно мне еще на верблюде?
   -Света! - всплеснул руками предприниматель. - В отеле за двадцать долларов можно час кататься на этой плевательнице, а тут за десять ты две минуты.
   -Здесь другой верблюд, папа! - запротестовала девочка. - Ну, пожалуйста!
   Многозначительно взглянув на меня, Павел выдал чаду десять долларов и наблюдал, как счастливая дочь карабкается на горбатую спину.
   -Во дают, - пробормотал он, ни к кому в особенности не обращаясь. - Втюхивают никому не нужную услугу так бойко - это целый талант нужен.
   -Угу, - проворчал я. - За то, чтобы слезть - в два раза больше просят. Что самое забавное, один из сотни заплатит, потому что у него не хватит чувства юмора.
   -Серьезные люди для бизнеса - вообще находка, - вздохнул Павел. - Жаль, что их так мало. -Главное уметь их использовать, а с легкомысленными людьми работать невозможно, черт знает, что они в следующую секунду предпримут. А на серьезных всегда нагреться можно.
   -Выходит, вредное это качество, серьезность, - сделал я неожиданный вывод.
   -А ты что хотел? - предприниматель пожал плечами. - Хотя бы потому, что она обходится в слишком большую порцию нервов.
   Через четверть часа, замотавшись в платки, чтобы песок не забивал рот и нос, туристы погрузились на свои машинки и, покрикивая, скрылись за барханами.
   Проводив новых друзей, я принялся искать Али, но проводника нигде не было, и я, разозлившись, присел в тени загона рядом с лошадьми.
   Надо было все же ехать с Павлом, - подумал я с досадой.
   Голова по-прежнему ныла, и я прислонился затылком к тростниковой загородке.
   Что мне далась эта пустыня? - думал я вяло. - Тут ничего нет, только песок и жара. Никаких сокровищ. Что я, как дурак? Если и были тут какие-то клады, их уже нашли. А те, что не нашли, просто так турист не найдет. Археологи, капающиеся в здешних камнях - другое дело. Эти могут случайно натолкнуться на какое-нибудь захоронение. Что это Али мне сказками мозги запудрил, а я и поверил, словно дите малое?
   А вот еще вариант. Бывает, ты знаешь, что где-то что-то спрятано. Но сам туда попасть не можешь, потому что это опасно. Может, проводник взял меня для того, чтобы я был первопроходцем?
   Впрочем, все это туфта. Мы же ничего и не ищем, так, нарассказал мне проводник всего этого, чтобы скучно не было. Может, он и прав, так веселее. И где мне еще представится случай пересечь пески верхом, да еще ночью? Ведь мы же решили засветло не возвращаться, значит, поедем в темноте. Наверное, в пустыне ночью прохладно.
   А выпить с Павлом и съесть лобстера я еще успею!
   Али появился спустя четверть часа тишины.
   -Скучаешь? - приветливо спросил он.
   -Да, уже давно жду, - не сумев скрыть недовольства, отозвался я.
   -Все равно было рано выезжать, - проводник принялся подтягивать седла. - А теперь самое время.
   Нагнувшись, он положил мне на колени белый платок:
   -Повяжи на голову.
   -Не надо, - я поднялся, потушил окурок и сунул его в фольгу сигаретной пачки. - Куда мы теперь поедем?
   -К красным каньонам, это древние русла рек. Очень далеко, мы не доберемся, но направление хорошее.
   -Ты все это время говорил со старейшиной? - невинно поинтересовался я.
   Али пожал плечами.
   -Ну, так, - сказал он. Я не понял, почему такой простой вопрос вызвал у него нежелание говорить.
   -Мы ведь не собирались туда раньше, - сказал я. - Это старейшина посоветовал тебе ехать в сторону каньонов?
   Прежде, чем ответить, Али жестом предложил мне сесть на лошадь.
   -Я говорил о тебе с Манзуром, - сказал проводник неохотно, выводя Ноне из загона. Я сразу понял, что этот разговор он надеялся сохранить в тайне. Быть может, боялся обидеть обсуждением за моей спиной. - Он ответил мне...
   Я терпеливо ждал продолжения, но Али молчал.
   -А попрощаться? - внезапно спохватился я, мы уже выехали из деревни.
   -Если ты не захотел сказать им "привет", к чему говорить "пока"? - мне показалось, это звучало как упрек, и я промолчал. Философия проводника порою повергала меня в уныние.
   -Так что сказал старейшина? - через некоторое время спросил я.
   -Что сегодня утром на запад пробежала ящерица, и он не мог понять, на что указывает ее бег, пока мы не приехали.
   Глядя на серьезное лицо араба, понимая всю абсурдность его высказывания, я не удержался и довольно грубо заржал. Вы только задумайтесь: ящерица с утра пробежала слева направо и вот теперь мы идем в том же направлении. Ну, надо же! Вот, оказывается, как выглядит указующий перст Судьбы! Это если я, скажем, у себя на даче в Подмосковье лягушку увижу, надо за ней идти?
   Похоже, мой смех был обидным для араба, потому что он пожал губы и отвернулся.
   -Ты правда веришь во все эти... приметы? - отсмеявшись, спросил я.
   -Никогда не стоит пренебрегать знаками, - резковато отозвался Али. - Мир не становится проще от того что ты считаешь его таковым.
   -То есть, по-твоему, приметы - это закон. У нас, к примеру, считается, что приметы действуют на человека, только если он верит в них. Вот мой друг, он и вовсе хитрец, он верит в хорошие приметы и не верит в плохие.
   -И как, он счастлив?
   -Не знаю, это надо у него спросить. Конечно, плохое с ним тоже случается, но он не винит в своих бедах приметы. Знаешь, он очень веселый человек.
   -Когда ты не веришь в то, что существует, тебе меньше угрожает. Наверное, твой друг прав, он поступает мудро. Но зачастую это невежество - не замечать то, что на самом деле есть. Вот мне не нравится не понимать и закрывать глаза на что-то, это мой выбор.
   -Ну, языком на этот счет можно молоть бесконечно, - я вытер с щеки липкую струйку пота. Назойливые капли выступали на лбу и, попадая в глаза, начинали невыносимо щипать. Яркий свет был неприятен, приходилось щуриться и опускать голову, глядеть на песок под ногами лошади. Хотелось живительного ветра, какой постоянно дул на побережье. Покосившись на Али и получив его одобрительный кивок, я поднял Ноне в галоп...
  
   -...де я?
   -Ну, слава Богу, очнулся, - вздохнул рядом со мной Али. - Что чувствуешь?
   Было темно и очень жарко. Я не чувствовал ног, вся кожа горела и казалось, было даже дышать тяжело. Когда по коже пробежал едва ощутимый ветерок, на мгновение стало легче. Во рту пересохло, и язык прилип к небу. Поняв, что упал с лошади и боясь, что переломал себе ноги, я не рискнул шевелиться.
   Рядом всхрапнула кобыла. Я лежал на песке посреди пустыни. Зрение сфокусировалось, и я разглядел звезды на черном, матовом небе.
   -Вода есть? - вяло ворочая языком, спросил я.
   -Ты уже всю выпил, - ответил проводник расстроено. - Ты был без сознания и все просил пить, метался. Я намочил тебе волосы, накрыл платком, чтобы скрыть от солнца и ждал, когда ты придешь в себя. У тебя солнечный удар.
   -А почему я еще не в больнице? - подумав, спросил я. - Позвони, правда это не входит в страховку...
   -Батарея разряжена.
   -Даже так? - поинтересовался я без особого интереса. Я ощущал слабость и некое равнодушие.
   Была бы вода, - подумал я, - запил бы еще таблетку Баралгина, может, прошла бы голова. Так что ли попробовать проглотить?
   Я попробовал накопить слюну во рту, но слизистая была совершенно сухой, покрытая словно бы пыльным налетом.
   -Во рту как кошки накакали, - пожаловался я. - А чего ты к бедуинам не вернулся. У них наверняка у старейшины связь с городом есть.
   -Есть, - согласился Али, - телефон есть и аккумуляторы на солнечных батареях. Но сам посуди: вот ты очнулся тут один, среди пустыни, меня нет, лошадей нет, что бы ты подумал - что я тебя бросил. Встал бы и пошел, куда глаза глядят. Я бы тебя потом по всей пустыне искал...
   -Сколько до бедуинов добираться? - уточнил я.
   -Часа полтора галопом, шагом трястись все четыре будем. А тебе сейчас лежать надо. Хотя бы до рассвета. Может, даже и в больницу не понадобится, отлежишься.
   -И чего делать?! - не сдержался я. - Пить хочется, я тут без воды сдохну к рассвету! Я тебе деньги платил и хотел получить гарантии! Вместо этого я валяюсь в пустыне, у нас нет воды, какие-то военные чуть не пристрелили меня вчера!...
   -О каких гарантиях ты говоришь, Евгений?! В этом мире нет ничего гарантированного! Меняются барханы, ветер дует с разных сторон и даже человеческая правда разная в разное время! Каких гарантий ты хочешь?! В Египте уже много лет военное положение. Каждый день жизни здесь - определенный риск, как и в любом другом месте! Ты сам отказался покрыть голову, забыл?
   Или ты хочешь, чтобы я гарантировал тебе, что посреди пустыни нам на голову не упадет метеорит? Тогда я умываю руки!
   -Я бы тоже поорал сейчас, да что-то нет сил, - проворчал я. - И главное, проку от этого никакого. Надо выбираться отсюда. Давай, поезжай к бедуином, я тут посплю пока. Добудь какую-нибудь машину. Я заплачу за услуги водителя и бензин.
   -Ты уверен?
   -А у тебя есть другие идеи? Я с удовольствием выберу из твоих вариантов самый лучший! - с сарказмом заметил я.
   -Нет у меня идей, - глухо отозвался араб. - Я виноват. Достаточно было отказаться ехать, пока ты голову не покроешь.
   -Ну вот, - хрипло засмеялся я. - Нашли сокровища! Поезжай уже, лошадь мне оставь для спокойствия.
   -Она не останется, эти лошади ходят за мной, как собачонки, а привязать их здесь не к чему.
   -Черт с лошадью, Али. Давай, быстрее. Ты же вернешься к утру, правда?
   -Кончено вернусь, - уверенно отозвался Али и зазвенел сбруей - видимо залез в седло.
   Интересно, - запоздало подумал я, - он сможет найти это место снова? Все холмы вокруг, наверное, одинаковые...
   Определенно, теперь думать об этом было поздно - стук конских копыт медленно затихал в отдалении.
   Глаза слезились, и я зажмурился. Черт! Лучше бы я поехал с Павлом, сейчас бы пил виски в баре отеля! Вот я дурак! И ведь Судьба предоставила мне случай, так нет, я его не заметил!
   Пренебрегать знаками нельзя. Вот это и был настоящий знак, а не какая-то ящерица, которая хвостом махнула.
   Я бы в любом случае был среди людей и, даже если бы попал в больницу, это лучше, чем подыхать среди пустыни!
   Стоп! Что за мысли?! Я же не умираю, у меня просто тепловой удар и я почему-то забыл спросить Али, в какой стороне мора и отель. И как далеко мы от побережья.
   И какого дьявола я не взял с собой телефон? Не потерял бы я его, чего испугался?
   Проводник обязательно вернется. Какой ему смысл бросать меня здесь?
   Ну да, а деньги я заплатил ему вперед...
   Глупости! Это будет убийство, а Али против этого. Он сам мне говорил. Он вернется, но сможет ли отыскать меня среди песка и барханов?
   Ну почему я не надел кепку?
   Какой теплый песок. Забыл спросить Али, который сейчас час.
   Я снова вгляделся в небо, щурясь от рези в глазах. Какая истинная темнота в нем. Ни намека на городские рыжие огни. Иссиня черный купол выгнулся над пустыней проснувшейся кошкой, расцвел мириадами звездных гирлянд. Словно отпечатки чьих-то маленьких шажков.
   Я сгреб в кулак теплого песка, поднял, просеивая через заледеневшие пальцы. Я не заметил, как совершенно замерз, а ведь еще недавно мне было жарко.
   Было тихо и от этой всепоглощающей тишины отчаянно звенело в ушах. Я попытался задремать, но все думал о чем-то, представлял, как далеко могу находиться от дорог, от побережья и от полного незнания становилось еще страшнее.
   Что я буду делать, если Али не придет? Встанет солнце и дневной жар сожжет меня. Наверное, надо будет зарыться в песок и голову накрыть рубашкой. И ждать.
   Чего?
   Обычно, если пропадает турист, разворачивают спасательную операцию. На какие сумасшедшие деньги я попаду из-за своего упрямства! А все из-за того, что с кепкой на голове я выгляжу забавным хомячком! Какие предрассудки.
   Чтобы найти человека в воздух поднимают вертолеты. Интересно, сколько обходится заправка одного вертолета? Подозреваю, что очень дорого.
   Я провел ладонью по лицу.
   И чего я вечно придуриваюсь? Али сказал: я пытаюсь быть кем-то другим. Нет, он сказал другое: я хочу быть кем-то другим. Но я ничего для этого не делаю, только прикидываюсь. А как хочется быть сильным, всегда знающим ответ на вопрос, дальновидным... Вот с дальновидностью я где-то прогадал, это точно. Это же надо! Доигрался. Один, в чужой стране неизвестно где в пустыне. Без воды и с солнечным ударом, когда от любого движения тошнит!
   Если я закапаюсь в песок, никакой поисковый вертолет никогда в жизни меня не найдет. А если я останусь как есть на дневном палящем солнце - непременно издохну.
   Боже! Как хочется пить! И представляется бутылка минералки, только что вынутая из холодильника. Она запотевает, на ее гладких боках образуются капли влаги, набухают, пока не начинают стекать влажными, поблескивающими дорожками. Вода эта пахнет свежестью, горными, искрящимися родниками. Попав в рот, она непременно смоет этот ужасный налет, остудит разгоряченное тело. Вернет силы.
   Я хотел сглотнуть, но в горле было так же сухо, как и во рту. Через пару часов мне уже не понадобиться ледяная хрустальная вода, достаточно будет грязной, тухлой лужи. Вот незадача, в пустыне нет даже грязных луж. Здесь только песок и колодцы бедуинов. Но я не верблюд, сколько бы я не мучился жаждой, от этого я не начну лучше чувствовать воду. И колодца мне не найти. И куда бы я не решил идти, я туда не дойду.
   Нужно ждать и не забивать голову всякой ерундой. А ну-ка, что мы знаем про выживание в пустыне? Нужна тень, вода и еда. Нет, еда мне не нужна, от одной мысли о ней начинает тошнить.
   Здесь нет тени. Если Али не придет, я встану и пойду. Не важно куда.
   Почему я остался лежать тут? Надо было влезть на лошадь, уже был бы у бедуинов.
   Впрочем, при мысли о том, что нужно двигаться, мне становилось дурно.
   Почему я не ношу часы? Интересно, сколько прошло времени с тех пор, как уехал проводник?
   Когда ныряешь в бассейн, всегда глотаешь немного воды. Она затекает через нос, если переворачиваешься на спину.
   Целое море воды. В пустыне, чтобы избежать обезвоживания, пьют соленую воду. Но морскую воду пить нельзя. Интересно, через час я буду думать только о воде?
   Что там сказал Али про сокровища? Когда Бог Ра взойдет по хрустальной лестнице и обратит свой взор на искателя. И что это может означать?
   -Ра - бог Солнца - взойдет по лестнице. Солнце взойдет. Надо идти на восход и искать сокровища там.
   И зачем они мне нужны? Я хочу выжить для начала. Уж обойдусь как-нибудь без бирюлек.
   Я вспомнил свой ответ Али: в детстве кладом могло стать перо или медная пуговица. Я вырос, изменился и думал, что ныне мои идеалы уже неколебимы. Сокровища - это драгоценные камни, украшения, монеты. Как же я ошибался! Вот к ним уже прибавилась такая обычная вещь, как вода. А если бы я тонул, - понял я, - наивысшей ценностью стал бы глоток воздуха.
   Глупые мысли. Если бы я умирал от голода, выше всего ценил бы еду. Я бы не стал есть брильянты. Выходит, драгоценнее всего то, что помогает нам жить. И сама жизнь.
   Ой, как хочется пить.
   Я прислушался. Никто не ехал. Ну, где же ты, Али? Уже пора появиться.
   Слева внезапно что-то зашелестело, ледяной страх сковал мое тело, волосы на затылке зашевелились. Превозмогая тошноту, я повернул голову, вглядываясь в темноту, и представляя, как гибкой лентой скользит по песку ядовитая змея, но ничего не увидел.
   Я снова думал о воде, и осознание этого сводило меня с ума. Голова болела нестерпимо, и я сжевал две таблетки "Баралгина", надеясь, что он мне поможет. Но стало только хуже, рот наполнился отвратительной горечью, но слюны все равно не было.
   Время тянулось очень медленно, мне казалось, что звезды на небе то и дело встают на дыбы. Я закрыл глаза и вроде бы задремал, потому что когда снова посмотрел на восток, небо у горизонта начало светлеть. Тогда я понял, что самые мои страшные предположения сбылись.
   Али не нашел то место, где бросил меня.
   Если я решу куда-то идти, то делать это надо сейчас, пока не показалось солнце, пока его злые лучи не сожгли мой разум своим прикосновением.
   Голову немного отпустило, и я сперва сел, потом, переждав приступ слабости, встал, оглядываясь.
   Одинаковые неровные холмы.
   -Али, - попытался кричать я, но вышел сиплый свист. - Али, я здесь!
   Поняв, что это бесполезно, я повернулся лицом к сереющему горизонту и медленно пошел на восток. Песок был плотным, но все равно ноги вязли, и мне казалось, каждый шаг отнимает силы. Изредка поднимая голову, я видел всю ту же серую мглу на горизонте, медленно отгоняющую ночь.
   Когда бог Ра...
   У Ра есть три воплощения, - рассказывал нам гид при поездке в Люксор. - Баран, само Солнце и жук скарабей.
   Когда бог Солнца взойдет по прозрачным ступеням...
   ... я, быть может, найду сокровища, которые мне больше не нужны....
   ... и обратит свой взгляд на искателя...
   Я молился, чтобы этот момент настал как можно позднее. Или никогда. Потому что он означал иссушающую жару, нестерпимую жажду и то, о чем я больше не хотел думать.
   В Египте регулярно разбиваются автобусы с туристами, тонут аквалангисты, кого-то похищают работорговцы. Все это уважительные причины. Но как вам мой вариант? Тепловой удар из-за упрямства?!
   Внезапно мне послышался далекий, на пределе слышимости гул.
   Машина!
   Дорога!
   Сорвавшись с места, я бросился бежать, споткнулся о камень, упал. Разодрав ладони, вскочил и снова бежал. Задыхаясь, остановился, прислушиваясь, но за гулом в ушах ничего не услышал. Только отчетливо стучало сердце.
   Как метроном на песке.
   Тишина.
   Дыхание улеглось, и я снова не слышал ничего, кроме шелеста песка под собственными ботинками. Преодолевая усталость, я взял быстрый темп, стараясь не сбивать дыхание, и все шел, потом снова побежал.
   Остановился.
   Язык прилип к небу, и я сунул в рот палец, чтобы отлепить его. На зубах захрустел песок.
   Ненавижу.
   Шум мотора.
   Ближе?
   Забыв обо всем, я снова бежал, пока легкие, объятые жаром, не отказались мне служить.
   Никакой дороги не было. Пронзительно розовый край солнца выглянул из-за горизонта, первый луч ударил в небо и растворился в нем, зарево стремительно расползлось, и оранжевый шар вырос передо мной, готовый судить и выносить приговор.
   И я заплакал.
   Солнце набухло, налилось силой и светом, оторвалось от горизонта, стремясь сквозь хрустальное небо вверх. Первое дыхание тепла коснулось моей щеки, и я осознал, как выстудило за ночь воздух.
   Я плакал.
   Истерзанные жаждой слезы чертили дорожки на моих щеках и моментально сохли на разгоряченной коже.
   Я плакал не потому, что взошло солнце.
   Я плакал потому, что видел нечто, во что мне до боли в сердце хотелось верить.
   На юге, совсем недалеко от меня стояла одинокая, выгнутая дугой пальма. Под ней отчетливо на сером фоне проступали каменные стены с мертвыми провалами пустых окон.
   Наверное, там, где была пальма и стояло человеческое жилье, должна была быть вода.
   Я знал, что это мираж. Но в том видении была жизнь, и колодец там был полон прохладной влаги.
   Я, наконец, понял.
   Если не знаешь, зачем тебя родила мать - живи. И помни, что каждое твое мгновение жизни сосчитано равнодушным маятником метронома, стоящего на пустынной дороге где-то в Аравийской пустыне. Он замрет покорно, давая тебе время, лишь тогда, когда ты поймешь что-то важное. А иначе его колебания рано или поздно затухнут навсегда.
   Я плакал и пропустил тот самый звук, на который так отчаянно бежал. А когда понял, что это не шум в моих собственных ушах и обернулся, машину уже приближалась, поднимая в воздух мутный столб желтоватой пыли.
   Большой зеленый "Хамер" на высоких колесах качнулся на рессорах, остановившись около меня, и с подножки соскочил Али.
   -Ты нашел! - крикнул он, вытягивая перед собой руку с запотевшей бутылкой воды. - Нашел СЛЕЗЫ СОЛНЦА!
  
   Послесловие.
  
   Машина задержалась, и Али весь извелся, ожидая подмоги. Добравшись до бедуинов, он сразу же позвонил своему другу на базе отеля Азура и, поднял его с кровати.
   Али безошибочно нашел то самое место, где оставил туриста, но к его ужасу того и след простыл. Вместе с водителем они принялись ездить расширяющимися кругами, в чем им сильно помогал GPS навигатор.
   Али уже был готов вызывать спасателей, когда они, наконец, приметили меня. Наверное, я здорово усложнил им задачу, потому что, заслышав шум их двигателя, бежал. Но не в ту сторону.
   Али честно признался, что уже не надеялся найти меня. За предрассветные часы я смог пройти-пробежать восемь километров.
   Оазис, который я обнаружил, в те недели пустовал. Небольшая семья, жившая там, отправилась навестить родственников. Но вода там была и, даже если бы Али не нашел меня на рассвете, я бы не умер. Потому что ловко, как верблюд, нашел воду.
   Через два часа я был уже у себя в отеле и принимал прохладную ванну, потягивая из банки какой-то коктейль. Такого наслаждения я не знал никогда.
   Али пытался вернуть мне деньги, но это было ни к чему. Он выполнил свои обязательства, он отвел меня в пустыню и вернул обратно. Живым.
   И все же то, что он нашел меня - было чудом, потому что никому не могло прийти в голову искать меня так далеко. Что самое удивительное, проводник искал не валяющееся на песке тело, а идущего к восходу ИСКАТЕЛЯ.
   10.08.09
   17.08.09
   7.09.09
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"