Отчаянно жестикулируя и идиотски кривляясь на манер ведущего тупейшего искрометного телевизионного шоу, седобородый старец долго пытался что-то объяснить высоченным зарослям дикой клубники. Затем он остыл, явно разочарованный, отошел в сторону и замер у распахнутых металлических ворот "Алого Паруса", широко открыв голубые глаза. Серые кошки немедленно окружили старца, нервно играя хвостами.
По грунтовой дороге к ограждению из бетонных плит, зловеще шипя, ползли змеи. Тысячи, наверное, даже миллионы тонких, вьющихся, блестящих на солнце живых веревок стремились к котловану с остывшими людьми, так яростно спеша и так бессмысленно ожесточенно толкаясь между собой, что в некоторых местах им приходилось двигаться во много этажей; хотя рядом в потоке зияли откровенные проплешины.
- Готовимся, ленивцы! Надо очередями по гипотенузе биссектрисы! Генерал! Проснись там, генерал, твою троюродную тетку! - перекашивая рот, неистово орал сержант, потрясая автоматом, словно первобытный дикарь первобытной дубиной.
Солидного возраста офицер с золотыми лампасами на рукавах красивейшей форменной фуфайки, сидел в кузове грузовика, ласково обнимая чудовищно, невероятно огромнейший пулемет. Услышав громогласную команду сержанта, генерал торопливо вскочил на ноги, встрепенулся воинственным воробьем и вдруг резко развернул ствол на седобородого старца, железными лапами безумного оружия царапая крышу кабины.
- От нас не уйдет, господин сержант. Прикажете открыть огонь отравленными на Бейкер-стрит ртутными пулями? - противнейшим козлиным голоском задребезжал генерал.
- Откроешь еще, ленивец! Надо там подпустить ипотечных вампиров ближе! - жестко распорядился сержант. - Ленивцы, патроны не жалеть! По кровососам, генерал! Надо побежавшим огнем по национальному достоянию!
- Не стрелять. Невозможно стрелять, - шептал Загорелый Паук, с огромным трудом пробиваясь сквозь плотный строй безучастных, словно ободранные коровьи туши бойцов.
Пусть преградила массивная монументальная фигура полицейского подполковника, стоящего в золоченой портретной раме. Сдвинуть препятствие оказалось также легко, как переместить гору.
Уничтожая семейство карагачей, на дорогу выбралась гигантская черная пирамида. Многогранник, высотой с многоэтажный дом, отвлек армию змей от нападения. Круто поменяв направление, миллионы веревок стали ползти по необъятнейшему телу пирамиды, постепенно сливаясь в единую мощную змею, огибающую многогранник по спирали.
Наглые морды нескольких замешкавшихся танков были сплющены в лепешки. Погибшие, пригвожденные к месту машины уныло задымились, задрав к небу толстые бронированные зады. Утюжа дорогу, сминая саму землю, к территории бывшей городской стройки с металлическим грохотом приближалась колоссальная пирамида. Стужа, настоящий космический холод убивал окружающие дорогу растения на расстоянии, заставляя стекленеть стволы деревьев, сворачиваться листья, рассыпаться льдинками траву.
С обочины шагнули Торопов и Помощник Хищника. Ожесточенно, хотя и не слишком зло о чем-то споря, они как будто вовсе не замечали грохочущей железом опасности. Даже отсюда, от забора слышался пискливый голос Георгия, с упоением читающего строчки Пушкина и Есенина; имена Артура Кларка и Роберта Говарда, восторженно произнесенные широкоплечим парнем. Торопов и Помощник Хищника, оба уже посинели, почернели от дикого мороза, продолжая свои воинственные препирательства с такими странными, безмятежными выражениями на лицах, словно сейчас наступило не время решительной атаки врага, а утро субботнего дня, предваряющее не более чем милейшую семейную поездку на пикник.
- Сережа! - закричал Загорелый Паук, расталкивая строй остывших людей, вооруженных автоматами. - Внимание! Берегись, Сережа!
- Генерал, твою троюродную тетку! Проснись, ленивец! Надо шквалистый огонь отравленной урановой ртутью! - скомандовал сержант, стреляя первым.
Выстрелы слились в единый звериный рев, единственной отдельной партией в котором звучал воинственный, не прерывающийся на вдох первобытный вопль сержанта. Сотрясающая пирамиду лента рассыпалась живыми блестящими веревками, вдруг взлетевшими вверх. Против ожиданий сержанта, генерал не подкачал. Очередь кошмарного пулемета не запоздала и не прошла мимо цели.
Старец упал, хватаясь за окровавленную, жутко развороченную грудь. В радужном свечении откуда-то с захваченного змеями неба спустилась рыжеволосая женщина, быстро водящая карандашом по бесконечно длинной бумаге. Георгий и Помощник Хищника, опрокинутые атакой пирамиды, исчезли в замороженных хрустальных джунглях. Серые кошки бросились врассыпную, на манер клубков катя перед собой крупные ягоды клубники. Подхватывая Загорелого Паука, полицейский подполковник погрозил пальцем распоясавшимся веревкам, казалось, бешено стремящимся отхватить кусок самого Солнца. Наращивая скорость, металлическая пирамида перевернула грузовик, пробила бетонные плиты ограждения, вламываясь в котлован, до краев наполненный растерянными бойцами.
- Ленивцы, вроде конец нашему генерал-ефрейтору! - радостно завопил сержант, подбрасывая на ладони горстку обгорелых дубовых листьев.
Ливень скользких холодных змей обрушился на истерзанную боем землю.
Еще раз прочитав деловое послание Помощника Хищника, Загорелый Паук с жестким хрустом смял листок бумаги в кулаке. Шелест змеиных тел и отчаянный воинственный вопль сержанта еще стояли в ушах. Скользкие веревки, казалось, продолжали падать с потолка палатки, опутывая все тело, сковывая движения, закрывая мир, убивая само дыхание. Образ седобородого старца, хватающегося за окровавленную грудь, был настолько ярок, словно атака грандиозной стальной пирамиды произошла в реальности.
- Итак, господин доктор, официальная наука уже официально признает вещие сны?
- Только, если вещие сны снятся соответствующим психопатическим персонам. Запросите официальный отчет у представителя официальной науки, - досадливо произнес врач. - Страшное беспокойство. Проклятое волнение. Вы не спали и трех часов, мой друг.
- Выспался. Включен. До невозможности задействован. Ура, полностью готов к работе.
- Проклятая работа. Объяснял, нельзя будить. Признаться, ваш сотрудник даже не слушал. Примчался, свирепый, страшный и дикий, стал проклятым автоматом размахивать.
- Все правильно, господин доктор. Информация того стоит.
- Сон больного бесценен.
- Это больного, а не невозможного симулянта вроде меня. Господин доктор, раньше вы числились в стане курильщиков. Как теперь? - спросил Загорелый Паук.
- Не числюсь.
- Однако, зажигалку с собой носите? По привычке? Для самоуспокоения?
- Ответ страшно положительный.
- Итак?
Пошарив в кармане брюк, доктор показал зелененький плоский прямоугольник. Повертев зажигалку и так, и эдак, Загорелый Паук убедился, что на пластиковом боку нет незамысловатой рекламы магазинов с Ольхона, а сам жизненно необходимый курильщику предмет никак не напоминает двоюродную сестрицу, найденную в пещере острова. Затем он бросил скомканный бумажный шарик на землю, поджег и, дождавшись, когда огонь прогорит, тщательно растоптал пепел.
- Двадцать первый век на дворе, - тяжело сказал Загорелый Паук. - Увы, чувствую себя визгливой болонкой, загнанной в угол стаей волков. Записки, проводные телефоны, зажигалки, бумага, костры, шариковые ручки. Судите сами. Как говаривал наш Александр Сергеевич? Кровать, два стула, щей горшок? Черт возьми. Увы, чувствую себя окруженным врагами, с плотно связанными запястьями.
- Опять остывшая, мой друг?
- Что, господин доктор?
- Новая записка поступила от известной нам остывшей? - пояснил врач, трогая очки.
- Ура, не от нее... Хотя, скорее, увы, господин доктор. Возможно, лучше было бы получить очередное послание от Мэри Шелли. Срочное донесение господина капитана.
- От Сережи?
- От Сережи, моего прославленного выдумщика. Сережа со свойственным ему юмором сообщает, сверху поступило строгое распоряжение всем обзавестись вуалями.
- Вуалями, мой друг? Шутки в такой сложный момент?
- Действительно, не смешно, - согласился Загорелый Паук. - Детский сад, господин доктор. Только, увы, Сережа серьезен... Потеряна связь с исследовательской группой в пещере острова Ольхон. Затопленный водой лабиринт теперь завален камнями... Предполагается худшее.
- Проклятые пещеры. Ненавижу подземелья.
- Указанная вами остывшая при жизни вела блог под названием "Вуаль Мэри Шелли". Сейчас я, ура, полностью понимаю, откуда пришло название. Для нас дело не столько в удачной метафоре, сколько в том, что женщину заранее известили о феномене остывших. Задолго, возможно, за годы до того, как она, увы... сама стала остывшей... Стоп. Возможно, владелица электронного дневника, получившая право первой сделать выбор, участвовала именно в свободном обмене мнениями? С теми, кому известны конечные цели происходящих сегодня процессов? Выбор Мэри Шелли, выбор панночки, господин доктор... Возможно, разобравшись с вуалью, мы с вами, ура, тоже наконец-то облечемся доверием? Черт возьми. Возможно, господин доктор, следует запастись терпением и просто дождаться вуали?
- Мой друг... Дождаться вуали? Вы скрыли от меня... упустили какую-то часть информации... Панночка? Конечно, записка остывшей обязывает прочитать ее сетевой блог... Но вуаль?.. Вуаль? - растерянно проговорил врач. - Проклятая тряпка в клеточку? Вы и я станем носить настоящую вуаль? Право, страшно неуместная шутка, мой друг. Кто распорядился носить проклятую вуаль?
- Черт возьми. Сережа утверждает, распоряжение главнокомандующего.
Доктор широко развел руки:
- Черт возьми.
Массивная, монументальная фигура лейтенанта, погруженная в кресло с подлокотниками, производила впечатление большого пухлого облака, запертого в теснине гор. Помощнику Хищника не нужно было спрашивать у лейтенанта разрешения на самые разные предположения относительно происходящего вокруг остывших людей. Фантазия широкоплечего парня трудилась в полную силу. Оказавшись благодарным слушателем, лейтенант получила весь набор серьезных фактов, вполне обоснованных гипотез, чисто фантастических идей, догадок, изумительно далеких от действительности. Секретность страдала, иногда отважно напоминала о себе, пыталась сковать несущиеся галопом языки, но в конце концов сдалась, забившись в дальний уголок сознаний.
Неожиданное известие о ранении Загорелого Паука застало Помощника Хищника врасплох. В первый миг бросившись на помощь, он неохотно вернулся в вагончик детской железной дороги, не преодолев и четверти пути до медицинской палатки. Приказа никто не отменял, а важность распоряжения сейчас только выросла. Действительно, по-настоящему оставшись за старшего в командном пункте, широкоплечий парень круто посуровел. Редкие звонки вышестоящих офицеров всегда заставали его на посту, в кратких, сжатых отчетах руководству не нашлось бы ни единого лишнего слова, не говоря уже о междометиях, этих убийцах литературного слога.
Время, однако, не остановилось. После просмотра феерического видео из планшетного компьютера Вивианны, ничего особенного на объекте больше не происходило. Каждый человек знал свое дело и новых решений принимать не требовалось. С огромнейшим нетерпением дождавшись известия о том, что состояние Загорелого Паука не внушает доктору ни малейших опасений, Помощник Хищника сбросил тяжкий груз с плеч. Когда записка с неожиданной информацией о Торопове и кратким изложением телефонного разговора с главнокомандующим отправилась адресату, широкоплечий парень пригласил лейтенанта из соседнего вагона. С тех пор беседа не прекращалась, а ленивое дряхлое время прыгало вперед, словно кенгуру, нисколько не мешая собеседникам.
- Тем не менее, приключенческие романы про любовь намного лучше фантастики, - вдруг осмелилась возразить лейтенант, терпеливо выслушав чуть ли не полный пересказ последней прочитанной Помощником Хищника книги.
- Увольте, - насмешливо сказал широкоплечий парень. - Лучше или хуже, безразлично. В смысле, дело вкуса.
- Вы так считаете?
- Однозначно. Такой фикус-пикус.
- В чем же отличие инопланетян от пришельцев? - пошутила лейтенант.
Помощник Хищника хохотнул.
- Нет, вопрос вполне капитальный! - воскликнул он. - Инопланетяне, однозначно, имеют собственную планету, иначе бы так не назывались? Пришельцы просто приходят. Неважно, откуда именно приходят. Может, у них никакой своей иной планеты никогда и не было?
- Спасибо, объяснили. Вы говорили о магах, древних цивилизациях, сигналах из космоса, паранормальных явлениях, снежных людях, наскальных рисунках, волшебстве, летающих тарелках, космических захватчиках, параллельных мирах. Огромная куча разных пластов фантазии. Все и сразу. Так что вы выбираете из литературной мозаики?
- Выбираю все и сразу, только новое, - ответил Помощник Хищника. - В смысле, я жадный на фантастические идеи. Отец тоже, часто мне об этом говорит. Нужно выбирать проверенных временем авторов, житейские сюжеты. Увольте. Этих проверенных авторов давно нет среди живых, этих житейских сюжетов, ситуаций больше не существует. Увольте. Мне однозначно скучно прогуливаться среди могил заплесневелых идей, затасканных миллионами писак.
- Тем не менее, правильно говорит ваш отец. Разве можно разбрасываться?
- Почему нет? В смысле, любая часть, как вы выразились, литературной мозаики, однозначно имеет под собой единую основу. Мысленный эксперимент. Не вижу принципиальных различий между историей о колдунах, поклоняющихся древнему забытому божеству и могучей технической цивилизацией, столкнувшейся с проблемами при добыче энергетических кристаллов на астероидах. Биология, магия и технология, в фантастической литературе мне интересно все, сразу, можно в шикарной куче. В смысле... это моя религия?.. Однозначно, моя религия. Такой фикус-пикус.
Лейтенант кивнула, покачиваясь в кресле настолько нежно и настолько легонько, что вагончик ощутимо дрожал.
- Разбрасываться между разными гипотезами, тем не менее, тяжело, - сказала она, снимая со стола красную папку, с которой пришла. - Необходима личная линия, личные правила. У верующих, например, есть собственные боги, обещающие пастве рай после смерти или содействие при жизни. Всюду строгие нормы.
- Частности. Молитвы читали? Скрижали чтили? О нормах морали правильно рассуждали? Ничего, что вы бараны, убийцы, воры и подлые негодяи. Получите тысячелетнее застолье с вечно пьяными богами, дворцы, действительно работающий холодильник, фонтаны, собственную сенокосилку, миллион прекрасных девственниц, золотые горы и жареную курочку.
- Насчет холодильника уверена твердо, - вновь пошутила лейтенант.
- В смысле, лень и тупоумное счастье, в обмен на убогое, гнусное, фальшивое, чисто показное послушание, - серьезно пояснил Помощник Хищника. - Есть внешняя экспортная вера, есть внутренняя естественная правда. Непересекающиеся линии.
- Вдруг не гнусное, не внешнее? Никогда не думали? Ваша книжная религия, тем не менее, не религия вовсе. Максимум, средство скоротать вечерок, на утро навеки позабыв вчерашний, очень интересный, искрометный, удивительно новый сюжет.
- Вы сейчас совсем как отец говорите! - воскликнул широкоплечий парень, раскручиваясь в кресле. - Увольте! Забыть имя автора, обложку можно, забыть свежую фантастическую идею просто не получится. Такой фикус-пикус! Фантастика, моя вера, мое божество. Почему рай есть у многих, может даже у всех религий, кроме религии фантастов? Почему моя религия жестоко обижена? Даешь рай для фантастов! Открывать галактики. Вытянуть из болота магический кристалл. Таскать ящики с гвоздями для колонистов зеленой звезды. Биться с магами посредством заклинаний. Перемазавшись в машинном масле, чинить непространственный двигатель. Спасти королеву из хрустального дворца. Раскопать древнюю свалку на чужой планете и тысячу лет систематизировать истлевшие лохмотья. Подержать ядро Вселенной на ладони. Изобрести вакуумную лампу для машины времени. Выковать меч сказочному герою. Передвинуть звездное скопление ровно на пять световых лет, и не секундой больше. Мысленный эксперимент, ставший однозначной реальностью. Своего рода, рай? Не хочу дворцы, столетия безделья и холодильник с квашеной капустой. Не хочу пир нецеломудренной вечности и глупых песен поддатых богов, растягивающихся на столетия. В раю, специально созданном для поклонников фантастики, хочу заполучить много интересной фантастической работы.
- Мысленный эксперимент, ставший буквой, - задумчиво произнесла лейтенант, внимательно выслушав Помощника Хищника. - Интересно, что говорит по данному поводу ваш отец?
- Жить. Работать. Видеть вокруг лица не поддающихся старости близких. Такой фикус-пикус. Ничего нового не говорит.
- Тем не менее, он прав. От кого вы набрались своих идей? Удивительно странная у вас религия.
- Не страннее других. Верю, каждая из человеческих фантазий существует в реальности или способна существовать. Такой фикус-пикус. Вопрос в том, существует где, когда, и не получим ли мы все это после настоящей жизни, в куче и крупным оптом?
- Ах, даже так?.. Ваши грациозные прыжки слишком... грациозны. Ваш отец мне понятен лучше. Только...
- Только?
- Его я откровенно побаиваюсь.
В кромешной темноте закружили первые робкие звезды, то превращаясь в распускающиеся гроздьями хрустальных лепестков цветы, то становясь жуткими черными бездонными колодцами. За отвратительнейшим резким звоном битых стекол далеким отголоском пряталась торжественная, мягкая, сложная мелодия без начала и конца. Близкие, пока еще не рожденные звезды разучивали аккорды запредельной тишины, танцуя в парах с будущим светом. Облачная тонкая дымка окружила Георгия, подняла, приняла его изуродованную насилием душу в справедливый вечный вихрь, теплой добротой несущийся над бесконечными пространствами Вселенной.
Липкий, словно паутина, звук, сразу и полностью остановил материнский космический круговорот. Зеленое, какое-то скособочившееся, ребристое, горизонтально рассеченное на множество частей солнце засияло впереди, пробуждая к жизни невнятные, сгорбленные, призрачные тени.
- Господин доктор, уже, возможно, пора? Лечение удалось?
- Лечение? Вам угодно называть подлинное чудо лечением? Скорее, мы наблюдали восстановительный процесс. Регенерацию, проходящую без нашего участия. Мой друг, обратите внимание на кривую мозговой активности.
- Ура, уже обратил. Оранжевая линия?
- Лучше сказать, синяя. Теперь взгляните на правый монитор. Поразительно, не правда ли? Данный график наглядно демонстрирует состояние нервных волокон. Заметьте, с момента получения страшных травм прошли ничтожные часы. Признаться, мне хотелось бы объяснить процесс точнее прежде всего себе самому. Например, при повреждениях соединительно-тканной мембраны...
- Стоп. Мне ваше интеллектуальное лекарство не поможет, господин доктор. Итак, произошло подлинное библейское чудо. Ура. Ура и еще раз, ура. Давайте признаем факт чуда. Господин доктор, я вижу изумительное волшебство уже в том, как потрясающе быстро срослись его кости. Безнадежно сломанные кости. Хотя, возможно, это и не самая сложная для понимания профессионала часть происходящего. Однако, не пора ли разбудить вашего пациента?
- Терпение. Терпение, мой друг. Чудеса тоже требуют времени.
- Он сумеет нормально отвечать на мои вопросы?
- Разумеется. Мой друг, вы считаете, он призван раскрыть вам секрет остывших?
- Выйти на середину комнаты и, важно выставив вперед ногу, объяснить нам происходящее в Сибири и даже на Земле, господин доктор? Люди мира, настал момент, когда человеческая цивилизация призвана направить свои усилия... Увы. Увы. Невозможно. За сюжетные ходы подобного рода справедливо наказывали еще Жюля Верна и Владимира Афанасьевича Обручева, бесцветного литературного родственника прославленного фантаста. Увы, господин доктор, ваши ожидания подчеркнуто нежизненной ситуации... Он сможет ходить?
- Ходить, мой друг, плавать, прыгать, даже бегать, если от больного не потребуется установление страшных олимпийских рекордов буквально в будущий понедельник.
- Уверенно обещаете?
- Совершенно убежденно обещаю неустойчивое состояние психики до конца его дней. Обещаю, говоря примитивным языком, крупные проблемы с чердаком. Обещаю кошмары, яркие цветные сны, галлюцинации, сильнейшие припадки, безволие и активность за одно и тоже дыхание. Обещаю полную потерю интереса пациента к адекватным объективациям воли, протяженным вещам как средству отрицания существования в природе пустого пространства и иерархической лестнице классификации составляющих материального мира.
- Стоп. Господин доктор, прошу вас, стоп. Увы, нынче не до Шопенгауэра, Демокрита и Аристотеля.
- Декарта, я бы скромно отметил карандашом на полях.
- Тем более.
- Признаться, мой друг, пациент теперь имеет опыт, которого у нас, по счастью, нет и, по еще большему счастью, никогда не возникнет. Продолжительная, даже чересчур продолжительная клиническая смерть, простая обыкновенная прогулка по скверу. Опыт пациента лежит в абсолютно иной плоскости. Признаться, я бы не решился высказать какое-либо внятное предположение даже вне контекста чуда.
- Как с ним теперь общаться, господин доктор?
- Пожалуй, мягко. Не давите на него страшно сильно. Надеюсь, все будет в порядке. Кстати, мой друг, ваше объективное расследование на просторах Интернета далеко продвинуло дело? Вуаль, панночка, дневник остывшей? Поиски дали положительные результаты?
- Несусветно уклончиво, господин доктор. Возможно, вас интересует вуаль?
- Проклятая вуаль, мой друг.
- Кое-какие данные, ура, нашлись. В частности, по вуали. Очень далеко от Земли обнаружено облако газа, похожее на вуаль. Говорят, другого, лучшего сравнения не придумать. Отсюда у главнокомандующего родилась шутка о необходимости носить вуаль. Объект огромен, вуалей хватит на всех землян. Связей дальнего космоса с феноменом остывших людей не обнаружено и вообразить их странно. Кроме записки, где указывается вуаль. Точно. Предельно ясно. Нарочно. Совпадение, господин доктор? Невозможное, однако, совпадение. Выходит, остывшая знала о существовании космического объекта и сознательно... Увы, звучит нелепо, однако... Итак, строго сознательно, господин доктор...
- Сознательно предупреждает об опасности? О необходимости выбора? О чем, мой друг? Опять проклятый секрет?
- Господин доктор, как вы относитесь к Мэри Шелли?
- Уже задавал себе этот вопрос. Признаться, абсолютно равнодушно. Так вы предполагаете, имя писательницы является ключом к посланию остывшей? Или разгадку следует поискать в самом творчестве Мэри Шелли?
- Увы, я с ним плохо знаком, не потрудившись освежить память. Вспоминается следующее... Эпистолярная дряхлость, архаика детской мысли. Кособокие бесталанные описания, тусклые ландшафты, невыразительные однотипные герои, чьи реплики, лишенные окраски и личностных акцентов, словно калека на трость, должны постоянно опираться на слова автора. В целом, лично для меня, творчество Мэри Шелли не стоило затраченного на него времени. Однако, необходимо учитывать, писательница двигалась по неизвестной земле, первой из первых, ведомая одной ей видимой и понятной зарей. Возможно, как и автор загадочной записки, господин доктор. Сделавшей выбор первой в новейшей истории человечества.
- Не томите, мой друг. У вас новые догадки или проросшее зерно...
- Россия, Кемерово, весь мир нервно дрожит в предчувствии ужасной катастрофы. Мы на грани. До сих пор феномен остывших людей, господин доктор, не создал на Земле ни единой ситуации, которую можно было бы трактовать враждебным актом. Однако, оставим планету в покое, рассмотрим локальную ситуацию. Итак, есть погибшие, раненные, на объекте "Алый Парус" десятки гражданских, так или иначе пострадавших в результате психологического давления. У двух серых кошек все перепуталось в кошачьей жизни. В своем наиболее известном произведении, Мэри Шелли рассказывает о монстре, оставляя открытым вопрос ответственности создателей чудовищ. Вот в чем, действительно, отличилась умница, невозможно сиятельный рассказчик, замечательная блистательная писательница. Итак, простим любые огрехи Мэри Шелли, вытащим запыленное веками зеркальце с надежно заключенным в нем демоном. Прямо взглянем на омерзительную морду чудовища.
- Признаться, мой друг... Вы говорите не о тех гигантских страшилищах, появившихся в яме с остывшими, мой друг.
- Говорю о разнузданных бешеных волках, творящих зло во славу зла, господин доктор.
Рывком поднявшись, Торопов резко опустил ноги на пол. Провода натянулись, срывая присоски датчиков. Неизвестно откуда выпрыгнули белесые пятна света, кругом прошлись над Георгием, на секунды образовав нечто вроде широкого нимба, принялись замедлять ход с неохотой океанского танкера.
Вытягиваясь изгибающейся цепочкой, последние километры пути группа преодолела пешком, бесповоротно покинув неуютный, но по-домашнему теплый салон тяжелого вездехода. Некоторые из людей были не новичками в тайге и основательно подготовились для предстоящего похода. Подавляющая же масса путешественников не потрудилась хотя бы сменить повседневную одежду на что-нибудь потеплее и теперь эти люди откровенно стучали зубами. На самом верху безрассудства и легкомыслия находился Москва, приехавший из иркутского аэропорта к последнему моменту отправления машины в таежные дебри.
Элегантный заграничный плащ, наверняка притягивающий взгляды всех, знающих толк в современной мужской моде, превратился в мокрый, унылый, банальнейший ватник. Туфли, давно потеряв драгоценное сияние и драгоценную форму, грозили вот-вот расстаться с подошвами. Пиджак и брюки могли запросто порадовать великолепного Гекельберри Финна и его шкодливого приятеля, но отнюдь не холеного столичного щеголя. Впрочем, чисто физически пребывая в наиболее печальном состоянии, он жаловался гораздо меньше прочих, держал высочайшую марку и не выглядел жалким беженцем из далекой отсталой страны, потерявшим себя в бессмысленном марафоне к замшелой болотной демократии.
- Хотя бы предупредили заранее. После звонка нашего уважаемого Дормидонта с совета директоров сорвался, братцы. Славно? Будто мальчик, - пояснил столичный гость, хотя никто ни о чем его не спрашивал. - Посадка в Иркутске около шести утра, а в семь я уже с вами. Братцы, кто-нибудь понимает, отчего возникла такая срочность?
- Мне о встрече сообщили за неделю, - вставил кто-то.
- Реально, тоже узнал задолго, - скромно подтвердил Анатолий.
- Худая организация. Про Москву забыли.
- У нашего неуважаемого Дормидонта никогда ничего толком не выяснишь, - буркнул человек, идущий следом за новеньким. - Скользкий, червяк... Дормидонт! Дормидонт! Дормидонт, слышишь?! Ты, квадратная небритая морда! Слышишь?
- Так то, облечен властью. Не ответит... Фигура.
- Вдруг обещанный Марс? Братцы, Марс! - воскликнул Москва. - Ради Марса я согласен славно замерзнуть!
- А славненько промокнуть ты не согласишься?
- И правда, на Марсе хорошо. У нас в Благовещенске новый ресторан "Марс" есть. Рядом с баром "Иволга" устроили. На перекрестке улиц Ленина и Калинина. И, кажется, улица Ленина, дом десять. Там и тут хорошо кормят. И сытно. И я бы сейчас с удовольствием плотненько покушал на "Марсе", - послышалось издалека. Говорил коротышка, настолько маленький и тощий, что заподозрить его в увлечении едой не сумел бы самый придирчивый детектив. - Хотел бы я там оказаться. И хотя, догадываюсь, по московским меркам, наш "Марс" не ресторан. И "Иволга" не бар. И правда, забегаловки. Зато кормят здорово. И вкусно очень.
- В ресторанах не разбираюсь, хотя всю жизнь в Москве живу, - сказал столичный гость. - Кормят хорошо, вот тебе и критерий. Считаете, братцы, Марс откладывается на неопределенный срок?
- Забудь о Марсе, ты... ты, совет директора.
- Догадайтесь сами, - предложил идущий сразу за Дормидонтом. - В Кузбасс группу уже отправляли? Сегодня вы поедете.
- Нет, я в Кузбасс не могу! Братцы, на будущей неделе меня в министерстве ждут!
- Министерство! Меня, например, огород ждет, я и то не плачу!
- Злой ты. Братцы, почему он такой злой?
- Некоторым ума не хватает. Злой безмозглый дурак потому что, - заканчивая разговор, подытожил идущий первым Дормидонт. - Обычное скучное собрание в пещере, без внешних экскурсий наружу. Владыка сказал, сегодня снова сделает нам проход пути на Луну.
После такого исчерпывающего сообщения, действительно, рассуждать стало не о чем.
Машина осталась в распадке, теперь совершенно скрытая лиственницами и густыми зарослями кедрового стланика. Никакая техника не сумела бы пробраться сквозь частокол деревьев дальневосточных дебрей, словно нарочно посаженных таким образом, чтобы местами образовывать по-настоящему непроходимые участки. Под ногами суетились вечно голодные бурундуки, озабоченные мыши, по лиственницам метались стрекочущие сумасшедшие белки. Где-то недалеко бесконечным отбойным молотком долбил дерево трудолюбивый бестолковый дятел, не останавливаясь ни на мгновение.
Обогнав нескольких человек, новенький зашагал рядом с московским гостем. Застиранный, но теплый комбинезон защитного цвета, маленький складной топорик в чехле на поясе и тощенький рюкзак, очень привычно висящий на плече, выдавал в нем опытнейшего путешественника.
- Неужели вы о Марсе серьезно говорили? - негромко, очень смущенно спросил он, так и не придумав другой, более гладкой начальной фразы.
- Вполне серьезно, Толик.
- Потрясающе звучит. Путешествие на Марс. Только как же это? Через пустоту? Через космос?
- Братец, Владыка устроит наилучшим образом.
- Каким образом? Неужели телепортация?
- Подробностей технического характера я тебе, Толик, не сообщу. Фонарик ты не забыл?
Новенький хлопнул по своему рюкзаку:
- Специально для похода купил. Аккумуляторный. Мощная штука. Может реально светить часов двенадцать подряд, потом захочет подзарядиться от сети. Дорогая штука. Терпеть не могу дешевые инструменты и другие практические вещи.
- Славно. Фонарик есть, больше ничего тебе не потребуется. Владыка свет не особенно жалует и для нас специально освещение не делает.
- А Луна?
- Что?.. Что, Толик, Луна?
- Луна красивая?
- Нет, Толик, - в изнеможении вздохнул столичный гость. - Даже рассказать нечего. Пять лет назад мы собирались в одной пещере на каком-то байкальском острове. Потом стали устраивать собрания на Луне. Для нас, никакой разницы.
- Неужели, кроме маленькой гравитации, реально, с Луной никакой разницы?
Грустно улыбнувшись, как может улыбаться только стареющий мужчина, глядя на неутомимого и абсолютнейше лишенного понятия об усталости любознательного юнца, Москва покачал головой:
- Владыка все славно устроил. Обычная пещера, братец, самая обыкновенная гравитация. Сделаешь шаг в каменную стену и окажешься за каменной стеной на Луне.
- А космос?
- Останется где-то между камнями. Не твоя проблема, Толик.
- Неужели я даже не различу, что это Луна или Марс?
- Никак, Толик. Никак не различишь, пока Владыка на экскурсию не выведет.
- Жульничество какое-то. Правда, правда.
- Осторожнее, братец, - понизив голос, предостерегающе сказал столичный гость. - Владыка не умеет обманывать. Просто не умеет, Толик, не способен. Ни обманывать, ни прощать. Говорят, Кирилл Эдуардович удостоился экскурсии даже на Солнце. Солнце! Славно, братец?
- Он упоминал про электростанцию. Сначала я подумал, Кирилл Эдуардович шутит, - заметил Анатолий.
- Не шутит. Однажды, меняя место встречи, Владыка устроил нам прогулку по лунной поверхности. Никакого жульничества. Никакого гипноза. Никаких скафандров, кстати. Мы ползли по щиколотки в лунной пыли, вокруг возвышались адские пики ущелья, над нами светили звезды, полыхало дикое Солнце, плыла Земля. В середине пути скалу впереди группы подстрелил метеорит. Целая горная цепь рухнула нам под ноги, Толик. Бесшумно, грандиозно, страшно, впечатляюще. Только, братец, вовсе не красиво. Надеюсь, Марс нас не разочарует, а ведь в планах Владыки еще показать своим друзьям другие ближайшие планеты. Нет, Толик, красивой Луну не назову. Хотя на Марс надеюсь.
Вообразив коротко описанную картину похода по лунному ущелью, новенький ахнул:
- Под космосом? Неужели без скафандров? Реально, под открытом космосом?
- В открытом космосе, Толик.
- Вы считаете, Владыка реально может устроить экскурсию по Луне и сегодня?
- Вряд ли, - возразил москвич. - Сейчас у Владыки полно иных дел. Враги. Война. Планы сражений. Слышал, как Кирилл Эдуардович мои мечты о Марсе разбил? Экскурсии отменяются.
- Подтянитесь! - донеслось с головы цепочки.
- Откровенный злодей, Дормидонт, - буркнул кто-то сзади. - Загонит до смерти. Сам будто лось топает, все ему нипочем. Забросил в рот мухомор или горсть брусники, опять катит сутки напролет.
- У нас старшина в армии точно такой был, - заметил Анатолий. - Крикливый, злой зверюга.
- Толик, да это он так, от усталости, - заметил Москва. - Кирилл Эдуардович, мужик славный. Может, немного скрытный. В остальном, славный, простой славный мужик. Владыка очень не зря сделал его старшим. Вот в прошлый раз с нами были натуральные звери-зверюги, посмотрел бы ты на них. Бывшие кадровые военные. Отморозки. Хищники. Несколько недель назад от нас в Кузбасс отправились, на задание. С теми кашу сварить было трудно.
Погрузившись в свои мысли, новенький замолчал и шагал, все сильнее хмурясь. Дорога пролегала мимо крошечной горизонтальной площадки, границы которой обозначались дюжиной островерхих узких глыб, высотой с взрослого человека. Между ними, в центре покоился выкрошенный с одного бока каменный шар, похожий на гигантское яблоко, цапнутое зубами легендарного дракона.
- Почему мы помогаем Владыке? - наконец, не вытерпев, спросил Анатолий.
- Боимся.
- Реально? Правда, правда?
- Боимся, хотя и не всегда. Служим потому, что Владыка снизошел до наших слабостей. Мы все, Толик, ты, я, каждый из нас любопытен сверх всякой меры. Владыка делится с нами тайнами. Точно не знаю, говорят, Владыке несколько миллионов лет. Всегда найдет, чем поделиться.
- Есть же реальная существенная причина. Люди ему служат из-за любознательности?
- Славно. Ты, братец, не веришь в искреннюю увлеченность взрослых мужчин космическими прыжками по планетам, тяге к фантастическим эффектам?
- Не верю. Для начала, конечно... Интереса всякому хватит... - сконфуженно произнес Анатолий, побоявшись оформить, облечь свою мысль в слова окончательно.
- Так и есть, Толя. Мы заурядные практичные люди. Работаем на божество, потому что Владыка обещает нам продолжительную жизнь, полную феерических событий... Вернее, обещал. Все вдруг изменилось, Толик. Боевая подготовка, вооруженная группа...
- Неужели я зря вступил в вашу секту... организацию?
- Честно говоря, в данный момент... Толик, люди нервничают. Недоумевают. Толковой информации нет. Сейчас тайное общество единомышленников ждет раскол. В таком раздерганном виде мы долго не протянем, - пожал плечом Москва. - Не знаю... Может, у Владыки есть соображения. С его колоссальным опытом... не знаю, Толик.
- Какой он на вид?
- Владыка?.. Он славный.
- Он хороший или плохой?
- Владыка другой, - ответил столичный гость после значительной паузы. - Через несколько минут, братец, подъем закончится. На Луне сам познакомишься с Владыкой.
Москва не ошибся. Уже вскоре, не продолжая подъем на сопку, идущий первым Дормидонт остановился у выступа прямой ровной скалы, нерукотворной тысячелетней стелой возносящейся к серому дальневосточному небу. Дождавшись всю растянувшуюся при восхождении группу, он забрался в переплетение щупалец сухопутного осьминога-стланика, большим коричневым ботинком приминая к земле один из стволов. В серой, изгрызенной бесчисленными годами скале открылась расселина, скрывающая каменное сооружение. Кособокой грубостью и откровенной мегалитической прочностью живо напоминая обыкновенный дольмен, постройка имела квадратный, широкий, грубо пробитый проем, в который человек среднего роста мог пройти, не сгибая спину. Неяркий дневной свет, попадая на внутреннюю стену каменного ящика, показывал кусочек сильно пострадавшей от времени карты.
Если кто-то из путешественников устал или измучился тяготами перехода по мокрой иркутской тайге, теперь он молчал. Если кто-то прежде жаловался, злился, уныло рассказывал о своем или просто отбивал чечетку зубами, теперь он собрался с духом. Самые нахальные, самые оголтелые лесные обитатели, и те вдруг стали заметно тише.
- Пора, Дормидонт? - внезапно нарушая хрупкую торжественную тишину, спросил самый противный и самый нетерпеливый из собравшихся.
Никто ему не ответил.
Дождавшись, когда ствол стланика осторожно подхватят, мужчина в коричневых ботинках удобнее устроил лямку рюкзака, нырнул в расселину, зашел под крышу сооружения. Осторожно коснувшись пальцами камней, он постоял немного, затем обернулся к выходу:
- Золотые зубы точно никто не поставил?
- Не томи, Дормидонт! Так то, давно пора! Намокли! День не резиновый! И давно проголодались! - закричали собравшиеся.
- Обручальные кольца сняли?
- Пропускай под крышу! И не в первый раз! Правила Владыки известны! Так то, замерзли!
- Сережек не носите? Запонок? Клепок на пузе? Цепочек? Бубенцов на причинном месте? Точно? - настаивал Дормидонт, плотно загораживая проход.
- Братцы! У меня швейцарский хронометр! Братцы, я не специально! - почти испуганно воскликнул столичный гость, хватая себя за запястье.
- Тупая ты башка! - четко вырвалось из общего недовольного сердитого гомона.
Демонстративно показав чуть ли не каждому желтые наручные часы с массивнейшим золотым браслетом, москвич неуверенно понянчил сокровище на ладони:
- Братцы, может кто в машину отнесет? Братцы, я славно заплачу. Сколько нужно?
- Никто из-за тебя не пойдет ходить! - воскликнул Дормидонт. - Даже не покупай! Безмозглых дураков нет.
- Москва, ты под камень положи, - посоветовал кто-то.
- Верно. И на обратном пути заберешь, - подхватил тощий коротышка. - Часы не бутерброд с колбасой. И в тайге не пропадут.
- Давайте я в машину отнесу, - вдруг предложил новенький. - Кирилл Эдуардович, я реально не тороплюсь путешествовать. Правда, правда.
- Нашелся один безмозглый дурак, - хмыкнул Дормидонт.
- Кто такой, этот Кирилл Эдуардович? - донеслось из-за стланика.
- Даже пара безмозглых дураков, - заметил Дормидонт. - Некоторые ничего не понимают. Некоторые старые и безмозглые дураки. Но ты-то молодой, ум при самом себе лежит. Струсил испугом?
Анатолий тряхнул головой:
- Не испугался я нисколько. Правда, правда. Реально, помочь хочу.
- Оставляй часы под камень, Москва, - распорядился Дормидонт.
Завернув хронометр в носовой платок, столичный гость послушно спрятал узелок под приметную глыбу и виновато поклонился:
- Братцы, я не специально. С совета директоров сорвался, не успел домой заехать.
- Еще золотые вещи с собой есть? - строго спросил Дормидонт, отступая внутрь некогда изуродованного дольмена.
- Нет золота! Хватит тянуть! Мы тебе не индейцы, совсем без золота живем! Нет! Замерзли насмерть! Командуй! Нет у нас никакого золота! - послышалось со всех сторон.
- Поторопитесь, - явно волнуясь, сказал Дормидонт. - Владыка ждать в ожидании не любит.
Хотя неказистая постройка в принципе не сумела бы вместить несколько десятков человек, собравшиеся у скалы засуетились, по очереди перепрыгивая через стланик.
Прямо перед Тороповым, в углу палатки стояли на жалких ножках медицинские носилки, на которых лежала маленькая сморщенная старушка. Георгий сразу вспомнил, что надоедливый бородач, безнадежно зараженный мизантропией, называл бабушку Ириной Петровной. Опутанная проводами, датчиками и трубками капельницы старушка тяжело, редко, с большой натугой дышала.
Узкая, неудобно-высокая больничная койка скрипнула под Тороповым. Полный мужчина в белоснежном халате блеснул очками, первым отворачиваясь от стойки с мониторами. Затем, повторяя движения врача, развернулся Загорелый Паук, придерживая забавный тюрбан бинтов, намотанных на голове. Несмотря на происшествие в котловане, беспамятство, ранение, его элегантнейший серый костюм был поразительно чист и идеально выглажен.
- Доброе утро, господин Торопов, - вкрадчиво, заметно настороженно произнес Загорелый Паук, в центре лба которого подрагивала маленькая, яркая, совершено круглая точка солнечного зайчика.
- Ваше самочувствие? - справился доктор, виноватым и даже каким-то вороватым движением прикрывая Ирину Петровну нелепой короткой шторкой.
Не отвечая, Георгий размял одеревеневшее плечо, повернул звенящую острой болью чугунную голову на громко захрустевшей шее. Чувствовал он себя так, словно долго и крепко-крепко спал на одном боку. Тело, соревнуясь с шеей, буквальнейшим образом скрипело. Спина страшно затекла и ломила сильнее всего. Хотя насморк еще не начался всерьез, расчихаться хотелось уже теперь. Сломанный позвоночник, подступающая простуда, вечно ноющий зуб, конечно, являлись неотъемлемыми атрибутами существования Торопова, но теперь Георгию казалось, что зуб, позвоночник и простуда взялись его доконать. Сильнее всего беспокоила зачем-то забинтованная голова.
- Позвольте, мой друг, отсоединить оставшиеся датчики... - начал врач.
- Стоп, господин доктор, - быстро проговорил Загорелый Паук. - Невозможно сейчас суетиться.
Врач кивнул, вполне сознавая, что Торопову, действительно, необходимо окончательно прийти в себя. С другой стороны, тот, кто пересек границу жизни и вернулся обратно, заслуживал хотя бы пристального взгляда в свою сторону.
Спрыгнув со лба Загорелого Паука, солнечный зайчик распался на три белесых пятна, еще меньше и значительно тусклее, которые вяло, беспорядочно, бесцельно принялись бродить по внутреннему пространству палатки, иногда засвечивая ничтожные кусочки изображений на мониторах компьютеров, дисплеях медицинской аппаратуры.
Прежняя одежда Георгия, естественно, пострадав ненамного меньше собственного тела Торопова, теперь валялась безобразной кучей окровавленного тряпья в дальней части медицинской палатки. Куртку сменила куртка похожего фасона, майку заместила майка в точности той же расцветки. Новые джинсы и кроссовки, явно намного дороже тех, что обычно покупала Георгию жена, видом и цветом тоже ненамного отличались от старых. Все неудобное, все новое. Все чужое. Чужое и... жутко заразное? У Торопова зачесалось тело: полностью, сразу, сильно, до обморока.
Носового платка на положенном месте не оказалось. В боковом кармане куртке нашелся телефон с заряженной батареей. При нажатии на боковую кнопку аппарат послушно издал недовольный мышиный писк, высветив на рабочем столе ярлыки приложений. Улыбающееся лицо молодой красавицы взглянуло на Георгия.
Торопов жалобно хныкнул, словно малый ребенок. В этом коротком негромком звуке прозвучало столько мольбы и детского горя, что доктор попятился, схватился за левую сторону груди. Неотступно провожаемый пятнышками солнечных зайчиков, Загорелый Паук вернулся из глубины палатки с полным стаканом.
- Итак, Аркадий Рафаилович, держитесь.
- Спасибо, мой друг, - пробормотал доктор и залпом выпил воду, не замечая на дне стакана крошечное вальсирующее пятнышко света.
С отчаянным визгом пролетев по воздуху в крепких руках, Ниточка вдруг замолчала, плавно опускаясь на землю. Прервавшееся в испуге дыхание восстановилось быстро. Чтобы целиком и полностью разглядеть очень высокого, просто-таки на удивление большого человека в военной форме, девочке пришлось отступить к краю траншеи.
Страх малышки прошел, растаял серым дождливым облаком в ясном летнем небе. Плакать абсолютно не хотелось.
- Вот где твои родители? - негромко спросил большой человек, привычным, вряд ли осознаваемым движением поправляя ремень автомата на плече.
- Нельзя говорить с незнакомыми взрослыми, - строго заметила Ниточка, в точности тем же машинальным движением поправляя шикарнейшее драгоценное ожерелье на шее.
- Ладно, землячка, вот сегодня можно, - разрешил военный.
- Разумные люди так не поступают, - возразила девочка.
- Вот правильно, землячка. Нельзя, значит нельзя, - согласился большой человек, оглядываясь по сторонам. - Меня зовут старший лейтенант Скоробогатый. Повтори, землячка.
- Старший лейтенант Скоробогатый.
- Вот ты меня уже и знаешь. Теперь новая проблема, я вот совсем не знаю тебя. А раз я с тобой не знаком, то тоже не могу, вот никогда в жизни не стану разговаривать. Проблема, землячка?
- Проблема.
- Разве мы молчим?
- Не молчим.
- Землячка, вот разве мы уже не говорим?
- Не говорим.
- Почему, землячка?
- Нельзя говорить с незнакомыми взрослыми. Незнакомые взрослые могут оказаться плохими незнакомыми взрослыми.
Вернувшись к началу, старший лейтенант Скоробогатый поморщился. Ни времени, ни желания на подобные заумные беседы он явно не имел.
- Землячка, вот чем занимаются военные? - спросил большой человек, оставляя попытку развернуться и уйти восвояси.