Когда солнце рубиновым студнем ляжет на волны и будет жадно лакать соленую воду. Когда океан вздохнет, дунет на берег лёгкой прохладой отгоняя жару далеко к скалам. Когда знойное небо тяжелым маром сползет нехотя за солнцем-отцом освобождая место звездам с кулак.   Она выйдет на берег к прогнившей лодочной пристани встречать рыбаков с дневного лова.  Пнет ногой нахального пеликана и сядет на краю доски, опустит ноги в теплую воду. Отлив. И мне пора. Я наблюдаю из окна своей избушки-кабаньи который вечер, несколько недель. Она приходит всегда в одно и тоже время, хотя рыбаки приедут не скоро. Одно и то же движение ногой в сторону пеликана. Пеликан отпрыгнет на метр, но не улетит. Ручной, совсем. Сейчас, так он и улетел, разогнался!  Ему же рыбу здесь дают, по приезду, рыбаки.

Девушка, девочка, девчушка... Босоногая худышка, мулатка. Ждет своего отца с моря, а я не знаю как с ней познакомиться. Она волнует меня, я задыхаюсь, когда вижу ее там... на пристани. Сегодня подойду, у меня веская причина, завтра уезжать, а так и не сказал ни одного слова. Что сказать? Глупость какая.  Еще какая! Она не знает обо мне ничего, ну разве что: "Гринго приехал, не купается в море, не выходит в пуэбло, сидит кукучей в своей кабанье и лишь в окно выглядывает"  А я знаю про нее все! Абсолютно, все. Я придумал. Она такая, такая...  Спелая, тугая маслина, и блестит мелкими капельками пота в  лучах заката. Её тело щедро начинено ядреным духом юга, знойной энергией, созрело для плотской любви обогнав при этом осторожность и практичность, понятие о том как выгодней распорядиться своим телом.  Господи! О чем это я? Мне сорок... Ей тринадцать, может быть... Что же в ней такого, в этой шоколадной мулатке со смоляными, мелкими кудряшками вместо волос и еще по детски в ссадинах коленками?

Я видел ее позавчера утром в выбеленном солнцем и морской солью платьице едва прикрывающем то, что намагничивает взгляд. Несла пластиковое ведро набитое кокосами к лодке, рыбакам нужно пить в море, они ждали на пристани, сидели в лодке и покрикивали: "Рапидо! Рапидо!"  Ей было тяжело, она изогнулась балансируя вес своим телом и... при этом свободной рукой прижимала к груди тряпичную куклу-обезьянку. В куклы играет, а я: тело созрело, тело созрело! Помочь или нет? Неудобно... Что подумают люди сидящие в лодке? Проклятые условности ограничивающие моё право на свободу. Что подумают люди... Что, подумают люди? Если вдруг, Господь сделал эту половинку для меня. Пусть ошибся в расе, пусть запоздал с возрастом. Но она именно моя половинка, та что принадлежит одному гомункулу, одному атому, который во всей вселенной лишь один, а мы с ней его электрон с протоном.

Черт! Душно. Жарко. Почему, об этом всём, думаю я, а она даже не подозревает о моем волнении? Или подозревает?  Лениво повернула голову в сторону моего деревянного домика.  Она же чувствует, что за ней следят. А может она чувствует почти тоже самое, что сейчас творится со мной? Зачем бы она  приходила сюда за два часа до прибытия лодки? И провидение не зря подтолкнуло меня поселиться  в этой деревушке, в этом доме, рядом с пристанью. Девочка моя! Прочти мои  мысли, услышь посылаемые тебе яростно телепатические импульсы. Повернись еще раз! Повернулась. У меня ёкнуло сердце. Работает! Хотя... Это я уже проделываю последние две недели, и срабатывало с половинной вероятностью. Нужно подойти просто  и сказать ей... Я трушу. Не подойду  и в этот раз, а завтра... А завтра утром я уеду и может быть никогда сюда не вернусь.

У меня был однажды шанс заговорить. Я шел к роднику за водой по узкой тропинке в пальмовой роще. А  на встречу  мне она, маленькая, гибкая антилопа, черная, жгучая самка. Удар током обычная щекотка по сравнению с тем, что испытал тогда. Вот где осознал всю теорию о едином гомункуле,  созданным богом . А ведь раньше смеялся! Посмеяться еще раз, что ли? Меня парализовало в буквальном смысле, не смог пошевелиться загородив всю тропинку. Она улыбнулась глядя мне в глаза, изящно вильнув бедрами обошла едва коснувшись, быть может, всего лишь задела воздухом. Но как я встрепенулся! Мы оглянулись синхронно. Она еще раз улыбнулась брызнув лучистым взглядом. И в тот же вечер я стал замечать ее на пристани. Приходила ли раньше? Хоть убей, не вспомню! Хочется верить, что нет. 

Я подойду... я подойду. Как бы трудно ни было, как бы не о чем было говорить. Мужчина в конце концов, а? Подойду и скажу: "Привет", а она в ответ: "Привет". Так, начало положено, что дальше? Дальше. "А я завтра уезжаю" Она: "Очень хорошо" Кольнет обида: "Почему хорошо"?

- Ну, наверное хорошо, для Вас.
- А для тебя?
- А я вот жду папу с рыбалки... - уклонится от прямого, идиотского вопроса. Вопросы конечно же идиотские. Идиотские вопросы, идиотские ответы.

Говорить не о чем. О чем говорить, когда хочется схватить её в охапку, прижаться к ней всем телом, слиться в плотный гомункул, зарыться носом в её мелкие кудряшки. Не знаю, хочу ли я секса с ней? Не думал об этом совсем. Просто, обнять и проникнуться единением. Хочет ли она того же? Нет, я не об этом. Чувствует ли она необходимость и потребность в таком единении. Не помню себя в тринадцать лет. Вот незадача... Что я хотел в тринадцать лет? А, помню! Я хотел прокатиться на "кукурузнике", был такой сельхозсамолет. Он летал низко над полем близко у нашего дома и брызгал какую-то желтую пыль. А я мечтал. Потом побежал за ним по пшеничному полю, задыхаясь в желтых парах химикатов. Нестерпимо болели глаза и нос забило едкой серой. Нет. Так не годится. О чем думает девочка в таком возрасте? Я же не был девочкой, поэтому не знаю. 

- Ты живешь здесь? - еще бестолковей вопрос.
- Да. А Вы, где живете?
- Очень далеко. Сюда никогда не приезжал. - "черт, подери! какую чушь несу!"
- А я живу с папой, мамой и братиком Альберто, он маленький еще и сосет сисю.

Она же ребенок еще! Самой впору сосать. А я с ней, как со взрослой женщиной. Сплошной идиотизм. Тело налилось соками, а мозги... Может не надо подходить? Бог с ней, с половинкой, столько лет жил без этого... Ну ошибся он, ошибся. Не моя вина. А она слишком юна даже для моих фантазий. Не могу представить ее в своей постели. Она через время выйдет замуж, найдет пару, считая, что это как раз то, что дал ей бог и так никогда не узнает, что пазлы не сходятся, потому что я, тот кусок картона с вырезанной выпуклостью для неё... Но почему мне так хочется сказать ей об этом? Почему душа криком кричит? Подойди! Подойди! Подойди!

Я же видел тот неподдельный интерес ко мне, когда, после столкновения у родника, специально начал делать рейды в деревню с целью встретить еще раз. И  нашел у магазинчика, куда она ходила за сахаром. Черные губы дрогнули обнажая ярко-белые зубы, глаза радостно вспыхнули. Или не радостно, просто вспыхнули при виде старого знакомого. Или это интерес к белому? Сюда белые приезжают редко. Она легонько кивнула мне давая еще один шанс заговорить, но я не проронил ни слова. Как будто здоровенный фурункул вскочил на языке, заполняя собой рот, как будто великан схватил за этот самый язык, вытянул его двумя пальцами изо рта по самый корень, уложив на чурбак и рубанул мачете. Она тоже промолчала и юркнула в открытую дверь магазинчика-тиенды предварительно обернувшись, чтобы посмотреть на меня с разочарованной улыбкой. Она расстроилась! Расстроилась моей тупости. Теперь я знаю. Ведь и она чувствует тоже самое, что и я. Потому и приходит сюда каждый вечер.

На что надеется? Что хочет от меня? Того же? Значит ангелы ей нашептывают те же мысли? Или мои терзания неведомым образом транслируются через суперэфир и обволакивают её сердце. Дают тот же импульс и те же размышления. Узнать бы. Как хочется знать! Так. Еще раз продумать как скажу. Подойду по пристани сзади, пеликан недовольно заерзает приоткрывая один глаз, отгоняя сон коротающий ожидание подачки рыбы. Она заметит беспокойство пеликана, да и доски скрипят, не подойти незамеченным. Обернется, как в который раз и, улыбнется.

- Привет, - скажу я.
- Привет, - ответит с удивленной улыбкой.

Присяду рядом, как можно ближе, на вторую доску. Я заметил эту доску еще днем. Опущу ноги в воду, так же как и она, возьмусь руками за свои колени. Нужно повторять движения и позы собеседника, чтобы проникнуть в его мысли.

- Тебя как зовут?
- Кима.

Интересное имя. Может и вправду угадал?

- А Вас?
- Как твоего братика, - "тьфу пропасть какая!" А может у нее вовсе никакого брата нет? Это же сплошные мои выдумки. Или пусть она не спрашивает как меня зовут.
- Я давно за тобой наблюдаю...
- Я знаю.
- Я пришел сказать тебе... Хочешь знать, что мне кажется?
- Что?
- Что ты мне нравишься.
- Правда?
- Правда.

Я протяну руку и обопрусь о выступ доски почти рядом с её бедром.  Бог мой! Какой запах. Как от девочки пряно пахнет! И эта смесь с запахом моря. Вдохну полной грудью, медленно через нос, чтобы запомнить наслаждение.

- Ты веришь в бога?
- Верю.
- А ты знаешь как он сказал? "Поди и найди свою долю".
- И Вы нашли?
- Да. Только сейчас.

Я трону ее колено. Поглажу, нежно заглядывая в  глаза. Она не отпрянет, улыбнется и похоже не удивится. Она ждала этих слов и действий. Сделает неуловимое движение в мою сторону и я пойму. Конечно же я пойму! Не болван ведь какой? Тоже двинусь ей навстречу. Лицо её близко, близко. Проведу губами по ее щеке возле краешек губ. Она широко раскроет глаза, это ее первый поцелуй в жизни, от мужчины, приоткроет губы, чтобы пустить меня к себе, дать повод.

Никакого секса! Какой секс к бесам? Она еще не готова, она должна прийти к этому сама. Только сказать девочке о том, что я ждал ее всю жизнь, как просил бога, дать мне сил дождаться её рождения, и как  приехал сюда совершенно случайно, даже не подозревая, что моя единственная уже выросла... Буду осторожно трогать ее тело, буду ласкать и говорить, говорить торопливо, чтобы успеть до приезда рыбаков.

Да! Рыбаки! Они и правда скоро приедут и у меня не останется времени сказать ей всё это. Нужно идти. Идти сейчас же, иначе, всё это так и останется у меня в воображении. Хвать мечтать, пора делать свою мечту.

 Солнце уже нахлебалось океана и разбухло бесформенным заревом на западе, отяжелев  скользнуло  рубиновым обмылком в воду. Скоро звезды выползут. Вон Венера висит в огненных разводах неба. Я иду, я пойду. Решительно придушил сигарету о пальму растущую прямо у порога, в белом как снег песке. Двинулся к пристани. Я боюсь. Этого еще не хватало! "Иди и скажи все!" Ступил на шаткие доски пристани. Зашагал вперед еле передвигая  ватные, млеющие ноги. Пеликан встрепенулся, склонил голову набок выискивая во мне опасность, так и не найдя ни одного признака, вновь погрузился в сон. Я подошел близко. Она обернулась ко мне и улыбнулась.

- Ола! - сказал я.
- Ола! - ответила она.