Придя в себя, Вячеслав сел на матраце, потягиваясь и громогласно зевая, как молодой лев, проснувшийся в благополучно захваченной тени под баобабом. Чувствовал он себя намного лучше, чем распрекрасно. Проведя пальцами по лбу, Острогов вытянул из-под кожи тельце длинной серебристой иголки и долго вертел ее, угрюмо и подозрительно поглядывая на окошко в надежно задраенной герметичной двери.
Дата на наручных часах озадачила Вячеслава больше, чем игла. Не поверив механизму, он поднес запястье к уху, прислушался, встряхнул прибор. Часы деловито шелестели, перебирая миниатюрные зубья шестеренок со звуком бегущего муравья. Отдых после погружения в бездну Атлантического океана, действительно, приобрел масштабы неслабого отпуска.
Лампы шлюзового отсека светили в полном объеме. Скрытые от глаз нагреватели трудились изо всех сил. Воздух оставался свежим и пах лесом после дождя. После последнего пира электрическая плита осталась включенной на все эти дни и раскалилась, реально, докрасна. Представив, как дьявольски скаредничают хозяева глубоководной научной станции над каждым киловаттом, Острогов воровато взглянул в сторону иллюминатора, ощущая, что щеки стремятся повторить цвет перегревшейся конфорки. Стыдно. Действительно, очень стыдно, хотя и очень приятно, что аборигены 'Шторма' не стараются на сэкономить на новом сотруднике, поприжав нагреватели отсека и вентиляцию на время его продолжительного сна.
Отключив часть ненужных потолочных светильников и, для начала разогрев пару блюд наугад, Вячеслав хорошенько покушал, не забыв выдернуть вилку плиты из розетки. Не особенно размышляя над тем, как могут называться всяческие варианты приготовления рыбы с овощами, Острогов вновь нашел еду сказочной, волшебной, бесподобной. Здешний повар не жарил, не парил, даже не колдовал, а, действительно, священнодействовал. С ходу прикончив запас умопомрачительных, гениальных пирожков, Вячеслав не стал отдыхать, перейдя к насущным делам. Достаточно, более чем достаточно нескольких суток, потраченных на беспробудный сон.
Работа Острогова на станции началась с элементарной систематизации грузов, извлеченных из капсулы. Маленькие мешочки муки, крупа, стопка свежайших газет, консервы, сухие продукты, куча упаковок с ясными лишь для кулинаров приправами, запчасти, бухты кабелей, инструменты, новенькие компьютеры, лампочки постепенно успокаивались в кучках на палубе 'Шторма'.
Проверяя суденышко, Вячеслав опять залез внутрь, вполне замечая разницу между теплым шлюзовым отсеком и промозглым холодом капсулы. Свирепствуя на глубине Атлантического океана, вековечная зима в сотрудничестве с невообразимым давлением вскоре погубят утлое плавательное средство. Важно вытащить и снять каждую мелочь, которая однажды может пригодиться на станции, прежде чем безнадежно испорченный стальной цилиндр с уже отслужившими свое двигателями придется освободить из захватов, подготовив шлюз для прибытия следующего транспорта.
Дернувшись от неожиданности, Острогов больно приложился виском о стенку капсулы. За погнутым металлом цилиндра что-то происходило. Скрип напоминал осторожное касание ножа, когда острие лишь скользит, не царапая поверхность.
Тонкое, космически холодное лезвие бритвы чиркнуло по горлу богатыря. Просверлив тончайшее отверстие, вода врывалась в капсулу с невероятной мощью. Целая серия слабых ударов донеслась из дальней, кормовой части капсулы. Металл горько закричал. Резкий толчок, заставивший Вячеслава поползти к выходу, почти разорвал стыковочный узел и струи яростно шипящей воды хлынули на станцию.
Девятикилометровая глубина встретила его вполне приветливо, однако попыталась убить. Капсула сдалась скорее, чем думалось Острогову. Замечая лица аборигенов за мутным стеклом, богатырь действовал, как научили невидимые тренеры в бассейне учебной зоны на Кубе. Задраенный люк шлюза разом победил ледяные потоки. Спрятанный в железе 'Шторма' насос загудел, выбрасывая наружу скопившуюся в специальной канавке воду. Клешни стыковочного узла окончательно расстались с обломками смятого океаном цилиндра. Бесчувственная подводная ночь Атлантического океана навсегда забрала суденышко.
Скрип и удары прекратились сразу. Когда Вячеслав, выудив из инструментального ящика отсека швабру, стал примерять на нее тряпку, в дверь постучали. Выставив к стеклу громаднейшие кулаки, хозяева исследовательской станции показывали новичку большие пальцы, поднятые в жесте восторженного одобрения.
Железный люк бахнул. С довольным гомоном мешая друг другу, двое громоздких лысых верзил ввалились в шлюзовой отсек. Отставив компьютер, Вячеслав поднялся и был сейчас же схвачен с боков, поднят на воздух, развернут, закружен в грохочущем танце приветствия аборигенов 'Шторма'.
- Крепкий парень! Не робкого десятка! Молоток, брат! Зверь! Таких волков нам на базу подавай! - заорал тот, что тисками зажал правый бок Острогова.
Оказавшись на палубе, Вячеслав изумленно рассматривал полуголых узкоглазых туземцев. Оба были высокими, очень крепкими, не имели ни единого волоска на голове, лице и теле, а их темно-серая кожа рассекалась на плотно пригнанные частицы, напоминающие чешуйки. Вся одежда аборигенов научной станции состояла из широченных синих штанов, похожих на юбки. Мягкая обувь с тонкой подошвой отличалась от мокасин новенького лишь поношенностью.
Кто из двоих здесь главнее, с ходу определить не получилось. Острогов с удовольствием отметил, что эти крупные, более тяжелые, по-настоящему атлетически сложенные мужчины старше его, не так широки в плечах и ниже ростом. Хотя грудная клетка и мышцы спины у хозяев 'Шторма' были явно развиты лучше, да и двигались богатыри поразительно легко, точно натренированные боксеры, гость станции почувствовал себя подготовленным к бою лучше, чем хозяева. Вячеслав даже смутился, поймав себя на этой нелепейшей мысли. Совершенно упуская радость встречи, необычность обстановки и просто удивительный цвет кожи атлетов, он машинально оценивал новых товарищей, только как потенциальных противников, с которыми рано или поздно придется сразиться.
Нет. Конечно, нет! Он на станцию приехал работать. Просто работать и зарабатывать!
Новичка тоже рассматривали и тоже оценивали.
- Калач. Наверху, Калаченко, - сказал один из хозяев станции, протягивая ладонь.
- Полководец. В миру Чингис, - представился второй абориген, в свою очередь поджимая руку Острогова.
- Слава, - скромно произнес Вячеслав.
Старшим, понятно, из двоих старожилов считался Калач.
- Откуда ты родом, Слава? - спросил Калаченко.
- Кемерово.
- Наконец-то! - взревел Калач, с медвежьей грацией обнимая Острогова, отталкивая, вновь обнимая и со страшной силой хлопая по плечам новенького. - Твой городишко Кемерово рядом с моим великим Сталинском!
- В Кемеровской области такого города нет, - заметил Вячеслав и мгновенно получил осязаемый удар в грудь.
- Ты дебил? - по птичьи наклоняя голову, полюбопытствовал Калаченко. - По-вашему Новокузнецк! Сами переименовывают, сами забывают. Дурачье. Наконец-то, земляк! Сибиряк, сволочь! Вот же, оказия в Азии! Повезло, как убогому! Каракатица по периметру воинской части! С этим мордатым китайцем из болота надоело валандаться, а тут настоящий сибиряк!
- Вообще-то я, подписано в печать, из Хабаровска, - с улыбкой пояснил Чингис. - По национальности бурят, только Калаченко ведь ничего не докажешь. Справедливо, ему хоть Хабаровск, хоть Хаджи-Мурат, хоть Ханой.
- Не ной, ты, Ханой! Бурят они там что-то у себя! Тупой, как горный кабан, еще учить вздумал! Возвращайся в кишлак, чумазая вьетнамская бестолочь из ледяной яранги! - закричал Калач, потрясая громаднейшими кулаками.
- Вас на станции только двое? - спросил Острогов.
Калаченко утвердительно кивнул.
- Заметил, Слава, ты к порядку приучен, - спокойно сказал Полководец, обводя уважительным взглядом абсолютно чистый отсек, в котором Вячеслав провел две недели карантина.
- К порядку здорово приучен. К лотку тоже.
Громко заржав, Калач одобрительно закивал.
- Умею выгибать спину, чесать ушки задней лапой, махать хвостом, испускать искры, - подбоченившись продолжил Острогов.
Теперь уже засмеялся и Чингис, поддерживая атомный хохот Калаченко.
- Справедливо, у тебя за плечами армия, Слава, - сказал Полководец, смахивая слезу со щеки.
- Только срочная служба, - ответил Вячеслав, заметив, как исчезла улыбка Чингиса, наконец-то заметившего кровать, изготовленную из русской классической литературы. - Отличные учителя попались. Здорово научили. Сейчас мне чуть ли не тридцать лет, наука не забывается.
- Звание, Слава?
- Сержанта вместе с командирами вымучили, - соорудил унылую мину Острогов.
Калач подпрыгнул, отчего палуба 'Шторма' ощутимо встряхнулась, а аккуратно поставленный у шкафа матрац развернулся, высыпая простыню, одеяло и подушку.
- Сержантом будет, наш гаденыш! - восторженно завопил Калаченко.
- Вовсе нет. Зачем ты пристал к человеку, Калач, - вступился Чингис.
- Заткнись, монголоидная собака! Научись сначала пассатижами пользоваться, потом в людской разговор встревай! - взревел Калач.
- Сам заткнись. Справедливо, подписано в печать, психопат. Слава еще на станцию не перешел, ты с идиотскими прозвищами лезешь.
- Ничего, - добродушно улыбнулся Вячеслав. - Это не навсегда. Не мой вопрос, ребята. Десять месяцев побуду хоть Сержантом, хоть Мичманом, хоть Ефрейтором, потом опять стану Славой Остроговым.
- О чем ты, болван?.. Сержант... какие еще месяцы? - растеряно поинтересовался Калаченко.
- Вахта. Вахта долгая, рискованная, здорово ответственная и сложная. У меня контракт ровно на десять месяцев работы. Много-много дней.
- Сибирский придурок. У нас тут дней нет, - проворчал Калач.
- Приятное слово 'день', на базе, Слава, заменяется высоко ученым термином 'смена', - улыбнулся Полководец.
- Здорово, ребята. Через много смен посчитаем зарплату, пощупаем пульс, посоветуемся с друзьями, необходимо ли продолжение. Подготовку чувствую здорово. Учили насмерть. Наверняка, встретимся с вами на других вахтах.
Полководец и Калач переглянулись.
- Вот же, опять. Этот точно такой, как те, в прошлом году, - шепнул Калаченко.
- Зарплату, Слава? - спросил Чингис.
- Деньги. Платят здорово. Платят основательно. Платят здорово роскошно. За первый месяц вышло столько, что плясать и прыгать хочется. Теперь, конечно, у меня на счету деньги за второй месяц начислены! Жаль, сюда квитанцию не пришлешь. Ребята, я богач! Богач! Вам ли не знать? Подъемные, закачаешься! Премиальными здорово заваливают! Собираюсь устроиться, обосноваться. Пора, ребята. Годы-то идут. Хочу семью, детей, дом и достойную жизнь.
- Надули такого парня! Вот же, оказия в Азии. Гадские сволочи! - зло выкрикнул Калаченко, показывая белые острые зубы.
- Слава, ты в дыре на дне океана. На глубине восьми с лишним километров, для выполнения задачи государственной важности, - тихо сказал Чингис.
- Да, разумеется, - согласился Острогов, горделиво расправляя по-настоящему богатырскую грудь. - Здорово глубоко вниз. Научные исследования. Никакой профессор не выдержит океанской глубины. Кровь закипит. Дыхалки не хватит. Мы с вами, ребята, сумеем. Кто-то должен содержать автоматику в идеальном состоянии, а с показателями пусть разбираются головастые карлики в инвалидных колясках.
- Научные исследования! - оглушающе заорал Калач.
Полководец демонстративно прикрыл ладонью ухо.
- Слава, ведьмы в проекте 'Шторм' все еще красивые? - терпеливо спросил он.
Вопли Калача прозвучали откровенно угрожающе. Отступив на полшага, Острогов быстро оглядел противника. Для начала сбить дыхание. Не давать опомниться. Если не выйдет сразу, вымотать, повременить. Нападет, двинуть локтем в переносицу. Решить вопрос с Калаченко единственным ударом все равно вряд ли удастся. Слишком крепок, кряжист, могуч. Конечно, лучше помотать по отсеку, подождать, когда выдохнется.
За миг просмотрев ролик не состоявшегося, даже не начавшегося боя, Вячеслав поморщился, обижаясь на самого себя.
- Девки здорово красивые, - серьезно подтвердил Острогов. - Точеные фигурки, мордашки загляденье, ручонки из чистого фарфора, глазки как искорки. Девки, точно, с Луны. Русского языка почти не знают. Хотя натаскивал нас дряхлый, совершенно непривлекательный профессор, академик или доктор ученых наук. Не мой вопрос... так я у него же и не спрашивал.
- На курсах подготовки тебе хоть парой слов объяснили, Слава, какого рода исследования производятся на базе проекта 'Шторм'? - тихо проговорил Чингис.
- Объяснили здорово, до мелочей. Прогнозирование штормовых явлений, изучение солености, энергетика, сейсмика, тектоника, вулканизм, строение недр в месте соединения шельфа с материком и прочие данные дистанционно направляемых экспериментов, - заучено произнес Острогов.
- Справедливо, отличная речь. Слава, тебе рассказали, как поднимут на поверхность после десяти месяцев вахты?
- Нет, и что?
- Что, земляк?! Троллейбус из Сибири сюда не доходит! - заорал Калач.
- Не троллейбус. Батискаф. Такая же капсула. Только двигатели мощнее, - предположил новенький.
- Спуститься в океанскую бездну можно. Справедливо. Подняться нельзя, подписано в печать, - совсем уже шепотом произнес Полководец, мягко трогая плечо Вячеслава.
- Не понял... Кто-то из вас... ребята... меня на станции задержит? - спросил богатырь, бессознательно напрягая рельефные мышцы.
- Болван ты, Сержант! - взревел Калаченко. - Тебя больше месяца готовили для спуска! Поднимут на веревке за час?! Идиот! У тебя кровь сменили! Кровь, Сержант! Человеческую выбросили, залили рыбью! Твой организм выдержит ненормальное давление на глубине, но, выберись ты наверх, тело разорвет в кровавые клочья!
- Угрюмо шутите, ребята. Не мой вопрос, только я скажу. Здорово глупо звучит ваш подводный юмор, - ухмыльнулся Острогов.
Негодующе зафыркав, Калаченко сорвался с места и скакнул в люк. Вернулся он, сжимая в великанской ручище зеркало, которое грубо сунул к лицу Вячеслава.
Обмирая, Острогов увидел, что его хорошие сибирские глаза заметно прищурились. Ресницы и брови Вячеслава поредели, волосы на бритой голове за прошедшие две недели даже не принимались; борода и усы тоже совершенно не выросли за период карантина, а крошечный участок кожи на лбу приобрел отчетливый серый оттенок.