Федосеева Маргарита : другие произведения.

Энди, дружок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Бойтесь того, кто укажет вам правильный путь.
  
  Ибо, кто даёт, тот получает, кто забывает себя, тот обретает, кто прощает, тому простится...
  Молитва Св. Франциска Ассизизского
  
  Навсегда расстаемся с тобой,
  дружок.
  Нарисуй на бумаге
  Простой кружок.
  Это буду я: ничего внутри.
  Посмотри на него -
  и потом сотри.
  
  Иосиф Бродский
  
  

ЭНДИ, ДРУЖОК

  
1
  
   Я с детства мечтал ограбить банк. Но вместо этого промышлял мелкими карманными кражами в супермаркетах. Восемьдесят процентов мужчин хранят свои бумажники в задних карманах джинсов, во внутреннем кармане пиджака или боковом кармане куртки. Такое же количество женщин носят их в сумочке или попросту держат в руке.
   Вытащить кошелек у случайного прохожего проще, чем украсть пачку жвачки в Гросери. Меня можно встретить на стадионах и выставках, в вагонах метро. Я никогда не избавляюсь от бумажников сразу, а стараюсь использовать все вещи, находящиеся внутри по максимуму, например, за драйвер-лайсенс и карточку с номером Social Security на черном рынке платят довольно высоко. Профессионалам своего дела достаточно немного над ними поработать и любой желающий за относительно пустяковую плату может обзавестись основными американскими документами без лишних проволочек, ведь для определения их фальшивости требуется дорогостоящая экспертиза и время.
   Данные о медицинской страховке, чековые книжки, фудствипные карточки, подарочные карты, gift cards (сертификаты), membership cards (карты членов различных клубов и организаций), купоны на скидки в супермаркетах, рецепты на получение лекарств тоже имеют свою цену. Как-то мне удалось получить сто капсул метадона для Бобби и соответственно небольшую прибавку к жалованью, ведь Бобби мой босс. И да хранит Господь забывчивых и безалаберных американцев, которые все еще пишут пин-коды своих кредитных и дебетовых карт шариковой ручкой на внутренней стороне кошельков.
   Однажды я попался. Раздувшийся от карт и наличных денег бумажник какого-то толстосума, заставил меня забыть о бдительности, мне снесло крышу от неожиданной удачи. Какой-то умник по телеку говорил, что в случае экстренной ситуации мозг отключается и типа пытается получать кайф, так вот у меня все плыло перед глазами. Облегчение я почувствовал только тогда, когда меня затолкнули в полицейскую машину и я больше не видел осуждающих взглядов. Даже отрезанный Бобби Гарольдом, моим "сутенером", мизинец на левой руке был меньшим для меня наказанием. Черт возьми я всю жизнь боялся попасться. Бобби пришлось выложить за мое освобождение всю выручку за неделю, поэтому я его понимаю. Гораздо хуже лишиться руки или сразу двух. Недавно в газетах писали про какого-то психа, отрубившего две руки по локоть своему психоаналитику.
   И вот в 1983 году я встретил Энди. В одной забегаловке, где местные шлюхи два через два превращались в стриптизерш. Он сидел в углу и потягивал виски. Такие, как Энди, частенько захаживали сюда, преимущественно с компанией себе подобных, и им никто не препятствовал, ведь они оставляли здесь приличные деньги, в отличие от таких, как я. Энди был один. Такое обстоятельство не могло не подтолкнуть меня на мысль поживиться его карманами, ну или хотя бы выпить за его счет.
   Однако Энди был не так прост, как мне показалось на первый взгляд. Я плохо разбираюсь в шмотках и прочей дряни, но костюм на нем был высший класс. Мужики вроде него снимают баб прямо в офисах с образованием и справкой от гинеколога. Бывают, конечно, и исключения, но очень редко, вышибалы на входе ведут что-то вроде статистики, по их подсчетам среди клиентов нашего "Птенчика" семьдесят процентов извращенцев и девственников. Девственником Энди точно не был.
   Он сразу же недосчитался мизинца на моей левой руке и злобно ухмыльнулся, очевидно заключив, что это как-то связано с моей работенкой, поэтому заливать ему про детскую травму, было бесполезно. Я в свою очередь рассматривал его рубашку застегнутую на все пуговицы, несмотря на жару.
   - Египетский хлопок, - почти без интонации сказал он, будто читая мои мысли.
   Энди не любил запах пота и кажется эти рубашки помогали ему дольше оставаться свежим. От него всегда пахло корицей и мятой.
   Оказываясь в супермаркете возле прилавков с аппетитными только что из печи булочками "техас", я неизменно вспоминаю Энди. Не то чтобы я когда-нибудь переставал о нем помнить, но эти горячие, с хрустящей корочкой булочки с корицей вызывают образ Энди из глубин моей памяти во весь его чуть больше шести футов рост и я всегда делаю шаг ему навстречу, пока продуктовая тележка какого-нибудь здоровяка не выбивает из меня эту дурь. Забавно, Энди терпеть не мог мучное. В то время как я готов был продать душу дьяволу за порцию "твинки" с ванильной начинкой или мраморный чизкейк-брауни с рикоттой, а от "Lemon Bars" обильно посыпанных сахарной пудрой я едва сдерживал слезы. Энди говорил, что я умру от ожирения и диабета.
   Так вот, возвращаясь к нашему знакомству. Энди на вид был немногословным и не расположенным отвечать на вопросы. Но я рискнул.
   - Эй, дружище у тебя какие-то проблемы?
   Большинство мордобоев и поножовщин начинается с этой фразы, но она первая пришла мне на ум, а я обычно сначала говорю потом думаю, в довершение ко всему я улыбнулся, сверкнув железной коронкой, которая была у меня вместо верхней правой двойки. У Энди зубы были крупные и белые как молоко, то что надо для рекламы зубной пасты. Всякий раз, когда я открывал рот, Энди сверлил взглядом мою коронку, давно выпавшую, возвращаемую обратно кончиком языка и методичным постукиванием по ней нижней правой тройкой, эту процедуру я проделывал раз триста на дню. Я терпеть не могу зубодеров. Энди всегда упивался недостатками других и считал своим долгом подчеркивать их. Что уж тут говорить, и одежда и зубы у Энди были лучше чем у меня, кроме того...
  
   У Энди был гостиничный бизнес. Двадцатого числа каждого месяца он должен был отстегивать кругленькую сумму на уплату налогов. Для этих целей раз в год он брал кредит и платил вперед. Но совершенно неожиданно банк отказал ему в кредите без объяснения причин. Не знаю, быть может, Энди просто достал их, а может, он сказал мне неправду.
   - Я должен надрать этим ублюдкам задницу, - сказал он.
   Так мы решили ограбить банк.
   - Выручку пополам, - заявил я.
   - Можешь забрать себе все, - сказал Энди.
   Я карманник. Мое кредо быть незаметным. Изящность движений, плавность и ловкость рук, каучуковые запястья, в детстве я мечтал играть на пианино. Моя кисть такая легкая, что я могу минут десять стоять у вас за спиной и держать руку на вашем плече, оставаясь незамеченным. Это своего рода искусство. Поэтому когда Энди купил мне помповый дробовик двенадцатого калибра я испугался, потому что я никогда не держал в руках оружие, о чем я постыдился ему признаться.
   Спрятав ружье под курткой, так что половина ствола вместе с деревянным прикладом была у меня в штанах, я вошел в отделение банка подавленным. Энди шел сзади меня. Охранник тут же на меня отреагировал и подался в мою сторону. Энди прибавил шагу и чуть подтолкнул меня в бок к стенду с листовками предложений банка и громко что-то сказал, что именно я не помню. Только охранник потерял ко мне всякий интерес.
   Еще на улице, Энди предупредил меня, что я должен первым достать дробовик и снести кому-нибудь голову, чтобы заявить о серьезности наших намерений. Я бы так и сделал, но ствол зацепился за ремень, и я тщетно пытался его вытащить. Нервы сдали! Двое, бывших у кассы, упали на пол. Энди не на шутку разозлился и смерив меня ужасающим взглядом, тем самым который свидетельствовал о появлении другого Энди, неуправляемого и непредсказуемого, молниеносно выхватил пистолет из-за пазухи и выстрелил в охранника, даже не успевшего схватиться за кобуру. Все было так быстро, что я не расслышал сколько прозвучало выстрелов. Мне сразу вспомнился лихой парень из газет, попавший в книгу рекордов Гинесса, который быстрее всех доставал пистолет из кобуры и производил выстрел, кажется, его звали Боб Манден. Но я думаю он и в подметки не годится Энди.
   Звякнула мелочь, градом посыпавшаяся из карманов обмякшего тела охранника, грузно плюхнувшегося на кафельный пол. Одна монетка оказалась очень живучей, она выкатилась на середину зала и долго кружилась пока полоска крови не повалила ее навзничь. Энди ухмыльнулся. Я заметил, как один мужик, высунулся из-за колонны, пытаясь разглядеть его пушку. Антикварный отполированный до серебряного блеска Colt Dragoon. Об этом револьвере Энди мог говорить часами. Я держал его в руках всего один раз, когда Энди выпил лишнего и швырнул его в мусорный бак придорожной кафешки.
   - Не вздумай вытащить его оттуда, - завопил он во все горло.
   Как ни пытался Энди храбриться и держаться на ногах после двух выпитых бутылок, одних тянет громить витрины магазинов и отстреливать все что движется, Энди клонило в сон как после снотворного. Зная, что наутро он вынесет мне мозг, я конечно достал ствол из мусорки и долго разглядывал его в заходящих лучах солнца, обжигающих даже сквозь лобовое стекло, пока Энди спал на заднем сиденье.
   Ручная работа славится огромным количеством мельчайших деталей, которые при желании можно рассмотреть только через лупу, но и то что я увидел поразило меня. Ствол в передней и казенной части был отделан гравированным орнаментом бутонов роз. На барабане с внешней стороны имелась надпись на непонятном мне языке, со следами позолоты. Латунная литая рукоять украшена барельефными изображениями какого-то сражения также со следами позолоты. Роковая вещь! Я почувствовал как на меня нахлынуло дьявольское наваждение, в глазах начало двоиться, предметы расплываться, сердце бешено заколотилось, пульс ударил в виски пронзительной трелью, на руках отчетливо выступили вены.
   Кольт словно стал продолжением моей руки и сделавшиеся вдруг мерными удары сердца и пульса укачали меня как младенца в колыбельке. Позади я услышал бормотание Энди и обернулся. Барабанная дробь в голове и бормочение Энди слились в упоительную музыку, плавно переходящую в абсурдное клокотание его глотки, на мгновение мне показалось что вместо рта у него пасть змеи, в которой бешено колотился язычок-ленточка с диким шипением. Потом наваждение пропало, я ведь тоже не мало выпил.
   Вложив пушку Энди ему за пояс, я опустил голову на руль и забылся тревожным сном.
   В банке мы застряли дольше предполагаемого времени и все из-за этой проволочки с охранником, к тому же кассирши медлили выгребая деньги из сейфов, поглядывая на входную дверь в ожидании копов. Энди терпеливо ходил взад вперед изредка поблескивая чертовым кольтом. Мужик за колонной, испытывавший ранее не более чем праздное любопытство, теперь уже смотрел на пушку в руках Энди с нескрываемым вожделением, о чем свидетельствовала тонкая струйка слюны, стекавшая у него изо рта.
   - Сейчас нагрянут копы, - шепнул мне Энди, - надо взять кого-то в заложники.
   Это была безвыходная ситуация. Копы заблокировали все выезды, кроме одного перекрытого дорожными знаками, где велись строительные работы. При таком раскладе всего два выхода - сдаться или увязнуть по уши в крови. Энди велел забраться в тачку и ждать его на конце улицы с открытой задней дверью. Одной рукой прижимая к себе девчонку заложницу, другой кое-как зажав тяжеленный дробовик, я сделал как велел Энди.
   Он захватил огромный трейлер, очевидно оставленный на обеденный перерыв дальнобойщиком, развернул его поперек дороги, тем самым преградив путь полицейским машинам и с двумя тяжелыми баулами приземлился на заднее сиденье угнанного два дня назад старенького вольво, улыбаясь во весь рот, как ребенок. У меня тряслись руки.
   - Жми на газ, - крикнул он.
  - Там же все перекопано?
   Энди хитро улыбнулся.
   - А с ней что делать? - я показал на заложницу.
   Девчонка смерила Энди оценивающим взглядом больших черных глаз с редким агатовым оттенком и покопавшись в кармане розовой куртки с синими бабочками, протянула ему маленькую цветную афишу.
   - Вам случайно не в ту сторону? - спросила она, мило надув губы в подобии улыбки.
  И тут на выезде из чертова проулка, раздались пистолетные выстрелы, которые градом рикошетили от тротуара. Копы прятались в засаде, выжидая, уверенные, что мы давно избавились от заложницы и нас можно основательно продырявить в отместку за пару трупов на их участке. Энди выбил стволом заднее стекло и открыл ответный удар.
   - Пригнись, - сказал я девчонке и вдавил педаль газа в пол со всей силы.
   Раритетный даже по тем временам вольво выжал запрещенные сто миль, несколько раз мы чудом не перевернулись. Позади виднелся почти призрачный и пустынный штат Аризона. К счастью нас прикрыл здоровенный молоковоз, и мы кое-как оторвались от погони. И тут я, наконец, заметил, ветровое стекло треснуто, на приборной доске качается из стороны в сторону несколько пуль, Энди тяжело дышит.
   - Кажется, слегка задело, - Энди широко улыбнулся, эта улыбка показалась мне дикой, все равно как если бы он увидел что-то страшное, но смеялся над этим в истерике.
   - Сверни налево, - задыхаясь, сказал он.
  Признаться, я никогда не любил заброшенные шоссе, но Энди смертельно побледнел и нужно было где-то укрыться. Рейджинальда, так звали девчонку, заерзала, напомнив о себе.
  - Хочешь, высажу? - предложил я.
   В случае если бы Энди умер, перспектива одному мотаться по богом забытым окрестностям в сгущающихся сумерках пугала меня не хуже полуночных радиоспектаклей Тома Льюиса. Я трусил, сбавив скорость, по ухабистой, заросшей сорняком дороге, стараясь не вдаваться слишком вглубь, без устали сверля исчезающую из вида автостраду в боковом зеркальце.
   - Поедем до конца, - как будто читая мои мысли, потребовал Энди.
   Возражения что-то вроде того, что конца может не быть несколько дней к ряду, бензин на нуле, так и не слетели с моих губ. Пусть Энди и выглядел как побитый зверь, но он все равно был за главного. А мне назад дороги нет! Либо явка с повинной к Бобби Гарольду, черт знает, что ему на этот раз взбредет в голову мне отрезать, либо... Так вот из двух зол я выбрал Энди. Что-то внутри меня прикипело к этому парню.
   - Что у тебя? - холодно спросил я Энди, надеясь что он не расслышит дрожь в моем голосе.
   - Я в полном порядке, - стиснув зубы, ей-богу этот парень и впрямь читал мои мысли.
   А если совсем начистоту, я не уверен, что Энди вообще можно было убить.
   - Могу посмотреть, - предложила Рэнни.
  Энди невзлюбил Рейджинальду с первого взгляда. В вихре спутанных и не очень чистых волос, стоящих дыбом мы не сразу приметили в ней красавицу, оттого быть может ни у меня, ни у Энди не возникло ни одной похотливой мысли. Но конечно главная причина крылась в другом, девчонка встала между нами, третий в такого рода делах, всегда лишний. Она была очень болтлива, но ее занимательные истории о приключениях в колледже, грели мне душу. Это как у Хемингуэя: "я из тех кому по ночам нужен свет", мне необходимо чувствовать почву под ногами, а с Энди я всегда висел на краю пропасти. Ее длинное имя, я предложил укоротить до "Рэй" или "Рэнни".
   - Меня, правда, все зовут Джина, - улыбнулась она, - но у вас дробовик... пусть будет Рэнни.
   Энди раздражала наша болтовня. Он терпеть не мог психов, потому что он сам был психом. А Рэнни была с прибамбахом, да еще с каким. Следовать с двумя преступниками в неизвестном направлении, не сопротивляясь, да еще и вызваться помочь одному из них, звучит как минимум странно. Психи или притягиваются друг к другу, или в упор не признают друг друга. Я хотел взглянуть на афишу, которую Рэнни дала Энди, но он вышвырнул ее в окно.
   - Ты что подрабатываешь в доме для престарелых? - съязвил Энди.
   - Второй курс ветеринарного колледжа. Ну, так что посмотреть? - повторила она.
   Рэнни завязала волосы в хвост и собрала их на затылке в пучок, старательно приглаживая челку, спадающую на тонкие черные брови. Я не мог не заметить ее белоснежной шеи с крохотной коричневой родинкой и сходства с молодой Бетти Пейдж с плакатов моего детства.
   Она перелезла на заднее сиденье и подступилась к Энди. Мне кажется, девушкам было трудно с Энди. Он не любил когда его трогали, особенно волосы. Белокурые, средней длины, развивающиеся на ветру подобно сочным колосьям спелой пшеницы, по тогдашней моде, такие носили только пижоны. Как говаривал мой отец есть два вида причесок, достойных мужика: наголо и ежик и Энди бы ему точно не понравился.
   Рэнни помогла ему снять пиджак и расстегнуть рубашку. И как-то поубавила пыл, покраснев. Энди был дьявольски хорош собой и знал об этом, сверля ее светло-серыми рыбьими глазами.
  - Док, я буду жить? - злобно ухмыльнувшись, растягивая слова, спросил он.
  - Пуля прошла навылет, кажется, жизненно-важные органы не задеты, но с этим все же лучше к хирургу.
  - Энди, ты везунчик, - я заржал как лошадь.
  - Когда пуля проходит навылет, она только разрезает ткани, а если останавливается, то ее кинетическая энергия передается тканям и разрывает их, в данном случае все решает калибр и скорость пули.
   Рэнни протянула Энди свой носовой платок, который он приложил к ране, брезгливо нахмурив бесцветные брови. Немного успокоившись Энди заснул. Рэнни снова перелезла на переднее сиденье и принялась без умолку болтать.
   Солнце совсем почти скрылось из вида и непролазная тьма стремительно следовала за нами.
  Мы проехали единственную на пустынной магистрали заправку. Я не рискнул останавливаться, опасаясь преследования копов, а потом мы заехали так далеко, что не встретили ни одной попутной машины. Здесь даже не пахло бензином.
   Последний человек, которого мы видели из окон машины, был немощный старик, беззаботно раскачивающийся в кресле-качалке возле какого-то повалившегося амбара, на нем была широкополая соломенная шляпа, но он и тот даже не приподнял ее нам вслед, равнодушно уставившись прямо перед собой.
   - Рэнни, ты что-нибудь видишь? - вырвалось у меня, довольно нервно.
   - Да, - хихикнула, она, - как несколько глистов ползут по заднему проходу.
  Под глистами она имела в виду нас. У Рэнни специфическое чувство юмора, чтобы привыкнуть к нему, надо время. Одним словом, от ее шуток скверно пахнет и веет чудовищной жутью, для меня это как блюда высокой кухни с запашком. С задним проходом у нее ассоциировалась длинная предлинная дорога, то спадающая вниз, то взмывающая вверх, подобно американским горкам, разнообразие ей придавали разве что сгущающиеся вечерние сумерки. Но это уже смахивало на другой аттракцион, поезд ужасов. Помните ли вы разбитую вдрызг вагонетку, мчащуюся в кромешной темноте на бешеной скорости, а леденящие кровь загробные голоса вампиров, вылезающих из стен и впивающихся прямо в горло, огромный топор, занесенный над головой и чудовищную мертвую хватку мумии, пытающуюся вытащить вас из вагончика и навсегда оставить в склепе чудовищ. Не знаю, как теперешние дети относятся к подобным развлечениям, но в мое время прокатиться на таком поезде, значило не меньше чем отслужить в армии, любой ребенок, прошедший через это испытание с наибольшим количеством ссадин, сухими штанами и победными трофеями, считались крутыми.
   На смену какой никакой цивилизации, которую мы принимали за нагромождение обветшалых пустующих хижин по обочинам длинной дороги, явились бесконечные поля, плохой знак, скажу я вам. Они петляли с плоских долин на обманчивые высокие холмы, казалось вот-вот и там за ними покажется "Гриль-бар" или в дымке тумана, обволакивающей землю после захода солнца, словно огни летающих тарелок сверкнут фонари соседних городов. Я включил противотуманные фары и дворники.
   - Неужели тебе не страшно? - осторожно спросил я, подобные вопросы от меня всегда воспринимались как угроза.
   - Страшно тому, кто боится что-то потерять
   - Нечего терять, - с сомнением сказал я.
   Мы уже проехали ни одну милю, как вдруг Рэнни приметила поворот.
   - Там вроде бы есть ферма, - заметила она, так и не ответив на мой вопрос.
   Столько всяких историй ходит об американских заброшенных фермах, что меня передернуло, но я не стал возражать. Езда по ночным дорогам без единого фонаря тоже не для слабонервных. А ночи здесь темные, хоть глаз выколи не видно на расстонии вытянутой руки. Помню, мы как-то с моим приятелем и двумя девчонками, я тогда еще учился в средней школе, угнали красный Crown Victoria и всю ночь гнали к океану. Притормозив для поворота, на перекрестке мы увидели крест с фоткой какого-то парня, разбившегося в прошлом году насмерть. Я не совру, если скажу, что на повороте в зеркальце заднего вида, я увидел, как тот же самый парень, что и на фотке, стоял рядом с крестом. Доби резко вывернул руль вправо прямо навстречку и не разбирая дороги понесся вперед. Он тоже это видел. Мы все его видели и очень испугались.
   - Об этом сплошь и рядом пишут в журналах и по телеку говорят, - зевнула Рэнни. - Я, думаю, это была душа того парня. Он преследует тебя?
   Прочитав на моем лице скептическое выражение, Рэнни громко вздохнула. Единственное, что преследовало меня до сей поры, после того инцидента, отсутствие свидетельства о среднем образовании.
   - Ты Энди дала какую-то афишу.
   - У меня всего одна была.
  Я плавно вписался в поворот, который заметила Рэнни и в свете фар, за окном уже было плохо видно, мы разглядели ферму и ряд домов, разветвляющийся от нее в разные стороны.
   - Остановимся на ночлег? - предложила она и ехидно улыбнулась. - Как думаешь, здесь есть кто-нибудь?
   - Лучше остаться в машине, - ответил я и погасил фары.
  Рэнни приложила указательный палец к губам.
  - Что не так! - недовольно буркнул я.
   Она умела нагнетать атмосферу, происходящее ее забавляло. К тому же она была на редкость наблюдательной и замечала любую мелочь, придавая ей особый тайный смысл.
  - Послушай, как тихо, - прошептала она.
  Если прислушаться и правда, единственным звуком, нарушавшим тишину, был звук мотора.
  - Скоро полночь, - я взглянул на часы, как будто это что-то объясняло.
  - Я как-то всю ночь провела на улице, чуть не оглохла от стрекотания сверчков, жужжания комаров, уханья ночных птиц и шелеста травы.
  - А как насчет пустыни? - спросил я.
  - Откуда мне знать, - удивилась она.
  Я снова хотел расспросить ее об афише, но побоялся показаться назойливым.
  - Это очень плохо, - подытожила Рэнни, отчего у меня по спине пробежал холодок.
   Рэнни решительно отдернула мою руку и включила свет. Я содрогнулся. Едва различимые контуры домов, деревьев слились в непроглядную тьму, всматривающуюся во все окна нашей освещенной, будто лампада, кабины.
  Рэнни дернула плечами и продолжила бормотать что-то себе под нос, но к счастью для меня на заднем сиденье зашевелился Энди.
   - Вот, дерьмо! - Энди приложил ладонь ко лбу.
  Я снова выключил свет. Мне очень хотелось его выключить. Рэнни начала кашлять и театрально задыхаться, откинувшись на ветровое стекло, сжимая шею ладонью, будто ее мучили смертельные тиски. Как вдруг по ту сторону стекла, то есть на улице я увидел чье-то лицо, белое, в завесе тумана, неестественное. Не уверен, что видение не было игрой моего воображение, ну знаете, когда привыкаешь к свету, а потом вдруг все погружается в темноту, расплывается, в глазах двоится, отчего кажется, что предметы движутся, до тех пор пока фокус не приобретет привычную остроту. Но я здорово перепугался. Это лицо я до сих пор иногда вижу во снах.
   Заметив испуг в моем взгляде, Рэнни как ошпаренная отпрянула от окна.
   - Что ты видел? - спросила она.
  - Твою смерть, - сказал Энди и открыл дверь.
  Да, Энди вернулся! Воспрянув духом, порывшись в бардачке в поисках фонаря, я вышел из машины следом за ним. Спустя несколько секунд показалась и Рэнни.
  - Мне надо отойти, - сказала она. - Вы подождете меня?
  Энди сделал вид, что не расслышал и направился в сторону фермы. Мне не хотелось отставать от Энди, с ним я чувствовал себя в безопасности, он умел находить выход из любой ситуации, но и Рэнни оставить одну я не мог, в конце концов мы втянули ее в эту заварушку, тем более что она скрылась в том самом направлении, где я видел что-то пугающее. Кроме того в машине на заднем сиденье лежала куча денег.
   Пока Рэнни возилась за деревом, я по пояс залез в салон и положил мешки под заднее сиденье, хотя бы что-то.
   - Ты чувствуешь? - сзади раздался голос Рэнни и я чуть в штаны не наложил.
   - Ты точно ходила по-маленькому, - открыто улыбнулся я, забыв про свой железный зуб, которого я очень стеснялся.
   Рэнни весело загоготала.
   - Воздух паршивый.
   Верно, в воздухе было что-то не так, словно его основательно подпортили. Мне сразу вспомнился супермаркет, на крыше которого красовалась здоровенная вывеска "свежая рыба", однако, уже на входе запах стоял такой, что сбивал с ног крепкого мужика, тех же кто был послабее и заморил червячка, выворачивало наизнанку, о чем свидетельствовали отвратительные разводы на полу с кусочками плохо прожеванной пищи.
   Энди к тому времени уже скрылся за забором, и мы потеряли его из вида.
   - Он какой-то странный, - прошептала Рэнни, опасаясь что Энди может ее услышать даже с такого расстояния.
   - Со мной в школе учился мальчик, его бил собственный отец, он колотил его как боксерскую грушу. Мать все знала, но никому не говорила. Раскрылось все в тот день, когда его отца и мать нашли мертвыми. Он их так отделал, что на них живого места не осталось. Опознавали их по стоматологическим картам.
   - У Энди вроде бы не было проблем с законом, - проглотив ком в горле, выдавил я.
   Рэнни призадумалась.
   - А как же коп в банке, ловко он его. У того полицейская академия, а у Энди Бостонский колледж. Поверь мне, на курок он нажал, словно делал это не в первый раз. Я маньяков за версту чувствую. В случае с моим одноклассником, благочестивые отцы семейств и их женушки предпочитают подобное говно перелистывать или затыкать уши и закрывать глаза, но есть и те, кто кайфуют, - Рэнни замолчала и смерила меня прищуром бездонных черных глаз, как бы спрашивая, не из тех ли я, кто кайфует. И надо сказать, глаза у нее были адские, как два подземных тоннеля, стоило дольше обычного задержать на них взгляд как мгновенно оказывался в лабиринте кромешной тьмы без малейшей надежды когда-нибудь увидеть в нем свет.
   - Мир не так уж и плох, - не знаю зачем я сказал это, но я правда в это верил.
   Призрачная мечта когда-нибудь попасть в комфортабельный и упорядоченный мир социопатов Рэнни и Энди представлялась мне теперь не такой соблазнительной, как если бы я был затравленным кроликом, брошенным в клетку с тиграми. Не в оправдание, а так на досуге, выводы не мое, но я вырос на улице, улица меня воспитала, дала работу, пусть и не совсем чистую, я своего рода охотник, который убивает лесных зверей не ради развлечения, а чтобы прокормиться, в моем случае зверушками выступают кошельки, сумочки и карманы. Я не сомневаюсь, что у Энди были скелеты в шкафу, у кого их нет и у Рэнни тоже они были, тот багаж грязных мыслей который она таскала в себе изредка открывая его и выставляя его содержимое на всеобщее обозрение, не мог не отравлять ее изо дня в день, поэтому я бы нисколько не удивился если бы вместо мозгов в голове у нее оказался гной.
   Про мир и про то что он не так уж и плох, Рэнни, разумеется, пропустила мимо ушей. И сосредоточилась на доме, вырвав у меня из рук фонарь в тот самый миг, когда в зазорах между штакетинами забора что-то мелькнуло. Кошка или собака подумал я.
   - Да, что с нами может случиться, в самом деле, - Рэнни вздохнула и направила свет фонаря на ворота, за которыми скрылся Энди.
    []
  
2
  
  Это был большой двухэтажный особняк с высокими окнами и глухой мансардой на крыше, очков ему прибавляло его местоположение на восточной стороне улицы, которая тянулась по всему периметру высоким пригорком лихо уходящим вверх, с просторным двором, конюшней и какими-то пристройками. Из-за чего он как бы возвышался над другими постройками, что безусловно было не столько его заслугой сколько крутого склона холма, где он пустил корни. Парадная дверь была открыта и настойчиво лязгала ржавыми засовами замка словно от ветра, которого в помине не было.
   Энди уже был внутри.
  
   Внезапно на самом конце открытой террасы под потолком еле-еле замерцала лампочка с противным стрекочущим звуком, как будто внутри нее застряла пчела или муха. Рэнни вздрогнула. Я не заметил поблизости протянутых электрических проводов, очевидно в доме был генератор, иногда он имеет свойство барахлить, то есть включать или выключать электричество в неподходящий момент. Рэнни занесла ногу над ступенькой высокого крыльца и провалилась одной ногой, сильно исцарапав лодыжку. Ничего странного, все деревянные перекрытия в доме были изъедены жуками и не удивительно, что доска обвалилась под тяжестью Рэнни. Со временем все имеет свойство дряхлеть. Но Рэнни углубилась в психоанализ, почему именно она первой пролила кровь, а не Энди или я. В этом ее монологе больше всего меня поразило слово "первой".
   - Здесь есть кто-нибудь? - я услышал голос Энди и толкнул входную дверь.
   Меня словно окатили ведром помоев. Зловоние, царившее внутри было ужасным, хуже чем в том супермаркете с протухшей рыбой, я даже не могу ни с чем его сравнить. А сравнивать я люблю, как вы уже заметили. В холле Энди зажег свет, неяркий, с гулким жужжанием, высасывающий последние капли энергии, но все же это был свет, мощный разряд вызвал колебание в полусгнивших проводах и реанимировал на короткие доли секунды лампочку на террасе, этакий слабый пердеж на дальние рубежи, иначе не скажешь.
   - Обожаю такие вещи! - вырвалось у Энди.
   - Брось, Энди, что мы здесь делаем? Надо валить отсюда, пока копы не взяли след.
   В этот самый момент появилась Рэнни. Энтузиазма в ней поубавилось, и она выглядела потерянной. Энди бросил взгляд на ее окровавленный носок.
  - Почему она преследует нас? - спросил Энди. - Что ей нужно? Пусть проваливает.
  - Эй, ты мудак! - да, Рэнни не была кисейной барышней.
  Энди выхватил пистолет, я помню как это было в прошлый раз, и не на шутку испугался. Я встал между ними. Преграда в виде меня, а я выше Рэнни на две головы, смею предположить спасла ей жизнь, потому что Энди намерен был всерьез прервать ее жизненный путь. Ему нравилось убивать, но не думаю, что в его планы входила моя смерть. Он остановился.
   - Ты даже не врежешь ему? - спросила Рэнни.
  - Ударить Энди, все равно что ударить дьявола, - сказал я.
  Вдруг за спиной у Энди, на маленьком столике, на таких еще обычно стоит телефон, заиграл граммофон "Only You" Битлов на полную громкость, в семьдесят пятом эта песня была хитом, но сейчас она не вызывала ничего кроме отвращения, отдающегося в ушах противным скрипом иглы по пластинке.
  - Что за хрень?! - выругался Энди.
  Внезапно прямо над нашими головами на втором этаже, что-то рухнуло. Удар бы такой силы, что я и Рэнни подпрыгнули, инстинктивно согнув ноги в коленях и прикрыв голову руками, только Энди оставался неподвижен. Не знаю, что им двигало, я не видел в нем ни заинтересованности, ни страха, быть может, злоба, что с ним играли в невидимую игру, впрочем, и он часто играл не по правилам, хотя уверен, ему было плевать на правила. Граммофон замолчал, пластинка замерла, будто кто-то зажал ее невидимыми пальцами.
  Энди выхватил револьвер, взвел затвор толчком большого пальца и ринулся вверх по лестнице. Ни я, ни Рэнни на сей раз не чувствовали угрозы, потому как агрессия Энди была направлена не на нас и по правде говоря она была нам на руку, с таким парнем как Энди впору было бы бояться нас, а не нам кого-то.
   Опомнившись, я бросился следом за Энди. Рэнни протянула руку, пытаясь меня удержать. Оглянувшись, в ее глазах я прочел отчетливое желание, вернуться в машину и уехать, куда глаза глядят. И тут я вспомнил, что забыл вытащить ключ зажигания. Я должен был бы схватить ее за горло и потащить силком за собой, в противном случае оставив ее внизу, я предоставил ей прекрасный шанс завладеть нашей тачкой, а заодно и нашими деньгами и беспрепятственно смыться в неизвестном направлении.
  Но Рэнни огляделась по сторонам, свет едва освещал середину холла, поежилась и нехотя, набрав воздуха в грудь, последовала за нами.
   Надо думать, что именно так оставляют прошлую жизнь налегке.
  
  Дом состоял из центральной части и двух боковых крыльев или пролетов, фронтоны которых поднимались вверх частыми ступенями двух невысоких лестниц, ведущих на второй этаж. Наверняка на втором этаже были еще несколько лестниц, по которым можно было взобраться на чердак. Вообщем дом был двухэтажным и небольшим по размерам, я бы даже сказал тесноватым для такого нагромождения лестниц, потолков и дверей, пыль в глаза, я чувствовал себя здесь великаном. Но на втором этаже между левым и правым крылом, я остановился в смятении, в каком же из них скрылся Энди и тихо позвал его.
  Здесь, явно, что-то произошло. Во всяком случае, меня не покидало ощущение чего-то плохого и будто в подтверждение моих тревожных мыслей я заметил на обоях полоску запекшейся крови, тянувшейся неровным контуром от лестницы и до спален. Мое воображение пыталось воссоздать картину произошедшего, я невольно начал гадать каким образом жертва оставила эти следы, приходившиеся мне на уровне пояса, ведь для этого ей нужно было ползти на коленях или же ее все-таки кто-то нес на руках, а, может быть, это был ребенок. Любопытство раздирало меня помимо моей воли, потому как я чувствовал чьи-то отчаяние и страх, навсегда поселившиеся в этом месте и ощущал, нависшую над нами угрозу.
   Борясь с неотвратимым желанием удрать отсюда куда глаза глядят, я все-таки дотронулся кончиками пальцев кровавой отметины на стене, чтобы поверить в реальность увиденного и ощутил шероховатости, бывшими остатками запекшейся слизи. Низ живота стянуло острыми спазмами, именно в этот момент я вспомнил, что не ел ничего со вчерашнего вечера, однако это не помешало потоку слюней подступить к горлу с решительным намерением вырваться наружу.
   Я уже почти скрючился, не в силах сопротивляться рвотному потугу, как за моей спиной возникла Рэнни. Мне так не хотелось, чтобы когда-нибудь в своих красочных историях она упоминала о здоровенном парне, которого стошнило прямо у нее на глазах, что я невозмутимо проглотил вдруг комом в горле вставшую слюну, скривив губы. На скулах моего лица предательски заиграли желваки, чтобы хоть как-то скрыть метаморфозы, происходящие со мной, я отвернулся.
   - Где Энди? - спросила она.
  Не знаю зачем, но я намеренно указал ей в ту самую сторону и прикрыл спиной кровавое пятно, хотя едва ли она его заметила бы, стоит упомянуть Рэнни была близорукой. Она недоверчиво посмотрела на меня, исподлобья.
  - С тобой что-то не так, - прошептала она.
  Да, со мной было что-то не так. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Меня мутило, бросало то в жар, то в холод от чего я нервничал как девка перед месячными.
  - Пойдем, посмотрим что там, - предложил я, избегая говорить о моем состоянии.
  Не успел я сказать это, как Рэнни буквально растворилась в проеме, таком длинном и темном, что о длине его я мог судить только по иногда вспыхивающему всполоху в электрической лампочке в самом конце коридора. На короткую долю секунды, попытавшись вспомнить, планировку дома, действительно ли он был такой громадой, я представил гигантского червя, выевшего беззубым, но чертовски сильным ртом, дьявольский туннель, в котором исчезла Рэнни, смачно хлюпнув кедами, будто угодив в лужу или даже кишечник какого-нибудь огромного монстра.
  Пока я мешкал, Рэнни скрипнула дверью. Спустя минуту я услышал глухой щелчок захлопнувшегося замка. И нырнул в темноту. Под ногами хлюпала вода. Самым простым объяснением этому было запущение и смрад, царившие вокруг, заброшенность, некому было чинить прохудившуюся крышу или незачем, второе я сразу отбросил, и дождевая вода потихоньку затапливала этажи, хотя мне все равно показалось это странным. В полумраке я едва нащупал круглую дверную ручку, открывающуюся поворотом в правую сторону или поворотом ключа в центре, ключа не было, поэтому я провернул ее в сторону изготовившись увидеть что-то неприятное, но она не поддалась, - заперто, причем изнутри. Не колеблясь, я отступился. Должно быть Рэнни в соседней комнате. Во всяком случае, я слышал где-то совсем рядом хлопанье и грохот сорванных с петель ставней и сдавленный стон.
   Моя нога почти по щиколотку утонула в воде, от неожиданности я чуть не потерял равновесие и не рухнул на пол, меня снова накрыл морок каких-то странных видений, которые я до этого принимал за свое больное воображение и я чуть не захлебнулся, подобно моему отцу в следе от коровьего копыта в дождливый полдень 1961 года. В гробу мой отец улыбался, потому что даже после смерти он был все еще в стельку пьяный. К счастью я устоял на ногах, воспоминание о бесславной кончине моего отца всегда отрезвляло мой рассудок. Ставшая темно-красной река, бурлившая под моими ногами, как будто я находился в водосточной трубе, разверзлась выцветшей полуразложившейся ковровой дорожкой и я вздохнул с облегчением. Занесся ногу, чтобы сделать шаг в сторону соседней комнаты, где наверняка была Рэнни, я как никогда нуждался в компании, из той самой запертой изнутри комнаты раздалось странное всхлипывание. Я снова дернул ручку замка, полагая что предыдущая неудача была последствием минутного наваждения и уж теперь-то дверь подастся. И действительно, дверь поддалась, с тяжелым протяжным скрипом она приоткрыла большую кровать с высокой желтой периной и грубым железным изголовьем, и темно-зеленые обои на стенах. Подавшись любопытству, отчего в комнате так светло, я уверенно шагнул внутрь, приготовясь увидеть самые невообразимые ужасы: кровавое месиво, чудовищ, но вместо этого увидел будто загипнотизированную Рэнни, прислонившуюся к спинке кровати и смотрящую прямо перед собой.
   Я взглянул туда, куда был обращен ее взгляд и содрогнулся. На стене над изголовьем огромной кровати висел портрет Рэнни. Правильнее было бы сказать портрет девушки, как две капли воды похожей на Рэнни, но тогда бы я не смог передать вам то чувство смятения и страха, охватившие меня вдвое сильнее чем у двери.
   Нарисованная смотреть прямо перед собой, плоско и туманно, она все же отчего-то смотрела на Рэнни, то есть чуть в бок. Несколько минут я дико и ошеломленно наблюдал за этой немой сценой, переводя взгляд то на Рэнни, то на портрет и вдруг заметил как Рэнни тяжело выдохнула. Я снова перевел взгляд на злосчастный эстамп, чтобы понять что же произошло и к немалому своему сожалению увидел как девушка с портрета уставилась на меня, что было совершенно противоестественным для нее поскольку я был далеко от середины, почти у самой двери, отчего ее взгляд мне показался еще более ужасающим. Если бы на ее месте был человек он не смог бы взглянуть мне в глаза не наклонившись немного вперед, повернув шею и даже будучи лишенным какой бы то ни было возможности двигаться, под таким углом это было просто невозможно. И потом разве портреты должны смотреть на людей? Но она совершенно непостижимым образом, вперившая в меня острый насмешливый взгляд, продолжала пожирать меня неестественно вывернутыми черными зрачками, оставаясь неподвижной, при этом у меня по спине пробегали колючие мурашки, которые словно шипы впивались в тело. Меня даже посетила мысль, что в портрете вместо глаз проделаны дырки, как в приключенческих фильмах и кто-то за стеной наблюдает за мной из плоти и крови. Эта единственная мысль, посетившая меня тут же потонула и мой рассудок начал мутнеть в абсолютной пустоте, меня то приближало к ней, то отбрасывало и я даже не имел возможности сопротивляться, в окутавшем меня словно туман абсолютном безразличии к окружающему и страшном притяжении одновременно.
   Лишь капля здравого рассудка заставила меня схватить с кровати покрывало, пожелтевшее от времени с застывшими на ней черными пятнами и набросить его на дьявольский портрет. Но даже сквозь него я чувствовал, как она злится и скалится.
  - Что это за чертовщина? - спросил я.
  Рэнни задумчиво, прикусила нижнюю губу, в такие минуты она казалась мне особенно обворожительной.
   - Фух, нам крупно повезло. Обычно подобные фрески проявляют себя иначе. Они обволакивают жертв духом уюта и неземного блаженства, никак не выдавая себя. И когда жертва надежно скована невидимыми узами покоя и неизбывного счастья, портят воздух в прямом и переносном смысле, смертоносным гнилым дыханием отравляя окружающее пространство. Жертва начинает чувствовать чудовищное смятение, настойчивое беспокойство, ужас, мечется по комнате, будто в клетке, пытаясь понять что же стало тому причиной, нередко все это сопровождается посторонними шумами, шепотом, музыкой, ей кажется что кто-то стоит у нее за спиной и она торопливо оглядывается, озирается по сторонам, запрокидывает голову, вдруг причина всех ее бедствий на потолке и тут случайно взгляд ее сталкивается с нечеловеческим блеском нарисованных зрачков над изголовьем кровати, жадно за ней наблюдающих. Неосознанно больше всего на свете человек боится увидеть что-то неподдающееся объяснению, даже смерть близкого человека не так страшна. Поверь мне!
   - Ты всерьез?
   Не опасаясь моих дальнейших расспросов, Рэнни продолжала.
   - Не веришь, а ведь есть те, кто дарят такие картины своим женам, друзьям, деловым партнерам, смертельный подарок для избранных. Во все времена найдется кучка придурков, питающая страсть к изощренным убийствам.
   - Кто же рисует эти картины? - наивно спросил я. - Какая-то секта?
   О, Рэнни умела разгонять страх. Я уверен, что еще минутой назад она чуть в штаны не наложила от страха, а теперь для нее все представлялось таким очевидным. Рэнни была чертовски убедительна. Ее болтовня завораживала, она обладала даром убеждения, вселяя в меня то надежду, то безысходность. Она могла бы ободрять осужденных на электрический стул и разочаровывать богатеев.
   - Аха-ха, - Рэнни злобно ухмыльнулась.
   - С чего ты взяла про все это?
   - Да-да, нам все показалось, мы видим мир как плоскость и будем продолжать это делать несмотря ни на что. Но есть и те, кто видят мир иначе, сквозь изогнутые грани хрусталя, прекрасные для нас вещи кажутся им уродливыми и наоборот. В школе нас учили, что свет это благо, а тьма - упущение, на вопрос кто такие инопланетяне, нам хитро отвечали, что в библии о них не написано, а раз так это вовсе не отрицает их существование, но означает, что нам не дано о них знать. Недаром нас волновали такие вопросы. Разве мрак не был изначально, во тьме родилась вселенная, в темноте чрева матери возник зародыш, ночью мы блаженствуем во сне. Я помню в нашем городке жил мальчик, он говорил, что по ночам его похищал обжигающий свет. Его вводили в гипнотический сон и в редкие минуты, когда психологу удавалось пробиться в его подсознание, он рассказывал жуткие вещи. В завесе ослепляющего чистого лазурного света над ним проводили опыты какие-то неизвестные существа, ему отделяли голову от тела, вставляли в зрачки трубки и заменили все внутренние органы. Его заперли в больнице, в одиночной палате, напичканной камерами, у входа поставили охранников, что однако не помешало обжигающему свету похищать его и дальше. Не знаю, насколько все это было правдой и что удалось выяснить врачам, о таком обычно не пишут, но что-то мне подсказывает, что его нет в живых. Свет и тьма относительны, не стоит слепо доверять ни тому, ни другому.
  - Ты начиталась всякой дряни, - я скептик и слабо верю в такие вещи, для меня это все равно, что признавать эльфов и леприконов. - Ты, стало быть, видишь мир иначе, раз придаешь этим басням такое значение?
  - Я всегда хотела, чтобы меня кто-нибудь спросил, чтобы тебе нравится больше свет или тьма. И я бы ответила ему: свет заходящего солнца, когда на смену ему приходит звездная ночь, - голос ее дрогнул. Ее что-то тяготило, я вспомнил листовку, которую она дерзко, как мне показалось, всучила Энди и снова задал ей вопрос.
  - Что за листовку ты дала Энди в машине?
  
3
  
   - Кстати, куда он подевался? - поколебавшись, спросила она, едва ее беспокоила судьба Энди, намеренно уводя разговор в другое русло.
   Впрочем, когда мы дошли до конца коридора, где мерцала та самая жужжащая лампочка то на короткий миг погружая все в кромешный сумрак, то обжигая слепящим глаза электрическим светом, нам снова волей неволей пришлось забыть об Энди. Стена с высоким витражным стеклом, должная быть тупиком, окончанием левого крыла второго этажа, продолжалась вглубь сквозь стену, которая, как я был убежден, была здесь, не менее длинным и темным коридором.
   - Черт возьми, ты тоже это видишь?! - нарушил я молчание.
   Рэнни широко открыла рот, выпятив два ряда белоснежных зубов, как будто ее озарила какая-то светлая мысль и она уже готова была поделиться ею со мной, но что-то ее остановило. Она впилась зубами в нижнюю губу, которая и без того у нее была вся покусана и громко хмыкнула. Ее привычка кусать губы, практически грызть их, завораживала меня, она делала это так мило и обольстительно, что я подозревал ее в каком-то неуместном флирте со мной, очень самонадеянно с моей стороны. О, ни одна красотка в мире не сравнится с Рэнни, так и вижу ее с припухшими от постоянного покусывания, красными словно кровь, губами. До встречи с Рэнни, я не придавал такому значение, ни одна девка не будила во мне того восторженного трепета, который я испытывал при виде ее обветрившихся губ. Она вытащила из кармана фонарь как рогатку, угрожающе показав мне свои маленькие зубы, словно они только вылезли из десны и внезапно ослепила меня ярким светом фонаря, так сильно, что зрение ко мне возвращалось вспышками, из-за чего блики на стенах и отблески от них я принимал за что-то живое и злое, выжидающее наших дальнейших действий.
   - Мы должны проверить, что там, - сказала Рэнни, я уловил в выражении ее лица какое-то странное удовольствие, которое она пыталась скрыть от меня, но нетерпение с каким она торопилась вступить в царство теней насторожило меня. Даже в темноте я не ог не заметить зловещего блеска ее влажных глаз.
   - Пожалуй, пора найти Энди и сматываться отсюда, - признаться, я сказал это очень тихо, мной овладело любопытство, и Рэнни естественно не услышала меня.
   - Боги с нами, - сказала она и, осветив предстоящий путь фонарем, шагнула вперед.
   Я частенько прокручиваю в голове разные варианты событий, чтобы хоть как-то оправдать свой идиотизм, размышляя, червоточина ли уже тогда поглотила меня, еще в той комнате с бесовской картиной, а может, всему виной была Рэнни, как будто оживляющая вокруг себя предметы и тени, неведомо для самой себя, вдыхая в них запретную жизнь.
   Рэнни в корне изменила мое представление, о пропащей молодежи, по мнению, переваливших за шестидесятилетний рубеж, ссыкунов и маразматиков, облепивших словно мухи все социальные конторы страны. Страшно представить, но я уже взрослый дядя и Рэнни, будь ей на пять лет меньше, могла приходиться мне дочерью. Я ужасно отстал от жизни и не знаю, кто они нынешние дети, потому как мне до недавнего времени казалось, что я сам еще ребенок. Те ли они, кем был и я, пукающие в общественном транспорте, рыгающие за столом школьной столовой, харкающие густой табачной слюной под ноги смазливой училки. Нет, Рэнни была представителем прогрессивного поколения, несмотря на это само по себе благонадежное словосочетание, часто его употребление вызвано желанием вежливо дать характеристику тому, кто несколько веков назад просто получал хорошую порцию розг, но даже я будучи отъявленным негодяем, одним из тех уличных ублюдков , что получали кайф от африканской дури, разбадяженной в Польше из русской конопли, которая била по печени не хуже яда, не был из их числа. Иначе говоря, защищая своих детей от насилия, жестокости, несправедливости внешнего мира, знайте, что вместе с ними растут другие дети, в которых не вкладывают, а отбирают и что они, подчиняясь внутреннему импульсу, будут отбирать у ваших детей.
   - Твои родители, наверное, ищут тебя? - спросил я.
   Рэнни как ошпарило кипятком. Она покачнулась, на мгновение потеряв равновесие и исчезла в плотной завесе темноты коридора, ведущего в неизвестную глубь, торопливо убегая от ответа. Напоследок, по ее касательному взгляду, словно она боялась, что я прочту ответ в ее зрачках, она сильно зажмурилась, но не от страха.
   Рэнни любила повторять: "если убегая от чудовища, на пути возникнет храм в окружении райских кущ, обещая защиту, трехразовое питание, не обольщайся, в аду тоже есть церковь". Она так часто затрагивала религиозные темы, что я стал подозревать, уж не из тех ли она проповедниц, пересказывающих каждую субботу и среду по телеку библейские притчи или теток с вечерних семинаров, которые посещала моя мать, где из года в год раскладывали по полочкам чудесное исцеление одной из прихожанок от базедовой болезни. А та афиша Рэнни, не рекламный ли буклет компании, производящей экологически чистые моющие средства по баснословным ценам, которые моя мамаша фанатично втюхивала соседям и просто прохожим, втянутая в экономическую пирамиду, устроители которой зомбировали ее несколько лет подряд на тех самых семинарах, что она прилежно спускала всю свою мизерную зарплату на дезинфицирующие средства для унитаза, которого у нас не было. Набрав тысячу бонусов ей гарантировали прекрасный вид с высоты Эйфелевой башни, не правда ли хороший финал для человека, чьи дети почти с рождения ели в социальных столовых, чей дом и все его обитатели были заложены под долги. Впрочем, она нашла выход, спрыгнула с седьмого этажа клиники, при этом у нее никогда не было медицинской страховки, я вообще не понимаю, на кой черт она решила покончить с собой в медицинском центре. Возможно, она беспокоилась о нас и решила, что так нам хотя бы не придется вызывать неотложку. В последние мгновения ее жизни, ей не отказали в помощи, даже невзирая на отсутствие страховых взносов, хотя все действия врачей были абсолютно напрасными, она скончалась от множественных переломов и внутреннего кровотечения. Да, да именно так она решала все свои проблемы, она срала на них с высоты птичьего полета. Эта история недолго будоражила общественность, поскольку таких летунов по всей стране была целая туча. Мы с братом и до этого были не на очень хорошем счету, а после и вовсе оказались размазанными. Словно она прыгнула всеми двухстами семьюдесятью пятью фунтами своего веса не на голый асфальт, а на нас, окончательно, смешав наши имена с грязью. Конечно после такого из меня никак не мог получиться прилежный налогоплательщик или скажем примерный семьянин. Хотя я мог бы быть лучшим, самым лучшим из всех, потому что узнал этому цену и для меня это дороже, дороже чем, как там говорила Рэнни, чем космический скафандр НАСА.
   Гигантская корпорация, подмявшая под себя мою слабохарактерную мать, думается мне, и придумала лозунг: "увидеть Париж и умереть", хотя говорят ее придумал какой-то русский. Русских принято винить во всех озоновых дырах Америки, но я ничего не имею против них и склонен считать, что это проделки какого-то гребаного космополита. Вдруг у Рэнни та же история, сколько детей по всему миру страдают от таких безвольных родительниц. Моя огромная ненависть и презрение к матери все же не останавливает потока редких слез при виде рекламных зазывал на страницах ТВ-программы с видом Эйфелевой башни: "соберите пять этикеток от коробок молока и выиграйте незабываемое путешествие в Париж", в глубине души у меня есть для нее оправдание, она всегда мечтала летать, а мы с братом тянули ее вниз. Поэтому, когда Рэнни, спросила меня о чем я мечтаю, я ответил: "увидеть Париж и умереть".
   Я не мешкая, нырнул в бездну, следом за Рэнни. Она преисполнилась такого бесстрашия, что я предпочел идти с ней, чем в одиночку.
   Потухла моргающая лампочка, ее словно накрыло черной вуалью, отчего она то ли возмущенно, то ли блаженно гудела. И за высоким расписным витражным стеклом можно было заметить непонятное на первый взгляд свечение, украдкой заглядывающее во все окна коридора, который, выжигая на стенах и потолке лучом фонаря, изучала Рэнни. Я взглянул на улицу сквозь искусно вырезанные и покрытые разной краской квадраты и треугольники витражного стекла и увидел, что на улице зажглись фонари.
   Блики фонарей напрягали не только мое зрение, но и воображение, мне казалось, что от стандартных предметов, расставленных в коридоре, как и в любом другом коридоре похожего на этот дом, мебели, от ваз до прозрачных занавесок на высоких окнах, из которых струился лунный свет, отделяются тени и играют с нами в прятки, ну знаете те, когда кто-то прячется у вас за спиной или за занавеской. В редких домах, коридоры украшали статуями. Это был как раз такой дом, мы насчитали пять статуй ростом с человека. До одной из них я имел неосторожность дотронуться и она была холодна как лед, хотя температура в доме на удивление была комфортной. Я резко одернул руку, на что Рэнни моментально отреагировала и поспешила дотронуться того же места. Ничего не почувствовав она укоризненно посветила мне в глаза фонарем.
   - Вы оба придурки!
   - Ни где нет пыли, - заметил я.
   - Комнаты заперты, - она перемещалась от одной двери к другой и, не сдерживаясь, нервно дергала за ручки. - Что?! Мною движет любопытство. Семьдест процентов женского оргазма приходится на стимулирование клитора, хотя мою соседку по колледжу, представляешь, заводило исключительно поглаживание коленок. Мне приходилось затыкать уши берушами, чтобы через стену не слышать, как она кричала: "погладь мою коленку, дотронься ее". Понимаешь, парням всегда было со мной сложно, секс не возбуждает меня как детективы. Я просто тащусь по сериалу "Филип Марлоу: частный детектив", - и она томно закатила глаза. - Не беспокойся, мне нравятся мужчины постарше, потому что несмотря на то, что я выгляжу молодо, в душе я давно дряхлая старуха и предпочитаю таких же любовников.
   Было бесполезно пытаться понять, когда Рэнни говорила всерьез, а когда шутила, Энди это злило, меня сбивало с толку. Моя бабка всегда говорила: "если нравишься всем, ты никто иной, как мешок с дерьмом". У Рэнни никогда не было друзей, все персонажи ее увлекательных и веселых историй про колледж, приходились ей соседями по комнате в общежитии или напарниками по лабораторной работе и знаете что, отсутствие хотя бы одного близкого друга - повод для серьезных раздумий.
   - Мне любопытно, что может быть в этих комнатах, разве тебе нет?
   - После того,что мы видели? Нет. Хотя... постой...
   Я подошел к крайней из дверей, примеряясь, добротная дубовая дверь, не привычная фанера, цвета темной вишни, как и весь здешний интерьер, карнизы на окнах, наличники на полу. Мой приятель по темным делишкам, обожал вышибать двери ногой, он считал это своим даром, от которого всегда было много шума и веяло дешевыми понтами, но как-то он напоролся на прочную американскую сосну в самый неподходящий момент, сместив коленную чашечку. Я надолго запомнил его вопли, они раздавались в моей голове и тогда пушечными выстрелами, разубеждая в задуманном.
   - Ты пугаешь меня! - Рэнни раздраженно замахала руками и закрыла уши ладонями.
   У меня получилось, я выбил дверь ногой. Что было потом... мне тяжело описать это словами. Словно удар топором по голове. Какой-то мертвец, голый скелет, обтянутый серой кожей сидел за большим черным роялем и долбил по клавишам словно живой, внезапно он прервался и посмотрел на нас черными пустыми глазницами. Едва и у меня получилось сказать об этом так же молниеносно как быстро, как все произошло на самом деле. Ничего ужаснее я никогда в жизни не видел.
   Высоко под потолком лязгала разбитая рама небольшого окна, словно парус дыбилась белоснежная прозрачная тюль, тонкий серп месяца серебрил черный рояль с открытыми клавишами, если бы не это ужасное существо, там было бы вполне мило, не считая перелистывающихся самопроизвольно нотных листов. Вдруг скелет нажал левую клавишу, раздался рассеивающийся долго стоящий в ушах густой звук, по сообщению Рэнни, как выяснилось разбирающейся в нотной грамоте, ре-бемоль самой нижней октавы. Потом стукнул по второй клавише, третьей и этот стук напоминал мне скрежет когтей, оставляющих после себя фарфоровую стружку. Я долго не мог отделаться от этого ощущения, пока наконец не услышал пугающую, но не лишенную мрачного очарования мелодию, вселяющую в душу тревогу, словно призывающую на лесной шабаш ведьм и прочую нечисть. Звуки становились все резче и звонче, написанные в мажорном ладе, они намеренно изрыгались в минорном, чтобы вызвать в слушателях как можно больше печали. Это все равно как играть самую веселую песенку наоборот. Разве что в этих звуках было что-то древнее и гипнотическое, что даже я не искушенный в музыкальной эквилибристике, чувствовал и понимал их. Как понимала их и Рэнни. Я видел ее округлившиеся слезящиеся глаза, она будто не смела их закрыть и компенсировала эту невозможность кусанием губ, отчего на нижней посередине залегла глубокая трещинка и на ней проступила отчетливо жирная красная капля крови. Она раздувалась, как спело сочное яблоко в райском саду, пока она не раздавила его верхней губой, еще долго водя кончиком языка по розовой трещинке, соблазнительно облизывая губы, и я облизывался вместе с ней, ей-богу меня сводила с ума, эта ее привычка.
   Только представьте, что вы в комнате совсем одни, вам знаком каждый предмет, каждая деталь, свет от камина или настольной лампы уютно освещает темные уголки или отбрасывает мягкие тени на потолок, вы чувствуете себя в абсолютной безопасности и приятная нега охватывает вас с головы до ног, вы блаженно откидываете голову на спинку кресла и поглубже кутаетесь в теплый плед, не подозревая, что за вашей спиной стоит бестелесный призрак давно умершего родственника, он смотрит на вас через плечо, его безмолвие будь он виден насторожило бы вас и напугало, он громит телевизор огромным поленом, несколько раз замахивается на вас, но вы не слышите его, максимум что вы способны различить щелчок в проводах, а завывание ветра за окном сольется с его громким истошным криком.
   Есть вещи, которые лучше не ворошить, я хотел увести ее и закрыть дверь, но Рэнни была настойчива в своем нежелании убегать от того, что будет преследовать ее в самом темном углу комнаты, за дверцей шкафа, под кроватью, как бы сильно это не пугало ее, как бы не деревенели ее конечности от дикого ужаса. Ей-богу я видел как шевелились волосы на ее голове, ее словно обдувал ветерок, где-то вдали раздавались сдавленные тихие стоны и мне на мгновение померещилось, что Рэнни в больничном халате.
   - Ты летаешь во сне? - спросила она, это сразу напомнило мне мою мать и я разозлился.
   - Нет. А ты?
   - Постоянно.
   - И к чему же это.
   - К сердечнососудистым заболеваниям.
   - Не понимаю к чему ты клонишь, но все это и правда похоже на ночной кошмар, - сказал я, просто для того, чтобы стряхнуть с себя наваждение, которое не покидало меня с того самого момента как мы свернули с дороги.
   - У тебя, что больное сердце? - спросил я.
   - Не такое, как у всех. Это сложно объяснить.
   Я доверял Рэнни. Во всяком случае я принимал за чистую монету ее слова только после того как пропускал их через собственную черепную коробку, естественно неосознанно. Как-то по телеку, была передача, в которой физик, похожий на обезьяну говорил, что пытаясь представить размеры вселенной, человек может сойти с ума, поэтому его мозг устроен так, что он никогда не сможет такое представить даже в воображении. Быть может и тогда, слушая Рэнни, мой мозг пропускал все ее слова через какой-то фильтр и не давал мне представить что-то выходящее за грани человеческого разума. А она между тем продолжала и я чувствовал как очистное сооружение в моей голове давало сбои, тогда я впервые услышал о ее матери.
   Она сначала примирялась ко мне, подступала как хищник к раненной добыче осторожно, кротко, ее глаза были такими влажными и блестящими, губы казались распухшими, искусанными до крови, ее мягкие черты лица исказила ненависть и она буквально бросала в меня огненные брызги черного взгляда, полные смятения, отчаяния, первобытного страха перед своим естеством, не такое, как у всех сердце, черт возьми, что это значит, она чудовище, гораздо хуже если б его вообще не было и в то же время незримого превосходства. Кому-то идет ангельское обличье, особенно хорошеньким женщинам, пышущим здоровьем, с белокурыми прядями соблазнительно брыкающими по голым плечам, ямочки на румяных щеках, то появляющиеся то исчезающие, улыбка приоткрывающая ряд белоснежных зубов, сменяющаяся аппетитным почмокиванием и облизыванием кроваво-красной помады на пухлых губах.
   Именно так я представлял себе роскошную женщину, оставившую не одну насечку на мужской спине, они танцевали в нашем "Птенчике", я знал их в лицо и даже мог пользоваться услугами некоторых из них по блату, но я довольствовался только дешевыми стареющими мымрами, страдающими эмфиземой легких от беспрерывного курения даже во время отсасывания члена и артритом, который не позволял им задирать ноги достаточно высоко. Секс как ничто в мире сближает двух незнакомых людей, меньше всего мне хотелось душевного единства с женщиной, поэтому я справлял естественную потребность, подавляя в себе брезгливость и тошноту в темном переулке пытаясь словить кайф как можно быстрее, что было очень трудно сделать иногда я ничего не чувствовал двигаясь взад вперед словно в водосточной трубе, обуреваемой зловонными сквозняками. Рэнни как будто читала мои мысли и презирала меня.
   - Черт, думаю, стоит разыскать Энди! - сказал я. - У меня ощущение, что мы обкурились дури.
   - Как мы выберемся отсюда? - спросила Рэнни, и по голосу ее было понятно, что она скована страхом.
   - На улице стоит тачка, набитая деньгами, поверь, для меня это все равно, что кошачий корм для енота. Ничто не может помешать мне.
   - Даже это?
   Рэнни отступила в сторону и в полутьме я увидел, что проход через который мы проникли сюда, был замурован стеной.
   - Это врата.
   - Черт бы меня побрал! Какие еще врата?! - нервно выдохнул я
   - В другой мир, - заговорщически прошептала она, доведя меня до исступления, хотя я и без того был на взводе. - Разве ты не видишь? Все изменилось.
   - Я ни хрена не вижу такого!
   - Даже замурованной стены? сам воздух стал другим.
   - Ты что-то вроде дозиметра? Я заметил, тебе все время не нравится воздух.
   Ее глаза горели как два черных солнца, ей-богу, вокруг была темнота, но ее глаза были еще темнее.
   Мутный электрический свет фонарей, едва проникающий внутрь, тускло осветил ее лицо.
   - Взгляни, - сказала она.
   - Ну же, - позвала она, но без тени настойчивости или нетерпения. - Уверена, мир вертится вокруг меня, но надо учесть, что это мой мир и в нем нет других людей кроме меня. Чаще всего происходит так, что людям, которых я люблю и о которых думаю едва ли не каждую секунду, нет до меня никакого дела. Я научилась не принимать это близко к сердцу, тогда как других это угнетает. Я знаю, когда-нибудь это точно пройдет, и не будет иметь никакого значения, так зачем тратить напрасно время.
   Что бы это ни было, поверьте мне, я прощупал стену от одного конца до другого, ни где не осталось ни одного намека на то, что в ней был когда-то проход, это крайне неприятная штука. Я слышал, что человеческое подсознание порой выкидывает всякие коленца, но психологи всегда находили этому разумные объяснения, например, детство, психотропные вещества, первые два варианта я сразу отсекаю в детстве я был крайне туп, чтобы расстраиваться по пустякам, иначе говоря я судил о вещах поверхностно и не заморачивался на их счет, если вдруг что-то казалось выходящим за рамки моего понимания, я просто забывал об этом, по тем же причинам психотропные вещества не помогали мне расслабляться, потому, как я попросту не напрягался и потом я из тех, кто любит вкусно покушать, это единственное, что может сделать меня по настоящему счастливым.
   - Значит надо выбираться отсюда, - сказал я.
   - Попробуем выбраться через окно, - предложила Рэнни и осеклась, прикусив губу, мои габариты не позволяли мне пролезть в него, тем более спрыгнуть вниз с приличной высоты.
   - Поищем другой выход, - я нервничал, именно этого я и боялся, много раз я представлял, как меня оставляют умирать в узком проходе или в салоне тонущего автомобиля просто потому что я слишком толстый. Мнимое превосходство людей, вписывающихся в стандартные параметры одежды, раздражает. Взгляд у Рэнни был такой словно я болен лейкемией, хотя раньше я не замечал его, чаще всего он появляется именно тогда, когда встает вопрос, кто достоин, остаться в живых а, может, наоборот, все дело в том, что в момент опасности я острее всего чувствую себя толстым. В любом случае Рэнни мне стала неприятна. Я ожидал, что она воспротивится и предложит мне самому выкарабкиваться из этого дерьма, но она покорно помотала головой в знак согласия искать другой выход.
   Неплохой ход, толстяка наверняка съедят первым, кто знает, что у Рэнни было в голове.
   - Ты не такой уж и толстый, - будто читая мои мысли, примирительно сказала она и решительно шагнула в проем, замурованный непроглядной тьмой.
   Я ощутил себя гнидой, из жертвы в палача, разве я трус, все эти истерики свойственны прыщавым подросткам, я много прожил по сравнению с Рэнни и давно должен был усечь, жизнь часто бывает несправедлива к розовощеким младенцам и подозрительна милостива ко всякого рода ублюдкам вроде меня.
   - В последнее время я немного набрал, - я не глядя нырнул в темноту за Рэнни, позабыв о своих страхах, теперь понимаете как сильно меня зацепило.
   Ледяной холод сковал позвоночник. Я окликнул Рэнни. Кромешная тьма овладела не только моим зрением, но и рассудком, я поднес к лицу руку, но не увидел ее и решил, что ее нет. Я снова позвал Рэнни и к своему ужасу услышал, как ее имя уносится вдаль то нарастающим, то слабеющим эхом. Тоннель. Я в тоннеле, но, черт возьми, как такое возможно!
    []
  
4
  
  - Иди вперед, не останавливайся, - крикнула Рэнни.
   - Я не могу пошевелить руками.
   - Это от холода. Ты знаешь, что чревоугодие занимает шестое место в рейтинге смертных грехов. Тот, кто писал об этом знал, что обжорство способно уничтожить человечество не хуже чумы или рака. Ты думаешь, его заботила душа отдельного человека, глупости, человечество в общем, вот что он опекал, придя на землю, утоляя голод и жажду страждущих, прежде всего он учил заботиться о биологической оболочке нашего высоко духовного вида. Разумеется, завуалировано, потому что тон, сложившийся между ним и его учениками не позволял ему открыть им всей правды и преподнести не библию, а инструкцию по применению.
   Обещание рая после смерти всем праведникам, то есть некоего пространства, где бедная бестелесная душа будет вынуждена скитаться в поисках занятий, к тому же отныне узнавшая, что все, чем бы она не занялась в конечном итоге не будет иметь никакого смысла, едва ли достойная награда, меня лично пугает такой исход, как и многих. Форма - вот, что имеет смысл, стремление приобрести форму, вечный старт и финиш, старт в предвкушении финиша и финиш в предвкушении старта.
   - С Энди я стал жить по-человечески, - с Рэнни так часто бывает, чтобы ее остановить, надо вернуться к началу. - Завтрак аристократа на балконе пятизвездочного отеля с видом на побережье, обед в казино, ужин в дорогом ресторане...
   - Да, такие ребята, как Энди, любят бросать пыль в глаза, - усмехнулась Рэнни. - Вы педики?
   Подобные вопросы, всегда раздражают мужчин.
   - Понятно, вы заблудшие овцы, выбившиеся из стада и, ищущие, куда бы примкнуть свои белые мохнатые задницы.
   - Энди настоящий, он ничего не строит из себя, с ним шутки плохи.
   - Знаю я таких парней, чтобы пернуть они идут в туалет. Он что-то вроде белого эстета, борющегося с животным внутри себя, странно, что может связывать вас.
   - Меня больше всего волнует, что с нами происходит сейчас.
   ― Надо относиться к этому как к обычному делу. Как только все закончится, я вернусь домой, приготовлю что-нибудь вкусненькое, устроюсь на диване и буду смотреть какой-нибудь фильм про зомби. Ты тоже так думай и все пройдет!
   ― Да, я бы что-нибудь съел, ― нервная судорога, которую с натяжкой можно было принять за улыбку, вот что увидела Рэнни, когда щелкнула фонариком возле моего лица.
   ― Энди, наверняка, нашел кухню, ― сказала Рэнни и закатила глаза.
   ― Где мы? ― я больше не ощущал необъятность пространства, кажущегося огромным из-за темноты и эха, наоборот, стало душно и как-то тесно, хотя по-прежнему почти ничего не было видно.
   ― Впереди дверь.
   ― Еще недавно мы были в тоннеле... ― такие сдвиги ничего хорошего не предвещают, я это точно знаю и осекся.
   ― В тоннеле?! Еще недавно мы были у выхода, может, вспомнишь еще что-нибудь из прекрасного прошлого. Идем, пока ты не упал в голодный обморок, и мне не пришлось тащить тебя на себе.
   Это была дверь! Вы понимаете, самая обычная дверь, обтянутая кожзамом и, запертая на стальной замок, как в среднестатистической американской квартире. Нам пришлось повозиться, чтобы открыть ее. Рэнни пробовала сама справиться с замком, при этом, не выпуская из рук фонарик, не доверяя мне ни то, ни другое, я же пытался выхватить у нее инициативу, пока не увидел дверной глазок. От него конечно при отсутствии электричества мало толку, что я ожидал увидеть в кромешной темноте, кроме очередной иллюзии, но я глянул в него на всякий случай.
   Рэнни психанула и толкнула меня со всей дури как раз в тот момент, когда я начал что-то различать, таким образом, предоставляя мне возможность попытать удачу, в которую она слабо верила. Я встречал такой тип замков, при желании они запираются только снаружи поворотом ключа, при этом с внутренней стороны открыть ее практически невозможно, поскольку нет никакого рычага, за который можно было бы потянуть, кроме крохотного проема для ключа, ими пользуются в основном на случай, если в доме есть дети или безвольные старики. Но в любом замке есть слабая сторона и я без труда отыскал ее. Дверь поддалась с противным долгоиграющим скрипом.
   Мы оказались на лестничной клетке многоэтажного жилого дома довольно старой постройки, с массивными высокими стенами и готичной лестницей в центре, тускло освещенной оголенной электрической лампочкой. Рэнни перегнулась через перилла лестницы и уставилась вниз. Меня больше интересовали две соседние квартиры, и я постучал в одну из них.
   ― Ух, ты! ― воскликнула Рэнни. ― Мы высоко забрались.
   ― Это не смешно, ― я метнулся к лестнице, но не, потому что воспылал внезапным любопытством насколько высоко мы поднялись, а потому что за дверью что-то булькнуло, хотя, вы наверняка подумаете, что я расслышал урчание в своем животе. ― Пора сматываться отсюда ко всем чертям! Ты так не думаешь?
   В тот момент я подумал, что это конец прошлой жизни и я и впрямь окончил ее налегке, только едва ли в следующей жизни мне пригодятся чековая книжка и карточка "Американ экспресс", признаться, я надеялся что они когда-нибудь у меня появятся. Но я так и не оказался в долговом рабстве у государства.
   ― Я полагаю, мы будем спускаться вниз, ― Рэнни смерила меня удручающим взглядом, - туда...
   Я проследил за ее взглядом. С нашего угла хорошо просматривался нижний этаж, где точно так же неярко мерцала оголенная электрическая лампочка, отсветы от которой зловеще переливались в свежей луже крови.
  Пылу во мне поубавилось, я с надеждой посмотрел на верхний этаж.
   ― Оттуда есть только один выход, ― сказала Рэнни и многозначительно на меня посмотрела.
   ― Какой же? ― я задал дурацкий вопрос, с Рэнни всегда так, чтобы вы не спросили или не сказали, все будет выглядеть глупым в сравнении с тем, что скажет она и все потому, что у нее была молниеносная реакция даже не на сами слова, а на голос, пока я понимал, что к чему, Рэнни прокручивала в уме сотни вариантов.
   ― Так мы поднимемся на крышу, а оттуда, как известно один выход, надеюсь, ты успеешь сделать сальто в свободном падении.
   Бульканье из соседней квартиры превратилось в завывание, теперь его уже слышала и Рэнни. Впрочем, как я и говорил, пока я сообразил, что к чему она дернула меня за рукав и потянула вниз. Последнее, что я видел, осыпающуюся с потолка штукатурку и дрожащую в петлях дверь, которую кто-то вышибал изнутри, издавая громкий металлический стук.
   ― Не оглядывайся, ― приказала Рэнни, старательно огибая омерзительную лужу. ― Бежим.
   Пробежав три пролета вниз, Рэнни остановилась в нерешительности, от остановки меня тут же схватила одышка, лестницы между этажами были очень высокими, а ступени неимоверно громоздкими и широкими для толстяка вроде меня.
   ― Что дальше? ― с трудом переводя дыхание, спросил я.
   ― Там внизу какая-то возня, ― шепнула она, приложив указательный палец к губам, призывая меня к тишине, и перегнулась через периллы, чтобы взглянуть что там.
   Рэнни опасно повисла над пропастью высотой в пять этажей, внизу я отчетливо видел серый плиточный пол, моргание электрической лампочки, которое, то отбрасывало свет на небольшой участок лестничной клетки, то погружало все во тьму и чью-то тень.
   ― Похоже, мы влипли.
   Теперь противные гортанные звуки доносились не только сверху, металлический стук прекратился, очевидно, тварь, издававшая их, вырвалась и начала преследовать нас, но и снизу. Я прильнул к Рэнни, чтобы взглянуть на то, что вызвало у нее такой пессимизм, и увидел мужчину. Не знаю сколько прошло времени с того момента, когда мы видели других людей, думаю, целая вечность, хотя прошло наверное не больше нескольких часов. Я рассчитывал, что встреча с другим человеком с виду нормальным вернет мне былой уверенности, но он оказался сущим дьяволом, именно так я его себе и представлял. В расстегнутой до ширинки рубашке, ставшей красной от крови, бесцельно болтающимися руками, странно обкусанными и гноящимися, правый локоть и вовсе был словно обглодан и я четко видел черную кость, он вел себя достаточно тихо для человека с такими травмами. Единственный звук, который он пытался издавать, вырывался у него из горла, как будто наполненного водой, в результате чего получалось нечто похожее на долгое и протяжное: "ууууууууууу", при этом окровавленный рот оставался неподвижен, нижняя губа безвольно повисла. Глаза заволокла малиновая пелена, он дико озирался по сторонам, пока не наткнулся взглядом на нас. Присутствие меня и Рэнни смутило его, я бы сказал он, опешил больше нашего, а потом пришел в неописуемую ярость. Такого проворства ни я, ни Рэнни не ожидали от него. А зря, он бросился на лестницу, как собака на кость и с диким рычанием исчез за поворотом лестницы, который мы не могли наблюдать, но судя по звукам, он стремительно приближался.
   ― Зачем ты пялился на него?! ― разозлилась Рэнни и стукнула меня кулаком в живот. Она всегда распускала руки.
  ― Черт! ― воскликнула Рэнни и округлила глаза, глядя мне за спину, как будто у меня выросли ангельские крылья, и осела на одну ступеньку.
   ― Ууууууууууууууу, ― я ощутил его спинным мозгом, он отразился настоящим злом в зрачках Рэнни.
   ― Бежим! ― я загородил Рэнни спиной и ринулся тараном вниз, волоча ее за собой. Она спотыкалась о ступени, слишком великие для ее маленьких ножек, должно быть она набила много шишек, такого послушания в столь нервную минуту едва ли стоило ждать от какой-либо другой женщины, но Рэнни не из тех, кто закатывает истерики по любому поводу, хотя сейчас я бы понял, ее молчание пугало меня сильнее, чем все ее страшные истории вместе взятые. ― Не оглядывайся!
   По доброй воле ринуться на такого мудака как этот может только чокнутый или отчаявшийся, я вроде бы не был ни тем, ни другим. До того как оказаться здесь я был свеж как огурчик, выбравшись из тачки, набитой огромными деньжищами, в предвкушении беззаботной жизни где-нибудь в веселом местечке. И, уж поверьте мне, я намерен был любой ценой вернуться обратно.
   ― Посторонись!
   Он притормозил и задумался, очевидно, любой мыслительный процесс вызывал в нем раздражение. На поверку он протянул к нам загребущие руки, усердно выдавливая из себя устрашающие звуки, вместо которых у него изо рта сочился гной. По первости эти гады не вызывают ничего кроме омерзения, пока вы не увидите их в действии. Вот тогда любой из вас наделает в штаны по-крупному, даже с недельным запором. Мне повезло, я боролся пока что только со своим отвращением. Повторяя за ним, я водил рукой из стороны в сторону, после чего резко обхватил ладонью его разлагающееся лицо и надавил, страшно представить, что было бы, если бы он сделал то же самое. От неожиданности он потерял равновесие, пошатнулся и отскочил в сторону, впечатавшись в стену. Мы с Рэнни галопом сиганули вниз. Раздался дикий вой. Наш дружок сильно разозлился. К тому же он встретился со своим конкурентом. У них возникло что-то типа спора за право надрать нам задницы. Ни тот, ни другой не желали уступать. Они ревели как бешеные медведи, пока не раздался выстрел. Мы с Рэнни приободрились и преодолели еще два пролета в одно мгновение. Но и наши дружки бросились наперегонки, быстрее, чем мы могли себе представить. Их топот и звериные рыки играли на наших нервах.
   И вдруг внизу лязгнули засовы замка, сладкий скрежет для нашего слуха, как будто открылись ворота рая. Однако парень с дробовиком наперевес не спешил пропускать нас. Он смерил меня и Рэнни прищуром двух набученных крохотных глазок из-под массивного нависшего лба и направил на нас дуло двенадцатого калибра.
    []
  
5
  
  ― Эй, постой! ― я выставил вперед руку в упреждающем жесте.
   Дикие твари уже дышали нам в спину захлебывающимся "уууууууууууууууууу". Рэнни сжалась в невидимую скорлупу, как улитка в раковину и повисла на моей руке булыжником, весьма некстати. Не может быть, чтобы у нее не было какого-нибудь плана?!
   В этот момент я услышал щелчок. Здоровяк все-таки пустил своего друга в действие. Рэнни инстинктивно метнулась в сторону, наши руки разомкнулись. От страха я чуть не обмочился! Этот верзила даже глянул мне под ноги, не напер ли я лужу. Отдача от выстрела была такой сильной, что здоровяк едва удержал ствол, вены на его руках опасно вздулись, и в воздухе запахло порохом. Прямо за моей спиной рухнул на пол, как мешок дерьма, один из наших преследователей, через несколько секунд свалился и еще один. Верзила довольный результатом медленно убрал палец со спускового крючка, должно быть, размышляя, а не замочить ли и нас заодно с ними.
   ― Вы убили их одним выстрелом! ― воскликнула пришедшая в себя Рэнни и поддалась вперед к спасительной кромке света, выглядывающей из квартиры.
   Здоровяк взял ее на мушку и погрозил ей дулом, чтобы она не двигалась с места. Я заметил, как его взгляд красноречиво скользнул по ее окровавленному носку.
   ― Без резких движений! ― скомандовал он. ― Кто вы такие? Откуда вы взялись?
   ― Сверху, ― ответил я.
   Здоровяк молниеносно перевел ствол в мою сторону.
   ― Какого хрена! ― завопил он, совсем как педик, взмахнув короткими ручками, удивительно чтобы мужик такого телосложения имел столь тонкие и короткие конечности. Дробовик описал дугу в воздухе и приземлился ему на плечо.
   ― Я вас никогда не видел! ― здоровяк нахмурил брови, похоже, необходимость соображать раздражала его, как и тех тварей, что лежали за моей спиной. ― Она заражена...
   Для наглядности он показал дробовиком на ее ногу.
   Рэнни вытаращила глаза. Я помню, как она расстроилась, когда поцарапала лодыжку, тогда она посчитала это дурным знаком.
   ― Нет, ― твердо ответил я.
   ― Это не вопрос. Она заражена. Ты можешь остаться, а она пусть проваливает.
   Что ж, с первого раза Рэнни ни у кого не вызывала симпатию, чтобы привыкнуть к ней надо время.
   ― Ты не можешь меня оставить?! ― конечно, чего еще Рэнни могла ожидать от такого, как я.
   ― Нам надо найти одного нашего друга...
   ― Вам не выжить. У вас нет оружия. Как только вы выйдете отсюда, вы станете такими же, как они. В лучшем случае, кто-то вроде меня размозжит вам череп, в худшем вы присоединитесь к своре каннибалов, набрасывающихся на все что можно переварить. Скорее всего, вашего друга уже нет в живых или он стал таким же, как они. Раскинь мозгами, парень.
   ― Мы рискнем! ― конечно же, я блефовал. Но разве у нас был выбор.
   Тень внизу поджидала нас.
   ― Я не заражена!
   ― Хотите проваливайте оба. Скоро сюда нагрянет целая орда голодных засранцев. Советую вам не шуметь.
   ― Вы можете помочь нам, ― Рэнни не сдавалась. Я подумал в тот момент: с чего она так горячится?! Может, дело обстоит не так уж и плохо.
   ― С какой стати я должен помогать вам! ― он был на грани истерики, должно быть, этот парень немало пережил за последнее время. Темные круги под глазами свидетельствовали о бессонных ночах. ― Последний раз повторяю, убирайтесь по добру по здорову, пока я сам вас не прикончил.
   Он угрожающе помахал ружьем, выпроваживая нас.
   ― Вам ничего не стоит пустить нас к себе, чтобы мы могли переждать день другой, ― ее назойливость начала раздражать и меня.
   Я схватил ее за руку и потянул вниз.
   ― Там должно быть чисто, ― здоровяк двусмысленно подмигнул мне, ― относительно.
   ― Счастливо оставаться.
   Но здоровяк как будто бы ослабил оборону своего убежища и приоткрыл пошире дверь. В нем что-то надломилось, и он смягчился. Поначалу я даже не знал хорошо это или плохо, кто знает чего можно ожидать от парня с дробовиком.
   ― Ладно, но как только я скажу вам проваливать, вы уберетесь без лишних вопросов. Что у тебя с ногой?
   ― Царапина, ― коротко ответила Рэнни, избегая лишних подробностей.
   ― Что за царапина?! ― кажется, она снова начала выводить его из себя. ― Любой к кому прикасались эти мерзкие твари, превращался в одного из них!
   Здоровяк схватил Рэнни за плечи и начал трясти ее как тряпичную куклу.
   ― Это не шутки, крошка! ― завопил он. Тонкая струйка слюны повисла у него изо рта. ― Думаешь, тебе будет смешно, когда от тебя оторвут кусок мяса и съедят его на твоих глазах. А теперь отвечай, откуда у тебя это?!
   ― Меня зовут Рэйджинальда, или просто Джина, тот тип, - Рэнни показала на меня, - зовет меня Рэнни. Я провалилась в трещину в полу, - гнилые доски, - и поранила ногу. Ни одна из этих штук не прикасалась ко мне, а не то бы я показала им почем фунт лиха, - Рэнни выпятила свои хищные зубки и здоровяк оттаял.
   - Добро пожаловать, - сказал здоровяк, все еще держа приклад прижатым к плечу. - Меня зовут Дэйбл Кроун.
   Рэнни порхнула в квартиру, предварительно льстиво окинув Дэйбла мутноватым взглядом, мол: "а ты ничего, парень" и еще более уважительно она скользнула по его дружку от приклада до конца ствола, болтающегося у него между ног. О, не может быть, чтобы Рэнни интересовали его причиндалы! "Эй, Рэнни, у меня, ведь тоже был дробовик и вообще у таких парней всегда маленькие перцы"!
   - Кто эти твари? - спросил я.
   - Зомби, - ответила Рэнни, чувствуя себя хозяйкой положения. Что это?! Неужто я уловил в ее голосе восхищение?!
   Дэйбл запер дверь. Я почувствовал себя в клетке.
   - Не знаю, они появились из ниоткуда. Все перемешалось. Люди просто начали нападать друг на друга. Взгляните на это!
   Более несуразно сложенного человека, чем Дэйбл Кроун я, пожалуй, не встречал. Когда мы оказались в квартире, в относительной безопасности, он словно стал ниже ростом и не дотягивал мне даже до плеча. Рэнни и та выглядела на его фоне великаншей. Голова у него была квадратная и лысая, черты лица грубые и неправильные, единственное, что у него было большое - огромный живот, как будто он проглотил бочку. А когда он повел нас к окну, я с удовлетворением отметил, что у него кривые ноги.
   Дэйбл осторожно приподнял жалюзи и позволил нам с Рэнни взглянуть на улицу.
   ― Вы только посмотрите, ― я уловил в его голосе женские нотки, ― эти свиньи как саранча, жрут не останавливаясь. Видите того парня, без малого два дня что я тут, он поедает моих соседей Джека Ривза, милый был старикашка и его жену Лизу.
   Все что я увидел, походило на дурной сон. Улица, запруженная дымящимися автомобилями и снующими без всякой цели людьми. Некоторые из них напрочь потеряли человеческий облик, и ходили в чем мать родила. Видимо, они совсем плохо ориентировались в пространстве и смутно представляли, что с ними происходит. Более смышленые подыскивали себе что-то вроде укрытия, как, например, та тварь, что поедала соседей Дэйбла. Они подтягивали к своему убежищу человеческие останки или даже целые трупы и не спеша, я бы сказал, смакуя, пережевывали их. Иногда им приходилось отбиваться от других желающих разделить легкую добычу. Некоторые вступали в кровавую схватку, правда жажда крови в итоге доканывала их, и они вместе принимались за отравительную трапезу. Одиночек было крайне мало, их составляли очень пассивные твари, которых без труда отгоняли одиночки посмышленее или группы.
   ― Поодиночке они не так опасны, ― будто читая мои мысли, сказал Дэйбл. ― С группами дело обстоит иначе. Больше всего меня беспокоят, вон те ребята...
   Я насчитал среди них семерых, но Дэйбл настаивал на десятерых. Они сидели на коленках возле какой-то сомнительной кучи и, обмениваясь друг с другом гортанными бессвязными звуками, активно от нее что-то отрывали, я не стал зацикливаться, что именно.
   ― Попасть в их окружение, все равно, что прыгнуть в мясорубку, ― обронил Дэйбл.
   Рэнни и бровью не повела, но смертельная бледность выдала ее испуг.
   ― Я видел, как они окружили одного бедолагу, взяли его в кольцо и, сомкнув ряды, буквально раздавили. Один засунул в него руку, прямо в живот, и насквозь продел ее. Без оружия шансов против них нет. У меня есть только дробовик и семь патронов. До того, как появились вы их было восемь. Эффективнее всего стрелять в голову, но даже после этого, некоторые из них все равно встают, да и попасть им в голову не всем под силу. Прямо там недалеко от их лежбища, где они укокошили того парня, осталась его пушка и целый патронташ. Он пытался отстреливаться, но все время попадал им по ногам. С такого расстояния дробовик бессилен, я не мог ему помочь, только нашумел бы. Выходить отсюда - чистое самоубийство.
   ― И все же надо как-то выбираться отсюда, ― сказала Рэнни.
   ― Разве не ты хотела попасть сюда, чтобы переждать день другой? ― я не мог скрыть своего возмущения.
   ― Я всего лишь хотела узнать, что к чему.
   ― Ты хочешь сказать, что после того, что мы только что узнали, мы можем просто взять и уйти?!
   ― Здесь мы можем продержаться недели две, пока не закончится еда, ― сообщил Дэйбл, ― конечно, без вас я мог бы продержаться и того больше, ― Дэйбл в очередной раз подчеркнул, как мы ему обязаны, ― но на худой конец можно пошарить и в соседних квартирах. Это рискованно, да и с замками придется повозиться, но на этот случай у меня есть дробовик, к тому же, может, нам удастся найти оружие... Вода в кране пока идет исправно, на всякий случай я набрал несколько ведер в запас. Некоторое время мы можем жить цивилизованно. Другим приходится хуже.
   ― Другим.... , ― удивился я.
   ― Напротив, есть выжившие.
   В доме напротив, в одной из квартир, женщина, заметившая шевеление в нашем окне, повесила табличку с надписью "помогите", из другого окна, очевидно соседней с ней комнаты, валил дым.
   ― Дом захватили эти твари. Она обречена, ― кажется, Дэйбл, был очень горд тому, как быстро он устроился в этом стремительно изменившемся мире, странно, что он вообще пустил кого-то в свою нору, ведь появление лишних людей, помимо дополнительных ртов, всегда означает нарушение дисциплины, а он ведь к тому же совершенно нас не знает. ― Я думаю, многие из этих тварей, остаются запертыми в квартирах. Кроме того могут оставаться и такие, как я...
   ― И какой в этом подвох? ― спросил я.
   ― Не думаю, что они захотят присоединиться ко мне, а вот завладеть моим оружием и едой решится каждый, кто нуждается в них. Отсюда лучше не высовываться. Слышите, отсюда лучше не высовываться! Высовываться отсюда без лишней надобности сущее безумие ― Дэйбл пришел в ярость от одной только мысли, что мы можем ослушаться его.
   Он резко захлопнул жалюзи, и комната погрузилась в полумрак. Это была настоящая крепость или тюрьма. Все окна, кроме одного наблюдательного, были заколочены. Мне показалось это неразумным, ни у кого из них я не видел за спиной крыльев, они не умеют летать это точно. Аскетичная обстановка в комнате говорила о том, что это и впрямь был самый настоящий наблюдательный пункт. Отсюда Дэйбл вел наблюдение днем и ночью, отсюда он следил за тем, как эти твари поедают друг друга, как последние выжившие мечутся в своих квартирах, моля о помощи. Возле окна стоял стул и небольшой диван, на котором валялся, обвязанный тряпками будильник. Дэйбл не позволял себе долгий сон.
   ― Вы хотите есть?
   ― У вас есть апельсиновый сок? ― спросила Рэнни.
   ― Я принесу, ― сказал Дэйбл.
   ― Разбавленный, ― попросила она.
   ― Надо сматываться, ― шепнула Рэнни, как только Дэйбл вышел из комнаты. ― С ним мы не можем чувствовать себя в безопасности. Он псих, в любой момент он скормит нас им, чтобы спасти свою задницу, мы ему только для этого и нужны.
   ― Он очень любезен, ― возразил я.
   ― Тогда ты можешь скрасить его одиночество, а я ухожу.
   ― Он не выпускает из рук ствол.
   ― Мы можем обезвредить его, ― предложила Рэнни. ― Нас двое, а он один.
   ― Пока в этом нет нужды, он сказал, что отпустит нас, как только мы захотим уйти. И потом давай смотреть правде в глаза. Где мы?
   ― Не там, откуда пришли, ― с раздражением выпалила Рэнни.
   ― Надо найти Энди. Он всегда знает, что делать!
   ― Брось, это уже не имеет значения.
   ― О чем ты? Я не оставлю его. Вернее, это он не оставит меня. Он найдет нас, вот увидишь!
   Рэнни подняла жалюзи, видел бы это Дэйбл.
   ― Вглядись в того мудака, он тебе никого не напоминает, ― Рэнни прижалась носом к стеклу. ― Это Энди!
  Самая большая и опасная группа тварей. Энди вполне мог устроить такое.
   Один из них отдаленно напоминал его, но разве скажешь наверняка, Энди всегда был одет с иголочки, а этот ходил с голым торсом, весь в шрамах, порезах, местами на нем торчали голые мышцы, кое-где, кожа была ободрана и свисала плащом, под ним белым пластом виднелась жировая прослойка, лицо у него было сплошное месиво и только волосы, белокурые, цвета спелой пшеницы, длиной, достающие до мочек ушей, выдавали его. Но я все-таки откинул эту мысль.
   ― Это не Энди! ― отрезал я.
   Я просто не мог поверить, что он пошел той же дорогой, что и мы!
   ― Как знаешь, ― фыркнула Рэнни.
   ― Энди не стал бы одним из них, ты его совсем не знаешь, ― и почему я так сильно верил в него.
   ― Какое мне дело до него. Надо выбираться отсюда..., ― Рэнни вдруг осеклась, внезапно осознав, что угодила впросак
   Дэйбл застыл в дверях со стаканом апельсинового сока. Рэнни нервно сглотнула, выпустив из рук жалюзи. Они звонко ударились о стекло, отчего Дэйбл поежился.
   ― Какого черта вы тут делаете? Я не позволял вам ничего трогать.
   ― Мы хотим уйти, ― сказала Рэнни без лишних оправданий.
   Дэйбл покосился на меня.
   ― Этих женщин не понять, они сами не знают, чего хотят, ― я виновато развел руками. ― Не сердись, дружок. От нас слишком много шума.
   ― Туда? ― у Дэйбла был ошалевший взгляд.
   - Что если на это богом засранное место скинут ядерную бомбу, - Рэнни хищно улыбнулась. - Интересно на этот счет у тебя есть какие-нибудь соображения.
   Дэйбл еще долго не забудет нас, он будет много раз проклинать тот день и час, когда связался с нами. Он расставил ноги на ширине плеч, то есть стал еще ниже ростом, а со стаканом сока в руках и дробовиком, ничего кроме жалости он не вызывал. Его четко разработанный план выживания, исключал любой посторонний звук, поэтому он посчитал излишним избавиться от стакана, просто отбросив его в сторону, вместо этого он присел на корточки и поставил стакан на пол. Тут-то я и накрыл его. Признаться, мне было жалко его, в то время как Рэнни безжалостно отбирала у него дробовик, не испытывая ни капли сочувствия к тому, кто нас спас.
   - Одну пулю, только одну пулю, - взмолился Дэйбл.
   Рэнни категорически мотнула головой. Я не сразу понял, зачем ему понадобилась пуля, что он мог с ней сделать, пока до меня не дошло, что он просил убить его.
   - Закройся и не высовывайся, - сказала Рэнни.
   Дальше все пошло в тартарары. Рэнни заперла Дэйбла в комнате. Надо заметить он основательно подготовился к апокалипсису и в дверном замке предусмотрительно торчал ключ, кроме того он усовершенствовал саму дверь, обив ее циновкой, то же самое он проделал и с остальными дверями, на руку Рэнни. Сомневаюсь, что Дэйбл мечтал оказаться запертым в комнатенке ... без воды, пищи и нужника, но Рэнни едва ли задумывалась о его будущем.
   - Идем, - скомандовала она, не без зависти глянув на мой дробовик, я так и видел слюни, скапливающиеся в уголках ее губ, как у какого-нибудь обжоры при виде сочного хорошо поджаренного бифштекса.
   Я выглянул наружу. С улицы доносились едва уловимые, из-за толстых стен, ужасающие стоны, должно быть именно так стонали узники концлагерей, иногда эхо приносило одинокий крик или плач, зловеще разносящийся по канализационным трубам, сливаясь в один общий звук хаоса, уже одно это могло свести с ума. Несмотря на наш существенно подпорченный моральный облик, даже мы с Рэнни, были своего рода девственниками, не знающими настоящего зла, в этом жутком кошмаре. На лестнице вроде бы было спокойно, два трупа так и валялись перед входными дверьми и я на всякий случай пнул один из них. Но Рэнни мешкала, она переминалась с одной ноги на другую, ее белоснежные гладкие икры аппетитно белели, когда она перешагивала через мертвецов, будь они в лучшей форме, они явно пожелали бы откусить от них кусочек другой. И в приступе все-таки возобладавшей над ней женской истерики она забыла захлопнуть входную дверь. А когда один из мертвяков задергался, она и вовсе чуть не сшибла меня с ног.
   - Твое милосердие не знает границ, - надеясь задеть ее самолюбие, сказал я.
   - Каждый за себя, - буркнула она, - тебе повезло, что ты со мной.
   Да уж, преступник и заложница, при другом раскладе она наверняка воткнула бы мне нож в спину и вообще кто знает, увозя ее из города, мы с Энди может быть спасли кому-то жизнь, поэтому в чем в чем, а в этом я не корю себя. Хотя это выглядит по меньшей мере смешно, хрупкая девочка с растрепанными волосами, голыми ногами, без оружия и здоровенный мужик с дробовиком наизготове. Боюсь мне не хватит слов, чтобы рассказать вам, кто такая Рэнни. Она как кипящая лава, в недрах земли, ей-богу, я как будто бы иногда видел в ее черных тягучих будто нефть зрачках, огненные всполохи.
   Она юркнула вперед меня, на короткий миг мне показалось она сделалась обыкновенной и решила спрятаться под моим крылышком ... Но не тут-то было. Вместо этого она стремительно помчалась наверх. Я бросился догонять ее, но не так резво. Все же Рэнни не была мне так близка, как Энди и я хотел, во что бы то ни стало развеять все свои сомнения на счет того типа. Проще говоря, я не мог уйти и бросить Энди, в кого бы он не превратился. Я сбавил шаг и развернулся в обратном направлении. Миновав квартиру Дэйбла, я своего рода переступил относительно безопасную зону и меня обдало ледяным зловонием.
    []
6
  
  До тех неприятных ребят на улице рукой подать. Я почувствовал себя цыпленком, вылупившимся из яйца прямо в пасть хищника. Даже с дробовиком нельзя было просто так взять и выйти на улицу, их было слишком много. Необходимо было придумать какой-нибудь план. Я прижался к стене, пытаясь унять дрожь в коленях и подступившую к горлу тошноту, главное собраться с мыслями. Если бы я сумел добраться до ближайшего укрытия и осмотреться, у меня был бы шанс выманить того парня и взглянуть на него поближе. Из меня плохой стрелок, но я бы постарался попасть ему в голову, как советовал Дэйбл. Ради Энди я бы постарался! Если надо я выпустил бы все пули, чтобы уложить его на лопатки раз и навсегда. Потому что с Энди шутки плохи, уверен, он хотел бы, чтобы я поступил именно так. Затем я рванул бы обратно, конечно, это привлекло бы тварей и они погнались бы за мной. Но надежда что Рэнни удалось наладить что-нибудь наверху придавала небольшой уверенности, в противном случае можно было подняться на крышу и сделать сальто в полете.
   "Надо сбавить обороты, - я мысленно себя подбадривал". Чувство страха как будто чуть-чуть притупилось. Стало не так уж и темно, как казалось до этого, коротящая лампочка погружала все на несколько минут в темноту, а потом опять освещала ряд серых почтовых ящиков, стенд с различными объявлениями и входную дверь с мило расстеленным прямо под ней ковриком. Я воровато оглянулся по сторонам в поисках хоть какой-нибудь зацепки, что-то должно было вывести меня из оцепенения и заставить действовать. И тут я увидел просунутую наполовину в щель одного из почтовых ящиков афишу, ту самую, которую Рэнни показывала Энди. Готов поклясться до этого я ее не видел. Конечно, зрение могло подводить меня и ничего страшного в этом не было, но я испугался до смерти. "Какого черта она здесь оказалась?!". Будто подогревая мое беспокойство, откуда-то из вентиляции раздался гулкий резко оборвавшийся крик. Инстинктивно я метнулся к почтовым ящикам и уже протянул руку, чтобы схватить хренов листок, как вдруг на полу я заметил чью-то тень, должно быть ту самую, что я приметил еще наверху.
   Он был за почтовыми ящиками, оказывается, там была небольшая комнатка консьержа, по всей видимости, он и был им. На нем я заметил совсем незначительные раны, с виду он был целым и опрятным, из тех, кто еще не успел потерять человеческое лицо. Я даже позвал его, несмотря на то, что он подозрительно стоял в уголке и раскачивался на мысках ботинок взад вперед, в конце концов, каждый по-своему справляется со стрессом. Мой голос вывел его из оцепенения. Он странно округлил глаза и надул нижнюю часть лица, как часто делают пожилые люди, став похожим на курицу. Череп, обтянутый кожей с длинным крючковатым носом, подумал я про себя, пожалуй, такой не способен по-настоящему напугать, однако, его лицо моментально исказилось, глаза стали мутными как у мертвой рыбы, жажда набить живот завладела им, и он издал какой-то воинственный рык, после чего как будто слетел с катушек. Я и думать забыл про афишу. Он моментально повис на мне и принялся буквально разрывать на куски.
   Никогда мне не доводилось оказывать столь яростное сопротивление, тем более жалкому немощному старику. Я чувствовал, как мои мышцы продавливаются под тяжестью его холодных каменных пальцев и немеют, и я терплю поражение. И все же он тоже был неопытен, как бы это ни звучало я был его первой добычей, его инстинкт велел ему как можно скорее приступить к трапезе, но он не мог ко мне подступиться, у меня носорожья кожа, несколько раз его челюсти лязгали перед моим носом, но я уворачивался, пытаясь задействовать дробовик. Сейчас мне гораздо больше пригодился бы нож или что-нибудь колюще-режущее. Бог знает, кого еще мог привлечь выстрел. Со стороны это выглядело смешно, здоровяк вроде меня который не может совладать со стариком даже с пушкой в руках. Словом я облажался. От беспомощности я начал ковырять ему глаз, это оказалось не так-то просто, все-таки он был человеком, а я мог навсегда лишить его зрения и я все оттягивал наступление чего-то непоправимого, пока горячая струя не брызнула мне в лицо. Ни дать ни взять он оживился, но не от боли, а от застилавшего его рассудок голода, который стал сильнее прежнего. Тут-то я и воспользовался его странной истерией и повалил его на пол. Само собой он потянул меня за собой, я принялся с остервенением стряхивать его с себя как вшу, намертво прилипшую к волосам, как пиявку, смачно присосавшуюся к телу, разгибая ему палец за пальцем, на грани своих сил, лишь бы не чувствовать его холодного несгибаемого тела.
   Потом я принялся молотить его ногами, он меня порядком достал, я частенько наблюдал как в подворотнях тупые подростки забивают до полусмерти какого-нибудь прохожего, своего рода эмоциональная разрядка, некоторые режут бумагу или делают оригами, но есть и те, кому требуется что-то похлеще, мне, например, довольно потягивать горячий чай с тремя ломтиками лимонного бисквита особенно скверным осенним вечером. Я чувствовал себя паршиво, нет ничего проще чем отбивать дробь по беспомощно раскинутому телу, но я был в другой ситуации и признаться мои пинки не производили никакого эффекта, старик брыкался, дергался, извивался, как будто потеряв ориентацию в пространстве, словно перевернутый жук, и совершенно не понимал что ему делать дальше. Я решил оставить все как есть и метнулся к почтовому ящику, чтобы забрать афишу, но ее и след простыл. Не берусь говорить, как оно было, вполне возможно мне все только померещилась, я не стал долго размышлять над этим. К тому же старик кое-как перевернулся на живот, и пополз за мной, упираясь руками в пол, волоча за собой жалкое неуклюжее тело. Страшно сказать, но у него не хватило мозгов даже на то, чтобы просто подняться на ноги. Однако упрямства ему было не занимать, это было последнее, что я подумал о нем, когда ствол дробовика вошел в его единственный целый глаз. Он дернулся и замер, оставив странное зловещее чувство, что это еще не конец ни его, ни моим мучениям.
   "- Ну, что недоумки, я иду к вам, - я только что убил человека и был в некотором роде возбужден, сверх меры". Если копы начнут выяснять что к чему, мне вряд ли удастся свалить все на распоясавшихся зомби, решивших устроить апокалипсис. Не знаю, почему это могло волновать меня. Хотя знаете, я ведь помешан на телике, вся эта дрянь про угрозу ядерной войны, сокращение мирового спроса на нефть, обвал цен на золото и серебро, плотно оседает в моей черепной коробке, быть может, я повторяю историю Эдриана Чоупа, завалившего двух ни в чем не повинных жителей Нью-Йорка, только потому, что ему померещилось будто бы они противники из игры Jetpac, мешающие ему собирать топливо для ракеты. Этот инцидент весьма быстро забылся на фоне разразившегося кризиса индустрии видеоигр. Весьма резонный вопрос, не замочил ли я только что человека, только потому что мое сознание решило сыграть со мной в злую шутку.
   Во всяком случае в этом стоило покопаться. Недаром я просмотрел полугодичный курс по психологии, адаптированный для домохозяек и безработных успешным и известным психотерапевтом Джоном Таком. Настолько успешным, чтобы брать за сеанс не одну сотню долларов и настолько известным, чтобы выбирать самому себе клиентов. Про лучших говорят только так: "не ты его выбираешь, а он тебя". И Джон Так был лучшим. Сухие косные женщины и педантичные мужчины в идеально завязанных галстуках, удручали его, в них он не находил динамики собственного развития как специалиста высочайшего класса. Все их неврозы, стрессы, страхи, отклонения были изучены им до основания и он изо дня в день давил на их больные места, чтобы они с вожделением приходили снова и снова, потому что от этого рано или поздно начинаешь зависеть. Обо всем об этом он без стеснения рассказывал в своих дневных ток-шоу и весьма непринужденно переступал чужие границы.
   Переступать чужие границы, манера всех психотерапевтов, сначала она принимается как вынужденная мера, затем раздражает, в период рецидива идет снова на ура, потом и вовсе может вывести даже самого терпеливого человека на хамство, но заканчивается все равно на плече энергетического вампира. Все психотерапевты - вампиры. Хороший психотерапевт обязан быть вампиром. Это своего рода энергетическое донорство, в малых дозах бывает полезно, в больших смертельно. Поэтому профессия Джона Така, как и моя требовала чувства меры.
   "- Будь, что будет, - сказал я себе и распахнул входную дверь".
   Я словно вырвался из черного туннеля, в котором пребывал все это время, упорно следуя за маленькой точкой света. И вот она вспыхнула. Солнечный свет больно ударил по глазам, как будто меня шибануло током. На мгновение я ослеп. Там, откуда мы пришли с Рэнни, была глухая ночь, а здесь стоял жаркий полдень с нависшим над высокими небоскребами мрачным небом, предвещающим дождь.
   Мышиная возня со всех сторон повергла меня в состояние транса, я никогда не видел такого количества крови и размазанных по асфальту кишок, даже в фильмах ужасов. Такое чувство, что я попал на бойню, где разделывали людей. Я застыл как перед движущимся на меня со всей скоростью грузовиком. Пока я не услышал подозрительно знакомое мычание и поймал на себе странный взгляд, который никак нельзя сравнить с тупым или бессмысленным, конечно в том понимании в каком следует понимать бессмысленность более глубоком и подразумевающим первопричину, какая часто бывает невероятно глубока, разве что отрешенным и вместе с тем маниакально сосредоточенным на мне. Очевидно, необходимость мыслить или соображать, и принимать какое-либо решение на счет меня, раздражали его, и он начинал ненавидеть меня без видимой на то причины. Наверняка какой-нибудь псих, из тех, что удовлетворяют свои низменные инстинкты за счет других. Только этого мне не хватало!
   "Эй, дружище, я только что убил человека и весьма опасен, иди по добру по здорову", я попытался передать эту фразу взглядом, но вместо этого, кажется, закатил глаза и это было не совсем вежливо с моей стороны.
   Он замычал, настойчиво, переходя на трудно ему дающийся стон, пытаясь выдавить из себя что-то посложнее, без конца сжимая горло со странно вздувшимися венами. "Боже, что происходит", не скажу, что я когда-либо был набожным, но именно сейчас мне хотелось верить, что есть тот, кто держит все под контролем.
   Его зрачки расширенные, мутные, неприятно светло-серого цвета, как будто выцветшие на солнце, не моргающие, белки, заволочены сеточкой кровавых трещин. Думаю, я совсем разозлил его, он конвульсивно выпрямился, кости противно захрустели, готовясь совершить рывок ко мне.
   Боковым зрением я видел, как он шаркает ко мне, недостаточно быстро, чтобы застать меня врасплох, но и не медленно, с вытянутыми вперед руками, мне почему-то казалось, что они невероятно тяжелые, как у того старика и холодные, пробивающие до озноба, твердые как камень и цепкие как осьминожьи щупальца.
   Можно сказать, он проявлял зачатки продвинутого первобытного интеллекта и старался не привлекать внимание остальных, но никак не мог скрыть своей целенаправленности и другие стали подтягиваться за ним в предвкушении чего-то отрадного. Мне ничего не оставалось, как припасть к едва уцелевшим человеческим останкам, валявшимся буквально у входа, которые наверняка произвели бы впечатление даже на видавшего виды патологоанатома, и вцепиться зубами во что-то напоминающее грудную клетку, мысль о возможном заражении, пришла ко мне значительно позже. Однако этот тип не потерял ко мне интерес, напротив, он замычал сильнее прежнего, раскусив мои намерения, пытаясь уличить во лжи, как будто для него это имело значение и ему было принципиально важно, чтобы я не смел делать как они.
   Как вдруг - я даже вздрогнул - "открой мне в любую погоду двери своего дома, впусти меня в свое сердце, даже когда тебе хочется побыть одному", я слышал эту песню по радио в машине, слезливая романтичная мелодия, ее ставят обычно на звонок любимой девушки или жены в мобильном телефоне. У этого чудовища есть девушка, которая теперь звонит ему. На минуту я представил, как он отвечает на вызов и обычным человеческим голосом говорит ей: "привет детка, как дела"? Он завелся, как будто ему вставили батарейку, и закинул высоко голову, вращая ею из стороны в сторону. Удручающее зрелище, я никогда не видел ничего подобного. Остальные, обманутые ожиданием накинулись на него и занялись его экзекуцией.
   Все будет хорошо, теперь уж точно! Я украдкой осмотрелся. Кисло-ржавый привкус во рту вызвал обильное слюноотделение и рвотные потуги, которые я не стал сдерживать. "Извини, приятель, - я блеванул на то, что когда-то было человеком". Соседняя тварь на долю секунды отвлеклась от поглощения пищи и уставилась на меня. Судя по всему это была женщина. Я снова впился в своего приятеля, симулируя жадное поедание человеческих останков. Наблюдения Дэйбла пришлись кстати, они действительно подчинялись каким-то древним инстинктами по их мнению все, кто не мог добыть себе лакомый кусочек, а довольствовался отходами, должен был быть презираем их так называемым обществом. Моя соседка, по всей видимости, тоже обгладывала чужие трофеи. Она без труда определила, что я такой же изгой как и она, изгои частенько вступали в конфликт друг с другом, чтобы доказать свое лидерство и создать какую никакую группу, но я был достаточно крупным и опасным, поэтому ей оставалось либо игнорировать меня, либо добровольно увязаться за мной.
   Я напрасно посчитал, что она потеряла ко мне интерес, с женщинами ни в чем нельзя быть уверенным наверняка, и шмыгнул за небольшой грузовичок, припаркованный поблизости. Главное было доползти до ближайших останков и осмотреться. Присмотрев нечто подходящее, я пополз, волоча за собой левую ногу, это был неплохой трюк, многие твари были лишены конечностей и передвигались, кто как мог. Впереди было много преград в виде перевернувшихся машин, разбитых витрин и всевозможных вещей, которые либо выкидывали жильцы, заблокированные в квартирах, либо оставляли незадачливые мародеры, все это создавало определенные помехи, но и служило надежным прикрытием. Я настолько осмелел, что решил оставить предполагаемую цель и продвинуться чуть дальше, чтобы не терять зря времени. Но как только я высунулся из-за перевернутого холодильника с мороженным, мне пришлось отступить, поскольку впереди двое изгоев обгладывали кости. Судя по всему их трапеза подходила к логическому завершению и это означало, что они будут вынуждены отправиться на поиски новых отходов.
   В состоянии, когда они не заняты пережевыванием пищи, они крайне опасны, обостряется их звериное чутье, они становятся подозрительными, реагируют на каждое движение, любой звук способен привести их в ярость, поэтому мне оставалось либо действовать, либо ждать. Я решил ползти дальше. Один из них уже начал отвлекаться от обглоданных до молочной белизны ребер и шарить по сторонам взглядом. Несколько раз я поймал его взгляд, но он меня не заметил, потому что я окаменел от страха. В следующий раз, если он заметит довольно крупную ползущую тушу, даже если я превращусь в статую, мне не избежать его любопытства. Так собственно оно и произошло, я задел довольно крупный осколок стекла, мало того, что я нарушил относительную тишину, мне она казалась гробовой, хотя где-то вдали без конца кричала женщина, кроме того я еще и поранил руку. Четко в тот момент, когда они должны были среагировать на звук и повернуться в мою сторону, с противоположной стороны улицы раздался оглушительный дребезг опавшего лобового стекла автомобиля. Я облегченно выдохнул и пополз дальше. Тут меня осенило, что на эту часть улицы выходят окна квартиры Дэйбла и будто в подтверждение своих мыслей, я увидел в окне его круглую физиономию.
   Он вполне мог выдать меня, бросив что-нибудь в мою сторону, чтобы привлечь тварей, но он не намерен был лишать себя удовольствия наблюдать за мной. Он, конечно же, не верил в мой успех и ехидно лыбился. Потом его лицо пропало в окне и я испугался, что взбрело ему в голову. Надо поскорее сваливать, тем более что впереди их становится все больше и больше. Но тут в окне снова появился Дэйбл с плакатом в руках. "Девчонка у меня, принесешь оружие, отпущу вас восвояси". Для наглядности он показал взглядом в сторону, где валялся пистолет и патронташ, как раз напротив самого большого скопления тварей, так же он с издевкой потыкал пальцем в стекло и я понял, что он намекает на дробовик, который скорее оттягивал мне плечо, нежели чем действительно приносил какую-то пользу и в довершение он вывел из-за спины Рэнни и прижал ее лицом к стеклу. Она чудом вывернулась, и он надавил на нее еще сильнее, отчего ее щека стала в два раза больше, мне стало ее жаль, но на его месте, я бы поступил так же. По крайней мере, он не будет мне мешать.
   Я оторвал кусок ткани от футболки и перевязал раненную ладонь, после чего переполз на другую сторону улицы. Теперь моя вылазка преисполнилась большим смыслом, нежели раньше. Добыть пистолет и патронташ и вернуться к Дэйблу, чтобы выкупить Рэнни. Именно так я бы и поступил, если бы не тот старик. С некоторых пор все поменялось. Я подумал о том, что без труда размозжу Дэйблу череп, и он больше никогда не будет диктовать мне условия. Чем дальше я полз, в данном конкретном случае каждый метр требовал от меня недюжинной силы воли, обливаясь холодным потом, под пристальным взглядом Дэйбла, тем сильнее становилось мое намерение поквитаться с ним.
   И вот оно лежбище, помнится, Дэйбл настаивал, что их не меньше десяти. В действительности их оказалось восемь, не считая четверых, что обосновались поблизости и еще двух трех одиночек, вроде тех нищих, что всегда ошиваются возле уличных кафешек, чтобы подобрать недоеденные сандвичи или опустошить чашечку недопитого кофе. Пистолет валялся на дороге в центре в омерзительной жиже, по которой бесцельно шаркал офисный сотрудник. Убежден, что его спокойствие было вызвано инфантильностью, которая мешала ему добиваться карьерных высот еще до того, как все люди превратились в голодных людоедов, и теперь не позволяла ему быть в гуще событий, он даже не рисковал приближаться к изгоям и вообще смутно представлял, что ему делать без четких инструкций и ежедневных планерок, но попадаться ему на глаза мне все равно не хотелось.
   Я решил отвлечь его шумом, иначе говоря, наделать шума, завладеть пистолетом и умчаться в обратном направлении в подъезд, откуда все началось. Настоящий камнепад, который я устроил в его честь, едва ли даже всколыхнул его мозг, он лишь активнее продвигался чуть-чуть вперед на шум и возвращался назад и так без конца, со стороны я никак не мог изменить его траекторию, требовались решительные действия, на которые я в свою очередь не решался. Это было ужасно! Булькающий чавкающий звук со свистом и воем до сих пор будит меня по ночам, как если бы это было только вчера. Ужин стаи голодных львов не показался бы мне более мерзким и страшным.
   И вот когда я уже пребывал в диком отчаянии, появилась она, с глубокими иссиня-черными синяками под глазами, отчего ее лицо выглядело сюрреалистичным, оказывается, она преследовала меня, очевидно, она же стала причиной крушения лобового стекла автомобиля и моим случайным спасителем. Видимо она что-то задумала по поводу меня, но у нее не хватало извилин, чтобы довести начатое до конца. Вместо этого она тупо уставилась на меня и начала трясти головой. Группы, занятые обедом не обратили на нее внимания, но вот паренек в строгом костюме направился в нашу сторону. Чем чаще и сильнее она мотала головой, тем острее я чувствовал ее гнев, быть может, это какая-то прелюдия перед нападением, впрочем, при других обстоятельствах я бы давно продырявил ей голову. Как и любая женщина, она требовала от меня быть мужчиной, добытчиком и взывала меня к подвигам, а когда этот инфантильный тюфяк поравнялся с ней, она сменила тактику и они оба готовы были навалиться на меня. Мне ничего не оставалось, как размозжить им обоим голову из дробовика и окончить их жалкое существование.
   Дальше началось светопреставление, с разных сторон, из подворотен ... начали вылезать они, как черви после дождя... До пистолета и патронташа рукой подать. Если бы я замешкал, хоть на минуту центр дороги запрудили бы эти твари. Две бесценные пули дробовика потрачены, что скажет на это Дэйбл?! Короче без лишних слов я добрался до пистолета, нагнулся за ним, поднял его в считанные доли секунды и увидел его, ну того типа, которого Рэнни приняла за Энди. Знаете, в этот момент и вправду подул ветер, как в смазливых мелодрамах, его волосы разметались в разные стороны и прилипли к щекам, измазанным кровью. Я наставил на него пушку, а потом опустил. Потому что в этом крестьянском олухе не было ничего даже смутно напоминающего моего дружка, и я не захотел тратить на него пулю.
   В остальном мой план не сработал. Меня окружили все эти люди с ошалевшими глазами или без них, с вспоротыми лицами, недостающими частями тела. Они взяли меня в плотное кольцо и вот-вот должны были раздавить. Интересно Дэйбл будет злорадствовать или это здорово напугает его, такое количество распоясавшихся людоедов в округе не оставляет ни малейшего шанса на спасение. Разве что после того, как они обглодают мои кости, большинство из них отправится на поиски новой пищи и вряд ли кому-то из них придет в голову, заглядывать в подъезды и обыскивать квартиры. Я подумал о том, что если бы мне вдруг выпал шанс, впредь я бы не вел себя так легкомысленно. Когда как не в тот момент, когда тебя уже клюнули в задницу, понимаешь, что это серьезно. И что бы вы думали, буквально вполуквартале от меня послышалось приближающееся громыхание и я не менее легкомысленно посчитал, что извлекать уроки пока не время.
   Это был грузовик. Только бы он не повернул обратно, увидев такое количество тварей. Я начал стрелять по чем зря! К черту Дэйбла! И Рэнни... хотя нет, мне было не плевать на нее... Но что я мог поделать?! К счастью грузовик приближался, я уже мог видеть молодого паренька в кабине с взъерошенными на голове волосами, и людей сзади в кузове, как минимум троих, плотно прижавшихся к кабине, чтобы удерживать равновесие. Один из них, сущий исполин, черный как гавайская ночь, зарядил снайперскую винтовку и завалил двоих, в каких-нибудь нескольких дюймах от меня. Потом он же подхватил меня и помог подняться в кузов.
   - Впереди дорога сужается, боюсь, мы не поместимся, слишком плотно все забито, - сказала женщина, не отрывая глаз от бинокля, по виду ей было лет тридцать пять.
   Не знаю, слышал ли хоть что-нибудь из того, что говорилось в кузове водитель грузовика, но он успешно произвел несколько маневров, словно знал эту улицу и уверенно рванул вперед. И снова проклятые окна Дэйбла! Его самого не было видно, но Рэнни я разглядел отчетливо, она впечаталась лбом в стекло и уперлась в него обеими руками, так что я видел ее ладони.
   - Там моя подружка, - показал я.
   Правый уголок ее рта потянулся вниз, она ухмылялась, от этого ее лицо становилось чертовски привлекательным. Потом ее руки начали беспомощно сползать по стеклу, она развернулась спиной, и я увидел, как несколько мертвяков накрыли ее.
   - Найдешь себе новую, - сказал черный.
   Грузовик лихо мотнуло в сторону, и я потерял Рэнни из вида. В узком проулке между двумя высокими глухими стенами, только псих мог сунуться сюда, меня накрыло по-настоящему волной ужаса.
  
    []
  
7
  
  - Эй, что ты там бормочешь, друг? Тебя вырубило! - сказал черный.
   - Он только что лишился своей подружки, - хмыкнула та, что была с биноклем, который висел на ее больших грудях, обтянутых белой футболкой, сквозь которую просвечивал розовый лифчик. - Отвали от него.
   - Зря мы его вытащили! - буркнул мужчина, судя по выправке военный, коротко стриженный ежик на голове, майка, выгодно, подчеркивающая накачанные руки и раздувшуюся от стероидов грудь. - Что там у нас, Донна?
   - Если хочет, мы можем оставить его здесь, - предложила блондинка.
   - Эй, друг, ты хочешь этого? - спросил черный, проверив, надежно ли висит мой дробовик на его плече.
   Я вспомнил, как черный оглушил меня прикладом винтовки, после чего я лишился чувств и всего оружия. Именно этим и объясняется мое отрешенное состояние. Я украдкой огляделся по сторонам. Машина стояла с приглушенным двигателем в центре пустынной автострады. Интересно, сколько времени я был в отключке?
   - Лучше сдохнуть в пустыне, чем сунуться туда одному! - "ежик" схватил меня за грудки и вытолкал из кузова.
   Впереди был город. Инфраструктура напоминала промышленную, ряд многоэтажных домов тянулся квартал за кварталом, скучная унылая картина, но "ежик" похоже был взволнован.
   - Здесь были военные, они расчистили дорогу и вместе с колонной выживших рванули на запад, взорвав за собой мост, аккуратные говнюки, - пояснила блондинка, - нам ничего не остается, как идти через вон тот город, - она многозначительно указала на него пальцем с длинным скрюченным ногтем.
   "Ежик" нервно гоготнул.
   - Бензин на нуле, - признался черный, - нам хватит только, чтобы до него добраться. Ты догадываешься, чем нам это грозит?
   - Несварением желудка, - ответил водитель грузовика, похоже вся эта ситуация его забавляла.
   Он лихо спрыгнул на землю, и я увидел долговязого веснушчатого сопляка, со стоящими дыбом волосами, словно они были забетонированы или его ударило током. Вобщем ни один из них не внушал мне доверия.
   - Забей на него, Дюк, - сказал он "ежику", который судя по всему был у них за главного.
   - Кони беспокоится за него, - сказал "ежик", - а мне не нравится, когда Кони нервничает.
   Все посмотрели на Кони, черную громаду, скрестившую огромные ручищи на необъятной вздымающейся груди. Кони невозмутимо покачал головой в знак согласия. Мой дробовик прибавил ему пару очков, довершая образ могучего сукина сына и я представил, как прямо с небес на его лысый блестящий череп падает птичье говно. Хотя понятно, что и в состоянии аффекта на него вряд ли кто осмелится даже пернуть.
  - Ну, так что, ты с нами? - спросил Кони.
  "- Я буду поблизости, - хотелось мне сказать, по большому счету я и сам не знал, куда мне податься".
   - Я должен найти своего друга. Его зовут Энди!
   - Ты уж определись, кто там у тебя на хвосте подруга или дружок, - хмыкнула блондинка.
   - Вполне возможно, он с военными в колонне выживших. Мы как раз идем за ними, - сказал Кони.
  "- Черта с два Энди там, - усмехнулся я, но оставил свои мысли при себе, разве они могли знать кто такой Энди".
   - Мы поможем тебе найти его, - пообещал Кони и протянул руку.
   - Я хочу, чтобы мне вернули оружие.
   - Мы позаботимся о тебе, - ответил Кони. - Пока что тебе не о чем беспокоиться.
   - Мы спасли тебя и ты в некотором роде должен нам. Мы будем прикрывать тебя, - пообещал он, - ты будешь за нашими спинами. Я уверен в городе найдется что-нибудь подходящее для тебя. А сейчас мы должны ехать и как можно быстрее. Будет лучше, если наши задницы найдут укрытие до захода солнца. Ты понимаешь, о чем я?
   - Там тоже они?
   - Этот парень сбрендил, точно вам говорю, - сказал веснушчатый, залезая обратно в кабину.
   - Ты шутишь?! - воскликнула блондинка. - Там все кишит ими, как и везде, где было полно людей.
  Она встряхнула руками, как будто к ней прилипла какая-то дрянь.
   - Все по местам, - скомандовал "ежик".
   - Меня зовут Конрад, - сказал черный, - ненавижу, когда эти сукины дети называют меня Кони. У меня была русская подружка. Знаешь, что значит по-русски "кони"? Стадо диких лошадей.
   Конрад обнажил белоснежные зубы, которые едва умещались у него во рту в подобии улыбки.
   - В чем подвох? - спросил я.
   - Я не лошадь.
  Как бы он там про себя не думал, но зубы у него были лошадиные, пришло мне на ум.
  - Я смотрю, ты еще не переварил все это, - заметил Кони и по-дружески похлопал меня по плечу, его манера набиваться ко мне в друзья, начала меня откровенно бесить и я ускорил шаг. - Как тебя зовут, дружище?
   Я промолчал.
  - Сиськастая, это Донна, в остальном она как мужик, не удивлюсь, если у нее есть яйца, - я притормозил, неплохо было бы узнать что-нибудь про них. - Это Олби, он немного нервный, но быстро все схватывает и не трусит особенно в последний момент, прекрасно водит машину в экстремальных условиях. Дюк наш главарь, у него военная выправка, ты, наверное, заметил, при этом он никогда не служил в армии, работал администратором в клубе для качков, он немного неуравновешен, думаю, это от приема каких-то препаратов, но он не опасен, чего я не могу сказать о тебе.
   Кони ошибся. Темнело быстрее, чем мы приближались к городу. Как только начали появляться первые хибарки я почувствовал озноб. Ночная прохлада после знойного дня. Как давно я не видел такого звездного иссиня-черного неба, что мне показалось, я где-то в межгалактическом пространстве, мрак, царивший вокруг только и рассеивали хрустальные лучи далеких миров. Может я на другой планете?
   Однако тарахтение двигателя вернуло меня к действительности. Грузовик заглох буквально на въезде в город.
   - Что теперь? - спросила блондинка.
  - Тихо, - ответил Кони. - Поспим.
  Вой, доносившийся из города, истеричные рыдания, перемежевывающиеся с чьим-то неистовым хохотом, завывания в несколько глоток, булькающие стоны и прочие голосовые инсталляции, сливающиеся в одну умопомрачительную какофонию как будто бы ирреальных существ, вырвавшихся из какого-то потустороннего мира и устроивших светопреставления прямо на улицах, никому не дали сомкнуть глаз.
   - Почему мы не могли просто повернуть в другую сторону? - спросил Олби, обращаясь ко всем.
   Звуки из города доконали его, он был на грани нервного срыва.
   - Я говорил вам, что это плохая идея, - не унимался он. - Не стоит туда соваться.
   - Элдридж тоже был таким же городом, и мы сумели, - невозмутимо сказал Дюк.
   - У нас была тачка! - воскликнул паренек.
   - И здесь будет, - шепотом сказал Кони. - Тихо!
   - Элдридж? - переспросил я. - Где это? Как далеко мы от Аризоны?
   Кони вскинул на меня глаза, во всяком случае, мне кажется, я видел, как мелькнули в непроглядной тьме его белоснежные зрачки, большие как бильярдные шары.
   - Что такое Аризона? - спросила Донна.
   - Сорок восьмой штат США. Бог обогащает и все такое. Гранд-Каньон, метеоритный кратер Бэрринджера, вы, что никогда не видели эту вмятину.
  - Он не в себе, - Олби нравилось признавать мою невменяемость.
   Любой мало-мальски уважающий себя американец знает про Гранд-Каньон и метеоритный кратер. Хотя, что я ожидал услышать от них, уж не то ли, что мы живем в одном районе. Я был в двухэтажном долбанном доме, который внезапно превратился в многоэтажную высотку, уже одно это требовало приема сильных успокаивающих средств. На фоне засранных голодными ублюдками улиц, лучше помалкивать о таком, хотя честное слово, меня уже мало что удивляет.
  - Мы подобрали тебя в Элдридже, - сказал Кони. - Ты не местный? Может ты оторвался от колонии выживших, после того как тебя эвакуировали из Аризоны?
  - Черт возьми, о чем ты, Кони? Он псих. Никакой Аризоны нет, - я расслышал в голосе Дюка, истеричные нотки, все же он педик.
  - Надо соблюдать тишину, - как ни в чем ни бывало, ответил Кони, в то время как все остальные были на взводе. - Все, что было в прошлом, не имеет никакого значения.
  Слышала бы это Рэнни, ей было бы что сказать на это.
  - Парень, одним словом, мы ничего не знаем об Аризоне, Гранд-Каньоне и вмятине о которой ты говоришь, - спокойно пояснил Кони.
   Признаться у меня было гораздо больше проблем, чем я думал.
   - Я американец, мы говорим с вами на одном языке, вы не можете не знать об Аризоне, - настаивал я. - Это же Соединенные Штаты Америки.
   Дюк чистил ножом под ногтями.
  
  - А мне насрать на то, что ты там говоришь, - Дюк весь подобрался, такие парни любят дать волю рукам и съездить по морде. - Это колония Марвина. Марвин наш лидер. Марвин в переводе выдающийся. Но знаешь, что я тебе скажу, парень, единственное что в нем было выдающегося, это жопа. Никто не знает, что с ним и где он, вполне возможно он один из тех засранцев, что воют за воротами того гребаного города. Вся эта политика не имеет никакого отношения к делу. Очевидно, что у нас больше нет лидера, как и в других колониях, иначе как объяснить, что весь мир катится к черту. Но многие сбрендившие, начинают создавать свои колонии и навязывать их таким как мы. Тебе повезло, что ты говоришь с нами на одном языке, иначе, тебя бы уже давно не было в живых. Понял?! Тебе вообще повезло, что мы позволили тебе говорить!
  - Да, парень, не стоит заливать нам про Соединенные Штаты Америки, - кивнул Олби.
  - Твой друг, он тоже из Аризоны? - спросил Кони.
  - Почему мы все время говорим о нем?! - возмутился Дюк. - Мне нет никакого дела до него и его дружков. На рассвете нам предстоит пройти через адову наковальню и я хочу, чтобы вы все заткнулись... хотя бы до утра.
  - Почему они не разбредаются? - спросил я. - Почему они не выходят за пределы города.
  - Их притягивает еда, - отозвался Кони. - В городе ее предостаточно. Ты видел, что было с тем беднягой, который отбился от общей массы и забрел на дорогу? Скелет, обтянутый кожей, без еды они сохнут, но не умирают.
  - Они подчиняются инстинкту. Желание набить брюхо и накормить своих соплеменников заставило первобытную обезьяну взять в руки мотыгу и заняться земледелием или сделать копье для охоты на мамонтов. С той лишь разницей, что мозг хомосапиенс был включен, а мозг этих гадов наполовину уничтожен вирусом, то есть при любом раскладе они всегда будут делать что-то одно, что осталось в их памяти, а именно есть, они могут совершать минимальные действия, нападать, при этом они не способны применять какое-либо оружие, но они не чувствительны к боли, а потому в рукопашном бою им тяжело противостоять, они почти неуязвимы, кроме точного попадания в голову, - сказал Дюк.
  - Я видел, как они перетаскивают тела в свои убежища, своего рода запасаются едой впрок и создают группы, у них есть лидеры и изгои, всему этому должно быть другое объяснение, - Кони имел на этот счет иное мнение.
  - В мире животных такое тоже распространено, но это еще не значит, что животные способны думать как люди, - кажется, Дюк претендовал на роль всезнайки.
  - Мы можем только предполагать, основываясь на наших наблюдениях, наверняка никто из нас знать не может, - пожалуй, Кони был самым уравновешенным человеком, которого я когда-либо встречал в своей жизни, единственным в этой группе, кто был способен принимать взвешенные решения и не делать поспешных выводов. - Узнать что к чему можно лишь оставшись в живых и добравшись до лагеря беженцев. Но если честно я не питаю иллюзий относительно его безопасности и не надеюсь встретить там людей, которые смогут ответить на все наши вопросы. Я думаю, что в мире больше не осталось безопасных мест и ответов. Мой дед всю жизнь был прикован к инвалидному креслу. И вот, что я вам скажу, всю свою никчемную жалкую жизнь он был душой на берегу океана, а задницей на огромном диване с пультом от телека. Он знал ответ на любой вопрос, но не мог преодолеть нескольких колоний, чтобы побывать на берегу чертова океана. Однажды я подумал, какого черта этот сукин сын указывает мне, что делать, если он сам не может сделать, то о чем так долго мечтает.
   Я вспомнил свою мать. В отличие от деда Кони она рубила с плеча. Мне бы повернуть время вспять и добыть немного денег для нее, я бы уладил дела со счетами и отвез ее в Париж. Я все еще верю, что если бы не долги, кредиты и давление со стороны общественности, мы могли бы быть счастливы. Тем более что материальная несостоятельность моей семьи никогда не имела никакого значения для других, в то время как мы полагали, что это так или иначе касается всех, а давление, которое на нас оказывалось со стороны окружающих, было лишь частью их работы. По большому счету деньги никогда ничего не решали, и не будут решать, в особенности сейчас.
  - Мы должны двигаться вперед, к океану, у нас ведь нет дивана, - сказал Кони.
   Пусть они и не американцы, но им, как и американцам казалось, что все проблемы можно уладить с помощью океана. О чем вы ребята, хотелось мне сказать, это же бездонная нескончаемая пропасть, тупик всех ваших надежд. Я уже чувствовал его соленый запах и опасность еще большую, чем ту, что слонялась по улицам в виде голодных зомби. Впрочем, может быть у них какой-то другой океан и это что-то объясняет. Вобщем в воздухе запахло жареным, наконец-то стало ясным, что мне с ними не по пути и я уже обдумывал как бы соскочить с этого поезда. Пока в воздухе действительно не запахло жареным. В небо повалили огромные клубы серого дыма и твари относительно мирно пасущиеся в черте города стали разбредаться в разные стороны, как муравьи из горящего муравейника. Наша безопасность таяла, как сумерки на горизонте.
   - Переберемся в тот автобус и забаррикадируемся, - предложил Дюк.
   Кони кивнул в знак согласия.
   Автобус находился в запруженной автомобилями части автострады, та что вела из города, въезд в город был свободен, именно там и стоял наш грузовик, прямо между двух огней. Десяток тварей медленно плелись в нашу сторону. Еще дюжина разбредалась между рядами брошенных машин.
   - Быстро, - скомандовал Дюк.
  
   Донна, Олби и Кони, похватав рюкзаки, спрыгнули на землю. Я неуклюже плюхнулся за ними. За последние несколько дней, я немного сбросил, но все же мне далеко до спринтера. Впопыхах я добежал до автобуса, странно, что твари не заметили меня. Ребята чуть не захлопнули перед моим носом дверь автобуса. Что ни говори, а чтобы быть с ними или как выразился Кони под их защитой, мне необходимо как минимум соответствовать им скоростью. Олби был прыток и подвижен как пружина, Донна словно натянутая струна, сквозь футболку и лифчик, я видел ее затвердевшие соски, Кони каменная глыба и накаченная сарделька Дюк, эй, постойте, такие ребята не бывают настоящими.
  Вы представляете, каково было их удивление, когда они увидели парня в инвалидной коляске.
    []
8
  
  - Эй, какого хрена вы сюда вломились?! - сказал парень в инвалидной коляске. - Это мой автобус!
   Прищурившись я разглядел узкоглазого парнишку, вернее круглую маленькую башку на здоровенном туловище, крайне болтливую. Однако по тому, как он сильно сжимался в подлокотники инвалидного кресла, я понял, что он далеко не такой смелый, каким хотел казаться. Рядом с ним возле окна сидела патластая женщина, свесив голову так, что седые волосы полностью скрывали ее лицо, а из темени торчала открывалка.
   - Мы скоро уйдем, - Кони опустился перед ним на колени и приложил указательный палец к губам, призывая толстяка к тишине.
   - И долго ты тут сидишь? - усмехнулся Олби.
   Судя по вони, означавшей, что парень сходил под себя ни один раз, как минимум дня два или три. Несколько опустошенных консервов свидетельствовали о том, что несмотря ни на что аппетит у него оставался хорошим.
   - Какое вам дело, проваливайте и все тут, - сказал он, уже значительно тише и не так уверенно как до этого.
   - На пол, - велел Дюк, он один не проявлял интереса к новому знакомому, а неустанно следил за тем, что происходило снаружи. - Пригнитесь, как можно ниже.
   Кони, Олби, Дона и я последовали его совету. Кроме толстяка. Вместо этого он свесил голову и притворился мертвым, должно быть ему приходилось проделывать это и раньше.
   По-моему, на какое-то мгновение я забылся сном и увидел Рэнни.
   - Остерегайся человека, который режет ноги, - сказала она и я проснулся.
   Когда я вернулся, меня встретили уж больно сосредоточенные на мне лица Доны, Олби, Дюка, Кони и толстяка. Только теперь я разглядел насколько же они были изможденными и потерянными.
   - Сейчас не самое подходящее время для сна, дружище, - не побоюсь этого слова, ласково сказал Кони и перевел свой взгляд выше. Я последовал за ним, на улице стало заметно светлее и многолюднее. Разношерстно одетый люд перекрыл вход в город, местами наблюдалась жесткая давка, на дороге образовалась пробка, зрелище, отдаленно напоминающее концерт известной рок-группы.
   - Кто-то словно выкуривает их, - сказала Дона.
   - Мы в ловушке, - Дюк больше не следил за происходящим, вперив отрешенный взгляд в другую сторону, все и так было слишком очевидным.
   - По крайней мере, мы теперь знаем, что они боятся огня, - заключил Кони. - И в городе есть другие люди.
   - И что это нам дает? - спросил Олби. - Кроме того, что в город мы можем попасть, только если подожжем себя как свечи на торте. Я говорил надо ехать в другую сторону.
   - Больше нет других сторон, везде все одинаково, - примирительно сказала Донна, - мы неоднократно убеждались в этом.
   - Именно это мы и сделаем, - Кони пришла на ум какая-то светлая мысль.
   - О чем ты? - Дона приободрилась.
   - Мы подожжем себя, - ответил Кони.
   - Час от часу не легче, - хмыкнул Олби.
   - Автобус на ходу? - Кони обратился к толстяку, который наивно решил, что про него все забыли.
   - Откуда мне знать, - буркнул толстяк. - И потом это мой автобус.
   Тут как тут появился Дюк. Такой тип парней всегда чувствует, когда в них нуждаются. Администратор из фитнес клуба навис над толстяком и одного этого хватило, чтобы тот раскололся.
   - Конечно на ходу, - он неохотно начал рассказ, - мы всего-навсего стояли в пробке. Прошло не больше трех дней, за это время бензин не успел испариться. Мы с моей сиделкой Эвелин, - слышали бы вы каким тоном он сказал об этом, богачи любят, когда им подтирают задницы, - собирались покинуть город и отправиться к моим родителям в Хэмпленд, вернее к моему отцу. Они с матерью в разводе, я по решению суда остался с матерью, хотя по мне лучше бы я остался с отцом. Мать всегда была склонна к меланхолии, именно это и свело ее недавно в могилу.
   Мы жили по соседству с водителем автобуса мистером Гарольдом и так сложилось, что мы стали его пассажирами. Все произошло очень быстро, мы уезжали в большой спешке, даже не успели собрать вещи, только немного еды. Связь с внешним миром оборвалась. Большинство соседей сбрендило и поедало один другого, они были так заняты этим, что нам удалось убежать. Но желающих покинуть Дремэвор оказалось много и буквально на выезде мы попали в пробку. Мистер Гарольд сообщил нам, что впереди произошло столкновение, и вместе с другими пассажирами пошел посмотреть, что к чему. Затем они вернулись, ужасно голодными, в первую очередь они напали на тех, кто сидел впереди, мы с Эвелин натерпелись страха на всю жизнь. А потом Эвелин убила их, правда мистер Гарольд оказался очень сильным и долго сопротивлялся, он оторвал ей палец на руке и укусил за шею, но она все же одолела его. Эвелин была хорошо натренирована. Затем она заблокировала все двери и окна и села на свое место. Через некоторое время она стала такой же, как они. Я видел подобное по телевизору, но никогда не думал, что такое может случиться по-настоящему. Мне пришлось убить ее.
   Толстяк окинул старушку, сидящую рядом с ним с торчащей из головы открывалкой, печальным взглядом.
   - Понимаете, мне пришлось убить ее и притвориться мертвяком, спящим мертвяком. В автобус эти твари не могли проникнуть и обходили его стороной. Они ушли в город за новой едой. Если бы кто-нибудь выжил, я бы заметил, а может, кто-то прячется, так же как и я. В соседних машинах тоже наверняка полные баки, вы можете взять себе любую машину, даже две, а то и три и рвануть на север, в Хэмпленд, там растут чайные розы. Самые ароматные розы в мире. Если встретите моего папашу Мартина и мачеху Рози, передавайте им от меня привет. У отца под домом огромный подвал, набитый едой. Я мечтал бы там сейчас оказаться.
   - Дюк поищи бензин, в каком-нибудь багажнике наверняка лежит запасная канистра. Дона, мне нужны тряпки, чтобы сделать фитиль, чехлы на креслах вполне подойдут. Олби, ты сможешь вытащить наши задницы отсюда?
   Дюк, Дона и Олби принялись исполнять возложенные на них поручения. А для меня у Кони не нашлось работенки, он не доверял мне и предпочитал, чтобы я просто был у него на виду.
   - Друг, как тебя зовут? - где-то я уже это слышал.
   - Пайк Дример Толозио, - представился толстяк, - можно просто Пайк.
   - Не знаю, как ты сюда залез, Пайк, но надеюсь, ты сумеешь выбраться, - сказал Кони.
   У Пайка появился шанс, конечно, при любом удобном случае от него избавятся, в лучшем случае его оставят в каком-нибудь супермаркете, но так или иначе судьба предоставляла ему возможность переломить ситуацию в свою пользу и бросить на чашу весов еще несколько поводов, чтобы жить дальше. Хотя если честно эти ребята просто делали то, что было в их силах, и я не думаю, что кто-то из них был уверен, что толстяк, скажем, не протянет и часа, если уж на то пошло в этом никто не был уверен. Каждый готов был умереть, хоть сейчас.
   - Я?! - переспросил Пайк. - Вы не успеете моргнуть. Только не забудьте открыть заднюю дверь.
   - В Дремэворе мы найдем убежище для тебя, если ты не захочешь последовать за нами, - наконец-то Кони начал говорить детали.
   - Вы шутите?! Там одни людоеды, целый город. В Хэмппенде мои родители предоставят вам убежище.
   - Твои родители, возможно, сами нуждаются в убежище, - сказал Кони. - Или... они стали такими же как Эвелин. Подумай сам Пайк, нам нужны припасы, а уж после мы отдохнем, где-нибудь вдали от городской суеты.
   Не прошло и часа как вернулся Дюк, на нем словно лица не было.
   - Надо убираться как можно скорее, - обронил он, - здесь много останков. Это привлечет тварей.
   - Дождемся темноты, - сказал Кони.
   - К тому времени они запрудят здесь все и я не смогу развернуть автобус, - сказал Олби.
   - Ты сможешь, - уверенности Кони можно было позавидовать, он, словно материализовывал мысли. - В любом другом случае я попросил бы об этом Дону. Но с этим можешь справиться только ты.
   Олби воодушевился и занял место водителя автобуса, без лишних церемоний, отпихнув ногой валявшееся между рядов тело мистера Гарольда. Затем он начал производить какие-то манипуляции руками, выстраивая наш будущий маршрут. Автобус находился на границе между двойной сплошной и мог без труда выехать на свободную полосу, скажем, если бы он находился в центре полосы, загороженный другими автомобилями, у нас бы не было шансов. А так ему требовалось лишь развернуться, объехать пар тройку брошенных машин, въезжавших в город, интересно, что стало с их хозяевами, и рвануть в Дремэвор. Сложность была лишь в том, что дорогу потихоньку заполняли голодные твари. Оставалось лишь уповать на план Кони. К осуществлению, которого мы и приступили.
   Дюк выбил люк, ведущий на крышу автобуса и разложил наверху чехлы от кресел, пропитанные бензином, только бы этого хватило, чтобы унести ноги. Однако на этом они не остановились, по указке Кони, Олби и Дюк выбрали трех пассажиров, которых можно было без труда протянуть через люк и водрузить на крышу, чтобы предать их огню. Не знаю было ли дело только в том, чтобы придавить их тяжестью чехлы от кресел и обеспечить долгое горение или же в этом было желание напугать, лишенных разума тварей, показать им их место, как поступают с дикими зверями. Вобщем, так или иначе, я думал, что с горящими трупами на крыше они переборщили. Откровенно говоря, я смутно верил в эту затею. И прокручивал в голове мысли, как бы сесть в одну из машин и отправиться в Хэмпленд. Это заняло все мои мысли, и я не заметил, как наступил вечер. Дюк, Олби, Дона и Кони наверняка про себя укоряли меня в безделье, но не осмеливались заговаривать со мной об этом, что подтверждало мои догадки относительно того, что я был их пленником.
   Пайк переместился к заднему выходу, заняв весь проход. Олби сидел наготове, вытирая вспотевшие ладони. Дона проверяла патроны в пистолете. Кони смотрел в окно, но не в ту сторону, откуда сплошным потоком шли твари, а туда, где призрачно маячил благоухающий розами Хэмпленд.
   - Пора, - скомандовал Кони.
   Дюк поджег крышу. Дождавшись пока огонь, разгорится в полную силу, Олби завел двигатель. Автобус лягнуло, потом зловеще накренило, что я уж было подумал, сейчас мы перевернемся и сгорим заживо. Медленно набрав обороты, автобус выровнялся и утвердился на соседней полосе. Надо отдать должное Кони, его план сработал. Монстры расступались перед нами, как однажды от посоха Моисея раздвинулось Красное море Египта. Никому из нас не суждено было погибнуть в эту минуту, на этой дороге и мы благословенные какими-то высшими существами въехали в Дремэвор, чтобы потешить их праздное любопытство, оттягивая свою неизбежную смерть.
   - Куда дальше? - спросил Олби. - Впереди баррикада из бочек с топливом. Тварей не видно.
   Несколько бочек продолжали гореть, в опасной близости от других бочек с горючим, очевидно именно это отпугивало монстров, и они прятались поблизости.
   Крыша автобуса издавала пугающие звуки, грозя обвалиться.
   - Главное не спровоцировать мощный взрыв, разумнее будет сделать остановку как можно быстрее, - сказал Олби.
   - Люди где-то поблизости, - сказал Кони.
   Рядом с баррикадой стояла машина с распахнутыми дверями. Мне показалось это странным. Отчаянная попытка прорваться сквозь толпу монстров, означала только одно. Кто-то пытался покинуть Дремэвор, тогда как мы делали ровным счетом обратное.
   - Останавливай, - сказал Дюк.
   - Продвинемся немного вперед, - предложил Кони.
   - Нет, выходим сейчас, - настаивал Дюк. - Открывай двери.
   Раздалось громкое "пшшшик".
   Дюк, Дона, Олби и Кони выскочили в переднюю дверь. Когда я огляделся посмотреть, как там Пайк, его уже и след простыл.
   - Друг, пора, - Кони приподнялся на одну ступеньку, чтобы позвать меня. - Или ты хочешь остаться?
   "Конечно, я хочу остаться в горящем автобусе, - подумал я и улыбнулся". В глазах Кони заиграли злые огоньки, слишком уж напряженно он держал мой дробовик, как будто готов был снести мне башку. Некоторое время мы просто смотрели друг другу в глаза как бывшие любовники, наверное, прошло не больше секунды, а может и целая вечность. Должно быть, ему было жаль потраченного на меня времени, нынче оно единственное имело цену. Потом он сделал шаг назад, и я увидел в окне, как он потрусил на другую сторону улицы подальше от огня, как будто какой-нибудь мужик решил совершить пробежку перед сном. Там его уже ждали Пайк, Дюк, Олби и Дона. Они, недолго думая, перекинувшись парой слов, прошли несколько домов и свернули за угол, исчезнув из моего поле зрения. У меня сжалось сердце, когда Пайк, едва переводя дух, может теперь, он сядет на диету, напоследок помахал мне рукой. Я остался один. Мне стало не по себе от этого. Особенно когда из темноты улиц на меня как будто смотрели сотни горящих глаз. Вдруг у Кони и его ребят что-нибудь получится, пришло мне на ум.
   - Эй, ребята, подождите меня, - крикнул я им вдогонку. - Я с вами.
   Только я выбежал из автобуса, как он взорвался.
   Вот он какой этот Дремэвор. Лабиринт из запутанных узких извилистых улочек. Из-за расположения на террасообразных склонах, здесь практически не было ровных мест, сплошные холмы, горки и ямы, мощенные брусчаткой, все в камне и кирпиче, отчего при каждом шаге, как будто отскакивала монета. Здания построены в готическом стиле, с мрачными ангелами на фасадах и зловещими девами с младенцами на руках.
   Оставив позади горящий автобус, я не мог сдержать своего любопытства и заглядывал в витрины старинных магазинов, пока не увидел двух доходяг, шаркающих в мою сторону. Я почему-то чувствовал себя в безопасности, лишенный бдительности уютом Дремэвора, очарованный теснотой и приземистостью его улиц. Вместо того чтобы бежать, я вышел им навстречу, чтобы хорошенько их разглядеть и увидел, что дорога по которой они шли, петляла глубоко вниз, где их было несметное полчище.
  Завернув за угол, где скрылись Кони, Дона, Олби, Дюк и Пайк, я увидел еще одну неприятную картину. Хоть передо мной и открылось потрясающее зрелище в виде великолепного дворца, перед которым раскинулась просторная площадь, поражающая своим размером, где было много фонтанов, вся она была усеяна живыми мертвецами.
   - Тихо, друг, - огромадная ручища Кони схватила меня за лицо, стиснув мне рот, как будто я намеревался кричать, и потянула назад.
   - Я говорил, я говорил, - Олби трясло, на его лбу блестели капли холодного пота, - я говорил...
   - Мы не сможем пройти через площадь незамеченными, - Дона посчитала пули.
   Мы спрятались в тени какого-то здания, напоминающего храм с высокими витражными окнами, разделенного рядами столбов на продольные части. Настолько непринужденно вписывающегося в общую архитектуру, словно влитого в общее устройство плотной застройки. Однако я не знал, существует ли вход внутрь него. Судя по тому, что эта версия даже не имела места быть, я полагал, что она уже откинута по каким-либо существенными причинам. Я также посчитал необходимым предупредить, что назад лучше не соваться.
   - Не стоит так долго стоять на одном месте, - посоветовал я, что поделать, я без конца оглядывался, нет ли на горизонте несметной орды нечисти и никак не мог скрыть своего волнения.
   - Что прикажешь делать? - злобно спросил Дюк.
   - Пайк, ты ведь знаешь этот город лучше нашего, - сказал Кони.
   - Если мы пройдем вдоль этих колонн, то попадем на задний двор, оттуда мы можем войти в собор, там всегда открыто и выйти через другой вход.
  
  - И в чем же дело? - буркнул Дюк.
  
  - Мы не можем знать, что внутри, - за Пайка ответил Кони и я уж было подумал, что эта версия не принимается. - Нам ничего не остается, как проверить это.
  
  Кони без конца прикладывался глазом к прицелу снайперской винтовки.
  
  - Вперед, сукины дети, - Дюк отдал команду.
  
   Дона, Кони, Дюк и Олби рванули вперед, держа наготове ружья и пистолеты, очень скудный набор для таких крутых ребят, видимо, по дороге им не встретилось ни одного оружейного магазина. Зато у Доны был пластиковый Glok 17, емкостью семнадцать патронов 9X19 парабеллум, его импорт в США планировался только спустя несколько лет. Десять патронов в магазине это все на что она могла рассчитывать в случае чего. У Олби была Beretta и с патронами там тоже было не густо. Не понимаю почему им не пришло в голову вооружиться ножами и топорами, любая домохозяйка с разделочным ножом в руках сейчас выглядела бы куда выигрышнее чем они.
   Пайк, ехавший сзади, смерил меня недобрым взглядом. Кресло под ним угрожающе продавилось и вообще ходило ходуном.
  
  Преодолев несколько метров, мы снова столкнулись с препятствием, по выражению Дюка пустяковым, с которым он и вызвался разделаться. Маленькая девочка лет семи билась в углу об стену, ее лицо было перепачкано запекшейся кровью. Он подкрался к ней, обхватил рукой голову и сломал шею. Не мешкая, отныне все что касалось этих тварей, кем бы они не были до того как стали такими, не имело значения, мы подобрались к входу в собор, больше напоминающий врата ада. Вбежав по ступенькам, Кони остановился в нерешительности. На его лбу пролегла глубокая морщина. А потом этот здоровяк склонил голову и перекрестился. Никто из нас не последовал его примеру. Я же говорил вам, что не верил в бога. Мне всегда было неловко смотреть на тех, кто открыто выражал свои религиозные чувства, в этом есть что-то интимное, все равно как если кто-то обнажается перед тобой совершенно не интересуясь как ты к этому относишься.
  
  Пайк демонстративно застонал за нашими спинами.
  
  - Эй, ребята, помогите мне.
  
  - Ну ладно, - сказал Олби, - только это в последний раз. Увязался за нами, будь добр сам таскать себя. Эй, ты, помоги мне, - Олби позвал меня, окинув взглядом полным презрения.
  
  Кони тем временем открыл дверь, ржавые петли громко и удручающе заскрипели и мы с замирание сердца уставились на них. Кони прижался к стене, как копы в боевиках и кивнул Дюку. Тот кивнул ему в ответ и нырнул внутрь. Вместо ответа "чисто", последовала тишина, и Кони недолго думая нырнул следом за Дюком.
  
  Внутри, несмотря на то, что на улице уже было довольно светло, оставалось темно, во многом потому, что окна-бойницы находились очень высоко над полом и освещали в большей степени пространство под потолком. Оттого все, что находились внизу пребывало в тени и мы не сразу заметили как минимум дюжину мертвецов, сидящих как ни в чем, ни бывало на скамьях для молящихся, плотно расставленных по всему собору, свободными оставались лишь проход между ними в центре и по бокам. Над входом размещался громоздкий балкон. Обыкновенная аскетичная обстановка любого католического храма, единственным украшением которого были алтарная преграда и круглое витражное окно в виде символа Богоматери, готической розы без шипов, через которое струился бесплотный свет, должный озарять души прихожан, наверное, в обычные дни так и было, но сейчас от него было больше мрака.
  
  Кони и Дюк вернулись обратно, чтобы посовещаться. Вступать в схватку с мертвецами никто не захотел, во-первых, чтобы не шуметь лишний раз, поскольку из-за темноты нельзя было наверняка знать, кто и где может еще прятаться, и во вторых тот арсенал оружия, который имелся у нашей группы, я не говорю про себя и Пайка, мы так и оставались безоружными, мягко говоря, оставлял желать лучшего.
  
  - Я никогда не видел их сидящими, - сказал Олби, скользнув взглядом по сиськам Доны, впрочем, кто этого не делал, хоть что-то возвращало нас к реальности.
  
  Дона как-то странно хмыкнула и выставила пистолет.
  
  - Я пойду с Кони, - похоже, это было ее условием, я заметил, что ее невидимая броня как будто дала трещину.
  
  Дюк решил, что нам лучше разделиться, чтобы у кого-то был шанс спастись. Я думаю, он и вовсе хотел пойти один, поэтому к нему определили меня и Пайка, то есть тех, на кого ему было наплевать в большей степени, никаких обязательств, никаких сожалений. Кони, Дона и Олби пошли вправо, мы влево. Задача заключалась в том, чтобы пройти по боковым проходам, которые все еще находились в относительной темноте незамеченными. Казалось бы плевое дело, но в действительности все оказалось иначе. Как только я вышел из зоны комфорта, мои ноги стали ватными и совершенно отказывались слушаться меня. Дюк пробежал довольно быстро, все дело в его ... загаре и поджарости, тогда как я и Пайк только поравнялись с предпоследним рядом. Я отметил про себя, что с нашей стороны их было куда больше.
  
  - Только не глазей на них, - предупредил меня Пайк.
  
  Я так и сделал, поэтому описать их в точности не могу, помню только что их лица были одинаковыми, очень худыми с глубоко посаженными водянистыми глазами и выпяченными скулами чуть ли не прорывавшими кожу. Они пока еще не отведали человечины и все еще пребывали в молитвенном экстазе, но если до чумы апокалипсиса их мысли были наполнены светом надежды, то страшно представить какая тьма наполняла их головы теперь, хотя я не исключаю возможности, что они вообще, ни о чем не думали. В любом случае их религиозность, которая канула в небытие вместе со всеми остальными человеческими ценностями, не могла изменить их новообращенной сущности, их забальзамированные тела представляли удручающее зрелище, словно мы пробирались между рядами восковых фигур, где каждая статуя когда-то была живым человеком, захороненным в толстом слое воска. Прелый воздух разложения и плесени перебивал запахи ладана и плотно оседал в ноздрях.
  
  Спицы в колесах инвалидной тележки Пайка непозволительно скрипели и я обливался холодным потом всякий раз, когда очередной виток плохо смазанного колеса приближался к критической отметке. Пайк будто знал это и перегораживал собой весь проход, я не мог продвинуться вперед раньше него, и вынужден был плестись за ним в страшном ожидании разоблачения. "В конце концов нельзя дрейфить, - подбадривал я себя, - мне хватило сил встретиться с мертвяками лицом к лицу, когда я пытался найти Энди в Элдридже, а тут нет и половины того ужаса, который творился там, пожалуй можно и присесть отдохнуть, если бы я был один, в какой-то момент я бы так и поступил". Но вместо этого я помог Пайку и пару раз толкнул его коляску к спасительному выходу. А именно ризнице по сообщению Пайка, из которой можно было подняться на второй этаж, который по сути служил лишь проходом к балкону, расположенному над входом в собор, где размещался хор. Пайк много раз представлял, как поднимается по лестнице наверх и занимает одно из мест в хоре, он любил петь и хотел бы посмотреть на орган. Не знаю, почему я так решил, но мне показалось, что в его взгляде я прочитал что-то такое. В ризнице был и отдельный вход и выход для служителей храма.
  
  Пайк потянулся к ручке двери, но я остановил его.
  
  Как раз в это время со всех сторон грянули звуки органа. А еще через пару минут на каменный пол шмякнуло чье-то тело, от удара оно разлетелось на две части и обдало всех рядом сидящих противной зелено-желтой слизью. Я взглянул наверх и увидел нескольких мертвецов, наблюдавших за нами. Один из них сделал отчаянную попытку дотянуться до нас и опрокинулся вниз. За ним, ничуть не страшась неудачи предшественника, тянулись следующие члены хора, очевидно, своим нетерпением задев орган.
   - Почему играет орган? - спросил я.
   - Наверное, потому что ангелы небесные решили посмотреть, как нас уделают под музыку, - по виду Пайк был абсолютно серьезен, этакий невозмутимый засранец. - Он электронный, придурок.
   Затем началось настоящее светопреставление.
  
9
  
  Раздался выстрел. Твари, ожившие после ряда самоубийств своих соплеменников, останки которых извивались и дергались на полу, просто взбесились. Потом последовал второй выстрел. Это стрелял Кони. Я увидел его огромную черную тень, пытавшуюся совладать с одним из монстров, мертвой хваткой вцепившегося в ствол дробовика и подумал, что завалив его одного, им бы хватило пищи как минимум на два дня, хотя должно быть в этом я сильно преувеличил, я просто пытаюсь описать каким Кони был здоровым. Олби лупасил двоих, а то и троих перочинным ножиком или чем-то, напоминавшим его и тоже не сильно преуспевал в этом, пистолет он, похоже, потерял в одной из схваток. У Пайка буквально отвисла челюсть. Я буквально читал в его глазах злорадство. Он как-то уж больно ехидно смотрел на балкон, где восседали члены хора, скорее всего памятуя о тех днях, когда его самого беспощадно высмеивали за одну только просьбу присоединиться к ним, и не верил своим глазам, что возмездие наступило так быстро.
   Моя склонность к наблюдению, должно быть, ошеломляет вас, особенно в такую минуту как та. Иногда я теряю ощущение реальности и вижу то, чего нет, вероятный исход событий, но не обязательный. Сейчас я видел много ужасного и мои грязные мысли пугали меня, как священника, давшего обет безбрачия, мучают мысли о прелюбодеянии. Стоны где-то за алтарной преградой снова навеяли мне чудовищные видения, пока Пайк не лягнул меня в ягодицу.
   Захлебывающиеся рыдания вывели меня из оцепенения и я юркнул в интимный уголок за алтарной преградой, где мерзкая тварь в одеянии священнослужителя, должно быть пыталась потискать сиськи Доны. Одной рукой он схватил ее за горло, прядка длинных каштановых волос, прилизанных какой-то дрянью выбилась из его благочестивой прически и билась о лицо Доны, другой рукой он пытался отвести от себя пистолет. И вдруг я понял, что слишком преувеличил назвав его мерзкой тварью, он был одним из нас, то есть одинокой заблудшей душой, блуждающей в потемках неизвестности. По тем яростным выпадам и захватам, которые он производил в сражении с Доной, я мог судить о его яром нежелании становиться жертвой чудовищ, как и мы все, но здесь речь шла о другом, я думаю он был не в себе. Жилы на его холеных белоснежных руках, не знавших тяжелой работы, натянулись как у какого-нибудь силача и думаю это скорее всего происходило в состоянии аффекта, а потому он был так же опасен, как и те твари с которыми боролись Кони и Олби. Не знаю, куда подевался Дюк, но вполне очевидно, он просто решил поднасрать нам в последний момент и кинуть на съедение голодным мерзавцам. Хотя даже для парня с куриными мозгами, которые заменяла гора мышц, это было чересчур глупо. Я схватился за первое, что попалось мне под руку, а именно за статую Девы Марии и замахнулся на священника. Это подействовало на него отрезвляюще. Он тут же убрал руки от Доны и прекратил всякие поползновения в ее сторону. Дона захрипела, пытаясь перевести дыхание.
   - Ради Бога нет, только не Деву Марию, - все равно от нее не было никакой пользы, она была слишком легкой, чтобы нанести существенный урон. - Быть может, это последняя статуя Девы Марии, оставшаяся на земле, - сомневаюсь, производство и продажа таких вот статуэток имеет такой же масштаб, что и американские флаги, хотя я ведь не в Америке. - И не это, - он проследил за моим взглядом, обращенным к небольшой медной купели, должно быть, тяжелая штукенция. - И не это, оставьте свои дурные намерения. Кто вы такие, да хранит вас Господь?!
   Слава Богу, пришедшая в себя Дона, оглушила святого отца рукояткой пистолета, и мне не пришлось отвечать на его идиотский вопрос.
   - Надо пробираться к выходу, - сказал я.
   Дона смерила меня отсутствующим взглядом.
   - Что с Олби и Кони? Где Дюк?
   - Иди за Пайком, - в ее распухших красных глазах появилось рассеянное выражение. - Я разберусь с этим.
   - Как знаешь! - ответила она.
   Когда она повернулась ко мне спиной, я заметил, что у нее между ног появилось огромное расползающееся багровое пятно.
   Дона попятилась к выходу, где невозмутимо, словно вросший в инвалидное кресло, сидел Пайк.
   Я схватил здоровенный канделябр и, замахнувшись им, отчего в воздухе залихватски свистнуло, бросился в толпу, где была уже сущая мясорубка.
   Со стороны наверное я выглядел очень уверенно. Я бы и дальше продолжал подыгрывать самому себе, если бы не поскользнулся на чем-то смутно напоминающем человеческие органы. Вместе со мной пошатнулась и моя воля. Черт, почему я не пошел за Доной и Пайком?! Короче я шмякнулся на ровном месте и чтобы хоть как-то не потерять лицо, ибо я шкурой чувствовал взгляд Кони, я рубанул подсвечником по ногам одному из мертвяков, который свалился как подкошенная трава и моему взору предстала изумленная физиономия Олби.
   - Спасибо, дружище, - сказал он.
   В этот момент на Олби навалилось еще двое мертвяков и если бы не Кони, одними руками раздавивший череп одному, а второму съездив по морде прикладом дробовика, так что у него вылезли глаза из орбит, то его разорвали бы прямо у меня на глазах.
   - На пол, - сказал я.
  Олби не заставил себя долго ждать. Сложнее пришлось Кони. Он был такой громадный, что даже я со своим немаленьким весом на его фоне выглядел жалкой щепкой. Ему было сложнее отвлечь внимание мертвяков таким маневром, и он какое-то время раздавал удары налево и направо, пока силы не покинули его, и он неуклюже повалился на колени, едва переводя дух. Крупные ребята всегда выдыхаются быстрее.
   Мертвяки, конечно же, сразу смекнули что к чему, но пока они обдумывали это, мы как черви проползли между ними. У самого выхода, я и Олби встали на ноги. И знаете, кого я увидел у спасительного выхода?! Засранца Дюка. Он даже как будто сдулся в моих глазах и я увидел обычного мужика с животом, плоским задом и небольшими сиськами.
   Кони пришлось сложнее, пять тварей нагоняли его, смачно щелкая челюстями и ему пришел бы конец, если бы Дона не пустила в ход свою игрушку. Кони мгновенно вскочил на ноги и накрыл всех нас своей тенью.
   - Надо забаррикадировать дверь, - сказал Пайк.
   И вот когда мы уже были готовы замуровать это теплое местечко, святой отец пришел в себя и бросился вслед за нами. В руках у него была та самая статуя Девы Марии и какая-то увесистая книга.
  Как бы я плохо не думал про этих ребят, но они не размозжили ему голову, а просто расступились перед ним позволяя ему протиснуться в наши ряды и встать с нами бок о бок. Святой отец сразу расправил плечи и когда Кони заставлял выход двумя здоровенными скамейками, он вытянул вперед статую Девы Марии и нарисовал в воздухе крест.
   - Надо бы где-нибудь перевести дух, - сказал Кони, вытирая со лба пот.
   - Здесь недалеко мой дом, там все спокойно, - ответил святой отец.
   - Неплохо же ты устроился, - усмехнулась Дона.
  - До недавнего времени так и было, - пожал он плечами. - Меня зовут Рой. Я продолжал ходить сюда и после всего того, что случилось. Раньше едва ли половина прихожан отдавала себе отчет в том, что они делают в церкви и я не совсем верил в то, что делаю, но эти люди действительно нуждались в моей помощи и я молился за них гораздо усерднее. Мне долго удавалось соблюдать тишину. Признаться, я надеялся, что они со временем проснутся прежними добропорядочными людьми.
  - Похоже, святой отец, это был ваш звездный час, - усмехнулся Пайк.
  - Простите святой отец, мы их разбудили, - сказал Кони.
  - Возможно, раньше времени, - попытался оправдаться Рой. - Мои прихожане всегда славились присутствием духа.
   Впервые Рой показался растерянным.
   - А может просто дело в том, что церковь не место для экспериментов, - сказал Кони. - Или вы хотите снова вернуться туда, рассадить их по скамейкам и прочитать "Отче наш".
  Кони остановился и внимательно посмотрел Рою в глаза.
   - Я просто считаю, что можно обойтись без насилия.
   - Если соблюдать тишину, - напомнил Кони.
   Рой непонимающе развел руками.
   - Умение соблюдать тишину могло бы нам пригодиться, - сказал он и это прозвучало как чертовски сомнительное предложение, если учесть, что мы сами едва унесли ноги.
   - Мы могли бы обсудить это у меня дома, - довольно быстро согласился Рой.
   - Эй, дружище не глупи, вдруг это ловушка, - сказал Олби.
   Кони смерил его таким чудовищным взглядом, что он заткнулся не успев закончить своей светлой мысли. И мы можно сказать единодушно достигнув согласия, поплелись следом за Роем.
   С закрытыми глазами, склонив голову и сложив ладони домиком прямо перед собой, Рой всю дорогу шептал Псалом Давида. Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться: Он упокоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не у боюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу на (в) виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.
  
   Я все время шел и думал, как это он еще не сломал себе шею, может, он все же подглядывал и иногда все-таки открывал глаза.
    []
10
  
  У нас буквально отвисла челюсть, когда мы увидели убежище Роя.
   На крыше небольшого двухэтажного особняка впечатался здоровенный военный вертолет, из кабины которого, вывалившись на одном ремне безопасности барахтался, и безудержно хрипел его пилот.
   − Потолок по счастливому случаю не обвалился, − сказал Рой, − внутри безопасно.
   Однако я сильно в этом сомневался.
  
   − Как давно вы живете с этой штуковиной наверху? - спросил Пайк, в этот момент его щеки угрожающе надулись, он говорил с набитым ртом.
   У Роя оказался приличный запас собачьего корма в виде сухих пайков и консервов, а еще печенье.
   − С самого начала, − он на минуту задумался, похоже его и самого это удивляло.
   − Потолок задается трещинами, − заметил Дюк. - И скоро та штуковина наверху, окажется внизу.
   − Что нам мешает убраться отсюда, в округе полно домов? - спросила Дона.
   − Я не убежал, как остальные. Я решил остаться, − Рой явно считал, что это очень круто.
   − А мы бежим, − Олби распихивал по карманам собачьи консервы.
   −Мы идем за колонией выживших, − пояснил Кони и кивнул в сторону Олби, − там его сестра.
   − Да, нам пора двигать, − сказал Дюк.
   − Рой, − Кони не сдавался, он точно был дьяволом во плоти в чьи планы входило собрать как можно больше неприкаянных душ, − все уже не будет так, как раньше. Твое жилище опасно! И раз у тебя есть время поразмыслить над этим, то не кажется ли тебе, что это самый что ни на есть прозрачный намек на то, что тебе пора уносить ноги.
   Рой явно был озадачен.
   - Колония выживших, − задумчиво произнес он, словно бы проверяя на слух, как это звучит.
   − А что это за колония такая? - вдруг спросил я. - И почему она разъезжает, тогда как это должен быть какой-нибудь хорошо укрепленный и охраняемый лагерь?!
   − Так и есть. Такой лагерь бесспорно существует. Кто-то приходит туда сам, а кого-то подбирают по пути специальные патрули, − ответил Кони.
   − Я так понимаю, что их рекламировали по телеку, − я попытался пошутить. - Неужели какой-то призрачный лагерь и есть предел ваших мечтаний?!
   Глаза Кони неожиданно налились кровью. У черных людей это всегда выглядит страшно. Как будто в этот момент в них вселяются какие-то древние предки, практиковавшие магию вуду.
   Пайк притормозил в дверях, предчувствуя заварушку.
   Но Кони сдержался. Этакий адский холостой взрыв. Проклятый засранец! О, как мне было плевать на него, на всех них, на колонию выживших и на их толстозадого Марвина, который был их лидером. Мне не было до этого всего никакого дела! Я постоянно думал об Энди, я все чаще вспоминал Рэнни. Я влип в какую-то темную историю и совершенно не представлял, как мне из нее выбраться.
   Однако когда мы вышли наружу и за моей спиной что-то громко хлюпнуло. А затем меня что-то сильно ударило по ногам, отчего я упал как скошенная трава, я понял, что еще не время думать об этом и что возможно его уже никогда и не будет.
   Это был пилот той громадины на крыше. Его шея не выдержала веса, лопнула и он рухнул на землю, загребая руками все, что находилось в поле его досягаемости. Голова так и осталась болтаться в подобии петли. Ирония судьбы, на ремне безопасности можно при случае удачно повеситься. Он вскоре затих, вернее то, что от него осталось. Я с трудом вырвал свою ногу из его смертельных тисков.
  Кони не мог скрыть своего злорадства.
   И тут я поймал взгляд Пайка. Меня словно ударило электрическим током. Я подумал про Хэмпленд.
   − Эй, что ты задумал? - спросил Пайк, он был чертовски подозрительным толстяком.
   − Мертвяков вокруг все больше и больше. Наше положение становится опасным. Перемещаться по улицам большими группами очень рискованно, − ответил я.
   − Ну да, − ухмыльнулся Пайк, − удивительно, что мы еще живы.
   Признаться, я и не думал о нашем положении. Меня беспокоили навязчивые мысли, от которых крутило живот и сводило челюсти. Я присматривал подходящий для долгого путешествия, транспорт.
   Но вот внезапно в одном из домов что-то блеснуло, Дона подала световой сигнал. Олби энергично замахал руками, жестами показывая нам, чтобы мы свернули во двор. Мы так и сделали. На повороте Пайк замешкал и его тучная фигура в инвалидном кресле привлекла несколько тварей. Кони методично всадил им в головы перочинный ножик.
   Вообще самое действенное оружие против мертвяков - огнестрельное оружие, но его для начала надо найти. А найти оружие это все равно, что найти золотую жилу. И потом, выстрелы привлекают других тварей и уйти по-тихому вряд ли удастся. Но из ружья или винтовки можно положить целую сотню тварей, даже не запыхавшись.
   Холодное оружие самое доступное, в особенности, когда нужно сохранить тишину, однако его применение требует значительной силы, иногда в пустую, кроме того орудуя топором или ножом можно упустить драгоценное время. Например, если бить топором по черепу, он может застрять в кости, не нанеся никакого урона и пока вы будете пытаться вытащить его за неимением другого оружия, твари возьмут вас в плотное кольцо. Пожалуй, нож самый эффективный, его можно методично загнать в глазницу или в область висков нескольким мертвякам, ну может десятку двум, потом вас одолеет усталость и вы свалитесь с ног.
   В реальности все совсем не так, как в кино. Многим не под силу не то, что выстрелить, но и просто всадить нож в голову.
   − Я пойду вздремну, − сказала Дона.
   Олби кивнул и пристроился у окна следить за обстановкой на улице, периодически отправляя в рот собачье печенье.
   Дюк с ногами завалился на диван, пообещав сменить Олби часа через два.
   Пайк пытался пробраться на второй этаж, медленно подтягивая за собой кресло.
   − Нелегко приходится этому парню, − сказал Рой, − я его видел несколько раз раньше.
   Я улучил минуту, когда Рой и Кони перешли на оживленную беседу и последовал за Пайком. Отыскать его было нетрудно, вздыбленная ковровая дорожка привела меня в одну из комнат.
   В какой-то момент мне показалось, что я стал свидетелем чуда. Пайк стоял на своих двоих и взбивал подушку. Но на самом деле, это было не чудо, а обыкновенная симуляция, свойственная толстым людей, которые изображают больных, просто потому что не хотят самостоятельно таскать свою жирную задницу.
   − О, только не изображай оскорбленных чувств! И не советую тебе болтать об этом, − Пайк даже не потрудился объяснить, что к чему. − У тебя ко мне какое-то дело, давай валяй. Вообще-то я догадываюсь! Эта компания тебе не по душе.
   − А у тебя какие планы?
   − Остаться здесь, − сказал Пайк, − я знаю, где можно найти еду, где можно спрятаться, а это в наше время значит очень много. Колония выживших, это не для меня. Не думаю, что все это произошло для того, чтобы люди снова стали сбиваться в стаи. Для кого-то весь мир рухнул, кто-то потерял всякое желание жить дальше, кто-то опустил руки, но только не я.Для меня это возможность начать новую жизнь, и я ее не упущу, будь уверен, дружок! Пока кто-то плачет другие смеются.
   Я удивленно приподнял бровь.
   − Я хочу сказать, что все очень изменчиво.
   − Так почему бы тебе не податься в Хэмпленд?! − я решил сыграть на его чувствах. − Ты мог бы узнать о судьбе своего отца.
   Пайк подозрительно на меня уставился.
   − С чего ты решил, что я не собираюсь этого сделать?! Для начала необходимо подготовиться.
   − Не хочу разрушать твоего мнения на счет того, что не следует сбиваться в стаи, но что, если нам на некоторое время объединиться. Так уж случилось, я оказался в некотором роде обязан этим ребятам, но если уж быть совсем честным мне совершенно не нравится эта колония выживших и я бы не хотел оказаться в их числе. К тому же я там кое-кого оставил, ну то есть там, откуда меня вытащили эти парни, о там было очень жарко и что-то мне подсказывает, что я должен вернуться.
   Не знаю, может, я и правда был таким убедительным, но он мне поверил и выложил свой план, который мне показался весьма неплохим.
   Для начала нам следовало избавиться от наших спасителей. Я выразил опасение, что они не оставят нас так просто. Но Пайк заверил меня, что они с легкостью расстанутся с беспомощным инвалидом и чокнутым. От Пайка я узнал, что на самом деле эти парни считали меня сумасшедшим. Затем по его словам не мешало бы пробежаться по магазинам и запастись необходимым барахлом и продуктами. От идеи воспользоваться каким-нибудь транспортом Пайк сразу же отказался и предложил отправиться в Хэмпленд пешком по железной дороге, предположив, что железная дорога просто обязана быть безлюдной и относительно безопасной к тому же на ней полно указателей, что исключало опасности заблудиться. И знаете что, после всего этого Пайк вырос в моих глазах.
  
   Когда мы озвучили наше решение, Кони смерил нас недоверчивым взглядом, ему явно было не по душе наше отступничество, тем более, неожиданно и Рой поддержал нас и к нашему с Пайком неудовольствию выразил желание остаться с нами. Чтобы не вызывать подозрений, мы не стали возражать против этого. У Кони не было выхода. Дона, Олби и Дюк, который был у них за главного, требовали немедленно выдвигаться в путь, они не любили сидеть на одном месте. Я думаю в душе Кони хорошенько проклял нас, таким он был двуличным мерзавцем.
   − У вас ничего не получится, вы умрете быстрее, чем появились на свет, − сказал он.
   − Азот, кальций, железо, углерод, − Пайк в своем инвалидном кресле был похож на будду, или большого китайского болванчика.
   − Что все это значит парень? − спросил Кони, ему явно хотелось, чтобы последнее слово осталось за ним.
   − Азот в нашем ДНК, кальций в наших костях, железо в нашей крови, углерод в нашей пище.
   − Что ты хочешь этим сказать? − Кони чувствовал себя облапошенным.
   − Все эти элементы появляются лишь тогда, когда умирает звезда. По сути они ее пыль и мы состоим из этой пыли. Мы − звездная пыль! Когда мы умрем, мы снова превратимся в атомы, из которых когда-то состояли и улетим в космос.
   − Не думаю, что тебе это пригодится, когда от тебя откусят какой-нибудь кусок, − Дона послала нам воздушный поцелуй, если я и буду по чему-нибудь скучать, так это по ее выдающимся сиськам, кто знает, когда мне еще доведется увидеть настоящую женскую грудь.
   − В виде атомов мы будем покоиться в вечном ничто, в вечном покое небытия и умиротворенности, посреди необъятной пустоты и мрака, это и есть рай! Забвение! Забвение памяти! − это значило только одно, с нами лучше не связываться.
   На прощание Кони показал нам средний палец.
   − Каждый атом в нашем теле - частица взорвавшейся звезды, − Пайк не унимался.
   − Эй, о чем это ты говорил? − спросил я.
   − О том, что выше нашего понимания.
   − Понял, это такой способ, чтобы тебя не доставали.
   Пайк кивнул.
    []
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"