Отточить свой разум до того состояния, когда им сможешь изменить мир и сделать его идеально правильным - задача сложная и достойная восхищения. Но достаточно лишь одного выбившегося из системы элемента, чтобы по ледяному панцирю пошла трещина.
Учитель говорил Исгерд: "Разум человека всемогущ. Любая правильно построенная мысль - реальна. Познай свой разум сполна, и ты сможешь управлять своей реальностью". Исгерд была прилежной ученицей. Ее тетради без клякс, ее волосы всегда зачесаны волосок к волоску, а о наглаженные складки ее юбки можно порезаться. И в занятиях она самая первая, самая старательная. Поэтому учитель уделял ей столько внимания - остальные ленивы и слишком отвлекаются на мирские дела, а она умеет слушать. Говорили, что учитель был настоящим колдуном. Но Исгерд не верила в магию, ведь все предельно логично - развей свой разум и мир изменится по твоей воле. Воля у Исгерд была несгибаемой, а разум она отточила до той степени, что его можно было назвать совершенным, ничто в мире не могло противостоять ему - точному, логичному, острому. Ее жизнь зависела лишь от ее воли. Исгерд повзрослела, учитель давно умер, другие ученики разбрелись кто куда. Исгерд попыталась познать мир других людей и ужаснулась. Они жили в мире глупых страстей, они метались между множеством вещей, они сомневались во всем, они не знали, что будет с ними завтра, через неделю, через год. Они не желали развивать свой разум так же как она. Они были слишком слабы, чтобы принять эту силу!
А те, кто так же был способен менять мир по своему желанию...
Исгерд поняла, что они делали все неправильно. Они неправильно меняли свой мир, совсем нелогично. Она это понимала, а они нет, и считали, что счастливы в своем заблуждении. Сердце Исгерд разрывалось от жалости к этим людям, и она принесла себя в жертву миру, взяла на себя эту ношу. Она обняла своим интеллектом весь мир. Она создала чудесную, понятную систему жизни. Чистую и прозрачную, как лед, что покрыл незаметно ее дом, а позже и весь мир. У людей не осталось времени думать о неправильных вещах - суровые условия жизни в вечной зиме не оставляли свободного времени на глупости. Исгерд учила их жить, она поделилась с ними знаниями о правильном мире, научила воспитывать детей, сказала кому чем заниматься, чтобы не они не мучились выбором. Никто теперь не болтался без дела, не зная куда себя деть, теперь у каждого было свое место и никто другой не мог вышибить его с него. Они обрели уверенность в завтрашнем дне, ведь он ничем не отличался от предыдущего, а все события жизни были четко спланированы. Все были заняты, все были счастливы.
Конечно, в любой, даже идеальной системе, находятся побочные элементы. Умственно неполноценные бунтари, которым их скудного интеллекта не хватало, чтобы понять в каком прекрасном мире они живут, какое счастье подарила им Исгерд. Их редко удавалось вразумить, приходилось уничтожать, чтобы не пугали людей и не учили молодежь неправильному. Иногда они оказывались слишком ловкими и настойчивыми, что даже добирались до чертога Исгерд, который она возвела высоко в горах, откуда могла смотреть на свои владения. Они приходили к ней, бросали в ее красивое спокойное лицо свои нелепые обвинения, пытались ее убить. Все они навсегда оставались в горах. Исгерд обнимала их, шептала на ухо ласковые слова, пока их кровь не обращалась в лед. Исгерд не ненавидела их, они просто очень ее расстраивали. Ведь ничто не может быть таким печальным, как недостаток ума.
Летательный аппарат догорал ниже по склону. Он разбился почти вдребезги, котел взорвался, не выдержав мороза, и теперь пламя пожирало нелепую конструкцию из тросов и металла, ощетинившуюся рычагами и странными приборами. Это чудовищно уродливое изобретение просто не могло подняться в воздух, это противоречило всем законам мира! И уж точно не должно было достичь ее скалы, не долетев до чертога всего сотню метров. Аппарат догорал, а от него тянулась цепочка следов. Как пришелец выжил в этой катастрофе, Исгерд не смогла понять. Тем не менее, он поднялся по склону и вышел на площадку перед ее ледяным троном. Исгерд наклонилась вперед.
- Как ты смог заставить эту вещь взлететь? - спросила она.
- Я захотел, вот и взлетел, - просто ответил он. Исгерд насторожилась и снова заговорила:
- Как ты нашел сюда дорогу? Никто не может пробраться через льды.
- Моя мысль привела меня. Тебе ли не знать, что лед для нее не преграда.
Исгерд вздрогнула под своим снежным одеянием. На заледенелой скале возникла трещина толщиной с пол волоса. Неужели? Нет, не может быть. Но ведь он взлетел, преодолел земное притяжение. А земное притяжение повиновалось Исгерд, течение рек повиновалось ей, день и ночь повиновались ей, весь порядок мира повиновался ее восхитительному разуму, холодному и острому как клинок, пронзающий время и пространство. Никто не мог осмелиться тягаться с ним.
Пришелец стоял перед ней, и его взгляд, беззастенчиво рассматривающий Исгерд и ее чертоги, раздражал. Это невоспитанное любопытство! Казалось, чертовы шестеренки, не сгинувшие в пожаре, вращаются за его зрачками. Он так обыденно пялился на ее величие, не думая восхититься и пасть перед ним. Он даже не думал, что оскорбляет Исгерд своим видом. Вытертой курткой в подпалинах, всклокоченными волосами, на которые были сдвинуты треснувшие пилотские очки, лицом вымазанным копотью. Кто подастся в горы в таком виде? Без припасов и теплой одежды. Ботинки на тонкой подошве наверняка уже промокли. Исгерд поморщилась от отвращения Нелепость. Он скоро простудится и умрет. Наверняка уже замерзает... Словно уловив ее мысль, пришелец переступил с ноги на ногу, и Исгерд могла поклясться, что услышала хлюпанье воды.
- Ты пришел сразиться со мной? - она расхохоталась высоким завыванием ветра, горы вторили ей грохотом сошедших лавин. - Многие дефективные глупцы приходили сюда свергнуть меня.
- Нет, - он пожал плечами. - Я просто пришел на тебя посмотреть. Мне столько о тебе рассказывали, что мне стало интересно, что из этого правда. И какая ты на самом деле.
- Посмотреть? - тут Исгерд удивилась. По такой мелочной причине этот человек решил рискнуть своей жизнью? - Я вовсе не заслуживаю интереса к себе. Я лишь забочусь о вас, суди обо мне по моим делам. Разве мир, в котором ты живешь, не прекрасен? Разве тебе есть о чем волноваться? Разве ты не знаешь, какова будет твоя жизнь? - говорила она уверенно. Пришелец оживился.
- Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, - он щелкнул пальцами возле уха, словно пытаясь сосредоточиться. Дурак. От холода его мозг замедляет свои реакции. Человек не может думать в этом холоде, лишь ее разум способен на это. - Я думаю, твоя система отжила свое.
- Что? - Исгерд на несколько секунд застыла, пораженная его словами, а потом задохнулась от их дерзости. Пришелец же продолжал как ни в чем ни бывало.
- Она не развивается. В ней нет новых идей. Я понимаю, что ты сидишь тут на горе и больше ничего не видишь, но тем не менее!
- Не вижу? Я могу объять весь мир. Я укрыла его снегом весь, разве не так?
- Ты его разрушаешь.
- Вздор! Все люди довольны.
- Да брось, далеко не все. К сожалению, тех, кто пытался до тебя это донести, ты, прости, поубивала. Ужасная жестокость, - добавил он, нахмурившись.
- Да что ты... - начала Исгерд, но пришелец с его вопиющим отсутствием понятий о вежливости перебил ее.
- Это все от недостатка фантазии. Снегом ты, конечно, засыпала все. Но, знаешь ли, одной правды мало, чтоб понять мир. Понять, - повторил он, не переставая шарить взглядом по ледяным стенам и сводам. Повисло тяжелое молчание. Он поднес ладони к губам, пытаясь отогреть их дыханием. Перчатки с обрезанными пальцами совершено не защищали от пробирающего до костей холода. Исгерд передернуло. Она наклонилась еще ближе, всматриваясь в пришельца. Нелепый, как и его машина - маленький, тонкий. Ребенок. Исгерд снова вздрогнула. Стоящий уже недалеко от черты зрелости, но ребенок. Но почему? Почему он не находится внизу, в теплом доме? Не учит уроки, не участвует в полезной деятельности, не занимается в кружке? Разве его не воспитали с пеленок? Разве не объяснили, почему незыблемый порядок единственно правильный? Разве его учили строить нелепые конструкции и иметь наглость вторгаться в ее владения?! Почему он такой существует? Где в ее идеальной системе ошибка?
Трещины бежали по ледяному панцирю.
- Кто прислал тебя? В какое неблагополучное сборище ты попал?
- Я сам по себе.
- Ты не можешь быть сам по себе. Никто не может. Это нереально.
- Я сам по себе, - повторил он упрямо. - Мне всегда этот мир казался ужасно несчастным. Он в руинах. Раньше он был другим, я находил старые книги. Это ты его разрушила, ты завалила его снегом и заставила нас не жить, а выживать. Я хочу понять зачем. Какой твой замысел?
Исгерд сжала виски.
Его здесь быть не должно. Все в мире порождено ее разумом, а он не мог родить такого ужасного человека. Он здесь лишний. Его нужно убрать. Но он ребенок... И ведь он сам скоро умрет. Исгерд ясно видела, какой он бледный - почти как ее снега, видела его посиневшие губы и пальцы. Чувствовала, что под своей тонкой курткой он не переставая дрожит. Несчастное дитя.
- Кто научил тебя такому?
- Да никто. Я всегда такой был.
- Куда смотрели твои учителя?
- Я их не слушал. У меня своя голова на плечах, хотя ты считаешь это преступлением.
- Я делаю вашу жизнь счастливой.
- И поэтому превращаешь ее в ледяной ад, где ни у кого не может быть мнения, отличного от твоего? Ты сама себе противоречишь. Ты развалила все в угоду своему самолюбию. Я думал, что смогу с тобой поговорить, объяснить то, чего ты не видишь, потому что закупорилась в своей пещере, смогу подсказать, как сделать мир лучше, а ты все знаешь и не желаешь видеть ничего, кроме снега и своих амбиций.
Исгерд тряслась, бесновалась на своем троне, отчаянно желала схватить наглеца и навеки вморозить в глыбу льда, она осыпала его снегом и обдувала морозным ветром. Но он не убегал, не прятался, продолжал стоять, словно бросая ей вызов. Вдруг Исгерд поняла, что он просто замерз настолько, что уже не в силах двигаться.
- Вон! Вон из моего мира! - взвыла она ураганом, а его охрипший голос, гремел в ее ушах набатом.
- Я просто хочу сделать его лучше!
- Он совершенен!
- Это только ты так думаешь.
- Ты не должен существовать, - прошипела Исгерд, буря стихла и она, дрожа, упала на трон. - И твоя машина тоже.
- Тем не менее, мы оба здесь, - он снова подышал на негнущиеся пальцы, с неподдельной печалью оглянувшись на груду покореженного металла. - Я разочарован. Мне говорили, что ты величайший интеллект в мире. Я не думал, что он окажется таким ограниченным.
Исгерд затрясло.
Ограниченная.
Нет!
Восстановить контроль! Во что бы то ни стало восстановить уверенность! Слишком много реальностей, невозможно сосредоточиться. Где правильная? Исгерд кричала. Ее разум, ее прекрасный, могучий разум не мог больше менять мир, потому что она не знала, что именно он должен делать. Что правильно. Он предал ее, дал слабину. Исгерд всегда знала, что этот момент станет ее концом.
Ледяная корка стен и сводов треснула и рухнула вниз, погребя ее под обломками. Лавина сошла с вершины, навечно засыпав ее чертоги. Пришелец даже не двинулся с места, ему было искренне жаль эту женщину. Такую забавную и такую бесполезную. Его подхватило снежным потоком и понесло вниз, словно бревно. Умирать не хотелось. Совсем не хотелось умирать в этом собачьем холоде. Он из последних сил дернулся, и его выбросило на уступ, прикрытый сверху каменным козырьком, как по заказу выросшим в скале. Снег катился мимо, не трогая его. Грохот еще долго гулял по горам, даже когда снег давно скатился в долину, накрыв собой ближайшие деревни. Вряд ли кто-то успел спастись. Мир рушился. Как много лет назад, когда пришла Исгерд. Рушился снова. Сходили лавины, трескались ледяные панцири рек и озер, вода затапливала селения. Ледяной мир превращался в руины, как и тот мир, что был до него.
Он выполз из убежища на козырек и стоял, глядя вниз, пока ноги не отказались его держать. Рухнув на камень, он обнял колени, подтянув их к подбородку, чтобы как-то удержать уходящее тепло. Он не думал, что разрушит мир. Совсем не думал. Его просто вело любопытство. Он вздохнул и закрыл глаза. Только одного не хотелось - закончиться самому в этом холоде. Где-то вверху солнечные лучи рвали низкие тучи и били копьями в землю, где-то внизу уже текли ручьи, рвались к солнцу сквозь толщу земли ростки, а в горах все еще стояла зима.
Свернувшись калачиком на краю уступа, в своем проваливающемся в темноту сознании он творил прекрасный теплый мир, где больше никто не живет по расписанию, где каждый творит все что хочет, где все, кто хочет, собираются вместе за чашкой чая, в независимости от места, ими занимаемого в системе. И никто больше не занимает никаких мест. Где все реально - стоит только пожелать. Где день и ночь наступают, когда тебе удобно, где реки текут в небо, где на деревьях растут камни, где по небу летают лягушки...