Аннотация: Сказка о всепрощающей любви. По мотивам греческой мифологии. Адмет и Алкестида.
За окном рыдала лютня. Чистый, высокий голос бродячего певца выводил трогательные и избитые истории о смерти и любви... О высшем смысле жизни, о горении и полете... Я глядела на него сверху вниз, подставив лицо невесомому, но холодному ветерку. Садилось яркое, по-зимнему негреющее солнце, молодому голосу вторили расшалившиеся воробьи. Мои губы невольно раздвинулись в легкой, ни к чему не обязывающей улыбке. Я бросила юноше золотую монету. Певец, не сводивший с меня любопытного и немного испуганного взгляда, ловко поймал ее на лету озябшими пальцами, прижал к груди лютню и отвесил галантный поклон. Я ответила ему беглым кивком, закрыла окно и задернула шторы...
Что ж, он смел... Петь под моими окнами решился бы не каждый... Я прислушалась - голос певца удалялся. Эти песни... Они все же затронули во мне какие-то тайные струны... Легкое раздражение возникло и сразу же пропало... Бедный глупый мальчишка! Что ты знаешь о любви и смерти! Что ты знаешь о горении и полете, кроме старых сказок и затертых до дыр легенд?! Улыбка покинула мое лицо, превратившись в горькую гримасу.
Слова - осмысленные и не очень звуки, слетающие с губ рассказчика, разве способны они донести до слуха и ума истину? Передаваясь из уст в уста тысячекратно, она искажается до неузнаваемости, превращаясь лишь в бледную бесплотную тень. Тень, вышедшую из Аида сокровенной тайны лишь для того, чтобы кануть в омуте банальности, людской глупости и пошлости...
Любовь и кровь не рифмовал только ленивый! "Люблю до смерти", "Жизнь за тебя отдам"... Эти слова обесценились, истерлись и истончились от частого и неуместного употребления... Знают ли пылкие влюбленные, какой смысл стоит за этими превратившимися в расхожие присказки фразами?
Я зябко передернула плечами, вновь ощутив на своем лице ледяное дыхание Танатоса. Сколько веков прошло с тех пор? А я все так же просыпаюсь по ночам в холодном поту и жалобно зову на помощь... Зову любимого, неверного, принявшего мою жертву и забывшего обо мне... И я вновь увидела его, как тогда, в первый раз, когда он стоял перед ступенями беломраморного дворца... Блистающий герой, любимец Аполлона, он сам походил на светозарного бога, даже стоя в той несуразной золоченой колеснице, запряженной львом и кабаном.
Казалось, весь Иолк вышел в тот день на площадь перед дворцом. Люди скандировали его имя, словно то, что герой-аргонавт выполнил условие царя Пелия, имело хоть какое-то значение... Но он гордо, как и следовало герою, совершившему подвиг, возвышался над усмиренными чудовищами - прекрасный, одетый в слепяще-белый хитон, словно аллегория торжества молодости над увяданием. И любой, кто смотрел на него, верил, что этот человек почти равен благоволившему ему богу. От неясного предчувствия у царевны заныло сердце. Он выглядел почти всемогущим, этот Адмет!
Царь Пелий, убийца Эсона и гонитель Ясона, чернее тучи, стоял рядом с ней. "Щенок", - процедил он сквозь зубы, и его дочь поняла, что он и не думает отдавать ее этому человеку. Девушку вновь скрутила судорога ненависти. Великий Зевс, да она вышла бы замуж и за последнего из портовых нищих, лишь бы уйти из опостылевшего дома!
-Алкестида? - юноша в белом хитоне покинул свою нелепую колесницу и протянул к ней могучие руки. - Теперь ты согласна?
Лицо фессалийского царевича сияло торжеством и радостью. Но в черных, словно безлунная ночь, глазах были мольба и ожидание.
Отец широким жестом отодвинул царевну себе за спину.
-Это было МОЕ условие!- рявкнул он так грозно, что по толпе прокатилась волна ропота. - Это МОЯ дочь! И это Я решаю, отдавать ли ее такому выскочке, как ты!
А Алкестида, не отрываясь, глядела в эти полуночные глаза и чувствовала, как горячая волна заливает ее щеки и скользит вниз по телу, даря ощущение освобожденности и гибельного восторга. Сосущая пустота и застарелый страх вдруг покинули ее сердце. Может быть, им стало тесно вместе с этим новым, неизведанным чувством? Впервые она почувствовала себя наполненной. И поняла, что никогда не вернется к пустоте прошлого.
-Я больше не твоя... - прошептала она отцу. - Можешь меня убить, но я уйду с ним...
Пелий ожег дочь яростным взглядом, но принародно кричать на нее не осмелился.
-Я с тобой потом поговорю, - прошипел он.
-Я выполнил свою часть уговора, царь Пелий,- ровным тоном произнес Адмет. Толпа мгновенно умолкла, и царевич продолжил в полной тишине, - Выполни и ты свою! И помни, что на тебя смотрит Иолк, царя которого ты погубил. Один раз ты уже нарушил слово, данное прилюдно... О, царь Пелий, сделавший бессмысленным подвиг аргонавтов, решишься ли ты стать клятвопреступником во второй раз?
Жизнь царевны, наполненная вечным страхом, легла на чашу весов рядом со словом самого лживого и вероломного из ныне живущих венценосцев. Сомневаться в том, что перевесит, не приходилось.
И тогда она сделала шаг навстречу царевичу.
-Мой отец исполнит свою клятву, Адмет. Слово есть слово.
Толпа взревела. Ее отец что-то пытался говорить, но его уже никто не слышал. А Алкестида, ошалев от собственного безрассудства, уже спускалась по мраморным ступеням к незнакомцу, который стал для нее новой жизнью...
* * *
Я отвернулась от окна. Дом, в котором я жила последние три года, был темен и не прибран. Пожалуй, те, кто сюда время от времени заходил, были бы шокированы, наведи я здесь порядок. Черные драпировки, странные предметы и не менее странные запахи - так, по мнению большинства людей, должно выглядеть жилище ведьмы. Я была не против, мне было безразлично, где жить... Все равно я проживу под этой крышей не дольше, чем пять лет.
Раздался тихий стук в дверь, и в комнату вошла юная особа. На ней был темный плащ с неизменно надвинутым до самого подбородка капюшоном. Как будто ее лицо было великой тайной! Моя ухмылка угасла, не родившись... Какая разница...
-Я слушаю тебя, дитя мое.
-Помоги мне, Моргана! - страстно прошептала она. - Если в тебе сохранилась хоть капля женщины, если ты все еще помнишь, что значит любить - помоги мне!!!
Я вновь скрыла усмешку. Опять любовная история... И решила, что заказ будет легким, независимо от того, приворотное зелье придется мне варить или смертельный яд. В глазах моих клиентов я властвовала над любовью и смертью, и, пожалуй, они не слишком ошибались... Жизнь, смерть, любовь - сейчас все это было для меня не более чем словами. Но и не менее... Потому что я знала цену этим словам. Я знала Слова Истины и настоящие имена вещей и явлений. Я была всемогуща? Почти. Потому что моя жизнь и моя смерть были мне не подвластны...
-Ты влюблена, дитя мое? - тихо спросила я пришедшую ко мне девушку.
-О, да! Я погибаю от любви!
-А твой избранник тебя не любит? - полуутвердительно сказала я.
-Нет! Он тоже меня любит!
-Так значит, тебя отдают нелюбимому?
-Нет, наши родители уже дали согласие на свадьбу.
Я слегка нахмурилась.
-Ты можешь объяснить яснее, чего ты хочешь? Хотя... Дай мне руку.
Девушка послушно выпростала свою узкую кисть из тяжелых складок плаща. Я поднесла ее ладонь поближе к своим глазам. И воздух с тихим шипением вырвался сквозь мои стиснутые зубы.
Ее любимый был обречен. И воспоминание вновь нахлынули удушливой волной, унося привычный покой.
* * *
Потом была веселая свадьба, которой Алкестида не помнила. Она куда-то шла, что-то кому-то говорила, чужие голоса и лица слились для нее в одно гудящее пестрое пятно. Царевна помнила лишь взгляд, к ней обращенный - и требовательный, и обещающий одновременно. А еще помнила слова, которые они произнесли у статуи великой Геры.
Праздник все длился и длился, мозаика лиц кружилась в безумном хороводе, и вдруг отхлынула. День иссяк. Она осталась наедине с человеком, которому вручила свою жизнь. Влюбленные глядели друг другу в глаза, и царевна понимала, что может смотреть в них вечно, растворяясь в этой бесконечно дорогой ей тьме...
А потом раздалось шипение, и спальня наполнилась сотнями змей... И голос разгневанной богини пообещал конец их едва обретенному счастью: "Ничтожный гордец! Как посмел ты забыть о Той, кто осыпала тебя милостями?!! Мойры скоро обрежут нить твоей жалкой жизни. Таково Мое Слово!"
* * *
Девушка, сидящая напротив меня, резким жестом откинула капюшон.
-Ты сможешь мне помочь?
Совсем юная...
Я покачала головой. Я помнила эту страстность, эту великую жертвенность, это отчаянное желание спасти любимого, любой, даже самой страшной ценой...
* * *
Каждый день начинался для нее одинаково. Набросив на голову покрывало, она спешила в храм Артемиды, моля ее о прощении Адмета. Царевна приносила жертвы, украшала ее изваяние цветами и драгоценными тканями, плакала у ее ног и пела гимны, сложенные в ее честь... И каждый день, не дождавшись ответа, возвращалась в свой дом.
Дом, в котором жила любовь. Ее сладким запахом был пропитан воздух, которым она дышала, любовь солнечными зайчиками сияла на расписных стенах, мимо которых она проходила. Любовь струилась из глаз мужа и пряталась в каждом его слове. И сама Алкестида была ею - нежностью, заботой и лаской, мягкими крыльями, обнимавшими любимого, шепотом ветра, перебирающего его кудри, ароматом кадильниц, серебряными струями касающихся его лица... Она жила им, жила для него - и это было бы прекрасно!..
Если бы не вечная тень, страшный приговор, объявленный богиней тому, кто был для нее смыслом жизни. Она искала спасения, но не находила его.
Пока однажды вечером не повстречала в саду ее.
-Ты хочешь его спасти? - голос Медеи был хриплым, словно воронье карканье. В блестящих, словно черный жемчуг глазах, полыхало безумие.
Царевна отшатнулась. Взгляд этих неистовых глаз прожигал ее насквозь.
-Я знаю способ! - и колхидская ведьма хрипло расхохоталась. - Это очень хороший способ и очень-очень верный...
Алкестида упала на колени.
-Прошу тебя, открой мне этот способ!
Чародейка опустилась на землю рядом с ней. От нее резко пахнуло горькими травами и острыми настойками. Приблизив к щеке царевны свое некогда прекрасное, а ныне искаженное страданием и ненавистью лицо, Медея прошептала:
-Ты можешь умереть вместо него! Я могу это устроить...
-А ты не обманешь меня? - дрожащим голосом переспросила царевна.
Медея коротко и зло рассмеялась.
-Разве слова значат хоть что-то? Разве я сказала бы "да", если бы хотела тебя погубить?
-Я... я готова, - тихо ответила Алкестида. - Все равно я умру, если его не станет.
Медея вновь ожгла ее внимательным и сумасшедшим взглядом.
-Не думала, что дитя Пелия способно на благородство... Хорошо, скоро я приду за тобой. Будь готова.
* * *
Девушка подняла на меня полные слез глаза.
-Неужели совсем ничего нельзя сделать?! Моргана! Ты же всемогуща!!!
Я хрипло рассмеялась.
-А готова ли ты умереть ради своего возлюбленного? Или твоя любовь не настолько глубока?
Ее рука соскользнула с моих пальцев и безвольно упала вдоль тела.
* * *
Медея пришла через неделю. Алкестида встретила ее в саду, наряженная в лучшее из своих одеяний.
-Я не простилась с ним... Не смогла... - едва слышно сказала она.
Колхидская чародейка нетерпеливо тряхнула распущенной гривой черных, как ночь, волос.
-Слова! Да кому они нужны! - пренебрежительно хмыкнула она. - Дела гораздо важнее. Ты готова умереть ради твоей любви?
-Да! - на этот раз голос царевны не дрожал.
-Хорошо, - просто ответила Медея и занесла над ней жертвенный кинжал.
* * *
Когда девушка ушла, я долго сидела в кресле, пытаясь разобраться в своих смятенных чувствах. Дело было даже не в том, что она согласилась обменять свою жизнь на жизнь любимого. И даже не в том, что его жизнь того не стоила. Она вместе с тем мальчишкой-певцом разбудила во мне воспоминания.... И я погружалась в их пучину, в то время, когда меня еще не называли Морганой и не пугали моим именем непослушных детей. Конечно, та девочка, как и остальные мои клиенты, не знала, что имеет дело с ТОЙ САМОЙ Морганой, что погубила некогда заносчивого щенка Артура, той, что увезла потом на Авалон его тело. Но, затосковав, вернулась обратно, чтобы вместе с Дикой Охотой проноситься на Самхейн, а потом на Рождество, над крышами человеческих домов...
Я закрыла глаза.
О, да... Тогда я еще не была Морганой...
* * *
Боль...
Да, прежде всего это была боль. Потом край угасающего сознания зацепил странные рыдающие звуки. Это была Медея. Она плакала? Смеялась? Нет, не понять...
А потом, вдруг, боль исчезла. Чьи-то ледяные руки подобрали мое тело, чья-то прохладная тень накрыла мои закрытые глаза. Свист ветра. Шорох крыльев. Я летела!
Я распахнула глаза и увидела прямо перед собой бога. Точнее его прекрасный и печальный лик. Мы неслись над темной землей, он держал меня на руках, бережно прижимая к груди...
-Аполлон? Ты Аполлон? - тихо спросила я его.
-В твоих краях меня называют Танатос, - так же тихо ответил он. - Или просто - Смерть.
-Я умерла?
-Да... И мы летим в Аид.
-Обычно люди путешествуют туда в одиночестве...
-Я решил тебя проводить. Не каждый день люди отдают свои жизни взамен жизни другого.
-Значит, я его спасла? Адмет будет жить?!
-О, да... Нить его жизни прервется еще не скоро.
-Значит, я умерла не напрасно... - мои губы изогнулись в слабой улыбке.
-Напрасно. Жизни царевича Адмета ничто не угрожало. Все было подстроено.
Темнота... Тишина... И лишь свист ветра в ушах... И это звучало странно-успокаивающе.
-Зачем?..
-Это же просто. Он друг Ясона. Он хотел вернуть ему Иолк. Медея убила Пелия руками твоих сестер, и они покончили с собой. Ясон собирался убить твоего брата Акаста... Ты стала бы единственной наследницей царства! А потом умерла бы, оставив трон мужу.
-Но... Ведь Акаст жив! Или нет?
-Жив. Дело в том, что Ясон прилюдно отрекся от Медеи... И она решила отомстить... Она слишком его любила. Больше жизни - неважно, своей или чужой...
-Любила? Разве она тоже... умерла?
-Не совсем. Она просто ушла. Ну, вот мы и прилетели. Дальше тебе идти одной.
Я оказалась на голом и сумрачном берегу широкой, медленной, похожей на темную ртуть, реки. Над головой нависало свинцовое небо, под ногами скрежетал серый гравий - и все. Ни Харона, ни врат в Аид... Я прислушалась. Все та же гнетущая тишина...
-Тем, кого приносит сама Смерть, проводник не нужен... - раздался скрипучий голос за моей спиной.
Я обернулась. Это был Харон - высокий крючконосый старик со спутанными седыми волосами и удивительно ясными и прозрачными глазами. Он отвесил мне легкий поклон и махнул рукой:
-Иди.
И я пошла. Не отбрасывая тени - ведь я сама была тенью! - и не касаясь стопами вод Стикса. А когда я перешла реку мертвых, обнаружила себя в странном месте, похожем на другую реку - подземную, стремительную, запертую в гладкостенном коридоре. Меня подхватила холодная вода и понесла все вниз, вниз и вниз, и коридор свивался спиралями и казался бесконечным... Но вот он оборвался. Я вылетела почему-то вверх и увидела свет, яркий, но не слепящий...
А потом меня встретила Персефона. Я до мелочей помню наш с Ней разговор и Ее голос. Она спросила меня, зачем я пришла в мир теней раньше отпущенного мне срока. И я ответила, что сделала это во имя любви. Лицо богини стало печальным.
-Любовь и смерть... Вот две вещи, что волнуют всех смертных... А почему бы им не задуматься о великой тайне Жизни? О сокровенной загадке, разгадка которой любого из них способна уподобить Богам! Нет ничего важнее Жизни! Бедные дети... Какие глупости занимают ваши головы...
-Ты не права, Богиня!
Тонкие брови Персефоны взлетели вверх.
-Мы - люди! Для нас жизнь - это всего лишь слово, это всего лишь то, что есть у нас всегда, и то, что мы можем потерять. Разве можем мы ценить воздух, которым мы дышим? Да, смерть страшит нас, и именно поэтому покров ее тайны будоражит наш ум. Не будь ее, мы никогда не поняли бы цену жизни... Осознание смерти и любовь - это то, что дает нам ощущение бытия, то, что поднимает нас над животными и ставит радом с богами... Ведь именно любовь дает нашей жизни смысл, остроту и яркие краски. Любовь позволяет нам преодолевать непреодолимые препятствия и вынести самые тяжелые страдания. Ради любви мы готовы терпеть боль и лишения. Только она дарит нам самые сильные эмоции и раскрывает наши души. Только ради нее стоит жить и умирать...
Богиня молча смотрела на меня, а потом спросила:
-Ты до сих пор его любишь?
-Да...
-Несмотря на то, что он тебя предал?
-Настоящая любовь всепрощающа... и... Я знаю, он меня любит! И я не верю, что он хотел меня убить!
Персефона покачала головой.
-Ты хочешь это проверить? Я могу тебя отпустить... Но помни, что человек, побывавший на руках у Смерти никогда не станет прежним... Иди, Алкестида, и когда Жизнь перестанет быть для тебя всего лишь словом, когда ты поймешь, что самое важное на свете - это Она, Я вновь призову тебя...
* * *
Из-под моих опущенных век текли слезы... Волей Персефоны я стала бессмертной. Я вновь пересекла Стикс и Лету, и воды нездешнего мира изменили мое тело и мою душу. Я вернулась домой - через год после своей смерти. Люди говорили, что я стала еще прекраснее... Меня не радовали эти слова. Потому что в доме, который я считала своим, поселилась другая женщина...
Нет, я не могу его обвинять - даже сейчас, спустя века... Ни тогда, ни сейчас, в моем сердце не было обиды. Лишь горькое разочарование... В день моего возвращения он так и не смог посмотреть мне в глаза. Я видела его слезы, я чувствовала его боль... И его любовь - слабый, подернутый пеплом уголек... Да, я была права, он любил меня по-своему. Но это не мешало ему строить планы на моих костях. Я, сочувственно улыбаясь, смотрела, как он мучительно пытается оправдаться, но мои мысли были уже далеко...
В тот же вечер я покинула Элладу, умчавшись в Гиперборею, на далекий и суровый Север... Я училась жить заново, училась понимать и любить жизнь во всем ее многообразии, и моя учеба была не из легких. В итоге я стала той, кем стала. Ведьмой, чародейкой, почти богиней... Не злая, но и не добрая. Одинаково страстная и равнодушная. Одинаково милосердная и мстительная... Но оказывается, глубоко во мне все еще жила прежняя Алкестида... Та, что продолжала ценить любовь превыше всего. Сегодня я это почувствовала особенно четко.
Завтра ночью ко мне вновь придет девушка, готовая отдать свою жизнь в обмен на жизнь своего любимого. Она, как и я когда-то, считает, что жизнь - не более чем слово... Но я не позволю ей умереть.