Мой Монах вернулся ко мне через неделю со дня своего исчезновения. К тому моменту я уже чуть не заработал нервный срыв: вы знаете, какого это - обладать чудом, желать рассказать об этом всему свету и бояться, что об этом узнает хоть одна живая душа одновременно? А мой кот волею судьбы или совершенно случайно, но уже стал частью этой истории. И я скучал по нему. Ждал, вглядывался в каждую попадающуюся мне на глаза дворовую кошку, а вдруг?
А он появился также как всегда, ожидая меня вечером с практики, на коврике у двери. Мы неделю не виделись. Это смешно, но кот взирал на меня с видом "я тут мимо проходил, дай, думаю, загляну...", а я едва сдерживал ком в горле, чтобы не пустить слезу, как какой-нибудь герой небезызвестной телепередачи "Жди меня". Присев на корточки, и как-то не сразу решившись, всё же впервые тихонько позвал его по имени: "Монах". Кот вздохнул, глубоко и звучно, совсем как человек, и уткнулся своим широким лбом в мою коленку.
- Пойдем домой, Монах... Ты это... не пропадай так больше...
За прошедшую неделю моё воспаленное воображение нарисовало мне десятки сценариев развития и предыстории ко всему случившемуся. Часть из них напоминала мистические истории в жанре голливудских фильмов, а часть - эпикризы из истории болезни одного сумасшедшего, доказывающие абсурдность всего и сразу. И я уже терялся наедине со своими мыслями. Мой разум безапелляционно твердил - это бред.
- Это бред? - Щелк. Три костяшки снова, и снова, и снова пританцовывают об крышку стола "бред-бред-бред-бред-бред"...
Я вооружился телефонной камерой и бог весть когда подаренным мне ежедневником, по закону жанра - с тиснением на кожаном переплете в виде кота, выгнувшего спину. Ну что? Символично, однако. Вопросы старательно фиксировал в ежедневнике. Ответы - фотографировал, нумеровал и также делал отметку в колонке справа от вопросов. Время от времени вопросы, заданные мною ранее, повторялись.
Моя неведомая забава оказалась весьма точной. Мне удалось вычислить костяшки, обозначающие положительный ответ, согласие и отрицательный ответ, не согласие. Они всегда выпадали внизу слева. Но как трактовать остальные две - совершенно непонятно.
Ответы на повторяющиеся вопросы также почти всегда совпадали. Или менялась какая-нибудь одна из костяшек, чаще всего нижняя справа. Верхняя "одинокая" была самой постоянной.
Немного стыдно это описывать, но зацените "картину маслом"! Монах доедает ужин из миски (да-да, я купил коту миску, пока он отсутствовал), а я вышагиваю перед ним на кухне, с ежедневником, и взахлеб рассказываю о своих "открытиях", делюсь планами по дешифровке текста на найденной коже, пересказываю свой сон, задаю какие-то вопросы. А кот слушает меня! Честное слово, внимательно слушает, встречается со мной взглядом, склоняет голову. Говорю только я, но поверьте, более содержательного разговора я давно не припомню. Мы понимали друг друга. Вот как так, а?
Несколько дней спустя в большом холле Университета собрались все студенты и педагоги по поводу кончины одного из профессоров учебного заведения. В холле организовали прощальную панихиду. Среди гостей я заметил митрополита Феофана и игумена Всеволода. Момент, конечно, сложно назвать подходящим, но другого не представилось. Рысью метнулся к ним сквозь толпу траурных лиц, едва не сшибая похоронные венки.
Я долго извинялся за причиняемое беспокойство, за бестактность по отношению к событию, но они оба на удивление участливо выслушали меня, более того, они вспомнили меня как "студента с раскопок на территории монастыря".
- Владыка, разрешите мне увидеть письмо, про которое вы на встрече с археологами рассказывали, пожалуйста...
- Письмо? От чего же такой интерес к нему?
- Из головы эта история не идет, Владыка. Как ребус, к которому ключ не подберу. Ведь был храм, был...
- Тише, тише, - улыбнулся Феофан, осаждая мой напор. - Отчего же не увидеть? Мы, признаться, тоже не один вечер скоротали в размышлениях об этом "ребусе". Друг мой, - обратился он к игумену Всеволоду, - помогите юноше, пригласите на досуге к себе...
Мы обменялись телефонами и договорились о скорой встрече.
Мне уже доводилось ранее бывать в монастырях, но весь интерес сводился буквально к стенам, их архитектурным особенностям. А сейчас я жаждал прикоснуться к личной, частной жизни его обитателей. Немного тянуло под ложечкой, нервы, будь они неладны...
Меня встретил молодой парень в рясе, примерно моего возраста, но я даже перед ним робел. Прошли по какому-то бесконечному ломаному коридору, со сводчатым арочным потолком, отражающим звук наших шагов звонким эхо, и остановились у массивной двери, украшенной декоративной ковкой, вроде дубовых листьев. За дверью всё было гораздо прозаичнее и, если бы не иконы, комната вполне могла сойти за какой-нибудь офис: стандартная офисная мебель, стеллажи с папками, два компьютера и большой копир. Минуты через три подошел игумен Всеволод.
- Здравствуйте, отец Всеволод!
- Здравствуйте, Олег. Пришли? Ну, и хорошо, - он двигался быстро, ловко справляясь с длинными тяжелыми одеждами, - я со службы, вот-вот отдышусь немного. Письмо мы вам приготовили, посмотрите-ка в зеленой папке, пока умоюсь.
- Спасибо большое!
- Здесь копия письма, точный список. И снимки его. Оригинал уж больно ветхий, страшно трогать. Читайте пока.
Письмо было длинным. Большую его часть занимали витиеватые приветствия и пожелания доброго здоровья, увещевания в том, что поминают собеседника в молитвах. Потом шли вопросы хозяйственного толка, на сколько мог понять - по распределению денег по приходам губернии и на жалования между "братией" и "дьяком белым", живущим за монастырем. И лишь в последней части письма речь пошла о предмете моего интереса.
Адаптируя текст письма к современному языку, постараюсь пересказать его как можно ближе.
"Неисповедимы пути Господни, высокочтимый Иларий. Кто знает, может быть чудотворной святыне еще суждено вернуться на свое место, как возвращаются на свои прежние места сейчас многие православные святыни. Вот и среди православных прихожан нашей губернии теплится надежда на возрождение благодати. Не перестану возносить молитвы тому, что не коснулась обители нашей судьба Бундырева монастыря, приписанного к Крутицкому архиерейскому дому (позже, в разговоре с отцом Всеволодом, я узнал, что монастырь такой действительно существовал более столетия, но был упразднен в 1764 при Екатерине II). Но удручает меня память о стенах храма нашего, словно мертвое дитя оплакиваю его.
Розыски убийцы-Федора по сей день тщетны. Дела его черные тяжелым грузом ложатся на сердце моё. Только слухами об убившем храм монахе живет молва.
С благословения Святейшего Синода закладывали мы храм во имя Богородицы нашей Девы Марии. Пусть смирение души её усмирит и нашу печаль. И аки храм схоронит тело храма, так и мы схороним в сердцах наших память о том, дабы грех не смущать..."
Далее снова шли перечисления каких-то имен, молитвы за них и уверения в своих добрых отношениях к ним.
Я перечитал эту часть письма три или четыре раза. Мало понятного, нет зацепок, которые помогли бы мне хоть чем-то, но строки письма действовали на меня почти магнетически. И мой сон уже казался почти пророческим, хотя я и пытался уверить себя толи в совпадении, толи в невнимательности, ведь имя Федор мог произнести и Феофан, когда впервые рассказывал о письме, там, на раскопках. Может ли это всё быть правдой?
- Прочитали? - вновь в комнате оказался игумен Всеволод.
- Да. Но...
- Вижу, вижу. Мне тоже эта информация ясности не добавила, только еще больше растревожила, - он грустно улыбнулся, присел напротив. - Знаете, я ведь тоже все время думаю о том храме. Приезжал в выходные на территорию, сам не знаю зачем. Вот просто рядом постоять, камни руками потрогать... Такая тоска душу щемит и не объяснить даже. Словно потерял что-то, а найти не могу. - Он замолчал, взгляд его ушел куда-то в пустоту...
- Отец Всеволод, а кто автор письма? - нарушил тишину, сам испугавшись своего голоса, - Подпись совсем не читается.
- Ах да, там печать попала, расплылось. Но автора мы узнали. Его звали Иоаким. В монастыре служил наместником. Ну, это помощник настоятеля монастыря, имеет попечение о благоустройстве братии и обители, возможно, судя по письму, еще замещал казначея, так как они обсуждают финансовые дела. А вот Иларий был епархиальным архиереем в Святейшем Синоде - это высокая должность. Патриархата в те года не было. Мы полагаем, что Иларий родом из этих мест был, или служил в начале карьеры в одном из ближайших приходов. Но в монашестве он не был. Дружили.
- А это письмо единственное?
- Хочется верить, что нет, но ведь оно не отправленное, получается - в монастыре написано, в монастыре и осталось. Не известно, была ли полноценная переписка между ними? Никому не говорил, но сделал запрос в ЦИАМ Мосгорархива. Может, повезет.
Мы еще немного поговорили. Отец Всеволод очень приятный собеседник. И мне хотелось ему довериться, рассказать о своей находке, но я промолчал.
- Дорогу назад найдете? А то провожу?
- Найду. Спасибо большое.
- А вы приходите, если вдруг захочется. Буду рад.
- Спасибо. До свидания.
Дверь с кованными дубовым листочками закрылась и я остался один, в полумраке длинного коридора. Мне казалось, что я помню, куда идти и где сворачивать, но уже через пару минут плутания был вынужден признать, что заблудился. Внезапно, минуя очередной поворот, я увидел девочку лет девяти. Она сидела на полу, обхватив руками колени и прислонившись спиной к стене. Её серое платье почти сливалось с цветом пола и стен, и лишь яркие ленточки в коротких косичках позволяли заметить саму девочку. Увидев меня, она широко улыбнулась, кокетливо наклонила голову набок и спросила:
- Ты что здесь делал?
- В гости приходил, письмо прочитать, - меня немного смутил её прямой вопрос.
- Ты Судьба?
- Что?
- Ты Судьба?
Я совершенно не понимал, что она спрашивает, но не мог отвести взгляда от её почти прозрачных глаз. На всякий случай решил просто представиться.
- Я - Олег.
- Мммм..., - разочарованно протянула она. - Странно. Куда же ты идешь?
- Я ищу выход отсюда.
- Смешной ты, - она снова широко улыбнулась.
- Почему?
- Так отсюда же нет выхода.
- Как это нет?
- Совсем, - она пожала плечиками, бантики на её косичках закачались в такт движения. Затем кивнула в темноту - А ты его спроси, может он поможет.
- Кого? - в коридоре никого больше не было.
- Его. Слышишь, шаги...
Я обернулся, прищурился, пытаясь вглядеться в темноту коридора. Через секунду действительно послышалось эхо чьих-то шагов.
- Правда, кто-то идет... Девочка?
А девочки уже не было. Я не заметил, куда она скрылась. Шаги принадлежали парню, который встречал меня у монастыря.
- Простите, я тут у вас немного заблудился.
- Бывает, идемте, я вас выведу.
- Здесь девочка была. Не знаете, кто она?
- Девочка? Откуда же здесь взяться девочке?
- Не знаю. Мы с ней говорили. А она сказала, что отсюда выхода нет, - я пытался казаться бодрым и веселым, но меня отчего-то начинало трясти, как при высокой температуре.
- Вы послушник? К монашеству готовитесь?
- Нет.
- Ну, так кто же вас выхода лишит? - он усмехнулся и толкнул рукой вдруг возникшую перед нами дверь.
Прохладный вечерний воздух ворвался в легкие, моё сознание "протрезвело" и я тихо побрел домой...