Впервые задумался над таким фактом: Почему писатели, описывающие "Явление Антихриста народу", то есть пришествие Дьявола на Землю и его вторжение в обычную жизнь людей, почему они часто описывают этого Князя Тьмы как мелкого пакостника или даже балаганного скомороха, показывающего свои дешёвые фокусы на потребу жалной до потехи публике, то бишь народу?
У Goethe в "Фаусте" Мефистофель выглядит достаточно жалко и хило. Омолаживает Фауста!
Подумаешь! Шарль Браун-Секар во Франции и профессор Воронов в России (прототип доктора Преображенского в "Собачьем сердце) тоже "омолаживали" людей вытяжками из или пересадкой половых желёз.
У Булгакова - вообще, Воланд - шут-фокусник.
У Марка Твена в его трёх вариантах повести "Таинственный незнакомец" тоже, Сатана не слишком грозен и всесилен (Хотя эта повесть числится "крамольно-антиклерикальной"). В ней, правда, Сатана, явившийся детям австрийской горной деревни в шестнадцатом веке, говорит, что его номер 44. То есть он ясно указывает на то, что дьяволов много, и он же вызывает ещё более мелких по рангу "красных дьяволят"... То есть у Марка Твена упоминается как бы иерархия в Царстве Зла, зеркальное отражение Небесного воинства.
"На берегу реки женщина доила корову, а в воде отражалось всё наоборот".
Но вопрос остаётся: Почему дьяволы в человеческом литературном изображении такие слабаки.
Я видел немало картин и фресок, где дьявол совсем не так слаб и безобиден. И часто - их много.
Например, фрески в баптистерии на площади Сан-Джиованни во Флоренции, рядом с "катедрале" Санта Мария дель Фиори и также фрески Луки Синьорелли в знаменитом соборе Орвието.
Посмотрел на них сейчас снова и подумал, что Goethe в заключительной сцене "Фауста" прямо списал эту битву Небесного воинства с Синьорелли.
Goethe был в Италии, в Риме и других городах, и Рим на него произвёл сильнейшее впечатление. Его знаменитая фраза: "Тот, кто хоть раз был в Риме НИКОГДА больше не будет так счастлив или несчастлив, как до этого".
Смысл: Сила этого волшебного и "вечного" города так изменяет нашу душу, что после одного посещения Рима мы становимся ДРУГИМИ!
По себе скажу: Да, Goethe прав!
Так вот, этрусский городок Орвието находится в ста двадцати километрах севернее Рима и Goethe наверняка там был и видел эти фрески!
Муратов в своей прекрасной и насквозь лживой книге "Образы Италии" (ибо "влюблённые слепы на оба глаза", а он был влюблён в Италию) сравнивает таланты Синьорелли и Микеланджело и говорит, что временами Синьорелли вполне сравним с Микеланджело. И тут я тоже согласен.
Крылатые зелёные черти тащат души грешников в Ад, а несколько ангелов-меченосцев (низшего ранга) стоят на облаках и довольно вяло, взявшись за мечи, посматривают на очень активно действующих чертей.
У Goethe тоже они не столь машут мечами, сколь поют и обдают Мефистофеля "небесным огнём".
И мелькнула мыслишка, что такие вот литературные слабаки - Князья Тьмы отражают неосознанный даже самими авторами их веру и страх перед настоящим САТАНОЙ.
Им ХОЧЕТСЯ, чтобы в ИХ изображении Сатана был не так уж страшен.
Подсознательно "надеясь", что, когда "придёт и их час" с ними тоже ничего особо страшного не случилось бы и их души были бы подняты Небесным воинством в Рай.
Моя бывшая одноклассница, прочтя "Master и Карга Рита" написала мне: "А ты не боишься, что ОН и с тобой может выкинуть какую-нибудь дьявольскую штучку?"
На что я, смеясь, ответил: "Да, мы все и так сидим в адской клоаке, так куда ещё двигаться-то? Хуже некуда!"