- Что вас привело ко мне, господин Верстовский? Я вижу, вы чем-то обеспокоены.
- Это очень важно.
- Проходите.
Кастильский провел меня в кабинет и вальяжно устроившись в кресле, произнес:
- Рассказывайте. Вы встречались с духом Северцева?
- Нет. Вчера я стал свидетелем явления необычного призрака в черном плаще, внутри капюшона был череп с пустыми глазницами, в которых сверкали красные огоньки.
Кастильский, как мне показалось, с осуждением посмотрел на меня и проронил:
- Если вы убедили меня встретиться со мной, чтобы я выслушивал подобные байки, то зря теряете время.
- Байки?! - возмутился я. - Эта хреновина чуть не укокошила меня. Она подбросила меня к потолку, убила двух человек!
- Этого не может быть, - спокойно ответил Кастильский. - Не стоит меня обманывать. Если бы вы действительно встретились с этим существом, мы бы с вами не разговаривали. Они не оставляют свидетелей.
Я насупился, обдумывая, что еще рассказать колдуну, чтобы он поверил.
- Этом призрак явился не ко мне, а к другому человеку, у которого на запястьях я заметил браслеты, скованные между собой, - пробурчал я. - От них шла светящаяся цепь, которую держала фигура в черном.
Кастильский нахмурился, со скрипом открыл ящик стола, достал толстый фолиант в кожаном переплете, скрепленный медным замком. Открыв на нужной странице, он показал мне рисунок на пожелтевшей от времени бумаге.
- Я не видел их вблизи. Только заметил, что на них выгравированы какие-то значки, - объяснил я.
- Ясно. Скажите, вы крещенный?
- Да, меня крестил дед. Ну, то есть по его настоянию меня крестили, мои родители - атеисты.
- И вы носите крест?
- Да, дедов крест, который я получил после его смерти.
- Не снимайте! - быстро остановил меня Кастильский. - Никогда не снимайте этот крест, - повторил он. - И никому не отдавайте! Чтобы никто, понимаете, никто не мог его даже коснуться!
Он взял лупу и склонился надо мной. Внимательно осмотрев крестик, Кастильский вернулся за стол, и сложил руки домиком перед собой.
- Господин Верстовский, я могу дать вам только один совет. Держитесь подальше от человека, который носит эти браслеты. На самом деле это кандалы, которые свидетельствуют, что он заключил сделку с Темной стороной. Вам очень повезло, заговоренный крест сохранил вас от гнева посланника Ада.
- Ну, если он продал душу дьяволу, какие проблемы? Это его дело, - с иронией сказал я.
- Это не смешно, - сурово оборвал меня Кастильский. - Этот человек мог отдать не только свою душу, но и заключить договор с Темной силой о передаче и других душ.
- Чьих душ? - спросил я, мне стало не по себе.
- Талантливых людей, наделенных особой энергией, которую Темные силы впитывают, чтобы стать еще могущественнее. Что-то уже произошло?
- Да, несчастный случай. Мы должны были сниматься с актрисой в море, к берегу прошел катер, она попала под него. Я успел ее вытащить.
- Вы ее очень любите, - скорее констатировал факт, чем спросил Кастильский.
- Я не могу быть все время рядом с ней, - глухо сказал я.
- Это не обязательно. Ваша любовь будет ее охранять.
- А если я его убью? - поинтересовался я. - Я смогу ее избавить от этого?
- Вряд ли вы сможете убить человека, заключившего сделку с Темными силами. Попадете в тюрьму, погубите душу попыткой убийства. Мой совет - уезжайте с этой женщиной подальше. Иначе...
- Я не могу этого сделать. Она замужем за другим и от мужа не уйдет, - глухо объяснил я.
Кастильский задумался на мгновение, потом открыл другой ящик и достал маленькую темную коробочку.
- Этот амулет сможет защитить женщину, которую вы любите. Впрочем, я ничего не гарантирую.
- Господин Кастильский, вы не можете проделать ритуал. Ну, чтобы она забыла мужа и ушла ко мне. И мы смогли бы уехать?
Кастильский брезгливо скривился и положил коробочку обратно в ящик.
- Господин Верстовский, все эти любовные привороты и ворожба - чепуха! Подобными ритуалами занимаются только шарлатаны. Не стоило отвлекать меня по такому нелепому поводу.
- Спасибо, что выслушали, - сказал я хмуро, вставая.
- Подождите.
Кастильский оказался рядом со мной и подал мне коробочку.
- Могу сказать одно. Если то, что вы мне рассказали - правда, вам тоже угрожает серьезная опасность. Этот человек найдет способ вас уничтожить. Вы узнали его страшную тайну.
- И что мне делать теперь? Бросить все и уехать?
- Уехать вы должны были раньше, - ответил Кастильский спокойно. - Теперь вам придется разрубить узел проблем, в центре которого оказались.
- Скажите, а можно провести обряд, ритуал какой-нибудь. Ну, чтобы избавить этого человека от преследования?
- Это может произойти только с его добровольного согласия. Сделка дала ему очень многое, отказаться от подобного он не в силах. Я подозреваю, о ком вы говорите. Незаурядный актер, ярко блеснувший в начале своей карьеры. Он сразу захотел большего - денег, славы. Получил это и теперь за это жестоко расплачивается.
Я вспомнил первую главную роль Большакова, которая принесла ему популярность - он фонтанировал энергией, обаянием, и сравнил с тем, как премьер выглядит сейчас - потухшие, оловянные глаза, лишенные жизни, тусклый, невыразительный голос. Возможно, предположение Кастильского не так уж фантастично. Я остановился на мостике через речушку, облокотился на ограждение, бездумно разглядывая пробегающий с тихим журчаньем серебристый поток. Перед мысленным взором вспыхнули события прошлой ночи. Немыслимая сила, подбросившая меня к потолку, вдруг ослабла и я довольно мягко приземлился, Большаков без сил лежал в проходе, а призрак бесследно исчез. Я помог встать премьеру, но он высокомерно отстранив меня, проследовал в коридор, даже не поинтересовавшись судьбой охранников. Я спустился в партер - конечно, парни были мертвы, и помочь им уже никто был не в силах. Я вернулся в студию, где узнал, что съемка сорвана. Большаков скрылся, в тот вечер я больше его не видел. Банкет тоже не состоялся, или его решили провести без меня. На следующее утро я позвонил Кастильскому, чтобы договориться о встрече. К моему сильнейшему удивлению, колдун согласился незамедлительно принять меня. Правда, разговор с ним оставил тяжелое впечатление. Кастильский не запугивал меня, лишь предупреждал.
Я открыл коробочку - на синей бархатной подушечке лежал кулончик в виде удлиненной капли молочного цвета, по которому пробегали искорки, словно взрывался фейерверк. Конечно, я могу подарить Милане этот амулет, но будет ли она его носить? Если я расскажу ей, что Большаков заключил сделку с дьяволом, и хочет ее убить, она посчитает меня сумасшедшим. Или решит, что я разыгрываю ее. Может быть Северцев был убит за то, что оказался свидетелем явления посланника Тьмы? Или дьявольской силой или Большаковым, который таким образом хотел расплатиться со своим Хозяином? Господи, о чем я только думаю?! Абсурд! Какие могут быть посланцы Ада?! Все это представление наверняка инсценировано. Кто-то решил попугать Большакова. Но как бы мне не аукнулось участие в этом адском шоу. Я возвращался по коридору, когда наткнулся на Ладу Данилюк, костюмера. Увидев меня в испачканном известкой и порванном фраке, она нервно воскликнула: "Вы подрались с Большаковым?" Еще не хватало, чтобы зазнавшийся индюк обвинил меня, что я пытался его убить. А хуже того, свалит на меня смерть своих охранников. От этого говнюка можно ожидать всего. Я услышал пиликанье мобильника. Звонил Лифшиц.
- Олег, вечером будет праздничный ужин. За вами приедет машина, - официальным тоном сообщил он.
- А где будет? - поинтересовался я. - Я бы мог сам доехать.
- Ужин состоится на яхте. Добраться туда вы сами не сможете.
- А одеваться как?
- Как хотите, в рамках вашего вкуса.
Мне показалось, что Лифшиц сказал последнюю фразу с издевкой. Он считает, что у меня хреновый вкус? Урод, сам одевается, как бомж - старые джинсы и растянутая футболка. Но я решил прикупить одежды, доехал до центра городка на трамвае и уже издалека увидел большой трехэтажный магазин с вывеской: "Гипермаркет". На втором этаже располагался салон мужской одежды, я решил побродить между вешалок и подобрать что-нибудь поприличнее. Я непритязателен в одежде, моя работа обычно связана с простыми людьми, одеваться в дорогой костюм, значит, вызывать у них неприязнь, а тогда ничего не добьешься в расследовании истории об очередном вампире или призраке. Впрочем, иногда судьба меня сталкивала с великими мира сего. Брошенная любовница решила отомстить очень богатому, влиятельному лицу и наняла проходимцев, которые устраивали шоу в особняке хозяина - кровавые надписи на зеркалах, стуки и танцы по ночам. Я быстро вычислил, кто занимался чертовщиной, и все закончилось для брошенной девушки очень печально. Поэтому я стараюсь избегать общения с высокими лицами, которые скоры на расправу.
Я осматривал очередной костюм, когда услышал знакомый голос. Осторожно выглянул, и обнаружил Большакова, одетого слишком вычурно для посещения магазина - в малиновую куртку с набивным рисунком и белую, кружевную рубашку. На этот раз его сопровождала особа женского пола, худенькая, темноволосая девушка, плоская, с торчащими ключицами, явно намного моложе его. Они выбирали шарфики. Я постарался как можно незаметнее подойти ближе к парочке. Большаков сильно вытянул правую руку вперед, чтобы пощупать очередную тряпку - на его запястье красовались большие, круглые часы на браслете из светлого металла с золотистыми вставками. Странно, почему он носит часы на правой руке, я не заметил, чтобы он был левшой. Но потом я понял, в чем дело. На запястье левой руки у него были другие часы, тоже огромные, испещренные символами. Может быть, я здорово приложился башкой вчера и мне все привиделось? За кандалы - доказательство сделки с Тьмой, я принял обычные часы?
- Молодой человек, ищете что-то конкретное? - услышал я совершенно неуместный голос продавщицы.
- Да, костюм для светской вечеринки, - промямлил я, как можно тише.
Но Большаков поднял голову и увидел меня. Сжав девушке руку, быстро повел на улицу, где их ждали два шкафообразных охранника в солнцезащитных очках, и массивный Cadillac Escalade с затененными стеклами. Почему Большаков так напугался? Боится расспросов? Значит, я действительно видел посланника Тьмы вчера? Я представил, что мне придется еще долго общаться с "лучшим российским актером современности", как льстиво называли Большакова наши СМИ, и поежился. Кастильский сказал, что мне тоже угрожает опасность. Конечно, я не представляю интереса, ибо никаких особых способностей у меня не имеется, но я опасный свидетель общения мегазвезды с Силами зла.
- Для какого мероприятия? - от размышлений меня отвлекла продавщица.
- День рождения актрисы. Я снимаюсь вместе с ней, в маленькой роли. У Дмитрия Верхоланцева.
Она незаметно вздохнула и задала еще один вопрос:
- Какой дресс-код указан в вашем приглашении?
Я изумленно уставился на нее, но тут же взял себя в руки.
- Это было устно, - нашелся я.
- Хорошо, я вам предложу кое-что, - сказала она, наконец.
Быстро оглядев меня, она прошлась по рядам, вытащила костюм и выложила передо мной:
- Темный костюм из тонкой шерсти самого модного сейчас покроя от Roberto Cavalli и черная рубашка из блестящего шелка с французскими манжетами. Это подойдет для любого мероприятия. Примерьте.
Я недоверчиво пощупал материал и как можно незаметнее взглянул на ценник, стараясь не показать виду, что цифра почти в штуку баксов произвела на меня неизгладимое впечатление. Взял вешалку с костюмом, аккуратно сложенную рубашку и вошел в примерочную.
- Ну что же, сидит хорошо, - сказала продавщица, увидев меня у зеркала. - Только манжеты надо завернуть вот так, и застегнуть запонками.
- А галстук какой? - поинтересовался я.
- К такому костюму галстук не нужен. Расстегнете верхнюю пуговицу.
Я представил, что буду выглядеть на вечеринке, как последний лох и мне захотелось позвонить Милане и отказаться. Нет, она решит, что я струсил, и как можно уверенней сказал:
- Хорошо, выпишите.
В крайнем случае, буду ходить так на работу. Хотя в нашем маленьком журнальчике никакого дресса-кода отродясь не было, ходили в том, на что могли наскрести денег.
Я вернулся домой, и засел за папку, которую дала Милана. Я так увлекся, что с трудом услышал пиликанье будильника в мобильнике. Принял душ, надел купленный костюм, который погладила Екатерина. Мое отражение в зеркале мне понравилось, я почувствовал себя уверенней. Услышал призывный звук клаксона за окном - на этот раз за мной прислали Ауди черного цвета, и ехал в ней я в гордом одиночестве. Но чем ближе мы подъезжали к заливу, тем страшнее мне становилось, я далек от бомонда и светских развлечений. Совершенно не представляю, как вести себя с высокопоставленными гостями, чтобы не опозориться. Машина остановилась на берегу, я увидел тот самый катер, который чуть не убил Милану и поежился. В центре залива на волнах покачивалась ярко освещенная трехпалубная яхта.
Когда я поднялся на борт ко мне сразу подбежал человек, одетый в фиолетовый смокинг с бархатными лацканами, желтый в крапинку галстук-бабочку, из кармана виднелся нагрудный платок кричащего малинового цвета.
- Молодой человек, как вас зовут? - быстро осведомился он, держа перед собой раскрытую кожаную папку.
- Олег Верстовский.
Он быстро пробежался глазами по списку и удивленно взглянул на меня.
- У вас есть приглашение?
- Меня устно пригласили, - ответил я, начиная сильно нервничать.
Еще не хватало, чтобы меня вышвырнули с этого мероприятия, как последнего бродягу.
Я увидел Милану, одетую в блестящее шелковое платье карминово-красного цвета, собранное изящными складками на груди и ниспадающее волнами до самого пола. Она быстро шла ко мне, цокая каблучками по деревянному покрытию, и радостно улыбалась
- Все в порядке, Сильвестр, - обратилась она к распорядителю, оказавшись рядом. - Олег Верстовский, мой спаситель. Распорядись посадить его на самое лучшее место.
Я вздохнул с облегчением, а расфуфыренный пижон кивнул и мгновенно испарился. Я отдал белые розы, которые успел купить по дороге. Протянул смущенно коробочку. Я очень боялся, что она скривится от моего убогого подарка, но она открыла и напряженно взглянула на меня, и ее глаза как-то странно вспыхнули.
- Это старинный амулет, - объяснил я. - Для защиты.
Она надела цепочку, заправила внутрь.
- Спасибо, - прошептала она, обняла меня и впилась в губы.
Я ощутил, как у меня закружилась голова от пьянящего аромата свежих цитрусов, ванили и мускуса. Она не соблазняла, демонстрировала безоговорочную власть. Она могла приказать мне спрыгнуть с маяка, и я бы с удовольствием это проделал.
Гости стали постепенно собираться, Сильвестр, бросая на меня изучающие взгляды, отвел на место. На средней палубе находился просторный салон, у окон располагались круглые столики, застеленные бело-синей скатертью с тонким фарфором и выстроившимися в ряд бокалами, окна задрапированы бежевыми портьерами. В передней части я увидел на небольшом возвышении белый рояль, микрофон, ударные и понял, что предстоит выступление музыкантов. По залу, боковым проходам, дефилировали гости. Я успокоился, одеты они были, кто во что горазд, по крайней мере, я не выглядел здесь белой вороной. Со мной сидело еще четыре человека - двое мужчин и две женщины в вечерних нарядах, с обнаженными плечами и низким декольте. Нас представили друг другу, но их имена мне ни о чем не говорили. Они брезгливо осмотрели меня, будто в их общество случайно затесался грязный бродяга, и начали мило болтать о светских вечеринках в Москве, показах мод, о том, что некий издательский дом поменял команду ивентмейкеров (Бог его знает, что это такое) и поручил проведение важного мероприятия промоутеру-новичку (в задницу эти англицизмы), который естественно не справился и поэтому никому не понравилось. На что молодой человек, одетый в полосатый пиджак и гавайскую рубашку, возразил, что он был на том мероприятии и все было ОК, особенно стильная видеозаставка и приличная работа по театральной разводке (не имею ни малейшего представления, что это такое). Принесли закуску - коктейль из креветок, на сцену выскочил Сильвестр. Он постучал по микрофону и манерно объявил:
- Сегодня у нас большой праздник! День рожденья одной из ярчайших звезд на небосклоне российского искусства. Самой очаровательной, милой, любимой всеми и самой талантливой актрисе и певице!
Все захлопали, на эстраду вышла европейская знаменитость, исполнил свой хит, а присутствующие за моим столом отпускали скабрезные шуточки в отношении его потасканного вида, севшего голоса и мешковатого костюма. Больше всех старалась Эльвира Дурыгина с вытянутым лошадиным лицом, одетая в слишком открытое платье, безвкусно украшенное стразами, которое навязчиво демонстрировало ее накаченную силиконом грудь и выпирающие ключицы. Европейскую звезду сменила российская - исполнитель блатняка, под гитару он прохрипел пару хитов и ушел под громкие аплодисменты. Незаметно скользящие по проходу официанты принесли очередное блюдо - томатный суп-пасту и присутствующие за столиком перешли к обсуждению остальных гостей, не щадя никого, ни молодых, ни старых, ни мужчин, ни женщин. Когда Эльвира перешла к Верхоланцеву, я напрягся в ожидании, что она пройдется по Милане. Но Дурыгина увлеченно трещала о поместье, выстроенном на десяти гектарах под Самарой, с конюшней на дюжину рысаков, теннисным кортом, часовней, и лесными угодьями в двести тысяч гектаров, где режиссер устраивает настоящие охотничьи побоища.
- Можете представить - вся жители близлежащей деревеньки на него корячатся! - проговорила жеманно Эльвира, будто реально переживала за несчастных сельчан.
Я представил, что она за всю свою жизнь, не подняла ничего тяжелее ридикюля с побрякушками и возразил:
- Насколько я знаю, все довольны, потому что там работы вообще нет никакой. А тут какой-никакой заработок.
Эльвира взглянула на меня с осуждением, будто я сморозил глупость. Вздернув носик, она демонстративно повернулась к спутнику. Я сжался в комок, когда Сильвестр объявил выступление Миланы. Она вышла к микрофону, улыбнулась и запела веселую песенку, изящно двигаясь в такт. Когда она закончила, Эльвира ехидно произнесла:
- Старая кляча, не в состоянии открытое платье надеть, сиськи, небось, так обвисли, смотреть на не что, и морщины не знает, как скрыть. Неужели Вершок не в состоянии уже оплатить пластику дражайшей половине?
Мне безумно захотелось врезать по физиономии мерзкой бабе так, чтобы она свалилась вниз под стол. С огромным трудом взяв себя в руки, я отчетливо произнес:
- Я снимаюсь вместе с Миланой, выглядит она великолепно. Молодые девушки позавидовали бы ее прекрасной коже и бюсту, - добавил я, пристально глядя в лицо желчной собеседницы. - На съемках произошел несчастный случай, она сильно поранилась, поэтому в закрытом платье.
Эльвира смерила меня гневным взглядом, презрительно хмыкнув, она поджала пухлые, накаченные губки, и отвернулась.
- А вы, простите, кого играете? - поинтересовался спутник девицы, которого представили, как Альберта Сверчкова.
- Я заменил Григория Северцева, играю Франко Лампанелли, - ответил я.
- Правда? - недоверчиво протянул он, оглядев меня. - Ну и как вам работать с Верхоланцевым? - поинтересовался он. - Лютует, как Иван Грозный?
- Я этого не заметил, все идет в рабочем порядке.
- А вы раньше где-то снимались? - спросил он.
- Нет, нигде не снимался, служу в драматическом театре. В Саратове.
- Интересно-интересно, и сразу главная роль? - язвительно проговорил он.
- У меня эпизодическая роль, главную играет Игорь Большаков.
- О, Игоречек! Лучший российский актер, - желчно воскликнула она. - Я слышала, он и своего дружка притащил на съемки. Правда?
- Меня такие вопросы не интересуют, - бросил я.
- Не интересует? Еще бы, - пробурчала Эльвира, ее лицо источало нескрываемое презрение.
Официанты принесли следующее блюдо - трубочки из лосося с черной икрой, украшенные свежими огурцами и перцем. Все увлеклись едой, я вздрогнул, когда услышал знакомый голос:
- Олег, исполни что-нибудь.
Рядом стояла Милана, лукаво улыбаясь. Я отрицательно покачал головой, склонившись над тарелкой, мне было страшно опозориться перед гостями, с яркими представителями которых смог познакомиться только что. Я ощутил, как запылало лицо - совершенно не стесняясь присутствия гостей и мужа, Милана опустила мне руки на плечи. Прошептав на ухо: "Олежек, не стесняйся", нежно прикоснулась губами к щеке. Подняв глаза, я заметил широко раскрытые глаза Эльвиры, в которых светилась зависть и раздражение. Она только что убедилась, что я не случайный гость на этой вечеринке. Я уверенно встал, отдернул пиджак и пошел к эстраде, сел за рояль. Я знал, что исполню. И пусть меня закидают тухлыми яйцами. Я поправил микрофон над роялем, и опустил руки на клавиатуру.
Пустым обещаньям и сказкам не верьте,
И Спас не спасет от сумы да тюрьмы,
Но жизни на свете чуть больше, чем смерти,
И света на свете чуть больше, чем тьмы.
Но Жизни на свете чуть больше, чем смерти,
И Света на свете чуть больше, чем тьмы.
И пусть испытанья сулит нам дорога,
Пусть новым прогнозом пугают умы,
Но дьявола, все же, чуть меньше, чем Бога,
И света на свете чуть больше, чем тьмы.
Но дьявола, все же, чуть меньше, чем Бога,
И света на свете чуть больше, чем тьмы.
Я закончил, бросил напряженный взгляд в зал, и заметил растерянные глаза гостей, которые лишь через мгновение разразились аплодисментами. Милана подошла ко мне, обвив руками за шею, поцеловала в щеку. Взяв меня за руку, подвела к микрофону и представила:
- Олег Верстовский! Человек, благодаря которому я родилась заново!
Все вновь захлопали, я посмотрел на столик, стоящий у самой эстрады, за которым восседали продюсер с главрежом. Верхоланцев утирал глаза платочком, видно уже здорово набрался. Он помахал мне рукой, приглашая за столик. Я спустился вниз. Милана села напротив меня.
- Давай, Олег выпьем с тобой! - наливая в стопку из хрустального графина, предложил Верхоланцев. - Здорово ты пел, я даже прослезился. Слушай, можешь хорошие бабки загребать, всем нашим пидорам сто очков вперед дашь.
- Всех денег не заработаешь и в могилу не унесешь, - ответил я банальной фразой.
- Да? Значит, ты пока мало видел. И ни черта в жизни не смыслишь, - беззлобно произнес он. - Ты женат?
- Нет пока.
- А чего так? - с удивлением поинтересовался главреж. - Жена, дети - это прекрасно.
- Не нашел пока ту, с которой захочу связать судьбу на всю жизнь, - ответил я очередной заезженной фразой, стараясь не смотреть на Милану. - В нашем роду все мужчины женятся только один раз.
- Правда? - вдруг подал голос Розенштейн. - Ну, ты прямо, как Народный, - сказал он язвительно, назвав имя очень известного актера. - Он тоже говорил так, но при этом шлялся по бабам, как не хрен делать. Я тут устраивал мероприятия, и для всех господ, сохраняющих верность супругам, держал отдельные номера, - добавил он ядовито. - Чтобы кумиры, идеалы нравственности и порядочности, могли, понимаешь, втайне наслаждаться вниманием прекрасных дам, и не ронять имиджа у публики. Для этого я держал целый гарем - начинающие актрисульки, провинциальные репортерши. Все, кто почитает за честь прыгнуть в постель к известному артисту. Артисты. Не артисты - дерьмо собачье.
- Да, Верстовский, - бросил Верхоланцев с улыбкой, хлопнув меня по плечу. - Вот выйдет наша картина на экраны, тоже станешь знаменитым. И к тебе в постель поклонницы будут лезть. Хочешь?
- Не хочу, - буркнул я, разговор начал утомлять.
- Не хочу, - протянул с издевкой Розенштейн. - Потому что ты никто и звать тебя никак. И никому даром не нужен.
- Не всем известность нужна, - я попытался урезонить продюсера.
- Дурак ты, Верстовский. Известность всем нужна. А если тебе лично не нужна, значит ты идиот, - изрёк Розенштейн.
- Популярность свои минусы имеет. Если бы я женился, то не хотел бы, чтобы моя жена знала о моих изменах. А если кто-то из моих знакомых об этом проболтался бы, я дал бы ему в морду. А при популярности слишком многим в морду придется давать, - саркастически объяснил я.
Розенштейн бросил исподлобья на меня хмурый взгляд, словно пытался осознать, хотел я его оскорбить или нет.
- Верстовский, ты вообще знаешь, кто я такой? - наконец, раздраженно пробурчал он, багровея. - Царь и Бог! И без меня вся эта шарашкина контора летела бы к чертям собачьим. Один Северцев мне в такие бабки обходился, в страшном сне не представишь. Звонит: "Давид, на меня тут наехали, срочно нужно два штукаря. Не отдаешь, убьют меня". Потом звонит: четыре, десять. А оказывается, он в казино все просаживает. И ведь ничего не вернул, сволочь! А ты думаешь, Верстовский, я - нефтяной магнат или мне за красивые глазки "капусту" вагонами отгружают?
Я подумал, что за свинячьи "глазки" Розенштейна не дал бы и трех копеек, не то, что вагон "капусты".
- Давид, мы все знаем про Гришу, - дружелюбно проговорил Верхоланцев, бросив мимолетный взгляд на жену. - Упокой, Господи, его душу грешную, - добавил он, перекрестившись, и предложил, наливая продюсеру из графина, и чокаясь с его рюмкой: - Давай выпьем лучше. За твое здоровье!
- Да что Северцев! - воскликнул Розенштейн, опрокинув стопку в рот. - Гришка по сравнению с Пашкой (дальше шло имя еще одного, очень известного актера) ангел был. Сколько раз я Пашку отмазывал от ментов за то, что тот слишком девочек любит. Да не каких-нибудь, а особенных, обязательно светлые волосы да голубые глазки, и чтобы не моложе двенадцати! Понятно?! А этот засранец Боря (имя известного телеведущего) всю карьеру сделал через ж... В прямом смысле! Да в ящике, на "голубом экране" на три четверти все такие. А может быть и на все сто процентом! Да я об этом мемуары напишу еще! Про этот хренов шоу-бизнес! - воскликнул он, потрясая волосатым кулаком.
Розенштейна прорвало, словно канализационную трубу, он сыпал именами знаменитых артистов, художников, писателей, режиссеров, припоминая одну гнусную историю за другой. Все представители богемы были по его словам жлобами, алкашами, наркоманами, завистниками, развратниками, игроками, просаживающими целые состояния. Мне казалось, что я сам по уши в вонючем дерьме. И вдруг меня осенило - Розенштейн очень обижен на всю эту шатию-братию, как не старается встать на один уровень с ними, как не корячиться, все равно его считают лакеем - подай-принеси. Когда Розенштейн на минуту затих, наливаясь очередной рюмкой, я, будто себе под нос, невозмутимо проговорил:
- Мой предок, Петр Андреевич Вяземский, очень сокрушался о потери записок Байрона. И написал об этом своему другу - Александру Сергеевичу. А тот ответил: "Потеряны? Да и черт с ними! И, слава Богу, что потеряны. Толпа жадно читает исповеди, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы - иначе".
Над столиком повисла мертвая тишина, казалось, муха пролетит - будет слышен каждый взмах ее крылышек. Милана с ужасом воззрилась на меня, а Розенштейн насупился и мрачно спросил:
- Верстовский, а ты в каком театре играешь-то?
- В драматическом, в Саратове, - быстро отбарабанил я, вспомнив слова, о которых мне говорил второй режиссер.
- В Саратове? - протянул он пренебрежительно, и зловеще добавил: - Странно, что тебя оттуда еще не поперли. Актер из тебя полное дерьмо.
- Ну ладно, чего уж там, - засуетился Верхоланцев. Полез под стол, вытащил какую-то бутылку и, сунув мне в руки, добавил: - Иди, Олег, выпей за наше здоровье. Давай. Будь здоров.
Я взглянул на этикетку, отметив, что это весьма неплохой коньяк - Hennessy в изящном сосуде, украшенном орнаментом из виноградной лозы. Подбрасывая бутылку на руке, я отправился к своему столику, где застал обрывок фразы Эльвиры:
- ... замухрышку какого-то, сопляка. Пристроила к себе в картину, старая шлюха. Скоро хахалей будет в яслях искать.
Я понял, что она говорила обо мне и Милане, но спокойно присел за столик, лишь бросив пренебрежительный взгляд на сплетницу. Эльвира мгновенно захлопнула накрашенную пасть, углубившись в поедание заливной осетрины, с крабами, раками и каперсами.
- Эльвира, судя по вашей озлобленности и агрессивности, - произнес я, как можно хладнокровнее. - В вас чувствуется серьезный недоебит. Так что мой совет - или заведите еще одного любовника или купите себе парочку фаллоимитаторов. Так сказать, для исправления вашего настроения.
Я очень надеялся, что ее спутник, Альберт Сверчков, попытается врезать мне по физиономии, но он трусливо втянув голову в плечи, быстро-быстро начал орудовать столовыми приборами, словно не слышал оскорбительных эпитетов, ярко характеризующих спутницу. Эльвира растерянно поморгала глазами, перевела глаза вначале на Альберта, потом на меня, и покраснела, как рак на ее тарелке. Я открыл бутылку коньяка, предложил остальным, Эльвира и Альберт отказались, а Витольд и его подруга очаровательная, худенькая Женя с ярко-рыжими волосами и симпатичными веснушками, с удовольствием согласились.
Перед десертом я вышел курить, ушел на корму, разглядывая ярко освещенный снизу прожекторами маяк, высокие отроги гор и ряд фонарей на проспекте, которые выглядели отсюда, как россыпь светлячков. В низине раскинулся маленький городок, все выглядело так мирно и дружелюбно, что я выбросил из головы разговор с Розенштейном и Эльвирой. Сам виноват, что завелся, не стоило обращать внимания на дураков и завистников. Будто ветерок пробежал по моим ногам, я резко обернулся, но успел лишь заметить чью-то тень. На голову обрушился страшный удар, искры посыпались из глаз, кто-то схватил меня снизу за ноги, лишая опоры и перебросил через перила. Я рухнул вниз, теряя сознание, и ледяная вода накрыла меня с головой.