Глава 1

Наступивший июньский день обещал быть жарким. А пока что приятная прохлада проникала вместе с гулом автомобильных моторов в кабинет, расположенный на втором этаже здания.

Сложенное из кирпича, оно служило гаражом крупной торговой организации, работающей от Норильска, обеспечивая поставки продуктов питания, промышленных товаров и многого другого, без чего было трудно представить себе жизнь людей на далеком севере.

В кабинете было чисто и уютно. Основное место в нем занимали три письменных стола, рядом с ними стояли металлические сейфы и несколько мягких стульев. Голубые занавески на окнах и картины, на которых был изображен пейзаж в простых деревянных рамках, придавали кабинету, какую-то по особому уютную домашнюю обстановку. По обе стороны двойной двери и над ней, были сооружены шкафы с резными ручками на дверках. На двух столах, кроме импровизированных письменных приборов, которыми являлись обычные цветные стаканы с несколькими ручками и карандашами, да простых подставок с перекидными календарями больше ничего не было. За третьим столом сидел на полужестком стуле плотного телосложения молодой человек в светлой рубашке, верхняя пуговица на которой была расстегнута, а рукава по локоть аккуратно закатаны, пиджак висел на спинке, за его спиной.

Весь стол был завален стопками различных документов, тут же лежала раскрытая лоцманская карта реки Енисей. Молодой человек что-то внимательно просматривал в лежащих перед ним документах, затем делал запись на листе бумаге, который по своему внешнему виду напоминал что-то вроде реестра. Тут же на отдельных листах бумаги были аккуратно расчерчены таблицы и какие-то графики. Эти листы он подклеивал друг к другу и продолжал упорно писать Порой он делал короткую запись на этикетке от ликеро - водочной продукции, которые лежали тут же аккуратной стопочкой. Если бы только не лоцманская карта, можно было смело принять молодого человека за работника бухгалтерии, да и электронно - вычислительная машинка казалось вне всякого сомнения указывала на его род занятий. Присмотревшись к тому, как он работает, можно было к тому же безошибочно сказать, что подобное занятие его не тяготит и даже доставляет удовольствие. Его совершенно не отвлекал рокот моторов за окном, а сосредоточенный вид и появившиеся улыбка на его лице свидетельствовали, что он добился желаемого результата или, по крайней мере, находиться на верном к нему пути. Можно было считать, причем не без основания, что пройдет минута, другая и он сделает открытие, которому посвятил довольно много усилий и времени. Вот рука потянулась за очередным документом, на короткий миг задержалась, выбирая какой из них взять и только опустилась на одну из стопок, как резко зазвонил телефонный аппарат стоявший на краю его письменного стола. Молодой человек несколько секунд подождал, раздумывая над тем, стоит или нет брать телефонную трубку, и, наконец, решился.

Он, не спеша, положил перед собой выбранный документ, а так как телефонный аппарат продолжал настойчиво звонить, взял трубку и недовольным голосом произнес, - слушаю, Шадоров.

- Вот - вот правильно делаешь, что слушаешь, надеюсь внимательно, - послышался в трубке насмешливый голос дежурного по Линейному отделу внутренних дел на водном транспорте капитана милиции Храмцова. Значит так Николай Васильевич, сворачивай свои дела или там какие ни есть у тебя делишки, а сам прямиком к шефу, усек товарищ оперуполномоченный ОБХСС, - произнес он.

Словно угадав состояние оперативника, тут же добавил, - очень тебя прошу, не стоит меня благодарить за столь маленькую услугу, оказанную лично для тебя.

- Послушай Леша, а может мы договоримся, ты сделаешь так, что вроде бы меня и не слышал, - произнес просительно оперативник, который с таким воодушевлением только что занимался с документами.

- Нет друг ты мой разлюбезный, так дело не пойдет, если только я, скажем к примеру, с тобой договорюсь и мы оба будем считать, что тебя нет в кабинете, тогда одному из нас двоих придется пошевелиться и искать кого-то другого, а лично мне, как ты считаешь, это надо? - произнес философски настроенный дежурный.

- Леша, послушай, ты человек или нет? - не унимался оперативник, теперь уже стараясь надавить на самосознание дежурного, хорошо зная, в общем-то, его довольно таки покладистый характер.

- Нет, Васильевич, на этот раз мы с тобой не договоримся, - упрямо стоял на своем дежурный, - и не человек я сейчас, а при исполнении, стало быть. Предлагаю тебе сделать выбор, или ты добровольно являешься к начальнику, или он тебе позвонит сам, и тогда ты узнаешь о себе такое, что даже в личном деле не зафиксировано.

- Значит ты мне больше не друг, раз собрался закладывать, - произнес обреченно, но без всякого зла в голосе оперативник. Но в таком случае ты должен знать, что, возможно, своим звонком в настоящий момент меня отрываешь от раскрытия преступления, над которым я работаю уже столько дней. Скажи мне Алексей со всей своей пролетарской прямолинейностью, на что в таком случае направлены твои действия, как не на то, чтобы способствовать преступникам не только оставаться еще какое-то время на свободе, но и продолжать совершать хищения у государства, и уменьшать, в том числе наше с тобой благосостояние.

- Пойми ты, - словно оправдываясь, произнес дежурный, - нет больше в отделе не одной живой души. Все где-то, как и ты, борются с преступностью, правда с какой пока непонятно, но думаю, к концу рабочего дня все выяснится.

- Хорошо, - уже соглашаясь, как с какой-то обреченной неизбежностью произнес оперативник, - тогда хоть скажешь, что там такое стряслось? Прежде всего, что мне по такому случаю с собой брать - папку с бланками или мыло?

- Вот это уже деловой разговор, - весело произнес дежурный, понимая, что оперативник вскоре предстанет перед начальством, и его обязанности на этом будут закончены. Только друг ты мой разлюбезный я тебе не могу ничего толком сказать, по случаю пребывания в этом вопросе в полном, стало быть, неведении. Так что, на мой взгляд, тебе следует предусмотреть все. Возьми папку с документами и положи в нее кусок мыла, думаю, не ошибешься, - рассудительно произнес он и положил трубку.

Оперативник обвел задумчивым взглядом, ставшим сразу печальным, стол, заваленный документами, чертыхнулся, вспомнив не хорошим словом дежурного, хотя прекрасно его понимал.

На весь отдел было всего несколько человек оперативников, а обслуживать приходилось столько, что и в несколько раз большему по численности подразделению было бы сложно выполнить весь объем работ.

Он убрал все документы в сейф, закрыл его на ключ и опечатал. Привычно осмотрел стол и только после этого достал из его верхнего ящика папку с чистыми бланками на все случаи жизни собранными, надел пиджак, проверил в кармане наличие нескольких шариковых ручек и карандашей.

- Вроде бы все на месте, - подумал он, направляясь к выходу. Может еще все обойдется, промелькнула в голове слабая искорка надежды, пока закрывал на ключ кабинет, но она тут же затерялась где далеко в его подсознании.

Оказавшись в пустом коридоре, он прошел к выходу, не спеша, спустился по металлической лестнице и направился, обходя лужицы с грязной водой в сторону соседнего с ним здания. В нем совместно с пожарниками и работниками ВОХРа грузового района речного порта находилось в отдельной его части несколько кабинетов начальства линейного отдела милиции и секретаря.

По пути Шадоров встретил работников порта, поздоровался с ними и вскоре был уже в небольшом коридоре, который заканчивался входом в кабинет начальника.

- Именно там для меня на сегодня возможно не просто тупик, но и конец всем надеждам вернуться к материалам дела по хищению грузов в особо крупных размерах, - подумал он с обреченностью и тяжело вздохнул. Подойдя к двери, на которой красовалась красная табличка, свидетельствующая о том, что за ней находиться кабинет высокого начальника на секунду остановился. Оперативник переложил папку в другую руку и еще раз мысленно вспомнил нехорошими словами дежурного по отделу, затем, решительно постучав в дверь, открыл ее и вошел.

- Разрешите Александр Дмитриевич, - произнес он негромко, обращаясь к сидевшему за небольшим письменным столом подполковнику милиции, который что-то быстро писал на листе бумаги своим мелким подчерком, который приходилось затем подолгу расшифровывать.

- Заходи, - бросил тот, не отрываясь от бумаги и продолжая делать какие-то пометки на ее полях. Садись, я сейчас закончу, - произнес подполковник, не поднимая от стола головы. Оперативник сел на один из нескольких стульев, что стояли рядком в маленьком кабинете начальника.

Кабинет был настолько крохотным, что просто негде было повернуться, особенно на планерке, благо и народа на ней бывало зачастую маловато.

Прошло несколько минут, прежде чем начальник закончил писать. Он не торопливо убрал лист бумаги в папку, которую тут же закрыл. Подняв голову, посмотрел сквозь толстые стекла очков на оперативника, который со смиренным видом сидел на стуле напротив него, положив папку на колени.

- Так, - задумчиво произнес подполковник, продолжая внимательно рассматривать сидевшего напротив него оперативника, - значит, только тебя и разыскал дежурный? - произнес он вопросительно.

- Товарищ подполковник, у меня сроки по делам, да еще вот утром получил несколько новых материалов на проверку. Откровенно говоря, со сроками зашиваюсь, уже и прокурор звонил, - переходя в атаку, заговорил быстро оперативник, - может, кто другой сделает это дело.

- Это ты правильно заметил, - сказал назидательно начальник. Я же прекрасно тебя понимаю, и если от этого в каком-то месте у тебя полегчает, то даже и сочувствую. А вот хотя бы знаешь почему? - спросил он у оперативника ласковым таким голосом.

Шадоров прекрасно знал из своего прошлого опыта, что его ответ на данном этапе разговора начальника совершенно не интересует. Подполковник сам и ответил, - да потому как первый и ты это знаешь не хуже меня, напишу приказ о твоем наказании, если в сроки, что определены законом, не уложишься, и материалы не проверишь. Прокурор, сам понимаешь, на то он и прокурор, тут с тобой все будет предельно ясно, и он, можешь не сомневаться - только добавит. Как видишь у тебя перспектива, надо откровенно это признать, просто великолепная для того, чтобы ты постоянно ощущал в своей душе эдакий, подъем энтузиазма, без которого в нашей работе не проживешь. По такому случаю мысль в твоей голове должна, стало быть, от такого осознания вертеться быстрее, все понял?

- Понял, конечно, - однако почему-то без особого энтузиазма в голосе произнес оперативник, окончательно приходя к выводу, что открутиться на этот раз у него явно не получиться.

- Вот видишь, - убедительно продолжал в это время говорить подполковник, - ты же, как впрочем, и все вы тут, в какой - то мере сознательные ребята. Вам просто стоит только лишний раз об этом напомнить, и вот вы уже горите желанием приниматься за любое дело, или я не прав?

- Александр Дмитриевич, - ответил Шадоров, - я уже все в полной мере осознал и готов идти туда, куда вы меня пошлете.

- Вот это ты очень даже хорошо и что самое главное, правильно подметил, - обрадовано произнес начальник, и его глаза за толстыми стеклами очков весело заблестели. Эх, вздохнул он, с каким бы удовольствием я тебя послал, но придется пойти на некоторые жертвы и лишить себя такого удовольствия по простой причине - дело для тебя есть. Так вот, - переходя на деловой тон, сказал начальник и пододвинул поближе к себе листок бумаги, на котором было что-то написано его мелким, почти каллиграфическим подчерком. Полчаса назад позвонил прокурор и сказал, что с одного из теплоходов потерялся капитан, необходимо кому-то из наших сотрудников проверить данный факт и разобраться на месте.

- Александр Дмитриевич, - взмолился оперативник, - но я же не оперативник уголовного розыска. Что я-то там делать буду? Вот пусть Намик туда и едет, а я дальше пойду работать.

- Саганов отпадает, - уверенно произнес подполковник. Ему некогда, он по самые уши в этом самом дерьме погряз и потому ехать все-таки придется тебе. Да, кстати спасибо, что напомнил, кто ты, а то я ведь грешным делом уже стал забывать.

Теперь оперативнику стало окончательно понятно, что отвертеться не получиться, и по такому случаю у него сразу же появился ряд вопросов.

- Да, я все понимаю, - протянул оперативник, под пристальным взглядом начальника и только хотел кое-что для себя уточнить.

- Вот это совсем другое дело, - удовлетворенно произнес подполковник и кивнул головой, - давай спрашивай.

- Фамилия капитана? - задал он первый вопрос.

Подполковник посмотрел в свои записи и сказал, - Кравцов Александр Васильевич, ты его, наверное, знаешь.

- Знаю, - ответил тихо оперативник, - очень даже хорошо. Мы с ним раньше вместе работали, хороший человек, всю свою жизнь отдал флоту, последнее время работал на теплоходе "Практикант" в должности капитана - механика.

- Верно, все именно так и есть, - удовлетворенно произнес начальник и посмотрел на задумавшегося оперативника, понимая, какие в настоящий момент чувства могли посетить его душу.

Подполковник с отцовской теплотой относился к своим подчиненным, уважал их чувства, но при этом всегда оставался справедливо требовательным.

- Так вот, - продолжил он, - жена Кравцова заявила в райотдел, по месту жительства о том, что несколько дней назад не вернулся домой с работы ее супруг. Там, как полагается в таких случаях, составили ориентировку, разослали ее, а заодно сделали все, что от них требовалось по таким сигналам. Но потом, когда разобрались, что это не по их части, отправили все имеющиеся у них материалы в другой райотдел, на территории которого, предположительно, он и потерялся. Материалы как заведено приняли к производству, просмотрели, оперативник сходил на судно вместе с экспертом - криминалистом, сделали кое-какие снимки, провели определенные мероприятия. Только, к сожалению, много сделать было просто невозможно, потому что до этого на теплоходе побывала жена Кравцова и его начальство из речного училища, которые все, что только можно было - уничтожили с присущим гражданским людям энтузиазмом. Так вот, после этого в райотделе тоже пришли, как они считают, к справедливому выводу, что дальше следует заниматься этим делом транспортной милиции, и переслали все имеющиеся у них материалы в нашу прокуратуру. А потому сейчас прямиком отправляйся на предполагаемое место происшествия, все сам посмотри, поговори, с кем следует, чем черт не шутит, может, что и узнаешь. У прокурора есть довольно интересное предположение, что Кравцов отправился с каким-нибудь своим другом в рейс, вот ты и постарайся это выяснить. Когда привезут из прокуратуры материалы - получишь их, а сейчас свободен, - произнес подполковник и придвинул к себе очередную папку с документами, давая тем самым ему понять, что разговор закончен.

Оперативник встал и покинул кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь. Он уже забыл о том, что свои дела поджимают по срокам. Его мысли были заняты вопросом о том, что могло случиться с его старым знакомым.

Выйдя из помещения, он осмотрелся по сторонам и все же решил зайти в вагончик, который все сотрудники отдела громко именовали дежурной частью. Она занимала к тому же только половину вагончика, точнее сказать его третью часть. Во второй располагался инспектор службы со своим инвентарем, а посередине, за железной решеткой с большим навесным амбарным замком располагалась камера для лиц временного содержания. Оперативник открыл дверь и вошел.

Там, за довольно обшарпанным письменным столом сидел капитан милиции, и что-то старательно записывал в лежащий перед ним журнал, посматривая время от времени на клочок бумаги.

Заметив вошедшего, он бросил ручку на стол, и его лицо засияло от радостной улыбки.

- Проходи дорогой, присаживайся, - весело заговорил он, указывая рукой на стул. Только не упади, что-то ножки у него стали разъезжаться, - словно извиняясь, проговорил дежурный.

- А ты вот взял бы, да и отремонтировал стул, - не смог удержаться от того, чтобы не подковырнуть капитана оперативник. Алексей, ты же все равно казенные штаны сутки протираешь, так хоть какое ни есть полезное дело для родного отдела сделаешь.

- Я при службе и мне не полагается заниматься ремонтом имущества отдела, для этого есть старшина, который в течение недели обязательно данный стул отремонтирует, тут же ответил дежурный.

- Разбежался, - тут же весело откликнулся Шадоров, - сначала неделю будешь с ним ругаться.

- А почему не в течение часа, тут дел-то не больше будет? - неожиданно проявил неподдельную заинтересованность к словам оперативника Храмцов.

- Вот видишь, - с удовлетворением произнес оперативник, словно уличил своего товарища в чем-то таком, что тому было еще не известно, - он же будет неделю ходить вокруг этого стула и рассуждать, а затем в течение часа все и сделает, но не раньше.

- Такие вот брат дела, мне бы так устроиться, а ты случаем не знаешь, где есть такое место? - с надеждой в голосе спросил оперативник.

Дежурный посмотрел внимательно на своего товарища и сочувственно произнес, - никак достали тебя, раз так заговорил.

- Достали, - подтвердил, тяжело вздохнув, оперативник, - да еще как, уже не знаешь, за что хвататься в первую очередь, а за что во вторую.

- А ты возьми, да и определись в срочности исполнения, - посоветовал капитан.

- Правильно говоришь и очень даже мудро, только с какой стороны не посмотришь - вроде бы все срочно, - задумчиво проговорил оперативник, - а тут еще ты мне подбросил задачку.

Он прекрасно понимал, что дежурный тут не виноват, ему и самому приходится крутиться, как белка в колесе, - но удержаться не смог, на ком-то необходимо было сорвать досаду.

Капитан тоже знал, что оперативник сказал это не со зла, а по одной причине, чтобы облегчить свою душу.

- Что там тебе подбросили? - спросил он, чтобы перевести тему разговора в другое русло, зная по своему опыту, что его собеседник от этого обязательно встряхнется. Действительно, Шадоров посмотрел задумчиво в глаза капитану, но не заметил в них и тени на насмешку, только глубоко профессиональную заинтересованность.

- Понимаешь, какое дело, - задумчиво произнес он, - знакомый капитан с судна исчез неделю назад, вот жена и подняла по такому случаю шум. Очевидно, считает, что он специально молчком от нее куда-то ушел в рейс, да еще и с какой-нибудь своей очередной пассией.

- Слушай, - произнес заинтересованно дежурный, а судно-то его тогда где?

- В том-то и дело, что его теплоход стоит под кормой у другого судна - "Туимского рабочего". Теплоход тот давно списан и служит в качестве базы на о. Лазовом, а самого Кравцова нигде нет.

- Подожди, а ты-то тогда причем, ты же не уголовный розыск, вот пусть они и ищут его, - удивленно произнес дежурный и остался доволен, сделанным выводом, считая, что он высказался совершенно справедливо.

- Ну, Алексей ты и даешь, - весело воскликнул оперативник, - а где же ты, интересно знать, раньше-то был, когда меня к шефу отправлял? Мог бы ради интереса поинтересоваться, по какому такому поводу ему оперативник понадобился, и какой?

- Так начальник-то как сказал, найди оперативника и отправь ко мне, - я задачу ему сам поставлю, - оправдываясь, произнес дежурный. Вот ему тебя и откопал, больше - то все равно никого в отделе нет.

Оперативник махнул рукой, прекращая разговор, и произнес, - что теперь говорить, дело необходимо делать. Пиши, я отправился в составе оперативной группы, да, и особенно выдели, оперативно, нет, исправь - очень оперативно на место происшествия, используя мобильную связь, буду держать тебя в ходе оперативно-следственных мероприятий.

- Все понял, - сказал дежурный, делая какие-то свои пометки в рабочем журнале, - поехал один, на городском транспорте, а узнаю что - либо новое о случившемся, только после твоего возвращения.

- Твоими устами глаголет сама истина дорогой друг, так что я снялся с якоря и покатил заданным курсом, гори все ясным пламенем, - произнес Шадоров. Тут он поднялся со стула, подхватил поудобнее свою папку, и вышел из вагончика, плотно прикрыв за собой дверь.

Дежурный еще некоторое время задумчиво смотрел на дверь и с грустью думал о том, что каждый оперативник отдела находится во власти своей Судьбы, занимаясь розыском преступников. Кто может, к примеру, сказать, что его сейчас или допустим через час, ожидает там, где бесследно исчез капитан судна, оставив в полном не ведении команду, жену, свое непосредственное начальство. Что на судне могло произойти? Вполне возможно, что это безобидная шутка отпускника. Васильевич сказал, что Кравцов человек с юмором и мог себе позволить совершить прогулку с дамой сердца по Енисею на одном из теплоходов. А что если произошло событие, которое надежно скрыто под несколькими метрами чистой воды, где капитан, возможно, нашел последнее успокоение для своей метущей души. Тогда вполне возможно и опера там ждут далеко не с распростертыми руками, а у него кроме папки и ручки, только голова, которой и предстоит решать, как поступать в такой ситуации, лезть на пролом или своевременно делать ноги. Хорошо еще, что мужики головастые работают, может, и не оплошают. Он тяжело вздохнул и взяв ручку продолжил писать, время от времени отрываясь от своего занятия, чтобы обдумать дальнейшее изложение, а может в душе переживал о своих товарищах, которые как волки одиночки сейчас метались не только по городу, но и далеко за его пределами. Что ни говори, а Енисей большой, да еще и его притоки.

А в это время, поднимая пыль своими начищенными туфлями, оперативник с папкой под мышкой держал путь в сторону ближайшей остановки, справедливо рассчитывая, что ожидать общественный транспорт ему на этот раз придется, возможно, не так долго. Но уже сейчас в его голове шла усиленная работа мысли, которая не давала ему покоя - что все же могло случиться на судне с Кравцовым?

Александра Васильевича он знал давно и в достаточной степени хорошо, чтобы уважать его за отзывчивый, и, в общем-то, безотказный характер. Как и большинство людей флотских, он отличался веселым, общительным характером, умел расположить к себе собеседника, в любой компании чувствовал себя своим. Насколько ему было известно, Кравцов врагов не имел, по крайней мере, таких, чтобы могли пойти на крайности. Правда не совсем был равнодушен к женщинам, ну что тут поделаешь, если и они его любили, а какой мужик в таком случае откажет себе в удовольствии провести ночку другую в компании очаровательной дамы своего сердца. В таком случае можно сделать предположение, что он находится у знакомой женщины и весело проводит в ее обществе начало своего отпуска. Хорошо звучит, черт побери, довольно таки обнадеживающе, но что-то здесь все же не то.

Тут он подошел к остановке и, смешавшись с ожидающими транспорт людьми, продолжал мысленно рассуждать. Все же неделя - что тут не говори, но этого довольно таки многовато, для развлечения, и он все равно уже как-то о себе должен был заявить. Правда, есть небольшая доля вероятности, что он ушел в рейс с кем-то из своих друзей. Такое допустить вполне возможно, но предупредить все же кого-нибудь он должен был. Волков человек обязательный и как любой флотский любил не только порядок, но и последовательность в своих действиях, какими бы они не были. Постой, одернул себя опер, а чего это ты о нем в прошедшем времени заговорил, у тебя, что для этого уже все основания есть?

- Нет, оснований у меня пока таких нет.

- То-то же, тогда и размышляй соответственно, тоже мне сыщик отыскался, - злясь на себя, подумал он и посмотрел в сторону проспекта, где картина была совершенно не утешительной, ни одного автобуса или трамвая, а народу все прибывало. Чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей, которые стали его одолевать, в предчувствии страшной давки, и ругани, которая, без малого не каждый раз, сопровождала такие поездки, он вернулся вновь к своим размышлениям.

Все же стоит предположить самое худшее, - подумал он, - мог ведь и за борт, к примеру, упасть. Хоть человек он и с большим опытом, но как говориться и на старуху бывает проруха. Но, что-то опять в его мозгу воспротивилось такому подходу к решению вопроса, а точнее, слабой попытке объяснить случившееся.

Прошло уже полчаса и народу за это время на остановке накопилось довольно много.

- Интересно, - вдруг подумал он, а когда выходить буду, все пуговицы на пиджаке и рубашке целыми останутся? В прошлый раз чуть рукав не оторвали, - он вздохнул и подумал, - главное, чтобы остановился там, где ему надо.

Тут подошли друг за другом сразу три автобуса, которые следовали в одном направлении и народ, зло, чертыхаясь, и проклиная последними словами, городские власти и автотранспортное начальство, так и не научившееся планировать движение - устремился к ним.

Оперативник быстро зашел в один из них и тут же занял место у двери, чтобы было меньше препятствий, когда придется ему из него выходить.

Теперь можно было вновь вернуться к своим размышлениям, которые пока что для него представляли собой полную неизвестность. Жаль, что перед этим ему не удалось познакомиться с материалами, которые успели собрать другие сотрудники. Начальник говорил, что вроде как эксперт там даже побывал, может быть, что-либо интересное удастся узнать, а пока следовало надеяться только на собственные силы, да как это не парадоксально могло звучать в подобной ситуации - на значительную долю своего везения.

Автобус, не спеша, катил по проспекту, в него входили и выходили люди, и им абсолютно не было дела до какого-то там Кравцова, который своим поступком доставил уже массу хлопот людям занятым и ограниченным не только во времени, но и в своих возможностях.

В это время автобус покатил по мосту через Енисей, и оперативник двинулся к выходу. На его счастье произошло сразу несколько приятных сюрпризов, которые он счел для себя добрым предзнаменованием. Что ни говори, а приятно, когда автобус остановился на его остановке, и народу было довольно немного. Так что вместе с ним из дверей автобуса вывалилось только человека три-четыре, которые тут же вновь устремились в двери, а он остался стоять на остановке, приводя себя в порядок.

Вздохнул полной грудью свежий Енисейский воздух, который приятно охладил разгоряченное и вспотевшее лицо, повернулся и стал спускаться вниз по широкой каменной лестнице.

Наслаждаясь относительной тишиной и природой, которая окружала его со всех сторон, Шадоров бодро зашагал по асфальтированной на российский манер дороге, которая была сплошь в колдобинах, направляясь в сторону Енисея.

- Наверное, в автомашине здесь довольно сильно трясет, - подумал он злорадно, - а вот пешком получается даже удобнее.

Прошло минут десять-пятнадцать, когда перед его взором раскинулся во всей своей красе могучий Енисей.

Дорога вывела его прямо к спасательной станции, ниже которой пришвартованный к берегу навеки замер старый трудяга - теплоход "Туимский рабочий", который когда-то по праву считался одним из самых сильным среди судов Енисейского пароходства.

- Наверное, много раз Александр Васильевич обменивался с ним сигналами при встречах и обгонах, на широких просторах суровой Сибирской реки. Странная штука эта Судьба, - подумал он вдруг, - теплоход стоит, а человека, который знал его много лет и как всякий флотский относился к нему с должным уважением - нет.

Оперативник остановился на высоком берегу и принялся изучать окружающую обстановку, чтобы в беседе с разными людьми можно было разговаривать предметно, уточняя отдельные детали, которые возможно помогут ему пролить хоть какой-то свет на довольно темное дело.

Убедившись, что все в этом направлении им выполнено и в памяти запечатлено расположение судов и прилегающая территория берега, он упрекнул себя в том, что все еще, откровенно говоря, надеялся увидеть самого Кравцова, выходящего из надстройки судна, которое по-прежнему было ошвартовано под кормой "Туимского рабочего". Вспомнив нехорошим словом свою работу, которая обязывала его время от времени залазить, не снимая обуви, в душу к людям, и копаться там, как в речном песке, в их самых сокровенных чувствах, ворошить память, возвращая ее к прошлому, притрагиваясь, возможно к самому святому для человека, своими руками. После этого он спустился с откоса высокого берега к урезу воды и направился к трапу, который был спущен с левого борта "Туимского рабочего".

Дальнейший путь ему перекрывали железные ворота, выполненные совместно с небольшим забором и колючей проволокой в два ряда по его верху.

Только минуя их можно было проникнуть на стоящие у него под бортом теплоходы. Кроме того, он обратил внимание на то, что ворота могли при необходимости закрываться, свидетельством тому была цепь и внушительного вида навесной замок. Делали это, по всей видимости, на ночь, а сейчас замок был закрыт на цепи, которая свободно свисала на заборе. Слегка приоткрытая дверь позволяла свободно пройти на борт судна любому желающему. Все это он машинально отметил в своей памяти. Протиснувшись через узкий дверной проем, ступил на палубу судна, ощутив в груди привычный благоговейный трепет. Что и говорить, он очень любил флот, в частности речной и потому все, что происходило на нем, воспринимал очень близко.

Как и некоторые другие, из числа сотрудников отдела, он имел соответствующее образование, которое позволяло ему знать не только специфику работы флота, но и всех его структурных подразделений отнюдь не понаслышке.

Оказавшись на палубе, он осмотрелся и направился в сторону теплохода, что стоял ошвартованным под кормой "Туимского рабочего". На рубке теплохода большими буквами красовалась надпись "Практикант".

В это время из дверей надстройки вышел человек. Заметив оперативника, заспешил ему на встречу.

Встретившись на корме теплохода, они обменялись крепким рукопожатием, как старые знакомые.

- Николай Васильевич, а ты-то, зачем к нам пожаловал? - спросил у него с нескрываемым любопытством мужчина, - вроде как хищения и прочее, что противоречит закону, с нашей стороны не совершалось.

- Как сказать, - ответил задумчиво оперативник, - раньше - нет, а теперь возможно и совершили. Ты мне вот что скажи уважаемый Виктор Михайлович, - обратился Шадоров к нему совершенно серьезно, - кто в таком случае совершил хищение твоего капитана?

- А, - протянул в ответ тот, - так значит теперь этим делом поручено заниматься тебе. Можно сказать, что и так, - согласился с ним оперативник.

- Так тебя что теперь в другую службу что - ли перевели или у вас там тоже ввели совмещение? - полюбопытствовал тот не без ехидцы в голосе.

- Послушай, Виктор Михайлович, оставь свои умозаключения при себе, без твоих подъ.... тошно, так что давай лучше ближе к делу.

- Извини, Николай Васильевич, - тут же откликнулся мужчина, совсем другим тоном, - я же по старой памяти с тобой так.

- Вот по старой памяти Виктор Михайлович и давай поговорим о том, что у вас здесь произошло, отчего и кто поднял панику, но можно и совсем коротко - где сейчас находится Кравцов?

Колесниченко внимательно посмотрел ему в глаза, затем отвернулся в сторону Енисея и обиженно проговорил, - значит, и ты мне не веришь, считаешь, что я покрываю своего шефа?

- Знаешь что я тебе скажу Виктор Михайлович, - ответил ему Шадоров, - у меня откровенно говоря еще не было времени об этом подумать. Да и сам-то пойми меня, - недовольно произнес оперативник, - вызывает тебя начальник, отдает приказ и сообщает минимум информации, которой достаточно только для того, чтобы пораскинуть чуток мозгами. Вот так-то, а ты мне тут заявляешь - думаешь, да еще и с такой обидой.

- Прости, - ответил Колесниченко, мне показалось, что и ты стал таким же, как они.

- Крестится надо бы, ежели тебе уже казаться стало среди белого дня, - произнес он угрюмо.

Они немного помолчали, затем оперативник сказал, словно подвел черту, - значит ты, Виктор Михайлович ничего не знаешь о местонахождении своего дорогого шефа?

- Клянусь своей мамой, - горячо произнес Колесниченко, - что ничего о том где Кравцов находится и что с ним, мне не известно.

- Ну, хорошо, - успокоил его Шадоров, - верю тебе, не первый год знаю, тогда может хоть догадываешься где он может быть? Давай колись, а как там начальству или его жене преподнести, моя задача, - произнес требовательно оперативник.

- И этого не могу сказать, потому как, точно тебе говорю, что и сам не знаю, - тут же ответил тот.

- Так, выходит, кавалерийский наскок у меня не получился, - подвел вслух итог оперативник, - тогда спешимся, и будем говорить, приземлившись в укромном месте.

- Хорошее решение, - тут же согласился с его словами Колесниченко, - а то как-то вроде и не по-людски получается.

В это время он повернулся, и уже было, собрался идти в сторону металлического трапа с леерным ограждением переброшенного с носовой части учебного судна на корму "Туимского рабочего", когда Шадоров совершенно случайно обратил внимание на пару домашних тапок, которые стояли неподалеку от него.

Он некоторое время смотрел на них, пытаясь понять, что они здесь могут делать. Затем спросил, обращаясь к Колесниченко, - скажи Виктор Михайлович, а эти тапки случаем не твои?

Тот повернулся, посмотрел с откровенным удивлением на оперативника, затем перевел взгляд на тапки, словно видел их впервые и ответил, - нет, не мои Я же сам понимаешь, что еще не совсем псих, чтобы разбрасывать, где попало свою обувь, - сказал он для большей убедительности.

- Да вроде как действительно не псих, - соглашаясь с его словами, произнес оперативник, - тогда чьи же они могут быть?

- Послушай Николай Васильевич, - произнес Колесниченко с усмешкой на губах, - у тебя что, проблемы с тапками? Так я тебе помогу разрешить данную проблему, у меня где-то в каюте еще пара есть, правда не совсем, чтобы новые, но вполне подходящие, так что по старой дружбе могу подарить.

- Ты Виктор Михайлович слишком-то не перегибай палку, - ответил оперативник угрожающе, - мы же с тобой не за рюмкой водки сидим. Да, кстати, не припомнишь, у вас на судне несчастные случаи были? - не дав произнести Колесниченко и слова, вновь задал вопрос Шадоров.

- Нет, давно уже можно сказать ничего подобного не случалось, - сказал тот, все еще не понимая, куда клониться разговор.

- Будут, - убежденно произнес оперативник, - и произойдет это непременно с тобой.

- Понял, - тут же откликнулся бодро Колесниченко, но на всякий случай сделал пару шагов в сторону от оперативника, прекрасно зная, на что тот способен из опыта прошлого с ним общения.

- Виктор Михайлович я убедительно тебя прошу вспомнить, кому принадлежат эти тапки? - Как это кому? - удивленно произнес тот, - да Кравцову и принадлежат.

- Ты что взялся меня разыгрывать или считаешь, что мне делать больше нечего, как слушать твой бред, - сказал Шадоров и сделал шаг в сторону Колесниченко.

- Николай Васильевич, поверь, чистую правду тебе говорю, Александра Васильевича это тапки, вот хоть у Евгения спроси, - заговорил тот торопливо.

- Ни черта тогда не понимаю, - произнес оперативник, продолжая рассматривать тапки, которые мирно стояли на деревянной решетке в полутора метрах от него. Кому надо было их сюда ставить? - задал он вопрос скорей себе, чем механику судна.

- А не кто их тут и не ставил, - подал голос Колесниченко, - они с того самого вечера или возможно ночи тут находятся.

- Тогда почему их не осмотрели и не изъяли в качестве вещественного доказательства? - задал вопрос Шадоров.

- Да на них никто внимания и не обратил, мало ли что может находиться на палубе, - пожал тот плечами, удивляюсь, как ты на них обратил внимание. Хотя могу предположить, - протянул Колесниченко, - прошлое сыграло, возможно, непорядок на борту заметил.

- Точно, - уже оживленней произнес тот, - вот блин, как он у тебя видать в печенке сидит. - Слушай Виктор Михайлович, - поинтересовался у него оперативник, - когда ты их на этом самом месте обнаружил, можешь вспомнить?

- А чего тут вспоминать, - удивленно ответил тот, - на следующий день утром, как только пришел на работу и заметил, еще подумал, что не иначе как шеф решил босиком походить.

- Тогда почему сотрудникам милиции об этом ничего не сказал? - обратился Шадоров к нему с вопросом.

- А чего это им было говорить, если они мне такого вопроса не задавали, вот ты спросил - я тебе и ответил, - сказал убежденный в своей правоте Колесниченко.

- Ну, ты друг и даешь, - протянул удивленный поступком, а еще больше его словами Шадоров, - ты хоть сам-то понимаешь, что это может быть очень важная улика.

- Что ты сказал? - переспросил у него Виктор Михайлович.

- А то и сказал я тебе, что возможно в этом как раз и кроется разгадка столь таинственного исчезновения Александра Васильевича, - ответил оперативник задумчиво.

- Да, ты что Кравцова не знаешь, - произнес тот с удивлением в голосе, - думаешь, он вот так запросто взял, да и сиганул, за борт.

- Почему бы и нет, - ответил задумчиво оперативник. Посмотри сам, как тапочки-то стоят.

Колесниченко почесал пятерней затылок, посмотрел в сторону тапок и только после этого со злостью в голосе произнес, - да, кто его теперь знает, разбирайтесь сами, а мне на это как-то глубоко наплевать. Оперативник отвел взгляд от тапок и посмотрел на стоявшего в нескольких шагах от него Колесниченко. От его взгляда у механика судна пробежал холодок по спине, и взволновано забилось сердце, он понял, что на этот раз перегнул несколько больше обычного и причем, вне всякого сомнения, во вред себе.

- Знаешь что я тебе скажу Виктор Михайлович, - произнес Шадоров ровным голосом, который не предвещал ничего хорошего для его собеседника, - мне давно и очень хорошо известно о том, что ты не питаешь большой любви к своему шефу.

- А за что мне его любить, он, насколько мне известно, не женщина, - огрызнулся тот в ответ.

- Это точно - он для тебя не женщина, только помнить должен, что относился к тебе Александр Васильевич всегда как к порядочному мужику, хотя очень хорошо знал о том, что ты о нем за его спиной гадости разные трепишь. Говоришь, капитаном стать хотел на этом судне, роль механика тебя уже не устраивала, только вот место все не было вакантного, - сказал оперативник. Было хорошо заметно, как Колесниченко сник, словно его уличили в нечистоплотности не здесь на судне, а в присутствии большого числа работников училища.

- Откуда ты про все это знаешь? - не смог удержаться от вопроса Колесниченко, хотя всем нутром понимал, что ответ на свой вопрос скорей всего никогда не получит.

- Оперативная информация, - ответил уклончиво, криво улыбнувшись Шадоров, - будем считать, что этого для тебя вполне достаточно.

- Вполне, - согласно кивнул тот головой, - только просьба у меня к тебе Николай Васильевич будет.

- Говори, что смогу, обязательно сделаю, ты меня знаешь, - ответил тот.

- Давай оставим этот разговор между нами, сам понимаешь, всякое в жизни может случиться, только зачем о том всем рассказывать.

Шадоров внимательно посмотрел на своего собеседника и понял, что тот говорит совершенно искренне, хотя кто его знает, можно было вполне создать подобающую случаю видимость. Но вместо этого произнес, - хорошо, только и ты помни, что если закрутишься или еще чего вздумаешь учинить - плохо тебе будет и мало не покажется. А теперь, когда все стало ясно и понятно в данном вопросе, давай перейдем к следующему, который, как ты догадываешься, меня очень даже интересует.

Колесниченко в ответ кивнул головой и предложил, - а знаешь, Николай Васильевич, пошли ко мне в каюту, посидим, чайку попьем, там и поговорим.

- Вот это очень даже с твоей стороны толковое и своевременное предложение, - согласился оперативник. Я же всегда знал, что ты человек толковый, только характер вот у тебя, мягко говоря, далеко не подарок.

- Это точно, буркнул в ответ Колесниченко, - да только что поделаешь, какой уж он у меня есть, переделывать теперь поздно.

Шадоров, прежде чем пройти следом за механиком на его судно осмотрелся по сторонам, словно что - то искал. Но вот его взгляд остановился на картонной коробке, что лежала рядом со швартовным клюзом. Он спрыгнул на палубу "Туимского рабочего", поднял коробку, вернувшись на прежнее место, накрыл ею тапочки.

- Потом надо будет зафиксировать все, - пояснил он удивленному непонятными для него действиями Колесниченко.

Тот видимо так и не понял до конца смысла сказанного, но вопросов задавать больше не стал и только пожал плечами, - словно хотел сказать, - да черт с тобой, делай, как тебе заблагорассудится, только от меня отвяжись.

Оперативник расценил его действия по-своему, и улыбнулся, - вот так-то оно будет лучше, - подумал он про себя.

Считая, что начало в установлении истины столь таинственного исчезновения капитана теплохода им положено, он довольно потер руки и по трапу быстро спустился на бак, где его поджидал механик. Колесниченко пошел вперед, показывая дорогу оперативнику. Как только они вошли в надстройку и стали спускаться по трапу вниз, Шадоров попросил, - Виктор Михайлович, будь другом, покажи мне каюту Кравцова?

- Хорошо, - ответил тот, она находится поблизости от моей каюты.

Спустившись, они прошли по коридору, направляясь в сторону его носовой части.

- Вот его каюта, - произнес механик и показал на одну из дверей по левому борту. Шадоров посмотрел в том направлении, что указал ему Колесниченко и заметил на двери аккуратную табличку с надписью "Капитан". Он взялся за ручку и нажал на нее, было слышно, как вышел из паза язычок замка, и дверь открылась мягко и без всякого скрипа. Такое впечатление, что ее совсем недавно кто-то смазывал, - отметил он мысленно и посмотрел вниз, а затем вверх туда, где располагались шарниры. Действительно, на них были хорошо заметны следы свежей смазки.

- Это я их дня за два до того случая смазал, Кравцов сказал, что его стал раздражать скрип двери, - пояснил механик, который заметил заинтересованность оперативника.

- Понятно, - ответил тот, а сам подумал, - надо же какое совпадение. Хотя это действительно могло быть и простое совпадение, но по установившейся привычке взял себе на заметку.

Переступив через комингс, он оказался в каюте, а Колесниченко остался стоять в дверном проходе, откуда мог видеть все, что делает оперативник. Шадоров решил, что осмотрит каюту позже и повнимательнее, а сейчас просто хотел составить для себя общее представление о том, что и как в ней расположено.

На маленьком столике стояло несколько граненых стаканов, бутылка из-под водки, пустые консервные банки, несколько тарелочек средних размеров, а также столовые принадлежности. В одной из банок были видны окурки и сгоревшие спички. Кровать была заправлена, но носила явные следы осмотра.

- Кто-то уже успел всю ее перевернуть, вот только не удосужился заправить, как следует, - подумал он. Хотя вполне возможно, что она в таком состоянии и находилась, - подумал он.

Дверцы небольшого платяного шкафа были приоткрыты, в результате чего оперативнику не составило большого труда заметить висящий на плечиках форменный костюм, несколько рубашек, еще какие-то вещи. Рядом с кроватью был постелен коврик, на котором валялись носки темно-синего цвета, не первой свежести. Рядом с дверью, около переборки стояли туфли черного цвета, на которых были заметны следы пыли, тут же приткнулась еще одна пара, только по внешнему виду рабочих.

- Интересно, - подумал оперативник, - Александр Васильевич босиком подался навстречу своим приключениям или у него еще какая-то была обувь? Хотя если здраво все взвесить, получалось тапочки, что стояли под швартовным канатом, не казались ему уже просто шуткой.

- Вот черт, а ведь и вправду могло статься, что Кравцов ночью, да спьяну мог очень даже запросто, вместо своего судна запнувшись улететь за борт.

Он вдруг явственно ощутил, как эта идея становиться довольно навязчивой и постарался от нее как можно быстрее отделаться, чтобы не отвлекаться.

В таком случае он лишался главного своего преимущества - объективности, но она продолжала с необыкновенной настойчивостью завладевать его мыслями.

- Ничего сейчас попьем чаю, а там и переключиться смогу, - поспешил он успокоить себя. Чтобы не искушать больше Судьбу, резко повернувшись, пошел к выходу, но остановился и посмотрел в сторону иллюминатора, что был расположен над столиком. Иллюминатор был открыт, но плотная занавеска зеленого цвета оказалась задернутой.

Удовлетворенный первым своим осмотром, он вышел и осторожно прикрыл за собой дверь в каюту капитана, который так и не появился.

Каюта Колесниченко, на дверях которой красовалась точно такая же табличка только с надписью "Механик", находилась в нескольких шагах от капитанской.

Виктор Михайлович вошел первым и на правах хозяина пригласил широким жестом оперативника занять место подле такого же столика, что был в каюте у капитана. Только его каюта она носила следы какого-то небольшого погрома или склада.

На нескольких полках, и самодельных шкафах были составлены и сложены папки с судовой документацией, запасные части, инструмент и какие-то приборы. А в самой каюте чувствовался устойчивый запах дизельного топлива.

- У вас что ремонт? - поинтересовался он.

- Есть немного, - откликнулся Колесниченко, гремя электрическим чайником, - топливный насос менял, да заодно вот с Евгением форсунки решили опрессовать. Все одно идти некуда было, потому Кравцова начальник и отпустил в отпуск, - охотно пояснил он.

Включив чайник, он подошел и поставил на маленький столик нарезанный тонкими ломтиками хлеб и баночку из под майонеза с маслом, которая заменяла ему вазочку. Вскоре чай закипел и он заварил в чайничке с отбитым до половины носиком заварку. Аромат поплыл по всей каюте, перебивая запах топлива. Разлив его по эмалированным кружкам, сел рядом с оперативником. Попивая чай, они вели разговор, который носил больше отвлеченный характер. В основном он касался условий работы, ходовых качеств судна и многого другого.

Так за чаем Шадоров узнал у механика о том, что теплоход "Практикант" встал под кормой у "Туимского рабочего" недели две назад. За это время они не разу не отходили. Сначала перебрали вспомогательный двигатель, а затем вот занялись и главными дизелями.

На судне работали втроем. Капитаном теплохода был Волков, рулевым-мотористом Егоров, курсант речного училища и механиком Колесниченко.

На судне оставались ночевать по очереди, остальные, после семнадцати часов отправлялись домой и к восьми утра возвращались.

Каждый день капитан ездил на своей автомашине в училище или на судоремонтный завод, а механик и Евгений в основном оставались на судне.

Шадоров знал, что у Кравцова есть свои "Жигули", которые тот называл "копейка". Его жигуленок был стареньким и довольно таки основательно подразбитым. Он время от времени встречался с Александром Васильевичем и тот постоянно ему жаловался, что автомашина требует основательного ремонта, и порой со смехом говорил, что как-нибудь хорошо тряхнет и тогда собственной кормой по асфальту придется ехать.

Когда он спрашивал у Кравцова в чем тогда дело? - тот отвечал, что только в одно вопрос практически и упирается - в наличие, а точнее полное отсутствие у него необходимой для ремонта суммы денег. Правда последний раз, а это было, наверное, с месяц назад, если не больше Александр Васильевич сказал, что нашел способ, который поможет ему разрешить наболевший вопрос.

В чем заключалась его суть, говорить не стал, только со смехом произнес, - ты же знаешь насколько мы все флотские народ суеверный, не дай Бог сглазить. Одно только сказал, что вопрос должен решиться скоро, вот поэтому он с таким нетерпением и ждет своего отпуска. Не иначе, как на отпускные свои решил произвести капитальный ремонт, подумал Шадоров тогда, но говорить не стал.

- Послушай Виктор Михайлович, - неожиданно произнес оперативник задумчиво, - а где его жигуленок находиться, случаем не знаешь?

- Как не знаю, знаю, конечно же - на площадке у спасательной станции и стоит, он его там всегда ставит.

- А когда видел в последний раз? - поинтересовался у него вновь Шадоров.

- Да сегодня и видел, - ответил удивленно механик, я как из дома приехал, так первым делом к стоянке и ринулся, думал Кравцов, может, появился. Но автомашина как стояла, так и стоит, сразу видать, что никто к ней не подходил с того самого времени, как он ее там поставил.

Это уже было интересно.

Они допили чай и пересели на маленький мягкий диванчик. Колесниченко открыл иллюминатор, и закурил, поставив рядом с собой банку из под рыбных консервов, которая заменяла ему пепельницу.

- Знаешь что Виктор Михайлович, - обратился к нему оперативник, - расскажи все, как у вас тут было, только давай сразу договоримся, чтобы по порядку.

Колесниченко кивнул головой в знак согласия, и глубоко затянувшись сигаретным дымом, задумался.

- А он волнуется и довольно сильно, - сделал вывод Шадоров, исподволь наблюдая за механиком, - интересно с чего бы это ему так переживать?

Вновь смутное подозрение всколыхнулось у него в душе.

Колесниченко еще разок глубоко затянулся и, выпустив клубы дыма в сторону иллюминатора начал свой рассказ.

Глава 2

- На прошлой недели, а это была среда, Кравцов на своей машине поехал в речное училище. Необходимо было отдать кое-какие документы в бухгалтерию, а заодно решить вопрос относительно будущей практики курсантов, уточнить с какого числа она у них начинается, чтобы подготовить судно. Пробыл он там где-то примерно до обеда. Вернулся на судно около часа дна и если судить по его виду, был очень доволен результатами своей поездки. Мне сказал, что начальник отпустил его в отпуск и ему даже удалось получить деньги.

- Он не сказал, какую сумму получил? - задал вопрос оперативник.

- Сказал, - ответил ему Колесниченко, - да и не было тут никакого секрета, мы зарплату друг у друга все хорошо знали. А получил он семьсот двадцать пять рублей.

- Хорошие деньги, - отметил с удовлетворением Шадоров.

Колесниченко ничего в ответ не сказал, только кивнул головой.

- Так вот мы с ним минут пять еще поговорили, он спустился к себе в каюту, сказал что пообедает, затем поедет на своей автомашине опять в завод.

Минут через тридцать-сорок он вышел на бак и поинтересовался, как у нас идут дела с ремонтом топливного насоса.

Я ответил, что надо будет заменить плунжерную пару, затем свозить на судоремонтный завод и проверить на специальном стенде. Кравцов сказал, что как только насос будет готов, он его сам туда отвезет и проследит, чтобы отрегулировали, как полагается.

- Выходить, Александр Васильевич никуда не собирался уезжать, по крайней мере в ближайшие дни, - произнес задумчиво оперативник.

- Насколько я понял капитана, - сказал Колесниченко, - так он вообще собирался посвятить весь отпуск капитальному ремонту своего жигуленка.

- А у него гараж есть? - спросил Шадоров.

- Есть, где-то около кинотеатра "Саяны". Только ремонтировать машину он хотел не в гараже, а здесь, говорит, если что, так мы ему помочь сможем. В основном кузов сгнил, вот он и собирался низ сначала ему заменить. А потом как-то обмолвился, возможно, решит вопрос с деньгами и тогда заменит полностью кузов.

- Да, но для этого отпускных денег ему явно было бы маловато, - произнес с сомнением в голосе оперативник.

- Конечно, какие это деньги, так себе, разве что подлатать на них что-то и смог бы, - подтвердил механик. Я так думаю, что скорей всего он хотел их у кого-то занять, но у кого конкретно, не говорил, а я не спрашивал, сам знаешь, какие у нас с ним "теплые" отношения были, - сказал Колесниченко и усмехнулся. Так вот Кравцов ушел с судна около четырнадцати часов, а вернулся обратно где-то около семнадцати. Мы с Евгением к тому времени уже работу закончили, помылись и переоделись.

В тот злополучный вечер на судне должен был оставаться Егоров, но Кравцов сказал, что останется ночевать он сам, и разрешил нам обоим уехать домой.

- Виктор Михайлович, а ты не задал ему вопрос, с чего это вместо того чтобы домой поспешить с отпускными деньгами, он решил остаться на судне?

- Спросил, - откликнулся Колесниченко, мне, откровенно говоря, очень не хотелось, чтобы ломался график дежурств из-за его прихоти.

- Ну и что он тебе ответил, как объяснил свое решение? - поинтересовался Шадоров.

- А так и сказал, что встретил свою жену и успел с ней поругаться, так что домой его не тянет, и будет гораздо лучше, если он останется на судне. Мне его ответ показался вполне обоснованным, так как они часто ругались, особенно последнее время. Да ты и сам Николай Васильевич должен знать, что взаимоотношения между ними были крайне обостренными.

Шадоров кивнул головой, но промолчал. Он действительно со слов самого же Александра Васильевича и знал, что Валентина Петровна, его супруга, устраивала тому бурные скандалы по любому поводу. Кравцов говорил, что возможно виноват во многом он сам, приходилось все больше тратить денег на ремонт машины, она стала у него сыпаться от старости. А с другой стороны она не переставала его ревновать ко всем и каждой, правда, что уж там душой лукавить, для этого у нее было более чем достаточно оснований.

Если только верить словам Колесниченко, а не верить ему у него пока не было оснований, получалось так, что Кравцов решил остаться на судне совершенно случайно. Можно предположит, что все в тот вечер зависело от воли какого-то случая.

Колесниченко сказал, что капитан лично его заверил, что график дежурств ломать не будет, по крайней мере на этой неделе.

- Так вот, - продолжил свой рассказ Виктор Михайлович, - не смотря на заверения Кравцова о том, что он поругался со своей женой, настроение у того, как это не странно, было прекрасное.

А вот это уже интересно, - произнес в слух Шадоров, - у меня как раз в таких случаях все происходит наоборот.

- У меня тоже Николай Васильевич, но Кравцов, он и есть Кравцов, - как бы подводя итог, произнес Колесниченко. Я пожелал ему спокойной ночи и пошел к спасательной станции, у меня там стоял "Москвич", а потом судно покинул Егоров, так он мне сказал на следующий день.

На работу я приехал как обычно к восьми часам, поставил машину рядом с его жигуленком и пошел на судно. Первое, что мне бросилось в глаза, так это то, что дверь в надстройку была открыта, точнее сказать приоткрыта где-то наполовину.

В надстройке горел свет, в том числе и у него в каюте, но самого Кравцова нигде не было видно. Я сначала подумал, что он пошел в гости к сторожу на "Туимский рабочий". Ты же знаешь, как он любит по любому случаю потрепать языком.

Действительно, Александр Васильевич всегда отличался жизнерадостным характером, никогда не унывал, был компанейским мужиком и, наверное, поэтому в любой компании чувствовал себя как рыба в воде.

- Я прошел к себе в каюту, переоделся и вышел на палубу, но капитана все еще не было. Тут я заметил Евгения, мы поздоровались, и я у него спросил, - ты, когда шел, не встретил случаем по дороге капитана? Он ответил отрицательно и пошел к себе в каюту, чтобы переодеться. Я сел на кнехт закурил, и решил подождать Кравцов, а то, как начнешь возиться в мазуте, так потом не очень-то хочется идти отмывать руки.

Не успел я выкурить сигарету, как подошел Егоров и спросил, - капитана так и не было? Я ответил, что нет, и предложил ему идти работать, придет, сам нас найдет. Мы с Евгением спустились в машинное отделение и принялись за ремонт.

Возможно, что мы еще бы не обратили внимания на время, но тут появилась Валентина, жена Кравцова и давай на меня кричать, мол, я скрываю ее мужа вместе с его любовницей.

Я в резкой форме попросил ее замолчать, так как у самого настроение было хуже не куда, а когда она разоралась пуще прежнего, сказал, чтобы заткнулась, я сейчас выйду, и тогда поговорим. После этого велел Евгению промыть разобранный насос, а сам вытер руки и поднялся наверх. Зашел в умывальник, не спеша, помыл руки, а сам думаю - пусть маленько остынет. Когда я вышел, Валентина стояла на баке и смотрела на стоящие рядом теплоходы. По ее виду было хорошо заметно, что она находиться в ярости. Чтобы она вновь не стала кричать, я ей сказал, если только устроит здесь мне концерт - уйду и не стану с ней даже разговаривать.

Она поняла, что я не собираюсь с ней шутить, и повела себя вполне нормально.

Первым ее вопросом было, - где деньги мужа?

Вторым - где находится в настоящий момент сам Кравцов?

Я ей ответил, что, откровенно говоря, и сам толком ничего не знаю. Кроме одного, Александр Васильевич остался ночевать на судне, а нас с Егоровым вчера вечером отпустил домой. Последний раз получается, я видел его где-то в районе семнадцати часов, утром же, когда поднялся на борт судна, его там не нашел, но по всему было видно, что он находится где-то здесь.

Валентина немного успокоилась и сказала, что уже десять часов, и по хорошему Кравцов давно должен был вернуться на судно.

Она была права, а потому не согласиться с ней было бы просто глупо.

- Послушай Виктор Михайлович, а какие суда еще стояли под бортом у "Туимского рабочего" в течение всего того времени, - неожиданно задал вопрос Шадоров. Колесниченко немного подумал, затем ответил, - кроме нашего судна, здесь постоянно отстаиваются еще два теплохода : ВТ-52 и ВТ-53, приписанные к детскому речному пароходству, по крайней мере, насколько мне известно, числятся за ним. Другим судам сюда заходить просто не имеет смысла, - добавил он.

Если взять, к примеру, спасателей, так они все базируются на своем причале, выше нас.

В тот вечер у "Туимского рабочего" стоял наш теплоход и ВТ-52.

- А в каком порядке они располагались? - поинтересовался оперативник.

- Да, как обычно, наш "Практикант" стоял как и сейчас под кормой у него, а с правого борта - ВТ-52.

- Как был учален ваш теплоход? - последовал следующий вопрос.

- С кнехтов левого борта, через наши носовые роульсы, швартовый канат был пропущен далее через кормовые роульсы "Туимского рабочего", киповую планку и заделан на его кнехты правого борта, - тут же пояснил механик.

- Если я тебя правильно понял, заделка швартового каната ничем практически не отличалась от той, что я видел сегодня, - уточнил Шадоров.

- Совершенно верно, - тут же откликнулся механик, - сам понимаешь, что так нам удобнее всего вставать со стороны кормы.

Шадоров кивнул головой, соглашаясь с ним, действительно это был наиболее рациональный способ.

- Значит, канат проходил на высоте пяти - десяти сантиметров над поверхностью деревянной решетки, что закрывает рулевую машину, - предположил он.

- А как вы перебирались на свое судно, по трапу или перепрыгивали? - вдруг заинтересованно спросил он у Колесниченко.

Было хорошо заметно, что вопрос застал механика врасплох. По крайней мере, он несколько минут размышлял, не зная как ответить, но вспомнил предыдущий разговор и решил не рисковать.

- Не было тогда, этого трапа, - ответил наконец он.

- А что, лень было его установить что ли? - поинтересовался оперативник.

- Да нет, - отозвался Колесниченко, - просто у нас, его тогда не было. Это уже, ну сам понимаешь, после того как паника началась, вот начальство училища и приказало сделать такой трап.

- Понятно, - протянул Шадоров, - значит, живем по принципу, пока гром не грянет, наш мужик, как говорится и лоб не перекрестит.

- Так это еще не значит, что и сам Кравцов исчез по причине отсутствия трапа между судами, - с завидным упрямством возразил Колесниченко.

- Тут ты прав, - вынужден был с ним согласиться Шадоров, - но вот только сделать такое предположение мне никто не помешает.

А вот скажи мне, только откровенно, - тут же обратился оперативник к механику, - мог Кравцов в ночное время сыграть за борт, когда перебирался с кормы "Туимского рабочего" на свой теплоход.

- Мог, конечно, - согласился тот, немного подумав, - только ты и сам прекрасно знаешь, как часто нам приходиться довольствоваться гораздо меньшим.

- Ну, тут я не могу с тобой не согласиться, - произнес задумчиво оперативник, - только вот далеко не всегда по этой причине люди бесследно исчезают. Но вот какое получается дело, если только будет установлено, что причиной несчастного случая явилось отсутствие трапа, кому-то все равно придется отвечать за нарушение техники безопасности.

- Так ты все же Николай Васильевич думаешь, что с Кравцовым что-то произошло? - задал вопрос Колесниченко.

- Виктор Михайлович, не будь настолько наивным, чтобы до сих пор думать, что это просто глупый розыгрыш Александра Васильевича. Хотя я со своей стороны хотел бы именно в это больше всего поверить. Да только сам подумай, уже без малого как вторая неделя пошла с того вечера, когда ты его видел в последний раз, по крайней мере, я так предполагаю.

- Ты что, все еще мне не веришь? - воскликнул Колесниченко с обидой в голосе.

- Виктор Михайлович, не надо строить из себя, по крайней мере, передо мной, обиженную девочку, мы достаточно давно и хорошо знаем друг друга, - словно отмахнулся от его слов Шадоров.

- Теперь в отношении доверия, тут ты прав - не верю, больше того, я ни кому не собираюсь верить, пока доподлинно не узнаю где Кравцов. А на твоем месте я бы постарался не обижаться, а сделать все, чтобы тебе можно было верить. Мы оба с тобой в одинаковой степени заинтересованы в том, чтобы как можно скорее на эту историю пролился свет. Кроме всего прочего хочу тебя заранее предупредить о том, что кто бы дальше не стал заниматься этим делом, ты будешь, как, впрочем, и другие, кто имел к нему хоть какое-то отношение находиться под подозрением. Поэтому версия о том, что он с допустимой вероятностью мог покинуть столь хлопотный мир и переселиться в иной, благодаря твоей помощи будет иметь вполне законное место, - произнес оперативник довольно жестко.

- Но, у тебя-то нет повода, так думать в отношении меня, - воскликнул Колесниченко, - это более чем оскорбительно такое слышать.

- Да брось ты причитать, - оборвал его дальнейшие излияния Шадоров, - я же тебе сразу сказал, что ваши взаимоотношения являются тому прямым доказательством.

- Неужели ты считаешь, что из-за наших, не скрою, довольно сложных, натянутых отношений я смог бы его ухлопать? - воскликнул механик.

- А почему бы и нет, я же не знаю, до какой степени, эти самые разногласия, у вас далеко зашли, может статься и такое, что достал он тебя до самой печенки. Так что иллюзия несчастного случая в данном случае вполне подходящее решение всех ваших проблем. Главное быстро и ни какой тебе пыли.

Шадоров прекрасно понимал, что поступает по отношению к Колесниченко не совсем порядочно, можно сказать даже грубо, но он был уверен в другом. Теперь, когда тот понял в какое дерьмо влип из-за своего дурного характера, будет рогами землю рыть, только чтобы доказать свою невиновность.

На самом деле он совершенно не был уверен в том, что Колесниченко способен совершить преступление, но рассчитывать пока приходилось только именно на него.

В это время механик замолчал, затем затушил окурок в банке и сказал, - я все сделаю, чтобы доказать свою непричастность к его исчезновению, но и у меня к тебе тоже будет просьбы.

- Говори Виктор Михайлович, я все сделаю, что только смогу, если мы с тобой будем работать в одной упряжке. Именно на это я и хотел тебя уговорить, - ответил он.

- В таком случае будем считать, что мы договорились, - сказал, довольно потирая руки механик.

- Тогда для начала скажи мне, кто был сторожем в ночь девятое на десятое июня, на "Туимском рабочем", и сколько человек их там работает?

Колесниченко тут же не задумываясь, ответил, - сторожем был Коростылек Петр Борисович. Возможно, что ты его знаешь, он из капитанов, вышел на пенсию и теперь здесь сторожит. Шадоров быстро сделал для себя пометку в блокноте.

- Скажи Виктор Михайлович, а ты с ним не имел случаем разговора по поводу пропажи своего капитана? - задал вопрос оперативник.

- Случаем имел, - в тон ему отозвался механик.

- Тогда расскажи мне о том, что он тебе поведать смог и если будет не затруднительно, желательно последовательно и поподробнее.

Колесниченко задумался, затем стал рассказывать, - сторожа меняются в девять утра, а мы приходим на судно к восьми, так что их удается застать на месте. В то утро, десятого июня, когда я не нашел на борту Кравцова, решил спросить у сторожа, надеялся, может тот что-то знает. Только это я собрался к нему идти в каюту, как смотрю, а он сам ко мне уже спускается.

Поздоровались мы с ним, закурили, о погоде поговорили, потом я у него и спрашиваю, - скажи мне, Петр Борисович, а не видал случаем, куда наш капитан запропастился, что-то нигде его нет, а на судне все открыто настежь?

Тут сторож и говорит, - Михайлович у вас на теплоходе стояночные огни и тот, что бак освещают, я выключил сам уже часов в семь утра.

- А где Кравцов тогда был? - задал я ему вопрос в лоб.

Сторож тогда развел руками и говорит, - черт его знает где, но только на судне его точно не было, я еще походил, покричал, да только все было бесполезно.

Коростылек сказал, что когда никого из команды не нашел, сам поднялся в рубку и выключил на коммутаторе огни, а на баке огонь отключался пакетником, который был закреплен на надстройке.

- А он не говорил тебе, когда видел капитана последний раз? - последовал очередной вопрос оперативника.

- Сказал, что видел Кравцова часов около двадцати двух вечера, когда тот перебирался на свое судно.

- Значит, Александр Васильевич куда-то ходил, а иначе, откуда в таком случае ему было возвращаться, - сделал оперативник очень даже толковый на его взгляд вывод.

- Да, - упрекнул себя тут же Шадоров, - ты становишься великим сыщиком, а иначе как бы смог к такому умозаключению прийти и причем сам.

Что-то в этом было смешно и больно одновременно, а еще очень обидно. Обидно на себя, на сидящего рядом с ним механика, на тех сотрудников милиции и чиновников, которые увидели в данном случае не более чем шутку флотского человека. Что тут говорить, если вторую неделю, на виду у всех стоят тапки капитана, словно недвусмысленно указывая им всем, куда возможно подевался их владелец.

Горькая усмешка при этом скривила его губы.

- Ты чего это Николай Васильевич? - обратился к нему обеспокоено Колесниченко.

- Да, так, - произнес он неопределенно, - ты Виктор Михайлович на меня внимания не обращай. Послушай, - встрепенулся вдруг оперативник, - а сторож тебе не говорил, в каюте у Кравцова свет был или нет, когда он стояночные огни ходил выключать?

- Честно говоря, об этом разговора у нас не было, но я хорошо помню, что в каюте, когда с Валентиной был, так свет сам и выключил. Тут он задумался, затем сказал, - знаешь, а она раньше меня туда вошла, могла и включить, на иллюминаторе-то шторка довольно плотная, так что кто его знает.

Оперативник стал делать у себя в блокноте пометки. Получается так, что с двадцати двух Кравцова никто не видел. Определенный интерес представлял свет в его каюте. Но для этого надо было поговорить с женой Кравцова Валентиной Петровной и сторожем Коростылек Петром Борисовичем. К сожалению ни того, ни другого рядом не было.

Надо бы посмотреть график дежурства сторожей, - наконец решил он, - все равно придется с каждым из них в отдельности разговаривать. Валентину Петровну он рассчитывал разыскать в речном училище, где она работала медицинской сестрой в санчасти. Со сторожами он пока не решил, надо было подумать, как будет удобнее для него.

- Давай рассказывай дальше Виктор Михайлович, - обратился он к механику.

- А что дальше, дальше дело было так - поговорили мы с Валентиной, она и говорит мне, - надо мол ей посмотреть все в каюте, он же говорит, бабник этот поганый, вчера только отпускные получил и довольно много, а мне не отдал, сказал что решил машину на них отремонтировать, только пусть не смешит, не дура. Да, на его колымагу надо пять таких отпускных сумм, это он своим проституткам развлечение не иначе как решил устроить, - все больше распаляясь, говорила она. Ничего, вот придет домой, я ему такое веселье устрою, долго помнить паскуда меня будет. Я тогда понял, что удерживать ее все одно бесполезно, только больше ругани будет, да еще и к начальнику побежит жаловаться. Ты говорю, Петровна успокойся, сейчас пройдем в его каюту, ты сама и посмотришь, где деньги или еще что там тебе надо будет. Надо бы заметить, мои слова подействовали на нее отрезвляюще, особенно, что касались денег, и она тут же согласилась.

Мы, вместе, от его автомашины вернулись на судно, и я помог ей перебраться ей через борт. Тут меня остановил Егоров и стал что-то спрашивать, а Валентина в это время не стала ждать, когда я закончу разговор, и прошла в надстройку.

Она и раньше бывала у нас, так что довольно прилично ориентировалась на судне, по крайней мере, где каюта капитана знала очень хорошо.

Спустя минут пять я спустился вниз и зашел в каюту капитана, Валентина в это время как раз направлялась к его койке, но, завидев меня, остановилась и показала небрежным движением руки на стаканы и бутылку, что стояли рядом с тарелками, да пустыми консервными банками.

Я в ответ промолчал и только пожал плечами, да и что толку было спорить, а тем более доказывать вполне очевидное. Она уже вбила себе в голову, что на судне была пьянка, а значит, без женщин подобный сабантуй не мог обойтись. Мое покорное молчание подействовало на нее вполне благоприятно. Валентина повернулась и подошла к койке. Несколько секунд смотрела на нее, затем стала шарить в постели и вскоре к ее глубокому удовлетворению она извлекла из-под матраца пачку денег, которые были перетянуты резинкой, по всей видимости, от бигудей, вот только чьих, не известно. Быстро пересчитала деньги и убедилась, что в пачке их было ровно семьсот, так, по крайней мере, она сказала мне, - пояснил торопливо Колесниченко.

Открыв свою сумочку, она положила в нее деньги и принялась проверять шкаф. Вещей, как ты и сам видел, в каюте у Кравцова было немного и времени на все понадобилось ей не более чем минут десять. По всей видимости, осмотр не дал ей ожидаемого результата, так как она удивленно посмотрела на меня и произнесла, - он, что, в одном трико шарится по городу со своими бабами.

С ее слов я тогда понял, что кроме трико и комнатных тапочек, все остальные вещи находятся на своем месте.

Мы с ним работаем вместе уже не первый год, вот почему, на мой взгляд, именно так, как она сказала, все и выглядело.

Валентина была очень довольная тем, что нашла деньги в целости и сохранности, а двадцать пять рублей вполне возможно, что он потратил на водку и закуску. Она попросила меня, чтобы я передал Кравцову, как только увижу его, чтобы он срочно приехал домой для разговора. Только дома она и решит, сколько дать ему денег на ремонт автомашины. Я пообещал выполнить ее просьбу. Проводил до берега, где мы с ней и расстались. Вернувшись на судно, я вместе с Евгением, как уже тебе говорил, занялся ремонтом и прерывался только для того, чтобы пообедать.

Капитана все еще не было и это меня стало все больше беспокоить.

Дело в том, что Кравцов, при всех его недостатках, был человек обязательный и не мог себе позволить вот так запросто бросить судно на произвол судьбы. Правда я пытался себя убедить в том, что он со вчерашнего дня не иначе, как считает себя в отпуске и естественно может позволить себе погулять. Но когда время подошло к концу рабочего дня и мне предстояло решить вопрос о том, кому оставаться ночевать на судне, я всерьез задумался. Затем принял такое решение - оставить Егорова и попросить дополнительно присмотреть за судном сторожа с "Туимского рабочего".

- А разве в его обязанности не входит охранять "Практиканта"? - задал вопрос Шадоров.

- Конечно, входить, иначе им вообще здесь делать будет нечего, - ответил Колесниченко.

- Но я все же решил, что такое обращение будет не лишним, а сам решил съездить к нему на квартиру, думаю, вдруг с кем-то утром уехал, а тот его затем домой и завез.

До того, как покинуть судно, я прошел по всему теплоходу и сам все проверил. Постоял, подумал и решил, что так будет лучше, взял и закрыл все помещения кроме рубки и каюты рулевого-моториста на замок, в том числе и обе шакши. Затем я сел в свою машину и поехал к нему домой. Дверь мне открыла жена Кравцова. Первым ее вопросом, который задала мне, было: почему он сам не торопится идти домой, а посылает его, Колесниченко. Она сказала, что кроме как с мужем, не с кем разговор вести не собирается. Высказавшись, Валентина замолчала, и тогда, воспользовавшись паузой, я решил заговорить, хотя уже и без того понял, что Александра Васильевича дома так и не было.

- Петровна ты сильно бы не гомонила, - сказал я ей, - дело в том, что мужа твоего я не прячу, а заехал прямо с теплохода, чтобы узнать дома он или нет.

Она сначала-то открыла рот, чтобы что-то сказать или поднять крик, но тут, по всей видимости, до нее стал доходить смысл моих слов.

Она так и застыла у порога с открытым ртом и расширенными от удивления глазами. Наверное, с минуту она пыталась что-то сообразить, затем на удивление спокойно произнесла, - Виктор, скажи хоть ты мне, куда Кравцов мог подеваться?

Затем она засуетилась как-то совсем по бабье и торопливо пригласила меня войти в квартиру, - не хорошо через порог разговаривать, да и не известно еще как к этому соседи отнесутся. Я принял ее приглашение и вошел, прикрыв за собой дверь.

- Если только ты не торопишься, Виктор Михайлович, так прошел бы на кухню, я сейчас чаек поставлю или кофеек заварю.

Откровенно говоря, я не ожидал, что Валентина себя так поведет, уж сильно на нее не похоже все это было.

Шадоров кивнул согласно головой. В том, что механик говорит правду, сомневаться не приходилось. Он хорошо знал со слов самого Кравцова, что в последнее время у него что-то не заладилось с женой.

- Ты, продолжай рассказывать Виктор Михайлович, - попросил он Колесниченко и что-то пометил для себя в блокноте.

Так вот я снял туфли и прошел на кухню.

Раньше-то, когда у них было все между собой хорошо, мы довольно часто собирались вместе, порой я со своей супругой приезжал.

Кравцов всегда любил компанию и чувствовал себя всегда в таких случаях, как рыба в воде.

Сел я на стул, за стол кухонный, а Валентина суетиться, печенье достала из шкафа, сахарницу поставила, затем вазочку с вареньем, а сама смотрю, кофе заваривает. Я ничего говорить не стал, только отметил, что не иначе как сильно переживает. У меня в тот миг, откровенно говоря, мысль в голове нехорошая промелькнула, - вот баба, орет, шумит, а чуть только мужик пропал где-то, она уже и в растерянности, все они одинаковые решил тогда я.

- А что, есть в его рассуждениях вполне разумный подход в оценке женщин, - согласился, мысленно, с ним оперативник, но решил от каких-либо комментарием, по поводу такого интересного умозаключения все же пока воздержаться.

В это время Колесниченко продолжал свой рассказ, - Валентина налила две большие чашки кофе, одну поставила передо мной и села напротив.

Несколько минут на кухне царила тишина, так как оба все это время были поглощены каждый своими мыслями.

Валентина первой заговорила, - скажи мне Виктор, только откровенно, ты меня, наверное, разыгрываешь по просьбе Кравцова?

Я посмотрел на нее удивленно, а сам думаю - вот баба, совсем что ли рехнулась от ревности. Да только вслух сказал естественно совсем другое, - какие уж тут могут быть шутки, когда на судне его уже считай больше суток нет, и никто, с кем говорил, не знают где он.

- Может все же он у бабы паскудной какой? - задала вопрос она.

Но сам чувствую, что голос стал другой, уверенности поубавилось, прыти прежней.

Тут я немного вскипел и говорю, - знаешь, Валентина, ты со своими подозрениями, да придирками любого мужика, даже такого спокойного, как твой Кравцов, в гроб живьем загнать сумеешь.

- Не я в этом виновата, а он сам, кобель беспутный, - стала оправдываться Валентина, что к стати говоря на нее было совсем не похоже.

- Ладно, говорю тогда я ей, что толку об этом теперь-то рассуждать, лучше давай подумаем вместе, где все же он может быть в настоящий момент.

- Ты вот, к примеру, - сказал я ей поучительно так, - взяла бы да проверила, может быть, пока ты отсутствовала, он дома побывал, да переоделся.

Не поверишь, но Валентина без лишних слов поднялась из-за стола и тут же вышла с кухни. Пока я кофе пил, да размышлял о том, где все же он мог быть, она вернулась и сказала, что вся одежда находиться на своем месте, и ничего не тронуто.

Вот когда я впервые почувствовал в своей душе не просто какое-то волнение, а настоящее беспокойство, хотя оставалась у меня еще одна маленькая надежда.

Рано утром, где-то часов в шесть утра десятого июня ушел в рейс теплоход, что стоял под бортом у "Туимского рабочего".

- Ты говоришь о пассажирском прогулочном теплоходе ВТ-52 ? - уточнил у него оперативник.

- Именно о нем я тогда и подумал, - подтвердил Колесниченко. Может, думаю про себя, Кравцов решил отправиться на несколько деньков покататься, попутешествовать в качестве туриста, а потом уж и за ремонт машины своей браться.

- А что, мысль вполне достойная, чтобы ее принять во внимание, - подумал удовлетворенно Шадоров, - правда есть тут несколько "но". Во-первых, почему тогда Кравцов не закрыл теплоход, наверняка у них есть оговоренное место, где прячут ключ от входной двери, что ведет в надстройку. Во-вторых, вид у него, мягко говоря, для этого не совсем подходящий. Конечно же, это могло быть и не существенным для него, но вот хотя бы сторожа-то мог предупредить, чтобы его не искали. И все же сама по себе мысль о том, что Кравцов ушел с юными речниками на теплоходе, была для него вполне привлекательная и требовала более тщательной проверки.

- Скажи мне Виктор Михайлович, а у вас есть место, куда прячете ключ от входной двери в надстройку? - задал вопрос оперативник.

- Конечно, - ответил, не задумываясь, Колесниченко. Мы еще с того самого момента, когда вооружение было объявлено, договорились убирать ключ в ящик с песком, что стоит по левому борту.

- Хорошо, - продолжай, - попросил его Шадоров.

- Так вот, вернувшись на кухню, Валентина как-то разом притихла, и по ней было хорошо заметно, что она чем-то очень сильно напугана.

Действительно, что ни говори, но в таком случае всякое может прийти в голову, особенно когда человек таинственно пропал, да к тому же в одном только трико. Не мог же он все это время кататься, к примеру, по городу босиком, в трико и майке. Где-то, наверное, в течение получаса я еще оставался в квартире Кравцова, все надеялся, что с минуты на минуту объявиться хозяин. Да только в тот вечер надежды наши оказались совершенно беспочвенными, он так и не вернулся домой. Когда я уже собрался уходить, Валентина спросила у меня, что же ей теперь делать. А что я мог ей посоветовать, если и сам впервые угодил в такой переплет, мягко говоря.

- Знаешь что, - сказал я тогда, - утром сообщи для порядка начальнику училища, пусть он сам и принимает решение. Такая мысль, нам обоим, показал на тот момент очень даже хорошей, и я поехал к себе домой.

- Да, очень даже мудро поступили, когда приняли Соломоново решение, - подумал с усмешкой оперативник, но вслух ничего не сказал. Что ни говори, но задним умом, как говориться, мы все здоровы.

- На следующий день я как всегда приехал на работу к восьми часам и как только поставил свою машину, поспешил к Кравцовскому жигуленку. Чем черт не шутит, думаю вдруг все же объявился. Только напрасно я надеялся, на машине был уже хорошо заметен налет пыли, который оставался явно нетронутым. Тогда я направился на свой теплоход. На "Туимском рабочем" меня встретил сторож. Не дожидаясь вопроса, сказал, что капитана так и не было. Мы с ним сели на корме и закурили.

Надо сказать, Корольский Михаил Андреевич был удивлен не меньше нашего таким загадочным исчезновением Кравцова, которого давно и к тому же очень хорошо знал.

- Как он отнесся к известию о том, что Кравцов вот так взял, да и бесследно исчез? - задал вопрос оперативник.

- А как еще он мог к этому отнестись? Я уже сказал, что был удивлен, но, правда, при этом не преминул добавить, что во всем виноваты женщины. Он так и сказал, что от этих стервозных баб, порой запросто и в Енисей можно прыгнуть.

Вскоре подошел Евгений, и мы с ним пошли к себе на судно.

Я решил, что пока переоденусь, да определюсь с фронтом работ на сегодняшний день, подойдет кто-нибудь с училища и все само собой разъясниться.

Действительно, часов около десяти, я услышал, как кто-то идет по палубе, и вышел из машинного отделения. Оказалось, что приехал начальник училища, начальник практики и его зам по учебной части. Первое, что они сделали - так это устроили мне такой допрос, что тебе Николай Васильевич и не снился даже. Первый нагоняй я получил прямо на палубе, как говорится, не сходя с места. Затем мне велели проводить их в каюту капитана. У меня больше не оставалось ни малейшего сомнения в том, что Валентина преподнесла им все, что случилось с ее мужем в таком виде, какой ей был крайне выгоден. Между тем, все мы в глазах нашего начальства превратились в команду пьяниц, и развратников, которые только тем и занимаются, что разводят на судне бордель, вместо того, чтобы работать, да к тому же еще и курсантов развращают.

Они не стали даже слушать моих оправданий. Что мне оставалось, скажи делать, кроме того, как покорно следовать впереди своих высоких начальников, проклиная в душе не постоянство женщин, которым сродни ближе их вероломство.

Так мы подошли к каюте капитана. Я ее открыл перед их строгими очами. Думаю, не стоит рассказывать о том, что началось после того, как они туда вошли и воочию увидели следы былого пиршества.

Именно так они все и представили, хотя внешне это выглядело не более, чем дружеская выпивка, но клянусь своей мамой, только не в коем случае не пьянка. Оправдываться, а тем более что-то доказывать в такой ситуации было совершенно бессмысленно. Вот я и отдал предпочтение продолжать с бараньей покорностью отмалчиваться. В каюте они все как говориться с верху до низу сами осмотрели, каждый при этом не забыл понюхать содержимое бутылки из-под водки, чтобы лично убедиться в том, что запах оттуда идет самый, что ни на есть свежайший. Естественно, не поленились проверить и стаканы.

- Одним словом очень добросовестно сделали все, чтобы уничтожить возможные отпечатки пальцев на стекле, - подумал с горечью Шадоров.

- Окурки в банку тоже они набросали? - задал он вопрос чисто автоматически.

- Частично, - подтвердил Колесниченко. Я же тебе говорил, что когда зашел в каюту вдвоем с Валентиной, тогда и обратил на них внимание. Только после того, как они ушли, их там стало гораздо больше.

Начальство ругалось во всю, и грозило наказать меня и Кравцова так, что всю оставшуюся жизнь помнить будем.

Со временем я все же понял истинную причину их гнева. Дело в том, что они стали предполагать возможность несчастного случая.

- Не понял? - переспросил у него тут же оперативник, - о каком несчастном случае они вели речь?

- Трап, который ты видел и даже больше того, воспользовался им, раньше-то на судне отсутствовал. Приходилось с большой осторожностью каждый раз перелазить с носа нашего судна на корму "Туимского рабочего". Вот они и усмотрели в данном случае свой просчет, мол, что тут поделаешь - недоглядели, вот Кравцов и свалился в ночное время за борт.

Естественно, что в подобной ситуации они перевели стрелку тут же на команду и обвинили во всем самого Кравцова.

На следующий день нам на судно уже привезли трап такой, каким ты его и видел.

- Послушай Виктор Михайлович, - задумчиво произнес Шадоров, - а ведь действительно мог Александр Васильевич оказаться за бортом.

- Мог, конечно, - соглашаясь с ним, пожал неопределенно плечами механик, - особенно если допустить, что пьяный был, да еще ночью. Только знаешь, если говорить откровенно, то не очень что-то в это верится, тут же поспешил усомниться он.

- Это еще почему? - спросил у него заинтересовано оперативник.

Колесниченко с минуту подумал, прежде чем высказать вслух свои сомнения.

Во-первых, Кравцов всегда отличался большой осторожностью. К тому же не стоит сбрасывать со счетов и привычку, которая вырабатывается у нашего брата с годами. Сам знаешь, что порой идешь на авторулевом, а заруливаешь все же туда, куда тебе надо, хотя не всегда потом вспомнить сможешь, как это у тебя так получилось. К тому же в его каюте находиться всего две бутылки водки, причем одна из них не допита и на половину. Стаканов в каюте три, так что доза спиртного на человека совсем по нашим меркам нормальная и не переходит за черту невменяемости, - сказал Колесниченко с уверенностью человека, который знает что говорит. Самое главное, что меня во всем случившемся настораживает, - тут он замолчал, затем произнес, - так это расположение тапочек Кравцова.

В том, что они принадлежат именно ему, тут не может быть никакого сомнения, головой ручаюсь.

Шадоров тоже постоянно помнил, эти чертовы тапочки, они словно заноза засели в его мозгу и не давали покоя.

Действительность могла выглядеть примерно так. Кравцов проводил своих гостей, как полагается у людей флотских до самого трапа, а затем, когда поднялся на решетку, которая закрывала рулевой механизм, и пошел к корме, перепутал самую малость, направление дальнейшего движения.

По расположению тапочек можно было представить, что, продолжая шагать, он со всего хода споткнулся о швартовный канат, который был к тому же сильно набит, одной ногой. Чтобы сохранить равновесие, сделал торопливо шаг вперед второй ногой, после чего повалился походу своего движения плашмя вперед.

В этом месте фальшборт возвышается над решеткой всего сантиметров на десять-пятнадцать.

Шадоров хорошо знал, что Кравцов примерно одного с ним роста и поэтому без особого труда смог сделать примерный расчет, который подтвердил предположение, что он очень даже запросто мог свалиться за борт. Ухватиться было не за что, кроме того, он мог получить болевой шок от удара о верхнюю часть металлического фальшборта.

В таком случае при падении, он должен был несколько секунд скользить по наружной обшивке борта. А в результате этого Кравцов мог еще раз удариться, только теперь уже головой, о привальный брус и только тогда упасть в воду. Он тут же сделал несколько пометок для себя. Предстояло внимательно осмотреть привальный брус, конечно же, по возможности проверить и направление течения в этом месте. Будет совсем чудесно узнать, - подумал оперативник сокрушенно, - если только оно на данном участке свальное и струи воды направлены к его стрежневой части.

Подобная мысль вызвала у него легкий озноб, когда он вспомнил, что несколько ниже того места где стоит "Туимский рабочий" расположен рейд, а там постоянно стоят на якорях несамоходные суда, да еще и бункеровочная станция в придачу на бочке. К этой базе постоянно подходят скоростные суда, для бункеровки топливом и маслом.

Что могло в таком случае произойти после встречи Кравцова со скоростным судном, было не трудно себе представить.

Утешало в таком случае только одно, была ночь, хотя кто его знает, когда все могло случиться.

Мысль о том, Александр Васильевич упал за борт, стала для него настолько навязчивой, что все прочие как-то незаметно сами по себе отошли на задний план. Чтобы хоть немного от них отвлечься, Шадоров сделал попытку переключить свое внимание на другое.

- Виктор Михайлович, - обратился к нему он, - как долго пробыло на борту твое начальство, и что они еще делали в каюте капитана?

- Да наверное что-то около часа. А что делали, да в основном ругались, а если точнее, так крыли почем зря меня и Кравцова. Сам понимаешь, в такой ситуации, когда его рядом не было, все что полагалось обоим, досталось мне одному. Начальство видать исходило из простого житейского расчета, когда объявиться капитан, чтобы я с ним сам поделился. Потом они ушли, но я не припомню, чтобы они что-то у него еще искали, сидели на стульях и все. Я так понимаю, что их в большей степени беспокоило собственное благополучие, а не то в чем или к примеру, куда, мог уйти Кравцов.

Следующую ночь на судне остался ночевать я, а Евгений уехал домой.

В последующие дни, собственно говоря, ничего нового не произошло.

Насколько мне известно, начальство связывалось с ВТ-52 по рации и через другие суда, да только Кравцова и там не оказалось.

Шадоров отнесся к его словам с недоверием.

Дело в том, что по просьбе Кравцова, если конечно он находился на борту ВТ-52, там могли и не сказать правду. Объяснить в таком случае его поведение можно очень просто - хотел промурыжить супругу, чтобы прочувствовала одним местом, какого пилить мужа по каждому пустяку.

Он стал что-то писать, когда внезапно посмотрел в сторону Колесниченко, который сидел с задумчивым видом и спросил, - так ты говоришь, что в тот самый вечер на судне, я имею ВТ-52, ночевал капитан?

Колесниченко встрепенулся, посмотрел удивленно на оперативника и сказал, - нет, я такого сказать тебе не мог, потому что на борту оставался старпом, да и сторож может подтвердить.

- Значит я тогда тебя не правильно понял, - легко согласился с ним оперативник. А когда теплоход пришел, ты с кем-нибудь из команды разговаривал? - поинтересовался он.

- Конечно, расспрашивал, да только они и мне сказали, что Кравцова у них на борту не было.

- А как старпом отнесся к тому, что в ту самую ночь, когда он оставался на борту своего судна исчез столь таинственным образом Кравцов? - спросил заинтересованно оперативник.

- Он удивился, и говорит, что видел Кравцова вечером, когда еще светло было, тот прохаживался по палубе, словно прогуливался, - пояснил ему Колесниченко.

- А он не видел, чтобы кто-нибудь поднимался на борт судна?- задал новый вопрос Шадоров, - стаканов-то на столе помнится три, стало быть, смело можно предположить, что помимо самого Кравцова должно, по крайней мере, быть еще два человека.

В жизнь не поверю, чтобы он мог за себя и за того парня пить один.

- Нет, конечно, - соглашаясь с оперативником, произнес механик, - да и раньше как-то не замечалось такого, чтобы он в одиночку водку пить стал.

- Вот дурацкая ситуация складывается, версий можно выдвинуть несколько и каждая из них кажется по логике справедливой и в тоже время вроде как и абсурдной, - подумал сокрушенно Шадоров. Как, например, объяснить такое, тапки его стоят на решетке, своими глазами видел, а хозяина нет.

Он что, взял, да вот так, не с того, не с сего из них резво выпрыгнул, и как раз - за борт. Тапки сами же и подсказывают ему подобное решение задачи.

Стаканы указывают на троих человек, а никто их не видел. Не Чебурашки же на самом деле объявились на судне. Другое дело черти, такое ему уже однажды приходилось видеть, когда сам работал на флоте. Капитан у него их по переборкам тогда гонял. Так ведь и то в последствии выяснилось - его белая горячка после очередного запоя хватила. Оба какое-то время молчали, и в каюте повисла гнетущая тишина. В самом воздухе ощущалось присутствие какой-то таинственной силы, совершенно не располагающей к веселью.

- Вот еще что, - вспомнил вдруг Шадоров, - а когда милиция первый раз приехала не припомнишь случаем?

- Да, дня через четыре, может быть пять, после того, как капитан пропал, - ответил, немного подумав Колесниченко.

Помниться приехало два человека, один стал что-то фотографировать в каюте Кравцова, довольно долго осматривал бутылки, стаканы, одним словом все, что было на столе и под ним. Я слышал, как он сказал второму сотруднику, - тут столько залапать успели, что мое пребывание здесь - практически пустая трата времени.

Другой милиционер, я так понял оперативник уголовного розыска, - тут Колесниченко хитро улыбнулся, - со мной побеседовал и в отличие от тебя не стал задавать так много вопросов.

- Ты Виктор Михайлович не путай, пожалуйста, хрен с редькой, - ответил недовольно оперативник, - он, по всей видимости, профессионал своего дела, раз из уголовного розыска, а я все-то представляю ОБХСС.

- Оно и видно, - протянул иронически Колесниченко.

- А если тебе все понятно и тем более, видно, тогда отвечай дальше. Ты мне как в финансовых документах должен все разложить по статьям, чтобы дебет с кредитом сошелся, - пояснил Шадоров.

- Вот черт навязался на мою голову, - чуть слышно пробурчал механик, но оперативник услышал и так посмотрел на своего собеседника, что тот поежился.

- Ты на меня так не смотри Николай Васильевич, я не причастен к тому, что капитан исчез, а следовательно у тебя нет ни каких прав, чтобы вот так за будь здорово меня допрашивать, - все еще пытаясь высказать свое неудовольствие произнес Колесниченко.

- Ну что, высказался? - спросил у него с нескрываемым интересом Шадоров.

- Как же, выскажешься тут с тобой, - ответил Колесниченко не без иронии в голосе и с опаской посмотрел на руки оперативника.

- Ты Николай Васильевич, зачем ручку с бумагами в сторону откладываешь, я же не сказал, что отказываюсь говорить, - опережая не желательные для него события, произнес механик.

- Виктор Михайлович, ты хороший, простой мужик и мне кажется, прекрасно все понимаешь, так давай жить дружно, помогать друг другу, как договорились, или забыл уже? Прошу тебя, прислушайся к мудрому совету, не стоит меня доставать, - сказал довольно таки дружелюбно оперативник. Лучше скажи мне, ты подписывал у них какие-нибудь бумаги или нет?

- Подписал какое-то объяснение, - тут же ответил Колесниченко, - больше ничего не было. Скажи, а что они еще делали на судне, ну там, осмотр какой, может быть проводили? - снова поинтересовался оперативник.

- Нет, больше ничего не делали, собрались и уехали, - сказал Колесниченко.

- Знаешь что, пошли на корму "Туимского рабочего" я бы хотел еще разок осмотреть место, где тапки Кравцова стоят, а заодно и все вокруг них. Они поднялись и пошли наверх.

Оказавшись на палубе теплохода, Шадоров перешел на корму "Туимского рабочего" и остановился у того места, где лежала коробка. Он аккуратно поднял ее и отставил в сторону, после чего стал осматривать домашние тапочки, которые стояли сиротливо носками в сторону борта судна. Тапочки были не новыми, но довольно чистыми, без каких-либо следов грязи или мазута на кожаной подошве. По всей видимости, Кравцов в машинное отделение в них не ходит, решил он. Расположены они были так, что стояли почти рядом один подле другого и на одну треть высовывались под швартовным канатом. Если только подходить к тому, что он видел без каких-либо предвзятостей, объективно, получалось вполне логичным предположение о падении Кравцова за борт. Принятая ранее в качестве рабочей гипотезы версия, похоже, была ближе всех к разгадке таинственного исчезновения капитана теплохода "Практикант". Положение тапок свидетельствовало, владелец тапок торопился к себе на судно, но по причине алкогольного опьянения немного увлекся. В результате чего непроизвольно отклонился в сторону, где запнулся за канат и, стремясь сохранить равновесие, естественно сделал шаг второй ногой вперед, но теперь уже обе ноги оказались в западне. В тоже время его тело по инерции должно было продолжать движение вперед, что и привело Кравцова неминуемо к падению.

Расстояние до борта было не более чем сантиметров пятьдесят, так что он должен был, продолжая скользить вперед, и имея центр тяжести своего тела гораздо выше, попросту вылетел за борт. Возможность сохранить равновесие у него была очень маленькая.

В любом случае он не мог избежать в результате падения удара головой о привальный брус. Кравцов всегда двигался стремительно, так что удержаться от того, чтобы не упасть за борт в подобной ситуации было маловероятно. Кроме того, привальный брус был уже далеко не прямоугольного сечения. В результате длительной эксплуатации он стал больше округлой формы и довольно таки узким. Развивая мысль можно было предположить следующее: стукнувшись головой о привальный брус, Кравцов мог перевернуться и уже ногами вперед полетел в воду, либо проехать лицом по нему, продолжая скользить при падении головой вперед.

Водный поток нес стремительно свои воды вдоль гладкой поверхности борта. Какое-то неприятное чувство охватило его душу, вселяя в нее необъяснимую тревогу.

Возможно, причина скрывалась как раз в том, что он с большой степенью реальности представил всю картину падения Кравцова за борт.

Оказавшись неожиданно в воде, любой человек должен был какое-то время находиться в шоке, если при этом еще учесть и полученный удар головой или лицом о привальный брус. В таком случае сразу и не закричишь, даже если не успеешь до этого нахлебаться воды, а тут к тому же такое мощное течение, что пока придешь в себя уже будешь довольно далеко от судна.

Шадоров осторожно наклонился над водой и стал осматривать привальный брус. Наружная часть борта, когда-то очень давно, была выкрашена в черный цвет, но время неумолимо делало свое дело, и теперь он имел довольно таки неприглядный, обшарпанный вид, а о привальном брусе и говорить было нечего.

- Надо бы спуститься за борт, да все внимательно осмотреть, может следы крови или еще чего можно будет обнаружить, - подумал он, но что-то, откровенно говоря, большого желания в себе не обнаружил.

Он еще постоял, раздумывая над тем, что ему предпринять в качестве следующего шага и от злости на себя плюнул за борт.

Вот с документами, он знал, как ему поступать, там он чувствовал себя словно рыба в воде, а тут было все совсем иначе. Правда, если по-хорошему разобраться, так можно и в данном случае построить логическую цепочку, только хорошо предварительно подумать надо бы. Пока, как ему казалось, он все делал совершенно правильно и надо сказать откровенно, что зашел в тупик очень даже основательно и что самое интересное - ему не кого было в этом винить, кроме как себя.

Такое положение дел его не устраивало, отчего само собой возник вопрос, что еще ему следует предпринять? Вопрос был очень хороший, но, к сожалению, не имел ответа. Тогда он решил подойти с другой стороны к стоявшей перед ним проблеме - кого он еще не расспрашивал или что еще не проверил. Это была тоже, в общем-то, неплохая мысль и обещала при удачном стечении обстоятельств вывести его на свет божий или наоборот, загнать еще глубже в трясину болота.

Надо бы для начала закончить с осмотром данного места, а в таком случае следует принять окончательное решение о целесообразности лезть самому за борт.

В принципе, если разобраться, так и не его вовсе забота отыскивать какие-то там следы, вот эксперт, наверное, больше бы для подобного занятия сгодился. Правильно однако мыслить стал товарищ старший лейтенант, - поощрил он себя, - только позвольте при всем уважении к вашей персоне напомнить, что вы направлены сюда в составе оперативной группы, уточняю, в единственном лице, а стало быть вам самому и лезть за борт. Шадоров посмотрел в сторону теплохода "Практикант" и заметил Колесниченко, который с каким-то непонятным ему напряженным взглядом следил за каждым действием оперативника. Такое повышенное внимание со стороны механика к его действиям показалось Шадорову по крайней мере довольно подозрительным.

Его мозг тут же выдал соответствующую для подобного случая информацию для дальнейшего размышления.

Прежде всего, следовало начать с того, что тапочки Кравцова не видел раньше никто, хотя, как объясняет сам Колесниченко, он их обнаружил еще утром, когда с борта теплохода предположительно и исчез капитан. Больше того, о своей находке, как помниться из его же объяснения, он тоже ни кому не сказал, а уж сотрудникам милиции казалось, просто обязан был сообщить, вне всякого сомнения.

Теперь он стал понимать, что же его все это время так раздражало. А причина-то возможно как раз и находилась на самом виду, вот только ее надо было увидеть. Тапочки, они как бы кричали - люди, посмотрите туда, куда указывают оба моих носка, и упал мой хозяин, а чтобы было нагляднее, так он разом из них и выскочил. Да, но с другой стороны тапочки все же были шлепанцами, и из них можно было ногам без особого труда выскользнуть.

И все же как-то не совсем натурально они смотрелись, чувствовалась едва ощутимая фальшь, словно чья-то заботливая рука поставила их в данном месте. Вот такое определение более всего могло соответствовать истинному положению дел, - решил оперативник. В таком случае становиться понятным и повышенное внимание, которое проявлял Колесниченко к проводимому им осмотру.

- Неужели все же он мог пойти на такое мокрое дело из-за своих амбиций? - пронеслось в его мозгу, - но для этого ему бы пришлось возвращаться на судно, опасаясь оказаться замеченным сторожем. Колесниченко говорит, что он покинул теплоход "Практикант" в семнадцать часов, что естественно можно будет без особого труда проверить, опросив сторожа и рулевого-моториста Егорова. К тому же, он имеет личную автомашину, что без всяких проблем могло позволить ему приехать и, воспользовавшись удобным моментом, отправить своего капитана за борт, после чего поставить тапочки Кравцова на видном, и вполне поддающимся логическому объяснению месте.

Колесниченко, как никто другой, должен к тому же очень хорошо ориентироваться в данной обстановке, что могло позволить ему без всяких помех проникнуть на судно, а остальное уже как говориться дело техники. На судне всегда вполне достаточно всякого железа, чтобы найти, чем сподручнее навернуть капитана по голове. А что, данная версия, при подобном раскладе очень даже выглядела правдоподобной и могла сойти за ее рабочий вариант.

- Если только его захватить с собой в отдел, да там немного с ним поговорить по душам, а еще лучше задержать по подозрению в совершении преступления, можно надеяться, что он и заговорит, - мечтательно подумал оперативник. Мысль ему показалась очень хорошей и исключительно заманчивой, если только не считать одного "но". Насколько он мог располагать достоверными сведениями, по данному случаю до сих пор так и не было возбужденно уголовное дело. В таком случае всплывал естественно вопрос, интересно каким же таким образом можно было приобщать к делу материалы, вещественные доказательства и прочее. А раз так, значит задерживать Колесниченко пока нельзя, но как говориться это дело времени, и в таком случае придется подождать.

- Необходимо обязательно собрать проверочный материал, - подумал Шадоров, - а не то начальник ему самому так вломит по возвращению в отдел, что мало не покажется.

Такое чудесное просветление в образе начальника отдела благодатно повлияло на оперативника, пробуждая у него еще большее желание продолжить свои поиски.

- Что делать, придется все же самому лезть за борт, - подумал он и еще раз посмотрел в сторону привального бруса, за которым в полутора метрах от него нес свои стремительные прозрачные воды Енисей. И тут в поле его зрения совершенно неожиданно оказался волос, а возможно и нитка.

Неожиданная находка его очень заинтересовала.

- Что это, случайность или же Судьба, - подумал оперативник, стараясь определить, что все же это такое. Теперь последнее сомнение улетучилось, как утренний сон под лучами солнца.

- Виктор Михайлович, - обратился он к Колесниченко, - у тебя на судне не найдется каната метров пять длинной.

- Какой разговор, конечно же, есть, - тут же откликнулся механик, словно только и ждал, когда оперативник задаст ему именно этот вопрос.

И опять что-то нехорошее шевельнулось в душе у Шадорова.

- А ведь вполне вероятно, что я попался на его наживку, - подумал он, явственно ощущая, как в душе зашевелился червь сомнения, но отступать от принятого решения уже было поздно.

Вскоре вернулся Колесниченко и принес пеньковый канат с палец толщиной.

- Должен выдержать, - подумал Шадоров, когда обмотав его вокруг своей талии, завязал на морской узел.

- Подержи, пока я спущусь за борт, - сказал ему оперативник. Но тут вспомнил, что окажись обнаруженный им предмет волоском, его просто невозможно будет официально приобщить к делу. Надо бы понятых пригласить, - решил он и стал смотреть по сторонам в поисках таковых.

Оперативник понимал, что с законом у него уже давно начались проблемы, но другого выхода просто не видел в сложившейся ситуации. На его счастье показался сторож. Завидев механика и незнакомого ему человека, который обвязался веревкой, заторопился к ним.

- Ты бы крикнул Евгения, - обратился он к Колесниченко, - может быть придется некоторые формальности соблюсти.

- А что там такого может быть? - поинтересовался тот и стал смотреть за борт.

- Что-то очень уж через чур наивно себя ведет, - тут же подумал Шадоров, - а может быть, просто решил убедиться в том, что там есть все подтверждения моей версии.

Но тут механик повернулся в сторону теплохода и громко крикнул, - Женя, иди сюда! Было слышно, как пару минут спустя, громыхнула дверь, и послышались шаги. В этот момент подошел сторож и поздоровался с Шадоровым.

Когда оба: сторож, которым оказался Корольский, и рулевой-моторист Егоров были рядом, Шадоров сказал, - на привальном брусе виднеется что-то, напоминающее волос, а может и что-то другое, так вот я спущусь туда и извлеку. Чтобы это не было, возможно, что в дальнейшем позволит провести экспертизу и определить его принадлежность. Вы должны будете официально данный факт засвидетельствовать, а я его приобщу в качестве вещественного доказательства к материалам дела.

Шадоров прекрасно понимал, что кривит душой, никакого дела не было и в помине, но решил взять грех на душу.

В случае положительного стечения обстоятельств, он надеялся, что прокурор грех тот простит ему, а в случае неудачи ... Об этом оперативнику почему-то даже думать не хотелось.

Оба приглашенных в качестве понятых кивнули головой в знак своего согласия и тут же прониклись чувством ответственности к проводимому мероприятию, свидетелями которого они и должны были стать. В это время оперативник стал осторожно спускаться за борт и тут из-под его ноги сорвался толстый кусок бортовой краски, которая когда-то из года в год, слой за слоем наносилась на его поверхность. Было слышно, как раздался всплеск воды. Но вот Шадоров ощутил под ногами привальный брус и, нагнувшись, стал искать злополучный волос.

- Николай Васильевич, - раздался голос Колесниченко, - ты его не найдешь, по моему, его напрочь срезало упавшим куском краски.

- И то верно, - заговорили разом сторож и рулевой-моторист.

- Вот черт, - выругался довольно громко в сердцах оперативник, - надо же было такому случиться.

Но делать было нечего, что сделано, то сделано, а ведь еще что-то могло остаться в щели привального бруса, - подумал с надеждой Шадоров, - так что при необходимости пусть эксперт здесь все сам посмотрит.

На всякий случай он все же стал внимательно осматривать последовательно борт и часть привального бруса, где по его расчетам мог оставить свой след Кравцов, если только придерживаться прежней версии, что он действительно упал за борт. К сожалению, а может быть и как раз и наоборот, но он не обнаружил ничего такого, чтобы бы могло прямо или косвенно указывать на следы крови или еще чего-нибудь, что могло принадлежать человеку или фрагментам его одежды.

Не считая себя большим специалистом в области криминалистики, он все же остался доволен произведенным им осмотром, после чего выбрался на палубу теплохода.

- Пора зафиксировать хотя бы то, что еще осталось, - подумал он сокрушенно, - а то еще и тапки кто-нибудь позаимствует.

В течение последующего часа или может быть чуть большего времени, он составлял схемы и подробно все описывал. Затем еще немного поразмышлял и все же пришел к выводу, что следует допросить механика теплохода "Практикант" Колесниченко, рулевого-моториста Егорова и сторожа Корольского. Вот теперь можно будет приобщить к делу в качестве вещественного доказательства тапочки, бутылки, стаканы и все что находилось в каюте на столе, под ним и могло по его разумению дать надежду на обнаружение отпечатков пальчиков. Он пригласил пройти на теплоход в качестве понятых опять тех же лиц и стал составлять протокол осмотра каюты. Вынес несколько постановлений о приобщение к делу вещественных доказательств. Колесниченко нашел на камбузе теплохода и в своей каюте несколько полиэтиленовых мешочков, которые понадобились оперативнику для упаковки изъятых на судне предметов.

Довольно скоро его папка стала наполняться соответствующими материалами по уголовному делу, которое как он надеялся, все же не будет заведено.

Когда первая часть спланированных мероприятий была им выполнена, он попросил Колесниченко и Егорова заняться каким-нибудь делом, пока допросит в качестве свидетеля сторожа.

Оставшись наедине с Корольским, Шадоров достал чистый бланк допроса и положив его перед собой стал заполнять.

- Михаил Андреевич, - обратился к нему оперативник, - скажи, как давно ты стал сторожем на "Туимском рабочем"?

Корольский несколько секунд подумал, прежде чем ответить, - да, знаешь ли годика два, точно будет, может немного больше. Если есть в таком деле, какая не есть необходимость, так я, конечно же, могу вспомнить, и поточнее.

- Да нет, этого вполне будет достаточно, - успокоил его Шадоров. Меня, откровенно говоря, интересует больше всего другое, что можешь, Михаил Андреевич рассказать мне о Кравцове, - пояснил он.

- Теперь понятно, - произнес сторож задумчиво, - значит, и ты считаешь, что погиб Александр Васильевич, - подвел тот итог.

- Вот этого я как раз и не говорил, - тут же отозвался оперативник. Только вот скажи мне Михаил Андреевич тогда коротко, но так, чтобы я все правильно понял, где в настоящий момент находиться капитан с теплохода "Практикант"?- задал вопрос Шадоров. Корольский посмотрел на него с удивлением, и произнес, - уволь меня Николай Васильевич от такого вопроса, да где ж мне старику знать о том, куда это он мог запропаститься.

- Вот видишь и ты не знаешь, - сказал оперативник, - и никто не знает, словно в воду канул он, тьфу ты, - произнес Шадоров тут же в сердцах.

Они с минуту помолчали, - но вот Шадоров задал сторожу вопрос, - ты хоть знаешь, сколько его уже нет ни дома, ни на судне?

- Слышал, что недели две, - ответил тот задумчиво.

- Вот то-то и оно, что две недели, а тебе не кажется, что это уже многовато для того, чтобы находиться в предполагаемых бегах от собственной жены? - поинтересовался снова у него Шадоров.

- Многовато, однако, будет, - согласился сторож и поскреб затылок пятерней. На мой взгляд, так всяко разно за это время можно нагуляться.

- Так я тебе про то Михаил Андреевич и говорю, - произнес убежденно оперативник.

- Тогда слушай, - произнес твердым голосом Корольский. Кравцова я знаю давно, лет, наверное, пятнадцать, а может и того больше. Сам же работал на флоте и потому должен знать, что все мы довольно много общаемся между собой, особенно в межнавигационный период, да и не только, чего уж там греха таить. Александр Васильевич, тот все больше на сухогрузах работал, а как попал на "Побежимовку" с краном, так словно прикипел к ней. Сам знаешь, что такое кормилица на судне для нашего брата значит, но компанию с нами завсегда продолжал водить. Только теперь реже в навигацию с ним приходилось встречаться, как ни как я-то на транзите работал, все больше в Дудинку, да Игарку ходил, а он по пристаням. Жаловаться насколько помню, он не жаловался, был всем доволен, да и вообще мужик он жизнерадостный. Вот только, когда здесь уже мы с ним встретились первый раз, да посидели самую малость, после работы, он и рассказал мне, что все бы хорошо, да с женой у него нелады, а тут ко всему еще и машина сыпаться стала.

Я помниться еще тогда засмеялся и говорю ему, - послушай Васильевич, так ты мне скажи по старой дружбе - что тебя больше всего расстраивает, нелады с женой или с машиной? Он подумал немного, засмеялся в ответ и говорит, - трудно сказать, наверное, Миша все же с машиной.

Потом мы о былом заговорили, друзей вспомнили и как-то больше к этому вопросу не возвращались.

Только вот почему-то сдается мне, что тяжко у него на душе тогда было, словно угнетало его что-то, да только чем я мог ему помочь? А потом мы с ним считай каждый раз, и встречались, в течение всего этого времени, если конечно не случалось ему в рейсе быть.

- Я смотрел вахтенный журнал, так по его записям получается, они довольно редко отходили от кормы "Туимского рабочего", - сказал Шадоров.

- Это точно, редко они куда ходили, - я еще как-то помниться у него спросил, - скажи, мол, друг, на кой черт тогда училищу теплоход, если он все время здесь стоит?

Он пожал плечами и ответил, - мы люди подчиненные, у нас все начальство решает, что делать, а что не стоит.

- Скажи Михаил Андреевич, а часто Кравцов злоупотреблял спиртными напитками? Корольский посмотрел испытывающим взглядом на оперативника, затем ответил, - не знаю как у других, а вот в мое дежурство случалось несколько раз.

Так ты и сам же понимаешь, всякое в жизни случается, - словно оправдываясь, за поведение своего старого товарища, произнес сторож.

Было хорошо заметно, что для человека порядочного, затронутая тема разговора, далеко не из приятных, и он очень сильно разволновался.

- Да ты не волнуйся так Михаил Андреевич, я же не собираюсь докладную на него писать или сваливать все на зеленого змея, мол, он окаянный во всем и виноват, что произошло с Кравцовым. Меня больше интересует, с кем он гулял, кто бывал у него на судне, и в какое время, - успокоил его Шадоров.

- Если уж быть до конца откровенным, так меня интересует один единственный вопрос - где Кравцов?

Корольский и сам хорошо понимал, что Шадорову и самому-то не доставляет большого удовольствия копаться в грязном белье их общего товарища, но обстоятельства заставляют, и тут не куда от них не денешься.

- Ну, в таком случае можно и рассказать, - согласился сторож, но чувствовалось, что его продолжает неотступно мучить угрызение совести. Только ты меня все же правильно пойми Николай Васильевич, мы с Александром Васильевичем считай, что старинные друзья и вот теперь получается, вроде как я на него должен тебе стучать, - произнес сторож.

- Тут как раз ты Михаил Андреевич и не прав, - сказал с обидой в голосе Шадоров. С твоих слов получается, что я тут на Кравцова собираю компромат, чтобы доложить все начальству или еще лучше, его дражайшей супруге - Валентине Петровне. Вот мол посмотрите люди добрые какого гада вы пригрели у себя на груди.

- Не хотел я так сказать, - стал оправдываться Корольский, только и ты меня пойми правильно.

- Ладно, чего уж там, - махнул рукой оперативник, - рассказывай, потом вместе подумаем, что записать, а что сохранить до лучших времен.

- Вот так-то будет гораздо лучше, - произнес, обрадовано сторож.

Он задумался, затем стал говорить, - по большей степени дело происходило вечером, когда рабочий день заканчивался, и все разъезжались по домам.

Надо откровенно сказать, что мужики у него редко когда бывали. По большей части наши флотские и были, правда, раза два, наверное, люди, которых я у него ранее и не видел. Все больше к нему женщины приходили, а точнее сказать он их сам привозил. Симпатичные такие, видные, но по большей степени из нашенских, я-то их уж хорошо знаю, да думаю и тебе они не без известные будут.

- Да, ты знаешь, - словно спохватился Корольский, - раза два-три у него одна женщина была, на вид такая, как бы тебе это объяснить, невзрачная, неприметная какая-то, так я еще как-то не сдержался и спросил у Кравцова, - чего это он так стал неразборчив к бабам?

Так вот, не поверишь, а Александр Васильевич и ответил мне, - понимаешь, говорит Миша, вида у нее действительно нет никакого, так понимать должен, не племенная она. А вот говорит душа у нее такая, что рядом с ней находясь, петь хочется, на душе легко становиться. С ней пообщаешься и сразу ощущаешь, как из твоего сердца вся печаль, словно ночь в рассветных лучах солнца таять начинает, исчезает бесследно, да я ей за такое с огромным удовольствием ноги готов был целовать.

Очень тебе скажу, удивился тогда я его словам, что по истине из самих глубин души только и могли идти, но промолчал. Не стал с ним тогда спорить, да и смысла не видел в причудах его, что поделаешь, если у каждого свои ценности в этой далеко не простой жизни.

- А кто она такая, случаем не знаешь, ну там фамилия, имя хотя бы? - спросил у него с надеждой в голосе оперативник, которого заинтересовали слова Кравцова об этой женщине.

- Знаешь, откровенно говоря, она меня, как мужика, совсем не заинтересовала, а сам Кравцов не называл в разговоре как ее звать, - ответил сторож.

- А когда ты видел, чтобы к нему еще кто-то приходил? - задал вопрос оперативник.

- Да, ты знаешь, наверное, недели две, а может чуток и поболее будет. По крайней мере, не задолго до того самого дня, когда утром его на судне не оказалось, был какой-то мужчина, представительный такой, с дипломатом.

Кравцов его, по всей видимости, уже ждал, все пред его приходом по палубе прогуливался, да в сторону берега все посматривал.

Мне из каюты хорошо было видать, а когда заметил, что этот незнакомец направляется к трапу, так поспешил к нему на встречу и, по всей видимости, пригласил к себе, но тот, это я так думаю, почему-то отказался и они ушли с ним на берег.

- Долго Кравцов отсутствовал, не заметил случаем? - поинтересовался у него Шадоров.

- Заметил, да и как можно было не обратить внимания на его состояние, - тут же откликнулся сторож. Я как раз для сада вентиль разбирал, что-то держать перестал воду, а тут смотрю, он и возвращается.

Состояние у него такое было, вот даже и не знаю, как тебе лучше словами объяснить, - задумчиво произнес Корольский.

- Ты Михаил Андреевич говори, а там, по ходу дела, разберемся, - поторопил его нетерпеливо оперативник.

- Понимаешь, он какой-то лицом стал бледный, в глазах ярость, а желваки на скулах так и гуляли, видать крутой разговор у него с тем мужиком состоялся, мне как-то раньше его таким видеть не приходилось.

- А ты у него не спрашивал, кто был тот мужчина? - тут же задал вопрос оперативник, которого этот случай крайне заинтриговал.

- Как же спросил, - ты говорю чего это Саша такой смурной стал, вроде как не сошлись с тем человеком в чем-то?

Он только махнул рукой в ответ, помолчал, а затем сказал, зло как-то, больше его слова на угрозу были похожи, - они у меня еще, мол, пожалеют, козлы вонючие.

Больше он ничего не сказал, только повернулся и к себе ушел, а минут, наверное, через тридцать возвратился, в костюме своем форменном и говорит мне, - ты бы Миша присмотрел тут за теплоходом, я скоро вернусь, если кто появиться, пусть подождет, скажи, что я за сигаретами поехал.

Не стал я его не о чем расспрашивать, только согласился, все одно работал на палубе.

- Во сколько это было? - спросил оперативник.

Корольский немного подумал и ответил, - да знаешь, наверное, часов в девятнадцать вечера или около того.

Правда, вернулся Кравцов тогда довольно быстро, минут сорок, не больше прошло. Смотрю, а у него совсем другое настроение, улыбается, шутит, любо дорого на него смотреть было, ну думаю, не иначе как все уладил.

- Ты говорю чего это такой веселый, словно анекдот кто смешной рассказал.

А он мне и говорит с улыбкой довольной на лице, - точно Миша, смех, а не разговор у нас получился, так что все теперь думаю, будет у меня в полном порядке.

Я тогда у него не стал интересоваться о том, что так изменило его настроение, главное, что мужик ожил и то уже хорошо.

Когда он собрался идти к себе, спросил, ты говорит, Михаил, соточку принять не желаешь, со мной за компанию.

У меня тогда не очень-то настроение было к этому делу, так что я отказался от его приглашения, но он впрочем, настаивать и не стал, только попросил, чтобы я его пассию, когда она придет, к нему проводил, если к тому времени еще сам на палубу подняться не успеет. Я согласился и продолжил заниматься своим делом, так и не заметил, как время-то за работой пролетело.

Только смотрю, а тут женщина по трапу поднимается, я уж было, хотел ее идти встречать, раз пообещал Кравцову, да только сам он тут и появился.

Если только тебя интересует кто такая, так я тебе сразу говорю, что невзрачная и была. Поздоровалась она со мной, как со старым знакомым и прошла на "Практиканта".

Так, с женщиной тут как говорится все понять можно, а вот с мужчиной, что приходил к Кравцову далеко не все ясно, если не сказать, что вообще ничего не ясно. Кто он такой и что за разговор между ними мог состоятся, если Кравцов в такое сильное волнение пришел.

Кроме того, было не неизвестно, куда мог ездить Кравцов после того, как ушел с судна. Вот если только попробовать все рассчитать. Шадоров тут же мысленно прикинул, сколько примерно мог затратить Кравцов, исходя из времени его отсутствия на судне. Получалось, что совсем немного, не далее, чем в пределах предмостной площади. Значит можно сделать предположение, что Александр Васильевич ездил звонить. Да, но он мог с таким же успехом это сделать и с Центральной спасательной станции. Хотя тут еще как на это дело посмотреть. Если только дело было серьезное, а в этом как раз и не приходилось сомневаться, тогда он явно не хотел, чтобы кто-то мог присутствовать при его телефонном разговоре. Такое предположение показалось ему вполне правдоподобным и могло кое-что прояснить.

По всей видимости, разговор оказался результативным, а это могло означать только одно, к нему приходил человек от кого-то, или, что тоже вполне вероятно, по чьему-то поручению, а вот потом говорил по телефону Кравцов с его непосредственным шефом. Довольный результатом разговора, он сделал, по всей видимости, еще один звонок, только на этот раз женщине, которая вскоре и пришла на судно. Если рассчитать опять же время, на все и про все, тогда получается, что она живет или работает где-то поблизости. Времени на то, чтобы приехать у нее было совсем мало.

Правда остается еще такси, но вот тут у него почему-то появилось сомнение.

Рассуждаем далее, Кравцов после телефонных звонков заходит в магазин и берет спиртное, все верно, он был скорей всего на улице Баумана.

- У меня вот какой вопрос появился, - поделился тут же оперативник со сторожем своей заинтересованностью к его словам, - ты бы не смог Михаил Андреевич по красочнее описать того мужика, а затем и женщину.

- А чего не попробовать, попробовать, оно, конечно же, можно, - произнес сторож, но в голосе у него не прозвучало былой уверенности.

Корольский задумался, припоминая мужчину, которого ему пришлось увидеть только единожды, да и то, откровенно говоря, мельком.

- Он был ростом чуть выше самого Кравцова, - начал вспоминать Михаил Андреевич, - сухощавого телосложения, волосы темные с проседью на висках, стрижка под канадку.

- Может быть, у него были какие-то особые приметы? - спросил у него с надеждой в голосе оперативник, - например: шрам, родинка, там какая, усы и тому подобное.

- Нет, ничего такого, чтобы бросилось мне в глаза, у него я не заметил, да вот еще что, он носил очки. Они у него были темные, только вот сразу даже и не скажешь какие, но, по-моему, так от солнца.

- Извини Николай Васильевич, но тут я полный как говориться профан.

- Возможно, что это очки с оптическими стеклами "хамелеон", - подумал Шадоров, но в слух ничего не сказал.

Корольский на время замолчал, стараясь вспомнить еще что-нибудь.

- Да, вот еще что, - произнес он задумчиво, - лицо у мужика слегка вытянутое, нос заостренный. Одет был в брюки темного цвета и светлую, однотонную рубашку с закатанными рукавами по локоть.

- А наколок у него на руках не заметил? - тут же поинтересовался у него оперативник.

- По-моему нет, хотя утверждать не могу, так как не бросилось подобное художество в глаза, - ответил сторож.

- Говорил он нормально, может быть, какой дефект речи у него был? - поторопился задать наводящий вопрос Шадоров.

- Да я считай, и не говорил с ним, а когда пришел Кравцов, так они сразу же и ушли, - сказал Корольский, словно оправдываясь, за свою невнимательность. Вот если бы у самого Кравцова спросить можно было, он бы все рассказал, мне тогда показалось, что они много говорили друг с другом.

- А не знаешь, случаем, Михаил Андреевич на кой черт мне бы у него в таком случае было интересоваться тем мужиком?

- И то верно, - почесав затылок, согласился со словами Шадорова сторож, - извини, я как-то запамятовал, что нет Александра Васильевича.

Он задумался, затем внезапно чуть не соскочил со стула, на котором сидел, - Николай Васильевич, вспомнил, у него две фиксы из желтого металла слева в верхней челюсти были. Интересно так, понимаешь, вроде как за один удар кулаком два зуба и вышибли ему. И еще знаешь, что бросилось в глаза, - произнес Корольский заговорщицким тоном, - держался он, ровно наше начальство, независимо так, по-барски.

По всему получается, если хорошо мозгами пораскинуть, так они были с Кравцовым не так уж и плохо знакомы. Неизвестный мужчина знал как себя с ним вести.

Действительно, тут как не крути, а получается так, что скорей всего он приехал поговорить с Кравцовым от чьего-то имени, заодно поставить капитана на место, отсюда и его манера держаться.

- Но кому мог Кравцов перейти дорогу, работая на каком-то задрипанном "Практиканте"? - подумал с сомнением Шадоров.

- А, если подойти к вопросу с другой стороны, так получается, что он не всегда работал на этом теплоходе, бывали и более удачные времена, но допустим там-то он какой или для кого мог представлять интерес. Как не крути, а ты опять брат оказался в тупике и по самые уши в дерьме со своими версиями, - подумал оперативник с тоской. Ему оставалось только предположить, что мужчина мог иметь отношение к одной из тех женщин, что бывали у Кравцова на судне, да возможно и не только здесь. Что ни говори, а его старенький жигуленок тоже что-то да значил, мог и на природу скататься, позагорать, к примеру, или на дачу.

- Надо бы узнать, а дача у него есть или нет? - задал он себе вопрос и тут же сделал пометку в блокноте. А возможно, что это был муж женщины, которая вскоре появилась на борту теплохода, - подумал он задумчиво. Если считать, что Кравцов таким образом хотел что-то знакомому мужчине доказать, тогда можно и объяснить его веселое настроение с которым он вернулся к себе. Что ни говори, но мы мужики очень даже эгоистичные, особенно в таких вопросах. Моя жена, это моя собственность и ее нельзя трогать, а вот добраться до чужой жены это что-то на вроде как подвиг, самоутверждение, видал мол, какой я мужчина, не чета тебе. Да, но в таком случае Кравцов мог очень даже запросто своим необдуманным поступком подписать себе смертный приговор. Вот это как раз было вполне логично. Теперь требуется самая малость, обязательно найти женщину или мужчину, хотя если хорошо подумать, то найти обоих сразу, было бы совсем неплохо. Ну, ты парень что-то уж хватанул через край, - осадил себя оперативник, - не иначе, как к славе потянуло.

Упрек был совершенно справедливым, и Шадоров скрипя сердцем, вынужден был его принять в свой адрес.

- Послушай Михаил Андреевич, не припомнишь, может у Кравцова, какие конфликты случались на судне, я имею в виду не только тот, о котором мне рассказал, но и раньше.

- Да ты что Васильевич, - изумился сторож, чтобы Сашка и вдруг с кем-то стал ругаться, да не в жизнь. Мне кажется, что он и обидеть-то никого толком не сумел бы.

- Это я так к слово спросил у тебя, - ответил оперативник, хотя как сказать, вот к примеру возьми его взаимоотношения со своим механиком ... .

- С Колесниченко что ли? - спросил у него с удивлением Корольский. Так на месте Кравцова я бы давно уже его списал с теплохода, редко где найдешь более занудного мужичка, и чего только он с ним нянчился?

Шадоров внимательно посмотрел в глаза своего собеседника, затем не громко спросил, а вот скажи со всей своей откровенностью - мог, к примеру, Колесниченко при случае помочь своему капитану самую малость, остудиться в Енисее?

- Как это "помочь"? - по его ошарашенному взгляду можно было предположить, что тот не совсем понял вопрос оперативника.

- А вот так, - не унимался Шадоров, - раз и только тапки остались, чтобы мы тобой могли поверить в то, что капитан под пьяную лавочку за борт сыграл и по такому случаю велел долго жить, чем не несчастный случай?

Сторож сначала раскрыл рот, по всей видимости, намериваясь возразить против такого, как ему показалось совершенно абсурдного утверждения, но посчитал для себя за лучшее промолчать.

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Корольский вновь заговорил, - знаешь, что я тебе скажу, по началу вроде как возразить тебе хотел, а потом пораскинул мозгами своими и думаю, что в их отношениях было достаточно оснований, чтобы произошел такой вот, как ты говоришь "несчастный случай".

- Спасибо тебе Михаил Андреевич за столь откровенное признание, редко, кто вот так сможет высказаться, хотя в душе-то себя не обманешь, но произнести вслух - далеко не каждый может, - сказал Шадоров.

- Это я наверное потому с тобой так говорю, что Сашка мне друг, да и ты не совсем из милиционеров, по большей части все одно своим, флотским и остался. Ведь не с уголовки ты, а из ОБХСС, там ведь все больше бумажки, а только все знают, что зазря дров не наломаешь и с прежним почтением к нашему брату относишься. Да к тому же до тебя на судне уже побывали твои коллеги, так не один из них и вникать-то толком не захотел, мол, все вы алкаши одинаковые, нажретесь, как свиньи, а нам затем вас по бабам приходится разыскивать.

Странное у них порой какое-то понятие о нашей профессии, откровенно говоря, мне такое отношение совсем не по душе. А ты уже вон, сколько часов всех подряд пытаешь и без всякого зазрения совести под подозрение ставишь. Оно может статься, кому и обидным такое твое отношение может показаться, да только если умом малость пораскинуть, так понять тебя тоже можно. Оно и так ясно, что не мог вот так взять за здорово живешь, да и пропасть взрослый человек, хотя на первый взгляд все случившееся, не более, как рядовой несчастный случай выглядит. Вот только интересная я тебе скажу, картина по данному вопросу вырисовывается. Я же, как впрочем, и все остальные, по первости тоже этому случаю с Сашкой-то внимания не придал, чего уж тут кривить душой. Спасибо, что хоть ты мои глаза малость заставил пошире раскрыться, да мозгами лишний раз пошевелить. Кравцов на судне был и притом не один, я же тоже видел, как в каюте у него все выглядело, Колесниченко меня водил туда. А количество стаканов прямо указывает на то, что компания не менее трех человек там была и выпили что-то около двух бутылок водки. Только кто может знать, что один, к примеру, стаканчик в открытый иллюминатор не мог быть выброшен? Водки, даже на троих вроде как по общепринятым-то меркам выпито получается совсем малость. Только сам знаешь, что мы завсегда пустые бутылки в иллюминатор выбрасываем, да к Карскому морю и отправляем самосплавом.

В словах сторожа была большая доля истины, и оперативник с благодарностью кивнул головой, соглашаясь с ходом его рассуждений.

Шадоров поспешно достал блокнот и тут же сделал в нем несколько пометок.

Выходит не он один сомневается в том, что на судне с капитаном произошел несчастный случай, а это уже кое-что для него да значило.

В это время Корольский решил закончить свою мысль вслух и тем самым подвести итог разговора, - самое интересное, на мой взгляд, так это то, что именно после застолья его и не стало.

- А вот, к примеру взять, сомневаться есть в чем, - добавил сторож, - кто и когда пришел - не понятно. Когда ушли и как - тоже не ясно, они что нарочно так сделали? - и сторож покачал головой.

Шадоров быстро дописал протокол допроса и протянул Корольскому, чтобы тот прочитал и расписался.

Михаил Андреевич внимательно все написанное изучил и довольно крякнул, - это же надо было так умудриться, я столько тебе рассказывал, а получается, с трудом две страницы всего и набралось, вот это ты даешь!

- Я что-то не так сделал? - спросил настороженно у Корольского Шадоров.

- Да, в том-то все и дело, что красиво все получилось, ты спрашивал, я понятное дело отвечал и все так по- деловому, толково и понятно, а главное ничего лишнего.

- Ну, что, я могу быть свободен? - спросил Корольский.

- Благодарю тебя Михаил Андреевич, ты мне не только помог, но и подсказал многое, теперь есть о чем подумать будет на досуге.

Корольский поднялся со стула, и по его виду можно было безошибочно сказать, что он остался, крайне доволен беседой.

Когда за Корольским закрылась дверь, Шадоров вспомнил, что не записал показания касающиеся описания портрета невзрачной женщины. Но, немного подумав, решил, что возвращать человека все же с его стороны как-то будет не совсем хорошо, а знал со слов того же Михаила Андреевича о ней он уже достаточно. У него были все основания считать, что и другие сторожа ее видели.

Оставалось еще допросить рулевого-моториста Егорова, который, не исключено, мог иметь к случившемуся на судне самое прямое отношение.

Шадоров поднялся и вышел из каюты, чтобы пригласить к себе Евгения, а заодно и немного размяться.

Он находился все еще под впечатлением разговора с Корольским, когда вдруг понял, что его так беспокоит.

Дело в том, что его теперь неотвязно стала преследовать мысль о том, кто из членов команды может ему точно сказать, какое количество стаканов и столовых приборов было у Кравцова в каюте.

Нельзя было исключать вероятность того, что на столе у Кравцова осталось только то, что хотел кто-то, а возможно и какие-то люди показать, равно, как и комнатные тапочки капитана. Надо признаться, что если подходить к делу именно с этой стороны, то таинственное исчезновение капитана судна может статься и не такое уж таинственное, а вполне закономерное и хорошо организованное преступление. От такой шальной мысли Шадоров даже на мгновение остановился и задумался.

Вероятнее всего, дело как раз заключалось в том, что он не являлся работником уголовного розыска, и ему претила сама мысль, которая казалось просто чудовищной, что не известно из-за чего можно вот так запросто лишить человека жизни. Привыкший работать с документами, он считал, что благодаря припискам или умелому пользованию дырами, в нашем, далеком от совершенства законодательстве, используя имеющиеся в достаточном количестве хитроумные лазейки по учету и отчетности конечно можно совершать преступления. Но у него не было еще в производстве таких громких дел, о них, как говориться, приходилось узнавать только понаслышке, где махинации с продукцией и огромными суммами денег, как говорится, сводили на нет само понятие о человеческой морали.

Взять, к примеру, всем хорошо известное нашумевшее "Дело Луговских". Сколько было и остается всяких домыслов, еще больше разговоров, противоречащих один другому, а так толком и не известно, что же на самом дело произошло.

Насколько ему помнилось, там тоже люди исчезали при весьма таинственных обстоятельствах. К примеру, пошел человек на работу и с тех пор его больше никто не видел. В таких делах подобное можно допустить, но вот чтобы Кравцов имел какое-то отношение к подобным вещам, могло вызвать улыбку у любого, кто его знал. Хотя, как говориться: чем черт не шутит, когда бог спит.

- Нет, будет все же гораздо лучше и правильнее, если эти мысли останутся в моем котелке, - решил Шадоров.

К своему глубокому сожалению, он еще не мог тогда знать, и даже не догадывался, что сомнение - далеко не лучший советник, только здравый смысл и холодный расчет, в котором не могло быть места эмоциям, способен привести его к ожидаемому и потому вполне закономерному, положительному результату.

Теперь, когда внутренние разногласия, казалось, были сняты, он продолжил свой путь и вскоре уже находился рядом с дверью, которая вела в машинное отделение. В последний момент, когда он уже взялся за ручку, что-то его остановило, и он сделал несколько шагов в сторону кормы.

Вероятнее всего его внимание привлек разговор, совершенно случайно им услышанный, который, как он понял, вели Колесниченко и его рулевой-моторист Егоров.

Шадоров остановился рядом с приоткрытым фонарем машинного отделения и прислушался.

- Ты вот что, - наставлял в это время механик своего подчиненного, - когда опер вызовет и станет тебя допрашивать, лишнего чего ему не наговори. Сам понимать должен, что не все происходящее на судне ему положено знать, особенно мои взаимоотношения с капитаном постарайся лишнего не афишировать.

- Так может мне Виктор Михайлович отказаться ему вообще отвечать, нам в училище что-то относительно адвоката говорили.

- Может, что и говорили, да только, по всей видимости, или ты неправильно понял, или не так как надо рассказывали, - тут же отозвался Колесниченко.

В его голосе Шадорову послышалось явное неудовольствие.

- Запомни, в данном случае две вещи: первая он не следователь, а потому вправе тебя допросить по поручению следователя и можешь мне поверить, что как оперативник, много говорить с тобой не станет, вторая, заключается в том, что он знает достаточно методов, как тебя заставить говорить.

Оперативник был удивлен довольно глубокими познаниями Колесниченко в вопросах юриспруденции. Следовало выяснить источник, откуда он их мог черпать, и с какой целью. В том, что механик уделял этому вопросу внимание, его настораживало.

- Виктор Михайлович, мне кажется, что будет лучше, если я все ему расскажу, мне еще один курс училища заканчивать надо, а тут может так случиться, что у меня появятся проблемы.

- Я же не запрещаю тебе говорить, ты меня Евгений неправильно понял, - довольно таки резко оборвал своего подчиненного Колесниченко.

- Больше того, ты просто обязан говорить, только думай что надо, а что не надо ему рассказывать.

- Допустим, могут ведь у нас с тобой на судне быть свои маленькие тайны?

- Вот теперь я вас понял, - ответил с видимым облегчением Егоров.

Содержания части разговора, который по чистой случайности услышал Шадоров, было вполне достаточно, чтобы задуматься.

Откровенно говоря, ему не понравилось, что Колесниченко явно подбивал своего подчиненного к сокрытию сведений, которые могли в какой-то степени пролить свет на таинственное, а следовательно, ставшее еще более загадочным исчезновение капитана с теплохода "Практикант".

- Ну, прямо, не дать, не взять, все как в Бермудском треугольнике, - подумал он с досадой, - водка разлита и закуска нанизана на вилке, а за столом не души и свет горит, словно разом все до одного собутыльники испарились.

Осторожно ступая, Шадоров вернулся к двери, из которой несколькими минутами раньше вышел и от всей души громыхнул ею так, что на "Туимском рабочем" залаяла собака.

- Эгей, - громко закричал он, - мужики, вы, куда все подевались? Виктор Михайлович, отзовись дорогой, у меня к тебе дело есть.

- Да здесь я, здесь, чего зря шуметь-то, - тут же откликнулся из машинного отделения Колесниченко.

Послышались его шаги, скрипнула дверь, и в ее проеме показался механик.

- Извини, мы тут работали с Евгением, сам понимаешь, сидеть некогда, - пояснил ему механик.

- Правильно и делали, что работали, - тут же откликнулся оперативник, - это я виноват, что вас тут всякими вопросами от дела отрываю, но мне надо бы поговорить с твоим рулевым-мотористом. Ты случаем не скажешь, где бы мне его можно было отыскать? Корольского я уже отпустил, дедок малость притомился, так что надо понимать будет отсыпаться до конца своего дежурства.

- Так он же на службе, какой может быть у него сон? - ответил с наигранным возмущением Колесниченко.

- Вот и я говорю, что на службе-то, какой у сторожей может быть сон. Да только в таком случае попробуй мне объяснить, каким образом, по крайней мере, прошли два человека, а затем так же, надо понимать, свободно вышли с судна, и никто их даже не заметил.

Было видно, что механик от его слов немного приуныл.

Тогда Шадоров, поддавшись какому интуитивному желанию, которое в тот момент он наверняка бы и сам не смог объяснить, произнес, - если конечно не допустить, что сторож был с ними заодно, а теперь, как заинтересованное лицо вынужден молчать.

- По мне, так я бы лучше сознался в том, что, притомившись, или, к примеру, недомогая, к перемене погоды такое бывает, прилег, так, чуток совсем, да и задремал грешным делом, а потому, каюсь люди добрые и клянусь своей мамой, что впредь такого не повториться. Шадоров обратил внимание на то, как Колесниченко изменился в лице, и это его насторожило еще больше.

- Не надо было быть хорошим физиономистом, чтобы обратить внимание на то, как лицо у его собеседника как-то разом побледнело.

- Нет, все же тут что-то не чисто и механик знает, по крайней мере, догадывается о том, что произошло на судне в ту самую злополучную ночь, когда исчез Кравцов. Не хотелось бы верить, но предположение о сопричастности к исчезновению капитана Колесниченко оставалось.

Все складывалось именно так, и виной тому был он сам, а точнее его поведение.

Тут Шадоров почувствовал, что стал зацикливаться на этой очередной своей версии и подумал, такой подход может только навредить делу.

Чтобы хоть как-то отвлечься от тягостного состояния, в которое он впал, Шадоров обращаясь к Колесниченко произнес, - Виктор Михайлович, не сочти за труд пригласить в каюту ко мне Егорова.

- Да, конечно, какой тут может быть разговор, а тем более обида, - торопливо ответил механик и стал спускаться в машинное отделение.

- Странно, а не проще было просто открыть дверь и крикнуть, - подумал Шадоров, но промолчал, повернулся и пошел обратно к двери.

Возвратившись в каюту, он стал складывать по порядку свои бумаги и даже удивился, когда обнаружил, как много их набралось.

- Вот это я выдал на гора, - удивился своей оперативности он. Вместо того, чтобы искать Кравцова, я собираю документы, не иначе ты парень стал служакой и действуешь по принципу - чем больше бумаг в деле, тем выше оценка проделанной тобой работы. Ты же оперативник, следовательно, должен ножками свой кусок хлеба зарабатывать, - упрекнул он себя. Вопрос конечно в какой-то мере правильный, - тут же попытался он найти оправдание своим действиям, - но как в таком случае ему поступать, если только на бумаге значиться, что он находиться в составе оперативно-следственной группы, а на самом деле в едином лице. Оправдание ему показалось довольно хлипким и тогда он сделал еще одну слабую попытку, - если я, как оперативник, не найду Кравцова, будет плохо, не соберу документы и вещественные доказательства по делу, как следователь, будет еще хуже. У меня же в данном случае уже довольно внушительная папка с документами, мешок, надо бы добавить с вещдоками и к тому же масса вопросов и версий, которые, кого захочешь, заведут в тупик.

Отсюда можно сделать вполне логический вывод - конечно, от начальника мне достанется, но не думаю, чтобы сильно, к тому же отделаюсь от этого дела, вот пусть Намик и продолжает дальше его раскапывать, а я вернусь с чистой совестью к своим счетам и сметам.

Его размышления были прерваны стуком в дверь.

- Заходи, не заперто, - тут же откликнулся Шадоров.

Открылась дверь, и в нее бочком протиснулся молодой парень, на лице которого чередовался естественный интерес и чувство страха, а может, просто, отражалось естественное волнение человека, волею случая оказавшегося в подобной ситуации.

Так как они были уже ранее с ним знакомы, Шадоров без лишних церемоний указал Егорову на стул и сказал, - садись дорогой, в ногах, сам знаешь, правды нет, а вот разговор возможно у нас будет долгим, хотя, как знать.

- Да, сесть я, наверное, еще успею, - попытался пошутить парень, принимая приглашение, и даже улыбнулся.

- Вот тут ты Евгений в самую, что ни на есть точку и попал, сесть ты можешь, и при том очень даже запросто. А чтобы для тебя не стало это чем-то вроде "приятной неожиданности", я тебе вот тут по двум статьям нашего любимого УК предупредить желаю, чтобы все у нас с тобой по закону было. Вот слушай внимательно, произнес он и стал зачитывать прямо с бланка допроса, за что тот очень даже запросто может получить срок. А там довольно доходчиво излагалось, что за дачу заведомо ложных или сокрытия фактов годик отсидки, так что оставалось закрепить данное соглашение подписью Егорова.

Оперативник пододвинул парню бланк допроса и протянул ручку, - вот здесь и здесь, - показал он ему место, где тот должен был поставить свою подпись. После того, как Егоров вернул все Шадорову, по его лицу и особенно рукам, пальчики стали мелко дрожать, стало понятно, что до него в полной мере дошел смысл сказанного, и это была уже не шутка и даже не розыгрыш.

Такой оборот дела ему явно пришелся не по душе, не говоря уже о том, что полностью не соответствовал полученным ранее указаниям, как тому себя вести.

Оперативник, со своей стороны тоже понял, что со стороны Колесниченко явно об этом Егорову ничего не говорилось. Шадоров видел, больше того, прекрасно понимал, что в настоящий момент происходило на душе у парня, и решил дать ему несколько минут на размышление.

- Пусть до конца проникнется чувством ответственности за последствия, которые могут иметь к нему самое, что ни говори прямое отношение, - подумал Шадоров, продолжая исподволь наблюдать за Егоровым. Парень, по всей видимости, был далеко не глупым. В таком случае у него оставался шанс понять, что случившееся на судне не занимательный по своему содержанию детектив, а факт вполне реальный, который следует признать.

- Ну вот, - решил оперативник удовлетворенно, когда заметил у того мелкие капельки обильно выступившего пота на лбу, - парень вроде бы и созрел для разговора.

- Расскажи мне Евгений для начала о том, с какого времени ты работаешь на теплоходе "Практикант"? - попросил его Шадоров.

- После третьего курса меня распределили на теплоход в связи с тем, что семейные обстоятельства не позволили надолго отлучаться от родителей, - начал свое повествование Евгений. Работаю на нем с момента вооружения, оно было объявлено в начале мая и по настоящий момент. Должность у меня согласно судовой роли рулевой-моторист. Всего нас на судне три человека, я, механик Колесниченко Виктор Михайлович и капитан Кравцов Александр Васильевич. Ходим мы мало, в основном стоим под бортом у "Туимского рабочего". Так что в мои обязанности в основном входит поддержание порядка, как в машинном отделении, так и по всему судну, да помогать механику производить ремонтные работы.

- Скажи Евгений, а на судне тебе приходилось оставаться одному, когда капитан и механик уезжали домой и на какое время? - спросил у него Шадоров.

- Конечно, приходилось и не раз, мы все по очереди остаемся дежурить на ночь, а утром отсыпаемся у себя в каюте или уезжаем домой.

- Вы, стало быть, на время стоянки подключаетесь к береговой электрической сети? - спросил у него оперативник.

- Да, для этого на "Туимском рабочем" специально установлен электрический распределительный щиток, - подтвердил с готовностью Евгений.

- А случись что на судне, вот ты, на пример, что будешь делать? - задал новый вопрос Шадоров.

- Да что там может случиться, все полностью обесточено и не один механизм не работает. - Если я тебя правильно понял, то у вас даже системы отключены, сказал оперативник.

- Все отключено, только свет и можно по всему судну включать, в том числе и стояночные огни, ночью стоит такая тишина, что даже слышно, как плещется вода о борт судна, - подтвердил Егоров.

- А вот, допустим, кто-то ночью пожалует на судно, как ты его сможешь увидеть? - поинтересовался Шадоров, - ты же не обязательно все время в рубке находишься, может, на тот момент решил сходить в каюту и перекусить.

- Так в данном случае не может быть проблем, я же уже сказал вам, слышно все великолепно, где бы ты на нем не находился. Судно-то металлическое, так что все как в бочке отдается, даже любой шорох, а в низу так еще и лучше слышно, да и собака что на "Туимском рабочем", ночью бегает по всему теплоходу, а ворота закрываются на замок, так что просто так проникнуть на борт просто не возможно, пояснил ему парень.

По его виду было хорошо заметно, что он очень удивлен, как может оперативник не понимать таких простых и вполне очевидных на его взгляд вещей.

- Надо же, - подумал Шадоров, - а парень-то довольно интересную мысль мне подал относительно собаки и ворот. Я когда по трапу поднимался, обратил внимание на собаку за сеткой и замок, что на цепи висел, а вот к случаю на "Практиканте" не учел, - подумал он и сделал несколько пометок в своем блокноте.

Теперь все, что произошло в тот самый злополучный вечер на судне, стало для него еще более интригующим и захватывающим.

- Допустим, собака могла и не поднимать шум в том случае, если она хорошо знала гостей или же ее отпустили только после того, когда все гости разошлись. Второе предположение Шадорову показалось наиболее вероятным.

- Отпустить собаку мог кто угодно, - немного подумав, решил Шадоров, - сторож или даже же сам Кравцов. А ведь вполне вероятно предположить и такое, что сам сторож на тот момент времени находился в невменяемом состоянии, что его хоть самого выноси с судна. Теперь он, конечно же, пойдет в отказ, да оно и понятно, зачем себе на корму лишние приключения ввиде взыскания со стороны своего начальства искать, - решил оперативник. Ничего, у него уже кое-что есть такого, что позволит поговорить с Коростылек, что дежурил в ночь с девятое на десятое июня по-другому, расколется, куда ему будет деваться, - подумал он не без некоторой доли злорадства.

Следует заметить, что Шадоров не преувеличивал такую возможность. Действительно, что ни говори, но по его разумению в показаниях свидетелей было достаточно оснований прижать сторожа к стенке. Он внимательно посмотрел в сторону Егорова. Парень сидел на стуле спокойно, положив руки на колени.

- По всей видимости, он поверил, что я полный профан на флоте, а значит можно говорить все, рассчитывая на мое полное непонимание, - подумал он с глубоким удовлетворением. Такой расклад дела его полностью устраивал, оставалось, как говориться гнать кино в таком же темпе.

- Евгений, а какие взаимоотношения сложились у вас с командой? - спросил у него с искренним интересом Шадоров.

- А какие они сложиться, - ответил тот, не задумываясь, - по мне, так нормальные, как, вероятно, и везде на судах.

- Это надо понимать так: при расставании вы обнимались, а при встрече каждое утро от умиления прямо таки слезу проливали и долго объяснялись друг другу в своей любви, - произнес с усмешкой оперативник. Так вот брат запомни, что подобное может на других судах и случается, да только не тебе о том дано знать. Ты же Евгений дальше этого судна, насколько мне известно, нигде и не был, кроме того, пора бы знать, что Кравцова я знал задолго до того, как ты сказал в первый раз, что хочешь сходить на горшок, а не в штанишки, - пояснил ему довольно жестко оперативник.

Его слова были произнесены таким тоном, что сомневаться в истинном их смысле не приходилось.

- Так вы же и сами в таком случае все знаете, - сделал последнюю попытку выкрутиться Егоров.

- Я много чего парень знаю, - добродушно подтвердил его слова Шадоров, сам понимать должен, работа у меня такая. Только пойми правильно мил человек, мне очень хочется считать тебя человеком порядочным и достаточно сообразительным, чтобы, на пример, задуматься о собственном благополучии в обозримом будущем. А для того, чтобы тебе все стало окончательно ясно, хочу напомнить о тех строчках, под которыми ваша милость соизволила, подписался и о том, что ты курсант, следовательно, по результатам практики будет решаться вопрос о твоем дальнейшем обучении в стенах столь славного училища, которое к стати я тоже закончил в свое время, - сказал Шадоров, как бы между прочим.

- Если только у тебя больше нет вопросов, и смысл моих слов дошел полностью до твоего мозгового центра, очень надеюсь, что он у тебя в полном порядке, мой тебе совет - забудь все, что услышал совсем недавно в машинном отделении от своего духовного наставника, коим является Колесниченко. Просвещаю, Виктор Михайлович, человек давно заблудшийся во всех возможный и не возможных прегрешениях человеческих, а потому становиться на путь истинный сам не желает и тебя, честного курсанта в омут глубокий тащит за собой.

От Шадорова не укрылось, как сразу же побледнел парень, его руки от волнения стали мокрыми, и он, не замечая того, что делает, вытер ладони о рабочие брюки.

- Вот так-то будет намного лучше, - подумал удовлетворенно оперативник.

Не давая Егорову прийти в себя, он сказал, - теперь, надеюсь, ты мне чистосердечно, как на исповеди расскажешь все, что меня будет интересовать.

Евгений торопливо закивал в знак согласия головой, и весь напрягся, ожидая очередного вопроса.

Но Шадоров сделал вид, что занят и стал что-то быстро записывать, и тут Егоров первым не выдержал, - скажите Николай Васильевич, а откуда вы узнали о том, что мне говорил в машинном отделении Колесниченко? Затем видать спохватился, что сказал не то и еще больше разволновался. Ой, простите меня за столь глупый вопрос, как-то само собой вырвалось, - стал он оправдываться, заметив, как оперативник молча бросил на бланк допроса шариковую ручку.

- Хороший вопрос ты мне задал Евгений и нечего извиняться, у меня, в отличие от тебя, не может быть никаких тайн, - ответил он с добродушной улыбкой на губах. Дело в том, что Кравцов для меня не просто хороший старый знакомый, а как ты теперь, надеюсь, стал догадываться, несколько больше значит. Кроме того, все в судоремонтном заводе знают о том, какие между Колесниченко и Кравцовым "теплые и доверительные" отношения сложились. Вот Колесниченко и боится, что его могут заподозрить в совершении преступления, следовательно, пытается использовать тебя в качестве поддержки или скажем так - своего прикрытия.

Шадоров, конечно же, отдавал себе отчет в том, что слово "использовать" для слуха молодого парня может прозвучать крайне оскорбительно, но он специально не захотел сглаживать ситуацию.

По виду Егорова он понял, что его слова дошли до сознания и произвели на того должное впечатление.

- Спрашивайте Николай Васильевич, я буду честно и правдиво отвечать на все ваши вопросы, - произнес чуть слышно Евгений. Только если можно, не говорите о нашем разговоре Колесниченко и особенно в училище.

Ну, в этом парень ты можешь не сомневаться, - заверил его оперативник, удивленный тем, что Евгений правильно истолковал его намек относительно возможностей своего дальнейшего обучения.

Вот какая все же паскудная работа у работников уголовного розыска, без мыла готовы в любую щель залезть, на кого хочешь сослаться и перекопать все, ради того, чтобы добиться своего.

У нас в этом отношении проще, есть документы, подписи, печати, вот и действуй. Главное все правильно и точно просчитать, каждый свой ход, а еще лучше, на несколько ходов вперед.

И тут только он поймал себя на мысли, что все это время пытается отмежеваться от своей сопричастности к уголовному розыску.

- Никак у тебя парень совесть заговорила, - подумал он, обозлившись на себя, тогда возьми вот, да и объясни, чего все они крутятся, изворачиваются, врут, пока не прижмешь неопровержимыми фактами. Все молчат, как партизаны, а человека-то нет. Вот и спрашивается, так где же тогда простое сострадание к ближнему своему о котором столько говорят?

- Так что и ты должен наплевать, какими методами раскроешь преступление, если конечно оно имеет в данном случае место.

- Вот в том-то и дело парень, что если оно имеет место, а если только не имеет? - с некоторой натяжкой, но допустить-то можно, - тогда как все объяснить сможешь?

- Ладно, хватит заниматься никому не нужной дискуссией по вопросу, кому и как дальше жить, выясни для начала хотя бы, ради чего здесь находишься - где капитан?

Шадоров с еще большим интересом взглянул на притихшего парня и как можно доброжелательнее произнес, - расскажи Евгений все по порядку, что происходило на судне за все время с момента начала вооружения. Уточняю, меня не интересует ваша работа, в том числе и производственные показатели. Отвечай в таком примерно плане: какие между вами взаимоотношения, как часто приходили на судно гости, кто они такие, в какое время и так далее. Понял? - обратился к Егорову с вопросом Шадоров.

Парень кивнул головой и вздохнув, начал свой рассказ, - по началу, когда он еще только пришел на судно, все шло хорошо. Но прошло совсем немного времени, они, как раз, вышли из затона и стали совершать рейсы небольшой протяженности. Вот тут и началась ругань между капитаном и его механиком.

- Причина их размолвки тебе, надо понимать, не известна? - спросил у него оперативник.

- Нет, но мне кажется, что все началось сразу после того, как у капитана стали бывать компании.

В основном это были женщины, некоторые из них оставались на судне до утра. Кравцов их потом на своей автомашине увозил, говорил, что на работу опаздывают. Колесниченко сначала он тоже приглашал, а затем что-то тот вытворил и Кравцов сказал, что такому скоту не место среди уважающих себя людей, а тем более женщин.

Колесниченко очень сильно переживал, а потом стал довольно бурно реагировать на все замечания капитана, которые тот ему делал.

Как-то раз у нас отказал в санитарной системе насос.

Капитан тут же приказал устранить неисправность, на что механик ему ответил, - не больно большой начальник, так что возьми и сам отремонтируй.

Помниться Кравцов тогда сильно возмутился и сказал, что пока он на судне капитан, а Колесниченко всего лишь механик. Вот когда они поменяются ролями, тогда он и будет заниматься ремонтом. Колесниченко стал кричать и сказал, что не долго тому осталось командовать. Я не знаю, что он имел в виду, когда сказал такое, только Кравцов после этого случая съездил в училище, и через пару часов вернувшись, зачитал приказ, в котором начальник училища на основании рапорта капитана объявил Колесниченко выговор за плохое содержание своего заведования. Что там после этого началось словами трудно описать, но только Александр Васильевич ему сказал, если не заткнешь пасть, то еще пара рапортов и он его спишет с судна под чистую, а найти причину он сможет без особого труда.

Лично мне кажется, Колесниченко хотел сам стать капитаном, он неоднократно говорил мне, что место хорошее, считай все лето дома, а зиму тем более, да и деньги идут и вполне нормальные. Ты говорит Евгений, если меня будешь во всем слушаться, штурманом останешься на теплоходе, так что будь ко мне ближе, а не к капитану, - и снова добавил, как неопределенно так, - его дни можно сказать сочтены.

Это была новость, которая заставила Шадорова основательно задуматься.

- Что имел в виду Колесниченко, когда говорил, что дни Кравцова сочтены? - думал он. Конечно, верить в то, что он вот так запросто, да еще и в слух мог такое сказать верилось с большим трудом, для этого надо было, по крайней мере, стать полным идиотом, что, кстати, сказать, о Колесниченко, было нельзя, мужик он как говориться с головой. Вероятнее всего он знал о Кравцове что-то такое, что могло очень сильно тому навредить, даже возможно вынудить уйти с судна. Нет, тут торопиться нельзя, следовало сначала все очень хорошо взвесить и обдумать. Что ни говори, но получается довольно занимательная история. Сначала следует довольно прозрачный намек на некоторые интригующие обстоятельства, после чего таинственно исчезает капитан и его место автоматически освобождается для Колесниченко.

Прямо как в сказке, золотое яблочко на блюдечке с голубой каемочкой, - подумал оперативник и чуть не плюнул с досады.

- Ты продолжай рассказывать, - встрепенувшись, обратился к Евгению оперативник, - когда последний раз у него была компания?

- Да вот как раз незадолго до того, как он пропал с судна, и была.

- Вот еще что меня интересует, - задумчиво произнес Шадоров, а сторожа у него в такие, будем говорить загульные дни, бывали?

- Если вы имеете тех, что сторожат на "Туимском рабочем", так постоянно, но они не на долго заглядывали, вероятно, больше для приличия, а потом возвращались к себе. Александр Васильевич, так тот готов был, на мой взгляд, каждого угостить.

- Тебя тоже приглашал? - задал вопрос Шадоров. Нет, что вы, - тут же ответил парень, и даже замахал от волнения руками, Кравцов говорил, что мне рановато, сначала надо выучиться, чтобы чего-нибудь сумел в своей жизни достичь, а уж потом можно самую малость посидеть за рюмкой, но будет гораздо лучше для меня самого, если я не стану зельем увлекаться.

- От той водки, - сказал он мне как-то раз, одни только неприятности и случаются. Пока она льется из рюмки - веселится душа, соловьем поет, а утром - не только болит голова, но горше прежнего становиться на сердце, плачет, и слезами горькими обливается она. Я после того разговора нашего много думал. Мне думается, у него что-то на душе тяжело было, да и с женой своей часто ругался. Валентина Петровна, порой, как только сюда приедет, так обязательно накричит на него, а когда уедет, Александр Васильевич сядет на корме теплохода и долго молча смотрит на Енисей задумчиво так, а в глазах печаль. Откровенно говоря, мне его очень жалко в такие минуты было. Евгений немного подумал и как-то совсем по взрослому добавил, - мужик он хороший и добрый очень, не то, что Колесниченко. Если его теперь вместо Кравцова поставят капитаном, я попрошусь на другое судно, - решил вдруг Евгений.

- А не знаешь, случаем, из-за чего жена-то Кравцова ругалась? - задал вопрос оперативник.

- Да в основном все из-за женщин, которых, она точно знает, тот на судно приводит и еще из-за денег, ей все время их мало было.

- Понятно, - протянул Шадоров задумчиво. Скажи мне Евгений, а с других теплоходов, что базировались рядом с вами, кто у него бывал?

- Да можно сказать что все, я имею в виду, командный состав, только редко такое бывало, они ведь, как и мы, вечерами только одного из команды оставляли, а сами по домам разъезжались.

- А не в курсе, может быть с кем из них у Кравцова и конфликт случился? - поинтересовался Шадоров.

- При мне не было такого, да и не ругался он, это только с Колесниченко и случалось, - уверенно ответил парень.

- Расскажи, что и как было у вас в тот день, когда Кравцов остался на судне один, а утром его не нашли, - попросил Шадоров.

Евгений немного подумал, вспоминая, затем стал рассказывать, - в тот день капитан ездил на завод, затем в училище, может быть и еще куда, он мне не докладывал. Только, с уверенностью могу сказать, вернулся на судно довольный такой, и настроение у него было великолепное. Сказал, что в отпуск его отпустили, и даже успел деньги получить, только говорит, эта чертова баба чуть не испортила мне весь праздник. Еще он сказал, что наконец-то займется ремонтом своей автомашины, а то скоро на ходу можно будет выпасть прямо на асфальт из нее.

Вечером, когда мы заканчивали работать, капитан сказал, что мы можем ехать домой, а он останется на судне. Объяснил свое желание довольно просто, - не хочется с супругой ненаглядной видеться.

- Часов в семнадцать, как только рабочий день закончился, я тут же быстро собрался и попрощавшись с Колесниченко и капитаном пошел на остановку.

- Постой Евгений, главное теперь не торопиться, а хорошенько постараться вспомнить, кто из вас двоих первым покинул судно, ты или Колесниченко? - задал вопрос Шадоров и насторожился.

- А тут и вспоминать нечего, - произнес уверенно парень, - я хорошо помню, что капитан и Колесниченко стояли на баке и о чем-то негромко спорили. Они замолчали, когда увидели меня, тогда я быстро с ними попрощался, они ответили мне и остались стоять на том же месте.

- Получается, что и в данном случае он мне соврал, - чертыхнулся в душе оперативник.

- Вот только зачем ему надо было так поступать, а может быть он, попросту говоря, не придал большого значения тому, кто из них ушел первым, а кто последним. Шадоров ненадолго задумался, но ничего вразумительного на ум так и не пришло, да и не известно еще какую роль играло данное несоответствие в том, что случилось на судне.

Сторож утверждает, что видел капитана часа в двадцать два вечера, может быть даже и позже, но опять же это со слов самого Колесниченко.

Шадоров сделал пометку в блокноте, чтобы не забыть, в разговоре с Коростылек уточнить, в какое время тот видел Колесниченко на судне.

- Евгений, ты случаем не припомнишь мужчину одного, что в тот день к Кравцову пожаловал, и разговор тот имел с ним, мягко говоря, не совсем приятный.

- Нет, Николай Васильевич, в тот день я почти из машины не выбирался на верх, разве что перекусить. Меня Колесниченко припряг там капитально, так что не видать мне в тот день было света белого.

- А что он часто тебя так заставляет работать? - улыбнувшись, поинтересовался у парня Шадоров.

- Да нет, - тут же откликнулся с понимающей улыбкой парень, - это на него тогда что-то, наверное, нашло, а может, с капитаном опять поругался, вот и решил на мне отыграться.

- Может быть, может быть, - подумал оперативник. Возможно, что ты прав парень. Не исключено, что специально тебя там Колесниченко держал. Он мог знать, что обязательно должен был к капитану прийти мужчина и по этой причине не желал, чтобы его могли видеть лишние свидетели.

Послушай, Евгений, а может быть ты все же того мужчину, когда раньше видеть мог? - спросил оперативник, не теряя надежды, и тут же нарисовал Евгению его портрет, полученный им самим, опять же со слов Колесниченко, хотя былой уверенности у него теперь поубавилось.

Как-то само собой в его голове возник вполне очевидный вопрос. Если только Колесниченко загнал в машинное отделение вероятного свидетеля предстоящей встречи, тогда какой смысл был ему давать точное описание таинственного визитера.

Достаточно было кое-что слегка, так, самую малость исказить, и можешь искать себе до самой пенсии того мужчину, которого и в природе-то не существует.

- Ну, паскуда, доберусь я еще до тебя, - пообещал, закипая яростью Шадоров.

- У тебя, Виктор Михайлович, еще будет время пожалеть о том, что родился не там и не в то время, когда встретишься со старшим опером уголовного розыска Гасмановым. Тогда предыдущий разговор со мной тебе покажется не более чем светской беседой.

- Утром, на следующий день, когда ты пришел на судно, кто-нибудь уже находился на его борту? - задал Егорову очередной вопрос Шадоров, стараясь отвлечься от своих мстительных размышлений.

- Там был Колесниченко и сторож, фамилию его я не знаю, только все к нему обращаются по имени и отчеству - Петр Борисович.

- А механик всегда утром раньше тебя приезжает на судно? - спросил оперативник.

- Да когда как, но в большей степени раньше, он же на своей машине, а мне еще от автобусной остановки сколько топать надо.

- Тебе сказали о том, что капитан куда-то исчез с судна? - поинтересовался у него Шадоров.

- Как такового разговора не было, только Колесниченко сказал с каким-то злом в голосе, мол, капитан на него орет по каждому пустяку, а сам оставил судно открытым, хоть все растаскивай, а самого нигде нет. Опять, не иначе как к какой бабе торопился. Затем добавил, - пошли переодеваться, работы много.

- У вас, что действительно много работы было в тот день? - поинтересовался у него оперативник.

- Да какая там работа, если механик то и дело из машины уходил, какой-то нервный был. Что ни спросишь у него, он рычать на тебя начинает, я потом совсем замолчал, очень мне нужно выслушивать его крики, да оскорбления разные, - ответил парень с обидой в голосе. Ну, а потом уже, жена приехала Кравцова, начальство пожаловало, а когда прошло еще несколько дней, так и милиция приехала, но они всего-то наверное с полчаса побыли на судне и уехали.

Все считают, что наш капитан что-нибудь в очередной раз задумал отмочить. Только мне не вериться, - очень тихо сказал Евгений, - он хороший человек и не станет заниматься подобной ерундой.

Скажи, а ты тапки, ну те, что на корме "Туимского рабочего" стояли до сегодняшнего дня, тоже видел? - спросил у парня Шадоров.

- Конечно видел, я на них правда не сразу, где-то наверное ближе к обеду или в обед, но обратил внимание.

- Я еще, хорошо помню, спросил у Колесниченко, - Виктор Михайлович, а чего это тапки капитана здесь делают, надо бы подобрать, а то могут ненароком свистнуть? Тут мне механик и говорит, - ты бы лучше за своими вещами присмотрел, а они пусть стоят, надо будет - сам и подберет, а если кто их уведет, так нам-то с тобой какое от того горе. Я с ним не стал тогда спорить, так вот они и остались стоять. Самое интересное, так это то, что их так никто и не стянул, просто удивительно, - ответил с восторгом Егоров. Действительно в том, что тапки продолжали оставаться на одном и том же месте в течении нескольких дней, для него данный факт оставался не поддающейся объяснению загадкой.

Шадоров уже собрался дать Егорову протокол допроса для того, чтобы тот его прочитал и подписал, когда неожиданная мысль заставила его изменить первоначальное решение.

Он внимательно посмотрел на парня и спросил, - скажи Евгений, а тебе случаем ни о чем не говорит женщина, что несколько раз бывала у вас на судне, маленькая такая, невзрачная на вид?

Егоров не дал ему договорить, - о чем она может мне говорить, если приходила к капитану, да и разговаривать было нам не о чем, она же в училище работает.

Шадоров даже не поверил своим ушам, не могло быть такого, чтобы вот так, не с того не с сего, и он нашел женщину, которая якобы, была у Кравцова именно в тот вечер.

- Нет, - подумал в тот миг он, - что ни говори, но все же Бог или везение есть.

Стараясь оставаться внешне спокойным, Шадоров спросил, - так кто эта женщина, что покорила сердце нашего славного капитана?

- Николай Васильевич, неужели все еще не догадались, о ком идет речь? - спросил удивленный Евгений, - вы же всех в училище должны знать, раз говорите, что там учились.

- Конечно, догадываюсь, но, откровенно говоря, мне бы очень не хотелось разочароваться в своих предположениях, понимаешь, такие дамы не в моем вкусе, - ответил он с едва скрытым намеком на некоторые требующие деликатного подхода обстоятельства.

- Вот и я так думаю, - поддержал оперативника Егоров, - что мог Александр Васильевич найти в такой невзрачной женщине, как Елена Ильинична.

Шадоров с облегчением вздохнул, теперь он уже без особого труда мог установить все остальное, что касалось этой женщины, даже не выясняя ее фамилии.

- Ну, так что скажете, Николай Васильевич? - обратился к нему Евгений, - совпало ваше предположение или нет.

- Жаль, но такова реальность дорогой мой Евгений, - развел Шадоров руками, демонстрируя свое откровенное сожаление по данному вопросу, - именно этого я и боялся, больше того, полностью солидарен с твоей точкой зрения.

- Послушай, Евгений, - обратился к нему оперативник, - может быть это была, случайная встреча, и Елена Ильинична посетила Кравцова, в связи, с некоторыми вопросами по работе.

- Нет, я не могу согласиться с вашими словами, - произнес он с уверенностью в голосе. Да и что может делать на судне наша кастелянша периодически появляясь на теплоходе, только не говорите, что с целью проведения инвентаризации постельного белья.

- Тут ты дорогой мой друг очень даже правильно мыслишь, - подумал Шадоров, - а про себя отметил, значит, она работает кастеляншей, и бывала на судне неоднократно раньше

В таком случае нельзя исключить предположение о том, что между ними существует близкая связь. О том, чем она занималась на судне, его в настоящий момент интересовало меньше всего, по крайней мере, они взрослые люди и пусть разбираются в своих чувствах сами.

В настоящий момент времени его больше интересует совсем другое.

К примеру, а не могло случиться так, что ее муж, если только таковой у нее имеется, прознав о том, что стал рогоносцем, в пылу ревности не отправил своего обидчика заниматься промерами глубин на Енисее.

Чертовски хорошая идея, если предположить, что все тайное рано или поздно становиться явным. Проследить куда неверная или заподозренная мужем в неверности супруга направляет свои стопы, не составит большого труда, а все остальное зависит от его сообразительности. Если еще к тому же добавить, что собака будет на тот момент, пока Кравцов ее как истинный джентльмен провожает, надежно закрыта. К тому же можно добавить, что сторож, как ему и полагается по роду службы, крепко спит, после того, как составил капитану компанию.

По большому счету, ревнивому супругу и нет надобности, подниматься на судно. Для этого достаточно ударить обидчика по голове из-за кустов, чем ни будь таким тяжеленьким, к примеру - палкой или камнем. Тут как говориться, о вкусах спорить нет надобности. Потом тело в Енисей, а тапочки поставить на корме и аккуратно так носочками в сторону борта, мол, там он, хозяин наш.

А что, очень даже реалистично все получается, особенно если супруг тот обманутый коварной женой имел или имеет какое-то отношение к флоту. Вот и получается в таком случае, Кравцов напился, да спьяну ошибся в выборе направления и через швартовный канат прямиком "ушел" за борт.

Трапа-то на судне нет, так что вполне все может сойти за несчастный случай.

- Ну парень и богатая же у тебя фантазия, - одернул себя Шадоров, - возможно будет лучше, если ты займешься все же проверкой своей версии и перестанешь гадать, словно цыганка. Хотя, наверное, многие новоиспеченные оперативники вот таким образом тешат свое честолюбие, - решил он.

Вот только позволь тебе напомнить о предстоящей встрече со своим подполковником. При воспоминании о начальнике, его разум вновь заработал с удвоенной энергией, словно только что получил хороший стимулятор для мыслительного процесса.

- Спасибо тебе Евгений, помог мне кое в чем разобраться, - произнес Шадоров с удовлетворением. В случае, если возникнут какие-то проблемы со своим механиком, меня найдешь и я надеюсь, решим вопросы положительно.

- Да, вот еще что, если будет спрашивать, так скажи, что полностью руководствовался его ценными, ранее полученными указаниями.

Егоров не читая, быстро расписался и, поднявшись со стула, покинул каюту, оставив Шадорова одного.

Как только за Егоровым закрылась дверь, он задумался, время от времени посматривая на разложенные перед ним документы.

Прежде всего, следовало решить, какие шаги ему стоит предпринять в дальнейшем. Пока реальных на его взгляд причин таинственного исчезновения Кравцова с борта судна было несколько.

Первая - из-за обострившихся осложнений между ним и его механиком. Когда они достигли своего наивысшего предела, капитан оказался не без помощи "уважаемого" Виктора Михайловича, за бортом.

Вторая - некто неизвестный, крепко обиделся на капитана и не рассуждая долго, отдал предпочтение совершенно иному философскому подходу к разрешению проблемного вопроса - пока есть человек, есть и проблемы, нет человека, естественно, что нет и проблем.

Третьей причиной могла послужить обычное банальное по своей природе чувство ревности.

На его взгляд все три причины имели под собой вполне достаточно оснований, чтобы можно было их принять во внимание.

Шадоров еще раз все проанализировал и убедился, что каждая из них действительно заслуживает того, чтобы ее приняли в работу. Вне всякого сомнения, следующим шагом для оперативника было отыскать Елену Ильиничну. Женщину, которая предположительно, полной уверенности у него, к сожалению пока что не было, провела тот злополучный вечер на судне в обществе Кравцова. Следует сделать некоторые уточнения, и какого-то человека, если брать во внимание наличие на столе в каюте трех стаканов, а вот кого именно, он рассчитывал установить с ее помощью.

Шадоров собрал документы, проверил наличие подписей и аккуратно все сложил в папку. В связи с тем, что сторожа должны были заступать на дежурство согласно, своего утвержденного графика, он выписал повестки на соответствующее число на имя Коростылека Петра Борисовича и Сорокина Петра Витальевича. Прежде чем покинуть каюту, Шадоров посмотрел на часы и остался довольным.

В его распоряжении оставалось вполне достаточно времени, для того, чтобы успеть застать работников училища на рабочем месте, если конечно она уже не находиться в очередном отпуске.

До трапа его проводил Колесниченко и Егоров.

Вышел из каюты и сторож - Корольский, которому Шадоров передал обе повестки, добавив на словах, где его можно будет разыскать в указанное там время.

Покидая судно, он ощущал в душе какое-то тягостное состояние, что-то необъяснимое, очень сильно его угнетало.

Неожиданно для себя Шадоров впервые реально ощутил, нет, все же правильнее следовало сказать, понял, что больше никогда не сможет увидеть в живых веселого, никогда не унывающего Кравцова.

Кто бы мог подумать, что такой человек в состоянии кому-то помешать, перейти дорогу, создать неудобства в жизни.

- Значит, было, кому и зачем, а вот он этого так и не узнал, - твердо решил оперативник. Вероятно, было бы значительно проще предположить, где его теперь искать.

Проходя по берегу Енисея, вдоль стоявшего у самого уреза воды "Туимского рабочего" он каждой клеточкой своего разума ощутил, что совсем недавно здесь возможно в последний раз вот так же проходил Кравцов.

Шел на судно, или, наоборот, с судна, не подозревая, что делает последние свои шаги, перед тем, как уйти в небытие.

Шадоров прекрасно понимал, что от таких мрачных мыслей не может быть веселья, на душе было грустно. В эти тягостные минуты он ничего не мог с собой поделать. Впервые в своей практике ему пришлось столкнуться с пониманием того, насколько тонкая и не крепкая нить удерживает человека в этом материальном мире от другого, иллюзорного, куда уходят навсегда.

Поднявшись по береговому откосу, он повернулся и еще раз внимательно осмотрелся. Енисей молча нес свои воды далеко на север, храня в себе множество тайн, он помнил последний крик, который рвался из перекошенного от ужаса рта, слабый стук сердца, перед тем, как ему замолкнуть навеки, судорожно выброшенные в последнем усилии руки над невысокой волной и хрип легких, заполняемых водой.

Даже на мгновение было страшно представить себе полные ужаса глаза человека, разум которого с необыкновенной ясностью осознал в полной мере реальную неизбежность, постигшую его в полном одиночестве.

Чтобы отогнать от себя столь неприятное наваждение, оперативник резко повернулся и торопливо зашагал в сторону автобусной остановки, до которой было идти около километра.

Сжимая в одной руке папку с документами, а в другой мешок с вещдоками, он шагал по пыльному, разбитому автомобильными колесами асфальту узкой дороги. Вот справа от него показалось здание Центральной спасательной станции. Он хорошо помнил, что именно где-то там должен стоять старенький жигуленок Кравцова, а также москвич Колесниченко. Он сделал еще несколько шагов и увидел на небольшой, неогороженной площадке автомашины, и среди них две, принадлежащие капитану и его механику с теплохода "Практикант".

Не в силах справиться с искушением, он свернул на другую дорогу и через минуту был уже около осиротевшего жигуленка белого цвета, который он очень хорошо знал. Шадоров не торопливо обошел вокруг автомашины, чтобы убедиться в том, что она стоит здесь уже довольно давно. Вся поверхности кузова, на лобовом стекле и капоте, повсюду виднелся ровный слой пыли. Он проверил дверки и убедился в том, что они закрыты. В тот момент, когда он рассматривал внутреннее состояние автомашины, к нему подошел крепкого телосложения мужчина, одного с ним роста и спросил о причине столь повышенного интереса к жигуленку. Шадоров сказал, что он из милиции и его очень интересует вопрос, когда и кто мог видеть последний раз хозяина этого осиротевшего жигуленка.

Мужчина назвался Колосовым Виталием Дмитриевичем и сказал, что работает на Центральной спасательной станции в должности заместителя начальника. Вскоре выяснилось и еще одна совсем немаловажная деталь, он довольно хорошо знает самого Кравцова, а видел его последний раз именно в тот вечер девятого июня, когда тот куда-то на нем ездил. Колосов тут же поспешил добавить, что отсутствовал тот не долго, вернулся быстро, минут через сорок. Ему даже запомнилось, что как это со стороны выглядело не странно, но Александр Васильевич был одет в форменный костюм.

Слова Колосова подтверждали то, что оперативник уже и сам хорошо знал.

- Значит, с того вечера автомашина так и стоит на этом самом месте? - переспросил он у мужчины.

- А куда ей еще можно деться, если хозяин пропал, - пожал Колосов невозмутимо плечами.

Было по всему заметно, что человек, работа которого в том и заключалась, чтобы искать в водах Енисея людей, в какой-то степени привык, а возможно просто смирился с неизбежностью таких случаев.

Шадоров поинтересовался у него данными начальника спасательной станции и записал его рабочий телефон, справедливо считая, что он ему еще возможно пригодится. Попрощавшись, оперативник направился к выходу со спасательной станции и вскоре уже быстро шагал по дороге, что извивалась среди деревьев и больше напоминала ему тенистую аллею.

Поднявшись на мост, он посмотрел в ту сторону, откуда должен был появиться автобус, собираясь начать в душе проклинать оперативность своего движения, когда с удивлением отметил, что к остановке подкатил наполовину пустой транспорт, да еще и тот, который был ему необходим. Поистине Шадоров счел это добрым для себя знаком и с удовольствием запрыгнул в распахнувшуюся заднюю дверку "Икаруса". Без особых приключений он доехал до требуемой остановки, и быстро выбрался из автобуса, по- прежнему, сжимая в руках папку и мешок. В таком виде он и направился в сторону речного училища, которое располагалось в довольно тихом и зеленом переулке. Его открывшийся вид напомнил оперативнику далекие годы учебы, проведенные в его стенах. Какое это было великолепное время, а с каким нетерпением они ждали начала навигации и свое первое назначение на суда, где им приходилось на практике постигать азы своей будущей специальности. Он хорошо помнил, с каким восторгом, широко открытыми глазами смотрел на необъятные просторы могучей сибирской реки, которая величаво несла свои воды, минуя различные географические пояса. Это было ни с чем не сравнимое зрелище, которое остается в памяти любого, кто хотя бы раз в своей жизни совершил путешествие на судне. Кто бы тогда мог подумать, что пройдут годы и ему придется искать в этих водах человека, чья жизнь так тесно связанная с Енисеем в нем и закончилась. И все же у него еще оставалась маленькая надежда на то, что произошло просто, неприятное недоразумение и Кравцов объявиться, сделает большие глаза и разведет широко руками, удивляясь человеческой фантазии, которая могла их так далеко завести. Но в то же время он прекрасно понимал, что с каждым часом иллюзия желаемого в добрый исход улетучивается, оставляя место жестокой реальности, которая выглядела, мягко говоря, далеко не так радостно.

Вскоре он поднялся на невысокое крыльцо, по обе стороны которого были установлены якоря Матросова, и открыв дверь, вошел в здание. Холл встретил его приятной прохладой и не привычной тишиной.

У женщины, что расположилась по хозяйски за низенькой стойкой на стуле, он поинтересовался, на месте начальник или кто-нибудь из его заместителей.

Как вскоре выяснилось, никого из них в настоящий момент в училище не было, что было ему на руку.

Облокотившись на деревянную стойку, Шадоров завел с женщиной непринужденный разговор. Пожилая вахтерша оказалась на удивление словоохотливой и с удовольствием поделилась тем, как обстоят дела в училище, особенно после того, как узнала, что разговаривает с человеком, когда-то значившимся в списке его курсантов.

Так совершенно ненавязчиво он установил, что Елена Ильинична, сказавшись, больной, вот уже несколько дней не выходит на работу. Да, собственно говоря, как таковой работы у нее сейчас и нет, но начальник считает, что работу всегда можно найти, было бы в том желание.

Оперативник поинтересовался относительно ее внезапного заболевания, но женщина с огорчением сказала, что не знает. Кроме того, стало известно, что фамилия Елены Ильиничны - Иштарова и в училище она работает уже года три, а может и больше. Женщина она тихая и спокойная, какая-то такая неприметная, но всегда с ней здоровается, а потому к ней вахтерша претензий со своей стороны не имела. Шадоров еще поговорил с ней минут пять, между делом поинтересовался, как там поживает славная санчасть, наверное, тоже все в отпуск ушли от дел праведных. На что вахтерша ответила, что работает только Кравцова, остальные, согласно утвержденного графика, действительно находятся в отпусках.

- А как там наша уважаемая Валентина Петровна поживает? - весело спросил он.

- А что ей, баба она хоть и кипишная, мы женщины, в основном все такие, любим грешным делом покричать, да пошуметь, а так ничего трудиться, только и ее в настоящий момент в училище нет.

Тут женщина оглянулось и заговорила тихим, заговорщицким голосом, - сказывают у нее мужик, что капитаном на теплоходе работает с какой-то стервой сбежал, так вот она собралась в милицию ехать и заявление на него писать. Чтобы, говорит, нашли, куда он запропастился, а уж с той стервой я потом сама разберусь. Пообещала ей без наркоза сначала все волосы на голове выдрать, а потом зенки повыцарапывать, чтобы она у путных женщин мужиков не уводила, - сообщила она ему доверительным шепотом.

- А, что и правильно сделает, пусть знает, что не по справедливости так поступать, на чужом-то горе сказывают своего счастья нельзя построить, - произнесла она уверенно.

- Что ни говори, но в этом есть свой резон, - вынужден был согласиться с ней Шадоров.

Они еще немного поговорили, и оперативник сделал вид, что собирается ее покинуть. Женщина явно была разочарована тем, что теряет такого внимательного собеседника, но тут Шадоров объяснил ей, что теперь ему придется вернуться, чтобы поискать на судне адрес Елены Ильиничны, так как ей тут вот есть небольшая посылочка от родственников. Для пущей убедительности оперативник продемонстрировал ей мешок с вещдоками, который лежал у его ног.

- Может я смогу вам помочь, - тут же откликнулась женщина, которой представилась возможность отплатить добром за проявленное к ней уважение со стороны незнакомого, но такого доброжелательного молодого человека. У нас тут в комнате есть папка с домашними адресами работников училища, - произнесла она таинственным голосом. Правда, начальник, строго настрого всем запретил давать какие-либо сведения, но вам-то я смогу помочь.

Она достала из кармана платья ключ и открыла им дверь, на которой красовалась табличка с надписью "Дежурный по училищу". Через минуту она вернулась и с торжественным видом положила перед Шадоровым папку с надписью "Адреса и домашние телефоны работников училища". А еще через пару минут оперативник положил в карман рубашки клочок бумаги, на котором значился домашний адрес Елены Ильиничны. Он так же обратил внимание на то, что ее фамилия была не Иштарова, а Иштырова. Тепло распрощавшись с женщиной и пообещав непременно в ближайшее время еще раз забежать в училище, Шадоров подхватил свой мешок и покинул здание училища. Оказавшись на улице, он вздохнул полной грудью горячий воздух и подумал о том, что Судьба не всегда поворачивается к нему задом, а порой все же и передом, да еще и с распростертыми объятиями. Теперь можно было возвращаться в отдел, где, как он надеялся, доложит начальнику о результатах выполненной работы, передаст документы и мешок с вещдоками, после чего будет с интересом наблюдать за тем, как будут развиваться дальнейшие события, связанные с поисками Кравцова. Картина, которую нарисовало его воображение, производила впечатление своей простотой и ясностью. Это подняло у него настроение и направило стопы ног в сторону остановки. Правда тут произошла небольшая заминка. При всем своем желании втиснуться в проходящие один за другим переполненные автобусы не представлялось для него возможным. Он уже собрался отправиться пешком, чтобы преодолеть расстояние, которое отделяло его от родного отдела, когда заметил трамвай. Перебежав дорогу на красный свет, а что в таком случае прикажете делать? Он запрыгнул в открытую дверь вагона. Далеко не с комфортом, зато быстро, он проехал до следующей остановки, умудрившись держаться все это время на одной ноге. Но вот дверь открылась, и он благополучно оказался вытолкнутым из вагона. Теперь можно было спокойно преодолеть оставшееся расстояние, чтобы предстать в установленное начальником время перед его строгими очами. Откровенно говоря, вопрос относительно времени его меньше всего беспокоил. Часом раньше или часом позже, по сути дела ничего не меняло, хотя все знали, что появиться позже было все же гораздо предпочтительнее. Вероятно, такое опоздание расценивалось не иначе, как залог напряженной работы, что еще далеко не всегда означало положительный результат работы сотрудника. Он мог рассчитывать на половину четвертого, что вполне соответствовало его желанию. Для него основной заботой оставался вопрос, кому материалы передать.

Данный вопрос для сотрудника милиции, который на собственной шкуре почувствовал все прелести работы уголовного розыска надо заметить, имел решающее значение. Вот почему документы, с которыми ему приходилось постоянно работать, оставались самым вожделенным его желанием.

Подходя к отделу, Шадоров все же решил сначала заглянуть к дежурному.

В вагончике, по-прежнему, за столом сидел капитан милиции, только теперь он что-то очень внимательно читал. Его сосредоточенный вид явно указывали на серьезность занятия, и должен был производить должное впечатление на каждого, кто осмеливался переступить порог. Скрип открывающейся двери и приближающиеся вслед за этим к нему неторопливые шаги заставили Храмцова поднять голову. Он с недовольным видом посмотрел на вошедшего. Признав в нем своего коллегу, который по его милости с самого утра невесть где пропадал, занимаясь, как он все это время не переставал считать, не своим делом, капитан милиции заулыбался.

- Микола, друг ты мой разлюбезный, как приятно видеть тебя во здравии, да к тому же и не с пустыми руками! - воскликнул он, заметив у оперативника в руке мешок. Шадоров подошел к столу, за которым сидел дежурный и сел на стул, предварительно проверив его на прочность - стул покачнулся и жалобно заскрипел.

- Видать очень был занят, коли стул так и не смог починить, - произнес он язвительным тоном и показал взглядом на раскрытую художественную книгу, что лежала перед дежурным.

- Вот тут ты брат не прав, - произнес капитан с обидой в голосе. Я вызвал старшину и в течение часа сумел его убедить отремонтировать или заменить стул, - произнес он довольным голосом.

- И как давно это было? - задал ему тут же вопрос Шадоров.

- Да считай сразу, как только ты поехал заниматься пустыми хлопотами, - ответил капитан.

- Скоро рабочий день уже закончиться, тоже мне работнички, - сказал оперативник.

- Что поделаешь дорогой, сам понимаешь - каждому свое, по мне так главное, чтобы вагончик на месте стоял, он и стоит, стало быть, я службу свою исполняю добросовестно, а значит, нет у тебя старлей никакого морального права упрекать меня в бездеятельности. - Ладно, Алексей, хватит трепать языком, ты бы лучше сказал мне, есть у тебя что нового по Кравцову, - сказал оперативник у которого сегодня явно не было желания шутить. Храмцов сразу сменил шутливый тон и серьезно ответил, - часа два назад привезли с нарочным документы от прокурора. По его указанию, наверное, будет возбужденно уголовное дело, если конечно ты Кравцова за это время не откопал.

Он посмотрел внимательно на восседавшего с большой осторожностью на стуле Шадорова, вздохнул и сказал, словно отвечая сам себе, - значит, не нашел.

- А в мешке что? - задал он вопрос оперативнику.

- Да, вот как видишь это все, что смог там откопать, одним словом мешок вещдоков, - ответил Шадоров.

- Ты Васильевич порядок знаешь не хуже моего, так что если они без документов, считай, что зря волок их сюда, мог и там выбросить - не приму, - произнес капитан строго. Подобное утверждение само по себе как-то не вязалось с его добродушным видом.

- Да нет, Алексей, тут вроде полный порядок, хотя черт его знает, может, что и не так, думаю, что скоро узнаю, - произнес оперативник задумчиво.

- Ты бы вот мне что лучше сказал, как там шеф, нормально дышит или может быть не в духе. Тогда я к себе потопал, позже вернусь, - сказал он и посмотрел на дежурного.

- Нет, брат, вот тут-то как раз тебе открутиться и не получиться, ждет подполковник тебя, ему еще докладывать прокурору надо по этому делу, - произнес капитан сочувственным тоном. Пока ты где-то шастал со своим мешком, он уже пару раз интересовался тобой. Так что двигай к нему, а уж там, - Алексей на секунду замолчал, - как Судьба к тебе повернет, будем надеяться, что не кормой и не мордой в лужу.

- Спасибо друг, ты меня очень даже утешил, я теперь просто не знаю, как сдержаться, чтобы не рвануть к начальнику, - произнес оперативник унылым голосом и поднялся со стула. Ну, я пошел, - сказал оперативник.

- Иди, - тут же поддержал его Храмцов, - только мешок свой не забудь, мне твоего барахла не надо, своего хватает.

Старлей сунул под мышку папку с документами и подхватил с пола мешок, после чего не слова не говоря, покинул вагончик, оставив дежурного одного со своими размышлениями по поводу вероятных последствий доклада оперативника.

В это время Шадоров, зло чертыхнувшись, решительно пошел к начальнику отдела. Дверь, как обычно была приоткрыта, а сам подполковник что-то писал, посматривая время от времени в лежащий перед ним документ.

- Разрешите? - произнес Шадоров и, не дожидаясь ответа, вошел в кабинет.

- Заходи, - ответил подполковник и тут же отложил в сторону ручку, перевернув по привычке лист, на котором что-то писал. Он указал ему рукой на стул и когда оперативник сел, спросил, - как результат?

- Да, как сказать, - протянул неопределенно оперативник.

- Кончай крутиться, говори все как есть, - грозно сказал подполковник и его взгляд за толстыми стеклами очков сверкнул яростным огоньком. Сам должен понимать, прокурор результат желает знать, - пояснил он вспышку своей ярости. Он говорит совсем оперативники разболтались, работать как следует перестали, пообещал сам разобраться с нерадивым.

- Так взяли бы, да и сказали ему, кто поехал, - не сдержался Шадоров, считая упрек начальника отдела в свой адрес совершенно не заслуженным и потому особенно обидным. - А ты что, думаешь, не сказал, так он заявил, что для него никакой разницы нет, все равно наказать надо, а виноватым потом будешь, когда с просроченными из-за этого дела материалами к нему приедешь, - с готовностью пояснил начальник. Неожиданно он улыбнулся и уже как-то совсем по-отечески произнес, - да ты не расстраивайся, сегодня накажут - завтра поощрят, так что докладывай.

Как не странно, но от его грубоватой шутки стало немного легче на душе, и вопрос о несправедливом наказании отошел на задний план, освободив место действительности. Подполковник, который внимательно наблюдал за сидящим перед ним оперативником, прекрасно понимал, что твориться у него на душе и почувствовал, что тот понял все как надо.

Не торопясь, строго соблюдая последовательность в изложении, Шадоров стал рассказывать подполковнику все, ничего от него не утаивая по делу о таинственном исчезновении Кравцова, капитана с теплохода "Практикант". Он знал, не смотря на строгость, которая в большей степени была напускной, Александр Дмитриевич всегда его поймет правильно и не спустит собак, даже если обнаружит у него промашку, а будет вместе с ним искать возможность их исправить.

Именно за это качество его в отделе все уважали, хотя и побаивались тоже в равной степени. Порой молчание начальника было намного тяжелее переносить, чем, если бы он накричал, покрыл самым отборным матом и оскорбил незаслуженными упреками.

Шадоров рассказал все, что обнаружил не только на судне, где капитаном был Кравцов, но и на корме "Туимского рабочего", кого успел допросить, а кого нет и почему. Рассказывая, он положил перед подполковником документы, которые уже успел собрать, затем мешок с вещдоками, поясняя каждую вещь и объясняя, откуда она изъята и какое отношение имеет к делу об исчезновении капитана. В заключение своего доклада он положил перед ним лист бумаги, со списком лиц, которых требовалось допросить, и отдельно лист со списком тех, кого еще предстояло уточнить или отыскать. Александр Дмитриевич с неподдельным интересом ознакомился с обоими списками, особенно с тем, который представлял собой пока что полную неясность. Но вот оперативник закончил доклад и замолчал.

В кабинете повисла напряженная тишина, но ощущения, что над ним сгущаются грозовые тучи, Шадоров пока не ощущал и это уже сам по себе был хороший для него признак. Подполковник продолжал внимательно читать предоставленные ему документы, порой сверяясь с лежащими перед ним списками. Но вот подполковник ознакомился с содержанием последнего из лежавших перед ним документов, посмотрел задумчиво на комнатные тапочки и снял очки, которые положил поверх бумаг.

- Твое мнение в отношении всего, что произошло или точнее, что могло произойти на судне? - спросил подполковник.

Шадоров неопределенно пожал плечами, но, понимая, что открутиться от прямого ответа у него не получиться, сказал, - по ходу дела разное складывалось впечатление, а вот по конечному результату можно высказаться более однозначно, нет больше Александра Васильевича в списке ныне здравствующих. Тут несколько версий у меня было, и все к такому выводу сходятся, - произнес он тоскливо.

Шадоров пытался говорить, стараясь сохранить полное равнодушие, словно речь шла не о человеке, которого он очень хорошо знал и уважал, а о ведре картошки. Подполковник посмотрел внимательно на оперативника и в его взгляде тот прочитал осуждение, оттого его настроение испортилось окончательно.

- А чего это ты мил человек чувства свои стараешься скрыть, за маской равнодушия спрятаться, словно и не о человеке вовсе речь у тебя идет, а о животном каком, - произнес начальник.

- Да, я так это, - пробормотал оперативник.

- А вот как раз так и не надо бы делать, - понял его заминку по-своему подполковник. Вот что я тебе скажу, - произнес он задумчиво, - дело ты свое сделал хорошо, что в какой-то степени вызывает у меня, скажем так, даже некоторое удивление. Да ты не хмурься, - произнес начальник отдела грозно, - надо же какие все обидчивые пошли. Тут речь идет не о твоих умственных способностях, они у тебя, согласно заключения врачебной комиссии, находятся в полном порядке, а о профессионализме. Дело-то для тебя считай новое, а стало быть, незнаком ты с его особенностями, всякими там тонкостями, но раскопал столько, что можно позавидовать, жаль вот только, что Кравцова не нашел, но тут уж ничего не поделаешь, - развел он руками. Так вот, прокурор нам передал материалы по этому делу, из них не очень-то много понять можно было, но теперь, если их соединить с твоими, картина становится более или менее понятной. По крайней мере, я с тобой полностью согласен, нет, по всей видимости, Кравцова в живых. Я тебе верю, а значит, тоже так считаю. Он человек нормальный и не мог бы себе вот так запросто, без видимых на то причин, позволить где-то столько времени отсутствовать. Для человека в здравом уме такой поступок, попросту говоря, не допустим, а вот для другого случая, как ты догадываешься, он вполне подходит. Теперь давай попытаемся определиться с тем, что произошло. Я так понимаю, что у тебя есть три версии случившегося с капитаном теплохода. На мой взгляд, все они имеют достаточно веских оснований, чтобы по ним можно было работать. Есть, конечно, много непонятных вопросов, которые пока что, к нашему сожалению нельзя объяснить, но надеюсь, что время поможет получить на них ответы, - закончил подполковник оптимистическим тоном. Затем он водрузил на нос очки и потянулся к телефонному аппарату. Когда Шадоров сделал попытку воспользоваться подходящим моментом, чтобы встать и попытаться улизнуть, был остановлен резким взмахом руки начальника.

Подполковник набрал нужный номер, и когда на другом конце подняли трубку, произнес, - подполковник Шлапоюк беспокоит.

- Да, появился, - произнес он утвердительно, - только что, вот передо мной сидит. Шадоров понял, что начальник разговаривает с прокурором и вопрос касается его непосредственно.

- Материалы по таинственному исчезновению Кравцова собрал. Оснований для возбуждения уголовного дела по данному факту более чем достаточно, - подтвердил он слова прокурора.

- Нет, сделал все, как надо, есть вещьдоки, надо будет назначить экспертизу по ним, - продолжал отвечать начальник на вопросы прокурора.

- Какое мнение по данному случаю? - тут он на секунду задумался, - да, вот думаем, что нет его, к сожалению, уже в живых.

- Да, конечно, искать будем, есть план работы, несколько версий отработать надо, да, довольно интересные, - сказал Шлапоюк.

- Кто выдвинул версии? - переспросил он у прокурора. Понятно кто, тот же, кто и проводил проверку, Шадоров, - подтвердил он.

- Да, нет, не галиматья, тут похоже все далеко не так просто, как казалось на первый взгляд Семен Владимирович, - произнес начальник задумчиво.

- Какие мотивы преступления? - переспросил он вновь.

- Да, тут получается так, что их может оказаться несколько. У него взаимоотношения были более чем натянутые с механиком, ревность и чье-то еще недовольство, правда в последнем случае полный мрак, но сбрасывать со щетов думаю пока не стоит.

- Есть фамилия одной женщины, да именно она и была в тот последний вечер на судне, но пока нет полной в том уверенности.

- Как почему? - удивился он, - да потому что не допрошена еще, не было ее на работе. Да, данные ее установлены, - подтвердил начальник.

- Кому решил поручить дальше продолжать заниматься этим делом? - переспросил у прокурора подполковник.

- Семен Владимирович, можно подумать у меня большой выбор, - недовольно произнес он.

- Вот и я так тоже подумал, - произнес он обрадовано, только может небольшая, так сказать, неувязочка получиться, с другими материалами.

- Да, я прекрасно знаю, что в сутках двадцать четыре часа, только легче от этого никому не стало, - пояснил подполковник.

- Понятное дело, что в прок ему пойдет, согласился он с прокурором.

- Нет, не скоро.

- Совершенно точно.

- Да именно так, да, пару месяцев назад старшего лейтенанта присвоили, - вновь подтвердил начальник.

- Думаю, что к тому времени уже исправиться, время будет впереди у него вполне достаточно, - согласился с прокурором подполковник и положил трубку.

- Широко, а главное правильно мыслит наш прокурор, - сказал довольный состоявшимся разговором начальник и кивнул на телефонный аппарат. Значит так, дело официально будет вести пока следователь Прохоров, а работать по нему дальше приказано тебе, от его имени и по его поручению.

- Александр Дмитриевич это несправедливо, - возмутился оперативник, - я же не с уголовного розыска, тут же вероятно несчастный случай или убийство, а в таком случае какая может быть связь с ОБХСС?

- Нет. Ты только на него посмотри, какой умный стал, - произнес недовольный таким поворотом дела подполковник. Тогда ответь мне умник на некоторые мои вопросы, - произнес начальник, тогда и примем окончательное решение.

Шадоров знал, что Шлапоюк всегда с уважением относился к сотрудникам, которые пытались доказать свою правоту и решил испробовать свой последний шанс.

- Вот все эти материалы, что мне на стол положил, ты принес или капитан милиции Саганов? - задал вопрос подполковник.

- Я принес, - подтвердил оперативник, - при чем тут Саганов?

- Вот и я говорю тебе о том же, что не причем он. Тогда скажи мне, а еще будет лучше, если ты покажешь, где написано, что капитан теплохода Кравцов Александр Васильевич погиб в результате того-то или по такой-то причине, в крайнем случае, утонул, - продолжал задавать вопросы подполковник.

- Нет там такого, откуда мне знать, это же только одни предположения, - стал оправдываться Шадоров.

- Хорошо, сказал довольный таким ответом подполковник, - тогда ответь мне, откуда у тебя такая уверенность, что его исчезновение не связано каким-то образом с финансовыми или другими подобного рода делами, - добивал он оперативника своими вопросами.

- Да, я как-то не подумал об этом, - сознался старший лейтенант. Только откуда у него могут быть финансовые проблемы на судне?

- Вот это да, всплеснул руками подполковник, - надо же такому случиться, он не подумал. Оперативник опустил голову и промолчал.

- Нет, ты сюда смотри и внимательно следи за ходом моих рассуждений. Во-первых, сколько раз вам всем и каждому по отдельности надо говорить, что оперативник должен думать Во-вторых то, что на судне произошло убийство Кравцова не кем пока что не доказано, и тобой в том числе, значит нельзя считать его в полной мере приоритетом уголовного розыска. Ну а в-третьих, вполне возможно, что причиной его столь таинственного исчезновения явились как раз финансовые проблемы. В данном случае, финансовые затруднения могли возникнуть у него с ремонтом личной автомашины, вот ты теперь и доказывай обратное. Так что теперь, надеюсь, ты и сам понял, что вопрос этот находится в твоей полной компетенции, как оперативника ОБХСС. Докажешь противоположное - передам дело в уголовный розыск, - пообещал подполковник не моргнув глазом.

Против такой железной логики начальника трудно было противостоять не искушенному пока еще в таких жизненных перипетиях оперу и он сдался, приняв все на свой счет, как очередной сокрушительный удар Судьбы.

Неожиданно подполковник улыбнулся и произнес, - да не переживай так, запарка у нас произошла, уголовный розыск почище чем ты, сел в лужу. Так что работать кому-то все равно надо, а тебе только на пользу пойдет, да и ближе тебе это дело, чем кому-либо другому, - сказал не без намека подполковник. Ты же не в собственном соку вариться будешь, поможем, если что, - поддержал его начальник. В том, что помогут, Шадоров как раз и не сомневался, сотрудники были хоть и разные по характеру, но отзывчивые и в помощи ему не отказывали никогда.

- Понял я, Александр Дмитриевич, - сказал оперативник.

- Ну, если понял, тогда пиши рапорт, я его завизирую, и действуй, - ободряюще произнес начальник. А сейчас иди, время у тебя много впереди, а работы и того больше, так что дерзай.

Шадоров поднялся, собрал документы в папку, прихватил мешок и покинул кабинет начальника. На улице он постоял несколько минут, размышляя, куда теперь идти. Решил, что будет лучше, если в свой кабинет, где можно будет подготовить соответствующие документы. Через час с небольшим, он уже держал в руках папку, на которой крупными буквами было выведено по какому случаю и на основании какой статьи уголовного кодекса возбуждено дело, а также его порядковый номер. План работы по данному уголовному делу свидетельствовал о том, что работы предстояло выполнить много, чтобы установить, где находится капитан теплохода "Практикант" Кравцов Александр Васильевич.

Следователь Прохоров, ознакомившись с материалами уголовного дела большого оптимизма не проявил, только покачал головой и в свою очередь усомнился в его благополучном завершении.

Будучи в прошлом человеком флотским, он прекрасно понимал, что значило исчезнуть с судна при вот таких не выясненных обстоятельствах. Одним словом еще одна "темнуха" повиснет на отделе, - произнес он уверенно, но дал ряд весьма ценных советов и подсказал, что надо бы на его взгляд сделать по уголовному делу в первую очередь. Кроме того, пообещал сам назначить экспертизу по тем вещдокам, что оперативник изъял с места происшествия.

Подходил к концу день, когда Судьба человека, совсем недавно известного, как Кравцов Александр Васильевич, приобрела четкие очертания, ограниченные в пределах папки с соответствующей фабулой и надписью "Уголовное дело Љ 3678 возбужденное ... по факту ... ".

Глава 2

Выходя из-за соседнего дома, он обратил внимание, что со двора отъехал москвич зеленого цвета и быстро скрылся за углом.

Что-то в старенькой автомашине ему показалось знакомым, но он не придал этому особого значения и заторопился к подъезду дома.

Довольно быстро он отыскал подъезд, в котором она проживала и поднявшись на третий этаж, позвонил в дверь с цифрой двадцать семь. Прошло секунд тридцать, но никто на разливающейся звонкой трелью электрический звонок к двери не подошел. Тогда он нажал на кнопку и стал слушать, как в квартире заливается громко звонок.

- Такой должен обязательно разбудить всякого, даже мертвого поднимет, - подумал он и стал ждать. Прошла минута, другая, но дверь так никто и не открыл. Тогда оперативник позвонил в соседнюю квартиру. Дверь открылась и вышла пожилая женщина.

- Извините пожалуйста за беспокойство, - произнес Шадоров, - я преподаватель из речного училища, - представился он. Мне бы Елену Ильиничну, да вот что-то никто не отвечает, может, вы мне подскажете, где она? - обратился он с вопросом к женщине с вежливой улыбкой.

- Да она вот буквально перед вами и ушла, за ней еще мужчина заходил, - ответила женщина с сочувствием.

- Может быть, кто из наших был? - тут же выдвинул предположение оперативник.

- Да, кто ж его знает, может и из ваших, мужчину-то не видала, только слышала, как они у двери о чем-то говаривали, я как раз уборкой тут занималась в квартире, - пояснила она. Соседка и мужчина так громко разговаривали, что мне сначала показалось, будто бы они спорили или даже ругались, только слов, к сожалению, не смогла разобрать, - пояснила она.

- Благодарю вас и прошу извинить за причиненное беспокойство, - сказал Шадоров и стал спускаться по лестнице. На первом этаже он остановился рядом с почтовыми ящиками и положил в один из них с номером 27 на дверке повестку с приглашением явиться в милицию гражданке Иштыровой. Наверное, было бы правильнее оставить повестку соседке, которая, вне всякого сомнения, ее передаст, но что-то претило ему так поступить с женщиной, которой он только что представился работником речного училища.

- Будем надеяться на то, что я поступил правильно, - решил он и вышел на улицу. Направляясь в сторону автобусной остановки, Шадоров вновь вернулся к зеленому москвиченку.

Все же что-то ему подсказывало - машина могла принадлежать Колесниченко, механику с теплохода "Практикант". Не исключено, что это могло быть чистым совпадением, но соседка по квартире сказала, что она ушла из дома с каким-то мужчиной, как раз перед его приходом. Возможно, что если бы он поторопился немного, то успел застать на месте как раз обоих: неизвестного мужчину и Иштырову. В таком случае можно предположить, что Колесниченко хорошо ее знает, что было для него не удивительно. Они оба работали в одном училище, следовательно, много раз встречались по работе. Возможно, что именно она была на судне у Кравцова в тот самый злополучный вечер девятого июня.

- Но если только это так, тогда какого черта ему надо было вводить меня в заблуждение, - подумал Шадоров и почувствовал, как у него в душе разгорается яростное пламя. Его первым желанием было поехать на судно и там поговорить с механиком должным образом. Он не сомневался в том, что Колесниченко сознается ему, что знал про их тайную любовную связь. С другой стороны он не мог с уверенностью сказать, что москвиченок, который он видел в течение всего лишь нескольких секунд, принадлежит именно Колесниченко, а если он ошибается в своих предположениях? Шадорову очень не хотелось оказаться в глупом положении только из-за того, что он заблуждался.

- Все же надо бы съездить в училище. Иштырова обязана быть на работе, - решил он, - сначала надо будет поговорить с ней, все же Колесниченко находиться у него под подозрением. Любой неосторожный шаг с его стороны мог разрушить то немногое, что ему удалось за это время с таким трудом собрать. Оперативник был ограничен во времени, оно работало против него и на руку преступникам.

- У тебя не иначе, как появились все основания считать, что совершено умышленное преступление? - задал он себе вопрос и не смог на него ответить.

На остановке было немного народа, и он надеялся, что удастся на этот раз обойтись без толкучки. Вскоре подошел автобус и Шадоров поехал в сторону училища. Как и вчера, в училище было прохладно и тихо, только на этот раз на вахте сидел какой-то незнакомый ему мужчина. Оперативник не стал представляться сотрудником милиции, чтобы не поднимать преждевременного ажиотажа вокруг связи Кравцова с Иштыровой. Эта история могла повлечь за собой непредсказуемые последствия, которые, тут он был уверен, только навредят делу. Представившись двоюродным братом ее сродной сестры, Шадоров надеялся, что в училище не знают, есть у нее такая сестра или ее нет. Он пояснил, что находится в городе проездом, вот и решил, оказавшись совершенно случайно рядом с Торговым центром повидаться со своей родственницей. Мужчина не выразил удивления по поводу родственника, но ответил, к сожалению, Елена Ильинична минут пятнадцать назад ушла из училища, а вот куда, он для большей убедительности развел руками - не сказала. За это утро его постигла подряд вторая, если не сказать третья подряд неудача. Он посчитал, что надо возвращаться в отдел, благо скоро должен был подъехать приглашенный к нему сторож с "Туимского рабочего". После секундного размышления Шадоров все же решил оставить свой служебный телефон мужчине, чтобы он передал его Иштыровой, когда она вернется в училище. Это телефон моего товарища, где я буду находиться по делам, из-за которых, собственно говоря, и приехал в город, так что пускай обязательно позвонит мне по этому номеру. Мужчина пообещал выполнить его просьбу, и они расстались.

Оперативник вернулся в свой кабинет как раз вовремя. Почти тут же зазвонил телефон. Дежурный сообщил, что пришел мужчина и сказал, что его вызывал к себе следователь Шадоров, - это не ты случаем им стал? - спросил со смехом у него Коногорцев.

- Ну, раз уж так говорят граждане, значит, не стоит их в этом разочаровывать, - ответил оперативник.

- Сейчас в вашу сторону сержант пойдет, так я его попрошу, чтобы он проводил к тебе товарища Сорокина.

- Хорошо, - сказал Шадоров, очень довольный, что хоть в данном случае не произошло сбоя. Кроме того, Коногорцев сообщил ему, что все вещдоки уже отправил с водителем дежурной автомашины экспертам.

Известие было приятным и незамедлительно подняло у него настроение. Если говорить откровенно, от встречи со сторожем Шадоров не ожидал какого-нибудь положительного результата, но зато он хорошо усвоил довольно простую истину, побеседовать необходимо с каждым, кто хоть какое-то отношение имеет к факту исчезновения капитана теплохода.

Вскоре он услышал шаги за дверью и голоса мужчин, в дверь постучали, и вошел пожилой человек, выше среднего роста, худощавого телосложения.

- Мне передали повестку, - произнес мужчина и достал ее из кармана, чтобы показать оперативнику. Только вот не понимаю, зачем я мог вам понадобиться, на судне у нас все тихо и спокойно, - произнес он, но Шадорова заметил его напряженный и внимательный взгляд.

- Да, вы не волнуйтесь, Петр Витальевич - это я вам оставил повестку, так что все в полном порядке. Моя фамилия Шадоров, а звать - Николай Васильевич, - представился он и указал на стул, что стоял по другую сторону стола. Вы бы присаживались, в ногах говорят правды нет, - улыбнулся оперативник и раскрыл уголовное дело, что лежало перед ним на столе, но предварительно дал возможность заметить, что это такое сторожу. Название папки и номер, цифры которого были выведены жирным шрифтом, произвели на Сорокина должное впечатление.

- Вот вы тут мне Петр Витальевич заявили о том, что у вас на судне полный порядок, благодать одним словом, - заговорил оперативник. Только это ведь как на это дело еще посмотреть, возможно, что с некоторых пор и стало называться порядком или может быть в порядке вещей, когда вот так запросто с теплохода пропадают капитаны, - произнес он с сомнением в голосе.

- Николай Васильевич, - произнес сконфуженный его словами сторож, - прости старого, не то хотел сказать, да видать черт попутал.

- Ну, если так, тогда можно и согласиться, что с него рогатого возьмешь, только и может козни строить порядочным людям, - улыбнулся Шадоров. А теперь давай Петр Витальевич поговорим о том, что случилось у вас на судне, а если быть предельно точным - на теплоходе "Практиканте". Сторож кивнул согласно головой и оперативник задал ему первый вопрос, - расскажи Петр Витальевич все, что тебе известно о Кравцове, сам понимаешь, что меня больше всего интересует случившееся.

Сорокин задумался на несколько секунд, затем начал рассказывать. С его первых же слов было сразу ясно, что с момента своего заступления на дежурство он времени даром не терял и подготовился к предстоящему разговору очень даже основательно.

- Кравцова Александра Васильевича я знаю достаточно давно, еще с того времени, когда работали вместе на флоте, - стал рассказывать Сорокин. Я ведь тоже ходил капитаном на том же проекте, а потом ушел на танкера, чтобы пенсия побольше была, - пояснил он. Мужик он хороший, компанейский, что уж там греха таить, бывало, и компанией где собирались, так с ним точно вам говорю, скучать не приходилось. В межнавигационный период порой тоже виделись, правда, в караванке по большей части. Одним словом сказать ничего плохого о человеке не могу, - произнес сторож и развел руками, мол, уж тут вы не обессудьте люди добрые.

Оперативник кивнул головой, соглашаясь со словами Сорокина и чтобы подбодрить его. Потом мы встретились вновь, но уже здесь, я к тому времени года два, как на пенсию вышел, да тоскливо стало без людей, скучно, хоть волком вой, вот и решил еще поработать сторожем. Оно, конечно, сторожить, не плавать, да все одно - флот, отсюда и душа радуется, да и с людьми постоянно видишься. Вот тут мы с Александром Васильевич и встретились вновь, посидели, конечно, самую малость, да, было, что уж там, вспомнили друзей - товарищей, коих вот уж и в живых сегодня многих нет. Так вот с тех пор каждое считай свое дежурство, и встречаемся на теплоходе. Они очень редко когда от борта "Туимского рабочего" отходят, все больше ремонтом занимаются, да когда курсанты придут, так сходят на несколько часов, а потом опять на свое место и пристанут. Откровенно говоря, в последнее время заметил я, что происходит с ним что-то не ладное. Задумчивый какой-то он стал, ну прямо по нему видать, как что-то его изнутри гложет, печаль, что ли какая. Я несколько раз порывался поговорить с ним по душам, да только вот все не знал, как начать, а просто так, ради интереса копаться в переживаниях совесть мне не позволяла. Да только видать не прав был, - произнес он сокрушенно, - может быть, чем помочь ему и смог бы, да только что теперь о том говорить.

- Может такое статься, что его механик к такому состоянию подвел? - задал осторожно вопрос Шадоров.

- Я тоже по первости именно так и подумал, когда Саша-то пропал, - подтвердил его слова Сорокин, - а вот когда мозгами своими пораскинул немного, так сразу и понял, что не в нем вовсе дело. Кравцов он конечно человек добрый и очень терпеливый к людям, не чета многим из нас, да только крутым может быть мужик в своих поступках, если что не так. Он, если бы в Колесниченко только дело было, - враз его размазал бы по палубе, списал одним словом с судна и весь на том недолгий разговор. Нет, тут мне думается, что боль его была гораздо сильнее, чем внутренние дрязги там всякие, а что с механиком, так это только малость усугубляло их взаимоотношения, но что-то все же и сдерживало. Мне кажется, что будь, к примеру, на месте Колесниченко другой человек, он бы с ним давно уже расстался, а вот Виктора Михайловича ничего, терпел.

- Действительно, - подумал оперативник и чего он с ним все это время нянчился, пинка под зад, и вся любовь, на кой черт ему было только нервы с ним трепать. Значит, было между ними все же что-то такое, что вынуждало его терпеть присутствие на борту судна Колесниченко, вопрос только - что или может быть кто? А в слух спросил совершенно о другом, - скажи Петр Витальевич, а может супруга до такой степени его запилила, что и свет не мил ему показался.

- Валентина, она конечно далеко не подарок, так ведь она же баба, что тут с нее возьмешь, - отмахнулся от его слов сторож. Нет, тут мил человек что-то посерьезнее с ним происходило, только кроме предположения у меня и нет ничего, - сказал Сорокин.

- Да нет, друг ты мой разлюбезный, - подумал оперативник, - большое дело сделал, мысль у тебя главное правильная, видать жизненный опыт действительно не пустой багаж. Как часто компании у него на судне бывали? - поинтересовался Шадоров.

- Да, как тебе сказать Николай Васильевич, - протянул он задумчиво. Скажи вот как мужик, ты же флот знаешь не понаслышке, следовательно, и сам прекрасно понимаешь, что исключить такое из нашей практики невозможно, главное в том деле меру знать надо и черту невидимую не в коем случае не переступать, а иначе беда может приключиться страшная.

- Вот про то я у тебя и спрашиваю, - подсказал оперативник.

- Тогда это совсем другое дело, - соглашаясь с ним, произнес сторож. В основном компания состояла из нескольких человек, ну там трое, когда правда и четверо бывало. По большей части все с женщинами любил Александр Васильевич свободное время провести за рюмочкой, так в этом вроде как вреда нет.

- А мужчины, что тебе ранее незнакомые, бывали у него на судне? - задал вопрос Шадоров.

- Раза, может два, но не больше, пожалуй, видел я с ним одного не нашего, точно говорю не из флотских. Комплекцией, наверное, такой же, как и сам Кравцов, только все почему-то в темных очках был, со зрением может у него что неладное? - предположил Сорокин. В каюту Кравцов его не приглашал и сразу с судна уходил вместе с ним на берег, а когда возвращался, так жутко злой был, не поверишь - желваки на скулах так ходуном и ходили. Он тогда молча к себе в каюту уходил и с час, а порой и больше не выходил на палубу. Не понравился мне тот мужчина, - произнес задумчиво Сорокин, - скользкий какой-то вест, и гонора в нем было много, словно чем-то обязан ему был Александр Васильевич, а может и наоборот, кто ж его знает.

- А как давно этот мужчина стал появляться на судне? - спросил у Сорокина заинтересованный его словами оперативник.

- Да не за долго до того самого вечера, когда исчез Кравцов, дней может за пять, - подумав немного ответил сторож, не помню точно.

- Он на автомашине приезжал или пешком приходил, - спросил с надеждой в голосе Шадоров.

- А кто его знает, на чем он приезжал, только видел я его каждый раз только пешком, как приходил, так и уходил, ответил уверенно сторож.

- И как долго Кравцов в таких случаях отсутствовал? - спросил оперативник.

- Да, минут пятнадцать, может двадцать, только одно могу сказать с уверенностью, что время проходило намного больше, если бы просто проводить до дороги.

- Похоже, что к Кравцову приходил один и тот же мужчина, о котором ему уже рассказывал Корольский, - подумал Шадоров. По крайней мере, уже двое сходились в одном мнении, что мужчина был далеко не друг и не товарищ Кравцову и разговор с ним каждый раз был не из приятных.

- Что же тебя Александр Васильевич могло с этим человеком такое объединять? - подумал оперативник.

- Скажи мне Петр Витальевич, - произнес Шадоров задумчиво, - во что одевался Кравцов, когда находился на судне, особенно по вечерам.

- Да тут и думать долго не надо, - ответил сторож, - все чаще в трико был таком темно-синем, майке, а на ногах тапочки домашние, знаешь, их еще шлепанцами называют.

- Это не они случаем обнаружились на корме "Туимского рабочего"? - спросил заинтересованно оперативник.

- А то, какие же, ясное дело, что его и были, - подтвердил сторож слова Шадорова.

- Петр Витальевич, а когда ты узнал о том, что капитан с теплохода исчез, да еще и при таких весьма загадочных, если не сказать странных обстоятельствах? - задал вопрос Шадоров.

- Когда пришел на дежурство, тогда мне напарник и сообщил, что так мол и так Кравцов пропал с судна. Вечером его еще Петр Борисович видал, это сторож наш третий, Коростылек, - пояснил Сорокин, - а утром свет на судне горит, двери открыты, а капитана нигде нет. Колесниченко потом на тапки Кравцова нам показал и говорит, - вот мужики по пьяни какое дело может трагическое случиться.

- Значит знал механик о том, что с вечера Кравцов не один, а с компанией сидел у себя в каюте, - спросил Шадоров.

- А чего тут не знать было, если в каюте у Кравцова все как на витрине, выпивка и закуска на столе, тут и ребенок несмышленый поймет, да Борисович и сам подтвердил это. Посмотрел я тогда на его тапки и действительно в аккурат они показывают, что Кравцов ровно выпрыгнул из них, о канат тот швартовный споткнувшись и так прямехонько за борт, да в Енисей нырнул. Только что-то мне с трудом вериться в такой исход, не мог Александр Васильевич глупо так вот взять, да и утонуть, хотя какая смерть не глупая бывает, - закончил он свою мысль.

- Да, печальный факт, что и говорить, а ты случаем женщин тех не знаешь, что у Кравцова бывали? - задал ему довольно таки щекотливый вопрос Шадоров.

- Как не знать, если их многие на флоте знают, но надо сказать были и такие, что первый и последний раз видеть пришлось, - спокойно ответил Сорокин. Женщины я тебе скажу представительные, красивые, тут как говориться все у него было в полном порядке. Вот только, откровенно говоря, одного я так и не смог понять, какого черта он с этой Иштыровой любовь крутил, - произнес сторож задумчиво. По сравнению с другими женщинами, так тут смотреть не на что, а вот надо же, хотя как говориться о вкусах не спорят.

- Скажи, а что, она часто у него бывала? - спросил оперативник.

- Да, нет, собственно говоря, я ее несколько раз только видал у него на судне, так ведь и дежурю надо понимать через двое суток, - пояснил сторож.

- Странная получается картина, - подумал Шадоров, - Колесниченко, незнакомый всем мужчина в очках и тут же Иштырова, просто какой-то получается замкнутый магический треугольник. Вот и разберись, кто из них имеет непосредственное отношение к таинственному исчезновению Кравцова. Наверное, многим могло показаться странным, что он так и не смог признаться даже себе в том, что Кравцов, по всей видимости, все же погиб.

- Но раз нет трупа, значит, следует считать человека без вести пропавшим, так как-то даже становиться легче на душе, - решил Шадоров.

Он внимательно посмотрел на сторожа, затем спросил, - Петр Витальевич, ты, когда сегодня утром с судна уходил, Колесниченко случаем не видал?

Сорокин посмотрел на оперативника, затем ответил, - нет, не видал, хотя он никак не мог пройти мимо меня, такого отродясь еще не бывало, да и машины его на площадке вроде как не было.

- Все таки я не ошибаюсь, - подумал оперативник, - москвиченок, что видел отъезжающим от дома, где проживает Иштырова принадлежал не кому иному, как Колесниченко, механику с теплохода "Практикант". Странно, очень странно, - подумал он, - что может объединять между собой Колесниченко и Иштырову. Почему сам Виктор Михайлович так тщательно старался скрыть свое знакомство с ней. Он же не мог не понимать, что рано или поздно, но его связь с Иштыровой станет мне известна, и все-таки пошел на этот шаг. Нельзя исключить, что им, а возможно только ему, как раз и нужно было время, чтобы я узнал об этом позже, когда удастся запутать следствие, а точнее сказать меня. Что ж уважаемый Виктор Михайлович, можешь бить в барабаны, тебе это удалось, - подумал он с огорчением, - но, впрочем, еще не вечер, так что не торопись радоваться раньше времени.

Так как молчание стало затягиваться, Шадоров поторопился задать сторожу последний вопрос, - Петр Витальевич, как ты считаешь, что могло случиться с Кравцовым.

Сорокин внимательно посмотрел на оперативника, и немного подумав, спросил, - тебе, как ответить Николай Васильевич, для протокола или по совести, как сам разумею? Шадоров заметил, как в его взгляде проскользнула хитринка, столь часто свойственная пожилым мужикам, которых жизнь крутила и ломала так, что порой волком хотелось выть. Вот по той причине и научились они умело обходить любые подводные, жизненные препятствия, как когда-то управляя своим судном.

- Откровенно говоря, - произнес задумчиво оперативник, меня интересуют оба твоих мнения, но больше, конечно же, как ты думаешь, а это значит что по совести.

- Тогда мнение мое будет для протокола таким, - произнес сторож рассудительно, - дело было как всем известно ночью, а Кравцов находился в подпитии и вполне вероятно, что в более сильном, чем необходимо, чтобы сохранить возможность контролировать свои действия. Проводив гостей, он самую малость ошибся в выборе курса и прямиком за борт-то и улетел. Вот, только тапки, что на ногах у него в тот момент были и остались, а течение в этом месте очень сильное, как ни как прорезь в русле реки, оттого оно словно в трубе протекает.

Шадоров вынужден был согласиться с рассуждением сторожа.

Он когда собрался уходить в прошлый раз с судна, ради эксперимента палку в воду бросил, чтобы можно было проследить направление течения, так вот верно говорит Петр Витальевич, быстро вынесло ее тогда на рейд, где баржи на якорях стояли.

- Ну, а если сказать откровенно - не вериться, чтобы за борт он мог упасть. Дело в том, что Кравцов очень хорошо знал черту, которую свято соблюдал, и не было силы, которая смогла бы заставить его принять более таковой. Что-то в тот вечер, а может и позже, произошло на судне, только мне оно Богом клянусь неведомо. Может такое случиться, что и не видал никто. Вот, к примеру, взять мужика Иштаровой или как ты ее там назвал Иштыровой. Сам понимаешь, какое чувство должен был испытывать мужик, которому баба рога наставила.

Оперативник кивнул головой, соглашаясь с ходом его рассуждений, которые не были лишены опять же простой, но верной житейской логики. Кроме того, не зря мужчина в темных очках приходил и по барски вел себя с капитаном, можно сделать предположение, туз козырный был спрятан у него в рукаве. Может быть, а может и блефовал, чтобы Кравцова на понт взять, - подумал Шадоров. Но даже для такого разговора должны быть какие-то веские у него основания, вот только как про то узнать можно и у кого? - подумал оперативник

- А потому, хоть и не поворачивается язык такое произнести, да что тут поделаешь, думаю нет все же более в живых Александра Васильевича и не важно где и как случилось такое с ним, - произнес сторож обреченно.

- Возможно, что ты и прав дорогой мой Петр Витальевич, да только вот ошибочка есть не большая, важно, ох как важно мне знать, где и при каких обстоятельствах такое могло с ним случиться, а иначе нельзя, - подумал с горечью оперативник.

- Хорошо, - произнес он вслух и стал быстро писать. Затем протянул бланк допроса Сорокину и показал где надо тому расписаться.

- А чего это ты мне прочитать не предлагаешь, что там такого интересного написал? - спросил с хитрецой в голосе сторож.

- А то и не предложил уважаемый Петр Витальевич, что ты за каждой буквой, что на листе появлялась, следил, как за показаниями приборов, - ловко парировал его выпад оперативник.

- Надо же, - удивился Сорокин, - а я думал не заметил. Ладно, чего уж там, - произнес сторож и поставил свою размашистую подпись там, где и было положено. Вернув бланк допроса и ручку оперативнику, он поднялся со своего места и сказал, - Николай Васильевич, я так понимаю, могу быть свободен?

- Верно, понимаешь, Петр Витальевич, - ответил с улыбкой Шадоров и тоже поднялся, - извини, что побеспокоить пришлось, сам понимаешь служба такая.

- Да какой тут может быть разговор, человек пропал, не скотина, ясное дело помогать надо.

- А раз так, значит остается только поблагодарить тебя Петр Витальевич, помог ты мне кое в чем разобраться, да и на мысль одну толковую надоумил. Он крепко пожал на прощание Сорокину руку и проводил до самой двери, чем доставил старику большое удовольствие проявленным к нему вниманием и уважением.

- Надо бы уточнить, а не брала ли случаем отгулы Иштырова? - подумал он и тут же сделал пометку в своем блокноте. Складывая в папку протокола допросов и копии запросов по ряду интересующих его вопросов, он обдумывал, как теперь ему поступить. Сначала решил, что надо все же ехать на судно и там как следует взять в оборот Колесниченко, а заодно и сторожа допросить. Но, хорошенько поразмыслив, он пришел к выводу, что нет у него пока гарантии в том, что разговор с Колесниченко даст ему ожидаемый результат. Все же разговор с механиком следовало отложить до лучших времен. Прежде всего, могут появиться дополнительные вопросы к Колесниченко после того, как он встретиться со сторожем Коростылек, именно он дежурил в тот вечер на "Туимском рабочем". Кроме того, он не терял надежды получить кое какие разъяснения и от самой Иштыровой.

- Может быть, все же стоит позвонить в речное училище и поинтересоваться относительно Елены Ильиничны? - подумал он. Позвонить, конечно же, можно, - продолжал размышлять Шадоров, - только вот что может дать ему телефонный разговор, кроме односложных ответов в виде "да" или "нет". Шадоров решил еще раз внимательно просмотреть свои записи, и как оказалось не напрасно. Именно одна из записей в его блокноте натолкнула на мысль о том, что следует провести исследования дна реки, начиная от носовой оконечности "Туимского рабочего" и ниже, насколько это будет возможно, с предоставлением схемы всего обследованного района. Не откладывая исполнение задуманного в долгий ящик, он тут же достал портативную пишущую машинку и застучал двумя пальцами по ее клавишам.

Вскоре соответствующий запрос был им подготовлен. Он еще раз прочитал его, чтобы убедиться, что все вопросы, которые его интересовали, нашли в нем свое отражение. Запрос можно было отправить почтой, но он решил, что будет гораздо лучше, если увезет его сам, к тому же следовало переговорить со специалистами - спасателями, чтобы кое-что с их помощью можно было уточнить. Теперь ему предстояло определиться - продолжать решать вопросы по Кравцову или заняться своими материалами, срок по которым скоро заканчивался. Для него это грозило большими неприятностями и не только со стороны начальника, но что было гораздо хуже - со стороны прокурора. Угроза встречи для дачи объяснения с прокурором показалась ему менее приятной, чем продолжать работать по данному уголовному делу.

Шадоров убрал его в сейф и стал доставать из него папки с материалами, чтобы окунуться в ставшую уже привычной работу, где можно было вычислить не только преступление, но и самого преступника по имеющимся в его распоряжении документами. Это было очень интересное занятие, которому Шадоров мог отдаваться с головой, уходя в решение бухгалтерский, и прочих финансовых ребусов. Неожиданно его осенила мысль, которая занозой застряла в мозгу. Как же он сразу не мог сообразить, что могло объединять Кравцова и того мужчину, манера которого держаться выдавала его превосходство. Из рассказов очевидцев, прослеживалась какая-то зависимость Кравцова от этого человека или от обстоятельств какого-то дела, к которому Александр Васильевич имел самое, что ни на есть прямое отношение. По всему чувствовалось, собственно говоря, он не от кого и не скрывал, что ему позарез нужны деньги, и он прилагал все силы к тому, чтобы изыскать нужную ему сумму. Вот тут - то даже можно предположить, что кто-то должен был ему определенную сумму денег, но не отдавал и вот теперь он решил ее у того человека вытребовать, во чтобы-то ни стало. Но в таком случае, какая она должна быть эта сумма денег, если допустить, что именно из-за них его могли убить?

- Чушь какая-то, - немного поразмыслив, произнес Шадоров вслух и решительным движением руки придвинул к себе поближе папку с материалами по факту хищения груза из контейнера во время его перевозки из Красновска до пристани Мошкино.

В предвкушении удовольствия от работы с документами, он открыл папку и извлек из нее акт комиссионной проверки, когда зазвонил телефон. С яростью в глазах, он посмотрел на аппарат, который словно в насмешку над его оскорбленными чувствами продолжал весело трезвонить. Матюгнувшись вслух, поднял трубку.

- Слушаю, - произнес он, - стараясь ничем не выдать своей ярости. Мне передали записку, сказали, что у вас находиться мой брат, - раздался в телефонной трубке тихий женский голос. Шадоров сразу понял, что звонит Иштырова, хотя она и не назвала себя.

- Елена Ильинична, - произнес он, - очень хорошо, что вы позвонили, будьте добры, подъехать ко мне. Я не хотел бы называть по телефону причину, но уверен, что мы с вами одинаково заинтересованы в этой встрече, - продолжал говорить Шадоров.

- Когда и где вам будет удобно встретиться со мной? - задала она вопрос.

- Если вы не возражаете, мы не будем откладывать нашу встречу на более позднее время. Знаете что, приезжайте ко мне, здесь и поговорим с вами обо всем, и он в нескольких словах объяснил Иштыровой, как быстрее можно добраться.

Положив трубку на аппарат, он задумался. Вскоре ему предстояло встретиться с женщиной, которая возможно и стала в тот роковой вечер причиной столь таинственного исчезновения Кравцова.

С нескрываемым сожалением он посмотрел на акт, что лежал перед ним. Документ манил, завораживая взгляд, ровными колонками цифр, что означали суммы, на которые был похищен товар во время его перевозки. Не в состоянии справиться с искушением он внимательно прочитал его и постарался вникнуть в содержание. Сумма похищенного груза впечатляла, лицо, а возможно и группа лиц, совершившая преступление, прекрасно знали, на что идут, игра, что и говорить стоила свеч. Решительным движением он убрал акт в папку, продолжая размышлять над тем, в каком месте пути во время транспортировки вероятнее всего могло быть совершено хищение, убрал папку в сейф, туда же положил остальные документы и извлек уголовное дело.

- Надо бы побеседовать с Кравцовой, - подумал он. Возможно, что ее необходимо поставить по очередности перед Колесниченко, - решил Шадоров и стал набрасывать на листе бумаги вопросы, чтобы не забыть и не упустить из виду что-нибудь для него важное, когда будет вести с ней разговор. На втором листе он успел расписать вопросы, которые собирался задать Иштыровой. Их у него набралось довольно много.

Отложив в сторону ручку, он задумчиво посмотрел на список, что лежал перед ним. Да, вопросов было на его взгляд более, чем достаточно, вот только ответы будут на них или нет у Елены Ильиничны предстояло в скором времени выяснить. Работая по уголовному делу, он необратил внимание на время и когда раздался осторожный стук в дверь, он посмотрел на часы, что висели на стене напротив него, и удивился, как оно быстро пролетело.

- Входите, открыто, - крикнул Шадоров, и дверь тут же открылась. В кабинет как-то не смело вошла женщина и остановилась у порога, очевидно не зная, что ей делать дальше. Она была невысокого роста, худощавого телосложения, фигура была скрыта под платьем свободного покроя, которое скрадывало все, что другие стремились выгодно подчеркнуть. Невзрачная на вид Иштырова, а это действительно была она, старалась, и держаться соответственно - как-то не заметно.

- Иштырова Елена Ильинична, - произнес утвердительно оперативник, - здравствуйте и проходите, пожалуйста, поближе. Широким жестом он указал на стулья, что стояли рядком, и сказал, улыбнувшись, - присаживайтесь там, где вам будет удобнее всего. Женщина не спеша, прошла к столу и смущенная проявленным к ней вниманием присела на краешек стула. Шадоров тут же представился женщине сотрудником водного отдела милиции. Продолжая разговаривать, он с нескрываемым интересом продолжать за ней наблюдать, стараясь понять, чем такая женщина сумела покорить сердце Кравцова, но к своему огорчению, так и не сумел разобраться.

Чтобы как-то снять напряжение, которое сковывало женщину, он спросил у нее, - скажите Елена Ильинична, как давно вы работаете в училище?

Женщина посмотрела на оперативника с непониманием во взгляде, затем ответила, - четвертый год.

- А какую, позвольте узнать, занимаете должность? - задал он ей следующий вопрос.

- Кастелянша, - ответила она тихо, - постельное белье курсантам выдаю, шинели, шапки, что на хранение мне сдают.

- А вы случаем не Маргариту Феофановну сменили на этом поприще? - спросил он с живым интересом.

- Ее, - ответила женщина и тут в ее глазах промелькнула живая искорка. Вы с ней были знакомые? - спросила она в свою очередь.

- Елена Ильинична, да я же сам когда в этом училище учился, так что многих там знал, в том числе и ее.

Продолжая вести отвлеченный разговор, он своего добился, было хорошо заметно, как первое оцепенение стало отпускать сознание Иштыровой из своих цепких объятий. За разговором не заметно пробежало минут десять - пятнадцать, пора было переходить к делу.

- Собственно говоря, я вот по какому поводу вас побеспокоил, - произнес Шадоров и посмотрел в глаза женщине.

В ее широко открытых глазах вновь появился испуг.

- Вы бы не могли рассказать мне о том, как провели время с восьми утра девятого июня и до восьми-девяти часов утра десятого?- задал вопрос Шадоров.

Она задумалась, затем негромко стала рассказывать.

- Утром, как обычно приехала на работу к девяти часам и сразу же прошла к себе в подвальное помещение, где располагается склад и камера хранения. Мне надо было произвести ревизию старой форменной одежды курсантов. Работы было довольно много, и закончить все смогла только к шестнадцати часам. Подготовила все необходимые документы и с ними пошла к начальнику училища. У него я пробыла до семнадцати часов вечер, пока он все их просмотрел и подписал. После этого я поехала домой и весь вечер пробыла дома с мужем, смотрела телевизор и вязала.

- Прекрасно, - воскликнул оперативник, которого просто поразило, с каким спокойствием она держится, не смотря на то, что испугана и причем, тут ему сомневаться, не приходилось - очень сильно. Да что вы говорите, это так интересно провести вечер в кругу семьи! - произнес он с восторгом. Скажите Елена Ильинична, а может, вы просто запамятовали, и в результате чего перепутали дни, - произнес он, стараясь оставаться по возможности спокойным.

- Да нет, что вы, я всегда очень хорошо помню, чем занимаюсь. У меня, говоря откровенно, большого разнообразия в жизни-то и нет, - ответила она с поразительным хладнокровием.

- В таком случае вы обязательно должны были запомнить тот вечер, он, несомненно, внес в вашу, как вы говорите скучную жизнь некоторое разнообразие, - сказал Шадоров с уверенностью.

- Не думаю, что у меня могло быть что-то новое, а тем более не обычное, - произнесла Иштырова задумчиво, но прежней уверенности в голосе у нее уже не было слышно.

- Ну, возможно, что новым такое мероприятие назвать и сложно будет, оно, как говориться старо, как сам мир, - произнес задумчиво оперативник. Только я почему-то более чем уверен, скучно вам быт не могло, - сказал оперативник с неприкрытым намеком, - уж будьте так добры, не разочаруйте меня в обратном Елена Ильинична. Иштырова ничего не ответила, только неопределенно пожала плечами.

- Тогда давайте поговорим , как если бы мы с вами оказались на вечере воспоминаний, сказал Шадоров и внимательно посмотрел в глаза женщине. Итак, первый вопрос, - как давно вы знакомым с Кравцовым Александром Васильевичем, капитаном теплохода "Практикант"? - произнес он негромко.

Было хорошо заметно, как она вздрогнула, словно от неожиданно прозвучавшего хлопка у нее под ухом.

Наступила продолжительная пауза. Прошло несколько томительных минут, и оперативник стал явственно ощущать, как в кабинете сгущается тягостное напряжение. Но вот она подняла на него глаза, полные немого укора, в которых на этот раз застыла невыносимая боль невосполнимой утраты.

Шадорову впервые пришлось встретиться с таким взглядом, который так откровенно отразил внутреннее состояние человека. Словно сама душа в этот миг застыла у женщины в бездонной глубине отрешенного взгляда. Ее широко распахнутые глаза, несомненно, видели не его, а что-то давно прошедшее, но запечатлевшее навечно в памяти, как самое близкое и дорогое.

- Елена Ильинична, - сказал Шадоров, - мне понятно ваше состояние, но я надеюсь, что и вы меня должны понять. Александр Васильевич был для меня не просто хорошим знакомым, с которым здоровался при встрече. Насколько мне известно, прошу заранее извинения, для вас он тоже не чужой человек.

Впервые за все время разговора она кивнула головой, соглашаясь с его словами, и торопливо достала из сумочки платочек, который приложила к глазам. Они моментально наполнились слезами, которые готовы были в любой момент хлынуть бурными потоками по ее побледневшим щекам.

- Елена Ильинична я хотел бы вас попросить рассказать, не утаивая от меня, все, что было в течение суток, и в особенности вечером девятого июня, - произнес настойчиво Шадоров.

Иштырова всхлипнула, но сдержалась, чтобы не разрыдаться и вскоре смогла начать говорить.

- Извините меня, пожалуйста, - тихо произнесла она, - вы правы, мне очень тяжело говорить о смерти Кравцова. Он, он, ну вы сами понимаете, - тут она замялась, не зная как продолжить говорить.

Оперативник пришел растерявшейся женщине на помощь, - Елена Ильинична, вы не расстраивайтесь так сильно, даю слово, разговор останется между нами и о нем ни кто не узнает, - заверил он ее.

- Благодарю вас, - ответила она, - сами понимаете, муж, да и на работе могут пересуды всякие нежелательные начаться, да и Валентина тогда сживет меня со света.

Шадоров кивнул головой, и не спеша, перевернул папку так, чтобы она смогла прочитать, что на ней написано, пока он неторопливо доставал чистые бланки протоколов допроса. Надо сказать, что на самого оперативника произвели большое впечатление слова Иштыровой о том, что Кравцов погиб.

Положив бланк протокола допроса перед собой, Шадоров принялся заполнять его реквизиты. Когда первая официальная часть им была соблюдена, он обратился к ней с просьбой, - Елена Ильинична рассказывайте все по порядку. Только давайте с вами сразу договоримся, не надо что-то от меня утаивать, это может обернуться против вас крайне не желательными последствиями.

- Поверьте мне, за это время я столько уже пережила, что готова рассказать все, что мне известно, иначе я просто сойду с ума от неизвестности, - заверила она торопливо.

Глава 3

Шадоров заметил, с каким титаническим трудом даются эти простые слова, которые для женщины, что сидела, поникнув напротив него, составляли какую-то самую светлую часть ее жизни, святое таинство, к которому нельзя прикасаться постороннему человеку.

- Как все же получается паскудно, - подумал оперативник с откровенным сожалением, - когда приходиться, словно в вещах, копаться в чувствах, в душе человека, а имею ли я на то право? Он не смог ответить на свой вопрос однозначно, а потому решил предоставить возможность развиваться дальнейшим событиям так, как им и было предрешено.

- Мы поговорили совсем немного, может быть минут десять, - продолжала свое повествование Иштырова. Как вам хорошо известно, в училище работает его супруга, а насколько она ревнива, не стоит рассказывать, так что наилучший способ не создавать конфликтную ситуацию, было ему уйти. Кравцов сказал мне, что он пошел в отпуск, получил деньги и теперь сможет заняться ремонтом машины. Он давно хотел это сделать, вот только, как мне известно, весь вопрос у него упирался в деньги и отчасти в свободное время. С его слов я поняла, что вполне возможно в ближайшее время деньги у него будут, а за время отпуска он не сомневался, что все успеет сделать.

- Он, что рассчитывал произвести ремонт на деньги, что получил в качестве отпускных? - поинтересовался Шадоров.

- Нет, я так не думаю, - ответила задумчиво женщина, - мне помниться он говорил, что свой финансовый вопрос решил или почти решил в каком-то другом месте.

Елена Ильинична, может быть, он называл фамилию или хотя бы имя человека, готового оказать ему такую финансовую помощь? - поторопился с вопросом Шадоров.

- Нет, Саша не говорил мне ничего такого. Я с его слов так поняла, что не помощь он нашел, а свое должен был получить, но в подробности этого дела Саша меня не посвящал, да и зачем мне было знать о его делах.

- Это уже что-то новое, - подумал он, - уж, не с мужчиной ли связано решение его финансовых проблем? А что, в этом мог быть заложен определенный смысл, да и по логике вещей словам Иштыровой можно было верить.

- Кравцов спросил у меня, когда уходил, смогу ли я провести с ним вечер? - продолжала свой рассказ женщина. Муж у меня в этот вечер работал в ночную смену, так что вопрос мог стать вполне разрешимым. Я пообещала, что обязательно приеду к нему вечером. Кравцов ушел, а я занялась своими делами. В семнадцать часов я покинула училище и поехала домой. А где-то часов в двадцать приехала к нему на судно.

- Вам приходилось бывать раньше у него на судне? - спросил оперативник.

- Да, я была там несколько раз раньше, так что хорошо знала, как можно добраться, - ответила, не задумываясь Иштырова. Саша встретил меня на берегу, где он прогуливался, поджидая. Мы с ним поднялись на борт теплохода "Туимский рабочий", а затем перешли на его судно. Он провел меня в свою каюту, там было чисто прибрано и очень уютно, накрыт по-праздничному стол. Мне всегда казалось, что в такие минуты, когда я нахожусь в его обществе, жизнь замедляет свой бег и устремляется совершенно в иную сторону. На душе становилось радостно и легко, хотелось петь и смеяться от счастья. Боже, думала я в такие минуты, неужели и я могу быть кем-то любимой и желанной. По характеру я человек очень замкнутый и к тому же стеснительный, но когда рядом со мной был Саша, казалось, во мне просыпалось что-то спрятанное в самых глубинах души, нежное и такое, что нельзя объяснить простыми словами. Мы с ним вдвоем посидели за столом, и нам было так хорошо, как ни когда раньше. Затем Кравцов сказал, что надо бы пригласить сторожа и старпома с другого теплохода, который по его словам тоже находился на борту. Я очень хорошо знала, что Саша компанейский человек, к тому же отчасти он делал это для меня, чтобы создать еще более непринужденную обстановку. Он вышел, и вскоре уже вернулся, правда только с одним сторожем, который представился Петром Борисовичем, до этого я видала его раз или два. Когда поинтересовалась у него, где же второй человек, он махнул рукой и с улыбкой ответил, что к старпому приехала жена. Мы тогда сели за стол и Саша торжественно объявил, что застолье по поводу его ухода в отпуск можно считать и является основной причиной, но главное - это присутствие на борту судна женщины, которую он очень уважает и ценит.

Шадоров отметил, как стали пунцовыми ее щеки, и понял, что это совсем не то, что первоначально он подумал. Да, парень, надо знать или справедливее будет сказано, понимать женщин, а так же значение того внимания, которого они достойны, чтобы понять, насколько, оно может быть для них дорого. Ее слова в данном случае не были дешевой саморекламой. Избавь Бог от таких пошлых мыслей, нет, в ней говорило искреннее чувство женщины, чувство настолько возвышенное, что его хотелось держать в своем сердце всегда.

- Втроем мы просидели за столом часов, до двадцати двух, может немного меньше, - продолжала негромко свой рассказ Елена Ильинична. К этому времени Петр Борисович заметно опьянел и сказал, что вынужден нас покинуть, сославшись на службу. Саша пошел его провожать, так как боялся, чтобы тот не свалился ненароком за борт. Пока он ходил, я прибралась в каюте, помыла стаканы, а пустые бутылки из-под водки и вина выбросила в открытый иллюминатор.

Это был очередной сюрприз, который заставил оперативника глубоко задуматься. А подумать ему действительно было над чем. Он собственными глазами видел совершенно иное, да и по документам, которые ему передали из прокуратуры, значилось именно то же. Шадоров хорошо все помнил, там была пустая бутылка из-под водки, что стояла под столом, еще одна недопитая на столе, несколько стаканов, банки из-под рыбных консервов, окурки и многое другое, что явно указывало на обычную попойку, но только не на следы праздничного ужина, о котором рассказывала Иштырова. В таком случае, если конечно верить словам Иштыровой, она все убрала, а бутылки выкинула, получается так, что после ее ухода была и другая пьянка, которая имела место уже гораздо позже. Но с кем в таком случае Кравцов мог продолжить застолье, вот в чем был вопрос, и ответа на него пока у него не было. Он надеялся, что рассказ Елены Ильиничны прольет хоть какой-то свет на это таинственное дело, но к его глубокому сожалению пока что получалось все как раз наоборот.

- Скажите, Елена Ильинична, когда Кравцов вернулся в каюту, вы не садились больше за стол? - задал он вопрос, который и сам считал достаточно наивным для взрослого человека, но не задать его он просто не мог.

Женщина спокойно посмотрела на оперативника и скорей всего догадалась, чем поняла, что это не глупость, допущенная с его стороны, а интерес совершенно иного характера, вызванный дальнейшими событиями, которые там имели место, и о них она ничего не знала.

- Нет, - просто и откровенно ответила она, - в этом у нас не было необходимости. Около двадцати четырех часов ночи Саша проводил меня до автобусной остановки и там посадил в такси, тут же рассчитавшись с водителем.

- Скажите, а во что Александр Васильевич был одет в тот вечер? - задал вопрос оперативник.

- Кравцов всегда уважал людей, которые его окружали, а потому, со своей стороны, всячески подчеркивал к ним свое внимание и уважение. Весь вечер он был в форменном костюме, и только когда мы остались вдвоем - снял китель. Провожал меня в костюме и даже в форменной фуражке, он очень любил ее носить.

- Странно, - подумал он, - Колесниченко утверждает, что под швартовным канатом стояли именно его, капитана тапочки, когда он их обнаружил. Кроме того, форменный костюм и его фуражка находятся в каюте капитана, - тут он и сам мог поклясться, потому что видел все собственными глазами в каюте у Кравцова. Значит, Александр Васильевич мог переодеться только после того, как проводил Иштырову. Кроме того, и Колесниченко говорил о том, что сторож видел, как капитан прогуливался по палубе судна в трико и тапочках. Время совпадает, значит, женщине пока что можно верить, решил он.

- Елена Ильинична, а Кравцов не говорил за столом о том, где он собирается взять деньги? - оперативник решил вернуться вновь к этому вопросу, поставив его в несколько иной форме.

Но Иштырова и на этот раз отрицательно покачала головой, - нет, не говорил, только вот вел он как-то себя довольно странно. С одной стороны был доволен всем, что происходило вокруг него, шутил, смеялся, только порой мне казалось, что его все же тревожит.

- Может быть, он боялся неожиданного визита Валентины Петровны, и потому подспудно его не покидало чувство тревоги, - предположил Шадоров.

- Нет, она никогда не стала бы ездить по ночам, чтобы убедиться, чем занимается ее благоверный, - ответила с пренебрежением в голосе Иштырова. Именно так Валентина его всегда называла не без издевки в голосе.

Было хорошо видно, даже не искушенному в таких делах оперативнику, что эти слова были произнесены Иштыровой с горечью.

Такое отношение говорило ему о многом. Прежде всего, свидетельствовало в пользу того, что сама Елена Ильинична не могла стать соучастницей преступления, если конечно только оно имело место в тот вечер.

- А, может статься, Кравцов еще кого-то ожидал к себе в гости, но они задержались? - поинтересовался у нее Шадоров.

- Я не могу этого отрицать или подтвердить, только Саша мне о них ничего не говорил, - ответила женщина.

- Скажите, а вы знаете о том, что в каюте капитана были обнаружены явные следы приличной пьянки? - задал вопрос оперативник и внимательно посмотрел ей в лицо.

- Да, - кивнула она утвердительно головой. В училище об этом говорил не только сам начальник, но и его заместители, которые там побывали, когда супруга Кравцова, Валентина Петровна, подняла шум и сказала, что он куда-то исчез.

- Вы можете в таком случае мне объяснить, почему такая разница в показаниях? - задал вопрос оперативник.

- Иштырова помолчала, - затем пожала плечами и ответила, - к сожалению, мне нечего больше сказать или добавить к тому, что я вам уже рассказала.

Тут Шадорова неожиданно осенила блестящая мысль, - Елена Ильинична, в каюте капитана есть несколько стаканов, не припомните, случаем, из каких вы пили вино и водку?

Иштырова посмотрела с удивлением в глазах на оперативника, не понимая, что его могло так заинтересовать.

- Когда я вошла в каюту, на столе стояли красивые стаканы из тонкого стекла с золотым двойным ободком в верхней части, - тут же, не задумываясь, ответила она, - других, Саша при мне не выставлял.

Оперативник открыл уголовное дело и стал торопливо просматривать содержание протокол осмотра, произведенного в каюте капитана. Затем отыскал еще несколько документов и сравнил записи между собой. Нет, он не мог ошибиться, везде упоминались обыкновенные, граненые стаканы, которые были на камбузе судна, емкостью двести пятьдесят грамм.

Шадорову тут же пришлось дополнительно уточнить у Иштыровой и о том, какая стояла на столе закуска. Вот теперь у него уже не вызывало сомнения, что в тот вечер Кравцов с кем-то продолжил гулять. Но это еще вовсе для него не означало, что женщина, находящаяся в настоящий момент в его кабинете, не была причастна к исчезновению капитана. Именно второе застолье она могла и скрыть, вполне обоснованно считая, что первая часть ее рассказа прозвучала вполне правдоподобно. Шадоров задумался, рассматривая ничего не выражающее лицо женщины. У него не было ни малейшей зацепки, чтобы уличить ее во лжи, но и поверить в искренность того, что она рассказала, попросту говоря, он теперь тоже не мог. Конечно, можно было попытаться отыскать такси и тогда водитель смог бы возможно подтвердить ее слова о том, что около двадцати четырех часов она вернулась домой. Но подобное происходило по большей части только в кино или детективных романах. Для него, в данной ситуации это было просто неприемлемо. Оставалось только надеяться на то, что эксперты окажутся более чем добросовестными и смогут отыскать для него хоть маленькую зацепку.

- Надо будет откатать ее пальчики и отправить экспертам для сравнения, - тут же решил Шадоров. Тут его взгляд совершенно случайно упал на лист бумаги с вопросами, что были набросаны им заранее, и который как нельзя к стати высунулся из-под папки.

- Елена Ильинична, прости меня за бестактность, но прошу вас ответить на такой вопрос, - муж знал или, может быть догадывался, о том, что вы встречаетесь с Кравцовым? Шадоров был уверен, что ответ на вопрос не получит, но не мог, поступит иначе, чтобы его не задать.

- Откровенно говоря, я не знаю, как такое могло случиться, но он действительно узнал об этом и буквально, перед тем как я побывала у Кравцова в тот трагический вечер, меня жестоко избил. Он и раньше относился ко мне как к скотине бессловесной, всячески унижал, а когда напьется, начинал издеваться, избивать или попросту выгонял из квартиры. Я все это время терпела от него такие унижения, надеялась, что он со временем образумится, и мы будем жить по человечески, но потом решила, что так будет лучше, если мы разведемся. Если вы думаете, что результатом такого отношения была я, тогда смею вас заверить, что глубоко заблуждаетесь в этом вопросе. Унизительное отношение к себе я испытываю с его стороны уже не один год, а Кравцов, с которым встретилась несколько раз, не только показал мне, а справедливее будет сказать - раскрыл глаза на то, что я женщина и что я тоже могу испытывать высокие чувства. Только за то, что Саша дал мне шанс почувствовать это, вселил надежду и уверенность, в меня как в женщину, не даст повода забыть его светлого облика до конца своей жизни. Мне кажется, что даже муж и тот это понял. Надо сказать, что его отношение ко мне резко изменилось, причем в хорошую сторону.

Шадоров с изумлением отметил, как на его глазах казалось забитая, невзрачная женщина, с испуганными глазами стала перевоплощаться, принимая совершенно иной облик.

- Вот черт, - подумал он с удивлением, - не зря говорят о том, что в каждой женщине скрыта такая внутренняя сила, которой можно только позавидовать. Только нужен повод для ее проявления. Какие же в таком случае мы мужики дураки, когда пытаемся отыскать что-то, как мы считаем стоящее на стороне, не замечая сокровище необыкновенной красоты души и лишаем себя замечательной возможности окунуться с головой в бездонное море чувств, прямо у себя под боком. Он и сам вдруг осознал, что за все время разговора у него не разу не проявилось в душе чувство омерзения или гадливости по отношению к женщине, само поведение которой, казалось, должно было вызывать у него, по меньшей мере, чувство неприязненного отношения.

- Послушай, идиот в погонах, - сказал он себе мысленно, - ты сам-то помнишь, когда оказывал внимание своей супруге, хотя бы букетик цветов ей подарил? К своему стыду он не смог такого припомнить, по крайней мере, в ближайшие несколько месяцев.

- Так ведь понимать надо, работа у меня такая, - он тут же сделал попытку оправдаться перед своей совестью. Не надо сваливать все на работу, к сожалению не только ты, но и многие мужчины, попросту очень быстро свыкаются с мыслью о том, что рядом находиться просто жена, а не женщина со своими маленькими радостями, нежными чувствами и трепетным желанием любить и быть любимой. Вот так семейная жизнь постепенно и становиться чем-то обыденным, а где же в тебе тот огонек, влюбленность, ураган чувств, который просыпался от одной только мысли о предстоящем свидании с ней, дорогой и обожаемой девушкой твоих сказочных грез.

- Надо бы сделать пометку в блокноте, что бы цветов купить супруге, - подумал он и тут же с большим трудом смог сдержаться, чтобы не матюгнуться, - ну ты и осел зациклившийся на своей работе.

- Какая реакция была у мужа, когда он узнал о вашей любовной связи с другим мужчиной? - поторопился с очередным вопросом Шадоров.

- А какая может быть в таких случаях реакция? - горько усмехнулась она. Сначала, как и следовало ожидать стал кричать, обзывать проституткой, шлюхой, грязной подстилкой, а затем, когда напился, совсем озверел и стал избивать руками и ногами.

- Он знал Кравцова? - спросил оперативник у женщины.

- Да, знал, что для меня все еще остается полной тайной. Мне казалось, что не одной живой душе об этом не могло быть известно.

- В адрес Кравцова с его стороны были какие-нибудь угрозы, когда он вас избивал? - последовал следующий вопрос.

- Да, - тихо ответила она, - муж сказал, что обязательно его убьет, чтобы тот не смел больше, совращать чужих женщин. Только мне хорошо было известно, насколько сам он не постоянен в этом вопросе. В припадке пьяной ярости, он и не пытался этого скрыть от меня, наоборот выставлял во всех подробностях, как он с ними занимается любовью.

- Вот теперь версия о том, что могло произойти убийство Кравцова супругом Иштыровой на почве ревности стало приобретать вполне реальные очертания, подумал Шадоров. А кем и где работает ваш супруг? - последовал новый вопрос.

- В строительной организации, кочегаром, - тут же ответила женщина и назвала точный адрес.

- В июне нет такой надобности, чтобы осуществлять жесткий контроль за котлами, скорей всего работает один, чтобы только можно было поддерживать технологический режим какого-то производства и других работ, - подумал оперативник. Если так, то доехать на такси до судна, можно сказать, для него могло быть минутным делом. Затаиться поблизости, таких мест на берегу более чем достаточно, подождать, а когда убедился в том, что его супруга была у Кравцова найти способ как его ухлопать. Практически вопросов как это сделать, чтобы все выглядело совершенно правдоподобно, и было похоже на несчастный случай, не могло возникнуть. Наверняка он мог разработать не один план и к тому же очень хорошо знал, где Кравцова можно найти и кем он работает. Оставалось только пождать, когда наступить подходящий случай, чтобы задуманное привести в исполнение. Все это так, но со слов сторожа, жаль вот только, что сам еще с ним не успел поговорить, он якобы видел капитана теплохода "Практикант", когда тот прогуливался по палубе. Но в данном случае он мог посчитать, что Кравцов, утомившись от дел любовных, вышел на палубу, чтобы немного охладиться и подышать свежим воздухом. Кроме того, получается так, что сам сторож находился в приличном подпитии и скорей всего вышел из своей каюты только на минуту, по какой-то надобности, вернувшись к себе - уснул. Собака скорей всего была где-то закрыта и у него с Кравцовым на этот случай была договоренность, что как только он проводит Иштырову, выпустит ее. Вот только в выстроенной им, и к тому же не лишенной определенной логики цепочки его рассуждений не сходилось одно место - наличие стаканов и прочего, что свидетельствовало о присутствии других гостей в каюте капитана. Да, но не соответствие получается только в том случае, если верить полностью словам женщины, а вот тут у него как раз и была проблема. Шадоров так и не сумел полностью исключить, что она могла выдавать желаемое за действительное. Если говорить о самих стаканах, так она с большой уверенностью могла знать о том, что у Кравцова в каюте есть именно такие, о которых только что мне рассказала. Ее в принципе можно было понять, что ни говори, но пить женщине в компании с мужчинами из стаканов или еще лучше стаканами, не очень-то вяжется с обликом чувственной и расположенной к занятиям любовью даме. А вот стоит только произвести замену граненого, на стакан из тонкого стекла, да еще и с золотыми ободками, и тут же застолье, превращается в настоящий праздник, где царит некоторая утонченность, взаимопонимание и любовь. К тому же на одном из стаканов он сам заметил во время осмотра следы красного вещества, которое вполне могло оказаться губной помадой. Экспертам был поставлен вопрос, произвести его исследование и определиться в прямом его назначении. Вот теперь в цепочке его рассуждений все сходилось как нельзя лучше. У него не могло быть сомнения в том, что, вернувшись на свое рабочее место, муж Иштыровой наверняка заручился алиби.

- Ваш супруг работал раньше в других местах, кроме строительной организации, может быть, к примеру, на речном флоте? - решил Шадоров задать еще один вопрос из простого любопытства.

Иштырова посмотрела на него удивленными глазами, затем сказала, - когда мы с ним познакомились, он ходил на небольшой самоходке, вместе со своим братом. После того, как мы поженились, он еще года два на ней проработал. Правда, потом поссорился в организации, которой судно принадлежало с кем-то из начальства, и уволился.

- Вот тебе и еще одно подтверждение, в пользу твоей версии относительно убийства Кравцова из чувства ревности, - чуть не присвистнул оперативник. Да он же должен был прекрасно в таком случае ориентироваться в вопросах техники безопасности и не мог не заметить, что между двумя судами нет трапа. Остальное, как говориться в таких случаях, было делом техники.

Шадоров почувствовал, как в его душе появляется все больше уверенности в том, что с Кравцовым не мог произойти просто несчастный случай, если только ему в этом не помогли. Наличие комнатных тапочек под швартовным канатом было не что иное, как намек на то, что искать капитана надо в Енисее. Всякое в жизни случается, он, хоть и капитан и очень даже осторожный человек, что ни говори, но как говориться и на старуху бывает проруха. Оставалось еще кое-что уточнить, и можно было брать Иштырова, везти в отдел и здесь с ним разговаривать до тех пор, пока он не расколется. В том, что ему удастся его расколоть, Шадоров не сомневался, на этот счет у него была припасена маленькая идея. Но, прежде всего, ему предстояло еще кое-что уточнить.

- Елена Ильинична, вы знакомы с Колесниченко Виктором Михайловичем? - спросил Шадоров.

- Если только вы говорите о механике с теплохода, где работал Кравцов, тогда с полной уверенностью могу сказать "да".

- Как и при каких обстоятельствах, вы с ним познакомились? - задал вопрос Шадоров.

- Я знаю Колесниченко очень давно, - сказала Иштырова, - дело в том, что мы с ним родственники, его жена, моя родная сестра. Вот это была поистине ошеломляющая для него новость.

- Какого тогда черта Колесниченко пытался скрыть сам факт родства с Иштыровой? - подумал он с негодованием. Да только в одном случае, ему было на руку оставить все в тайне, чтобы скрыть сопричастность к таинственному исчезновению капитана. Натянутые взаимоотношения между ними, ревность, которая обуяла рогоносца, как раз и могли стать причиной того, что Кравцов так о себе и не заявил, да, по всей видимости, никогда и не заявит. Теперь оперативник почувствовал себя в роли гончей собаки, что взяла след зверя. Обстановка в каюте Кравцова только дополняла картину произошедшего в тот вечер. Ему было жаль расставаться с предположением о том, что сама Елена Ильинична оказалась простой игрушкой в руках у обоих мужчин, но обстоятельства дела, к сожалению, а может быть и нет, свидетельствовало не в ее пользу. Именно Колесниченко, а не таксист, мог быть тем человеком, кто способен обеспечить мужу Иштыровой сто процентное алиби. Сколько надо времени, чтобы на своей машине привезти, а затем и отвезти Иштырова с места преступления? Кроме того именно Колесниченко и никто другой мог точно знать о том, что Кравцов в тот вечер остался на судне. Кроме всего прочего только ему было доподлинно известно, со слов самого капитана, о том, что он поругался с Валентиной. А его прибытие на судно после разговора по телефону, тут можно было предположить с большой долей вероятности, касался вопроса денег. А если принять во внимание его настроение, результат был положительным и свидетельствовал о том, что Иштырова обязательно будет вечером у него на судне. Весомым подтверждением тому мог стать портфель Кравцова, который был явно набит не бумагами. Собака Колесниченко знала, а значит, могла и не отреагировать, когда они проникли на судно. Нет, что бы тут не говорили, а момент, для того, чтобы разделаться с Кравцовым, был выбран самым подходящим. У них оставалось в запасе достаточно времени, чтобы замести все следы из расчета, что все подумают, капитан отправился в рейс прокатиться. Именно Колесниченко, и его сообщникам или сообщнику, тут как раз оперативник не видел существенной разницы, не составляло большого труда, после совершения преступления, привести все в каюте капитана в соответствующий вид.

Не исключено, что мужчина в темных очках, занимает в их планах вполне определенное место.

- А что, - подумал оперативник, представив себя на месте преступников, - пусть ментяры поищут некое загадочное лицо, которое проявляло к Кравцову явное недоброжелательство. Что ж можно со всей откровенностью сказать, задуманное у них получилось и очень даже неплохо. Оперативник действительно принял к сведению версию о падении Кравцова за борт, как вполне реальную и принялся ее разрабатывать. И все же Шадоров не исключал возможность того, что причиной исчезновения капитана мог послужить тот самый мужчина в темных очках. Как же он не обратил внимания, что тапочки стояли слишком уж вызывающе и просто кричали о том, что вот свидетельство несчастного случая, смотрите, опера и удивляйтесь своей наивности. А этот злодей в черных очках, разве от него за милю не чувствовалось, как сквозит желание поквитаться с человеком, которого он, по всей видимости, и не знал достаточно хорошо. На самом же деле выходит, за всеми стоял Колесниченко, который со своими амбициями зашел настолько далеко, что не остановился перед убийством. Даже если он и не совершал преступление непосредственно сам, но уж без его-то участия совершить такое преступление было довольно таки затруднительно. У Шадорова теперь не вызывало сомнения, что непосредственный исполнитель преступления мог быть только муж Иштыровой. Вот теперь Шадоров поверил всему, что Елена Ильинична ему рассказала, и не сомневался, такой мог в пылу ревности совершить убийство. Волнение, которое его охватило, казалось, достигло своего предела. Ему даже не верилось, что он вышел на след преступников и раскрыл преступление. Несомненно, это была удача, его удача. Но требовалось еще сделать очень многое, а главное не опережать события. Тут он вспомнил, что не выяснил еще один вопрос.

Внимательно посмотрев в глаза Иштыровой, спросил, - вы утром сразу на работу поехали или нет?

Она с удивлением посмотрела на оперативника и после непродолжительного размышления ответила, - утром за мной заехал на своей автомашине Колесниченко, я и уехала с ним.

- Значит, все-таки не ошибался, это был москвич Колесниченко, - подумал с удовлетворением Шадоров. Елена Ильинична, не затруднит ответить, из-за чего между вами произошел разговор, мягко говоря, на повышенных тонах? - задал он вопрос женщине.

От него не могло укрыться, что она сильно разволновалась и не знает, как ответить на заданный ей вопрос.

- Вам откуда стало об этом известно? - вместо ответа, она задала вопрос оперативнику.

- Так скажем, в этом как раз и нет большого секрета уважаемая Елена Ильинична, особенно, когда откроете дома почтовый ящик и достанете из него повестку, в которой вас извещают о желании встретиться со мной.

- Значит, вы там были, и все видели, - произнесла она как само собой разумеющееся.

- Именно так все и было, как вы только что догадались, - подтвердил, не моргнув глазом Шадоров ее слова. А теперь, как говориться - откровенность за откровенность, жду вашего рассказа, - произнес он, но уже требовательно.

- Сегодня утром Колесниченко заехал за мной, чтобы поговорить относительно наших взаимоотношений с Кравцовым. Он уже несколько раз пытался, как он выражается, вразумить меня от такого неверного шага. Все закончилось тем, что мы с ним в очередной раз поругались, и тогда он сказал, чтобы я собиралась и ехала с ним.

Сначала мы съездили к нему домой, где на меня навалились они теперь уже вдвоем с сестрой. Я, в конце концов, вынуждена была пообещать им, что больше такого не повториться. После этого они немного успокоились, и Колесниченко отвез меня на своей автомашине в училище.

- Как-то опять все получается довольно странно, - промелькнуло в голове у Шадорова. Если Колесниченко принимал пусть даже косвенное участие в совершенном преступлении, зачем он едет к Иштыровой и требует от нее отказаться от Кравцова. Это, что фарс какой-то с его стороны? Он-то по логике вещей, точно должен был знать, что отказываться Елене Ильиничны уже практически не от кого. А, что, если ее слова, не более, чем импровизация в процессе разговора. Да, черт возьми, работы впереди больше, чем ему показалось в начале разговора.

- В каких взаимоотношениях находится Колесниченко с вашим мужем? - поинтересовался оперативник.

Иштырова пожала в ответ неопределенно плечами, но все же сказала, что все это время он старался не вмешиваться в нашу семейную жизнь. Но мне не раз говорила сестра о том, что он всегда очень сильно переживал за меня. Беседа продлилась еще, наверное, с полчаса, пока Шадоров заполнил протокол допроса, и она не читая, все подписала. Когда Иштырова покинула кабинет, и оперативник остался один, он глубоко задумался. В том, что совершенно преступление, у него никаких сомнений более на этот счет не оставалось. С некоторой долей условностей можно было сказать, что появились реально подозреваемые лица в его совершении. Оставалось дело за маленьким, чтобы они чистосердечно сознались во всем и естественно показали, где труп Кравцова. Если только окажется, что он был выброшен за борт, а в этом оперативнику не приходилось сомневаться, тогда вопрос мог оказаться тупиковым. Шадоров решил, что разговор с Кравцовой надо будет отложить на следующий день, когда он поговорит со сторожем. Но дальнейшие события стали развиваться совершенно не по его сценарию. На следующий день Шадоров уже улетел на север, чтобы собрать материалы по недостачам грузов. Сообщения шли одно за другим с пристаней и баз, в адрес которых он поступал. Вышестоящее руководство усмотрело в участившихся случаях хищения грузов наличие хорошо организованной группы преступников, и тут же последовал приказ в довольно категоричной форме, свернуть все предыдущие дела и срочно разобраться. Уголовное дело было передано в следствие, где ему и надлежало находиться. Шадоров должен был испытывать удовлетворение, теперь он наконец-то получил возможность заниматься только своими делами. Но как это порой случается, оперативник не ощутил в душе желаемого облегчения, наоборот, появилась какая-то пустота. Возможно, что сказалось его незаконченность, когда вот так стоишь на пороге открытия чего-то очень для тебя важного, а дверь не открывается или захлопывается прямо перед самым твоим носом. Начальник отдела, когда Шадоров принес дело по таинственному исчезновению Кравцова остался доволен проделанной работой и сказал, что следователь теперь без особых проблем доведет его до конца. Было приятно слышать, что подполковник тоже согласился с его выводами и считал Колесниченко и мужа Иштыровой главными подозреваемыми в совершенном преступлении, сама же она проходила по делу, как их соучастница. На севере он попал в непогоду, и авиация на местных линиях встала на прикол. Добираться до места Шадорову приходилось теперь только с помощью судов. Благо хоть в этом у него не было проблем, в основном благодаря своей прошлой работе. Как говорится, нет худа без добра, за это время он повстречал многих своих однокашников.

Так незаметно пролетела неделя, пошла вторая, когда скоростной пассажирский теплоход доставил его к причалу речного вокзала.

Поездку можно было назвать успешной, Шадоров вез с собой полный дипломат транспортных документов, заявлений и претензионных материалов. Все материалы требовали проведения большого объема проверок, назначить ряд экспертиз, и он еще в пути следования принялся их внимательно изучать и делать соответствующие пометки. С речного вокзала он отправился прямиком домой, но не удержался и зашел в здание вокзала, откуда позвонил в отдел. Трубку поднял дежурный капитан Храмцов.

- Привет Алексей, как ты поживаешь в своем скромном одиночестве и ничегонеделанье? - произнес он.

- А, значит, соизволил появиться, сачок несчастный, - воскликнул весело капитан, - тогда здорово. Скажи, когда появишься на работе или считать тебя все еще в командировке? - поинтересовался он.

- Алексей, давай договоримся, сегодня еще я в командировке. Считай без малого я дома десять дней не был, детишки и те поди забыли какой я, - произнес Шадоров.

- А может как раз, и отдохнули все от тебя, - пошутил дежурный.

- Только не скажи, что и ты в том числе, - сказал оперативник.

- Вот я как раз больше всех доволен тем, что тебя не было, а то опять теперь начнешь лезть со своей философией, расчетами и тому подобной галиматьей, призывать к совести, - ответил дежурный со смехом.

- Алексей, - решил перейти Шадоров к делу, - я вот по какому поводу тебе звоню, что там с Кравцовым, не подскажешь?

- А что с ним может быть? - спросил в свою очередь Храмцов. Ты мне только скажи, нашли его или нет, как с теми, что под подозрением были, они что-нибудь стоящее рассказали? - спросил он с нетерпением.

- Знаешь, что я тебе скажу, мне сдается, что никто по этому вопросу и палец о палец не ударил, пока ты на собаках по северу мотался, - ответил капитан. Экспертизу, правда, привезли, я имею в виду, ее результаты, сам видел. Знаю, что-то еще пришло, это я так, как говорится, краем уха слышал, вот вроде бы и все, - ответил он. Ты вот что, - произнес серьезно Храмцов, - ехал бы домой, да занимался семьей, а завтра придешь в отдел и все узнаешь, так что - до утра.

- Бывай, - буркнул в ответ Шадоров и положил трубку. Похоже, что дежурный говорил правду, дело зависло на том обороте, на каком оно и было передано в следствие. Он прекрасно понимал, что следователи и оперативники не успевают работать, как говориться даже по перспективным делам, а тут темнуха, хотя вроде подозреваемые по делу и есть. А что, собственно говоря, ему переживать, дело теперь передано другим, он свое сделал, вот и думать надо о том, кто совершает хищения грузов, и где они происходят в пути следования или в порту, пока их отгрузят для дальнейшей транспортировки водой на судах до места назначения.

Добравшись, минут через сорок до дома, он забыл обо всем и с большим удовольствием стал возиться с ребятишками, которые страшно по нему соскучились. Жена и дети как-то само собой помогли снять весь груз напряжения последних дней командировки.

Утром Шадоров поспешил в отдел и с радостью повстречался со своими товарищами. Как и следовало ожидать, ничего существенного за время его отсутствия не произошло, все были загружены рутинной работой под завязку, и ему пришлось сразу же приступать к своим обязанностям.

Шадоров оформил результаты своей командировки довольно пространным рапортом, и вскоре большая часть материалов возвратилась обратно к нему, только теперь с визой начальника и легла ему на стол, что означало принять к исполнению и помнить о сроках. В кабинете было по-прежнему тихо и уютно, он с удовольствием разложил на столе материалы и уже собрался приступить к работе над ними, когда зазвонил телефон.

- Слушаю, - произнес он, недоумевая о том, кто смог так быстро его отыскать.

- Зайди ко мне, - послышался в трубке спокойный голос подполковника, - дело есть.

- Вот черт, - разозлился оперативник, не даст с материалами разобраться, - но тут же убрал в сейф документы, закрыл кабинет и пошел к начальнику.

Как обычно дверь была слегка приоткрыта, что давало возможность видеть, как начальник отдела что-то быстро пишет в лежащем перед ним уголовном деле.

- Разрешите Александр Дмитриевич, - произнес Шадоров, входя в его кабинет.

- Раз я тебе сказал зайти, значит заходи, - буркнул тот в ответ, продолжая писать. Оперативник вошел и сел на стул, так чтобы оказаться ближе к выходу, могло пригодиться в случае, если ему придется быстро отсюда ретироваться.

- Поближе садись, разговор будет, - сказал начальник, который быстро разоблачил уловку своего подчиненного. Он дописал последнюю строчку и положил ручку, а рядом с ней очки, потер указательным пальцем переносицу и только после этого посмотрел на сидящего перед ним оперативника.

- Так вот, - сказал он, - разговор у нас с тобой будет следующего порядка. Прежде всего, хочу обратить твое внимание на крайне плохую исполнительность. Как понимаешь, в нашей работе подобная вещь недопустима, больше того - это преступление. По ряду материалов, которые находятся в твоем исполнении, просрочены все сроки, чем естественно вызвал неудовольствие со стороны нашего прокурора, мое тоже, - добавил он, - за что получишь взыскание по всей форме, из чего тебе следует сделать незамедлительно соответствующие выводы.

Заметив, что Шадоров собрался что-то возразить, он поднял руку и произнес, - возражения не принимаются, оправдания тоже, так что прошу пересмотреть свое отношение к порученному тебе делу. Будем считать, что первая часть нашего разговора закончена, о чем я лично сообщу прокурору. Теперь относительно привезенных тобой материалов, мне необходимо к вечеру завтрашнего дня получить от тебя подробный рапорт, с предложениями, что необходимо по ним предпринять.

- А чего его делать, если самому и придется все исполнять, - произнес негромко оперативник.

- Правильно товарищ старший лейтенант мыслить начинаешь, что ни говори, а тебе наказание впрок пошло, надо бы мне это учесть в дальнейшем. Что же касается твоих подробных предложений, а именно в таком виде они должны будут лежать у меня на столе, поясняю, предназначены для того, чтобы можно было осуществлять за твоими действиями полный контроль со стороны руководства, стало быть - меня. Ты же помимо всего прочего еще и инженер, пусть даже в прошлом, следовательно, такая система тебе должна быть хорошо известна, - произнес подполковник поучительно.

- Значит, получается так, что все написанное мною будет обращено против меня, - произнес Шадоров с удивлением.

- Именно так все и следовало тебе понять с самого начала, сказал с глубоким убеждением в голосе подполковник. Знаешь, мне всегда, откровенно говоря, нравилось работать с толковыми ребятами, - сказал начальник отдела и улыбнулся, заметив с каким обескураживающим видом, смотрит на него оперативник. А теперь перейдем к последнему вопросу, - произнес он, - надеюсь, что дело по исчезновению Кравцова ты не забыл.

- Нет, конечно же Александр Дмитриевич, как можно, но я же его уже передал вам и думал ...

Подполковник не дал ему закончить мысль, - думал, что подозреваемых по делу доставят в отдел и здесь они станут говорить как на исповеди все, что успели сотворить.

- Именно так я и думал, - кивнул головой Шадоров, не понимая к чему клонит подполковник.

- Правильно думал, да только не кому этим заниматься, вот и придется тебе продолжать, - а кто лучше тебя, его знает? Скажем так, ты продолжаешь по нему выполнять отдельные поручения следователя.

- Хорошо, - ответил оперативник, я согласен, только кто мне будет их давать.

- Кого это их? - переспросил подполковник.

- Я, имею ввиду отдельные поручения, которые мне придется выполнять, - пояснил Шадоров.

- В данном вопросе все гораздо проще, чем ты думаешь, - ответил начальник. Ты должен продолжать работать над тем, чтобы его раскрыть, вот и флаг, стало быть, тебе в руки, а барабан на шею.

- А дело тогда где? - спросил Шадоров.

- Как это где, да там же где ему и положено быть - у следователя, надо будет что-то тебе посмотреть - бери, но каждый раз возвращай обратно. Если нет больше ко мне вопросов, тогда иди и займись делом, сказал подполковник и тут же водрузил на свой нос очки, давая тем самым понять, что время аудиенции истекло.

Шадоров поднялся и спросил разрешения уйти.

- Я думал, что тебя уже нет, - буркнул недовольным голосом подполковник. Он взял ручку углубился в изучение очередного документа.

- Вот старый хрыч, - подумал, уходя Шадоров, - сам пашет, как прокаженный, и нас держит так, словно мы у него негры на плантации.

Следует отдать должное, оперативник очень уважал подполковника за справедливость и доброе отношение, которое тот питал ко всем своим подчиненным без исключения, кроме того, всегда по-хорошему завидовал его необыкновенной работоспособности. Оказавшись на улице, он встал перед вопросом о том, куда ему пойти. Все же решил для начала сходить к следователю и познакомиться с результатами экспертизы, а так же ответами на ранее сделанные им запросы. Со своими материалами всегда успею поработать, тем более, что за них он уже все равно наказан.

Следователь Прохоров был занят тем, что допрашивал какого-то человека по делу о краже из автотранспортного цеха запасных частей. Он молча протянул оперативнику уголовное дело и продолжил допрос. Шадоров сел за временно пустующий соседний стол и стал внимательно изучать заключение экспертизы. Как он и ожидал, по отпечаткам пальцев на стаканах почти ничего не удалось извлечь для пользы дела. А предполагаемая помада на деле оказалась кровью, которой, как значилось в документе, оказалось недостаточно для производства лабораторных исследований. Итак, на деле получалось, что экспертиза ничего положительного дать не смогла. Правда, на бутылках было кое-что, но результат и тут был сомнительным. Зато аккуратно подшитые документы, полученные из Центральной спасательной станции, были просто великолепными по своему содержанию. К подробному рапорту прилагалась схема обследованного участка дна реки и дано его подробное описание. Оказывается, прорезь имела глубину в несколько метров, что формировало на данном участке течение сложного гидродинамического свойства направленного действия, близкое по своему действию к происходящему в аэродинамической трубе. В связи с чем, течение было очень сильным, что затрудняло проведение обследования водолазами. Спасатели ничего не нашли, да и сложно было рассчитывать на то, что при таком сильном течении попавший в него человек смог бы остаться на дне или даже где-то вблизи берегового откоса. Данные, которые были приведены в документах спасателей, подтвердили полностью его первоначальное предположение, течение было направлено в сторону рейда. В таком случае Кравцова не надо было даже убивать, достаточно было просто сбросить за борт, остальное за преступников должна была сделать сама река. Его крик, даже если такое предположить, не могли услышать по одной простой причине, некому было слышать, на рейде стояли только несамоходные суда, а от "Туимского рабочего" его должно было течением очень быстро утащить в низ. К тому же следовало помнить, что сторож вероятнее всего крепко спал, передоверив свои обязанности собаке. Она в свою очередь где-то была закрыта, по крайней мере, на время, необходимое для совершения преступления.

Шадоров просмотрел остальные запросы, которые касались личности свидетелей и подозреваемых, но все было чисто. Он закрыл папку и молча положил ее на стол следователя Прохорова, покинул его кабинет и отправился к себе.

- Будет лучше, если я все же займусь своими делами, - подумал он, а дело Кравцова, по всему видать, готовы спустить на тормозах. В принципе у него оставалась небольшая надежда на то, что все же заговорят подозреваемые. Только и он теперь понимал, что без трупа Кравцова эти показания, мягко выражаясь, не могли быть достаточно эффективными. Вернувшись в свой кабинет, он принялся за материалы по недостачам грузов и с увлечением проработал до самого обеда.

- Хорошо, - подумал Шадоров, улыбаясь с хитрецой, - что не сказал начальнику о том, что еще дорогой, пока возвращался кружным путем, ознакомился практически со всеми документами и теперь был в состоянии подготовить по ним подробный рапорт.

Если так пойдет дело, то он еще до конца рабочего дня сможет его закончить и съездить с утра на "Туимский рабочий", по его данным именно завтра должен был дежурить сторож Коростылек. Кроме того, он рассчитывал в ближайшее время встретиться с Кравцовой и допросить ее. Что касается мужа Иштыровой, тут он, откровенно говоря, не знал, как поступить. По логике Елена Ильинична уже должна была проинформировать не только Колесниченко, но и его супругой о том, что оперативник знает все, по крайней мере многое о их взаимоотношениях не только между собой, но и с Кравцовым. Фактор внезапности, на который он так рассчитывал, потерял свою актуальность, и теперь надеяться получить положительный результат было более, чем глупо.

- Ничего не поделаешь, - подумал он с тоской, - но хотя бы формально, он просто обязан был найти и допросить Иштырова.

Работая в кабинете по материалам проверок, он решил позвонить в училище и узнать, как там поживает Кравцова. Минут через десять он уже знал, что она два дня как ушла в очередной отпуск и уехала на неделю к своим родным. Так, значит и здесь у меня пролет, - подумал он с горечью. Он стал по календарю считать дни и определил дату, когда можно будет заглянуть к ней с визитом или оставить повестку, чтобы вызвать в отдел. Он решил, что больше пока по уголовному делу Кравцова сделать ничего не сможет, и с чистой совестью взялся за свои материалы по кражам грузов. К семнадцати часам вечера рапорт по всей форме в двух экземплярах был у него уже готов. На отдельном листе бумаги он составил список предложений по всем материалам и положил в папку, чтобы передать ее начальнику, но не ранее установленного им же срока. По пути домой, он зашел к подполковнику и попросил разрешения с утра съездить на "Туимский рабочий", чтобы допросить в качестве свидетеля сторожа.

Подполковник посчитал проявленную инициативу вполне приемлемой, и даже разрешил, в виде исключения, не присутствовать Шадорову на утренней планерке.

На следующее утро Шадоров был уже к восьми часам на борту теплохода. Он считал, что вполне мог ошибиться, вот почему решил застать на рабочем месте обоих сторожей. На его счастье Коростылек оказался на судне и в подтверждение расчетов, которые сделал оперативник, готовился заступить на дежурство. Сорокин, которого Коростылек менял на дежурстве, встретил оперативника, как старого знакомого, но не удержался, и, не скрывая своего "восхищения", отметил, поразительную оперативностью, с которой тот работает.

Намек был более чем прозрачным и Шадоров, не желая остаться в глазах хорошего человека идиотом, был вынужден пояснить, что пришлось срочно улететь в командировку, из которой только что вернулся. Сорокин, чтобы не мешать предстоящей беседе, попрощался со всеми и отправился домой, а Шадоров и Коростылек остались на борту теплохода "Туимский рабочий".

- Может быть, будет удобнее продолжить разговор в каюте, - предложил сторож, - да за одно и чайком побалуемся.

- Дельное предложение, - подумал оперативник, которому очень не хотелось, чтобы его увидел Колесниченко и главное своевременное, так как по его подсчетам, тот вскоре должен был появиться на судне. Они прошли в каюту, где Шадоров сел за стол и положил на него папку с документами, а Коростылек занялся чайником.

- Петр Борисович, - решил начать разговор Шадоров, - я надеюсь, что вам понятна цель моего визита к вам.

- Конечно, Николай Васильевич, - ответил тот, - можешь задавать мне свои вопросы, я с радостью на них отвечу, хотя, если уж говорить откровенно, не все в тот вечер было с моей стороны ладно. Но как говориться отвечать надо и я готов.

- Вот так, получается, что его уже обо всем предупредили, - сделал малоприятный вывод для себя оперативник, - что ж, может оно даже так и к лучшему будет. Он достал чистый бланк допроса и принялся его заполнять. Коростылек на первый взгляд производил впечатление человека с открытой душой, простого и порядочного. Но вот он сел поближе к столу и приготовился отвечать на вопросы оперативника.

Глава 4

- Кравцова я знаю давно, как ни как столько лет вместе проработали, - немного подумав, начал свой рассказ Коростылек. Отношения между нами были всегда хорошими, не скажу, что мы с ним были друзьями, но что товарищами - это, вне всякого сомнения. Какое то время мы с ним не виделись, я ушел на пенсию, пару лет не работал, а потому вижу, что не смогу так больше, устроился сторожем сюда вот. Тут нас опять с ним судьба и свела, да видать не к добру, - произнес Коростылек с горечью в голосе. Виделись мы с ним почти каждое мое дежурство, теплоход по большей части все под кормой стоял, отходили в рейс они крайне редко. Да и что это за рейс, если длился несколько часов, а потом снова возвращались. Порой совпадало так, что он оставался дежурить на судне или когда с Валентиной не лады у него бывали, так тоже здесь предпочитал оставаться. Порой случалось, что и по стопочке выпивали, но не более того. А вот в прошлый раз вышло все наоборот, очень мне даже неприятно вспоминать тот вечер, тяжелым камнем лег он мне на душу, в том, что произошло, есть и моя доля вины, - произнес сторож и опустил голову. По его виду можно было без особого труда понять, как тяжело он переживает трагедию.

- Кравцов и раньше порой компании водил на судно, но в основном это были все наши флотские или там женщины какие приходили, - продолжил свой рассказ сторож. Только вот один раз мне все же пришлось видеть мужчину, с которым Кравцов разговор вел. Да по всему видать не очень приятным для него он был, так как вернулся Александр Васильевич злой и очень раздраженный. Как я понимаю, тебя тот человек интересует? - сказал сторож.

Оперативник кивнул головой в знак согласия с его выводом и попросил описать внешность того мужчины.

Коростылек задумался, затем сказал, словно извиняясь, - совсем немного я его видеть мог, но так, как говорил мне о нем Петр Витальевич, могу подтвердить, что это был тот же самый мужчина.

- А не могло случиться так, что Кравцов выдвигал какие-то свои условия, но их не мог принять мужчина, который так выводил его из себя, - подумал Шадоров. Приход неизвестного мужчины на судно к Кравцову, а не наоборот, мог свидетельствовать только об одном - капитан имел, как говориться за душой такое, что заставляло кого-то с ним считаться, может статься, был у него козырной туз в рукаве. Это было пока ни чем не подтвержденное его предположение, возможно простая догадка, но Шадоров не собирался пока что ее сбрасывать со счетов.

- Петр Борисович, - обратился к нему оперативник, - я понимаю насколько тебе тяжело вспоминать тот злополучный вечер, но мне необходимо знать все, что тогда произошло. Коростылек посмотрел на чайник, который начал подавать признаки жизни, тяжело вздохнул и заговорил, негромко. Чувствовалось, какого огромного труда ему стоило воспроизвести шаг за шагом все, что произошло в ночь с девятого на десятое июня.

- Кравцов в тот вечер вернулся на судно в приподнятом настроении, - пояснил Коростылек. Был в форменном костюме, а в руках нес свой старенький портфель, который я помню у него еще по прошлой работе на флоте. Увидев меня, Александр Васильевич сказал, что по случаю своего отпуска решил устроить у себя на судне маленький сабантуй и по такому случаю приглашает меня составить ему компанию. Я по началу отказываться стал, сам понимаешь, работа есть работа. А он засмеялся и сказал, что все будет нормально и никуда "Туимский рабочий" без него не уйдет. В конечном итоге я согласился. Тогда Кравцов отправился к себе и сказал, что займется приготовлением стола, а меня попросил встретить женщину, которая обещала к нему вскоре приехать, если только к тому времени он не освободиться сам. Кроме меня он решил пригласить старпома с "ВТ-52". Следует заметить, что он тоже принял предложение Александра Васильевича. Как-то сама атмосфера в тот вечер располагала к тому, чтобы немного посидеть за рюмочкой, поговорить о былом. Прошло с полчаса, может немного больше, когда неожиданно к старпому приехала его супруга, и он отказался от приглашения Кравцова. Потом на борт судна поднялась Елена Ильинична. Она и раньше бывала у Кравцова, который в свое время нас и познакомил. К тому времени я закрыл собаку в одной из кают "Туимского рабочего". Я из каюты на корму судна, а тут как раз вышел на палубу своего теплохода Кравцов и сам встретил Иштырову. Все вместе мы пошли к нему в каюту, где был накрыт стол на четверых человек. Мне пришлось объяснить Александру Васильевичу, что старпом не придет, так что гулять будем втроем. Его это нисколько не смутило, - ничего, нам в таком случае больше достанется, - сказал он со смехом. Мы сели за стол и Кравцов на правах хозяина стал разливать спиртное.

- Что пили водку или вино? - задал оперативник вопрос.

- Мы с Александром Васильевичем водку, а для женщины у него была открыта бутылка сухого вина, если не ошибаюсь - "Варна".

- Рюмками или стаканами отмечали отпускные капитана? - поинтересовался Шадоров. По такому случаю Кравцов выставил на стол три стакана из тонкого стекла с золотыми ободками, а рюмок, насколько мне помниться у него отродясь на судне и раньше-то не бывало, все стаканы почему-то.

- Может вера у него какая особая была, - произнес со смехом оперативник.

- Сколько мы в такой теплой компании пробыли я не помню, что-то в тот раз быстро захмелел и Кравцов проводил меня до каюты на "Туимском рабочем".

- Кроме вас, кто-нибудь еще был на судне? - спросил оперативник.

- Откровенно говоря, на этот вопрос точно ответить не смогу, - развел сторож руками, - опьянел сильно.

- А где собака была, тоже не припомнишь? - задал Шадоров вопрос Коростылеку. Тот с минуту обдумывал вопрос, стараясь припомнить, что было после того, как он оказался на палубе "Туимского рабочего".

- Нет, хоть убей, не могу вспомнить, - произнес он с удрученным видом, - словно бес меня тогда какой попутал. Только помню еще, что когда вышел поздно ночью на палубу, плохо мне что-то стало, так видал, как Кравцов по палубе прохаживался.

- А где он был, на своем судне или базовом? - тут же поинтересовался оперативник.

- Да, вроде как у себя на баке он был, меня мутило сильно, так что сам понимаешь, не до того, было, - ответил откровенно сторож. Я еще потом думал спуститься к нему, поговорить, да только тяжесть навалилась такая, что только до койки и смог добраться, а он так и оставался на том же месте. Только мне думается, он подышать свежим воздухом выходил, в каюте-то душно, там вентиляция сам знаешь какая.

- Мог, конечно, - подумал Шадоров, но с таким же успехом вполне вероятно предположить и иное - он мог ожидать кого-то.

- Послушай Петр Борисович, а Кравцов, когда вы за столом сидели, не говорил случаем о том, как решил вопрос с финансами? - спросил у сторожа оперативник.

- Нет, за столом разговоров о работе и деле каком, не было, - ответил не задумываясь Коростылек. А вот припоминаю, когда он еще только вернулся, и мы с ним разговаривали, хлопнул Александр Васильевич меня по плечу и сказал, - понимаешь, говорит Борисович вот ведь дело какое, решил я вопрос с машиной. Его-то машина напрочь сгнила, и все мы знали, что сильно он переживал с ее ремонтом, деньги все не знал где взять.

Тут Шадоров задумался, а сторож поднялся и прошел к столику, на котором стоял чайник, который только что закипел. Он уже не от одного человека слышал о том, что Кравцов долгое время решал вопрос с ремонтом своего жигуленка и каким-то благополучным образом все же сумел добиться своего. Все сходилось к тому, что мужчина мог быть именно тем связующим звеном в вопросе с финансами, которые были Кравцову нужны позарез. Только как-то не вписывалось в общую картину взаимоотношение между таинственным мужчиной и Кравцовым. Со слов очевидцев, которые, так или иначе, оказались свидетелями их встреч, назвать их дружескими как-то не поворачивался язык, скорей можно было сказать наоборот. Объяснения, даже мало-мальски стоящего, чтобы его можно было принять в качестве версии столь странному поведению Кравцова, и незнакомого мужчины у него не было. Предположение о том, что Кравцов упал по неосторожности за борт, в результате чего утонул, на его взгляд было тоже не очень-то убедительным. Оставалось только два направления розыска, каждое из которых могло привести его к участникам преступления или завести окончательно в тупик. Он еще подумал и стал склоняться к мысли о том, что второе предположение, касающееся тупика, было наиболее вероятно. В это время Коростылек поставил перед ним кружку с ароматным чаем, а сам сел рядом.

- Скажи мне Петр Борисович, только откровенно, - произнес оперативник задумчиво и придвинул кружку поближе к себе, - что могло случиться после того, как ты его видел в последний раз.

Сторож очень внимательно посмотрел ему в глаза, немного подумал, словно собираясь с мыслями, затем сказал, - не мог Александр Васильевич за бот свалиться, понимаешь, какое дело, Николай Васильевич, не мог. Он еще немного подумал, затем приложил руку к сердцу и произнес, - вот оно не принимает, а я, откровенно говоря, привык всегда полагаться на него. Думается мне, - он на секунду замолчал, - тут дело нечистое, только затрудняюсь сказать почему. И не подумай, пожалуйста, что я с себя вину пытаюсь снять, упаси тебя Бог от такого. Только не тебе объяснять, что как раз несчастный случай с Кравцовым, всех бы устроил в равной степени.

- Что ж, - подумал оперативник, - Коростылек сказал то, что он сам все это время не мог позволить высказать вслух.

- И сдается мне, что причиной всему как раз и могли стать деньги проклятущие, что не давали Кравцову спокойно жить, - сказал сторож. Да и посуди сам, кто вот так, запросто живешь, выложит тебе или мне скажем кругленькую сумму в несколько тысяч рубликов, как с куста, и это при его-то окладе.

- А что, - сказал Шадоров, - в твоих словах Петр Борисович есть определенный смысл.

- Вот и я все о том же говорю, - откликнулся ободренный поддержкой оперативника сторож, - что бы отдать такие деньги, посчитай на досуге, сколько ему для этого работать надобно. Тут он замолчал, и они принялись с большим удовольствием пить чай.

Когда кружки наполовину опустели, оперативник вновь задал Коростылеку вопрос, - а вот могло, скажем, случиться такое, что муж Иштыровой решил свести с ним свои счеты, заподозрив супругу свою в неверности?

- Почему нет, мог, конечно, - согласился с ним сторож, - только по мне так больше сдается, что мордобоем все бы у них и закончилось. Откровенно говоря, не припомню я за свою жизнь такого случая на флоте, чтобы вот так из-за бабы и лишить человека жизни.

- Так-то оно так, только вот люди говорят, что Колесниченко, и тот на ножах со своим капитаном жил, - произнес задумчиво Шадоров, внимательно наблюдая за реакцией сторожа.

- Так это ж всем давно было известно, только я тебе прямо и говорю, что за дело его Кравцов гонял. Будь, я на его месте, так давно бы с судна списал, а этот еще с ним нянчился. Такой, как Колесниченко мог очень даже запросто пойти на какую-нибудь подлянку, но вот чтобы преступление совершить, так у него кишка тонка, - сказал Коростылек с уверенностью.

Шадоров пил чай, и все больше проникался неприятной мыслью, похоже, он зашел в тупик, случилось как раз то, чего опасался больше всего. Допив чай, он достал чистый бланк и стал быстро его заполнять. Затем протянул документ Коростылеку и попросил того ознакомиться с его содержанием. Петр Борисович очень внимательно все прочитал и остался доволен тем, как все в нем было изложено. Он взял ручку и вывел несколько размашистых подписей в местах, где ему указали.

- Ладно, бывай Петр Борисович, приятно было с тобой познакомиться, спасибо за чай, - произнес он, поднимаясь из-за стола, и направился к выходу.

- Заходи на чаек, коли время, когда будет или в наших местах, ежели, ненароком объявишься, - ответил тот.

- Непременно загляну, дело пока не закрыто, так что все еще может статься. Они спустились вниз, и когда подходили к металлической решетке, на надстройке появилась собака, которая принялась яростно облаивать оперативника. Сторож на нее прикрикнул и она с недовольным видом, продолжая рычать, села. Тут у Шадорова возник вопрос, который он чуть было, не упустил из вида.

- Петр Борисович, скажи, а вот когда ты утром вышел из каюты, где собака твоя была? Коростылек посмотрел на него с недоумением, затем задумался.

- Знаешь, Николай Васильевич, по-моему, она так в каюте и оставалась. Точно, там и оказалась, я ее, когда выпустил, так она бедная только и успела, что на берег сбежать, а там уж и отвела душу, видать сильно ее прижало.

- Благодарю, - ответил оперативник, пожимая на прощание, сторожу руку, - ну давай неси свою службу. Он спустился по трапу на берег и пошел вдоль корпуса "Туимского рабочего".

- Значит, получается так, что собака не могла помешать проникнуть свободно на борт судна любому постороннему человеку, без всяких помех, - решил Шадоров. Нет, дорогой Петр Борисович, - Кравцов не прогуливался по палубе, он кого-то ожидал и тебя подпоил специально, чтобы не смог, и не только ты, но и никто другой видеть человека или людей, что должны были принести ему деньги. Одно вот только не понятно в этом деле, какого черта ему было создавать вокруг ремонта автомашины такую таинственность. Хотя если опять же взять, да хорошо подумать, так вроде бы дело было и не в машине вовсе, а в деньгах и вероятно довольно таки крупных. И не опасения Кравцова о том, что Валентина сможет узнать о них, нет, тут что-то другое должно быть. Вот только что? Шадоров поднялся по пологому склону на берег и вышел на дорогу, что вела, петляя между деревьев к мосту через Енисей. А что если заглянуть на спасательную станцию, да поговорить с водолазами. Если только ему не изменяет память, Колосов, заместитель начальника станции, проработал там довольно долго и наверняка сможет ответить на его вопросы. Тут он вспомнил, с какой аккуратностью, и в каких подробностях было выполнено заключение экспертизы, что сделал Колосов, последние его сомнения сразу же испарились, что туман над Енисеем. Не раздумывая более, Шадоров миновал настежь открытые ворота и оказался на территории спасательной станции. Проходя мимо стоявших автомашин, обратил внимание на жигуленка, который казалось с присущей ему какой-то собачьей верностью ожидал прихода своего хозяина, руки которого вероятно больше уже никогда не лягут на его послушный руль. Оперативник отвернулся, ощущая, как в душе стала скапливаться горечь обиды на столь несправедливую на его взгляд к Кравцову Судьбу. Он вошел в настежь распахнутые двери и поднялся на второй этаж. На его счастье Колосов оказался на месте и первый же работник спасательной станции, что встретился на его пути, указал, где находится рабочий кабинет. Дверь кабинета, который располагался в самом конце коридора, тоже была распахнута настежь. Шадоров постучал по косяку, рассматривая кабинет с широкими окнами, что выходили на Енисей. Колосов, по всей видимости, искал какую-то бумагу среди многих других, что стопками лежали на его столе. Он прервал свое занятие и поднял голову на стук, чтобы посмотреть на человека, который посмел оторвать его от столь важного занятия.

- Здравствуй Виталий Дмитриевич, - произнес, приветливо улыбнувшись, Шадоров и вошел в кабинет. Колосов ответил ему крепким рукопожатием, сразу же признав в госте оперативника.

- Извини Николай Васильевич, - сказал Колосов, - вот с самого утра ищу тут один приказ. Черт его знает, куда только он смог запропаститься, а мне он вот так нужен, - и заместитель начальника провел ребром ладони по горлу. Да, ты садись, рассказывай, по какому опять делу пожаловал, что-то давненько о тебе не слышно было Я тут, между делом у Колесниченко интересовался, так тот сказал, что все заглохло, - произнес Колосов, продолжая перебирать с обреченной настойчивостью документы. Шадоров сел на стул и окинув взглядом на столе пачки бумаг, случайно обратил внимание на несколько маленьких по формату листиков, которые вполне могли соответствовать документу, что так упорно пытался откопать заместитель начальника.

- В командировку пришлось срочно уехать, а там обстоятельства заставили задержаться, да и другой работы было более, чем предостаточно, - ответил он, словно оправдываясь. А Колесниченко не прав, дело нельзя закрыть, пока ничего толком не ясно в отношении того, где и что случилось с Кравцовым.

- Это хорошо, что не забросил, - сказал Колосов удовлетворенно, - человек он был хороший, да и дело надо заметить какое-то темное очень.

Оперативник протянул руку и извлек замеченные им листки, которые были вложены в какой-то журнал и служили, по всей видимости, там закладкой.

- Ты, Виталий Дмитриевич случаем не его пытаешься отыскать? - спросил он, протягивая документ, на котором, как он успел заметить, было отпечатано "Приказ Љ...".

- Его, - воскликнул радостно Колосов, - Николай Васильевич, а не мог ты, к примеру, часом раньше ко мне заглянуть? - поинтересовался тот с улыбкой.

- Да тут дело не во мне, просто чистая случайность, - ответил оперативник, - довольный тем, что теперь наверняка сможет поговорить с Колосовым в спокойной обстановке. Он не ошибся в своем предположении. Заместитель тут же стал складывать документы обратно в шкаф, часть из них последовала в огромный по размерам металлический сейф, из дверцы которого торчал массивный ключ. Минут через пять стол был чистым и Колосов с удовольствием занял за ним свое место, всем своим видом давая понять, что готов выслушать посетителя.

- Виталий Дмитриевич, я бы хотел поблагодарить тебя за то, что нашел время подготовить великолепное заключение по результатам обследования, проведенного твоими водолазами, - сказал Шадоров.

Колосов кивнул головой, соглашаясь с его словами. По его лицу было хорошо заметно, что ему приятно слышать такое о результатах своей работы.

- Но сейчас меня очень интересует ряд вопросов, по которым я бы хотел получить подробную информацию, а заодно и проконсультироваться, - произнес Шадоров.

- Чем смогу, рад буду помочь, - тут же откликнулся Колосов и приготовился слушать.

- Дело, собственно говоря, вот в чем, - произнес оперативник задумчиво, - трудно сейчас что-либо сказать более определенное, но только сдается мне, что Кравцов оказался той ночью в Енисее. Он заметил, как сразу напрягся Колосов и даже наклонился слегка вперед, желая что-то сказать. Опережая его, оперативник продолжил говорить, - в данном случае уже даже и не важно, если только так можно выразиться, каким образом он там оказался. Можно только предположить, что вполне вероятной причиной мог послужить несчастный случай или результат преднамеренно совершенного преступления. Дело в другом, если предположить, что он упал за борт именно в этом месте, допустим там, где были обнаружены его тапочки, сажи мне, куда может течением реки выбросить труп.

- Вот теперь понял, что тебя интересует, Николай Васильевич, - ответил с удовлетворением Колосов, - тебе нужен труп Кравцова.

- Совершенно верно, - тут же откликнулся Шадоров. Понимаешь, Виталий Дмитриевич, тогда появиться возможность установить, что послужило причиной его смерти. Тут, как ты и сам понимаешь, несколько версий может быть. Допустим, упал в воду и захлебнувшись, утонул - одно дело. Тогда можно смело считать, что произошел несчастный случай и с этим следует смириться. Если же на его теле будут обнаружены телесные повреждения, травмы различные, значит, смерть наступила в результате насильственных действий, и в таком случае надо будет искать преступников. Вот тогда стоит задуматься и о мотивах самого преступления, а так это все равно, что шарится в потемках, - сказал он и замолчал. Колосов несколько минут молчал, обдумывая вопрос, затем поднялся и подошел к книжному шкафу, в котором рядами и стопками красовались книги, какие-то альбомы или атласы. Он достал один из таких и вернулся с ним на свое место. Одного взгляда Шадорову было достаточно для того, чтобы определиться, что перед ним лежит лоцманская карта реки Енисей от Красноярской ГЭС до устья реки Ангара. Не смотря на то, что в настоящее время он не работал на флоте, карты, подобные той, что лежала в настоящий момент на столе, были у него в кабинете в полном комплекте. Ему постоянно приходилось прибегать к помощи таких карт, когда рассчитывал путь следования грузов, по которым обнаруживалась недостача. Его прошлая специальность давала возможность неплохо в них разбираться. В прошлом судоводитель, он просто обязан был их знать. Только вот вопрос, с которым он обратился к Колосову, был настолько узкоспецифичным, что дать на него ответ мог только очень хороший специалист, даже больше того - практик.

- Я Николай Васильевич работаю в этой службе очень давно, а потому естественно пришлось мне повидать за свою жизнь более, чем достаточно, - начал он, - так вот большинство трупов течением реки выносит вот на этот остров. Но как закон это происходит только в том случае, если тонет человек вот в этом или в этом вот районе. Колосов стал водить по карте шариковой ручкой, показывая оперативнику места, откуда утопленников выносит течением реки на остров.

- Если только утопление происходит вот в это месте, - тут Колосов стал показывать район несколько ниже предыдущих, то трупы очень часто оказываются вот в этой самой протоке.

- Значит, затяжное течение в этом месте настолько сильное, что даже по руслу не проносит? - спросил, удивлено Шадоров, здесь же перекат и довольно сильное течение.

- Верно, - подтвердил Колосов предположение оперативника, - только все именно так и происходит. В нашем случае его могло течением отнести на рейд, как я уже указывал в пояснительной записке, течение здесь очень мощное, водолазов сносит, - пояснил он. Далее можно предположить несколько вариантов, - сказал Колосов. Минуя рейд, тут не всегда стоят баржи, его могло отнести течением вот сюда, в этом месте действует очень сильное свальное течение и тогда его следует искать вот на этой полосе. Колосов сопровождал свой рассказ показом ручкой мест, где труп мог оказаться.

- Но мог быть отнесен несколько речнее, и тогда его надо будет искать вот в этой протоке. - А больше он никуда не мог попасть? - поинтересовался Шадоров.

Колосов отложил в сторону ручку, что держал в руке. Продолжая рассматривать карту, ответил, - раньше такого не случалось, так что можешь считать это как мое официальное утверждение.

Шадоров сделал очередную пометку в блокноте, затем задал еще вопрос, - возможно, такое, чтобы он сам или его труп зацепился за якорную цепь? Колосов посмотрел на него, немного подумал, затем произнес, - сам он, конечно же, мог такое сделать, как говориться утопающий за соломинку хватается, а вот труп, так тут сомнительно. В его словах был заложен большой смысл, кроме того, и сам Шадоров понимал, что во время выборки якоря его заметили бы члены команды толкача. И тут ему пришла в голову довольно таки шальная мысль.

- Скажи Виталий Дмитриевич, а в твоей практике случаем не было такого, чтобы кто-то на спор пытался под баржей или другим судном проплыть?

- Было раза два, только все они закончились плачевно, - ответил Колосов. Дело в том, что из-за разности в скорости потоков воды вблизи корпуса судна, а точнее сказать его смоченной части, образуется не одинаковое давление и человека, который там оказывается, как бы пришлепывает к его днищу.

- Стало быть, человек все-таки может попасть в такую сложную ситуацию? - задал вопрос оперативник.

- Предположить, конечно, такое можно, если его туда затянет течением, - произнес утвердительно спасатель. Но можно с таким же успехом предположить и другое, что сам он или его труп могли попасть в винты судна. В таком случае вероятность того, что Кравцов будет вообще когда-нибудь найден, оставалась ничтожно маленькой.

- У меня еще один вопрос, - сказал оперативник. Допустим, утопленник одеждой или еще каким-либо образом зацепился за какую-нибудь корягу на дне реки?

- Очень даже запросто, - тут же согласился с ним Колосов, - такое было и не раз.

- Есть вероятность того, что он всплывет на поверхность? - поинтересовался Шадоров.

- В таком случае возможно два варианта, - сказал Виталий Дмитриевич. Во-первых, его может замыть песком или илом, одним словом навечно похоронить. Во-вторых, по истечению некоторого времени труп всплывет. Период этого времени зависит от температуры воды в реке, так как всплытие напрямую связано с биологическим распадом, что происходит в таком случае внутри тела. При нынешней температуре воды такое возможно не ранее, чем дней через двадцать, а то и больше. По крайней мере, именно так происходило раньше, - сказал Колосов. Они еще поговорили минут двадцать, и Шадоров, поблагодарив Колосова за консультацию и столь ценную информацию, покинул его кабинет. Вернувшись в отдел, он приготовил запрос в диспетчерскую пароходства, с целью установить наличие несамоходных судов, а так же место их стоянки в ночь с девятого на десятое июня. Затем составил справку и напечатал отдельное поручение, чтобы сержант на служебном катере проверил указанные им места с целью вероятного обнаружения трупа Кравцова. Теперь можно было заниматься своими непосредственными вопросами, связанными с хищением материальных ценностей.

Потянулись дни ожиданий, так как отправленный к Иштыровым на квартиру сержант вернулся с пустыми руками. Хозяева отсутствовали уже несколько дней, так пояснили ему соседи. Из училища сообщили, что Елена Ильинична взяла очередной отпуск, а с места работы ее супруга о том, что тот находится в отгулах по семейным обстоятельствам. Попытка установить мужчину в очках закончилась полным провалом, и все дальнейшие поиски Кравцова в связи с этим привели оперативника в тупик. Дни побежали за днями, появились другие, не менее важные дела и порой Шадорову начинало казаться, что вернуться к этому таинственному исчезновению будет практически не возможно из-за текучки неотложных дел. Но вот поступил ответ из пароходства, с приложенной к нему схемой дислокации несамоходных судов в районе рейда за период с восьмого по двенадцатое июня. Оказалось, что помимо бункеровочной станции, на рейде за указанный период времени побывало еще четыре баржи большой грузоподъемности. Если учесть, что ежедневно к бункеровочной станции подходили для бункеровки топливом скоростные суда, которые могли при движении не только порубить точно в мясорубке тело человека гребными винтами, которые вращались со скоростью до 1500 оборотов, но и с легкостью разрубить его на скорости своим крылом. А когда он представил, как в среднем полутораметрового диаметра винт буксировщика-толкача, вращающийся со скоростью до пятисот оборотов в минуту, начнет перемалывать тело Кравцова, стало просто жутко. Шадоров вспомнил, когда работал на флоте, видел результаты того, как винт разделался с бревном, превратив его в считанные секунды в щепки, и поежился от неприятного холодка, что пробежал по его телу. На следующий день к нему зашел старшина служебного водометного катера и положил на стол подробную справку о проделанной им работе. Старшина был добросовестным парнем и Шадоров не сомневался в том, что он все выполнил с большой точностью и аккуратностью. И так, шансов на то, что труп Кравцова будет когда-либо обнаружен, оставалось все меньше и меньше. Оперативник посмотрел на лежащее перед ним уголовное дело, которое, не смотря на свой довольно таки пухлый вид, не имело даже намека на то, что произошло в тот ставший для капитана судна Кравцова последним в его жизни трагический вечер.

- Воду толку в ступе, - подвел он итог проделанной работе и закрыл папку уголовного дела. Он скривил губы в подобии усмешки, когда вспомнил, с какой наивностью полагал, что возможно Кравцова предварительно связали и с каким-то грузом выбросили за борт, чтобы утопить. Преступники, если только таковые были на самом деле, да еще и имели отношение к флоту, никогда бы так делать не стали. Теперь он это понял, да только вот сколько пришлось проделать для полного осознания несостоятельности своей версии работы, отрывать от дела людей.

- Что поделаешь, - вздохнул Шадоров и положил папку в сейф, - надо бы отдать, не забыть следователю. Занятие материалами по проверке недостачи грузов вернуло ему хорошее настроение, и он забыл на время о терзавших его душу сомнениях. А спустя несколько дней очередное событие заставило вернуться Шадорова к уголовному делу об исчезновении Кравцова. Пришло сообщение о том, что на прибрежной полосе реки был обнаружен труп мужчины с множественными рубленными ранами на теле. Следственно-оперативная группа, которая побывала на месте его обнаружения, все зафиксировала, а труп отправили в морг. В территориальном районном отделе кто-то случайно вспомнил о том, что водная милиция давала по такому случаю ориентировку и сообщили им о своей мрачной находке. В это время сам Шадоров находился далеко от Краснокутска, отправившись с оперуполномоченным уголовного розыска производить обыск на квартире шкипера, подозреваемого в кражах груза. Подполковник сам отправил сержанта на квартиру к Кравцовой, благо это было рядом. Валентина Петровна только успела войти к себе домой, как раздался звонок и она, открыв дверь, увидала сержанта, который сказал, что ее приглашает к себе в кабинет начальник отдела. Она быстро собралась и вскоре уже знала о том, что труп неизвестно мужчины, находиться в морге. По всем приметам, которые были получены из райотдела, он соответствовал по описанию личности Кравцова. Требовалось срочно произвести его опознание. На этот раз с Кравцовой поехал следователь, который обязан, был все происходящее официально зафиксировать. Не смотря на длительное, около двадцати дней пребывание в воде и множество рубленных ран на теле, Кравцова сразу же опознала в нем своего таинственно исчезнувшего супруга. Тут же следователем была назначена судебно - медицинская экспертиза с целью установления причины его смерти. О том, что труп Кравцова обнаружен, Шадоров узнал только на следующий день, когда утром пришел в отдел. После планерки он прошел к следователю, который в это время допрашивал Валентину Петровну. Стараясь не мешать, он сел за соседний стол и взял уголовное дело, чтобы ознакомиться с протоколом осмотра места происшествия и другими материалами, доставленными из райотдела. Труп был обнаружен на двадцать шестом километре реки. Он лежал на песчаной отмели, был полностью обнаженным со следами множественных рубленных ран под обеими подмышками, в районе шеи, у основания черепа и в паховой части. Предварительное заключение указывало на то, что подобные раны могли быть получены в результате соприкосновения тела с работающим гребным винтом какого-то судна. Таким образом, все сводилось к несчастному случаю, который и привел к гибели капитана теплохода "Практикант". Оставалось только заручиться подтверждением судебно - медицинской экспертизы. Следователь Прохоров поставил вопросы перед специалистами конкретно, что позволяло ему надеяться на то, что получит обстоятельное заключение о причинах, которые и привели в конечном счете Кравцова к смерти. Шадоров вернул дело и покинул кабинет следователя. Теперь, когда труп был найден, он не сомневался в том, что дело будет быстро закончено со ссылкой на несчастный случай в результате употребления Кравцовым спиртных напитков.

- Что ж он со своей стороны сделал все, что считал необходимым в розыске капитана судна и теперь с чистой совестью мог заняться своими непосредственными делами, - решил Щадоров.

Вернувшись в свой кабинет, он достал из сейфа папку с материалами и стал изучать акт проверки на одном из предприятий флота. Но как это было не странно, работа у него не ладилась, что-то мешало ему сосредоточиться полностью на лежащих перед ним документах. Он отложил в сторону акт и задумался. Его мысли вернулись к уголовному делу об исчезновении Кравцова. И тут он неожиданно понял, что мешало ему забыть все, что с ним было связано. Не мог Кравцов оказаться в том месте, где его обнаружили сотрудники милиции. Он вспомнил, что в материалах полученных из райотдела ничего не было сказано о том, кто первый обнаружил тело капитана, не было естественно и протокола его допроса. Но кто-то же сообщил о своей жуткой находке в милицию. Шадоров, после разговора с заместителем начальника спасательной станции весь вечер изучал лоцманскую карту и был уверен в том, что течением реки не могло отнести на такое расстояние труп. Это если даже не принимать во внимание большой интенсивность движения судов на этом участке реки. И уж тем более он не мог согласиться с тем, что раны получены в результате столкновения с гребным винтом судна. Да от него одно название после этого должно было остаться, а не травмы, которые оказались на его теле. Как мог гребной винт своими лопастями разрубить тело под мышками и в паховой части, а ноги и руки при этом остались не поврежденными.

- Нет, тут что-то было не так, - подумал оперативник, - ощущая, как в его душе возникло сильнейшее волнение. Он достал блокнот с номерами телефонов и быстро стал накручивать диск телефонного аппарата. На его счастье после довольно продолжительного молчания трубку подняли, и в ней послышался спокойный мужской голос, - Колосов, слушает.

- Виталий Дмитриевич, здравствуй, - Шадоров тебя беспокоит, помнишь такого?

- Привет, Николай Васильевич, - тут же откликнулся Колосов, - чем обязан таким вниманием, - произнес он весело.

- Дело вот в чем, - произнес оперативник, - труп Кравцова нашли, он сейчас в морге находится.

- Значит все-таки погиб человек, жаль, - тихо сказал Колосов, - честно говоря, я надеялся, что все обойдется. Не знаю, как, может тебе такое предположение показаться глупым, но до сегодняшнего дня не хотелось верить в то, что его нет, - пояснил он.

- Полностью согласен с тобой, у меня тоже такое же чувство было, так что если уж кого и стоит считать за глупцов, так получается, что обоих надо бы. Виталий Дмитриевич тут понимаешь какое дело получается, - произнес задумчиво Шадоров, - меня откровенно говоря очень смущает, где и в каком состоянии его нашли. По телефону конечно не желательно, но как говориться сам же и напросился, - тут же откликнулся оперативник. Так вот нашли его на двадцать шестом километре, на ухвостье правобережной косы, имеются рубленные раны под обеими мышками, на шее, у основания черепа и в паховой части.

- А руки, ноги и голова на месте? - тут же спросил Колосов удивленным голосом.

- В том-то и дело Виталий Дмитриевич, что все у него на месте находиться.

- Но такое попросту говоря не возможно, - воскликнул он возмущенно. Они что понять не могут, что гидрология данного участка реки не позволяет оказаться трупу там, где его нашли. А в отношении того, что тело Волкова осталось в таком состоянии после соприкосновения с гребным винтом абсолютная чушь. Ты меня, конечно, извини за столь откровенное высказывание, но тот, кто сделал такое заключение, явно думал не тем местом, - сказал Колосов. Николай Васильевич, если ты не против, можно взглянуть на материалы, касающиеся его обнаружения и полученных травм, с точки зрения профессионального любопытства, - спросил он.

- Я как раз тебя об этом и хотел попросить, - сказал в ответ оперативник.

- Если не возражаешь, то я у тебя буду часов в пятнадцать, - сказал Колосов, только скажи мне, где тебя можно будет отыскать.

- Будем считать, что договорились, - ответил Шадоров, - а чтобы лишнего не усложнять себя поисками, сделаем так, я буду тебя ждать на проходной грузового района, и он положил трубку на аппарат.

Все последующие его попытки установить инициатора звонка в дежурную часть райотдела по поводу обнаружения трупа, положительного результата не дали. В книге учета сообщений и заявлений значилось, что позвонил мужчина, который пожелал остаться неизвестным. Естественно, что никто даже и не подумал уточнить, откуда поступил звонок. Дальнейшие события развивались по классической схеме, выехала оперативно-следственная группа, которая подтвердила факт обнаружения трупа и выполнила все, что полагается в таком случае. Теперь, когда первая волна эмоций поутихла, Шадоров смог плодотворно продолжить заниматься своим делом и надо сказать результат был у него на лицо. Минут без десяти пятнадцать он закрыл сейф и вышел из кабинета. Как он и ожидал, Колосов появился немного раньше, чем они договаривались. Вместе, они вернулись в кабинет, где и пробыли около часа. Колосов захватил с собой лоцманскую карту и еще несколько документов, которые имели к гидрологии реки самое, что ни на есть непосредственное отношение. Он был удивлен, когда увидел на столе оперативника несколько лоцманских карт, в том числе и того района плавания, что он захватил с собой, но быстро сообразил, что в данном случае имеет дело не с оперуполномоченным уголовного розыска, а оперативником ОБХСС. Они на несколько раз проанализировали ситуацию, выдвинули множество версий, часть из которых была сразу же ими отвергнута, а другая только после того, как основательно все взвесили и произвели необходимые расчеты. В результате проделанной ими работы оба пришли к выводу, что труп Кравцова не мог находиться на том месте, где его обнаружили, если только в дело не вмешалось какое-то провидение. Шадоров поблагодарил Колосова за оказанную ему помощи в столь сомнительном деле и проводил до проходной, где тот оставил свою автомашину. После этого он направился прямиком к начальнику отдела. Подполковник принял его без всякого возражения и внимательно выслушал все доводы, которые привел оперативник в доказательство того, что подобное перемещение с трупом капитана теплохода "Практикант" просто не возможно. Будучи в прошлом и сам инженером, он полностью доверял расчетам и не считал их в данном случае не уместными. Подполковник согласился с тем, что верить подобному случаю можно лишь с очень большой натяжкой. Начальник отдела не стал возражать против того, чтобы Шадоров продолжил работать по этому делу, справедливо считая, что хуже от этого в данном случае ни кому не будет. На следующий день Шадоров выкроил время, чтобы навести некоторые справки относительно мужа Иштыровой. Полученный результат привел оперативника в крайнее удивление, когда выяснилось, что Иштаров находится на работе и ни куда, по крайней мере, в течение последнего месяца не уезжал. Это была сногсшибательная новость. Кто-то, получается, преднамеренно вводил его в заблуждение. В таком случае вставал естественный вопрос, зачем и кому это надо? Шадоров пока не собирался делиться своей версией со следователем относительно того, что на самом деле могло произойти с Кравцовым. Именно такая версия могла дать четкое объяснение тому, каким образом труп капитана судна оказался там, где его нашли, и как он сумел преодолеть все препятствия на реке. Ряд вопросов Шадорову предстояло проверить, во многом самому убедиться, но он чувствовал, как в нем росло убеждение - Кравцов не жертва несчастного случая, более вероятно было предположить, что совершено преднамеренное убийство. Оно было отлично спланировано и хорошо организовано. Его участники прекрасно были осведомлены о специфики работы флота и неплохо владели знаниями гидрологии реки. Шадоров все больше теперь стал склоняться в пользу причастности к убийству супруга Елены Ильиничны. Сообщение о том, что он не куда не уезжал и отгулы не брал, могло свидетельствовать только в пользу такого предположения. День был плотно загружен и Шадоров смог освободиться только к шестнадцати часам вечера, когда рабочий день на предприятиях уже подходил к концу. Подполковник проявил к нему удивительную благосклонность и даже позволил, чтобы идущий в управление дежурный УАЗ завез его в организацию, где по оперативным данным работал кочегаром Иштыров. Когда Шадоров вышел из машины и направился к небольшому двухэтажному зданию, которое являлось конторой строительной организации, он обратил внимание на то, что довольно большая группа людей стояла около автобуса. Оперативник посмотрел на часы и понял причину их вдохновения. Рабочий день для этих людей закончился, и они собираются ехать домой. В таком случае ему надо было поспешить, чтобы застать начальника или его заместителя на месте. Шадорову на этот раз необыкновенно повезло. В рабочем кабинете он застал заместителя начальника строительной организации, который распекал стоявшего перед ним мужчину средних лет такими выражениями, что мог вогнать в краску кого угодно. Шадоров, к своему глубокому сожалению не мог позволить прослушать такую насыщенную лекцию и вынужден был, назвал себя, а так же цель приезда - необходимо поговорить с Иштыровым относительно его родного брата. Заместитель тут же объяснил оперативнику, где того найти и еще раз его заверил в том, что директора нет уже вторую неделю, а он никому, в том числе и Иштырову не подписывал заявление на отгулы. Было хорошо заметно, что ему очень не понравилось появление сотрудника милиции. Но после того, как тот стал невольным свидетелем проводимого им воспитательного процесса, решил за лучшее для себя оказать необходимо содействие по интересующему сотрудника милиции вопросу. Шадоров в свою очередь сделал вид, что ничего не слышал и направился в указанную сторону, к большому удовольствию заместителя директора. Определить здание, где располагалась кочегарка, для него не составило большого труда.

Высокая стальная труба, из которой лениво поднимался дымок и большая куча угля рядом с дверями, служили для него прекрасными ориентирами. В это время автобус с работниками строительной организации отъехал, и поблизости больше никого не было видно. Шадоров не спешил оказаться в помещении, где должен был находиться Иштыров. У него на этот счет были свои планы. Подойдя к входным, двухстворчатым дверям, он еще раз посмотрел по сторонам и только после этого открыл одну из них. С неприятным скрипом она повернулась в несмазанных шарнирах, пропуская оперативника внутрь здания.

Войдя, Шадоров внимательно осмотрелся по сторонам и был неприятно поражен тем, насколько сильно все помещение было захламлено. Освещение было слабым и только рядом с двумя котлами горело несколько лампочек большой мощности, покрытых толстым слоем пыли. По всей видимости, начальство не считало данный объект с точки зрения производственного процесса особо важным, естественно относилось к тому, что там происходит вполне терпимо, наплевав тем самым не только на элементарные санитарные нормы, но и технику безопасности в целом. Оперативник сделал соответствующий вывод: люди, работающие в подобных условиях, были ими вполне довольные и не обременяли себя дополнительными работами по наведению порядка. Из двух установленных в помещении котлов работал только один. Было хорошо видно, как в топке время от времени вспыхивало неяркое пламя, освещая красными всполохами наваленный тут же впрок уголь. Тут же у стены, оперативник заметил: совковую лопату, лом, откованный из шестигранника и железную кочергу с длинной рукояткой. Несколько в отдалении находился стол, сколоченный из простых поструганных досок, на котором был виден прокопченный эмалированный чайник непонятного цвета и железная кружка. Рядом со столом стояли два стула, на одном из которых лежала пара брезентовых рукавиц. Людей нигде не было видно, хотя все свидетельствовало о том, что хотя бы один из кочегаров должен был находиться на своем рабочем месте. В помещении витал легкий запах дыма и угольной пыли, послышался шум включившегося электродвигателя. Циркуляционный насос, работает в автоматическом режиме, - отметил машинально Шадоров и поморщился от резкого звука, который напоминал ему работающую бор машинку в кабинете зубного врача.

- Хоть бы смазывали его почаще, - подумал он с осуждением в адрес нерадивых работников кочегарки. Но вот его внимание привлекла полуоткрытая дверь в дальнем конце помещения, откуда пробивался яркий свет.

- Вероятнее всего, там располагается что-то наподобие комнаты отдыха, - решил Шадоров. Стараясь ступать как можно тише, он направился в сторону заинтересовавшего его помещения. Не исключено, что это обычное подсобное помещение, - подумал оперативник. Он вдруг ощутил какое-то внутреннее напряжение. Причина тревоги ему была не ясна, но он стал предельно внимательным к тому, что происходило вокруг него. Проходя мимо котлов, он услышал посторонний звук, который раздался из-за нагроможденных друг на друга каких-то металлических бочонков.

Шадоров остановился и стал прислушиваться, но звук больше не повторился, - не иначе, как что-нибудь упало, - решил он и пошел дальше. Подойдя к двери, оперативник снова остановился и еще раз прислушался, ему даже показалось, что он услышал чьи-то крадущиеся шаги, но из-за шума работающего электродвигателя разобраться было трудно. Шадоров открыл дверь шире, и вошел в комнату.

Как он и ожидал, это была небольшая коморка, основное место в которой занимал широкий топчан, на котором были набросаны какие-то одеяла неопределенного цвета. Что-то наподобие тюфяка, брошенного в изголовье импровизированного ложа, видимо должно было означать подушку. В углу стоял шкаф, дверки которого были захлопнуты и в маленьких самодельных петлях висел навесной замок. Тут же был установлен маленький стол, на котором находился приемник выпуска начала шестидесятых годов, что на его взгляд было не такой уж и редкостью в подобных местах. Его внимание привлекла эмалированная кружка, над которой медленно поднимался пар и открытая банка с рыбными консервами, тут же лежала алюминиевая вилка, кусок черного хлеба и разрезанная пополам большая луковица. Все свидетельствовало о том, что кто-то только что, сидя за столом, кушал, но по какой-то причине был срочно оторван от столь приятного занятия. Возможно, как раз перед его приходом, Иштыров куда-то вышел, например, попросить водителя служебного автобуса что-нибудь ему привезти и с минуты на минуту вернется к прерванному занятию. Оперативник было сесть, воспользовавшись одним из стульев, что стоял рядом со столиком, и подождать хозяина, как что-то его вновь насторожило. На этот раз он довольно отчетливо услышал, как где-то позади него громыхнула какая-то жестянка. Такой звук мог издать только металлический предмет, если его сбросили откуда-то или же запнулись. Второе, при данных обстоятельствах, пожалуй, было более вероятным. В таком случае можно было предположить, что в помещении кто-то есть, и этот кто-то от него явно прячется. Оперативник задумался, не зная как ему поступить дальше. А если предположить, что неизвестный как раз не прячется, а ожидает его на выходе. Такой вывод пришелся ему, откровенно говоря, совсем не по душе и Шадоров уже стал жалеть о том, что не захватил с собой сержанта или, в крайнем случае, табельное оружие. Но кто мог предположить, что обычная поездка к человеку на работу могла превратиться в игру, которая напоминала ему кошки - мышки. Вопрос только заключался в том, кто здесь на данный момент кошка, а кто - мышка. Шадоров справедливо посчитал, что он, конечно же, кошка, но когда немного поразмыслил, пришел к выводу, что другой человек мог думать совершенно иначе. Если только это Иштыров, тогда какого черта он прячется, все равно рано или поздно, но ему придется показаться. С другой стороны у него могли быть для этого веские причины. Вполне возможно, что он уже мог знать о том, что труп Кравцова нашли и теперь пришли за ним. Но в таком случае, откуда он может знать, кто пришел? Да, рассуждать и гадать можно очень долго, ситуация от этого не прояснится. Одно можно сказать с уверенностью, раз человек прячется, значит, вне всякого сомнения, имеет какое-то отношение к смерти Кравцова. Такое рассуждение несколько поколебало веру у Шадорова продолжать дальнейшие поиски Иштырова в одиночку. Если только, как он считает, именно Иштыров совершил убийство Кравцова, тогда тот попросту говоря, может запаниковать, справедливо решив, что милиции уже все стало о нем известно. В таком случае положению оперативника в данной ситуации нельзя было позавидовать, его в любой момент могли ожидать не просто неприятности, а очень большие неприятности, и возможно с грустными последствиями. В данном случае можно было предположить, что появление Шадорова застало Иштырова врасплох и теперь, чтобы покинуть кочегарку, ему надо будет избавиться от оперативника.

- А почему ты решил, что Иштыров знает о том, кто к нему пожаловал? - задался он вопросом, - ты же его не видал. Правильно, - тут же согласился он с самим собой, - но, к своему глубокому сожалению, это не могло означать того, что тот его не видал раньше и теперь знал точно, что к нему пожаловал оперативник собственной персоной. Надо признаться, что я оказался на данный момент в глупой, если не сказать худшей ситуации. Вне всякого сомнения, с моей стороны будет принято справедливое решение, если я покину помещение кочегарки к обоюдному нашему удовольствию. Решение было мудрым и от Шадорова требовалось только притворить его реально в жизнь.

- Да, кстати о самой жизни, - подумал он, - она штука довольно приятная и как-то не очень хочется, откровенно говоря, ставить ее под сомнение в этом пыльном и грязном помещении.

Оперативник всеми фибрами своей души был против того, чтобы вот так запросто ему закатали какой-нибудь увесистой железкой по голове.

- Что поделаешь, но именно благодаря собственной глупости он теперь находился в довольно таки щекотливом положении, - сделал малоутешительный для себя вывод Шадоров. Сердце стало биться сильнее, ладошки рук взмокли, и весь он внутренне напрягся, превратившись в слух, готовый принять одно из двух решении, в зависимости оттого того, как будут развиваться дальнейшие события: рвануть со всех ног в сторону двери или навалиться на противника.

- Очень жаль, - подумал оперативник с некоторым запозданием, - надо было все же поинтересоваться относительно его комплекции, тогда бы все могло быть проще. В другой раз обязательно так и поступлю, - решил он, - не зря говорят, что на ошибках учатся. Хорошо сказано, только есть один маленький вопросик, - подумал он вдруг с тоской, - а у тебя будет такая возможность или ты рассчитываешь принять участие в потустороннем семинаре.

Надо заметить, что все эти рассуждения пронеслись точно ураган мыслей в его голове.

- Что поделаешь, - принял он решение, - не век же здесь торчать, надо как-то отсюда выбираться и как можно скорее. Сосредоточившись и превратившись, весь в слух, Шадоров направился в сторону выхода, стараясь не торопиться, чтобы не показать противнику, который явно где-то затаился по близости и наблюдает за ним, что ему немного не по себе. Возможно, что он сам меня боится и ждет, когда я уйду, - подумал он с надеждой, но что-то внутри его подсказывало, над ним нависла смертельная опасность. Неприятное чувство стало сильнее, когда он проходил мимо нагроможденных бочек. Все это время, пока он находился в помещении кочегарки, его не покидало ощущение, что кто-то внимательно и неотступно за ним наблюдает. Шадоров сделал еще несколько шагов по направлению к выходу, когда чувство надвигающейся опасности заставило его резко повернуться. И тут он заметил, как к нему метнулся из-за составленных в ряд бочек человек, в руках у которого был занесенный для удара сверху какой-то металлический предмет небольшого размера, в виде прута.

В этот миг опасности сказался навык, приобретенный им когда-то в подворотнях. Выброшенная навстречу противнику левая рука отвела удар, и в тот же миг кулак правой, врезался нападавшему в скулу. Нападавший волчком крутанулся почти на одном месте и грохнулся на бочки, опрокидывая их. Помещение наполнилось страшным грохотом переворачиваемых железных бочек, раскатывающихся в разные стороны. Мужчина сделал попытку тут же подняться и тогда Шадоров, которого охватила дикая ярость оттого, что на него вот так неожиданно, со спины напали, схватил мужчину за шиворот рубашки и с силой ударил головой о бочку. Так как нападавший продолжал сжимать в руке железный прут, оперативник не сдержался и несколько раз врезал ему кулаком по лицу. Противник от боли застонал. Затем, выпустив из руки металлический прут, он, согнувшись пополам замер, схватившись ладонями обеих рук за свое окровавленное лицо. Последовавший за этим жестокий удар ноги обутой в туфлю под ребра заставил того болезненно охнуть и еще больше скрючиться на грязном полу. С большим трудом Шадоров сумел справиться с охватившей его яростью и не дал ей полностью завладеть разумом. По всей видимости, сказалось сильное напряжение последних минут, перед нападением на него мужчины. Вместо того, что бы продолжать избивать, он взял его рукой за плечо и перевернул лицом вверх, чтобы посмотреть кто это такой. Перед ним лежал мужчина, по лицу которого текла кровь из разбитого носа и нескольких довольно глубоких ссадин на лбу и щеке, свернутая скула как-то неестественно перекосила его рот, из которого вырывалось тяжелое дыхание скорее больше похожее на всхлипывание.

- Надо же, как все нескладно получилось, - подумал он с сожалением, рассматривая результаты своего физического воздействия на мужчину. Черты его лица явно указывали на то, что по национальности он не русский. Мужчина был некрупного телосложения, скорее можно было сказать даже худощавый, и потому сильный удар массивного кулака оперативника на время отключил его сознание. Теперь он уже не сомневался в том, что у его ног лежит не кто иной, как Иштыров, ради которого он и приехал сюда. После секундного размышления он наклонился и поднял металлический прут, который машинально взвесил в руке.

- Однако тяжелый, - решил он и размахнувшись собрался забросить куда-нибудь подальше, но в последний момент передумал и бросил у стола. Шадоров еще раз внимательно осмотрелся по сторонам и тут только заметил веревку, которая висела смотанная бухтой на гвозде, вбитом в стену. В данный момент его меньше всего интересовало ее истинное предназначение в помещении кочегарки, но вот его цели, она могла послужить как надо. Оперативник быстро осмотрел трубы, которые подходили к котлам, и даже попробовал их на ощупь, после чего принялся за дело, продолжая прислушиваться и время от времени посматривать по сторонам. Холодная вода выплеснулась из ковша в лицо, подвешенному за руки к одной из подходящих к котлу труб человеку, брызги ее попали на горячий металл трубы и яростно зашипели, испаряясь. Иштыров пришел в себя и теперь мог стоять на собственных ногах с поднятыми и связанными над головой руками. Его рот по-прежнему оставался перекошенным и это, по всей видимости, доставляло ему сильную боль. Шадоров внимательно посмотрел мужчине в лицо, и у него что-то екнуло в груди от вида невыносимой душевной муки, которой наполнились глаза мужчины.

- Вот черт, и какого х... ты на меня напал? - произнес с осуждением оперативник, - вот и пришлось тебе, как полагается врезать. Ты же сам понимаешь, что тут было не до любезностей, эта штука могла очень даже запросто проломить мне голову, - сказал, словно оправдываясь Шадоров и нагнувшись, подобрал железный прут. Затем, спохватившись, спросил, - ты, Иштыров? Мужчина посмотрел на оперативника слезящимися от боли глазами и кивнул головой, что-то промычав в ответ не членораздельное. Шадоров повертел в руках прут, не зная, что с ним делать дальше и только тут понял, почему так затрясся Иштыров. Да не собираюсь я тебя охаживать этим прутом, - сказал Шадоров. Хотя, если хорошо подумать, так может быть и стоит, - произнес он задумчиво. Ты на меня так не смотри, не знаю я, что делать с твоей челюстью, - произнес он со злостью в голосе, - сам виноват в том, что она у тебя теперь свернута набок. Послушай, по логике получается так, что удар кулака выставил тебе ее, а если врезать с другой стороны, то она должна встать на свое место. Да ты не трясись, я где-то слышал или читал, не помню уж, что клин клином вышибают, - пояснил оперативник. А ты случаем что-то подобное не слышал? - обратился он с надеждой в голосе к Иштырову. Тот в ответ отчаянно замотал головой и громко замычал. Да понял я, что ты не слышал, - истолковал оперативник по-своему реакцию мужчины, - ничего в том удивительного нет, читать больше надо, а не водку жрать, да с прутом вот на людей кидаться. Неожиданно для мужчины он ударил того кулаком в челюсть, только теперь с другой стороны, что-то громко клацнуло и как это не странно, но челюсть, по всей видимости, встала на свое место. Иштыров тут же заорал благим матом, а оперативник с удивлением произнес, - смотри-ка, правду говорят люди, получилось. Ты чего орешь, словно я тебя избивать начал? Не хватало мне для полного счастья, чтобы кто-нибудь здесь появился, - прикрикнул он на мужчину и тот сразу замолчал, уставившись полными страха глазами на стоявшего перед ним незнакомого мужчину с металлическим прутом в руке. Вот так-то будет гораздо лучше, проворчал оперативник, а теперь давай познакомимся и поговорим, а то время-то идет. Значит так, - произнес Шадоров, - я оперуполномоченный и приехал к тебе, чтобы задать несколько вопросов, не рассчитывая, откровенно говоря, на столь "дружеский" прием с твоей стороны. Мы с тобой должны сразу же договориться, будешь ты говорить или нет. Мужчина продолжал молчать и с удивлением рассматривать оперативника, который расхаживал перед ним, как будто бы находился на кафедре в учебном заведении. Для начала мне нужно получить от тебя несколько вразумительных ответов, после чего я решу, как с тобой поступить дальше. Так как Иштыров продолжал молчать, пуская слюни полураскрытым ртом, оперативник истолковал это по-своему, как не желание с ним разговаривать.

- Значит так, - произнес он таким голосом, что подвешенный за руки к трубе мужчина затрясся всем своим тщедушным телом, - советую тебе, в последний раз, подумать и хорошенько все взвесить. Ты главное уясни для себя, ответы на свои вопросы я получу любым способом, иначе, зачем скажи, нужны мне были такие переживания, - произнес Шадоров, словно разговаривал сам с собой. А теперь, чтобы тебе было понятно, поясняю, что я по специальности инженер, следовательно, не буду читать тебе лекцию о том, какое тебя ожидает наказание за отказ от дачи показаний или, наоборот, за заведомо ложные показания. Нет, я советую пощупать руками трубу, на которой ты имеешь честь в настоящий момент времени быть подвешенным - она очень горячая. Системы ты должен знать хорошо. Не сомневайся, я в них разбираюсь тоже неплохо. А теперь слушай меня внимательно и вникай, чтобы мог воспользоваться предоставленным тебе шансом. Когда я подтяну тебя немного за другой конец веревки, твои руки войдут в соприкосновение с поверхностью трубы и тебе будет тогда больно. Если тебя оставить в таком положении на несколько минут, руки будут испытывать страшную боль, глаза полезут из орбит, а штаны на первой стадии, пропитаются противной жидкостью, что выделяет мочевой пузырь. В дальнейшем, можешь мне поверить пока что на слово, я найду несколько подходящих способов сделать все так, словно с тобой произошел несчастный случай на производстве. Допустим, продавило резиновую прокладку на фланцевом соединении вот этой трубы, что идет от котла, и твое лицо ошпарило кипятком. Для убедительности Шадоров постучал прутом по соединительному фланцу, находящемуся в полуметре от лица Иштырова. Если ты и тогда не станешь мне рассказывать все, о чем я буду у тебя вежливо спрашивать, твои руки, нет, для начала, возможно, только одна, попадет в работающий циркуляционный насос. Надо же было такому случиться, какой-то идиот перед этим снял защитный кожух, закрывающий вал с соединительной муфтой, а поставить его естественно забыл, такое, к сожалению, бывает. Ты, я надеюсь, и сам прекрасно понимаешь, что он вот- вот должен у вас заклинить от хорошего за ним ухода, так что твои травмированные при этом руки будут выглядеть не более, чем свидетельство плохо думающей головы. А в целом все будет выглядеть, как элементарная причина нетрезвого состояния кочегара, которым является Иштыров, - сказал оперативник. Повернувшись к нему спиной, оперативник сделал шаг к тому месту, где за маховик вентиля был привязан другой конец веревки, удерживающий мужчину в таком состоянии. И тут Шадоров услышал, как кто-то заревел, да так громко и жалобно, поскуливая и подвывая, что он от удивления замер на месте. Такой реакции от Иштырова он естественно не ожидал, в результате чего и сам опешил от неожиданности. Выход из создавшейся ситуации предложил сам Иштыров.

Продолжая всхлипывать, он произнес, - не надо так со мной поступать, я все вам расскажу, только не делайте со мной того, что пообещали, - просил он. Шадоров с облегчением вздохнул, но сделал вид, что с большой неохотой отказывается от удовольствия продемонстрировать перед ним преимущества кочегарки в развязывании языка. После секундного размышления он махнул рукой, принимая решение. Повернувшись к Иштырову, Шадоров отметил, с каким страхом смотрели округлившиеся глаза на небритом лице, ноги непроизвольно подгибались, словно его уже покинули последние силы. При виде подавленного состояния, теперь Иштыров напоминал ему затравленного зверька, в его душе все перевернулось и он крыл себя последними словами за свои действия, хоть и носили они чисто словесную угрозу.

- Как же ты, сволочь в погонах, мог позволить себе издеваться, глумиться над беспомощным человеком, придумывая, да еще и вслух предлагая на выбор такие истязания, о которых даже подумать противно, - ругал он себя. И все же какое-то второе его я, которое, по всей видимости, стало принадлежать не инженеру, а милиционеру признало, что тут как раз он не прав. В настоящий момент перед тобой находиться действительно беспомощный человек, и с этим нельзя было не согласиться. Но совсем недавно таким мог стать ты сам, если бы не вообще трупом, добавившим в последствии немного калорий тепла, заменив собой мешок угля. А может быть, ты уже забыл, где сейчас находится Кравцов, который явно туда не торопился попасть? Что, говоришь, не забыл и все прекрасно помнишь? В таком случае заткнись со своей совестью, интеллигент долбанный. Ты бы вот лучше поторопился с вопросами, пока человек для этого, как говориться созрел, - сказал тот, второй, и первый, скрипя сердцем, вынужден был с ним согласиться. Шадоров прошел к стулу и хотел сесть на него, ощущая, как разом навалилась на него сильная тяжесть, но сидение было покрыто тонким налетом угольной пыли и от такой мысли ему пришлось отказаться.

Повернувшись к Иштырову, Шадоров негромко произнес, - можешь называть меня Николаем Васильевичем, надеюсь, что обо мне ты уже слышал от своей супруги и не только от нее. Меня интересует все, что связано с убийством Кравцова, капитана с теплохода "Практикант". Ты его хорошо знаешь, именно по этой причине я не считаю нужным, да и в целях экономии времени, о нем тебе рассказывать. Если только ты откажешься говорить или я почувствую, что ты мне врешь, тогда пеняй на себя, я выполню свое обещание. А чтобы не сомневался в том, что я свое слово сдержу, - произнес он с угрозой, - можешь проверить. Оперативник подошел к Иштырову, которого сразу всего затрясло, и достал из своего внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку. Открутив пробку, он поднес горлышко к его носу и дал возможность вдохнуть в себя водочный запах. Вне всякого сомнения, что в тот момент запах водки произвел на Иштырова эффект, аналогичный нашатырному спирту. Он окончательно понял, что оперативник не собирается шутить, и предусмотрел все.

- Я все расскажу, только не надо меня больше бить и прижигать, - стал просить он.

- Будем считать, что мы с тобой обо всем договорились, - согласно кивнул Шадоров и плеснул в кружку, что стояла на столе грамм пятьдесят водки, после чего предложил ее Иштырову. Тот с покорностью выпил обжигающую горло жидкость, и тяжело вздохнув, словно смиряясь с неизбежностью, стал рассказывать.

Глава 4

- Ты ее, попросту говоря, хорошо измолотил, - догадался Шадоров. Иштыров посмотрел ему в глаза и, не говоря не слова в ответ, кивнул головой в знак согласия.

Наступила гнетущая тишина.

- Я думал, что одного урока ей будет вполне достаточно, - продолжил свой рассказ Иштыров. Только, по всей видимости, глубоко заблуждался, вполне возможно, что меня подвела излишняя самоуверенность. Нельзя исключить предположение, что она от общения с этим мужчиной получила то, что не мог дать все это время ей я, - сказал он задумчиво. Только вкусив раз запретного плода, она стала встречаться с ним периодически, я мог судить об этом, довольно безошибочно. В таком деле Николай Васильевич просто нельзя было не заметить, как у нее периодически появлялся в глазах живой блеск, словно она почувствовала внутри себя какую-то ранее не ведомую ей жизненную силу. Мне-то дураку надо было взять, да и поговорить с ней по хорошему, проявить, чуточку больше внимание, чем тот человек. А вместо этого я в слепой ярости стал ее беспощадно избивать, каждый раз изощряясь, все сильнее и сильнее в том, чтобы доставить ей боль и не только физическую. Мне кажется, что именно такими действиями, я ее оттолкнул от себя окончательно. Когда я все же понял, что не смогу добиться избиениями от нее ничего путного, решил выяснить, кто же этот мужчина. Стоит ли теперь говорить, что оскорбленное мужское самолюбие требовало отмщения. Мне долго не удавалось узнать, кто этот негодяй, что так бесцеремонно вторгся в мою личную жизнь Я не хочу сказать, что в наших взаимоотношениях было все хорошо, тут в основном моя вина, но теперь, когда дело шло к разводу, мне пришлось о многом передумать. Само собой пришло решение - избавиться от мужика, что сумел охмурить мою жену. Мне тогда казалось, что все еще могло вернуться на свое место. Вот когда этот человек стал моей постоянной головной болью. В порыве ярости, я придумывал один план мести лучше другого, но остановиться на чем-то конкретном не мог. Надо отметить, что все мои попытки проследить за женой так и не увенчались успехом. И тут все решилось неожиданно и довольно быстро, как впрочем, наверное, зачастую и происходит в нашей жизни, - сказал Иштыров, переступая с ноги на ногу. Шадоров видел, что тому не удобно, кроме того, по его расчетам, руки должны были уже начать затекать, но решил пока все оставить так, как есть, опасаясь возможных осложнений со стороны Иштырова. Помниться была суббота, и ко мне приехал родственник - Колесниченко Виктор Михайлович, механик с теплохода "Практикант", - продолжил Иштыров свой рассказ. Мы с ним в тот вечер помниться хорошо причастились, и я рассказал ему о своей печали. Колесниченко был уже в хорошем подпитии, так как со своей стороны решил снять нервный стресс. Он сказал, что эта паскуда Кравцов доведет его скоро до белого каления своими придирками по каждому пустяку. Вот и сегодня, сказал он, мы с ним так крепко поругались, что дело чуть не дошло до драки, и он пообещал меня списать с судна.

К тому времени я прекрасно знал о том, что Колесниченко спит и видит себя капитаном теплохода. Вот потому-то размолвка с Кравцовым могла закончиться полным крахом всех его несбывшихся мечтаний. Мы с ним еще пару раз приложились и тут Колесниченко сболтнул спьяну о том, что твоя шлюха, это он так выразился о моей супруге, как раз с этим Кравцовым и крутится. Мы говорит, сейчас с тобой вот сидим вдвоем за столом водку пьем, да на жизнь свою сетуем, а она его в постели ублажает, да так, как тебе и во сне не снилось. Ты же мужик Николай Васильевич, а значит, и сам меня должен понять. Ясное дело, что взбеленился я после его слов так, что Виктор Михайлович с трудом меня успокоил. Я хотел тотчас ехать на судно и там же разобраться с капитаном, да только Колесниченко сам первый и возразил, сказал, что предположительно так думает, а возможно, что даже и ошибается. Тут говорит, надо будет действовать наверняка, чтобы осечки, какой не произошло. А ты - это он у меня спрашивает, что с ним собираешься сделать, если жену свою у него в постели застанешь? Я возьми да спьяну и брякни ему, убью гада, раздавлю, как червяка поганого. Колесниченко мне и говорит, - дурак ты Фарид и лечиться тебе по такому случаю надо бы. Ты только и добьешься, что срок за убийство любовника жены схлопочешь наполню катушку, вот и все. Я тогда хоть и сильно пьяный был, а сообразил, Колесниченко не с проста весь разговор затеял, не иначе, как сам захотел моим руками от Кравцова избавиться. Вот он мне тогда и сказал, что надо подождать, пока не подвернется удобный случай и как только такой момент наступит, сделать так, чтобы со стороны все выглядело как несчастный случай. Тогда же мы с ним договорились обсудить все на трезвую голову и продолжили гулять. Вскоре пришла моя жена и я в горячке от рассказа Колесниченко, да к тому же распаленный водкой, не говоря не слова сходу ударил ее кулаком по лицу так, что она отлетела к двери и ударилась о нее головой. По всей видимости, жена на какое-то время потеряла сознание, потому что лежала и не шевелилась. Меня оттащил от нее Колесниченко и заверил, что в любом случае бабе такое внушение будет только на пользу. Виктор Михайлович в тот вечер остался ночевать у нас дома. А я, после того как он уснул, стал избивать в ярости свою жену, которая к тому времени пришла в себя. Не поверишь, но для меня было как-то очень странно, что она только плакала и старалась закрыть лицо от моих ударов, но не только не кричала, даже не просила, чтобы я прекратил ее бить. Вероятно, ее стойкость привели меня в состояние, когда я потерял разум и превратился в настоящего зверя, а если точнее выразиться, так в животное, потеряв человеческий облик. Ты бы Николай Васильевич на следующее утро видел не только ее лицо, но и тело. Не поверишь, но даже я при виде сплошных синяков и кровоподтеков содрогнулся в душе от ужаса. Во мне впервые проснулось что-то наподобие жалости к ней. Я тогда вдруг вспомнил о том, что когда-то мы с ней были очень счастливы. Она у меня не блещет красотой, но что-то в ней было такое, что притягивало, заставляло биться сердце сильнее, волновало душу. И тогда я поклялся в душе, что обязательно убью человека, который вот так запросто растоптал в одночасье наше счастье. Да, только в злобе своей, не желал признаваться, даже самому себе, что виноват в случившемся не Кравцов, прежде всего я сам, да водка проклятая. Именно она и была главной причиной того, что все самое душевное, нежное к ней, что хранил в душе, все больше стало превращаться в мелочные обиды, подозрения и обвинения. Дальше больше, я стал бесцеремонно попирать ее чувства, унижать своими подозрениями и как следствие - запил, появились другие женщины. Только мне все время казалось, что я имею на то полное моральное право и таким образом сумею доказать ей, что я мужчина лучше любого другого. Так вот, при виде того, что я с ней сделал, дал себе слово, что не повториться подобное. Да только, к сожалению своему глубокому, не смог сдержать данного обещания, ревность черная взяла верх над моими чувствами, и стал я еще невыносимее, в своих действиях, не говоря уже о словах и оскорблениях, которые лились на нее подобного проливному дождю. Через пару недель, после нашего разговора, приехал Колесниченко на своей автомашине и мы с ним закрывшись в комнате стали обсуждать план того, как следует избавиться от Кравцова, да так, чтобы не навлечь на себя подозрения. Я не хочу на Виктора Михайловича наговаривать лишнего, но план разработал он и надо сказать, что продуман он был, на мой взгляд, до самой последней мелочи. Мне оставалось только слушать и время от времени задавать вопросы, чтобы уточнить отдельные его детали. А в это время в соседней комнате лежала в страшном виде моя жена и даже не подозревала о том, что на ее любовника готовится покушение. В какой-то миг у меня правда возникло сомнение в целесообразность такого мероприятия, но Колесниченко тут же напомнил мне о том, что творение рук моих лежит рядом на койке и причина случившегося, не более, чем похоть того козла, что спокойно стал пастись на моем огороде. Его аргумент оказался настолько сильным, что последние мои сомнения исчезли, оставив место в душе только злобе и желанию отомстить, насладиться муками человека, который перечеркнул мое, нет, наше будущее. В тот момент я даже не осознавал того, что по плану, который предложил мне Колесниченко, реально насладиться муками Кравцова не представлялось возможным. Будет справедливо, если скажу, что претворить его в жизнь, на мой взгляд, было совсем не трудно. Для этого Колесниченко предложил выбрать подходящий момент и когда Кравцов останется на судне один, а в таком случае вероятнее всего у него будет компания или на крайний случай женщина, сделать так, чтобы он оказался в реке. Сторож каких-либо затруднений в реализации нашего плана не представлял. Правда, оставалась еще собака, но Виктор Михайлович меня заверил, что в таких случаях она обычно сидит закрытая в каюте "Туимского рабочего" и на ее тявканье естественно никто не обращает внимание. Совершить задуманное мне предстояло одному, Колесниченко сказал, что у него должно быть на тот момент времени железное алиби, на случай, если подумают, что исчезновение капитана его рук дело.

- Все, - сказал, знают, - что мы с ним на ножах живем, следовательно, сразу же потянут к ответу меня.

Я в свое время учился на курсах, затем работал не один год на судах пароходства и довольно хорошо изучил не только специальную лоцию реки, но и неплохо разбирался в ее гидрологии. У меня не было сомнения в том, что шансов обнаружить Кравцова, а тем более спасти его, практически не каких. По моим расчетам его тело должно было обязательно попасть под гребные винты проходящего теплохода. После такого "общения" сам знаешь, что собирать от человека было бы не чего. Одним словом мы остановились на несчастном случае. Утопление должно было произойти в результате несчастного случая, по причине опьянения капитана, а там не важно найдут его или нет. Колесниченко пообещал мне, что сделает так, как будто все произошло само собой, а для пущей убедительности поставит утром тапочки или, к примеру, туфли капитана под швартовный канат. На том мы с ним и сошлись, оставалось только убедиться, что все именно так и должно будет произойти. С этой целью Колесниченко и я, на его Москвиче пару раз приезжали в ночное время к теплоходу. Чтобы не вызвать случайных подозрений, мы оставляли автомашину подальше от теплохода, а сами приближались к судну пешком. Оба раза показали, что наш план в осуществлении своем беспроигрышный. Я даже проходил на судно, и там осторожно ступая, перебирался на теплоход "Практикант", после чего ни кем не замеченный возвращался к ожидавшему меня Колесниченко. Оба раза мы дожидались, когда от него уходила женщина. Оставалось теперь выбрать удачный момент и привести задуманное в исполнение. Такой момент наступил довольно скоро, - сказал Иштыров и замолчал.

Шадоров, забыв обо всем, внимательно слушал его рассказ, и не упустил момент, когда сильное волнение стало нервной дрожью охватывать стоящего перед ним в неестественной позе человека. Он понял, что как раз у того на душе что-то происходит, и отнес это на счет саморазоблачения преступника.

- После того, как жена стала поправляться, я все время проводил на работе, дома почти не появлялся. Мы решили, что в любом случае, так будет лучше для нашего дела. Мне тоже надо было заручиться гарантией, что на момент исчезновения капитана судна я находился на работе. Не мог же простой кочегар оставить без наблюдения работающий котел. Кроме всего прочего до судна надо было на чем-то добраться, а затем еще и вернуться. Казалось больше никаких вопросов не должно быть. Я ожидал с волнением того дня, когда Колесниченко даст мне знать. Кроме того, в его обязанности входило обеспечить мне прикрытие. Надо сказать, что тапки капитана Колесниченко уже спрятал, а тому подсунул другие. И вот где-то часов в восемнадцать девятого июня ко мне приехал Колесниченко и сказал, что сегодня самый подходящий для исполнения задуманного момент. С его слов я понял, что Кравцов остался на судне один, поругавшись со своей женой. Кроме того, он получил отпускные, которые у него должны находиться в каюте, так что говорит, можешь их прихватить. Я помниться ответил ему, что у меня не будет времени их искать. А он засмеялся и отвечает, - с этим проблем не будет, они у него под матрацем или в костюме будут лежать, скорей всего в постели. Кроме того, отсутствие у него в каюте отпускных денег может дать следствию еще один дополнительный ложный след. Преступники искали деньги, а заодно убрали и капитана, когда тот оказался не в то время и не в том месте. Мне показалось тогда, что в его словах есть определенный резон. Я знал, что в моем распоряжении будет всего несколько часов, хотя торопиться было некуда. Котел не надо было кочегарить, достаточно было просто поддерживать в нем небольшой огонь. Даже если и погаснет топка, так что утром вода будет в любом случае горячая, а наверстать упущенное для меня было элементарным делом.

Когда совсем стемнело, вернулся Колесниченко и отвез меня на остров, а сам тут же уехал куда-то, согласно нашей договоренности, чтобы обеспечить себе прикрытие. Не спеша, словно прогуливаясь, я отправился по тропинке к месту стоянки судов. Дорогой все же решил не идти, опасаясь того, что ненароком мог встретиться кто-то из работников спасалки или других теплоходов, которые там порой отстаивались. Понятное дело, что лишнее к себе внимание привлекать было не желательно. Кроме того, я прихватил с собой монтировку, которую еще раньше стянул у одного из водителей, пока тот куда-то ходил. Стальной ломик завернул в тряпку. Было естественно все сделано так, что на нем не могло быть моих следов, а значит, можно было бросить где-нибудь на палубе, чтобы доставить милиции больше хлопот.

- Дельная мысль, - сказал Шадоров с интересом, - спасибо, что поделился, надо бы запомнить, вдруг, когда пригодится.

- Так вот, - продолжал Иштыров свой рассказ, словно и не слышал реплики оперативника, - подошел я осторожно так к берегу, но спускаться к воде не стал, решил понаблюдать сначала.

Там на берегу растут деревья и кустарник довольно густой, на мой взгляд, очень хорошее для такого дела место. Что и говорить, не с дороги тебя, не тем более с судна увидеть не возможно. Положил я на землю монтировку, а сам сел рядом на траву и стал ждать. Место оказалось и в самом деле довольно удобное, как раз напротив теплохода, да к тому же каюта капитана выходит иллюминаторами на левый борт. Сначала-то иллюминаторы были занавесками завешаны и потому ничего из того, что происходило в каюте, не было видно. А тут смотрю, Кравцов вышел на палубу и пошел на "Туимский рабочий", но вскоре вернулся со сторожем, это я из их разговора понял.

Собаки нигде не было видно, Колесниченко все, верно, рассчитал, она оказалась где-то закрытой, даже голоса не подавала. По мне, так это было даже и на руку, - сказал Фарид. Правда, к тому времени у меня какое-то в душу закралось нехорошее чувство, даже правильнее сказать - предчувствие. Сижу я под деревом и думаю, надо же вот ввязался из-за какой-то шлюхи, собрался человека забудь здорово на тот свет отправить. Но немного подумал и решил, что как бы то ни было, но эта шлюха пока еще моя жена, отсюда получается, что и Кравцов для меня смертельный враг, а стало быть, не гулять ему более по белому свету. Ясное дело, что так я себя решил завести, чтобы не дай Бог не раскиснуть. Второй-то раз думаю, на подобный шаг не решусь, так что или сегодня, или уже никогда в жизни, а ее падлу, это я про жену свою, завтра же выгоню из дома. Накручиваю я себе вот таким образом нервы, стараюсь ярость в душе разжечь, а сам думаю, скорей бы уж сторож спать ушел. Наверное, час прошел, может и больше, кто его знает, только смотрю, а в каюте уже и шторки отдернули, это для того, чтобы туда побольше свежего воздуха поступало и показалось тогда мне, что там не иначе, как женщина есть. Вот думаю еще не задача, обоих теперь мочить придется, а такое в наши с Колесниченко планы не входило. Ну, думаю и сволочь же этот Кравцов, только и делает, что чужих жен совращает. Но и бабы тоже паскуды хорошие, от мужика своего бросаются в объятия чужие и какого это им в таком случае х ... надо.

- А то, что сам вот так же по бабам шастал, забыл тогда или как? - задал вопрос оперативник, не скрывая своей заинтересованности, - или ты считал, что все они из твоего гарема, тоже мне падишах отыскался.

- Слушай Николай Васильевич, а сам-то ты не иначе, как паинька? - взбеленился Иштыров, которого задели за живое слова оперативника. Да в жизнь, не поверю, а дома, наверное, в таких случаях жене говорил, что на задании находился, только не уточнял, в чьей постели засада была.

- Послушай Фарид, - произнес угрожающе Шадоров, впервые назвав Иштырова по имени, и его рука непроизвольно взялась за ручку чайника, что стоял на столе, - не надо путать понятия "разврат" и оперативная необходимость.

- Где уж нам понять такие тонкости, - ответил Иштыров с откровенной издевкой в голосе, но счел нужным не продолжать в том же духе, опасаясь за то, что чайник мог очень даже запросто превратиться в летающий объект. Как ни как, но собственное здоровье его беспокоило сейчас больше всего. Он предпочел продолжить свой рассказ и как раз вовремя, так как в тот же миг рука оперативника переместилась и сжала в кулаке носик чайника.

Иштыров сделал вид, что ничего не произошло.

- Потом я услышал, как открылась дверь, и из надстройки вышел Кравцов, который под руки вел сторожа. Я тут же сообразил, что надо было идиоту предвидеть подобный исход и находиться поблизости, чтобы на обратном пути можно было без особых помех разделаться с капитаном. Но момент был упущен, хотя можно было и рискнуть, если только Кравцов поведет сторожа в его каюту, а не оставит на палубе. Но в это время мимо проехала на малой скорости легковая автомашина. Только меня насторожило даже не это, а то, что фары у машины были выключены и даже подфарники не горели. Проехав чуть дальше того места, где я сидел в засаде, она остановилась, и тут же выключили мотор. Первое, что пришло мне на ум, кто-то приехал сюда заниматься в машине любовью, и я в душе чертыхнулся, проклиная мужика, который на всем острове, другого места не нашел. Разозлившись на тех, кто находился в машине, я решил, что если только минут через десять они не уедут засветить камнем по стеклам. Пока я так рассуждал, момент для нападения на Кравцова были мною упущены, отчего я пришел в еще большую ярость. Пока Кравцов находился на корме "Туимского рабочего", принялся на ощупь подыскивать подходящий камень.

В том месте, где я находился, это оказалось не так-то просто сделать, и когда я его наконец-то отыскал, было слышно, как хлопнула металлическая дверь на судне. Выпрямившись, я стал высматривать машину и тут вдруг увидел, как чуть в стороне от меня включились и тут же погасли ее фары. Потом они снова зажглись и затем снова погасли, но включились подфарники, которые горели пару минут, после чего наступила полная темнота. Мне показалось, что все это произошло неспроста, явно, что автомашина кому-то подавала условный сигнал. Я же с дуру вместо того, чтобы немного подумать и оценить ситуацию, полез наверх, продолжая сжимать в руке камень. Лезу, а сам думаю, мне надо бы получше рассмотреть место, где стояла машина и тут столкнулся нос к носу с каким-то мужчиной. От неожиданности я даже выронил из руки камень и замер, не зная, что делать. По всей видимости, незнакомец тоже не ожидал встретить тут кого-либо и тоже пришел в замешательство.

Надо признаться, что он первый пришел в себя и мгновенно схватил меня за грудки, - ты кто такой и что здесь делаешь, падла? - громко зашептал он, одновременно с этим подтягивая меня к себе поближе. Я, надо сказать со всей откровенностью, в тот момент здорово перепугался, но быстро нашелся, что сказать. На базе, мол, работаю, что чуть дальше находится, работы было много, вот и припозднился, а тут как назло живот прихватило. Не знаю я, поверил он мне или нет, да только отпустил рубашку мою, а затем снова схватил и потащил за собой. Я сначала думал, что он меня к машине ведет, а оказалось, что в сторону, так, чтобы с судна случайно не заметили. Зашли мы с ним за кустарник, что растет по другую сторону от дороги, он достал из кармана электрический фонарик маленький такой, по форме своей словно авторучка и посветил мне им в лицо. Да, я ж говорит тебя сволочь, хорошо знаю, - произнес он с такой яростью, что у меня мурашки по спине побежали. Понял я тогда, что дело плохо и врезал с испугу ему промеж ног так, что он фонарик выпустил из рук, охнул, и согнулся, схватившись за свое хозяйство. Навернул ему тогда кулаком по голове и дал деру, чтобы только не нашел. Бегу, а сам думаю, если только найдет- зашибет, как пить дать. Остановился я, чтобы дух перевести аж у самого моста. В жизни так не бегал, вот можешь верить, а можешь, нет. Сердце бешено колотится в груди, а в голове, словно молотом, стучит одна только мысль, - что происходит, кто такие и зачем приехали? Не иначе, думаю, каким-то образом Кравцов прознал, что покушение на него готовиться, вот по такому случаю встречу мне и подготовил. Знал бы ты Николай Васильевич, как я тогда на него разъярился. Знаешь, у меня в тот миг, подозрение стало закрадываться против родственника своего - Колесниченко, - не иначе думаю он в двойную игру решил со мной поиграть. Другой, наверное, на моем месте бросился бы как можно скорее на работу и там затаился, чтобы все хорошенько обдумать, а я вместо этого, не поверишь - поперся обратно. Вот скажи мне, только откровенно, умный человек на вроде тебя, так поступит? - задал вопрос Иштыров и внимательно посмотрел в глаза оперативника.

- Знаешь, как сказать, - ответил тот задумчиво, находясь под впечатлением только что услышанного.

- Это точно, - согласился с ним Фарид, - особенно если вспомнить, как ты сюда попал, и чем это могло для тебя закончиться, - произнес он с язвительной усмешкой. В таком случае думаю, что ты меня должен понять, - сказал Фарид уже печально. Так вот, принимая все меры предосторожности, я вернулся обратно, правда, для этого мне пришлось сделать довольно большой крюк. Когда я снова оказался у машины, только теперь с противоположной стороны, она, как это мне показалось не странно, по-прежнему оставалась стоять на том же самом месте.

- Возможно, что их что-то там удерживало? - высказал предположение вслух Шадоров и посмотрел в сторону Фарида.

- Я тоже так подумал, а когда услышал разговор, убедился в своем предположении окончательно, - сказал Иштыров. Мне удалось не слышно подойти к ним совсем близко, трава скрадывала шаги, - пояснил он.

У автомашины разговаривали двое мужчин. Один из них сказал, что шефу такая промашка может не понравиться, он не любит, когда что-то происходит не так, как он наметил, особенно в таком случае. Второй негромко матюгнулся в ответ и сказал, что он очень скоро будет знать, где меня отыскать, а потом говорит, заткнем ему пасть, так же как и тому волчаре, больше похожему на щенка, посмевшего тявкнуть.

Тут второй мужчина задал вопрос, который меня насторожил, - ты уверен, что это именно тот мужик, что дважды был здесь и что-то высматривал?

- Он это был, я же ему в рожу посветил фонариком, так что ошибки тут не могло быть, а высматривал он того же капитана, который его бабу драл у себя в каюте.

- Я вот думаю, - сказал первый, может мужик, сам решил поквитаться с Кравцовым за свою бабу, а тут на нас с дуру-то и наскочил.

- Черт его знает, все, может быть, - ответил второй мужчина, - только что теперь толку гадать, надо дело делать.

- И то верно, - послышался голос первого мужчины, - только я у него, прежде чем пришить, обязательно спрошу о том, что он собирался сделать с капитаном.

- Это твои заботы, - произнес второй мужчина, а сейчас давай внимательно смотреть, надо не упустить момент, когда капитан останется в каюте один. Наступила тишина, и тогда до меня стало доходить, что на моих глазах разворачиваются довольно интересные события. Теперь-то я по другому думаю, наверное, мне следовало тогда куда-то бежать, звонить в милицию, только кто поверил бы, что это не чей-то пьяный бред. В лучшем случае могла подъехать машина ППС, только нет криминала в том, что стоит вот так машина, и мужики в ней разговаривают.

- Послушай, Фарид, - неожиданно перебил его Шадоров, - ты случаем не рассмотрел того мужика, что тебя сгреб и потом пытать стал?

- Темно было, только все же не настолько, чтобы ничего не видеть, - немного подумав, ответил Иштыров, - да и свет откуда-то падал, это под обрывом было очень темно. Мужчина плотного телосложения, как Кравцов ... и Иштыров описал его внешность так, как ему удалось того рассмотреть и запомнить.

У Шадорова теперь не было сомнения в том, что мужчина, который несколько раз разговаривал с Кравцовым и тот, что схватил Фарида, был один и тот же человек. В таком случае получается, что убийство совершил не Иштыров, а кто-то другой. Вполне возможно, что как раз эти двое, иначе какого черта им было делать там в такое время. Кроме того, они были великолепно осведомлены обо всем, что происходит на судне. А если верить словам Иштырова, тогда получается, что за судном было установлено постоянное наблюдение, но только вот с какой целью? Кому так сильно смог насолить Кравцов, чтобы вызвать к своей персоне столь повышенное внимание какой-то, по всей видимости, не малой шишки. Иштыров говорит правду, он не мог знать о том, что я уже имею описание мужчины, который приходил к Кравцову на судно, - решил Шадоров. Он уже собрался развязать того, но в последний момент осторожность взяла свое, и он решил все же повременить со столь благим поступком, опасаясь повторения нападения. Прежде всего, мне надо будет выяснить, зачем ему понадобилось устраивать на меня засаду и совершать нападение, - решил он.

- Не знаю почему, но я решил остаться на месте и понаблюдать за этими двумя мужиками, - продолжил свой рассказ Иштыров. Прошло минут десять, может пятнадцать, только было хорошо слышно, как открылась металлическая дверь, и я понял, что кто-то вышел на палубу.

Словно подтверждая мои слова, один из мужчин произнес очень тихо, - смотри, показался и не один.

- Значит, пошел провожать, - добавил второй, - пора действовать. С того места, где я находился, мне не было видно, что происходило на судне, но со слов мужчин я догадался, что Кравцов пошел провожать женщину, которая находилась все это время у него в каюте. В это время мужчины осторожно стали спускаться по откосу к воде, и я смог сменить место своего наблюдения. Второй раз за этот вечер, я чуть не попал в руки к этим незнакомцам.

На этот раз меня спасла чистая случайность.

Когда я крался и находился уже в нескольких шагах от группы деревьев, которые наметил для себя в качестве укрытия, услышал шепот одного из мужчин, - видал бы этот подонок с кем провел время капитан, так, наверное, от ярости собственный х... сжевал.

В этот момент Кравцов и женщина оказались в свете фонаря, что слабым светом освещал трап и металлическую калитку. Мне трудно даже сейчас передать словами свое состояние души, когда в женщине, что шла следом за Кравцовым, я узнал свою жену. Трудно сказать, что тогда помешало мне ринуться на Кравцова и хорошенько его избить, - произнес Иштыров, и в его голосе послышалась ярость. Скорей всего меня удержала опасность, которая исходила от двух неизвестных мужчин, что притаились где-то рядом со мной. Я еще не понимал до конца, но уже стал догадываться, что если с Кравцовым что-то случиться, то и мне не долго коптить это небо. Одним словом, я продолжал стоять, как вкопанный на том самом месте, где меня и застал голос мужчины. Потом я услышал, как зашуршала галька на берегу под ногами и довольно отчетливые голоса мужчины и женщины. Теперь у меня не было сомнения, женщина была моей женой, ее голос я не мог спутать не с каким другим. Я надеюсь, не стоит объяснять тебе, что в тот миг происходило у меня на душе. И все же здравый смысл подсказал, что разобраться с ней я еще успею, а вот если только сейчас вмешаюсь, да начну качать права, тогда вероятнее всего разбираться будет не с кем и не кому. Сгорая от ревности и еще больше оттого, что теперь уже доподлинно подтвердилось, где и с кем моя жена проводит порой время, я продолжал стоять за деревом. Постепенно голос Кравцова и моей жены стали удаляться, а я не мог сделать и шага, так как опасался быть услышанным. Оба неизвестных мне мужчин по-прежнему находились поблизости от меня. Наверное, в тот момент я спасовал, вполне возможно, что мне даже могло повезти и тогда трагедии, которая произошла, впоследствии могло не быть. Довольно быстро Кравцов вернулся, я услышал его шаги, по всей видимости, он ограничился тем, что проводил ее только до освещенного места. Впрочем, это было и не удивительно, когда он проходил по судну, я заметил, что на нем кроме спортивных брюк и майки ничего больше не было. По всей видимости, я был настолько поглощен своими размышлениями, а кровь от ярости так ударила в голову, что даже не уловил момент, когда оба мужчины сменили место и по всей видимости устроили засаду Кравцову, справедливо рассчитывая, что он вернется тем же путем. Как только Кравцов поравнялся с кустарником, послышался шум, затем глухой удар, кто-то сдавленно вскрикнул, и что-то тяжелое упало на землю.

- Готов, - послышался голос одного из мужчин. Давай быстро сигнал, пока он не очухался, - произнес тот же голос.

- Не боись, после того, как я его приласкал, он очухается не скоро, - послышался самодовольный голос другого мужчины, - так что все будет в полном порядке. Затем послышались тяжелые шаги, и мимо меня прошел один из тех, кто только что разговаривал. Было очень темно, и я не мог узнать кто именно. Да откровенно говоря меня в тот момент беспокоило совсем другое, что самому-то теперь делать? Сомневаться в том, что затея с Кравцовым сорвалась, не приходилось, и я еще не знал злиться по такому случаю или же наоборот благодарить Бога за его столь своевременное вмешательство, которое избавило меня от того, чтобы взять грех на душу. В это время я заметил, как в том месте, где стояла машина, включились фары, они горели секунд десять, затем часто замигали и опять включились на постоянный свет. Когда свет фар выключили, у меня уже не было сомнения в том, что кто-то все это время ожидал сигнала. До моего сознания не сразу дошло, кому они могли сигналить светом. И только когда послышался приглушенный звук работающего дизеля, я понял, что какое-то судно, вероятно катер, подходит к берегу со стороны рейда. Только на мгновение, я увидел силуэт катера, который тут же пропал в тени стоящего теплохода "Практикант". Когда я услышал, как зашуршал гравий, понял, что катер ткнулся носом в берег.

- Тут же один из мужчин сказал, - бери его за ноги, понесли. Затем тяжелые шаги мужчин стали удаляться в сторону катера, который я так и не видел. Толкаемый вперед скорей всего любопытством, я осторожно пошел следом за неизвестными мне мужчинами. У меня не было сомнения, они уносили собой Кравцова, который, по всей видимости, все еще находился в бессознательном состоянии.

Я крался за ними, соблюдая предельную осторожность, и немного отстал, но все же услышал, как знакомый уже мне голос произнес, - принимай его.

Потом раздался другой голос, который явно принадлежал кому-то третьему, - вы, где такой мешок дерьма откопали?

Тут же раздался грубый голос одного из мужчин, что приехали на машине, - заткнись падла, некогда тут с тобой базар вести, могут увидеть, тогда шеф всем нам головенки пооткручивает. Послышалось сопение, кто-то из них чертыхнулся, скорей всего оступился и оказался в воде. Я решил подобраться поближе и успел сделать несколько шагов в сторону того места, где по моим расчетам находился катер, когда оступился и с шумом упал. Сразу же на берегу воцарилась напряженная тишина. Я не на секунду даже не сомневался в том, что они услышали и поняли, что кто-то находиться рядом с ними. Неизвестные тоже догадались о том, что кто-то за ними следит, так как послышался яростный и довольно громкий шепот, - упустил, б... ту суку, голову даю на отсечение, он это.

Послышались торопливые шаги, и тут же кто-то сказал, - отчаливай, мы сами этим займемся, твое дело довести начатое дело до конца.

Теперь, когда я знал, что обнаружен, мне не было смысла оставаться на прежнем месте, и я побежал, да так быстро, как, не бегал ни когда в своей жизни, даже в молодости. Знал бы ты Николай Васильевич, как в тот миг я хотел жить, - произнес искренне Иштыров. Я бежал и молил Бога, чтобы он спас мою шкуру и не позволил оступиться или запнуться за что-нибудь в темноте, в таком случае мне был бы конец. Казалось, что я бегу очень быстро, но шаги и дыхание моих преследователей раздавалось у меня уже за спиной и страх, какой-то животный, липкий обуял меня так, что я потерял разум, и в висках стучала только одна мысль - хочу жить. О, Боже ты бы только знал, как я этого хотел. Знаешь, есть все же на небе Бог. Не отвернулся он тогда, да и Судьба была ко мне благосклонна. Мне удалось от них оторваться, а потом я спрятался в каком-то заброшенном канализационном люке, который находился в полуобвалившемся состоянии. Я с трудом протиснулся в него, обдирая с рук и ног кожу как можно глубже. Вскоре я услышал топот ног, мимо меня пробежали оба преследователя. Постепенно их шаги стали затихать вдали, затем наступила тишина, но я все еще продолжал находиться в своем убежище, и казалось, что нет на свете такой силы, которая смогла бы меня оттуда вытащить. Страх сковал всего меня, и я даже не имел сил пошевелить рукой или ногой. Сколько времени я там пролежал - не знаю, только думаю, что не меньше часа, а может и больше, порой мне казалось, что я вообще потерял возможность что-либо реально осмысливать. Но постепенно страх отпустил мое сознание и я стал потихоньку пробираться к люку. Высунув голову, я долго прислушивался к тому, что происходит вокруг меня, но кругом было очень тихо, только слышал, как редкие машины проезжают по мосту, и убедился, что нахожусь рядом с ним. Потом послышался приглушенный звук мотора и по дороге, которая оказалась рядом, прошла машина, мне показалось, что это были мои преследователи. Тогда я вылез из люка и с большими предосторожностями выбрался наружу, после чего отправился к мосту, чтобы поймать тачку и вернуться на работу. На мое счастье как раз проезжало такси, остановив его, я добрался до кочегарки. Только тогда я смог перевести дух и понял, насколько сильно устал, но сначала мне все же пришлось раскочегарить топку котла. За это время я вскипятил и заварил себе крепкий чай, который вернул меня к жизни. С того самого дня я никуда не выходил, а на работе попросил, чтобы на все телефонные звонки отвечали, что я нахожусь в отгулах. Причину объяснить было не сложно, сказал, что с женой разругался и решил заставить ее поволноваться. Мужики отнеслись к моей просьбе с пониманием, и весело посмеявшись, пообещали сделать все как надо. Шадоров в душе зло чертыхнулся, когда понял, насколько ловко Иштыров его одурачил. К вечеру следующего дня ко мне приехал Колесниченко и рассказал мне, что все прошло так, как он и спланировал, Кравцова пока еще никто не хватился, а его тапки уже заняли свое место, так что полный порядок. Тогда я психанул и, не сдержавшись, обозвал его идиотом, а потом покрыл таким отборным матом, что казалось у него челюсть готова была отпасть. Он сидел у меня в комнатке и широко раскрытыми глазами смотрел в мою сторону, не понимая, что случилось.

- Ты, - сказал я тогда ему переполняемый яростью, которая клокотала у меня в груди, - стратег х..., знаешь хоть о том, что меня прошлой ночью самого чуть на тот свет не отправили?

Он даже рот раскрыл от удивления, словно собирался что-то сказать, да только слова у него в глотке все и застряли. Я, потом, конечно же, все ему рассказал, и было по нему видать, что напуган он очень сильно, но не тем что Кравцов исчез, тут он был чистым, а тем, что смертельная опасность нависла и над ним. Я попросил его, чтобы съездил к моей жене и предупредил ее о том, что я, взяв отгулы, уехал к родственникам, а когда буду дома, он и сам не знает. Кроме того, мы решили, что будет лучше, если только она возьмет очередной отпуск, и тоже будет сидеть дома. Колесниченко пообещал сделать все так, как я ему сказал и уехал. В последующие дни он время от времени ко мне приезжал и рассказывал о том, как продвигаются дела в ходе поисков Кравцова. Со слов Колесниченко я вскоре уже знал с достоверной точностью, что расследование поручено какому-то оперативнику, который практически и не должен иметь к делу ни какого отношения. Виктор Михайлович пояснил, что в милиции видать запарка, если кроме одного оперативника на судне больше никого не было. Потом он сказал, что видать дело заглохло, даже оперативник пропал, не иначе говорит, надоело заниматься поисками капитана. До этого тоже какие-то милиционеры приезжали, да так и уехали не с чем. Но прошло время, и Колесниченко как-то сказал, что оперативник опять появился и продолжает копать, но его методы какие-то не совсем понятные, а разъяснять мне не захотел. Иштыров сплюнул в сторону и на пол, затем произнес, - только теперь я и сам понял, что он от меня скрыл. Только у вас такое вроде как не должно происходить, в книгах и кино показывают, что адвокат должен быть и методы в основном законные, основанные на законах и имеющихся на руках доказательствах. Шадоров в это время что-то обдумывал свое и рассуждения Иштырова слушал в пол уха.

- Понимаешь, какое дело Фарид, - ответил он задумчиво, - может ты и прав, только вот книга это одно, а жизнь совершенно другое. Кроме того, я не юрист, а инженер, так что руководствуюсь, основываясь в большей степени на логике и расчетах, а так же по наитию души, как вот в случае с тобой. Вот скажи мне, только откровенно, тебе адвокат здесь нужен?

- Нет, конечно, на кой хрен он сдался, только хлопоты лишние от него будут, - ответил, не задумываясь Иштыров.

- Идем далее, - продолжал рассуждать оперативник, - ты на меня Фарид в обиде за то, что здесь произошло?

- Нет, не в обиде, - подумав несколько секунд, ответил он, - тут вроде бы как кому повезло, а могло быть и наоборот.

- Правильно мыслишь, могло, - согласился с ним оперативник, - только не произошло, видать не Судьба еще голову под прут подставлять, а жить мне тоже хочется, как и тебе, - сказал откровенно Шадоров. Вот почему Фарид мы с тобой разговариваем сейчас хоть и не совсем в удобной для беседы обстановке, но зато откровенно и при этом с полным пониманием друг друга, так что нам с тобой этого вполне достаточно. Тут Шадоров поднялся со стула и, подойдя к Иштырову, развязал ему руки, затем указал на стул, что стоял тут же и произнес, - садись, дальше так поговорим, есть у меня еще к тебе несколько вопросов.

- А не боишься, что я тебе звездану чем-нибудь по голове? - спросил озадаченный поступком оперативника Иштыров.

- Как тебе сказать, - задумавшись на секунду, произнес Шадоров, - есть, конечно, такое опасение, - только верю я, что не убивал ты Кравцова, больше того, находишься действительно в смертельной опасности. Сам же сказал, что слышал в разговоре о том, что знает один из мужиков, кто ты такой и не тронули тебя пока только потому, что ожидают, а вдруг мы тебя сгребем, тогда вся вина и будет за убийство капитана на твоей совести лежать. В таком случае разговор у нас будет коротким. В качестве подозреваемого, для начала, отправим в кутузку, затем всех собак опять же на тебя повесим, а затем обеспечим прямиком дорогу на зону. Попробуй, докажи, что убийство не твоих рук дело. Факты, как ты сам понимаешь, вещь упрямая, а рассказы о мужиках и катерах - сказка для любопытных, ты думаешь, кто-то тебе поверить?

Иштыров молча кивнул головой, соглашаясь, что против логики оперативника не попрешь.

- А если еще пришить тебе нападение на сотрудника милиции при исполнении последним, мной стало быть, - пояснил Шадоров, - своих служебных обязанностей, считай, что тебе и вовсе кранты пришли.

- А зачем тогда отпустил? - задал вопрос, набычившись, Иштыров, и исподлобья посмотрел на оперативника.

Да, потому и отпустил, что верю тебе, а теперь скажи мне вот что, - ты случаем номер машины, марку ее не запомнил?

- Нет, Николай Васильевич - не знаю, да и машину, честно говоря, не рассмотрел, темно очень уж было, сам понимаешь, что уж тут геройствовать, когда мандраж колотил меня здорово.

- А что скажешь в отношении катера? - задал новый вопрос оперативник.

Иштыров задумался, - затем произнес, - темно было, да и видел его мельком, только какой-то странный он мне показался, вроде такой силуэт я уже где-то встречал раньше, может если увижу где, так вспомню, - пообещал он.

- Вот это уже хорошо, - обрадовался Шадоров, - по этому вопросу надо хорошо помозговать, надеюсь, сообразим, как катер тот отыскать можно будет. Да, у меня вопрос к тебе еще один, - произнес Шадоров, - на меня напал, думая, что неизвестные тебя вычислили? Иштыров ничего не сказал, только внимательно посмотрел на оперативника и кивнул головой, подтверждая его предположение. В таком случае в твоих же интересах поторопиться мне помочь, а то, сам понимаешь, в следующий раз может не произойти столь досадной ошибки, - сказал Шадоров хмуро. Давай так поступим, завтра сможешь ко мне подъехать в отдел? - спросил у Иштырова Шадоров.

- Смогу, конечно, какой разговор, - ответил тот, часов в девять буду, скажи только, где мне можно будет тебя найти. В нескольких словах оперативник рассказал, где его кабинет. Иштыров по своей прошлой работе на флоте хорошо ориентировался, сразу сообразил, где на грузовом районе находиться это здание.

- Только сделай так, чтобы тебя никто не видел, по крайней мере, постарайся, - попросил его Шадоров. А теперь я пошел и так задержал у тебя больше чем надо, уже стемнело на дворе. Он поднялся со стула, кивнул головой на прощание и пошел к выходу, оставив Иштырова наедине со своими размышлениями.

- А ведь опер прав, - подумал он, - если уж ему удалось меня так быстро вычислить, то мало вероятно, что это не смогут сделать и другие. От такой мысли по его телу пробежал озноб и он осмотрелся по сторонам, потом поднялся и прошел за котел, где и отыскал заброшенный Шадоровым металлический полуметровый прут.

- Так-то оно все же будет спокойней, - решил он и закрыл дверь на крепкий засов, для большей безопасности.

Глава 5

Шлапоюк вдруг успокоился и как-то совсем по-отечески произнес, - ты хоть Николай Васильевич понимаешь, что вчера сам чуть не остался в прошлом?

- Александр Дмитриевич, - произнес, словно оправдываясь, Шадоров, - я же не думал, что он на меня в драку полезет, мне с ним поговорить хотелось, чтобы он на вопросы ответил. - Нет, ты только посмотри на этого дуболома, - возмущенно сказал начальник и снял очки, - он не думал, а ты вообще-то знаешь, хоть каким местом человек вроде тебя думает? Да, к тому же не в драку он на тебя полез, а засаду устроил, чтобы ухлопать, сам же сказал, что за тех мужиков тебя принял, да и за кого тебя еще можно было принять, как не за бандюгу какого, ты бы хоть галстук для приличия носил.

- Не люблю я галстуки носить, - тут же отозвался оперативник и набычился.

- Знаю, что не любишь, так хоть люди от тебя шарахаться не станут, а ну тебя, - произнес сокрушенно подполковник и махнул рукой. После его слов в кабинете наступила тишина, которую нарушил сам начальник, - что дальше делать собираешься?

- Попробую вместе с ним проект катера по силуэту опознать, большего он не мог видеть на воде в тот вечер, - ответил, не задумываясь Шадоров.

- Вообще-то правильно мыслишь, - одобрительно произнес подполковник и посмотрел на оперативника, на которого его ругань, по всей видимости, не произвела должного воздействия.

- Сами же говорили, что мыслить не умею, - тут же отозвался оперативник.

- А я от своих слов и не отказываюсь, - отозвался начальник, - ты только теперь правильно мыслить начал, ясно тебе?

- Тогда понятно, - согласился с подполковником Шадоров. Александр Дмитриевич, я вот думаю, что есть что-то за Кравцовым в прошлом, только всколыхнул он его тогда, когда деньги понадобились, - сказал оперативник задумчиво и посмотрел вопросительно в глаза подполковнику.

Подполковник немного подумал, затем согласно кивнул головой. Водрузив очки на свое место, ответил, - тут ты пожалуй прав, только что это такое, раз кто-то на убийство решился, только чтобы все в тайне оставалось. Какие у тебя на этот счет соображения имеются? - задал он вопрос.

- Нет у меня пока ничего, чтобы заслуживало внимания, сокрушенно произнес тот в ответ. - А ты подумай, голова у тебя не только для того, как думать к какой трубе человека привязывать, может быть, до чего и более путного додумаешься, - сказал подполковник и вдруг улыбнулся, - это же надо было до такого додуматься.

- Тогда я пойду, - спросил у начальника разрешение Шадоров. Шлапоюк кивнул головой, разрешая оперативнику покинуть его кабинет. В коридоре он столкнулся нос к носу с дежурным по отделу, который при виде Шадорова весело рассмеялся.

- Ты чего это так развеселился? - спросил у него, подозрительно посматривая по сторонам Шадоров. Да вот слышал, как тебя шеф матерно крыл, только не понял за что, поделись, - произнес капитан милиции.

- Нет тут никакого секрета, - пожал тот плечами, но пояснил, - это он меня так за неправильный мыслительный процесс оттянул по полной программе.

- Знаешь, все же толком я так ничего и не понял, - но звучало превосходно, - произнес дежурный с восхищением, кое-что из его речи я постарался запомнить, если есть желание, я могу повторить.

- Нет, с меня на сегодня хватит, отмахнулся от него Шадоров, - ты бы лучше Леша с нашим старшиной поделился, смотришь он все стулья после этого и починит.

- А что, хорошая мысль, - согласился дежурный, я сейчас зайду к начальнику, а потом попробую.

- Попробуй, капитан, попробуй, - ответил оперативник, посмотрел на часы и пошел к себе в кабинет.

Вскоре в дверь постучали, и вошел Иштыров, только теперь он был в костюме и при галстуке.

- Интересно и когда это он успел себя в порядок привести, - подумал Шадоров, но вместо этого указал на стул и сказал, - проходи Фарид, присаживайся. Иштыров прошел к столу и сел там, где ему предложили. Не говоря ни слова, он достал из рулончиком скатанной газеты несколько листочков бумаги и положил перед оперативником. Шадоров с интересом посмотрел сначала на Иштырова, затем перевел взгляд на листочки бумаги.

- Я тут на досуге подумал и решил, что стоит попробовать, и вот что из этого получилось, - тут же пояснил он. Шадоров сразу же обратил внимание на то, что на каждом них были выполнены карандашные наброски силуэта катера, который он видел злополучной ночью, причем выполненные довольно хорошо. В силуэте было что-то знакомо, он тоже ранее где-то с таким встречался, но вот только где? Вместе они с полчаса перебирали по памяти все суда, но ничего стоящего так и не сумели отыскать.

- Ничего, раз есть в этом что-то знакомое, обязательно найду, надо будет только с людьми знающими поговорить, да справочники серийных судов полистать, - решил он. Затем еще полчаса ушло на то, чтобы заполнить протокол допроса, который он протянул Иштырову и пока тот внимательно его читал, принялся рассматривать рисунки. Фарид прочитал, затем взял ручку, и поставил, где требовалось, свою подпись.

- А теперь можешь идти, - сказал Шадоров, - только если не затруднит тебя, загляни ко мне через пару деньков.

- Так ты что, не собираешься меня арестовывать? - спросил у него с удивлением Иштыров. - А зачем мне тебя арестовывать? - задал в свою очередь вопрос оперативник, - ты же читал свои показания?

Иштыров кивнул головой, но словно спохватился и подтвердил, - читал.

- Все понял, как там было написано или нет? - спросил вновь у него Шадоров.

Иштыров поднялся и сказал, - спасибо, Николай Васильевич за то, что поверил мне, только поверь, не смог тогда я помешать тому, что мужики с Кравцовым сделали, - он повернулся и пошел к двери. Когда за ним закрылась дверь, Шадоров положил на стол ручку, которую продолжал держать в руке и задумался. Ситуация с Фаридом была крайне сложной, кроме его слов, других доказательств у него его вины не было, а вот помощь оказать в раскрытии преступления он мог. Что и говорить, именно благодаря рассказу Иштырова стала понятна картина того, как похитили капитана теплохода, а вот они или нет, его утопили, убили, еще надо было доказать. На первом месте теперь стоял один вопрос - как найти людей, которые похитили Кравцова. У Шадорова появилось после продолжительного размышления два направления, которые на его взгляд стоило, не откладывая в долгий ящик отработать. Прежде всего, покопаться в прошлом Александра Васильевича, а начать надо было с его супруги. Затем попытаться отыскать катер, силуэт которого был ему знаком. Шадоров убрал документы в сейф, прихватил с собой листки бумаги с рисунками Иштырова и отправился к начальнику отдела. Подполковник был занят, и ему пришлось ждать минут десять в коридоре. Как только Шлапоюк освободился, Шадоров попросил разрешение и вошел в кабинет.

- Александр Дмитриевич, был у меня Иштыров, - не теряя времени, стал рассказывать. Практически нового ничего не вспомнил к тому, что рассказал мне вчера, - произнес он и заметил, как дрогнули в усмешки губы подполковника.

- После столь милой беседы что-то вспомнить дополнительно мне кажется просто не возможно, - сказал подполковник.

- Вот и я говорю о том же, - подтвердил Шадоров. Но он принес мне рисунки и на них изображен силуэт катера. Именно таким он его и запомнил в короткий промежуток времени, когда тот подходил к берегу. Подполковник с интересом взял в руки любительские рисунки, выполненные на листах бумаги простым карандашом, и стал внимательно рассматривать со всех сторон.

- Как считаешь, Николай Васильевич, - обратился вопросом, заинтересовано к оперативнику начальник, - можно из этого что-то путное извлечь или оставить в деле, как шедевр творчества твоего подопечного?

- Очень надеюсь, что можно, - ответил задумчиво Шадоров, - мне когда-то такой тоже встречался, вот только вспомнить никак не могу.

- А если тебя, к примеру, за одно место к трубе подвесить, поможет? - произнес подполковник с жесткой улыбкой на губах. Мне кажется, у тебя в таком случае мыслительный процесс по-другому работать начинает, значительно эффективней.

- Я и так вспомню, - ответил Шадоров, который прекрасно понимал, что начальник ему еще долго не сможет забыть цирк, который тот устроил в кочегарке.

- Есть еще что сказать? - задал в это время вопрос подполковник и внимательно посмотрел в глаза сидящему перед ним старшему лейтенанту.

- Александр Дмитриевич, тут вот какое дело получается, - начал он издалека, - Кравцов, работая в училище, не мог вытворить такое, что бы позволило ему рассчитывать получить деньги для ремонта автомашины.

Подполковник кивнул молча головой, но промолчал, стараясь понять, куда клонит оперативник.

- А вот в прошлом, когда он работал в пароходстве, такая возможность у него могла быть, я не знаю с чем связано, только странно выглядит появление какого-то мужчины, потом сразу двух, похищение капитана, катер. Вот и получается, что какой-то далеко не простой человек заинтересован был и думаю, что остается в том, чтобы Кравцов замолчал. Что-то между ними существует, какая-то невидимая ниточка, которая крепко удерживала их в одной связке. Пока Кравцов молчал, все шло прекрасно, но вот ему понадобились деньги. На мой взгляд, Кравцов не просил большие деньги, скорей всего сумма ограничивалась в пределах нескольких тысяч. Дело скорей всего было даже и не в этом, Кравцов стал давить, возможно, даже пригрозил, что какая-то темная в прошлом история может неожиданно всплыть на свет божий, шантажировать стал. А вот это-то было очень кому-то не желательно, - произнес за оперативника подполковник.

- Совершенно верно, - подтвердил предположение начальника Шадоров.

- И что же ты хочешь в этом направлении сделать? - тут же задал ему вопрос подполковник, которого, по всей видимости, заинтересовали слова старшего лейтенанта, в которых был заложен определенный смысл.

- Поговорю с теми, кто работал с Кравцовым в прошлом на 573 проекте, а потом с его женой, - ответил оперативник.

- Так чего тогда расселся? - спросил у него начальник, - иди и выполняй. Шадоров поднялся со стула и моментально исчез из кабинета, довольный тем, что на этот раз начальник не стал сообщать ему дополнительно, в довольно изысканной форме, что он о нем еще думает по поводу вчерашнего мероприятия. По пути он зашел в дежурную часть и сказал капитану Храмцову о том, куда пошел по делу Кравцова.

- Так и записать? - спросил тот.

- Так и запиши, - ответил Шадоров, - если что, начальник знает.

- А, - протянул с улыбкой Храмцов, - так это он опять тебя послал куда-то.

- Нет, - тут же ответил ему Шадоров, - на этот раз я сам туда пошел. Он покинул дежурную часть и по дороге стал размышлять о том, с чего начать. Все же будет лучше, если сначала встречусь с Валентиной Петровной - супругой Кравцова, - решил он. Надо было из дежурки позвонить в училище, и узнать вышла она на работу или нет, - подумал он, но возвращаться не стал, считая, что тогда ему обязательно не повезет. Будет лучше, если я сейчас загляну к ней домой, - решил он, а если там ее нет, тогда в училище и оттуда прямо на завод. Интересно, а чего это Кравцов ушел с завода? - неожиданно подумал он. В заработке точно проиграл, да и во многом другом тоже. Взять, к примеру, той же рыбки мог привезти, ягоды с севера, а тут ничего нет, да и что это за работа, если теплоход почти от причала не отходит. На его взгляд это было довольно интересно, тем более, что на сухогрузном теплоходе он был полностью хозяином, а тут тобой все кому не лень командуют. Шадоров прекрасно знал о том, что Кравцов при всех его хороших качествах был довольно самолюбивым человеком и не очень-то любил ходить под кем-то. Вот тебе и еще один повод пораскинуть мозгами, - решил он. Так незаметно за размышлениями он оказался у дома, где проживал Кравцов с супругой. Он быстро нашел нужный ему подъезд и вскоре уже нажимал кнопку электрического звонка. Было слышно, как за дверью раздался переливчатый, очень мелодичный звук. Надо бы у себя дома такой поставить, подумал он и так как никто не открыл дверь, решил попытать счастье еще разок.

Не успела замолкнуть за дверью мелодия, как послышались шаги, и знакомый голос спросил, - кто там?

- Валентина Петровна, это я, Шадоров, оперуполномоченный из ЛОВД, - тут же откликнулся он, называя себя. Послышался звук открываемого замка, и дверь приоткрылась. Выглянула женщина и сразу же узнала оперативника.

- По делу или как? - спросила она усталым голосом.

- По делу Валентина Петровна, просто так ходить времени нет, - отозвался Шадоров.

- Тогда проходи, я сейчас кофе приготовлю, - сказала она и пошла на кухню, оставив Шадорова в прихожей. Сняв туфли, он осмотрелся по сторонам и проследовал в сторону кухни, где Кравцова уже гремела посудой.

- Присаживайся Николай Васильевич, сейчас кофе приготовлю, не возражаешь? - спросила она, - тогда и поговорим.

- Упаси Бог, Валентина Петровна, разве можно женщине в чем-то отказать, не рискуя навлечь на себя при этом ее праведный гнев, - откликнулся он.

- Все вы мужики одним миром мазаны, - проговорила она устало, - вот почему порой и голову теряете, а когда и саму жизнь, - добавила она, и голос ее слегка дрогнул.

- А ведь не скажешь, что она сильно переживает, что-то не заметно, чтобы горем, которое на нее свалилось, была убита, - подумал Шадоров, поудобнее, располагаясь на стуле. Не ужели у них так далеко дело зашло, или перекипело уже настолько, что случившееся и стало наилучшим исходом для обоих, хотя как сказать, может ли смерть принести с собой облегчение кому-то. В это время Валентина Петровна поставила на стол две огромные чашки и налила кипяток. По кухне поплыл приятный запах растворимого кофе, поднимаясь причудливой змейкой над поверхностью его чашки.

Валентина Петровна села напротив него и придвинула к себе свою чашку с кофе, - говори, что тебя погнало ко мне, и откуда узнал о том, что я уже вернулась, вроде ни кто не видал меня.

- Не знал я о том, что вы уже вернулись, - откровенно признался ей Шадоров. Просто решил проверить, так сказать на авось весь расчет, и был построен.

- Как же, на авось, - произнесла скептически, - Николай Васильевич, ты кому-нибудь другому мозги вот так запудривал, только не мне. Оперативник не стал ей ничего доказывать, считая, что это ни к чему не приведет хорошему и счел за лучшее, согласиться. Он уже на собственном горьком опыте успел познать одну простую жизненную истину, если женщина вбила себе в голову, что именно так должно быть, ради бога, пусть все так и остается. Перечить ей, только во вред себе, она и сама со временем поймет, что была не права и предложит другое, о чем ты в свое время заикнулся, но настаивать не стал. По всей видимости, она тоже осталась довольная своей проницательностью и стала относиться гораздо благосклоннее к нему.

- Ты говори, чего тебе надо от меня, Кравцов найден, сам же об этом знаешь, вот тебе наглядный пример как водку жрать на судне, да потом с бабами с борта на борт таскаться, пока не свалишься в реку, - произнесла она со злостью.

- А кто сказал вам, что там женщина была? - спросил он у нее удивленно.

- Будто бы ты и сам о том не знаешь, - воскликнула она с возмущением, - все вы друг друга кобели пытаетесь защитить. Колесниченко мне все рассказал, - сказала она, успокаиваясь.

- Теперь понятно, кто успел ее просветить, - подумал он возмущенно, - только какого черта ему было нужно об этом рассказывать. Но в слух произнес совершенно другое, - зря он так все наговорил, никто женщину на судне у Александра Васильевича не видел.

- Пусть не видели, - решила не сдаваться она, но мне не надо свидетелей тому, что я сама обнаружила на одном из стаканов, что стояли у него в каюте на столе.

- Если вы Валентина Петровна имеете ввиду, красное вещество, - произнес оперативник, отхлебывая из чашки кофе, - тогда глубоко заблуждаетесь - это была кровь, кто-то порезал руку, возможно о консервную банку. Спокойный и рассудительный тон Шадорова возымел на нее свое положительное воздействие.

- Это правда или так, чтобы меня успокоить? - спросила она.

- Чистейшая правда, Валентина Петровна, клянусь вот этой чашкой с кофе, - ответил он и снова отхлебнул ароматный напиток.

- Все равно что-то не очень мне в это вериться, - произнесла она, но в голосе у нее уже не чувствовалось прежней уверенности.

Чтобы сменить тему разговора, Шадоров спросил, - Валентина Петровна, а чего это Александр Васильевич ушел с большого флота, там же гораздо лучше было ему, чем на "Практиканте"?

- Да, мне и самой неизвестно доподлинно что произошло, только знаю, что в заводе кое-кому не понравилось, когда он купил себе жигули, - сказала она, - вот и пошли разные там разговоры, мол, не по карману ему такое.

- Вы с ним столько лет вместе живете, неужели тоже считаете, что он был не в состоянии скопить денег на автомашину.

- Кто его знает, - ответила задумчиво Валентина Петровна, - мы ведь, если разобраться по-хорошему, так вместе совсем мало и прожили, считай лет шесть - семь. Как раз в тот год он машину свою и купил, так что я откровенно говоря и не в курсе, на какие деньги она у него куплена, да и не задумывалась как-то, пока вот ты вопрос не задал. Она замолчала и стала задумчиво пить кофе, полностью поглощенное своими мыслями.

- А знаешь, что я тебе скажу, - не с того не с сего произнесла она, - зря я тогда на него так ругалась, моя вина в том, что Саша погиб, моя и ничья больше.

- Что-то не совсем понятен ход вашего рассуждения, - сказал Шадоров, - вы-то какое к этому отношение можете иметь.

- Да самое, что ни на есть прямое, - произнесла она вдруг с удивительной уверенностью в голосе. Саша уже год, как говорил мне о том, что надо откапиталить жигули, а я возмущалась и говорила, что денег для этого у меня нет. Откровенно говоря, с этого все и началось, я имею ввиду наши с ним разногласия. Сначала-то у нас все было с ним хорошо. Понятное дело, что мы бабы народ самолюбивый и не можем простить себе, если муж на сторону начинает заглядывать, да только я сама к этому решению его и подвела. По началу я не могла ему простить бывшую его жену, все думала, что он по ней сохнет.

- Вот это новость, - подумал оперативник, но постарался сохранить прежний, беспечный вид, продолжая внимательно слушать Кравцову.

- Основания у меня понятное дело были, что и говорить - не чета мне, красивая, стройная, все как говорится при ней, к тому же работала заведующей овощной базой, а я кто такая - какой-то врач и как говориться не рожи не кожи.

- Ну, вы уж тут через чур перебрали, - произнес с возмущением Шадоров, которого поразила такая откровенность Валентины Петровны.

- Не надо Николай Васильевич строить из себя такого уж удивленного, хоть вам мужикам все равно на кого лезть, лишь бы, как говориться шевелилось, а мы-то хорошо понимаем и очень переживаем у себя любые изъяны. Себя-то в таком случае не обманешь, - произнесла она печально. Другое дело, сможешь или нет, с ними смириться, вот в чем дело.

- А почему вы тогда сказали, что была, она, что отправилась в мир иной? - спросил заинтересованно Шадоров.

- Да, нет, - тут же откликнулась Кравцова, - насколько мне известно, она и поныне здравствует, только там, где территория по периметру колючкой обнесена несколькими рядами. В этот момент он почувствовал в ее словах не чем не прикрытое злорадство.

- Говорят заворовалась, вот и схлопотала на всю катушку, - сказала Валентина Петровна. Шадоров еще не осознал до конца, но каким-то чутьем понял, что вот тут как раз возможно и кроется ответ на все, что произошло с Кравцовым.

- Денежки-то они как мед липкие, чем больше их имеешь, тем более их хочется, - продолжала рассуждать Кравцова, не обращая внимания на сидящего напротив нее старшего лейтенанта, у которого так и загорелись глаза.

- Теперь и мне стало понятно, почему как-то Саша сказал, - ладно, говорит, если тебе для нашей машины денег жалко я в другом месте их найду. Я еще тогда ему сказала, что пусть он кому-нибудь, только не мне рассказывает о том, что найдет таких дураков, которые займут ему несколько тысяч на ремонт машины, а отдавать он думает с каких интересно бы знать шишов, я не копейки не дам. А он посмотрел на меня странно как-то так и ответил, - мне их так дадут, и не надо будет отдавать, есть тут должок один старый, пора бы и спросить его. Рассмеялась я в ответ и говорю, - видать совсем со своей машиной рехнулся. Ничего больше он мне не сказал, да и не возвращались мы больше к этой теме, только поняла я, что задумал он что-то. Ты его хорошо знаешь, всегда веселый и пошутить любит, а тут стал какой-то задумчивый и все чаще раздраженный. Мы же с ним в тот последний в его жизни вечер разругаться успели и все опять из-за этих проклятущих денег, - произнесла она с каким-то отчаянием в голосе. Шадоров допил кофе, и они еще с полчаса продолжили разговаривать, но больше ничего интересного он от нее не узнал.

- С меня достаточно и того, что Валентина Петровна рассказала, - подумал он, раздумывая над тем, как побыстрее покинуть хозяйку. Валентина Петровна, - сказал, поднимаясь Шадоров, - благодарю вас за кофе, а еще больше за откровенный разговор, вы даже себе не представляете, насколько мне помогли.

- Да что там помогла, - сказала она негромко, - поплакалась в платочек, да пожалиться только и успела.

- Ты хоть когда по старой памяти заходи, Сашу знал хорошо, так что хоть вспомнить порой, поговорить можно будет, - произнесла она задумчиво.

- Спасибо Валентина Петровна, непременно воспользуюсь вашим приглашением, - ответил он, направляясь к выходу. Оказавшись на улице, он остановился и стал размышлять о том, что следует предпринять ему дальше.

- Надо идти к начальнику, тут его помощь мне потребуется, если вообще это будет меня касаться, - решил он уже твердо и тут же повернул в сторону отдела. Храмцов подтвердил, что шеф находиться на месте и не куда пока не собирается, так что вставить клизму успеет. Шадоров вышел из дежурной части и направился к подполковнику. Дверь, как обычно приоткрыта и было видно, что подполковник изучает какое-то очередное уголовное дело, что лежало перед ним. Шадоров постучал в дверь и не дожидаясь разрешения, вошел в кабинет. Подполковник оторвал взгляд от исписанных листов и посмотрел поверх очков на старшего лейтенанта, который стоял перед ним.

- Ты чего это врываешься с таким шумом ко мне? - задал он вопрос.

- Александр Дмитриевич, тут дело такое, что совет нужен, - ответил старший лейтенант. Шлапоюк понял, что его подчиненный что-то успел за это время натворить или откапать такое, чем сам был удивлен и теперь не знал, что с этим ему делать.

- Тогда закрой за собой поплотнее дверь и садись, - приказал он. Шадоров исполнил все, что было ему сказано, и не ожидая вопросов, стал рассказывать о том, что ему удалось узнать, когда он встретился с женой Кравцова. Оперативник заметил, какое подполковник проявил к его рассказу повышенное внимание и чем дальше продвигался он в своем рассуждении, тем больший интерес тот к нему проявлял. Захваченные вновь открывшимися по уголовному делу фактами они не заметили, как пролетело около получаса времени. Ну вот казалось все, что могло интересовать подполковника было выяснено и каждое предложение старшего лейтенанта было рассмотрено.

Шлапоюк посмотрел внимательно на сидящего перед ним оперативника и не смог сдержаться, чтобы не сказать, - вот смотрю на тебя Николай Васильевич и думаю, тебе что, каждый раз такой нагоняй необходимо устраивать, чтобы твоя мозговая система начала работать так, как надо?

- Александр Дмитриевич, так свое-то я получил уже после того, как моя голова сработала, - напомнил он начальнику.

- Ладно, об этом мы с тобой потом поспорим, - произнес начальник и потянулся к телефонному аппарату, - иди катер ищи, об остальном я сам позабочусь, тут похоже не твоего ума дело. Шадоров поднялся и без всяких обид на подполковника за его слова, вышел, прикрыв за собой дверь, так как успел уловить нетерпеливый жест его руки.

- Теперь можно будет съездить и на завод, - решил он. На этот раз довольно быстро он доехал до нужной ему остановки, откуда и направился к одному из старейших работников завода, который всю свою жизнь провел сначала на флоте, а потом на берегу.

Лагутина Илью Гавриловича он нашел у себя в цехе, где старик сидел за стареньким письменным столом и что-то старательно писал. Шадоров с удовольствием поздоровался с этим прекрасным человеком, который мог заменить для него энциклопедию в вопросах, касающихся флота.

- Чем могу служить молодой человек? - произнес с улыбкой Лагутин и предложил ему сесть.

- Да, вот Илья Гаврилович пришел к тебе так сказать за помощью и советом, - ответил оперативник.

- Тогда сразу выкладывай и то и другое, - тут же ответил старик, и его умные с хитринкой глаза посмотрели на Шадоров. В нескольких словах он рассказал Лагутину о том, что привело старшего лейтенанта к нему, для большей убедительности даже показал рисунки, которые предусмотрительно прихватил с собой.

Старик внимательно выслушал оперативника, посмотрел на рисунки, затем улыбнулся и после секундного раздумья произнес, - пошли Николай Васильевич со мной, я тебе кое-что сейчас покажу.

- Илья Гаврилович, взмолился Шадоров, - извини меня, но дел не в проворот. Для пущей убедительности он провел ребром ладони по горлу, - можно я в следующий раз схожу на экскурсию.

- Нет, - произнес, словно отрезал старик, - если не согласишься, возможно, будешь жалеть о том всю свою жизнь. Заинтригованный словами Лагутина, он поднялся со стула и молча последовал за ним. Они прошли по коридору и вскоре оказались в небольшом помещении. Лагутин щелкнул выключателем, и в цехе сразу стало светло, как днем. Шадоров от неожиданности замер на месте, прямо перед ним стоял на кильблоках катер, обводы которого словно сошли с рисунка Иштырова.

- Ты бы Николай Васильевич читал больше, да про флот не забывал, как видишь, в жизни все может пригодиться, - произнес старик поучительно. И тут оперативник вспомнил, где ему однажды пришлось встретиться с таким катером, это было на рейде в Воронцовске, когда он только еще начинал работать в должности третьего штурмана.

- Чей катер? - спросил он тихо у Лагутина, - все еще не веря своим глазам.

- Одной сторонней организации, - ответил Илья Гаврилович, удивленный тем, как резко изменился в лице Шадоров. У них двигатель заклинило, так вот они через нашего директора договорились, чтобы я им все сделал, кроме того, откапиталить кое-что необходимо, заменить, одним словом работы здесь не на один месяц, но они как я понял, не торопятся, - сказал старик.

- А давно он к тебе в цех попал? - задал вопрос Шадоров, все еще не веря своей удаче.

- Да наверное уже с месяц, как прибуксировали его и в тот же день сюда поставили, - надо сказать оперативно работают.

- Если ты не возражаешь только, я бы хотел его осмотреть, - обратился он с просьбой к Лагутину.

- Да нет ни каких в этом деле проблем, ежели надо - так смотри сколько угодно, - ответил старик удивленно и повернулся, чтобы уйти из цеха.

- Илья Гаврилович, - остановил его Шадоров, - у меня к тебе просьба небольшая будет.

- Говори, Николай Васильевич, - тут же откликнулся Лагутин, который смекнул, что здесь что-то не совсем чисто.

- Пока я буду смотреть, ты бы не мог проверить, чтобы тех, кто его сюда поставил, ненароком в цехе не оказалось. Встреча сам понимаешь будет для меня с ними мягко говоря не совсем желательная.

- Не беспокойся, - тут же заверил его старик, - ежели что, так у тебя здесь свет разом и погаснет, это я тебе сигнал так подам, а уж тут ты сам прячься.

- Договорились, - улыбнулся оперативник и поспешил к катеру. Не спеша, он стал осматривать сначала надстройку, начиная с носовой его части, и постепенно спустился в кормовой отсек. Вскоре его поиски увенчались успехом, он обнаружил довольно много красного вещества в щелях между досками палубного настила. Этого было достаточно, чтобы он поспешил оставить катер, а покидая помещение не забыл выключить за собой свет. Лагутина он застал в своей маленькой каморке, которую тот громко называл рабочим кабинетом. Ему было достаточно взглянуть в лицо оперативнику, чтобы понять - поиски оказались успешными.

- Илья Гаврилович у тебя есть какие-нибудь документы на этот катер? - задал он старику вопрос.

- А то как же, - заторопился тот и, открыв небольшой сейф, достал из него папку с судовой документацией. Шадоров развязал на ней тесемки и стал быстро просматривать, делая пометки. Через минут десять он возвратил ее обратно и поблагодарил от всей души старика за оказанную ему помощь, чем очень того обрадовал.

- Где тут поблизости есть телефон, да так, чтобы не было другого на параллели? - спросил Шадоров у Лагутина.

- Да вот у начальника цеха и стоит как раз такой телефон, его правда самого-то нет, но у меня есть ключ, так что можно им воспользоваться. Они прошли в кабинет, и оперативник стал звонить начальнику. Лагутин, проявляя тактичность, вышел из кабинета, сказав, что присмотрит пока за тем, что происходит вокруг.

- Слушаю, - послышалось в трубке.

- Александр Дмитриевич, Шадоров говорит. - произнес оперативник, - я катер похоже нашел тот что увез Кравцова, в салоне есть вещество, похожее на кровь, хорошо бы сюда эксперта и следователя отправить.

- Николай Васильевич, - произнес, взволновано подполковник, - ты уверен в том, что это именно тот катер? Думаю, что он, Александр Дмитриевич, вот данные организации, которой он принадлежит, пусть Храмцов уточнит все, что можно о нем.

- Записываю, - тут же сказал начальник, и оперативник стал диктовать данные на катер и организацию, которой тот принадлежал.

Когда он закончил, начальник произнес, - оставайся на месте и жди, я тебе организую группу. Только очень прошу тебя больше никуда не надо лезть, сразу же возвращайся, тут тебе накачка от прокурора пришла, ознакомиться надо бы, и положил трубку. На этот раз довольно быстро, в течение получаса, подошла дежурная машина из управления, которая привезла следователя Прохорова, эксперта и двух оперативников уголовного розыска из управления. Шадоров провел всю группу к катеру и решил немного подождать, чтобы убедиться в своих предположениях.

Вскоре эксперт, который осторожно собирал вещество в стеклянную колбочку, произнес, - ты прав - это кровь, только вот пока не ясно, чья она.

- Ладно, я пошел, - сказал Шадоров, - успеха вам в работе. Вернувшись в отдел, он зашел в канцелярию, где под роспись ознакомился с приказом о своем наказании, после чего пошел к начальнику. На этом его расследование, как он догадывался, закончилось, тут были задействованы совершенно иные сотрудники, которым вскоре удалось раскрыть и задержать большую группу хорошо организованных матерых преступников. Следствие установило мотивы убийства капитана теплохода и его сопричастность в свое время к этим людям, о чем он тогда и не догадывался, перевозя нелегально контейнеры с левым товаром и другой продукцией на теплоходе. Следствие длилось долго. Пришлось выполнить большой объем работы, провести несколько следственных экспериментов, но в конечном итоге все получили различные сроки, в соответствии с доказанной виной каждого.