Посвящается моим друзьям Александру М и Александру З. Первый остался верен идеям, второй - отечеству.
За каждым временным помутнением рассудка приходит ясная мысль.
Фартуччо Бахвалионе.
Часть I
Поездка на дачу.
Одним жарким летним днем, в саду под яблоней, в небольшом садоводстве, которое находилось на границе двух областей, сидел мужчина средних лет и наслаждался пришедшим наконец-то в эти северные края летом. Кругом пели птицы, над головой жужжали назойливые мухи, в траве стрекотали кузнечики, и где-то на соседнем участке, держа большое зеленое ведро, ползал пауком меж грядок его пожилой сосед. Казалось, у него всегда было какое-то занятие, и мужчина средних лет, которого звали Василий, или просто Вася, красный от солнца и мокрый от пота, со своим большим белым пузом сильно контрастировал с сухощавой и темной не то от солнца, не то от грязи фигурой старика. Можно было подумать, что его томило какое-то чувство стыда из-за своей такой откровенной бездеятельности на даче, где каждый человек как бы всегда должен был быть при делах. Но это явно было не про Васю. Закинув одну ногу на спинку стула, вторую положив на некошеную траву, в одних трусах, он просто сидел и балдел от того, что можно было, наконец, совершенно ничего не делать. Это был первый день его отпуска, он отпросился у жены на пять дней на рыбалку с друзьями, и хотел получить максимальное удовольствие от каждого из этих дней. Друзья должны были приехать к нему через два дня, привезти шашлыка и куриный ножек, и может даже пару удочек. Но это будет уже вторая глава его путешествия по сказочному миру по имени "отпуск".
Он не спеша налил себе в бокал джина, потом залил все это дело тоником. Льда в наличии, конечно, не было. Старый дачный холодильник мог порождать лед только в зимнее время и только в исключительно выключенном состоянии, но Вася предусмотрительно опустил часом ранее этот алконабор в ведро и спустил его на дно колодца, где вода была почти ледяной. Это помогло. Тоник зажурчал в соприкосновении с джином и в наполненном ароматами цветов и травы воздухе появились вдруг тонкие нотки можжевельника.
- Ах, хорошо-о-о! - он взял бокал, который сразу покрылся капельками на внешней стенке и поднес его к носу. Рай должен был пахнуть именно так. Тут он заметил соседа, вернее его обращенный в его сторону зад. Он выкидывал что-то рукой из ведра на грядку и громко сам с собой о чем-то разговаривал.
- Эй, Степан! - крикнул ему Вася.
- Ась? - глуховатый старик приподнялся, и голова его в первый раз за все это время оказалась выше его задницы.
- За твое здоровье! - поднял он бокал вверх.
- Ась?
- За твое, говорю, здоровье! - крикнул Вася громче, в этот раз делая особое ударение на слово "здоровье".
- Конечно коровье! - крикнул ему в ответ Степан и тут же, видимо для большей убедительности, поднял вверх ведро. - Лепех вон насобирал по улице коровьих и хорошо! А чье-ж еще-то? Своим же не будешь грядки мазать... Ведь это ж в рот потом надо будет... А коровье-то - не пахнет!
Вася отхлебнул джина и улыбнулся, то ли от ответа старика то ли от удовольствия.
- Ну... если надумаешь своим, ты зови - помогу.
- Ась?
- Надумаешь если... ай, ладно! - махнул рукой Вася на эту глухоту. - Пойдем на рыбалку с тобой, говорю, сегодня вечером! Карасей потаскаем.
- Так нету карасей-то, Васенька. Сожрали их всех!
- Кто сожрал? - удивился Вася.
- Ротаны сожрали. Напустил их этого дерьма в пруд кто-то. Так они всю другу рыбу и полопали.
- Ну пойдем этих ротанов половим, - отвечал ему Вася. Он сделал еще один глоток и с удовольствием пропустил в себя этот прохладный можжевеловый коктейль. - Тут у меня друзья приедут через пару дней - обещал им ухи сделать...
- Так ротан это говно, а не рыба. Только кошке если. Была б рыба хорошая - это б совсем хорошо было. Вон окунь, например. И других есть, и сам себя есть очень даже неплохо дает. А это - тьфу! - Степан сплюнул себе под ноги, не так как это делают городские, только для вида, а по-настоящему, целым шматом серых от пыли слюней. - Эт только кошке если. А человеку такое совсем никак есть нельзя.
Проговорив это, Степан снова вернулся к своему прежнему занятию. Вася открыл пачку чипсов, которая лежала тут же на раскладном столе, и запустил туда свою пятерную. - А там как с рыбой? За лесом. Ну... если ехать туда, по дороге? Там река вроде была...
- Дык это как ты ехать-то собрался? - голова Степана снова поменялась с задницей местами. - Туды что ль? - он показал своей коричневой от коровьего дерьма рукой в сторону леса.
- Ну да. На машине...
- Нету там дороги-то уже.
- Как нет? Я же ездил!
- Когда эт ты ездил?
- Ну... лет десять назад... может.
- Дык это когда было-то. Лет десять назад, не иначе. Заросла совсем нынче. Не ходит туда никто и не ездит. Уж если хочешь рыбы половить, так эт тебе на Волхов надо. Туда мужички ездят нынче.
Вася подумал, похрустел чипсами и запил все это джином с тоником.
- Не-е-е, далеко. А поближе нет ничего?
- Ась?
- Ближе, говорю, озера или реки нет никакой?
- Так вот же-ж! - Степан показал рукой в сторону водоема.
- Так там же одни ротаны остались?
- Ротаны и остались.
- Так это же вроде дерьмо, а не рыба?
- Дерьмо... дерьмо... И не надо их и ловить даже. Только если кошке, да и то... знаешь. Стыдно и перед скотиной будет. Мужички наши тут на Волхов ездят. Туда тебе надо...
- Так далеко...
- Далеко, далеко!
Вася хотел спросить Степана, не было ли места поближе, но вовремя остановился.
- Хорош, спасибо!
- Ась?
- Хорошо, говорю, Степан. Понял! За твое здоровье! - он снова поднял вверх бокал.
- Ага, коровье! - крикнул ему старик и тут же задница его снова поднялась вверх.
После двух часов дня, когда жара стала совсем невыносимой, Вася переместился с улицы в небольшой летний домик. Он не успел еще полностью прогреться и там была приятная прохлада. Он включил телевизор, старый "Горизонт", и ткнул в единственный канал, который ловила приделанная к дереву антенна. Там показывали какой-то концерт. Элегантная брюнетка с тонкой талией пела что-то на нерусском языке. Вася с бокалом джина и чипсами опустился на прохудившийся диван напротив. Голос брюнетки был красивый, как было и ее тело, и Вася с наслаждением рассматривал как просвечивала сквозь прозрачное платье ее фигура. Но качество идущего сигнала или самого телевизора было ужасным, по экрану ползали со стороны в сторону какие-то полосы и артефакты, которые искажали напрочь изображение этого соблазнительного женского стана. Он все хотел рассмотреть ее лицо, но из-за помех оно выглядело так, как будто кто-то натянул ей по уши ковидную маску. Вася нагнулся вперед, диван жалобно затрещал под его задницей. Ко всему прочему к образу этой поющей ртом красотки добавился и еще один артефакт, как будто под платьем ее выросло что-то большое и опустилось вниз, почти до самого колена.
- Да ну твою же мать! - Вася оставил чипсы и с бокалом джина подошел к телевизору. Голос красотки то прерывался, что снова появлялся. Полосы то уводили картинку куда-то в сторону, то снова ее возвращали, но ковидная маска и артефакт под платьем так никуда и не уходили. Вася шлепнул рукой по телевизору. - Давай, красотка, покажи личико!
Картинка дернулась, но ничего не изменилось. Вася отпил джина, крякнул, и почесал голову. Возможно, был смысл взять лестницу и поднять антенну на дереве чуть выше. Но стоило ли оно того ради какого-то концерта?
- Эй! Иди к дяде Васе! - он снова шлепнул телевизор. Картинка снова моргнула. И тут произошло что-то совершенно неожиданное. Лицо красотки появилось вдруг на экране телевизора крупным планом, показывая Васе и всем тем, кто так же смотрел этот концерт с помехами, что ковидная маска была вовсе не ковидной маской, которой она казалась издалека, а здоровенной черной бородой.
- Э-э-э! - закричал Вася. Первая реакция его была убежать куда-то прочь, будто это создание могло вдруг вылезти из телевизора, как та девочка из фильма "Звонок" и совершить с ним совершенно неподобающие семейному христианину вещи. Но сзади был диван, и он с грохотом повалился на него, давя задницей чипсы и отправляя весь джин, который был у него в бокале, фонтаном вверх.
Тем временем лицо красавицы стало увеличиваться. Она будто приближалась к экрану, желая выпрыгнуть из него и тем артефактом, который болтался у нее между ног, превратить Васю в того же бесполого вампира, которым была и она, но Вася со строптивостью, которая могла появиться только в пьяном теле, спрыгнул с дивана на пол, подскочил к проводу и вместе с розеткой вырвал его из стены. Что-то щелкнуло, что-то заискрилось, и экран телевизора принял свой прежний, совершенно безобидно-безжизненный вид.
- Вот тебе на!!! - он вытер пот со лба и поднял с пола повалившийся бокал. - Одна-а-а-ко...
После такой музыкальной паузы палящее солнце не пугало его так как прежде, и он в одних трусах и шлепанцах, не дожидаясь вечера, пошел купаться в пруд с ротанами.
Вечером же того дня, когда температура спала и из кустов повылезала всякая мразь вроде гнуса и комаров, он вернулся в дом, заварил себе два Доширака со вкусом краба, налил джина с тоником и снова уселся на прежнее место на диване. На месте телевизора теперь стоял ноутбук, который он взял с собой с города. Рядом с ним валялась коробка от диска с каким-то оскароносным фильмом, который ему кто-то когда-то советовал непременно посмотреть. Там был какой-то черный, какой-то белый, какой-то джаз и прочая какая-то хрень, чуждая русскому человеку. Вася не понял толком ничего из сюжета, заливая еще сильнее это свое непонимание новыми порциями старого напитка. Ближе к концу фильма у него закончился тоник и он, извинившись перед всеми за вмешательство, попросил черного, чисто так по-братски, по-человечески, поскольку у него был водитель, смотаться в магазин. Но тот вдруг устроил ему такой дичайший нагоняй, что Вася пожалел, что родился в таком цвете и до конца фильма сидел молча, лишь изредка попивая из горла бутылки можжевеловый напиток.
Когда фильм закончился, на улице уже была ночь. Довольный, что освободился из этого рабства, Вася вышел на улицу и хихикая пописал прямо на колесо своего европейского автомобиля. Таков был в тот вечер его ответ системе, и он, облегчившись душевно и физически, запустил в лес пустую бутылку из-под джина и пошел спать, полностью удовлетворенный собой и жизнью.
Жара, которая началась в тот день продержалась ровно месяц и десять дней. Как говорили впоследствии синоптики, это был самое теплое лето за всю историю наблюдений. Ученые говорили им вслед, что именно с того дня и началась странная череда необъяснимых по началу событий, которая впоследствии привела к такому необычному положению дел.
Странный инцидент.
Сергея Анатольевич был коммерческим директором их компании и одновременно редкостной свиньей. Что из этого было хобби, а что настоящее призвание сказать было сложно, поскольку обе эти обязанности он исполнял одинаково хорошо. Ему было немногим за пятьдесят, но выглядел он гораздо моложе своих лет. Он гордился своим внешним видом и любил даже рассказывать с определенной регулярностью про то, как время от времени то тут, то там его просили предъявить на кассе паспорт, когда по дороге домой он заходил за "бутылочкой-другой" элегантного "Болла Пино Гриджо делле Венеция". Разумеется это чрезвычайно его злило и по его словам он каждый раз ставил "сотрудника данной разливушки" на место, но тон, которым говорил он это и то как расползалось при этом в улыбке его лицо, все это говорило про то, что такие инциденты, если они, конечно, действительно были, приносили ему гораздо больше удовольствия, нежели злобы.
Его лицо было миловидным и многие, наверняка, сказали бы, что даже красивым. В нем не было ничего брутального, вроде кривого носа или шрама под глазом, наоборот, все в нем было какое-то симметричное и ровное, будто выточенное каким-то талантливым скульптором - тонкий аккуратный носик, небольшой рот, четкий аккуратный подбородок, всегда идеально выбритый и подтянутый, в добавок ко всему этому, голову его украшала пышная копна темных волос, которая в пятьдесят лет выглядела совершенно так же, как и в двадцать. Но что больше всего бросалось в глаза при встрече с ним, что поражало почти любого, кто общался с ним в первый раз, а многих даже и пугало, был необычайно пронзительный взгляд его умных глаз. Когда он пристально смотрел на тебя, казалось, что взгляд его, как рентгеновский луч, проходил сквозь тебя и, пробивая стены, мебель и деревья, огибал горизонт и уходил куда-то дальше, в пустоту бескрайнего космоса. Он знал это, и любил этим пользоваться не только в рабочих вопросах, но и в вопросах, так сказать, куда более личных, в которых в свои пятьдесят лет, он, несмотря на два неудачных брака за плечами, по-прежнему продолжал оставаться крайне активным.
Сергей Анатольевич любил себя куда больше всех остальных, и это было заметно совершенно всем. Его жесты, то, как произносил он слова, то как в момент разговора он отворачивал от собеседника лицо, как касался своими тонкими пальчиками своего аккуратного подбородка, как поднимал он лицо немного вверх и говорил деловым голосом: "дайте-ка мне подумать... пожалуй, что да или... пожалуй что нет..." все это обнаруживало в нем человека, знавшего цену как себе, так и всему остальному дерьму вокруг. Претензий к его работе не было. То, с каким рвением он подходил к деловым вопросам, можно было ставить всем остальным в пример. Люди, с которыми он общался мало или только что вошел в знакомства, почти всегда были очарованы им, будто от него шел какой-то высокий и благородный запах. Люди, знавшие его продолжительное время, но не сошедшиеся с ним близко, думали про него, что человек он хоть и хороший, но не без своих недостатков. Те же, кто знал его давно или часто с ним пересекался по работе и особенное имел неудовольствие быть на карьерной лестнице ниже его (а такими были почти все) редко когда имели мнение о нем отличное от того, что Сергей Анатольевич редкостный нарцисс, причем еще и со скверным характером, который он, как какой-то вонючих жук хранил долгое время в себе, за своими красивыми золотистыми крыльями, но при первой же возможности, он эти крылья раскрывал и выстреливал им в лицо.
Никто не бегал стучать по делу и без в кабинет генерального директора, а по совместительству еще и владельца бизнеса Петра Ильича чаще, чем это делал Сергей Анатольевич. Причем даже эту процедуру Сергей Анатольевич умудрялся проводить с таким изяществом и красотой речи, что простоватый в этих вещах Петр Ильич, иногда уставая слушать продолжительную и витиеватую речь Сергея Анатольевича, перебивал его бесцеремонным "так мне что сделать-то надо - вы****ть его или премию дать?" Одним словом, в компании Сергея Анатольевича не любили, но все считались с ним как с хорошим специалистом, способным своей повернутой к незнакомым людям харизмой и улыбочками уладить даже самые сложные проблемы.
Однако проблема, которая совершенно неожиданно возникла для Сергея Анатольевича в тот вечер, разрешить без проблем не удалось. О произошедшем в тот вечер вспоминали еще потом долгое время и по разным поводам. Когда спустя несколько лет Вася случайно отрубил себе пальцы на левой руке и провалился в зловонный темный подвал, понимая, что это конец, перед ним появился почему-то не образ Ангела или Демона или кто там должен появляться в таких случаях, а испуганного Сергея Анатольевича, говорящего будто всем: "я, право, даже не знаю, как такое произошло".
В тот вечер их компания отмечала Новый Год. Это были последние выходные декабря, и все дамы и мужчины были нарядны и в необычайно приподнятом настроении.
- Положить вам салатика, Верочка? - совсем недавно в коммерческий отдел устроилась молоденькая сотрудница и Сергей Анатольевич посчитал своим долгом взять над ней личное шефство. Ее короткое, выше колен платье, в котором пришла она на это корпоративное мероприятие, вкупе с вином, которое он собственнолично выбирал, к счастью не показывая никому паспорт, подстегнули чувство долга Сергей Анатольевича до такой степени, что он посчитал необходимостью не только сесть с ней рядом, но и класть с определенной регулярностью руку на спинку ее стула, как бы случайно время от времен касаясь своим пальцем ее обнаженного плеча.
- Да, будьте добры, совсем только немножечко.
- Разумеется. Впрочем, - здесь он поправил свои в тонкой оправе очки и тронул пальцами себя за подбородок, - что-то мне подсказывает... что такой не совсем здоровой пищей вы злоупотребляете мало.
- Почему же это? - Верочка как-то неловко улыбнулась и тут же покраснела, опуская свой взгляд в тарелку, в котором оказалась пара ложечек салатика с крабом.
- Ну уж мне-то не знать. Ведь и я тоже частенько в спортивном зале бываю. И могу сам с лёгкостью отличить того, кто туда ходит, от того, кто бывает там лишь временами.
Вася сидевший рядом и вопреки своим желаниями слушавший весь этот разговор, косо посмотрел на сидевшего напротив него Сергей Анатольевича. Уж что что, а образ этого человека никогда бы не вызвал в его голове ассоциативный ряд со словосочетанием "спортивный зал". Да, это правда, он не был толстым, даже больше, в нем не было и малого намека на толстоту, но он был тем, кто в простонародье называется "дрищем", что как бы на жаргоне тупых качков означало куда более низкое существо на эволюционной ступени, чем "рыхлый". Впрочем, Васе на эти подкаты было совершенно наплевать и он, чтобы не терять зря время, наложив себе побольше того же салата, что положил очкастый ловелас Верочке, налил себе чего-то крепкого и принялся все это дело поглощать.
Тем временем музыка затихла и на сцене появился ведущий. Последовал набор каких-то заготовленных заранее шуток и после минуты этого остроумия, ведущий позвал в цент зала Петра Ильича, а именно того человека "благодаря которому мы здесь и имеем этот прекрасный праздник".
Петр Ильич был тоже человеком не совсем ординарным. Несмотря на то, что он был владельцем бизнеса и по совместительству его генеральным директором, в нем не и капли той спеси, которая переполняла Сергея Анатольевича. Он был тучен, неповоротлив и до крайности неприхотлив. Казалось, принеси ему на тарелке вместо праздничного кушанья тарелку со слипшимися ленивыми голубцами и вместо дорогого вина открытую бутылку "Девятки", Петр Ильич не то что не обиделся бы, но с тем же хмурым и непробиваемым выражением лица съел бы голубцы, выпил бы пиво и с чувством внутреннего удовлетворения тихо отрыгнул бы себе в рукав. Он не был глупым, но и не был так умен, как Сергей Анатольевич. По крайней мере это не бросалось в глаза с первого взгляда. Но может быть и наоборот, и те кто знали его очень долго, все больше и больше начинали склоняться именно к этой мысли - ум его был настолько развит, что своей саморефлексии ему вполне хватало на то, чтобы вполне комфортно сосуществовать со своим внутренним Я и не пытаться выпрыгнуть из штанов к звездам.
Петр Ильич медленно взял микрофон из рук ведущего. На лице его появилось какое-то подобие улыбки:
- Коллеги, вот и наступил тот праздник...
- Который позволяет нам собраться в душевной атмосфере, - повторил одновременно с ним, слово в слово, Вася сидевшему справа от него начальнику технического отдела Диме, его хорошему товарищу, все то, что Петр Ильич повторял из года в год. Дима хихикнул и поднял вверх бокал с налитым коньяком. То же самое, только с бокалом виски в руках, сделал и Вася. Сергей Анатольевич, слегка увлекшись своими уже почти тет-а-тет разговорами со своей подчиненной на тему салатиков и элегантных форм человеческого тела, замешкался больше всех остальных и поднял бокал уже тогда, когда Вася поднес свой почти к самым губам. Ему пришлось возвращать свой бокал в центр стола, чтобы повторить эту процедуру, уже с подтянувшимися к обряду двумя новыми членами.
- Ну, друзья! С Новым Годом! - почти крикнул ребяческим голосом Сергей Анатольевич. Он старательно чокнулся со всеми за столом, но особое старание и внимание проявил во время чоканья с Верочкой. Его бокал коснулся ее бокала с такой нежностью и страстью, что казалось, произошло соприкосновение не двух кусков стекла, а уст двух страстно влюбленных друг в друга людей. Под пронзительным взглядом последнего, Верочка снова опустила глаза вниз и румянец медленно пополз по ее щеками к шее. В глазах же Сергея Анатольевича появился тот странный блеск, который всегда предвещал какую-то наживу от нового заказа, который он вот-вот ожидал получить.
- Ну что, Анатолич! - Петр Ильич подошел к Сергею Анатольевичу и чокнулся с ним отдельно. - Ты как голос и лицо этой организации, вызываешься на сцену, так сказать... тост зачитывать.
- Благодарен вам, Петр Ильич! - промяукал Сергей Анатольевич в ответ. Он пригладил волосы и поправил белый тонкий воротник под пиджаком. По дороге, уже почти на полпути к ведущему, который ждал его с микрофоном , он повернулся и взгляд его остановился на Верочке. То был взгляд полный страсти и нежности. Он будто говорил ей, "подожди, крошка, сейчас у меня есть одно важное дело, но совсем скоро я вернусь к тебе, и мы продолжим".
Однако к Верочке вернуться в тот вечер ему уже было не суждено. Уже позже, когда настали совсем тяжелые времена и Вася уехал в лес, он часто припоминал тот инцидент, который произошел в тот вечер. И в сознании его это было неким водоразделом, отделившим прежние спокойные времена от того мракобесия, которое пришло в его жизнь позже.
- Спасибо, мой друг! - от взял микрофон у ведущего и непринуждённо хлопнул его ладонью по плечу. - Раз, два, три. Раз, два, три, елочка гори! - протестировал он микрофон. - Друзья, товарищи, коллеги! Вот и закончился очередной год. Он был одновременно тяжелым и интересным. В этот год мы совместными усилиями смогли сделать то, что...
Вдруг речь Сергея Анатольевича резко прервалась, и улыбка на его лице сменилась какой-то странной гримасой. Казалось, что он вот-вот хотел чихнуть. В зале стало еще тише, поскольку все, кто слушал этот тост посчитали, что пауза эта намеренно взята Сергеем Анатольевичем для придания какой-то особой драматичности всем последующим словам или, может, даже, какой-то актерской выходке из серии: "слышите? Это Новый Год идет!" Но вдруг совершенно неожиданно для всех и возможно даже для самого себя, Сергей Анатольевич с шумом выпустил газы из своего кишечника. Убрав чрезмерную анатомичность в описании того странного инцидента, человек воспитанный и образованный заметил бы, что Сергей Анатольевич "пукнул", но то, с каким звуком вылетели газы из желудка бедного мужчины, та продолжительность звука, тот треск, шипение, писк и даже какое-то бульканье в конце не допускает использование никакого другого слова, кроме как "проперделся".
В зале воцарилась гробовая тишина. Лица всех присутствующих будто окаменели. Лица одних застыли в глупой улыбке, других в ужасе, третьих в удивлении или даже недоумении. От лица же Сергей Анатольевича отошла вся кровь и он стоял под светом направленного прямо на него софита бледный как смерть. Диджей, молодой парнишка, который стоял за пультом, видимо чтобы спасти ситуацию, нажал кнопку на своем пульте, и подготовленная заранее мелодия Джеймса Брауна "Вааау, ай фииил гуд" загремела из динамиков. Но парень вскоре понял, что музыка эта будет не совсем уместна, и снова вернул в зал тишину. Кто-то с задних рядов зачем-то захлопал, видимо машинально, или с испуга, но вскоре и этот звук замолк.
- Я... я, господа и... и дамы, - попытался продолжить свой тост через минуту Сергей Анатольевич, - совершенно сбитый, потерянный и испуганный. Он понял, что из этой странной ситуации его не вытащит никто, и спасение утопающего было только в его собственных руках, - я хочу поздравить вас всех с... с этим... с Новым Годом и... и... пожелать... - но в этот момент снова что-то странное случилось в желудке Сергея Анатольевича и снова газы, в этот раз с уже высоким свистящим звуком, прорвались наружу. Этот был совершенно не тот "пук" или "пердеж", что больше подходит к ситуации, который случайно вырывался у каждого из нас при чихе или каком-то резком движении. Казалось, это был уже акт сознательный и волевой.
Тишина в этот раз не была долгой и прервал ее в этот раз уже сам Петр Ильич.
- Анатолич, говорю тебе, кончай безобразничать! Пошутил один раз - ну и хватит! - громко прорычал он со своего места.
Сергей Анатольевич что-то вскрикнул и вдруг, совершенно как маленький ребенок закрыл глаза ладошками. Через несколько секунд он опустил руки и быстрыми шагами пошел или почти даже побежал в сторону туалета. Ситуация не была бы так трагична, если бы в нее не вписался еще один неприятный фактор. В совершенном замешательстве от случившегося, Сергей Анатольевич машинально засунул микрофон себе в карман пиджака и так и побежал с ним в туалет. Еще почти целую минуту его коллеги слушали через большие динамики странный спектакль, в котором были и слезы, и вой, и проклятия в адрес себя и всех остальных и, конечно же, звуки того самого желудка, с которого все это и началось.
В этот раз Петр Ильич снова вмешался в ситуацию. Не в состоянии терпеть он решительно подошел к усилителю, с которого шла раздача звукового сигнала на колонки и с яростью вырвал из него кабель питания. После этого он подошел к месту, на котором сидел несчастный, поднял осторожно двумя пальцами вверх начатую бутылку "Болла Пино Гриджо делле Венеция" и направился с ней к урной, которая стояла на входе. - Не пейте это дерьмо, - произнес он громко, опуская бутылку за горлышко, как какую-то последнюю гадость, на самое дно ведра.
Этот неприятный инцидент, конечно, внес свои корректировки в праздник. Но сказать, что он полностью пустил его под откос нельзя. После того как Сергей Анатольевич покинул банкетный зал, причём вместе с микрофоном, все находились в каком-то странном состоянии духа. То тут, то там были слышны голоса шепотом, но никто не решался высказываться о произошедшем вслух. Все-таки человек в компании был весомый и уважаемый. Но хорошая еда, музыка и алкоголь, в конечном счете развязали языки всем собравшимся и веселье снова потекло полным ручьем.
Вася вернулся на такси домой уже ближе к полуночи - пьяный, потный, но совершенно довольный. Как и все, он не любил Сергея Анатольевича, называя его в кругу друзей "редкостным гондоном", поэтому то, что произошло с его коллегой, хоть и испугало его поначалу, ибо было совершенно странно, в последствии доставило ему какое-то зудящее чувство чего приятного. В конце концов мудаку досталось поделом.
Ложась спать, он рассказал обо всем случившемся своей супруге Лере и она, слушая его рассказ, несколько раз заливалась громким хохотом. Соседи же это не ценили и стучали по батарее чем-то металлическим, что доставляло массу эмоций уже всем в доме. Уже в конце, перед самым сном, когда Вася закончил свой рассказ, Лера рассказала ему о подобном же случае, который произошел с ней за кассой в магазине, кода толстая продавщица, пробивая ее товар, так же позволила себе непростительную слабость желудка.
- Просто не надо есть майонез, - подытожила она их разговор, и натянула побольше на себя одеяло.
- И быть мудаком, - зевая, ответил ей Вася.
И снова работа.
В первый рабочий день после столь необычного корпоратива, в офисе стояла какая-то особая атмосфера. Войдя в офис, Вася невольно задерживался на пороге. Он несколько раз полной грудью вдохнул в себя воздух, будто пытался понять таким образом, прибыл ли уже Сергей Анатольевич на работу или нет. Но Сергея Анатольевича, вопреки своей всегдашней привычке приезжать к восьми, на работе не было даже в девять.
Что касается вопросов общения, народ вел себя как-то особенно по-деловому. Все разговоры начинались, да и заканчивались сугубо рабочими вопросами и прежним шуткам, которые лились рекой в прошлую субботу, после того как Сергей Анатольевич поспешно покинул праздник, уже не было. Несколько раз во время обсуждения чего-то, так или иначе вспоминали Сергея Анатольевича. В таких случая народ говорил что-то вроде: "Сергей Анатольевич бы решил так-то", или "не думаю, что Сергею Анатольевичу бы это понравилось" и все в таком стиле. Слегка сломал лед серьезности Дима, начальник технического отдела, который заметил, что Сергей Анатольевич вряд ли сегодня придет на работу, так как после прочитанного им в субботу тоста ему стало не совсем по себе. Слегка подлил бензина в костер и Вася, который поправил "не после, а во время". Все это вызвало какие-то потаенные короткие улыбки у всех остальных и какое-то ворчание у Петра Ильича за своей перегородкой. Но, в общем и целом, рабочий день прошел крайне продуктивно, рабочая рутина быстро затянула всех в свой водоворот и к концу дня уже никто не вспоминал об это злосчастном инциденте, либо очень хорошо это скрывал.
Однако в тот день, уже после окончания рабочего дня, с Васей случился один инцидент, который с живостью напомним ему тот злополучный тост на корпоративе. По дороге домой он решил заехать на заправку, на которой всегда заправлялся.
- Полный девяносто пятого! - крикнул он уже примелькавшемуся за несколько лет заправщику.
- Будет сделано!
Вася юркнул во внутрь, расплатился картой за бензин, достал из кошелька полтинник, заранее приготовленный на такие случаи, и, подходя к машине, протянул полтинник заправщику.
- Держите! - сказал он, желая как можно быстрее прыгнуть в машину и уехать до того, как на дороге образуются десятибалльные пробки. Заправщик потянул руку, взялся за купюру и в этот момент звук, точно такой же продолжительный и громкий, как слышал он тогда на корпоративе в исполнении Сергея Анатольевича, пронесся среди стоявших со вставленными в них шлангами автомобилей. Вася изумился. Он посмотрел в лицо заправщику. Заправщик смотрел в лицо Васе. Странности всей это ситуации придавало еще то, что Вася, как и заправщик, вдвоем держали за разные стороны купюру, будто каждый из них считал ее своей.
- Прошу простить... живот, - промычал, наконец, заправщик. Вася ничего не ответил, но рука его вдруг разжалась и заправщик с купюрой быстро скрылся за стоящим рядом микроавтобусом. Вася же задержал дыхание, проверил закрыт ли лючок бензобака и пригнул в машину.
- Что за дела начали твориться в нашем мире? - за ужином Вася поведал жене и двум своим детям об этом странном инциденте на пути домой. - Народ уже начинает праздновать что ли? Жрет всякое дерьмо и испражняется потом невольно в самых неподходящих местах...
- Вась, ну не за столом же! - упрекнула его Лера.
- Киря так всё время делает! - заметила старшая, Аня.
- Не правда, не правда!
- Может мы не так как-то едим, Лер? Может не то что-то?
- Прошу тебя, - Лера остановила вилку на полпути ко рту, - давай после еды.
Вася пожал плечами, в тишине доел остатки овощей и пошел в комнату. Однако после еды они к этому разговору еже больше не возвращались. Темные декабрьские вечера как-то обязывали к раннему сну и Вася, почистив зубы, погладив рубашку на завтра, завалился спать ровно в десять, чтобы завтра, в последний рабочий день в году, быть на работе чуть раньше.
На следующий день Сергей Анатольевич снова не появился в офисе и среди всех пошел какой-то слух, что ему, якобы, как-то совсем не по себе.
- Интересное, с ним что-то серьезное? - Верочка подошла к столу Нины Ивановны, главного бухгалтера, и спросила у нее это совсем тихим голосом.
- Дорогая моя, - немолодая женщина улыбнулась своими пожелтевшими, но все еще целыми зубами, - я слышала, видела и чувствовала все то же самое, что и ты.
К обеду ко всем вышел Петр Ильич:
- Анатолич себя не очень важно чувствует. Взял на пару этих последних дней отгул. Видимо, что-то не так съел... или выпил, - говорил он тихим голосом, почти бубнил. - Но, коллеги, давайте все-таки будем как-то уважать тех людей, у кого есть какие-то проблемы со здоровьем. Ведь у каждого у нас бывают такие моменты, когда хочется...
- Пернуть! - прошептал Дима Васе совсем тихо, на что последний тихо хрюкнул себе под нос.
- ... когда хочется... ну, одним словом, когда проблемы со здоровьем. Давайте не будем вот эти вот улыбочки тут. Смешки. Ну человеку не очень хорошо. И чего тут смешного-то?
Тут Петр Ильич как-то слишком долго задержал свой взгляд на Васе, отчего тот был даже вынужден посмотреть в монитор, чтобы в срочном порядке проверить свою почту.
- ... В общем ладно, не будут вам тут долгие тосты читать, а то... видите как бывает... - тут он почему-то поморщился, видимо жалея, что сам поднял тему "тоста" и решил побыстрее закончить свою речь, - в общем, с Новым Годом вас всех. Пусть в Новом Году у вас у всех все будет хорошо.
Но в новом году все хорошо ни у кого уже не было.
Сяке маки и Филадельфия.
То, что вокруг него стало происходить что-то странное, Вася понял еще до выхода на работу после праздников. Сначала это было похоже на какие-то невинные шалости, которые вызывали лишь улыбку. Но шалости эти повторялись снова и снова - в разным местах и при разных обстоятельствах. Количество их и их интенсивность, с которой они происходили, иногда создавали в сознании Васи какое-то сюрреалистическое ощущение, будто он оторвался от мира реального и попал в какую-то не очень остроумную, но очень смешную комедию или даже так - стал частью какого-то подросткового реалити-шоу на третьем с конца канале.
Вася с юмором отреагировал на тот инцидент, когда четвертого января, в аквапарке, здоровенный толстый мужик, вылетая из акватрубы, издал такой треск, что стоявшие рядом подростки с визгом разбежались. Он совершенно спокойно отнесся к случаю, когда старая бабка в лифте неудачно чихнула, наполнив лифт не только свистом реактивной струи, но и удушливым запахом сероводорода. Ситуация в этом последнем случае усложнилась еще и тем, что в отличие от бабки, которая вышла на четвертом этаже, Васе пришлось ехать аж до семнадцатого. Пожалуй, это был самый медленный подъем на лифте в его жизни. Но случай в Суши-баре уже задел определенные струнки даже такого простого в этом плане человека как Вася, и здесь он уже просто не мог сдержаться.
Инцидент был следующий. В один из праздничных дней всей семьей они оправились в находящийся неподалеку от их дома ресторан японской кухни, чтобы изведать экзотической восточной кухни. Пышная девушка по имени Эмилия, которой было на вид лет двадцать с небольшим подошла к их столу в нарядной на восточный манер одежде и с улыбкой положила перед ними меню.
- Дайте нам десять минут, пожалуйся! - с такой же улыбкой вежливости попросила ее Лера и подвинула меню ближе к Васе.
- Это, это и это! - Вася справился секунд за десять. Он ткнул пальцем в одну картинку, другую, разливное пиво и передал меню своей супруге, которая начала долго что-то обсуждать и даже спорить с детьми по поводу того, что они действительно хотят. Переспорить маленьких созданий бывает не всегда легко, особенно когда речь идет о непонятных русскому слуха названиях.
- Давай возьмем вот это! - кричал Кирилл.
- Нет, это мы брали уже, давай возьмем это! - отвечала Аня, старшая.
- Тогда и это, и это!
- Нет, ребята, так не получится, это уже много. Вы должны выбрать! - вмешалась в оживленный спор мать.
- Это!
- Нет это!
В итоге консенсус не было достигнут, даже когда к клиентам вернулась Эмилия со своей служебной улыбкой.
- Я могу принять у вас уже заказ?
- Да!
- Нет!
Ответили почти одновременно несколько голосов.
- Я хочу вот это!
- Нет, ты не будешь, потому что в прошлый раз ты уже..!
- Короче, тогда выбираю я! - Вася, как глава семьи решил расставить все точки над "и" и взять инициативу в свои руки. - Берем набор Филадельфия, берем Саки Факи, берем...
- Сяке Маки, - поправил его супруга.
- Сяке Маки, Филадельфию, все по две, с угрем 2 и...
- И давайте вот этот еще скидочный набор, - показала уже из своего меню Лера.
- Не хочу Саки Маки, - нахмурился Кирилл. - Не буду есть!
- Хорошо, мне больше достанется, - Вася был непреклонен в своем выборе. - Несите все всё что сказал, большой чайник черного чая и пива ноль пять, нефильтрованное.
- Хорошо, - улыбнулась Эмилия.
- Пока все.
- Скажите, - решила вдруг задать ей вопрос Лера перед тем как официантка ушла. - Сяке Маки это с чем?
- В составе рола слабосоленый нежный лосось, полоски нури и белоснежный рис. Жирные кусочки лосося изумительно гармонируют с белоснежным рисом, делая его более ароматным и придавая особые пикантные ощущения...
И вот тут, почти в тот самый момент, когда все присутствовавшие за столом, пустили слюну от столь деликатного представления изысканного блюда, Эмилия вдруг пустила громкий и продолжительный свист задней частью своего тела. Лера вздрогнула, будто уколотая иголкой, Кирилл задергался от смеха, Аня закатила глаза, Вася же нахмурился.
- Давайте без... нежного лосося, - процедил он сквозь зубы, - а то уж... как-то очень пикантно с ваших слов всё это получается.
Лера, отошедшая пот первого шока и пытавшаяся спасти ситуация скороговоркой проговорили:
- Филадельфию нам, пожалуйста, вместо Саки Факи (она поняла что оговорилась, когда Эмиля уже ушла).
- Хорошо, без проблем. Что-то еще? - совершенно спокойно и непринужденно отвечала ей официантка. Лицо ее было совершенно невозмутимым, что еще больше разозлило Васю. Пердеть и при этом с таким невинным взглядом смотреть в глаза посетителям казалось ему верхом неприличия.
- Да, окно еще откройте... чтобы Саки Факи проветрился.
- Если вам здесь душно, - все с той же милой улыбкой ответила ему Эмилия, - вы можете пройти в соседний зал, там будет посвежее.
Семья последовала ее совету и переместилась в соседний зал. Причем все делали это как-то поспешно, будто убегали от какой-то надвигавшейся экологической катастрофы. Как и в случае с Сергеем Анатольевичем, нельзя сказать, что произошедшее сильно подорвало веселый дух мероприятия, но неприятное ощущения от "изысканного японского блюда", как замечал в последствии Вася, оставалось еще долго.
Трудовые будни.
В те счастливые времена, которые предшествовали злополучному тосту, Сергей Анатольевич любил ловить опаздывавших на работу сотрудников. Дверь его кабинета была постоянно открыта, что не давало виновнику нарушения трудовой дисциплины никакой надежды избежать колкостей и остроумных замечаний в свой адрес, которые позволял себе Сергей Анатольевич из своего кабинета. Многие, в том числе и Вася, не являлись прямыми подчиненными Сергей Анатольевича и, в принципе, бояться им за опоздание было нечего, однако даже такая горизонтально-интегрированная трудовая лестница не мешала Сергею Анатольевичу совершенствовать свое и без того непревзойденное чувство юмора за счет других.
- Вячесла-а-а-в, вы снова опоздали и снова в той же рубашке, что и вчера. В следующий раз попросите, чтобы она вам ее хотя бы погладила. Это должно входить в стоимость.
Или:
- Роман Олегович! Идете на персональный рекорд. Третий раз подряд и в одно и то же время.
Или:
- Нина Ивановна, вы сегодня выглядите восхитительно. Знаете, вы очень похожи на Француазу Арди. Вы даже по времени живете парижскому!
Доставалось за опоздания всем без исключения. Однажды Сергей Анатольевич настолько погрузился в свое стендап шоу, посвященное прибывавшим после начала рабочего дня сотрудникам, что заметил даже какую-то малую колкость в адрес Петра Ильича, который своей медвежьей походкой пришел в офис уже после десяти. Колкость была совершенно невинная и почти даже незаметная, но Петр Ильич, как человек далекий от всех этих "модных шуточек", как человек прошедший в своей жизни очень многое, и даже, говорят, где-то сидевший, спросил его не попутал ли он чего и не хочет ли он ему предъявить "предъяву", на что Сергей Анатольевич стушевался и на какое-то время даже прекратил утреннюю гимнастику по остроумию, впрочем, такое продолжалось совсем не долго.
В первый рабочий день после праздников Вася опоздал на работу. Всю ночь и потом утром шел сильный снег, который потопил город в сугробах и завалах. Коммунальщики не успевали расчищать дороги и город в буквальном смысле встал в зимней пробке. Вася зашел в офис уже после десяти и по старой привычке готов был парировать что-то своему старшему коллеге, но к удивлению своему, пройдя по коридору и дойдя до двери кабинета коммерческого директора, он обнаружил, что дверь в первый раз за все время его работы, была закрыта. Удивление его было настолько велико, что он даже остановился перед ней, будто хотел постучаться, и тут ему показалось, что ноздри его уловили какой-то странный аромат, тянувший откуда-то снизу. Впрочем, ему это, наверняка, только показалось.
Вася медленно подошел к своему рабочему месту и опустился на стул.
- Что, он там? - спросил он у Димы, который повернулся к нему, чтобы пожать руку.
- Да! Дверь закрыл.
- Тост что ли продолжает своей зачитывать?
Дима улыбнулся и наклонился всем корпусом ближе к Диме.
- Сидит там, даже не высовывается. Документы просит засунуть в щель!
- В щель?
- В дверную. Снизу.
Вася почесал лоб:
- Неужели там все так серьезно?
- А ты зайди, разнюхай.
- Ну уж нет, спасибо, у меня жена, дети.
В этот момент в офисе зазвонил телефон и Верочка, новая сотрудница, на которую как уже известно до произнесенного тоста у Сергей Анатольевича были какие-то особые планы, тихо ответила: "да, сейчас я все принесу". При этих словах она встала и как-то неловко, под пулемётными взглядами всех, кто был тогда в офисе, подошла к двери своего руководителя. Здесь она нагнулась и осторожно засунула в щель под дверь документы. С тем же видом, только теперь раскрасневшаяся и как-то глупо улыбаясь, она вернулась на свое прежнее место. Через несколько секунд документы всосались внутрь.
- Вот такие дела, брат, - прокомментировал все увиденное Дима и тут же развернулся к клавиатуре.
- Во, блин, салатик с крабом, - ответил ему Вася.
Через несколько дней все свыклись с новой эксцентричной привычкой Сергея Анатольевича. Вскоре к шутливым выражениям вроде "это было еще до того, как Анатолич прочитал своей тост", добавилось еще одно - "засунуть документ Анатоличу в щель". За всю прошедшую неделю никто никогда не видел, как Сергей Анатольевич приходили на работу или уходил, но и его припаркованный БМВ на парковке и то, как засовывала и выплевывала документы щель, все это намекало на то, что Сергей Анатольевич, если и не был здоров, то, по крайней мере, уж точно был жив.
В конце той первой недели, вечером в пятницу, по своей давней привычке, четверо друзей (Вася, Боб, Гога и Витя) встретились в бане. Они сняли небольшую комнатку со столиком и после первой парилки и купания в холодном бассейне, красные как раки, со все еще идущим от распаренных тел паром, расселись по пластмассовым стульям вокруг стола. Три пол-литровые бокала, наполненные пенистым пивом, уже ожидали их на столе.
- А-а-а-ах, хорошо! - Боб одним махом опустошил пол бокала и с грохотом опустил его на стол. За ним последовали Вася и Гога. Витя же, употреблявший алкоголь в самых редких случаях, сидел рядом, подперев рукой колено и смотрел, широко улыбаясь, на друзей.
- Ну чё, пацаны, рассказывайте что нового, как Новый Год отмечали?! - начал первым Гога. Он тихо отрыгнул себе под нос и почесал свое волосатое брюхо. Это был невысокого, даже можно было сказать низкого роста человек, достаточно коренастый, с темными запутанными волосами, темными глазами и с огромным мясистым носом. Почти все его тело было покрыто темным пухом волос, которые после душа придавали ему вид какого-то напрочь промокшего гадкого утенка.
- Нормально, в аквапарк вчера с семьей ходили, - ответил ему первым Витя. В отличие от всех остальных и особенно от Боба с Гогой, Витя представлял собой достаточно высокого с атлетическим телосложением человека. Нельзя было сказать, что он был красавец, такой накачанный загорелый качек с журналов, пользующихся популярностью в среде женщин и геев, даже наоборот, что-то в лице его было отталкивающее или даже уродливое, но тело его, накачанная мускулатура бицепсов, трицепсов и бедер вызывала зависть у многих, кто видел его бане, аквапарке или на пляже. Совсем недавно он женился в первый раз и Боб, в приватном разговоре с Васей еще летом, как-то обмолвился о том, что жена его была чуть ли не первой женщиной в интимной жизни Вити. Впрочем, Вася и сам об этом догадывался.
Витя был достаточно странноватым человеком. Они редко пил, никогда не курил, и не матерился. Он с молодости ходил в спортивный зал, по выходным летом проезжал под сотню километров на велосипеде; зимой, когда все остальные сидели по домам с глинтвейном и смотрели в сотый или тысячный раз фильм с Гурченко про пять минут, Витя, натянув на ноги свои старые Фишеры, штурмовал подъем очередной беговой лыжной трассы, причем делал это с таким рвением, что позади часто оставались куда более молодые и с лучшем оборудованием лыжники. Но было в Вите еще одно качество, которое одновременно придавало образу его что-то особенное и благородное, но одновременно с этим и опускало его в зловонные ямы жизни такой, какая она есть на самом деле. То было обостренное чувство справедливости. Он не мог пройти мимо, когда подростки распивали пиво и матерились во дворе детского сада; не мог промолчать, когда собака соседки из соседней парадной выдавливала из себя огромных размеров крендель прямо на газон напротив; не мог молча приложить карту и пойти дальше, когда продавщица в магазине с недовольной миной пробивала ему товар, не сказав при этом даже формальное "здравствуйте". Все это выводило Витю из себя, и он настойчиво и методически начинал объяснять недобропорядочному человеку что стандарты его поведения не соответствуют тем высоким моральным стандартам, которое требуется обществу для того, чтобы стать, наконец-то, не сборищем мудаков вроде него, а чем-то нормальным. Не надо и говорить, что далеко не все воспринимали его эти проповеди с должным благоговением и много раз в своей жизни Витя попадал во всякого рода передряги, которые заканчивались либо дракой и полицией, либо увольнением, либо, несколько раз, разрывом даже не начавшихся толком романтических отношений. Может быть поэтому Витя вызывал часто у Васи какое-то чувство жалости. Как бы не звучало это парадоксально и даже немного жутко, такому правильному человеку как он, не было места в нашей паршивой жизни.
Но какое-то время назад эта паршивая жизнь улыбнулась и Вите. Во время одного из их совместных походов в баню, почти за год до прочитанного Сергеем Анатольевичем тоста, Витя широко скалясь (у него была не самая очаровательная улыбка) поведал им о том, что в жизни его появилась наконец-то женщина, с которой он готов был идти до самого конца. По уверению Вити это было воплощение одновременно красоты и ума, она была обаятельна, она прекрасно готовила, она была воспитана, деликатна и до безумия порядочна. Васе еще тогда показалось странно, что женщина, которая хорошо готовила была при этом еще и безумно красива. Его собственный жизненный опыт говорил ему о том, что реальное положение дел совершенно противоположно. Женщины, которые своими кулинарными способностями вызывали у него вкусовой оргазм, вряд ли могли вызвать в нем даже самую малую половую эрекцию. Но Витя был нормальным мужиком, и Вася, увидев в первый раз на свадьбе возлюбленную своего друга, был сильно удивлен насколько иногда вкусы двух людей могут не совпадать друг с другом. Но она произвела на него впечатление весьма милого человека и Вася, нормально выпив тогда, тихо прошептал Бобу на ухо "для первого раза - пойдет".
Именно про поход с этой семьей и рассказывал Витя друзьям. Его супруга была тогда на последних месяцах беременности, что было слегка удивительно.
- Погоди, у тебя же жена с пузом... - вставил Вася.
- Да, так оно и есть. Мы на седьмом месяце, в-о-о-о-т такой уже живот, - оскалился в ответ Витя. При этом он показал свой накачанный пресс и вытянул вперед руку, очерчивая им границы живота своей супруги.
Боб, подражая ему, выкатил вперед своей похожее на цистерну пузо и смачно хлопнул себя по нему.
- Такой, что ли?
- И-а-а, и-а-а, и-а-а, э-э-э-э! - заржал Гога. Его смех, напоминавший крик осла, всегда предшествовал собой смеху всех остальных, у которых, после услышанного, уже не было возможности оставаться безучастными. И после этого, как это обычно и бывало, шутку Боба гоготанием оценили и все остальные.
- Так а ничего, что она с пузом и в аквапарк? - спросил Витю Вася.
- Ну она, конечно, с горок не каталась. Там такие лежачки есть у окон, вот там она сидела. Иногда в бассейн небольшой, где детишки плескаются, ходила окунуться раз - другой. А там где горки, конечно, или бассейн где волны пускают - туда она не ходила. На таком сроке надо быть осторожней.
- Моя супруга, когда была на восьмом месяце, - говорил Гога, - меня еще бить умудрялась. Три раза беременна была. Три раза колотила...
- Твоя супруга будучи в положении, даже меня отдубасить умудрилась, - поддержал его Боб, тучно трясясь на стуле.
- И-а-а, и-а-а, и-а-а, э-э-э-э! Это точно. Такое дело имело место быть. Помню - помню.
- Ты-то как? - повернулся Боб к Васе. - Ты же тоже вроде в аквапарк собирался.
- Короче, мужики! - тут Вася с грохотом поставил бокал на стол. Он был в явной решительности прервать эти разговоры ни о чем и, наконец, приступить к главному. - Был в авиапарке, на катке, в ресторан ходили, в Новгород ездили, но это все так, херня!
- Ну а что не херня? - проговорил Гога и тут же засунул себе в рот целую горсть чипсов.
- Ща расскажу вам! Такая, вообще, тема!
- Да говори уже. Чё сиськи мнешь...
Вася потер руки и как-то заулыбался.
- Короче мужики, хотите прикол?!
- Не томи уже, давай... - озвучил мысли всех Боб.
- Коммерческий директор, который у меня на работе. Помните, говорил про него?!
- Гандон который?
- Тот самый!
- Что, подсидел его, наконец? - спросил Гога.
- Нет, лучше!
- Отмудохали его что ли на празднике? - вставил Боб и тут же затрясся от смеха. Гога поддержал его громким " И-а-а, и-а-а, и-а-а, э-э-э-э!". - Скажи, что это был ты!
- Не-е-ет, близко, но не совсем!
- Ну давай ты уже, что мы тут в тепло-холодно играем?! - Гога уже начинал злиться, впрочем делал это весьма по-доброму.
- Не поверите, мужики, но он тут такое учудил на корпоративе... Короче, во время чтения тоста на корпоративе, это придурок умудрился пропердеться как последняя свинья. Такой звук был, как будто в резиновой лодке прорвало клапан и весь воздух под давлением вдруг начал выходить наружу с громким "пр-р-р-р!"
В помещении повисла пауза. Было слышен только хруст чипсов у Гоги во рту и приглушенный голос мужиков за перегородкой.
- То есть как? - первым нарушил затянувшуюся паузу Витя. - Пукнул что ли?
- Про-пер-дел-ся, Витёк! Про-пер-дел-ся! Пукнуть это когда ты делаешь "пук" и выходишь на остановке. Он же устроил настоящий анальных Холокост!
- Ну и чё?! - Боб явно не понимал что в этом смешного. - Со всеми бывает. Я вот...
- Да с тобой и так все понятно, - перебил своего друга Гога. - У вас там в цеху это норма! Как не зайдешь, так сознание терять начинаешь...
- Да это канифоль все для распайки плат так пахнет, говорю тебе! - Боб беззвучно трясся на стуле. - Если я пердану, ты туда вообще даже зайти не сможешь!
- Если мне документы какие-то передать надо, я теперь все через канцелярию делаю! - при этих словах Гоги тело Боба еще сильнее начало трясти от смеха, Витя же откинулся на спинку стула. На лице его был прежний оскал, напоминавший улыбку.
Вася же не смеялся. Перебивая его своими глупостями, они портили ему всю историю, который он составил в голове еще за несколько дней до этого, ожидая, наконец-то, встречи со старыми друзьями. Дав им еще немного времени выговориться он, наконец-то, вмешался:
- Да хер с вами, мужики! Когда вы там друг перед другом в цеху пердите, это даже пердежом не считается, а так, вашей нормальной рабочей атмосферой. У нас же, как бы, все по другому - офис, женщины и все такое. И вот представьте - этот Сергей Анатольевич проперделся на глазах прямо у всех! Причем сделал это так искусно, что некоторые дамы чуть в обморок не попадали! - тут Вася, не общая внимание на всякие шуточки, которые посыпались как из рога изобилия, выложил им до малейших деталей всю ту историю, которая произошла уже почти две недели назад у них на корпоративном мероприятии. Разумеется, какие-то вещи он упустил, какие-то, наоборот, добавил, но в целом тот курьезный случай был хорош сам по себе даже без всяких модификаций.