Художник обладал способностью передавать краски и чувства невиданных миров. Он рисовал, ощущая дыхание, слыша симфонии чужих планет, мало задумываясь над тем, какой эффект произведет на людей тема, оттенок или эмоциональный настрой картины. Стоило художнику начать полотно, как картина захватывала его и сама вела в работе, требуя искренности и вдохновения без остатка.
Век, когда человечество верило в святой космос, иссяк и, разумеется, творения художника нравились далеко не всем. Враждебно настроенная часть критиков утверждала, что творчество интересно новизной конкретной цели, или применением ранее неизвестных методов для решения азбучных задач; миры художника спорны, не имеют прав на существование, и гораздо достойнее рисовать родные пейзажи.
Художник с трудом понимал, как можно раскручивать индивидуальность на однажды классифицированные детали, зачем необходимо подстраивать собственный пульс под чье-то мнение и часто повторял, что лучше навеки утонуть в мечте, чем сделать для нее свинцовый плот. Его путь объяснялся, прежде всего, личными эмоциями, а вселенная художника была сердцем, где рождаются грезы. Как бы картина не выглядела в глазах окружающих, полотно было зеркалом нескольких скрытых мгновений.
Никто не знает, откуда приходит воображаемое и куда стремится реальное, но явь и вымысел взаимозаменяемы. Действительность опережает самые дерзкие выдумки, реальность не возможна без фантазеров. Все невидимое когда-нибудь становится видимым, и чувства обрели неоспоримую форму, когда художника пригласили на борт корабля, отправляющегося за границу Солнечной системы. Конечно, он с восторгом согласился.
Полет прошел не так, как планировалось. Страшный галактический шторм закружил звездолет и унес в неведомые дали. Связь отказала. Лечь на обратный курс не удалось. Маршевые двигатели нуждались в капитальном ремонте, и корабль, кое-как дотянув до планеты с воздушной атмосферой, совершил не вполне удачную посадку.
Восхитительно прекрасная планета была наполнена жизнью. Ничто здесь не напоминало Землю, основополагающие физические законы, и те пришлось срочно корректировать. В этом удивительном мире казалось, что родина человечества вообще не должна иметь прав на существование. После недолгих споров планета получила имя Надежда.
Осмотр звездолета показал, что первая посадка корабля, вероятнее всего, была последней. Очевидная бессмысленность труда отнимает будущее у тех, кто умеет ставить конкретные задачи и решать их, применяя как известные, так и вновь открытые способы. Паническая боязнь чистого листа заставляет расчерчивать бумагу на квадраты, не оставляя сил для прыжка, постоянные опасения прийти к финишу вторым лишают жизни на уровне замысла, но дело в том, что орбита Земли - великолепное сито.
Команда звездолета единодушно взялась за ремонт. Впереди были годы, десятилетия упорной работы, и никакой гарантии на успех. В часы отдыха художник писал картину, рассказывая о том, что ее краски развеют страх перед расстояниями, подчеркивая осязаемость света отчаянно далеких светил, признаются в любви именно недостижимым вершинам.
Экипаж корабля ошибся, предполагая, что хорошо знаком с манерой художника. Новая картина резко отличалась от всего, что он делал прежде. Художник нарисовал чуть тронутое туманом лесное озеро, величавые кедры, тянущиеся к запоздалым звездам, спящий песок берега и волны, заблудившийся в траве родник, застенчивый серп Луны, розовеющее небо.
Ремонт звездолета грозил превратиться в религиозный культ следующих поколений, но работы по восстановлению корабля не прекращались. Все меньше оставалось людей, которые помнили Землю. Выкраивая время, художник писал только родные пейзажи, а его излюбленной темой был рассвет.