Почему никто не задумывается о том, а куда, собственно, девается любовь, когда она... э-э... так сказать, соблаговолит завершить свой жизненный цикл? Ведь никто и никогда не морщил нос и не ускорял и без того торопливый шаг, наткнувшись неожиданно на издохшую у обочины любовь. И ни один более или менее пьяный патологоанатом не вскрывал ей грудную (или там и брюшную заодно, чего уж мелочиться?) полость в поисках ее отлетевшей души. Вены вот вскрывали, бывало, под не слишком твердую руку еще и не то вскроешь, а вот что касательно любви, то ежели вы думаете, что, да, так вот, что б вы знали - таки нет, как говорят в Одессе, которая, кстати, тут совершенно не при чем, разве что тоже расположена у моря...
Потому что именно у синего моря на черных камнях стояло то странное сооружение, чьи стены сложены из нарушенных клятв, а в окна вместо стекол вставлены осколки иллюзий.
Скажете - странный выбор строительного материала? Может быть. Но ведь и дом тот не то что бы уж очень обычный. Да и кому какое дело, в конце-то концов. Строили из того, что выносят на желтый песок предзакатные штормы, а они редко выносят что либо, кроме странных разбитых обломков.
Странные личности жили в том странном доме. У приходящих туда не спрашивали имен, у уходящих оттуда - отчета. И даже не потому, что был тот дом приютом имена потерявших, и у нашедших его больше не было связи с миром живых.
Волны в белых барашках пены бились о гулкие черные камни за стенами этого дома, и их тоже никто не спрашивал, откуда они пришли и куда уйдут, покинув черные камни. Там желтое солнце, зеленые звезды и зеркальное небо, в котором отражается синее море и черные скалы. А вот отражения приюта талисманов вы там не найдете. У настоящих талисманов, как и у привидений, отражения нет...
Но не всегда желтое солнце было здесь желтым, и не всегда золотом отливали крылья обитателей странного дома. До того, как появилась здесь Ника Пилопонтийская, имя терять не желавшая, черным было здешнее небо, и солнце черным, и даже барашки на волнах - черными тоже. И никому не приходило в голову, что может быть как-то иначе.
Какой цвет, кроме черного, может быть цветом мертвой любви?..
Но Ника, веселая златокрылая Ника, тогда еще не имевшая позорной клички Аптерос, сказала, что все это - чушь!
Она взяла мокрую тряпку и протерла закопченное небо, а звезды начистила зубным порошком. Она сама содрала ржавую окалину с местного солнца и выкрасила его в канареечно-желтый цвет, а в бесцветное море вылила ведер двадцать чернил, пока бледная вода не приобрела в достаточной степени сходство с самою собой.
Она тогда еще летала, маленькая веселая Ника, похожая скорее на живого чертенка, чем на умершую любовь.
... Она появилась там во время предзакатного шторма, когда бесцветные еще волны выбрасывали на черный берег обломки чьих-то надежд. Она пришла пешком, подметая золотыми крыльями черный песок.
Ее не выпихнули в этот одноцветный мир с черных отвесных скал, она пришла сама, и пришла пешком.
Ей было все равно, куда идти, лишь бы идти долго, очень долго. Долго и быстро. Потому что пыталась она убежать от себя, и чем дальше - тем лучше.
Но чем дальше - тем больше уходила она в себя, а, уходя, постепенно в себя приходила...
В себя она пришла немножко раньше, чем в Приют Чужих Талисманов, и потому никто никогда так и не узнал, через что она прошла, не пройдя через смерть.
Сильной она была, эта маленькая веселая Ника. И даже там, за черными скалами, в большом светлом мире, была она гораздо сильнее Того, Чьей-Любовью-Она-Была.
Что само по себе чрезвычайно рискованно для всякой любви.
И он знал об этом, что рискованнее раз этак в двести...
Но он странным был, Тот, Чьей-Любовью-Она-Была, и, как это не удивительно, ни разу даже и не попытался ее за это убить...
Только не подумайте, что убить любовь, особенно такую сильную, так уж просто.
Это неверно.
Нелегко будет это проделать даже с самой занюханной и хилой, любовь вообще по живучести далеко превосходит кошек и уступает первенство разве что только надежде, та вообще сродни тараканам - лезет изо всех щелей и истреблению не поддается даже теоретически.
Но пытаться - пытаются, и еще как! Душат, травят, режут, жгут, а наиболее ушлые - спихивают с высоких черных скал...
Люди - они всего лишь люди. Им свойственно бояться тех, кто сильнее.
А еще больше - того, чего они не могут понять.
А еще им свойственно убивать тех, кого они боятся...
От фобии до фагии один шаг в две буквы - не так уж и много.
Но Тот, Чьей-Любовью-Она-Была, был не такой, как все. Он не боялся своей любви. И не хотел ее убивать.
Может быть, именно поэтому она и не умерла до конца, когда он умер - Тот, Чьей-Любовью-Она-Была.
А, может быть, она не умерла потому, что, в общем-то, никогда не была его родной любовью.
Она была приемной...
Она была даже старше его.
На три года.
А три года для любви - это немало. И было ей шесть уже, когда ее, сломанную и брошенную за ненадобностью, подобрал и сделал своею молчаливый черноглазый карапуз, сам не больно-то кому-то и нужный, но это уже другая история...
Он так и не успел никого полюбить конкретно, черноглазый и неприспособленный, он слишком любил этот мир целиком, синее небо и желтое солнце, черные скалы и даже Гавань Зеленых Звезд.
И людей, считая их всех хорошими.
Он любил слишком многое и слишком сильно, Тот, Чьей-Любовью-Она-Была, а такие долго не живут.
Но любовь его оказалась слишком сильной и слишком эгоистичной, чтобы умереть с ним за компанию...
Она не стала пытаться стать чьей-то еще. В смысле - чьей-то любовью. Любовей и так слишком много и слишком жестоко приходится им драться за место под солнцем. А вот талисманов - мало. Да и те, что есть - не живые.
А много ли удачи может принести талисман, которому все равно?..
Впрочем, об этих высоких материях не думала она тогда, она просто шла, все ускоряя шаг, шла, потому что, когда идешь - не так больно, шла, стиснув зубы и закрыв глаза, шла, забыв, что умеет летать и пытаясь забыть обо всем остальном, шла быстро, почти бежала, задыхаясь, по остановившемуся времени как по ступенькам, шла долго, не понимая еще, что идет она в Гавань Зеленых Звезд, туда, где живут неживые, потерявшие право называться любовью.
Лишние...
Любовь, она в любом более ли менее стабильном коллективе должна быть лишь одна. Поскольку каждая отдельно взятая особь этого вида обладает характером повышенной склочности. А уж если встречаются на узкой дорожке две - вообще туши свет! А три - так и встретиться не смогут - передерутся заранее.
Невозможно, выйдя на улицу ранним погожим утром, наткнуться на кучу Любвей. Вот на кучу сами знаете чего - это запросто. Особенно в последнее время. А с Любвями - шалишь. Чувствуете, как гнусно звучит - ЛЮБВЕЙ, ЛЮБВЯМИ... Слово было в Начале, слово материально, есть предмет - найдется и слово, иначе никак, не бывает просто иначе. И наоборот тоже верно. Нет слова - нет проблемы...
А у этого слова множественного числа не имеется.
Если, придя к своим семейным знакомым, вы обнаружите в их дружной ячейке сразу двоих вполне самостоятельных представительниц этого непостоянного племени - значит, дело идет к разводу. Две любви под одной крышей ужиться не способны.
Две живые любви.
Однако же очень редко случается, что у двоих с самого начала любовь одна, общая. Чаще бывает так, что у каждого из встретившихся она своя.
Иногда они оказываются настолько разными, словно детали конструктора или мозаики, что идеально дополняют друг друга, не соприкасаясь. И некому, оказывается, уходить в Гавань Зеленых Звезд.
Но чаще встретившиеся бывают схожими.
И тогда та, что сильнее, подминает под себя более слабую и спихивает ее с черных скал, предварительно выдрав у побежденной соперницы все, что понравится - шмотки, клок волос или часть характера. (По праву сильного. Да и зачем, скажите, талисману характер? Лишнее это) Вот и начинает тот, чья любовь давно уже стала чужим талисманом, узнавать ее черты в оставшейся, вот и приходит он к выводу, что любовь его вовсе не умерла, а просто слилась с чужою любовью.
Человеку очень трудно бывает поверить, что любви его пришел каюк. Он гораздо охотнее поверит в приземлившееся на огороде соседа НЛО или даже экстренную необходимость повторения того, о чем столько лет говорили большевики, чем в то, что любовь его, которой он долго затыкал все дырки не только семейной лодки, но и всех подворачивающихся под руку бочек, наконец-то испустила дух.
А, впрочем, даже если и поверит он в это - все равно не скажет никому.
Даже под пыткой.
Потому что любовь - вещь в умелых руках просто бесценная. Как своя, так и чужая, это без разницы, нужно только точно знать, в каком случае на какие кнопочки и в какой последовательности давить.
И все.
Руководство по основным принципам эксплуатации чужой любви - настольная книга любого современного молодого человека, мало-мальски озабоченного поиском не слишком холодного местечка. Разве что в школе менеджеров не преподают как обязательный предмет.
Своя любовь - тоже вещь полезная, особенно ежели умело выбрать объект и, правильно рассчитав дальнобойность, ударить в нужный момент. Кто же из добрых и совестливых устоит?! А тем более посмеет ответить на удар, каким бы болезненным он не был, если нанесен он любовью?.. А уж какая из нее крыша славная получается - не мне вам говорить. Твори, что хочешь! Любая подлость, любое преступление - и тебя все равно оправдают. Мы давно для себя решили, что цель средств не оправдывает, кто же с этим спорит. Цель - не оправдывает, да... Но любовь-то ведь - дело совсем другое!..
Кто же сравнивает Каина и Отелло?!.
Короче, любовь в хозяйстве - вещь жизненно необходимая. Особливо, ежели держать ее на цепи, чтоб место свое знала, и впроголодь, чтобы злее была.
Но это - другая история...
Так что же там о Нике?..
Ах, да, Ника...
Жила-была Ника. Маленькая такая Ника из рода талисманов. И только тем отличалась она от остальных талисманов, что приносила не просто удачу.
Она приносила победу.
Однажды она пожалела гордых и красивых людей, ведущих неравную и заранее обреченную борьбу среди полуразрушенных колонн прекрасных храмов. Она была очень импульсивной, эта маленькая Ника. И потому, не раздумывая, слетела она на мраморные ступени, заляпанные алым.
И она принесла им победу. Конечно же, они победили! Как могли они не победить, если с ними была сама Ника?!
И в благодарность за это они обломали ей крылья.
Чтобы она уже никуда больше не смогла улететь.
Предусмотрительный они народ, эти греки...
И в странном мире опрокинутых ценностей, где подлость считается доблестью, а гнусность - героизмом, они воздвигли храм в честь этого своего подвига.
На память и в назидание потомкам.
Если уж на то пошло, то и концлагерная шваль любила фотографироваться на фоне дымящих печей.
В честь.
На память.
В назидание...
И снова она пришла пешком в Гавань Зеленых Звезд...
Не сразу.
На этот раз путь был более долгим.
И не шелестели больше по песку ее золотые крылья...
Они очень ее любили, эту маленькую веселую Нику. Нику, сделавшую Черную Гавань Гаванью Зеленых Звезд. Так, как умеют любить лишь имена потерявшие. Они бы с радостью пошли ради нее на смерть, если бы не были мертвыми уже.
И, разумеется, ни на секунду бы они не задумались, убивая ради нее...
И потемнели от ярости лица, и потемнело небо от тысячи расправленных крыльев, но крикнула она "Нет!", топнув ногой и вскинув к небу маленькие руки, и крик ее погасил шелест крыльев и Песню Смерти.
Нет, говорила она, торопливо глотая слова, нет и еще раз нет! Мы не для того рождены, и даже здесь оказались лишь ради любви, той, другой, уцелевшей, более сильной, а, значит, более правильной.
А любовь не должна убивать.
Это неправильно, это люди придумали, а, значит, это не может быть правдой. А правда в том, что мы - талисманы, мы удачу приносим и смерть приносить не должны, говорила она торопливо, боясь, что прервут ее, не дослушав.
И правы эти греки, говорила она, зажмуриваясь и повышая голос, да, черт возьми, они правы, правы по большому счету - нельзя быть талисманом, оставаясь в стороне! Нельзя помогать людям, глядя на них свысока! Нужно быть среди них, чтобы быть талисманом по-настоящему! Нужно быть на их уровне, нужно, так же, как и они, не иметь возможности смыться в любую секунду, взмахнув золотыми крыльями, говорила она, сжимая маленькие кулачки, торопясь, потому что боялась не успеть сказать самого главного.
Мы должны быть среди них.
Среди них и такими же, как они.
Мы должны быть неотличимы, а помощь наша - незаметна. Они не должны нам поклоняться и воздвигать в нашу честь храмы. Они не должны в нас верить. Они не должны о нас помнить...
Пусть думают, что справляются сами. А мы - мы всегда будем рядом, если это их убеждение окажется вдруг не совсем верно...
И когда станет так - вот тогда и только тогда станем мы настоящими талисманами, так говорила Ника Аптерос, крыльев лишенная, но имя терять не желавшая.
И слова ее разбивались о зеркальное небо и падали в темно-синюю воду, и ловили их имена потерявшие, словно осколки драгоценных камней, и зажимали в ладонях, словно на счастье...
Кто сказал, что талисманам не нужны свои талисманы?..
И оживлялись неживые лица смущением уходящей ярости, и опускались, становясь невидимыми, крылья.