Я еще раз огляделся по сторонам, пытаясь найти хоть какое-то оружие. Справиться с четырьмя сумасшедшими, вооруженных крюками, голыми руками не представлялось никакой возможности. В углу валялся красный баллон, молниеносно схватив его, я размахнулся и хрясь! что ей силы приложил по башке одного, отшвырнул другого, шмякнув об стену. Это лишь на мгновение остановило их. Они быстро вскочили на ноги, окружили меня. Дьявольски посмеиваясь, начали смыкать кольцо. Держа наперевес смятый баллон, я уже прощался со своей молодой жизнью, когда услышал шипящий звук. Из потолка выпала блестящая, металлическая сетка, и накрыла всех уродов. Раздался треск электроразрядов, вырвался ослепительно-яркий фейерверк искр. Нападавшие попадали друг на друга, запутались в сетке, начали биться в конвульсиях и замерли. Я услышал скрип отодвигаемой ширмы, нащупал щель и выскочил в коридор. Прижавшись к стене, я с трудом усмирил бешено колотившиеся сердце. Осмотрев повреждения, решил вернуться к съемочной площадке. Главное, убраться отсюда к чертовой матери! Я подлетел к выходу в кафе и чуть не столкнулся с Миланой. Моя ярость мгновенно испарилась и я уже спокойно поинтересовался:
- Закончились съемки?
- Нет. Большаков стесняется, - скривившись, произнесла Милана. - Пойдем что-нибудь выпьем, - неожиданно предложила она. - Достал он меня.
Я вспомнил бар, где на меня напали уроды и поежился.
- А здесь есть куда пойти-то? - спросил я.
- Спрашиваешь.
Милана вела меня по узким, извилистым коридорам, освещаемым лишь тусклыми лампочками, а я удивлялся, как она уверенно ориентируется в этом лабиринте. Мы оказались на стилизованной улице, застроенной домиками с балюстрадами, на которые вели деревянные лестницы. Разъехались двери под неоновой вывеской, и мы прошли в кафе, уставленное дубовыми, массивными столами и лавками. Я с облегчением вздохнул, когда увидел совершенно обычно выглядевших людей. Слышался тихий гул, висел сигаретный дым. Милана уверенно направилась в самый дальний конец помещения, распахнула еще одну дверь - я чуть заметно вздрогнул, вновь увидев за окном колышущиеся в толще воды зеленые и бурые водоросли, в которых резвились блестящие рыбки.
- Пойду куплю что-нибудь, - предложил я.
- Возьми мне стакан апельсинового сока, пожалуйста.
Когда, мы удобно расположились за столиком, Милана с укоризной взглянула на мой стаканчик с виски и строгим тоном предупредила:
- Олег, не напивайся. Нам сегодня еще работать и работать придется.
- Мне нервы надо успокоить, расслабиться, - объяснил я.
- Чего это вдруг? Мы только начали, а ты выдохся уже? Привыкай, по шестнадцать-восемнадцать часов сниматься. Это тяжелый труд, а не развлечение.
- Я не от съемок устал. Я зашел в бар, а на меня какие-то мерзкие уроды напали. Я еле выбрался, поцарапал рожу, руки.
Она внимательно взглянула на меня и спросила:
- Что за уроды? Может быть тебе в медпункт сходить?
- Все в порядке. Я хотел в тишине и покое почитать сценарий. Только сел, как с потолка человек спрыгнул в костюме паука и напал на меня. Потом к нему еще несколько штук присоединилось. Вообщем, хорошо так повеселился. Думаешь, я несу бред? - поинтересовался я, пытаясь оценить по выражению лица Миланы, верит она мне или нет.
Она нахмурилась, пригубила сока и спросила:
- Это не съемки были? Точно?
- Не знаю. Камер, софитов или техперсонала я не видел. Но рожи у них были загримированы под что-то жуткое, в грязных, замусоленных костюмах. Ну как для фильмов о зомби делают. Но это явно не зомби были, слишком проворные. Что за чертовщина здесь происходит? - задумчиво добавил я.
- Не знаю, Олег. Место тут, честно говоря, странное. Лучше бы ты не ходил один. Ты плохо ориентируешься, а я знаю, куда можно, а куда нельзя проходить. Сейчас Большаков уедет и мы опять начнем снимать. Приготовься. Господи, как он мне надоел! - вырвалось у нее с тихим стоном. - Носятся с ним, как с писаной торбой.
- Мегазвезда европейского уровня, - продемонстрировал я осведомленность.
- Олег, прошу тебя! - воскликнула с болью в голосе Милана. - Зажравшийся, зазнавшийся, разжиревший боров! Ведет себя так, будто все его глубоко достали. Ты знаешь, сколько его съемочный день стоит?
- Пару тыщ, - предположил я.
Милана зло рассмеялась.
- Одиннадцать тысяч! Он за эту роль получит миллион! Появляется на площадке по большим праздникам. Но за каждый день получает. Репетировать терпеть не может. Сразу в кадр, что сыграть - не важно.
- Его публика любит, особенно женщины. Когда он приехал, бабы лезли со всех сторон, охали, ахали. "Игорь Евгеньевич выглядит потрясающе, у него такая энергетика и магнетизм", - добавил я, передразнивая фанаток.
Милана так тяжело вздохнула, будто у нее сердце разрывалось от тоски. Выпила сок и только потом, собравшись с силами, проговорила:
- Ему женщины до фонаря. Ты видел, с кем он приехал?
- С приятелем, - осторожно сказал я.
- Ага. С приятелем, - ехидно повторила Милана. - Таскает его везде за собой - в каждый фильм, спектакль. Если Ромочка не получит роль, Игорь Евгеньевич работать не будет, - кривляясь, произнесла она. - Мерзкий ублюдок.
- А тебе в эротических сценах еще сниматься придется с Игорем Евгеньевичем.
- Постой. Я видел в сценарии кучу таких сцен. Твоя же героиня уходит к нему по большей любви. Как же так? Или вы уже все сняли?
- Олежек, у него же дублер есть для таких вещей, - лукаво улыбнувшись, объяснила она. - Мускулистый, в хорошей форме. Мачо. Из стриптиз-клуба. Чтобы Игорь Евгеньевич мог продемонстрировать рельефную линию ягодиц, - с издевкой добавила она. - Правда, зрители не догадываются, что чужую.
Какое-то время я не мог осознать, что она сказала и лишь через паузу, подобрав упавшую челюсть, пробормотал:
- Как это? Я думал, дублеры только на сложных трюках заменяют актеров. Из самолета прыгнуть, или из горящей машины выбраться.
- Для него любовная сцена с женщиной посложнее трюк, чем выбраться из горящей машины, - заметила она. - Только, Олег, я тебе ничего не говорила, - вдруг помрачнев, быстро предупредила Милана. - Если журналисты пронюхают, то мне несдобровать.
Один журналист уже точно пронюхал. Подумал я с усмешкой, и хотел сказать милой собеседнице, что сексуальные девиации не по моей части, но решил не светиться.
- А что будет? - спросил я с иронией. - Убьют?
- Неприятности. Очень большие и у меня, и у Димы, - объяснила Милана. - Ты не представляешь, какие влиятельные друзья у Большакова. И что они могут сделать.
- Например? Убить? Как Северцева? Я слышал, у него были серьезные разногласия с Большаковым.
- Только профессиональные. Хотя, Гриша, конечно, таких, как Большаков терпеть не мог. Гриша был настоящим мужчиной. Сильным, надежным, - добавила она, ее голос дрогнул, я подумал, что мои подозрения о связи Северцева и Миланы не безосновательны. - Но он бы никогда не стал бы трепаться о своих партнерах в прессе.
- Но они часто ссорились, я слышал. Ругались так, что пыль столбом стояла на площадке.
- Если ты думаешь, что Большаков мог убить Гришу, то ошибаешься. Этот слизняк на такие вещи не способен.
- Ну а дружки Большакова? Может быть, Северцев чем-то им не угодил?
- Зачем убивать Гришу? Это Большакова стоило прикончить! Гриша должен был играть главную роль, а Розенштейн отдал Большакову. Видите ли, у него популярность больше. Знал бы, ты, как Большакову создают эту популярность. Сколько денег вбухивают, чтобы поддерживать ореол великого гения. Зорко следят, чтобы ни одно критическое замечание не просочилось.
- Ну, возможно, между Северцевым и Большаковым произошла очередная ссора и ...
- Олег, почему тебя это так интересует? - перебила меня Милана с явной подозрительностью.
- Любопытно же. Это я нашел тело Северцева в пещере.
- Какая разница теперь? Гришу уже не вернешь, - бросила Милана с горечью. - Кто его убил, уже совершенно не важно.
Милана ведет себя странно, с одной стороны явно переживает из-за смерти Северцева, а с другой пытается защитить убийцу. Мужа?
- Прости, что сую нос не в свое дело, - быстро проговорил я, и, чтобы сменить тему, добавил, нежно погладив Милану по руке: - Кстати, я без дублера могу линию ягодиц продемонстрировать. Собственную.
- Наивный ты, Олежек, - проговорила с усмешкой Милана, но руку не убрала. - Такие сцены - это тебе не как в жизни. Залез на бабу, получил удовольствие. Это тяжелая работа.
- Я согласен на самую тяжелую работу! - воскликнул я с пафосом. - А чтобы лучше ее сделать, хочу прорепетировать. Для правдоподобности.
- Олег, хватит наконец! Думаешь, актрисы - все поголовно шлюхи? Прыгают из постели в постель. Да?
- Нет, не думаю.
- Скажи честно, я для тебя очередная галочка в твоем блокнотике побед?
- Милана, я никогда ничего не обещаю. Кроме того, что со мной можно неплохо провести время. И совершенно не скрываю этого.
- Да пошел ты! - буркнула она и отвернулась к окну.
Милана почему-то имеет на меня виды? А как же угрозы ее мужа?
- Прости меня, - сказал я серьезно. - Я ничего плохого не хотел сказать, неудачно пошутил, - вновь погладив ее по руке, пробормотал я.
Она повернулась ко мне, в ее глазах я заметил глубокую печаль, на самом дне, невыносимо тяжелую. Милана очень одинока и несчастна, со всей своей популярностью, знаменитым мужем-режиссером. Все есть, деньги, слава, нет только счастья. Милана подняла глаза выше, я обернулся и увидел Лифшица. Он шел к нам, расплывшись в счастливой, глупой улыбке.
- Большаков уехал? - поинтересовалась Милана, как ни в чем, ни бывало, хотя, казалось, секунду назад готова была разрыдаться от отчаянья. Железное самообладание.
- Да! - подтвердил радостно Лифшиц.
- Что-то слишком быстро, - проворчал я. - Неужели все снять успели?
- Ничего не успели. Стали репетировать, а Большаков сбежал, - объяснил Лифшиц.
Я изумленно уставился на него.
- Как это сбежал? Может он просто в сортир ушел, - предположил я.
- Да нет. Сказал, что болит голова, он не в форме и сбежал.
Я представил физиономию Верхоланцева и чуть не расхохотался. Мы вернулись на съемочную площадку. Техники переставляли осветительные приборы, отражатели, устанавливали камеру. Я не заметил Верхоланцева, наверно, он решил повеситься или застрелиться. Я вскочил на сцену, прошелся и сел за черный рояль. Открыв крышку, наиграл пару нот.
- И что играть умеешь? - спросила Милана недоверчиво.
Она оказалась рядом, облокотившись на крышку, снисходительно изучала меня. Я провел быстро по клавишам и стал наигрывать бодрый мотивчик. Конечно, получалось у меня плохо, но в глазах Миланы зажегся интерес.
- И долго учился? - поинтересовалась она.
- Четыре года в музыкальной школе по классу фортепиано. Мама считала, что интеллигентный человек обязан уметь играть на рояле, - ответил я с притворной гордостью.
- Спой что-нибудь, - вдруг сказала она.
Я бросил взгляд на ее лукавую улыбку, виски ударили в голову. Пробежался по клавишам и начал петь блатняк из репертуара Аркадия Северного:
Мама, я летчика люблю.
Мама, я за летчика пойду!
Он летает выше крыши,
Получает больше тыщи.
Мама, я летчика люблю!
Мама я жулика люблю
Мама я за жулика пойду
Жулик будет воровать
А я буду продавать
Мама я жулика люблю.
Милана звонко рассмеялась, показав во всей красе очаровательные ямочки и белые, идеальной формы зубки.
- Потрясающе! - отсмеявшись, сказал она. - Надо вставить в наш фильм. Как ты считаешь? Ну а серьезное что-нибудь.
- Пожалуйста, - сказал я. - Не стреляйте в пианиста. Он играет, как может, - предупредил я.
Я хотел бы пройти сто дорог,
Но прошел пятьдесят.
Я хотел переплыть пять морей, -
Переплыл лишь одно,
Я хотел отыскать берег тот,
Где задумчивый сад,
А вода не пускала
И только тянула на дно.
Милана нахмурилась, и через паузу спросила:
- А вот это знаешь? "Не плачь, мой друг, не плачь. Никто не умирает"
- Да. Я почти весь репертуар Макара знаю. Но может не стоит? - засомневался я. - Давай я что-нибудь веселенькое сбацаю?
- Спой! - приказным тоном сказала она.
Я встряхнул головой, и, вздохнув, начал:
Пусть горе и печаль, церковной свечкой тают.
Последнее прости, последнее прощай...
Не плачь, мой друг, не плачь, никто не умирает...
И не они, а мы, от них уходим вдаль.
Пусть Бог нам положил до времени разлуку,
Но, если ты упал и враг нанес клинок,
Они помогут встать и остановят руку
Разящего врага и взгляд их будет строг.
Совершенно предсказуемо по щекам Миланы пробежали дорожки слез. Она захлюпала носом, вытащила маленький платочек, уткнулась в него. Я мгновенно оказался рядом, пытаясь ее успокоить, прижал к себе, но она вырвалась и убежала со сцены в служебное помещение. Я ощутил себя полным идиотом. Зачем я ее послушал? Обернувшись, я заметил Верхоланцева, мрачнее тучи, который, видимо, уже давно наблюдал за нашими играми. Я подошел к краю сцены, спрыгнул вниз.
- Ну и что же ты ей такое сказал, козел?! - неприветливо буркнул он.
- Грустную песню спел, - ответил я.
- А на балалайке сможешь сыграть? - поинтересовался он с издевкой.
- Нет.
- А на барабане?
- На гитаре еще могу. На шестиструнке. Больше ни на чем, - сообщил я твердо, чтобы прекратить идиотские вопросы.
- Молодец, - протянул он насмешливо. - А рожу-то где расцарапал?
- Бандиты напали.
- Бандиты? Ух, ты, - ехидно прокомментировал он. - Ладно, сейчас ты чуть больше на мужика похож, а не на пидора, - вдруг добавил он.
В душу, будто вода из прорвавшейся плотины, хлынула ярость, я уже готов был развернуться и со всей силы врезать ему по морде. Но меня осенило. Он говорит мне то, что хотел бы сказать Большакову, но не осмелился. На мне, беззащитном, бесправном человечке, можно сорвать зло, а сказать правду в лицо мегазвезде он не решается. И бесится из-за этого. Сволочь. Я разозлился и с моих губ чуть не сорвался жестокий вопрос, за каким хреном он убил Северцева, которого так любила Милана.
- Иди переодевайся и гримируйся, - хмуро добавил Верхоланцев, будто прочитав мои мысли.
Я вышел в коридор и направился к гардеробной, как вдруг меня схватил кто-то за рукав.
- Олег, мне нужно с вами поговорить, - услышал я хрипловатый голос.
Я обернулся и увидел Семена Непогоду, сценариста.
- Это не займет много времени, - добавил он, и на его унылом лице появилось заискивающее выражение.
Он отвел меня в комнатушку, сигаретный дым висел столбом, хоть топор вешай, в куче исписанных бумаг, пепельницы с Монбланом окурков возвышалась пишущая машинка. Неужели сценарист до сих пор пишет свои опусы на древнем аппарате?
- Олег, садитесь, - быстро проговорил он. - Курите?
Я подумал, что табачного дыма и так слишком много и помотал отрицательно головой.
- Дмитрий Сергеевич предложил увеличить вашу роль. Я решил посоветоваться с вами. Ваше видение, что бы вы хотели добавить.
Я опешил. После такого мерзкого отношения ко мне режиссера, он решил увеличить мою роль? Видимо, Большаков его довел до ручки.
- Я бы хотел, чтобы мой персонаж выглядел благородней что ли. Не просто разбойник с большой дороги, а человек, способный на что-то хорошее, великодушный поступок, - предложил я.
- Так-так. Это интересно. И что именно вы хотели бы?
- Ну, скажем, этот пианист, к которому ушла Хайди, убил кого-нибудь. Случайно. Хайди обратилась бы за помощью к своему другу. Франко пытается замаскировать следы убийства, но все равно полиция выходит на след пианиста, и Франко берет все на себя. И его казнят потом, на электрическом стуле. Можно сделать под конец, что Хайди флэш-бэком видит разные эпизоды из прошлой жизни, вспоминает о прошлой любви. Потом надпись: "Франко Лампанелли был казнен такого-то числа". Не слишком мелодраматично?
Сценарист выслушал мой параноидальный бред о розовых соплях, уставился на меня, и проговорил, как мне показалось, с восхищением:
- Олег, вы не пишите книги? Мне кажется, вам бы удалось.
Я ощутил неловкость от того, что сценарист воспринял мои глупости всерьез. И лишь пожал плечами.
- Нет, не пишу. Может быть, еще постельную сцену вставить стоит, - предложил я. - Все-таки показать, что Франко и любовник был неплохой.
Непогода взглянул задумчиво на меня еще раз.
- Вы знаете, Дмитрий Сергеевич отрицательно относится к подобным вещам. Но я постараюсь. Спасибо, Олег за ценный совет.
Я вернулся на площадку, и мы сняли, наконец, злополучную сцену, на которой прервались, когда приехал Большаков. Верхоланцев почти не вмешивался. Мы сделали пару дублей Миланы, потом меня, "восьмеркой" и режиссер сказал:
- Ладно, перерыв. Потом еще одну сцену будем репетировать.
К нему подскочила Лиля и стала шептать ему что-то с таким выражением лица, будто через пять секунд наступит Апокалипсис. Верхоланцев матерно выругался, потом взглянул на меня и буркнул:
- Ты, пианист хренов, сядь за рояль и сбацай что-нибудь.
Я разозлился, издевательские слова для меня стали последней каплей. Ни слова не говоря, я снял пиджак, зацепив за петельку, забросил за спину и демонстративно направился к выходу из кафе.
- Ты что оглох? - поинтересовался Верхоланцев с долей удивления. - Куда пошел?
- Я вам не быдло, чтобы меня по столу мордой возить, - огрызнулся я.
Я ждал, что он разразится потоком матерных ругательств, заорет, чтобы я выметался со студии. Выгонит навсегда. Но вместо этого Верхоланцев произнес с иронией:
- Звездная болезнь началась? Ладно, Олег, не обижайся, - добавил он дружелюбно. - У нас пианист заболел, надо снять пару кадров. А ты я вижу, хорошо умеешь на рояле играть. Ну чего уставился. Что мне перед тобой на колени встать?
- А по-человечески нельзя относиться? - буркнул я.
Он подошел ко мне, приобнял за плечи, отвел в сторонку. Улыбаясь в усы, тихо спросил:
- Ты за "пидора" обиделся что ли? Олег, ну ты ж мужик, разве такая глупость может тебя задеть? Это шутка была. Ну извини, я сорвался. Что я тебе скажу, я нашему сценаристу предложил твою роль увеличить, потому что ты вписался в нашу команду. Молодец. Да, бывает, что я ору. Но я ору на всех, потому что всех вас, засранцев, люблю. Давай дуй в гардеробную, чтобы тебе роскошный фрак выдали.
Через полчаса я сидел за роялем, рядом суетились техники, выставили камеру.
- Кирилл, спину снимешь и крупный план рук. Понял? - отдавал приказания Верхоланцев.
Мне поставили на пюпитр пачку нот, от чего мне стало дурно. Но Верхоланцев, увидев на моем лице растерянность, проронил:
- Играй что хочешь. Не переживай.
Начали съемку, краем глаза я замечал, что Верхоланцев все больше мрачнеет, будто моя игра его раздражала. Я внутренне сжался, ожидая окрика: "Эмиль Гилельс хренов, играть не умеешь, а берешься".
Но он молчал, лишь отдавал короткие указания Кириллу, который снимал мои пальцы, бегавшие по клавиатуре рояля.
- Стоп. Снято! - наконец, воскликнул Верхоланцев, и добавил: - Молодец, Олег. Сегодня выпишем тебе двойную ставку. Иди отдыхай.
Я спустился вниз и столкнулся с новым персонажем - тощим, как швабра, среднего роста в наглухо застегнутом темно-сером костюме с узким темно-синим галстуком. По его выправке я сразу понял, что это мент. С таким невыразительным, ускользающим от запоминания лицом, что я не смог оценить, сколько ему лет, тридцать или пятьдесят, с тонким носом, плотно сжатыми губами, остатками неопределенного цвета волос и огромным лбом. Лишь маленькие, близко посаженные глазки под редкими бровями привлекали внимание просвечивающим насквозь пронзительным взглядом.
- Господин Верстовский? - спросил он глухим, металлическим голосом. - Виктор Николаевич Звягинцев, старший следователь. Я должен с вами поговорить. По поводу убийства Северцева. Пройдемте.
С какой стати меня решили допросить? Кажется, я все рассказал ментам, да, собственно говоря, рассказывать, было нечего. Звягинцев провел меня по коридору, завел в небольшую комнату, где стоял металлический стол и два стула напротив. Около стены скучал здоровенный амбал в милицейском форме, что мне совсем не понравилось.
- В каких отношениях вы были с господином Северцевым? - ошарашил следователь первым вопросом.
- Да ни в каких. Я видел его только мертвым, нашел в гроте тело.
- Как же так. Вы же заменили его в этой роли. Это нам известно.
- Это произошло совершенно случайно! Я приехал в гости к своим друзьям. Гулял по берегу, зашел в пещеру и нашел труп. О чем честно сообщил в милицию. Все!
- Почему вы так сердитесь? - глухо произнес Звягинцев, пристально изучая меня. - Вы в составе съемочной группы, погибает актер, вы занимаете его место.
- Вы что обвиняете меня, что я его убил, потому что хотел роль получить? Чушь! Я даже не актер, я - журналист. Приехал отдохнуть. Случайно оказался на съемочной площадке, они искали актера на замену. Я подошел, рост и вес у меня такой же, как у Северцева.
- Откуда вы знаете вес Северцева? - подловил меня тут же следователь.
- Потому что размер у меня одинаковый, его костюмы мне идеально подошли, даже перешивать не пришлось.
- Удивительно, не правда ли? - откинувшись на спинку стула, проронил с иронией следователь. - Вы случайно приезжаете в город. Случайно попадаете на место преступления. И случайно получаете роль убитого актера. Не слишком много случайностей?
Мне безумно захотелось долбануть придурка по башке стулом, и стоило огромного труда взять себя в руки.
- А в каких отношениях вы с Миланой Рябининой? - резко сменил тему Звягинцев.
Я озадаченно взглянул на него, пробормотав:
- Ни в каких.
- Вот как. Она ведь красивая женщина. Вы ее партнер по съемкам.
- И что?
- По нашим данным у нее с Северцевым была связь. Двое мужчин, одна женщина.
Я подумал, что следователь начитался Агату Кристи и разыгрывает передо мной пьесу "Мышеловка".
- Вы забыли о муже Миланы. У него как раз и был мотив убить Северцева, - саркастически проговорил я. - А я тут совсем ни при чем. Я появился в городе после убийства Северцева, и даже не подозревал о его существовании.
- Но это вряд ли. Григорий Северцев был очень известным актером, вы не могли ни знать о нем.
- Послушайте. Вы что разыгрываете карту - поскольку я нашел тело, обвинить меня в убийстве? Это чушь собачья.
- Почему вы так нервничаете?
- Это говорит о моей вине? - насмешливо поинтересовался я. - В следующий раз, когда найду мертвеца, никогда в жизни в милицию не позвоню. Вместо того, чтобы заниматься поисками убийцы, дурью маетесь, - дерзко сказал я.
- Нам лучше знать, чем заниматься, - резко бросил следователь. - Распишитесь в протоколе. И никуда не уезжайте из города до конца следствия.
- Это еще почему? Когда моя командировка закончится, я уеду. Или я арестован? Я - подозреваемый?
- Вы ценный свидетель, - сказал Звягинцев, пронзая меня стальным взглядом.
Я поежился. Вляпался я в эту историю основательно.