- Тьфу-тьфу-тьфу, пока идет на поправку. И выглядеть стал лучше, - ответила Екатерина
- Слава Богу. Я очень рад. Мне так жаль, что я не смог вам ничем помочь.
- Ну что вы, Олег, вы нам очень помогли. Если бы не вы... - Екатерина отвернулась и всхлипнула. - И этот ужас прекратился.
Меня терзала мысль спросить, знали ли Екатерина о "молельном доме" своего мужа, который он устроил в сарае. Но решил пока не напоминать об этом.
- Олег, скажите, что вам рассказал Сергей?
- Ничего, - быстро ответил я. - Он попросил оказать вам поддержку, пока не выздоровеет. Больше ничего.
- Нет, он вам что-то рассказал. Я знаю. Он что-то скрывает от меня. Дети, вы поели? Хорошо. Вадик, погуляй с Ирочкой, только следи, чтобы она не упала с качелей.
Вадик взял сестричку за руку и послушно вышел с кухни. Екатерина подождала какое-то время и потом, понизив голос, сказала:
- Вы знаете, я вам не рассказала, Вадим - наш приемный сын. Он сын моей сестры Нины. Она вместе с мужем попала в автокатастрофу, муж погиб, а Нина стала инвалидом. Мы сразу взяли опекунство над Вадиком, у нас не было своих детей тогда. Потом хотели усыновить, но Нина заупрямилась. Хотя я уверяла ее, как только она поправится, Вадик будет знать, кто его настоящая мать. Но она отказалась, отрывала деньги от своей пенсии и присылала нам.
Я представил себе, что будет с Екатериной, когда она узнает, что Сергей убил ее сестру.
- А что потом случилось?
- Нина умерла. Она очень сильно болела, серьезная травма позвоночника. Лежала в больнице. Когда она умерла, мы смогли усыновить Вадика. Хотя он всегда считал нас своими родными родителями. Когда его настоящие родители попали в автокатастрофу, он был очень маленьким, всего два годика, он ничего не помнит. Потом у нас родилась Ирочка.
- Ира родилась до усыновления или после? - спросил я вдруг и осекся.
Екатерина с удивлением взглянула на меня, потом нахмурилась и стала нервно убирать тарелки со стола.
- Ирочка родилась до усыновления, - глухо сказала она, наконец. - А почему вас это интересует? В этом есть какая-то разница?
- Нет-нет, что вы. Никакой. Просто спросил.
- Олег, зря вы скрываете что-то от меня, - с упреком проговорила Екатерина. - Я понимаю, мужская солидарность. Но я бы хотела знать.
- Призрак, который мы видели - это Нина? - я решил перевести разговор на другую тему.
- Она похожа, но не сильно. Вы ходили к Кастильскому? Что-нибудь смогли узнать?
- Да, кое-что. Во-первых, мне явился призрак Северцева. Во-вторых, я понял, что Кастильский снабжает клиентов аппаратурой особого назначения. Думаю, что появление призрака в вашем доме - это его рук дело.
- Но зачем ему это нужно? - изумилась Екатерина. - Мы с ним совсем не контактировали. Он ни о чем нас не просил.
- Нужно не ему, а кому-то другому, - объяснил я. - Тому, кто хочет завладеть этим домом, или просто навредить вам из зависти. Скажите, Екатерина Павловна, что за старик живет рядом? Я несколько раз видел, как он вылезает из канализации, идет на помойку. Может быть, вам обратиться в милицию, чтобы его убрали?
- Он никому не мешает. Просто живет здесь.
- Давно он здесь поселился?
- Я не обращала внимание. А почему вас это заинтересовало? Вы подозреваете, что он имеет какое-то отношение к призракам в нашем доме? Боже, Олег, этот старичок еле ходит, - улыбнулась Екатерина. - Вы бы видели его, сгорбленный, с трудом ноги переставляет. Мы с Сергеем пытались ему оказать помощь, но он наотрез отказался. Он немного не в себе.
- Екатерина Павловна, может быть мне переехать от вас? Призраки больше не появляются, а я стал так поздно приходить из-за этих проклятых съемок.
- Ну что вы, Олег, меня это не стесняет. Только, если можно, - замялась Екатерина. - Я слышала, вы снимаетесь вместе с Игорем Большаковым...
- Да. Не могу сказать, что мы партнеры, но встречаемся иногда.
- Вы не могли бы взять у него автограф для меня. Пожалуйста.
Я опустил голову, чтобы Екатерина не заметила гримасу отвращения. Брать автограф у этого говнюка мне сильно не хотелось. Особенно после того, как я так напугал его во время съемки.
- Хорошо, я обязательно возьму.
Екатерина улыбнулась, шустро выбежала из кухни и вернулась с роскошной портретной фотографией Большакова в очень молодом возрасте. Если бы она только знала, как он сильно отличается от этого снимка!
- Если можно - пусть он распишется. И я хотела ему передать... пару строчек. В благодарность за его талант, работу.
- Обязательно передам, - твердо сказал я.
Рассказывать о том, какой Игорь Евгеньевич "в деле" я не собирался. Я вообще не сплетник. Когда я вышел через полчаса из дома, то увидел старика, ковылявшего по мостовой. Я нагнал его и предложил:
- Дедуля, помощь нужна. Денег?
Он бросил на меня быстрый взгляд и пробурчал глухо:
- Нет.
Я остановил его, взяв за рукав плаща, вытащил пару купюр и протянул ему:
- На, купишь себе что-нибудь.
Он как-то слишком резво выдернул у меня руку и заковылял к помойке. Я внимательно понаблюдал за ним, мне показалось, его хромота выглядит слишком театральной, да и сгорбленность - тоже. Я обогнал его и попытался заглянуть в лицо, но он лишь еще глубже надвинул дряхлую шляпу и, обойдя меня, продолжил свой путь. Я решил пойти другим путем и стал нарезать круги по кварталу, пока не наткнулся на кучку бомжей, копающихся в помойке. Я подошел к ним, стараясь не дышать носом, и предложил:
- Ну что, орлы, на бутылку хотите получить?
Они синхронно подняли головы от контейнера и заискивающе взглянули на меня, судя по всему, двое мужиков и баба, все трое в замусоленной, грязной одежде, c сильно помятыми, фиолетово-красными лицами.
- Только пару вопросиков, - быстро добавил я, доставая купюры.
Они жадно взглянули на мои руки и один из них, широкоплечий мужик хрипло спросил:
- И чего надо?
- Старика знаете на Озерной дом пять? Который в канализации живет. Любая информация. Как зовут, сколько лет. Родственники. Только без вранья, - предупредил я. - Я и без вас знаю уже немало.
Они сразу сникли, и растерянно переглянулись.
- Он с нами компанию не водит, - пробурчало, наконец, существо, бывшее когда-то женщиной. - Сам по себе.
- А когда он на улицах появился?
- С год, наверно. Или чуть меньше. До этого его не видел никто. А потом вдруг стал копаться в мусорке.
- А вам он не мешает? Конкуренция, бутылки собирает?
- Не мешает. Бутылки, банки не собирает, - прохрипел второй мужик. - Если кто одежду выкинет, он не берет ее, мы потом забираем. И вообще, странный какой-то.
- И чем?
- Непонятно на что живет. В ночлежке зимой не ночует, сидит в канализации. Там поди сыро, холодно.
- Да, и лекарств не берет, - добавила баба. - И в столовку не ходит. Чудной мужик.
- А менты проверяли его?
- Хто ж его знает, - насупился первый мужик.
- А про призраки, привидения и тому подобное что-нибудь слышали? - я решил попытать счастья на другой теме.
- Тут один тоже про всякие призраки расспрашивал, - с издевкой сказал первый мужик. - А потом Вовик его труп нашел в контейнере.
- Интересно. А чей труп? - поинтересовался я. - Кто это был знаете?
- Знаем, - глухо вмешалась баба. - Он грил, корреспондент какой-то. Из Питера кажись. Местные байки собирал, - ухмыльнулась она. - Ходил тут, вопросы задавал. Ну, вот и дозадавался.
- Ладно, спасибо на этом, - проронил я, отдавая деньги. - Если что узнаете, я тут рядом живу, на Озерной пять.
До очередных съемок оставался еще час, и я решил найти какой-нибудь сувенир для Миланы, что-нибудь симпатичное. Почему мне пришла в голову эта идея, я не мог понять. Я взглянул в городской справочник, нашел ювелирный и направил туда стопы. Довольно большой салон под вывеской "Золотое руно" (фантазии назвать иначе у владельцев не хватило) радовал выбором товаров и я уткнувшись в витрину, стал размышлять.
- Молодой человек, ищете что-то конкретное? - произнес мелодичный, женский голос.
Я поднял глаза на девушку в белой блузке и темно-синем коротком жилете, обтягивающих очень соблазнительный бюст, и, улыбнувшись, спросил:
- Что по-вашему лучше всего купить девушке? Сувенир?
- Нет, это слишком рано, - ответил я, усмехнувшись.
Она выложила передо мной несколько украшений, я углубился в рассматривание. И вздрогнул, когда услышал, как за спиной резко распахнулись двери салона. Обернувшись, я обнаружил торжественную процессию - в окружении двух здоровенных амбалов в темных очках и мента с погонами майора вошел Большаков со своим приятелем Ромой. Они прошествовали к витрине, к которой сразу подбежало несколько девушек-продавщиц, а сзади замаячил мужчина в строгом костюме. Я взглянул на продавщицу, которая обслуживала меня, но она и ухом не повела, и к моей радости не стала меня выпроваживать.
- Опять Большаков привел своего приятеля цацку выбирать, - очень тихо, но с едкой иронией проговорила девушка. - В прошлый раз купил ему браслет с изумрудами за шутку баксов, - доверительно сообщила она.
Я усмехнулся, выбрал кулон на тонкой золотой цепочке, оплатил и вышел на улицу. Я надеялся, что Большаков меня не заметил. Я вспомнил про поручение Екатерины и поежился, общаться с кумиром мне безумно не хотелось. На трамвае я доехал до берега залива, уже издали заметив суетящихся техников. На каменистом пляже были выложены рельсы с тележкой для камеры, в залив уходила деревянная платформа. По берегу ходил гордый Лифшиц, распустив хвост, как павлин, и раздавал указания.
- А Олег, сейчас будем репетировать сцену на пляже. Приготовься.
- Какую сцену на пляже? - удивился я. - У меня в сценарии ничего такого нет.
Лифшиц бросил на меня взгляд, нахмурился, и матерно выругался.
- Лиля! - заорал он. - Почему Верстовскому не дали новый сценарий?
Лиля мгновенно подскочила к нему и растерянно посмотрела вначале на меня, потом на Лифшица.
- Юра, я ничего не знаю про новый вариант, - пролепетала она.
Лифшиц почесал репу и проговорил:
- Ладно, там все просто. Как скажу, так и будешь делать, - обращаясь ко мне, важно проговорил он.
- А где Дмитрий Сергеевич? - спросил я.
- Он с Большаковым сцены снимает. А я буду здесь работать с тобой и Миланой, - очень гордый собой, объяснил Лифшиц
Я заметил, что в отсутствии Верхоланцева, Лифшиц быстро переходил со всеми на "ты", будто возвышал себя таким образом.
- А Милана где? - оглядываясь по сторонам, спросил я, вспомнив про сувенир.
- Верстовский, много вопросов задаешь, - надменно изрёк Лифшиц. - Сейчас она выйдет. Так, слушай меня внимательно. Дмитрий Сергеевич решил снять несколько сцен, Хайди и Франко в молодости. Поскольку ты и так моложе Северцева. Тебя и гримировать сильно не придется. Вообщем, пара кадров об их любви. А вечером уже будет снимать с Игорем Евгеньевичем. Если он сможет, конечно, - добавил он угрюмо.
Я огляделся по сторонам, около пляжа находилось несколько больших трейлеров, особенно выделялся один - самый большой, роскошный, похожий на коттедж на колесах. Я надеялся, что из него выйдет Милана. Но она подошла с другой стороны, одетая в короткие шортики и блузку, завязанную узлом на животике, что делало ее по-домашнему очаровательной.
- Привет! - сказала она, взяв меня за руки, показав в мягкой улыбке прелестные ямочки на щечках.
Мне хотелось ее тут же обнять, но я подумал, что мне представится богатая возможность для этого. Официальная. Я поцеловал ей руку, подержав в своей руке немного дольше, чем позволяли приличия.
- Так, давайте репетировать, - скомандовал Лифшиц. - Сразу на камеру будем. Вот здесь, - указал он на пятачок, вокруг которого был выложен круг из рельсов с тележкой и камерой. - Ляжете рядом друг с другом, и будет о чем-нибудь беседовать. Неважно о чем. Это будет идти с музыкальным фоном. Понятна задача?
Я кивнул, подумав с досадой, что эротические сцены с Миланой представлял себе несколько иначе. Когда мы устроились рядом, я сказал:
- Милана, у меня есть для тебя маленький сувенир.
Улыбнувшись, она лукаво спросила:
- Это в честь чего?
- Просто так. Решил подарить.
- Правда? А я думала, ты помнишь, какой сегодня день. А ты забыл, негодник, - щелкнув меня по носу, с наигранной обидой проговорила она.
- А какой день? - не понял я.
Она упала на спину и засмеялась, будто зазвенела тысяча колокольчиков.
- Мой день рожденья! - звонко крикнула она.
- Я не понял, это по правде, или по фильму?
Она положила мне руки на плечи и, взглянув пристально в глаза, прошептала:
- Взаправду. Вечером будет торжество. Для своих. Но я тебе приглашаю, раз ты уже подарок купил.
- Здорово!
- Олег, ну что ты как тухлая рыба, - мрачно пробурчал Лифшиц, сидевший рядом на корточках. - Никакой жизни, ты же не зомби изображаешь. Больше чувств, страсти в глазах! Никогда баб не любил? Ведешь себя, как пидор, - сквозь зубы прошипел он.
Мне безумно захотелось вмазать по физиономии зарвавшемуся Эйзенштейну, но Милана сжала мне руку и запал мгновенно исчез. Мы вновь начали репетировать. Пригревало солнце, миллионами алмазов сверкали волны залива, и глаза Милана призывно мерцали, заставляя мою голову кружиться от счастья.
- Ладно, - холодно сказал Лифшиц. - Еще репетиция и будет снимать. Олег, ну что ты себя, как альфонс ведешь, - проговорил он. - Нежнее надо, аккуратнее.
Меня разморило на солнышке и было так хорошо рядом с Миланой, что я уже не злился на слова второго режиссера. Мне стало жаль Лифшица, который бесновался, ощущая себя лишним на нашем празднике жизни.
- Так, хватит. Идите переодеваться и гримироваться, - деловито проронил Лифшиц, когда мы всласть наговорились с Миланой. - Боря, сейчас будем снимать.
Когда мы вернулись с Миланой, я увидел, что около камеры на тележке сидит увалень в мешковатых джинсах и взмокшей от пота неопределенного цвета футболке с коротким рукавом. Кирилл Невельский, главный оператор-постановщик, видимо, был с Верхоланцевым и Большаковым, а здесь орудовал второй оператор Боря. Рядом с тележкой сидело на корточках двое техников из обслуживающего персонала и держали белые отражатели. Солнце уже припекало не по-детски. Лифшиц сделал знак стоящему рядом помощнику с мегафоном, тот проорал:
Я ощутил, как крутятся лопасти ветродуя - здоровенного, стационарного вентилятора, установленного на тележку, чтобы у нас красиво развевались волосы. Мы вновь начали мило беседовать с Миланой о пустяках, нас приятно обдувало ветерком. Я мог целовать ее, прижимать к себе, как мне хотелось. И за это еще и получу деньги. Восхитительная работа.
- Так, перерыв. Потом в воде будем снимать, - бросил Лифшиц. - Верстовский, тебе раздеваться придется. Не испугаешься?
- Уже сейчас дрожу, - саркастически ответил я.
Лифшиц молча пошел по пляжу, раздавая указания, хотя и без него все крутилось и вертелось. Он играл роль пятого колеса в телеге - не мешает, а толку никакого. Техники начали разбирать камеру, установленную на тележку. Милана устроилась на раскладном стульчике, подставив лицо солнечным лучам. Я улегся у ее ног, как паж у трона королевы. Бросив лукавый взгляд, она спросила:
- Ты действительно мне что-то купил?
- Да. Сейчас принесу! - вскакивая на ноги, - сказал я.
- Подожди. Вечером подаришь, - остановила она меня, закрываясь рукой от солнца. - Олег, только я тебя прошу. На вечеринке никаких снимков. И обо всем, что увидишь - никому. Молчок. А увидишь, ты там всякое, - ядовито протянула она. - И, скорее всего, тебе это не понравится.
Я присел рядом и, улыбнувшись, объяснил:
- Милана, я же тебе говорил, мне эти гламурные похождения до фонаря. Я даже желтую прессу не читаю никогда. И ящик не смотрю.
- А чем же ты занимаешься вечерами? - поинтересовалась Милана игриво.
Я усмехнулся и промолчал. Улегся на спину, прикрыл глаза, сквозь щелочки рассматривая стройные, загорелые ноги Миланы, пытаясь разглядеть лучше то место, где они сходились. Но совесть меня грызла - развлекаюсь, но практически не продвинулся в своих исследованиях. У меня были только догадки, а на них далеко не уедешь. Я передернулся, вспомнив, как Михаил Иванович в последний наш телефонный разговор недовольно орал в трубку. Я не смог сделать ни фотографий, ни внятной статьи.
- Верстовский, ты заснул? - услышал я окрик Лифшица, открыл глаза, и чуть не расхохотался.
Прямо надо мной склонился измочаленный второй режиссер, его потную, багровую физиономию, искаженную злобной гримасой, обрамляли всколоченные кустики волос, что делало его похожим на гоблина. - Грим поправь! Быстро! Сейчас в море снимать будем! Балбес!
Я поплелся в трейлер к маме Гале. Какой смысл наносить грим, если все смоет вода? Но гримёр долго колдовала надо мной, что-то поправляла, прическу, глаза. Я вышел из трейлера и залюбовался обнаженной наядой, которая сидела на краю деревянной платформы и болтала ножками. Увидев меня, она соскользнула в воду, отплыла подальше и остановилась, покачиваясь на волнах. Я сбросил джинсы, запутавшись в штанине, сорвал рубашку и бросился в воду.
- Куда ты, черт! - заорал Лифшиц. - Камера не готова еще!
Но я не слышал, ринулся вперед, словно за призом в миллион баксов, ощутив, как вздымаются волны, поднимая высоко вверх и бросая вниз. Краем глаза я заметил темную массу, стремительно приближавшуюся к Милане, которая разбросав руки и ноги, беззаботно лежала на спине, закрыв глаза.
- Милана, осторожно! - закричал я, показывая рукой назад.
Она вздрогнула, судорожно оглянулась и в ту же секунду ушла под борт катера, выкрашенного ядовитой синей краской. Я замер, с ужасом наблюдая, как при замедленной съемке, рассекая волны, темная махина пронеслась над Миланой, обдав меня фонтаном брызг. У меня потемнело в глазах, словно разом выключили солнце, как люстру. Через мгновение я опомнился, заработал руками и ногами с удвоенной силой, оказался на том самом месте, где только что была Милана, нырнул, пытаясь в прозрачной воде разглядеть ее, и где-то у самого дна увидел распластавшееся тело. Я подхватил ее, вытащил наверх, попытался растрясти. Обхватив рукой за шею, я поплыл к берегу. Там уже столпился народ, слышались матерные ругательства, крики. Я быстро пощупал Милане пульс, и, не обращая внимания на присутствующих, начал делать искусственное дыхание. Она закашлялась, присела. На виске алела глубокая царапина, руки, ноги иссечены в кровь. Только сейчас я осознал, что она была на волоске от гибели. Я огляделся, и увидел бледного, как полотно Верхоланцева, он упал рядом на колени, и, прижимая Милану к себе, забормотал:
- Как ты, дорогая? Все в порядке. Ну как же ты там оказалась?
Я тяжело встал, огляделся и увидел у берега катер, рядом стоял Большаков, его сердечный дружок и охранники. Маячила лысая макушка Розенштейна. Они вели себя так, будто ничего не произошло! Эти безмозглые козлы чуть не угробили нас! У меня сжались кулаки, я ринулся к ним, но кто-то с силой схватил меня за руку.
- Олег, не надо, - услышал я шепот Лифшица. - Ты не пострадал? Врач не нужен?
- Я в порядке, - вырвав руку, буркнул я, ощущая, как в груди закипает ярость и душат бессильные слезы.
Я доплелся до ближайшего трейлера и опустился на ступеньки. Кто-то набросил на плечи плед и я услышал такой родной голос мамы Гали:
- Олежек, пойдем, я тебя угощу.
Я уселся на кушетке, и только сейчас ощутил, как меня бьет мелкой дрожью, тряслись руки, ноги. Перед глазами стояло иссиня-бледное лицо Миланы с кровавой отметиной на виске. От этого я должен был спасти Милану или нет? Или испытания еще впереди?
- Выпей, Олежек, - мама Галя протянула мне маленький стаканчик с янтарно-коричневой жидкостью.
Я сделал глоток, закашлялся. Мама Галя села рядом со мной, обняла и спросила мягко:
- Ну как ты? Пришел в себя?
- Она могла погибнуть. На моих глазах, - глухо сказал я, опустив голову.
- Ты ее очень любишь? - тихо произнесла мама Галя.
Я лишь вздохнул, ничего не ответив.
- Забудь о ней, сынок. Все равно она от мужа не уйдет. Никогда, - проговорила она грустно, погладив меня по голове.
- Что так? Очень любит? Или потому что он - режиссер знаменитый?
- Потому что ты для нее лишь одно из ее маленьких приключений. Съемки закончатся и она тебя из головы выкинет.
- Это мы еще посмотрим, - сердито бросил я. - И со мной Верхоланцеву не так легко будет справиться, как с Северцевым.
- Ты что, Олег, думаешь, Дмитрий Сергеевич виноват? - удивилась мама Галя. - Глупости это. Они дружили с Гришей, рыбачили вместе. Уж кто-кто, а Дмитрий Сергеевич не мог.
- Разве Верхоланцев не ревновал к Северцеву?
- Он сквозь пальцы смотрел. Для него главное работа. А Милана об этом никогда не забывает.
- Ну, кто-то же убил Северцева?! Кто?
- Олежек, почему это тебя так волнует?
- Мама Галя, я действительно родственник Северцева, - объяснил я. - Наши деды были родными братьями. Правда, мой дед никогда не рассказывал об этом, поэтому я ничего не знал. Но теперь я должен выяснить, кто убил моего брата. Должен!
- Я давно об этом догадывалась, больно ты похож на Гришу, не только внешне, но и повадками, жестами, голосом, - улыбнулась мама Галя. - Хорошо, я тебе расскажу, что знаю, - добавила она доверительно. - У Гриши были натянутые отношения с продюсером. Он ведь не только главную роль отдал Игорю. Давид Григорьевич заправляет всеми деньгами, а Гриша в последнее время испытывал очень серьезные финансовые затруднения.
- Он много проигрывал?
- Да. Знаешь, скажу тебе по секрету, Олежек. Только ты не смейся, - смущенно улыбнувшись, произнесла она. - Грише являлся призрак. Его очень пугало это, он сутками пропадал в казино, пытался расслабиться, отвлечься. Много денег просаживал.
- И попал в зависимость к Розенштейну?
- Да. В страшную кабалу. Гриша жаловался мне, что не рассчитается до конца жизни теперь.
- Тогда Розенштейну не выгодно было убивать Северцева, - задумчиво сказал я. - Пока долг не отдал бы.
- Гриша выполнял для Давида Григорьевича какую-то работу. Не могу сказать, что именно. Но это было очень неприятно для него. Возвращался по утрам, злой и раздраженный. Один раз я услышала разговор Гриши и Давида Григорьевича. Гриша кричал, что больше не будет делать что-то. А Розенштейн ответил: "Гриша, повязан ты серьезно. Пойдешь к ментам - сильно пожалеешь". Олежек, мой совет, держись подальше от Розенштейна. Утомила я тебя. Отдыхай, - добавила она, поцеловав меня в лоб.
Я прилег на кушетку, задумался над словами мамы Гали. Какую хорошо оплачиваемую работу Северцев мог выполнять для Розенштейна? Наркотики, проституция? Я почему-то вспомнил разговор Верхоланцева с продюсером, когда Розенштейн говорил о том, что я должен участвовать в чем-то, именно поэтому он согласился платить мне ставку в пятьсот баксов.
- Ну что, как наш герой себя чувствует? - услышал я зычный голос Лифшица и приоткрыл глаза. - Отдохнул? Давай собирайся, надо одну сцену снять.
Второй режиссер стоял в дверях и рассматривал меня. Я сел на кушетку и пронзил его таким гневным взглядом, что он мог обуглиться до костей.
- Что глядишь? Ты профессионал или нет? Некогда раны ковырять. Одевайся и поедем.
- Как Милана? - спросил я.
- Все в порядке, - ответил спокойно Лифшиц. - Пара царапин. Ничего страшного. Одевайся, машина ждет, - добавил он и выскочил из трейлера.
Я выругался про себя, но зашел в свой трейлер, оделся, и, захватив свое барахло, вышел наружу. Мне сразу бросился в глаза Верхоланцев, спокойно беседующий с Большаковым. Сволочи! Как будто ничего не произошло! Лифшиц оказался рядом и подталкивая меня, повел к синему фургончику. Как все-таки выглядит этот чертов павильон снаружи? Во время поездки я попытался отодвинуть занавеску и выглянуть в щель, но лишь заметил, как машина въехала в узкий забетонированный туннель с тусклым освещением, и быстро пронеслась по нему под сильным уклоном. Остановилась и начала опускаться. Я вновь вылез в гараже без окон, вздохнул и машинально последовал за Лифшицем, который на ходу рассказывал, что я должен сделать. Я ничего не слышал, не мог отогнать видение темной махины, которая, как здоровенный утюг пронеслась над Миланой.
- Ты слышишь меня? - дернул меня за рукав Лифшиц. - Значит так, говоришь: "Хайди, это лучший джазмен Америки, а может быть и Вселенной".
Я остановился, как вкопанный и одарил безумным взглядом второго режиссера.
- Милана будет сейчас сниматься?! Ее не отвезли в больницу?
- Нет, конечно. Олег, ты что с луны свалился? - затараторил Лифшиц. - Жаль, она пока не может с декольте сниматься, царапин и синяков много.
- Царапин? - схватив его за грудки, воскликнул я. - Она чуть не погибла! Ублюдки, как вы можете заставлять ее сейчас работать?!
Оторвав мои руки от своего воротника, Лифшиц хмуро пробурчал:
- Никто ее не заставляет. Она сама знает, что делать. Олег, веди себя прилично. Если трахаешь жену главрежа, хотя бы делай вид, что скрываешь свои чувства. От широкой общественности.
Конечно, он употребил нецензурное слово, я давно привык, что работники искусства не церемонятся. Я развернулся и с силой вмазал ему в нижнюю челюсть, он отлетел в сторону, смешно взмахнув длинными ногами. Я склонился над ним и чеканя каждое слово, произнес:
- Никогда так не говори. Понял? Или убью тебя, сволочь!
Лифшиц растерянно пощупал челюсть, и, повертев пальцем у виска, пробормотал:
- Сумасшедший.
Я подал ему руку, помог подняться. Мы в полной тишине дошли до студии, Лифшиц бросал на меня исподтишка осторожные взгляды, словно боялся, что я опять его ударю. Но моя ярость испарилась, душу заполнила бессильная тоска. Около двери, Лифшиц остановился и деловито проговорил, будто между нами ничего не произошло:
- Переодевайся и гримируйся. Будем снимать сразу. Там все просто.
Я вернулся к двери студии, одетый в черный фрак с белой плиссированной рубашкой и белой бабочкой. Съемочная площадка представляла собой роскошную гостиную, заставленную старинной мебелью из ценных пород дерева - стульями, креслами. К стене примыкал огромный камин, декорированный природным камнем, с высокого потолка свисала большая хрустальная люстра. На "дворцовом" паркете возвышался большой концертный рояль. Суетились техники, бродил Кирилл, раздавая указания. Я поискал глазами Милану. И вдруг ощутил, что кто-то сжал мне локоть.
- Ну что, Верстовский, какой орден хочешь получить? - услышал я голос Верхоланцева.
Я резко обернулся, вглядевшись в его лицо, пытаясь определить, набрался он уже или нет.
- Чего смотришь? Говори, какой тебе орден выбить, - продолжил он весело. - Не стесняйся. Для меня это просто. Я ногою дверь открываю в любой кабинет. Даже президентский, - делая вид, что сообщает мне государственную тайну, шепнул он мне громко на ухо. - Ты молодец. Спас мою жену. Увы, вот жену подарить не могу. Она мне сама пока нравится, - расхохотался он. - Ладно, сейчас снимать будем. Дорогая! - театрально воскликнул он, увидев Милану, и протянул ей руки.
Милана выглядела немного бледной, с шеи до ног, как змеиная кожа ее обтягивало платье из серебристой парчи, шрам на виске прикрывали жестко завитые иссиня-черные локоны. Она подошла к нам, протянув мне ручку в белой перчатке.
- Олег, все в порядке?
Я кивнул, напряженно оглядывая ее. Верхоланцев, смерил нас обоих взглядом и громогласно спросил:
- Все готово? Отлично.
В студию вошел Большаков, сильно утянутый в белый фрак. Подошел к роялю и уселся на банкетку, поерзал. Верхоланцев скомандовал:
- Милана, Олег, встали здесь.
Я взял Милану под руку, сзади нас сгрудилась массовка - женщины в вечерних нарядах, мужчины во фраках. Все выглядело очень натурально.
- Начали! - воскликнул Верхоланцев.
Большаков сделал вид, что закончил исполнять пьесу, снял руки с клавиатуры рояля, все громко зааплодировали. Красуясь собой, он подошел к нам и я торжественно изрёк, стараясь, чтобы голос не звучал насмешливо:
- Хайди, прошу любить и жаловать. Винченто Бертинелли. Лучший джазмен Америки, а может быть и Вселенной.
Большаков осклабился, манерно поклонился, и горделиво выпрямился. И вдруг замер, его круглые глаза расширились до такой степени, что стали похожи на блюдца, он гортанно взвизгнул, глядя куда-то через мое плечо:
- Не смотри на меня так! Не трогай меня!
И как заяц побежал зигзагами по гостиной, поскользнулся, растянувшись на полу, резво вскочил. Распахнув дверь, он пулей выбежал в коридор, словно за ним гнались черти. Я непонимающе взглянул на Милану, потом на Верхоланцева. Главреж матерно выругался, устало шлепнулся в антикварное кресло, заставив жалобно скрипнуть дерево весьма почтенного возраста, и мрачно вытащил массивный, потускневший от времени золотой портсигар с выгравированным на крышке двуглавым орлом с царскими регалиями в окружении изящного растительного орнамента. Охранники Большакова, чуть не столкнувшись лбами в проеме двери, бросились вслед за подопечным.
- Белая горячка? - весело поинтересовался я.
Милана брезгливо пожала плечами. Мне стало любопытно, я вышел в коридор, прислушался. Где-то вдалеке слышались крики, я направился туда, распахнул дверь и оказался в фойе театра, но не того, где мы снимали сцену с Большаковым, а совершенно другого, полуразрушенного, залитого водой, заросшего тиной, со стенами, покрытыми многолетним известковыми отложениями. Я поднялся по раздолбленным ступенькам - крики стали громче, вышел на балкон с рядами сломанных, вывороченных кресел. Большаков стоял на четвереньках в проходе и умолял: "Я все сделаю! Пожалуйста, не трогай меня! Пожалуйста! Клянусь, все сделаю!", протягивая вперед руки. Перед ним возвышалась молчаливая фигура в черном плаще, она тянула Большакова будто маленькую собачонку цепью, к которой были прикованы металлически браслеты на его запястьях. Я сделал шаг, призрак резко обернулся - вместо лица в капюшоне белел череп с ярко сверкающими огнем пустыми глазницами. Неистовый шквал ветра ударил в меня, словно включили на полную мощность ветродуй, и подбросил вверх. Как в страшном сне, я увидел где-то далеко внизу, перед сценой два неподвижно лежащих тела в темных костюмах - охранников Большакова.