Осень уходит, а мне будто всегда её мало. Всей душой я люблю жёлтые и красные листья клёна и дикого винограда, ягоды рябины и бересклета, запоздалые розы, лепестки в каплях дождя и нежное, сладкое с едва ощутимой осенней горчинкой благоухание. Люблю яркие фонарики-сердца физалиса и неожиданно, почти по-весеннему распустившиеся цветы безвременника.
Ночи становятся всё длиннее, есть что-то таинственное и манящее в холодных зеркалах озёр; в тихом течении реки, будто накануне Самайна в каждую реку незримо вливаются воды Стикса; в волнующем шелесте раскидистых и корявых вётел по берегам - они хранят зелёную листву до самой зимы; в роняющих листву тополях и корнях, поросших мягким и влажным мхом.
Меня завораживают очертания оголённых ветвей с оставшимися кое-где редкими листьями, они словно причудливая графика тушью на фоне небес, хранящая тайные послания или стихи, написанные ветром и вороньими криками.
Я люблю ветреную, упоительно-тёмную и дождливо-снежную поступь ноября, заморозки и кружево инея на траве, сверкающее хрусталём в свете луны, звездопад снежинок и агатовые узоры ещё тонкого льда. Каждый год почти с нетерпением я жду Самайна, и моя душа раскрывается навстречу ему, словно портал, соединяющий пути разных миров, и во мне, словно свеча или костёр, вспыхивает древнее, дикое и колдовское пламя и горит до самого рассвета и ещё несколько ночей после.
Люблю тяжёлые гроздья калины - горчащие, алые, чуть тронутые морозом. Словно капли крови среди снега, от холода они становятся лишь вкуснее, согревая своим теплом. Каждая ягода хранит в себе крохотную косточку-сердце, будто это сердца всех тех, кто влюблён в осень и восхищается ею. Одно из этих сердец - моё.