Этьен Экзольт : другие произведения.

Нежность Пустоты Грядущей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
   ETIENNE EXOLT
  
   НЕЖНОСТЬ ПУСТОТЫ ГРЯДУЩЕЙ
  
   1.
   Нарастающий громкий шум, трепещущий гул, поднимающийся и приближающийся, угрожающий и привлекающий, отвлек его от созерцания собственного члена. Cидя на теплом камне, расстегнув и приспустив брюки, он сжимал в правой руке напрягшуюся плоть в то время как порученные ему морны неторопливо и бесцельно разбредались. Их мохнатые ноги слишком слабыми были для того, чтобы они могли уйти далеко, обойдясь без долгой передышки, в то время как сам он на последних деревенских соревнованиях занял второе место по бегу среди сверстников и потому единственным, что беспокоило его, было недавнее заявление Томаса, утверждавшего, что его член, напрягшись, вытягивается в две длины его ладони. Сомневаясь, можно ли верить в этом помощнику кузница, Линмар с тех пор сомневался и без конца сравнивал свои размеры с чужими, помнил уверения матери, что он еще растет и каждую неделю вновь и вновь измерял себя, надеясь на чудесное увеличение, которого все не происходило и которого, как он боялся, никогда не произойдет.
   Странный тот звук напугал морнов и они беспокойно, наперебой, застонали, выражая недовольство и страх. Схватив болтавшийся на тонкой цепочке свисток, он дважды дунул в него, призывая мерзких тварей собраться возле него, но шум нарастал, приближаясь к ним, они разбегались все дальше и только тогда он выпустил из правой руки свой член и обратил взор к небу.
   Поднимаясь над левым краем листа, оставляя после себя тугой след из красноватого дыма, нечто блестящее и дрожащее разворачивалось, приближаясь к юному пастуху и он, раскрыв от ужаса рот, спрыгнул с камня и попытался спрятаться за ним, забыв и о разбегающемся стаде и о своем члене, из которого полилась, попадая на серую ткань брюк и на шероховатую зеленую землю, тонкая струйка желтой мочи.
   Огромное, состоящее из многих непохожих друг на друга частей, мерцающее разноцветными огнями, почти бесформенное в окруживших его плотоядных дымах, оно пронеслось над мальчиком, обдавая его горячим зловонием, от которого слезы потекли из его тоскливых и злобных глаз, больше похожих на глаза древоточца, роняя на перепуганных монгов дымящиеся части, обливая их кипящими жидкостями и удаляясь прочь, в сторону деревни, теряя при этом высоту.
   Когда опасность миновала, юноша поднялся и, приподнявшись на носках доставшихся от матери ботинок, с восторгом наблюдал, как возле самой деревни неведомый аппарат резко изменил курс и ушел в сторону ствола. Едва перелетев невысокую, гладко блестящую жилу, он перевернулся в воздухе и низвергнулся, поднимая высоко в воздух сияющие брызги сока и куски поверхности, взметнувшиеся изумрудным дождем, столбом торопливого пара и многоцветных дымов, среди которых больших почестей удостоился фиолетовый.
   Забыв о своем стаде и обязанностях, которыми гордился еще утром, ведомый только своим жестокосердным любопытством, пастух бросился к месту падения, на бегу застегивая брюки, запинаясь о неровности, царапая ноги и руки о жесткие высокие волоски, достигавшие здесь, в середине листа, высоты его плеч. Ему понадобилось несколько минут, чтобы достичь рухнувшего летуна и он был первым, кто оказался возле него. Прочие, спешившие от деревни, еще только виднелись вдали.
   Ему пришлось идти осторожно, чтобы не наступить на обломки панелей и механизмов и некоторые стальные были раскалены, тогда как пластиковые источали нестерпимое и, как подумал мальчик, ядовитое, зловоние, а деревянные пылали ярким и горячим пламенем, напомнившем ему о прошлогоднем празднике Сеятеля. Осторожно пробираясь между неравными теми опасностями, он приближался к расколовшему на три части корпусу, из которого торчали сломанные крылья и выступали искореженные дюзы. Обломки солнечных батарей рассыпались вокруг темными порочными зеркалами, длинные черные перья парили, кружась в воздухе, подбрасываемые горячим воздухом, оплетаемые дымом, что столь ласково терся о голую грудь пастуха.
   Через пролом между двумя частями он пробрался внутрь корпуса, едва не поранив ногу о разбитый сосуд, полускрытый в стене, из которого вытекала синеватая жидкость, заливая составленный из треугольных плиток, накренившийся пол. Вся левая стена была занята подобными емкостями, различных формы и размеров, со стенками вогнутыми или распираемыми изнутри, прозрачных целиком или же только маленькие окошечки имевших в себе, стена же другая состояла из круглых экранов, на большинстве из которых лишь всполохи мертвых шумов мерцали забытыми сновидениями. Лишь на одном из них ярко пылали красные цифры, да другой показывал мигающие символы, незнакомые мальчику и означавшие, как подумал он, опасность. Из трубки, надломившейся над его головой на светлые волосы вылилась липкая жидкость и он выругался, как учил его Томас, отряхиваясь и направляясь дальше, туда, где он видел через свесившиеся с потолка кабели, панели и трубы, кресла с находившимися в них людьми.
   Ему пришлось немало потрудиться, чтобы добраться до них. Металлическая панель преградила ему путь и всех его сил едва оказалось достаточно, чтобы немного отогнуть ее и пробраться под ней, при этом он едва не обжег себе руки. Браслетом из радужных мигралей он зацепился за торчащий из стены прут и едва не порвал тонкую нить, на которую были нанизаны они, отчего страх вспыхнул за его глазами, ведь то был подарок его старшей сестры и ярость ее, если бы он потерял его, была бы нестерпима. Протиснувшись в изувеченный проем, наступив на круглую, изогнутую дверь, лежавшую теперь на полу, когда-то белую, теперь же украшенную узором из ожогов и выбоин, он оказался в кабине, где всего имелось шесть кресел, спинки чьи наклонены были так, что находившиеся в них почти лежали и здесь мальчик возблагодарил Сеятеля за то, что много раз был на бойне и не боялся вида крови и расчлененных тел.
   На гладкой черной коже слева один из мужчин в того же цвета комбинезоне был трижды пронзен насквозь стальными прутьями, вонзившимися, пробив стекло шлема, в его левую глазницу, пробившими грудь и живот. Круглый экран, свисавший к нему на толстом гофрированном проводе, к котором до сих пор тянулась его правая рука, тревожно мерцал множеством разноцветных знаков и схем. Сидевшего перед ним залила блестящая жидкость, разъевшая стекло шлема и пластик комбинезона, от которого остались только обрывки на изувеченном скелете. Экран над ним и пульт, расположенный возле правой его руки также пострадали от неведомой кислоты и теперь искрились, неспособные ни на что более. Первый же в левом ряду, имевший перед собой три экрана и широкую черную панель со множеством разноцветных кнопок и блестящих верньеров и рычагов, был седым, с короткой бородкой и жемчужной серьгой в правом ухе и умер, держась за сердце, с широко раскрытыми глазами и ртом.
   С правой стороны молодой мужчина, едва ли намного старше самого Линмара был рассечен надвое упавшей на него пластиковой панелью, кровь все еще стекала на гладкий черный пол, кишки свесились с края сиденья и робко выглядывал из кровавого хаоса остро обрубленный позвоночник. Юноша склонился над мертвецом, всмотрелся в его широко раскрытые карие глаза, в свое отражение на испачканном изнутри выплюнутой, выдохнутой кровью стекле шлема, умерший показался ему красивым и ему стало жаль, что он погиб таким молодым и, должно быть, не познавшим всей радости, что могла быть причинена ему.
   Среднее в правом ряду кресло было придавлено упавшими на него обломками потолка, оторвавшимися от стены панелями и в мерцающем свете тонких трубок, что выжили в большинстве своем, он одну за другой поднимал и отодвигал их и был вознагражден зрелищем, от которого руки его задрожали, а член напрягся. Металл и пластик разорвали комбинезон и большая часть стройного, загорелого тела, искаженного царапинами и ссадинами была видна ему, левая грудь полностью обнажилась и он отметил, что она намного больше, чем даже у его матери. Стекло шлема было разбито, мелкие круглые осколки засыпали собой ее лицо, упали на закрытые глаза, прикрытые серебристо-черными веками, на чуть приоткрытые яркие алые губы, светлые волосы, взбитые катастрофой, прикрывшие щеки и слегка испачканные в крови.Склонившись над ней, над ее грудью, пользуясь случаем внимательно рассмотреть ее а быть может, как надеялся он, потрогать и поцеловать, он неожиданно для себя заметил, что она едва заметно шевелится, а присмотревшись, увидел и ресницы ее дрожащими и пальцы подрагивающими.Она была жива и, поняв это, он в ужасе отступил от нее. Будучи живой и почти обнаженной, она пугала его больше, чем возможность лишиться члена.
   К счастью, в этот момент послышались голоса и, разгребая завалы могучими руками, в разрушенную кабину пробрался, тяжело дыша, расстегивая грязный серый комбинезон, кузнец Морган, чье мускулистое тело, почти всегда покрытое копотью и потом, казалось юному пастуху искусственным и механическим, неспособным принадлежать плоти, а следом за ним спешила и мать мальчика, женщина крупная, но подвижная и быстрая, закончившая курсы медицинской помощи в городе Тантарфе, что возле центральной находился жилы и пользовавшаяся в деревне едва ли не большим авторитетом, чем старейшина Морас.
   -Ты что здесь делаешь? - закричала она, увидев своего сына стоящим перед девушкой: - Прочь отсюда!
   -Она жива! - указав на нее, он услышал свой голос слишком тонким и пронзительным, неприятным для него самого.
   - Беги отсюда! - смахивая со лба длинные светлые волосы, Морган подтолкнул юношу к выходу.
   Мать уже доставала из своей огромной кожаной сумки стальные, с черными трубками и блестящими циферблатами приборы, которые прилаживала к руке и животу девушки в то время, как кузнец снимал с нее шлем, одно за другим расстегивая крепления на твердом воротнике. Они не сомневались в том, что она жива, они поняли это и без его указания и ему даже показалось, что они знали о том заранее, но он, помотав головой, отринул эту обидную и ревнивую мысль.
   Мгновение он оставался неподвижным, но взгляд матери, вскользь брошенный ею, был столь требовательным и настойчивым, что ему пришлось, дрожа от злости, покинуть разрушенный корабль, выбравшись наружу через пробоину в корпусе. Глубоко дыша, чтобы успокоиться, он отошел от него и сел на мягкий зеленый холм, глядя на то, как со стороны деревни один за другим приближаются обитатели ее, возбужденные и любопытные удивительным происшествием, равного которому никогда не происходило здесь.
   Столпившись возле пробоины, они взволнованно перешептывались, заглядывая в ее темноту, не решаясь войти и отмахиваясь от зловонного дыма, когда ветер направлял его в их сторону. Мужчины, одетые в одинаковые, тускло-красные комбинезоны, курили, расслабившись и прислонившись к остывающему остову, довольные неожиданным перерывом в работе, женщины, с желтыми пятнами семени и молока морнов на зеленых робах, посматривали на небо, на видневшиеся сквозь туманную высоту верхние листья, пытаясь предсказать погоду, посматривая на Линмара и посмеиваясь, обсуждая, должно быть, то, как Джулия столкнула его в канал прошлым вечером.
   Он только успел достать сигарету, раздумывая, у кого из мужчин было бы лучше попросить огонь, как появились Морган, несущий раненую девушку и его мать, держащая в руках стальной помятый баллон, от которого прозрачная трубка тянулась к черной маске, закрывающей лицо пострадавшей и приборы, обвившие свои провода вокруг ее запястий, прилипшие черными дисками к груди и животу.
   Женщины заохали, бросились к девушке, но мать остановила их, прикрикнула и они расступились. Быстро, но не настолько, чтобы опасаться смерти, они направились в деревню. Мужчины нехотя потянулись за ними, но взоры их были теперь чуть более жестокими и взволнованными. Линмар не сомневался, что каждый из них успел заметить нагую девичью плоть и теперь мечтал о том, чтобы прикоснуться к ней. От мыслей о том он ощутил приятное волнение и член его затвердел. Позабыв о сигарете, выпавшей из его пальцев, он поспешил обратно к своим беспокойным морнам, чтобы немало пролить семени, вспоминая о чудесной девичьей груди.
   Следующим утром девушка сидела напротив юноши за деревянным покосившимся столом, пристально глядя на него любопытным насмешливым взором, в котором ему чудилась странная, пренебрежительная насмешка.
   На ней был мужской комбинезон, показавшийся ей более предпочтительным, чем все те платья и робы, что пыталась предложить ей мать. Высоко закатав рукава, она обнажила исколотые иглами локти, руки ее чуть дрожали от слабости и Линмару даже казалось, что она едва заметно покачивается на стуле, но голос ее был твердым и ловким, слова ее скользили вокруг него также, как фатрины делают то туманным вечером и он чувствовал себя неуютно рядом с ней. Ему казалось, что она знает обо всем, что он мечтал с ней сделать, как если бы она подсматривала за ним, когда он сжимал свой член, думая о ней. Женщины были поражены тем, что она отказалась от их одежды, их пугал выговор девушки, любивший в гласных долготу и ясность. Их смутили ее вопросы, непонятные и пугающие, ее жестокая прямота и потому, быстро утратив интерес, сменившийся страхом, они предпочти удалиться к своим обычным ежедневным делам. Линмар же вынужден был остаться, когда она попросила о том и понимал теперь, вдыхая горький дым ее сигареты, страдая от ее взгляда, что предпочел бы оказаться как можно дальше от нее. Ему хотелось вернуться к своим морнам, пнуть кого-либо из них, выбросить семя на поверхность листа, вспоминая и ненавидя.
   В маленькой комнате со светло-серыми неровными стенами, в окружении старой простой мебели, она казалась такой же чужеродной, как самый неотступный кошмар, столь же легкая и непостижимая, угрожающая и неуязвимая. Встав со стула, она раздавила сигарету в треугольной стеклянной пепельнице и, обойдя юношу, встала у него за спиной.На ее босых ступнях оставались чешуйки старой белой краски, остатки черного лака тускло блестели на ногтях в зеленоватом свете круглой над столом лампы.
   Положив руки на спинку стула, она наклонилась к юноше, ее собранные в длинный хвост волосы упали на его плечо и он вздрогнул от того, тяжесть их показалась ему большей, чем он мог вынести.
   -Отведи меня. - и ей не было нужды говорить о том, куда она хочет идти.
   Останки воздушного корабля теперь уже едва дымились, запах горелой горечи заметно ослаб, но теперь от некоторых частей исходило мерцающее синеватое свечение, увидев которое, девушка недовольно нахмурилась. Осторожно пробираясь между обломками, так ласково прикасаясь к ним, что злобная и необъяснимая ревность возникала от вида того в юноше, она пробралась внутрь корпуса через пролом, который он показал ей и внутри, осмотревшись с видом хозяйки, подсчитывающей ущерб, причиненный ее дому взбесившимся морном, она немедля последовала в кабину. Встав посреди нее, взглянув на засохшую кровь, покрывающую сиденья, где некогда находились товарищи ее, она на мгновение закрыла глаза. Дрожащие руки ее сжались в кулаки, губы исказились и в это мгновение она обрела такую силу в себе, что перестала быть привлекательной, внушая только восхищенный, завораживающий страх. Резко выдохнув воздух и открыв глаза, она вновь стала спокойной и почти отстраненной. Подхватив с пола тонкую пластину, она присела, подцепила ей расположенный в полу люк и, открыв его, достала из обнаружившейся ниши маленький черный ящик. Линмар приблизился, любопытный больше, чем могли вытерпеть его скромность и стеснительность. Взглянув на него через плечо с раздраженным недоумением, девушка промолчала, занятая серебряными цифрами на крышке ящика. Не менее десятка их понадобилось для того, чтобы он открылся и отдал ей маленький прибор, чей круглый экран засветился от ее прикосновения. Сев на пол, она положила его между своих ног и медленно, неторопливо, преодолевая неведомое напряжение, из него поднялось красное мерцающее дерево с мириадом ветвей, от каждой из которых отходила еще одна, меньшая и так продолжалось едва ли не до бесконечности. Почти у основания его мигала крохотная точка. Прикоснувшись к ней, девушка вызвала иную картину. Дерево приблизилось и было обрезано размерами проекции, ствол его стал толще, ветви на нем меньше и положение переменчивого круга более точным. Проведя по волосам, она недовольно покачала головой.
   -Мы поднялись намного ниже, чем я думала. - злобное то разочарование показалось ему неуместным, но благодаря нежной дрожи в ее голосе юноша впервые осознал, что и оно может быть приятным.
   -Что случилось с твоей машиной? - Линмар с восторгом взирал на изображение в воздухе перед ним, понимая, что повторяло оно, пусть и не предельно точно, само Великое Древо, давшее жизнь им всем.
   -Не знаю. За минуту до того, как мы отказало управление, Джонас заметил понижение давления в одном из двигателей, - она вздохнула и опустила голову, отчего Линмар решил, что это мужчина имел особое значение для нее. Быть может, был ее любовником. Не решаясь спросить, он пришел к выводу, что им, вероятнее всего, был тот светловолосый мужчина или же старик, которого юноша считал их командиром и который уже только поэтому должен был быть привлекательным, - Затем мы потеряли контроль....Я полагала, что мы были выше.
   -Куда вы летели? - любопытство его превзошло скромность, как облако превосходит тумана и слова изо всех сил желали казаться безразличными и расслабленными.
   -К вершине, - она сказала это так, как будто никакой другой цели существовать для нее и не могло.
   -Зачем? - удивленный уже тем, что кто-то может верить в существование вершины, наслушавшийся рассказов о том, что Великое Древо бесконечно, обморочных стенаний о вселенском его единстве, он с трудом мог признать нечто иное.
   -Чтобы узнать, что там. И встретить Сеятеля.
   Линмар усмехнулся.
   -Что такое? - вскочив, она повернулась к нему и он увидел гневное недовольство в ее глазах, начинание драгоценной страсти.
   -Ты веришь в эти глупости? - изумление растворяется в нем туманом окаменевших миражей.
   -Там, откуда я родом, в них принято верить. - выбросив руку, она схватила юношу за горло и притянула к себе. - Мы все верили в них и поэтому многие из нас погибли.
   -Прос...ти... - он хрипел, правая рука вцепилась в душившую его, левой он попытался оттолкнуть девушку, попав при этом в ее грудь. От этого член его возбудился еще больше, настолько, что он испугался, испугался больше смерти, что семя может извергнуться из него. Это показалось ему совершенно неуместным и недостойным, заслуживающим порицания и того наказания, каким могло бы стать только очищение тела, удаление с него любых признаков пола, заключение в тишину бессильно и неслышно воющих желаний, в темницу умиротворенного страха.
   Когда она отпустила его, не имея никаких намерений убивать, он упал на колени, прижимая ладони к промежности, надеясь тем самым сдержать себя, видя перед собой ее грязные ботинки, зашнурованные лишь наполовину и загорелую ногу с редкими и короткими белыми волосками, в которых увидел напоминание о вероятности совершенства.
   Посмотрев на него с самым роскошным, самым драгоценным презрением, девушка вернулась к открытой ей пустоте, присела и склонилась над ней. Стоя на четвереньках, с трудом избегая тошноты, выпустив тонкую струйку слюны изо рта, растекшуюся по трещинам и выбоинам в матовых плитках пола, он лишь через пару минут смог поднять голову и к тому времени в руках ее уже появился черный короткоствольный пистолет, а сама она была одета в серебристо-черный комбинезон с молнией расстегнутой настолько, что он вновь мог видеть столь восхитившую его грудь. Она подключила к проектору маленькую клавиатуру, само же устройство соединила с толстым проводом, скрывавшимся в полу. Никогда ранее не видел Линмар таких букв, ничего не говорили ему странные символы и рисунки, возникавшие перед лицом девушки, но она напряженно всматривалась в них, губы ее шевелились, левая рука рассеянно ласкала промежность. Задыхаясь, прижимая ладонь к горлу, юноша поднялся и приблизился к ней. Возвышаясь над ней, сидяшей на полу, опустив глаза, он видел ее грудь обнаженной, но, к удивлению его, более занятным казалось ему то, что показывал проектор, ведь схемы и линии на нем ничем не могли быть, кроме карты.
   -Куда ты хочешь идти? - прохрипел он, покачиваясь и стараясь не смотреть на нее, опасаясь, что еще одно мгновение обнаженной плоти вызовет истечение семени.
   - Двумя ветвями выше расположена наша база. Оттуда я смогу спуститься домой. - она отсоединила провод и проекция исчезла, сменившись перед тем на мгновение сеткой из чуть искаженных в центре, старающихся удалиться от него линий.
   -Как далеко твой дом? - глядя на нее, убирающую проектор и клавиатуру в потертый футляр с длинным ремнем, предназначенный для того, чтобы носить его на плече, проверяющую заряд оружия и застегивающую устроившуюся на широком поясе кобуру, он представлял то место, откуда пришла она и земли эти казались ему прекраснейшими, какие только могут быть.
   -Около семи тысяч ветвей вниз. - тонкая черная кожа прижалась к ее левому плечу, поблескивая стальными кольцами и, придерживая ее, она повернулась к юноше, чуть наклонила голову, насмешливо глядя на него. - Полагаю, что ты захочешь пойти со мной.
   -Почему ты так думаешь? - он вздрогнул, ведь мысль та еще не совсем была определена и для него самого.
   -Я видела девушек в твоей деревне. - она презрительно скривила губы и он был вынужден согласиться с ней. Ни одна из красавиц, каких он видел все это время возле себя, не могла сравниться с ней.
   -Я...хотел бы пойти с тобой. - в это мгновение он видел только ее язвительные, скупые, сочные глаза, только ее раздражающие груди и смявшийся в промежности комбинезон, представлял, как раздвинет, схватив за щиколотки, эти длинные мускулистые ноги и проникнет между них, познавая женщину как само естество.
   -Ты уверен, что достаточно взрослый для этого? - спрятав за спиной руки, она наклонилась вперед, глядя на него, опустившего голову, снизу вверх.
   -Что ты имеешь в виду? - от ее пристального и мучительного взгляда румянец облил воспаленной злостью его щеки.
   -Сними брюки. - резко поднявшись, она сложила руки на груди, подняла подбородок и теперь ожидала, как делает то притаившийся в засаде, выслеживающий свою хромую жертву, хищник.
   -Для чего? - в это мгновение покрытый шипами неведения страх, вздорной, пригодной только для бегства силой вонзился в его чресла, уменьшая и замораживая их.
   -Ты хочешь пойти со мной? Тогда ты будешь делать то, что говорю тебе.
   Ее сила, от которой пререкания разбегались испуганными стаблами, ее надменная и
   благоуханная, неукротимая, позволяющая ей превосходство красота, были столь удивительны для него, что, вообразив следующее мгновение, когда он подчинится ей, окажется обнаженным перед ней, он ощутил удивительную и всемогущую свободу в том будущем, радость безупречного подчинения, восторг великолепного рабства, поклоняющегося сияющей власти. Предопределенность вонзилась в него жалом ядовитого счастья и он последовал ей, трясущимися руками расстегивая такие маленькие, слишком маленькие пуговицы.
   Присев, упершись локтями в колени, она внимательно рассматривала его резкими рывками поднимающийся член.
   -Мне доводилось видеть и лучше... -она сощурила глаза, задумавшись в сомнении, но он был уже знаком с такой лукавой игрой. - Думаю, ты можешь идти со мной...
   Поднявшись, она мгновение стояла, опустив голову, задумавшись о том, что показалось Линмару совсем неприятным. Затем, усмехнувшись, она прошла мимо него, направляясь прочь из разрушенной кабины и уже за спиной он услышал ее унизительный смех. Развернувшись, он бросился к ней, протягивая руки к ее плечам, представляя, как развернет ее, бросит на пол, разорвет тонкую ткань комбинезона, но она, ловко повернувшись, легким движением перехватила его руку, чуть повернула ее и он, перевернувшись через голову, упал, больно ударившись спиной о неровный пол, поранив ногу о поднявшуюся плиту пола, едва не напоровшись правой рукой на острый прут, торчащий из стены.
   И она снова смеялась, стоя над ним. Ничего не сказав, она отвернулась к другой стене, вцепилась обеими руками в узкую на ней дверцу и все то время, пока он поднимался, превозмогая боль, пыталась открыть ее. Обернувшись к нему, тяжело дышащему, она улыбнулась так, как будто бы с самого детства были они влюблены друг в друга.
   -Помоги мне. - с трудом наступая на левую ногу, он выполнил эту ее просьбу и вдвоем им удалось отогнуть, но не открыть, тонкую, но удивительно прочную панель. За ней, плотно зажатые в блестящих тисках, в сладком своем, от скуки пришедшем бреду, таились винтовки, одну из которых она и протянула Линмару.
   -Знаешь, как пользоваться?
   Он покачал головой.
   -А этим? - наклонив голову, она кивнула в сторону его промежности и рассмеялась, а он скривился от этой бездарной, надоедливой, горькой и привычной пошлости.
   Для того, чтобы ничего не ответить ей, он сильнее сжал в руках оружие и, выйдя из разрушенного корпуса, вдохнув прохладный чистый воздух и найдя причудливое наслаждение в том, с нежностью воззрился на теплую сталь, впервые держа в руках столь совершенный механизм. Он слышал и читал о многих видах оружия, но в деревне были только ножи, тесаки, луки и арбалеты, которых всегда было достаточно для того, чтобы защищаться от форгов или случайно забредших так близко к краю листа разбойников. На случай же, если кто-либо слишком опасный появлялся в их землях, был заключен договор со стражей Фаррина, чьи воздушные машины не раз спасали от набегов кочевников и всепожирающих гнургов, получая в обмен тысячу литров крови морнов и трех девственниц каждый год. Он лишь несколько раз видел эти круглые летательные аппараты, когда они проходили над деревней, но никогда не наблюдал их в действии, лишь вдалеке слышались тяжелый треск выстрелов и тугой шорох взрывов.
   Ласково касаясь пальцами гладкого приклада, он чувствует себя так, словно в руках его находится растение, сок которого самые волшебные привлекает сны, он вкушает эти липкие, густые, с вяжущим вкусом чудеса и чувствует, как они отнимают у него силу, как она истекает из него для того, чтобы раствориться в черном неподвижном теле, в самом воздухе вокруг него, в тяжелом его неповиновении.
   На левом ее плече устроилась такая же винтовка, несколько квадратных обойм уцепились за пояс, острые лезвия притихли в узорчатых ножнах.Придерживая рукой приклад она села с Линмаром и отняла у него только что открытую им флягу.
   -Почему вы думаете, что он наверху? - дождавшись, когда она сделает глоток, он посмотрел на ее влажные губы и увидел в них предвестие гибельного дождя.
   -Потому что между корней мы уже искали. - она небрежно бросила ему флягу и та, вращаясь, выбрасывает в воздух прозрачное семя, так долго хранившееся в ней, блестящее, разлетающееся вокруг серебристыми каплями, вспыхивающее непотребным сиянием. Он едва успевает поймать ее, привязанная к горлышку крышка бьется о тонкие стенки.
   -Ты знаешь, как добраться до ствола? - она достала из кармана комбинезона сигарету, маленькую золотистую зажигалку и закурила и так он впервые увидел, как это делается. Голод возникает в нем, он хотел бы и сам попробовать, ведь в их деревне никто не курил, слишком дорогим было то для них и теперь, глядя как быстрый дым пробивается между ее губ, он мечтает о нем, полагая, что это приблизит его к ней, к ее поцелую.
   -Я... - он задумывается, вспоминая карты и опасности, не отмеченные на них. - Я знаю, как дойти до Фаррина...оттуда ходят поезда.
   -Сколько туда идти? - она отбросила прочь сигарету так, как будто была та навязчивой мыслью.
   -Дней пять или шесть. - он пожал плечами, вспоминая, как мужчины шутили о том, что чем больше женщин идет с ними, тем дольше дорога, имея в виду отнюдь не слабость их.
   -В какую сторону?
   Как только он поднял указующую руку, она вскочила и шаги ее были быстрыми, а сама она источала пугающие решительность и непреклонность. С удивлением глядя на нее, он вспоминал о том, как готовились к походу в Фаррин мужчины его деревни, сколько провизии и воды брали они с собой, с какой осторожностью распределяли оружие и дежурства. Она казалась ему такой наивной и беззаботной, но одновременно с тем опасной и непредсказуемой, что в одной только ее уверенности мог он увидеть залог успеха и совершенства. И потому, отринув сомнения, заставив себя забыть о многих необходимостях, отравив предусмотрительность страстью, он последовал за ней, с радостью оставляя в деревне сварливую глупую мать, пьяных мужчин, извергающих рвоту на ее мягкие потные груди, кузнеца, при каждом удобном случае старающегося обнять и поцеловать его, прикоснуться к его члену и все остальное, о чем надеялся никогда не вспоминать и о чем никто, как казалось ему, не смог бы сожалеть.
   Уже через два часа пути по поросшим редкими невысокими волосками бесконечным холмам, иногда скользким, чаще - покрытым неровной чешуей, он был готов вернуться назад, изнемогая от жажды и усталости, пытаемый въедливым солнцем и крикливой безнадежностью. Глядя на идущую перед ним девушку, он понимал, что ему никогда не удастся овладеть ею, никогда не отдастся она ему уже только по той причине, что он родился таким, каким был и жил там, где появился на свет. Кто-либо еще менее красивый и сильный, умный и способный к удовольствиям получит ее лишь потому, что происходит из мест более сложных, где есть невероятные машины и странные верования. От раздражения и злости слезы потекли из его глаз и, думая о том, как будет просить прощения у матери, он поднял оружие, направляя его на спину идущей перед ним. В то же самое мгновение она остановилась и подняла согнутую руку с широко расставленными пальцами, одновременно чуть приседая и снимая с плеча винтовку. Испуганный, с сердцем бьющимся чаще, чем во время оргазма, он приблизился к ней.
   -Что это за шум? - озираясь по сторонам, она обращала на Линмара еще меньше внимания, чем обычно.
   Прислушавшись, он улыбнулся ее острому слуху.
   -Гнург.
   -Кто? - она передернула затвор, сбросила обвившийся вокруг запястья ремень: - Это опасно?
   Он пожал плечами. Единственная опасность гнурга заключалась в том, что, выбрав путь, он неотвратимо следовал ему и если деревня оказывалась на его пути, то разрушение было бы неминуемо без чужой помощи, ведь у них не было ничего, чем можно было бы его остановить.
   Приседая, она побежала туда, откуда исходил звук и он последовал за ним, поражаясь ее безрассудности. Сбежав с одного холма, она поднялась на другой и здесь замерла, восхищенно глядя на возникшее перед ней.
   Длинное тело, состоящее из тускло-желтых сегментов, переливалось и поблескивало, дрожали над ним черные изломанные волоски над, длинные, далеко расставленные многочисленные ноги, гнущиеся от трепещущего напряжения, угрожающие надломиться в любой момент тяжело отрывались от земли, совместными усилиями медленно передвигая зловонную тушу по глубокой траншее, оставляемой ртом, составленным из множества белесых жвал, завершающим толстый, покрытый слизью гладкий хобот. На теле существа не было заметно глаз, только бесформенные наросты поднимались из пульсирующей плоти и паразиты, черные и красные извилистые твари, сновали по зловонной туше. Время от времени один из вздувшихся пузырей лопался, разбрызгивая вокруг радужную жидкость и если попадала она на них, то немедля умирали они, падая и создавая мертвый след за хозяином своим.
   -Я читала о них... - она вернула винтовку на плечо, понимая бесполезность ее и не чувствуя угрозы в том огромном создании, занятом одним лишь пожирающим продвижением, - Но у нас их давно уже нет.
   -Что с ними случилось? - он удивился, не помня, чтобы доводилось ему слышать о болезнях гнургов или смертях их. Они казались ему существа вечными и неуязвимыми.
   -Их истребили,- она сказала это так, как если бы речь шла о родинке или воспалении, которые следовало удалить для того, чтобы они не мешали ее красоте.
   Испуганно и изумленно молчал Линмар, восхищаясь силой ее народа, ведь даже воздушные машины стражи Фаррина могли лишь отогнать гнурга, направить его в другую сторону, причинив немного боли, вызвав у него не столько злость, сколько раздражение.
   Опустившись на вершину холма, подложив под себя ноги, положив на них винтовку, она неподвижно сидела, наблюдая за гнургом. Он ждал столько, сколько мог, ходил возле нее, посматривая на темнеющее небо, никогда не отличаясь терпением.
   -Я знаю, как достать воды. - сказал он, присев возле нее.
   -Иди. - безразлично прошептала она.
   Спустившись с холма, он немного пробежал в правую сторону, противоположную той, куда двигался гнург и спустился в оставленную им борозду. Подскользнувшись и едва не упав, он погрузился руками в вязкую жижу, оставленную существом, брезгливо стряхнул ее с рук и осмотрелся. Вокруг него, ныряя в слизь и выбираясь из нее при помощи плоских, с зазубринами лапок, сновали и суетились плоские черные принги. Замерев, он лишь глазам позволил движение, чтобы следить за ними и когда один из них подобрался к его ногам, схватил его и, сжав между пальцами крохотную голову, раздавил ее, отчего на кожу брызнула синеватая густая жидкость. Он вернулся к девушке, двенадцать тех существ с трудом удерживая и прижимая к груди, но она все так же смотрела на увлеченно ползущего гнурга, не моргая и не шевелясь, лишь слабое дыхание тревожило ткань комбинезона на ее груди да забывчивый ветер теребил волосы.
   Он сел рядом с ней и бросил между своих ног добычу. Взяв двух прингов, он острым концом тела одного из них разбил панцирь на брюхе второго и, поднеся ко рту, сделал несколько глотков чуть сладковатой и теплой, но превосходно утоляющей жажду влаги. Не глядя на юношу, она протянула к нему руку, он отдал ей разбитое тельце и она впилась в него, слишком резко наклонила, слишком сильно укусила, позабыв о том, что имеет дело с внутренностями живого существа, а он забыл предупредить ее и, помимо питательных соков, зеленовато-белесая икра, крохотные частички которой в одну соединялись липкую и горькую массу, оказалась на лице и губах ее, стекая вниз по подбородку, капая на грудь и колени. Должно быть, ей досталась самка, а он забыл, что она не умеет определять пол принга и теперь с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, глядя на нее, вскочившую, отбросившую и винтовку и все еще подергивающее лапками тельце, стряхивающую с себя прилипчивую влагу.
   -Возьми этого, он не брызнет. - Линмар протянул ей другого принга, убедившись в наличии на тельце его фиолетовых пятен и она, теперь уже опасливо и осторожно поднеся его к губам, сделала два глотка, мгновенно сменивших злобу на довольное безразличие. Тяжело глотая, она осушила принга, отшвырнула его прочь и он покатился по склону к траншее. Глядя на него, Линмар с сожалением вспомнил, что принги не были плотоядными. Ему бы хотелось увидеть, как десятки их бросятся к мертвому телу, забираясь в него лапками и клешнями, выуживая остатки внутренностей, споря и сражаясь друг с другом ради его развлечения.
   -Я рада, что мы уничтожили их. - подняв винтовку, она прижала к плечу приклад и выстрелила в сторону гнурга. На таком расстоянии не было ясно даже, попала она или нет, но все же торжество ее было так велико, как будто бы собственноручно был он убит ею.
   Убрав прингов в рюкзаки, они продолжили свой путь к туманной темноте ствола, такой далекой, что даже солнце казалось ближе. Одну за другой вспоминал Линмар истории, которые рассказывали ему о том, что являет собой ствол, о странных, необъяснимых событиях, происходящих возле него, о существах, живущих там и мысль о том, что когда-нибудь он может увидеть их, казавшаяся прежде совершенно невероятной, стала теперь не менее привычной, чем выживание.
   -Сколько продолжался ваш полет? - он радовался солнцезащитным очкам, которые она далее ему, ведь зеркальная поверхность их позволяла ему безнаказанно рассматривать ее ягодицы и шею, на которой тонкой полоской поверх позвоночника ликовали непризнанным атавизмом белесые волоски, он радовался каждому мгновению и дыханию, чувствуя, что едва ли нечто подобное способно повториться для него.
   -Девять дней.
   -А какая...- собранные в хвост, ее волосы гипнотизирующе покачивались, противясь пороку и отвлекая его внимание. - Какая у вас была скорость?
   -Больше скорости света. - и он, прочитавший достаточно книг, всю библиотеку, имевшуюся у них в поселении, просмотревший все фильмы, которые привозили к ним торговцы из Фаррина и Марнига, знавший о множестве трудностей на пути к порогу тому, успомнился в искренности ее слов.
   -Разве это возможно?
   -Мы шли далеко от листьев, в безвоздушном пространстве. Согласно расчетам мы должны были достичь восьмидесяти пяти сотых, но при восьмидесяти трех возникала угроза потерли синхронизации двигателей и Джонас решил не продолжать.
   Остановившись, она повернулась к нему.
   -Почему ты спрашиваешь? - ее сощуренные глаза ядовитое источали подозрение, как если бы мог он принадлежать к роду, с которым все ее предки вели нескончаемую войну.
   -Мне хочется как можно больше знать о тебе.
   -Я не девственница. - и она ускорила свой шаг.
   Слова ее взволновали юношу и возбудили его член. Он представил себе ее лоно, не имеющее никаких преград для него, для любого, кто пожелает проникнуть в теплую ту бездну, ничего, что могло бы помещать добыть сокровища ее и от видения той доступности голова его закружилась. Он возомнил ее познавшей тысячи, десятки тысяч мужчин, спутница его казалась ему самой желанной из всего ее народа и он не сомневался, что там, где родилась и жила она ее считали первой красавицей. Видения ее, лежащей, раздвинув ноги, перед мужчинами с огромными членами, потирающими их перед тем, как проникнуть в нее, стоящей на четвереньках, кричащей от наслаждения, образы ее грудей, сжимаемых сильными руками, пропускающими их плоть через пальцы возобладали над видимым и он едва не упал, покачнувшись, оступившись и оставшись все же незамеченным ею.
   Они шли весь день, останавливаясь только для того, чтобы пить. Отворачиваясь, она пыталась грызть несъедобный панцирь прингов и тогда Линмар улыбался, наблюдая за тем, как боится она проявить слабость, которой считала свой голод. Он ждал, когда она предложит повернуть обратно, но взгляд ее по прежнему был направлен в сторону ствола и она шла, не замедляя шаг даже тогда, когда он уже едва переставлял ноги от усталости. Только темнота остановила ее и в очередной раз споткнувшись, она остановилась и села, тяжело вздохнула и опустила голову. Тело ее расслабилось, покачнулось, но она удержала себя и, тряхнув головой, сняла рюкзак. Далеко наверху тускло мерцали листья, один над другим, давая достаточно света для того, чтобы, когда она расстегнула комбинезон, он смог увидеть ее напрягшиеся соски. Достав из рюкзака свернутую ткань, она расстелила ее, брызнула на нее водой и в тех местах, где капли коснулись материи, она вспыхнула неровным синеватым сиянием. Смочив ладонь, она провела ею, оставляя сияющий след и вскоре почти ровный квадрат света был в их распоряжении. Она села посреди него, обратив выжидающий взор на Линмара. Сняв рюкзак, он сел рядом с ней, достал принга и досуха выпил его.
   -Я...- он случайно прикоснулся к ее бедру своим и ожидал удара в ответ, но она молча сидела и он почувствовал радость от того, как будто бы намного ближе стал к ней. - Я не знал, что здесь есть поселение людей с нижних ветвей.
   -Вы путешествуете между ветвями?
   Он кивнул, но она смотрела в другую сторону.
   -Да...то есть я знаю, что это возможно, но слишком дорого даже для всей нашей деревни да и нет никакой причины.
   -Это самая верхняя наша станция. Они не ответили на наш вызов и это кажется мне странным. - но больше слышал он восхищенного любопытства.
   -Что могло случиться?
   Пожав плечами, девушка подбросила на руках легкого пустого принга.
   -Не знаю. Иногда местные жители неожиданно оказываются против нашего присутствия или какие-нибудь твари подобные гнургу могут разрушить станцию. Случиться может все, что угодно. Этому нас учили прежде всего. -она говорила об этом так легко, что он позавидовал тому, сколь удивительным должен быть ее ко всему равнодушный мир.
   -Что ты будешь делать, если станция разрушена?
   -Даже если персонал погиб, должны сохраниться тайники с экстренными запасами. Системы связи обычно устанавливаются так, чтобы их не могли разрушить аборигены, - здесь Линмар предпочел молчать, помня о многом, что могло противоречить ее словам, - И если я смогу соединиться со спутником, то останется только продержаться дней тридцать, прежде чем придет помощь.
   -Ваш корабль был самым быстрым?
   -Мы построили уже три таких, но "Горридан" был первым и то, что ты видел было лишь малой его частью. Двигатели, баки с горючим, запасы, оборудование и приборы...- она вздохнула, сделала глоток из принга, - Все исчезло.
   Отбросив сухой остов, она подняла взор к листьям над ней.
   -Есть злая ирония в том, что только я выжила. Я последняя, кого записали в экспедицию...Джонас не хотел этого.
   Поднявшись, она скинула ботинки, расстегнула комбинезон до промежности, высвободилась из рукавов, стянула его до коленей, вытянула правую ногу и сбросила его с левой. Завороженный, наблюдал он за обнажением тем, восхищаясь опьяняющим силуэтом ее, темным на фоне серебристого свечения листьев
   -Что...-он сглотнул слюну, заполнившую его рот, -Что ты делаешь?
   -Каждый день я должна испытывать оргазм, каждый день я должна получать сперму. Только это позволит мне оставаться красивой, - она села на колени, положила руки на его плечи, - Я не уверена в качестве твоего семени, но ничего другого у меня нет...Надеюсь.. - она наклонила голову, насмешливо глядя на него, - У вас нет каких-нибудь варварских обычаев? Вы не отрываете своим женщинами руки или ноги? Не выгрызаете язык, чтобы она не могла сказать, чей в ней ребенок?
   Испугавшись, он замотал головой.
   -Нет, ничего такого, мы никогда....
   -Как будто бы ты признался...- она засмеялась, провела ладонью по его щеке, отодвинулась так, чтобы оказаться посредине покрывала, легла на спину и развела вытянутые ноги, - Успокойся...Все равно я не смогу забеременеть от тебя.
   С тяжело и быстро бьющимся сердцем, открытым ртом и дрожащими руками он сидел, глядя на девушку, освещенную выбивавшимся из-под нее сиянием, намного более ярким, чем исходившее от неба, облегавшем ее бока и бедра, но оставлявшим в полутьме лицо и груди, живот и лишающую рассудка пустоту промежности.
   -У меня никогда не было женщины...-он отвел от нее взор, чувствуя, что недостоин даже того, чтобы смотреть на ее нагую красоту, - Я не уверен, что смогу доставить тебе удовольствие...
   Приподнявшись на локтях, она рассмеялась.
   -Мне придется постараться самой. Не беспокойся, меня учили, что нужно делать в таких ситуациях.
   -Учили? - он вспомнил все те запреты, какими унижали его в деревне, когда пытался он подсматривать за девушками, когда тянулись его руки к члену, а мать следила за ним, не ложилась спать сама до тех пор, пока не убеждалась, что он уснул и ему приходилось притворяться и обманывать ее.
   -А как же иначе, дикарь? - она подложила руки под голову, глядя на листья над ней.
   Медленно стал он выбираться из комбинезона, дрожащие пальцы срывались с застежки, прохладный воздух оставлял следы из пупырышек на его бледной коже и когда он, нагой, сел рядом с ней, она ласково улыбнулась ему и погладила его колено.
   -Не бойся, - схватив запястье, она потянула его к себе, - Но не вздумай целовать меня. Это не для таких, как ты.
   Оказавшись между ее ног, он оперся на руки, рассматривая ее, заслоненную от листьев его телом, темную на фоне сияющей ткани, он видел ее щеки, ее блестящие глаза, темные пятна сосков, головкой напряженного члена он прикоснулся к ее животу, губы ее раскрылись от того и он рванулся к ним, лишь в последнее время вспомнив ее предостережение.
   -Прости...-прошептал он, смещаясь вниз, осторожно, чтобы не допустить извержения сжимая в руке свой член, направляя его в тело девушки. Трижды он по неопытности своей упирался головкой и только с четвертой попытки ощутил как влажная плоть раздвинулась перед ним, объяла его горячей своей прямотой и он замер, чувствуя, как вся вселенная напряглась вокруг него, наблюдая за ним, сочувствуя ему, восхищаясь им, благословляя его в это величайшее для нее мгновение, от которого зависело все, что произойдет далее с ней и само Великое Древо замерло в тот миг, соки его прекратили свой ток, листья выпрямили волоски, восхищенные, ожидающие его действий и решений.
   Посмотрев в глаза девушки, не заметив в ней отказа или сомнения, он выгнулся, погружаясь в нее и она тихо застонала от того. В глубине ее было так горячо и страшно, что он метнулся обратно, с намерением бежать, но ее ноги, обхватившие его, удержали, успокоили, направили. Покачиваясь, изгибаясь под ним, обняв его руками, прижав к мучительно упругим грудям, она гладила его спину, приподняв голову, от чего волосы ее обвисли, покачиваясь, кончиками своими царапая светящуюся ткань, не имея тени на ней.С каждым мгновением забывая все больше и больше, он избавлялся от своего нелепого страха и улыбка, обнажавшая его зубы, вспыхнувшая сперва радостью, сразу же обрела страдальческие и жестокие в себе черты, ведь чувствовал он, что семя готово извергнуться от него, поднимается от основания к самой головке и девушка, извивающаяся под ним, тяжело дышащая, порывисто вздымающая бедра, стонала все громче, вскрики ее разносились вокруг, уносясь к далеким листьям.
   Стиснув зубы, глядя на ее закрытые глаза, на искрящиеся серебристые тени век, он все силы свои тратил на то, чтобы сдержать рвущееся из него семя и вскоре стоны его больше напоминали гневное рычание, а лицо казалось искаженным яростью и тогда девушка, чьи движения все более становились резкими, прижалась к нему и прошептала.
   -Не сдерживайся...- и в то же мгновение семя брызнуло из него вместе с громким стоном и от этого она еще сильнее прижалась к нему, ноги ее задрожали, все тело напряглось и выгнулось и, если бы не стиснутые зубы, крик ее был бы услышан на соседних листьях. Он чувствовал, как ее влагалище судорожными волнами сжимает его неспособный вырваться член, он видел искаженные ее губы, ее веки, прижавшиеся друг к другу так, словно никогда больше не желали ее глаз открытыми и все это пугало его и одновременно наполняло гордостью, ведь не имея опыта, впервые оказавшись в женщине, он смог все же доставить ей удовольствие. Когда она расслабилась и обмякла, он покинул ее, сел между ее ног, глядя на то, как хищной лавой выползала из ее влагалища оставленная им сперма и стекала на покрывало, вспыхнувшее от жгучих капель так ярко, что стало больно смотреть на него. Улыбаясь, он вспоминает о том, что даже для того, чтобы поцеловать какую-либо из девиц его деревни ему требовалось так много времени, слов и подарков, что в конце концов он предпочел им всем мечтания и сны.
   Приподнявшись, отчего волосы почти скрыли ее лицо, она провела ладонью между ног и лизнула покрытые спермой пальцы.
   -Не так уж и плохо...- улыбаясь, сказала она, легла на бок и вскоре уснула, а он, польщенный, взволнованный, дрожащий, лег рядом с ней и сон долго не шел к нему. Он смотрел на листья высоко над собой и их неровный, мерцающий расплывчатый свет лишь усиливал его беспокойную слабость, шепча ему о том, что теперь он стал совсем другим и следующий день узнает его более сильным, мудрым и решительным. Отвернувшись от девушки, чувствуя себя не в силах даже посмотреть на нее после того, что сделал с ней, он вспоминал все совершенное им и от этого член его снова напрягся. Не смея и пошевелиться, чтобы не потревожить ее сон он все же подумал о том, не предложить ли ей и второй раз получить его семя, но размышления и фантазии слишком много потребовали от него сил и он уснул так и не осмелившись разбудить ее для того.
   Проснулся он от выстрела, прозвучавшего у него над головой. Открыв глаза он увидел девушку стоящей над ним, одетой и прижимающей приклад винтовки к плечу.
   -Что случилось? - вскочив, он осмотрелся и сам смог ответить на свой вопрос.
   В небольшом отдалении от них беспокойно кружили, припадали к земле, подпрыгивали, подвывая, десяток форгов. Выцветшая белесая шерсть неровными пятнами, безобразными клочками вздымалась над их тощими телами, короткие сильные лапы длинными когтями взрывали поверхность листа, приплюснутые морды исходили желтоватыми клыками, десять черных маленьких глаз один с другим соперничали в презрении и ненависти, четыре коротких черных рога угрожали шумной расправой.
   -Кто это? - ее голос остается спокойным в то время, как она прицеливается, поводя стволом из стороны в сторону и твари, уже знакомые с оружием, прижимаются к земле, прыгают, стараясь не попасть под ее взгляд, двое из них уже лежат мертвыми и одна из них, та, что упала дальше, подрагивает лапами, выбрасывает в воздух брызги бледной крови, разлетающиеся угрюмым блеском. Сородичи не обращают внимание на павших. До тех пор, пока живая и другая добыча есть перед ними, они будут стремиться к ее благословенному мясу и только потом, если не удастся заполучить ничего более приятного, обратятся к погибшим братьям своим.
   -В прошлом году они убили троих наших мужчин, - рассмеявшись этим словам, она снова выстрелила, но от волнения поторопилась и пуля врезалась в зеленую плоть листа между лапами одного из хищников, забрызгав его шкуру. Отпрыгнув, тварь зарычала еще громче, чем прежде, в то время, как другие уже обходили, окружая, двух незадачливых путешественников. Бросившись к рюкзаку, Линмар достал из него пистолет и снял его с предохранителя. Подняв оружие, держа его обеими руками он закрыл левый глаз, стараясь
   прицелиться как можно точнее и все же промахнулся. Пройдя мимо того форга, в которого он целился, пуля скользнула по коже другого, оставив на ней длинный кровавый след. Взыв от боли, форг бросился к своему брату и вцепился в заднюю его лапу. Схватившись, они откатились назад, но остальные не обратили на них внимания, продолжая замыкать кольцо вокруг намеченных жертв. Выстрелив снова, Линмар попал на сей раз, но пуля ударилась о неровную, желтоватую костяную пластину, по количеству и форме которых безошибочно можно было отличить одного форга от другого. Хищник взвыл, но пуля не смогла пробить кость или срикошетила от нее, и, дважды обернувшись вокруг себя, тварь вернулась к прежнему занятию своему, лишь более злобным стал ее стонущий лай.
   Винтовка дернулась в руках девушки и отчаянный, затухающий вой возвестил о попадании. Повернувшись, Линмар увидел ее плечи, блестящие и гладкие, едва ли не зеркальные от пота и, почувствовав его взгляд, она обернулась и улыбка, радостная и довольная, возбужденная и волнующая, жестокая и надеющаяся на неожиданности, показалась ему тем, что само по себе может зачинать жизнь. Светлые пряди скользили по плечам, падали на правый глаз, шевелились от легкого ветерка и высоко над ней темные листья взирали на них, делая ставки только на то, кто больше убьет неуверенных хищников.
   Подброшенные, один за другим в одно мгновение взмылив воздух разрывающиеся тела форгов, поверхность листа взорвалась всплесками зеленой плоти, смешивающимися с кровью, обрывками кожи и шерсти и осколками костей. Удивленный, Линмар поднял голову и увидел зависшим почти над его головой летательный аппарат, для которого запретны были симметрия и ровность форм. Черные, бордовые, прозрачные, мерцающие сферы, пирамиды, кубы, текучие и пульсирующие образования составляли тело его. Медленно вращаясь, он извергал из себя один выстрел за другим, но сколько ни старался юноша, так и не смог он заметить источника их. Форги умирали и счастливцы, находившиеся дальше от Линмара, пытались сбежать, осыпаемые тем, во что скорострельные пулеметы превратили сородичей их, но только двум удалось остаться живыми при том, что один из них сильно хромал на переднюю правую лапу, а другой истекал кровью из раны на левому боку. Если даже они и не загрызут друг друга, жизнь их не может быть долгой. Всегда найдутся те, для кого они станут легкой добычей или же загноившиеся раны отравят их, превратив в мучение последние дни. Говорили, что даже форг не станет есть мертвого форга, но Линмар, знавший многое об этих животных из рассказов и собственных наблюдений, сомневался в правоте тех слов.
   Летательный аппарат медленно опустился невдалеке от них и пока он снижался, девушка спокойно собирала разбросанные по покрывалу вещи. Повесив на плечи рюкзак и винтовку, она свернула подстилку, зажала ее под рукой и направилась к приземлившейся машине.
   Она была в нескольких шагах от нее, когда над аппаратом возникло туманное черное облако, состоявшее, как показалось Линмару, из крохотных многогранных частиц, сквозь которое навстречу девушке, улыбаясь и протягивая руки для объятий вышла та, что могла бы соперничать с ней красотой, если бы прошлой ночью юноша насладился ею. Теперь же, одурманенный образом своей первой женщины, он, отметив стройность фигуры, нашел ее все же несколько тяжеловатой, обратив внимание на груди под черным тугим корсетом, счел их во всем уступающими, не такими красивыми, как те, к которым не так давно прижимался, ноги, оказавшиеся более мускулистыми, назвал чрезмерными в том и вся она показалась ему неровной в сравнении с его женщиной, линии чьих лица а тела не позволяли себе ненужных изломов и искажений.
   Она бросилась к потерпевшей крушение, тела их ударились друг о друга, объятья сцепились жестокой страстью, а губы, ставшие вдруг такими же медлительными, как в тот момент, когда первое слово произносили они, растеклись в поцелуе, равного которому в нежности и завораживающей чистоте не доводилось видеть ему. Он видел, как под опущенными золотистыми веками движутся глаза черноволосой, повторяя, должно быть, движения языка и не сомневался в том, что видит она в мгновение то удивительные места и невероятных созданий, равными кому в красоте могла быть только спутница его. Головы их склонились, руки вцепились в чужие плечи так, как будто только это могло спасти от неминуемого и нежеланного превосходства.
   Нехотя отстранясь, они мгновение рассматривали друг друга, наслаждаясь чужим великолепием, после чего черноволосая отступила на шаг и опустилась на правое колено.
   -Госпожа, - она склонила голову и длинный хвост ее волос упал на правое плечо,-Простите за промедление, мы не сразу смогли определить место вашего...
   Она замолчала и последнее, непроизнесенное слово пугливой дрожью замерло в воздухе.
   Спутница Линмара усмехнулась, склонившись и собирая вещи.
   -Как далеко до города? - закинув на плечо рюкзак, она встала перед незнакомкой и в улыбке ее было ровно столько же презрения, сколько радости и довольства.
   -Три часа полета, госпожа.
   Усмехнувшись, она направилась к летательному аппарату и только когда несколько шагов разделяло их, черноволосая вскочила и последовала за ней. Линмар же стоял в нерешительности, понимая, что теперь уже не нужен ей и она должна бросить его здесь, что в городе она сможет найти мужчин намного красивее, выносливее, опытнее его, более умелых и уверенных в себе. Ей пришлось трижды поманить рукой его, замершего с неподвижным, полным слез взором, прежде чем злость возобладала над гордостью и она позволила ему услышать ее голос.
   -Эй, дикарь! - он вздрогнул и, обрадованный, подбежал к ней. Стоило ему оказаться возле нее, как она, резким ударом в живот лишив его возможности сопротивляться, развернула и пинком поставила на колени, чтобы извлеченной из кармана веревкой туго связать руки. После чего, под смех черноволосой, она, схватив задыхающегося, хрипящего юношу за шею, толкнула его в сторону машины. Он успел закрыть глаза и вжать голову в плечи, но удара не последовало, вместо этого он оказался в трясущемся темном пространстве, где не мог вытянуть ноги, а в бока упирались острые холодные трубки. Затхлый воздух и тяжелый грохот, дрожь, разбивавшая мысли, так напугали юношу, что он, обезумевший от всех этих страданий, закричал, завизжал, ударяя ногами в твердую, не дающую им разогнуться преграду, но от усилий тех голова его закружилась и он погрузился в темную дремоту, блаженную, ибо в ней все те злобные звуки уже не казались такими опасными.
   Когда свет возник для него вновь, он почувствовал, как сильные, грубые руки вытаскивают его из того, что показалось ему вязкой жидкостью, после чего он оказался на твердой поверхности, составленной из различных по размеру и форме серовато-зеленых гладких плиток, под ярким солнцем, окруженный странными сладкими запахами и ощущением нестерпимого счастья.
   Ему удалось подняться на колени и развернуться и тогда он увидел парящий в нескольких шагах от него аппарат, из черного гладкого тела которого, как будто бы твердость его была водянистой насмешкой, улыбаясь вышли, обнимая друг друга за талии девушки, которых он начинал ненавидеть.
   Высокое и тонкое существо, блестящее украшенным редкими серебристыми волосками черным хитином подошло к девушке, неустанно склоняя в почтении маленькую острую голову и та передала его тонким, покрытым зубцами рукам свои рюкзак и оружие.
   Линмару доводилось слышать о том, что жители районов близких к стволу ведут постоянные войны с его обитателями, ведь издавна сложилось так, что листья были обиталищем людей, именно на них зародилась человеческая раса, в то время как ствол принадлежал существам удивительным и невероятным. Читая их описания в книгах, разглядывая картинки и немногие фотографии, он чувствовал себя ничтожным и бессмысленным, зная, что некоторые из обитателей ствола размером своим могли сравняться с несколькими домами, такими же большими, как жилище старейшины, а поведение, цели и существование других, пусть и выглядевших нередко схожими с человеком, не поддавались объяснению. Он чувствовал во всем этом угрозу для себя и всех, кто принадлежал к народу его и страх тот порождал в юноше ощущение близости с каждым человеком, иллюзию общего несомненного родства, лишь одно которое могло защитить их от неведомых тварей, которым они ничего не могли противопоставить.
   До встречи со светловолосой путешественницей у него не возникало и мысли о том, чтобы покинуть свою деревню и отправиться не то что к стволу, но даже в великий город Фаррин, но рядом с ней он чувствовал себя защищенным и сильным, ни одно из тех существ не могло причинить ей вред, в этом он был уверен так же, как и в том, что один вид ее груди вытягивает из него семя.
   И потому не удивился он, когда увидел, что грозные атры со спиленными жвалами прислуживают ей. Так и должно было быть, ведь само мироздание благоволило к ней. Он читал, он знал, он видел кинематографический фильм, когда проектор был проездом в их деревне, о многих войнах людей и атров и было известно ему, что на многих листьях народ его одержал победу, превратив этих отвратительных существ в покорных рабов. Жидкость, текущая в правой ветви их тройного позвоночника после некоторой переработки становилась веществом, которое, будучи введенным в кровь человека доставляла тому поразительное удовольствие, но вызывала привыкание, сокращала жизнь и делала мужчин бесплодными, а женщин - неспособными достичь оргазма.
   Облаченные в серые комбинезоны слуги бежали к опустившейся машине, трое несли, обхватив руками, черную гибкую трубу, из ран которой капала на камни синеватая жидкость, коротко подстриженная рыжеволосая девушка, ростом на голову ниже пришедшей от корней госпожи, но равная ей в размере груди, поднесла деревянный поднос, на котором в прозрачных запотевших бокалах, формой подобных мужскому члену маслянисто мерцала янтарная жидкость.
   Трое атров блуждали вокруг аппарата, прикладывая к нему стальные пластинки, от которых тонкие провода тянулись к повисшим на кожаной сбруе приборам, издававшим тихое гудение и смрадный аромат новорожденного морна.
   Гладко выбритый мужчина с кожей загоревшей и покрытой множеством крошечных шрамов, в черных коротких волосах которого зеленые и синие таились пряди с жестоким презрением посмотрел на Линмара, поставил ногу в тяжелом ботинке на его плечо. Упав на камни, юноша с ужасом воззрился на первую свою женщину, пьющую холодный нектар и смотрящую на него так, словно был он источником всей скверны, какая только была на всем Великом Древе.
   -Что делать с этим дикарем, госпожа? - солдат направил на Линмара свое оружие, но не это стало причиной страха его. Более всего боялся он, что она отправит его обратно в деревню, где он никогда больше не увидит ее.
   -Я решу позднее.
   Перед тем, как его втолкнули в жаркую темноту здания, он, обернувшись, увидел, что снова целуются они, отставив держащие бокалы руки, заливая друг друга сладким вином, слизывая его с щек и подбородка друг друга, смеясь и радуясь всему вокруг, как будто и не было иных наслаждений, как будто не могло быть опасности и смерти нигде, кроме самых высоких ветвей.
   2.
   Он провел несколько дней в маленькой камере с гладкими серыми стенами, узкой деревянной кроватью, которую никак не смягчал тонкий грязный матрас, прислушиваясь к странным, незнакомым звукам, доносившимся из маленького круглого окна под самым потолком.
   Дверь с крохотным треугольным окошком и вырезом внизу, через который ему дважды в день подавали блюдо с жидкой похлебкой из нунса открылась в тот самый момент, когда он, встав на колени, ласкал свой член, вспоминая о грудях и горячем лоне своей первой женщины.
   Под насмешки солдата, едва ли не такого же юного, как он сам, сопровождаемый тем взглядом имевшего множество вмятин и трещин на хитине атра, который казался ему осуждающим, он проследовал по узкому коридору к тесной кабине лифта и далее в маленькую комнату, где его встретили две маленьких полных женщины, под прозрачными лиловыми накидками которых он видел обвисшие груди с проколотыми и подкрашенными пурпуром сосками, пышные животы и поросшие длинными густыми волосами дряблые ноги.
   Издавая пронзительные звуки, ничего общего не имевшие с речью, они вцепились в одежду Линмара и потянули ее, раздирая, стягивая с него.
   Он заорал, отталкивая их, возмущаясь непристойной наглостью. Обнажиться перед ними показалось ему самым непотребным, что только могло быть и причиной тому было уродство их. Без сомнений лишился бы он теперь одежды перед кем-нибудь красивым, молодым, стройным и сильным, но сама мысль о том, чтобы эти старые уродливые существа узрели его член, запомнили на глубине своих белесых, беспокойных, жадных глаз его чистейшую наготу, отнимая у него невинность больше, чем то могли бы сделать толпы насилующих развратников.
   Бросившись к зеленому сундуку, стоявшему возле одной из стен, одна из них открыла его и пистолет, оказавшийся в ее руке вынудил юношу прекратить борьбу.
   Сжимая челюсти, дрожащими от ненависти пальцами он снимал комбинезон, а безоружная старуха рядом с ним, не обращая внимания на отклеившиеся золотые ресницы левого века, потирая жирные пальцы, тяжело дыша сквозь зеленые, похотливо разошедшиеся губы, смотрела на то, как является ей сладостная юная плоть.
   Они сжали его горло узким черным ошейником с длинной тонкой цепью, обхватили запястья за спиной кожаными наручниками, соединившими стальные кольца с помощью маленького замка, продели член и тестикулы в кожаные петли и затянули их так, что он немедля почувствовал ленивую и зыбкую твердость. В каждый из сосков его впился стальной зажим в виде головы форга, обе они тонкой соединились цепью и только тогда старухи сочли, что не желают больше для него украшений.
   В таком виде его, пылающего от унижения, тихо постанывающего от удивительной боли, ввели в комнату, где на возвышении, заваленном множеством подушек, восседала первая его женщина.
   Увидев его, она встрепенулась, вскочила на колени и, выплевывая красные семена, не выпуская из правой руки грозди черных блестящих ягод, подобралась поближе к нему, прижавшись к одной из резных колонн, что держала балдахин над ней.
   -Дикарь...- в шепоте ее он услышал смерть тысячи насекомых, - Как ты провел это время?
   Ее волосы, завитые в две длинные косы, посыпанные сияющей пылью, казались ему сплетением солнечных нитей, а глаза, облитые зеленым золотом - воплощением всей хитроумной злобы, какую Сеятель, если он существовал, влил в жилы Великого Древа.
   -Ты думал обо мне? - раньше, чем он смог придумать ответ, она спросила снова, оторвала ягоду, поднесла к черным губам, задержала между ними, прежде чем впустить в пространство позади ночнолистных зубов. - Мечтал обо мне?.. Хотел меня?..
   -Думаешь он на это способен? - черноволосая воительница появилась за ее спиной из
   сонливой темноты, прижалась к ней светоносным стройным телом.
   -О, да. - другой ягодой она провела по левому, пронзенному маленькой золотой стрелой соску, прежде чем раскусить зубами так, что сок брызнул на гладкую ткань разноцветных подушек.
   Мгновение она сидела, выпрямив спину, задумчиво глядя на Линмара в то время, как воительница ласкала ее груди.
   -Вот что, дикарь, - она выплюнула косточку и та попала в его лоб: - Я дам тебе возможность продолжить путешествие вместе со мной.
   Вздрогнув, он поднял на нее взор и вся злость его пропала. Член его дернулся от вида ее красоты, от мысли о том, что он вновь сможет обладать ею, проникнуть в нее и был готов Линмар совершить невозможное, только бы следовать за ней.
   Дверь за его спиной открылась и, посмеиваясь, низкорослые старухи ввели и опустили на колени рядом с ним того солдата, что ранее конвоировал Линмара. Точно так же были скованы руки его и во всем остальном схожим было его облачение.
   -Ты предлагала этого? - обернувшись, его первая женщина с некоторым сомнением смотрит на воительницу, та кивает и во взгляде ее, обращенном на юного солдата заметна та гневливая робость, какая нередко выдает расставшихся любовников.
   Линмар обреченно стонет, догадываясь и понимая.
   -Тот из вас, кто победит другого, отправится вместе со мной.
   Старухи поворачивают крохотные ключи, освобождая руки.
   Здесь достаточно пространства для их поединка. Помимо огромного ложа, к которому ведут три ступени из черного дерева, лишь огромные вазы со сценами великих убийств, совершаемых неведомыми существами, стоят в углах да свисает с высокого потолка, покрытого хищными серыми пятнами, люстра, звенящая множеством тонких серебристых полос. Овальные, вертикально расположенные, чуть заостренные окна путь открывают для вторжения слепящего света, за которым не видно ничего другого и Линмар, поднимаясь, думает о том, что у него нет ни единого преимущества.
   Противник его такого же роста и близок возрастом, но тело его кажется более гибким, движения намного точнее, мускулы заметно выпирают под оранжевой кожей. Он уверен в себе, он щурит глаза и улыбается, расслабленно опустив руки, потирая одну другой, переступая с ноги на ногу и во всем, что он делает, в каждом его движении чувствуется надменная, радостная сила, знающая пределы свои и довольная ими.
   Линмар бросается на него, чуть пригнувшись, выставив вперед руки. Он нечасто дрался, а если и случалось подобное, то, как правило, проигрывал и как не пытался Франг научить его ловким поворатам и ударам, все старания его оказывались напрасными.
   Изящно отпрыгнув, юный солдат развернулся, пропуская мимо себя пастуха и неумелый удар того не достиг своей цели. Вместо этого другая рука его оказалась захваченной, под ногой оказалась чужая и он, кувыркаясь, повалился на прохладный пол.
   -Это бесполезно, госпожа, - с жалостью смотрел солдат на соперника: - Моя победа несомненна.
   Она брезгливо фыркнула и Линмар взревел от ярости. Вскочив, наступив на побывавшую между губ его женщины косточку, но не заметив того, он метнулся к солдату, размахивая руками, подпрыгивая, чтобы нанести удар ногой, но юноша отмахнулся от него левой рукой, изогнулся, проскальзывая под руки пастуха и, развернувшись, ударил его локтем по ребрам, выбивая дыхание, отправляя в сторону ложа, где он, взлетев по ступенькам, ударился о невидимую преграду, помешавшую ему вторгнуться к девушкам и, отброшенный ею, упал на спину, тяжело дыша и бессмысленно осматриваясь вокруг.
   -Ты прав, солдат, - она махнула старухам и те, кланяясь, приблизились к ложу: -Отправьте его обратно в деревню.
   Схватив Линмара за руки, они поволокли его по полу, а пришедшая с корней махнула победителю и тот приблизился к ней настолько, что почувстовал горячее напряжение защищавшей ее пустоты.
   -Как тебя зовут? - встав на четвереньки, она подобралась к самому краю, наклонив голову и внимательно рассматривая его, он же не мог отвлечься от ее качающихся грудей.
   -Занмар, госпожа, - он коротко кивнул, соединил руки за спиной, как было положено то в присутствии старшего по званию.
   -Я - Джаннара, шестнадцатая...
   -Мне известно, кто вы, госпожа.
   Воительница стояла на коленях за ней, поглаживая ее ягодицы, указательным пальчиком лаская губки влагалища.
   -Ты пойдешь со мной? - руки ее подломились, локти уперлись в подушки, подбородок она опустила на ладони, тонкий пальчик проник в ее влажную глубину.
   -Если вы прикажете, госпожа, - древние легенды, истории великих битв вспомнились ему и он почувствовал слезы, готовые появиться на его глазах от близости к тому, что всегда казалось ему недоступным, - Мы обязаны вам слишком многим.
   -А сам ты хочешь пойти со мной?
   -Да, госпожа, - он опустил голову, не смея теперь смотреть на нее.
   -Почему? - она медленно покачивалась, ведь уже три пальца щекотали лоно ее.
   -Вы очень красивы, госпожа. Для меня будет величайшей честью и удовольствием служить вам.
   -Мы отправляемся завтра, - она закрыла глаза, опустила голову на подушки, выгнула спину и застонала и он, c сожалением признающий бессмысленность дальнейшего своего присутствия здесь, позволил бормочущей ласково бранящие слова, осыпающей поцелуями юное, вспотевшее от схватки тело старухе увести себя.
  
   3.
   Изнывая от жары, он стоял на платформе, не смея расстегнуть ни одной пуговицы костюма, желая встретить ее как можно более элегантным и привлекательным. Проснувшись рано утром, он два часа изнурял себя упражнениями, повторяя в обществе платного инструктора все то, что знал о безоружном убийстве. Старый безногий атр с механической левой клешней научил его когда-то борьбе своего народа, знавшего многое о том, как обездвижить и убить человека и теперь с одобрением смотрел на своего ученика, мечущегося между людей и атров, таких же молодых, как он сам, но менее опытных и способных. Когда были повержены шестеро из восьми, а двое оставшихся все же смогли повалить и обездвижить Занмара, атр трижды громко протрещал жвалами, знаменуя окончание боя и уцелевшие поднялись с мягкого синего пола, поклонились друг другу, после чего, старательно сохраняя грациозность шага, чтобы ничем не оскорбить учителя своего, юный воин приблизился к нему и сел на колени перед его креслом.
   -Ты отправляешься к Стволу? - звуки человеческого языка до сих пор, после многих лет рабства давались ему с трудом, вырываясь из него слишком резко, сопровождаемые сухим шорохом и слова были отделены друг от друга дальше, чем следовало то.
   -Да, учитель. - он провел по своим коротким волосам, мокрым от пота, приглаживая их, заставляя тяжелые капли стекать по шее на спину.
   -Ты увидишь места, откуда я родом...- от мечтательного страдания потускнели фасеты глаз его, задрожали толстые волоски на груди.
   -Возможно, учитель.
   -Здесь, в этом спокойном месте, я забыл сотни опасностей, о которых должен был бы предупредить тебя.
   Юноша с удивлением посмотрел на него, вспомнив то, сколько раз был ранен и оказывался при смерти, вспомнив вылазки против гнургов и стаи форгов, всегда преследующие пешие, а нередко и путешествующие верхом или на автомобилях патрули, всеядных длонов и обезумевших от рябой чумы скратангов, нашествие журганов и многое другое, что за десять лет службы довелось пережить ему. Сам атр лишился ног во время битвы с журганами уже здесь, будучи рабом людей.
   -С кем ты идешь?
   -С женщиной, пришедшей от корней. - он не скрывал трепета в голосе, желания, обращенного к ней, ведь было известно ему, что не столько для защиты, сколько для удовольствия берет она его.
   -Я слышал о ней. Она приведет тебя к смерти. - сомнений не было у него, пророчество вещал он с уверенностью умирающего.
   -Учитель...
   -Она может выжить там, где у тебя не будет ни малейшего шанса. - железная рука атра с грохотом сжалась на ручке кресла. - Почему она выбрала тебя?
   -Евгения указала на меня.
   -Только потому, что ты удовлетворял ее.
   Он улыбнулся, с восхищением вспоминая гибкое тело воительницы, его первой женщины. Старательный и прилежный, он доставлял ей немало удовольствия, в чем она с радостью признавалась и не было его вины в том, что вот уже больше года она предпочитала женщин.
   -Я должен выполнить их желание. - сам он предпочитал считать его приказом.
   Атр пошевелил двумя правыми антеннами на голове, выражая невольное согласие.
   Поднявшись, ученик поклонился и скрылся в двери позади него, чтобы появиться через несколько минут в обычной своей униформе, протягивая учителю аккуратно свернутые банкноты.
   -Ты должен мне еще восемь тысяч. - он спрятал деньги в правый подлокотник своего кресла.
   Улыбнувшись, Занмар кивнул и положил руку на твердое хитиновое плечо старого своего учителя.
   -Евгения отдаст их.
   После этого он провел три часа в медитации, сидя на белом холодном полу в своей пустой комнате, чувствуя нагим телом движения мрачного тепла вокруг себя, сосредоточившись на пустоте грядущего путешествия, собирая весь покой, чтобы оставаться невозмутимым и легким при любой опасности, способной возникнуть на его пути.
   Еще полтора часа понадобилось ему для того, чтобы подстричь и выровнять ногти, выщипать ставшие неровными, отвратительно приблизившиеся друг к другу брови, одеть приготовленный с вечера костюм поверх черного белья и серебристой сорочки, разделить пробором и зачесать волосы, подвести глаза и бросить румяна на щеки. Только после этого, глядя в зеркало, он счел себя достойным того, чтобы находиться рядом с удивительной госпожой.
   Она опаздывала. Распорядитель, на чьем горбу протерлась синяя форменная шинель, ходил по платформе, посматривая на часы, нависшие над ней, вновь и вновь одаривая Занмара похотливой ухмылкой, как будто сомневаясь в том, что юнец дождется кого бы то ни было. Оставаясь неподвижным, поставив между ног чемодан, в котором сложены были его форма, запасное белье, некоторые лекарства и пистолет с двумя запасными обоймами, он стоял, глядя на уродливого старика со все возрастающей ненавистью. Особенно отвратительными казались ему пышные седые усы и соперничать с ними в том могла лишь усохшая правая рука, бессильно покачивающаяся в задравшемся рукаве.
   Упряжные шарронги хрипели и рычали, выплевывали слизь из коротких толстых хоботов, звенели карабины и кольца на опутавших бледные тела животных ремнях. Украшенные фигурками форгов и скратангов, разрисованные сценами атрианского насилия над женщинами и детьми, дилижансы покачивались на огромных черных колесах с резными спицами в виде возбужденных мужчин и скрипели широкими полосами рессор, когда новые пассажиры, поднявшись по приставным складным лестницам, исчезали в ароматной темноте салонов.
   Она появилась за три минуты до отправления. Увидев свою госпожу, он едва сдержался, чтобы не броситься к ней, но за время ожидания им было замечено трое воров, одна из которых, малолетняя девица в красно-черных квадратах чулок, была особенно успешна, разыгрывая флирт продажной женщины, каковой едва ли являлась. Заметив внимание Занмара, она провела ладонями по маленьким нагим грудям, облизала острым язычком алые губы и, рассмеявшись, скрылась в здании вокзала, которому прихоть архитектора придала облик трех ползущих, прижавшись боками, гнургов.
   Черный корсет сжимал ее талию, приподнимая груди, прикрытые черными треугольниками лакированной кожи, под короткой дымчатой юбкой красные цветы расцветали на черном белье и чулки сжимали мускулистые ноги, ступающие по каменной платформе на каблуках, исходящих крохотными шипами. Волосы подняты надо лбом, зачесаны назад, ровными прядями спадают на виски и составленные из сотен тончайших колец золотые серьги пробиваются сквозь них. Улыбаясь, как будто жизнь дает всей вселенной, она подошла к Занмару, протянула руки в сетчатых перчатках и он поцеловал ее пальцы, все в кольцах и перстнях, и только один запомнился ему, в красном камне чьем обнаженная свернулась женщина.
   Молча, она проследовала к дилижансу. Двое налысо обритых слуг несли четыре одинаковых черных чемодана. Подмигнув, она отдала подбежавшему, ковыляя, распорядителю, два изъеденных печатями билета.
   Взобравшись по лестнице, они оказались в затхлом чреве дилижанса, где пахло горячим деревом и воздух такой сухой, что даже в сновидениях не бывает растений. Едва не задевая плечами стены, обитые темно-зеленым бархатом, они проходят мимо шумных закрытых купе, тонкие двери которых дрожат от смеха, матовые стекла в круглых окнах темными силуэтами представляют мир и на то мгновение, которое Занмар уделил им, показалось ему, что он больше никогда не увидит четких очертаний.
   Они поднялись на второй этаж, девушка в черных пиджаке и длинной юбке приняла у них билеты и провела к предназначенному для них купе. Ее глаза презирают их, ее черные волосы грязны и перхоть расползлась по ним и все же Занмару нравятся ее пышноцветные
   ресницы и вздернутый носик, она напоминает ему мальчика, которого он когда-то убил, будучи опьяненным шурзангом и от воспоминаний тех похотливая улыбка вспыхивает на его черных губах, ведь он нередко сжимал свою твердую плоть и выбрасывал себя от видений той неожиданной страстной смерти.
   Запершись, они сидели в темном купе. Тусклый светильник над дверью отражался в лаке ее ногтей, острым каблуком она упиралась в сиденье между его ног и когда он поднялся, чтобы раздвинуть закрывающие окно шторы, щелкнула языком в насмешливом запрете.
   -Мне нравится эта темнота. -прошептала она, наклоняясь к нему, он же считал средоточием мрака пространство меж ее грудей.
   -Ты ведь нарочно унизила его.
   -Кого? - он замечает, что она последовала моде Фаррина и сделала золотыми ресницы свои.
   -Этого дикаря.
   -Он привязался ко мне слишком быстро и слишком сильно, чтобы это было приятно. -зрачки ее расширяются, поблескивают так, как любят делать то аккуратные пули, девственные, не познавшие еще и обоймы и он не сомневается в том, что она позволила дикарю тело свое.
   Приглушенный рев шарронга донесся до них, сквозь стены и стекла услышали они ругань погонщиков и удары тяжелого бича и когда дилижанс, рванувшись, покачнувшись так, что Занмар едва не упал на свою госпожу, тронулся с места, она откинулась на спинку дивана и, улыбаясь, стянула черную кожу с левой своей груди, высвобождая упругую тяжесть ее.
   Недоумевая о том, почему не пожелала она отправиться воздушным путем, почему охране и безопасности, комфорту и нежности предпочла грязный дилижанс, он полагал, что у нее были таинственные для того причины, но не мог остановить себя и думал о них даже тогда, когда руки его ласкали и сжимали ее груди, блуждая по прикрытому и от того еще более манящему соску, а губы впивались в другой. Под тяжестью его она легла, увлекая за собой, обхватывая ногами, а руки ее стягивали с него пиджак, сквозь тонкую ткань сорочки вонзали в спину острые, как отчаяние, ногти. Дилижанс подпрыгивал и трясся, непристойный смех доносился снизу, вопли погонщиков, прерываемые их же бранью казались Занмару оскорблением для его госпожи.
   -Открой окно. - неожиданно все в ней успокоилось, ласки ее остановились, расслабившись, она положила голову на валик, рука ее опустилась и кольца браслетов загремели, скатываясь на кисть.
   Застегнув ремень, он снял пиджак, бросил его на деревянную полку и, перегнувшись через маленький столик, раздвинул черные, с танцующими зелеными морнами, шторы.
   В это самое время дилижанс наклонился, начиная восхождение по неторопливому подъему, ведущему на черную каменную дорогу, поднятую над поверхностью листа могучими колоннами, упершимися в изъеденную ветрами, упругую, мерно и тяжело пульсирующую центральную жилу.
   Разделенная на три части, среднюю дорога оставляла для военных машин, боковые же достаточно были широки, чтобы два дилижанса могла разминуться не снижая скорости. Через неравные промежутки небольшие башни имелись на ней и на вершинах их замерли многоствольные орудия, готовые любого уничтожить летающего хищника, коих уже почти не осталось на этом листе, но которые могли придти с других, ведомые путями миграции, поисками новых самок или пригодных для обитания мест. Облепленные каменными чудовищами, в глазах, лапах, крыльях чьих сокрыто множество устройств и механизмов, башни те казались воплощением неприступности, какой была бы для него госпожа, если бы не посчастливилось именно ему стать удовольствием для Евгении. Скульптуры из зеленого камня и древнего дерева украшали дорогу, изображая собой животных, атров, людей и существ позабытых уже. Время и голодные твари, ветра и оружие отбили у них конечности и головы, оставили в них выбоины и дыры, но, глядя на них, Занмар радовался тому, ведь столь удивительные формы могли быть созданы только потерей той, что была дана первой.
   Она села, упершись локтями в черный столик возле окна, наклонившись так, что соски ее почти касались его и обратила взор на окно, почти не моргая и не двигая глаз. С этой высоты виден был край листа, стенающий потерей мечтаний, горящий в туманом мареве белесой призрачной полосой.
   -Ты когда-нибудь был там? - она кивнула в его сторону, туда, где виднелись светло-коричневые пятна, оставленные сбежавшим флойсом и Занмар, бросив быстрый взгляд, усмехнулся.
   -На краю? Нет.
   Медленно повернувшись к нему, она наклонила голову и посмотреоа на него так, словно сомневаелась в том, что он достоен услышать ответ.
   -Я была на сотне листьев, - он не уставал удивляться ей, ему казалось, что тело ее было слишком мягким, слишком нежным и тяжелым, недостаточно изворотливым и ловким для того, чтобы пережить столько опасных странствий и все же он не мог не верить ей, - Все они одинаковы.
   Его проступок так и остался неизвестным. Он понял, что совершил нечто недопустимое, оскорбил свою госпожу или сказал возмутительную глупость, но до самой ночи она больше не позволила ему прикоснуться к ней и молча сидела, глядя в окно, рассматривая стада морнов, уходящие к далеким хребтам жил, медленно бредущие между колонн, трущихся об их камень детенышей гнургов, осыпаемых пулями с зависших над ними истребителей, стаи форгов, дерущиеся друг с другом, повозки странствующих племен, окруженные всадниками на шарронгах, вооруженными винтовками атров, способными пробить броню молодой самки гнурга. Одна из пушек воздушной обороны включилась, когда они проезжали мимо нее и, развернув помятую, покрытую пятнами ржавчины и желтого мха башню, открыла огонь по странной летающей твари с шестью крыльями, из которых две пары расположены были впереди и друг над другом. Разбивая их прозрачную темноту, пули высекали зеленоватые искры, пробивая бурое, покрытое короткой шерстью тело выбрасывали в воздух оранжевые брызги и, медленно падая и вращаясь, существо вопило, выплескивая из беззубой пасти кровавую пену, обвивая себя собственным, длинным и тонким хвостом. Упав на поверхность листа, оно подпрыгнуло от удара, покатилось по его неровностям и остановилось от соприкосновения с одним из высоких волосков. Немедля к нему устремились жадные принги, опережая даже вечноголодных форгов и впились в еще подрагивающую, еще считающую себя живой плоть, чтобы высосать из нее живительные соки.
   Он знал все, что может возбудить. Неловкое слово, незаконченный жест, иссушенный взгляд, оскверняющий запах. Евгения научила его многому, но было и то, что он познал сам, до встречи с ней и после того, как она отказалась от него. Даже будучи постоянным ее посетителем, он успевал уделять время и другим женщинам, но ни одна из них не источала столь безжалостной похоти, как светловолосая его госпожа. С первого же мгновения он возненавидел ее. Привлекательность ее была влечением к врагу, желанием близости с ним, необходимой, чтобы вонзить зазубренный нож в его вожделенное горло, на котором уже красуется след от оставленного за мгновение до этого кусачего поцелуя. Стоило ему увидеть ее, как член его напрягался, чувствуя рядом с собой женщину, единственным предназначением которой было принимать сперму, производить и выкармливать детей, для чего ей и были даны широкие бедра и полная грудь.
   Слушая рассказ о том, как оказалась она на этом листе, он едва сдерживал улыбку, догадываясь о том, какой была ее роль на том корабле. Несомненно, ее взяли для того, чтобы она доставляла удовольствие экипажу на протяжении всего путешествия, что должно было, согласно их предположениям, продолжаться не менее четырех лет в одну сторону. По ее словам, они не надеялись на возвращение. Большинство из них предполагало, что Сеятель, в существовании которого они, в отличие от Занмара, не сомневались, будучи милостивым и добросердечным, примет их и, осыпав благами, оставит возле себя в качестве самых приближенных слуг. Его забавляло то, как менялась она, самоуверенная и сильная или кажущаяся таковой во всех прочих ситуациях, если речь заходила о Сеятеле. Блаженная, мечтательная, слабоумная улыбка содрогала тогда губы ее, взгляд ее останавливался, глаза переставали моргать, зрачки расширялись, а голос становился томным шепотом. Она была влюблена и он ревновал. Ничего не испытывая к дикарю и почти сожалея о том, что пришлось ударить его, неловкого и неумелого, Занмар испытывал яростную ревность к Сеятелю, еще больше раздражаясь от того, что чувством тем признавал существование Его. Сам юноша был воспитан в почтении к тому, что существовало независимо от чьих-либо убеждений и не требовало для того домыслов и фантазий. В книге, которую она показала ему, когда он пришел к ней в ночь после бесславного поединка, имелось множество изображений Сеятеля, добрых деяний его и ратных подвигов и на всех он представал мужчиной, способным быть желанным для любой из женщин. Мускулистое его тело, гладко выбритая голова, узкий подбородок и массивные чресла многих могли бы соблазнить и сегодня, но татуировки выдавали принадлежность ко временам и народам настолько далеким и древним, что даже упоминания о них не довелось слышать Занмару или же и вовсе вымышленным, о чем он с наслаждением напоминал себе.
   Один из его учителей, двоюродный брат Евгении, благодаря которому Занмар и познакомился с ней, не уставал напоминать своему ученику, что воображение непременно должно быть свойством воина, если тот не желает однажды быть поверженным кем-либо менее умелым, но более неожиданным, но сам юноша больше верил старому атру, утверждавшему, что один, но миллион раз повторенный прием, осевший в мышцах и нервах подобно тому, как первый мужчина делает то в уме и памяти женщины, ценнее любой случайной импровизации.
   Когда она говорила о Сеятеле, соски ее возбуждались и твердели, он заметил это, сидя рядом с ней, увидел их напрягшимися под светло-зеленым комбинезоном и, улыбнувшись, счел наилучшим не сообщать ей о наблюдении своем, полагая, что вызовет лишь раздражение и злость, так легко объяснимые в случае с любым лицемерным отказом.
   Но все же он не смог решиться и обрить свою голову, несмотря на всю надежду стать тем самым более привлекательным для нее.
   -Дикарь был лучше, - сказала она, осмотрев его возбужденный член, длинный и тонкий, с маленькой круглой головкой, но с наслаждением приняла его семя на разбросанных гладких подушках. Отправившись после этого в учебный зал он сломал руку случайно выбранному солдату, что был старше и намного тяжелее его.
   Отвлекшись от окна, она улыбнулась ему так, как будто бы он только что сказал ей невероятный в лести своей комплимент, и он почувствовал опасность раньше, чем разомкнулись для слов губы ее.
   -Ответь мне: если не было Сеятеля, то как же появилось наше Великое Древо? -Евгения рассказала ей о неверии Занмара и она испытывала его, истязала необходимостью быть покорным ей.
   Сложив на груди руки, он опустил голову, недоумевая о том, почему это так беспокоит ее, почему не было достаточно ей того, что оно существовало во всех своих незабвенном величии и оскорбительной красоте, распутной необъятности и обжигающем уродстве.
   -Возникло само по себе. - он пожал плечами и перевел взгляд на туманную бесконечность за окном, где прерывисто мерцал блеск состоявшего из трех машин воздушного патруля.
   -Как же это возможно? -ее глумливые забавы нравились ему лишь тогда, когда сопровождались стонами и криками: -Разве не должен кто-то опустить семя в почву?
   -Семя могло само упасть и прорасти.
   Она вздохнула, как делает то учительница, встретившись с глупым ребенком, не понимающим того, что давно уже усвоил весь класс, усмехнулась, как старшеклассник перед тем, как отнять деньги у малолетки.
   -Когда мне исполнилось шестнадцать лет, Джонас впервые взял меня с собой в экспедицию. - Занмару уже доводилось слышать о Джонасе, ставшем для него фигурой, сравнимой в величественности и вызываемых чувствах с самим Сеятелем. - Мы отправились к самим корням, на нулевую точку, к тому, что называют почвой. Я видела это. Скафандр был очень неудобным, фонарь на моем правом плече погас, а забрало шлема быстро загрязнилось и очистительные щетки не помогали, но я все же видела. Я держала почву в своей руке, через перчатку чувствовала ее тяжесть. Надо мной на многие сотни метров возвышался корень, дрожь работающего бура передавалась мне, всему моему телу. Помню, что очень возбудилась от того...
   Поднявшись, она сняла с полки один из чемоданов, положила на сиденье, открыла и, достав из него маленький пузырек из прозрачного пластика, протянула Занмару.
   -Это и есть почва? - воззрившись на зеленоватый песок, он почувствовал, как замирает сердце его от свершившегося чуда, на мгновение возомнил себя существом, коему подвластны всей тайны Древа, знающим все, что было и будет на всех листьях его.
   Кивнув, она положила руки на стол, сжала пальцами предплечья.
   -Только верхний слой. Там, где мы брали пробу, его толщина не превосходит нескольких метров. Дальше идут твердые породы, из которых мы добываем то, что дает нам машины и дома.
   Он закрыл глаза, представляя себя стоящим на поле из тусклого зеленоватого песка, в темноте гигантских корней, он вообразил ее шестнадцатилетней, тонкой, но с большой грудью, быть может, сохранившей еще девственность свою или лишившейся ее в той экспедиции с Джонасом.
   -Я бы хотел увидеть, какой ты была в шестнадцать лет. - в те времена, когда невинность еще не была выдавлена через поры, изгнана из нее, выжжена в ней мужским семенем.
   -Нет ничего проще. - она достала из чемодана маленькую пустую рамку, дотронулась до ее уголка несколько раз и протянула Занмару.
   Перевернув ее, чтобы должное положение заняла медленно пробивающаяся сквозь размытые пятна картинка, он увидел стройного нагого юношу с белыми волосами до плеч, плоской грудью и животом, придирчиво расчерченным твердыми мышцами. Опустив правую руку, левой сжимая пробудивший зависть в Занмаре член с большой красной головкой, он улыбался, чуть сощурив глаза в томной и похотливой, игривой неловкости фотографии, сделанной посреди мимолетного веселья.
   -Ты удивлен? - ей было приятно все, что породили в Занмаре удивительные откровения ее.
   -Да, госпожа.
   -Для моего народа это не редкость. Некоторые из нас меняют пол по несколько раз в год. Другие же и вовсе совмещают оба или не принадлежат ни одному.
   Смущение, овладевшее им, поставило под сомнение вожделение, не так давно блудившее в нем с такой силой, что все остальное казалось одним из нежданных миражей, возникающих нередко над краем листа. Он боялся теперь посмотреть на нее, она представлялась ему существом более странным, чем текучий скратанг, более опасным, чем молодой атр во время брачного сезона и таким же далеким от возможных бесед и совместных предприятий, как безумный журган. Теперь он сомневался и в себе самом, не будучи уверенным, что сможет ощутить возбуждение и доставить ей удовольствие, несмотря на то, что в воспоминаниях его лоно ее ничем, кроме большего жара и более густой влаги не отличалось от принадлежавшего Евгении. Если ранее был уверен он, что она поступила верно, выбрав его, то теперь уже готов был предложить ей повернуть назад для поисков более подходящего спутника.
   -Не беспокойся, я полноценная женщина, - рассмеявшись, она выхватила рамку и бросила ее обратно, - Или ты сомневаешься в этом?
   Ловким движением она потрясла грудями и они покачнулись, неторопливо и противоречиво, ударились друг о друга. Сжав, она поместила между кончиков пальцев соски, не обнажая их.
   -Я могу даже зачать ребенка, - спохватившись, она махнула рукой в том жесте, каким на родине Занмара отгоняли злых духов, - Только от мужчины своего народа, конечно же.
   -Почему ты сделала это? - вцепившись пальцами в край стола, он пытался представить себя обладающим грудями и теплым углублением, но при одной лишь мысли о том, голова его начинала болеть и кружиться и он, не терявший сознание и от самых сильных ударов, опасался, что сейчас подобное может случиться с ним.
   -Стала женщиной? - теперь она смотрела на него с презрением, подозревая в нем существо менее сообразительное, чем казалось ей ранее. - Потому, что это показалось мне интересным.
   -А теперь ты должен выбросить в меня семя, - встав, она расстегнула и стянула через голову бюстгальтер, один за другим высвободила тонкие ремни корсета, - Я не должна провести ни дня без мужского семени.
   -Да, госпожа, - голос его дрожал и он чувствовал, что слезы готовы потечь из глаз.
   Оставив на себе только перчатки и чулки, она лежала, опустив правую согнутую ногу на пол, левой упираясь в стену возле окна, поднимая ее для того, чтобы кончиками пальцев прикоснуться к полке над ней, левую руку спрятав под головой, другой же лаская и сжимая груди. Волосы бредили в полутьме, покачивались, подобно странствующим лунатикам, дразня пол знобящим блеском своим, одним лишь дюймом отделяя от него себя.
   Глядя на нее, Занмар вспоминал юношу на фотографии и чувствовал испуганный покой в себе и чреслах своих, но только до тех пор, пока не подумал о том, что видит и чувствует женщину во всей правоте своего сиюминутного естества и тогда плоть и похоть его обрели прежнюю могучую силу и он опустился на Джаннару, скорбя об узости дивана и она немало радовалась количеству семени, которым он одарил ее.
   3.
   Торговый форпост, бывший когда-то семнадцатой наблюдательной позицией Фаррина, о чем до сих пор сообщала сохранившаяся на полуразрушенном ограждении надпись, состоял из десятка строений, служивших прежде бараками для солдат, а ныне отданных на растерзание смешливым богам свободного предпринимательства.
   Ангары для воздушных машин, длинные треугольные строения, стали теперь складами, где временно хранилось все то, что мог предложить этот лист прочим собратьям по ветви а также купцам, пришедшим от самого стебля. Последних, как правило, интересовали мясо и молоко морнов, клыки и шкуры форгов, обработанные, разукрашенные женщинами и покрытые лаком тельца прингов, выделения, собранные смельчаками с тел гнургов, в особенности, гной выделяемый язвами, что оставались на их телах от укусов личинок длонов и все остальное, что могло обитать или существовать только на листьях.
   Выбравшись из дилижанса, Джаннара, сопровождаемая Занмаром, страдающим от того, сколь неудобно было ему нести четыре чемодана, немедля направилась к темно-коричневым ангарам.
   Пинком ноги, обутой в ботинок на высокой подошве отшвырнув нищего и грязного атра, со множеством трещин и заполненных паразитами пробоин в хитине, уверявшего, что он участвовал в Зеленой Войне на стороне людей, перехватив ловкое щупальце вора - жургана, вознамерившегося забраться в ее карман и скрывшегося бегством, оставив конечность таять в ее руке, она остановилась напротив сцены, где стояли предлагаемые для покупки рабы.
   С радостью воспользовавшись возможностью отдохнуть, Занмар по привычке поставил чемоданы между ног и воззрился на несчастных, кому судьба уготовила неволю.
   Он вспотел, проведя лишь несколько минут на пылающем солнце, на дощатом тротуаре, в окружении множества незнакомых зловонных запахов, а рабыня, привлекшая его внимание прежде прочих несчастных, вся блестела от пота, но при этом оставались черными соски на бледной коже, что уверяло либо в высоком качестве помады либо в том, что были они такими согласно ее естеству. Справа от нее стоял высокий молодой атр, четыре нижних жгута на чьем туловище были аккуратно срезаны, чтобы мысль о продолжении потомства не мешала ему работать. Занмар неоднократно видел, как делается то, но сомневался, что дикари, поймавшие или захватившие этого воина знали о том, что следует вырезать и маленькие наросты на затылке, где таились железы, ответственные за производство семени и необходимые для деторождения процессы в организме. Третьим был низкорослый мужчина, неустанно чесавшийся и получавший за это удар многохвостой плетью от надсмотрщика, облаченного в черный охотничий комбинезон, такой же, какой носила теперь Джаннара. И последним был журган, чуть моложе того, что пытался обокрасть девушку, о чем говорил более светлый цвет зеленых чувствительных пятен на его приплюснутой голове, служивших ему одновременно всеми органами чувств. В нижней части его раздутого тела размеренно пульсировал полупрозрачный пузырь, полный подвижных темных тел и Занмар, сперва удивившийся тому, что кто-то выставил готовую выпустить потомство самку, лишь после мгновения замешательства вспомнил, что у некоторых жителей Фаррина мясо именно в таком состоянии находящихся журганов пользовалось особым спросом. Считалось, что оно способствует возбуждению мужчин и зачатию плода у женщин, а его особый вкус, от остроты которого у Занмара сводило челюсти, превозносился всеми гурманами города, не исключая и Евгению.
   Стоя в толпе, Джаннара внимательно рассматривала рабов, переводила взгляд с одного на другого, больше задерживая его на девушке и Занмар, не устававший радоваться мысли о наслаждениях, неизбежно полнящих его путешествие, вновь ощутил ревность, как нежелание делиться удовольствиями. Впрочем, девица показалась ему красивой, несмотря на то, чтобы были неровно и криво обрезаны ее черные волосы, и он счел возможным для себя принять ее, благо не сомневался он в том, что госпожа позволить наблюдать свои с ней забавы, а, быть может, позволит и ему насладиться молодой рабыней.
   Продавец выкрикивал достоинства рабов, превознося их покорный и смирный характер, голос его хриплым эхом разносился вокруг, одолевая шум спорящих, бранящихся, торгующихся людей и существ. Занмару было скучно. Устав рассматривать косы и серьги своей госпожи, он поднял голову к верхнему листу и некоторое время изучал его неровный и тусклый, иногда кажущийся почти прозрачным силуэт, гадая о том, что может ждать их в той неприглядной вышине, неуверенный даже в том, что желает она принять несомое им, ведь отталкивала она, превращая в слезливую отвлеченность, его взор.
   -Идем. - госпожа прикоснулась к его руке, пробираясь сквозь толпу зевак, толкнув старика в желтом плаще так, что тот едва не упал, лишь при помощи мужчины в красной униформе Вольных Стрелков удержавшись на ногах.
   Удивленный, Занмар подхватил чемоданы и последовал за ней, давая себе слово ни о чем ее не спрашивать.
   Купив бутылку холодного фарга, сладкого напитка из внутренних секреций атров, она присела в тени возле стены сгоревшего строения, откуда ей хорошо видны были широкие ворота всех четырех ангаров. Ровное, разделенное на квадраты покрытие, служившее некогда местомдля взлета и посадки летающих машин покрыто было высохшими и свежими фекалиями шарронгов, гнусаво ревевших во множестве повозок, обрывками бумаги, обломками дерева и многих других материалов, сваленными в кучи для видимости порядка, небрежно поддерживаемой администрацией торговой станции. Принги и прыгучие стамманы дрались друг с другом за куски пищи, полуобглоданные кости и крошки хлеба из нунса, торговцы смеялись в ознаменование удачной сделки, охранники караванов обманчиво расслабленными взорами наблюдали за всем, что происходило вокруг и руки их напрягались на оружии, нередко незнакомом Занмару, когда вдали слышались выстрелы, служившие лишь выражением не нашедших согласия в цене споров.
   Она протянула ему бутылку, набрав полный рот напитка и постепенно глотая его так же тяжело и громко, как делала то ночью с его семенем и он, стараясь прогнать неуместное возбуждение, поднес к губам узкое горлышко, впустил в себя оглушающий сладкий вкус, приятный ему с самого детства.
   Глядя на нее, сидящую, положив руки поверх коленей, свесив безвольные кисти, он не сомневался в том, что она была когда-то мальчиком, ведь именно так сидели герои его детства, те нахальные и всесильные подростки, на которых он, слабый и задумчивый, мечтал походить и которые, покуривая мидранг, с такой невинной легкостью разговаривали о женщинах, что последние становились существами слишком эфемерными, чтобы испытывать к ним что-либо, кроме жалости.
   Резко поднявшись, она, сжав кулаки направилась к одному из складов и он, повторяя жест все тех же героев, отбросил прочь бутылку, разлившую в воздухе зеленым блеском остатки напитка и упавшую с золотым звоном, разбившуюся на множество безликих осколков, к которым с надежной бросились принги, надеясь обнаружить съестное или полезное, но претерпев из-за поспешности своей глумливое разочарование.
   Встав возле мужчины в черной нагрудной броне поверх синего комбинезона, чью голову скрывал летный шлем с оборванными проводами и трубками, она воззрилась на него так, как будто он был ее провинившимся сыном. Некоторое время он старался не обращать на это внимания, продолжая свой разговор с атром неизвестного на этом листе, отличавшегося серыми пятнами на хитине племени, но вскоре не смог уже терпеть ее взор и, прекратив атрианскую речь, повернулся к ней.
   -Что тебе нужно, красавица? - его ухмылка предназначалась ее грудям.
   -Караван до ствола.
   -Захотелось чего-нибудь твердого, женщина? - он сжал рукой свою промежность: -Могу предложить...
   -Не дерзи мне...- точно так же она просила Занмара в третий раз за ночь отдать ей семя.
   Наклонившись, чтобы увидеть стоявшего за Джаннарой юношу, мужчина улыбнулся ему и, махнув в приветствии рукой, крикнул.
   -Твоя самка слишком многое позволяет себе, парень! Держи ее...
   Правой ногой она ударила его в грудь и броня загремела, когда он упал вдали от своего собеседника - атра. Затрещав жвалами, тот взмахнул правой верхней конечностью, изгибая ее, одновременно разворачивая левую, но она, к удивлению Занмара, была знакома с тем, как сопротивляться атрам в ближнем бою и, повернувшись вокруг себя, одновременно изгибаясь и смещаясь в сторону, ударила его левой ногой по выступающей коленке, одновременно нанося удар локтем в его бок, где имелось уязвимое место между спинной и нагрудной пластинами.
   Заскрипев, широко разведя жвалы, он тяжело повалился вперед, а Занмар уже бежал к нему для того, чтобы, подпрыгнув, пнуть в голову, выхватывая пистолет и осматриваясь вокруг в поисках следующего противника.
   Они не преминули появиться. Люди, журганы и атры вооруженные, покрытые шрамами, отверстиями и оплавленными углублениями в хитине, пятнами иного цвета на мембранах, следами недавных пулевых ранений, их было слишком много для того, чтобы они вдвоем могли противостоять им и тогда Занмар в первый раз вспомнил слова своего старого учителя.
   Мужчина, пораженный Джаннарой, подошел к ним, хромая и смеясь, опираясь на своих соратников, качая головой.
   -Прости меня, женщина, я слишком много времени провел вдали от листьев. - теперь он смотрел на нее иначе, так же, как на любого рядом с собой, исключая лишь Занмара из числа равных себе. - Кто ты и откуда?
   -Ты не поверишь мне, но я пришла от корней. -она опустила руки, расслабила пальцы.
   -Я так давно странствую по этому гнилому Дереву, что верю всему.
   -Меня зовут Джаннара, я шестнадцатая...
   -Только имя, ничего другого. - он махнул перед собой рукой, останавливая ее речь и она кивнула, уважая в нем отсутствие любопытства.
   -Мне нужно добраться до ствола в безопасности. - подняв руку, она махнула ею и Занмар, схватив разбросанные чемоданы, подошел к ней, стараясь в то же время быть готовым к нападению, из за чего лишь выглядел глупо и едва не выронил свою ношу.
   Присев на одно колено, она открыла чемодан и достала из него несколько плоских металлических восьмигранников с переливающимся узором на них. Один из них она бросила мужчине, но тот оказался недостаточно ловок и уронил его. Стоявший рядом журган, сопроводив сие булькающим хрипом, принятыми Занмаром за усмешку, подхватил тонкую пластинку липким щупальцем и передал своему предводителю.
   -Ты знаешь, что это такое? - наклонив голову, она спрашивала его с таким подозрением, как будто сомневалась и в том, что какая бы то ни было женщина позволила ему себя.
   -Нет...
   -Знаю я...-доносившися снизу голос принадлежал длонгу, панцирь которого, зубчатые и неровные имевший края, украшен был множеством крошечных разноцветных пирамидок, белесых и золотистых раковин, зеркальных, черных и металлических заплат, гравированных головокружительными символами и знаками, прозрачными шарами, фигурками людей, атров и прочих существ в самых разных, но, в большинстве своем, непристойных позах, расплющенными, застрявшими в нем пулями, остатками пищи и воспоминаниями о тысяче странствий, на любое из которых Занмар не колеблясь обменял бы ночь с его госпожой.
   -Простите меня, господин, но она...-мужчина склонился, убрав руки за спину, жест возмутившей Занмара покорности, лишь дважды ранее увиденный и совершавшийся им самим лишь по требованию Евгении.
   -Я Глунакк, вождь этого каравана, - и сколько не смотрел юноша, так и не мог он понять, который из трех разбросанных по панцирю ртов говорил те слова, - Я догадываюсь, кто ты, Джаннара. Четырех шрангов будет достаточно за то, что мы сопроводим тебя к стволу.
   -Трех, - ей не было нужды торговаться и Занмар знал это, как и ту улыбку, с которой она смотрела на властного длонга.
   Шевельнув трубчатыми отростками, кои заменяли ему руки, Глунакк чуть повернулся вокруг своей оси.
   -Я согласен. - голос его казался юноше одурманенным, но он помнил по записям, что так говорят все длонги и был доволен как самими знаниями своими, так и тем, что, считавшиеся ранее ненужными и почти забытыми, нежданную пользу приносят они.
   Они отправились в путь следующим утром. По желанию госпожи они провели ночь в обществе караванщиков, сидя возле костра, поедая жареных стамманов, запивая их фаргом и прингами, пресными здесь, вдали от гнургов, внимая пошлым шуткам и лживым рассказам тех, кто желал перед новыми слушателями выглядеть опытными и умелыми воинами. Но Джаннара смеялась и почти всем, кто того захотел, позволила прикоснуться к ее груди, а чуть позже, когда один из атров достал мунарк и музыка возникла в ночи призрачным гостем, встала, приняв протянутую руку того, кто ощутил на себе ее удар и направилась с ним в темноту ангара, где хрипели шарронги и вспыхивали зелеными искрами огни ремонтных мастерских.
   -Госпожа?! - возмущенный и удивленный, Занмар догнал ее и она, обернувшись, не выпуская руки мужчины повернулась к нему, недовольная и готовая ударить.
   -Как же я, госпожа? - растерянность его сродни была той, какую он ощутил, когда мужчина впервые попытался поцеловать его.
   -Подожди меня. - раздраженно кивнув, она схватила юношу за рукав и оттащила на несколько шагов, к воротам ангара.
   -Раздевайся.
   Сглотнув, он лишь мгновение думал о холоде. Стянув с себя охотничий комбинезон и бросив его рядом с ногами, он стоял перед ней, стараясь смотреть на ее глаза, тогда как полуобнаженная грудь против воли и сообразно желанию, привлекала взор.
   -Ты не имеешь права на другую женщину. - она сказала это так, как объясняла бы ему простейшие из математических правил.
   -Я знаю это, госпожа.
   -Но я имею право на любого мужчину. Ты подходишь мне лишь тогда, когда я не могу найти никого лучше. -она встала за его спиной и, ожидая удара, он немалое приложил усилие, чтобы не согнуть спину, не втянуть голову в плечи. - Сегодня этот мужчина нравится мне больше, чем ты. Он смог встать после того, как я ударила его. Сможешь ли ты, я не уверена.
   Мгновение она молчала, позволяя ему ожидать боли, но затем рассмеялась и направилась прочь от Занмара, к ожидавшему ее мужчине.
   Натянув комбинезон, он вернулся к костру и был встречен добродушными, сожалеющими насмешками, а чуть позднее и награжден аплодисментами, когда тонким своим голосом спел им "Вернись, Миранда, домой" под аккомпанемент неумелого мукрана.
   Он сидел и сожалел о своем неудачном путешествии. Весь путь до ствола госпожа его будет теперь с этим удачливым караванщиком, которому помогла броня и многолетний опыт, а он, слишком юный и слабый, лишится ее чудотворного тела, а значит и самой радости, потому полны тяжелейшей грусти были его неморгающие глаза, когда он смотрел на проклинающий его робость огонь костра.
   Вернувшись, она села рядом с ним, недовольная и злая, и он возликовал, не позволяя себе и слова, готовясь принять ее поражение.
   -Его семя намного хуже твоего. - пальцами правой руки она теребила огромное тонкое кольцо серьги. - Должно быть, он действительно много времени провел возле ствола, от этого его сперма испортилась.
   -Так бывает? - он никогда не слышал о подобном, но Великое Древо полно невероятных чудес, иногда оказывающихся полезными вожделеющим юношам.
   -Это случилось однажды и с Джонасом, но у нас есть лекарства...- она замолчала, повернула к нему лицо и улыбка ее была столь ласкова, что он едва не ударил ее, - А здесь у меня есть ты...
   Ноги ее были мокрыми от чужого семени, еще не успевшего высохнуть во влагалище, когда он овладел ею в темноте ангара на мягкой подстилке из шкуры шарронга, но это странным образом возбудило его еще больше и он впился зубами в ее левый сосок, правой рукой сжал грудь, чувствуя, как вонзаются в упругую плоть ногти, а она кричала подобно умирающему форгу, сжимая его шею вытянутыми руками, соединившими запястье под незримыми оковами, обхватив ногами, постукивая пластиковыми браслетами на щиколотках и принимая его сперму так, как первозданная почва, принимала, должно быть, Начальное Семя.
   Караван состоял из двенадцати влекомых шарронгами повозок, четырех автомобилей с колесами вровень со спинами тех тварей, шести упряжек с ручными форгами и двух устройств, используемых журганами для перемещения грузов, создающих скользкое покрытие из той жидкости, которой заполнены были их тела.
   Джаннаре со спутником выделили крохотное, едва ли не вдвое меньшее, чем купе дилижанса помещение в одном из автомобилей. Здесь грохотал двигатель, потреблявший соки гнургов в качестве топлива, был всегда горячим черный металл стен, а узкая койка и низкий потолок не располагали к разнообразию поз для соития.
   Вечером, сидя на кровати, в свете тусклой круглой лампы, мерцавшей в своем серебристом углублении, Джаннара расматривала переданную ей Глунакком карту ветви, на которой оказалась. Ей повезло и она оказалась на листе, отделенном от ствола только одним другим. Джонас принял верное решение, истратив последние силы корабля на то, чтобы достигнуть ствола, а не подниматься выше. Теперь ей, единственной из выживших, было легче добраться до исследовательской станции и передать данные, записанные кораблем, надеясь на то, что создавшие его смогут понять свою ошибку и не допустят, чтобы участь "Горридана" разделили следующие за ним.
   -Эта карта немного неточна, - Занмар вошел и сел рядом с ней, вода стекала по его лицу и шее, нагое тело скользило в воздухе, потное от недавнего совокупления, но здесь можно было только умыться и следовало забыть о более приятных привычках.
   -В чем именно? - она подняла на него недоверчиво-любопытный взор.
   Он ткнул пальцев в один из листьев, самый дальний от ствола.
   -Его уже нет.
   Напрягшись, она сузила глаза, прикусила губу, мгновение молчала, глядя на карту, на черные линии поверх красноватой бумаги.
   -Что случилось? - он понял, что она не удивилась его словам и это, в свою очередь, стало изумлением для него.
   -Несколько лет назад мы потеряли связь с городами этого листа. Обсерватории сообщили, что он исчез, воздушная разведка подтвердила это. Мы не получали никаких сигналов о помощи. Некоторые торговцы уверяли, что ушли с того листа за день до того, как пропала связь и не могли вспомнить ничего странного, - он видел ее силуэт на фоне маленького круглого окна, из которого доносились разговоры, смех и песни расположившихся на крыше дежурных стрелков и казалось ему, что не может быть ничего точнее этих плавных линий, обретавших остроту лишь в носике и губах, что в согласии с пульсацией жидкостей Великого Древа дрожат длинные ресницы ее и становится золотом любой металл, оказавшись в ее ушах.
   -Вы что-нибудь знаете об этом? - пристально глядя на нее, он постарался, чтобы как можно спокойнее звучал его голос, ведь тайна этого исчезновения беспокоила всех на его ветви и не только на ней. Он впервые увидел длонга, когда стоял в почетном карауле при встрече ученых, прибывших с другой ветви и обследовавших все листы этой на предмет необычных явлений.
   -Нет, - и он не мог сказать, была ли в том ложь.
   Они проснулись от выстрелов, гремевших над их головами. Прижатый к стене, сжимающий грудь своей госпожи, Занмар прежде всего протянул свободную руку под подушку, где лежал заряженный пистолет и только затем, присев, подобрался к окну, в то время как Джаннара, положив на колени один из своих чемоданов, различия между которыми известны были только ей, спрятала в нем руку, готовясь достать то, что могло, как надеялся юноша, помочь им в случае нападения.
   Создания, выбравшие целью своей караван, были известны ему лишь по рисункам и нескольким коротким фильмам. Обитая вблизи ствола, создавая свои коллективные сложные гнезда, где могли разместиться тысячи особей, они редко появлялись в воздухе над городами листьев, несмотря на то, что морны и даже молодые гнурги были по вкусу им. Слишком далеко находилась эта лакомая добыча и недостаточно было сил четырех могучих крыльев для того, чтобы отнести ее обратно к стволу.
   -Как вы называете их? - положив поверх чемодана альбом, она быстрыми движениями угля создавала на желтом листе рисунок.
   -Это шналлы, госпожа. Верный признак того, что мы приближаемся к стволу, - он сел у стены, напротив него и его согнутые колени уперлись в край койки, - Вы никогда не видели их?
   Она покачала головой, стараясь как можно точнее изобразить круглую голову, отяжеленную тремя хоботками, свернутыми в тугие спирали.
   Отсутствие у нее этого знания позволило ему лукавое превосходство и он улыбнулся, передвигая предохранитель пистолета в безопасное положение, глядя на то, как меткими выстрелами, фиолетовыми всполохами на черных тонких телах, защитники каравана сбивают вертких шналлов.
   Им все же удалось схватить одного из шарронгов, безумно воющего, поддавшегося страху, вырвавшегося из упряжи. Обхватив его длинными тонкими лапами, помогая друг другу, трое шналлов удалились к стволу, на лету высасывая жизнь из жертвы, с легкостью пробив толстую шкуру костяными наростами на краях хоботков.
   Возбужденная увиденным, Джаннара потребовала от юноши семени и в тот момент, когда она стояла спиной к нему, упираясь локтями в стену и он уже был готов излиться в нее, поверженный ею мужчина без стука открыл дверь, запереть которую забыл Занмар.
   -Глуккан хочет видеть вас, - усмехнувшись, он скрылся, успев перед этим подмигнуть юноше и он почувствовал себя оскорбленным. В спешке закончив начатое и почти не получив удовольствия, он позволил алому гною гнева залить его лицо, зная, что оно становится некрасивым от того, но ничего не способный поделать с этим. И пока они пробирались в гремящих пустотах машины, он надеялся на встречу с этим мужчиной, собирая пылающую ненависть для удара.
   Комната Глуккана втрое больше и здесь намного выше потолки.Помахивая мукраном, атр сидел на предназначенном для него кресле, слишком высоком и узком для человеческих пропорций, а сам вождь каравана устроился на столе, высота чья позволяет ему быть вровень с лицом Занмара.
   -Госпожа, - крохотными ножками царапая лакированное дерево, Глуккан вращается, говоря попеременно то одним, то другим ртом, что Занмар замечает по едва уловимой разнице в голосе. У того из ртов, где меньше всего зубов, голос более звонкий, а тот, что окружен янтарными треугольниками, звучит приглушенно и неясно, - Ввиду того, что я могу предложить множество самых разных услуг, осмелюсь спросить вас, куда вы держите свой путь.
   -О чем вы говорите? - один из своих чемоданов она взяла с собой и поставила возле ножек кресла, в которое опустилась, приняв у голой плоскогрудой служанки в рыжем парике бокал разбавленного нектара.
   -Вы планируете путешествие по стволу, иначе быть не может. - Занмар встал позади своей госпожи, опершись на спинку, чувствуя, как щекочут его руки выбившиеся из ее кос волоски.
   -Так и есть, - она забавляется всем происходящим и юноше кажется, что не может быть ситуации, когда она чувствовала бы себя иначе, что все, видимое им, остается только видимостью, каковую она создает, чтобы выглядеть более похожей на таких, как он, но при этом в глубине ее остается невозмутимый, сверхъестественный покой, наблюдающий и размышляющий, затронуть который не сможет даже неудачная смерть.
   -Я могу предложить вам своих надежных знакомых...за некоторую комиссию, разумеется.
   Атр извлек несколько пронзительных звуков из мукрана, поднялся и, покачивая им, вращая его в своей способной на любое количество оборотов кисти, подошел к Зарману. Расставив жвалы, что в другое время можно было бы счесть приглашением к миролюбивой беседе, он примерил мукран к бедру юноши, ведь именно из берцовой человеческой кости изготавливался сей инструмент, музыка чья более всего популярна именно у людей.
   Усмехнувшись, Зарман брезгливо осмотрел атра, от чьего народа он привык ожидать более изящных издевательств и насмешек, ведь длилась уже многие тысячелетия непрерывная вражда.
   -Сколько мне будет стоить подняться на одну ветвь?
   -Полагаю, пяти шрангов будет достаточно. -он прекратил вращение свое и сразу четыре его глаза, поднятых над панцирем на тонких отростках вытянулись к девушке.
   -Из них два отойдут вам?
   -Один, госпожа, всего лишь один.
   Щелкнув жвалами, атр отошел к окну, поднес ко рту мукран, но не издал ни одного звука.
   И она соглашается, нужно слышать ее голос, когда она соглашается. Даже если она согласна не с ним, слыша от нее такие слова и это слово, он чувствует, что достиг предела человеческих свершений и возможностей и никогда более не представится ему случая находиться в присутствии чего-нибудь столь же бесхитростно совершенного.
   Вернувшись в свою каюту, они обнаружили чемоданы разбросанными по ней и Джаннара смеялась, собирая их.
   -Почему вы смеетесь? - спросил он и она, метнувшись к нему, подарила ему пощечину и встала, пристально глядя ему в глаза с той безутешной злобой, которая вынуждает форгов поедать своих детенышей.
   -Почему вы смеетесь, госпожа?
   Улыбка взрывается на ее губах.
   -Попробуй, открой! - весело отпрыгнув, она закрыла спиной окно и это не понравилось Занмару. Ему померещился снайпер, готовый убить ее, но, тряхнув головой, он отогнал от себя эту никчемную фантазию и выполнил ее просьбу.
   Но сколько он ни старался, чемодан не поддавался ему. Откинув золотистые застежки, не обнаружив ничего другого, что могло бы запирать или сдерживать, он сдался слишком быстро и она недовольно поморщилась.
   -Только я могу открыть их. И если они окажутся достаточно далеко от меня, то взорвутся.Им, - она неопределенно кивнула, указывая, несомненно, на Глуккана, - Это известно.
   Когда она ушла в уборную, оставив ему для изучения шранг, он позволил себе все, вплоть до того, что попробовал его на вкус, осторожно лизнув кончиком языка. Никогда не встречавший ничего подобного, он не понимал, в чем заключается ценность его, но оставался уверен в том, что она единственная существенна для многих ветвей и народов ствола, принадлежа тем пространствам, о которых он знал только с чужих слов и которые хранили неимоверное количество тайн, явлений и феноменов, чем было описано то во всех имевшихся в библиотеке Фаррина книгах.
   Евгения рассказала ему многое из того, что не должен был знать солдат. Будучи пилотом, она имела близость с удивительными механизмами, некоторые из которых ломались, если человек, прикоснувшийся к ним, имел соитие за три дня до этого, а другие отказывались работать если оператор не был одурманен определенным веществом. Ее летающая машина, на шесть десятых состоящая из черной жидкости, пугала Занмара больше, чем район атров поздней ночью и, несмотря на то, что он считал это причиной разрыва с небесной воительницей, страх тот остался в нем непоколебимым.
   Он помнил, как Евгения привела его в ангар, чтобы показать ее. Тонкая основа, составленная из красных, тускло мерцающих, выглядящих расплавленными трубок, черные сферы и коробки, обвитые проводами и трубами, стальные пластины с циферблатами и кнопками, дрожащими черными стрелками и ярко горящими лампами, трепещущими оранжевыми цифрами в темноте приподнявшихся над платами ламп и скребущие воздух объемные изображения подвижных бесформенных фигур, наложенные на сети изменчивых координат. Подняв прозрачный цилиндр с волшебной в нем жидкостью, Евгения, одевшая свой любимый комплект кружевного белья, с волосами чуть рыжими, какими они становились, если она долго не летала, демонстрировала его Занмару так, как если бы тот был предметом, который ей надлежало рекламировать и продавать. Поставив его обратно, она вытянула из черной сферы тонкую трубку и опустила ее в цилиндр, из которого жидкость исчезла в одно мгновение, уже тем самым удивив юношу.
   В сиянии ламп ангара, где стояло еще несколько подобных машин он видел тончайшие морщинки под глазами Евгении, он наслаждался черным кружевом, лаская свободные от него ягодицы. Она переступила с ноги на ногу и стук каблуков превратился в безбрежное эхо и тогда, словно в ответ на него, в воздухе разлилась, возникая ниоткуда и во всех местах сразу, создавая определенность из пустоты, черная плоть формы, ровные, надломленные черты своенравной машины, прочной и непробиваемой, когда он прикасался к ней, но пропускающей вглубь себя руку Евгении и подобной в том капризной, но верной любовнице.
   Он слышал, от своей первой женщины и от других пилотов, что они владеют этими машинами с древних времен великой войны, в сравнении с которой называемая Зеленой виделась лишь незначительным столкновением и что были они милостиво оставлены теми, кто когда-то дал их только для того, чтобы остановить атров. В последнем, впрочем, никто из пилотов не был уверен, ведь находились и те, кто говорил, что враг в те времена был другим или же сразу несколько было их. Но почти все сходились в том, что принадлежали технологии те людям нижних ветвей.
   В книгах, прочтенных им, не однажды говорилось о том, что человечество поднялось на листья от самых корней, множество легенд и сказаний уверяло в этом и действовали в них самые невероятные всемогущие существа, но лишь одно из них неизменно повторялось во всех подобных историях и было всегда встречаемо с усмешкой. Он полагал, что народ корней, если он и существует, ведь с той же вероятностью можно было предположить, что внизу, во тьме и пустоте, обитают племена дикие и неразумные, должен был преодолеть все подобные домыслы и если и существовало нечто, не позволявшее ему счесть безупречной его госпожу, то была то наивная и никчемная, бесполезная, пребывающая вне здравого смысла и не способная в мыслях его сочетаться с чудесными машинами и странствиями через сотни ветвей безудержная вера в Сеятеля.
   -Если ты не веришь, то скажи тогда, откуда взялись люди? - они стояли на крыше автомобиля, трясущегося, с трудом преодолевающего неровности ветви, подпрыгивающего, когда проламывалась под ним коричневато-зеленая поверхность, поворачивавшего или поднимавшегося над ней еще выше, если появлялась перед ним преграда, преодолеть которую было невозможно без того.
   Маленькая площадка, на которой с трудом разместилось шесть стрелков и два развлекающихся пассажира, ограждена была высоким, поднимавшимся до пояса стальным барьером и непременным условием нахождения здесь был пояс, твердым кожаным ремнем и железным карабином соединенный с ним. Оставаясь блеклым призраком в туманной бесконечности, ствол Великого Древа уже позволял все же заметить себя неприметным потемнением, неясным ощущением тяжести, пугающим притяжением неведомого могущества и Занмар взволнованно смотрел вперед, где брели шарронги и двигался другой автомобиль, окруженные дикими черными морнами, способными находить пропитание здесь. Изредка раздавался выстрел - то один из стрелков замечал и убивал коданга, не столько опасного, сколько неприятного людям существа, выглядевшего грозным черным собранием лезвий и когтей, но в действительно питавшимся внутренними жидкостями тех самых морнов и водившихся чуть ближе к стволу шарронгов.
   -Меня это никогда не беспокоило, - и он услышал, как один из стрелков за его спиной издал невнятный звук, поддерживая столь безразличную позицию, - Быть может, наши предки пришли с другого Древа.
   -Ересь! - Джаннара подскочила к нему и пальцы ее так сжали его горло, что он едва не ударил в ответ, лишь усилием воли напомнив себе, кем была она, вспомнив клятвы, которые дал и сдержавшись, приготовившись, если будет на то воля девы, немедля принять смерть от ее руки. - Древо только одно!
   -Как скажете, госпожа...- с трудом прохрипел он, удивляясь ее силе и оставляя за собой намерение в самое ближайшее время узнать, действительно ли она превосходит в том его самого или же фанатичная ярость оскорбленной веры была причиной тому.
   -Из плоти своей создал Сеятель людей. Он отрезал себе левую руку и то стал мужчина, отрезал правую ногу и то стала женщина. - она смотрела на Занмара, но зрачки ее были так широки, что увидеть она могла только извечную тьму, ладони ее, прижавшись к шее, скользнули вниз по плечам, прошли по груди, соединившись на животе, остановились на промежности и тогда она вздрогнула, дернула головой и ударила своего спутника.
   Он очнулся, когда над ним, посмеиваясь, склонился ненавидимый им караванщик.
   -Дамочка не любит, когда с ней спорят...- пробормотал он, поднимая юношу и когда тот вместо благодарности попытался ударить его, преуспев лишь в головокружении, рассмеялся снова.
   -Не торопись, малыш...
   Они сидели друг напротив друга в крохотной кают-компании, где только четверо могли пребывать одновременно. Стальные стены грохотали вокруг них, лампа над столом гасла каждый раз, когда машина натыкалась на неровность, мятая кружка горячего напитка прогоняла головную боль и тоску.
   -Я видел много таких, как она, малыш, - караванщик сидел, откинувшись на спинку прикрученного к полу железного стула, - Они несут нам смерть. Она, конечно, сказала тебе что-нибудь вроде того, что я был недостаточно хорош? - он склонился над столом, положив на стол локти, их головы едва не столкнулись, глаза смотрели в глаза: - Но правда в том, что это я отказал ей.
   -В ней была твоя сперма! - ненавидящая ярость его несколько подарила ему седых волос.
   -Моя?! - он запрокинул голову, рассмеявшись: - Чья угодно, только не моя. Я даже не прикоснулся к ней, когда убедился в том, кто она такая.
   Горький напиток вскружил Занмару голову, но когда он вернулся в свою комнату, госпожа ждала его, избавленная от одежд и он забыл обо всех вопросах, забыл о наивной смелости своей, а на следующее утро от нее не осталось и следа.
   Все больше и больше пространства перед ними занимала темная стена ствола. Утром четвертого дня она уже казалась почти бесконечной, уже невозможно было с уверенностью сказать, что есть у нее завершение, что не является она беспредельной плоскостью. Странные, медленно перемещающиеся по его поверхности огни пробудили любопытство Занмара, но он так и не решился спросить о них стрелков, занятых кодангами и шналлами во все возрастающих количествах привлекаемыми караваном. В тот день, когда они завтракали, автомобиль впервые за время остановился. Резкие выкрики стрелков и участившиеся выстрелы вернули Джаннару и ее спутника в каюту, где они видели лишь мелькающих вдали небесных и земных хищников, от злобного отчаяния дерущихся друг с другом. Дождавшись затишья, Джаннара выскользнула в коридор, пробежала по нему и, раньше, чем кто-либо успел остановить ее и помешать ей, вскочила на лестницу и забралась на площадку стрелков.
   Шедшая перед ними повозка лишилась сразу двух из шести шарронгов. Один отсутствовал, оставив после себя окровавленную упряжь и обвисшие на ней куски мяса, другой был разорван надвое и передняя половина лежала, все еще опутанная кожаными ремнями, выплескивая из туловища тусклую кровь, а из хрипящего хобота - алую пену. Караванщики суетились вокруг, стараясь не попасть под удар судорожно дергающихся лап и срезать сбрую, в то время как другие, окружив повозку, выстрелами отгоняли от нее шналлов, коих, совершающих круги, было над ней не меньше десятка. Двое уже лежали, сбитые вдали, к одному из них только спешила парочна кодангов, а возле другого, еще бьющего крыльями, трое из них уже дрались, стараясь вонзить друг в друга черные бивни, не замечая сородича, уже воткнувшего в тело жертвы длинное прозрачное жало и впрыснувшего в нее разжижающую кислоту, особенностью которой было то, что превращенная ею в питательную массу плоть будет ядом даже для другого коданга.
   Половину того дня караванщики устраняли последствия неожиданного нападения. Потеряв восьмь шарронгов и пять стрелков, караван двинулся дальше, к манящему стволу, на котором уже можно было различить отдельные пластины, размером превосходившие иные листья.
   Чем ближе они подходили, тем больше времени Занмар проводил на крыше автомобиля, рассматривая исчезающую в туманной темноте головокружительную бесконечность ствола, пластины коры на ветви и снующих между ними животных, названия которым не знал, наблюдая за работой погонщиков, разговаривая со стрелками. Джаннара, почти не обращавшая на него внимания, кроме тех случаев, когда ей требовалось его семя, коротала дни за рисунками и записями или же сидела, подложив под себя ступни согнутых ног и читала книги, появлявшиеся из чемоданов, написанные на языках, которых он не знал. В ответ на его расспросы она отвечала, что в них говорится о Сеятеле, поэтому они будут ему неинтересны. И он жалел, что было у него недостаточно смелости для того, чтобы спросить, почему на иллюстрациях Сеятель изображен со всеми руками и ногами в наличии. Вероятно, объяснением тому могла быть чудотворная сущность его, позволившая им появиться вновь или же в это вкладывался иной смысл, ведь в цитатах, извлекаемых ею, нередко говорилось о том, что люди после смерти попадают к Сеятелю, в прекрасный его дворец, в ужасающие его подземелья, быть может, таким образом возвращая ему потерянные конечности. Все это занимало юношу также, как рассказы о великих битвах прошлого, столь любимые им, но оставалось лишь молчаливой шуткой, которой он развлекал сам себя.
   За время, проведенное в автомобиле, его госпожа стала плохо пахнуть. Немало способствовали тому невозможность смыть, полностью вымыть из себя выброшенное им в нее, отсутствие вентиляции, постоянная жара и духота, но казалось ему, что от близости к стволу тело ее стало выделять некие вещества, призванные изменить особенности его и именно они стали тем пряным привкусом, что он вдыхал в ее волосах и груди. Однажды ему показалось, что, когда он сжал губами сосок, капля горького молока была выдавлена им, но больше того не повторялось. Он слышал, что такое случается с женщинами, которым их мужчины без устали доставляют наслаждения и дарят семя, но не был уверен, что столкнулся именно с этим явлением.
   Беспокойные огни на Великом Древе волновали его все больше. Разноцветные, они гасли и возникали снова, мерцали, перемещались или оставались на месте и когда он спросил об этом одного из стрелков, тот лишь пообещал, что Занмар не останется разочарованным.
   За день до прибытия он понял, что то был город, поднимавшийся от основания ветви, великим множеством домов своих, среди которых он, прильнувший к биноклю, одолженному у ненавидимого караванщика, не заметил двух одинаковых. Закрепившиеся на стволе, яркими расписанные узорами и орнаментами, они окружены были высокой черной стеной, образуя шесть неровных колец, соединялись между собой открытыми и трубчатыми переходами, множеством лифтов, как простых, управляемых ручными лебедками, так и сложных конструкций из металла и пластика. Орудийные платформы, прерывавшие собой ограждения, на глазах Занмара отогнали прочь от города двух существ с ярко-зелеными, неустанно изгибающимися телами, вырывая из их тел брызги желтой жидкости, падавшие на крыши домов и людей в проходах, многие из которых, услышав пушечные выстрелы, открыли над собой яркие, предусмотрительно захваченные зонты. Назначение многих строений осталось для юноши тайной. Он решил, что вытянутые овальные сооружения в правой части города были складами или чем-то, имеющим отношение к обороне города, но признался, что делает то лишь сравнивая с Фаррином. В данном случае это могло быть не только неуместно, но и глупо.
   -Вы когда-нибудь видели такое? - не выдержал он, когда Джаннара поднялась, чтобы подышать свежим воздухом, но она отмахнулась от протянутого ей бинокля.
   -Не один раз. На стволе много таких городов. Этот ничем не лучше. - выдернув длинноствольную, с решетчатым черным прикладом, винтовку из рук стоявшего рядом с ней стрелка, она, мгновенно прицелившись, выстрелила и пробила голову подбиравшегося к каравану коданга.
   Швырнув оружие изумленному стрелку, она ловко спрыгнула в круглый проем люка, а Занмар остался, рассматривая приближающиеся ствол и город. Он заметил огромные лифты, способные разместить в себе не один автомобиль, подобный несущему его, поднимающиеся к расположенным высоко над городом чудовищных размеров грязно-зеленым полусферам. Покрытые коричневыми пятнами, на гладкой поверхности чьей проросли решетчатые антенны, вращающиеся плоскости локаторов, мерцающие сферы, трубы, выбрасывавшие из себя фиолетовый дым, они привлекали взор и радовали его матовым блеском своим. Он видел людей, одетых в серые скафандры с круглыми шлемами, работающих на поверхности тех сфер, оранжевые и зеленые искры вспыхивали от аппаратов в их руках, черные существа кружились вокруг и те из рабочих, что отдыхали, повиснув на ремнях, бросали им куски своей еды, провоцируя тем самым жестокие драки.
   Завороженный, рассматривал Занмар ствол Великого Древа, с восторгом и неясным страхом наблюдая за тем, как из-под темных плит его выбираются, вытягивают извивающиеся тела создания, которых он помнил лишь по страницам старых книг, окруженные сворой паразитов и симбионтов и, плавно и неторопливо перебирая многочисленными длинными лапами, ползут по стволу, направляясь к неведомым целям своим. Одно из них подобралось слишком близко к городу и взрыв, выбросивший облако зеленоватого дыма, извергший фонтан из обломков коры, оторвал ему длинную, острыми красными наростами украшенную голову, отлетевшую так далеко от ствола, что невесомость захватила ее, превратила текущую из нее кровь в неровную спираль и оставила парить до тех пор, пока обитающие в легкомысленной ее пустоте падальщики не узнают о ней. Тело же, покрытое длинной шерстью, сотрясаемое посмертными судорогами, одну за другой расслабив свои покрытые серебристой чешуей лапы, некоторое время висело на тех четырех, что отказывались признавать неизбежность, а затем, изгибаясь в падении, сопровождаемое и в нем некоторыми из проведших всю жизнь рядом с ним существ, пролетело мимо города, сопровождаемое взорами тысяч жителей его и, едва не задев ветвь, отправилось в свой путь к корням.
   -Что это было? - отдавая бинокль, Занмар щурился и часто моргал глазами.Некоторые из пластин ствола были гладкими и отражали солнечный свет не хуже некоторых зеркал.
   -Мины. Весь город окружен ими. - стрелок же был в солнцезащитных синих очках, прикрепленных к затянутому на затылке кожаному ремню.
   Он пообещал себе приобрести такие же, как только окажется в городе.
   -Как он называется? - к удивлению своему он понял, что до сих пор не интересовался тем.
   -Шадд. - он произнес это слово, как будто подобно оно было слабому, не способному на убийственное оскорбление, ругательству.
   В десятке километров от ствола их приветствовали оседлавшие пригодную для того рослую разновидность морнов, солдаты в тускло-красных, из множества состоящих пластин латах, хранившие пристегнутыми к черным седлам винтовки с прозрачными прикладами и мечи, рукояти которых изготовлены были из костей атров. Их животные, тонкие и подвижные, ловко перепрыгивали через неровности и ямы, распугивая прингов и поедающих кусочки сухой коры змееподобные амманов, в то время как сами наездники перебрасывались шутками и непонятными Занмару новостями с караванщиками.
   На пять километров были удалены от города первые ворота и орудийные четырехугольные башни. Стволы, в которых мог бы улечься форг, поблескивали черной сталью, бродившие возле башен солдаты казались ленивыми и слабыми, но у них имелись приземистые и широкие боевые автомобили, уродливые по вине неровных, грубо подогнанных листов желтой брони, снабженные пулеметами и раскаляющими воздух вокруг себя черными конусами. Им служили животные, схожие в очертаниях с форгами, но вдвое больше самого крупного, какого доводилось видеть Занмару.В черных, с длинными шипами ошейниках, они сидели на цепях, царапая расщепляющимися когтями кору, издавая омерзительный тонкий вой, от которого у юноши закладывало уши и начинала кружиться голова.
   Еще через три километра башни увеличились вдвое, а на коре невдалеке перед ними Занмар заметил вцепившиеся в нее стальными крюками плоские стальные конструкции, в которых предпочел видеть мины, не понимая того, почему ничем не прикрыты они.
   За несколько минут до того, как они подъехали к стволу, он спустился вниз, чтобы позвать свою госпожу. Переодевшись в охотничий костюм, но не застегнув его, она спала, лежа на спине, упершись ногами в стену рядом с дверью, правую руку положив на промежность и он не стал будить ее, полагая, что ничем не сможет ее удивить.
   Огромные, расписанные сценами невозможных совокуплений атров с человеческими женщинами, истребления диких шарронгов восседающими на морнах нагими воительницами, вооруженными копьями с наконечниками в виде остроголовых фаллосов, видениями Великого Бегства Журганов, черные ворота прорезанного в стволе ангара медленно поднялись перед ними, пропуская в смрадную темноту и Занмар, пораженный больше, чем в то мгновение, когда впервые увидел гнурга, ощутил себя беспомощным и бесполезным.
   Сотни подобных привезшему его сюда и превосходящих его размерами автомобилей, удивительных машин, парящих над поверхностью, что была единой отполированной пластиной коры, упряжных шарронгов, странных конструкций, контейнеров и тюков, пребывающих в постоянном движении благодаря кранам, погрузчикам и носильщикам. Смех и крики караванщиков и солдат, возгласы торговцев, продававших горячую пищу и напитки, ругань спешащих курьеров, стоны продажных женщин, которыми наслаждались здесь же, яркий зеленоватый свет в беспорядке разбросанных по стенам и потолку овальных ламп, вознесеных на деревянных столбах фонарей, дымы и гарь от машин, вонь от фекалий, оставленных шарронгами и прочими тварями, многие из которых пребывали в клетках и были, вероятнее всего, товаром, трупы, облепленные стамманами, кучи ржавеющих запасных частей и забытых механизмов увидел здесь Занмар.
   -Глуннак просит вас подождать здесь, госпожа. - сказал не расстающийся с мукраном атр, когда Джаннара спустилась по стальной лестнице, сотрясая ее высокой подошвой черных сапог, милостиво принимая протянутую ее спутником руку. Кивнув, она осмотрелась вокруг и направилась к маленькому открытому кафе, прочь от шипящих, исторгающих пар машин и радостно блеющих шарронгов, осознавших конец тяжелого пути.
   Взобравшись на высокий деревянный стул, она скинула со спины маленький рюкзак, подождала, пока Занмар разместит между ножками своего стула чемоданы и только тогда обратилась к покрытому шрамами мужчине, наблюдавшему за ней сощурив глаза и скривив полные губы и не обращавшему внимание на юношу.
   -Что у вас есть покрепче? - положив левую руку на некогда лакированное и гладкое, покрытое теперь пятнами и царапинами, следами от когтей и зубов дерево, она воззрилась на ряды бутылок за его спиной.
   Взяв одну из них, из красного стекла, он поставил перед ней.
   -Скратангианская выжимка из флойса.
   Кивнув, она получила потрескавшийся стакан, на треть заполненный маслянистой прозрачной жидкостью.
   -Я слышал, от этого кожа покрывается пятнами. - предостерег ее Занмар, но она, обратив на него полный презрительной злобы взгляд, залпом проглотила напиток.
   Мгновение она сидела, сморщившись и закрыв глаза. Он видел, как краснеют ее нос и щеки, отчего она показась ему теряющей красоту. Затем, резко подняв веки, явив ему покрасневшие белки глаз и расширившиеся зрачки, госпожа поставила бокал на край стойки, руки ее дрожали и она уронила бы его, если бы он не подоспел к ней на помощь.
   -Я...- она тряхнула головой и стала почти такой же, как раньше, - Я пила ее и раньше.
   -Куда держишь путь, красавица? - удивленный тем, как она приняла жгучее пойло, мужчина склонился к ней, перебросив за спину упавшую на плечо тонкую черную косу.
   -Наверх. - она махнула широко расставленными пальцами, едва не ударила его по лицу.
   Она заказала рагу с тушеным мясом стаммана и два бокала фарга.
   -Что там происходит?
   -Где? - мужчина уже мыл бокал, из которого она пила не так давно, пальцы его, обвитые черными спиралями татуировки, с привычной ловкостью вращали хрупкое стекло, протирая его грязной тряпкой. - Наверху? Говорят, журганы воют с длонгами на паре листьев, а в остальном все как обычно.
   Он разместил свое заведение между двух фонарей и свет их придавал всему, что видел Занмар оттенок тоскливого дурмана. Госпожа его, волосы разделившая пробором на равные части, ресницы сделала красными и черными тени. Она облизывала побледневшие от флойса губы, собирая оставшийся на них соус, а он сожалел о том, что никогда не прикоснется к ним поцелуем, ведь это было единственное, что она без объяснений запретила ему. Недоумевая о том, служила ли причиной того особенность культуры ее или то, что именно этому она придавала особое значение, он не мог избавиться от мыслей о том и тогда, когда она губами своими сжимала самое основание его напряженного члена.
   -Вы принимаете деньги Фаррина? - она сощурила глаза, глядя на него так, как будто подозревала в нем предательство.
   -Конечно, госпожа.
   -Да возблагодарит вас Сеятель. - молвил мужчина, когда она положила перед ним банкноты.
   -Вы верите в Него? - она даже приподнялась на стуле от изумления.
   -Конечно, Госпожа, - мужчина сел сам и обратил на нее спокойный, полный рассудительного вожделения взгляд, - На моем родном листе все верят в него.
   -Удивительное место. - она посмотрела на Занмара и тот ощутил неожиданную
   и сладкую, приятную скрытым в ней противостоянием вину от неверия своего.
   -Когда-то и оно было мерзким. Посмотрите, - он указал рукой на бутылки, - Все эти напитки из флойса. Я придаю ему особое значение. Я видел его. И не просто видел. Мой родной лист едва не погиб из-за него.
   С подозрением смотрел на него Занмар, уверенный, что мужчина желает произвести впечатление на Джаннару. Он знал, что верующие в Сеятеля любят носить на шее медальон в виде Семени, но у этого были только бессмысленные черные татуировки.
   -Он поглощал огромные пространства, образуя в нашем листе гниющие дыры. Наши ученые и пришедшие с других листьев испробовали множество проверенных средств, но ни одно не помогало. И тогда кто-то из верующих бросил призыв молиться Сеятелю, чтобы он в милости своей защитил нас и спас наш лист. Я был тогда подростком и верил только в женщин, да и то в тех, на которых не нужно было тратить деньги. Но все же почувствовал что-то, когда все люди вокруг меня стали говорить одни и те же слова, вознося мольбу и вскоре уже сам молился вместе с ними. Мы молились десять дней, а не одиннадцатый флойс отступил, перестал распространяться по листу. С тех пор я верую, как мало кто другой.
   Улыбка, которой она одарила его сама по себе могла бы остановить тот беспощадный гной.
   -Я не видела такого и все же Сеятель живет со мной.
   Занмар закрыл глаза, стараясь сдержать возрастающий гнев. Быть может, если бы он обманул ее, солгал о том, что разделяет с ней веру, она поцеловала бы его.
   Услышав треск длонга, он предпочел сохранить покой и, делая вид занятого едой, не оборачивался до тех пор, пока тот не обратился к его госпоже.
   Рядом с ним, помимо склонного к музыке атра стоял принадлежавший к иному племени и рожденный на ветви, далекой от этих мест. Покрытое оранжевыми и черными витиеватыми узорами зеленовато-серое тело в нескольких местах сменило хитин на пластик, правой нижней руки не было вовсе и стальной шар блестел на месте одного из глаз. Занмару доводилось слышать, что подобные замены любят делать пораженные в боях разбойники, но он предпочел промолчать, полагая, что госпожа знает об этом намного больше.
   -Позвольте представить вам Ро, госпожа. - Глуннак говорил своим самым невнятным ртом, прочие оставались закрытыми. - Он может доставить вас на верхние ветви.
   Лязгнув стальными жвалами, атр соединил конечности в жесте приветствия.
   -Мне нужно двумя уровнями выше. - соединив пальцы, она повернулась на стуле, не вставая с него.
   -Глуннак сказал мне, что вы договорились о цене. - голос атра звучал вкрадчиво и томно, но Занмар, достаточно имевший общения с тем народом, винил в том не настроения и мысли, но особенности дыхательной системы.
   Соскочив со стула, она открыла чемодан и достала из него десять пластин, из которых две немедля отошли музыканту как помощнику Глуннака, остальные же оказались сжаты в клешнях Ро.
   -Идите за мной. - развернувшись, атр направился прочь и перед тем, как последовать за ним, Джаннара бросила еще один шранг видевшему флойс мужчине.
   -Благодарю, госпожа! - прокричал он и Занмар был уверен, что заметил на его лице довольную ухмылку.
   Они дошли до небольшого автомобиля, ожидавшего их, вытянутой машины из оранжевого пластика с широкими колесами высотой до пояса юноши.Мужчина в черных костюме, перчатках и фуражке принял и положил в открывшуюся возле заднего правого колеса нишу чемоданы, поднял перед Джаннарой заднюю дверь и они погрузились в ароматную глубину салона, устроились на кожаных красных сиденьях, с восторгом принимая тишину, где даже вопли спаривавшихся неподалеку, забрызгивая все вокруг себя, шарронгов звучали не громче, чем трескучий шорох лап испуганного и спасающегося бегством морна.
   Ро устроился напротив них, на предназначенном для атров сиденье и, когда машина тронулась, расплющивая попавших под колеса прингов, выдавливая внутренности из тел мертвых стамманов, открыл спрятанную в отделявшей их от водителя стенке нишу и, достав из нее карты, некоторое время перебирал их, прежде чем протянуть несколько из них Джаннаре.
   -Который лист вам нужен?
   Машина остановилась возле темной круглой дыры в древесине и водитель протянул солдату в красной броне бумаги, между которыми уютно устроилась коричневая банкнота.
   Всматриваясь в тонкие линии на бумаге, повторявшие ломаные изгибы ветвей, неравными лучами отходивших от ствола, разглядывая обглоданные самим прострастнством очертания листьев, она не заметила, как машина покинул ангар и оказался в темном узком тоннеле, спиралью поднимавшемся внутри ствола. Фары автомобиля, трескучий шум двигателя разгоняли темных тварей на его пути, гладкие стены тоннеля отражали синеватое сияние ламп и Занмар, глядя на свою госпожу, думал о том, что станет для него завершением путешествия. Она говорила ему, что ищет поселение, созданное ее народом для изучения и наблюдения, чтобы оттуда вернуться вниз, в родные свои места и он понимал, что не сможет последовать за ней. Наиболее вероятным казалось ему то, что она убьет его. Намного более ужасающим виделся ему тот вариант, когда она оставляет его, предоставляет самому себе и он, находясь вдали от знакомых земель, ничего не имеющий и никого не знающий, будет помимо всего этого, навсегда лишен возможности снова увидеть Джаннару, насладиться ее телом, сосудом насмешливого забвения, знамением торжествующего естества.
   -Этот. - острым черным ногтем она указала на вытянутый лист, заостренный, с одной стороны имеющий треугольную, со рваными краями, впадину.
   Приняв у нее карты, Ро молча посмотрел на них.
   -Вы уверены? Он необитаем. На нем даже нет воздуха.
   Откинувшись на спину сиденья, прижав затылок к круглому подголовнику, она сложила на груди руки и задумчиво улыбнулась, вспоминая и предполагая.
   -Почему?
   -Никто не знает. Находили признаки того, что когда-то на нем жили люди и скратанги, но было то несколько тысяч лет назад.
   Он убирает карты и молчит до тех пор, пока автомобиль, свернув в одном из множества ответвлений, не оказывается в помещении, где почти нет людей, но множество присутствует атров, спорящих и дерущихся, несущих в руках коробки, тянущих грохочущие тележки с деревянными колесами, тяжелые от черных ящиков, со знаками столь знакомыми Занмару, что он не может избежать улыбки.
   В создании оружия атры преуспели не меньше людей. Производимые ими механизмы отличались надежностью и неприхотливостью, хоть и были избавлены от тех восхитительных сложностей, благодаря которым созданное человеком могло само находить цель, предупреждать о последних патронах в магазине, позволять в прицеле своем и ночью видеть не менее ясно, чем днем, производить бесшумные выстрелы и не иметь отдачи. Но если в стрелковом оружии атры и могли сравняться с людьми, то всем, что касалось боевых машин и летательных аппаратов уступали человечеству, имея в противовес большие численность, выносливость и прочность своих наполненных взаимозаменяемыми органами тел.
   Содержимое этого склада вызвало бы ярость любого из человеческих военачальников. Размером не меньше того ангара, в котором Евгения показывала Занмару свой воздушный истребитель, он являл собой лабиринт поставленных друг на друга контейнеров, поднимаемых красными кранами, скользящими под потолком, вцепившимися в него стальными лапами, от каждого шага которых летели вниз щепки и деревянная пыль. Возле открытых ящиков атры бранились с мелочными людьми и дотошными журганами, ворчливыми длонами и недоверчивыми скратангами, демонстрируя им оружие, позволяя опробовать его в тирах возле стен, откуда неустанно доносились звуки выстрелов и взрывов. Невдалеке от пропустившего автомобиль Ро входа стояло несколько летающих машин, из которых две имели тускло блестящие от волшебной жидкости части, гусеничные бронированные автомобили, некоторые с установленным на них оружием, особый интерес вызывали у скратангов, любивших, как слышал Занмар, опасные приключения на необитаемых листьях.
   Они выбрались из автомобиля и Ро что-то шептал Джаннаре в то время, как Занмар извлекал из горячего стального тела свою поклажу, а затем, когда они искали свой путь в лабиринте поставленных друг на друга контейнеров и ящиков, сваленных тюков и бочек, она остановилась возле одного из торговцев, глядя на то, как он рассеянно перебирает узкие и длинные обоймы из черного металла, полные тонких серебристых патронов, острых и выглядящих такими же недотрогами, как старая дева, впервые выбравшаяся на танцы.
   Встав рядом с атром, она положила руки на ящик, всматриваясь в его содержимое и он, почтительно склонив голову, что для таких как он, было непривычно и болезненно, протянул ей толстый список имевшегося в продаже. Долго пришлось ждать Занмару, пока выберет она все, что было сочтено необходимым для дальнейшего путешествия, пока она торговалась, непременно желая уменьшить цену и явно испытывая удовольствие от спора и только когда был обмотан скрепляющей договор паутиной несущий список лист бумаги, она повернулась к нему.
   -Отдай ему все, кроме этого. -чуть согнутый ее палец указал на тот саквояж, где хранились шранги и добытая возле корней почва и, удивленный, Занмар, все же предпочел промолчать о том, что многие из ее приобретений казались ему совершенно неуместными.
   Она купила два коротких меча из шатрианской стали, четыре охотничьих ножа, три пистолета "червеглот", известных своей безотказностью, две винтовки "гробарь" с оптическими прицелами, два крупнокалиберных автомата "форг", славящихся высокой кучностью стрельбы, лучевое орудие производства скратангианских фабрик, два комплекта снаряжения для подъема по стволу, таких, какие используют старатели и наемники, с запасными воздушными баллонами для них, десяток осколочных гранат, четыре новых охотничьих костюма, включая сапоги и шлемы, провизию в сухих пайках, которой им двоим должно было хватить на пару месяцев и в общей численности пятьсот патронов, не считая двухсот кристаллов для скратагинаского ружья.
   -Госпожа, - отвлекая ее от разговора с атром, он навлек на себя гнев ее окруженных блестками глаз, - Нам потребуется помощь, чтобы...
   -Это не твое дело. - со злобой, от которой могли бы усохнуть небольшие листья прошептала она и повернулась к атру, продолжив свою речь на его языке, из которого Занмар знал лишь то, чему учили его в академии и что касалось ведения допроса. Прислушиваясь к резким звукам, он понимал, что она использует странный, неизвестный ему диалект, скрадывающий окончания слов, но ощутимо приятный торговцу, не устававшему разводить жвалы в признательном уважении и выдававшим удовольствие дрожью красных волосков на животе. Оставив попытки понять их беседу, полную странных шуток, имеющих отношение к стволу и некоей связи его с продолжением рода, юноша отвернулся, осматриваясь вокруг.
   На телах атров, сновавших вокруг него он заметил красные и желтые пятна, предпочитавшие для себя гладкую спину, но не брезговавшие и головой, каковые счел признаком некоего племени, происходящего из далеких от его родной ветви мест. Лишь немногие имели схожий с Ро окрас и выполняли начальствующие роли, указывая, распределяя, ругая, избивая в наказание. Пластик и сталь многое заменяли для этих существ и Занмар был уверен, что каждое из них не одну видело битву и сомневался в том, что сможет успешно противостоять кому-либо из них, глядя на то, как ловко и небрежно обращаются они с оружием, разбирая винтовки за несколько секунд перед восхищенными покупателями, жонглируя ножами в демонстрации их великолепного баланса, проводя способными перекусить человеческую руку жвалами по тонкому, не обретавшему от того и царапин пластику прикладов в доказательство его прочности.
   -Идем. - он почувствовал ее нежную руку на своем плече, он увидел ее приберегающую жестокие сюрпризы улыбку и, проведя ладонью по выбритому виску, последовал за ней, слыша позади себя грохот тележек, на которые атры поместили два огромных ящика с приобретенным ею.
   Они пришли через весь склад, огромные контейнеры покачивались над ними, несомые ползучими кранами, атры кричали на них, если они преграждали им дорогу, но Джаннара была невозмутима и ни на мгновение не остановилась и не замедлила свой шаг. Ее нестерпимая уверенность в том, что остальные остановятся перед ней принуждала их к тому, ведь каждый здесь, кто не являлся атром, был покупателем и они терпеливо ждали, пока она пройдет, вполголоса проклиная ее, чему она только улыбалась, посылая им взгляды, полные преувеличенной и наигранной влюбленности лишь потому, что в то мгновение это забавляло ее.
   Круглая красная сфера, из поверхности которой поднималось и опускалось, вновь становясь неотличимыми от нее, множество треугольных щитков, предстала перед ним, когда Ро провел их через чуть раздвинувшиеся гигантские двери, существо, изображенное на которых в полный рост было известно Занмару как рашван, пожиратель гнургов, имевший вместо пальцев короткие, множеством снабженные ядовитых присосок и острых крюков щупальца и костяные пластины на животе для того, чтобы распороть прочный панцирь своей жертвы.
   -Что это, госпожа? - глядя на то, как, сквернословя и толкая друг друга, атры грузят в утробу сферы ящики и тюки, Занмар прислушивался к тяжелому, пульсирующему гулу, наполнявшему все вокруг него, чувствовал, как отдается он в дереве под ногами его.
   -Ты не меньший дикарь, мой дорогой. - скривившись, она насмешливо посмотрела на него, достала из кармана пачку сигарет и поместила одну из них между шелковых черных губ.
   Протянув к нему руку, она получила саквояж, открыла его и отдала Ро два шранга. Проведя по ним жвалами, прикоснувшись к ним зеленым тонким языком, он остался доволен и движением головы направил Джаннару в сторону сферы.
   Зажатая протянувшимися к ней от стен механическими держателями, вокруг чьих черных цилиндров дрожали от напряжения серебристые трубы, помещенная на возвышение, зубцами колес застрявшее в стальных прерывистых путях, она тусклыми бликами принимала на себя свет ярких разноцветных ламп, разбросанных по стенам, среди которых преобладали зеленые, столь любимого атрами цвета. В стене напротив пропустивших Джаннару и спутника ее ворот имелись и другие, очертания, расположение и размеры чьи не оставляли сомнений в предназначении их.
   Достав из нагрудного кармана стальную зажигалку, госпожа закурила и, держа дымящуюся сигарету между губами, закатала рукава комбинезона. С восторгом глядя на ее мускулистые руки, на гладкую их кожу, на короткие и редкие, почти незаметные светлые волоски, он забыл о том оскорблении, что еще мгновение назад сжигало его мысли подобно самому жестокому флойсу.
   Поднявшись по приставной лестнице, они оказались внутри сферы, где узкие коридоры прерывались переборками. Пройдя вслед за одетым в одни только синие брюки юношей, чей живот пересекал длинный изогнутый шрам, они оказались в маленькой каюте с двумя расположенными рядом сиденьями, для которых только и хватило здесь места. Круглый экран, мембрана чья дрожала и мерцала, была проткнута в нескольких местах и немного искажала цвета, смещая их в сторону желтого, являл им зрелище происходящего снаружи.
   Опустившись в кресло, пристегнув себя белыми кожаными ремнями, Джаннара откинула голову и закрыла глаза. Вытянутые пальцы руки, расслабившейся на подлокотнике сжимали сигарету как ядовитого червя и, глядя на нее, Занмар понимал, что она размышляет и планирует, но никак не отдыхает. Ему казалось, что его госпожа не испытывает усталости, при том, что было замечено им, как мало она ела. Он полагал, что жизнь возле корней делает людей иными, чем те, кто появляется на листьях и был уверен, что, помимо силы и знаний, многими странными способностями обладает она, равно как и большей, чем у него, продолжительностью жизни.
   Вскинув голову, она посмотрела на экран, подняла из-под него маленький столик, в котором обнаружилось служащее пепельницей углубление.
   -Они уже закончили, - повернувшись к нему, она махнула свободной от сигареты рукой, - Мы скоро отправляемся.
   Недоумевая о том, сколько продлится их пребывание здесь, он с тоской осматривал крохотную каюту, понимая, как неудобно будет ему в условиях этих доставлять удовольствие его госпоже.
   Глядя поверх ее рук, с трудом заставляя себя на отвлекаться на грудь под тонкой тканью, почти обнаженную опущенной застежкой молнии, он видел, что иссяк поток грузов и атры спешили теперь прочь от сферы, толкая и покусывая друг друга, размахивая руками и непроизвольно совершая от довольства фигуры Танца Милосердия.
   -Что...- но слова его прервали зажимы, дернувшиеся и отошедшие прочь, отпустившие сферу для того, чтобы она, несомая зубчатыми колесами, двинулась в сторону медленно разламывающихся круглых створок.
   Джаннара рассмеялась.
   -С тобой так забавно. - и он почувствовал себя польщенным этой непонятной, унижающей похвалой.
   Створки медленно соединились за сферой, оказавшейся там, где в лакированном дереве прятались яркие круглые лампы и отверстия, из которых хлынула, пенясь и приглушенно шумя за тонкими стенками, полупрозрачная, мутноватая зеленая жидкость. Медленно поднимаясь, она вскоре достигла внешней мембраны и Занмар увидел тонких и вертких темных существ, наполняющих ее, пожирающих друг друга в испуганном неистовстве.
   Затем открылись вторые двери и сфера, покачнувшись, от чего Занмар, позабывший пристегнуться, едва не выпал из своего кресла и поспешно обвил себя ремнями, двинулась сквозь них, все ускоряясь вместе с тем, как становился ощутимым, понятным и заметным поток.
   А потом он подхватил их и Занмара вжало в кресло могучей силой, сопротивляться которой он не находил возможным, а на экране бурлила и вращалась жидкая жизнь, мелькали змеистые тени и круглые пятна, фосфоресцирующие миражи выплывали из жадной глубины и медленно таяли, пропадая так же неохотно, мучительно и тягуче, как память о преданной влюбленности. Постепенно скорость стала уменьшаться, в чем, как подумал Занмар, виноваты были треугольные щитки и другие устройства, скрытые в сфере и тяжесть пропала, ушла, как уходят облака и бесцельные разговоры.
   -Смотри, - она ткнула пальцем в экран, едва не продавив мембрану острым ногтем, -Это кровь Сеятеля. Одной каплей своей крови он наполнил Древо соками и жизнью.
   И во взгляде ее сощуренных глаз он видил испытующую злобную решимость. Она ждала его противоречия также, как и согласия, ведь и в том и в другом случае, насилие с ее стороны было неминуемо и он ничего не мог противопоставить ему, никак не мог сопротивляться ей.
   Растерянно кивнув, он счел наилучшим признать правоту своей госпожи. На мгновение ее отражение в мембране так исказилось, что волосы его стали черными и Занмар увидел ее такой, какой она могла бы стать, появись на свет в Фаррине. Соратница Евгении, его командир, с выбритыми висками и зеленями прядями, она вела бы воздушные машины в бой против гнургов и небесных хищников, обнажив саблю, разрубала головы атров и скратангов, рискнувших совершить набег, а по ночам, скованная, связанная, принадлежала бы ему, не подчинявшему, но покорявшему бы ее силу согласно договору и взаимному наслаждению. Его член напрягся от тех безопасных, ласковых видений, пальцы впились в кожаные подлокотники и он закрыл глаза, решив, что позволит себе еще одно мгновение в этой пряной пустоте, но тут она толкнула его локтем.
   -Одним дыханием своим он привел все в движение... - раздавив сигарету, она сложила на груди руки и воззрилась на мембрану, чьи яркие всполохи, перемежающиеся бурлящей, волнующей темнотой завораживали и гипнотизировали, погружали в тоскливое раздумье, лишавшее воли и сил, - Одной мыслью своей он подарил людям разум.
   Она так часто говорила о людях, что у него не возникло сомнений в правдивости того, о чем доводилось ему читать. Там, возле корней, человечество одержало когда-то победу и многие ветви принадлежали только ему. Все прочие народы были изгнаны, уничтожены, порабощены и у многих из них появились предсказания об ужасном бедствии, которое придет с корней, о нашествии чудовищных тварей, разрушающих и убивающих все на своем пути.
   -Нашему дереву миллиарды лет, - положив свою прохладную ладонь на руку Занмара, она сжала его запястье, в широко раскрытых ее глазах он видел дурманящее безумие, - Я видела доказательства тому. Я видела ветви, лишенные света из-за того, что погасли их солнца, я была на поверхности этих мертвых звезд и знаю, что они были созданы кем-то, кто намного превосходил все известное нам.
   -Солнца... - он вспомнил свое восхищение этим благословенным светом, вспомнил то, как считал его живым, закрывал глаза, улыбаясь и подставляя лицо его живительному теплу, чувствуя себя оскорбленным и обманутым, преданным и униженным теперь.
   -Не все из них. Еще остались и другие, но все они умирают и их легко отличить. Там, где мы скоро будем, солнце совсем другое. Ты увидишь. Но скажи мне: если не Сеятель, то кто мог создать механизмы, способные дать столько света и тепла?
   Требуя ответа, она улыбалась, наслаждаясь принуждением и было любопытно ему, способна ли она насладиться им так же, если будет направлено оно на нее.
   -Я слышал, что были древние народы, исчезнувшие задолго до нашего появления.
   Ее ногти впились в его запястье так, что он едва сдержался, чтобы не вскрикнуть.
   -Все было создано одновременно, мой дорогой, - голос ее был ласковым, похожим на тот, каким объясняют детям, чтобы они не играли с огнем, -Но ты прав, были цивилизации и до человеческой. Мы находили их следы. Люди были для них рабами, животными, пищей. Я покажу тебе изображения тех существ. Но мы нашли и доказательства того, что люди подняли восстание и уничтожили своих угнетателей. Нам неизвестна история, мы не знаем имен, но именно с тех пор и ведет свой отсчет человечество таким, каким мы его знаем. Только даже те древние твари не имели технологии, способной создать солнце. Ты можешь сказать мне, что был кто-то и до них, так всегда говорят, но нам ничего не известно об этом и остается только предполагать. Ни у кого известного нам не было и нет силы, чтобы поместить на место гаснущего солнца другое. Для этого требуется могущество, равное создавшему само Древо, вот почему и говорю я тебе, что солнца наши - лишь еще одно доказательство существования Сеятеля.
   Он послушно кивнул, она ослабила хватку и он увидел тонкие струйки крови, текущие из-под ее ногтей там, где они прикасались к коже его.
   -Когда-нибудь мы его найдем.
   -Для чего вы ищете его, госпожа? - стена напротив него была мозаикой выточенных из желтоватой кости танцующих дев, единым между которыми был лишь огромный размер груди.
   Подняв руку, она с удивлением посмотрела на следы от ее ногтей, на них самих, словно не видела связи между ними и кровавыми отметинами на его коже.
   -У нас есть вопросы, на которые только он сможет ответить. - она слизнула кровь со своих пальцев и странное довольство, возникшее в ней, убедило его в том, что ей понравился вкус.
   4.
   Ее тонкие руки, обнаженные закатанными рукавами комбинезона, блестящие золотистыми волосками и тонкими кольцами браслетов, царапающие воздух острыми черными ногтями ловко открыли треугольную стальную коробочку с черными на ней, обвившимися вокруг извилистых символов животными, змеями и цветами и положили крышку рядом с ней, отчего толстые и короткие, покрытые короткими пурпурными волосками черви забеспокоились, зашевелились, некоторые из них полезли через блестящую стенку, цепляясь за нее крохотными желтыми ножками. Сдвинув заглушку на рукояти пистолета, Джаннара поднесла ее, алчущую и голодную, к тем жгучим непоседливым червям, и вытянувшиеся тонкие паучьи лапки, одного за других хватая их извивающиеся тела утянули их к черному влажному отверстию, вглубь тех механизмов, где они превратятся в неостановимые снаряды.
   В темной комнате, где мерцала под потолком вытянутая, изогнутая, обвитая когтистыми стальными руками лампа, одна из тех, где маточная жидкость скратангов встречается с очищенным флойсом, чтобы дать зеленоватое долговечное сияние и черные стены с золотыми узорами совершающихся одновременно убийств и совокуплений прикрыты были фосфоресцирующим плющом, она стояла возле высокого стола, разложив на нем оружие и снаряжение, а слуга смотрел на нее, сидя на жесткой черной скамье, камень чей с неудовольствием принял на себя его семя, вытекшее из чрева Джаннары, когда она встала на ней, вытянув руки, изгибая спину, кончиками пальцев прикасаясь к покрытому трещинами потолку.
   Один из пистолетов уже был заряжен и лежал теперь рядом с ним. Он успел уже насладиться его грубой легкостью, почувствовать текущую в нем смертоносную жизнь и пришел к выводу, что оружие, не содержащее в себе ничего, кроме механических элементов намного приятнее для него.
   В левой руке он держал дыхательную маску, прозрачный пластик которой очертания имел двух изогнувшихся настречу друг другу, вставших на задние лапы форгов. Проводя пальцами по выпуклым их мордам и лапам, касаясь хвостов, становившихся тонкой трубкой, что должна была соединяться с воздушными баллонами, он смотрел на то, как его госпожа крутит в ладони короткие мечи, рассматривая выгравированные на них цветы, заряжает оружие, проверяет запасы воздуха и батареи фонарей, выполненных в виде человеческого фаллоса со светящейся головкой, само существование которого удивляло и завораживало атров. Мембранные соприкосновения скратангов, икристые всплески длонгов, собственные мгновенные совокупления не восхищали и не возбуждали их так, как вид предающихся плотской радости людей, в разнообразии и продолжительности сего занятия способных превзойти даже почти вымерший уже народ маллинеков и особенно удивительными казались им мужчины, за несколько мгновений изменявшиеся настолько, что в восприятии атра становились другими существами. Занмар столкнулся с тем лишь однажды, когда его учитель, в те времена еще не потерявший ног, заглянул в душевую, где, разгоряченный после долгой тренировки, возбужденный одержанными победами, он стоял под теплой водой, сжимая в руке свою напряженную плоть. Старый атр не узнал тогда своего тратившего половину жалования на уроки ученика и удивился присутствию незнакомца в душевой.
   Одетая в охотничий комбинезон, тонкими ремнями сжавший ее бедра и предплечья, она покачивалась на платформе черных сапог, застегивая на шее цепочку амулета, должного, как сообщила она, предохранить от бесплотных существ, обитающих на лишенных воздуха, проклятых Сеятелем, листьях.
   Она купила только один такой медальон.
   Собрав часть волос в пышный хвост на затылке, она пританцовывала, собирая оружие, пристегивая ножны к левому бедру, подбрасывая патроны только для того, чтобы ловко поймать их, напевая при этом песню на неизвестном Занмару языке.
   -Твое имя больше подошло бы предсказателю будущего. - улыбнувшись так, что слова ее стали непонятной шуткой, она повернулась к нему, с громким щелчком вставляя обойму в автомат.
   -У вас есть и такие? - он был удивлен, полагая, что будущее, как и прошлое, не принадлежат человеку и неподвластны ему, будучи одновременно непредсказуемыми, изменчивыми и покорными одному лишь воображению.
   -Их слишком много.
   С тяжелым, скрипящим шумом сдвинулась в сторону черная дверь и существо, гремящее множеством амулетов и странных устройств, прикрепленных к частям его доспеха, составленного из плотно прилегающих пластин, вошло к ним, принеся с собой пряные запахи грязной плоти, мускусную желчь хищной твари, ощущение близкой смерти и неизбежного распада. Рука Занмара против воли его потянулась к оружию, заметив это, скривив на него яркие оранжевые глаза с вертикальными зрачками, существо насмешливо фыркнуло, бросив через выступающие красноватые клыки брызги мутной слюны.
   -Госпожа, все готово к отбытию. -его голос звенел и трещал, но звучал в то же время приглушенно и заискивающе. Последнее, как решил Занмар, было лишь иллюзией, привычкой его слуха считать определенные особенности произношения признаком добровольного льстивого унижения, ведь все остальное в создании том уверяло о его горделивой и самодовольной силе, присущей лишь тем, кто уже не придает значение и собственной жизни.
   Она кивнула, она бросила Занмару куртку брюки , подобрав их со стола и существо фыркнуло, радуясь ее легкомысленному презрению.
   -Для чего ты пригоден? - наклонив покрытую крохотными шипами круглую голову, оно наблюдало за тем, как он натягивает одежду.
   -Я могу убивать, - для того, чтобы прозвучало это как можно более точно, он за мгновение вспомнил десятки совершенных им убийств.
   Существо пристально, с сомнением посмотрело на него, отступило к стене и прижалось к ней, спрятав за спиной руки.
   -На твоем листе - возможно. Здесь все по-другому. Одна царапина на скафандре, одна трещина на шлеме убьет тебя.
   -А тебя? - он поднимает пистолет и помещает его в заплечную кобуру.
   -Мне не нужен воздух, чтобы жить. - с гордостью сказало существо.
   -Воистину, велик Сеятель... - пробормотала Джаннара, повернувшись к нему при тех словах. - Откуда ты?
   -Я родился на этой ветви.
   -Ни одно место не остается без жизни, - и существо кивает, соглашаясь с теми ее словами.
   -Ни одно не останется без жизни в замысле его, - оно щелкает языком между зубами и ничем, кроме довольства, это не может быть.
   Она разбрасывает оружие по трем большим сумкам и каждый из них берет по одной. Они идут по длинным коридорам с черными стенами, не устающими от совокуплений и убийств, он смотрит на искаженные подвижные отражения в стальных каблуках ее сапог и думает о том, что ему приятнее, когда на ее ногах простые и более пригодные для путешествий ботинки.
   Они заходят в комнату, где на стенах развешаны маленькие ковры с яркими кругами и спиралями и плакаты с изображением обнаженных человеческих самок и производящих потомство атрианских, каменные скамьи возле стен прикрыты черными шкурами с мягкой шерстью, а на столе сияет бесформенное образование, время от времени вспыхивающее красной тоской.
   -Ты уверена, что хочешь этого? - выдвигая ящик стола, существо смотрит на нее и Занмар чувствует в этом взгляде тяжелый, угнетающий покой.
   Кивнув, Джаннара села на стул, закатала рукав и положила руку на стол, свешивая кисть, на которой безмолвно покачивались браслеты.
   Существо придвинуло другой и опустилось на него само, гремя бесчисленными амулетами. Подняв из ящика и положив на столешницу овальную коробку из черного металла, оно открыло ее не раньше, чем расстегнуло ремни, прижимавшие к его правому локтю пластины брони, обнажив на сгибе бледное, лишенное чешуек место. Те, что находились вокруг этой покрытой красными точками бледности казались более тусклыми, чем прочие и некоторые из них приподнялись, готовясь оторваться и освободиться. Сжав стальной шприц в тонких пальцах, выпустив от волнения желтые изогнутые когти, оно приподняло иглой и оторвало одну из них, взлетевшую в воздух, блеснувшую и упавшую в темном углу, медленно вонзило иглу в обнажившуюся кожу и нажало на поршень. Мгновение его руки дрожали, а затем оно застонало и, откинувшись на спинку, блаженно заурчало, выпуская из открытого рта мутную зеленоватую слюну.
   От всего этого Занмар ощутил испуганное волнение, напомнившее ему первое его сражение, схожее с возбуждением, которое он испытал, впервые отправившись в патруль за пределы Фаррина. В происходящем наблюдал он скрытое отражение, трепетное нарушение естества, заключающееся в отторжении, изменении и воссоздании его, сокрытие действительного в том, что является абсолютным подобием его и процесс этот, отчаянно безысходный, неостановимый и необратимый, пугал его больше, чем любой мыслимый враг, представляя опасность не для жизни, но для самой возможности сознания и восприятия.
   -Госпожа...не делайте этого...- он прошептал, но она вскинула голову так резко и посмотрела на него с такой удивленной злобой, как будто он закричал.
   Поднявшись, она подошла к нему, встала перед ним и мгновение была неподвижной.
   -Ты всего лишь электрохимическая реакция в моем мозгу, - прошипела она, когда он лежал на полу, согнувшись от боли в груди и ему только оставалось смотреть, как существо набирает прозрачную жидкость из стеклянной ампулы и протягивает жгут и шприц его госпоже.
   -Как это называется? - сжав между зубов жгут, она натянула его, примериваясь к своим венам.
   -Тиннар. Так же зовут и меня...
   Усмехнувшись, она вонзает в себя иглу.
   -Я солгал тебе, когда сказал, что родился, - наклонившись, он всматривается в нее, когда ее руки слабеют и она роняет на стол шприц, а глаза вращаются и закатываются так, словно со всех сторон неведомые чудовища окружают ее, - Мы не рождаемся, не появляемся, не вылупляемся, мы возникаем. Каждого из нас случайно находят, окаменевшее маленькое тело, пробуждающееся, стоит прикоснуться к нему любому из нашего племени и тогда начинается наша жизнь.
   -Велика воля его... - бормочет она, руки ее расслабленно опустились, жгут соскользнул и упал на пол, голова склонилась к правому плечу.
   -Мы появляемся потому, что должны быть. Без нас Древо будет неполным, а пустота недопустима. Ты знаешь это, как никто другой.
   Тяжело дыша и отряхиваясь, Занмар поднялся, преодолевая остатки боли. Удары его госпожи и недовольство ее становились все сильнее и он боялся, что каждый следующий может убить его.
   Поднявшись, Тиннар подошел к девушке, сжал пальцами ее подбородок, приподнял, отчего она тихо застонала.
   -Не прикасайся к ней. - Занмар положил пальцы на рукоять пистолета.
   -Ты знаешь, откуда она пришла?
   -Она из народа корней.
   -Верно. А что находится возле корней? - оно смотрело на него с лукавым довольством, как будто имело неоспоримые доказательства ошибочности всего, во что он верил и что когда-либо считал истиной.
   -Я не понимаю, о чем ты, - он снял оружие с предохранителя.
   -Там листья мертвых, мальчик.
   -Что?
   -Когда кто-то умирает на Великом Древе, сущность его отправляется к корням, где они, -он указал рукой за спину, на грезящую Джаннару, - Решают, кем вам быть дальше. В бесчисленных складах они хранят вас, чтобы потом отправить назад.
   -Это наркотик говорит в тебе. - но рука его опустилась и желание смерти исчезло, как
   пьяная влюбленность.
   -Они рассказывают историю создания так, как им приятно. Они молчат о другом.Не из своей крови, рук и ног создал Сеятель Великое Древо. У него была сестра-близнец, чью плоть он и потратил. Неужели ты действительно думаешь, что он мог пожертвовать свою собственную? Тогда бы он был безумным, но наш Создатель не таков. Он слишком рассчетлив. Когда он отрывал конечности своей сестре, кровь ее разлеталась вокруг и брызги эти до сих пор кружатся вокруг Древа и над ним. Когда они падают на листья, тогда и появляются такие, как я.
   Выхватив пистолет, Занмар направил его на существо.
   -Я не враг тебе, - оно опустилось на стул, отвернувшись от юноши убрало шприц в коробку и закрыло ее, - Я не враг твоей госпоже. Она забавляет меня.
   -Я не верю. - Занмар осторожно приблизился к своей госпоже и склонился над ней. На мгновение ему показалось, что она притворяется, что вещество, проникшее в ее вены не оказало своего воздействия, но бешено билась артерия на шее, метались под опустившимися веками глаза и тревожно дрожали судорожно согнувшие пальцы руки.
   -Это не имеет значения, - Тиннар убрал коробочку и задвинул ящик стола, - Она не остановится на своем пути, но ты не достигнешь ее цели. Ты умрешь раньше. Ты или погибнешь по ее вине или будешь убит ею самой. Тебе еще не поздно остановиться.
   Встав возле юноши и глядя на Джаннару, Тиннар положил руку на его плечо, оглушая Занмара своим горьким дыханием.
   -Мы можем убить ее сейчас. Я знаю, как нужно убивать таких, как она. Ты дикарь, ты ничего не знаешь о Древе. Я открою тебе его тайны и покажу чудеса, о которых ты никогда не сможешь рассказать.
   Не моргая смотрел Занмар на свою госпожу, впервые чувствуя ее слабой и уязвимой. В это мгновение даже пуля из его пистолета могла убить ее, одних только его рук хватило бы для того, чтобы перебить ей позвоночник, лишить дыхания, сломать ее шею, только сейчас у нее была кровь, которую он мог пролить своим ножом. Эти минуты были единственными, когда она, впервые, казалась ему доступной. Даже во время близости, лежащая перед ним с раздвинутыми ногами, она оставалась самоуверенной и злобной самкой, слишком сильной для того, чтобы он мог счесть себя обладающим ею, неожиданной и способной произвести любое действие, причинить страдание и боль, принести потери и сожаление. Выбрасывая в нее семя он почти не ощущал удовольствия, достойной заменой которого становился изворотливый страх. Он боялся, что его спермы окажется мало или будет она недостаточно приятной для его госпожи, он боялся, что она не получит наслаждения и отвергнет его, найдет другого, кто покажется ей более достойным. Глядя на нее, лишившуюся разума, безвольную и неспособную сопротивляться, он желал ударить ее, но руки его оставались неподвижны, он хотел поцеловать ее, но пересохшие его губы лишь плотнее прижимались друг к другу.
   -Я не должен делать этого, - он вспомнил клятвы и обещания, которые дал Евгении и усомнился в том, что когда-нибудь увидит ее. Фаррин казался слишком далеким, чтобы возвращаться к нему и без своей госпожи он не смог бы совершить обратного путешествия. Он навсегда останется там, где она решит бросить его, на этой ветви или на любой другой. Все листья и города казались уже ему одинаково унылыми, безысходность жизни и смерти в любом из них вынуждала его пальцы дрожать и он не видел уже того, что могло бы отвратить его от мыслей тех.
   -Со временем ты поймешь, что самые лучшие мгновения твоей жизни - это не те, когда ты наслаждаешься, а когда ты не испытываешь боли, - опустившись на стул, он вернул на свою руку броню, тщательно затягивая ремни, резким привычным движением застегивая их, - С ней ты никогда не узнаешь их.
   Она сидела, поместив руки между колен, сгорбившись и опустив голову, слюна текла из ее рта на вспотевшую грудь и Занмару казалось, что волосы его госпожи стали светлее, а губы - ярче от того, что бредило в венах ее.
   Шумно и глубоко вдохнув, она подняла голову и во взгляде ее он не смог увидеть ничего, подобного дурману.
   -Мы можем идти. - она встала, весело улыбаясь, поправила рукав и, схватив сумку, вышла из комнаты.
   Щелкнув языком, Тиннар покачал головой и Занмар почувствовал в том осуждение. Разозленный, чувствуя, что в словах существа таятся обреченные на то, чтобы сбыться разумные предсказания, он взвалил на плечи сумку и вышел в коридор.
   В огромном зале, куда он привел их, таилась хищная тварь. Поводя маленькой головой с острыми, частыми и длинными зелеными зубами, покрытыми пятнами и трещинами, сколотыми и готовыми выпасть, она размахивала сложенными крыльями, из которых первая пара покрыта была длинными, черными и золотыми перьями, вторая - обтянута тонкой красноватой кожей, а третья представляла из себя прозрачные пластины. С каждой стороны под двумя фасеточными, радужно переливающимися глазами таился один с вертикальным зрачком, длинные усы-щупальца неустанно блуждали в воздухе, выискивая опасность и темно-красные пластины под маленькими волосатыми ноздрями схожее должны были иметь предназначение. Короткая тонкая шея того существа сжата была широким стальным ошейником, цепь от которого тянулась к каменному полу, темное тело его обвивали кожаные ремни, а на спине виднелся ряд из высоких седел. В свете ярких красноватых ламп чешуя отливала пурпурным маслянистым блеском и смрадный, горький мускусный запах заполнял все помещение, несмотря на усилие надсадно гудевших, с треском вращавших ржавые лопасти вентиляторов.
   Остановившись возле входа, Занмар взирал на ту тварь, размерами сравнимую с гнургом, не помня ничего подобного ей и понимание того, что ему предстоит забраться на ее спину и совершить полет на ней вызывало у него такой же страх, как когда-то первый глоток подвергшегося перегонке флойса. Госпожа его и Тиннар были уже далеко впереди, а он все стоял, чувствуя, как слабеет изогнувшаяся за спиной, с трудом держащая сумку рука, глядя на четыре маленькие передние лапы, которыми тварь подбирала куски мяса из мятой стальной посуды на полу, размерами сравнимой с человеческой кроватью и отправляла их в пасть, облизываясь серебристым языком.
   -Сюда! - бросив сумку, крикнула его госпожа и когда он подошел, отметив, что крылатая тварь никак не реагирует на их присутствие, она уже доставала утепленный комбинезон с подогревом, меховую куртку, стальные баллоны и маску.
   -Проверьте снаряжение и поднимайтесь, -кивнув, Тиннар ухватился за прижатую стальными скобами к чешуе веревочную лестницу и ловко забрался наверх, исчезнув на спине летуна.
   -Что это за существо?
   -Он же сказал тебе, что его зовут Тиннар...- усевшись на пол, Джаннара стягивала сапоги, меняя их на меховые ботинки.
   -Нет, я имел в виду...
   -Ах, это...- она присела, зашнуровывая их и глядя на юношу с веселым пренебрежением. -Не знаю. Думаю, это одно из тех, с кем враждуют рашваны.
   Поверх тонкого охотничьего, она одела второй комбинезон, даже после этого оставшись стройной, застегнула куртку на все ее треугольные пуговицы, забросила за спину легкие баллоны и подтянула их ремни на плечах, спрятала лицо под маской, повернула вентиль и сделала пару вдохов.
   -У меня все в порядке, - подняв маску на лоб, она улыбнулась, золотистые блестки рассыпались по всему ее лицу, остались на прозрачном пластике.
   Подняв голову, она посмотрела на высокий над ними, мутно-оранжевый потолок.
   -Я поднимусь наверх и скину крюки для сумок, -и она проворно вскочила на нижнюю ступень, чтобы уже через несколько мгновение исчезнуть для своего слуги.
   Ему понадобилось намного больше времени, что одеться и удобно разместить на спине баллоны. Уже с маской на лице, он долго был уверен в том, что некая неисправность присутствует в дыхательной системе, пока не догадался повернуть вентиль в другую сторону. Веревки с крюками и петлями давно уже лежали на полу. Закрепив на них сумки, он дернул одну за другой и, находя любую причину достойной того, чтобы отсрочить тот момент, когда придется подниматься самому, зачарованно наблюдал, как они качаются и ударяются о бок не обращающего на то внимание существа.
   Услышав наверху смех своей госпожи, гулким эхом разнесшийся в том зале и вынудивший летучую тварь поднять голову и насторожить высокие тонкие уши, он решил, что она смеется над ним, над его трусливой нерешительностью и, натянув перчатки, взялся на тонкую веревку.
   Несколько раз ноги его соскальзывали с нее и он, задерживая дыхание, судорожно искал опору, полагая подобную гибель едва ли не самой глупой. Когда же ему удалось забраться наверх, вцепившись в стальной поручень, вбитый в чешую твари, более толстую и состоящую из больших по размеру пластин на спине, Тиннар и госпожа его уже сидели в седлах, пристегнутые, готовые к полету, смеющиеся неуслышанным им шуткам. Сумки плотно притянуты к чешуе ремнями, оружие размещено возле седел, руки Тиннара лежали на стальных, с черными рукоятями рычагах, от коробки под которыми, равно как и от педалей, придавленных его сапогами, отходили к стальным гнездам в голове летуна прижатые скобами черные провода.
   Он занял место за своей госпожой, пристегнулся пересекшими грудь ремнями, обнаружил, что в спине кресла имеется углубление для воздушных баллонов и сел, ожидая.
   Привстав, Тиннар посмотрел на них, кивнул, издал протяжный рев и нажал на стальную круглую кнопку возле правого рычага, в ответ на что, загремев, обрушив на них вонючую пыль, разошлись со скрежетом и ревом створки потолка.
   Тиннар нажал на правую педаль и летун взмахнул крыльями, всеми, кроме средней пары, приподнялся на задних, мускулистых и длинных ногах, скребя по камню черными ногтями, сдвигая плиты его. Нажав на педаль сильнее, охотник вынудил его к взмахам более сильным и, подпрыгнув, гроза рашванов поднялся в воздух, отчего у Занмара закружилась голова. Качающиеся стены, рывками уходящие вниз, казались ему воплощением кошмара, напоминали сны о падениях с той лишь разницей, что в них он всегда был одинок.
   Поднявшись из ангара, летун завис над ним до тех пор, пока не вернулась в прежнее состояние его крыша и только тогда, накренившись на левый бок, он начинает свой медленный полет над темными зданиями, куполами из золотистых темных пластин, между высокими башнями, обвитыми лианами с убийственно яркими на них цветами и плющом, в котором находят место для гнезд и драк длиннохвостые родственники стамманов, дымящими трубами, украшенными фигурами чудовищ и атров, старыми ретрансляционными вышками, на которых лишь немногие уцелели антенны. В этом заброшенном городе, где обитали теперь лишь несколько тысяч атров, чуть меньше скратангов и совсем немного существ, подобных Тиннару, почти не осталось мест чистых и без убеждения приятных взору. Построенный из черного камня, он тосковал под тусклым матовым солнцем и только красные стеллы, окружавшие его, оставшиеся на память о забытых битвах правителей, чьих имен уже никто не помнил, изгрызенные буквами языка, которого уже никто не знал, привлекали взор ярким цветом своим.
   Они поднялись выше и вот уже края листа стали видны в расплывчатой неге своей. Обернувшись, Занмар посмотрел на туманную темноту ствола, взглянул на листья, мерцающие в сумрачном мареве, а когда пересекли они край, перегнулся, пытаясь посмотреть вниз в наивной и безуспешной попытке увидеть свою родную ветвь.
   Этот лист был направлен под углом от ветви, край его, поросший длинными волосками, чуть загибался вниз, весь облепленный существами, ловко перебиравшимися с нижней плоскости на верхнюю при помощи длинных многосуставчатых ног. Пока они летели над листом, ветер раздувал волосы Джаннары так, что они бились о маску Занмара, но по мере приближения к краю, он все слабел и вскоре пропал совсем. Здесь юноша почувствовал, что руки его стали легче в движениях своих и вспомнил о состоянии невесомости, которое испытывали немногие, рискнувшие спуститься с одной ветви на другую в атрианском болиде. Конечно же, оно не было полным, имелось лишь некоторое подобие его, но даже оно, в силу неожиданности и необычности своей, причиняло ему глупую, радость, зловещую эйфорию, происходящие пусть и от ложного, но все же ощущения силы и могущества. Ему казалось, что он видит зрелище, которое никто не мог лицезреть до сих пор, он чувствовал себя первопроходцем, владельцем удивительного, покорителем невероятного, ему хотелось смеяться и выть, пальцы его сжимались и тряслись от злобного ликования. Наклонившись, Джаннара посмотрела на него, дотронулась пальцем до кнопки на виске своей маски.
   -Увеличь подачу воздуха...- ее голос был приглушенным и раздраженным, звенящим и дрожащим, пробивающимся сквозь свист неведомых, неощутимых радужных ветров и он понял, он протянул руки к клапану, повернул его и через мгновение эйфория отступила, вынудив его почувствовать себя беспомощным, слабым и глупым.
   Вырвавшись за пределы листа, они парили теперь в пространстве тихом и безмятежном. Их летун прижал к телу первые две пары крыльев и шевелил теперь только прозрачными, что вынудило Занмара считать именно их пригодными для перемещения в подобных условиях.
   Такой темноты он не видел никогда. Пустая и спокойная, она не содержала в себе готовности, не имела ни малейшего желания пробудиться солнцем и стать волнующим днем. Очертания верхних листьев были четкими, а сами они такими яркими, что смотреть долго на некоторые из них становилось неприятно. Стали заметны темные пятна и полосы на их поверхности, неровности их краев, едва заметное их покачивание, почти недоступное взгляду движение.
   В пространстве между листьями он чувствовала себя спокойным и потерянным. Безмятежность овладела им и хотелось ему, чтобы путешествие это продолжалось бесконечно. Приятная прохлада, твердое седло, настойчивые ремни, все было приятно ему, глядя вдаль он видел призрачные очертания другого листа, медленно приближающегося, становящегося более отчетливым и прочным и надеялся, что он не станет тем, где закончится их путешествие.
   Он оказался прав в этом. Они пролетели высоко над тем листом, заметив на нем лишь несколько темных городов. Поверхность его в нескольких местах сохранила зеленый, но при этом тусклый и умирающий цвет, во всем же остальном был он желтовато-коричневым и цвет тот пугал Занмара, пробуждал в нем мысли о неотвратимости смерти, видения злобной пустоты и существ, ничего не оставляющих после себя, поглощающих плоть, кости и электромагнитное поле, чтобы ничего не осталось после несчастной жертвы их.
   Их путь прошел через середину того листа, над высоким и неровным хребтом центральной жилы, но на месте следующего был лишь крохотный черенок и неясное мерцание, обозначавшее собой очертания прежних его владений. Они были невинны теперь, занимавший их пропал, исчез и ничто не могло указать на причины того. Быть может, виной его гибели был флойс или же то оружие, которым, согласно рассказам обладали атры и некоторые человеческие народы и которое способно было уничтожить целый лист за несколько минут. Занмар хотел было спросить о том свою госпожу или Тиннара, но предпочел подождать приземления, полагая, что они будут злиться, если он оторвет их от полета. Показавшийся вскоре лист удивил юношу не только уродливыми, угловатыми, обрывистыми очертаниями своими, но и тем, что содержал на себе яркие и бесформенные красные пятна, происхождение которых Занмар никак не мог себе объяснить. Имеющий и ярко-зеленые и коричневые и оранжевые области, допустивший к себе и несколько дыр, оставленных флойсом, он был целью их, как понял юноша, когда Тиннар надавил на левую педаль и они начали снижение.
   Посреди того небольшого листа, окруженное красными пятнами, имелось небольшое, обнесенное невысокой стеной поселение, состоявшее из десятка строений, ни в чем не имевших сходства между собой, предпочитавших округлые формы и высокие, зеленовато-золотистые купола. Соединенные друг с другом множеством труб и проводов, они выглядели покинутыми и безжизненными, в стенах нескольких Занмар различит пробоины, а на других-следы огня. Одна из высоких желтых труб упала, рассыпавшись и лежала теперь, подобно скелету гигантской земли, разбросавшей вокруг каменную чешую. Другие еще стояли, но только из одной шла тонкая струйка красноватого дыма, быстро растворявшегося в разреженном воздухе.
   Снизившись, они вернули себе ветер, летучую тварь качало из стороны в сторону, она махала передними парами крыльев и Занмару едва удавалось сдерживать приступы тошноты. Джаннара обхватила плечи наездника, сжала их, указывая, где следует им опуститься и когда острые когти впились в темную, омертвелую поверхность листа, чуть больше сотни шагов отделяли их от раскрытых ворот станции.
   Спрыгнув вниз с середины лестницы, сжимая в руках карабин, девушка дождалась, когда они спустят со спины твари тяжелые сумки.
   -Я не знаю, кто мог напасть на них... - помещая за спину длинноствольную винтовку, она дулом карабина указала на зеленые ворота.
   -Ты можешь отправляться. - сказала она Тиннару, когда были спущены сумки и отданы шадры.
   -Я пойду с вами, госпожа, -он нервно облизнулся: - Мне интересно.
   Она кивнула и, держа в руках автомат, прижимаясь к земле, направилась к воротам. Башни возле них безвольно опустили треугольные в сечении, черные дула свои, в воздухе кружился прохладный резкий запах, подобный тому, что обычно приносят с собой дезинфицирующие вещества. Нигде не было видно трупов, только парочка отошавших форгов что-то вынюхивала возле самой стены. Темно-серая, она вся была покрыта выбоинами, усеяна черными шипами, из которых многие потрескались и раскололись, явив стальное остержнение свое. Огромные шестерни и зеленоватые цилиндры, что должны были перемещать двери так давно уже оставались без движения, что стамманы свили на них свои гнезда и теперь визжали, испуганные неожиданными посетителями.
   Она прошла через ворота первой, принюхиваясь, озираясь по сторонам, сгибаясь, не выпуская из рук оружия. На мгновение замерев, она вынудила их остановиться, а затем резко выпрямилась и улыбнулась, повернувшись к ним.
   -Здесь никого нет, кроме нас, - она вернула автомат на предохранитель и позволила ему обвиснуть на ремне, ударяясь о ее бедро дулом.
   -Где люди? - Тиннар судорожно озирался вокруг, принюхиваясь, втягивая и выпуская когти.
   Усмехнувшись, Джаннара решительно направилась к одному из зданий и они последовали за ней, перебираясь через обломки арматуры, поврежденные цилинды с красными и синими на них символами, останки неизвестных механизмов, некоторые из которых начинали вращать колесами и шестернями, извергать искры и брызги внутренних своих жидкостей, почуяв приближение к ним и, глядя на них, охотник не выпускал из рук переделанной под его когтистые пальцы атрианской винтовки, а Занмар держал наготове червеглота, чувствуя во всем вокруг неведомую опасность.
   Они вошли в коричневые двери, открывшиеся перед ними и в тусклом оранжевом свете круглых ламп, Занмар успел заметить, что на золотистой стене того строения скратанги неустанно насиловали атрианских самок, используя устройства, специально изобретенные ими для того во время Молчаливой Войны.
   Им пришлось подняться на второй этаж по шаткой, скрипящей, угрожающей распасться стальной лестнице, раздвигая сваленные в беспорядке коробки и обломки мебели и там, в маленькой, освещенной тусклыми в потолке лампами круглой комнате, по которой разбросаны были кресла и столы, приборы и поврежденные падением механизмы, Джаннара, положив на пол сумку, достала из нее маленькую плоскую пластинку, дотронувшись до которой вызвала на серой поверхности ее тускло-пурпурный фрактальный узор.
   Второе прикосновение пробудило скрытые в коричневых стенах машины и сквозь раздвинувшиеся панели одна из них выдвинулась к ним, более всего напоминающая голову хищного насекомого, фасеточные глаза размером с тело девушки, заостренные жвалы с направленными к маленькому рту шипами, множество крохотных усиков и все это сияет зеленым золотом и когда она прикоснулась к ним, взрогнувшим и затрепетавшим от того, мерцающее свечение разгорелось в восьмиугольных фасетах и вскоре лучи, вырывающиеся из них уже образуют перед Занмаром медленно вращающуюся в воздухе фигуру, неверную, исчезающую, меняющую яркость и расположение свое, но все же прекрасную в извилистых червивых очертаниях своих.
   Подойдя к ней, Джаннара всмотрелась в сегменты обвивавших друг друга, более всего похожих на кишечных червей полос, сложив руки на груди стояла, глядя на них, лишь наклоняя голову, чтобы получше рассмотреть какую-либо из них.
   -Они не успели включить запись...- повернувшись к Тиннару, она указала на одну из частей парящего изображения так, словно он мог прочитать его.
   Покачав головой, он приблизился к ней, положил руку на ее плечо и это не понравилось Занмару. Он не знал, способен ли этот вид извергать сперму, но ему всегда и во всем следовало быть осторожным, ни на секунду не позволяя своей госпоже забыть о том, что он является для нее минимально необходимым.
   -Кто напал на них? - приблизившись, он всмотрелся в кружащихся червей так, как будто действительно мог что-либо рассмотреть в них.
   -Я не могу понять. Но кто-то способный пройти через системы слежения и обороны, а затем уничтожить две сотни защитников.
   -У вас есть такие враги? - не столько удивленный, сколько любопытный, Занмар перевел взор на ее лицо и увидел, что была она напряжена, размышляя и предполагая, от чего одна за другой сгорали, вспыхивая, искры ее теней.
   -Не на этих ветвях.
   -Но они могли подняться сюда? - он пришел к выводу, что только с нижних ветвей, с ветвей, близких к корням должны были появиться те опасные противники.
   -Только если бы станция чем-то привлекла их, - она вернулась к насекомой голове, дотронулась до правой жвалы и движение некоторых полос ускорилось, что, должно быть, могло помочь ей увидеть незамеченные ранее детали.
   -Я не знаю, чем именно они занимались здесь. Официально они следили за состоянием Великого Древа, изучали местные формы жизни, но вот это...- она ткнула пальцем в того из прозрачных червей, чьи сегменты отличались бОльшими размерами, - Здесь было что-то еще...Они собирали и анализировали данные о Сеятеле, при этом у них были какие-то странные, неназываемые источники...
   -Ты полагаешь, это было причиной? - Тиннар кружил по темному залу, поднимая и осматривая куски механизмов, остатки мебели, находя даже оружие, но бросая его, ибо все оно пребывало в явной негодности.
   -Только это и могло быть причиной. Никто из местных не смог бы преодолеть нашу защиту, - она опустилась на пол, уперлась локтями в колени, положила ладони на голову, продолжая рассматривать мечущихся над ней золотистых дрожащих червей, - И это произошло недавно. Незадолго до нашей катастрофы, мы связывались со станцией и...
   -Катастрофы? - Тиннар повернул к ней голову, сжимая в руках металлический, с несколькими разноцветными вентилями и крупными символами цилиндр.
   -Наш корабль упал. - она опустила голову и закрыла глаза, вновь переживая то и слеза упала на пыльный и грязный пол, вызывавшая ревность в Занмара, не успомнившегося в том, что плачет она о том самом великолепном Джонасе.
   -Что вы будете делать теперь, госпожа? - ему было нестерпимо жаль ее, на любое действие был готов он, только бы вернуть ей надежду, доставить ей радость и удовольствие. То, что единение тел с ним не могло быть ничем подобным для нее, он уже знал.
   -Есть способ связаться с нашими городами, о котором вряд ли знали нападавшие. Вслед за "Горриданом" должен был стартовать "Анкалот" и, если мне повезет, если у них будет достаточно топлива для торможения, они смогут забрать меня отсюда.
   -Что для этого нужно, госпожа?
   -Выйти на нижнюю плоскость листа.
   Эти белые комбинезоны из плотной ткани, с золотистыми на ней бессмысленными узорами, неприятны ему. В них прочный каркас и они неплотно прилегают к телу, образуя вокруг него пустое пространство. Серебристые изнутри, они только кажутся тяжелыми и скорее сковывают движения, чем делают их неуклюжими. Только у одного из них имеются воздушные баллоны на спине, другой же получает электричество и воздух через тонкий фал, тянущийся из выемки в черном лакированном камне стены. Несмотря на то, что он должен всюду следовать за своей госпожой, он предпочел бы, чтобы на месте его оказался Тиннар. Предстоящее кажется ему слишком пугающим и нет уже той дурманящей эйфории, что сделала бы его бесстрашным исследователем и он сожалеет, что этот скафандр не подходит воздушному наезднику, застегивая молнии, затягивая ремни из белой кожи.
   Долгий спуск в лифте, где им пришлось сидеть, крепко пристегнутыми к жестким сиденьям, вдавливаемым в их старую белую кожу наполнил его скучающим раздражением, от которого ему не удалось избавиться до сих пор.
   Они встают на маленькую платформу и Тиннар покидает их, круглые двери закрываются за ним и они остаются одни. Он стоит позади своей госпожи, рассматривая стены, покрытые царапинами и темными пятнами, держась за поручни, чувствуя, как плотно сжимают ноги, талию и предплечья его стальные капканы и медленно поворачивается все вокруг него, останавливаясь лишь тогда, когда он оказывается вниз головой.
   Люк неторпливо открывается и яркий свет слепит его в первую секунду, пока забрало шлема не успевает отреагировать на него и не становится темнее. По черной полосе его госпожа совершает протяжные шаги, с трудом отрывая от нее тяжелые ботинки и прилагая немало усилий, чтобы вернуть их обратно.Он следует за ней, тонкий фал волочится позади него, готовые удержать и направить, но Занмар сомневается в том, что может быть полезна эта тонкая связь. Перенеся ногу через высокий порог, он впивается стальными крюками подошвы в бледную мякоть листа и глубоко вдыхает, чтобы избежать страха.
   Направленные вниз волоски, ставшие прибежищем для удививших его когда-то длинноногих существ, поблескивали искристым соком, капли которого собирались возле ран, причиненных когтями. Вытянув короткие хоботки, существа вбирали в себя питательную влагу, не обращая внимания на пришельцев, не видя в них угрозы для себя.
   Маленькие черные глаза, прикрытые длинными, завивающимися зелеными ресницами казались Занмару не столько лишенными разума, сколько отказавшимися от него, как если бы древние предки тех существ были великим народом Древа, путешествовавшим с ветви на ветвь, создававшим города и произведения искусства, ведшим торговлю и войны. Но он никогда не слышал о них, более того, во всех книгах, какие он читал, нижние плоскости листьев неизменно назывались безжизненными и теперь полагал, что и во многих других знаниях, имеющихся у него, имел основания сомневаться.
   Осторожно и медленно переставляя ноги, не поднимая одной, пока не становилось ясно, что крючья другой прочно вцепились в лист, они брели между волосками и равнодушными зелеными существами, а внизу Занмар мог различить лист другой ветви и даже большой город в центре его, мог видеть почти неясным далекий Ствол, летающие машины, выдающие себя темнотой или блеском, ведущие свой путь от одного листа к другому, от одной ветви к другой и все это, существуя в медлительной тишине, сдобренной лишь его хриплым, прерывистым дыханием да тяжелым отзвуком шагов, казалось ему странным перевернутым сновидением.
   Его руки, легкие и забывшие о зловредном и мрачном притяжении, мечтали о том, чтобы парить и блуждать, тело покачивалось, покорное едва заметным, легчайшим потокам, тошнотворное ощущение ложной, противоестественной силы соблазняло мечты, но малейшего напряжения было достаточно для того, чтобы стало все неподвижным и прочным и это радовало его, вызывало улыбку, ощущение того, что он смог изобретательно и удачно обмануть кого-то более сообразительного, чем он сам.
   Отойдя на две сотни шагов от шлюза, блуждая между волосков, боясь вспугнуть длинноногих тварей, они добрались до небольшой стальной полусферы, вмятины и трещины на поверхности чьей о любопытстве говорили многих животных. Сняв с правого бедра, где Занмар держал автомат и червеглот, белую сферу размером с кулак, Джаннара поместила ее в выемку возле основания, после чего развернулась и отправилась обратно.
   -Что ты сделала? - уже снимая шлем спросил ее юноша.
   -Я запустила экстренный сигнал, -присев на скамью, она стягивала с себя скафандр, обнаруживая под ним нагое тело, - Они не смогли запросить о помощи по обычным каналам. Кто бы ни напал на станцию, он не знал о том передатчике. Теперь нам остается только ждать.
   -Как долго?
   Она задумалась.
   -"Анкалот" должен был стартовать через две недели после нас. Мы провели в пути двенадцать дней, значит скоро уже время их старта. "Горридан" потерпел катастрофу на девятый день, значит нам ждать дней десять - одиннадцать.
   -Как они смогут забрать тебя? - Тиннар подобрал с пола шлем и повесил его на стальной крюк в стене.
   -На корабле есть челноки, а на нижней части листа фермы для стыковки, -она сидела, склонившись так, что соски ее почти касались коленей, высвобождая щиколотки.
   -И что ты будешь делать дальше?- он присел возле нее, сжав пальцами один из своих красных клыков и расшатывая его.
   -Отправлюсь вместе с ними наверх. - она повернулась спиной к Занмару и он увидел едва заметные следы от шрамов, вопрос о происхождении чьем вызвал у нее такую ярость, что он предпочел отвести взор.
   -Ты уверена, что они возьмут тебя?
   -Думаю, на корабле найдется место. - она самодовольно улыбнулась, уверенная, что ей не посмеют отказать.
   -Они могут сбросить тебя вниз. - он вырвал свой клык, поднялся и поднес его к глазам. Внимательно рассмотрев его со всех сторон, усмехнулся и протянул его Занмару.
   -Возьми, юноша. Можешь хвастаться им, как трофеем.
   Окровавленные темные корни, коричневые пятна, глубокие трещины, шероховатая поверхность. Усмехнувшись, он лизнул эту гнилую кость, сопровождаемый презрительным взглядом Тиннара.
   -Ты прав, - Джаннара поднялась, застегивая за спиной кожаный белый бюстгальтер со множеством на нем блесток, - Я должна проверить капсулы.
   Проследовав за ней по обрушенным коридорам, спустившись по винтовой темной лестнице, скрипевшей и дрожавшей под ними, они оказались в небольшом ангаре, где хранилось когда-то десять вытянуто-гладких машин.
   -Что это? - вращая в пальцах чужой клык, намеренно касаясь его острием подушечки указательного левого пальца, чувствуя в том непотребное удовольствие, Занмар с любопытсвом смотрел на эти механизмы, особенно же на те, которые, будучи придавлены балками или кусками стен, позволяли видеть внутренности свои, мерцавшие синеватым свечением, открывавшие мягкие кресла, обитые белым мехом и оранжевые сферы, зависшие в трепещущем покое.
   -Это капсулы, способные броситься вниз и достичь самых корней, -Тиннар подошел к одной из них и провел пальцами, не выпуская когтей, по матовой шероховатой поверхности, -Только здесь недостаточно энергии для них и у твоей госпожи нет кодов запуска.
   -И я не хочу вниз, - открыв одну из капсул, подняв ее тонкую дверь, она заглянула внутрь, убеждаясь в полной работоспособности ее, - Мы должны уничтожить их.
   Она аккуратно разложила на уцелевших капсулах черные пластинки взрывных устройств и, когда они отошли достаточно далеко, с силой сжала сферу передатчика.
   Взрыв не был громким и почти не повредил здание. Только готовые к падению от прошлых разрушений части его упали вниз, только радужное зарево вспыхнуло и разошлось, медленно остывая, растекаясь в воздухе колеблющимися полосами цвета.
   В пустом помещении, выбранном ими для того, чтобы стать жильем на ближайшие дни, куда они намеревались собрать все оружие и провиант, уцелевший на станции, Тиннар стоял над сидевшей в низком кожаном кресле Джаннарой и она, положив руки на подлокотники, смотрела на него с озорной злобой в покрасневших глазах.
   -Почему ты надеешься, что они возьмут тебя?
   -Что им останется делать? - она почесала висок костяшками пальцев.
   -Убить тебя. -он приоткрыл пасть, оскалив пурпурные клыки.
   -Они не посмеют...ради памяти Джонаса... - она закрывает глаза и ресницы дрожат, надеясь вибрациями теми отпугнуть слезы.
   -Кем он был?
   -Начальником экспедиции. - глаза мечутся под веками, ведомые пришлыми и нежеланными воспоминаниями.
   -Капитаном корабля? - он склонил голову, всматриваясь в нее, не доверяя ей, отыскивая в ее словах то, что она хотела скрыть.
   Она кивнула.
   -Кем была ты?
   -Его...помощницей. - ей хотелось бы сказать другое, но она не осмеливается, не чувствует себя достойной.
   -Какую функцию ты выполняла?
   -Я...я была специалистом по контролю за двигателями...- она положила ногу на ногу, соединила пальцы рук и прикрыла ими промежность. - Послушай, я знаю, кто ты. Тебе ничего не удастся узнать от меня, а даже если бы это было и не так, знания эти ничем не помогут тебе. Сколько вас осталось? Что у вас есть?
   Войдя и принеся с собой первый из ящиков с провиантом, Занмар услышал тот разговор и рука его немедля опустилась на рукоять пистолета.
   -О чем вы говорите, госпожа? - сощурив глаза он воззрился на Тиннара, но тот оставался спокойным и расслабленным.
   -Что произошло с твоим кораблем, Джаннара? - он прикоснулся пальцем к пустому месту на нижней челюсти, где еще надавно был тонкий клык.
   -Рассинхронизация двигателей, - ее глаза растерянно моргнули.
   -Ты должна была следить за этим?
   -Какое право ты имеешь задавать вопросы? - Занмар выхватил червеглот и направил его на Тиннара.
   -Она послужила причиной катастрофы своего корабля. - он взмахнул руками так, как будто это казалось ему отвратительным, но в то же время и восхитительным в своей уникальности поступком.
   -Это правда, госпожа? - ничто не могло бы изменить его влечения к ней, но любопытство, как всегда, превосходило страсть.
   Она молчала, с ненавистью глядя на Тиннара.
   -Вероятнее всего у вас были двигатели системы Халлона, - он сложил на груди руки в расслабленном размышлении: - Они действительно могут работать с некоторым отличием друг от друга в частотах, но это всегда легко заметить и устранить простой регулировкой.
   -Откуда ты все это знаешь? - подобная осведомленность возбуждала его любопытство, но одновременно и настораживала.
   -Разве я не рассказал тебе? - в его взоре неугомонный смех.
   -Что именно?
   -Я - ее враг. - также спокойно, как другие признаются в том, что уже завтракали сегодня.
   Схватив поудобнее рукоять пистолета, Занмар был готов в любое мгновение теперь произвести выстрел.
   -Не беспокойся, я не собираюсь причинять ей вред, - признание это смущает его, он опускает голову, - Я бы хотел уничтожить весь ее народ, но в смерти одной несчастной девочки не вижу никакого смысла.
   -Что он говорит, госпожа?
   -Так и есть, -раздосадованно вздохнула она, - Когда-то мы почти полностью уничтожили его соплеменников. Немногие из них выжили и прячутся теперь на лишенных воздуха листьях высоких ветвей.
   -Нас осталось слишком мало, но мы все помним, - он приседает и смотрит на нее тем взором, каким хищник провожает сбежавшую добычу, - Вы по прежнему привлекаете нас, мы все еще считаем вас удивительными, нам интересно все, что с вами происходит, хоть мы уже и не желаем войны с вами.
   -Не можете себе позволить. - она приподняла насмешливую левую бровь.
   -Мы знаем о том, что вы ищете Сеятеля, но, могу уверить тебя, что это бесполезно.
   -Почему? - она закатила глаза, предчувствуя повторение разговора, происходившего уже сотни раз.
   -Мы странствуем по Древу вот уже десятки тысяч лет, с тех самых пор, как вы изгнали нас с наших ветвей. Мы поднимались так высоко, как никто другой и нигде не видели ясных следов или доказательств его присутствия.
   -Ты тоже хочешь поспорить с моей верой? - зубы ее сжались, руки напряглись.
   -Как высоко вы поднимались? Мы достигали отметки в восемьсот тысяч.
   -Считая от корней? - Занмар невольно опустил пистолет, пораженный столь огромной цифрой.
   Тиннар кивнул.
   -Эта ветвь находится на уровне шести с половиной.
   -Но ведь расстояния между ветвями...- пытался вспомнить Занмар то, что говорили им в академии Фаррина.
   -Они почти равны. Различия незначительны, если мы говорим о таких количествах и расстояниях, - повернувшись к Джаннаре, Тиннар сделал шаг к ней, но был тот лишь настойчивостью, но не угрозой, - Так насколько высоко вы поднимались?
   -Первая Экспедиция Джонаса на "Велтаринге" поднялась на сто тысяч, - она говорила спокойно и торжественно, как будто было то победой, но не слабостью или неудачей, - Из-за возникшей проблемы с навигационной системой они прекратили подъем.
   Еще на шаг приблизился Тиннар к девушке и Занмар подступил к нему, не сводя с него оружия.
   -Ты можешь не беспокоиться, юноша. Я никогда не причиню ей вреда, если только она сама не захочет того или не нападет на меня, - в глазах его ютится потаенная страсть, - Они победили нас с честью, не убивали женщин и детей, позволили выжившим уйти. За это мы всегда будем благодарны им. - он дотронулся до ее руки, втянув когти и было то прикосновение нежным и трепетным. - Я скорее буду присматривать и ухаживать за ней, оберегать ее, чем причиню ей вред.
   -Ты говорил другое.
   -Я беспокоился о тебе, твоих жизни и свободе. Ради тебя я мог бы убить ее, но не ради себя.
   -Ты не хочешь отомстить ей?
   -За что? Сама она не принимала участия в той войне, в отличии от меня. Да и я был тогда слишком молод. Все уже давно прошло и ничего не изменить, я могу лишь помнить о том, что они не сделали, хотя и могли и имели право, ведь война была начата моим народом, -он опустился на ящик с провизией, заскрипевший под ним, - Они ищут то, чего никогда не смогут найти. Дело даже не в том, существует или нет Сеятель, дело в том, что они хотят получить от него, если он все же есть. Мы с тобой одинаковы, мы верим только в то, что воспринимаем и это единственная возможная вера для нас.
   -Что же они хотят получить?
   -Разве ты не знаешь? - поднявшись, она подошла к юноше и, обняв его за шею, обратила на него взор веселых прозрачных глаз, улыбаясь так, как будто был он единственным возлюбленным ее, встреченным после долгой разлуки, - Наше Древо умирает и мы ничем не можем помочь ему. Только Сеятель может спасти нас.
   -Дерево...- он невольно опустил оружие, а она, засмеявшись, наклонила голову.
   -Это продолжается уже многие годы. Флойс-лишь одно из проявлений. Листья высыхают, гниют, отрываются от ветвей, исчезают бесследно и мы не можем понять причины того. Мы научились останавливать флойс и распространили это знание по народам Древа, но в том, что касается остального, мы бессильны.
   -Я видел многое из того, о чем она говорит и еще о большем слышал, - Тиннар поднял другой стул и присел на него, выдвинув когти на правой руке и рассматривая их, - Я склонен думать, что все это означает конец Великого Древа, но даже если и так, то пройдут еще многие годы, прежде чем оно окончательно погибнет.
   -Мы должны остановить это, - непреклонная решимость превратила глубину ее глаз в ядовитый блеск.
   -Не вижу смысла. Если оно должно умереть, пусть так и будет. Это простой и естественный процесс, препятствовать которому было бы неразумно, - Тиннар говорил так спокойно и выглядел таким расслабленным, что юноша позавидовал ему. Он казался более уверенным и рассудительным в своих доводах и Занмар чувствовал, что склоняется к тому, что встать на его сторону, тем более, что глупость веры в Сеятеля всегда возмущала его, - Вы будете верить в чудо до тех пор, пока не поймете, что его не существует. Вы говорите о вере, но все же ищете способы борьбы с флойсом, изучаете остальные явления, противопоставляя свои знания происходящему, да и самому Сеятелю.
   Подскочив к Тиннару, она, будучи немного ниже его, приподнялась, чтобы смотреть в безразличные его глаза, руки ее сжались в кулаки и каждое слово сопровождалось вылетающими из ее рта каплями слюны.
   -Нам всего лишь нужно было выиграть время, прежде чем мы сможем запустить корабли. Древо умирает и только Сеятель может помочь, но вы все отвернулись от него и потому он проклянет вас и листья ваши увянут и будут отданы на съедение флойсу.
   Тиннар рассмеялся.
   -У моего народа не осталось листов. А на тех, что покрыты флойсом мы находим немало интересного для себя. И почему Сеятель, видя страдания Древа, не поможет ему?
   -Некоторые из нас считают, что он уснул. - Занмар мечтал, чтобы она когда-либо посмотрела на него с такой же страстью, как в мгновение то на Тиннара, пусть даже и было бы то в последнее мгновение его жизни.
   -И вы должны разбудить его? - охотник сжал пальцами покачал клык на правой стороне нижней челюсти, но тот был еще здоровым и прочным, - Я слышал еще и о том, что он может быть болен сам и все, что происходит с Древом лишь отражение его болезни. Что тогда? Вы будете его лечить?
   -Мы сделаем все, что понадобится. - голос ее стал спокойным, она повернулась к своему спутнику, сощурила глаза, размышляя и он вообразил, что она замыслила истязания, коими отплатит ему за поражение в том споре.
   -Ты теперь оставишь нас? - убрав оружие, не чувствуя в нем больше нужды, Занмар приблизился к охотнику.
   -Я подожду, пока не прибудут ее сородичи, - он презрительно кивнул в сторону девушки, - Мне хочется увидеть их великий корабль.
   Занмару показалось, что хочет Тиннар посмеяться над той великолепной машиной и он хотел было возразить ему, но в это мгновение Джаннара схватилась обеими руками за живот и громко застонала.
   -Что с вами, госпожа? - Занмар бросился к ней, подхватил под руки, но она грубо оттолкнула его, склоняясь все ниже.
   -Это все те фрукты, которыми он кормил нас.
   -Но вы уверяли, что они безопасны...
   -Он отравил нас! - и она застонала еще громче.
   Занмар повернулся к наемнику, но тот лишь покачал головой, приоткрыв пасть и выглядя скорее недоумленным, чем обрадованным.
   -Я сомневаюсь в этом, госпожа...
   -Прочь! - она пнула его и направилась туда, где расположены были уборные. Несмотря на недостаток электричества, на станции была вода и довольно уютные кабины с черными раковинами, откуда вскоре и донеслись проклятья Джаннары, перемежаемые характерными звуками расстройства кишечника.
   -Твоя госпожа не так сильна, как ты думал? - со смехом, более напоминающим рычание, Тиннар направился прочь, к тем складам, где хранились оставшиеся на станции запасы пищи.
   Но юноша остался, зачарованный, восхищенный тем, что доносилось до слуха его. Слабость его госпожи возбуждала и волновала его, он вспоминал те несколько мгновений, которые помнил ее беспомощной и от мыслей тех плоть его твердела и потому, осторожно ступая, он прошел по узкому коридору, тускло освещенному мерцающими лампами, стараясь не наступать на те из его плит, что покрылись трещинами и готовы были рассыпаться, подкрался к двери, за которой спряталась она и прислушался, с наивным и злобным восторгом прислушался к тому, как булькает вода, внимая напряженным стенаниям, пробивающимся сквозь сжатые зубы так, словно были они исторгнуты не от гнусной боли, но от воздушного экстаза. Он слышал, как она бьет кулаком в стену, пытаясь тем самым уменьшить боль и с трудом сдерживал смех, ее бранчливые выкрики забавляли его также, как дети, повторяющие грубые слова, подслушанные у взрослых и, расстегнув ремень, он опустил в брюки правую свою руку, сжал напряженную плоть, надеясь, что успеет извергнуть семя раньше, чем боль отступит от его госпожи. В этой маленькой грязной уборной, стоя в лужах мутной, пахнущей фекалиями воды, моргая от ярких вспышек мерцающих под потолком трубчатых ламп, глядя на тонкую, светло-голубую дверь, за которой спряталась его госпожа, он чувствовал себя счастливым и старался запомнить каждое мгновение для того, чтобы перед смертью вновь пережить их все как самое удивительное и прекрасное, что когда-либо происходило с ним.
   Он остался бы стоять так и дальше, до тех пор, пока ей не полегчало бы и он не был бы вынужден скрыться, чтобы не узнала она, что стал он благодарным свидетелем ее несчастий, но непонятные звуки, услышанные им, слишком громкие и неясные, чтобы быть производимыми Тиннаром, вынудили его покинуть Джаннару. На выходе он обернулся, прислушавшись к особенно громкому, злобному и проклинающему стону, улыбнулся так, как делал то, когда еще до начала битвы понимал собственное превосходство и, выхватив пистолет, поспешил по темным коридорам, пробираясь под упавшими балками, перепрыгивая через обломки мебели и останки неведомых устройств и механизмов.
   Им так и не удалось узнать, что произошло на станции. Не было найдено ни одного трупа, никаких следов сражения или вторжения. Слишком многое было оставлено для того, чтобы счесть возможной спешную эвакуацию, но в машинной памяти не сохранилось ни одной записи, все они были тщательно очищены и уничтожены, что, по словам Джаннары, было противоречием установленному порядку действий и служило доказательством того, что нападавшие были осведомлены о технологиях и корневиков.
   Она знала множество случаев, когда аборигены, горделивые правители листьев, старые враги или отряды разбойников пытались захватить станции, но все попытки их обречены были на поражение и потому не удалось ей скрыть свой растерянный страх, когда стояла она перед мерцающим шаром, в глубине которого лишь всполохи пустоты танцевали друг с другом. Она не была неуязвима, как и соратники ее, но корневики редко терпел поражения и каждое из них казалось им событием удивительным, уникальным, почти невозможным, каждое требовало отдельного изучения и жесточайшего мщения. Она обследовала все помещения, осмотрела оружие, следы от выстрелов и взрывов, но так и не смогла понять, кто уничтожил станцию и что стало с обитателями ее. Ударив от злости Занмара, она закрылась тогда в одной из комнат и в течение получаса яростно мастурбировала, сбросив мусор, пустые бутылки, книги, куски мебели с маленькой узкой кровати и не снимая комбинезона, за чем слуга ее наблюдал через маленькое вентиляционное отверстие, подставив к стене стол и забравшись на него.
   Чем ближе подходил он к той зале, где они намеревались пережить ближайшие дни, тем громче становился шум, теперь уже не имевший иного значения, кроме чужого присутствия. Пригнувшись, он держал перед собой пистолет, аккуратно продвигаясь вдоль стены, прижимаясь к ней, слыша позади себя стоны и проклятья своей госпожи и понимая, что они могут стать причиной их гибели.
   Возле единственной сохранившейся створки двери, темно-красной, с круглым в ней потрескавшимся матовым стеклом, занял позицию Тиннар, сжимающий в руках автомат и осторожно выглядывающий в зал.
   Опустившись на четвереньки, Занмар подобрался к нему, снял с предохранителя пистолет.
   -Кто они? - он попытался заглянуть поверх плеча охотника, но увидел только сваленную мебель и движущиеся неясные тени.
   -Я не знаю, но их много и они хорошо вооружены, - Тиннар и не повернулся к юноше, уши его тревожно дрожали, - Думаю, они пришли на сигнал. Они убили Тарра.
   На мгновение Занмар пришел в замешательство, впервые услышав это имя, но потеря эта не столько разозлила его, сколько вынудили искать иные пути к бегству и он промолчал, не зная, сколь многое связывало Тиннара с тем существом.
   Один за другим Тиннар отстегнул от своего костюма те медальоны и талисманы, что не могли принести пользы в грядущем бою и сложил их в карманы на груди и бедрах. Теперь не было ничего, что могло бы произвести ненужный шум и, прижимаясь к полу, он медленно перебрался к куче мебели недалеко от входа в зал и, задержавшийся возле двери только для того, чтобы совершить глубокий вдох, Занмар немедленно последовал за ним.
   Здесь ему удалось заглянуть в просвет между деревянными и пластиковыми частями стульев и столов, шкафов и полок и рассмотреть пришельцев.
   Высокие, с гладкой темно-серой кожей, покрытой редкими, но длинными и жесткими черными волосками, они сжимали в тонких длинных руках атрианские винтовки, переделанные для их рук с тремя длинными когтистыми пальцами. На их тонких талиях покачивались пояса из цепей с крупными звеньями, украшенные черепами маленьких животных, яркими птичьими перьями и раковинами моллюсков, короткие толстые члены, одинаково изогнутые в левую сторону не имели соседства тестикул, мускулистые стройные ноги, покрытые красными татуировками пересекающихся геометрических фигур, в которых заблудились принги и рашваны были проткнуты множеством стальных колец. Три глаза, крупный и зеленый, с тонким вертикальным зрачком и два маленьких фасеточных с правой стороны, блестели на крошечных головах, при этом верхний был большим из двоих и красноватый предпочитал цвет, в отличии от лилового собрата своего. Мохнатые треугольные уши прижимались к гладким черепам, короткие пасти открывались для того, чтобы злобное исторгнуть шипение, длинные красные языки разбрасывали вокруг желтую слюну. Озираясь по сторонам, существа те, коих только в зале том было два десятка, медленно разбредались и только время отделяло их от того, чтобы обнаружить прячущихся. Трое шедших вместе издавали потрескивающие звуки, так легко принимаемые за смех и когда один из них указал на коридор, из которого доносились стенания Джаннары, Занмар счел, что настало время выяснить намерения их, с величайшим сомнением полагая, что могут они и не быть враждебными.
   Приподнявшись, он крикнул и немедля шестеро пришельцев повернулось к нему, в то время как остальные продолжали движение свое так, как будто не услышали его.
   -Меня зовут Занмар Ранши, я не испытываю вражды к вам. - он держал пистолет направленным вниз.
   Трое существ держали его на прицеле, одно же сделало шаг вперед.
   -Рде кохневичка? - проскрипело оно, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону.
   -О ком вы? - чувствуя злобу в словах существа он сжал рукоять пистолета, готовый броситься в сторону, зная, что Тиннар готов в любое мгновение открыть огонь.
   -Мы знаем, что она здесь. Только она могла дать сигнал.
   Услышав за собой грохот, Занмар быстро обернулся, заметив свою госпожу, стоящую, покачиваясь, держащуюся за дверь левой рукой, в правой несущую автомат, ремень которого волочился по полу. Молния ее комбинезона была расстегнута до самого лобка, светлые волоски откуда выбивались наружу, лицо покрыто каплями пота, завитые в косу волосы обвисли на левом плече.
   -Что ты разговариваешь с ними? - грозно зашипела она, -Разве ты не знаешь, кто это?
   Подняв оружие, она выпустила очередь, поднявшуюся от промежности ближнего к ней существа до его нижнего глаза и разбившую его. Густая сиреневая кровь брызнула на стены, на соратников его, завизжавших и поднявших уши. Занмар бросился обратно к Тиннару, в руках которого была уже атрианская граната. Оторвав головку, он бросил ствол гранаты и он загремел, подпрыгнул, покатился по неровному полу. Одно из пытавшихся спастись от него существ в панике наступило на него, поскользнулось на нем и упало прямо на него, чтобы исчезнуть в бесшумной зеленой вспышке. Существа громко и трескуче рычали, прячась за темными грудами обломков. Волоча за собой автомат, Джаннара подобралась к Занмару.
   -Мы должны убираться отсюда, - она тяжело дышала и, судя по крупным каплям пота на лбу, у нее был сильный жар, - Эти твари были где-то неподалеку...
   -Они убили Тарра, госпожа.
   -Кого? - она воззрилась на него так, словно он пытался нарочно запутать ее, - Ах да...Тогда нам придется захватить их корабль. Я смогу управлять им...
   И тут ее стошнило на грязный пол. Поток желтовато-зеленой влаги вырвался из нее с урчащим, бурлящим звуком, напомнившим ему тот, с которым стартовали двигатели истребителя его Евгении, жидкость растеклась по полу, кусочки непереваренной пищи плыли в ней, вращаясь и, наблюдая за ними, глядя на нее, с трудом удерживающую себя на дрожащих руках, он чувствовал свой член как никогда ранее напряженным и опасался, что семя извергнется из него.
   -Да, госпожа...- облизнув пересохшие губы он посмотрел на раненых существ, пытающихся отползти к выходу из здания, оставляющих за собой кровавый след. Внутренности одного из них волочились за ним, излучая слабое оранжевое сияние, - Мы захватим их корабль...
   Подобрав ее автомат, он, пригибаясь, выбрался из ненадежного своего убежища, давно уже оставленного Тиннаром и занял место возле него, прижимаясь к стене и улыбаясь от нескончаемого восторга, источником которого были для него звуки, издаваемые его продолжаевшей извергать из себя рвоту госпожой.
   -Их несколько десятков, - Тиннар повернулся к юноше и опустил карабин.
   -У тебя есть еще гранаты? - Занмар едва успел закончить ту фразу, как жестокая сила бросила его на пол, о который он ударился головой так, что несколько секунд зрение оставалось мутным и все пространство вокруг казалось погасшим и обратившимся в дымную радугу. Когти Тиннара разорвали его костюм, оставили глубокие раны на животе и груди и теперь он истекал кровью, продолжая сжимать в руке червеглот.
   -Что ты...- он попытался приподняться, но пылающая боль не дала этого сделать и он обессиленно упал, глядя через дыру в потолке на плывущий в далекой вышине, кажущийся почти прозрачным лист.
   Тиннар подошел и присел возле него, легким движением выбил из его руки пистолет, взял в свою руку, поставил на предохранитель.
   -Неужели ты думал, что я готов умереть ради тебя и этой...- он сплюнул, глядя в сторону бессильно лежащей на полу, но продолжающей извергать рвоту Джаннары,
   -Корневички?
   -Ты предал нас...
   -Я никогда вам не служил... - он плюнул снова и на сей раз в лицо Занмару. Трехглазые твари спокойно, опустив оружие входили в зал и Тиннар, поднявшись, протягивал им пистолет, говоря на незнакомом языке, указывая на умирающего юношу. Окружив его, они принялись спорить друг с другом, но завершения их перепалки он уже не слышал. Все листья стали черными для него и флойс принял его в темные глубины свои.
   5.
   Видимое медленно пробивалось сквозь мерцающую, белесую, дурманящую мглу и когда темные пятна слились с цветными, то он понял, что перед ним находится лицо, но существо это было незнакомо ему и вид его вызывал странные воспоминания, казавшиеся лживыми и ненадежными, подобными памяти о прочитанной книге или увиденном фильме, но никак не о том, кого встречал, кого возможно встретить.
   -Кто...- Занмар едва узнавал свой голос, хриплый и жесткий, лишенный интонаций и более подобающий атру.
   -Ты не узнаешь меня? - существо рассмеялось, его полные, темно-зеленые широкие губы разошлись при этом, обнажив оранжевые, в черных пятнах, острые зубы, -Я тот, кого так долго искала твоя госпожа.
   -Ты...? - сознание его, превратившееся в собрание подвижных скользких червей, чем, быть может оно являлось и раньше, сохраняя незаметной для него ту особенность свою, пыталось препятствовать вере, но в словах того существа присутствовало ощущение истины намного большее, чем во всем остальном мироздании и Занмар, всегда смеявшийся над любой верой и презиравший каждого, кто обращался к ней, ни на мгновение не усомнился в том, что говорило оно, а ведь даже Евгения, первая его женщина, временами испытывала недоверие его.
   -Он самый, дитя мое, - в огромных, без зрачков, янтарных глазах существа он видел величайшее безразличие, то самое, с которым туман относится ко всему, что скрывает, а рыбы-к тому крючку, который ловит их.
   -Где я? - на красно-оранжевой коже Сеятеля черными силуэтами татуировки танцевали морны и принги, атры и журганы, скратанги и рашваны и сотни других существ и не было сомнений в том, что каждое из обитающих на этом Древе нашло здесь место свое.
   -На самой вершине Великого Древа, мой бедный сын, - Занмар чувствовал, что не может пошевелиться, не ощущал своего тела, не воспринимал никакого движения, в том числе и собственного дыхания. За спиной Сеятеля он различал мутный зеленый свет, искристое свечение, тяжелое присутствие, неясное и расплывчатое.
   -Что случилось со мной?
   -Ты умер, мой несчастный сын, - он печально вздохнул, - Но во владениях моих ничто не пропадает и вскоре ты найдешь новое значение для себя. Ты дашь жизнь новому древу.
   -Как? - он почувствовал холодную дрожь при мысли о том. Все сожаления и раскания в одно мгновение обрушились на него и отступили прочь, оставив в нем пустоту оглушающей свободы, чувства собственного величия и красоты, какие испытывает, стоя перед зеркалом девушка, которой только что подарили первый комплимент.
   -Я превратил тебя в семя. Пройдет немало времени, я многому научу тебя и однажды, когда мне удастся найти благодатную почву, я помещу тебя в нее и окружу зародышами солнц, чтобы через миллионы их вращений ты стал таким же Великим и Чудесным, как и то древо, где появился на свет.
   -Так наше древо не единственное? Я бы хотел, чтобы Джаннара услышала это.
   -Она слышит, - Сеятель отошел в сторону и Занмар увидел свою госпожу, выпрямившую спину, опустившую подбородок, стоящую на коленях. Обращенная лицом к нему, она смотрела на него, широко раскрыв глаза, отяжеленные длинными и густыми накладными ресницами, лицо ее, еще более загоревшее, все усыпанное золотой пылью, казалось ему чуть осунувшимся, но еще более прекрасным от того. Руки, спрятанные за спиной были скованы, он не сомневался в том, плотно прижавшиеся друг к другу ноги пытались прикрыть промежность, плотный черный корсет, множеством тонких ремней стягивавший ее тело, приподнимал груди, звенел и блестел бесчисленными стальными кольцами, волосы, красные и синие пряди принявшие в себя, разделенные пробором, прикрывали соски, пронзенные серебристыми стрелами, стальные браслеты сжимали предплечья, следы от уколов растекались по сгибам локтей, от узкого ошейника с красными шипами тонкий кожаный поводок тянулся к запястью Сеятеля, обвивая его удушливой петлей.
  
  
  
  
  
   -Твоя госпожа теперь моя рабыня.
   -Это счастье служить вам, господин, - она приподняла голову, безрассудная улыбка властвовала над черными ее блестящими губами, наивная радость кружилась в сияющих глазах и выглядела она так, как будто не было для нее лучшего места и времени, кроме настоящих, как будто достигла она всего, о чем могла когда-либо мечтать. Она была ребенком, все желания которого предупредительно исполняются раньше, чем он сам узнает о них и большего нельзя было и желать.
   Сеятель скрылся из вида Занмара и тот смог рассмотреть комнату, где находился. Небольшая, с огромным бесформенным окном зеленого стекла, она заполнена была незнакомыми ему машинами, состоявшими из черных и серебристых баллонов с красными на них угрожающими символами, черных, маслянисто мерцающих поршней, от которых поднимался пар, кружащихся колес, искрящих многоногих чешуйчатых тварей в стеклянных аквариумах, к которым тянулись трубки и провода, круглыми экранами, неспособными и на мгновение сохранить в неподвижности линии и знаки, возникавшие на них. Возле правой стены выстроились маленькие черные горшки, откуда поднимались крохотные зеленые ростки и Занмар подумал о том, что, быть может, и сам выглядит так же.
   -Посмотри, - Сеятель вернулся, улыбаясь и принес зеркало и теперь он мог увидеть себя. Черное лоснящееся тело, подобное скратангу, исходящее подвижными отросткам, тремя обладающее маленькими глазами и острым красным клювом принадлежало ему теперь.Ему пришлось вспомнить все свои медитации и тренировки, чтобы остаться спокойным и не закричать, чтобы принять действительность во всей изменчивости ее.
   -Я еще не все вернул тебе и не всем тебя одарил. Я начал со зрения, продолжил мышлением и сознанием. Завтра ты почувствуешь свои внутренние органы, потом я подарю тебе власть над конечностями. Не пройдет и десяти дней, как ты будешь считать себя полноценным существом.
   -Но не человеком...- при этих его словах Джаннара усмехнулась, бросив быстрый взгляд на Сеятеля и обрадовавшись от того, что смех ее не разозлил его.
   -Для тебя так важно принадлежать к определенному виду? - любопытствуя, Сеятель присел на кресло, стоявшее рядом с девушкой и только теперь Занмар понял, насколько огромным было это существо. Облаченное в просторные одежды из гладкой фиолетовой ткани, расшитой золотыми гнургами, оно больше, чем вдвое должно было превосходить ее ростом. Огромный его мягкий живот покачивался в такт дыханию, окруженный кольцом густых волос пуп был пронзен серьгой, что могла бы стать браслетом для Джаннары.
   -Я...помню себя человеком.
   -Ты помнишь себя ребенком, ты помнишь себя во снах. Когда в тебе будут тысячи ветвей, когда в тебе потекут те соки, что питают само мироздание и ты будешь чувствовать жар звезд как приятную ласку, став обиталищем для миллиардов живых существ, ты забудешь все это, -происходящее забавляло его и говорил он с таким удовольствием, что казалось, будто каждое слово было для него приятнейшим изо всех, - Когда твоя госпожа узнала о том, во что я хочу превратить тебя, она позавидовала тебе и умоляла меня сделать тоже самое и с ней.
   -Я мечтаю об этом и сейчас, - она повернулась к Занмару и в ее счастливых глазах он увидел всемогущее, всеобъемлющее вожделение.
   Занмару хотелось бы рассмеяться и, несмотря на то, что ему приятно было видеть Джаннару скованной и униженной, подчиненной и раболепной, он все же ощущал злость от того, что не понимает она, сколь многое он потерял. Прежде всего, сама она была потерей его, сомнительной и случайной.
   -Я никогда не хотел быть актером, - он обратил свой взор на Сеятеля, надеясь, что не заметит он ярости, поднимающейся в нем.
   -Почему же? - существо, повелевающее Великими Деревьями напоминало Занмару игривого преподавателя, играющего с невыучившим урок учеником, - Я всегда находил актеров великолепными в безумном безволии их.
   -Я не хотел быть актером потому, что он не может увидеть собственного спектакля.
   -Это разумно, мой сын, - Сеятель вздохнул, мягкие груди его, почти женские, с крупными сосками, обвисшими от тяжелых черных колец растерянно покачнулись, -Но ты познал жизнь на листьях, ты увидел ярость и страсть ее, ты был подвластен многому и подчинен многим. Ты умер от насилия и кому, как не тебе, вкусившему все это, стать заботливым отцом для новых народов? Именно поэтому твоя госпожа вечно будет завидовать тебе. Никогда не быть ей новым Великим Древом. Она привыкла властвовать и повелевать, убивать и причинять страдания. Для нее у меня есть иное предназначение.
   Усмехнувшись, он развернул кресло так, чтобы оказаться лицом к девушке и распахнул одеяния свои. Приподнявшись, она с восхищением протянула дрожащие руки к его напряженной плоти, огромному фиолетовому члену с пульсирующими прозрачными наростами на нем, прижалась губами к острой головке, привстала, чтобы провести по ней сосками и грудью, от чего Сеятель довольно заурчал, а плоть его дернулась.
   Глядя на свою госпожу, постанывающую от наслаждения, дарующую ласку с той неистовой нежностью, какую он никогда не заподозрил бы в ней, Занмар чувствовал себя потерпевшим поражение. Ему казалось, что именно от этого он и должен был защитить ее, от этого унижения, от любой ситуации, когда она не сможет быть сильной и властной. И была в нем ревность. Отдаваясь ему, она никогда не казалась такой счастливой, не испытывала такого удовольствия, не была так покорна и прекрасна, не сияли таким болезненным желанием ее неморгающие глаза, не улыбались влажные губы так, как будто первой была та улыбка для них и только для того существовала, чтобы показать мужчине, насколько приятен он. Кожа ее, лоснящаяся от проникших в нее масел поблескивала гнетущими соблазнами, груди сминались в руках Сеятеля, плоть их вздымалась между его пальцев, тонкие пальцы ее, с черными и красными, через один, ногтями осторожно и нежно, настойчиво, с трепетным и восхищенным благоговением ласкали вздутия на его члене, надавливая на них, проводя вокруг, от чего господин ее блаженно рычал, раскрывая пасть и выпуская из нее желтоватую слюну.
   Я жив, я нахожусь в сознании, я воспринимаю, чувствую и запоминаю.Я способен к действию и планированию, я знаю о существовании будущего и лицезрею прошлое. Этого должно быть достаточно.
   Когда мутная сперма Сеятеля брызнула на ее лицо, потекла пенистыми потоками по ее груди, заливая ремни корсета, тяжелыми каплями обвисая на застежках и кольцах, Занмар вздрогнул сильнее, чем сама она, чувствуя себя проигравшим все битвы, какие могли быть для него. Он знал, что даже если и станет когда-либо Великим Древом, то всегда будет помнить это, не испытывая ненависти к Сеятелю, но презирая его за то, что он позволил себе так унизить прекрасную Джаннару, отнять у нее власть и своеволие, позволить ей быть кем-либо, кроме госпожи.
   Но, вопреки всему, чему его учили, невзирая на все слова, какие Занмар привык повторять, он никогда не чувствовал себя в удовлетворительно ясном и прочном сознании, ему требовалось намного больше, чтобы убедить себя в действительности и теперь, когда он семенил шестью бескостными ножками за Сеятелем по садам дворца его, ему казалось, что мысли его новые обретают возможности, становятся более проникновенными и хищными, что было приятно и служило поводом для гордости. Вечный электрический свет, благодетель уныния, повсюду преследовал его здесь. Как только его упругие ноги окрепли, обретя плотное покрытие, ему позволено было странствовать по коридорам дворца и он встречал повсюду это безрадостное сияние, ибо здесь почти не было окон и едва ли не все из имевшихся зеленое, желтое или красное представляли собой непроницаемое стекло. Трубчатые проходы в стенах и дверях, предназначенные специально для таких существ, как он, сокращали многие пути и нередко он встречал в них подобных себе. Некоторые из них были крупнее его и другого цвета, иные отталкивали его, больно ударяя сильными конечностями, другие пытались заговорить, но язык их, данный им Сеятелем, еще не был известен ему.
   -Это язык Великих Деревьев, который обитатели их забывают слишком быстро, -сетовал Он, стоя перед хирургическим столом, на котором подвергал вскрытию молодого, еще живого атра. В ярком свете круглой лампы серебристые рашваны его красного халата казались ослепительными, скучающая сталь инструментов, в беспорядке разбросанных на маленькой круглой подставке напоминала Занмару, сидевшему в клетке, подвешенной на укрепленном в стене крюке, всех девушек, которых он мог бы убить и прежде всего возмутительную Евгению. Иногда именно ее он видел причиной всего, что случилось с ним, ведь это она сперва соблазнила его, а потом отдала Джаннаре и теперь, вспоминая ее вечно насмешливые, унижающие, издевающиеся глаза, он готов был поверить в то, что она могла предвидеть все страдания его и именно ради них отправляла его в это переменчивое путешествие.
   -Я запрещаю таким, как ты разговаривать друг с другом на любом другом языке. Он должен быть единственным для вас и он станет таким для тебя. Ослушавшегося ждет смерть, - крошечные серьги пронзали ухо Сеятеля от длинной мясистой мочки до самого верха, светлые волоски выбивались из маленькой ушной раковины, короткие бледные шрамы заметны были на безволосом черепе.
   -Если бы обитатели этого Древа могли говорить с ним, разве жили бы они так, как делают то сейчас? - изогнутым лезвием, блестяшим так, что можно было за галлюцинацию принять его, он вырезал из тела атра длинный и черный, маслянисто слезистый абдоминальный ганглий, весь в вязкой жидкости и бросил его в стальное блюдо, - Но ты будешь знать его и он даст начало всем остальным языкам. Они не так уже и различаются между разными деревьями...Ты знала атрианский? - не выпуская из рук роняющего капли на зеленый неровный пол лезвия, Он обернулся к Джаннаре, висевшей позади него на вцепившихся в высокий потолок цепях.
   -Нет, господин...- ее тело покачивалось, звенели кандалы, сцепившие скрытые под черными чулками щиколотки, тонкие золотистые цепочки тянулись от сосков к кольцу в пупке и далее к такому же в клиторе.
   -Вот видишь...- Сеятель развел руками, а затем погрузил их в тело, вырывая из него округлую мягкость матки. За мутными оранжевыми стенками ее виден был болтающийся в амниотической жидкости эмбрион..
   -Но этому древу много миллионов лет...
   -Полтора миллиарда, если быть точным, - Сеятель поместил матку на другое блюдо и, отложив лезвие, взял другое, чуть более тонкое и короткое, - Ты полагаешь, это оправдывает невежество?
   -Наше Древо умирает...
   Сеятель рассмеялся, вскрывая матку и доставая из нее существо с двумя вертикально расположенными фасеточными глазами, отрезая от него одну за другой три черных пуповины.
   -Это она сказала тебе? - он махнул окровавленной рукой в сторону Джаннары, прижавшийся к шее которой синий, в радужных разводах шар кляпа напоминал Занмару те, с которыми он играл когда-то в своем человеческом детстве.
   Поместив существо в круглый аквариум, заполненный желтой жидкостью, темный осадок приютивший на дне, крошечных темных существ привлекший для того, чтобы разгоняли они скуку его, Сеятель склонился, всматриваясь в застекленную глубину, слизывая с длинных пальцев кровь.
   -В среднем Великое Древо живет три-четыре миллиарда лет, - подойдя к Занмару, он толкнул клетку, что вынудило его вцепиться конечностями в прутья, - На многих листьях этого с самого раннего возраста матери учат детей не верить корневикам.
   Смеясь, он накидывает черное покрывало на клетку и снимает ее с крюка. Клетку бросает из стороны в сторону, Занмар слышит шум и грохот невероятных машин, чувствует их жар и зловоние, новыми чувствами своими познает движение внутри них, каждое соединение зубцов шестеренок, каждое движение поршня, каждый электрический разряд, каждую мысль и смещение потенциалов и благодаря тому может догадываться о назначении некоторых из них. Машины, оживляющие мертворожденных воинов Сеятеля уже знакомы ему и он не обращает внимания на них, но странные механизмы, в которых движутся жидкости, опасные для всего живого и способные растворить самые прочные пластины ствола, удивительные создания, питающиеся электромагнитными волнами и выделяющие кислород, невероятные устройства, при помощи своих вибрисс способные обнаружить флойс когда он еще только крохотное пятнышко представляет собой на краю листа возбуждали и волновали его также, как раньше - тело непоколебимой Джаннары. Он видел в этом перемены, происходящие в нем вместе с тем, как развивался его новый организм, он ощущал в своем теле органы, назначением которых не было дыхание, переработка пищи, движение жидкостей, размножение или восприятие и знал, что они являют собой зачатки того, что позднее позволит расти ветвям и раскрываться листьям, он полагал, что конечности его станут когда-нибудь корнями и подолгу рассматривал их, пытаясь представить их погружающимися в нулевой слой, впивающимися в него, вбирающими неведомые вещества, наполняющие их силой, достаточной для того, чтобы расти в течении миллионов лет, дарить жизнь бесчисленным листьям, сопротивляться болезням и следить за солнцами.
   Раньше, чем покрывало было сброшено, Занмар услышал знакомый стук медальонов и талисманов.
   -Приветствую тебя, - сощурив глаза, Тиннар рассматривал его, держа клетку перед своим лицом, -Ты интересно выглядишь.
   В любое другое время он счел бы это восхитительным комплиментом.
   -Ты говорил, что не желаешь ей вреда...
   -Наркотик говорил за меня, - Тиннар прерывисто взвыл, что должно было быть смехом, - Но теперь она счастлива и выглядит намного лучше.
   Он повернул клетку и Занмар увидел свою госпожу, стоящую рядом с ее господином в одном только кружевном белом бюстгальтере, слишком маленьком для ее старавшейся вырваться из него груди и не способном прикрыть даже соски. Тройные серьги золотых колец, две толстых косы, красные тени и накладные ресницы, тонкие браслеты на щиколотках превращали ее в нечто более пристойное и неожиданное, чем все, что мог он ожидать от нее.
   -Мне кажется, она немного набрала вес, -Сеятель провел кончиками пальцев по ее волосам, - Или, быть может, уже забеременела от меня...
   -Это была бы великая честь, господин...- глаза ее вспыхнули непереносимым счастьем, голос дрожал так, что едва различимы были слова. - Я была бы так счастлива...
   -Знаешь, кто рождается, если человеческая замка зачинает от меня? - он повернул ее голову в сторону Тиннара. - Такие, как он.
   -У тебя нет сестры? - Занмар прижимается к прутьям, стараясь как можно ближе быть к Сеятелю.
   Тиннар снова взвыл, запрокинув голову.
   -Это ты рассказал ему? - улыбаясь, Сеятель смотрит на Тиннара с довольством и тот кивает.
   -Нет, мой дорогой. Я одинок, - он прикасается пальцем к груди Джаннары и та закрывает глаза и дрожит в безвольном блаженстве, -Я один, но я во множестве.Я здесь и я на многих других Великих Деревьях, если они нуждаются в совете и помощи моей. У меня нет сестры, только миллиарды наложниц и любовников. Но ведь ты не ревнуешь? - острым ногтем он провел по ее соску.
   -Нет, мой господин, - она была возмущена, что он посмел подозревать в ней столь примитивное чувство.
   -Как же появился ты сам? - нелепая смелость Занмара горделивой усмешкой отзывается в нем, расчленяет небеса на сотни легкокрылых тайн.
   -Этот вопрос мне задавали так много раз, что мне кажется, самих Великих Древ было меньше посажено мной. Мне неприятно отвечать на него. Скажу лишь, что был создан другим Сеятелем, когда он почувствовал, что век его подошел к концу, -он развернул Джаннару спиной к себе, толкнул ее, заставив лечь на каменный стол, распахнул полы одежды своей, - Это то, во что отказывается поверить твоя госпожа. Я-не единственный Сеятель. Нас так много, что иногда мы даже встречаемся во время своих путешествий в пустоте или от дерева к дереву. Случается, между нами даже происходят сражения за особо привлекательное из них или место, кажущееся более пригодным для высадки, чем другое.
   Раздвинув ягодицы девушки, он сделал видимыми гладко выбритые губки ее влагалища и, склонив голову, присматриваясь и помогая себе руками прижал к ним головку своего члена.
   -Я вижу среди обитателей Древа тех, кто может помочь мне. Я опознаю их по тайным приметам, я слежу за ними и они неизменно оказываются рядом со мной, - медленно направился он вглубь Джаннары и она, прикусив губу, сомкнув веки с такой силой, что морщинки проявились в уголках глаз, все усилия прилагала для того, чтобы молча принять его.
   Все располагало для спокойного и рассудительного удовольствия в этом саду, где стебли, покрытые цветами самых различных цветов и оттенков, c лепестками яркими, прозрачными, светящимися, осыпающимися и тут же снова выпрямляющимися, соседствовали с высокими, хранившими в себе чучела таинственных существ прозрачными колоннами, на гранях чьих замерли ослепительные сияния и лишь немногие из пленников были известны Занмару.
   -Ты говоришь, что твое Древо умирает, - положив правую руку на спину Джаннары, левой Сеятель указал наверх, - Но посмотри на это.
   Там, высоко над ними, где проступала из мутного небытия темная изогнутая ветвь, Занмар увидел, выпрямив передние конечности и тем самым приподняв свое тело, неровную сферу, висящую под ней, окруженную облачной негой, искрящуюся солнечным бликом, красновато-желтую, размером во много раз превосходившую расположенные рядом с ней листы.
   -Что это?
   -Это плод, мой дорогой. Ваше Древо плодоносит, -Сеятель не прекращал движений своих, руки Джаннары вцепились в край стола, волосы закрыли лицо, растеклись по белому камню, почти неотличимые от него, - Поздравляю вас, это случается нечасто. Жаль только, что оно не из тех, кто размножается таким способом.
   Тиннар взял клетку с Занмаром в руки и поднял ее высоко над головой, чтобы лучше мог тот рассмотреть явившееся ему чудо. Опустив же, он приблизил ее к своим красным клыкам.
   -Я знаю, чего тебе будет не хватать больше всего, ведь мы одинаковые, - облизнувшись, он скосил глаза на Сеятеля, занятого девушкой и сделал тише голос свой, - Ты больше никогда не сможешь никого убить.
   Занмар хотел бы усмехнуться, но органы его не способны были на то, издав лишь некое подобие стонущего кашля и почти тотчас же громко закричала Джаннара, обжигаемая спермой Сеятеля, текущей в нее, содрогаемая бьющимся в ней членом. Вязкая желтая масса вырывалась из нее, текла по ногам, застревая на нитях чулок, слюна капала из ее открытых, кричащих губ, а тот, кто дал жизнь этому Древу и всему на нем, умиротворенно улыбался, сощуренными глазами глядя на великолепный неспелый плод так, как будто был единственным, кто сможет съесть его, для кого он не окажется ядовитым.
   Подобных же Занмару существ было здесь великое множество. Огромные пространства внутри дворца были отведены им. Здесь, в маленьких нишах, сотнями этажей поднимавшихся к потрескавшимся потолкам, они проводили большую часть времени своего. Каждый день мертворожденные приносили им еду, сладкую и липкую белесую массу, поглощаемую Занмаром с большими аппетитом и жадностью, чем любое блюдо его человеческой жизни и воду, имевшую непривычный зеленоватый оттенок и горьковатый привкус. Ниши чистились один раз в пять дней, менялись подстилки, стачивались, если начинали закругляться, острые коготки на конечностях и каждый визит сопровождался лаской и вниманием, скоро позволившим Занмару забыть о том, что эти существа убили его и, возможно, именно его убийца приносит ему пищу.
   Для него не было закрытых мест во всем дворце и он странствовал по нему, заглядывая в лаборатории, казармы мертворожденных, морги, тренировочные залы, но больше всего предпочитая библиотеки. Вся история этого Древа хранилась здесь и, даже учитывая то, что многие книги написаны были на языках ему неизвестных, а фильмы сняты для глаз с иными особенностями зрения, он узнал многое из того, что восхитило и напугало его, ибо почти во всех великих событиях увидел руку и волю Сеятеля. Зеленая Война, почитаемая им как одна из величайших, показалась лишь незначительной стычкой в сравнении с другими, уничтожавшими народы, листья и ветви. Он узнал о противостоянии, которое на протяжении двухсот тысяч лет корневики вели с существами, произошедшими от рашванов, ужаснулся тому, сколь многое было уничтожено в ходе того конфликта и понял, что то было время, когда Сеятель покинул Древо, когда не было его здесь и не мог он уследить за неразумными детьми своими. Конечности Занмара окрепли, обрели нетерпеливую силу и он любил теперь, забравшись на желтый сводчатый потолок библиотеки, украшенный фигурами крылатых атров и картинами скратангианских кровавых праздненств, размышлять о прочитанном, глядя на суетящихся внизу мертворожденных и подобных себе, еще не заслуживших право именоваться семенами.
   Только самые сильные и ловкие из них имели право стать таковыми и потому беспрестанные битвы происходили между ними и никогда не заканчивалось изматывающее соперничество, участие в котором казалось Занмару нелепым и обременительным. Он не был самым сильным, не был самым слабым, но быстро понял, что вероятность обрести почву и рост очень мала для него. Имелись особи крупнее и агрессивнее, с более развитыми конечностями, в прошлом существовании своем бывшие, вероятнее всего, представителями иных, быть может, неизвестных Занмару видов и он старался избегать встреч с ними после того, как один из них оставил глубокую рану на его только начавшем твердеть панцире. Он больше не виделся с Сеятелем. С тех пор, как его выпустили из клетки, он лишь несколько раз видел своего великого господина и то случайно и безо всякой надежды обратить внимание на себя. Впрочем, он и не нуждался в этом. Единственной заботой его было взросление, обретение силы и мощи, притом, что он не имел ни малейшего представления, как можно добиться их. Тело его слишко сильно отличалось от человеческого, чтобы прошлый опыт оказался полезен и попытки усилить конечности долгими пробежками привели лишь к тому, что ему пришлось провести несколько дней в лазарете, где добродушные мертворожденные доктора объяснили, что такие усилия лишь вредят ему, так как основным назначением ног его был превращение в корни.
   Но однажды Джаннара пришла к нему. Он спал и ему снились пустые пространства, над которыми он парил на невидимых крыльях, выбирая лучшее место для себя и далеко внизу под ним, окруженные светильниками, бродили люди в скафандрах, призывно махавшие ему. Просунув пальцы сквозь прутья запиравшейся изнутри двери, госпожа его прикоснулась к нему и он проснулся, вскочил, готовясь дать отпор незваному гостю.
   Золотистый корсет был на ней, закрывавший грудь усыпанными блестками полушариями, прозрачная черная юбка поднялась, когда она присела и стало видно ему, что одна лишь она прикрывала промежность девушки.
   Оглядевшись вокруг, она разомкнула сиреневые губы, подставив ладони и знакомая желтая жидкость полилась сперва на них, а затем в миску для воды.
   -Я знаю о твоих неприятностях. У господина есть машины, чтобы следить за всеми вами и он иногда позволяет мне взглянуть на тебя, - наклонив голову, она ласково улыбалась ему и он впервые не чувствовал ничего иного за улыбкой ее, - Выпей это, оно сделает тебя сильнее.
   C жадностью набросился он на горькое пойло, втягивая его в себя полой трубкой языка. С каждой каплей чувствовал он себя способным на все большие свершения, подобно сладчайшему дурману она стягивала мысли его влажной кожаной петлей, придавая им тонкость и могущество, в сравнении с которыми все прежнее не имело права именоваться разумом.
   -Ты не беременна от него? - это беспокоило его больше всего, ему казалось, что до тех пор, пока она не несет в себе ребенка, у него был шанс вернуться к ней и обладать ею.
   Она печально покачала головой.
   -Я мечтаю об этом каждую секунду, - ее золотистые каблуки могли бы зеркалами быть в иных существованиях, черные чулки натянулись на коленях, становясь почти прозрачными.
   -Ты сказала...- он не мог смотреть на ее восторженный видениями материнства взор и отвел глаза, - Сколько здесь таких, как я?
   -Сотни тысяч, - она пожала плечами, - Они везде...Я раздавила троих, еще двух случайно проткнула каблуками...Но господин не сердился. Он только улыбался и говорил, что такова их судьба, раз они оказались достаточно слабыми для нее.
   -Я не повторю ее, - все до последней капли втянул он в себя, собирая их со стенок миски и черного, исцарапанного пола.
   Джаннара рассеянно кивнула, но он почувствовал ее сомнение и злобная решимость возникла в нем доказать ей, что он сильнее, чем она думает, подобная той, что овладела им в первый день знакомства с ней. Он стал вести себя более агрессивно, сам набрасывался на своих сородичей, нередко даже на тех, что были крупнее его, одерживая иногда верх и над ними. Пробираясь в узких и темных проходах, проложенных через весь дворец, он не уступал дороги, как было то раньше, но требовал, чтобы так поступали с ним и когда одно из подобных ему существ отказалось сделать то, он, завизжав, толкнул его, перевернул на спину и, подпрыгнув вонзил две передние конечности в мягкое брюшко. Поверженный издал отчаянный вопль, попытался оттолкнуть Занмара, но тот снова и снова наносил удары, зацеплясь когтями за плоть и панцирь, разрывая ее, весь забрызганный синей жидкостью, успевая заметить появлявшихся из-за угла и поспешно бежавших прочь подобных себе. Просунув хоботок во внутренности умирающего, он всасывал их до тех пор, пока не почувствовал себя усталым и тогда вернулся в свою нишу, где немедля уснул.
   На следующий день один из мертворожденных поймал его возле бассейна, в котором купались атрианские самки, за любовными играми которых Занмар всегда любил наблюдать. Сцепляясь отростками на плоской груди, они ласкали яйцеклады друг друга, впивались жвалами в шею любовницы так, что из нее текла желтая кровь и все это под потоками красноватой янтарной воды, делавшей еще более яркими зеленые, синие, желтые пятна на их черных и серых телах., все в сиянии отраженного Великим Плодом света.
   Он мог подолгу смотреть на них, забавляющихся в окружении статуй и прозрачных колонн с неподвижными в них телами, в эти часы он забывал о страданиях своих и невзгодах и мечтал стать одной из них, чтобы быть такой же игривой и страстной, такой же беззаботно-бездумной.
   Грубые пальцы, покрытые жесткой мозолистой кожей схватили его и бросили в клетку раньше, чем он успел возмутиться и попробовать сбежать. Напевая песню трескучим голосом своим, почесывая короткий бугристый член, мертворожденный шел коридорами дворца, под золотистыми его лампами, касаясь руками так, как будто было то залогом удачи, разбитых статуй и протекающих, ржавеющих баков, панелей на стенах с разбитыми экранами и расплавившимися кнопками, древних доспехов, принадлежащих неведомым гигантам с длинными хвостами, для защиты которых сотни черных пластин прикрывали одна другую, пиная тела тех, кто умер, так и не став семенем Великого Древа и старые кости мертворожденных, чьи неожиданные и беспричинные смерти не раз наблюдал и сам Занмар.
   В огромном полутемном зале, где эхо гудящих машин сонно разгуливало между каменных стен, Сеятель препарировал рашвана. Лежащее на спине, поднявшее согнутые, с обвисшими щупальцами лапы тело было уже разрезано во многих местах и мертворожденные, покрытые высохшей пурпурной кровью, извлекали из него куски мяса и внутренние органы при помощи связанных трубами и кабелями с машинами у стен инструментов, для которых требовалась сила обоих рук. Трясущиеся, дрожащие, рычащие, исторгающие пар, они вырезали и выбрасывали осколки серебристых костей, другие же подбирали их, для чего двое и трое могло потребоваться их и складывали в вагонетки, исчезавшие затем в темных тоннелях.Куски внутренностей же осторожно переносились к весам, и, после небрежного измерения, оказывались в стальных ваннах, заполненных мутной жидкостью, где с пенистым шипением растворялись.
   Сам же Сеятель был занят мозгом.Голова рашвана была отделена от шеи и перевернута, помещена на платформу, поднявшую ее для удобства хирурга и вскрыта при помощи дисковой пилы, зубцы чьи длиной были в человеческую руку.Толщина кости сравнима была с ростом Занмара в прошлом его существовании, только при помощи крана и стальных крюков, вонзившихся в нее удалось поднять черепную коробку, висевшую теперь на притихших цепях.Поднявшись по нескольким ступеням, Сеятель склонился над ярко освещенным подвесными лампами проломом, лаская его края пальцами в прозрачных перчатках.
   -А, вот и ты, мой дорогой...-он радостно улыбнулся, когда мертворожденный взбежал к нему, неся перед собой клетку с Занмаром:-Я слышал о твоем подвиге.Тиннар будет очень опечален, такие, как он, не любят ошибаться.Тебе лучше не попадаться ему на глаза.
   Занмар молча смотрел на него, замечая брызги крови, засохшие на его лбу, пустующие проколы в ушах, недоумевая о том, для каждого ли из сотен тысяч находит он время или нечто особое находит в нем.
   -Ты забавляешь меня, сопротивляясь тому, что с тобой происходит.Ты забавляешь меня своей связью с корневичкой.Почему ты до сих пор не выучил Первый Язык?
   -Я стараюсь, господин...
   -Ты обманываешь меня.Если в ближайшее время ты не будешь свободно говорить на нем, я уничтожу тебя независимо от того, как много удовольствия доставляет мне твоя госпожа-в словах его не было угрозы, только спокойное, расслабленное предостережениею.Отвернувшись, он вернулся к своему занятию.
   -Так интересно наблюдать за тем, как меняется живое.Каждое Великое Древо начинается одинаково, на каждом есть схожие формы жизни, но рашван с одного отличается от рашвана с другого и я полагаю, что в этом виноваты особенности тех, кого я превращаю в семена-он содрогнулся от смеха:-Мне любопытно, каким будет то, чему ты дашь жизнь.Джаннара говорит, что в тебе много ярости, от этого получаются удивительные существа.
   Он вырезает крохотный кусочек желтоватого мозга и протягивает его Занмару, просовывает между прутьями клетки.
   -Я никогда не трогаю живого.Я изучаю только тех, кто умер, мои солдаты и слуги никогда не появились бы на свет без меня-Занмар осторожно прикасается языком к влажному теплому кусочку, солоноватому на вкус:-Мертвое не менее удивительно, чем живое, мертвая плоть так же уникальна и чудотворна-маленькими своими острыми зубками, он впивается в волнующее лакомство.
   И наказания не следует, что вынуждает Занмара думать, что было им само угощение.Он подозревает, но нет никаких признаков отравления, он чувствует себя все более сильным, исходя только из минутной прихоти своей он выталкивает из ниши двумя уровнями выше подобного себе едва ли не вдвое превосходящего его в размерах и он проводит все больше времени в библиотеке, старательно изучая первый язык, все чаще посещает те комнаты, где терпеливые мертворожденные, сидя на каменных возвышениях, окруженных ярко раскрашенными статуями сжимающих свои груди человеческих самок, яйцеклады-атрианских, заполненные икрой пузыри журганов, неторопливо учили приходивших и уходивших, когда им вздумается, существ, бродивших по стенам и потолку, нескладно повторявших незнакомые слова, стараясь угодить господину своему.
   Сильный удар, который он получил, выходя после продолжавшегося несколько часов урока отбросил его на стену и только затвердевший к тому времени панцирь спас его от смерти.Боль, которая в этом теле больше напоминала раздражающую тоску растеклась по конечностям, и взгляд глаз, не способных произвести слезы на мгновение помутнел, затянувшись зеленым дурманом.
   Медленно ступая длинными ногами в тяжелых ботинках, Тиннар подошел к Занмару и взял его в руки.
   -Тебе все же удалось убить...-он провел языком по клыкам:-Я удивлен...-он аккуратно опустил пойманного на пол:-Господин обещал отдать мне твою девку, когда она ему надоест.
   -Ты цел?-один из подобных Занмару подобрался к нему, как только охотник ушел и слова первого языка, ставшие понятными и знакомыми, обрадовали его.
   -Да..-он всматривается в существо, пытаясь найти различия между ним и собой, но не замечает ничего, кроме того, что чуть меньше его тело и длиннее конечности:-Кем бы ты был...раньше?
   -Скратангом.
   Они направляются к нише его нового знакомого и Занмар выгоняет того, кто занимает соседнюю.
   -Как ты оказался здесь?
   -Я был помощником Анмара Бесполого, нашего великого военначальника, писарем при его штабе.Мы вели войну с длонами за один из листьев и они неожиданно атаковали нас, высадились прямо на наши позиции.Я помню только, как трое из них ворвались в наш шатер.Анмар успел убить одного, но остальные расправились с ним.Я не успел даже схватить свое оружие.
   -Почему же Сеятель выбрал тебя?-но Занмар уже чувствовал, что причины может и не быть, что только в его случае была сомнительно определима она, в других же случай или обстоятельства, имевшие значение только для господина их и ему одному известные имели большее значение.
   -Я не знаю.Он сказал только, что я дам жизнь особенно ветвистому Древу-не без гордости были сказаны те слова и Занмар почувствовал раздражающую ревность, злобную зависть, какую когда-то испытывал к тем, кто имел больших размеров член или лучше знал, как доставить удовольствие женщине.
   Внезапный резкий звук, пронзительный, истошный, подобный крику насилуемой девственницы в мгновение жестокого проникновения, бесчувственный и пронзительный, затихающий и возникающий вновь, раздается во всех коридорах, залах и подвалах дворца.
   -Что это?-но тот, кто был когда-то скратангом уже спешит вверх по желтой, покрытой следами от острых когтей стене и Занмар с трудом поспевает за ним.Добравшись до полос лепнины, отделявших от стены сводчатый потолок, новый его знакомый исчез в темном проломе, протиснувшись в который, отталкиваясь согнутыми конечностями от его неровных стен, поворачивая и поднимаясь, Занмар оказался на крыше, на поверхности того купола, лишившегося во многих местах позолоты, покрытого трещинами и вмятинами, следами от ударов и черными пятнами ожогов.Высокий шпиль, сломанный на середине, прибежищем был для обнимавших его тонкими лапами черных чещуйчатокрылых существ с длинными щупальцами хвостов и весь дворец был виден отсюда, все его небрежные строения, проломленные купола, падающие башни и увядающие сады.
   Все здесь подчинено было самостоятельному разложению, в узких аллеях гнили трупы мертворожденных, неудавшихся семян и многих других тварей, каменные плиты дорожек трескались и рассыпались, статуи отрывались от зданий и с печальным грохотом разбивались, падая на мертвые фонтаны, полные протухшей воды и никто не удосуживался противостоять этому, ремонтировались только машины в лабораториях, новыми были только инструменты и приборы, без которых не мог обойтись Сеятель, все остальное он предпочитал отдать молчаливому, улыбчивому разрушению, от которого, по его словам, ничто и никто не мог спастить и которое было едва ли не самым прекрасным, что когда-либо существовало.Он создавал прекрасные дворцы и они радовали его чистой красотой своей, сияющими куполами и высокими шпилями, гладкими колоннами и радужными улыбками статуй, но еще больше радовался он, когда замечал первые трещинки на их каменных губах, когда начинала протекать крыша, становилась мутной вода в бассейнах, ведь все это указывало ему, способному прозреть едва ли не все, что способно существовать на неустанное движение, неумолимое стремление, ценимое им больше, чем сияющая неподвижность.
   -Я видел десятки тысяч Великих Деревьев-сказал он однажды Занмару, когда его госпожа ласкала руками в кожаных перчатках огромный член:-Я вкусил пустоту между ними, я знаю, что только она совершенна.Мне не нравится, когда меня боготворят, в этом нет ничего интересного.Я люблю, когда меня принимают как соперника, в это величайшее наслаждение создателя-видеть, как дети стараются превзойти его, даже если это невозможно и попытки их неизбежно обречены на провал.
   Высоко в небе над ними заметны были черные, увеличивающиеся в размерах точки, коих Занмар насчитал больше трех десятков, остановившись лишь потому, что все новые возникали они. Быстро падая, они увеличивались в размерах и вскоре он уже мог различить их покрытые плавными выступами сферы и стеклянно блестящие части, напомнившие ему рассказы его старого учителя, самого не однажды принимавшего участие в высадке на атрианских болидах. Пушки, установленные на башнях, расставленные в садах, на которых он часто натыкался во время своих прогулок и бесед с Сеятелем открывают огонь, извергая искрометные снаряды и те взрываются в высоте облаками красного дыма, попав в который болиды вспыхивают и растворяются, рассыпаясь серебристой пылью, почти не имеющие возможности увернуться, лишь немного способные изменить свой курс, ведь скорость является основным преимуществом их. Облака медленно тают и болиды проносятся сквозь них, на мгновение озарясь мерцающей аурой, длинные темные существа, сородичи Зарра, поднимаются в воздух из дальних садов дворца, где они нежились в искусственном тепле и пенистой влаге, вкушая драгоценные сладкие блюда. Настал момент заплатить за сотни лет блаженства и они яростно набрасываются на болиды, поднимаются ввысь, чтобы, сложив крылья, броситься вслед за ними, нагнать их, обхватить всеми лапами, вонзить когти в стальные корпуса и разорвать их, выбрасывая прочь изумленных атров, хватая их и раздирая тела зубами, привыкшими переламывать кости рашванов, отпуская затем останки, чтобы они вместе с тем, что когда-то несло тех существ и казалось неуязвимым, рухнули на крыши прекрасных строений, пробивая их, ломая заржавевшие, сгнившие машины, назначение чье не смог бы вспомнить уже и сам Сеятель, впуская солнечный свет в пыльные залы, где много лет не бывал никто, заполненные статуями существ, которых никто и никогда не видел на этом Древе, оскверняя светом стены, прятавшиеся под пейзажами умирающих от флойса листьев.
   Но слишком много было болидов и они прорывались, они падали в сады, они скатывались по куполам и пробивали их, прорывались сквозь крыши, выбрасывая гремящие фейерверки осколков, замирали на каменных дорожках и раскрывались, выпуская атрианских воинов, молчаливых и быстрых, мгновенно скрывавшихся за статуями и каменными валунами, оставшимися от недостроенных зданий. При помощи жвал они неслышно общались друг с другом и только на самом пределе слуха Занмар слышал их приторный треск, понимая, что не мог бы заметить его, будь человеком.
   -Как могут они...-он повернулся к своему новому знакомому, но тот уже осторожно спускался по куполу, намереваясь пробраться через водосток, как это часто делали они. Занмар последовал за ним, упираясь конечностями в тонкие стены трубы, слыша под собой грохот спускающегося соплеменника. В этой смрадной темноте, куда сквозь дыры пробивался яркий свет он чувствовал себя удивительно уютно и на мгновение у него возникло желание остаться здесь навсегда и звуки битвы стали успокаивающим ритмом, в такт которому подрагивали его конечности и пульсировали напряженные мысли.
   Они стали теперь совсем иными и с каждым днем он все отчетливее чувствовал различие то. Если в бытность его человеком они казались ему подвижными тяжелыми змеями, вечно меняющими кожу, ядовитыми друг для друга, то теперь скорее напоминали медлительных неповоротливых червей, не знающих голода и страсти, полумертвых высохших прингов, собирающихся окаменеть до лучших времен. С трудом удалось ему вернуть себя к происходящему, бывший некогда скратангом находился уже далеко внизу и Занмар удивился, что темные ритмы не подействовали так на него, найдя причину это в различии происхождения.
   Он вывалился из широкого зева водостока, проскользнул между выщербленными, затупившимися клыками горгульи и упал на потрескавшиеся плиты, по которым бежали в сосредоточенно молчании мертворожденные, один из которых когтистой ногой наступил на того, кто мог бы стать Великим Древом, но оказался слишком торопливым и неловким для того.
   Величие битвы подвывало вокруг него побитым, искалеченным форгом. Мертворожденные, припадая к земле, прячась за постаментами, с которых низвержены были статуи, перекрикивались, извергали ругательства, стреляли, осматриваясь вокруг, с испугом взирая на проносящиеся над ними, осыпающие их зелеными искрами болиды, подбитые и вращающиеся от того, разваливающиеся в воздухе, осколками своими сносящие головы статуй и разбивающие хрупкое стекло, в то время как притихшие атры скользили блестящими тенями, прихрамывая от неудачных приземлений, никогда не оставаясь в одиночестве.
   В ощущении ловкого, небрежного и спокойного самодовольства их, изящной силы и рассудительного могущества он увидел нечто схожее с тем, чем была его госпожа и путь от удивительного предположения до абсолютной уверенности был пройден им за одно краткое мгновение, достаточного лишь для того, чтобы рядом с ним от пуль атров умерло трое мертворожденных. Осторожно перебравшись через тело одного из них, кому стальная искра пробила верхний глаз, приложив все силы, чтобы удержаться и не выпить жидкости своего раздавленного сородича, Занмар пересек дорожку, опасливо глядя на пришельцев, скрывающихся за разбившимися, изливающими ставшую на воздухе оранжевой жидкость, выбросившими хранившиеся в них и теперь стремительно разлагающиеся тела колоннами. Занятые своей беседой, обсуждением планов, предположениями о будущем, они не обратили внимание на него, хоть он и боялся, что из одной только прихоти или омерзения может любой из них выстрелить в него. Он признавал за ними право на то, чтобы казаться им таким же отвратительным, какими были когда-то для него принги, которых он с удовольствием давил тяжелыми ботинками во время патрулирования окрестностей Фаррина, с замершими от злобного восторга глазами наблюдая за тем, как подергиваются в затухающем ритме тонкие гладкие лапки. Но вокруг наслаждалась смерть и было им некогда отвлекаться на Занмара или же они приняли его за одно из странных местных существ, суетливого паразита, древнего обитателя этого дворца. Он пробежал мимо их ног, обутых в тяжелые синие сапоги, обратив внимание на то, какими блеклыми были красные узоры на зеленоватом хитине и скрылся в проходов посреди полуразрушенной стены. В узких тоннелях метались его сородичи, визжащие от страха, выкрикивающие проклятья и обреченности на первом языке, но он старательно пробирался мимо них, отталкивая, избивая их, бьющихся в истеричных стенаниях, слыша звуки выстрелов и взрывов, тяжелые удары приземляющихся болидов, злобные выкрики мертворожденных, шипящую болтовню атров. Но было и нечто иное, незнакомое и пугающее, безличное и неотступное, подобное голодному хищнику, впервые за долгие недели почуявшему добычу, способное на ужасающее терпение, подсмотренное у хищных растений, почитающее разум и одновременно склонное к чувственной легкости поэзии, беспредметной изменчивости галлюцинаций. Чувствуя это как живое движение, он лишь усилием воли подавлял в себе желание броситься прочь, удерживая себя на пути к тем помещениям, где Сеятель держал своих пленников и наложниц. Он был уже так близко, что ощущал запах своей госпожи, отчего покалывающая дрожь возникала в его языке, когда путь ему преградила прочная решетка. Сколько ни пытался он вытолкнуть ее, раздвинуть ее прутья, силы его маленького тела, легко гнущихся конечностей, было недостаточно для того, чтобы причинить ей вред. Оставив открытыми только средние глаза, он всмотрелся в полутьму и увидел Джаннару, нагую, в одних только черных чулках и длинных перчатках, со стальными оковами на запястьях, от которых тянулись к кольцам в потолке широкие кожаные ремни. Ее волосы, ставшие совсем белыми, заплетены были в две длинные косы, черный шар кляпа обняли ее губы и Сеятель стоял перед ней, держа в правой руке длинное изогнутое лезвие. Только круглые овальные экраны стоявших возле стен машин, только всполохи на них и искры, невнятное мерцание их освещали помещение то, но было достаточно того для Занмара, чтобы увидел он страх.
   -Ты знаешь, для чего это? - Сеятель поднял нож к лицу Джаннары и она покачала головой.
   - Скратанги используют его для того, чтобы убивать тех своих детей, которые им кажутся неугодными. Слишком бунтующие, недостаточно красивые, непригодные для продолжения рода, - он провел пальцем по стальной плоскости, по золотистым на ней угловатым символам и знакам, -Очищают себя для того, чтобы становилось прекраснее Великое Древо.
   Схватив Джаннару за шею, он притянул ее к себе и воззрился на нее, склонив голову.
   -Я не позволю им убить меня, - и, отступив от нее на шаг, он вонзил ту безгрешную сталь в бледную кожу между своих грудей.
   Забившись, Джаннара закричала сквозь кляп, раскачиваясь, болтая ногами, тщетно стараясь вырваться, а господин ее медленно опустился на пол, хрипя, выбрасывая потоки темной крови через полные губы, размахивая руками так, как будто пытался поймать драгоценное насекомое, многие годы манившее его редкостью своей. Когда же он стих, рыдания и слезы стали всем, чем могла показаться Джаннара и теперь только от них содрогалось обвисшее ее тело. Голова ее склонилась, закрылись глаза и одна за другой капли, пробуждавшие в Занмаре сладкое чувство превосходства и победы падали на каменный пол.
   Выбив тонкую и хрупкую дверь, высокие существа в черной пластинчатой броне, в гладких шлемах с маленькими на них рожками ворвались в ту комнату, освещая все вокруг яркими лучами укрепленных на их плечах фонарей. Осмотрев все углы, ткнув оружием и штыками на нем в мертвое тело на полу, убедившись в том, что здесь нет опасности, они направились дальше и только двое остались, один напротив Джаннары, а другой возле двери, осторожно выглядывающий, не выпускающий из рук маленький, со складным прикладом, автомат.
   Еще до того, как стоявший напротив его госпожи снял шлем, Занмар был уверен в чувствах своих и разочарование предсказуемости обдало его бездыханным жаром своим. Светлые волосы и горделивый взгляд, спокойная страсть и жесточайшая мудрость выдавали корневика и взор, которым он одарил Джаннару, медленно поднявшись от ее ног и задержавшись на груди, был полон гневного презрения.
   -Я знаю, кто ты, - он прикоснулся пальцем к ее кляпу, - Я помню тебя вместе с Джонасом.
   Руки за ее шеей, он расстегивает тонкий ремешок и тот остается в его руке.
   -Что случилось с вами?
   -Мы...- хриплый дрожащий голос Джаннары, забывающий слова, слишком слабый для оправданий, вынудил ее замолчать. Откашлявшись, вытерев о собственное плечо губы, она подняла голову и посмотрела в глаза стоявшему перед ней. - Мы потерпели крушение из-за рассинхронизации двигателей.
   Мужчина кивнул, помахивая кляпом.
   -Как ты оказалась здесь? - он с любопытством воззрился на один из экранов, вчитываясь в изображенное на нем.
   -Я нашла одну из наших станций и дала сигнал бедствия. На него отозвался Сеятель...
   Он с размаха ударил ее по лицу ладонью в грубой перчатке.
   -Кто?
   Кивком головы она указала на мертвеца под ее ногами.
   Присев, мужчина внимательно всмотрелся в него.
   -Он называл себя сеятелем? - голос его тихой был ненавистью.
   -Он...он и был им...- под его спокойным взором она теряла решительность быстрее, чем когда-то невинность.
   -Ты полагаешь, что Сеятель мог бы умереть так легко? - не поднимаясь, он повернулся к ней, посмотрел на нее поверх плеча, скривив губы, - Что мы могли бы так просто и быстро захватить его дворец?
   -Быть может...- она отвернулась от мужчины, - Он хотел этого...
   -Ты была его любовницей? - он провел пальцами по лбу Сеятеля, коснулся его губ, покрытых высохшей кровью.
   -Я беременна от него, - и тогда он поднялся, приблизился к ней, медленно наклонил голову сначала в одну, потом в другую сторону, рассматривая ее с дрожащей улыбкой на влюбленных в презрение устах.
   Он плюнул в нее так, как другие посылают воздушный поцелуй и остался доволен результатом, глядя, как слюна стекает по ее лицу, залепляет глаза, замирает на губах, течет по подбородку к черному блестящему шару кляпа.
   Упершись конечностями в стены, Занмар чувствовал, как дрожит во рту его туго свернутый язык. Его прекрасная госпожа была потеряна теперь для него если не навсегда, то на то время, которое понадобится ей, чтобы выносить, родить и выкормить ребенка. Он помнил, несмотря на то, что память его вместо прежней, текуче-каменной, становилась теперь собранием малоподвижных дымов, что некоторые человеческие самки не были способны к спариванию еще долгое время после рождения ребенка по причинам далеким от физиологии и опасался, что Джаннара может быть именно такой. Он мог бы помочь ей ухаживать за ребенком, охранять его, убить его, чтобы у нее было не о ком заботится и она быстрее стала пригодной для совокупления, вновь вернув ему возможность обладать ею.
   Улыбаясь, корневик выходит из комнаты и тогда второй воин снимает шлем, чтобы выпустить из-под него длинные волосы свои. Она бросает шлем в угол и он ударяется об одну из машин, отчего та выбрасывает гневные искры. Подойдя к Джаннаре, она сбрасывает с плеч ремень автомата и он падает на пол с глухим нервным звуком, встает перед ней, опустив руки, соединив их пальцы над промежности и всматривается в ее лицо.
   -Отродье, - медленно, растягивая и наслаждаясь, она произносит то слово, - Джонас проклял бы тебя.
   Наклонив голову, спрятав за спиной руки она рассматривала висящую перед ней, тихо плачущую девушку и Занмар чувствовал от того нечто, ранее ставшее бы возбуждением, но теперь лишь ползшее по его панцирю скребущим чесоточным паразитом, сжимающее внутренности и вынуждающее сворачиваться язык. Протянув руку, воительница сжала грудь Джаннары грубой перчаткой, чешуйчатыми пальцами ее скрутила сосок, другой рукой схватила за промежность.
   -Ты опорочила его имя, - она приблизила свое лицо к ее груди, - Ты предала свой народ. Джонас не стал бы и разговаривать с тобой после всего, что ты сделала.
   Ее пальцы в грубой перчатке ласкают Джаннару, скривившую лицо от тех болезненных наслаждений и она молчит, ей нечего сказать, ибо все, что слышит она, не вызывает у нее сомнений. Глядя на лежащее перед ней мертвое тело, она испытывает головокружительное сомнение, разрастись которому, обрести шипы и ядовитые яркие цветы не дает лишь уверенность в том, что Сеятель может позволить себе все, что пожелает и немыслимо подходить с собственными суждениями к планам и действиям его. Он говорил, что умирал уже много раз, что иногда по несколько присутствий имеет он на одном Великом Древе, если есть в том нужда и в том, что умер он не видела она окончания, в разрушении этого дворца не чувствовала поражения. Замысел его превосходил смерть и вожделение, учитывал гниение и распад, предполагал, что не может быть восстановления и возвращения, но только созидание подобия и правдоподобность его.
   -Сними меня, - сквозь слезы и стоны страдальческих удовольствий прошептала Джаннара и девушка резко отдернула руки, отступила на шаг, всматриваясь в нее с таким подозрением, как будто опознала в ней одного из тех существ, что могут притвориться человеком, не будучи им.
   Выбивая ногой остатки двери, в комнату вошел вооруженный длинноствольной винтовкой атр с красными пятнами на фиолетовом теле и жвалы его широко разошлись, когда он увидел лежащее на полу тело. Вздохнув, он закинул винтовку за спину и присел, положив руки на лоб сеятеля.
   -Что ты делаешь? - резко развернувшись, корневичка сжала руки в кулаки, приготовившись к удару, злая от непонимания, раздраженная недоумением. Накладные ресницы ее едва не сорвались с век, когда она бросилась к атру, хватая его за плечо и поднимая.
   -Воздаю ему честь,- атр оставался спокойным и только шевелящиеся волоски на животе выдавали его волнение, - Разве ты не знаешь, кто это?
   -Кто? - она расслабила руки, выпрямила спину, отступила на шаг, сощурила глаза, позволяя ему видеть всю недоверчивую злость ее.
   -Один из тех, кто создал когда-то атров, указал нам путь, научил нас первым двадцати танцам. Теперь таких как он почти не осталось на Великом Древе. Почти все они умерли. Говорят, что они погибли от забытой войны или погибли от болезни. Мы не знаем точно. Но встретить любого из них, даже мертвым - большая удача. Теперь мой род навеки благословлен, удача никогда не оставит меня.
   Вырвав пистолет у приникшей к широкому поясу кобуры, она выстрелила в голову атра. Оружие ее способно было поглощать больших по размеру червей, чем то, которое Джаннара подарила своему слуге, пуля его пробила твердый покров, выбросила брызги липкой желтой жидкости, разбила мозаичные глаза и, тяжело перебирая руками в воздухе, ставшем слишком плотным для них, тело наемника медленно упало на спину. Стерев со своего лба крупную каплю, очистив ладонь о пластины брони, корневичка вернулась к Джаннаре. Выдернув из ножен на левом бедре короткий меч, она приподнялась и перерезала кожаные ремни, подхватив едва не упавшую на пол девушку. Обессиленная, неподвижная, она лежала на полу и только руки и ноги ее едва заметно дергались, пальцы дрожали, пытаясь согнуться, все усилия прилагала она для того, чтобы вернуть себе подвижность, оставаясь при том беззвучной и внимательной, ожидая удара, помня об опасности, наблюдая за облаченной в легкую броню соплеменницей.
   Еще один атр ворвался к ним, в каждой руке сжимая по пистолету. Взгляд на Сеятеля, взгляд на мертвого сородича и он, блистая двумя стальными шарами глаз, потрескивает жвалами, что означает смех.
   -Дворец под нашим контролем, госпожа. Сорок три болида достигло цели, две сотни защитников взяты в плен и собраны на главной площади.
   Обернувшись, девушка посмотрела на Джаннару с лукавой насмешкой во взоре окруженных золотом глаз.
   -Сколько убито таких, как он? - она пнула руку мертвого Сеятеля.
   -Пятеро, госпожа. Еще троим удалось скрыться.
   -Ты думаешь, мы обманываем тебя? - склонившись над телом Джаннары, упершись руками в колени, воительница отбрасывает назад закрывающие глаза пряди.
   -Я думаю, что Он слишком велик, чтобы мы могли понять его, - она пытается приподняться, но руки ее все еще слабы и она вновь падает на холодный пол.
   Этого Занмар уже не может выдержать. Он должен быть там, рядом с ней, видеть, как трясутся от слабости ее руки, наблюдать за ее глазами, когда она пытается вернуть себе утраченную силу. Если он не увидит, как дрожат ее ресницы, когда с колючей болью кровь растекается по знающим только член мужчины и рукоять пистолета пальцам, не сможет запомнить все, что произойдет дальше, все те бесконечные, полные пьяного презрения возбуждающие, скованные унижения, какие предначертаны были ей, какие видел он в серых глазах раздражающей воительницы, от которой исходил такой нежный и буйный жар, что казалось ему, будто больна она удивительной лихорадкой, не лишаясь болезни только потому, что та делала ее скулы острее, а ноги - стройнее. Он забился, снова и снова пытаясь вытолкнуть решетку и теперь на него обратили внимание. Держа поднятым пистолет, девушка приблизилась, всмотрелась в темноту узкой отдушины.
   -Что там? - она ткнула в решетку дулом, отчего возник приглушенный, подобный далекому удару колокола звук.
   -Это...мой слуга...- Джаннара села, медленными, осторожными движениями растирая запястья.
   -Ты спала и с ним? - зависть, услышанная в голосе воительницы удивила Занмара и он невольно подумал о том, что, несмотря на вид и повадки свои, она вполне могла быть девственницей.
   -Да, - в том безразличии могли бы несколько высохнуть листьев.
   -Я хочу посмотреть на него, - сощурив глаза, она всмотрелась в тяжелые болты, удерживающие решетку и приблизила к ней лицо, - Эй ты! Отойди подальше, я буду стрелять!
   Поспешно перебирая конечностями он забрался в темноту прохода, отвернулся от света и три выстрела, содрогнувших узкую трубу прозвучали для него оглушающим визгом, от которого еще долго не мог он избавиться, чувствуя, как холодным трепетом блуждает он по панцирю его.
   -Иди сюда...я тебя не обижу...- развернувшись, он видит ее голову, закрывающую выход, она движется из стороны в сторону, пытаясь всмотреться в темноту. Он не верит ей, но страдания его госпожи дороже всего на Великом Древе и он идет к ней.
   -Что это...- воительница отступила, когда он выпрыгнул из трубы сквозь разодранные прутья и направила на него пистолет. - Что это за тварь?
   -Он сделал его.
   -Кто? - наклонив голову, корневичка всматривается в Занмара, не чувствуя в нем угрозы, осознавая свою власть над ним и радостно от того улыбаясь, предвкушая и воображая уже все жестокости, какие можно совершить с этим маленьким хрупким существом.
   Джаннара кивнула в сторону огромного мертвого тела.
   -Мерзость, - воительница отворачивается от маленького существа, уверенная в его безобидности. Испытывая к ней одновременно ненависть, ведь она имеет ту власть, что должна принадлежать ему и завистливое восхищение, ведь она делает все то, что мечтал совершить он, Занмар подбирается поближе к своей госпоже, к ее ногам, на побледневшей коже которых безумствуют следы оков, веревок и ремней. Дрожащие, не сгибающиеся пальцы Джаннары прикасаются к его панцирю, проводят между верхних глаз, дотрагиваются до отростков над ними, еще никак себя не проявивших и при этом она улыбается отстраненной, странной, янтарной улыбкой, в которой бредят древние насекомые, никогда и не помышлявшие о будущем.
   -У меня будет ребенок...- склонившись, почти прикасаясь покрытыми коростой сухой кожи губами к его панцирю, прошептала она, не подозревая, что он подслушивал их разговор и сейчас, в этом интимном откровении, он ощутил весь ужас грядущего рождения, прозрение того, что теперь этот потомок будет вечным слугой ее во всем и ей не будет нужды в ком-либо еще и понял, что должен будет убить его как только он появится на свет. Если бы он знал верный способ уничтожить его в утробе, не повредив матери, то немедля воспользовался бы им, но опасность повредить ее красоте была слишком велика и он решил, что прозрачное и вкрадчивое терпение будет полезнее для него.
   -Вставай, - воительница схватила Джаннару за руку, подняла резким и сильным рывком, - Я не хочу, чтобы ты пропустила казнь.
   Она волокла ее, с трудом передвигавшуюся на подламывающихся ногах, державшуюся за стены, по коридорам, заваленным обломками, телами мертворожденных и атров и несколько раз Занмар вынужден был скользить острыми коготками по гладкой броне, прикрывавшей человеческие тела. Радость от того, что и они были повержены оказалась столь велика, что он чуть не потерял свою госпожу, когда замер, очарованный непристойно
   мертвыми глазами корневика, лежавшего на спине с глубокой раной в груди. Снаряд пробил его броню, разорвал ее, добрался до плоти, вонзился в нее и взорвался в ней, выбрасывая ее наружу, превращая внутренние органы в единую, желтовато-красную неудержимую массу. Старательно обходя рану, боясь оцарапаться об острые торчащие края черных пластин, Занмар добрался до лица и замер, пораженный его посмертной красотой. Юноша, с волосами обычного для корневиков цвета, коротко подстриженными, выбритыми на висках, острой челкой опускающимися на лоб, устало смотрел на потолок, по которому медленно расползались выцветшие и осыпавшиеся от времени и битв, преследуемые карликовыми форгами красные принги. Глаза мертвеца казались столь невыносимо дерзкими, что Занмар почувствовал нарастающую в нем яростную дрожь. Этот молодой самец и подобные ему, еще более жестокие, чем пленительная Джаннара, прошедшие в странствиях своих десятки ветвей и сотни листьев могли бы сжечь Великое Древо во имя великих целей своих и даже капризные ошибки их, даже их отважные проступки и неподкупные преступления были столь великолепны, что только восхищение непостижимым замыслом своим могли вызывать у тех, кто пытался обнаружить в них выгоду и цель. И не было сомнений у Занмара, что павший юный воин не меньше убил существ, чем было искр на черных, с пурпурными границами кругах, занявших все пространство вокруг его глаз, не могло случиться такого, чтобы было у меньше любовников, чем рассыпавшихся вокруг него серебристых гильз. Он был рад, что пришедшие с корней погибают, он опечалился бы, узнав, что они неуязвимы. Они были слишком прекрасны для того, чтобы быть бессмертными. Их красоту должно было видеть умирающей, страдающей, искаженной предсмертными муками, терпящей неудачи и расстройства, подвергаемой пыткам и унижениям, в этом было величайшее и единственное предназначение ее - дарить немыслимую радость тем, кто красоты лишен, кто никогда не имел возможности обладать ею и для кого вид вершащейся над нею мести есть сладчайший из всех.
   Глядя на хаос, расползавшийся вокруг него, Занмар недоумевал о том, почему Сеятель не остановит его, не прекратит все это одним движением руки своей, почему не выйдет он к неразумным атрам, не явит им образ свой для того, чтобы бросили они оружие и пали ниц перед ним, но решил, что пугающему бездействию тому есть некие причины и продолжал оставаться спокойным до тех пор, пока взгляд его не заметил нечто странное высоко над листом и вдали от него, почти незаметное темное волнение, едва различимый горячечный трепет. Сосредоточив зрение в верхних глазах, он смог разглядеть, что было все это тонким вытянутым телом, в нижней части окруженном гладкими, обтекаемыми утолщениями, гипнотически покачивавшимся, извергавшим слабые фиолетовые дымы, волновавшим воздух вокруг себя прилипчивыми искрами, вспыхивавший зеркальным блеском, мерцавший темным подозрением. Выступы и решетчатые части, пластины, поднимавшиеся и опускавшиеся в изменчивом ритме, удивительное смешение частей и материалов, незнакомые страхи, пробуждаемые им, вынуждали Занмара счесть его опасным. В первое мгновение он подумал, что была это одна из машин Сеятеля, призванная уничтожить вторгшихся безумцев, но ни в облике, ни в исходившем от того аппарата ощущении не было ничего от расслабленной его спокойной мудрости, нестерпимой отстраненности, гнетущего величия и глумливая печаль сменила искристую радость, когда он понял, кем создан был и откуда пришел тот корабль.
   В одном из тех маленьких двориков, где Сеятель любил проводить время в размышлениях, наслаждаясь старинными книгами, повествующими об извращениях народов и существ, давно исчезнувших с этого Великого Древа, внимая звукам вызывающей у людей тошноту музыки скратангов, улыбаясь и шевеля пальцами в такт ее обрывистым переливам, вонзая в свои вены шприцы с иглами длиной в палец Джаннары, вкушая пышнотело язвительную вечность и блаженно жмурясь в предвкушении болтливых прозрений, ведомые корневиками атры выстроили возле стены из оранжевого кирпича пленных мертворожденных. Занмар помнил это место, здесь однажды сидел Сеятель в то время, как Джаннара извлекала из спины своего господина осколки стекла, вонзившиеся в его чудесную плоть, когда лопнула одна из емкостей в лаборатории. Опустившись на зеленоватый камень, вынудив девушку подняться на такой же, он не двигался все то время, которое она, одев черные перчатки, прилагая все свои силы для того, вытягивала прозрачные лезвия, украдкой слизывая с них фиолетовую кровь, растворявшую, лишавшую ровности их края. Притаившись за статуей поднявшего над собой огромный меч атра, Занмар наблюдал за своей госпожой, любуясь ее телом, которому яркое солнце не позволяло скрываться под полупрозрачной и короткой черной накидкой. Собранные на затылке волосы длинными прядями опускались с висков на плечи, перчатки блестели радужными всполохами чешуек, серьги в виде той руны длонгов, что должна была уберечь от нежелательного зачатия, вцепились в уши ее, красный ошейник и ремни на щиколотках звенели стальными кольцами. Занмар не слышал вопроса, ему показалось, что Сеятель не произнес и слова. Возможно, было то продолжением давней, без него произошедшей беседы или же тем ответом, который он давно требовал от нее, только теперь пробившимся через ее черные губы.
   -Дело не в том, что я больше не могу никому верить...дело в том, что в этом больше нет нужды...
   Кивнув, Сеятель довольно улыбнулся, а Занмар ощутил себя раздраженным. Здесь, вблизи от кумира своего, она не нуждалась более в вере, ей нужно было только присутствие, причем больше собственное, чем самого Сеятеля и он слышал от нее, что только теперь она и научилась ценить жизнь.
   Переступая с ноги на ногу, атры неуверенно переговаривались на своем слышимом и людьми языке, опустив оружие и почти не обращая внимание на своих пленников, растерянно переминавшихся возле стены.
   Они вошли в этот сад разбитых скульптур и колонн с противоположной стене мертвецов стороны, спустились по широким ступеням, в трещинах чьих шевелились длинные красные черви, встали рядом с атрами и корневичка заговорила с ними на их языке так быстро и с таким множеством незнакомых Занмару слов, что ему с трудом удавалось понимать, о чем именно шла речь. При этом она шутила и он видел, как довольно дрожат жвалы воинов, она использовала выражения, в презрительной насмешливости которых он подозревал принадлежность к жаргонам и диалектам и, вспоминая спокойную, неторопливую речь своего учителя, более, чем когда-либо осознал размеры показавшегося ему бесконечным Великого Древа.
   Трясясь от страха, мертворожденные взволнованно переговаривались, обращаясь к атрам на их языке, употребляя его в безупречном и тонком стиле, том самом, каким записаны были поэтические описания Двадцати Танцев в Книге Всхода, встречая лишь злобное безразличие. Они протягивали к воинам со стальными сферами глаз тонкие руки, но те лишь угрожающе поводили оружием и вспыхивали вибрирующим криком, от которого дрожали отражения в глазах Джаннары и сжимались органы в брюшке у спутника ее.
   Госпожа его, продолжая растирать руки, старалась не смотреть на тех, кто много месяцев были тюремщиками и слугами ее, сам же Занмар с любопытством рассматривал атров, обнаружив сперва, что имеется в них нечто, настораживающее и удивляющее его, сочтя таковым странный, волнистый рисунок пятен на их телах и лишь позже обнаружив, что при всем внешнем соответствии мужскому полу, они не имели полагающихся гениталий. Учитель рассказывал ему, что иногда атрианские самки, помногу предающиеся забавам друг с другом, испытывая от этого слишком сильное удовольствие, тем самым вынуждают тело свое чувствовать все то же самое, что происходит при зачатии и провоцируют его, происходящее без участия самца. Тогда они откладывают яйцо из которого, против обыкновения, появляется существо, более близкое по виду к мужскому полу, но лишенное способности к размножению. Большинство племен считало их отвратительными и уничтожало сразу же при появлении на свет. Как правило, делали это, и не без удовольствия, сами матери. Но в некоторых атрианских культурах гинамам придавалось особое значение, случалось даже, что считали их благословением Сеятеля, непорочным зачатием, и тогда они становились жрецами, благословенными воинами, священными танцорами, которым в пустые наложницы красивейшие дарились женщины и которые высокомерно взирали на совокупляющихся сородичей, с нетерпением ожидая времени проповеди или битвы. Уродцы больше всего ненавидят уродцев, как говорила ему когда-то Евгения и теперь, чувствуя ненависть, непроходимой пеленой вставшую между гинамами и мертворожденными, он был склонен поверить ей.
   Один из атров, с двумя стальными сферами глаз обратился к корневичке и та, кивнув, спустилась еще на две ступени, став ближе к мертворожденным, чем кто-либо другой.
   -Вы - отродье самозванца, мерзость Великого Древа, - она подняла голову и голос ее стал звонким от гневного довольства, - Мы гордимся тем, что очищаем его от вас!
   И раньше, чем мертворожденные успели возопить в отчаянии, атры открыли огонь. Двое слуг Сеятеля метнулись вперед, но пули сразили их, разбив голову одного из них, трижды пробив грудину другого и он умер под скучающим взором корневички.
   Рожденные мертвыми, они стали такими вновь, оставив на стене пятна фиолетовой крови, повалившись друг на друга, выбросив внутренности на немощный древний камень. Некоторые из слуг Сеятеля еще шевелились и атры, возбужденно переговариваясь, двинулись к ним. Корневичка последовала за ними, доставая из кобуры пистолет. Перед тем, как выстрелить в мертворожденного, независимо от того, подавал ли он признаки жизни, она сперва всматривалась в него, сощурив глаза, а потом плевала на его лицо, наслаждаясь этим больше, чем самим выстрелом, а Джаннара сидела на ступенях, закинув ногу на ногу, упершись локтем в колено и глядя на происходящее со сладострастной тоской. Подобравшись поближе к ней, Занмар притаился, ожидая, что она заметит, почувствует его, повернется к нему, а когда этого не произошло, спрыгнул еще на одну ступень вниз и оказался возле ее ноги, рядом с гладким левым бедром. Только теперь она заметила его, вздрогнув, обернулась и опустила голову, после чего приветливая улыбка коснулась его, а мгновение позднее - и теплая нежная рука.
   -Ты снова со мной, мой никчемный слуга.
   Он хотел сказать ей о том, что мечтает никогда не покидать ее, чтобы увидеть каждое страдание ее, но вместо звуков, привычных с детства, возникли слова первого языка.
   Покачав головой в ответ на его шипящие и трескучие переливы, она улыбнулась ему с такой безмятежной печалью, что он испугался ее больше, чем когда она сжимала шею его, почувствовав, что именно сейчас представляет она угрозу для его жизни.
   -Нам больше никто не сможет помочь, - она провела кончиками пальцев по панцирю Занмара, царапая его неровными острыми ногтями, - Все становится слишком точным.
   Но он почти не понимал того, что она говорила. Прижавшись к ее прохладному бедру, он закрыл все свои глаза, втянул мешавшие ему наслаждаться, дрожавшие от близкого присутствия смерти усики и замер в жемчужном блаженстве, успокоительно равнодушном. Где-то над ним бродили, выискивая выживших, гинамы атров, раздавались выстрелы и глумливый девичий смех, какой бывает после первого поцелуя, громадой бесспорной неизбежности нависал несуразный плод, одна за другой ломались и падали вниз вместе со всеми листьями своими казавшиеся когда-то вечными ветви, звериные тени закрывали собой вышедшие из строя, мерцающие искусственные солнца, а он чувствовал, что никогда и ни на одном Великом Древе, если даже и было их более одного, никто не сможет быть так прекрасен в страдании, как его госпожа, все еще казавшаяся ему неукротимой, ибо никто, кроме Сеятеля или представившегося таковым всемогущего существа не смог бы покорить ее. И он был счастлив тем.
  
   6
  
   Он был уже ростом выше колена своей госпожи и они заставляли ее одевать на него тяжелую сбрую и водить за собой на цепи, опасаясь, что он причинит вред их великолепному кораблю. Следуя за ней, когда она брала его на редкие прогулки, он без устали восхищался чудесными машинами, с восторгом взирал на мерцающие, болезненно резкие экраны и прижимался к круглым, укрепленным сталью иллюминаторам, за которым с обманчивой медлительностью опускались вниз далекие ветви и казавшиеся крошечными на них листья. На этой воздушной машине было тридцать корневиков, два десятка наемников - гинамов, несколько плененных мертворожденных и множество существ, собранных на разных листьях. В морге хранилось два тела Сеятеля и командир Хонна не без удовольствия, снова и снова показывал их Джаннаре, наслаждаясь тем, что до сих пор казалось ему ее возмущенным и гневным ее разочарованием. Но когда они оставались наедине, в маленькой темной каюте, она шептала ему слова первого языка, звучавшие довольно нелепо из человеческих уст и он узнавал о ее неутомимой лжи, выбирая смысл из неверных грамматических конструкций, потерянных окончаний, искаженных произношений подобно тому, как сетевик выбирает из своего улова самых молодых и сильных прингов. Сидя на узкой кровати с вечно смятой простыней и подушкой в узоре из грязных, забирающихся друг на друга пятен, она, склонившись, гладила его между средними глазами, где это было особенно ему приятно и говорила о том, что Сеятель обманул сородичей ее, что было интереснее и забавнее для него наблюдать, как считают его самозванцем и что теперь, когда она носит в чреве своем плод его, он никогда ее не покинет. Занмар с удовольствием соглашался со всем, если покачивались перед ним ее увеличившиеся груди, если видел ее промежность, которую она стала выбривать так, чтобы оставалась только короткая и широкая полоска густых светлых волос. Но если она одевалась, прикрывала свое тело, тогда он начинал ненавидеть ее. Он мог еще терпеть черный комбинезон, обычный на этом корабле, но только в том случае, если она расстегивала молнию и была видна ее неудержимая плоть, но любая другая одежда раздражала и злила его и тогда он был готов разрушить любую ее веру, лгать ей, говорить ей то, что должно было бы разубедить ее или, по крайней мере, причинить боль. Сам он оставался равнодушен к тому, был ли истинным тот Сеятель, которого он знал, все мысли его сосредоточены были на великолепном ветвистом будущем, предназначенном ему. Не было для него никакого различия в происхождении и сути, только путь имел значение и он терпеливо ожидал, пока закончится взросление его, когда сформируются и обретут полную силу все органы в его удивительном теле, необходимые для будущего роста и он почувствует готовность к новым изменениям. Кожаная сбруя, черные ремни с квадратными стальными заклепками, стягивали его тело, звенели стальными кольцами, когда он совершал резкие движения, приятно сдавливали основания конечностей, возбуждающе вминались в упругое брюшко и когда он смотрелся в зеркало, облаченный в эти волнующие оковы, то находил себя подобающим своей вновь обретшей, несмотря на презрение сородичей, прежние высокомерие и гордыню, госпоже. Большую часть времени он проводил в углу ее маленькой каюты, где она устроила ему огороженное сеткой место, настояв, чтобы он не был отправлен к прочим животным, на что командир согласился лишь после того, как она убедила его, что использует Занмара для сексуального удовлетворения. Вопреки его мечтаниям, ничего подобного не происходило. Не имея половых органов, он не мог быть полезен ей и она выбрала для себя юношу, чьей обязанностью на корабле был присмотр за аппаратами связи. Высокий и улыбчивый, он приходил к ней едва заканчивалась его вахта и Занмар вынужден был наблюдать за ними, сидя в своем углу, позвякивая безразличной сталью. Новый любовник Джаннары, будучи племянником командира, любил стоять возле двери, наблюдая за тем, как она раздевается, стягивает с себя комбинезон, бюстгальтер и трусики, пристально и вызывающе глядя на него. Он любил, чтобы на ней были черные чулки и когда она доставала их из маленького шкафчика в стене над койкой, улыбка злой судорогой впивалась в его нетерпеливые губы и пока она прикрывала ими свои длинные ноги, он уже обнажался, являя свой покрасневший, толстый и прямой, с массивной головкой сокрушительный член. Она предпочитала стоять на четвереньках или быть сверху только для того, как был уверен Занмар, чтобы смотреть на него, изуверски и шаловливо улыбаясь, сжимая груди и соски, показывая ему все то, чего он был навеки лишен. Выбросив семя, юноша любил закурить и сидеть, глядя на потолок, прислушиваясь к прерывистому, сладостному, отравляющему печаль, отнимающему гнев подавляющей волей своей волнению великих машин, сбрасывая пепел на пол, поглаживая Занмара у основания конечностей, что нравилось ему, несмотря на возникающий позднее раздражающий, но быстро проходящий зуд. Не испытывая ни ревности, ни зависти, из которых первая виделась ему теперь слишком приветливой, а вторая - неожиданно доверительной и горестной, он наблюдал за движениями их тел так, как делала то вечность, созерцая восход Великого Древа. Уже был заметен ее увеличившийся живот и много времени, в отсутствие своей госпожи, он размышлял о том, каким будет этот необычайный плод, предвидя в нем склонности разрушительные и смертоносные. Будь это дитя в мыслях Занмара похожим на Тиннара, он смог бы это принять, будь оно новым Сеятелем, какого он знал, это стало бы целительным видением для него, но все в нем отказывалось принять как возможное домыслы те, пугающее сопротивление встречали попытки явить их посредством воображения, убеждая Занмара в том, что само Древо отрицает подобное даже в качестве возможности. Временами в минуты неистового и злорадного одиночества ему слышались далекие манящие шумы, звуки, через мгновение после себя казавшиеся словами первого языка, развратные стенания, возбуждающие движения, шуршащие тени, что могли быть только самим Великим Древом, соками его, чешуйками коры, покидающими его ствол для того, чтобы упасть на листья и погубить собой города и народы, паразитами, в сравнении с которыми гнурги были бы ничтожны, прогрызающими свои пути сквозь его плоть, ветрами пустоты, раскачивающими его, неукротимыми корнями, неспешно пробивающими себе путь вглубь Великой Тверди. Отгоняя их, он пытался убедить себя, что все это было лишь возгласами сознания его, не привыкшего до сих пор к новому телу, неспособного справиться с ним, с притязаниями и пороками его. Но они возвращались в его снах, они заглушали голос его госпожи, царствовали в проклятьях, сливались с мечтами, превращая их в мятежные и грубые формы и он смиренно принял их, приготовившись к тому, что рано или поздно они полностью подчинят себе мысли его и совпадет то со временем, когда настанет для него пора погрузиться в нулевой слой.
   Кабинет командира Хонна, его личная каюта, его сокровенное логово, располагался намного ниже кают экипажа и для того, чтобы спуститься вместе с Занмаром, когда командир пожелал того, Джаннаре пришлось воспользоваться грузовым лифтом, поскольку лестницы были слишком узкими, а ступеньки - маленькими для ее слуги, иные же были и вовсе винтовыми. В черных стенах лифта гипнотические мерцали отражения, завораживающие плыли хищные рыбы сияний, в низком потолке притаились круглые, трусливо моргающие лампы. Покачиваясь на высоких каблуках госпожа его теребила в пальцах петлю тонкого поводка и выглядела такой взволнованной, как если бы судьбы всего Древа предстояло решать ей.
   В круглой черной пепельнице на его столе уместилась гора окурков, маленькая книга в красной кожаной обложке, раскрытая на середине, в качестве закладки для своих мятых, потрескавшихся, пожелтевших страниц использовала плоский стальной фаллос, в беспорядке разбросанные бумаги с картами листьев и ветвей на них, схемы устройств и механизмов испещрены были множеством пометок и подписей, чучело принга, инкрустированное переливающимися самоцветами, угрожающе развело в стороны передние золотистые лапки, часть неведомой машины, состоящая из зеленоватых шестерней и черных колес едва заметно мерцала, раскаляя действительность вокруг себя, в маленьком граненом бокале с мутной в нем водой плавало мертвое насекомое и стеклянная исцарапанная сфера, заполненная белесой жидкостью подвижными тенями в себе волновала и смущала взор, безуспешно пытавшийся уследить за ними, исчезающими, как только все внимание обращалось на них.
   Командир, сложив на груди руки, рассеянно смотрел на стоящую перед ним девушку. Черный жилет, одетый на голое тело позволял видеть множество темных следов на сгибе его локтей, мутные пятна, расползавшиеся гнойной синевой, вспухшие вены, заметные даже под черными татуировками когтистых тварей, покрасневшие глаза, ввалившиеся в серебристо-черные пространства вокруг них блуждали ползучим взором в полутьме каюты.
   Приподняв лежащую на столе руку он махнул ею, отпуская приведшего Джаннару адъютанта и жестом другим, чуть более плавным и направленным вниз, пригласил ее сесть. Опустившись на прикрученный к полу стул с высокой спинкой, она натянула поводок и Занмар оказался возле ее ноги, прижавшись к поднимавшемуся до колена сапогу, подозревая, что в близости той пытается госпожа его обрести силы, необходимые ей для разговора с Хонной.
   -Не желаешь?- он достал из ящика стола сигареты и протянул ей.
   Она покачала головой.
   -Эти c нижних листов.
   -Дым может повредить ребенку.
   -На каком ты месяце? - командир выдвинул ящик стола, достал из него исцарапанную стальную зажигалку, вытянул последнюю сигарету из красной пачки и бросил ее, пустую, на пол.
   -Третий.
   -Такое отродье, как твой ребенок обычно требует не меньше шестнадцать для вынашивания, - откинувшись на спинку кресла, он вращал сигарету между пальцев, пристально глядя на девушку, - Ты знаешь, что мать, как правило, умирает, рожая его?
   Она кивнула, улыбнувшись.
   -Тебя это не пугает?
   -Я рада носить и родить его дитя. Если при этом я погибну, то буду только счастлива, что дала жизнь великому существу.
   -Ты действительно считаешь его Сеятелем? - он взял со стола стальную зажигалку и закурил сигарету.
   Она молчала, опасаясь того, что почувствует он ложь и что последует наказание за искренним ответом.
   -Я понимаю тебя, - положив руки на стол, он склонился над ним, он приблизился к ней, - Но ты совершаешь чудовищную ошибку. Нас самих много раз принимали за его посланников только потому, что у нас есть удивительные машины и можем делать то, что кажется чудесами. Ты не можешь знать, но мы много раз встречались с такими, как он, существами. В закрытых архивах есть информация о том, что тысячелетия назад они пытались захватить наши ветви, но что-то помешало им. Время от времени наши экспедиции встречаются с ними или следами их присутствия. Как правило им прислуживают гинамы и ты понимаешь теперь, почему они не приветствуются на наших листьях. У них есть технологии, которые мы не можем даже повторить, возможности, пугающие нас, но они смертны и погибают в бою. Дважды нам удавалось захватить их в плен раньше, чем они убивали себя.
   Прикоснувшись пальцем, ноготь на котором почти лишился блестящего черного лака к клавише, скрытой в столе и Занмару пришлось обежать стул для того, чтобы видеть возникшее, проявившееся в матовой и тяжелой пустоте волшебного шара.
   Существо, во всем подобное Сеятелю сидело на полу, скованное красными цепями, улыбаясь своим пленителям так радостно, как будто ничего более приятного не могло и вообразить.
   -Как вы называете себя? - высокий мужчина со светлыми бородой и бакенбардами стоял над ним, сложив на груди руки, рассматривая существо со скучающим презрением во взоре.
   -Сеятель. - равнодушно молвило существо.
   -Вы считаете себя создавшим Великое Древо? - он оставался бесстрастным и спокойным, казался почти великолепным.
   -Одно из многих, но не это. - в голосе существа слышалось усталое сожаление.
   -Как вы создавали другие?
   -Бросал семя в почву. - ласково улыбаясь, он смотрел на мужчину тем взглядом, каким награждают мгновение назад лишившихся невинности женщин.
   -Вы принимаете нас за глупцов. - но недовольство его было наигранным. - Вы обладаете совершенными технологиями. Откуда они у вас?
   -Я обладаю знаниями. - слово это он произнес так, что Джаннара ощутила жжение в промежности и напряглись соски ее.
   -Поделитесь ими с нами, - он привык требовать от мужчин и женщин и надеялся, что опыт сей поможет и здесь.
   -Это невозможно и бесполезно, - упрек слышался в словах того, кто называл себя Сеятелем, - Вы не сможете найти им применение.
   -Почему вы так считаете? - мужчина почувствовал себя уязвленным тоскливой уверенностью собеседника его.
   -Неужели вы хотите создать еще одно Древо? - было бы лучше, если бы он насмехался, если бы не был таким отрешенным.
   -При чем здесь это? - он возмутился, как будто самого его обвинили в недостойном.
   -Мои знания не имеют иного применения и не могут служить другой цели.
   -Вы создаете существ и оружие. Это может пригодиться нам.
   -Для чего?
   Мужчина смутился.
   -С их помощью мы найдем истинного Сеятеля и вернем ему Великое Древо.
   -Вы обвиняете меня в самозванстве и просите помочь в поисках того, чье имя я присвоил, - Сеятель улыбнулся и развел руками, - Эта просьба кажется мне несколько наивной.
   Командир нажал на кнопку, изображение остановилось и медленно угасло в мутной жидкости волшебного шара, быстрые тонкие тени в ней доели остатки. Мгновение командир смотрел прямо перед собой, не моргая, не убирая пальца с клавиши и тишина, в которой гневом постаревших беззубых хищников приглушенно рычали возносящие корабль машины напомнила Занмару о минутах, когда Евгения, усталая от ласк, отталкивала его и он ложился на спину, тяжело дыша, растирая по груди свой и ее пот, сперму, смазку, кровь, благовония, внутренности животных, какие она любила использовать для того, чтобы возбудить и раздразнить себя, рассматривая пятна на низком темном потолке и ощущая безжизненный обветшалый покой, превращавший его тело в камень.
   Вздрогнув, глубоко, с хриплым стоном втянув в себя воздух, командир Холла задрожал, откинувшись на спинку стула, черная кровь хлынула у него из губ и он повалился на стол, заливая ею бесценные бумаги, за которые торговцы на любом из листьев отдали бы немалые суммы.
   Сбросив с запястья поводок, Джаннара бросилась к нему, подхватила под руки, посадила, держа голову, всматриваясь закатившиеся желтоватые глаза, снова и снова нажимая на кнопку звонка, а Занмар, метнувшись под стол и высунув язык вбирал в себя кровь корневика, находя ее волнующе пряной.
   Адъютант ворвался, с грохотом открыв дверь, бросился к командиру, отталкивая Джаннару.
   -Простите, госпожа, после той экспедиции...
   -У Джонаса было тоже самое...-она отступила на шаг, -Это все нулевой слой.
   Юный корневик склонился над Хонной, длинная челка коснулась плеча командира.
   -Вам лучше оставить нас, госпожа...- он посмотрел на нее с такой ненавидящей страстью, что и сама она предпочла возвращение в маленькую каюту свою.
   -Они хотят использовать моего ребенка, - она положила обе руки на голову Занмара, едва не закрывая ладонями его верхние глаза, - Они полагают, что он будет таким же, как его отец. Я не хочу, чтобы он достался им, я боюсь, что отравлена нулевым слоем, ведь я трижды была у корней. Я боюсь, что у меня не хватит сил. Мне нужно бежать, ты должен помочь мне.
   -Я...нирего...не гогу сдерать...- слова человеческого языка все труднее давались ему, образы, ранее имевшие четкое определение становились неясными, привлекательность или отвратительность их все более становились сомнительными. Ему требовалось усилие воли для того, чтобы убедить себя в том, что эта женщина не только принадлежала некогда к одному с ним виду, но имеет особую для него ценность. Только память, подслеповатая старуха, была ему союзницей в том, только гниющие туши прежних чувств зловонием своим напоминали о прошлом, в котором уже не было нужды и которое виделось теперь лишь собранием голодных червей. Настоящее - скопление еще способных причинять страдание гнойников, пробивалось к нему сквозь гнетущие, воющие дымы растерянных забвений, а будущее кружилось пожеланиями о подарке, на которые никто не обращал внимание. Видя что-либо он должен был сперва рассказать себе о том, что есть оно, для чего существует, какое имеет назначение, как было создано, из каких частей состоит, как может быть разрушено и только тогда, получив наиболее исчерпывающее определение, мог придти к мнению о том, как следует ему реагировать на какое-либо изменение в мире вокруг себя. Особые трудности испытывал он с тем, что было сложным для описания. Приборы и механизмы, устройство которых он не понимал, пугали его, казались ему проявлением сверхъестественных и опасных сил, в то время как любое живое существо, со всеми его органами и потоками, представлялось единым целым, полым телом, заполненным животворной пеной. И он исполнял то, что хотели от него, отвечал на вопросы, выполнял пожелания, перемещался и оставался лишь неподвижным только из уважения к тому, что сохранялось в нем как ощущение долга перед действительностью, обязанности произвести определенную реакцию в ответ на определенный раздражитель, необходимостью следовать правилам, установленным внутренними, неопределимыми, раздражающими его ограничениями плоти и сознания. За всем видимым действием, за каждым своим словом он оставался неподвижным и молчаливым, с удивлением наблюдая за собой действующим и говорящим, с непониманием взирая на свою отстраненность. Сама мысль казалась ему движением и он следовал за ним так же, как танцор идет за самим собой, ведомый гипнотическим трансом предвидения, созидаемым тысячей репетиций, падений и травм, проникающим в мышцы и глаза, теряющие стойкость перед картинами аплодисментов, но сохраняющими их в равенстве с мечтами о великолепном провале.
   -Ты можешь...посмотри... - она схватила его переднюю конечность, подняла ее, поднесла к его нижним глазам, чтобы он увидел отросшие по все ее длине острые крючья. Вскочив, она выдвинула ящик тумбочки и между пальцев ее оказалась одна из чешуек, покрывших его брюшко. Сжав ее между указательным и большим пальцами, она провела ею по своей ладони, оставляя тонкий кровавый след.
   -Они боятся тебя, они не знают тебя. - отбросив чешуйку, упавшую под койку, она села на колени перед ним и средние его глаза оказались перед грудью ее, видя сквозь прозрачную ткань напрягшиеся соски, - Я слышала, как командир говорил, что ты слишком опасен, чтобы оставить тебя на свободе. Я думаю, что их оружие уже не может повредить тебе. Мой...- она смутилась, отвела глаза, опустила голову, отчего волосы скрыли ее лицо, -Сеятель говорил мне, что когда ты достигнешь зрелости, на всем Великом Древе не будет того, кто сможет тебя остановить.
   Осторожно, стараясь не повредить ей он протянул конечность к ее груди.
   -Ты хочешь...- она подняла взор, сомневающийся и недоуменный, выпрямилась, положила ладони на колени, наклонила голову, задумчиво рассматривая его тело.
   -Тры угде не мгоя роспода...- он не чувствовал в ней прежней силы и решимости, плод изменил ее, отравил ее кровь веществами, по вине которых она более не желала властвовать и подчинять и, глядя на нее, даже в те моменты, когда, используя все волю и воображение свое он представлял себя прежним, не ощущал Занмар того испуганного благоговения, с каким следовал когда-то за ней.
   -Но ты же хочешь меня...- она наклонилась и рука ее скользнула под передние конечности, по брюшку, касаясь редких и коротких, жестких волосков.
   Подобные желания, слишком странные для того, кто лишен гениталий, все же оставались еще у него и нередко, глядя на нее, спящую обнаженной, он чувствовал волнующее жжение в глубине своего тела, подозревая, что на вид женщины, раздвинувшей во сне бедра, отвечают органы, отнюдь не предназначенные для того и опасаясь, что это может повредить им и, соответственно, не только его здоровью, но и величию того Древа, которым ему предстояло стать.
   Издав неловкое рычание вместо ответа, он, напрягшись, заворожено смотрел на то, как, приподнявшись и выпрямив ноги, она, чуть отодвинувшись от него, оперлась на локти, раздвинув в стороны колени.
   -Или ты хочешь, чтобы я одела красные чулки? Я видела, что они тебе нравятся...- ее лукавый голос, ее сощурившиеся, придирчиво всматривающиеся в него глаза, напомнили ему о продажных женщинах, собиравшихся по ночам на площадях того города, где он родился и название которого стало уже исчезать из его памяти, ведь в настоящем и в непосредственной близости не было ничего, что могло бы удержать его. Но он помнил красные чулки, одевая которые, Джаннара с наслаждением извивалась перед новым своим любовником, имитируя брачные танцы атров.
   Приоткрыв пасть, он развернул, вытянул к ней свой язык, прикоснулся им к промежности ее, от чего она вздрогнула и колени ее дернулись в попытке сблизиться. Но, удержав себя, она развела их еще дальше друг от друга, приветливо и приглашающе улыбаясь. И тогда он впился в ее клитор и она вскрикнула , изгибаясь, а он дрожал от бесстрастного удовольствия, высасывая горьковатый сок, чувствуя жар в брюшке, закрывавший его нижние глаза.
   Оставив открытыми только средние, он наслаждался ее страданием, тем, как она сжимала веки со всей мыслимой для них силой, одновременно при том стараясь издавать стоны, что должны были уверять его в том, что совершаемое им доставляет ей наслаждение. Обмануть его в этом было невозможно и он был доволен тем, что узнает и принимает ее ложь, вместе с ней создавая иллюзию того, что именно благодаря этой покорности он поможет ей, последует за ней, выполнит ее просьбу. Все это ничего не значило для него, он мог бы с легкостью отказаться от любых обязательств, поскольку цели и намерения, основанные ими не могли идти в сравнение с тем, что представлял собой он сам, но именно сладкое ощущение осознаваемого обоюдоострого обмана, одинаково отвратительного им обоим и было единственным, что имело силу объединить их и позволить им выжить. Он подозревал, что командир рассматривает его не более, чем любопытный и необычный объект для исследований. Они много раз захватывали существ, подобных Занмару, но никогда им не удавалось узнать что-либо у них, путано и бессмысленно говорящих только на первом языке. Он же спокойно и ничего не скрывая отвечал на все вопросы их, если только были известны ему ответы, рассказывал о том, кем был в человеческой жизни, что было известно ему о том, кто называл себя Сеятелем, пересказывал беседы с ним, сообщал об устройстве его дворца, о его лабораториях, о том, какими чувствами и особенностями обладало его тело, что чувствовал и переживал, какими видел и считал свои будущее и предназначение. Чаще всего с ним беседовал тот юноша, чье семя сохраняло теперь красоту и здоровье Джаннары, несдержанный, холодный и безмятежный Фаннол, так любивший, в отсутствие девушки сидеть нагим на ее койке, сжав в одной рук сигарету или маленькую красную бутылку, а в другой - ее трусики и размышлять вслух о Сеятеле и Великом Древе, время от времени, невзначай, спрашивая у Занмара мнение о том, что в тот день более всего интересовало командира, прося его рассказать о том, что тот счел важным для себя. Сам он не мог понять, как может помочь корневикам все сказанное им, не чувствовал в своих знаниях никаких опасных тайн и удивлялся тому, что так много внимания уделяют они ему. Случалось и так, что разговоры те доставляли ему удовольствие, когда он, уставший от обворожительного одиночества, уже не мог вспомнить последовательность событий, приведшую к настоящему его состоянию, завершившуюся в этих месте и окружении. Неторопливая беседа с благодушным юношей отвлекала его от тех головокружительных мыслей, от бессмысленных попыток увидеть прошлое постоянным и прочным, в то время как было оно башней с источенным фантазиями основанием, готовой упасть как только он вздумает поднять над ней еще один сотканный из заблуждений флаг.
   И было интересно ему, как долго сможет она терпеть, сколь многое позволит ему, каждую секунду ждал он того, что она застонет, заставит ноги свои затрястись, изображая оргазм и останавливая движения его языка. Но она поглаживала свои груди, сжимала соски, облизывала губы и продолжалось это столько, что он уже не мог сказать, действительно ли она испытывает наслаждение или все же обманывает его, как то изначально и предполагалось и неопределенность та тягостную радость доставляла ему.
   Когда же губы ее приоткрылись для того, чтобы извергнуть отчаянный стон, тело ее затряслось а ноги сошлись, он остановил свой язык, внимая влагалищу ее, но она была слишком опытна и умна для того, чтобы позволить обману, несовершенство которого заметнее всего проявляет себя, возникнуть в чем-то более ярком, чем воображение и если бы он не знал ее, то мог бы подумать, что все, совершенное им, действительно было настолько приятно ей.
   Открыв глаза, она, улыбаясь смотрела на него и он, переступив всеми конечностями, нехотя вытянул из нее язык, долго еще ощущая жгуче-соленое послевкусие.
   -Мы должны поторопиться. Еще немного и плод будет слишком большим, я стану неподвижной.
   На следующий день, когда Фаннол пришел к ней, она попросила его опуститься на колени перед ней, что он всегда и с радостью делал, в любом унижении находя величие для себя.
   -Я собираюсь бежать, - сидя на постели в одних только черных трусиках, она крутила в пальцах сигарету, - Я хочу, чтобы ты пошел со мной.
   -Ты знаешь, что я не могу этого сделать.
   И тогда Занмар ударил его в основание черепа, пробил позвоночник и горло острой конечностью, горячая кровь хлынула на голые ноги Джаннары, оставшейся неподвижной.
   -Вот видишь. Ты сам не знаешь своей силы. - оттолкнув мертвое, дрожащее тело, она достала полотенце из тумбочки и стерла им кровь. Аккуратно сложенная, его униформа покоилась на табурете возле входа и поверх нее лежали ножны с небольшим кинжалом, подарком от давнего любовника, как признавался со смущенной улыбкой юноша. Освободив его от плена, Джаннара взвесила на ладони, подбросила, поймала черную рукоять, шероховатую, с выемками для пальцев, довольно улыбнулась, радуясь пригодному оружию. Натянув черный комбинезон с сетчатым вырезом на груди и спине, разместив сталь так, чтобы лезвие поднималось, незаметное, вдоль ее руки, она вышла из каюты и Занмар последовал за ней, не находя в себе достаточно воли, чтобы остаться.
   Узкий коридор окружал центральный стержень корабля, по которому путешествовали энергия, воздух, вода, сигналы, приказы и отработанные вещества. В черных стенах, украшенных яркими изображениями гнургов и кодангов, отражались маленькие овальные светильники, мерцавшие на низком потолке, тихо гудевшие и щелкавшие при этом, подобно недовольным хищным птицам, упустившим добычу и уже не надеющимся, что ночь подарит новую. Он следовал за своей госпожой, покорный больше, чем когда-либо, ведь на сей раз не девушка вела его, но предопределенность, которую чувствовал он как лучшее из возможных действий. Конечности его издавали тонкий стук, касаясь гладкого пола, оставляя на нем крошечные выбоины, ботинки его госпожи, на носках и каблуках подбитые сталью служили путеводным блеском и когда она замерла перед дверью лифта, нажав на кнопку вызова его, он притаился с правой от входа стороны, не имея надежд на пустоту, но и не желая чужой смерти.
   В лифте никого не было и они вошли, владея всем пространством, стальными его стенами, принявшими их отражения лишь для того, чтобы извратить их, сделать более приятными для себя самих, как женщина искажает пропорции ног каблуками, меняет цвет губ и ногтей, полагая себя от того царицей неукротимого соблазна и не подозревая, что больше привлекают его тайные, почти незаметные движения слабых мышц, насыщенные страстными соками кровь и глаза, суеверная невинность и беспричинный страх и всегда заметные для того, кто знает их повадки, порочные мысли на самом краю неподвижных, не знающих туши ресниц. Прикоснувшись к стальной круглой кнопке, она призвала движение и лифт направился вниз, позвякивая, подобно каторжнику, осужденному на тяжелую работу до самой смерти, покачиваясь, заглушая неровным гулом все прочие звуки, включая и те, какие производило множество неведомых органов в теле Занмара. Корневики пытались узнать устройство его организма, помещали его в машины, способные просвечивать живое без вреда для него, но он отражал их злые лучи, внутренности его оставались недоступными для них и только вскрытие могло явить их. Они были готовы и на это, но Джаннара убедила их, что Занмар не достиг еще зрелости, не было закончено взросление его, не сформировались органы и потому было расточительством убивать его раньше, чем завершатся процессы те. Она уверяла командира, что на это понадобится еще год, но и сам Занмар не знал, ни разу не слышал от Сеятеля, сколько потребуется времени, чтобы перестал он чувствовать новое в себе едва ли не при каждом пробуждении и склонялся скорее к мысли о том, что для каждого из подобных ему различно оно и зависит от того, кем был он в прошлой своей жизни, к какому народу, полу и возрасту принадлежал, когда погиб, сколь сложными были слова его в сочетании своем и разнообразным любовный опыт.
   Переступая с ноги на ногу, она собрала волосы в пальцах, сдвинула их на затылок и скрепила под стальной заколкой. Такой она когда-то нравилась ему немного меньше, но теперь, видя ее готовой к сражению, он ощутил, как нечто в нем, в самой сердцевине его, под тем органом, который становился больше, если он оказывался в темноте, напрягается и пульсирует, отвечая на ее спокойную и жестокую сосредоточенность.
   Когда двери открылись, перед ними предстал маленький ангар, возле стен которого прижимались друг к другу шесть машин с прозрачными выпуклыми колпаками на острых носах и ажурной сетью из черных прутьев вокруг серебристых сопел на корме. Передняя половина их, обтекаемый черный пластик с небольшими выступами, красными, по трафарету нанесенными символами, опущенным трапом, покоилась на трех небольших колесах, а задняя, почти невесомая, едкое источала невидимое мерцание, от которого у человека начинали слезиться глаза. Занмару было достаточно закрыть нижние, чтобы избавиться от неприятных ощущений, но все рабочие здесь в красных ходили защитных очках, белые комбинезоны их испачканы темными жидкостями и он видит двоих, несущих к одной из машин мертвое черное тело форга и множество прозрачных коконов сложено между машин. Трое других мужчин разговаривают, присев и склонившись над разложенными на полу схемами, еще один, поднявшись на две ступени стальной лестницы, протирает, напевая, прозрачный фонарь среднего возле правой стены аппарата.
   Он поворачивается к Джаннаре, когда она делает шаг и песня его смолкает. Посмотрев сперва на него, двое отпускают свою ношу и форг падает на пол, нелепо раскидав бессильные лапы. Один за другим поднимаются остальные, позабыв об усилителях и переключателях.
   -Она хочет бежать! - он спускается с лестницы, вытирая руки и ни у кого из товарищей его это не вызывает возражения, скорее они, уже направляющиеся к ней, удивлены, что он сказал это.
   Перехватив кинжал, она взяла его в руку, прижимая большой палец к основанию рукояти, готовая к битве, а Занмар согнул передние конечности, намереваясь первым же прыжком убить одного из корневиков, того, что был правым из трех и казался выше и сильнее прочих.
   -Командир уже знает, что ты здесь, - очистив руки и улыбаясь, он не предупреждал, но успокаивал.
   -Мне только нужна машина. Я не хочу никого убивать.
   Лифт, вздрогнув, приходит в движение за их спиной, уползая еще ниже, к каютам офицеров, к оружейным и пищевым складам.
   -Ты собираешься уйти с этой тварью? - тот, кого Занмар намеревался убить первым, поднял очки на лоб и смотрел теперь на Джаннару с насмешливой похотью, - Думаешь, его сперма тебя устроит? Я даже не вижу у него члена.
   -Это не твое дело, - она двинулась вперед, уверенная, что они разговаривают с ней только для того, чтобы дождаться командира, осматривая машины и одну за другой отвергая их. У одной были сняты двигатели, два черных куба, облепленных бесформенными образованиями, от которых тянулись короткие разноцветные провода и серебристые гофрированные трубки, другая не имела колпака и панели управления, у третьей должны были заменить правое шасси и только две, одна в центре слева и другая, дальняя от лифта с другой стороны оказались пригодны для полета.
   Выбрав последнюю, она направилась к ней.
   -Куда ты хочешь бежать? Эти ветви даже не принадлежат людям.
   Она рассмеялась, ступая спиной вперед, лицом к мужчинам, вращая в пальцах скользкий от пота пластик.
   Один из корневиков, закрытый на мгновение другим, выхватил из-за спины маленький пистолет и направил его на Джаннару, но раньше, чем он успел выстрелить, она метнула в него кинжал. Вращаясь, он ударил мужчину рукоятью по лбу достаточно сильно, чтобы тот пошатнулся и Занмар прыгнул, вытягивая в воздухе передние конечности и насквозь пронзая его ими. Те, кто был рядом с убитым бросились прочь, но молодой корневик, все это время продолжавший нервно потирать руки, сорвался с места, желая настичь девушку. Видя, как он приближается к ней, Занмар с трудом вытянул конечности из мертвого тела, сквозь бледные губы выплевывающего темную кровь, закатившего глаза, но все еще сжимающего пистолет в руке. Обрывки комбинезона остались на окровавленных острых крючьях, острую боль чувствует Занмар в правой ноге, не предназначенной все же для таких действий и ему становится больно наступать на нее. Кровь вырывается из разорванной плоти, растекается по гладкому черному полу, даруя ему отражения ярких в потолке ламп. Левой конечностью Занмар вырвал из руки мертвеца пистолет и толкнул его в сторону Джаннары, в боевой стойке, левая нога вперед, левая рука опущена, правая поднята к плечу, ожидающей первого из своих врагов. С пустынным грохотом открылись двери лифта и командир Холла входит в ангар, сопровождаемый двумя солдатами в черной броне, несущими автоматы в руках. Сам он вооружен только изогнутым коротким мечом, скрытым в ножнах, чернота чья почти незаметна была под золотом и пурпуром кодангов и рашванов, атров и нагих человеческих женщин, танцующих с длинными лентами в руках.
   Мужчина слишком неопытен, слишком поспешен. Занеся волосатую руку, поднятый на которой рукав позволяет рассмотреть татуировку в виде откладывающей яйца атрианской самки, означающую, что одинаковую страсть к мужчинам и женщинам испытывает несущий ее, он пытается ударить Джаннару, но она легко перехватывает удар, отклоняя его левой рукой, разворачиваясь и смещаясь в правую сторону, правой ногой ломает его левое колено. С проклинающим воплем он валится на пол, а она подхватывает пистолет и направляет его на второго, бегущего к ней. Остановившись, он поднимает руки и отступает.
   Вскинув к плечам автоматы, солдаты приближаются к ней и командир улыбается так, как будто она совершила именно то, о чем долгое время просил ее, на что не мог ее уговорить.
   -Джаннара, милая, - он разводит руками, оставляя меч в правой, - Я не думал, что ты будешь настолько глупа. Любой из этих машин хватит только для того, чтобы добраться до ближайшей ветви. Ты не выживешь ни на одном из этих листьев. Здесь другие солнца и воздух, не говоря уже о том, что мы ничего не знаем об их обитателях .Наш путь един.
   -Вы убьете меня и моего ребенка. - направив оружие на командира, она делает шаг назад, находясь уже почти рядом с машиной.
   -Куда бы ты ни бежала, спасения не будет. Великое Древо умирает.
   -Это ложь, -превосходство воссияло в голосе ее, -Ты видел, что оно плодоносит.
   -Все живое перед смертью выбрасывает семя, -безразличию его трупные позавидовали бы черви, в ласковом спокойствии его голоса мятежное слышится безразличие пустоты.
   Ее левая рука коснулась гладкого носа машины.
   -Ты не знаешь, что происходит. Флойс убивает листья раньше, чем мы успеваем остановить его. На ветвях, где нет нашего влияния, нам смеются в лицо, когда мы предлагаем им сыворотку. Кора отваливается от ствола, целые народы приходят в движение, течение соков замедляется, корни высыхают и отмирают. Гнурги плодятся в огромных количествах и становятся все прожорливее. Только Сеятель может остановить это. - он берется левой рукой за ножны, меч покачивается над его промежностью. - Если мы найдем его.
   -Быть может, это его воля, чтобы Древо погибло...-ей хотелось бы опустить глаза в жгучем смущении, ведь чувствует она, что словами теми обрекает всех на смерть.
   -Мы попытаемся уговорить его. Мы - его любимые и первые дети. Кому, как не нам умолять его?
   -Ты действительно веришь, что тебе удастся его уговорить ?
   -Ты знаешь, у нас есть аргументы...-он улыбнулся и Занмар вспомнил, что так же улыбалась Евгения, узнавая о том, что какой-то юноша был девственником в неподобающем для того возрасте.
   Она стреляет в него. Пуля пролетает рядом с его головой, ударяется о двери лифта и автоматы в руках солдат исторгают ответный огонь. Метнувшись за ближайшую к нему машину, командир выдвигает меч из ножен и, присев, аккуратно кладет их на пол.
   Спрятавшись за машиной, Джаннара слышит, как пули бьются о ее корпус, делая непригодной для полета. Подняв руку, она делает несколько выстрелов, техники убегают прочь, в сторону лифта, один лежит животом на полу, закрыв голову руками, ноги его мелко дрожат. Длинным прыжком Занмар пытается настичь одного из воинов, но тот замечает опасность и отскакивает в сторону, успевая выпустить очередь в сторону нового противника.
   Он почувствовал, как пули бьются о его панцирь, но ни одна из них не смогла пробиться внутрь и он обрадовался, как чудом избежавшая изнасилования девушка, он даже не обратил внимание на сильную боль в конечности, когда он упал на нее. Развернувшись, он кинулся к другому из солдат и вонзил левое острие свое в его ногу. Закричав, солдат ударил напавшего прикладом по голове, попав по левому из верхних глаз и, пошатнувшись от боли, Занмар резко выдернул конечность. Мужчина упал на левое колено, оружие его опустилось к полу, пуля, выпущенная Джаннарой, попала в его лоб, он повалился на спину и автомат с гулким стуком упал рядом с ним.
   Командир стоял, выпрямившись, опустив сжимающую черную рукоять меча руку, выжидая, пока у Джаннары закончатся патроны, намереваясь сохранить ее живой, но Занмар увидел его и неожиданно особое значение возникло в нем для этого человека, то, что раньше он назвал бы ненавистью, но той ее разновидностью, что возникает лишь после многих лет, проведенных вместе, тем чувством, каким только умелый любовник может наградить лживого любовника. И в то время, как второй солдат осыпал пулями машину, за которой спряталась Джаннара, оставляя вмятины на ее некогда гладком корпусе, трещины на потерявшем прозрачность колпаке, Занмар бросается к тому, кого единственного видит в то мгновение врагом. Он совершает прыжок, вытягивает конечности, надеясь пронзить ими командира, но тот совершает шаг вперед и выбрасывает несущую меч руку, одновременно приседая, отрубая странному существу правую переднюю конечность и оставляя длинный рваный след на его брюхе.
   Истошно визжа, Занмар падает, откатывается прочь от опасного человека, а тот стоит, равнодушно глядя на него, опустив меч, с лезвия чьего медленно стекает маслянистая, зеленовато-матовая жидкость. Очередь из автомата попадает в грудь техника, пытавшегося спрятаться за машинами на другой стороне и он, неловко вскинув руки, падает лицом вниз, коротко вскрикнув перед смертью.
   Присев, кончиками пальцев касаясь пола, почти встав на четвереньки, Джаннара пытается из-под машины рассмотреть своих врагов, укрываясь за стойкой шасси, едва доходящей до ее колен. С испугом, оскорбляющим самого Сеятеля Занмар смотрит на жидкость, вытекающую из обрубка его передней конечности, пылающим блеском чувствует рану на теле своем, более всего удивленный тем, что может существовать подобное тогда, когда он уже счел себя неуязвимым, подобным мертвому солнцу в невозмутимом покое существа уже потому превосходящего прочих, что никто не может причинить ему вред. Он слышит, как в его теле шевелятся органы, расширяясь, уменьшаясь, ускоряя биение, взволнованно пульсируя и дрожа, но не знает, насколько опасны повреждения и чувствует, как слабость, порождение неопределенности и страха, желания жить как боязни потерять прекрасное будущее, расползается по всему миру вокруг него.
   Чувствуя и слыша, как заканчиваются патроны в обойме, солдат отступает к своему улыбающемуся командиру, встает рядом с ним, прижимаясь спиной к машине, перезаряжает автомат.
   -Она не ранена?
   Солдат качает головой, переводя затвор.
   -Стреляй только в конечности или голову. Не повреди плод.
   Кивнув, солдат приседает и выглядывает из-за носа машины.
   Вторая из пригодных для полета находится на другой стороне и Джаннара смотрит на нее, сощурив глаза, облизывая пересохшие губы. Механик, глаза чьи все еще скрыты под красными очками сидит возле того аппарата, глядя на девушку и прижимая к груди дрожащие руки.
   В тоскливой задумчивости Джаннара прижималась к теплой машине, пальцами свободной руки лаская ее красные узоры и глядя на механика сощуренными глазами, отчего он только сильнее прижимался к стене, не понимая, чего хочет она от него, но не сомневаясь в том, что любое из ее решений приведет к его смерти.
   -Командир, - она вышла из-за машины с поднятыми руками, медленно опустилась и положила пистолет на пол, стальным носком ботинка оттолкнула его от себя, - Я сдаюсь.
   Толкнув локтем своего солдата, Хонна вынудил его выйти и тот, прижимая к плечу исцарапанный, побитый приклад, осторожно выглянул из-за носа машины, приседая и надеясь, что девушка действительно решила покориться им.
   Мельком взглянув на командира, солдат кивнул и тот вышел из-за машины, наклонив голову посмотрел на девушку и, улыбнувшись, поднял меч, положив его на правое свое плечо, едва придерживая рукоять кончиками пальцев.
   -Повернись ко мне спиной и опустись на колени, - и когда она покорно выполнила его требования, они приблизились к ней и солдат, сдернув с пояса наручники, сковал ее руки. Только тогда командир встал перед ней, покачиваясь, глядя поверх нее на корчащегося, отползающего к стене Занмара. В спокойных ее глазах, отрешенных, смущенных, неподвижных, застывших, текучих, игривых, вихревых, он видит порчу и она кажется ему желанием.
   -Я знаю, что тебе это нравится, - он приседает, он смотрит на нее так, как палачи на тех, кого в последнюю секунду вырывают из их рук те же, кто обрек на казнь, -Не притворяйся.
   Техник, осмелившийся выбраться из-под защиты машин подошел к командиру и встал рядом с ним, сняв красные очки, держа их в руке и глядя на девушку моргающими, воспаленными, слезящимися глазами. Его светлые волосы намокли от пота и острыми прядями свисали с затылка.
   -Кто она, командир?
   -Предательница. - повернувшись к технику, Хонна улыбнулся ему поверх черного лезвия.
   Вернув взгляд девушке, механик кивнул со злорадным довольством во взгляде и направился в сторону лифта.
   Командир последовал за ним, оставив Джаннару со стоящим за ее спиной солдатом и, подойдя к Занмару, с усмешкой ткнул в него острием меча.
   -Ты еще жив? Я не хочу, чтобы ты умирал, - он скривил губы, приподнял брови, насмехаясь над неумелым соперником, - Ты так много для меня значишь...
   Но звучали эти слова подобно тем, что произносят над могилой надоевшей жены.
   Из открывшегося лифта появились еще трое солдат и двое медиков в синих комбинезонах. Один из них, следуя жесту командира, поспешил к Джаннаре, а другой опустился на пол рядом с Занмаром, открыв свою черную шкатулку, полную гладкого стального блеска. Не было сомнений, что он впервые видит перед собой подобное Занмару существо, но, не медля ни мгновения и не произнося ни слова он сжал жесткими жгутами раненую конечность и протянул пальцы в черных перчатках к ране на брюшке.
   Чувствуя все вокруг себя слишком прочным и твердым, острым и неправдоподобно устойчивым, Занмар кружился в этом непоколебимом мире, не мог устоять на ногах, бессильно скреб конечностями по полу, упираясь в стену, пытаясь подняться, чтобы сбежать от этих существ, понимая, что они ничем не смогут помочь ему. Единственный, кто мог бы излечить эти раны - сам Сеятель или подобные ему, но он мертв, а они далеко, если есть где-либо на этом Древе. Ему остается надеяться только на то, что его тело само восстановит себя, но он слишком мало провел времени в нем, чтобы иметь уверенность в счастливом исходе. Жидкость сочится из туго перевязанной конечности, нижние глаза видят все хуже и он перестает понимать, что говорят склонившиеся над ним мужчины. Он четко слышит их слова, различает интонации, но каждое из них в отдельности ничего не значит для него. В те мгновения, когда волнистая боль вспарывает видимое беснующимся гневом, ему кажется, что он скорее чувствует, чем воспринимает смысл сказанного, но тот исчезает слишком быстро, он такой же скоротечный, как оргазм, коим и является для слов и Занмар перестает уделять ему внимание, тем более, что перестают видеть и средние его глаза. Тщетно пытаясь оттолкнуть людей уцелевшими конечностями, он вспоминал создателя своего, взывая к нему, несмотря на всю его ложь и будучи уверенным, что менее всего была бы приятна ему гибель творения его от рук корневиков.
   Они нанесли белесую пену на его рану, опорожнив красный флакон, заклеили ее черным пластырем, от чего он не стал чувствовать себя лучше, четверо мужчин подняли его на руки и бережно перенесли в лифт, сопровождаемые командиром, уже вернувшим в ножны меч.
   Лифт двигался вниз так долго, что Занмар подумал о близости к двигателям. Когда же он открыл двери свои, то запахи и звуки оказались теми, каких Занмар не пробовал никогда и не мог он точно сказать, были созданы они машинами и существами, близостью смерти или его собственным телом, их пряная настойчивость, тонкая изворотливость, лукавая простота забавляют его настолько, что впервые после первой кончины своей ему хочется смеяться и он чувствует, что готов это сделать. Они несут его, перевернув брюхом к потолку, так им удобнее, только верхние его глаза открыты и он видит черный гладкий пол, их начищенные сапоги и ноги, видит ботинки со сталью в носках, но не знает, принадлежат ли они Джаннаре и сомневается, чтобы они позволили ей теперь быть рядом с ним. Множество разговоров доносилось для него и он сожалел, что не может понять ни одного, ему казалось, что они могли бы утешить его, отвлечь от боли и представлявшихся ему оскорбительными гибельных мыслей. Поместив его в пустой комнате со стальными стенами, столь яростно презиравшими любое отражение, что позволительно было возникнуть предположениям о давнем насилии или преступлении, они закрыли маленькую округлую дверь и оставили его наедине с единственным в низком потолке светильником, неровное, пульсирующее гудение чье лишь усиливало страдания и вынуждало к болезненному напряжению те его органы, которые он полагал ответственными за движение жидкостей внутри него. Оставшись один, он отполз в дальний от входа угол и забился в него, полный сожалений о том, что не может стонать. Когда-то ему говорили, что это может ослабить ощущение боли, но только сейчас он склонен поверить тому, ранее высокомерно отвергавший подобные заявления и уверявший, что может спокойно переносить любую боль. Учителя и Евгения достаточно причиняли ее, чтобы он научился осмотрительному, уважительному, лишь самую малость небрежному и ироничному обращению с ней, неизменно позволявшему превозмогать все условности, предлагаемые ею и переживать ее с такими же последствиями, как поцелуй или облако.
   Думая только о том, чтобы сделать следующий вдох, он открыл рот и язык его против воли развернулся, выпал на холодный белый пол и остался лежать, извиваясь длинной тонкой лентой. Усталый и потерявший представление о надежде, Занмар и не пытался втянуть его обратно, а растерянно и отрешенно смотрел на него одними только верхними глазами, чувствуя в нем неразрешимую загадку, вынужденный снова и снова повторять себе, что видимое им является его собственной частью, как в тех детских кошмарах, когда ему снилось, что он просыпается парализованным.
   Он не мог уснуть и не знал уже, была ли у него, сохранилась ли способность та. Ему хотелось спать, потерять сознание, ведь тогда эта воющая пустота, притворявшаяся болью не была бы столь властна и неотступна. Узкая, от одного края до другого, заслонка в двери поднималась, стальной лоток, заполненный мутной желтоватой жидкостью появлялся перед ним, но он не мог добраться до него и тот исчезал, чтобы через некоторое время появиться вновь. Наступил момент, когда он, несмотря на то, что не было никаких изменений в нем и рана, от которой давно уже отлепился пластырь, сочилась черной маслянистой влагой, нашел в себе силы подобраться к нему, подтянуть язык, перебросить его через край посуды и сделать несколько тяжелых глотков. Это не принесло ему облегчения, не вернуло силы, ничем не помогло и он чувствует себя ослепительным глупцом на обратном долгом пути в свой влажный угол.
   Когда дверь открывается, у него едва хватает сил поднять взгляд, чтобы рассмотреть пришедших. Босые ступни с неровными грязными ногтями оказались перед взором его, черные брюки покачивались над щиколотками, пара сапог видна была позади. Только по осторожному прикосновению рук он узнал свою госпожу, открыл все глаза свои и приподнял голову, чтобы посмотреть на нее. Опустившись на правое колено так, что тонкие брюки натянулись на промежности, она нежно ласкала его, чего он никогда не знал в человеческом своем обличье. Широкий пояс из лакированной черной кожи обнимал ее талию и застежка-две вцепившихся друг в друга головы форга вся была в выбоинах и царапинах.
   -Я рада, что ты еще жив...-она наклонила голову и он увидел потемневшие корни ее волос.
   Механик, стоявший позади нее, сжимавший в правой руке автомат, красные очки поднявший на лоб, беспокойно озирался, придерживая повисшую на его левом плече походную сумку. В правой ноздре его маленького прямого носа блестела золотая серьга в виде головы рашвана.
   -Прогему орн промодает терге? - ему было трудно говорить, но намного большей сложностью было вообразить следующее мгновение, пробиться в него, зацепиться за него коготками, удержаться в нем, заставить его принять себя как достойного и сильного хозяина, полноправного повелителя, наслаждающегося господина.
   -Он восхищается моим предательством, - и слуга ее чувствует, что она гордится тем, неуверенный, считает ли сама себя она совершившей подобное.
   Обхватив тело Занмара, она потянула его наверх, он отчаянно и слабо заскреб по полу дрожащими конечностями, пытаясь удержаться и не упасть обратно.
   -Я нре вырриву, - прислонившись к стене, он с величайшим усилием втянул наполовину язык.
   -Ты уверен? - она быстро осмотрела его тело и глаза ее сощурились, зрачки расширились от попытки понять его боль.
   -Дра, - все движения его привели только к тому, что черный, с желтоватыми в нем волокнами гной потек из его раны, - Нрулегой сдой.
   Она задумалась, вспоминая о том, что рассказывал ей отец ее ребенка.
   -Но тебе нужен чистый. Это очень далеко от дерева. - она отвернулась, подняла взгляд на мужчину, не останавливая своих успокаивающих ласк.
   Он покачал головой.
   -Мы не сможем вернуться. - короткое дуло автомата покачивалось, исцарапанные очки блестели под яркой лампой.
   -Нрогое дрего...
   Она отвела взор, опустила голову и он подумал, что она вспоминает все те мечты, которыми Сеятель делился с ней, такими радостными были ее глаза.
   Не поднимаясь, она обратила взор на мужчину.
   -Мы не сможем вернуться. - все таким же скучающе-усталым был его голос.
   Повернувшись спиной к Занмару, она оставалась неподвижной.
   Вздохнув, мужчина сбросил с плеча сумку, улыбнулся, довольный своим предательством и направил на Джаннару автомат.
   Правая рука ее оставалась на брюшке Занмара, черная густая жидкость стекала по ней и, собрав ее в ладони, она метнула зловонный гной в лицо корневика.
   Он вскрикнул, вскинул руки к глазам, а она уже бросилась под его ноги, подсекая их, ударяя его обеими руками в живот, оставляя грязные темные пятна на белом комбинезоне. Автомат загрохотал по полу, она сдернула его с мужской руки и, ловко перехватив, ударила прикладом по лицу предателя. Заорав, он оттолкнул ее и она упала на спину, чтобы мгновенно вскочить, направляя на него оружие. Кровь смешалась с гноем на его лице, выплевывая осколки зубов он медленно поднялся, стряхивая с пальцев липкие капли, протирая глаза их костяшками, изрыгая ругательства, пытаясь увидеть Джаннару, проклиная ее силу.
   Усмехнувшись, она ударила ногой по его промежности и он, захрипев, повалился на пол, издавая стоны, напомнившие Занмару звуки его умиравших собратьев.
   Встав над ним, придерживая левой рукой дуло автомата, она задумчиво смотрела на то, как он катается по полу, вслушиваясь в его воющие стенания.
   Собрав все силы свои, осторожно переставляя дрожащие, подламывающиеся конечности, Занмар обошел раненого мужчину и направился к двери, Джаннара двумя шагами догнала его, с опаской выглядывая в коридор.
   Здесь украшением для стен служили кадонги и гнурги, а запах, пульсировавший в воздухе, возникавший и пропадавший через равные промежутки, был всего лишь крадущимся паразитом, ловким и быстрым, угасавшим быстрее, чем успевало расцвести гневное отвращение к распутной горечи его. Каждый свой шаг считая последним, уговаривая себя на следующий теми же словами, какими когда-то убедил себя совершить первое убийство, Занмар шел за той, кого продолжал считать госпожой своей, видя в ней лишь спасение для будущего своего, для того чуда, в которое должен был превратиться.
   -Послушай, - когда закрылись двери лифта, она опустилась перед ним, сжала его голову в своих ладонях, автомат ударился дулом о пол, - Я не знаю, кем на самом деле был наш Сеятель. Во многом он обманывал нас, во многом говорил правду. Его ребенок во мне и я должна спасти его. Я подозреваю, что он и его машины повлияли на меня так, чтобы я хотела этого, но все равно ничего не могу поделать. У меня недостаточно воли. Возможно, кто-нибудь другой и справился бы с этим, но не я. Быть может, Джонас...-она на мгновение замолчала и глаза ее замерли, остановились отражения в них, умолкла их дрожь. - Я не уверена в том, что ты действительно можешь стать тем, о чем он говорил. Я думаю, нам лучше бежать на один из листьев, самый дальний, до которого сможем долететь.
   -Нрогое дрего...-прохрипел Занмар и силы, потраченные на слова были отняты им у конечностей. Подломившись, они уронили его на пол, сознание его, и без того подобное однодневному насекомому с оборванными крыльями, едва не обратилось в алмазную пыль и он мог только чувствовать ее прохладные руки на его голове. -Бролье, чрем...-черный гной резким толчком выплеснулся из его раны, - трой ренонок...
   Она вздрогнула, мотнула головой.
   -Ты прав, - печально прошептала она, выпрямилась и подняла обвисший на съехавшем к локтю ремне автомат, левой рукой откинула упавшую на глаза прядь.
   В ангаре намного меньшем, чем тот, в котором он был ранен, Занмара встречают механизмы, какие он видел во дворце Сеятеля. Возле стен расставлены прозрачные колонны с неведомыми существами, свалены погубленные
  
  
  
   , уничтоженные приборы, разбитые статуи, опороченные картины, круглые черные бирки с белыми номерами блестят на этих трофеях семенем на изнасилованной женщине. Занмар узнает устройства, с помощью которых Сеятель облучал мертворожденных, чтобы спасти их от некоторых болезней, аппараты, предназначенные для того, чтобы изгонять внутренних паразитов из подобных ему, весы с проемами, где удобно располагались их конечности и неловкая грусть, смущающая и волнующая, вынудила его счесть то время приятнейшим в его жизни. Так он и думал теперь, почитая за радость память о чудесах и удивительных рассказах, вспоминая Сеятеля также, как до встречи с ним - Евгению, сожалея о том, что так мало времени удалось провести рядом с ним, обо всем том, что осталось неизвестным и непонятым.
   Но большую часть его занимала машина, какой Занмар никогда не видел во дворце, но назначение чье стало ясным как только он увидел несколько высоких, с узкими спинками кресел, укрепленных на тонкой стальной раме в окружении сияющих кружев, маленькие перед ними экраны и пульты с немногочисленными кнопками, тумблерами и переключателями, гладкие рычаги и ребристые педали управления из серебристого сияния на панели в ногах, соединенные тонкими проводами и трубками с черными коробками, c баллонами, укрепленными за спинками задних сидений и мерцающими красными сферами, в беспорядке разбросанными по тому неумирающему остову.
   Перехватив поудобнее сумку, Джаннара подбежала к машине, бросила возле нее свою поклажу, вернулась к Занмару и, переместив за спину автомат, обеими руками обхватив тело его, потянула наверх, пытаясь вновь поставить его на ноги, но это ему уже было не под силу. Раз за разом она приподнимала его, а он падал, ничем не способный помочь ей и тогда она схватилась за обрубки передних конечностей и потянула его, оставляя на белесо-голубом полу маслянисто грязный, радужно поблескивающий черный след.
   Поднявшись на задрожавшую под ее ногами платформу, служившую основой для кресел, она бросила на левое в среднем ряду автомат и, издавая рычащие стоны, надеясь, что ничем не повредит своему ребенку, втянула на нее Занмара. Тяжело дыша, она села в переднее кресло, положила руки на приборную панель, заманчиво влекущую притаившимися в правой части шкал красными стрелками, закрыла глаза, опустила голову и некоторое время сидела так, восстанавливая дыхание, успокаивая сердце и дитя.
   Затем взор ее обратился на ворота ангара, ведущие к свободе. Встав, она подняла сиденье и из открывшегося хранилища достала два длинных троса, с каждой стороны заканчивавшихся стальными карабинами. Одним она дважды обернула тело Занмара, примотала его к среднему правому сиденью, застегнула один карабин на другом, а второй прикрепила к стойке возле заднего в том же ряду кресла и к своему поясу.Из своей сумки она достала маленькую красную коробочку и, добежав до притаившейся слева от входа кабинки оператора, нажав на кнопку, открывавшую внутренние ворота, поместила ее на пульт управления. Вернувшись в машину, она втянула за собой трос, пристегнула себя широкими черными ремнями и перевела один из блестящих переключателей перед собой из нижнего положения в верхнее. Тонкие стрелки вздрогнули, метнулись к левой стороне шкал, трубы напряглись от жидкостей и газов, манометры на баллонах изменили спокойствию своему и черная жидкость брызнула из крошечных форсунок на черных трубках, заполняя собой пустое пространство между ними, создавая оболочку, способную защитить от самой пустоты. Сжав в руках рычаги управления, Джаннара приподняла машину над полом и она, еще не обретшая полностью покрытия своего, медленно двинулась к разошедшимся воротам. Когда она уже почти миновала их, из открывшегося лифта появились в ангаре командир Хонна, к одежде чьей добавились поднимавшиеся до локтей сетчатые перчатки и трое облаченных в исцарапанную броню насмешливых солдат. Посмотрев на машину, полностью покрывшуюся зеркально-черным чешуйчатым панцирем, обросшую в некоторых частях своих мехом и отдельными, короткими толстыми волосками, он бросил взгляд на кабину оператора, улыбнулся и махнул рукой в сторону лифта, сам заходя в него последним, не оборачиваясь и не сомневаясь.
   Когда машина прошла открытые створки и они закрылись за ней, оставляя ее в гудящем волнении шлюза, Джаннара нажимает на белую кнопку передатчика, оставленное ею взрывается, разрушая панель управления, оставляя от кабины оператора неровные листы и полосы обожженного, искореженного, дымящегося железа, но, вопреки ее ожиданиям, внешние двери остаются неподвижными.
   -Было глупо...- она расслабляется в кресле и, тяжело вздохнув, смотрит на округлый изгиб прозрачного материала перед собой, на черные створки дверей, неровную их поверхность, покрытую нанесенными через трафареты полустертыми золотистыми восхвалениями Сеятелю.
   -Джаннара...- спокойный и холодный, печальный и усталый голос командира раздается из динамика, расположившегося между двух циферблатов на панели управления, -Ты действительно считаешь, что он - это новое Великое Древо?
   -Да.
   Холла усмехнулся, с легким треском голос его пропал и через минуту тишины створки ворот брезгливо отодвинулись друг от друга, ослепляя Джаннару близостью солнца, являя ей далекую темноту ствола и прикрытые неповоротливыми скорбными облаками расплывчатые листья.
   Положив вспотевшие руки на штурвал, она осторожно направила машину к выходу из ангара и, покинув тело огромного корабля, она несколько мгновений пребывала в спокойствии рядом с ним, влекомая стремлениями его, но затем Джаннара коснулась маленькой белой кнопки между двух циферблатов и в то же мгновение корабль исчез, возносясь к вершине Великого Древа, тогда как они оставались неподвижными и бесславными.
   Развернув машину так, чтобы путь ее пролегал в противоположную стволу сторону, она передвинула стальной рычаг возле правой своей руки и тихий, звенящий гул двигателей чуть толкнул их, чтобы со все увеличивающимся ускорением направить в те пространства, где таилась рассыпчатая, безвкусная тьма. Отстегнув ремни, Джаннара перебралась к своему спутнику и, опустившись на колени перед креслом, на котором он лежал, положила руки на его увлажнившийся панцирь. Улыбаясь, она смотрела на него тем взором, каким мать любуется своим причиняющим только разочарование и боль единственным ребенком, пальцы ее осторожно поглаживали выступы на гладкой твердости его, чешуйки между верхних глаз, угловатые наросты по бокам головы, темные слезы текли по ее щекам и против воли тянулись друг к другу колени.
   В молчаливом зловонии протекало путешествие их. Она засыпала и просыпалась, смотрела на шкалу, обозначавшую запасы их топлива, глядя как медленно смещается влево, одну за другой оставляя позади себя белые цифры тонкая синяя стрелка, всматривалась в темноту, к которой стремились они, пытаясь увидеть в ней что-нибудь, способное уверить в правоте того, кто зачал в ней ребенка, гладила свой тугой живот, ласкала себя, в отвлеченном изнеможении находя успокоение, вытирала лужи черной жидкости, вытекавшей из Занмара тряпкой, в которую превратила свою майку, поглощала тонкие белые плитки сухого пайка, запивая его горьковатой водой из прозрачной бутыли, мочась в заполненную всеядными бактериями емкость в левом заднем кресле и вновь погружаясь в утомительный сон. С хриплым сопением втягивали в себя воздух поры на стенах машины, чуть расширялись и выталкивали его обратно, снабжая легким стальным ароматом. Машина работала так, как должна была, ничем не выказывая усталости или неисправности, время превратилось в расточительный и скучный бред.
   Достав из своей сумки маленькое круглое зеркальце, все в отпечатках пальцев, она долго всматривалась в него, поворачиваясь то одной, то другой щекой, после чего положила его на приборную панель и, не вставая с кресла, повернулась к Занмару.
   -Посмотри, что ты сделал со мной. Я уже так долго без мужского семени...у меня появились морщины, потемнели глаза, еще немного и я совсем перестану быть привлекательной...- спрятав лицо в ладонях, она заплакала, радуясь тому, что все глаза его закрыты и он не может видеть всего, что происходит с ней.
   Она вела машину вперед и вниз, помня, что обратное движение всегда было намного сложнее, пытаясь вспомнить все, что рассказывал ей Джонас, настроив приборы так, чтобы не пришлось ей самой управлять торможением и за одно мгновение они падали на много ветвей вниз, никак не чувствуя того. Снова и снова смотрела она на маленький выпуклый экран, заполненный синими тусклыми цифрами, убеждаясь в том, что слишком далеко от нулевого слоя находились они, но даже в тот день, когда одно из значений изменилось, говоря ей о том, что опустились они до уровня корней, радости не возникло в ней. Здесь нулевой слой был грязным, истощенным, испорченным, Великое Древо пытало его, наслаждалось им, впитывало из него все, в чем нуждалось и для того, чтобы новый появился росток они должны были двигаться дальше, несмотря на то, что меньше половины оставалось уже топлива и возвращение становилось невозможным.
   -Ты будешь таким же...- шептала она, закрыв глаза и нежно поглаживая его, - Ты будешь вбирать в себя все, до чего сможешь дотянуться, опустошая, отнимая...-на мгновение она замолчала и закрыла глаза.-Это не должно остановиться.
   Вытянувшись поперек передних сидений она спала, иногда и с открытыми глазами, ощущая падение возвращением, что пугало и восхищало ее, просыпалась, смотрела на мерцающий экран, переменчивые цифры его, на измеритель топлива, на умирающего Занмара, достав из сумки аптечку и бутылку с водой выпивала еще одну желтую пилюлю и вновь погружалась в иссушающий сон.
   Она проснулась в очередной раз от того, что машина дернулась и остановилась, высветив более яркими некоторые из строк на экране и губы ее исказились отвращением, когда поняла она, что закончилось путешествие их. Чуть менее трети оставалось шкалы перед синей стрелкой и Джаннара уже не могла вспомнить, было ли когда-нибудь иначе. Некоторое время она провела, глядя на нее не моргающими глазами, поглаживая свой живот и шевеля губами в неслышных стенаниях, после чего, посмотрев на Занмара, из которого почти не текло уже черной жидкости, неуверенно улыбнулась и подняла сиденье правого кресла, из пустоты под которым достала прозрачный лишь на одну половину, покрытый вмятинами шлем и, посмотрев на свое отражение в его темном забрале, недовольно нахмурилась.
   Перед тем, как натянуть на себя скафандр, она достала из сумки маленькое круглое зеркальце, зажала между подголовником кресла и спинкой, прикрыла трещинки на губах фиолетовой помадой, бледной пудрой попыталась скрыть морщинки и пятна, черными карандашом и тушью вернуть привлекательность потускневшим, покрасневшим глазам, черными блестящими тенями создать жестокий контраст, ведь женщина всегда должна хорошо выглядеть, особенно же когда происходит нечто значимое для нее.
   Дверь растеклась в стороны перед ней и, включив закрепленную на левом плече крошечную, но ослепительно яркую лампу, она осторожно опустила решетчатый трап с зависшей над нулевым слоем машины. Спустившись на пару ступенек, она развернулась, схватила Занмара за передние, зажившие уже конечности и осторожно вытянула его. Тело его тяжело ударялось о каждую ступеньку, но она, неуверенная даже в том, что он был жив, полагала, что это не может причинить ему вреда. Коснувшись левой ногой нулевого слоя, подняв серовато-зеленую пыль она ощутила всегда возникающую от того звонкую дрожь и улыбнулась тому, что осталось в мироздании нечто неизменное.
   Когда ей, вспотевшей, с трудом держащей спину прямой под весом содержащего восполняющие системы ранца, удалось сбросить тело Занмара с нижних ступенек и он упал на нулевой слой, она смогла, наконец, выпрямиться и развернуться, чтобы посмотреть на Великое Древо, не без оснований полагая, что немногие видели его с такого расстояния. Ее народ отправлял экспедиции к корням, автоматические зонды к вершине и в сторону от дерева, они получали фотографии и видеозаписи, но, кроме Сеятеля, она не знала никого, кто мог бы помнить нечто столь удивительное увиденным собственными глазами.
   Великое Древо было лишь светлым, туманно-матовым, едва заметно мерцающим ветвистым силуэтом высотой едва ли больше, чем расстояние от кончиков ее пальцев до локтя, вокруг которого вспыхивали и гасли крошечные искры звезд. С такого расстояния казалось, что оно качается, верхушка его отклоняется то в одну, то в другую сторону и она не знала, было ли то иллюзией или же некие неизвестные ей ветра и силы служили причиной этого пугающего движения. Между ней и Древом могли находиться явления, искажающие взор, невидимые линзы, смысловые ловушки, желающие обмануть ее, не подозревающие о том, что научилась она уже равную ценность придавать истине и лжи. Она осмотрелась, полагая, что на таком расстоянии от одного Древа должны уже быть видны и другие, но только самодовольная темнота окружала ее и ничто в ней не могло подсказать возможность иного. Если бы здесь был кто-нибудь, кроме нее, Джаннара пожала бы плечами, усмехнулась, сказала бы что-нибудь, ударила бы его, но оставалось ей только улыбаться в скромном молчании и равнодушном покое.
   Они были слишком близко. Возможно, ей следовало бы потратить все топливо, не останавливаться в первом же показавшемся пригодным месте, но теплое бессилие стало единственным, что чувствовала она и потому ей было безразлично. Старое Древо умрет раньше, чем в полную силу проявит себя новое и, даже если оно отнимет последние соки у предшественника своего, жизнь его большее имела значение.
   От волнения нулевого слоя и близости его нечто проснулось в теле Занмара. Органы, ранее бывшие почти незаметными, расширились, наполнились соками и жидкостями, что еще оставались в нем, сознание его вернулось, занятое только пульсирующим болезненным долгом и он, превозмогая холодную боль, пополз в сторону от машины, сопровождаемый спокойным взором Джаннары и ее легкокрылой улыбкой.
   Все в нем на мгновение остановилось, сильная дрожь сотрясла его и он упал, конечности его взметнулись и ударили в нулевой слой, глубоко погружаясь в него, вытягиваясь, упрочняясь, разветвляясь, нащупывая в нем то, что могло привлечь только их, выпуская в него шипы, овладевая им и покоряя его.
   Джаннара подошла к спутнику своему, опустилась на колени, положила руку в желтовато-белой перчатке на мерно качающийся от бурлящих последних сил панцирь, прислонилась к нему забралом шлема.
   -Даже если нас обманули, это было прекрасно. - голос ее оказался неожиданно хриплым, она кашлянула, очищая его от помех, но не решилась повторить сказанное, ибо его было уже достаточно.
   Все медленнее и медленнее становилось волнение Занмара и вскоре оно превратилось совсем, угасла дрожь в его разбухших членах, остались открытыми одни глаза и закрытыми другие и ничто более не уверяло в том, что был он живым. Передние, раненые, конечности безвольно лежали на ровной серости нулевого слоя, покрытые блестящими наростами замерзшей жидкости, он перестал быть спутником ее и она ничего больше не ожидала от него. Опустившись на нижнюю ступеньку, она выключила лампу и обратила к Великому Древу взор свой.
   Поглаживая живот, чуть покачиваясь, сидела она, вспоминая песню, которую услышала от Джонаса после первого их поцелуя.
   Пустая темнота подпевала ей.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"