|
Извещение пришло в половине шестого утра. Коммуникатор издал громкую тревожную трель с прикроватной тумбочки. Фрэнк спросонья едва не сшиб его на пол, и в сумерках не сразу нащупал кнопку отбоя.
- Что случилось? - не открывая глаза, спросила Мардж, с оттенком досады в голосе. - Официальные звонки в такую рань?
Фрэнку не требовалось читать сообщение, чтобы дать ответ. Всю бухгалтерию семейного бюджета он держал в голове.
- Пустяки, - ответил он, - спи, Марджери. Я недобрал сорок семь кредитов до минимальной суммы расходов за этот месяц. Работы много, все как-то недосуг пройтись по магазинам.
- О господи, Фрэнк, - сонно пробормотала Мардж, - какой стыд! Неужели так сложно спустить сорок семь кредитов? Хорош ты будешь в роли нарушителя закона!
- Ерунда, - сказал Фрэнк, - сегодня заберу Эрика из школы и заеду с ним в супермаркет. Пусть выберет, что хочет. В конце концов, у мальчишки завтра начинаются первые каникулы.
- Не забудь утили...ли...зировать его синего медведя, - сказала Мардж, снова погружаясь в подушку, - и красную маш...маш...
Через секунду она уже снова мирно посапывала. Фрэнк заботливо прикрыл жену одеялом, спустил ноги на пол, нашарил тапки и прошел в столовую. Сон пропал, спугнутый сообщением инспекционного центра. Фрэнк дословно знал присланный текст, но для соблюдения формальностей все же открыл сообщение и прочел: "Уважаемый Фрэнклин Вествуд! Напоминаем, что вам необходимо реализовать потребительский минимум в сумме 47 единиц до 24-00 текущего дня текущего месяца, во избежание репрессивных санкций. Пожалуйста, не забудьте исполнить свой гражданский долг! С уважением, региональный отдел "Глобал ворлд банк".
Уже совсем рассвело. По улицам еще метались радужные сполохи ночных реклам, но город уже просыпался. Фрэнк открыл дверцы шкафа и с чувством обреченности уставился на ряды разнокалиберных кофейных банок. Их было не меньше полусотни. Процесс выбора всегда излишне утомлял Фрэнка. Обычно эту заботу брала на себя Мардж. Фрэнк даже не пытался вникать, по какому принципу она это делает. Его вполне устраивало, что кофе к завтраку был неизменно вкусен, горяч и заправлен молоком в нужной пропорции. Но сейчас Марджери досматривала прерванный сон, и Фрэнку не оставалось ничего, кроме как закрыть глаза и взять одну из банок наугад. "Свежий, бодрящий, насыщенный вкус кофе "Black hooper" сделает каждое ваше утро ярким и незабываемым. "Black hooper" теперь на 10% больше и насыщенней" - автоматически прочел Фрэнк. Он подавил в себе желание сличить этот рекламный текст с надписью на другой, первой попавшейся упаковке, достал капсулу, вставил ее в кофейный аппарат, и отправил банку обратно на полку.
Пока нагревалась вода, инспектор бегло просмотрел распорядок дня в коммуникаторе. Расписание было плотным, предстоящее дело обещало быть серьезным. Возможно, самым серьезным за всю карьеру инспектора контроля потребления Фрэнка Вествуда.
***
Огромный синий медведь с перепачканной шоколадом плюшевой мордой кое-как поместился на заднее сиденье. Красный игрушечный "Феррари" пришлось впихивать в багажник. Выглядел он как настоящий, да и весил немало. Переднее кресло заняла коробка с кубиками и еще какой-то мелочью, собранной Мардж на скорую руку в комнате Эрика.
- Чего приуныл, малыш? - спросил Фрэнк, надежно пристегивая сына к детскому креслу. - Сегодня у тебя карт-бланш по случаю летних каникул. После школы выберешь любую игрушку, какую захочешь.
- Я хочу медведя, - буркнул Эрик.
- Хорошо, - сказал Фрэнк, - выберешь медведя. Какого захочешь, лишь бы он поместился в машину.
- Я хочу моего медведя, - тихо сказал Эрик, потянув к себе измазанного шоколадом зверя. - Я его уже выбрал.
Фрэнк вздохнул и взглянул на часы. Времени оставалось немного. Но все же он присел на корточки и ласково потрепал вихрастую голову сына. Восемь лет - критический возраст. В отсутствие гражданской ответственности ребенком управляют эмоции. Мальчишке надо бы уделять больше времени, но время - единственный дефицит в мире инспектора Вествуда.
- Сынок, - сказал Фрэнк, - этот медведь у тебя уже две недели, он замарался, и папа тебе купит нового.
- Я хочу синего, - упрямо повторил Эрик, отведя взгляд в сторону.
- Папа тебе купит нового синего медведя, - пообещал Фрэнк.
- Я хочу этого, - тихо сказал Эрик, - я с ним подружился.
Подбородок сына предательски дрогнул, и он отвернулся, уткнувшись носом в синтетический мех игрушки. Фрэнк снова взглянул на часы и тронул сына за плечо, но тот отдернул руку.
- Ты подружишься с другим, я тебе обещаю. Эрик... Возьми себя в руки, ты же мужчина. Давай поговорим, как мужчина с мужчиной.
Эрик покорно повернулся, размазывая по щекам непрошенные слезы.
- Ну вот, - одобрил Фрэнк, - другое дело. Ты же знаешь, какая у папы ответственная работа, верно? Ты ведь уже совсем взрослый, и должен все понимать. Твой папа следит за тем, чтобы люди соблюдали закон. Поэтому сам должен служить примером для всех. А ты мой сын, и поэтому должен быть примером другим детям. Ты ведь не хочешь, чтобы папе было за тебя стыдно?
Эрик мотнул головой, хотя его подбородок и продолжал кривиться.
- Ну-ну, мой медвежонок, - продолжал уговаривать Фрэнк, - папа уже говорил тебе, что мы не можем только покупать вещи. В конце концов их станет столько, что мы не поместимся в квартире. Поэтому разное старье приходится утилизировать. Таков порядок. Я слежу, чтобы все соблюдали порядок, без исключения. Все граждане. А значит, и ты. Ты же тоже гражданин, верно? Мой самый лучший гражданин.
Эрик вытер слезы и кивнул.
- Да, папа.
- Вот и славно, - сказал Фрэнк, - я в тебе ни секунды не сомневался. Теперь мы поедем в школу. А на пути обратно завернем в магазин и выберем тебе подарок.
***
На вид ему было все пятьдесят, а по документам сорок два. Лишние годы прибавляла неухоженная борода, потертый свитер, давно вышедшие из моды очки в тонкой металлической оправе, и общая запущенность. Что еще поражало в нем с первого взгляда, так это удивительное равнодушие, которым нарушитель взирал на досмотр своих вещей инспекционной комиссией. Большая часть этих вещей даже не была распакована. Единственное, чем пользовался хозяин квартиры - книги. Столько бумажных книг, собранных в одном месте, инспектору еще не приходилось видеть. Многие из них были настолько ветхими, что едва не рассыпались от старости прямо в руках.
- Как же вы дошли до жизни такой? - сочувственно спросил Фрэнк. - Вы меня слышите? Гражданин Вебельман!
- Я слышу вас, - ответил задержанный.
- Мне получено разобраться в обстоятельствах вашего дела, - сказал инспектор. - Не хочу скрывать, что дело серьезное. Поймите, это не праздное любопытство. Найти для вас оправдание очень сложно, пригодятся любые смягчающие обстоятельства. Поэтому я снова спрашиваю, что довело вас до такой жизни.
- До какой? - равнодушно поинтересовался нарушитель.
- До той, например, где вы сидите в старом линялом свитере, одним своим видом оскорбляющем закон о потреблении.
- Но мне нравится этот свитер, - сказал Вебельман. - Я его люблю.
Инспектор вдруг подумал, как много общего у его собеседника с детьми. Фрэнку случалось не раз преодолевать упрямство Эрика, когда тот прятался за стеной показного непонимания, блокируя слух и зрение, словно закрывая невидимую дверь в ребячью душу на замок. Приходилось изрядно постараться, чтобы подобрать к этому замку ключ и восстановить контакт. Взломать воображаемую дверь ничего не стоило, но грубый подход необратимо покалечил бы детскую психику и принес только слепое подчинение вместо понимания. Фрэнк не был сторонником жестоких мер, предпочитая гибкую политику. Возможно, налаживать общение с большим ребенком следовало схожими методами.
- Вас, кажется, зовут Лев? - мягко спросил инспектор.
- Лев Соломонович, - ответил собеседник.
- А я инспектор Вествуд. Можете звать меня просто Фрэнк.
- Что вам от меня нужно, Фрэнк? - без обиняков спросил нарушитель.
Инспектор неторопливо переложил стопку книг на столе, прочитывая непонятные названия, пестревшие пугающими математическими терминами.
- Я хочу вам помочь, - ответил он. - А для этого мне предстоит разобраться, какие обстоятельства вынудили вас нарушить гражданский долг. До недавнего времени вы не имели трений с законом, и считались образцовым гражданином. Поэтому я и спрашиваю, что же такое с вами случилось, Лев Соломонович.
- Я не понимаю, что вы от меня хотите, - упрямо повторил нарушитель, рассеянно теребя и без того взлохмаченную бороду.
Фрэнк показал на груду нераспечатанных коробок, описью которых занималась инспекционная комиссия, выясняя даты последнего приобретения товаров.
- Крайний срок утилизации этого старья истек еще четыре месяца назад.
- Ах, это...- вздохнул нарушитель. - Бюджетом занималась моя жена... Простите, бывшая жена.
- Стало быть, семейная драма могла заставить вас позабыть о гражданском долге? - спросил Фрэнк. - Видите, я все пытаюсь найти смягчающие обстоятельства в вашем деле.
- Драма? Не было никаких драм. Она просто собрала чемоданы, и...Но я снова не понимаю, - нахмурился Вебельман, - что вы имеете в виду?
- Господи, - фыркнул Фрэнк, - вы бесподобны! Как же можно так мало знать о мире, в котором вы живете?
- Простите, - раздраженно заметил собеседник, - меня всегда занимали несколько иные проблемы.
- Насколько я понимаю, вы математик, - сказал инспектор, кивнув на книги. - Значит, считать умеете.
- Более-менее, - иронично улыбнулся нарушитель.
- Значит, вы в состоянии вести личный бюджет в отсутствие жены. Именно это вам заявит обвинитель в суде.
- Вы сказали "в суде"?
- Да, Лев Соломонович. В суде. Именно в суде. И речь в этом суде пойдет о лишении вас гражданства. Вы понимаете, что это значит?
Вебельман снял очки и промокнул нечистым платком вспотевший лоб, силясь осознать сказанное, но у него не слишком получалось.
- Простите, - сказал он, - я никак не улавливаю логическую связь между моим бюджетом и гражданством.
Фрэнк очень глубоко вздохнул, с усилием выпустил воздух через сжатые губы, и сказал:
- У меня такое ощущение, что вы проспали последние двадцать лет, Лев Соломонович. Как Рип ван Винкль.
- Не то чтобы проспал, - ответил математик, - просто, как я уже сказал, меня занимали совсем другие проблемы, из области математических задач тысячелетия.
Внезапно инспектора осенило.
- Вспомнил! - воскликнул он, хлопнув себя по лбу. - Точно! Я вспомнил! Нобелевский лауреат Вебельман!
- Вы перепутали, - ответил нарушитель, - Альфред Нобель исключил математику из своего списка. Я лауреат Филдсовской премии, и Премии тысячелетия.
- Ах, да, верно. Все газеты писали о вас два года назад. Вы, кажется, доказали тогда какую-то теорему?
- Гипотезу Римана. Это...
- Даже не пытайтесь объяснить, - прервал его инспектор, - все равно не пойму. Как и причину, по которой вы отказались от премии.
- Видите ли, я... из тех людей, которым нужно очень мало вещей. Поэтому...
- Это выше моего понимания, - снова перебил Фрэнк. - Вы человек недюжинного ума, это видно сразу. Такое количество книг увидишь сегодня не в каждой публичной библиотеке. Тем удивительней, что мне приходится рассказывать мыслителю такого уровня о вещах, известных каждому школьнику!
- Я слишком давно учился в школе, - заметил математик, машинально приглаживая растрепанную бороду.
- Но еще есть пресса, радио, телевидение. Курсы подготовки потребителей, в конце концов. Незнание закона не освобождает от ответственности, Лев Соломонович. Dura lex, sed lex. Что вам известно относительно глобальной экономической системы?
- Ну... Тотальная глобализация... Антикризисная эволюционная политика... В общем, практически ничего, - откровенно признался Вебельман.
- Это не новость, - кивнул инспектор. - Не думайте, что своим неведением вы претендуете на исключительность. Отнюдь. На этой планете четырнадцать миллиардов жителей, сто семьдесят восемь тысяч из которых ежедневно нарушают закон о гражданской ответственности. Ровно половина из них - по той же причине, что и вы. Большую часть жизни обязательные покупки за них совершали ближайшие родственники: мама, папа, жена или муж. Мама и папа рано или поздно умирают, супруги разводятся. И тогда эти политические иждивенцы остаются один на один с миром, в котором они ориентируются хуже, чем новорожденный в джунглях.
Нарушитель смутился и принялся без надобности протирать очки.
- Откровенно говоря, - сказал он, - я надеялся, что приношу своей работой пользу для общества...
Фрэнк снова вздохнул.
- Видите ли, Лев Соломонович... Как я уже сказал, на этой планете живут четырнадцать миллиардов человек. И вполне недурно живут, не подозревая о существовании доказанной вами теории Римана. Современный мир легко может обойтись без фундаментальной науки, Лев Соломонович. Но не может обойтись без глобальной экономической системы. Свободный рынок был слишком непредсказуем, - привычно повторял инспектор заученную лекцию. - Подъемы в нем чередовались со спадами, денежная эмиссия росла, инфляция повышалась, что привело, в конце концов, ко всеобщему дефолту и к тотальной экономической депрессии. Во избежание третьей мировой войны и была создана глобальная потребительская система, простая и гениальная. На каждого гражданина планеты была возложена почетная обязанность поддержания экономики минимальным ежемесячным лимитом обязательных затрат. Это дает системе стабильный товарно-денежный оборот, что позволяет компенсировать возможные перекосы рынка. Постоянный и предсказуемый спрос на товары формирует стабильный рынок труда. Продукция производится, продукция потребляется, продукция утилизируется. Все при деле, нет кризиса, безработицы, голода, политической нестабильности. При условии, что каждый человек выполняет свой гражданский долг. Каждый, Лев Соломонович. Без исключений.
Математик снова снял очки, с любопытством окинув инспектора невооруженным взглядом.
- А если человек не поддерживает вашу сизифову политику? - спросил он.
- Не советую вам заявлять это в суде, - жестко парировал инспектор. - Хотя свободу воли никто и не отменял. Закон не запрещает отказаться от гражданского долга. Но кто не имеет обязанностей, не имеет и прав.
***
"Все-таки, с детьми намного проще", - думал Фрэнк, протискиваясь по магистрали через дневную пробку и озабоченно поглядывая на часы. Эрик довольно болтал ногами в детском кресле, пристегнутом к переднему сиденью. Весь багажник и заднюю часть салона занял новенький акваплан с электромотором, облегчивший лимит Фрэнка на целых тридцать кредитов. Он рассчитывал потратить больше, но шикарная сверкающая обнова заняла все воображение мальчишки, не оставив места для других желаний. Теперь официальные извещения сыпались на коммуникатор Фрэнка каждый час, но цейтнот поджимал инспектора - нужно было сдать стопку отчетов и успеть заехать в следственный изолятор, а он все не мог пробиться через пробку, чтобы отвезти сына домой.
- Чем вы сегодня занимались? - поинтересовался Фрэнк.
- Проходили, как правильно выбирать игрушки на этой неделе, - ответил Эрик. - Еще нам говорили, какой модный цвет будет летом.
- Какой цвет будет в моде, - поправил Фрэнк.
- Да, папа. "Сомон" и "Ниагара".
- Верно. Ты отлично справился с практикой, - похвалил отец, - и выбрал правильный подарок.
Коммуникатор снова пискнул. На этот раз пришел ответ на запрос в информационный центр. Инспектор набрал присланный номер.
- Алло? - осведомился женский голос.
- Здравствуйте. Это Ирма Вебельман? Вас беспокоит инспектор Вествуд, из контроля потребления, - представился Фрэнк.
- Это Ирма Блэр,- донеслось из динамика.- После развода я вернула девичью фамилию.
- Я звоню по поводу вашего мужа. Простите, бывшего мужа, - поправился Фрэнк.
- Что опять натворил этот болван? - холодно спросила Ирма. - А впрочем, все равно. Я потратила на него восемь лет жизни - к счастью, теперь это не мое дело.
- Речь идет о лишении гражданства. Я подумал, что вы...
- Что - я? Снова стану опекать сорокалетнего младенца? Тащить на себе все хозяйство, пока он грызет ночами карандаши над своими тетрадками? Нет уж, меня довольно!
- Папа, почему тетя на тебя сердится? - спросил Эрик, на секунду покинув радужные грезы о первом испытании подарка в бассейне.
- Я все понимаю, - сказал Фрэнк, игнорируя детский вопрос. - Но ситуация такова, что спасти его может лишь взятие под опеку. Есть у него другие родственники?
В разговоре возникла длинная пауза. Фрэнку даже показалось, что связь оборвалась.
- Папа, тетя плачет? - спросил Эрик.
Фрэнк снова проигнорировал вопрос.
- Когда суд? - внезапно спросила Ирма странным севшим голосом.
- Утром, - ответил Фрэнк.
- Передайте ему...- сказала Ирма. - А впрочем - ничего...
***
- Сигарету? - спросил Фрэнк.
- Спасибо, я не курю, - ответил математик.
- Я тоже. Но иногда другие просят закурить.
- Не думаю, что это поможет.
Инспектор снова принялся мерить шагами камеру. Четыре шага вперед, оборот, четыре назад, и снова.
- Не понимаю,- сказал он. - Решительно вас не понимаю. Неужели это вам так тяжело - сделать несколько покупок?
- Нет, - ответил Вебельман, - не тяжело.
- Тогда почему?
- Не хочу.
- Глупо, - сказал Фрэнк. - Ребячество. Ослиное упрямство.
- Принцип, - возразил математик. Он покопался в нагрудном кармане рубашки, вынул оттуда сложенный помятый листок и положил его на тюремный стол. - Вот.
Инспектор перестал колесить по камере и подозрительно уставился на исписанный формулами клочок бумаги.
- Что это?
- Будущее, - коротко резюмировал арестант.
- В каком смысле?
- В математическом. Если выразить эту формулу графически... Вы представляете себе затухающую синусоиду?
- Что?
- Я позволил себе сделать расчет вашей экономической модели.
- Я ничего не смыслю в математике, - сказал инспектор, - но вижу свое будущее довольно ясно. А ваше - не вижу вовсе. Потому что у вас нет будущего. В девять утра начнется суд. В девять двадцать - судья ударит молотком по столу и объявит приговор. В самом лучшем случае - если ваша бывшая жена передумает и согласится оформить опеку - вас признают недееспособным и пожизненно запрут в сумасшедший дом.
- Что ж, у меня появится возможность найти там единомышленников. А в худшем случае?
- В худшем - дело кончится лишением вас гражданства.
- Я не слишком большой патриот, - ответил Вебельман, - и надеюсь это пережить.
Инспектор удивленно вскинул брови:
- Пережить? Пережить?! Вы так ничего и не поняли? Как раз этого-то права у вас и не будет!
Коммуникатор Фрэнка издал новый тревожный сигнал.
- Прощайте, - сказал инспектор. - Меня зовет мой гражданский долг. Я потратил на вас много времени, но все было напрасно. Больше я ничем не могу вам помочь.
Лев Соломонович протянул инспектору исписанный формулами листок.
- Прошу вас, возьмите. Мне больше некому это передать.
- Эти цифры мне ничего не говорят,- сказал Фрэнк, - и я не знаю никого, кто способен это понять.
- Тогда возьмите это на память, - ответил математик. - Через полтора года... Самое большее, через двадцать месяцев - вы все поймете.
Инспектор задумчиво взвесил на ладони сложенный листок и нажал кнопку вызова охраны.
***
Последнее предупреждение Фрэнк получил у входа в ночной магазин.
- Мы уже закрываемся, - проворчал охранник.
Фрэнк молча показал ему текст уведомления, и под недоуменно-сочувственное: "надо же было так дотянуть..." - был нехотя пропущен через турникет. Он механически толкал тележку между стеллажами безлюдного полутемного супермаркета, не в силах решить, в какой ряд свернуть. В конце концов, так и не выбрав, он свернул в первый попавшийся, и увидел бесконечные ряды кофейных банок. "Свежий, бодрящий, насыщенный вкус" - мелькали надписи на боках пестрых разнокалиберных упаковок. "Теперь еще больше и еще насыщенней!" Процесс выбора всегда излишне утомлял Фрэнка. На минуту его охватило чувство полной безысходности. Сделав над собой усилие, инспектор пошел вдоль ряда, наугад выхватывая банки и сваливая их в корзину.
На кассе он сунул руку в карман за кредиткой, и оттуда выпал исписанный листок.
- Что это у вас такое странное? - поинтересовалась кассирша, с любопытством разглядывая незнакомые символы.
- Будущее, - рассеянно ответил Фрэнк.
- О! - сказала кассирша. - Как интересно! И какое оно?
- Я не знаю, - ответил инспектор. - Вы представляете себе затухающую синусоиду?
- Нет, - улыбнулась кассирша.
- И я - нет. И в этом наше счастье, - сказал Фрэнк.
Касса зажужжала и звякнула, выплюнув ленту чека. Коммуникатор Фрэнка издал победный сигнал официального уведомления. Инспектору не нужно было читать сообщение - он знал его дословно.
|
|