Это не было похоже на пробуждение. Это был мгновенный выход из небытия. Андрей успел мельком увидеть круглые дырочки в лобовом стекле КамАЗа, в кружевной паутине радиальных трещин. Потом по кабине прокатился дробный стук, похожий на удары градин по железной крыше. Машина конвульсивно вздрогнула, и со страшным скрежетом смяла борт идущего впереди трейлера. Белая надпись 'KFOR' на сером брезенте изогнулась и лопнула повдоль. Андрея бросило на лобовое стекло. Боль прострелила голову навылет, и небытие поглотило его снова.
Андрей все падал и падал в черную пустоту, как в бездонный омут, уже не ощущая никаких связей с миром, кроме горячей, ослепляющей боли, заполнившей все его существо. 'Вот какая она',- отрешенно подумал Андрей,- 'Совсем нестрашная. Нелепая. Дурная. Странная. Черная. Просто пустота. Невесомость. Отсюда уже не выбраться... С этой глубины... Даже не надо дышать... Да и чем дышать, если нет ничего - ни воздуха, ни тела. Только тьма...' Боль не притуплялась, а сознание все не гасло до конца. Вокруг было странное пространство. Беспросветно-черное, наполненное смутными, бесформенными тенями. И голосами. Далекими, на грани слышимости.
Слов было почти не разобрать, но Андрей почему-то был уверен, что говорят именно о нем. Затем разговор перешел на повышенные тона, и стали различимы обрывки фраз. 'Тампон!'- потребовал кто-то резким, неприятным голосом. Запах спирта ожег ноздри. Острой болью резануло разбитые губы. Зато гул в голове немного утих, и Андрей узнал голос полковника: 'Я требую прекратить! Сержант ранен!' 'Это я',- осознал Андрей,- 'Я сержант. И я ранен. Батя - молодец, батя за нас...' 'Пишите ваш рапорт!',- отозвался тот, другой,- 'Здесь я командую!'
Андрей почувствовал укол в плечо. Бездна крутанулась вокруг сержанта, голоса словно провалились в черную пушистую вату. И снова зазвучали на грани слышимости. Речь шла о лейтенанте Левушкине и каких-то парламентерах. 'Левушкин жив!'- успел понять Андрей, прежде чем боль усилилась снова и сожгла остальные мысли,- 'Олег, Олежка! Жив, командир! Жив, курилка! Это главное. Жив - это главное... И парламентеры... Парламентеры убиты. Сперва - они. Левушкин - потом. А пока - жив. И это - главное...'
И было второе пробуждение. Сначала, как будто издалека, как сквозь толщу воды, слышались глухие разрывы, звон гранатных осколков по раскаленной кабине, автоматный стрекот, заглушаемый гулкой дробью крупнокалиберного пулемета. Потом звуки приблизились, обрели четкость и объем, и дрожь машины, прошиваемой пулевыми трассами, была уже вне пустоты.
Реальность вернулась вместе с болью. В первую минуту боль согнула сержанта почти пополам. Ослепила и оглушила. Сжала огненной рукой, душила и не отпускала. И сознание снова повисло на грани небытия. Но потом способность дышать вернулась, и Андрей, наконец, открыл глаза.
Сквозь покрытое трещинами стекло почти ничего не было видно. К тому же вдоль колонны ползла пелена дыма, затянувшая все вокруг. Андрей потянул за рукав повисшего на руле шофера, и тот послушно повалился на правый бок, открывая залитое кровью лицо. 'Чарыга',- вспомнил Андрей фамилию убитого солдата. На левом виске его, чуть повыше уха, виднелось в черной спекшейся крови входное пулевое отверстие.
Дверь заклинило. Андрей выбросил автомат в окно, и осторожно, чертыхаясь шепотом от боли в помятых ребрах, выкарабкался следом. Падать пришлось вверх ногами. В глазах снова потемнело, вокруг замелькали серебристые искры. Сержант закашлялся и выплюнул в песок черный сгусток. Из носа хлынула кровь. Пришлось его зажать и посидеть с минуту, запрокинув голову. Отдышался. Пожалел, что не захватил фляжку. У Чарыги всегда был коньяк про запас. Запасливый был солдат Чарыга.
Под соседней машиной, лицом в луже крови, лежал Щербак, еще один солдат из его взвода. Андрей опознал его по татуировке на правой руке. Стрельба еще продолжалась частыми одиночными выстрелами. Сержант прислонился к простреленному скату машины и потянул к себе автомат. Литое, маслянисто-желтое тело патрона легко скользнуло в ствол. Прицельную планку на пятьсот метров. Примерно столько до 'зеленки', откуда щелкают сухие неприцельные выстрелы.
Головная машина полыхала, пачкая небо иссиня-черным дымом. В воздухе стоял удушливый смрад горящих медикаментов и коптящей резины. Метрах в ста от края дороги замер почти не поврежденный бензовоз. Видимо, во время боя его попытались то ли угнать, то ли отогнать подальше. Остальная часть колонны сбилась в кучу, совершенно заблокировав дорогу. И Левушкин ждал где-то там, впереди.
Андрей выбрал момент, когда дым чуть сгустился, сделал короткий рывок и скатился в правый кювет. Пулемет в зарослях запоздало 'татакнул', взметнув пылевые фонтанчики у обочины. 'Черта тебе лысого, сволочь!'- злорадно усмехнулся Андрей, ожидая, когда схлынет очередная волна боли в поломанных ребрах. Лежать было невозможно: кровь застучала в висках, разбитое лицо снова закровоточило. Теплое и соленое потекло по губам. Андрей привстал на одно колено - благо, глубина кювета позволяла.
Впереди взметнулся в небо огненный шар: в головной машине взорвался бензобак. Облако дыма и пыли разостлалось по земле, закрыв колонну, и сержант, зажав рукой бок и стиснув зубы, побежал вперед, пригибаясь, когда пули свистели совсем близко.
Ближе к центру колонны кювет был доверху забит беженцами. Они лежали вповалку, вперемешку с ранеными солдатами. Андрей увидел одного из своего взвода, но тот был без сознания. Дети хныкали. Убитые лежали поодаль. Женщины умело и споро перевязывали раненых. Здесь, за плотной стеной машин, было относительно безопасно. Два солдата, перемазанные до неузнаваемости, чинили поврежденный БТР. На вопрос о Левушкине один из них махнул рукой куда-то вперед. Где четвертый взвод, они не знали. Андрей передал женщинам, взявшим на себя обязанности санитарок, аптечку и перевязочный пакет. Наскоро смыв запекшуюся на лице кровь, Андрей сделал несколько скупых глотков теплой задохшейся воды из протянутой фляжки, он осторожно двинулся вперед, перебегая от машины к машине в перерывах между пулеметными очередями.
Ближе к левой стороне дороги пули ложились так плотно, что Андрею поневоле пришлось двигаться по-пластунски. Здесь дым и без того был редок, а тут вдруг еще повернулся назад, и пулемет немедленно отозвался короткой прицельной очередью, взбившей пыль всего в полуметре от головы Андрея. Сержант мысленно чертыхнулся и быстро перекатился под защиту лейтенантской машины.
Перевернутый УАЗик лежал поперек кювета. Сквозь узкую щель между землей и машиной была видна пыльная форменка лейтенанта Левушкина с расплывшимся пятном пота между лопаток. У Левушкина была замотана кисть левой руки, и на левом же виске темнело бурое пятно, проступившее сквозь бинтовую повязку. Каску лейтенант где-то потерял. Весьма неосторожно лежа на свежевырытой земле бруствера, он внимательно разглядывал в полевой бинокль заросли 'зеленки', из которой все щелкали и щелкали выстрелы. По левую руку от него лежал Репейник и лениво жевал сухую травинку.
- Сегодня особенно лютуют,- нахмурился Левушкин, сползая обратно в кювет.
- Обложалися, вот и отыгрываются,- язвительно заметил ефрейтор, обкусывая травинку,- Пишите, грит, ваш рапорт хоть на имя министра обороны! Слыхал, лейтенант? Батя весь ажно позеленел от злости.
- Ну, и толку? Если он и напишет, нам сейчас от этого не легче.
- Да уж...Они тама бумажками перекидываются, а мы тут ерьмо хлебаем.
- Ладно тебе, чего разнылся-то,- нахмурился Левушкин,- Без того на душе погано.
Репейник выплюнул травинку:
- Да я-то что... Мне-то не привыкать. Сержанта жалко. Крепко его приложили.
Лейтенант кивнул:
- Досталось Андрюхе. Уже почти сорок минут прошло, а его все нет...
- Да здесь я!- откликнулся Андрей, скатываясь в кювет,- Принимай пополнение, командир!
Репейник иронично прищурился:
- Здравия желаю, товарищ сержант. Здравие вам щас не помешает. Главное, ноги на месте. А нос, его ить и приклеить можно.
- Андрюха!- обрадовался Левушкин,- Наконец-то! Мы уж думали, не дойдешь.
- Да уж, были мысли временами...
- Только мысли?- не унимался ефрейтор,- А явления мистического плана? Типа там разного рода видения и прочая потусторонческая хрень?
Воздух прошила длинная пулеметная очередь, вспарывая капот перевернутой машины. Сверху потекло горячее масло, заливая и без того грязный камуфляж Репейника, и ефрейтор торопливо пополз в сторону, матерно чертыхаясь вполголоса. Андрей осторожно промокнул рукавом под носом.
- Ты как?- осведомился Олег.
- Не бери в голову, справлюсь как-нибудь. Мне бы только свой взвод найти... Я видел двоих... убитыми. Один ранен. А где остальные?
- Остальные по плану были в замыкающей машине,- отозвался Репейник, безуспешно пытаясь оттереть рукав сухой травой,- Которую в клочья разнесло. Зрелище - чистый Голливуд. Бум! И одни колеса догорают.
- Вот черт...- Андрей в расстройстве двинул каску на затылок, и новая боль раскаленной иглой воткнулась ему между глаз. И взорвалась в мозгу гранатой, отняв на этот раз и слух, и зрение, и сознание. Сержант побелел и уткнулся головой в стенку кювета.
- Андрей!
- Чего это он?- оторопел Репейник,- Смотри, лейтенант, он хоть дышит?
- Трепись поменьше,- огрызнулся Левушкин,- Снова на 'губу' захотел? От твоего трепа только вред один.
- А от твоего молчания - польза, командир? Мне 'губа' - дом родной. Ну хочешь, я ему сам все скажу?
В центре колонны взревел дизель БТРа. Левушкин обернулся.
- Все. Пошли по плану. Давай, выпускай парламентеров.
- Хороший план заделали наши стратеги, право слово,- оскалабился ефрейтор,- Хорошо, Андрюха в отключке, не видит, как это глупо выглядит. Но ты начальство, тебе виднее.
Левушкин промолчал. Репейник снова усмехнулся и пополз по кювету влево. Олег дождался, пока он скроется из виду, и принялся осторожно тормошить сержанта. Потом отстегнул от пояса свою флягу и приложил к его губам. Андрей поперхнулся и открыл глаза.
- Сейчас... Сейчас... Уже прошло,- отозвался он,- Уже прошло...
- Да ты, друг мой, совсем расклеился...
- Ничего, отдышусь. Возвращение... входит в привычку... Надо же, свалила-таки, дрянь.
- Хлебни-ка еще.
- Черт, губы жжет!- поморщился Андрей,- И крепко же меня... Эти обмороки - цветочки, я ведь не помню ни хрена. Слышишь? Я при Репейнике только не хотел говорить. Растреплет еще, помело... Ни к чему это... Помню только, как очнулся в машине. А как попал туда, куда мы ехали, откуда - все напрочь забыл. Вот ерунда какая... Сон, не сон... Бред наяву.
Левушкин спрятал фляжку и ответил, глядя в сторону:
- Не бери в голову. Пройдет. Считай, что это легкая контузия.
- Контузия... Врешь ты все. Чего же я тогда каску снять не могу? Сразу боль... жуткая боль, и в глазах темно. Беженцы эти... какие-то все на одно лицо... Репейник еще... этот бред несет...
- Ты его больше слушай,- угрюмо сказал Олег,- Каску только больше не снимай. Поверь мне, все будет нормально. Будешь вспоминать это, как дурной сон. Со мной такое уже было.
- Опять врешь. Все вы мне что-то не договариваете. Боитесь чего-то, что ли? Ни черта я не пойму, что здесь происходит.
- Думаешь, я до конца понимаю?- вдруг обозлился Левушкин,- Разбитая колонна, двадцать шесть убитых, сотня беженцев, около сорока бандитов, то ли повстанцев, то ли мародеров, один болтливый ефрейтор и один контуженый сержант - вот все, что мне положено понимать! Что я могу тебе сказать? Мы влипли - дальше некуда! Как говорит Репейник, 'в ерме по самые ухи'... А я - еще на метр глубже, потому что я тебе с одной стороны друг, а с другой начальник, и спросу с меня - за то и за это.
- Ну, так реши, что для тебя важнее, друзья или звездочки!
- Да плевал я на звездочки!- взъярился Олег,- Слева присяга, справа приказ! Куда ни поверни, все одно иуда! Игрушку себе нашли?! Оловянного солдатика?! Идите вы, с приказами вашими, в...
Пулеметная очередь снова прошила бруствер. Левушкин принялся отплевываться и отряхиваться от песка, нещадно пользуя малоцензурную лексику Репейника. Потом замолк, устало привалился к стенке кювета и закурил.
- Ладно, не дуйся,- посоветовал он,- Лучше хлебни еще. Это поможет. Вон и порозовел маленько, а то был бледный, как поко... тьфу ты, язык паскудный...
Андрей привалился рядом. Сквозь дымную пелену синело грязноватое небо. По небу ползли на удивление одинаковые облака. Андрей закрыл глаза.
- Слушай, Олег,- сказал он,- Ты помнишь наш старый двор? Корявые клены, и сирень, и старые качели... Помнишь, как играли в казаков-разбойников? Прятались в пыльных лопухах и стреляли друг в друга из деревянных автоматов? Пах! Пах! 'Левушкин, ты убит!' 'Нет, это ты убит!' А? Помнишь?
- Да... смутно как-то,- растерялся Левушкин,- Слишком давно это было. Как в другой жизни. А чего это ты вдруг?
- Да так,- вздохнул Андрей,- Вспомнилось отчего-то... Ты знаешь, меня не покидает ощущение какой-то... нереальности всего, что со мной происходит. Как будто я не здесь, а где-то далеко-далеко... Сплю и не могу проснуться... Во сне не должно быть боли, и все-таки... Не понимаю. Временами мне кажется, что я схожу с ума. И даже начинаю слышать какие-то голоса... Они говорят что-то важное... Очень важное. И даже, кажется, про меня... Да нет, я знаю, точно знаю, что это обо мне, но ничего не могу разобрать. Какие-то отрывочные фразы... Я не понимаю, что со мной. Но ты-то ведь понимаешь, я же вижу! И молчишь...
Стрельба, между тем, прекратилась. Послышался шорох, и в канаву с лавиной песка скатился вернувшийся Репейник.
- Все, как приказано,- доложил он, отряхиваясь,- Броня на ходу. Все наготове. Парламентеры вышли.
- Парламентеры?!
- Парламентеры,- кивнул Левушкин куда-то ввысь,- Согласно приказу.
Андрей схватил бинокль и привстал над бруствером. Две фигурки под белым флагом неторопливо двигались в сторону зарослей. И буквы KFOR на их спинах белели, как мишени.
- Лейтенант! Останови их! Немедленно!!!
Левушкин непонимающе обернулся:
- Зачем?
- Не спрашивай, делай! Я не знаю, как, откуда я это знаю, но я знаю, что их убьют. Их, а потом... Левушкин, верни их! Еще не поздно!
- Не могу,- ответил лейтенант,- Да и поздно уже...
В зарослях жимолости дрогнула тяжелая ветка. И тотчас же оттуда, из черной тени, брызнули желтые пунктиры трассирующих пуль. Гулкое эхо пулеметной очереди достигло дороги с опозданием в полторы секунды. Потом наступила тишина. Только слышно было, как пламя пожирает остатки разбитых машин в голове колонны, да трепещет на ветру белый флажок мертвых парламентеров.
- Пора,- сказал лейтенант, поднимаясь в полный рост,- Ох, и не люблю я помирать...
Автомат забился в его руках, как большая умирающая птица, мелко и часто. Дымящиеся гильзы градом посыпались в песок. И горячая пуля уже летела в его горячую голову. Но Андрей знал, что делать. От удара под коленки Олег свалился, как подкошенный, и очередь, предназначенная для него, просвистела мимо. Лейтенант поморщился от ушиба.
- Черт!
- Нашел время геройствовать!
- Классная подсечка!- завопил Репейник,- Теперь мы им покажем! Ух, как мы им покажем! Предохранители поплавятся!
- Давай ракету!- крикнул Андрей,- Давай! Жми, пока не перегорело! Мы их размажем!
- Предохранители, говоришь?- прищурился Левушкин,- Дурни, у них же вся карта крапленая!
- Давай, давай, давай, командир!- горячо зашептал Репейник,- Разнесем в щепки этот вертеп! Мы же спецназ, а не марионетки! У меня эти мерзавцы уже во где!
Лейтенант недобро усмехнулся:
- Да что мне, больше всех надо? Пошалить хотите? Хрен с вами, давайте будем пошалить. У меня эти стратеги со своими приказами тоже во где. Репейник, на тебе бензовоз. Рви его к чертовой матери. Дым нас прикроет.
- Есть, лейтенант!- обрадовался ефрейтор, заряжая обойму зажигательных в автомат,- Вот за что я тебя люблю, так это за минуты просветления. Дадим-ка им жару!
Лейтенант поднял ракетницу и выстрелил. На выгоревшем полотнище неба вспыхнули две яркие белые точки. Очередь Репейника прошила цистерну бензовоза. Бензин вспыхнул, и через несколько секунд взорвался. Пылающий шар ударил вокруг раскаленной взрывной волной. Занялась пламенем сухая трава, затлели чахлые кусты, закоптила колесная резина. Над землей потянулся ядовитый черно-желтый дым. Рядом, за спиной, натужно взревел мотором БТР, неуклюже перевалился через кювет и замер в ожидании сигнала.
- Атака!- выкрикнул лейтенант, снова поднимая ракетницу,- Атака!!!
И это слово, словно распрямившаяся пружина, в одно мгновение подняло всех, оставшихся в строю.
Атака!
Красная ракета прожгла зенит.
Атака!
Тяжелая туша БТРа скрылась в удушливом горьком дыму.
Атака!
Горящая земля летит из-под ног неровными большими скачками. KFOR, KFOR, KFOR, KFOR - белые буквы на касках и спинах. Горячий автомат рвется из рук, остервенело плюясь оранжевым огнем.
Атака!
Гулкая, непрерывная пулеметная дробь. Желтые трассы свинцовыми иглами сшивают дымные клочья, сметая на своем пути все живое, вжимая его в пепел, в черную копоть.
Атака! Атака!
Слепящий сноп гранатного разрыва впереди.
Закашлявшись в едком дыму, Андрей привалился спиной к закопченной броне БТРа, от которой то и дело с привизгом отлетали пулевые рикошеты. Откуда-то сбоку, из мутной полутьмы, вынырнула серая тень Левушкина.
- Подбили, суки!- чертыхнулся лейтенант, пристраиваясь рядом,- Куда мы теперь без машины?! У этих гадов патронов - несчитано. Слышь, молотит не переставая!
- Что?!- переспросил Андрей,- Говори громче, не слышно! Что будем делать? Люди залегли!
- Вижу, не слепой!
Из дыма возникла еще одна тень.
- Потеснитесь-ка, товарищи начальники!- прокашлял чумазый как черт Репейник, охлопывая себя по тлеющим местам,- Однако, горим на работе?! Вас еще игры эти не достали?
- Что?!- не расслышал Андрей.
- Игры, сержант! В солдатиков! Хочешь узнать кое-что о проекте АГ-12?
- О чем?!
- Об Академии Геро...
Пуля попала ему в висок. Репейник нелепо дернул головой,
- Ну, я им, гадам!.. Гранаты к подствольнику есть?!
- Одна!
- Давай!
- Я сам! Сам! Огнем прикроешь!
Лейтенант зарядил подствольный гранатомет и осторожно выглянул из-за борта машины.
- Черт! Ни пса не видно, все в дыму!
- Бей только наверняка!- крикнул Андрей,- Не погасим пулемет - амба, граната последняя!
- На броню!- кивком указал Левушкин.
- Давай! Разом!
Они вскарабкались на горящую машину, откуда 'зеленка' была видна, как на ладони, и Андрей ударил по кустам длинной непрерывной очередью. Пули срезали тяжелые ветки, срывали листву, заставляя тех, кто прятался там, в их густой полуденной тени, прекращать огонь, вжимаясь в жесткую сухую траву.
Первый рожок растаял почти мгновенно, и Андрей быстро сменил его на второй. Автомат затрещал было снова, но тотчас же смолк, поперхнувшись перекошенным патроном. Андрей, сдирая кожу с пальцев, рванул на себя затвор, но тот заклинило намертво.
- Олег! Стреляй, чего ждешь?!
- Куда?! Пулемет молчит! Не вижу!
В тени жимолости тускло блеснула вороненая сталь стволов. И тогда торопливо, словно боясь испугаться и передумать, Андрей шагнул вперед, закрывая лейтенанта от вспыхнувших в дыму лепестков дульного пламени. И едва последняя граната взметнула в ослепительной вспышке взрыва землю и ветви вперемешку с частями разбитого пулемета, что-то горячее и тяжелое ударило Андрея в грудь, сбив с ног. Андрей покачнулся, выпустил из непослушных рук автомат и медленно-медленно, как в рапиде, стал заваливаться на спину.
- Ты чего?- растерялся Олег,- Сержант! Андрей! Андрюха! Ты что, ранен?! Да не молчи же, ну!
Он осторожно уложил отяжелевшее тело на броню.
- Боже мой, кровь... Сколько крови... Что же это, а? Почему кровь?! А где же ваша блокировка?!! Где же ваша чертова блокировка?!! Эй! Эй, там! Остановите машину! Слышите?! Да выключите же ее, наконец!!!
И машину выключили. Звуки боя смолкли. Замер на полуобороте лейтенант, застыли облака и клубы дыма над горячей землей. Свет померк, стало душно и больно, и Андрей снова полетел в знакомую пустоту с голосами. '...камфару и адреналин!.. каталку!.. быстрее!.. капельницу для переливания!.. готовьте все к немедленной операции!.. Физраствор! Давление падает!' 'Шлем!' Это батя: 'Снимите же с него этот шлем!'
Андрей почувствовал, как чьи-то невидимые руки подхватили его и повлекли куда-то, сдирая с головы приросшую каску. С кровью, с кожей, с горячей режущей болью. Он вздрогнул от едкого запаха нашатыря и открыл глаза в кафельной комнате без окон, с длинными рядами откидных кресел, с трудом различив в склонившимся над ним размытом белесом пятне бледные лица Олега и полковника. Потом каталку повезли к лифту, и полковник ушел следом. Олег остался у одиноко стоящего белого кресла, опутанного нейронами проводов. И кресло, и валявшийся рядом шлем, и буквы АГ-12 на нем были залиты кровью.
- Боже, сколько крови!- повторно ужаснулся Олег,- Почему?!! Как же так?!..
- Ты когда-нибудь был на сеансе гипноза, лейтенант?- спросил Репейник,- АГ-12 означает 'анизотропный гипноизлучатель'. Мне лаборант сказал. Знаешь, как они между собой называют этот проект? Академия Героев.
- Но в прошлый раз все было нормально. Я же горел, ты помнишь? Я заживо горел в этом чертовом бензовозе, а у меня только шкура едва покраснела!
Репейник прошел вдоль ряда кресел, взял за грудки оставленного для присмотра за приборами лаборанта и бесцеремонно поволок его к установке:
- Сейчас этот специалист нам все популярно и разъяснит. А если не разъяснит...
- Ты его задушишь,- заметил Олег, отдирая ефрейтора от лаборанта,- Тише, Репей, парень нам и так все расскажет, верно?
Лаборант согласно закивал.
- Выкладывай, что вы утворили с моим сержантом,- приказал Олег,- Или я за своих ребят не ручаюсь.
- Все дело... в пороге блокировки,- затараторил испуганный лаборант,- От нее зависит степень реальности. При слишком сильном... уровне излучения... в смысле, внушения... ткани... они начинают повреждаться на самом деле. Наяву, понимаете? Вот статисты, они понимают, где находятся. Для них это все просто компьютерная игра. Виртуальная реальность, понимаете? Низкая степень адекватности поступков и... и поведения.
- А популярнее?- оскалился Репейник, тыча в лицо лаборанта окровавленный шлем Андрея,- Или тебя самого засунуть в эту штуковину?!
- Остынь, уж куда яснее,- сказал Олег,- Не очень-то ты боялся там словить пулю, зная, что сидишь в теплом кресле, в полной безопасности. В то время как Андрей... Верно я излагаю?
Лаборант энергично закивал:
- Да. Но, насколько я знаю, проект АГ-12 по завершении испытаний будет запущен в серию, и тогда... статистов уже не будет... А можно, я сяду, меня мутит... от вида крови...
- А что, дельная штука,- прищурился Репейник,- Представь, лейтенант, каково это: знать, что в бой с тобой пойдет и с п ы т а н н ы й товарищ, с гарантийным талоном и печатью о годности к эксплуатации! Только вот интересно, ордена и звездочки за эти подвиги вручать будут? Хотя бы посмертно?!
- Не каркай, дурак!- рявкнул Олег.
- Я-то заткнусь. А ты тоже смолчишь, лейтенант? Вот ребята, вроде, уже дозрели. Я прав, Чарыга?
- На все сто.
- Командуй, лейтенант,- заявил Щербак,- А то сами начнем.
- Руки, знаешь, как чешутся. Но твое первое право. Он твой друг,- заметил Репейник,- И не далее, как сегодня, за тебя живот положил. Так стоит это чего-нибудь, или нет?
Олег отставил в сторону лаборанта и поднял за ножку тяжелый лабораторный табурет.
- Так, значит, Академия?- переспросил он.
Лаборант неловко кивнул.
- На поток, значит?- недобро усмехнулся Олег,- Серийное производство героев... Чертовски заманчиво! Ты прав, Репейник. Стократно. Тысячекратно. Пора и нам сказать, что мы об этом думаем.
- Ребята, что вы делаете?- забеспокоился лаборант,- Это правительственный проект! Над ним весь институт пять лет работал! Вы не представляете, сколько сюда вложено труда! Стойте, я вас умоляю!
Лаборанта оттащили в сторону. Левушкин коротко размахнулся и резко опустил табурет на операторский пульт. Серый пластик прогнулся и лопнул. Зуммер тревоги заверещал жалобно, сигнализируя о полученном повреждении. Олег размахнулся посильнее и ударил с плеча. К писку одного зуммера присоединилось еще несколько. Запахло горелой изоляцией.
- Теперь,- хрипло сказал лейтенант, поднимая воображаемую ракетницу,- К бою. Атака. Атака!!!
Серебристые шлемы статистов посыпались на пол, лопаясь под тяжелыми солдатскими ботинками. Хрупкий пластик затрещал пистолетными выстрелами, озаряя белый кафель фейерверками коротких замыканий. Лаборант осел на пол, закрыв голову руками, и только вздрагивал от каждого нового хлопка.
- Жаль,- процедил сквозь зубы Репейник через две минуты, когда ломать стало больше нечего,- Слишком быстро.
Только тогда все обратили внимание на лаборанта, восседающего в груде мусора. Обхватив руками плечи, он механически кивал головой, точно китайский болванчик. Но жалости это зрелище ни у кого не вызывало.
- Лейтенант,- сказал Репейник,- У вас руки в крови...
Олег взглянул на свои запачканные ладони и попытался оттереть их о форменку. Но присохшая кровь не оттиралась...