Лиса написала свое видение встречи Ингермона и Нинор!
Кто хотел узнать об этом - милости прошу в "Еще один шанс"! )))
Я - так просто в восторге!
Лисеныш, все мои соавторы виляют от счастья хвостами и радуются твоей фантазии)))
Еще один шанс
Немолодая женщина сидела в кресле и задумчиво смотрела в окно. Редкие снежинки кружили в светло-сером пространстве бетонно-декабрьского города. В один из таких же дней шесть лет назад она так же спокойно сидела в этом же самом кресле ставшей без сына пустой квартиры, когда ее уединение разрушил звук телефонного звонка. В трубке раздался знакомый голос:
- Добрый вечер, Нина Ивановна.
- Здравствуй-здравствуй, Герочка, - в разговоре с людьми вроде Германа в ее тоне всегда появлялись снисходительно-благожелательные нотки, напоминающие о неуловимой, но ощутимой всем нутром разнице в положении собеседников. Разнице не в пользу последнего, естественно.
Счастливый отец двадцатидевятилетней дочери неожиданно для себя самого замялся, как и всегда при столкновении с бывшей сотрудницей спецслужб, не растерявшей влияния до сих пор.
- Нина Ивановна, Владимир Георгиевич попросил вас заехать по очень важному делу. Вы не против?
- По важному, говоришь? - вопрос был риторическим, по другому ее бы беспокоить не стали. - Хорошо, Герочка, высылай машину. Заеду на огонек.
Мужчина смущенно кашлянул и произнес:
- Машина уже у подъезда, Нина Ивановна.
Женщина понимающе усмехнулась. Иного она и не ожидала.
- Через десять минут выйду.
Служебная черная "Ауди" последней модели за сорок минут доставила ее к месту назначения. Водитель любезно помог выйти, а у входа уже ждал провожатый. Тот самый Герман.
- Добрый вечер, Нина Ивановна, - произнес он, приветствуя небольшую женщину, непостижимым образом облеченную внушительной властью.
- Уже здоровались, Герочка, веди, - благожелательно улыбнувшись, ответила она.
Мужчина проводил ее к лифту. В лифте, проследив, какую кнопку нажал провожатый, Нина Ивановна хмыкнула. Третий подземный. Дело должно быть действительно очень важным.
Пройдя по коридору с одинаковыми бронированными дверьми, Герман остановился перед последней, рядом с которой стоял другой мужчина. Среднего роста, седой, с очень цепким взглядом.
- Здравствуйте, Нина Ивановна, - произнес он без улыбки. - Простите, что потревожили, но нам и правда нужна помощь.
- Здравствуй, Владимир, показывай уже свою проблему, - не менее серьезно ответила женщина.
Владимир Георгиевич, глава секретной организации, взялся за ручку, опустил ее и открыл дверь. Первым прошел он, что само собой было показателем: безопасность внутреннего пространства комнаты была весьма относительной.
В центре стоял прикрученный к полу малокомфортабельный стул, вокруг которого разъяренно наматывал круги странного вида человек: пышные седые кудри обрамляли нахмуренное лицо, тогообразное одеяние кокетливо открывало вид на спортивные икры, колени и добрую половину бедер. Немолодой, но полный силы и грации матерого льва мужчина, заслышав звук открывающейся двери, резко остановился. Суженные ярко-зеленые глаза мгновенно переместились на дверной проем и входящих в помещение мужчину и женщину.
- У вас есть два варианта, люди. Либо вы мне сами быстро и слаженно даете информацию по вашему миру - либо после короткого, но болезненного убеждения, - прорычал он.
Женщина, в первый миг удивленно округлившая глаза, теперь скептически поджала губы и спокойно произнесла:
- Ни капли не изменился, - после чего, подчеркнуто игнорируя скалоподобного и едва не метавшего молнии прототипа Громовержца, обратилась к спутнику:
- Как вы вообще умудрились его спеленать и сюда доставить?
- Судя по всему, - признался Владимир Георгиевич, - он не особенно сопротивлялся и скорее воспользовался нашими услугами, чтобы покинуть площадь. Просто народ начал снимать на видео и фотографировать новоявленного Зевса.
- Это похоже на правду, - кивнула женщина, после чего добавила. - Володя, оставь нас, пожалуйста.
- Но... Нина Ивановна, - мужчина слегка развернул корпус к спутнице, глазами по-прежнему отслеживая каждое движение "гостя", - вы уверены? Он может быть опасен.
- Конечно, опасен. Иначе ты бы меня не позвал, - хмыкнула женщина. - Иди.
Владимир едва уловимо передернул плечами в нервном жесте, но подчинился.
Дождавшись, когда дверь закроется, женщина критически осмотрела стоящего перед ней мужчину, вздохнула и произнесла:
- Ну, Базилур... в кого только чувством юмора пошел?
- Нинор? - потрясенно выдохнул "древний грек", не сводящий с женщины взгляда, стоило только прозвучать голосу.
- Здравствуй, Ингермон. Будь добр, не круши здесь ничего. Этот мир мне дорог как память, - без усмешки ответила первая жена верховного демиурга.
- Я подумаю, - хмыкнув, произнес Ингермон, вернувший лицу крайне недовольное выражение. Спустя секунду он добавил:
- Ты плохо воспитала сына, Нинор. Никакого почтения к родителю.
- Да неужели? - насмешливо приподняв брови, переспросила женщина. - Ко мне он неуважения не проявлял никогда. Может, это оттого, что я была ему семьей, а ты можешь лишь называться родителем?
- А кто в этом виноват, женщина? - прорычал демиург, наливаясь румянцем ярости.
- Мое мнение однозначно и за прошедшее время не изменилось, - жестко ответила Нинор.
Ее глаза сверкнули гневом. На мгновение сквозь личину обыкновенной немолодой землянки проступила сущность демиурга - прекрасная, статная, уверенная и очень суровая. Ингермон нехотя сморгнул видение, но за короткий миг злость улетучилась, будто ее и не было. Сфера из тоски и одиночества, заточившая его сердце в ту минуту, как он понял, что жена ушла от него, дала трещину.
Он не искал ее. Он был слишком зол. Как она, женщина, посмела идти против его слова - слова верховного демиурга?! К тому же, он был твердо уверен, что ослушница вернется сама. Она ведь любила его, он был уверен в этом. Но шли годы, а жена не возвращалась, к вящей радости Соры. Затем, когда он узнал, что сила рода утекла вместе с Нинор, разозлился еще больше. Самый могущественный потомок созрел в чреве первой жены, оставив отца любоваться на полусилков, выношенных другими. Однако, с течением столетий, сфера, заточившая его сердце, становилась все крепче, а отгонять мысль, что все женщины, окружавшие его - всего лишь бледные тени той единственной и настоящей, становилось все трудней.
Во время продолжительной паузы Нинор критически смотрела на супруга и со всей неотвратимостью осознавала мысль, что оставлять его здесь никак нельзя: не разнесет полздания, так искалечит добрую половину персонала. В глубине души оформилось подозрение, что Владимир именно за этим ее и привез - чтобы забрать бушующего демиурга из-под опеки и из здания вообще. Вздохнув, она произнесла:
- Мы можем поговорить обо всем этом и в другом месте.
- В другом? - многозначительно вздернул бровь Ингермон.
- Хочешь остаться здесь? - флегматично поинтересовалась Нинор.
Ответом стали поджатые губы верховного демиурга.
- Я так и думала, - добавила женщина, после чего подошла к двери, открыла и обратилась к ожидавшему с той стороны мужчине:
- Володя, думаю, будет лучше, если я заберу гостя, - президент нахмурился. В его глазах промелькнула искра беспокойства за маленькую уязвимую женщину, и эта искра Ингермону очень не понравилась, что отразилось в сведенных друг к другу бровях, которые Нинор, стоящая к нему спиной, не заметила.
- Вы уверены, Нина Ивановна? - с напряженностью в голосе спросил Владимир Георгиевич.
- Уверена, - ответила первая жена верховного демиурга. - И да - нужна обычная одежда.
- Найдем, - кивнул Владимир, после чего повернулся к кому-то, кого Ингермон не видел, и произнес:
- Гера, займись.
Через полчаса от обычного облика верховного демиурга осталась только своеобразная шевелюра. Черные джинсы обрисовывали спортивные ноги, а кожаная куртка, наброшенная на майку, отчетливо обтягивала плечи и накачанные руки. Нинор была вынуждена признать, что, несмотря на многотысячелетний возраст, мужчина выглядел так, что хоть сейчас на глянцевую обложку. Хотя, что для демиурга пара тысяч лет? Ну ладно, чуть больше, чем пара...
Нинор первой села в предоставленную машину, подавая пример супругу. Ингермон подошел и дернул за ручку дверцы. Та резко распахнулась, вызвав на лице водителя бледность и крупными буквами читающуюся мольбу мирозданию о том, чтобы транспорт после поездки остался в полной комплектации.
Открыв дверь собственной квартиры, Нинор зашла первой, включила свет и прошла к полке с обувью, чтобы достать оттуда сиреневые пушистые тапочки с торчащими ушами.
- Проходи, разувайся, - сказала она Ингермону, ставя перед ним сомнительное произведение швейного искусства.
Верховный демиург иронично вздернул бровь. В ответ на этот жест Нинор сложила руки на груди, и при первом же взгляде на женщину становилось понятно, что она не уступит ни на йоту: либо тапочки, либо лестничная клетка.
В результате через десять минут верховный демиург сидел за кухонным столом, слушая звук закипающего чайника и стараясь не замечать трясущихся при малейшем движении темно-фиолетовых кисточек несуразных плюшевых ушей. Нинор стояла рядом с плитой спиной к мужу и старалась побороть улыбку: кто знал, что старые сыновни тапочки еще пригодятся...
Несмотря на то, что лишних ушей давно не было рядом, разговор завязываться не спешил, так что ужин прошел в тишине. После ужина Нинор молча помыла посуду, ощущая спиной взгляд Ингермона, а затем ушла в комнату. Спустя полминуты мужчина последовал за ней. Квартира даже на первый взгляд была очень небольшой, так что верховный демиург ожидал увидеть спальню, но комната оказалась гостиной с большим комодом, странным черным прямоугольником на стене и диваном напротив него. Из открытой двери напротив вышла Нинор со стопкой белья в руках, которую не особенно аккуратно пристроила на краю дивана.
- Сегодня поспишь здесь, - произнесла она и уже собралась скрыться за дверью, но услышала недоуменное и слегка рассерженное:
- Нинор, что это значит?
- А что тебя не устраивает? - резко обернулась и зло сузила глаза женщина.
Как ни удивительно, но верховному демиургу от этого взгляда стало неуютно.
- Почему я должен спать здесь? - гораздо спокойней поинтересовался Ингермон.
- Потому что на кровати сплю я, а ты не беременная женщина, чтобы уступать тебе более комфортное место для сна, - ответила Нинор и без стука закрыла дверь, отделяющую гостиную от спальни.
Ингермон сжал кулаки и подошел к дивану. После четвертьчасовой борьбы с пододеяльником и наволочкой он, наконец, улегся на выделенное место, оказавшееся коротковатым и узковатым для его богатырского телосложения. Последним, что слышал перед тем, как жилище Нинор погрузилось в полнейшую тишину, был голос жены:
- Герочка? Герочка, здравствуй. Послушай, будь добр, подыщи завтра квартиру в спокойном районе для нашего гостя, хорошо? Документы, полис, страховое... ты и сам все знаешь. Спасибо. И да, Герочка, пусть район будет подальше от моего.
Заснул обуянный яростью демиург нескоро.
Следующий день для Нинор был тяжелым. Упертому на всю голову муженьку пришлось объяснять основные принципы поведения в немагическом техногенном мире, обещать связаться с ним, как только появится Базилур, а потом провожать к новому месту жительства. К удивлению Нинор, Ингермон на факт отселения отреагировал вполне спокойно.
Вернувшись к себе домой, женщина облегченно вздохнула. По крайней мере, не придется сталкиваться с бывшим мужем каждый день, а сосуществование в одном городе она как-нибудь переживет.
Однако очень скоро женщине пришлось переменить свое мнение. Спустя три дня супруг снова появился на ее пороге.
- Ингермон? - открыв дверь и увидев посетителя, Нинор удивленно приподняла брови. - Что-то частенько мы с тобой стали видеться.
- Я принес здешние фрукты, - ответил мужчина и, не спрашивая, прошел в коридор. Самостоятельно достал ушастые тапки, переобулся и понес пакет на кухню. Заметив, что брови жены поднялись еще выше, он позволил себе довольную ухмылку, благоразумно скрытую от внимательного взгляда.
В числе фруктов оказались авокадо, ананас, огурцы и... пельмени. Вкус последних верховному демиургу, как ни странно, понравился.
- Раз уж я стараниями сына оказался здесь, может, ты познакомишь меня с этим миром? - нарочито безразлично спросил мужчина после того, как тарелки опустели, а неприятный вид авокадо перестал мозолить глаза.
- С чего такой интерес к немагическому мирку, населенному исключительно людьми? - вопросом на вопрос ответила Нинор.
- Хочу узнать его лучше. Может, тогда для меня станут более понятными лабиринты мыслей Базилура.
Такого ответа женщина не ожидала, а потому кивнула автоматически.
- Вот и отлично, начнем сегодня же, - довольно ухмыльнулся супруг.
Следующий визит Ингермона состоялся еще через три дня, а потом еще через три. Спустя полторы недели интервалы сократились до одного дня, а потом и вовсе превратились в ежедневный ритуал.
С каждой встречей сердце Нинор становилось все мягче, а намерения Ингермона все более очевидными. И если вначале она вздрагивала и отстранялась от якобы случайных прикосновений, то со временем стала прерывать контакт, который даже не пытались замаскировать под случайность, очень неохотно.
Во время одной из прогулок, отметив восхищенные взгляды стайки молодых девушек, брошенные на мужа, она освободила свою ладонь из его руки, незаметно ей завладевшей, и спросила:
- Ингермон, зачем тебе все это? - вопрос был неспроста. Базилур уже давно появился в городе, но Ингермон не спрашивал о нем, а Нинор не говорила, хоть и знала, что муж не только подозревает наличие отпрыска в городе, но и уверен в нем.
- Ты ведь и сама знаешь, - ответил супруг и снова завладел ладонью жены, легко сжав, будто показывая, что теперь уже не отпустит.
- Зачем тебе я, когда вокруг столько прекрасных цветов, чью молодость ты можешь сохранить на тысячелетия, которые с радостью будут тебе рожать, невзирая на количество других жен? - произнесла Нинор, не давая ноткам печали просочиться в голосе и на минуту позволяя насладиться ощущением широкой теплой надежной руки.
- Мне не нужны однодневки, когда рядом прекрасный всегда цветущий бутон, - произнес демиург, пристально глядя в глаза жене. Он говорил правду. Сейчас мало у кого повернулся бы язык назвать женщину "бабой Ниной", а самому верховному была видна как на ладони скрытая суть супруги.
- Моя позиция остается прежней, Ингермон: я либо буду единственной, либо не буду совсем, - тихо ответила Нинор.
- Мне нужна ты, Нинор, и всегда была нужна. Если таково твое желание, да будет так, - в одно мгновение морщины на лице женщины разгладились, а сама она словно стала излучать сияние - то самое, по которому так тосковало одинокое сердце упрямого верховного демиурга.
Теперь, сидя в любимом кресле и отмечая неспешный полет снежинок за окном, Нинор с улыбкой вспоминала события прошедших лет. Живя с людьми, она научилась тому, что так и не смогли понять бессмертные демиурги: нужно дорожить временем, каждой секундой в объятьях любимого, потому что воспоминания о годах, прожитых в пустоте и одиночестве, потом гложут душу потерянными возможностями, бесполезно утраченными мгновеньями. Она никогда не говорила об этом с мужем, но видела отголоски собственных чувств в его глазах, обращенных к ней.
Размышления были прерваны звуком открывшейся двери, шуршания пакетов и любимого голоса:
- Нин, я дома. Сегодня задержался. Эти зануды рассусоливают по любому поводу - никак не отучу их от попутного пьянства. Ну что может решить совет, когда половина участвующих настроена не на деловой разговор, а на философские размышления о вечном? - голос Ингермона был недовольным, но, по мере приближения к Нинор, становился все более спокойным. К тому моменту, как он вошел в комнату, она уже знала, что увидит на лице мужа улыбку. Радостную улыбку от встречи, хоть расставания теперь стали совсем недолгими.
- Нин, - произнес вошедший в комнату супруг, переобутый в неизменные ушастые тапочки сиреневого цвета, - а что сегодня на ужин?
Вопрос сопровождался заискивающе-предвкушающим взглядом.
- Пельмени, - с улыбкой ответила единственная супруга верховного демиурга. - Домашние.
- Ты моё сокровище, - просиял мужчина, подошел к жене и крепко обнял. - Я счастливейший из смертных и бессмертных на всей спирали миров.
Кто бы мог подумать, что творец той самой спирали беззаветно полюбит столь незамысловатое блюдо, особенно, если оно приправлено сметанкой.