Ершов Юрий : другие произведения.

Сто тысяч звезд, Глава 10. Федор Павлович Карамазов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Сто тысяч звезд
  
  Глава 10. Федор Павлович Карамазов
  
  Когда от всей группы таежных путешественников остались лишь трое, новенький, который должен был идти к кособокой каменной постройке следующим, остановился.
  - Не смогу, - устало выдохнул Анатолий, спиной падая на дольмен.
  - Чего ты опять не сможешь суметь? - грубо спросил Дормидонт, придерживая пушистую лапищу стланика, стремящуюся взлететь.
  - Не смогу не дышать, Кирилл Эдуардович.
  - Так дыши своим собственным дыханием, безмозглый дурак! Простого проще. Точно! Некоторые не понимают. Кто тебе не разрешает позволить подышать?
  - Космос? - догадался Москва. - Пространство? Толик, ты боишься задохнуться в космосе?
  - Боюсь.
  - Дурака не валяй, ты, глупый дурак. Ни минуты времени на тебя уже нет! - сердито закричал Дормидонт.
  - Нет, нет. Реально, не смогу, - убито сказал новенький, садясь на мокрую землю и вытирая рукавом потное, мокрое лицо. - Неужели я не знаю? Правда, правда. Не смогу не дышать. У меня даже в воду нырять не получается. Погружаюсь с головой, сразу тону. Правда, правда.
  - Толик, братец, ты космоса не ощутишь, - мягко, славно маленькому ребенку, сказал столичный гость. Он говорил мирно, не спеша, словно не вымок до нитки, словно не замерз, словно не хотел бы поскорее скрыться из неуютной сырой тайги, больше похожей на настоящий бассейн, по неведомой причине наполненный растениями. - Мы не в первый раз, Толик, совершаем переход между планетами. Сейчас ты на Земле, через миг на Луне. Все славно. Поверь, никакого удушья не испытаешь. Ни малейшего. Космоса даже краешком уха не увидишь, краешком глаза не услышишь.
  Новенький благодарно, очень жалко улыбнулся, оценивая дружескую поддержку и незамысловатую шутку.
  - Не рассчитал силы. Стоит представить, через голый космос дорога лежит, умираю. Терпеть не могу трусить. Нет, нет, реально, не могу. Воздуха нет. Реально, пустота. Мрак. Солнце без одежды. Не могу не дышать. Хотя бы скафандр мне? Хотя бы шлем, бронежилет, бушлат? Реально страшно, до печенок пробирает.
  - Слабак! Живо живей ко мне! - заорал Дормидонт.
  - Толик, ты интересовался, почему обыкновенные мужчины, с практическим складом ума и отягощенные житейским меркантилизмом, работают на Владыку?
  Сграбастав шею Анатолия, столичный гость присел рядом, пригнул его голову к своей и зашептал на ухо, для верности слов размахивая кулаком.
  - Пусть он так странно выглядит. Потом посмотрю. Пусть без выбора. Пусть без всякой очереди. Все равно... - тоже шепотом ответил новенький. - Сейчас реально не могу. Правда, правда... Пожалуйста.
  - Чего там уговаривать уговорами! Тащи за воротник шиворота! - распорядился Дормидонт. - Тащи сюда, пока дерево держу!
  - Зачем? Пусть остается, - предложил москвич.
  - Кто?.. Остается?
  - Костер разведет, здесь нас подождет. Толик не привык, опасается космического пространства. Славно. В следующий раз Толик решится, Кирилл Эдуардович.
  - Огнем дурак место выдаст! Пожар из костра точно устроит! - нервно завопил Дормидонт. - Некоторые не понимают. У Владыки здесь все налажено! За потерю места Владыка мне задаст!
  - Подожду вас. Большой костер, реально, разводить не стану, - пообещал Анатолий. - Неужели я ребенок?
  - Ты хуже, безмозглый дурак! Просчитался я с тобой! Трясется тряской, даже поры вспотели!
  - Холодно, братец. Замерзнешь даже у огня, - заметил столичный гость. - Возвращайся лучше к машине, Толик. Там ты ничего и никого не выдашь. Кирилл Эдуардович, салон вашего лимузина открыт?
  - Добрый ты, Москва? Значит, я точно, злой злыдень? - спросил Дормидонт.
  - Дело не в том, Кирилл Эдуардович.
  Поискав в карманах, Дормидонт вытащил связку ключей и швырнул на траву.
  - Чего рядиться? Безголового дурака к Владыке даже вблизи близко пускать нельзя. Владыка слабых не любит. Безголовому дураку Владыка голову сразу оторвет. А тебе, Москва, таким ответом отвечу. Обученных образованием Владыка не любит еще больше трусов. Зачем только он тебя держит? Исключить бы тебя, да только Владыка планирует на тебя дальнейшие планы. Некоторые не понимают. Владыка сам умом крепок. Людей в человечестве таких умных нет. Простого проще. Не боишься рассердить Владыку, Москва?
  - Толик, - вздохнул столичный гость. - Ступай к машине, братец.
  - Спасибо вам. Правда, правда, думал, реально справлюсь... - начал новенький, вставая.
  - Славно, - дружески хлопнул его по плечу москвич. - Это Владыка другой, а мы с тобой одинаковые. У меня там, в чемоданчике, славный коньяк. Не стесняйся, Толик. Откупоривай, лечи нервы.
  - Мотор двигателя долго не грей, - строго наказал Дормидонт. - У меня солярка топлива не бесконечная. На путь обратной дороги нужна. Свет включением не жги, аккумулятор мне точно посадишь. Чего разнюнился, малоумный дурак? Некоторые не понимают. Заднюю сторону к машине хоть найдешь, бестолочь?
  - Найду, - уныло, пришибленно согнувшись, новенький зашагал вниз по склону.
  - Постой! - окликнул его столичный гость. - Отнеси в салон, Толик. Не переживай и ничего не опасайся. Хотя, полагаю, в тайге ты больше хозяин, чем на асфальте. На Дормидонта нашего не обращай внимания, он всегда такой. Начальству по штатному расписанию положено сторожиться.
  - Хватит молокососу сопли подтирать! Москва! Идем!
  - Встретимся у машины. Собрания больше сорока минут не припомню. Плюс дорога обратно. Часа через два, по любому, вернемся, голодные и замерзшие, - пообещал москвич, передергиваясь от холода. - Поделимся с тобой впечатлениями у костра.
  Приняв сверток с золотыми часами, новенький спрятал его за пазуху. Затем, передумав, развернул хронометр, застегнув браслет на запястье. Действительно, так выходило намного надежнее.
  - В другой раз не струшу, - униженно опустив глаза, сказал Анатолий. - Правда, правда. Терпеть не могу отступать. Реально, не струшу.
  - Славно, Толик, - произнес в ответ столичный гость. - Дормидонт, он у нас мужик запасливый. Где-то под сиденьем в салоне есть такой большой горбатый железный ящик. Сахарок, колбаска, овощи, консервы. У других в туесках тоже поищи, не стесняйся. Сейчас все общее. Накрывай поляну, Толик. Отдыхать будем славно, пока все запасы не прикончим.
  - Москва, где ты там замер?! - окончательно потеряв терпение, дико завопил Дормидонт.
  - Главное, Толик, сделай к нашему приходу хороший крепкий чай. Только погорячее, братец. Славный кипяток!
  Опять хлопнув новенького по плечу, Москва заторопился к скале, к зарослям кедрового стланика, к кособокой постройке, похожей на изуродованный варварами дольмен. Пушистые лапы качнулись последний раз и замерли, прислушиваясь к свисту одинокого робкого ветра в каменной теснине.
  
  - Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных торопящихся торопыг... Для горемычных... Для горемычных торопящихся торопыг, - тщательно выговорил Георгий, неприятно удивляясь незнакомой, абсолютно чужой хрипотце, появившейся в тонком девичьем голосе. Кажется, к прежним вопросам со здоровьем, добавилось какое-то капитальное осложнение, грубо ударившее по дыхательным путям и легким.
  - Прекрасная тронная речь, господин Торопов.
  Узнать в забинтованном инопланетянине Загорелого Паука можно было лишь по одежде, жестам и манере речи.
  - Я вас не боюсь, - зачем-то сказал Георгий.
  - Прекрасная дикция, - снова похвалил Загорелый Паук, нервно потирая ладонью ладонь. - Итак, на телевидение не желаете устроиться? Могу посодействовать.
  - Сделайте одолжение, сударь. Посодействуйте вашей отставке. То есть, если мне принципиально не придется к вам обращаться, - ядовито и невероятно важно проговорил Георгий, осторожно отлепляя от кожи последнюю присоску какого-то медицинского датчика.
  - Вы просто вылитый Вронский, господин Торопов. Алексей Кириллович Вронский, собственной блистающей персоной. Ура, ура, ура, Алексей Кириллович.
  - То есть? То есть ущербный, внутренне слабый, нищий духом тип?
  Загорелый Паук недоуменно пожал плечами.
  - То есть красавец и богач, в собственном соку и, буквально, на выданье.
  - Я вас не боюсь. Вы самый обыкновенный Адриан Прохоров, наш мрачный гробовщик.
  - Стоп. Превосходное ударение на местоимение, господин Торопов, - фыркнул Загорелый Паук. - Позвольте осведомиться, случайное?
  - Авторское.
  - У Александра Сергеевича случайностей не замечал. Итак, продолжим беседу о покойном Иване Петровиче Белкине?
  - С ним-то я хорошо знаком. В отличие от вас.
  Многочисленное сообщество солнечных зайчиков, бессмысленно и бестолково ползающих по потолку палатки, разом остановилось.
  - Детский сад, - произнес Загорелый Паук, явно начиная сердиться. - Однако, вы невозможно злопамятны, господин Торопов. Возможно, это нормальная естественная реакция на раздражитель? Стоп. Трижды стоп. Не хотите ко мне обращаться, не обращайтесь. Просто отвечайте на поставленные вопросы. Дельно, толково, без вашего достопамятного ехидства. Итак, готовы начать?
  Надувшись индюк индюком, Георгий попытался проверить спину с безнадежно сломанным позвоночником, затем принялся ощупывать щеку под бинтами. Зуб, понятное дело, пульсировал слабой, отдаленной болью. Пошаливало сердце. При дыхании слышались подозрительные свистящие звуки, а грудь, вернее даже париетальная серозная оболочка легких грозила немедленно разорваться.
  - Продолжайте, прошу вас, - сказал Загорелый Паук. - Отчего вы медлите? Ожидаете прибытия паровоза вашего вдохновения?
  - Вдохновение, это время, умноженное на упорство.
  - Возможно. Однако, я не узнаю автора цитаты.
  - Я автор цитаты, - отрезал Георгий, насупился и замолчал, словно бы закутавшись в непроницаемую мантию.
  - Господин Торопов, - через пару минут позвал Загорелый Паук, на тюрбане которого гарцевало одинокое белесое пятно. - Вы еще с нами, невозможный и отважный Дон Гуан?
  Георгий отвернулся.
  - Оставь меня, командор. Пусти руку. Тяжело пожатье твоей каменной десницы.
  - Дика, печальна, молчалива, как лань лесная боязлива, - мгновенно парировал Загорелый Паук.
  - Жулик. Мошенник. Остап Бендер.
  - Что люди, что их жизнь и труд?
  - Энди Таккер, - пискнул Торопов.
  - Они уже прошли...
  - Джефф Питерс.
  - ... они еще пройдут.
  - Ромашов. Ромашка. Сова.
  - Лишь бы не прослыть, увы, Николаем Антоновичем. Достаточно, господин Каверин. Направление вашей мысли принято следствием.
  - Урия Гип, неудачно выдающий себя за лорда Генри.
  - Хотя бы не бросайте меня в терновый куст, господин Торопов.
  - Айртон. Негоро... Загорелый Паук.
  - Черт возьми. Черт возьми, господин...
  - Когда нужно к черту, то и ступайте прямо к черту, - ядовито проговорил Георгий в потолок.
  - Тому не придется далеко ходить, у кого черт за плечами, - с непонятной интонацией ответил Загорелый Паук. - Господин доктор, слышите этот ужасный звук?
  - Звук? Признаться, ничего особенного не слышу, - ответил врач.
  Загорелый Паук потер ладонью ладонь.
  - Ужасный звук, господин доктор, производит ужасное чудовище Мэри Шелли, пытаясь говорить. Франкенштейн-Торопов, двойная фамилия. У чудовища Мэри Шелли не все правильно с человеческой речью. Безымянное чудовище проснулось и сыпет невозможными оскорблениями.
  - Джон Джаспер! - ядовито выпалил Торопов.
  - Благодарен, хотя бы не Роза Буттон, обрученная с мнимым мертвецом. Господин Торопов, только не разыгрывайте перед нами, увы, все ненаписанные главы романа Диккенса. Пусть тайна Эдвина Друда навеки останется с автором. Стоп. Меня интересуют ваши, ваши собственные сокровенные тайны, без излишних театральных представлений.
  Поймав врача за пуговицу халата, Георгий притянул его к себе.
  - Послушайте, добрый доктор Айболит, над бабушкой вы тоже проводите свои мерзкие фашистские эксперименты?
  - Нет... Нет... мой друг, - растерянно поправляя очки на носу, промямлил врач.
  - То есть, ваши фашистские эксперименты проводились лишь надо мной? Неужели вы, грязные изуверы, вскрыли мою черепную коробку, сняли с мозга особые важные данные?
  Загорелый Паук негромко и очень фальшиво хохотнул:
  - Особые важные данные? У вас, господин Торопов? Невозможное самомнение.
  Доктор совершенно растерялся.
  - Право, мой друг... Зачем вы так говорите... Разве можно... Признаться, мой друг... Ирина Петровна серьезно больна. Возраст, мой друг, глубокое нервное истощение. Признаться, мой друг...
  - Какое еще истощение? Абсурд. Где Пашка? Я уверен, вы его схватили. Вихрастый непоседливый мальчишка лет девяти или одиннадцати. Послушайте, Пашка тоже у вас, прикован кандалами где-нибудь в темном мрачном застенке?
  - Нет... Нет, мой друг, - уже в полном замешательстве ответил доктор, тщетно надеясь отыскать хотя бы каплю поддержки в холодном, единственном глазе Загорелого Паука, жадно сияющем между бинтами. - Кроме вас и Ирины Петровны, среди моих пациентов числился мужчина средних лет... с сердечным приступом. Он уже давно отправлен в местный стационар. Коллеги сообщают, давление нормализовалось. Вчерашним вечером одну женщину из числа родственников остывших пришлось срочно направить в Новосибирск на вертолете. В данный момент больную готовят к сложной операции. Люди, мой друг. Человеческие сердца не из металла, не выдерживают нервной и физической нагрузки.
  Пока врач сбивчиво оправдывался, не отнимая пальцев от дужки очков, Торопов оглядел палатку. Кроме Ирины Петровны, Загорелого Паука, доктора, четырех десятков ленивых солнечных зайчиков и самого Георгия, в палатке не было никого. Понятно, если армейский патруль захватил Пашку вместе с ним, сейчас банда безжалостных экспериментаторов содержит мальчика в другом месте.
  - Что вы со мной сделали? - прямо спросил Торопов.
  - Мой друг... Признаться... Вы поступили к нам в крайне сложном состоянии...
  - Господин доктор, - с ласковой настойчивостью в голосе позвал Загорелый Паук. - Итак, господин доктор, вам пора по неотложным делам.
  - Признаться, все мои неотложные дела здесь.
  - Итак, господин доктор?
  - Прошу вас, мой друг, не тревожьте больного, - вздохнул врач. - Главное, сохраняйте проклятое спокойствие.
  - Не беспокойтесь, - ответил Загорелый Паук. - Ваш больной, ура, невозможно крепко встал на ноги. Теперь господин Торопов станет бороться за мир во всем мире до тех пор, пока от целой планеты не останется жалкий яблочный огрызок.
  - Вы страшно заблуждаетесь, мой друг. Больным сделаны лишь самые первые, робкие шаги. Пациенту еще только предстоит продолжительная борьба за свое здоровье.
  Загорелый Паук довольно уважительно, хотя и властно указал на выход. Старчески, униженно сгорбившись, неуверенно оглядываясь на остающихся, доктор покинул палатку.
  - Итак, прежде у нас возникли вопросы к Нуартье де Вильфору, - мрачно произнес Загорелый Паук.
  Торопов промолчал, размышляя о судьбе Пашки и состоянии собственной головы, для каких-то мерзких фашистских целей перемотанной бинтами. Только, если банда изуверов грубейшим образом исследовала мозг Георгия, почему голова Загорелого Паука тоже перевязана? Это таинственное совпадение не давало Торопову покоя.
  Со стороны сцена могла показаться нелепой и попросту юмористической. Два человека в почти одинаковых белых тюрбанах напряженно стояли друг против друга, готовые не выхватить пистолет, но бросить противнику колкое слово. Забавнейшая пародия на невыдержанных, собирающихся стреляться неопытных дуэлянтов, для вящего смеха нацепивших шлемы космонавтов мгновенно рассыпалась, учитывая невеселую обстановку в медицинской палатке и далее, в котловане, наполненном остывшими.
  - Итак, соблаговолит ли гордый несчастный Эдмон Дантес ответить?
  - Какой еще Дантес? Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных торопящихся торопыг. Я вас ненавижу. Либо ваши вопросы показались Нуартье де Вильфору довольно глупыми, либо таковыми они и являлись в действительности. Абсурд. Я вас больше не боюсь, сударь, - пропищал Георгий, неимоверно медленно произнося слова, как будто всякий раз вытягивал их из глубочайшего кармана. - Эдмон Дантес не намерен сотрудничать. Эдмон Дантес вас уничтожит.
  В конце фразы Торопов сделал широкий шаг вперед. От неожиданности Загорелый Паук попятился, хватаясь за поручень какого-то сложного медицинского прибора с огромным количеством подписанных диковинными символами индикаторов и переключателей. Все солнечные зайчики, бесцельно блуждающие по палатке, собрались в единое яркое пятно на тюрбане Загорелого Паука. Объединение произошло так стремительно, что проследить за ним не сумел бы даже человек, обладающий острейшим зрением. Георгий, давно и до безобразия успешно жалующийся на свои глаза, вдруг увидел целую сеть зеленых сияющих спиралей, на миг возникших вокруг него.
  Мигнув, погасло освещение. Под стеллажом вразнобой защелкали реле источников бесперебойного питания, пытаясь спасти компьютеры и медицинские приборы, но на посеревшие экраны все равно выползла откровенная белиберда. В палатке не было слышно грохота сминаемого металла. В этот миг все беспилотные летательные аппараты, находящиеся в радиусе нескольких километров от котлована, спелыми яблоками посыпались с неба. Большая часть упала на растения прибрежной полосы, пляжи Томи, закрытые активными бизнесменами, угодили в воду. Лишь несколько дронов бухнулись на асфальт и крыши жилых домов. Один беспилотник оказался в кузове едущего грузовика, а другой, особенно неудачный, умудрился застрять на балконе девятиэтажного строения по улице Волгоградской, полностью разрушив ограждение. По счастливейшей случайности, полеты боевых и пассажирских самолетов над городом к этому моменту уже полностью прекратились.
  
  По пути переломив ствол тополя, на траву грохнулся большой серый беспилотник, из летающей боевой машины жутковатого вида мгновенно становясь простым безобразным куском скомканного ударом железа. В каком-то диком, чисто зверином порыве поверженного хищника, ствол пулемета заскрипел, силясь отыскать последнюю цель. Послышался короткий резкий щелчок и дрон затих, пуская в небо струйку черного дыма.
  Пошатнувшись, большой человек отпустил Ниточку, нащупывая пуговицу под горлом. Девочка упала на край траншеи, не сумев удержать равновесие на траве, кубарем покатилась вниз. Спустя секунду оказавшись в зарослях, малышка пробралась в глубину лабиринта по сырой грязной земле. Испуг, боль, ожидание страшного гнали Ниточку под прикрытие спутанных веток и колючих растений. Слезы ручьем текли из глаз, но девочка молчала, сжимая зубы.
  С хрустом разорвав воротник, убийца тяжело и шумно задышал.
  - Один Владыка. Не успел, - зарычал он, торопливо шаря пальцами по шее.
  Порвав простенький шнурок, большой человек положил на ладонь черный сплющенный шарик, похожий на отработавшую свое пулю. Пульсируя холодным зеленым светом, этот необычный амулет, похоже, сильно жег ему руку. Шнурок, продетый в отверстие, дымился.
  Катая шарик на ладони, убийца положил амулет на плоский камень, отступая в странном, благоговейном и лихорадочном ожидании. Встав на колени, большой человек сбросил ремень автомата, не глядя отшвырнул оружие, поспешно и даже суетливо привел в порядок одежду, словно солдат из окопа, готовящийся к неминуемой встрече с легендарным, почти мифическим сиятельным маршалом.
  Шнурок вспыхнул, быстро прогорая. Не прекращая пульсировать, шарик раскалился докрасна, заставляя трещать камень. В дым проникла зеленовато-фиолетовая струйка, закручиваясь спиралью, тронула ветви деревьев. Внезапно, амулет выбросил вверх короткий треугольник гудящего пламени и расплылся туманом.
  К счастью для Ниточки, чудом уцелевшая малышка не была свидетелем происходящего. Перед нижайше коленопреклоненным большим человеком стояла призрачная, уродливая колеблющаяся фигура, состоящая из колыхающихся клубов темного дыма. Отдаленно походя на горбатую, страшно носатую старуху с клюкой, призрак больше всего напоминал безобразную чернильную кляксу, непонятным образом висящую в воздухе.
  Неожиданно четкая, вполне материальная пика, гладкая как отшлифованная мастерами кость, вытянулась из дымного облака, с силой двинула убийцу в лоб. Молча приняв удар, большой человек пошатнулся, сейчас же поспешно принимая прежнюю униженную позу. Следующий выпад костяной пики швырнул убийцу, прокатил по траве. Теперь ему было тяжело подняться. Голова кружилась, а тело откликалось плохо.
  - Один Владыка. Один Владыка. Один Владыка, - умоляюще шептал большой человек. Раньше невозможно было представить, что он вообще способен на такие заискивающие, такие просительные интонации.
  Послышался негромкий тяжелый звук, словно вдалеке по плохо положенной брусчатке катились железные колеса телеги, груженной как попало набросанным хрусталем. Ползая по земле, большой человек несколько раз заваливался на бок, но все-таки встал на колени и продвинулся к своему мучителю, задирая рукав до локтя.
  Солнце спряталось за вовремя набежавшую тучку, принципиально не желая смотреть на черную татуировку, на происходящее внизу. Из клубов дыма к руке убийцы потянулась изогнутая костяная клюка и большой человек дико, истерично закричал.
  
  Ученые всего мира уже добрую неделю с горячностью искренне увлеченных предметом сумасшедших обсуждали необыкновенное астрономическое явление, но кулуары слишком сложная неспециалисту тема покинула всего несколько суток назад. Когда упрощенный до нормального общеупотребительного состояния доклад лег на стол приемной тихого московского кабинета, в Кемерово безраздельно властвовала ночь, а Торопов как раз готовился расстаться с местным хитроумным Гаврошем.
  Сообщение настолько плотно ложилось на надежно закрытые данные о феномене остывших людей, сейчас распространяющегося по территориям Сибири, Дальнего Востока и затрагивая сопредельные государства, что доклад тоже мгновенного засекретили. Кроме ученых, почти не имеющих правдивых широких сведений о происходящем, в целой России новой информацией владели немногие. Истерией это назвать было нельзя, скорее трезвым, глубоко оправданным умолчанием во избежание паники и заокеанских спекуляций.
  Главнокомандующий собирался лично, своими собственными руками срочно доставить адаптированный научный доклад на окраину спального района Кемерово, но, серьезно выслушав необычно разумные доводы высокопоставленных коллег, отказался от воодушевляющего полета на новейшем секретнейшем истребителе. Непредсказуемая, не просчитываемая до конца ситуация с остывшими людьми действительно грозила вот-вот перерасти в глобальный кровавый кошмар, будущий эпицентр которого уже обозначился предельно точно. С головой лезть в натуральное пекло, оставляя страну без руководства в опаснейший период мировой истории равнялось преступлению против нации.
  Хорошо отдалившись от Земли, хотя бы орбит Марса или Венеры можно было бы простым невооруженным глазом наблюдать колоссальный, легко сравнимый размерами со всей Солнечной системой серебристый конус, упирающийся в тело обжитой людьми планеты. Истончаясь до состояния иглы диаметром в считанные километры, невероятно огромный космический объект наискосок пронзал Землю, идеальнейшей прямой возвращаясь к родным звездам. Безумно далекое основание лениво расширяющегося конуса выглядело грандиозным бесформенным сгустком тускло светящегося разряженного газа, при увеличении расползаясь непрочной прозрачной субстанцией, драпирующей часть полотнища Вселенной на манер несерьезной, светленькой, с красивыми блестками вуали.
  Вооруженные взгляды профессионалов отмечали массу необычных необъяснимых подробностей. Не допуская отклонений на измеряемые величины в точке касания, серебристая нить каким-то образом учитывала вращение, орбитальное движение планеты, траекторию целой Солнечной системы и, по всей вероятности, даже бесконечный полет самого Млечного Пути в стае галактик местной группы. Приближаясь к Земле со стремительностью, значительно превышающей любые существующие у человечества понятия о теоретически возможных скоростях, сгусток как будто втягивался в проходящую сквозь планету узкую трубку, охотно подбирая свои обвисшие пухлые бока. Невообразимо громадная воронка затягивала красивую межзвездную вуаль, безупречно точно бросала на окраину скромнейшего спального района Кемерово, идеальной нитью выводя из тела Земли в центре Индийского океана. Тонкая зелененькая змейка вилась от вуали к планете, обратно, застывала на середине пути, вдруг растворялась в сгустке, с дичайшим ускорением бросалась на планету, замирала, прижимаясь к космической нити. Только эти передвижения выглядели бессмысленными, даже случайными в строго направляемом и четко проходящем процессе вселенской величины.
  Находясь в точках планеты, пронзенных серебристой иглой, люди не ощущали себя участниками событий космических масштабов, не отмечая абсолютно ничего экзотического. Даже напряженные тренированные чувства профессиональных военных, охраняющих котлован остывших людей, не находили поводов для беспокойства. Сказочная завидная острота зрения военных, на сей раз не давала им преимущества перед штатскими. Удивительного, слишком огромного гостя из мирового пространства можно было разглядеть только сбоку, на существенном удалении, но никак не вблизи или, тем более, становясь непосредственным участником невообразимого представления. Нечто почти нематериальное, стремительным потоком лилось из космоса, падало на головы людей, пронизывало Землю и убегало обратно, на родное звездное пастбище.
  Техника, приборы не соглашались с беспечными чувствами своих создателей, отказывая на территориях, непосредственно прилегающих к Кемерово, по крайней мере поднимающихся до высот, равных орбитам спутников человеческой цивилизации. Иногда зона тишины очерчивалась считанными километрами, иногда распространялась на целый город сразу. Объяснить, научиться предсказывать пульсацию так и не удалось, однако постоянный четкий ритм на ранних порах полностью совпадал с частотой движения воздуха из центра котлована, занятого остывшими людьми.
  Первыми пострадали любознательные шпионские спутники. Затем, когда упали беспилотники, помогающие охранять примыкающие к котловану остывших людей пространства, проблема быстро, легко и сразу выплеснулись за пределы Кемерово, области, Сибири, континента, охватывая всю Землю. Никакого яростно закручивающегося вихря, сквозь хмурые грозовые тучи уходящего к центру Вселенной, над бывшей стройкой не возникло. Громогласного аккомпанемента божественных молний, или нормальных природных спецэффектов сейчас тоже не случилось. Напротив, самые мелкие, самые юные облачка на веселом летнем небе даже не подумали изменить направление, спокойно проплывая над остывшими людьми и теми, кто до восторженного обморока пытался разгадать их загадку. Дождик, совсем небольшой скромный плакса прилетел откуда-то с востока, рассыпал слезинки по дорогам города, намочил машины и сразу сбежал, предоставляя солнцу стереть следы его пребывания.
  Природа планеты не отметила и не заметила следующей фазы бытия космического объекта. После падения спелых дронов, на людской Земле изменилось все. Во всех бесчисленных сложностях, авариях, возникающих повсюду накладках, однотипности или уникальности повсеместно случающихся технических сбоев отнюдь не прослеживалась какая-то строгая граница, четко определяющая возможность, время нормальной работы того или иного устройства. Мобильные сети исчезали на секунды, на минуты, на часы; пропадали наглухо и вновь внезапно заявляли о себе. Самые старые, самые древние аналоговые телефонные станции десятки раз за час расписывались в бессилии, снова и снова упрямо начиная трудиться. Радиосвязь стала подлинным наказаньем, поскольку частоты часто и беспорядочно забивались дикими визгливыми шумами, напоминающими песнопения безумных дервишей новостных каналов. Телевидение то отключалось, то вновь радовало зрителей мрачнейшими выдуманными подробностями жизни во времена феномена остывших людей. Генераторы электрической энергии, аварийные источники питания, казалось, соревновались в праве нанести наибольший вред высокоточному оборудованию. Компьютеры, то трудолюбиво и верно обрабатывали информацию, то начинали нахально хандрить, выводя на миллиарды мониторов по всему свету безумную нечитабельную галиматью из нулей, единиц и непонятных знаков.
  Важная или не слишком, техника протестовала, открыто отказываясь служить. Защиты не существовало. Беспрецедентный вал компьютерных сбоев, наиглавнейших составляющих современной человеческой цивилизации, мог принести населению планеты только медленную мучительную гибель. Смертельно опаздывающие, детские, нелепые, уже привычные всем, вряд ли необходимые извинения громогласного внутри и робкого снаружи московского набата до крайней степени ожесточали разболевшийся мир.
  Коллапс. Хаос. Катастрофа. Страшный суд. Оправданные суровые меры воздействия. Зловещие эксперименты российских военных некромантов привели к предсказуемой трагедии. Армия единственной сверхдержавы готова восстановить мировой беспорядок. Ядерный удар по Сибири. Эти заголовки чаще всего посещали страницы успевших выйти из печати изданий, бессмысленными заклинаниями звучали из уст легионов осиротевших без телесуфлеров дикторов, пока паникерская деятельность кликуш не ознаменовалась полным отключением электричества по приказу владельцев заводов, газет, пароходов.
  На докладе ученых сейчас можно было поставить любой гриф и разрешить читать сообщение не ниже старшего епископа. Острие указки истинно галактических размеров ясно, твердо обозначало единичный источник мировых проблем. Беду планете, разумеется, принесли остывшие люди. Скрыть от человечества такое шило в бездонном мешке космоса не удалось бы даже настоящему волшебнику из соответствующего ведомства профессиональных советских фокусников.
  
  Свет опять мигнул и ряд лампочек под потолком медицинской палатки ровно засветился. Экраны вспыхнули с прежней яркостью. Медицинские приборы ожили первыми, за ними заспешили компьютеры, шурша потрохами жестких дисков. Два трагикомических удивительных инопланетянина с тюрбанами из бинтов вместо нормальных человеческих голов замерли друг перед другом.
  Глядя на мгновенное замешательство Загорелого Паука, Георгий ощутил солидный укол совести. Не таким уж махровым кровожадным хищником был этот бессовестный, подлый, наглый, безответственный юноша. Не таким уж юным, вообще-то, был Загорелый Паук.
  Собственно, никакой он не юноша. Некоторым людям счастливится всю жизнь выглядеть значительно моложе своих лет, обманывая невнимательные взоры заведомо равнодушных окружающих. Если подумать, мысленно вглядеться, вспомнить лицо, теперь скрытое бинтами, иллюзия моментально растает. В самом деле. Лоб Загорелого Паука, решительно разменявшего четвертый десяток, ведь прорезали морщины. Заметная, вовсе не робкая седина нагло выползла на виски и даже сейчас проглядывала из-под повязок. В такие годы, просто имея хорошую голову, минимум желания и профессионального рвения, вполне реально дослужиться до серьезных званий, достичь высоких должностных ступеней. Совершенно понятно, Загорелый Паук небезосновательно назначен главным на бывшую тривиальную городскую стройку, вдруг ставшую важным, охраняемым объектом высочайшей значимости. Впрочем, есть ли разница? Хотя выглядел Загорелый Паук, действительно, как обыкновенный нормальный юноша, как студент, неизменно готовый засесть за штудирование книжных залежей в библиотеке, все его поступки неизменно отличались дичайшей нечеловеческой жестокостью... Или нет?
  - Сударь. Мы с вами... мы словно братья Карамазовы, - с неопределенной интонацией произнес Торопов.
  - Черт возьми. Надеюсь, до этого не дойдет, - напряженно ответил Загорелый Паук.
  - Впрочем, я себя ощущаю Федором Карамазовым. То есть, уже пострадавшим.
  - Вам никто головы не пробивал, господин Торопов.
  - Разве? Я знаю, вы лжете, вы изворачиваетесь. Послушайте, сударь, не пугайтесь. Я не кусаюсь. Вам кажется, из моих запястий полезут метровые стальные когти? - несколько мягче, чем изначально собирался, произнес Георгий. - Абсурд. То есть за спиной вырастут кожаные крылья, а, прошу извинить, из... откуда-то выскочит титановая сеть, прилипнет к Луне, утащив жертву ваших паучьих лапок в далекий космос?
  - Отчего же жертву? Отчего же паучьих лапок, господин Торопов? Увы, ко всему прочему, я не поклонник экспортной кинофантастики для умалишенных недоразвитых кретинов, - медленно произнес Загорелый Паук, потирая ладонью ладонь.
  Несколько растерянный, но вполне организованный для долгожданной беседы и даже сражения интеллектов, сейчас он совершено точным образом напоминал опаснейшего ядовитого паука, тихо притаившегося где-то на краю сотканной сети. Яркое пятно света опять распалось на белесые солнечные зайчики, отправившиеся лениво бродить по палатке. Впрочем, один все-таки остался, наотрез отказываясь покинуть тюрбан Загорелого Паука.
  - Послушайте, сударь, вы схватили Пашку? - грозно пропищал Георгий. - Фашист. Отвечайте немедленно. Я наотрез откажусь общаться. Бандит с большой дороги. Фашист. Я вас слушать не желаю. У меня уже верхний коренной зуб от вашей лжи разболелся.
  - Стоп. Прекратите использовать оскорбительные слова, господин Торопов. Итак, вас интересует судьба мальчика, с которым вы бежали?
  - Я покинул ваши фашистские застенки в гордом одиночестве, - возразил Георгий. - Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для... Послушайте, абсурд. То есть, Пашка, этот местный Гаврош, ни в чем плохом не замешан. Я тоже, кстати.
  - Детский сад. Конечно, разумеется, безусловно, несомненно. Вы бежали один. Однако, мы наблюдали за вами обоими, господин Торопов. Невозможно странно, вы с Гаврошем не встретились сразу. Мальчик битый час изображал киношного шпиона у территории объекта, заглядывая в дыры ограды. Судите сами. Спрыгивая с бетонной плиты, вы едва не оказались на спине нашего юного следопыта.
  - Послушайте, вы содержите Пашку в другой палатке? - быстро спросил Георгий. - Немедленно освободить. Я прошу. То есть, я приказываю, сударь. Иначе Нуартье де Вильфор откажется сотрудничать. Послушайте, мне необходима срочная медицинская помощь. Лучшие врачи. Лучшие лекарства. Послушайте, вы ничего не замечаете? Я на грани. Я за гранью. Между прочим, у меня голова забинтована, а поврежденный позвоночник хрустит при каждом движении. Я даже не болен. Я почти умер.
  - Пашка давным-давно дома, господин Торопов. Дома, с мамой, папой и веселой комнатной собачкой. Той памятной ночью видеокамеры дронов проводили мальчика до подъезда. Уже следующим утром наши сотрудники побывали у него в гостях. Прекрасная семья, новая квартира, мир, покой, душевность, уют. Господин Торопов, с вашим приятелем, дерзким кемеровским Гаврошем все намного лучше, чем с его героическим книжным собратом. Ура, Гаврош накормлен, увы, Гаврош остался не выпоротым. В сердцах родители пообещали до конца лета продержать его дома и купить велосипед только по выходе на пенсию, однако, уверенно полагаю, не сдержат своего сурового обещания.
  Нахохлившись, словно большой встревоженный воробей, Торопов внимательно слушал; верил и не верил, сомневался и, конечно же, хотел бы положиться на слова Загорелого Паука. Узнать, что Пашка сейчас томится в мрачных застенках, подвергается каким-то немыслимым медицинским экспериментам, закован, перебинтован, привязан к койке было совершенно чудовищно для рассудка Георгия. Думая о таких ужасающих вещах, он даже забывал свои многочисленные страшные недуги.
  Вряд ли Загорелый Паук лгал. Похоже, Пашка был в полном порядке и даже не слишком сильно пострадал от праведного родительского гнева. Славный малолетний хулиган, наверняка, уже дал признательные показания, подписал собственной рукой, а встревоженные родители самым юридически верным образом заверили закорючку любознательного сына. Конечно, не сам Пашка интересовал помощников Загорелого Паука. По неведомой Торопову причине их занимало все, связанное с Георгием. Проанализировав каждое действие, тщательно прожевав каждое слово Торопова, которое вспомнил мальчик, Загорелый Паук наверняка отыскал в них нечто странное, теперь заставляющее его держаться настороже.
  - То есть все, с кем я общался в вашей гнусной тюрьме, допрошены? - уточнил Георгий.
  - Недурственная догадка, господин Торопов. Итак, подтверждаю, решительно вычеркивая прилагательное.
  - Послушайте, я самый обыкновенный человек. Я ничего не знаю. У меня нет секретов. Абсурд, сударь. Я не понимаю причин вашего внимания. Я обычный человек.
  - Мальчик посчитал иначе. Не желаете ли предельно точную цитату от кемеровского Гавроша, господин Торопов? "Прикольный же дядька, какой-то же наполовину живой. Жаль же, не скелет же". Именно так подвел итог мальчик, сообщив, что минимум трижды за время общения с ним вы впадали в странную непродолжительную спячку. А ваши гамлетовские видения, господин Торопов? Медузы, полеты наяву?
  - Абсурд. Я ведь болен. Послушайте, я серьезно болен. То есть, мне жизненно необходима медицинская помощь. Серьезный консилиум. Широкий выбор высококачественных лекарственных препаратов. Хотя бы прикажите вашему запуганному, униженному, подчиненному аптекарю поставить мне капельницу. Я настаиваю. Послушайте, у меня дико кружится голова. Даже примитивное сотрясение мозга не проходит бесследно, а ваши изуверские эксперименты далеко выходят за рамки человечности. Я плох. Я подвергся нападению и избиению вашими солдатами. Я не привык к медицинским экспериментам. От слабости и головокружения я готов упасть. Я вас уверяю, я держусь лишь на несгибаемой крепости своего характера. Я мужчина, я привык молча терпеть самую смертельную боль. Затянув с лечением, вы безнадежно повредите мое шаткое здоровье и поставите мою дальнейшую жизнь под угрозу. Я вас уверяю.
  Словно договорившись, компьютеры на стеллаже разом ушли в перезагрузку, вылив на мониторы черную краску.
  - Стоп. Не смешно, господин Торопов, - раздраженно сказал Загорелый Паук. - Стоп. Подчиненного аптекаря я вам не прощу даже в случае, если вы отроете мне все тайны мироздания оптом.
  - Я напуган. Кошмарная угроза, сударь.
  - Стоп. С вами работал не дилетант. Признанное светило науки, иногда, ура, составляющее нам компанию в очередной экспедиции. Знаменитый Хувеналь Урбино де ла Калье, сравниваясь с нашим доктором, признал бы свою полную профессиональную несостоятельность и преждевременно ушел бы на покой.
  - Абсурд. Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных торопящихся торопыг. Ваш докторишка, наверное, незаслуженно женат на гордячке Фермине Дасе, что еще не делает его фигурой, достойной пера Маркеса.
  Загорелый Паук зло зафыркал:
  - Черт возьми. Стоп, господин Торопов. Мы не... светила медицинской науки до сих пор не знают, какого рода медицинскую помощь нужно оказывать мертвым людям, которые ходят, пишут шариковой ручкой записки, чего-то терпеливо ждут, собравшись плотной группой, превращаются в... Говорят, спорят, обвиняют и беспощадно оскорбляют. Стоп. Стоп. Хватит театральных представлений, господин Торопов. Нет времени. Возможно, прозвучит несколько резко, однако вы, господин Торопов, принадлежите не к живым, не к мертвым, а к остывшим людям. Конечно, если вы вообще когда-нибудь были обыкновенным человеком. Теперь стоп. Достаточно тайн. Достаточно невозможных оскорблений, господин Торопов. Настала пора признаний.
  Георгий тоже фыркнул, копируя собеседника и мрачно, грозно нахмурился бы, если бы вовремя не вспомнил, что нелепый тюрбан это обязательно скроет от Загорелого Паука.
  - Каких еще признаний? Послушайте, вы считаете, мне пора раскрыть карты? - спросил Торопов, отгоняя нахальный солнечный зайчик, попытавшийся запрыгнуть к нему на плечо. - Абсурд. Впрочем, извольте, сударь. Ваш поразительно сложный вопрос, кажется, заключался в том, человек ли я?
  - Итак?
  - Я не человек.
  - Кто вы, господин Торопов?
  - Я исконный обитатель Луны. То есть, я селенит.
  
  Крик старшего лейтенанта Скоробогатого, такой громкий и такой невыносимо страшный, наконец, оборвался. Забившись в переплетение кустов между стволами ив, Ниточка сидела на земле, плотно закрыв глаза. Плохой взрослый, теоретическая встреча с которым всегда так пугала девочку, из аморфной абстрактной фигуры сейчас обрел ясные очертания и плоть. Открыв глаза, малышка, конечно же, могла только навредить себе, раскрыв убежище.
  Ниточку колотила дрожь. Текущие по щекам слезы грозили перерасти в поток. Очень хотелось заплакать, даже зареветь дурным голосом, позвать родителей на помощь. Еще больше хотелось оказаться, если не на руках у мамы, то хотя бы в синем шатре напротив синего папы, за синим столом с синими пирожными на синих тарелках. Напрасно, совершенно зря она отправилась искать работу, не спросив разрешения.
  Где-то впереди, на берегу канавы послышался хруст веток, неясный шум, топот. Старший лейтенант Скоробогатый, недовольный внезапной пропажей маленькой беззащитной девочки, больше не собирается кричать. Плохой взрослый сосредоточился на поисках Ниточки и бродит по краю траншеи, выбирая удачное место для спуска.
  Комки земли посыпались вниз, тревожа зелено-коричневую массу растений, похожую на стену. Спускаясь по глинистому, обрывистому склону канавы, старший лейтенант Скоробогатый тяжело дышал, наверняка, с огромнейшим трудом сейчас удерживая равновесие. Спрятаться, даже просто бездумно отступать дальше было физически некуда. Все отползая и отползая от приближающегося плохого взрослого, девочка ощутила преграду, колючие, противные, упругие ветки сразу со всех сторон.
  Спасения не было. Слезы Ниточки замерзли, став крошечными колкими льдинками.
  Сопение старшего лейтенанта Скоробогатого сделалось громче. Представив, какая жуткая звериная улыбка сейчас у плохого взрослого, подкрадывающегося к ней, малышка захныкала и закрыла лицо ладонями в последнем спасительном жесте.
  Хотя старший лейтенант Скоробогатый не выглядел гибким, подвижным человеком, он сумел каким-то образом протиснуться в зазор между стволами деревьев, почти не ломая веток. Там, где даже Ниточка пробралась с трудом, высокорослый, громадный плохой взрослый пролез в общем-то без особого труда.
  Внезапно, старший лейтенант Скоробогатый тронул малышку за запястье, жутко низко заворчал, клацая зубами. Пискнув, словно загнанный в ловушку мышонок, девочка отпрянула, спиной натолкнулась на пружинистую стену тупика и пулей полетела обратно. Прямиком к плохому взрослому.
  
  Обхватив руками забинтованную голову, Загорелый Паук театрально покачал изумительным тюрбаном:
  - Ура, теперь правда раскрыта. Итак, вы селенит, господин Торопов. Уэллса у себя на Луне давно читали? Всегда хотелось узнать, как селениты переворачивают странички книг. Щупальцами? Клешнями? Возможно, усилием воли?
  - Не ваше земное дело, - отрезал Георгий.
  - Детский сад, господин Торопов. Возможно, вам пора повзрослеть?
  - Послушайте, я хотел бы переговорить с женой.
  Загорелый Паук промолчал, настороженно глядя на Торопова единственным глазом. Вид у него при этом был такой, словно Георгий вдруг стал последним цветным пятном на серой Земле, удивительнейшим живым тюльпаном на бескрайних белоснежных пространствах всемирного ледника.
  - Жену вы тоже схватили? Зачем? То есть, мою жену вы уже допросили? Абсурд. Дикий абсурд. Чего вы от нас добиваетесь, омерзительные экспериментаторы?
  Загорелый Паук продолжал упорно молчать.
  - Послушайте, немедленно! - воскликнул Торопов, невообразимо быстро произнося слова. - Я настаиваю. Встреча, короткий звонок, затем мы продолжим беседу.
  - По вашему мнению, чем мы тут занимаемся? - спросил Загорелый Паук.
  - Вам не понравится ответ, сударь, - сквозь зубы процедил Георгий, наблюдая за солнечными зайчиками, которые внезапно бросились к ним со всех углов палатки, словно крошечные злющие собачонки.
  - Возможно, не понравится. Итак, пусть вас это не останавливает, господин Торопов.
  - Я вас уничтожу!
  Запоздало вспомнив о том, что, кроме них, в палатке находится больная, Загорелый Паук заглянул за ширму. Старушка мирно, очень спокойно спала, будто маленький ребенок, закинув за голову правую руку.
  - Тише. Пожалуйста, тише, - попросил Загорелый Паук. - Итак, подробно, по пунктам, ваше мнение о происходящем на объекте.
  - Один. Насильно держите людей, между прочим, граждан России, обладающих всеми конституционными правами, - зло щурясь, зашептал Торопов с каким-то затаенным жестоким восторгом наблюдя за солнечными зайчиками, собирающимися в яркое пятно на тюрбане Загорелого Паука. - Два. Экспериментируете над мертвыми. Три. Когда дьявольские опыты дают практические результаты, переносите дьявольские опыты на живых людей. В частности, на меня, крайне нездорового человека. Четыре. Когда соберется достаточно данных, превратите в остывших всех захваченных на улицах нашего города людей. Пять. Ужасный феномен остывших является результатом неудачного опыта в сверхсекретной военной лаборатории, несколько недель назад вышедшего из-под вашего контроля. Шесть. Жестокие, неумелые непрофессиональные методы антигуманистической фашистской организации и кровавые планы несут явную угрозу городу, стране, континенту, наконец, всей современной человеческой цивилизации.
  Свет мигнул. Мониторы на стеллаже погасли. На сей раз источники бесперебойного питания даже не попытались обеспечить работу машин и, после появления тока в сети большая часть медицинского оборудования не ожила вообще. Компьютеры включались неохотно, снова и снова уходя в перезарузку.
  Все крепче сжимая губы, Загорелый Паук терпеливо дослушал негромкую, убийственно медленную писклявую речь Георгия.
  - Увы, предсказуемо мрачно, - сухо заметил Загорелый Паук. - Черт возьми. Мне нужна от вас настоящая деловая информация, а не зимние сны свихнувшихся бурундуков. Детский сад, господин Торопов. Судите сами. Спросил бы вас, не балуетесь ли вы примитивными комиксами для дефективных недоразвитых кретинов, однако заранее знаю ответ. Не балуетесь. Итак, господин Торопов, вашу супругу антигуманистическая непрофессиональная фашистская организация не хватала, не пытала, в застенках не прячет... Вашей жены, господин Торопов... Увы, нынче вы не можете пообщаться. На объекте нет мобильной связи. Практически. Физически. Технически, нет мобильной связи. Однако вам, возможно, это превосходно известно, поскольку вы производили какие-то вычисления.
  - Вполне известно. Выключите аппаратуру, подавляющую сигналы.
  - Такой аппаратуры на объекте нет, господин Торопов.
  - Очередная ложь, сударь.
  Пожав плечом, Загорелый Паук тронул тюрбан из бинтов.
  - Итак, продолжим наш познавательный диалог? - предложил он, потирая ладонью ладонь.
  - Какой еще диалог? Знания умножают печаль.
  - Не всегда, - проговорил Загорелый Паук, погружая пальцы в нагрудный карман костюма. Вытащив пару кусочков металла, он показал сплющенные пули Торопову. - Итак, многоуважаемый израильский царь Соломон, эти пули извлечены из вашего... обобщенно, из мозга. Право, я не стал бы углубляться в детали, не являясь специалистом в области медицины. Пули также извлекли из плеча, ноги и далее по обширному списку. Почтенный царь Соломон, чуть более половины суток назад вы были мертвее самого мертвого мертвеца из фантазий прославленного Гоголя. Однако, мы с господином доктором стали свидетелями воистину библейского чуда.
  - Я догадывался. Я знал. Библейскому чуду помог розовый пепел?
  - Розовый пепел, господин Торопов?
  - То есть, кто-то был специально уничтожен, чтобы ваш аптекарь изготовил снадобье? Двое? Трое, сударь? Пятеро? Десять остывших? Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных торопящихся торопыг. Бородатый мужчина под навесом был прав. Я не поверил. Послушайте, сколько остывших вы вывели из котлована и расстреляли за кустами?
  - Примерный расстрел мертвых? Дурацкая, однако, действительно оригинальная идея, господин Торопов. Попробуйте отправить в Голливуд, профсоюз российских фантастов или какой-нибудь другой сумасшедший дом. Однако, мудрый царь Соломон, осмелюсь заметить, на данном объекте не вы задаете вопросы. Итак, задают вопросы вам, - абсолютно ядовито закончил Загорелый Паук.
  Передернувшись от отвращения, Георгий сжал кулаки. Лучшая защита, это, разумеется, наглейший глупый напор. Угрюмый бородач, рассуждающий под навесом о расстрелах за кустами, оказался совершеннейше прав! Снова попятившись к стеллажу с медицинскими приборами, Загорелый Паук теперь не выглядел растерянным. Даже напротив! Сейчас фальшивый перезревший юноша был готов ко всему. Торопов представил, как Загорелый Паук очень привычным, машинальным кротким движением выхватывает пистолет, как наводит ствол оружия на него, как щелкает предохранителем, как нахально, с чувством глубочайшего превосходства ухмыляется, нажимая на курок.
  - Настоящий Загорелый Паук, - показывая зубы, жалобно пропищал Георгий, оглядываясь на ширму, за которой отдыхала почтенная Ирина Петровна.
  - Ура, наконец-то вы дали мне имя, господин Торопов. Давно пора.
  - Не нравится, сударь?
  - Возможно, заслужил. Однако, чем конкретно?
  - Вы обожаете запах напалма по утрам, - не задумываясь, ответил Георгий.
  - Коппола, причем весьма кстати, - удивленно сказал Загорелый Паук. - Вряд ли у вас на Луне известно, господин Торопов, что замысел, легший в основу обозначенного вами фильма, существовал как отдельное произведение за добрых семь десятков лет до написания первого черновика сценария. Представьте себе, господин Торопов, целых семьдесят лет. Естественно, ни о каком Вьетнаме речь тогда не велась.
  - Речь о книге Джозефа Конрада?
  - Ошеломляюще, господин Торопов. Книге Джозефа Конрада, посвященной приключениям в дебрях Центральной Африки и встрече с необъяснимым мистическим явлением, значительно позже полностью охваченной финалом кинофильма. Господин Торопов, этого на Земле и на Луне никто не знает.
  - Я знаю.
  - Ура. Трижды ура... Черт возьми. Очень странно, что знаете.
  - Я вас уверяю, у нас на Луне это широко известно, - вяло, без особенной окраски произнес Георгий.
  - Итак, вы еще и киноман, господин Торопов. Однако, несколько расхожих цитат не делают вас реальным мыслящим человеком. Возможно, вы обыкновенный среднестатистический селенит, ура, несколько знакомый с поверхностным культурным слоем современной земной цивилизации?
  - Я? А вы... То есть, вы... Ваши руки по локоть в крови. Вы ходите по колено в крови. Вы пьете человеческую кровь... негодяй. Вы издеваетесь над безнадежно больным человеком со сломанным позвоночником. Ваши кровавые подручные не уступают вам по жестокости. Не представляю, для чего еще я вам нужен, для каких садистских развлечений вам понадобилось меня мучить... убивать, оживлять, плести разные небылицы. Вы ошиблись, Загорелый Паук. То есть, просчитались. Ваша невыносимая ложь рассчитана на человека попроще и гораздо здоровее меня. Послушайте, сударь, от меня вам ничего не получить. Я не желаю вас видеть.
  Загорелый Паук вздохнул:
  - В вашем изложении все гениально, господин Торопов. Захватили, удерживают, пытают, не желаю. Увы, господин селенит, реальная земная жизнь не так прямолинейна.
  - Какая еще реальная жизнь? То есть, я сам себе отломил голову, ударившись о старый пень, а теперь возвожу напраслину на вас, пушистого белого тушканчика?
  - Невозможно изысканная ирония. Судите сами, господин Торопов. Действительно, мои люди задержали вас. С некоторыми превышениями необходимых для задержания мер, однако они в вас не стреляли. Вас намеривался захватить противник. Подлый враг.
  - Другой подлый враг? Не вы?
  - Смешно. Даже очень смешно.
  - Надеюсь, виновников моей смерти уже повесили по специальному распоряжению вашего миролюбивого гуманного командования? Повесили и расстреляли за кустами, не сомневаюсь. Вы... Вы... Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по... То есть, вы...
  - Договаривайте, господин Торопов. Кто? Злодей? Сатрап? Убийца? Тиран? Необразованный тупой солдафон с черно-красной повязкой на рукаве?
  - Какой еще солдафон? Не льстите себе. Послушайте, необразованным вас назвать сложно. Хотя нынче учатся лишь для того, чтобы поразить воображение окружающих.
  Загорелый Паук всплеснул руками, распугивая целый хоровод солнечных зайчиков:
  - Итак, сегодня у нас в ходу, кроме царя Соломона и Копполы, еще и Конфуций. Ура. Милейшая компания. Соломон, Коппола, Конфуций и Торопов, - насмешливо сказал он. - Да здравствует гуманизм, темное и светлое начало. Даешь каждому страждущему обглоданную куриную лапку, полное собрание высокохудожественной жевательной резинки о сицилийской мафии и учебник социокоммуникативной эстетики. Стоп. Детский сад. Не смешно. Итак, кого станете цитировать следующим, господин Торопов? Блистательного Тура Хейердала? Мудрейшего Лао Цзы? Многословного путанного Владимира Ильича Ленина? Возможно, изумительного Пастернака? Впрочем, о чем тут рассуждать. Стоп. Судите сами. Разумеется, следующая цитата случится из драгоценного Омара Хайяма. Угадал, господин Торопов?
  - Смешно, - язвительно ответил Георгий, копируя интонацию Загорелого Паука.
  Пронзительная, отчаянно звенящая мелодия бесцеремонно разорвала тишину. Дьявольски трезвонил телефон в кармане Георгия. Если бы в центре какого-нибудь заштатного лунного кратера однажды расцвела обыкновенная земная роза, цветок был бы гораздо более уместным, логичным дополнением к скучному ландшафту, нежели эта бесстыдная громкая мелодия.
  
  На сей раз Вивианна спала совсем немного. Включенный ей электрический свет продолжал исправно освещать громадную общую спальню и остальные помещения кирпичного здания, не выказывая признаков усталости источника энергии.
  Отчасти чувствуя себя маленькой девочкой, которая обнаружила в густом лесу хижину и до определенного момента развития сюжета истории не подозревает о том, кто в ней живет, Вивианна принялась обустраивать свою новую жизнь. На складе хранились запасы еды, рассчитанные на десятки и десятки людей, огромное количество мощных фонарей с заряженными, совершенно исправными аккумуляторами и великое разнообразие инструментов. Вода в душевой оказалась исключительно холодной, зато напор мог сбить с ног гораздо менее обессиленного, чем Вивианна, человека. С одеждой оказалось хуже всего. Обнаружив современные бронежилеты, лежащие рядом с устаревшей военной формой советских солдат и офицеров, из нормальной одежды она нашла лишь мужские комбинезоны, которые обыкновенно носят рабочие.
  Вполне успешно подобрав комбинезон по размеру, Вивианна с удовольствием надела новую одежду. Не вполне сознавая, зачем, она вернулась в оружейную и выбрала себе автомат с хорошим новеньким ремнем. Не перевитый, не скрученный ремень, с которым удобно носить тяжелую железяку на плече, это был главный и полностью осознанный критерий. В остальном, выбор вооружения проходил по ошеломляющему сценарию.
  Перебрав несколько магазинов, Вивианна с удивлением нашла их неодинаковыми. Если бы сейчас в оружейную вдруг попал кто-нибудь из важных знатоков, объясняя, что конкретный избранный автомат А-545 облюбовал патрон 5,45х39, а отложенные за ненадобностью АК-108 и АК-109 элементарно отличаются большим калибром, она бы лишь усмехнулась. Всего лишь бессмысленные цифры. Абсолютнейше бесполезные сведения, достойные нежизнеспособных господ вроде географа Жака Паганеля и кузена Бенедикта, помогающих писателям, боящимся сюжета, бестолково размазывать страницы. В армии Вивианна не служила и не ощущала в этом необходимости. Мысленно называя магазины рожками, она, конечно, заслужила выслушать весь комплект вековечных детских шуток старшин о женах, наставляющих рожки солдатам и рожках мороженного, только для Вивианны это ничего не меняло.
  Подходящий рожок все-таки нашелся. Тяжелые рожки, понятно, уже содержали в себе пули. Чем тяжелее рожки оказывались, тем больше в них поместили на заводе пуль. Приложив рожок и так, и эдак, Вивианна поняла, что много раз видела автоматы в кино и ошибиться при подключении рожка к автомату попросту не может. Сама примитивнейшая военная техника не рассчитана на образованных людей, и не позволит ошибиться нормальной среднестатистической горилле. Пули должны поступать в стреляющий от пороха ствол строго снизу, а сам рожок обязан изгибаться только вперед, по направлению к противнику.
  На какие-то ручки с боков, штуковину посередине и подозрительную, вероятно, сдвигающуюся конструкцию в хвостовой части автомата Вивианна пока решила не обращать внимания. Не слишком интересная наука для того, кто вполне уверенно ориентируется в технике, и не более того. Известно из американских боевиков: перед выстрелом предохранитель нужно передвинуть, досылая пулю из рожка в затвор, подкрутить ручку кучности стрельбы, при случае, очистить патронник от скопившихся там выхлопных газов с помощью прицельной планки, а разорванные порохом гильзы покинут дуло самостоятельно, через специальную отдушину. Уверенно подняв автомат, она приложила оружие к животу, встав боком, направила ствол в коридор здания. Получилось как-то не совсем ловко, зато исключительно внушительно, да и с курком, сразу коснувшимся пальца, проблем не возникло. Теперь осталось лишь нажать спуск, чтобы услышать выстрел.
  После еды и совсем небольшого отдыха, Вивианна, даже не особенно заставляя себя двигаться, уже отправилась исследовать окрестности здания. Автомат с правильно подсоединенным рожком висел на плече, даря уверенность, радуя новеньким ремнем и раздражая жуткой бесполезнейшей тяжестью.
  На отшибе, значительно отнесенная от основного строения, располагалась лаборатория. Ошибиться в предназначении грубого кирпичного дома, совершенно лишенного крыши, было бы трудно. Похожее на сарай здание разделяла толстенная стена. Первый отсек заполняли стеллажи, заставленные разнообразной химической посудой и множеством склянок, наполненных розовым порошком. В другом отделении здания явно проводились опыты с какими-то горючими и взрывчатыми веществами. Не решаясь даже искать выключатель в таком опаснейшем помещении, Вивианна заглянула светом прихваченного со склада фонаря в большую стальную камеру. Распахнутая дверца, имея чуть ли метровую толщину, оказалась вдавленной, покоробленной изнутри, а в глубине камеры валялся блестящий металлический сосуд, скрученный и оплавленный взрывом.
  Вдалеке за лабораторией стояло недостроенное двухэтажное здание. Вероятно, строители особенно не задумывались с выбором, взяв за основу проектные чертежи более ранней постройки, со складскими помещениями у единственного входа и общей спальней наверху. На полу валялись обыкновенные водопроводные трубы, вентили, большая задвижка. Новенькие кирпичи выглядели так свежо, что Вивианна задумалась. В какие, собственно, годы возводилась более ранняя часть комплекса? Не вчера, не двадцать и не пятьдесят лет назад. Но и не века, это точно. Похоже, когда человечество всерьез стало мечтать о полетах на орбиту Земли, в пещере скромного спутника Юпитера уже вовсю кипела работа!
  Еще дальше лежало пространство, живо напоминающее обыкновенный военный полигон. В полу пещеры была вырыта глубокая объемистая яма, а выложенные по периметру обломки выбранных камней дополнительно увеличивали высоту стен. Вивианна не спускалась вниз. Свет фонаря отобрал у темноты развороченные, изгрызенные пулями деревянные щиты с остатками бумажных мишеней. Под ногами повсюду хрустели гильзы.
  На фоне сделанных открытий, нелепейшая возня с древнейшими сверхвысокоразвитыми паранормальными цивилизациями вообще и поисками за околицей поселка Ягуновского в частности, начинали казаться Вивианне идиотским анекдотом. Ведь кроме казарм, складов, настоящей военной базы на спутнике Юпитера есть еще и исполинские фигуры величественных черных псов, возраст которых вряд ли стоит измерять годами или столетиями. А когда установлены машины, поддерживающие земную гравитацию, постоянный состав и давление атмосферы, пробита неизвестно для каких целей бойница, установлена прочнейшая мембрана? Какую функцию выполняют лужи жидкого металла? Главное, кому и для чего понадобилось создавать, долгое время содержать базу на задворках Солнечной системы?
  Собираясь покинуть выбранную линию и пройти немного в глубину колоссальной пещеры, Вивианна передумала. Три толстенных электрических кабеля, закованных в броню, лежали на кое-как сглаженных ножом бульдозера камнях, указывая направление пути.
  
  Большой, теплый, мягкий, старший лейтенант Скоробогатый встретил Ниточку, грозно заворчав. Лицом уткнувшись в шубу плохого взрослого, девочка растопырила пальцы, широко раскрыла глаза и рот, собираясь закричать изо всех сил.
  Шершавый собачий язык лизнул ей нос, коснулся уголка губ, двинулся к шее, трогая цветные бусинки ожерелья.
  Овчарка, пушистая, сильная, красивая овчарка, разглядывала девочку с не меньшим интересом, чем малышка собаку. Страх Ниточки снова, как-то сразу улетучился. Теоретически, девочка знала, что все звери, как и люди, бывают и плохие, и хорошие, но сейчас она об этом просто не думала. Собака прогнала старшего лейтенанта Скоробогатого, специально пришла ей на помощь, как делают нормальные добрые герои в мультиках. В свою очередь, овчарка, наверное, теперь размышляла, какую удивительнейшую забаву изобрела эта смелая безрассудная малышка, забравшись в густые непролазные дебри.
  - Спасибо. Спасибо, хорошая собака, - сказала Ниточка, доверчиво обнимая спасительницу. - Наши сенбернары обучены находить заваленных лавинами туристов под стометровой толщей снега. Посещайте наш высокогорный курорт для того, чтобы лично убедиться в достоинствах умных четвероногих помощников. Мы вас достанем отовсюду.
  Громко ворча, овчарка попятилась, осторожно и постепенно вытаскивая девочку из плотной растительности. В какой-то момент исцарапанные ветками руки малышки разжались. Сделав последнее усилие, она оказалась одна, за зелено-коричневой стеной, но перед скользким подъемом высотой больше трех или четырех ростов ребенка. Собака уже стояла на краю обрыва, легко победив препятствие.
  Нисколько не сомневаясь, что старший лейтенант Скоробогатый до сих пор улепетывает от доброго героя, Ниточка честно постаралась взобраться на кошмарную кручу. Предательская глина уходила из-под ног, текла, лилась, крошилась, возвращала обратно на дно канавы. Следующая попытка вышла гораздо более удачной, хотя девочка все-таки оборвалась и скатилась вниз, не достигнув даже середины тяжелейшего подъема. Ехать на комке мокрой земли в иное время было бы весело. Теперь смеяться и радоваться не захотелось.
  - Когда вся жизнь разрушена и снова, ты должен все воссоздавать с основ, - пробормотала Ниточка, повторяя слова дедушки. - Тогда весь мир ты примешь как владенье. Тогда, моя внучка, ты станешь человек.
  Поправляя разорванное, ужасно перепачканное в грязи платьице, девочка с надеждой подняла голову на собаку. Абсолютно верно понимая происходящее, овчарка прыгнула вниз, ткнулась носом в колени Ниточки, громко залаяла и на зависть легко помчалась обратно. Мгновенно оказавшись на краю обрыва, собака опять залилась лаем, словно подгоняя, если не саму малышку, то ее откровеннейше разленившуюся мысль.
  Девочка догадалась о планах мудрейшей доброй спасительницы. Схватившись за кусок оборванного поводка, Ниточка стала уверенно взбираться по скользкому склону, навсегда покидая дно траншеи. Помогая малышке, собака медленно, цепляясь когтями за землю, двинулась от канавы прочь, осторожно вытаскивая девочку из ловушки.
  Стоило отпустить поводок, как собака умчалась, не ожидая благодарности. Превосходно зная из мультфильмов, что у добрых героев обыкновенно случается куча подвигов и других ежедневных общественно-полезных дел, Ниточка не задерживала честного пса.
  
  Несколько десятков мужчин, вооруженных фонариками разных форм и мощности, толпились у начала величественной каменной лестницы, созданной самой природой. Грубые, неровные, кое-где подработанные молотами ступени, то смелыми великанскими прыжками, то мелкими детскими шажками спускались в полный мрак, оставляя далеко вверху округлое пятно жалкого рассеянного света. На краю довольно большого провала возвышались глыбищи, которым грубейшие инструменты неумелых мастеров не вполне удачно постарались придать форму коленопреклоненных людей. Безобразнейшие, лишенные глаз, кое-как выбитые лица носатых и губастых истуканов таращились в низкий свод естественной, замкнутой пещеры с неправильными пропорциями. Кроме этих некрасивых фигур, скромной металлической пирамидки со змейкой, хранящейся в нише одной из стен и дыры в полу, больше ничто не связывало безрадостный каменный гроб с загадочным хранилищем артефактов на острове Ольхон, несколько недель назад обследованного отважными путешественниками.
  Назвать пещеру унылой не повернулся бы язык. Например, тишина здесь не существовала в принципе. Дыхание, стук шагов, сдержанный кашель, каждый случайный шорох одежды или неудачный скрип обуви никуда не пропадали, забыв на прощанье робкое эхо, а собирались под потолком каменного мешка, в невероятных и сложных сочетаниях порождая необычные нездешние звуки. Шепот, любое тихое короткое слово, брошенное ближайшему соседу, отдавалось негромким железным звоном, бродило, кружило и блуждало над головами собравшихся, бесконечно изменялось, перевиралось, подчиняясь безумию общей, самой хаотичной из самых невозможных какофоний.
  Группа мужчин, очутившихся здесь с единой и вполне осознаваемой целью, не характеризовалась каким-то общим отличительным признаком. Одежда у всех была разная. Комплекция принципиально не поддерживала какие-либо шаблоны. Возраст варьировался от младших институтских лет до глубоких седин. Социальный статус насчитывал множество валентностей, хотя никем и ничем особенно не подчеркивался.
  Впрочем, у каждого человека в пещере на теле имелась татуировка, изображающая многогранник, обвитый мерзкой змеей. Некоторые люди прятали нанесенный иглой рисунок глубоко под одеждой, иные, напротив, выставляли напоказ, но татуировку в обязательном порядке носили все. Кроме пола и убогих дикарских рисунков на теле, членов группы объединяло удивительное отсутствие обручальных колец, цепочек, золотых украшений вообще и даже золотых коронок в частности.
  Судя по вспрыгивающим в обезумевшее эхо репликам, люди также не отличались и однородностью мнений.
  - Братцы, не нравится мне эта срочность собрания, - громко произнес первый.
  - Струсил, Москва? Поди, не хочется воевать? - язвительно спросил второй.
  - Так то, если прикажут, ребята. С заданием справимся! - воодушевленно воскликнул третий.
  - Мне с Москвы к Байкалу каждый раз не ближний свет добираться, братцы, - сообщил первый. - Не мальчик, бегать туда и сюда по первому зову. Министр не школьный учитель, опозданий не принимает.
  - Ты бы крюк не делал. Включил реактивный пропеллер и сразу из-за плетня Кремля к нам, в лунный кратер, - противно щурясь, заметил второй.
  - Не умничай, тебе не идет. Умник нашелся. Не слушай его, Москва. Ему от зачуханного Иркутска до места встречи пешком дойти можно, - сердито сказал четвертый.
  - Кстати, давно хотел у тебя спросить. Где Москва расположена на карте? - поинтересовался второй. - Тоже на Луне? Город, или так, село с синагогой на взгорке?
  - Оставьте ссору. Голову бы не сложить за Владыку, - тихо и грустно вздохнул пятый.
  - Давно пора на войну! Засиделись! Некоторые тюленьим жиром поросли! - выкрикнул шестой.
  - И правда. Зажиреть недолго на вольных харчах. И пора размяться на природе. Зря, что ли, нас обучили стрелять, разным прыжкам, маскировкам, - здраво рассудил седьмой, по виду, весьма далекий от военной науки худой коротышка.
  - Еще фанатик нашелся. Куда ты лезешь? Там сейчас профессионалы работают, мы им не помощники, - проворчал восьмой. - Одиннадцать лучших бойцов в Кузбасс отправили. Неужели мало?
  - Бойцы, каких мало. Достаточно, братцы, чтобы целую страну захватить, - подтвердил столичный гость.
  - Недели прошли после отправки. Сутки уже на связь не выходят, твои лучшие бойцы. Наверное, их победоносная миссия провалилась, оттого теперешняя срочность. Солдаты нужны снова, - угрюмо наклонив голову, предположил девятый. - Вы как хотите, я в последний раз на собрание явился. Жутко мне как-то становится, не по себе. Пещеры, автоматы. Разве мы сектанты? Разве мы обязаны? Не верю уже ничему.
  - Братцы, я бы тоже уволился. Разговоры велись интересные. Будто в тайном запрещенном клубе любителей фантастики состоял. На Луну посмотрел. Хотя не космонавт. На Марсе мечтал оказаться. Перспективы сумасшедшие. Только война дальше началась, братцы, война самая настоящая. Про исконных врагов Владыки не знаю. По сути, с обыкновенными мирными людьми бьемся. С нашими... С людьми бьемся, братцы, - горько сказал Москва.
  - Так то, кому не нравится, пишите заявление. Владыка на досуге рассмотрит, - пошутил третий.
  - И правда. Кто-нибудь знает, можно ли отсюда свинтить? - спросил недомерок.
  - Дормидонт! - крикнул второй. - Слышал, ты, Дормидонт?
  Человек, обутый в большие коричневые ботинки, какие вполне подошли бы серьезному туристу, ничего не слышал. Глаза его смотрели в никуда, взгляд был потерянным и отстраненным, а челюсть самым простым образом отвисла чуть ли не до груди. Покачиваясь на манер безобразно-большой детской игрушки, Дормидонт согнул в коленях ноги и застонал.
  - Лучше не мешай Кириллу Эдуардовичу, братец, - посоветовал столичный гость. - Мы не дома. Мы в гостях.
  - Сеанс связи с Владыкой, - благоговейно подтвердил коротышка.
  - Не велика радость, - уныло вздохнул пятый. - У тебя мобильник есть, чтобы теще звонить? А у Дормидонта амулет под воротником, чтобы Владыка мог издалека позвонить.
  - Зато какая честь! - с восторгом выкрикнул шестой.
  - Точно. Владыка идет, - вдруг сказал Дормидонт.
  Удивительно, эти четкие, негромко произнесенные слова прервали головокружительный непрекращающийся сумбур несовместимых, кажущихся бессмертными звуков, щедро одаривая болтливый каменный мешок минутой полного молчания, завершившегося раскатистым трансформаторным гудением.
  - Ты еще пятки ему расцелуй, Дормидонт, - зло шепнул второй.
  - И, если найдет, обязательно расцелует. Фанатик, - в тон заметил тощий коротышка.
  Если кого в группе не любили, так это человека в туристских ботинках. Похоже, Дормидонт был приближен к тайне гораздо ближе прочих, но вряд ли в людях говорила зависть. Скорее пренебрежение.
  - Владыка идет на подходе, - торжественно повторил Дормидонт, согнулся в три погибели, засеменив к провалу.
  Остальные, напротив, отступили к стенам пещеры. Все фонари разом погасли, погружая во тьму подозрительное жутковатое собрание.
  
  Резко, словно оружие выхватив телефон, Георгий поднес аппарат к уху, еще на половине пути услышав прерывистые гудки. Соединение опять сорвалось. На миниатюрном экранчике светилась фотография светящегося счастьем, жизнерадостного женского лица.
  - Возможно, вы полагаете, звонит жена? - напряженно поинтересовался Загорелый Паук.
  - Беспокоится, - бросил Торопов, быстро набирая знакомый номер. - Ушел на работу и пропал на дни. Георгий Григорьевич Торопов торопливо заторопился по тропинке для горемычных...
  Соединение не установилось после первого, второго... третьего раза. Прежде чем разочарованно убрать телефон, Георгий взглянул на экран и ободряюще, хотя и жалко улыбнулся фотографии.
  - Ваша жена работает школьным учителем?
  - Каким еще учителем? - замотал головой Торопов. - Берите много выше. У супруги диплом экономиста. Хотя она никогда не работала по специальности. То есть, замужество сразу сделало из нее примерную домохозяйку. Тихая, счастливая женщина, обладающая бездной вкуса, ошеломляющим кулинарным талантом, ведущая прекрасный блог в сети и предпочитающая обычному, реальному общению, заочные беседы с псевдонимами.
  Загорелый Паук потер ладонью ладонь.
  - Пичужка на плече золотой статуи супруга. Судите сами. Талантливый, не вполне оцененный клерк из городской администрации. Примерный семьянин. Мужчина, умеющий грамотно вести домашнее хозяйство, планировать семейный бюджет. Достаточно дотошен, чтобы не стать транжирой, довольно легковерен и беспечен, чтобы не опуститься до занудства. Это прямая цитата, господин Торопов.
  - Какая еще цитата? Послушайте, я не понимаю ваших намеков, - раздельно выговорил Георгий.
  - По указанному вами адресу живут другие люди, господин Торопов. Соседи не знают ни вас, ни вашей супруги.
  - Вы или ваши сотрудники элементарно перепутали дом. Я вас уверяю.
  - Итак. Союз домохозяйки и клерка существует лишь на страницах электронного дневника. Реальность иная. Мэри Шелли поработала в нескольких шкалах Красноярска, Уяра, Ольгино. Директор, завуч, учитель в старших классах. Русский, французский, английский языки, литература, рисование, пение, если не ошибаюсь, история. Даровитый хореограф, режиссер, постановщик и единственный автор сценария детских спектаклей. Исключительно интересный интеллигентный набор, в котором, увы, не нашлось места спутнику жизни.
  Загорелый Паук говорил очень негромко, сжатым кулаком отбивая по воздуху такт словам. Загорелый Паук говорил совершеннейше безжалостно, нисколько не думая о чувствах собеседника.
  - В реальности, до возникновения феномена остывших людей, вас не существовало в природе, господин Торопов, - тихо и твердо продолжил он. - Малозначимый клерк, примерный семьянин, оптимист, склонный к внезапным приступам паники, меланхолии и постоянной заботе о собственном, заметим, однако, не таком уж и слабом здоровье. До возникновения феномена остывших людей вы проживали исключительно на страницах электронного дневника, господин Торопов. Вы существовали как набор знаков, как взлелеянный автором персонаж однажды выдуманного сюжета. Вы считали, доктор вылечил вас с помощью порошка, приготовленного из остывших? Стоп. Не смешно, господин Торопов. Нескромно полагаю, розовый пепел бесполезен в принципе. Вы вернулись к жизни самостоятельно. Итак, если через мгновение у вас за спиной вырастут перепончатые крылья, во рту прорежутся клыки, лично я не удивлюсь.
  - Какие еще клыки? Абсурд. Выдумывают только супергероев. Не стоило выдумывать болезненного оптимиста.
  - А Достоевскому не стоило писать о бывшем студенте-юристе, Родионе Романовиче Раскольникове? Увы, вас выдумали от когда-то поврежденного на тренажере позвоночника, до царапины на носке левого ботинка. От рисунка на брючном ремне, до номера и заставки на телефоне. По-моему, не стоило выдумывать именно супергероя, которому в настоящем не нашлось бы места. Вы, господин Торопов, как любой настоящий человек, просто состоите из достоинств, недостатков, странностей и особенностей.
  Внезапно ожили экраны всех медицинских приборов.
  Откровенный хаос быстро сменяла строгая, упорядоченная система цифр, знаков и сообщений. На мониторы компьютеров выползла серая бессмыслица и некоторые машины стали автоматически перезагружаться. Лапочки в палатке вспыхнули, сбивчивой неумелой морзянкой вернулись к прежней яркости, затлели вдесятеро тусклее, ослепили глаза, через секунду опять возвратили себе обычное свечение. У Георгия страшно, сильно закружилась голова. Окончательно распрямить спину ему так и не удалось, а теперь позвоночник протестующе захрустел, наотрез отказываясь подчиняться.
  - Послушайте, мне ведь, действительно, больно, - прохрипел Торопов. - Раскольников мучился на бумаге, в чернильнице, на острие пера. Я жив. Я почти мертв.
  - Вам больно, потому что автор наградил вас способностью болезненно реагировать на любое событие. Знаю, это фантастика. Знаю, это детский сад. Ваша спина якобы была однажды повреждена в спортивном зале, однако вы считаете свой позвоночник сломанным. Невозможно? Невозможно. Вы постоянно говорите о хронической простуде, однако, до сих пор ни разу не чихнули. Господин Торопов, вы таким созданы, не в состоянии отойти от заложенных автором линий.
  Георгий скривился, скуксился, словно малое дитя, собирающееся разреветься и пока ожидающее любого повода для запуска водопада.
  - Бесполезен? Бездумен? Безволен? Потомственный бедняк, нищий светом озарения? Клим Самгин? Лишняя единица на планете, сударь? Зачем тогда вы со мной возитесь?
  - Не стоит вешать нос на чужой плетень, господин Горький. Однако, вы начинаете верить?
  - Я не знаю, сколько вы будете меня мучить. Я больше не могу. Послушайте, выберите себе другую жертву для экспериментов. Я не уникум. Я не серость. Я обыкновенный. Я вас уверяю.
  - Уникум? Черт возьми. Лучше бы, вместо разговора с вами, мне пришлось вести дело о потрескавшейся радиоактивной вазе, обнаруженной в могиле колдуна, господин Торопов, - огорченно признался Загорелый Паук. - Ожидая новые интересные загадки в феномене остывших людей, я ошибся. Загадки, конечно, есть. Однако, руководству требовались не сотрудники, готовые сразиться с тайнами. Требовались болваны на шарнирах, очевидной несерьезностью и... антипрофессиональностью своих действий вселяющие глубокую уверенность в души окружающих. Ничего не происходит, господин Торопов. Мертвые люди на Земле вечно сбиваются в кучи, предварительно преодолев тысячи километров пешком. Такова человеческая природа. Постоят мертвые люди, помолчат, передадут пару записок друг другу. Разойдутся. История, тысячекратно описанная поколениями литераторов. В Кемерово все спокойно. Все обыкновенно. Отпуск за государственный счет для двух болванов на шарнирах, черт возьми.
  - Так вам скучно? То есть, кроме меня, у вас других дел нет?
  - Невозможная ирония. Увы, огромное множество забот. Однако, вы, господин Торопов, самое главное дело. Итак, все просто. Одна из остывших написала записку, в которой указала ваше имя, для доходчивости поместив и вашу любимую присказку. Зачем? Прямое указание на вас, господин Торопов. Возможно, только вы можете ответить нам на вопросы, заданные остывшими людьми. Судите сами. Возможно, стоит вам встретиться с автором, все изменится. Решитесь, господин Торопов? Подойдете со мной к остывшим людям в котловане?
  - Я? Я не пойду, - пропищал Георгий. - Я могу там заразиться.
  - Звонок, господин Торопов, был не от вашей жены, а от остывшей.
  - Какой еще остывшей? Я не понимаю... Послушайте, сударь, я...
  - Вам пора. Итак, время пришло. Вас зовут остывшие люди.
  Зашатавшись, Георгий шагнул вперед и, едва не упав, оперся на плечо спутника. Мутная розовая мгла сумасшедшим искрящимся вихрем подхватила Торопова, одним ужасающим рывком унося в безмолвные бездны космоса. Загорелый Паук не смог удержать обмякшего Георгия и оба бухнулись на пол.
  Внезапно потеряв себя, взметнувшись выше всех горизонтов, Торопов ощутил биение собственного сердца как тяжелые медленные удары, грохочущим нестройным эхом отдающиеся в молчащей первозданной пустоте окружающего пространства. Хотелось лететь в бесконечные дали, не имея ни иных желаний, ни мыслей, ни чувств, ни крупицы памяти об оставленных когда-то и где-то привязанностях. Хотелось задышать глубоко, часто, полной грудью, но воздуха здесь просто не было.
  
  Ни один телевизионный канал сегодня не работал. Сидя за письменным столом, Пашка читал толстую взрослую книгу, настоятельно рекомендованную учительницей на школьные каникулы. Босые ноги мальчишки болтались, немного не доставая до пола, левая рука повисла через спинку стула, правая терзала страницу. Лениво перебегающие от строчки к строчке глаза то и дело возвращались к сияющей свежим лаком коллекции игрушечных автомобильчиков, к полке с вертолетом, к окну. От всего скучнейшего недостойного сюжета в памяти парнишки осело, от силы, пара слов.
  Книга Пашку не впечатлила и не понравилась сразу. Несмотря на вполне воодушевляющее название, речь велась совсем не о некроманте, приехавшем в деревню для покупки мертвецов. Вовсе нет. Какой-то унылый тип мотался по домам частного сектора, торговался, выпрашивал, обманывал ради того, чтобы заполучить паспорта умерших крестьян. Некоторое время парнишка еще надеялся на благоразумие тоскливого автора. При самом добром раскладе мертвецы, например, могли перегрызть глотки старым хозяевам, новому владельцу, обязательно, охранникам и напасть на ближайший город с населением в двадцать миллионов людей. Вернее, будущих зомби. Мачете, погони, мачете, кровь, мачете, тачанки с пулеметами, мачете, отрубленные головы и выпущенные, намотанные на сабли кишки не спешили украсить серую, откровенно бездарную книгу. Главный герой повествования готовился посетить очередную усадьбу, принадлежащую некоему Собакевичу, а пока мысленно ощупывал богатство хозяина, пространно рассуждая о разных несущественных мелочах. Похоже, автор вообще, даже к финальным титрам и освобождающему измученного читателя слову "Конец" не собирался исправлять свое удручающее недомыслие.
  Услышав звонок, Пашка двуногой ракетой сорвался стула. Беспредельно истерзанная книга упала, придавливая раскрывшиеся на лету страницы.
  - Открою, мама! - завопил мальчишка, шумно летя в прихожую.
  На пороге квартиры стоял нескладно-высокий молодой человек с коротко подстриженными светлыми волосами. С белой майки дурашливо и довольно нахально улыбалась мордочка Ниточки.
  - Здрасте, дядя Петя, - буркнул Пашка, воровато оглядываясь на коридор. Мама могла появиться в любой момент.
  Гроза пришла, откуда не ждали. Опять парнишка сделал что-то не так, опять отличился! Остаток дня, естественно пройдет в душеспасительных беседах, а следующим утром, без вариантов, придется маяться с Собакевичем и паспортами невыносимых мирных мертвецов.
  Торопливо кивнув в ответ, гость отер ладонью лоб, покрытый густой пылью.
  - Паша, Анюта не у вас? - усталым тусклым голосом спросил он.
  - Нет, - ответил Пашка.
  - Утром не заходила?
  - К нам?
  - Именно к тебе.
  - Сегодня же вообще Ниточку не видел, - честно признался мальчишка.
  Даже захотев, таким грязным, странно-взбудораженным, напуганным, Пашка не сумел бы представить папу Анюты. Теперь необходимости запускать воображение не было. Грязный, взбудораженный, испуганный, уставший и странный, папа Анюты стоял на пороге.
  - Паша, что-нибудь именно тобой планировалось? Поход? Подкоп? Хулиганство? Ограбление дилижанса? Ядерные испытания?
  - Не планировалось же. У нас же пока не продают атомные ракеты детям.
  - Ладно, Паша. Отдыхай.
  Развернувшись, высокий молодой человек быстро двинулся по коридору. У дверей лифта Пашка его догнал.
  - Ниточка же не потерялась? - спросил парнишка.
  - Именно потерялась.
  - К бабушке же зашла.
  - Звонил.
  - Тогда к другой бабушке.
  - Звонил обеим нашим бабушкам, Паша. Мы в кафе сидели. Отошел на минуту. Именно на минуту, Паша. Вернулся, Анюты нигде нет.
  Мальчик задумчиво переступил с ноги на ногу, закладывая руки за спину.
  - Вы же в синем кафе сидели? Такие большие синие шатры, рядом с улицей?
  - Именно на Притомском, - подтвердил молодой человек, проходя в открывшиеся двери лифта. - Есть идеи, куда Анюта могла отправиться?
  - К скелетам вы же ходили?
  - Не начинай, Паша. Не до игрушек мне сейчас.
  Двери сомкнулись.
  Подпрыгивая, Пашка промчался по коридору, на лету захлопнул дверь квартиры.
  - Мама! - завопил он. - Нитка потерялась! Надо же помочь!
  
  Стремительный полет продолжался, пока в безрассудную сияющую круговерть не проникли первые, пошлые малиновые хлопья. Солнечный свет нехотя боролся с наступающим мраком, постепенно открывая бешено прыгающие световые пятна, рабочий беспорядок медицинской палатки, взволнованного и такого ненавистного Загорелого Паука, склонившегося над упавшим Тороповым. Предприняв решительнейшую атаку, враждебная темнота заполнила все сущее и разом опала, вдруг уступив обыкновенной реальности.
  Поискав по карманам чужой одежды, Георгий безвольно опустил руки. Носового платка не было.
  - Вы удивительный человек, - медленно, почти неразборчиво забормотал Торопов, чувствуя, как неохотно ворочается язык. - Послушайте, вы абсолютно здоровы телом. Вы легко можете летать, парить в справедливом, добром, высоком небе, вы можете видеть истинно бесконечное и вечное во всем, а занимаетесь издевательствами над безнадежно больным. Я страдаю. Ваша душа изъедена червями. Вы, словно бы Дориан Грей, слишком поздно для себя услышавший от друга вопрос о том, сколько проку принесет подлинное владение миром, если при этом потеряна душа. Вы, словно двенадцатилетняя Инфанта, наследная Принцесса Испанская, в день рождения повелевшая, дабы придворные избавились от сердец, прежде чем играть с ней.
  - Толстой? Уальд? Невозможная вещь. Господин Торопов, иногда мне кажется, вы... вы внутри, это моя ментальная копия. Или вы созданы исключительно для бесед о литературе, отвлекая меня от рутинных дел, - холодно, жестко, сердито выговорил Загорелый Паук, хватая Георгия за плечи. - Если бы я когда-нибудь осмелился написать собственную книгу, то в качестве сверх идеи заложил личную жажду, тоску по равному собеседнику, потратив на это целую главу и месяц жизни. Доступная, понятная каждому школьнику литература. Чтение книг, тихое безобидное помешательство. Правдивые и выдуманные фантазерами истории жизней. Внятные земные герои, похожие на людей. Обыкновенные житейские сюжеты, страсти, ситуации и сцены. Все дети, вырастая, изменили моим пристрастиям, господин Торопов. Возможно, так и должно быть. Каждый ищет, находит свое. Однако, мне тяжело. Грустно. Вы первый на свете человек, подхватывающий любую мою цитату, чьи высказывания, упоминания литературных персонажей, мгновенно откликаются во мне. Первый равный собеседник, господин Торопов. Такое чувство иногда, будто я разговариваю... сам с собой.
  - Какой еще равный собеседник? На планете появился главный умник?
  - Однако, вы невозможны. Вы не слушаете, не слышите, меня. Стоп. Только настоящее дело, только выполнение приказов, только необходимая стране работа, господин Торопов. Поставим точку в конце обширного абзаца. Пытки, эксперименты, расстрелы, издевательства, болваны на шарнирах. Стоп. Стоп. Трижды стоп. Вполне достаточно ваших невозможных оскорблений. Терпение лопнуло. Итак, снимаем ваши повязки, господин Торопов. Сейчас. Немедленно. Теперь. Тогда вы убедитесь, не все так плоско, как вы воображаете.
  - Я запрещаю. Ни в коем случае. Абсурд. То есть, слишком рано. Раны даже не затянулись. Послушайте, после трагедии, я частично парализован. Я на краю могилы.
  - Давно пора отойти от края, господин Торопов.
  - Абсурд. Я против. Лечащий врач может принимать настолько важные решения.
  - Лечащий врач, ура, отсутствует. Возможно, вы хотите убедиться, что, например, ваши бесценные щеки остались на месте после моих жестоких фашистских экспериментов?
  - Послушайте, перестаньте ерничать. То есть, как вы говорите, не смешно. Мой случай слишком сложен. Я знаю. Я вас уверяю. Необходим настоящий врач, высококлассный специалист, лучший из лучших.
  - Черт возьми. Итак, приступим.
  Поскольку собеседник сделал движение, явно намереваясь коснуться тюрбана Георгия, Торопов испуганной кошкой шарахнулся вбок, сшиб носилки и, даже не попытавшись удержать равновесие, упал навзничь. Голова у него страшно кружилась, в ушах шумело, мятущаяся мутная розовая мгла опять заслонила реальность, полностью погасив внутреннее освещение медицинской палатки. Не вставая и вообще не двигаясь, Георгий ощутил стремительный полет, умопомрачительный рывок, прыжок сразу на сотню километров вверх, когда разрываемый воздух злобно свистит вокруг, а дичайший холод космоса становится избавлением, возвращением домой. Посрамленная земная гравитация сейчас исчезла, куда-то спряталась, не в состоянии вынести своего грандиозного позора.
  
  Становясь тоньше, трансформаторное гудение переросло в ржавое железное посвистывание, успешно соперничающее с противным визгом стали по стеклу. Во вновь ожившем свете единственного фонаря, прямо над пропастью покачивался силуэт, уродством и незавершенностью очертаний смело соперничающий с обступившими провал нелепыми каменными истуканами. Выходя, вернее, выплывая на верхнюю ступень лестницы, призрак сильнее всего напоминал необычайно горбатую старуху, опирающуюся на кривую клюку.
  - Один Владыка, - испуганным, сдавленным голосом выговорил человек с фонарем.
  - Один... Один... Владыка... Владыка, - не слаженно произнесли остальные люди.
  Послышался костяной стук, оборвавший только что возникший под потолком новый союз несочетаемых звуков. Хотя голос безликого бесплотного фантома, отдающийся мгновенно погибающим металлическим эхом, ненамного отличался от стона безнадежно изъеденного коррозией железа, беспорядочно бьющего по скалам, Дормидонт, по виду, одежде и поведению самый обыкновеннейший современный человек каким-то удивительным образом разделял безумный отвратительный скрежет на несущие смысл слова.
  - Владыка сказал, мы проигрываем сражение битвы, - грустно произнес человек у пропасти.
  - Владыка, мы все еще полны сил! И мы готовы сражаться за тебя до смерти! - воскликнул кто-то.
  - Владыка, мы готовы сражаться! - нестройным хором подтвердили остальные.
  - Владыка сказал речью, опять опоздание.
  - Так то, никогда не поздно сражаться, наш добрый справедливый Владыка! - донеслось из толпы.
  Дикий скрип, металлические удары, визг, чугунный бой, скрежет продолжался добрых пять минут, а когда наконец-то завершился, то Дормидонт, прежде чем расшифровать для всех мерзкую дисгармонию, подобострастно, испуганно скрючил спину:
  - Владыка сказал, ему до отвращения знакомы эти разговоры речей, - перевел он, сгибаясь все ниже и дрожа все сильнее. - Владыка сказал, простого проще. Точно нужна новая тактическая стратегия, поскольку старая не оправдалась многим множеством попыток разных лет веков. Владыка сказал речью, люди в его военной борьбе полностью бесполезны своей пользой. Владыка сказал, эпохи идут, ничего в нас не меняется изменениями. Владыка сказал, он зол и собирается предпринять решительное мерило меры.
  - Только прикажите, Владыка!
  - Один Владыка!
  - Согласны выполнить любые ваши приказы, Владыка!
  - Владыка, ведите нас в бой!
  - Один Владыка!
  - Так то, поможем, Владыка!
  - Готовы к дальнейшим приказам, Владыка!
  - Владыка, ваши дети сильны, как никогда!
  - Один Владыка!
  - И только направьте нас в верную сторону, Владыка! - заблажил худой коротышка, вытаращив глаза.
  - Славно! Мы докажем преданность, Владыка! - подчиняясь общему безумию, закричал Москва.
  - Один Владыка!
  Реплики сыпались и дальше. Похоже, абсолютно каждый из собравшихся в пещере сейчас посчитал своим долгом громко, не однажды, иногда подчеркнуто искренне, но чаще довольно фальшиво высказаться. Невидимый, неосязаемый, вполне сознаваемый страх сейчас по-настоящему объединил людей этого закрытого сообщества.
  Нервным жестом остановив дальнейшие словоизлиянья, Дормидонт уважительно выслушал новую порцию мерзкого железного скрипа.
  - Владыка сказано... для начала дальше работ мы предстоит... должны нам понести... ожидает ждет суровое наказание, - тонким обрывающимся голосом перевел он, не в состоянии мысленно выгладить фразу хотя бы в соответствии со своими изумительными привычками.
  Прежде чем человек у пропасти, ежесекундно сбиваясь, домучил фразу до конца, колеблющийся силуэт метнулся из луча света. Закричав, люди, словно почуявшие волка овцы сбились в беспорядочную, вопящую от страха кучу. Загромыхала дикая, несусветная какофония.
  Сначала упал храбрец, первым провозгласивший битву до смерти. В черепе несчастного зияла проходящая от виска до виска дыра, размером с кулак взрослого мужчины. Беспорядочно вспыхивающие фонари выхватывали из темноты жуткие картины кровавой резни и гасли, расшибаясь о потолок вместе с кусками истерзанных, разорванных трупов несчастных адептов странной веры. Страшная, безжалостно-стремительная бойня длилась до тех пор, пока к потолку пещеры не взлетел последний хруст ломанных костей, последний вскрик боли и ужаса, немедленно присоединившихся к непрекращающемуся безумию звуков.
  Разорвав шнурок на шее, Дормидонт положил на ладонь сплющенный шарик. Пульсируя зеленым светом, амулет разогрелся настолько, что стал жечь ему руку.
  - Владыка... только им передавал вас точные приказы распоряжений... Владыка, они все виноваты виной невыполненными приказами... Один Владыка... Так долго я учился науке вашему... сложной речи, - встав на колени, просительно пролепетал Дормидонт, в дрожащем луче фонаря удерживая приближающуюся неминуемую гибель.
  Нечестивое существо, густо перепечатанное в крови, не оставляло кровавых следов на камнях пещеры. В обезумившей какофонии нескончаемых предсмертных воплей и звуках жестокой бойни, продолжающей и продолжающей бесноваться под потолком пещеры, не было слышно шагов призрака.
  - Один Владыка, - обреченно выдохнул человек у провала, выпуская раскаленный амулет из руки. Шнурок вспыхнул, торопливо прогорая. - Ведь мы... свой... Нельзя, у нас знак. Мы не безмозглые дураки. Не бараны, носить знак клейма. Мы верим верой в справедливую законность законов Владыки.
  Судорожно заголив локоть, Дормидонт показал призраку татуировку.
  Мерзкий ржавый скрип, в котором не прибавилось ни единой свежей ноты, вдруг оборвал бесконечное эхо расправы, вызвал зеленовато-фиолетовую струйку дыма, короткий треугольник гудящего пламени. Клочок тумана висел на месте, где упал сплющенный шарик, похожий на отслужившую свое пулю.
  Вполне материальная отшлифованная кость с силой ударила человека в центр лба.
  - Спасибо, вы, Владыке. Рабы служат вечно безмерный ваш, Владыка. Переводчики всегда нужен необходимостью, Владыка. Точно. Отслужить верным правдой буду, Владыка, - выслушав дикую грохочущую речь монстра, сбивчиво произнес Дормидонт.
  Благоговейно кланяясь, всхлипывая, вытирая коленями камни, сопя мокрым носом и размазывая слезы по щекам, он бросился выполнять приказ отвратительного чудовища. Спотыкаясь, благодаря, снова благодаря, оставляя содержимое своего желудка на камнях, падая, кланяясь, снова кланяясь, истерически икая, шепча славословия жестокой твари и не переставая горько заунывно стонать, Дормидонт с воодушевленным рвением безнадежно больного сумасшедшего собирал разбросанные по пещере теплые клочья, оставшиеся от собратьев, швыряя их в бездонную яму.
  Процесс кошмарной уборки затянулся, но призрак, часто попадающий в быстро окровавившийся луч фонаря, абсолютно неподвижно висел над центром провала. Каждый стук, каждый всхлип, каждый чавкающий удар немедленно вспрыгивали к потолку каменного гроба и оставались там, рождая невозможные, непотребные звуки.
  Наконец-то справившись с жуткой работой, человек в красной одежде, удерживая в красной руке красный фонарь с красным стеклом, робко затронул красным светом монстра. Скрип, скрежет был очень короток. Послышался негромкий тяжелый звук, словно вдалеке по плохо положенной брусчатке катились железные колеса телеги, груженной как попало набросанными хрустальными бокалами.
  Опустившись на колени, Дормидонт распластался на камнях, выражая глубокое смирение и покорность. Если бы здесь и сейчас вдруг оказался Торопов или Загорелый Паук, привыкшие сравнивать характеры реальных людей с персонажами известнейших литературных произведений, они бы наверняка определили человека, лежащего на полу пещеры как максимальную, чернейшую, до убогости крайнюю эволюцию Алексея Молчалина. Хотя вряд ли Грибоедов мог предположить существование настолько страшной вариации своего персонажа в настоящей жизни.
  Какофония резко оборвалась.
  - Один Владыка. Один Владыка. Один Владыка, - безостановочно молил Дормидонт неожиданно воцарившуюся тишину.
  В раздавшемся коротком, непередаваемом громе затаился раскат, напоминающий выстрел корабельного орудия. Очевидно, это была прямая четкая команда. Вскочив на ноги, Дормидонт метнулся к стене пещеры, ладонью тронул стоящую в нише пирамидку и вдруг упал грудью вперед, удивительнейшим образом проходя сквозь монолитную глыбу. Скрывшись наполовину, он обернулся на чудовище.
  - Спасибо, Владыка. Всегда готов служить вам службой. Вернусь по первому вашему зовущему зову, Владыка, - поклонился Дормидонт и, не теряя больше времени, ринулся в толщу камня.
  Скала не дрогнула, не изменилась. Зеленая змеюка, вьющаяся вдоль тела черной металлической пирамидки, не перестала равномерно двигаться. Кроме костяного хруста, в притихшем пространстве пещеры не раздалось ни единого звука. Красный жалкий свет одинокого фонаря упирался в стену пещеры. Из скалы торчала человеческая нога в большом коричневом ботинке, а камни выше щедро сочились кровью.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"