Пить или не пить? Вот... В чем вопрос?! Пить... Уздечка винно-водочная. Да, дела... И не заметил как повязала, проклятая. Выбор-то невелик: или бросать пить, либо бросать работу. А бросать работу в этой жизни - совсем дохлое дело. И что уж совсем отвратительно - неизвестно, будет вторая жизнь, не будет. Если бы не Ленка - точно бы слетел с редакторской должности. Как вовремя она появилась. И девка-то мало того что дура, еще и старательная. Справится, авось. Так плавать учат: бросают в воду, и - плыви. Выплывет - молодец. А если?.. Да что с ней может случиться? Железная деваха, пашет, как тот конь. А, кажется - тростиночка. Соплей перешибить. Эксцентричная немного, но у каждого свои тараканы.
А, пошла она, трудовая лирика, проза похмелья копытом в темечко бьет. Где-то вроде еще оставалось грамм сто. Епешкин дух, Иван Демидыч, сам от себя стал заначки прятать. Под ванной?.. Не... А-а-а, в прихожке, в зимних сапогах. Во, точно. Еще помню что-то. На кухню, стройными рядами, быстро ползком марш! Е-мое, новую газету испоганил, мать твою. Читал я ее вчера или просто рыбу на ней под пиво чистил? Так и попущу что-нибудь важное, совсем одичал. Господи, ну что за фигню писать стали?! Опять этот псих Бздымпойда с "Горской мысли" шизует соразмерно своим нехилым гонорарам. "ОНИ прилетели!.. Очевидцы наблюдали...". В последние года три-четыре прямо нашествие неопознанных летающих. Кому мы нужны? С нашим непомерным самомнением, как же - цари природы, с нашей удивительной способностью по сто двадцать раз наступать на одни и те же грабли - причем, без всяких шансов делать выводы на будущее. Треть, по крайней мере, поголовья строем отправлять в дурдом надо. А треть по тюрьмам распихать. На улицу выйти скоро невозможно будет. Летающая тарелка на голову не сядет, так ублюдки какие-нибудь изувечат или убьют. Что за жизнь! О, буковки запрыгали... Пора. Ну, с Богом: пятьдесят грамм принять, внутри удержать и через минут десять повторить. Алкоголизм - тяжкий труд. Держись, Демидыч. На работу не забыть позвонить, узнать новости и поспать до обеда... Может, еще жить буду. У-у-у... Не пошла, сволочь. Так, проблемы - оставшимися жалкими каплями здоровье не поправишь. А денег - кот накакал. Или искать срочно на пузырь, или опять сдаваться под капельницу - как последний шанс возродиться из небытия.... Не расслабляться, не расслабляться. А то пропущу в запое момент, и... Пойду в утиль. Ох, как хреново...
1.
Это было не самое удачное утро. Сначала кончилась паста в ручке. Перерыла все ящики, тщательно обследовала никогда не закрывающийся сейф. Ни одной ручки. Даже паршивенького стержня не нашла. Карандаши ломались, будто сговорились.
Потом позвонил по обыкновению пьяный шеф-редактор и пожаловался на здоровье, подорванное в бесконечной битве с алкоголем. Интересовался моим финансовым положением. Не беременна, ответила я, и - удивительно! - понял. Я сделала вывод, что на работу начальство ждать не следует, и это меня вовсе не обрадовало.
Шеф, безусловно, очень милый человек, он многому научил меня. Но, убедившись, что сюсю-Леночка - двужильная кобыла, стал все чаще оставлять меня одну и, в конце концов, совсем перестал появляться, свалив все дела на мои хрупкие плечи. В итоге я в одиночестве выпускаю маленькую ведомственную газету. Это занятно, но утомительно.
В штате редакции числилось трое: редактор (который отсутствовал), ответственный секретарь (это я - выполнявшая работу за себя и за того, того и этого парня) и мифический фотограф. Представляя в одном лице и журналиста, и машинистку, и корректора я поневоле стала матерым газетчиком и уже начала получать лестные предложения от более крупных городских газет. Но, во-первых, было жалко несчастного наставника-алкоголика. А во-вторых, слишком долго пришлось сидеть без работы. Даже дошло до регулярной бессонницы, нервных срывов, непредсказуемо диких поступков и временной потери самоуважения. Я до сих пор не настолько избавилась от комплекса неполноценности, чтобы выползти из-под крылышка маленькой газетенки.
И вот сейчас передо мной лежала кипа бумаг, в голове вяло кружились гениальные фразы гениальных статей, а орудия производства - не было. Печатная машинка в редакции электрическая, а в это время суток в нашем районе планово отключают свет - экономят электроэнергию. Так что, без ручки - как без рук.
Разве только посмотреть в сейфе у шефа? Как-то я пошла на маленькое преступление, но только во имя газеты, никак иначе, - сделал тайком дубликат ключа. А то шеф в запое, до сейфа не добраться - а там и бумага, и фотоаппарат, и много множество других необходимых вещей. Ключ же шеф стерег пуще глаза, никому в руки не давал. Если что нужно, надо у него спрашивать. Иногда приходилось за Иваном Демидовичем на машине ездить, чтобы привезти его, а уж он собственной рукой откроет сейф и достанет что нужно. Надоела такая суета, и я потихоньку как-то стащила ключ, буквально на пару минут, сделала слепок и отдала умельцам. Отныне я гораздо меньше зависела от редактора, можно сказать, совсем не зависела.
Дверца сейфа открылась нехотя, словно протестуя против незаконного вторжения. На нижней полке - только бумага, а вот на верхней куча канцелярских мелочей. Вытащив степлер и дырокол, чтобы не заслоняли обзор, зашарила в поисках ручек или, на худой конец, стержней. В самом дальнем углу лежало странное, даже отдаленно не напоминающее ручку, но это-то меня и заинтересовало. Может, талисман? Я извлекла из сейфа зуб на ниточке. Самый обычный человеческий зуб, только на пару размеров больше нормального коренного, обвязанный посередке ниткой. Может, это оберег Ивана Давыдовича? Разъединив нитку, надела на шею. Интересная штучка, надо будет как-нибудь у дантиста попросить зубик, можно даже какую-нибудь оправу придумать, и носить. Экзотика. Оригинально. Представив, как может со стороны выглядеть такое украшение, накрутила нитку на палец. Повыше, пожалуй, даже лучше будет. Ой! Нитка не выдержала натяжения и лопнула. Зуб упал на пол. Наследила, теперь Демидыч точно заметит, что я в сейф лазила. Кое-как накрутив на зуб нитку, запихала зуб на прежнее место, поставила на нижнюю полку дырокол со степлером и поспешно закрыла сейф, все равно ни одной ручки я там не обнаружила. И как пай-девочка вернулась за свой стол.
Села и размякла. Так размякла, что, кажется, растекалась по стулу. Надо было, конечно, пойти в отдел кадров и попросить ручку, но меня враз прошиб избирательный столбняк, вернее, сидяк. Я могла думать, ворочать головой, глазами, ушами, если бы умела, но руки-ноги и к ним прилегающие части тела словно заржавели. Двигаться совершенно не хотелось. Я сидела за столом, изображая мумию, зачем-то положившую лет пятьсот назад подбородок на сложенные руки и застывшую в такой позе на века. Потом перед мумией поставили стол, завалив его бумагами. Сиди, Истуканка Тутанхамоновна, изображай человека, занятого непосильным трудом.
За окном развлекался нехитрыми играми тополь - листья глухо хихикали, ветки постукивали в мутные стекла. В общем, совершенно бессмысленная картина мира. Пора бы, конечно, открыть окно - становилось жарко. Но для этого надо было шевелиться - встать, пройти пару метров, поднять руку. И я продолжала сидеть, парясь на солнце, не потрудившись даже снять пиджак.
Во всем здании царила безжизненная тишина: предприятие грозило откинуть бюджетные копыта в ближайшие полгода в свете очередного гигантского экономического скачка назад. О грядущей кончине треста-кормильца нас заблаговременно предупредили, на утреннем совещании. Эта новость, скорее всего, и являлась причиной моего созерцательного оцепенения. Слепо глядя в окно, я уныло думала, что скоро вновь стану безработной. И придется выбирать: куда идти, кому сдаваться? А любой выбор для меня - мука смертная.
Мысли уехали так далеко, что я даже не успела вздрогнуть. Раздался протяжный вибрирующий хруст, легкий хлопок, и забулькали глухие удары по полу - раз... другой... третий... - будто тяжелый мячик натужно проскакал по линолеуму. Я лениво поднялась со стула, чтобы убедиться - у меня начались слуховые галлюцинации. О, не только слуховые, но и зрительные. С середины комнаты медленно скользил шарик, вращаясь, судя по бликам, почему-то в противоположную движению сторону. Небольшой такой, серенький. Зажмурилась, сосчитала до десяти и открыла глаза. Шарик продолжал катиться в мою сторону. Очень устойчивая галлюцинация. Дверь и окно закрыты наглухо, в редакции я одна... В голове затикала легкая паника, но сознание моментально уцепилось за аварийно-нелепую, но спасительную мысль: "Остаточными похмельными флюидами шефа заразилась. Как гриппом".
Но только я собралась снова плюхнуться на стул, чтобы хорошенько поразмыслить над логичностью такого объяснения, как что-то мягко стукнулось о носок левой туфли. Я замерла в нелепом положении: ноги в полуприсяде, откляченный зад, растопыренные для равновесия над столом руки.
Шарик действительно существовал, как я убедилась, до предела скосив глаза под стол. Галлюцинация наткнулась на преграду в виде моих ног, откатилась на пару-тройку сантиметров и неподвижно застыла возле ножки стола. Повинуясь моментальному приказу женского любопытства, я наклонилась и с опаской потрогала круглый бок. Он был теплый, ласковый, гладкий. Словно живой. Я взяла шарик в руки. Тяжелый, как металлический, но, кроме веса и блеска, ничего от металла в нем не было. Ощущение сухой гладкой кожи, нагретой солнечными лучами. Так приятно было ощущать его тепло в ладонях.
Что бы это могло быть? И откуда? Вертя шарик в руках, я подошла к окну. Из какого ты мира, дружок? Колобок нашего времени из индустриальной сказки? Солнечный луч, словно прожектор с той стороны немытого окна, осветил бочок моего металлического Колобка. Матово-скромно заблестела поверхность. И сквознячком потянуло. Я не поверила своим глазам: в стекле нахально скалилась ровная круглая дыра. Совершенно правильно-круглая, с гладкими, словно оплавленными краями. Я даже провела пальцем по кромке. Порезаться невозможно. Так вот как ты сюда попал, бродяга! Кто ж тебя так лихо зафутболил? Это нужно быть фокусником, иначе стекло бы разлетелось вдребезги. Вообще-то оно в любом случае должно было разбиться. По спине пополз холодок. Шарик уже не казался таким ласковым. По мере его остывания улетучивалась моя симпатия к странному предмету. Запоздало испугавшись, я положила шарик в корзину для бумаг и постаралась забыть про него. Но сколько ни старалась сосредоточиться на работе, собрать мысли в пучок, непроизвольно глаза скашивались в угол, к корзине. А уши пытались встать торчком, словно стараясь уловить звук, зов, сигнал. Так недолго окосеть и стать лопоухой. Что поделаешь, женское любопытство неистребимо, как глупость и войны.
Наконец терпение иссякло. Я решительно поднялась, взяла корзину и, держа ее в вытянутых руках, пошла к нашим геологам. Геологами они только назывались вот уже полгода, потому как у предприятия не было средств ни на новые изыскания, ни на разработки старых. Конечно, геологи - не физики, но все равно народ околонаучный. Я надеялась, что ребята, которые давно занимались исключительно забиванием "козла", причем, за несколько сокращенную зарплату, будут рады оказаться полезными.
Сосредоточенно глядя на свою ношу, озабоченная, как бы не оступиться, я спустилась по лестнице. Мое появление в сыром подвале вызвало некоторое оживление. Недоподдатенькие бородачи надеялись стрельнуть на очередную бутылку, самую дешевую - они не требовательны. Но, я разочаровала их. Интерес к моей персоне иссяк. Кое-как удалось упросить самого лохматого посмотреть на мою находку, хотя бы краем глаза. Геолог нехотя протянул руку и достал из корзины шарик, взвесил его на ладони, повертел, оглядывая со всех сторон.
Все же шарик заинтересовал бородатого скептика. Он хмыкнул, скривил губы, пощелкал ногтем по серой поверхности Колобка, поколупал, понюхал, лизнул, чуть на зуб не попробовал. Было ощущение, что все исследование шарика сводилось к безотчетному поиску на поверхности странного предмета винной этикетки с указанием числа оборотов в алкогольных градусах. Нахмурившись, "исследователь" положил Колобка на подобие наковальни и с размаху долбанул кувалдой. Я подпрыгнула, но ахнуть не успела.
Шарик оказался не так-то прост. Он не только не распался, не рассыпался на десятки мелких колобочков, но и оказал дерзкое сопротивление. Спружинив о поверхность шарика, кувалда отскочила, метя экспериментатору точно между глаз. Геолог едва успел уклониться, выражая свои чувства классическим русским "е-мое", подкрепив целым каскадом ненормативной лексики.
Тесно сплоченная геологическая братия, горя обидой за перепуганного сотоварища, столпилась вокруг шарика. Толпа гудела, совещаясь, и, наконец, вынесла свой вердикт: агрессивные свойства неизвестного науке металла вкупе с непонятным предназначением предмета дают все основания расхреначить его к такой-то матери любым доступным способом. Тут настал мой черед пробормотать "е-мое". Я схватила, холодный такой, решительно отметая все предложения, типа "отправить на экспертизу", "раздолбать к евойной матери", "раскатать асфальтным катком", "утопить в кислоте", "загнать первому попавшемуся придурку и пропить" и прочее.
- Изверги, - загорелась я праведным гневом, - все бы вам раскурочить и раздолбать. Эта штука - моя, влетела она в мой кабинет, значит, это мой гость, и будь он даже неземного происхождения, не отдам его на растерзание.
В одной руке - корзина, в другой Колобок, я торопливо покинула общество бородатых варваров от науки. Пока шла безлюдными коридорами до комнаты редакции - решила оставить шарик у себя. Притягательный он какой-то. Опять же, загадка, покоящаяся и согревающаяся в твоих руках - это интригует. Из рук геологов я забрала совершенно холодный предмет, а сейчас в моей ладони лежало нечто теплое, ласковое, непонятным образом снова лишенное признаков равнодушного металла. Этакий "гипноглиф".
В кабинете я аккуратно водрузила шарик на рабочий стол и развернула воображаемым лицом к себе.
- Кто ты, дружок? Из каких миров? - повторила я риторический вопрос, конечно же, не ожидая никакого ответа.
Немного пофантазировав на тему летающих шариков, я принялась за работу. От вялотекущей хандры не осталось и следа. Отвоевав десяток ручек у завхоза, я погрузилась в пучину фактов и домыслов, перемешивая их с печальной действительностью, и пекла десятки пирожков, способных удовлетворить если не гурманов, то любителей информационной кухни (или любителей почитать на горшке?). Пирог с ядом в честь соблаговолившей дать гастроли в нашем захолустье и прибывающей завтра ненавистной мною певичке-попсовичке я оставила напоследок.
Стемнело как-то неожиданно. Только что был день, и вдруг - сразу вечер. Меня потянуло домой - люблю уютные домашние вечера. Оставив на столе обычный беспорядок, я засобиралась. Привычно оглядев комнату, уже щелкнула выключателем, погрузив кабинет в темноту, как вспомнила про шарик. Его нельзя было оставлять здесь: ключей от кабинета несколько, вдруг геологам придет охота осуществить свои гнусные планы в отношении шарика? Или уборщица утром выбросит.
Много места шарик в сумке не занял, да и тяжести практически никакой. Пусть Колобок станет моим талисманом, тем более, вот это маленький внутренний кармашек будто специально создан для него.
2.
Колобок занял отныне свое место в сумке. Больше ничто Лену не задерживало. Два поворота ключа, сорок ступенек, и девушка шагнула с крыльца в объятия мягких осенних сумерек. В смутное время постперестроечных перемен по темным, давно уже не освещаемым, вечерним улицам Горска прогуливаются исключительно смелые люди в полицейской форме - и то, не менее, чем по трое. Или шальные пьяные. Лена в полицию не нанималась и сегодня не пила, поэтому трусливой рысцой проскакала до автобусной остановки и почти что на ходу вскочила на заднюю площадку автобуса. Повезло, обычно минут по пятнадцать, а то и дольше, дожидаться приходится. Салон был практически пуст, но ехать недолго, да и насиделась за день. Лена встала у заднего окна, глядя на убегающее в прошлое дня шоссе. Машины уже попрятались на ночь по гаражам, дворам и стоянкам, лишь пара фар невдалеке позади, словно глаза хищника, вышедшего на ночную охоту, неотступно следовала за автобусом.
Трое пассажиров синхронно скользнули по вошедшей Лене равнодушными взглядами и больше не обращали на нее внимания. Правильно, в общем-то, поступили. Потому что неизвестно, как бы они восприняли случившееся через несколько минут.
Лена держалась обеими руками за поручень. За окном неотвратимо наползала ночь, обволакивая дома, тротуары, редких прохожих. Процесс погружения города в чернила завораживал. Светофоры на перекрестках раздраженно моргали. За границей светлых пятен фар и окон салона автобуса все нахальнее раскрывала черную пасть Тьма, напоминая бездонную пропасть.
Даже днем заводские районы города были неуютны. Ночь их делала заброшенными и страшными. Скорее бы центр, свет окон живых домов. Чуть подпрыгнув на дорожной выбоине, Лена крепче вцепилась в поручень. Вдруг ее рывком отклонило назад и, словно ведомую невидимой рукой за плечи, качнуло вглубь салона. Сумка, висевшая на плече девушки, сама собой вытянулась на ремешке в направлении водительской кабины и влекла хозяйку дальше и дальше от задней площадки. Лена только слепо повиновалась и пятилась, словно рак на поводке. Будто загипнотизированная, она уже почти дошла до середины салона, когда заднее окно взорвалось и чудовищный скрежет рвущегося металла вспорол мозги. Сметя хрупкую преграду, в салон автобуса ворвался громадный железный крюк. Он летел, казалось, вечность. Пролетев сантиметрах в двадцати от лица Лены, крюк взрезал потолок автобуса, как консервный нож банку дешевой кильки в собственном томате, и качнулся назад. Спустя мгновение в салон автобуса через разбитое заднее стекло неспешно, победительницей, въехала крючья хозяйка - крановая стрела...
Уже давно стоял автобус, покинутый возмущенными пассажирами, шофер матерно препирался с водителем автокрана, с которого сорвалась стрела, суетились ГАИшники, а девушка все не могла сдвинуться с места, заворожено следя через разбитое окно за уже не опасными покачиваниями крюка.
Из автобуса ее, наконец, выгнали. Автокран сдал назад на несколько метров, отпуская на свободу искалеченный и опозоренный автобус. Едва переставляя ноги, словно подошва легких босоножек налилась свинцовой или чугунной начинкой, Лена доплелась до крана. Воровато оглянувшись, потрогала крюк рукой, попробовала взвесить его на руке. Ощутив его неподъемность, Лена плюхнулась на тротуар и зарыдала. Бурными потоками слез выливалось осознание: уйди она с площадки секундой позже, вряд ли ее опознала бы родная мать.
Молоденький, еще не обнаглевший под защитным мундиром полицейский - совсем юное лицо под форменной фуражкой - подошел к девушке и осторожно тронул за локоть.
- Вам плохо?
Лену трясло мелкой противной дрожью, губы не слушались.
- Мя-а-а... - только и сумела произнести сквозь отчаянные рыдания.
Милиционер топтался рядом, неловко похлопывал ее по спине и приговаривал: "Ну, ну". Предложить сигарету он не догадался.
3.
Мои рыдания прекратились также внезапно, как и начались. В мозгу заново прокручивались детали: дорога со слепыми фонарями на обочине, две фары в сумрачной дымке, настойчивые движения волшебно ожившей сумки. Она приподнялась тогда чуть-чуть, вот так, под небольшим углом. И упорно тянула меня от опасного места. Замешкайся я на минуту, моя голова разлетелась бы созревшей сочной тыквой-дыней-арбузом... И я опять начала реветь.
Домой меня довезли на патрульной машине. Оказалось почти по пути. Все еще не пришедшая в себя, я, кажется, даже не сказала "спасибо".
Автоматически переодевшись, подогрела чай, но пить не смогла - каждый глоток давался с трудом, саднило сдавленное спазмами горло. Сквозь туман в голове туго пробивалась какая-то мысль. Немного поколебавшись, достала из сумки шарик и положила на маленькое блюдце. Долго сидела над остывающим в чашке чаем, задумчиво глядя на металлический колобок. Странный предмет. Понемногу оцепенение отпускало, расковывая мысли, губы и чувства.
И вдруг сразу мелькнула искра понимания:
- Это ты? - обратилась я к шарику. - Неужели это ты уберег меня? Кто же ты, в конце концов? Ангел-хранитель? Благодарный странник, сбившийся с пути?
Шарик, естественно, безмолвствовал. Я провела двумя пальцами по поверхности шара и шепнула тихое "спасибо". Нет, произошедшее со мной в автобусе не было лишь чудесным совпадением. Я абсолютно точно знала - Колобок отвел от меня смертельную опасность.
Ночевал Колобок у меня под подушкой. Засыпая, я держала руку на его гладком "теле", испытывая неведомое ранее успокоение и умиротворение.
4.
Утром я подскочила, не дожидаясь нудного нытья будильника. Такой бодрости и прилива энергии во всем теле я не могла припомнить. Жизнь бурлила в каждой клеточке, толчками гнала кровь по жилам, заставляя действовать, действовать. Вы не пробовали с утра пораньше заняться уборкой? Потрясающе! Что можно успеть за час? У-у! Много чего. По крайней мере, я без малейшего колебания сделала то, на что уже больше года не решалась. Из шкафа, тумбочек, кладовки полетели отжившие свое вещи. Я безжалостно уничтожала накопленный за долгое время целый склад никчемушного хлама. Все старье - вон! "Мы будем жить теперь по-новому", - неотвязно крутилось в голове, пока вся рухлядь не оказалась на помойке.
Вытащив пару мешков барахла, наскоро перекусила, причем, со зверским аппетитом, несмотря на ранее утро. И в том же темпе поскакала на работу.
В течение дня я олицетворяла вихрь, цунами. Выбила дополнительные фонды для газеты у начальства ("достойная газета должна умереть достойно" - аргументов против такого довода у директора не нашлось), добилась значительных скидок в типографии, сбегала на пяток интервью и в легкую отсидела пару пресс-конференций. И все это проделывалось под вновь ожившую строчку из навязчивой песенки: "Мы будем жить теперь по-новому". Сумка с шариком в маленьком кармашке весело раскачивалась в ритм. Когда выдавалась свободная минутка, я заглядывала в убежище Колобка: как ты, кружок? И бежала дальше, наполненная небывалой решимостью и уверенностью.
Вечером, несмотря на насыщенный событиями день, удивительно свежая и бодрая, встречала в аэропорту среди многочисленной толпы журналистов и фанов гастролирующую по нашему региону эстрадную звездочку.
Народу в аэровокзале толпилась тьма тьмущая. И вот появилась певичка.
- Вау! - на сотни голосов взревели фаны.
Пока мои коллеги ломились в двери, я протаранила "окно" - опустившись на четвереньки, проползла между десятков ног, рискуя заполучить ботинком или каблучком по себе любимой. Я вынырнула, лишь когда перед моим носом возникли безумно дорогие "лодочки". "Звездень", - безошибочно определила я и встала, задрав девочке из "Горской мысли" и без того коротенькую юбочку.
Договорилась о встрече со звездочкой, растерявшейся от моего неожиданного появления из-под юбки, щелкнула пару раз фотоаппаратом, запечатлев несколько оплывшее после перелета и бессонных ночей личико. И поспешила покинуть людское месиво, пробившись сквозь толпу бесновавшихся корреспондентов.
Двери аэровокзала лязгнули за спиной, отрезая меня от человеческого мира. Там, за дверью осталась суета, кипящие страсти. А я вывалилась в тишину и одиночество. Аэропорт мертво молчал. Не было слышно гулкого рокота самолетных двигателей, веселого гомона улетающих, провожающих, встречающих. Тихо. Пустынно. Когда-то здесь кипела жизнь, а сейчас самолеты летали все реже, воздушные коридоры скучали по Илам, Якам и Тушкам. Эта тишина не означала покой и умиротворение. В воздухе ощущалась предсмертная нервозность ожидания финала, как у постели безнадежного больного - "пациент, скорее, мертв, чем жив". Аэропорт являл печальное зрелище - бессознательное состояние организма, изредка взбрыкивающего всплесками оживления - как сегодня, например.
Скоро выйдут шумной оравой журналисты, обсасывая последние сплетни. И поклонники певички вывалятся буйным стадом. Толпа короткими минутами гомона утешит безжизненные тротуары, радостно многократно клацнут стеклянные двери, безмерно довольные мимолетным ощущением собственной полезности. И снова здание аэропорта замрет на долгие часы в ожидании очередного чуда - объявления посадки на рейс, суеты, волнения.
До автобусной остановки в конце аллеи, безобразно обкоцанной зеленстройщиками, оставалось метров сто. И вдруг - легкий неожиданный шорох слева. Удар - и я на земле. Сильные руки зажали рот, тяжелое тело придавило к земле. Надо мной нависло незнакомое мужское лицо, обезображенное звериным оскалом. Глаза его смотрели тухлым стеклянным взглядом идиота. Не издав ни звука, подонок стал рвать с меня одежду. Задыхаясь (проклятый гайморит!), я вяло барахталась, пытаясь сопротивляться. Но силой он меня явно превосходил. "Придется покупать новый плащ", - как всегда в ответственный момент я подумала глупость. Вдруг насильник замер, уставившись куда-то поверх моей головы. И, безобразно разинув рот, он закричал. Тухлятина выжженного сознания в расширенных зрачках сменилась бездонным омутом животного ужаса. Губы свело судорогой. По подбородку, пузырясь, побежала мутная слюна, капая на мою сумочку, которой я пыталась прикрыться как щитом. Взвыв диким звериным воем, незнакомец вскочил и со всех ног бросился прочь. Вдруг насильник замер, уставившись куда-то поверх моей головы. И, безобразно разинув рот, он закричал. Издавая дикие вопли, незнакомец вскочил и со всех ног бросился прочь, но, пробежав метра три, вдруг упал на колени, скорчился, уткнувшись макушкой в землю, так и замер. Раздался хлопок, словно вскрыли банку пива, и незнакомец исчез. Это было настолько странно, что я села, потрясла головой, оглянулась. Никого. Кругом было также тихо и пустынно, как и до нападения. Ни единого человечка, даже собаки бродячей не видно. Я встала на ноги, отряхнулась, подняла сумку. Плащ, конечно, пострадал, но сумка была в порядке, ничего не тронуто. В своем гнездышке мирно возлежал мой шарик.
- Ты снова спас меня? - я уже практически не сомневалась в этом, потому что люди так просто не исчезают без видимой причины, не оставляя после себя даже мокрого места.
5.
До дома я добралась хоть и на трясущихся ногах, но благополучно. Все еще нервничая от пережитого, я решила проанализировать два последних события.
Горячий чай хорошо помогает в размышлениях. Чай да сигаретный дым - два идеальных собеседника: не перебивают, не лезут с глупыми вопросами, возражениями.
Набор для проведения самоанализа и подведения итогов удобно разместился на столе: чашка с чаем, пепельница, зажигалка, пачка сигарет и новоявленный "герой нашего времени" - Колобок. Вкусно затянувшись, запив глотком чая терпкий дым, я уперлась взглядом в свое отражение, искаженное обращенным в мою сторону "лицевым" полушарием Колобка, угодливо ставшим зеркальным, и погрузилась в догадки и домыслы, подкрепленные горсткой фактов.
Два раза за последние сутки моей жизни грозила опасность. И оба раза я выходила из неприятных ситуаций практически без потерь, если не считать морального дискомфорта. Такое и раньше бывало, но не так явно. И не было таинственных вмешательств извне, скорее, внутренняя интуиция. А сейчас...
Простой вопрос прошиб меня от макушки до пяток. А почему? Или, если точнее, зачем?
Дважды за сутки я могла умереть. Если учесть, что судьба расписана для каждого по минутам, значит, моя возможная гибель кого-то не устраивала? Может, от этого ангела-хранителя мне и послан Колобок? Маленький шарик, обладающий таинственной властью над людьми. Мне подарили талисман. Значит, меня охраняют. А для чего? Что такого значительного я должна совершить в своей жизни, простой и незамысловатой, как бутылка кефира? Тянуть за уши газету из болота имени душевного алкоголика-шефа? Бред. Скорее всего, шарик спасал меня по собственному почину. Я его пригрела, приголубила, он и рад стараться. Ага, и чтобы продемонстрировать свое могущество телекинетического и психического воздействия, помноженное на дар предвидения, Колобок самолично устраивает мне вакансию претендента на главного пострадавшего во время аварии автобуса и нападение озабоченного маньяка. Тоже чушь. Как не может быть и счастливым совпадением - дважды! - волшебное, в буквальном смысле, спасение.
Нет, спас меня, точно, шарик. Но вот по собственному почину или по приказу свыше? Ведь ничего просто так не происходит в жизни. Бытие - не искусство ради искусства. Всегда существует и почти всегда прослеживается какая-то цепочка событий. Если следовать логике, если из цепи событий исключить одно-два роковых - можно программировать следствие. Но для этого нужно обладать силой ясновидения и осуществлять вмешательство извне. Что и было сделано при помощи Колобка. Но зачем, зачем понадобилась я живая? Еще и наделенная мощным оружием противостояния Случаю и Злу? Кстати, что же это за оружие, которое еще и подчищает за собой? Ведь этот гад в аэропорту растворился непостижимым образом.
Я попыталась немедленно учинить мысленный допрос Колобку. Шарик мгновенно замкнулся в себе и вернулся в привычное тускло-матовое состояние.
- Ты что-то ему показал? Или внушил? Что? - строго спросила я тоном воспитательницы из детского сада у Колобка. - Чего та сволочь слюнявая испугалась? Я же смотрела потом - ни души вокруг не было. Никого и ничего. Кто тебя послал ко мне? Откуда? Зачем?! А, что я тебя спрашиваю, все равно не ответишь. Ну, одно я, кажется, знаю. Ты показал ему то, чего он больше всего боится. Так ведь? Только как ты залез в его голову? Впрочем, это уже второстепенный вопрос. А вот...
Колобок отмалчивался, уютно свернувшись в сферу. Я выпила ведро чаю, обкурилась как лошадь и устала задавать себе трудные безответные вопросы. Да и день сегодняшний получился более чем насыщенный. Ну и ладно. Не дал меня Колобок в обиду, и, слава Богу. Самое главное я поняла - Колобок больше не позволит мне страдать от пожизненного чувства собственной беспомощности. Как это здорово - знать, что ты защищена всегда и от всего. Давненько не испытывала такого спокойствия - ощущение каменной стены между мной и миром.
Приятные мысли меня быстро убаюкали. Уже в полусне я ловила обрывки мыслей: я молода, полна сил, до краев набита энергией и уверенностью, неуязвима... Я скоро снова научусь летать, умирать без страха, легко возрождаться и жить без оглядки. Хорошо-то как! Так можно жить... только так и нужно... Вот лишь кому, кроме меня, нужно? Кто и зачем заботится обо мне? Неужели?... И я полетела в другую реальность - мир цветных снов.
6.
Проснулась с подросшей за ночь уверенностью: Колобок неспроста попал именно в мои руки. Странный предмет, странным способом доставленный, уверена, по адресу. Он мог быть откомандирован только свыше. И не в виде подарка судьбы, а как знак отличия, что-то вроде родимого пятна. Послание о предназначении...
Сама собой распрямилась спина, развернулись плечи. Подбородок гордо взметнулся вверх. Я подошла к зеркалу. При внимательном рассмотрении мои собственные черты, виденные в зеркале тысячи раз, приобрели значительность и загадочность. Я разглядывала себя, словно в первый раз. Как раньше не замечала? Судьбоносность на лбу написана - вот эти морщинки на лбу, многозначительные и величавые. А ясность взора? А скорбно изогнутые губы? В них боль и сострадание за весь мир! Ну, прямо ворона из анекдота. Сейчас взмахну крылами и закаркаю гордо - Монтана!
А вот рабочий день начался с неприятностей. Позже я убедила себя, что заранее предчувствовала коварные козни. И заранее была готова к проискам врагов.
Видимо, геологи все-таки поделились кое с кем своими впечатлениями о круглом чуде, которое не вписывается своим поведением в школьную программу по физике. Не успела я расправить на плечиках складки пальто, заменившего плащ, пострадавший в борьбе со вчерашним подонком, как в мою дверь требовательно постучали. Еще не умолкло приветливое "да-а", а они уже по-хозяйски входили в кабинет - двое молодых людей в плохо отутюженных "инкубаторских" черных костюмах и с ними дядька неимоверно запущенного вида. Он мне сразу напомнил наших геологов.
- Здравствуйте, - с вежливостью роботов поздоровались вошедшие. - Вы не уделите нам немного времени?
Они могли бы и не спрашивать. Было видно - моего согласия им по уставу не требовалось. Я уселась за стол и всем своим видом изобразила нетерпение.
- Если только совсем немного - уделю. У меня несколько встреч сегодня. Слушаю вас внимательно.
Парни - совершенно безликие близнецы - без приглашения синхронно оседлали два колченогих стула. Два этаких ковбоя-джигита. Дядька остался стоять. Он вообще выглядел живописно на фоне двоих молодчиков. Те были, как равнодушные рыбы - два налима из одной порции икры вылупившиеся, а этот дядька - весь возбуждение и сплошная неловкость, чрезвычайно запущенная клочкастая борода и глаза породистой собаки. Он уронил пачку бумаг со стола, бросился поднимать, при этом зацепил ножку стула, отчего один их костюмных визитеров грохнулся на пол. Дядька отчаянно извинялся, пока на него дружно не цыкнули оба черных молодчика.
- Вы хотели о чем-то спросить, - процедил сквозь зубы стульный наездник помоложе.
Тот совершенно растерянно уставился на меня, заморгал и вдруг с размаху долбанул раскрытой ладонью себе по лбу.
- А, да! Я представитель геологоразведочного института. Вчера мой коллега позвонил нашему начальству и сообщил о вашей необычной находке. Я хотел бы посмотреть, что это за предмет, если позволите.
Парни разом хмыкнули, а дядька залился краской. Он стал пурпурным до самой шеи - то ли налился смущением, то ли, на самом деле, интересом. Типичный представитель ученой братии. Он в своей тарелке только у себя в лаборатории. А в человеческой среде подобен премудрому пескарю, выброшенному на сушу. Мне стало жаль его.
- Вы говорите о железном шарике?
- Да, да, - горячо откликнулся дядька, глаза его заблестели. - Мне рассказали немного о его необычных свойствах. Я хотел бы исследовать это явление. Да и "товарищи", - он брезгливо покосился на казенные пиджаки, - интересуются...
- Кстати, "товарищи" до сих пор не пожелали представиться, - ядовито протянула я.
Да, впрочем, им и представляться не надо. Название их учреждения на лбу пропечаталось у обоих: ГОСБЕЗОПАСНОСТЬ. Им-то, конечно, это интересно - на уровне служебного долга. Но черта с два! Приди этот дядька один, я бы еще пообщалась, может быть. А к государству у меня давно лимит доверия исчерпался. А ко всякого рода народным "избранникам" и "защитничкам" - тем более. Что хорошего в их руках мой шарик увидит?
- Мы сотрудники института, - получила я ответ на свой вопрос.
- Угу, - буркнула я. - А мы - честь и совесть, краса и гордость, ум и надежа областной журналистики. Но, боюсь, я разочарую вас. Если бы я могла как-то использовать этот предмет, я, конечно, оставила бы его. Но, к сожалению, я не видела применению шарику ни в домашнем хозяйстве, ни на работе. Да и красотой особой сей предмет не отличался. Хотя поначалу решила унести его домой и использовать как груз - осень, знаете ли, капусту пора солить. Но шарик оказался слишком легок и мелковат, я передумала и выкинула его по дороге.
- Куда? - подался вперед одни из черных парней.
Еще вчера я бы ответила - куда. Так ответила бы, что даже эти квелые рожи налились бы помидорным цветом. Но теперь, в свете снизошедшего откровения, подобало вести себя иначе. Я лишь небрежно повела плечами.
- Знала бы, что он вам понадобится, флажок бы на том месте поставила. Но я не ясновидящая. Извините, мне надо работать. Если вам интересно, можете посмотреть ту дыру, которую этой железякой проделали в моем окне, а когда теперь сменят стекло - одному Богу известно.
Дядька устремился к окну. Он осматривал дыру, возя носом по стеклу, щупал руками края. Видно было, он страшно огорчен пропажей неизведанного объекта, хоть место проникновения осмотреть. Но я ничем не могла помочь ему - шарик надобен мне самой. А молодые люди и не думали уходить. Напротив, они расположились поудобнее. В тусклых глазках зажглись огоньки ненависти: их воля, они бы меня по-другому спрашивали. Да вот руки коротки. Но эти два робота честно старались держаться в рамках приличия. Пока...
- Было бы лучше вам вспомнить. Может, вы постараетесь? А мы поможем. Итак, вы вышли из здания, пошли на остановку. Вы выкинули шар по пути на остановку? - елейно допытывался один.
- Не могу сказать точно. В тот вечер я чудом избежала гибели. Странно, что вообще что-то помню после того, что случилось.
Близнецы не стали спрашивать о случившемся, наверное, были в курсе произошедшего. Но продолжали выспрашивать: когда и куда я бросила находку. Я крутилась, как могла, метала молнии из-за потери времени, отнекивалась и отбрыкивалась.
Так продолжалось битый час. Потом меня попросили проделать тот же самый путь, что и в тот злопамятный вечер. Тут мое терпение и новорожденное хладнокровие разом лопнули. Я вскочила, стукнула кулаком по столу, опрокинув вазочку с водой, и заорала, как взбесившийся павлин, что не обязана выполнять ничьи требования кроме своего начальства, что меня ждет куча народа и еще большая куча бумаг, что сейчас не тридцать седьмой год и нечего ломать тут комедию!
И тут один из ребяток сбросил маску. Он перехватил мой кулак, занесенный для еще более эффектного удара по бедному ветерану от мебели, и намертво вцепился в кисть. Не очень больно, но рукой не пошевелить. Повинуясь властному движению особиста, мне пришлось опуститься обратно на стул. А он, приблизив свои змеиные глазки чуть не к самым моим зрачкам, прошипел:
- Осмелела? Совсем страх забыла? А как насчет любви к Родине, сука?
Боже, неужели на них даже шарик не действует? Ведь эта тварь причинила мне боль, унизила меня! Знакомые спазмы оплели горло. Сейчас вот задохнусь от возмущения и страха... Эта мысль меня и спасла. Разозлившись, я, не придумав сгоряча ничего лучшего, и ухватила фалангами указательного и среднего пальцев безликую скотину за нос. За самый кончик. Нос был жирный и скользкий. Пришлось пустить в ход дополнительные резервы - ногти.
Быть бы мне битой. Но за спиной моего мучителя раздался шелест голоса второго джигита:
- Коллега, вы перебарщиваете... Присядьте.
Близнецы снова оба сидели напротив меня. Причем на сей раз различие между ними было, и значительное: распухший с красными полосками носяра одного весьма порадовал меня. Сразу восстановилось настроение, даже захотелось улыбнуться тому, другому. Вот уж дудки. Из вредности я послала улыбку дядьке-геологу.
- Да, разговор не удался, конец печальный, - вздохнул близнец с нормальным носом, - и все же я надеюсь на вашу совесть. Ведь должны же вы иметь чувство долга, гражданской ответственности...
Закончить ему не удалось.
- Вот именно, - бесцеремонно перебив, хмыкнула я, - Имела я и чувство долга, и гражданской ответственности... Вкупе с идеалами служения отечеству. А они меня поимели - хором. И кончилась любовь. Потому и конец - печальный... Чего ему веселиться-то.
Дядька смущенно фыркнул, а близнецы, так и не понявшие контекста, продолжали испепелять меня взглядами.
- Господа, - торжественно обратилась я к двойникам. - Соблаговолите выйти вон, - ко мне вернулось прежнее умиротворение и чувство собственной значимости. - Дверь за моей спиной. И... повторяю, имела я ваше чувство долга - трижды.
Я мило улыбнулась и, элегантно оттопырив большой палец, через плечо указала на дверь. Мысли парнишек в костюмчиках настолько четко и ясно были написаны на мордах лица, что еще вчера я, наверное, испугалась бы. Сейчас же я лишь мило улыбалась, сознавая, что они мне ничуть не опасны. Стереть в порошок, замуровать в полу вокзального сортира, утопить в общественном туалете, пройтись по мне гусеницами танка... Мечтайте, голуби.
Ничего они со мной не сделают. Не те времена. Вонь такая поднимется среди журналистской братии - коллегу обидели! - что лучше на меня не давить. Ребятки, видимо, сами понимали последствия нажима на газетчика. С невозмутимым видом, словно и не желали мне самых ужасных видов смерти, они поднялись, выразили уверенность, что я все-таки вспомню необходимые детали, что разговор наш не последний, и мы еще встретимся в другом месте, в другое время. Продолжая лучезарно улыбаться, я шаловливо пошевелила пальчиками в прощальном жесте.
Уже в дверях близнецы кликнули институтского дядьку, который все сосредоточенно облизывал взглядом дыру в стекле. Тот оторвался с явным сожалением. Когда парни уже скрылись за дверью, дядька обернулся ко мне, хитро подмигнул и помотал в воздухе рукой, будто крутил телефонный диск. Я кивнула, и дядька, удовлетворенный, побежал догонять своих спутников. Обессиленная, я откинулась на спинку стула, дотянулась до сумки, нашарила своего круглого друга.
- Испугался? Ничего, фиг им, не доберутся они до тебя, не позволю.
7.
День пролетел единым мигом. Я заставила себя не думать об утреннем визите, и это мне удалось. Правда, перед посещением эстрадной звездочки в гостинице я спустилась в подвал, чтобы выразить геологам свое негодование. Я еще не вполне привыкла к своей новой роли избранной. Поэтому в самых народных выражениях обвинила бородачей в стукачестве, одарила многоэтажными эпитетами и гордо удалилась.
Интервью с певичкой прошло вяло. Звездочка болела, видимо, с похмелья и не смогла сказать ничего интересного и вразумительного. Глава города, присутствовавший здесь же, пялился на ее коленки и путал падежи, в общем, на язвительные материалы мне информации хватало. Вечер застал меня в типографии. Я отдала газету в печать, заказала следующий тираж. Можно было отправляться домой.
Дома я успела переодеться и разложить бумаги для приведения записей в порядок. Чай же попить в блаженном покое не удалось. Едва поставила чайник на плиту, раздался телефонный звонок. Вот так всегда!
- Да! - не слишком вежливо и малоразбочиво буркнула я в трубку, дожевывая кусок булочки.
- Добрый вечер, - отозвался смутно знакомый голос. - Я обещал вам позвонить, но не знаю, поняли ли вы это?
Институтский дядька. Как не вовремя! Не надо мне сейчас гостей.
- Что вы хотите?
- Давайте встретимся где-нибудь с глазу на глаз, чтобы не мешали третьи лица. Пожалуйста, не отказывайте.
Я заколебалась - а оно мне надо? И где гарантия, что за ним не будет "хвоста" или ему не прицепят микрофон? А вдруг он по заданию ГБ? Впрочем, Колобок, наверное, заметит опасность. Да и давненько я не общалась с истинно творческими людьми - все больше сплетники да политики, впрочем, вторые от первых мало чем отличаются.
- Через час я буду ждать вас у ночного клуба, - решилась я.
- Но уже ночь, как вы доберетесь?
- Не ваша забота. А, впрочем, как знаете.
Ночной клуб был совсем рядом. Все равно надо зайти в магазин, купить что-нибудь к чаю для приличия. Гость все-таки. На обратном пути подожду дядьку у главного входа. Там такой шум-гам, что вряд ли микрофон будет полезен госслужбам.
8.
Уже несколько лет после семи вечера трудно найти работающий магазин или встретить добропорядочного прохожего. В это время решаются выйти из дома те, кому либо море по колено, либо у кого собака размером с зубастого теленка. И, конечно же, свободно разгуливают по городу обладатели оружия. Или замечательных шариков, например, Лена.
Бодро спустившись по лестнице, девушка на минуту замерла перед подъездной дверью. Словно взвешивая все за и против - затеянная авантюра (надо же, промелькнуло в голове, дожили, поход в близлежащий магазин считается авантюрой) могла обернуться весьма печально, если Лена ошиблась в отношении Колобка. В подвале нервно мяукнула кошка, выведя Лену из стопора. Девушка вскинула голову, шумно выдохнула и, рывком распахнув дверь, шагнула навстречу приключениям.
Плохо освещенные улицы не могли похвастаться оживлением. Редкие прохожие спешили скорее добраться до дома. Только у подворотен торчали фигуры, подпирающие стены. Вызывающе стуча каблуками, Лена шла, внутренне съежившись в ожидании гадости, уже проклиная себя за глупую выходку. На кой черт потащилась?! Обошелся бы булочками, геолог лохматый, не графья заморские. Но со стороны девушка выглядела вполне уверенно. Ни одна темная личность из подворотни не сделала ни малейшей попытки приблизиться к одинокой дамочке. Даже слова грубого не бросили.
Магазин, словно робея, тускло освещал вход слабенькой лампочкой. Вместе с продавщицей за прилавком, похлопывая по ладони дубинкой, стоял плечистый парень. Да и сама продавщица выглядела тяжеловесом: такая если не массой задавит, так профессионально поставленным матом.
Когда Лена попросила триста грамм шоколадных конфет, столько же печенья в шоколаде и протянула деньги, продавщица выкатила на нее глаза, бдительно зыркнула на входную дверь и повернулась к охраннику. "Может, налет?" - явственно прочитала Лена ее немой вопрос. И усмехнулась. Действительно, ладно бы за догонкой пришла в столь позднее время, а то - за сладким. Охранник впился в Лену угрожающим взглядом. Но не найдя в девушке ничего подозрительного, кивнул продавщице: мол, ничего, отпускай.
Значит - дура, вынесла про себя решение продавщица и отсыпала Лене карамелек.
- Шоколадных я просила, - вежливо напомнила Лена.
Продавщица яростно вытряхнула из пакета карамельки и, даже не спросив - каких именно конфет, рукой-лопатой загребла "Красную шапочку". Гром-баба швыряла конфеты, бормоча под нос какую-то специфическую молитву торгашей против покупателей: "Ходят тут... развелось... сами не знают, чтоб вас... работать мешают...". Лена улыбалась, не пытаясь остановить тетку. Наконец продавщица выдохлась и бросила пакет на прилавок, всем своим видом показывая, что большего поздняя покупательница от нее не дождется.
Лена не протестовала. Забрав пакетик с конфетами, как воспитанная девочка, сказала "спасибо" и вышла на улицу. Подумаешь, печенье. Да тут "Красной шапочки", накиданной теткой со злости, больше всякой нормы. Уж, по крайней мере, столько Лена денег не давала. Ну и ладно, гром-баба за свою же злобность и поплатилась.
Сумерки мужали, скоро-скоро обратятся в самый настоящий мрак. Прохожие рассосались совершенно, даже подозрительных субъектов встречалось меньше и меньше. "Может, сегодня постный день? Или я с перепуга ужасно выгляжу?" - думала Лена. - Ах, да - Колобок!". Вот он, лежит в сумочке, охраняя - подружку? хозяйку? - от возможных напастей.
А вот этот парень вышел на улицу совершенно зря. Те самые фигуры из подворотни, мимо которых так запросто прошла Лена, месили ногами парнишку лет семнадцати. Катилось тело, подгоняемое ногами в тяжелых ботинках. Хак! На долю секунду повиснув в прыжке, ботинки грузно опустились на голову. Лена словно слышала как трещали кости, хрустели зубы. Казалось, это страшное шумное движение - вечное. И вдруг в один миг оно остановилось. Нападающие вдруг замерли в странных позах: кого как застало появление Лены. Простояв так несколько мгновений подонки разом рухнули на колени, скорчились, совсем как тот мужик в аэропорту. Хлопок на этот раз был чуть громче. Лена моргнула, а когда открыла глаза, на асфальте лежало лишь окровавленное тело.
Как сложно подойти к человеку, который, неизвестно, жив ли, мертв. Но Лена себя заставила. Парень дышал, тяжело, с хрипами и стонами, но дышал! Моля Бога, чтобы работал телефон-автомат, побежала к будке. Сначала "03", милицию они вызовут сами. Лене же вовсе незачем здесь оставаться, свое дело она сделала, вернее, шарик снова сработал.
Время подходило к девяти, пора было идти к ночному клубу на встречу с институтским дядькой. Лена отошла от телефона за угол, постояла немного, чтобы отдышаться и придти в себя, и пошла на своеобразный звуковой маяк - туда, где монотонно били варварские барабаны. Мол, сейчас жертва изжарится, и будем кушать. А может быть, уже кого дикари сожрали и громко жизни радуются... Если идти на это подобие музыки, скоро из темноты нагло выпятится ярко освещенное мерзко-зеленое здание с крыльцом, засиженным ночными бабочками школьного возраста.
Шум крепчал. Гремело и бряцало все ближе, ближе. И варварские ритмы неуловимо мутировали в гремящую дикую смесь кислотно-рэпового недержания музицирующего недоросля и бреда сумасшедшего графомана. А вот и разноцветные лампочки над входом. Густо позолоченная толпа жужжала, периодически взрываясь отдельными выкриками. Лица, не обезображенные печатью интеллекта. Сколько их здесь! Толпа жила своей жизнью - отдыхающие индивиды уходили, приходили, перемещались с места на место, посещали ближайшие кусты, активно переругивались, мусолили девок, не отходя от крыльца. Подъезжали и отъезжали дорогие авто - на предмет быстрого съема. Кого-то потащили за угол на экзекуцию и сразу же стали бить. Лена, стараясь держаться как можно увереннее, только успевала отмахиваться от лестных и не очень предложений, ухитряясь при этом внимательно выглядывать по сторонам. Ну, где же он? Наконец, глаза выхватили унылую фигуру чуждого в этом месте элемента, смущенно вжавшуюся между двумя урнами. Лена, узнав дядьку из института, хмыкнула: смотрелся он крайне живописно на фоне бритоголовых качков и сюсюкающих девиц, изображающих взрослых опытных женщин. В возраст и опыт верилось слабо - всех выдавали одинаковые пластмассово-каучуковые идиотские подростковые туфли-копыта, кроссовки-копыта, босоножки-копыта. Увидев Лену, дядька рванулся навстречу, споткнулся о чью-то ногу и растянулся на асфальте.
- Ну, ты что, в натуре, - проквакал владелец ноги, ставшей препятствием для неуклюжего дядьки, - очки протри, козел, на людей налетаешь, базару мешаешь.
Пострадавший амбал двумя пальцами поднимал дядьку за шиворот. Дело принимало скверный оборот. Лена шагнула вперед и перехватила руку парня.
- Ты что, мальчик, маму потерял? Кто тебя учил взрослых обижать, - нагловато отбросила она чужую конечность от воротника дядьки. - В угол поставлю, а-та-та сделаю. Ну-ка, быстро домой, чистить зубы, на горшок и спать.
От такого обращения здоровяк одурел - нужна была веская причина, чтобы девка так заговорила с крутым. Пока он приходил в себя, Лена взяла дядьку под руку и повела прочь. Вслед не раздалось ни звука. Видимо, амбал нашел достаточные основания для столь непочтительного поведения девицы.
- Что же вы, надо было где-нибудь под деревьями ждать, в стороне, или возле "бобика" с дежурными - раздраженно проворчала Лена. - Пойдемте быстрее ко мне, пока шушера не прочухалась, мне лишний раз светиться не хочется. Да и приведете себя в порядок.
Дядька тоскливо посмотрел на свои брюки, несколько пострадавшие при падении.
- Пойдемте, конечно, - и покорно пошел за девушкой.
8.
Пока дядька чистился в ванной, заварила свежий чай, насыпала конфеты в вазочку. Возился геолог долго, и я успела вспомнить про микрофоны. На всякий случай заглянула под столы и стулья, в торшер и люстры. Ничего похоже на "жучков" я не обнаружила, хотя слабо представляла, как они выглядят, разве что по фильмам. Никаких лишних деталей, предметов не наблюдалось. Оставалось дождаться дядьку, который все еще шуршал одежной щеткой, оттирая брюки от осенней грязи.
- Ну, вот, - наконец появился он из ванной, - только жвачка не отходит полностью, надо же, незадача.
Жвачка, действительно, белесым плевком светилась на коленке. Но это уже на века. Проверено.
Я ждала гостя в кухне. Мои руки прятались под столом, перекатывая из ладони в ладонь начавший как-то странно пульсировать шарик. Дядька даже причесался, пригладил бороду и уже не казался таким старым, как вначале. Лет сорока, не больше, с ясными голубыми глазами. Я мысленно сбрила гостю бороду. Очень даже ничего мужчина, если отмыть, побрить, высморкать, приодеть.
Кивком головы я указала гостю на стул. За столом переговоров мы впервые открыто взглянули друг другу в лицо, днем, в рабочем кабинете обменивались, скорее, косыми настороженными взглядами.
- Прежде всего, меня зовут Сергеем Викторовичем, можно просто Сергей, - начал мой гость. - Вы знаете причину моего визита. Хотелось бы узнать поподробнее о том шаре, о его появлении. Но больше всего хотелось бы его увидеть.
Я сильнее сжала непредсказуемый Колобка в руке. По мере того, как Сергей становился все красноречивее, шарик все активнее пульсировал. Он напоминал маленькое сердце в моей ладони и теперь почти запрыгал в ладони. Я прижала палец к губам, тихонько приоткрыла входную дверь, спустилась по лестнице и через подъездное окно выглянула во двор. Там стояла машина, а человек, который в ней сидел, сильно и, наверное, больно хлопал себя по уху. "Мазохист, - злорадно подумала я, - сними наушники, уши распухнут". Колобок и сейчас меня защищал. Можно быть спокойной - никто нашей беседы не услышит. И вернулась к Сергею.
- Я все понимаю, - продолжал Сергей, будто, и не заметил моего отсутствия, - вы опасаетесь. Но, поверьте, я не причиню вам никакого вреда. Мне только посмотреть, в руках подержать, убедиться, что он существует. Похоже, этот феномен абсолютно не известен науке. А я почти весь мир объездил, пока бюджет не урезали.
- Кстати, как вам удалось уцелеть? Насколько мне известно, сейчас творцы и научники долго не живут. В Доме художника оптовый рынок сделали, в здании городской архитектуры -кабинет тайского массажа. Как же ваша геология сохранилась?
- Работает у меня малой один, недавно после института, смазливый такой - смерть бабам называется. Только бабами он мало интересуется. Так вот, уж больно лихо он.. гм... - замялся интеллигент.
- Имеет, - подсказала я, видя его мучения.
- Да, наверное, именно так, - подхватил Сергей, - ну, в общем, любит, одного начальника, тот дня без этого парня прожить не может. А у парнишки денег откуда-то не меряно и бзик на геологии, заброшенными приисками золотыми интересуется, все клад найти мечтает. Ну, мы и пользуемся. Пока тот начальник на своем месте - мы живем. Не поверите, даже зарплату получаем, - похвастался Сергей.
- Вам легче, - вздохнула я. - Но мы отвлеклись. А почему вы решили, что шарик до сих пор у меня?
Геолог исподлобья глянул на меня, почесал зачем-то кончик носа и выдал:
- Может, я и выгляжу идиотом, но не думаю, что настолько. Только вы мне назначили свидание возле самой злачной городской точки, возник вопрос: молодая женщина может позволить себе свободно разгуливать поздно вечером по довольно-таки опасным местам. Почему?
Мне оставалось только неопределенно хмыкнуть.
- Далее, ваш разговор с молодыми здоровыми самцами у клуба. Это каким же запасом храбрости или наглости нужно обладать, чтобы решиться на подобную дерзость? Он же мог вас прибить мизинцем!
- Пусть бы попробовал, - пробурчала я, уже понимая, к чему клонит дядька.
- Вот-вот, - подхватил Сергей. - И в разговоре с гэбэшниками вы позволили себе несколько небрежный тон, можно бы даже сказать - оскорбительный для них. Разрешите спросить в свете вышесказанного: и давно вы такая бесшабашная?
- С некоторых пор, - пробормотала я в сторону.
Выбор, конечно же, был: колоться или не колоться. Сергей мне пока определенно нравился. Но можно ли довериться?
- А почему я должна вам верить? - задала абсолютно дурацкий вопрос, потому что любой заинтересованный человек мог назвать тысячи убедительных причин и сказать десятки тысяч слов, подтверждающих, что ему-то верить можно.
- Понимаете, - замялся Сергей, - мне плевать на военные разработки, политические амбиции. Я все-таки немножко ученый. Еще несколько человек у нас в институте осталось, кто пока не вышел на Цыганскую тропу редиской да носками торговать. Конечно, самые мозговитые смылись на Запад, но мы-то тоже хотим жить, делом заниматься. А здесь такой материал! Конечно, коллеги из вашего подвала могли ошибиться с пере..., скажем, после долгого отсутствия практики. Но зудит во мне что-то, и пока сам руками не пощупаю, не успокоюсь. Что-то в этом есть. Дело в том, что подобный случай уже имел место быть несколько лет назад. Зафиксирован случай, когда в окно нашего сотрудника залетал уже какой-то шар. Но мы не успели ничего сделать, моментально заявились двое в черных костюмах, как к вам вчера, и загадочная сфера сгинула в утробе госбезопасности. Все списали на шаровую молнию. Мне не хотелось бы снова упустить шанс. Помогите, прошу вас. Ну, как еще мне...
Устоять перед его мольбой не смогла бы и статуя. А я всего лишь женщина. Я вытащила руку с шариком из-под стола. Сергей запнулся на полуслове и уставился на пульсирующий шарик вытаращенными глазищами.
- Это он? - запинаясь, задал он нелепый вопрос.
На Колобка смотреть было жутковато: невзрачно-серый окрас сменился ярко-алым. Вдруг поверхность немного потускнела, становясь темно-розовой. Цвета менялись без какой-то системы, прилив цвета сменялся отливом в диапазоне от розового до багрового.
- Да, - небрежно махнула я рукой, - не обращайте внимания на пульсацию, нас, наверное, пытаются подслушивать, а он создает помехи, умница.
- К-как? - совершенно обалдело переспросил Сергей.
Я только пожала плечами.
- Можно мне его потрогать?
- Вот этого-то я и не знаю, - засомневалась я. - Вообще-то геологи брали его, трогали, держали в руках. Но после удара кувалдой я не знаю, как он отнесется к чужим рукам. Попробуйте, если не боитесь.
Может, Сергей и боялся, но без колебаний протянул руку к шарику.
- Иди-ка ко мне, дружок, - сразу выбрал он правильный тон.
Я наклонила ладонь, и шарик, вздрагивая, нехотя перекатился в крепкую уверенную руку геолога. Я напряглась - а вдруг? Но ничего не произошло: не ударила молния, Сергей не упал замертво. И расслабилась. Отвела глаза от шарика и посмотрела на Сергея. Сейчас это был не тот растяпа, беспомощно барахтающийся под ногами "золотой молодежи" у входа в ночную забегаловку. Черты лица заострились, скулы затвердели, глаза разгорелись, только дым из них не шел.
Пока я восторженно наблюдала за метаморфозой гостя, он, не замечая моего внимания, весь ушел в созерцание шарика, который продолжал мерно пульсировать, защищая нас от постороннего вмешательства. Это продолжалось достаточно долго.
- Расскажите подробно, как он к вам попал, не упуская ни малейшей детали, - резко втянул меня в действительность Сергей.
- Да, да, конечно, - опомнилась я. И неожиданно для самой себя добавила, - Но тут без бутылки вряд ли разберешься. Давайте выпьем.
В холодильнике, вот уже который месяц, скучала бутылка водки. Я развеяла ее сплин, вытащив на свет божий. Маленьких рюмок не было, поэтому пить пришлось из чайных бокалов. Рассказ о появлении таинственного Колобка не занял много времени, но волнения последних двух дней дали о себе знать - я успела изрядно набраться. Сергей же больше слушал, чем пил.
- Ну, что ж. Весьма похоже на тот случай в нашем институте. И, слава Богу, вы оказались весьма стойким оловянным солдатиком. Я думаю, мой коллега сам виноват в том, что едва не получил по лбу кувалдой за свою непочтительность. Сфера - штуковина высшей степени анормальности. Это не металл. Я не знаю, что это, - он поднял шарик повыше, - что он собой представляет, но мне бы хотелось понять. Может, дадите мне его на несколько дней? Обещаю, что не причиню вреда вашей находке.
- Даже если бы я отдала вам шарик, чего не сделаю ни за какие коврижки, у вас и не получилось обидеть его, - усмехнулась я. - Шарик не из пугливых и безответных. За себя постоять сумеет. Да и за меня тоже.
Мои повествования о последних событиях привели Сергея в полнейшее замешательство:
- Прямо, так и исчез?
- Это надо было видеть! - меня, несло на алкогольных парах. - Сначала улепетывал, будто на страшный суд опаздывал. А потом - пуф - и нет его. Может, Колобок того психа лучом каким-то покалечил? Хотя, скорее, что-то внушил, и тем самым напугал до смерти, а потом и выкинул прочь, куда-нибудь на свалку цивилизации - для утилизации. Ну, неважно. В общем, получается, что шарик - мой ангел-хранитель. Я даже специально сегодня вечером по улицам ходила, чтобы проверить свои догадки. И не зря - спасла одному парню жизнь.
- Ну? Доброе дело не останется безнаказанным... А если вы ошибаетесь? Понадеетесь на шарик, а он возьми и окажись бесполезным кругляшом?
- Семи смертям не бывать, - беспечно махнула я рукой, мне уже было море по колено. - Это же интересно, а вдруг я стану совсем неуязвимой? Ни для кого? Представляете?
Сергей как-то странно посмотрел на меня, но не сказал ни слова. Я же, вдохновленная вниманием собеседника и подзуживаемая Зеленым Змием, начала фантазировать на тему абсолютной защищенности и ее преимуществ. Впрочем, в таком состоянии я разглагольствовала бы и сама с собой.
- Только представьте, я могу заняться, чем угодно, могу делать все, что угодно, и никто не сможет помешать, остановить меня. Чем я буду отличаться от господа Бога? Хотите пари, что я через месяц буду самой популярной личностью в городе? У меня будут искать защиты и правды все униженные и оскорбленные, все бандиты будут шарахаться от меня, как от демона ночи.
- Почему бы и нет! Тот же дон Корлеоне сколько хорошего сделал СВОИМ людям, - алкоголь уже совершенно разгорячил мою кровь и начинил ядом мозги, - А, не прикидывайтесь паинькой. Девяносто девять процентов населения земного шара хотят власти. И им неважно, в чем она будет выражаться, неважно, как она будет достигнута. Любая власть олицетворяет насилие. Чем моя будет хуже? Я с моим шариком, неважно, какой ценой, установлю мир и покой в городе. Люди будут только благодарны, поверьте мне. Пусть знают, на силу всегда найдется другая сила. Страх - вот, что заставляет большинство людей придерживаться рамок приличия. Людям дай только свободу действий и клич для успокоения совести, а повод убить ближнего они найдут сами. Вы, порядочный человек, ученый, а дай вам в руки оружие и внуши чувство безнаказанности, вы не пойдете отстреливать врагов? Все к этому идет, оглянитесь вокруг. Войны - узаконенные убийства, разборки в бандах - тоже убийства, муж жену на кухне забил до смерти. Бесконечное число примеров. Страх, только страх может удержать от совершенного беспредела. А мы с Колобком сумеем поддерживать самый настоящий ужас у отдельных особей. Никто и пикнуть не посмеет.
Впредь мне не придется дрожать от страха, задерживаясь допоздна на работе, входя в темный подъезд, может даже, я смогу не бояться безработицы и прочих психологических потрясений. Это было бы здорово - не бояться людей и обстоятельств. Об этом мечтают многие.
Подонок никого и ничего не боится. Тюрьма - дом родной. А другого наказания ему не грозит. Вот если бы каждая тварь на земле знала, что за преступление ждет страшная, именно для него страшная, кара... Если бы боялись не гуманного правосудия, а... Ну, не знаю...
- А вы не думаете, что входите в число тех, кто безнаказанно может творить зло, пусть даже во имя добра? Чем вы лучше? Какими правилами вы будете руководствоваться? По каким критериям будете делить людей на хороших и плохих? У вас что, безукоризненно правильное понимание этих факторов? Безупречное осознание добра и зла? Вы, милая, добрая девушка, хотите стать пугалом, чтобы создать идеальный мир? Даже не мир, мирок. Вы только что говорили о последствиях чувства полной безнаказанности, а сами туда же? Вам опасно оставлять шар, безопасность в вас рождает именно ощущение безнаказанности. Не доросли вы до этого. Или просто мозги водкой затуманило. Пожалуй, я не отдам вам шарик.
Я уставилась на собеседника.
- Что? Вы будете со мной спорить? - во мне стала закипать пьяная злость. - Верните шар.
Я картинно протянула раскрытую ладонь.
- Нет, - отвел мою руку Сергей. - Вы не можете владеть им. У вас мозги забиты всякой дрянью. Вы с ним станете опасной. Или он станет опасным для вас.
- Ха, если бы я представляла опасность, то ни минуты бы не просуществовала рядом с шариком.
- Хоть это понимает, - пробурчал Сергей. - Скорее всего, шар не вполне адаптировался к нашим условиям. Вы были первой, встретившейся на его пути. И он принял вашу мораль за основу... - Сергей запнулся, смешался и брякнул: - Слава Богу, она, наверное, не самая худшая. Хоть, говоря по совести, и безобразная...
- Верните шарик и вон отсюда, праведник нашелся! - рявкнула я.
Впервые в жизни я почувствовала, что могу убить человека. Просто взять и убить. Ничто мне не помешало бы. А шарик защитил бы меня от расплаты. Дикая ярость затуманила мозги. Я ясно увидела, как я хватаю кухонный нож и вонзаю в сидящего напротив человека. Через секунду мне стало страшно. И стыдно. Опустившись на стул, я закрыла лицо руками. Что со мной? Взяв чашку с кофе, я заметила, как трясутся мои руки. Какой стыд. Я с ума сошла.
- Простите, - кое-как справилась я с заплетающимся языком. - Сама не знаю, что несу. Наверное, вы правы. Забирайте шар себе, делайте с ним, что хотите.
К моему удивлению, Сергей не сорвался тут же с места и не устремился к выходу. Он остался сидеть напротив, крутя шарик, живущий в его руках своей жизнью. Потом появился второй шарик, третий. Я потрясла головой.
- Перебор, - пробормотала я и, уронив голову на руки, заснула мертвецким сном.
9.
Проснулась с поганым чувством. Словно меня так унизили, что дальше некуда. Что же такое приснилось нехорошее?
С похмелья разламывалась голова, мелко тряслось сердце, словом, жить не очень-то и хотелось. На столе сохли остатки вчерашнего ужина. В раскрытый балкон бесцеремонно врывались звуки улицы. С неимоверным трудом я добралась до ванной, а потом до кухни. Жадно нахлебавшись минеральной воды, я заметила на столе белый квадрат среди хлебных крошек. Путем мучительных раздумий я догадалась, что это записка. Кое-как сфокусировав глаза на тексте, прочитала: "Выпей это, и похмелье как рукой снимет. Я позвоню. Сергей". Суть написанного доходила до моего сознания, словно из Парижа. Что выпить? Бумагу? Я скомкала лист и обнаружила под ним крошечный пакетик с розоватым порошком. Некоторое время я тупо разглядывала его. Потом взяла и высыпала содержимое пакетика на ладонь. Мелкие гранулы выглядели не особенно аппетитно. Но кто не болел с похмелья, не поймет, как можно выпить неизвестно что, если есть хоть малая надежда на возвращение в относительно нормальное состояние, хотя бы близкое к рабочему. Закинув порошок в рот, медленно разжевала гранулы, запила водой и в ожидании эффекта свалилась на кровать.
Как это случилось? Я давно завязала со спиртным, почувствовав, что впадаю в зависимость. А вчера сорвалась. Что я вытворяла? Наверняка какие-то гадости. Застонав, я попробовала восстановить события минувшего вечера. Мало помалу вспомнила свои пламенные бредовые речи, возражения Сергея, который терпеливо выслушивал мою чушь. Стыд залил все полости моего тела. Что я несла! Избранная! Повелительница мира, тоже мне. Пьяный бред на похмельную голову гиперболизировался. Стыд и ужас разрастались по мере прояснения головы. Я вспомнила все до мельчайших деталей. Как кривлялась перед малознакомым человеком, как выставляла напоказ личные страхи, что накопились в подсознании. Въевшееся в подкорку ощущение собственной беззащитности вылилось, черт знает во что.
Беззащитности? Ха! Я соскочила с кровати. У меня же есть Колобок! С ним-то я в абсолютной безопасности. Хвала порошку, оставленному вчерашним собутыльником. Похмелье не то чтобы рукой сняло, но несколько отступило.
На столе шарика не было. Куда я могла его засунуть? Ни под столом, ни под кроватью шарика не обнаружилось.
- Колобок! Колобочек! Ты где? - тихонечко позвала, даже не надеясь услышать ответ.
- Черт, я не могла потерять шарик, ведь он же - моя метка. Символ Предназначения. А, впрочем, откуда я взяла - про Предназначение? Сама же и надумала. Убедила, придумав доказательства, насильно связан разрозненные звенья. А если нет? Если и вправду - я избранная? Ну, тогда Колобок отыщется. Нельзя так просто лишиться высшего Откровения.
Время шло, надежды таяли. Сантиметр за сантиметром я обыскала квартиру, перевернув все вверх дном. Заглянула в холодильник - у меня бывает иногда и такое, я уже находила в морозилке туалетную бумагу - безрезультатно. Смутные подозрения зародились в мозгу, но я упорно продолжала искать Колобка. Когда я убедилась, что и под окнами не валяется ничего похожего на шарик, подозрения оформились в четкую и весьма правдоподобную версию - украл Сергей. Но прежде чем обвинять нужно все хорошенько обдумать.
Я долго сидела под дверью с твердой решимостью никого не пускать и переливала из пустого в порожнее, что никому в этом мире нельзя верить. Что снова я осталась одна одинешенька и ни на кого не могу положиться. Кое-как заставив себя подняться, принялась наводить порядок, что не мешало ломать голову в поисках ответов - куда делся, кто забрал, как это было возможно? Не мог земной обычный человек лишить меня Предназначенного. Значит, Сергей не забирал. А кто тогда? Куда делся Колобок? А если все же геолог врет и шарик у него, значит, не было никакого знака сверху? Тогда - что такое этот шарик?
Провозилась с уборкой и такими мыслями до позднего вечера. Удивляясь, как это я смогла перелопатить такую кучу барахла и привести квартиру в божеский вид, налила кофе и вышла на балкон. С наведением порядка в жилище закончила. А вот что с головой делать?
Я уже настолько свыклась с мыслью о своей неуязвимости, о необычайном доверии ко мне неких высших сил, а тут взяли и сунули мордой в кучу навоза. Как жить дальше?
Вечер был чудесен - не чета моему настроению. Теплый и в то же время поразительно свежий ветер вливал силы в мое измученное тело. Но душа изнывала от беспокойства. Я глядела сверху вниз, на тонущий во мраке город, и он представлялся мне гигантской пастью, способной сожрать меня, едва я потеряю бдительность. Я почувствовала невероятную душевную усталость, опустошенность. В здоровом теле здоровый дух? Чушь. Ткни ножом в самое здоровое тело, и - привет здоровому духу. Да и сколько физически здоровых придурков? Не пора ли себя к ним причислить? За последние несколько лет жизни у меня сложилось впечатление, что ночью этот мир выпускает из недр своих самое грязное и подлое. Наверное, не только я чувствовала это. Не зря же, едва наступал вечер, город пустел.
Гремела музыка ночного клуба, на углу шумно дрались, откуда-то долетело эхо отчаянного вопля. Эх, был бы у меня Колобок, я прямо сейчас нырнула бы в зловонное ночное море города, спеша на помощь нуждающимся в ней. Но от шарика остались только воспоминания.
Под балконом размеренно застучали каблучки. Я перевесилась через перила. Девушка шла, не торопясь, уверенно. Потому что не одна - рядом гордо и степенно вышагивал огромный красавец-пес неизвестной мне породы. Я взглядом проводила парочку до угла. И уже знала, что сделаю завтра же с раннего утра. Куплю на рынке собаку. Она вырастет большой-большой, и станет моим лучшим другом и телохранителем. А, может быть, сбегу с новоприобретенным четвероногим другом от людей подальше. А может...
10.
Но до утра было еще далеко. Я сидела на балконе, слушая ночные звуки. Из-за крыш выползла Луна. Я зачарованно глядела на ее круглое лицо. Вот она подернулась легкой дымкой, словно табачной завесой. И сразу стали ярче звезды, до этой минуты терявшиеся в ярком свете ночного светила. Я встала со стульчика и задрала голову вверх. Планеты плыли по вековому маршруту. И кто сказал, что на них нет жизни? Там была жизнь, своя, другая.
Мигнула ярко-белая звезда. В голове зашевелились какие-то шестеренки, приводя в действие загадочный механизм памяти. Замелькали беспорядочные картинки, сложившиеся в тот самый удивительный сон, который мог родиться только в одурманенном алкоголем мозгу. Сон, который я не могла вспомнить в похмельное утро. Если, конечно, это был сон...
Шарик увеличивался на глазах. Потом, если бы он был живой, можно было бы сказать, что он запрыгал, как собака, увидевшая хозяина. И хозяин появился. Сначала чернильные краски ночи за окном сменились матовым светом нежнейшей голубизны. Затем в комнате появилась прозрачная тень. Постепенно тень обретала очертания, принимая человеческий облик. Наконец в комнате появилась вторая я, только насквозь прозрачная. И, внезапно прозрев, я поняла, что это пришли за Колобком.
- Здравствуй маленький, - произнес мой прозрачный двойник и протянул руки к беснующемуся на столе шарику. - Какой ты беспокойный.
- Эй! - воскликнула я. - Куда? Это мой Колобок!
Призрак жестом остановил меня, и в моей голове раздался голос.
- Шарик? Нет, это пресф, и он - живой. У него уже есть хозяин. И это не ты. У него произошел сбой в программе, и он заблудился.
- Ты что? Ты кто?
- Мусорщик. Восьмой. На Свалке работаю. К нашей площадке он прикреплен. - Чужак говорил рублено, словно выдавливая из себя слова. - Надо вернуть, он подотчетный.